- Обратите внимание, дамы и господа! Дворовая девка Маринка, семнадцати лет отроду. С малолетства была взята в дом в услужение к княгине Лисицыной, так что будет отличной служанкой любому достойному! Обучена кухарским премудростям, сервировке барского стола и даже грамоте, господа! Не упустите редкий шанс приобрести столь обученную прислугу! Всего сто рублей и Маринка ваша, господа! Есть желающие?
Зазывала всячески старался как можно лучше расхвалить свой 'товар', описывал чуть ли не безграничные выгоды покупателю этой крепостной, лишь бы кто-нибудь ее купил. Увидев наш остановившийся караван, он прибавил громкости голоса, дабы привлечь внимание. Но этого и не было нужно. Не сговариваясь, полковник и я практически одновременно остановили свои кибитки и вышли наружу. Мне было интересно, а вот наш попутчик явно озаботился покупкой себе крепостного. Увидев меня, Николай Иванович подошел и поинтересовался:
- Неужели Ваша Светлость решили приобрести себе русских крепостных?
- Пока не думал об этом, господин полковник. Вот, уважаемый Тагир меня всячески отговаривает, наши 'старики' не поймут...
- Так, у Вас выходит тоже конфликт поколений? Не думал, право, что в Ханстве кипят такие страсти. Признаться, я о своем новом месте службы практически ничего не знаю, лишь крохи по слухам от бывших сослуживцев. Теперь же, познакомившись с Вашей Светлостью, я намерен как можно больше узнать о наших южных соседях и союзниках...
- Будем только рады, Николай Иванович. Я вижу в наших добрососедских отношениях лишь только благо как для России, так и для Ханства.
- Истину говорите, Ваша Светлость, истину! Для того я и поставлен на это место, дабы еще больше улучшить наши с Вами отношения.
'Ага, только мне-то не надо лапшу вешать на уши. Улучшать он поставлен, как бы не так... Ну да ладно, кажется, первый мой заход вышел удачным. Будем и дальше играть 'младшего брата', а там посмотрим как ситуация повернется. А пока надо как следует обжиться, освоиться тут, раз уж занесло...'
Между тем, к нам присоединились и господа офицеры во главе с неизменным премьер-майором Семеновым, решившие, видимо, размять затекшие за время пути ноги. Вместе мы приблизились к платформе, на которой уже завершалась сделка купли-продажи той молодой крепостной. Некая уже не молодая особа в шикарной меховой шубе с двумя крепкими подручными расплачивалась с продавцом за свою покупку. Увесистый мешочек с позвякивающим содержимым перекочевал в руки продавца в обмен на небольшую бумажку, своего рода документ-чек, подтверждающий продажу одной крепостной души. Для меня все это действо было омерзительным, но довольно привычным. Там, откуда я сюда попал, было отнюдь не лучше.
Вот, продавец вывел новый лот для продажи, это была целая семья: мужчина был кучером, а женщина кухаркой и немного швеей. Оба были еще не стары, здоровьем не обижены, но без детей. Покупателей на них сперва не нашлось.
- Пожалуй, куплю. Хотел по приезде в Царицын присмотреть себе прислугу, но раз уж подвернулся случай...
Вот так легко наш попутчик, полковник Панин стал обладателем двух душ крепостных, кстати, в дополнение к своим трем сотням, проживавшим где-то в Вологодской губернии.
Следующим и последним на сегодня продаваемым стал уже не молодой швед в износившемся и потерявшем прежний цвет мундире. Эхо войны со скандинавами. Выглядел швед чумазым и обросшим, что в купе с его возрастом не добавляло ему покупательской привлекательности. Представили его как крепкого и послушного работника и носителя иностранного европейского языка, больше ничем другим продавец похвалить его не мог. И стоил старый вояка всего пятьдесят рублей.
- Уважаемый Тагир, нам надо его купить.
Сказал я это ничуть не скрываясь, так что на меня уставились абсолютно все рядом стоящие. И господа офицеры, и полковник, и даже мой незаменимый тайша. Как оказалось, причин тому было несколько. Первым было непонимание Тагира: зачем вообще тратить деньги на старого крепостного, от которого пользы почти нет. Другое, общее: всем кроме пока что меня было известно, что в Империи существует правило, по которому запрещено продавать крепостных лицам инородческого происхождения. Пусть даже и подданному этой Империи, вроде нас с Тагиром. Другими словами, я не мог купить здесь себе никого, пусть даже у меня и имелись для этого средства, закон был против.
Первым ожил премьер-майор Семенов:
- Кхм, прошу прощения, Ваша Светлость, но я могу Вам с этим помочь. Я его куплю... а потом... потом подарю его Вам. Вот на Новый Год хотя бы... Хоть он уже и прошел...
'А ведь и правда, Новый Год прошел, даже Рождество... Эх, такие праздники в пути пропали! А Семенов похоже решил тоже наладить отношения. Интересно, это его желание или приказ питерского начальства?'
- Так и быть, господин майор, дарите.
- Кхм, премьер-майор, Ваша Светлость... Сейчас организуем!
С этими словами он направился прямиком к продавцу, где после недлительной торговли и осмотра 'товара', сделка была совершена. Семенов сбавил цену на шведа с первоначальных пятидесяти до сорока двух рублей серебром, тайша Тагир был очень поражен этим.
По виду полковника Панина и остальных молодых офицеров из команды Семенова, им было очень интересно зачем же мне старый швед. Признаться честно, мне и самому это не до конца было понятно. Захотелось вот. Тайша Тагир чуть позже поведал мне о том, что за прошедшую войну с Пруссией, нами были отправлены домой не только караваны воинских трофеев, но и ценные для нас пленные. Точного списка он предоставить конечно же не мог, но там точно были некоторые мастера как военного дела, так и сугубо гражданского. Делалось это конечно же тайно, русское правительство старалось ограничивать развитие подвластных им окраин. Тем же самым, кстати, промышляли и казаки Федора Ивановича Краснощекова, походного атамана донских казаков. Так однажды, например, при разграблении окраин Берлина, воины моего нойона Эрдема завязали с казаками перестрелку из-за пленных мастеров литейного цеха. Тогда, правда, все обошлось, десятерых немцев просто поделили пополам и разошлись.
После суточного отдыха в Твери и подготовке к дальней дороге новых попутчиков, караван вновь тронулся. Очередные трое суток и мы в Первопрестольной. Кстати говоря, при подъезде к городу, мы попали в самую настоящую пробку, затор на дороге. Всему виной были опрокинувшиеся сани с ягодами в бочках. И теперь эти ягоды рассыпались поперек проезжей части и вместе с поломанными санями и раскиданными бочками мешали движению. Умники конечно же нашли объездной путь, благо, дорога была не на возвышенности и объехать место аварии не составляло особого труда. Въезжать в сам город у нас не было намерения, а потому, обогнув Москву по объездной дороге, на ночлег мы остановились в пригородном гостином дворе. Дальше нас ждал Астраханский тракт, самый скучный отрезок пути, во время которого ничего примечательного вообще не происходило. Десять дней до Тамбова и двенадцать до Царицына. Однако, и это время я использовал с пользой, Тагир готовил меня к встрече с верхушкой калмыцкой знати. С одной стороны, явных претендентов на мой трон не было, союз кланов вокруг моей семьи это жестко контролировал. С другой же, ханская власть отнюдь не предполагала полного подчинения мне со стороны других владетелей. У них имелись свои земли, свои люди, и даже свои вооруженные силы. В процентном соотношении это выглядело так: моя семья держала за собой сорок процентов всего населения, родственные и подконтрольные нам кланы добавляли к этому еще двадцать. Остальные сорок процентов делили между собой рода самостоятельных владетелей, вернувшихся отщепенцев, подконтрольных буддистскому духовенству и прежде покоренных караногайцев. И таких неподконтрольных было много. Само собой, это не могло так дальше продолжаться. Главы дружественных нам кланов ждали от меня решительных шагов в этом вопросе ввиду усилившегося на нас напора русского правительства.
Между тем, мы добрались до Царицына. Конечно, это был не тот, запомнившийся мне город-миллионник Волгоград. При виде деревянных стен крепости, кое-где даже разобранных, я вообще растерялся.
'Это еще что такое??? Я думал, что тут настоящий форпост Империи на юге, а что вижу? Ребятки совсем расслабились без опасности. Стена у них разобрана и не восстановлена до конца, ров не углублен. Все работы брошены и явно забыты, а теперь еще и занесены снегом аж с горкой. Тагир говорил, что тут давно уже никто не шалит, ногайцы сюда не доходят, нашим запрещено, дабы не портить отношения'
Офицеры конечно же тоже заметили не порядок с оборонительными сооружениями, однако, вслух распространяться не стали. Гостиного двора в Царицыне не было, для временного размещения гостей и торговцев полковник Чистяков, комендант крепости, использовал одну пустующую казарму гарнизонного батальона. Только она хоть немного могла служить этим целям, потому как других больших и пустых зданий тут не было. Сам полковник и его семья были очень рады появлению в Царицыне новых гостей, скука на окраине Империи была серьезной проблемой для всех обитателей крепости. И вот тут очень кстати оказался новый командующий войсками Царицынской сторожевой линии, полковник Панин. Провинциальный дворянин, однако, отлично осведомленный о последних столичных новостях офицер стал просто нарасхват среди скучающих военных и чиновников гарнизона. На мои попытки завязать более тесные контакты с комендантом Тагир меня отговорил, заверяя, что торговать с Чистяковым не получится, тот слишком для этого труслив, в Астрахани для этого куда больше простора.
Итак, распрощавшись с Паниным и оставив заверения в непременном гостевом визите, наш уменьшившийся караван тронулся в дальнейший путь. Практически сразу же за посадом Царицына нам открылась так называемая Царицынская цитадель. Гордое название, ничего не скажешь. На деле же цитадель представляла из себя немаленький такой деревянный форт на вершине насыпной горки с площадками для пушек. В сторону калмыцких кочевий их смотрело около десятка.
- Да старая она, наших уже никого не пугает. Вот раньше да, до пятисот солдат там обитало при полной амуниции, а сейчас едва сотня казаков. Тоже конечно сила, но все же не то...
Тайша Тагир при приближении к родным кочевьям старался как можно скорее рассказать мне обо всем подряд, как бы спешно вводя меня в курс дела, ведь на кону стояло очень многое. Тревожные времена наступают. Проезжая саму сторожевую линию, я не увидел грозных казаков, стоящих в дозоре и чутко стерегущих покой южных границ Империи. Тут царило все то же умиротворение и безразличие к происходящему. Оборонительные сооружения сторожевой линии, добротно построенные почти сорок лет назад, сейчас находились в некотором запустении, было видно, что их давно не ремонтировали. Сама линия брала свое начало прямо от насыпного вала цитадели и тянулась прямиком за горизонт и далее до самого Дона. Состояла она из такого же вала, под которым со стороны степи был вырыт некогда глубокий ров. Сейчас он конечно немного осыпался, но до сих пор был довольно труден для штурмовых операций. На самом валу располагались позиции для защитников, их прикрывал искусственный бруствер, сделанный из плетеных корзин, забитых землей. Сейчас эти корзины практически нельзя было различить и со стороны это сооружение казалось монолитом, пусть и в запущенном состоянии.
Проездом через позиции служили массивные ворота, давно уже настежь распахнутые. Был тут и черно-белый шлагбаум, некогда преграждавший путь проезжим. Сейчас он застыл в открытом состоянии и наверное даже заржавел. Остановившись около домика начальника караула, тайша Тагир и премьер-майор Семенов отнесли для регистрации наши подорожные паспорта. Никакой проверки или досмотра не было, казакам было не до тонкостей службы. Позже я узнал, что этой зимой Волжское казачье войско, что несло службу на Царицынской линии, по сути, организовало массовую забастовку ввиду долгой невыплаты им положенного жалования. Что привело к недоеданию в семьях, и в итоге к болезням и голодным смертям среди них. Это было только одно из увиденных мной позже последствий прошедшей Семилетней войны и жесткой экономии средств Казной.
Итак, мы вошли в пределы калмыцких кочевий. Сильных чувств патриотизма у меня это не вызывало, я больше боялся не справиться или как-то выдать, что со мной что-то не так. Двигались мы по правому берегу реки Волга по почтовому Астраханскому тракту. Эта дорога была уже не столь используема, но все же, наезженная в снегу колея была видна. Промежуточными пунктами наших остановок служили казачьи малые крепости Черный Яр и Енотаевская. Из них же, тайша Тагир отсылал наших воинов гонцами к калмыцким владетелям с приглашением собраться всем в Ставке Хана. Такой шаг был немного не по канонам степи, но вполне допускался. Добравшись за четыре дня до Астрахани, но не въезжая в город, мы прямиком направились в Ставку. В принципе, она была кочевой, как и сам калмыцкий народ. Однако, за прошедшие пять лет никуда не передвигалась. И главной причиной тому было болезненное состояние прежнего Хана в последние его годы. Хана звали Дондук-Даши, мой отец.
Дальнейший наш путь пролегал по так называемой Кизлярской дороге. Она проходила в прямой видимости от Каспийского моря. Вдоль дороги не было поселений казаков, Империя пока не приступала к активному заселению Юга. Не помню когда именно, но не проехав по дороге и дня пути, мы свернули в сторону и начали быстро удаляться от нее. Не успел я заметить смену направления движения, как на горизонте появилось стадо. Коровы это или лошади, издали было абсолютно не понятно, но скотины было много. Очень. Двигаясь параллельно, мне все же не удалось в подробностях разглядеть животных, они дружно спешили в уютный распадок, где можно надежно укрыться от поднявшего вдруг колючего степного зимнего ветра. Один из воинов по приказу старшего отделился и поскакал прямиком в сторону распадка, по пути активно свистя. Как после мне доложил Тагир, воин отправился переговорить с пастухом. Это было необходимо, так как калмыцкие поселения-хотоны были кочевыми и самостоятельно найти хотя бы одно без длительной разведки было сложно. Узнав, кому именно требуется помочь, пастушок, совсем молоденький парнишка, бросил все дела и помчался впереди, показывая дорогу.
Въехали в поселение практически ночью. Все наши продрогли до сосулек на носу, даже у меня в кибитке потухла внутренняя печка. Малыши, кстати, укутанные в меховые пеленки с головой, чувствовали себя довольно не плохо. Для меня это было странно, присутствовало такое ощущение, что они все понимают и стараются не мешать во время трудного пути. Даже есть просили не часто, а только когда Алтан или Бамбар просили сделать остановку для кормления малышей.
Наше появление в хотоне сначала вызвало жуткий переполох, потом старейшины навели порядок и все пришло в норму. Они же выделили нам лучшие кибитки в поселении, обогрели и предложили горячую, только что приготовленную пищу. Простую, но очень питательную. Немного позже, после ужина, я решил проверить как все разместились. Тагир увязался со мной, искренне не понимая, зачем мне это нужно. Все потому, что знать никогда себя этим не утруждала, для этого были другие люди. Я же считал себя ответственным за этих людей. Дорога как-то очень сблизила меня со всеми, с Тагиром, с воинами из охраны и даже с русскими офицерами Семенова. Такое же непонимание я встретил в глазах воинов, когда появился на пороге простецкой кибитки, куда их определили. Последними я посетил офицеров. У них тоже было все в порядке, отогрелись, поели, и даже уже приготовились ко сну. Обойдя всех, я счел свой долг выполненным и со спокойной душой отправился в выделенную мне кибитку. Которую я не сразу нашел... Помог мне найти нужную чуть отставший Тагир. Пока я обходил людей, он договорился со старостой насчет завтрашнего нашего отбытия.
Войдя к себе, я был немного удивлен. У очага стояла бадья с водой, в которой две молодые женщины купали наших малышей. Признаться, в дороге момент их гигиены я постоянно упускал из виду. Это на себя взяли попеременно два моих телохранителя. Здесь же, в поселении были женские руки, которые могли дать более подходящий уход за младенцами. И, надо сказать, после суровых мужских рук, детишки просто млели от теплой водички и веселого женского хохота. Тут пока нет специальных пеленок или памперсов, но для детей всегда найдется во что их завернуть. Помыли, обтерли, завернули, и так три раза подряд. В итоге, все трое лежат в люльке рядком с самодельными сосками-пустышками во рту. Приглядевшись, я понял, что соски были сделаны из каких-то жил или кишок, завязанных снаружи в узел. Сначала меня передернуло от такого, но, подумав, я с этим смирился, ведь не станут же местные травить таким образом детей. Наверное, это безопасно.
Сделав все дела и прибравшись, женщины удалились. При этом и у меня и у них было смущение, я не мог долгожданно распластаться на полу, а они все исподлобья тихонечко косились на меня, чуть хихикая. Не прошло и минуты, как дети провалились в сон.
'Вот теперь можно наконец-то расслабиться, последние мои подопечные проверены, пора бы позаботиться и о собственном отдыхе... Итак, по словам Тагира, уже завтра мы будем в Ставке. А значит, надо мысленно подготовиться к еще одному раунду моей легализации тут. Это будет уже не один незнакомый со мной прежним Петр, а довольно много умудренных жизнью и знавших меня прежнего людей, ввести в заблуждение которых будет чертовски сложно. И первой в этом списке стояла мать Убаши...'
На утро, наш отряд был готов к последнему рывку, финишная прямая до цели. Воины были свежи и веселы в родных местах, русские офицеры тоже не горевали, для молодых подчиненных Семенова это было сродни путешествию на край света. Тайша Тагир руководил сборами детишек, которым добрые старосты хотона надарили целый мешок разнообразных подарков. Наконец, все было готово к отъезду, все по местам, и мы тронулись. У моей кибитки были маленькие и мутные стекла в дверцах, но и через них было видно, что при приближении к Ставке, все чаще и чаще встречались табуны лошадей, отары овец, стада коров. Тагир это объяснял тем, что все владетели стараются на зиму перегнать свои стада, как можно южнее, на зимние кочевья. Эта территория простиралась примерно от реки Калаус, далее по обоим берегам реки Маныч, плавно переходя в реку Кума, вплоть до самого Каспия. Эту территорию мы контролировали и кража скота дикарями с гор была практически исключена. Хотя, бывали и исключения, но это уже отдельный разговор.
С одной небольшой остановкой на перекус, к вечеру мы все же достигли Ставки. Сказать, что я был потрясен, это ничего не сказать. На месте ожидаемого обычного хотона я встретил довольно большое поселение, которое было сродни небольшому городку будущего. Четко просматривались широкие улицы, по краям которых располагались жилища местного населения. От края поселения к центру менялись как видимый достаток хозяев, так и сами жилища. Начиная от простых кочевых кибиток с небольшим огороженным пятачком площади, заканчивая уже добротными кибитками с серьезными хозяйственными постройками, явно принадлежащими зажиточным людям. В центре поселения возвышались две постройки из деревянного бруса, смотрящиеся здесь довольно внушительно. Весть о возвращении из похода молодого Хана в Ставку принес высланный заранее вперед один из воинов. Так что, подготовиться к встрече время было у всех. При нашем приближении, на улицу вышли наверное все местные жители. И даже по зимней одежде было видно, что люди принарядились. Что характерно, здесь родители не прятали своих дочерей как в русских поселениях, а даже наверное выставляли их напоказ. Уж не с целью ли возможного замужества, не знаю. Опять же, сами девушки в большинстве своем не прятали взгляда, открыто и с интересом смотря на приехавших. Совсем забыл упомянуть, что Тагир посоветовал мне все же въехать в Ставку верхом на жеребце. Даже несмотря на возможные осложнения со здоровьем. Я его понял так, что лишние очки за мужественный вид вернувшегося воина еще пригодятся нам. И недалеко от поселения пересел из теплого нутра кибитки в седло. К этому времени я чувствовал, что смогу это сделать.
Итак, проезжая по улице, я ловил на себе изучающие взгляды припадавших на одно колено жителей, моих подданных. Они не склоняли голов, одного приклоненного колена было достаточно для выражения почтения. Ликования народа конечно же не было, здесь этого и не требовалось. При приближении к центральным деревянным постройкам стало понятно, что стены у них не сплошные. Деревянным был только каркас строений, а обшит он был тем же войлоком и шкурами животных. Справа был целый ансамбль таких каркасных зданий, обшитых шкурами - ханские шатры. Слева же располагалось небольшое здание того же типа - кибитка Верховного Ламы. Правда, он сейчас отсутствовал, и навстречу мне оттуда вышла целая делегация лам с различными духовными атрибутами в руках. У одного в руках была чаша со знакомым мне тлеющим порошком с характерным запахом. Буддистские благовония. Из шатров справа показалась тоже процессия во главе с немолодой женщиной. Как я понял, это была ныне вдовствующая ханша Черень-Джал, моя здешняя мать. Лицо ее закрывала темная вуаль, по видимому, она до сих пор оплакивает усопшего мужа.
Не дожидаясь ее подхода, я спрыгнул с коня и направился к ней. Приблизившись, увидел, что женщина плакала. Тихонько, но мне это было заметно.
- Ты вернулся... Так возмужал за это время... Мой Убаши... А до нас доходили страшные вести, будто с тобой приключилась беда...
Она говорила и говорила, а я не мог пока произнести и слова. Сердце начало бешено колотиться и перехватило дыхание. Я не мог сейчас соврать этой женщине, моей теперешней маме. Пришлось отмалчиваться. А к нам в центр поселения все подходили и подходили люди. В какой-то момент их стало вокруг так много, что Черень-Джал опомнилась. Она встряхнула головой, убрала с лица вуаль и на глазах у всего народа обняла меня со словами:
- Он вернулся, мой Убаши!
Вот тут собравшийся народ и взорвался ликованием.
- Наш Хан вернулся!!!
Народ вновь возликовал.
'Странно, чего радоваться-то так? Ну вернулся, да. Но я ведь не Дед Мороз, подарков всем не привез, осчастливить всех тем более не могу. Так чего они орут-то так радостно? Ну, с теткой вроде все ясно, могла сына потерять, но все обошлось. А народ? Не понимаю...'
Свои вопросы я конечно же никому задавать не стал. Успокоившись, народ чуть отступил назад, образовав вокруг нас с матерью и подошедших воинов круг. Сначала я не понял происходящего. И только по приблизившимся ламам я догадался, что сейчас будет проведен какой-то религиозный ритуал. Подойдя достаточно близко, монахи дружно запели тягучие буддистские мантры. Народ вокруг замолчал и, наверное, тоже про себя присоединился к молитвам. Пока ламы старших возрастов молились, младшие 'послушники' потихоньку обходили и обдавали собравшихся дымом тлевших благовоний из сосудов в их руках. Обошли меня и ханшу, поочередно всех моих воинов и тайшу, прошли по кругу мимо местных жителей. Благодатного дыма досталось всем.
По случаю зимы и открытого продуваемого пространства, ритуал не стали растягивать. Завершив все необходимые действия, монахи неспешно удалились к себе. Их главный все порывался переговорить со мной, но его мягко оттесняла охрана. А потом тайша Тагир вообще увел его в обратную сторону.
- Пойдем, пойдем... Нам надо о многом поговорить, сын.
Мягко подтолкнув меня по направлению к ханским шатрам, Черень-Джал и радовалась и плакала одновременно. Это было видно по ее глазам, даже не смотря на сгущающиеся сумерки. По пути она чуть отстала, давая кому-то из местных воинов распоряжения и коротко переговорив с одним солидно выглядящим господином. От Тагира я уже знал, какая часть жилища принадлежит мне, туда я и направился. Сзади пристроились моя неизменная пара личных охранников. Однако, на территории Ставки им было не место. Так сказать, не их юрисдикция... При проходе небольшого частокола ограды, местная стража была наготове. При двух высоченных стражниках выхаживал местный военачальник. При моем приближении все трое подтянулись, а главный так и вообще выдал короткую приветственную и верноподданническую речь в мой адрес. Не найдясь что ответить, я лишь коротко ему кивнул и прошел. А вот Алтану и Бамбару внутрь было нельзя.
- Стоять! Совсем молодежь распоясалась... Знайте свое место...
Начальник стражи неизвестно почему был зол. В тот момент я даже не задумывался, что могу нарушить какие-то местные порядки или правила.
- В чем дело? Они со мной...
Хоть я и не до конца пока понимал местные реалии, но вот разбираться с возникающими трудностями решил сразу же. Мне требуется как можно быстрее вжиться в местное общество, раз уж занесло...
- Кхм... Прошу прощения Повелитель, не по порядку это... Молодежи в Ставке не место, не заслужили пока... Если есть какие-либо распоряжения, мы в полном твоем распоряжении. Но этих двух я пропустить не могу.
- Что ж, тогда распорядись детей ко мне отнести и покормить, что ли... И ни в коем случае не наказывай Алтана и Бамбара. Они выполняли мое распоряжение. Да и в целом отлично показали себя за время похода, я доволен ими...
- Благодарю за лестные слова, Повелитель... Обязательно передам твои слова семьям этих оболтусов, а там уж старейшины решат, достойны ли они твоей похвалы.
Сказано это было несколько с улыбкой, так что, наверное, можно не беспокоиться за этих двух 'оболтусов'.
Отослав 'молодежь', начальник стражи выполнил мои распоряжения. Прислуга, выстроившаяся для моей встречи во дворе перед шатрами, в мгновение ока взяла в оборот малышей. Никаких вопросов или пререканий на счет младенцев у них не было, по видимому, ханша Черень-Джал прекрасно справлялась с хозяйством и отлично вышколила прислугу. И первый вопрос, который задала мне 'здешняя' мама, освободившись от своих дел и догнав меня, был как раз о детях.
- Сынок, ты не хочешь объяснить мне, зачем подобрал и приволок сюда их?
Сказано это было без какой-либо неприязни, будто разговор ведется о досадной неприятности. Необременительной, но все же не приятной.
- Пока и сам не знаю... мама... Но, мне кажется, в скором времени мне потребуется очень много людей... Разных людей...
Обдумывая услышанное, Черень-Джал ненадолго впала в ступор. Замер и я, ожидая ее реакции на мое откровение, к которому даже не готовился. Все получилось несколько спонтанно. Ведь не хотел раскрывать все свои карты сразу, да еще и на открытом воздухе и перед десятком ожидающей прислуги.
Очнувшись и быстро оглядевшись по сторонам, 'мама' быстрыми шагами направилась в сторону ханского шатра, по пути увлекая и меня.
- Пойдем, сын. Похоже, нам стоит серьезно переговорить и немедленно...
Ханский шатер. Немного позднее.
- Убаши, ты многого происходящего не знаешь. С тех пор, как шесть лет назад твой отец тяжело заболел, мне пришлось его заменять. Ты должен это помнить... Но вот вскоре после твоего отбытия в поход два года назад, Дондук-Даши стал совсем слаб. И я взяла все в свои руки. Тебя я решила не тревожить, и потому в посланиях об этом не упоминалось... Так вот, чтобы удержать тогда хошеутовских владетелей нейтральными к нам, мне пришлось заключить сделку. Брачную сделку...
Хоть я и отлично понимал значения слов, однако, общий смысл сказанного до меня дошел не сразу. И как только я понял о чем речь, выражение моего лица скорее всего сильно изменилось, поскольку Черень-Джал заулыбалась.
- Ну слава Богам, кое-что в тебе осталось прежнего... А то после рассказов вернувшихся монахов-гелюнгов и нойона Эрдема, я ожидала увидеть совсем другого Убаши... Повзрослевшего, как они говорят... Вижу изменения в тебе, эти два года в дали и правда повлияли... с хорошей стороны...
Говоря это, 'мама' приблизилась и погладила ладонью мою щеку. Чуть уколовшись об отросшую за последнее время щетину на лице, Черень-Джал улыбнулась.
- Время бежит неумолимо, еще совсем недавно ты был таким же, что и те три младенца. И вот мой маленький Убаши совсем взрослый, стал Ханом, взял на себя ответственность за чужих детей... и даже колется теперь как настоящий мужчина...
Последняя фраза стала для меня неким сигналом, что 'мама' настроена положительно по отношению ко мне. Даже не смотря на явные различия с прежним Убаши. Судя по всему, она списала это на пережитое тяжелое ранение и большой срок вдали от нее.
Тем не менее, дела не терпели отлагательств. И после недолгого лирического отступления нам предстоял серьезный разговор о происходящем внутри и вне нашего Ханства. И тут меня ждал очередной шок. Не знаю почему, но я представлял Калмыцкое Ханство неким доисторическим государственным образованием. Проще говоря, варварским. Однако, реальность была намного интересней. Я понял, что там, в двадцать первом веке мы абсолютно ничего не знали о своих предках, живущих здесь и сейчас. Историческая правда об этом времени была либо потеряна, либо специально 'вычищена' историками. Например, для меня стало огромным открытием, что на просторах от рек Дона и Кубани на западе, и до западной Манчжурии на востоке, основной письменностью тамошних народов является общемонгольская, вертикальная. Ее использовали все: волжские калмыки, киргиз-кайсаки, каракалпаки, горные киргизы, джунгары, уйгуры, тибетцы, джунгарские татары, буряты, западные и восточные халхи. И это только те народы, кто в это время признает эту письменность своей главной. Периодически же ей пользовались практически все, кто так или иначе имел контакты с этими народами. Имели своих знатоков письменности такие монстры как Российская Империя и Империя Цин, более мелкие государства Средней Азии: Бухарское, Хивинское и Кокандское ханства.
Итак, первым важным для меня делом на повестке был мой брак. Да, мне совсем скоро восемнадцать лет, а я до сих пор не женат. Это не есть порядок. В эти времена у калмыков женятся чаще всего гораздо раньше: в четырнадцать - пятнадцать, а бывает, что и еще раньше. Но это уже на усмотрение родителей и буддистского духовенства. И к моим восемнадцати у большинства уже имеется ребенок и даже не один. Вот перед таким фактом меня и поставила моя здешняя 'мама'.
- Девушку зовут Айса, она племянница хошеутовского тайши Замьяна, дочка его покойного ныне младшего брата, нойона Улана. Сейчас ей четырнадцать, родители и все родственники будут рады наконец породниться и положить конец бесконечным смутам. Все уже порядком устали, хотят стабильности. И мы в этом с ними полностью согласны. Когда только вопрос о браке возник, я собрала всех лояльных нашей семье владетелей и на совете мы обсудили его. Это отличный выход для всех. Пора уже торгоутам, хошеутам и дербетам вновь объединиться под единой властью.
- Понял. Хорошо...
Такой оборот дел стал для меня неожиданностью. Признаться честно, я думал, что по приезде сюда начну самостоятельно распоряжаться и двигаться в сторону прогресса. Развивать военное дело или готовить армию к скорому походу... А тут... всем командует 'мама'. Облом...
Собственно на этом и закончился первый день дома. Услышав согласие с предложенной мне партией, Черень-Джал спокойно удалилась, пожелав на последок доброй ночи. Конечно же, сразу завалиться спать было нельзя, хоть и очень хотелось. За время пути случай нормально помыться выпадал довольно не часто. Так что, я с удовольствием залез в большую бадью с теплой водичкой. После долгого и холодного путешествия это казалось верхом наслаждения. Я уже практически задремал, когда в помещение вошли две служанки с туалетными принадлежностями. Меня полностью побрили и подстригли. Тут следует сразу упомянуть, что у степняков во все времена велась жесточайшая война с разнообразными паразитами и болезнями. Так, например, для мужчин это вылилось в некий стандарт прически 'наголо' в различных сочетаниях. Причем, в зависимости от возраста, количество оставленных волос на голове возрастало. Меня же, семнадцатилетнего и не женатого, сделали полностью лысым. Но, это уже не имело никакого значения, когда я добрался-таки до своей постели.
На следующий день проснулся я примерно к полудню. Часов здесь нигде конечно не было, и определить время можно было лишь ориентировочно и наобум. Первым делом внимательно оглядел помещение, вчера как-то было не до того, да и темно. Моя спальня была небольшой, из мебели в ней присутствовала большая двуспальная кровать оголовьем у стены, а у подножья располагался небольшой стол с убранной под него скамейкой, по углам комнаты были расставлены друг на друга разнокалиберные сундуки. И все, простенько, но со вкусом. Сразу не заметил, но на стенах кое-где были развешены изображения буддистских божеств, а прямо напротив кровати висела большая карта. И только после внимательного ее изучения я признал в ней схему политического устройства наших и окрестных земель. Очень полезная для меня штука. И что примечательно, надписи на ней были выполнены общемонгольской письменностью.
Однако, долго любоваться ей мне не дали. Постучавшись, в комнату, отодвинув висячий полог, проник стражник. Он передал мне, что ханша Черень-Джал ожидает меня к обеду, если на то будет моя воля. Поблагодарив его, заверил, что скоро буду. Стражник исчез, а следом за ним как вихрь ворвались две вчерашние служанки. Как оказалось, одеться самостоятельно я пока не в состоянии, так как банально не знаю что где лежит, как и в каком порядке одевать национальные костюмы. Это в пути я приноровился ко всем этим европейским платьям, там я мог себе это позволить. Здесь же, от меня требовался церемониал, соблюдение национальных традиций, о которых я пока мало что вообще знал. И большое спасибо 'маме', что нечаянно помогала мне в этом.
Итак, я был готов. Судя по всему, в домашней обстановке Хан не носит различные драгоценности или какие-либо атрибуты власти. Мужское нижнее белье представляли собой обычные льняные нательные рубаха и штаны. Скорее всего покупные у оседлого русского населения, потому как пока я не представлял себе у степняков ткацких станков. Поверх уже надевался длиннополый запашной халат, довольно теплый и дорого выглядящий. Последней шла небольшая накидка, напоминающая жилетку, только много длиннее, почти до колен. На ногах у меня красовались новые шерстяные носки, очень теплые. Другой обуви в помещении не полагалось, собственно, как и какого-либо головного убора. Обязательный ремень с обязательным же ножом в богато инкрустированных ножнах завершали композицию. Небольшая заминка произошла только с ремнем. За время моего вынужденного лечения я чуть прибавил в объемах. И служанкам пришлось быстренько подогнать ремень под нужный размер, только и всего.
Выйдя из спальни я попал в комнату раза в два больше. Она напоминала кабинет или что-то в этом духе. Здесь присутствовали массивные сундуки и даже пара заполненных шкафов в дальнем конце, поближе располагался небольшой столик с сидячими местами вокруг него и два больших комода с ящиками, выстроившиеся у стены. На самих стенах висели какие-то изображения. Но изучить их досконально пока не было времени, комнату я оглядел лишь по ходу. Третье помещение было самым большим из всех. По видимому, оно было центральным, от которого уже расходились в разные стороны различные помещения. Одним из таких ответвлений и была моя половина, ханская. Итак, в центре помещения находился длинный и низкий стол. Как и большинство виденных мной здесь столов, он был приспособлен только для сидения за ним на полу, на специальных подстилках. Никаких стульев, по европейскому образцу. Черень-Джал ждала меня за накрытым столом. Причем, не во главе стола, а по левую руку. Для меня было оставлено главное. Однако, я не сразу распознал в этом какой-то смысл. Пока я не умею замечать такие тонкости.
- Рада видеть моего сына в добром здравии... Как тебе спалось дома, Убаши?
'Мама' была само радушие и благосклонность. У меня даже настроение поднялось, как хорошо все идет.
- Спасибо, мама, я давно уже соскучился по дому и очень рад, что мы наконец вернулись.
Присев за стол, у меня сразу же потекли слюнки. Такого ароматного и вкусного калмыцкого чая (черный или зеленый чай с добавлением молока, масла, соли и некоторых других добавок по вкусу) в будущем уже не делают. Да, за время нашего путешествия в Петербург, а потом и сюда домой, воины готовили наш чай, однако не такой. Здесь же чувствовалась рука просто мастера кулинарии, создавшего не просто напиток, а настоящее произведение искусства. Закусив же свежими борцоками (обжаренное в масле или жире тесто, ближайшим родственником является пончик), я по-настоящему ощутил себя дома. И только когда мои мысли зашли о еде, я вспомнил про малышню, которую утром обязательно надо было покормить.
- Не волнуйся за них, еще вчера я дала поручение слугам. Мои девочки позаботятся о них. Кстати, мне рассказали, что ты и имена детям дал? Это огромная ответственность, Убаши... Надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь...
Наполовину сказав, а наполовину спросив это, 'мама' выжидательно уставилась не меня.
- Да, я понимаю. И у меня есть кое-какие мысли на их счет.
- Вот как? Что ж, очень интересно узнать, что ты придумал.
Отложив в сторону аппетитный борцог, я решил немного открыться перед сидящей передо мной 'мамой'. Ведь от ее поддержки моих планов многое зависело. С Черень-Джал не стоило темнить.
- Ммм, я предвижу впереди много крови, мама... Уже сейчас, только-только замирившись с прусским королем Фридрихом, новый царь урусов бросает свой взгляд в сторону Дикого поля. У меня нет сомнений, что в скором времени они побьют турок, отгонят черкес в горы, подчинят крымских татар, раздвинут свои пределы до Валахии... Это не просто много, это реки, моря крови...
- Урусы и раньше не знали покоя, сын. Сколько себя помню, у них то война, то бунт. А значит, и наши воины всегда будут нужны им.
- А вот в этом я не совсем уверен, мама. Ты ведь уже знаешь, что в Петербурге новый царь урусов Петр встречался со мной и тайшой Тагиром? Так вот, он просил до лета разгромить кубанских ногаев и привести ему большой полон. Просьба была пока устная, но в скором времени надо ждать от него бумаг.
Скривившись, словно от зубной боли, 'мама' выдала целую тираду матерных слов. Даже как-то неожиданно от внешне благовоспитанной и властной женщины.
- Прости, Убаши... Как же это все не вовремя... Мы с твоим отцом еще пару лет назад пришли к выводу, что новая война урусов с турками неизбежна в скором времени. Но я даже представить себе не могла, что Петр, только-только взойдя на трон, сразу же начнет терзать османских прихвостней. Причем, нашими руками. Причем, даже не замирившись до конца с пруссаками. Это же не правильно!
- Ммм... Верно, все так. Потому мы с уважаемым Тагиром и разослали гонцов ко всем нашим владетелям с приглашением на общий сбор. Нам всем необходимо сплотиться перед приближающейся угрозой войны... И предстоящая свадьба здесь как нельзя к месту. Помирившись и заручившись участием в походах хошеутовских владетелей, у нас появится реальный шанс выстоять перед лицом тяжелых испытаний, выпавших на долю нашего народа.
- Удивлена, насколько ты повзрослел, Убаши... Твои речи разумны и даже коварны не по годам... Время вдали от дома, да под присмотром умнейших наставников сотворило просто чудо! Мне жаль, что твое взросление произошло не на моих глазах... Но, ради такого результата можно и пожертвовать материнским желанием держать своего ребенка вблизи...
Смахнув нечаянную слезинку, 'мама' с мягкой улыбкой на лице погладила меня по бритой налысо голове.
В целом, второй день дома выдался для меня довольно интересным. После плотного завтрака, мы с Черень-Джал и почти полным составом слуг отправились на утренний общий молебен. Большая кибитка Верховного Ламы была окружена множеством народа. На первый взгляд, здесь собрались лишь мужчины в возрасте, скорее всего, главы семейств. Все довольно прилично и чисто одеты и обуты. При нашем появлении, в сопровождении целой собравшейся из ниоткуда свиты, народ замолк. Опознав меня как Хана, на одно колено припали сначала ближайшие ко мне, а затем и остальные последовали их примеру. Образовав живой коридор ко входу, мужчины поднимались и тянулись за мной по неизвестному пока мне признаку старшинства. Рассадка на молитву происходила по тем же законам.
После довольно продолжительного богослужения время было к обеду. Вернувшись в свое жилище, я планировал провести детальный осмотр помещений, но не вышло. Наконец появился пропавший вчера тайша Тагир вместе со своим верным нойоном Эрдемом. Как оказалось, с момента нашего расставания, Эрдем провел в своих родных дербетовских кочевьях огромную работу. Теперь можно без всяких сомнений сказать, что все шесть их нойонов полностью поддержат меня на собрании. Тагир не без гордости отчитался об этом. В преданности уже моих торгоутовских нойонов пока была неясность, мне предстоял серьезный разговор с Черень-Джал.
Я как раз примеривался своим седалищем к внушительных размеров трону, как вошла 'мама'.
- Ааа, Тагирчик, дорогой... рада, что и ты вернулся из похода живым и здоровым! Уважаемый Эрдем... Вижу, вы к Убаши с важными делами?
Оба гостя встали и с вежливостью отвесили церемониальные поклоны. Слово взял Тагир:
- И мы рады видеть Вас, госпожа! Да продлят Боги Ваши годы... Отец в своих посланиях рассказывал мне о Вашей милости к нашей семье... Хочу еще раз заверить Вас в нашей общей преданности... И... совместно с нашим господином уже делаем шаги к возрождению былой славы нашего Ханства...
Черень-Джал не подала виду, что несколько удивлена поставленными сыном целями.
- Давно пора, Тагир, давно пора! Жаль с нами сейчас нет моего мужа, у него тоже были свои мысли по этому поводу. Но я рада видеть, что наш сын Убаши идет теми же стопами. А уж если нас поддерживают такие достойные владетели... Вы обязательно добьетесь успеха...
Уловив момент, я решил не терять время зря и тут же спросить 'маму' о верности уже наших, торгоутовских владетелей.
- Да, мама, как видишь, дербеты с нами, уважаемый Эрдем все подготовил. Но вот как дела в наших улусах? Все ли верны нам?
Чуть задумавшись, Черень-Джал коротко обрисовала нам сложившуюся на эту зиму обстановку. Так, в торгоутовских улусах в последнее время царил небольшой переполох. Со смертью старого Хана и отсутствием в родных кочевьях молодого, некоторые дальние нойоны пошли в разнос. Пока не сильно, но в любой момент ситуация могла выйти из-под контроля. Суть беспорядка заключалась в том, что распоясавшиеся владетели решили заработать легкие деньги, совершая пока небольшие набеги на соляные караваны в Астраханской губернии. В канцелярии губернатора пока смотрят на это сквозь пальцы, но и там скоро кончится терпение.
Ситуация далеко не катастрофическая, но требует скорого и основательного подхода к ее решению, ведь до обозначенного Петром срока времени оставалось совсем мало. И уже вечером на первое совещание ко мне собрались верные семье люди. От дербетов присутствовали тайша Тагир Кондуков и нойон Эрдем Тундутов. От наших торгоутов прибыли находившиеся при Ставке первый владетельный зайсанг Амуланг Горяев, считавшийся главным военачальником торгоутовских улусов, и невладетельный зайсанг Петр Чимидов, главный казначей Ханства. Само собой, на совещании присутствовала и Черень-Джал, но лишь как наблюдатель.
Сам процесс совещания совсем не походил на все виденное мной. Мое место было на троне - символе власти и могущества в здешних землях. Места же приглашенных на совещание были гораздо ниже, и просто на постеленных подушках для сидения. Менять порядок и традиции я пока не собирался, а вдруг и так будет удобно? Итак, представлять меня гостям не надо было. А уж кто есть кто из двух пока незнакомых мне мужчин я разобрался довольно быстро. Поначалу обсуждение как-то не клеилось. Но, видя, как живо расписывают Тагир и Эрдем последние проблемы в степи, торгоуты решили не отставать. Итого, за один только вечер на меня вывалился не просто ком трудностей, я бы назвал это просто гигантским 'гордиевым узлом'. Все дела в Ханстве, за что только не возьмись, требовали немедленного решения. И даже не простого решения, а ПОЛИТИЧЕСКОГО! Именно так, и именно заглавными буквами.
'Вот блин, да тут нужен не я, а какой-то вундеркинд с самыми различными познаниями и умениями, начиная от социально-бытовых, и заканчивая военными. Тут мое неполное высшее вообще не играет... Тем более, предвоенное.'
Однако, что-то надо было решать. Начать свое долгожданное правление с меланхолии я просто не имел права. К тому же, я не мог подвести Тагира, сделавшего на меня ставку и поддержавшего меня в трудном положении еще там, в Пруссии. И первым своим шагом, по совету моего главнокомандующего, я выбрал полное подчинение некоторых распоясавшихся в последнее время торгоутовских владетелей. Их было трое. Один невладетельный нойон и два его зайсанга. Все из последних прибывших на Волгу джунгар. По словам Амуланга, практически у всех новоприбывающих нелады с дисциплиной, но эти трое явные бунтари. И в их устранении первый торгоутовский зайсанг видел решение некоторых назревших проблем нашего Ханства. Дербетовские владетели полностью поддержали эту инициативу, потому как никому не нужны были волнения среди вновь прибывших, которые кочевали и в их улусе.
Таким образом, за прошедшую ночь, нами была подготовлена и мной утверждена операция по поимке 'на горячем' джунгарских самовольных разбойников и последующем их судилище на скором съезде всех калмыцких владетелей. В принципе, этого делать было нельзя, так как по нашим старинным законам, Хан не имел права вмешиваться во внутренние дела другого улуса. Но на практике, такое случалось и раньше, при других правителях, и само Ханство все больше превращалось из изначально федеративного в централизованное. Это чувствовали все наши владетели, и теми или иными путями искали сближения. Пришлым же джунгарским, такие порядки усиления ханской власти конечно же не нравились. Одним словом, в Ханстве назрела ситуация, требующая реформы всего государства волжских калмыков сверху донизу, и от осознания этого мне становилось страшновато...
Конец января 1762 года. Ставка калмыцкого Хана.
Зима в восемнадцатом веке далеко не такая, как в двадцать первом. Сильные степные ветры с наступлением сумерек рождают натуральные снежные бураны и вихри. Для меня это открытие было неприятным, и чтобы согреться, приходится в помещении надевать на себя тяжелую теплую безрукавку, даже несмотря на установленные в каждой комнате отопительные жаровни. Благо, что такой период заморозков не долог, и окончится уже скоро, если верить словам 'мамы'. Однако, бытовые сложности оказались самыми ничтожными в моей новой жизни. Сразу же по приезде домой в Ставку, мне пришлось на своей шкуре узнать все тяготы власти. Пусть даже над небольшим и малонаселенным государством. И называю я Калмыцкое Ханство государством вполне осознанно, поскольку его структура была намного сложнее, чем мне представлялось в прошлой жизни будущего. 'Оттуда', все казалось очень простым. На деле же, есть абсолютно не так. Вот, взять в пример недавнее укрощение трех своевольных владетелей. По нашим законам, я мог повлиять на них только через непосредственного нойона, владетеля их улуса, либо через племенной совет Ханства - суд Зарго. Но это довольно долгая процедура, к тому же, не факт, что совет поддержал бы меня тогда. Но мы поступили иначе. По совету моего первого зайсанга, я проявил силу. Да, против своих же, и да, в некоторое нарушение древних законов. Однако, у простого народа это вызвало не гнев и злобу на меня и мой клан, а скорее одобрение. У знати были смешанные чувства, и, насколько я знаю, до конца не определились ни в одном из калмыцких улусов. И пока схваченные 'разбойники' сидели в ямах, ожидая своей участи, все Ханство кипело от нетерпения в преддверии всеобщего съезда, даже несмотря на январские морозы.
Сам съезд должен был произойти в первых числах февраля здесь, в Ставке Хана, уже совсем скоро. И главы улусов, родов и кланов сейчас у себя вовсю совещались, вырабатывая общие цели и приоритеты, дабы потом отстаивать их уже здесь, перед другими такими же делегатами со всех наших земель. Зачастили ко мне и гонцы с посланиями от таких глав. Конечно же, все подтверждали свое участие, но важнейшим там было не это. Всех интересовали вопросы, которые будут обсуждаться. И здесь, надо сказать, я проявил от себя новшество. В отличии от прежних съездов, где темы обсуждений скрывались до последнего, я решил не таиться. И распорядился выслать каждому владетельному и невладетельному тайше или нойону список важнейших тревожащих все Ханство тем, родившийся все тем же знаменательным вечером. Всех, кроме большого похода на Кубань, разумеется. Это военная тайна.
Здесь, наверняка следует пояснить, кто же такие это владетельные и невладетельные тайши и нойоны. Итак, все Калмыцкое Ханство на описываемый период делится на восемь улусов (регионов), и несколько территорий в общем пользовании. Но, основных заселенных улусов восемь: Багацохуровский, Эркетеневский, Хошеутовский, Дербетовский, Яндыковский, Харахусовский, Икицохуровский и Эрдниевский. Общие же территории, служили неким буфером, между калмыцкими кочевьями и землями других, конечно же враждебных народов. Они располагались на западе, отделяя земли кубанских ногайцев, на юге, отделяя земли подконтрольных нам караногайцев и ногайцев, служащих дагестанским кумыкам, здесь именующимся эндереевцами. А также на востоке, в купе с водами реки Яик (р. Урал), служащие надежным барьером практически от любых нападений. Сами же улусы, представляют собой абсолютно не равные между собой территории. Население тоже неоднородно, во всех улусах присутствуют рода трех основных племенных образований: торгоутов, хошеутов и дербетов. Отличие состоит в преобладании того или иного племени. Так, улусов, где преобладают торгоуты, насчитывается четыре, хошеутов - три, и дербет - один. Во главе каждого племени стоит тайша. Если у тайши есть свой земельный надел - улус, он именуется владетельным, если же нет - невладетельным. То же самое касается и подчиненных им нойонов. Последними в иерархии знати Ханства идут зайсанги. Они делятся на две категории, первую и вторую. Первая властвует над целым кланом, что в среднем составляет тысячу кибиток. Вторая имеет в подчинении целый род, около пятисот кибиток. И в самом низу уже идут выборные старосты хотона (поселение).
А пока 'мама' готовилась встретить весь цвет калмыцкой знати и занималась организационными вопросами, мне на плечи свалились шесть сотен кибиток, оставшихся без своих схваченных владетелей. Благо, что они практически все торгоутовского племени и с назначенными временными управляющими у них не возникло противоречий. А у меня уже чесались руки присоединить их к своим подданным, все равно хочу потребовать на съезде решения казнить своевольных владетелей. Кстати, неожиданно для меня на горизонте появилась еще одна неслабая политическая сила Ханства - духовенство. За время прошлой жизни я как-то привык, что ламы и гелюнги представляют из себя не замешанных в политике членов общества. Здесь же все было наоборот, Верховный Лама Ханства, а с ним и все духовенство активно участвует в жизни. Они владеют примерно двумя тысячами кибиток, не облагаемых никакими податями и даже не выставляющими воинов для боевых походов. И этого им было мало. Как только мы схватили разбойников и отлучили их семейства от управления, недавно вернувшийся Верховный Лама попытался на меня надавить и перевести часть людей в пределы кочевий своих подданных. Конечно же у него не получилось это сделать. Я твердо настоял на их полной неприкосновенности до решения Съезда, даже несмотря на несмелые уговоры окружающих пойти на уступки Ламе и немного поделиться. Так у меня возник первый здесь небольшой конфликт.
Благополучно завершив свой первый в этом мире шаг, я получил от судьбы небольшой бонус. Он выражался в виде двух больших саней, набитых мешками с солью. Принес эту весть мне мой казначей, Петр Чимидов. Петр имел довольно интересную судьбу, которая некогда привела отбитого у крымских татар пленного русского мальчика сначала в семью одного невладетельного калмыцкого зайсанга, а потом и в Ставку Хана как смекалистого писаря, со временем доросшего до главного казначея.
- Итого, почти пятьдесят пудов соли, Повелитель!
Для меня пуды вообще ничего не говорили... Я привык и знал пока только метрическую и граммовую системы.
- Тааак, а сколько мешков, ты говоришь привезли?
- Шестнадцать...
'Тааак, что мы имеем? Шестнадцать мешков... Если мешок не поменялся в размерах за пару веков времени, то там пятьдесят кило вмещается. Итого, восемьсот килограмм??? Солидный подарочек...'
- Очень хороший презент, Петр... И это только за избавление соледобытчиков от грабежей? Тебе не кажется, что этого много?
- Кажется, Повелитель... Старшина каравана, что сани привел, велел на словах передать, что Фома Белкин кланяться велел за избавление от напасти и...
- И? Что? Не тяни уже...
- И, что хозяин его, этот Белкин, готов прикупить 'псов беспородных', будь на то твоя воля, Господин...
- Псов? Зачем?
- Эээ... Ммм... Так урусские заводчики полоняников татарских зовут... всех, кого с Кубани, Крыма или из-за Яика казачки притащат...
При этих словах Петра меня как переклинило!
'Откуда какие-то соледобытчики могут знать о предстоящем большом походе на Кубань??? Я еще даже не обсуждал это ни с одним владетелем, а они знают, похоже. От нас утечка точно исключена. А значит, весть пришла из Петербурга. Надо бы поговорить мне с этим Белкиным...'
- А где этот старшина со своими людьми, Петр?
- Развернулись и в обратный путь двинулись...
- Мне надо пообщаться с их хозяином...
- Догнать? Вернуть их, Господин???
- Возвращать не надо... Вышли гонца, да, пусть догонит и передаст мое приглашение Белкину сюда, ко мне в Ставку.
- Понял, уже лечу.
Выскочив за порог, и мигом раздав указания своим помощникам, Петр вернулся. После такого подарка, шел общий отчет по доходам и расходам казны прошедшего года. Баланс был в минус, а это значило, что Ханству срочно требовались новые источники дохода. И если в ханском Икицохуровском улусе дела шли еще куда ни шло, то наши братья в соседнем Харахусовском дошли совсем 'до ручки'. Стали известны факты продажи некоторыми зайсангами своих людей урусским землевладельцам. Но это уже не сфера финансов, а потому и полной информацией Петр не владел. Вот по поводу повышения прибыли у него были мысли. Для начала, была идея создать с дружественными нам казаками Волжского войска на паях мануфактуру по выделке и облагораживанию овечьей шерсти с наших отар. Предварительные переговоры с казацкими старшинами были проведены еще в прошлом году, и испытывающие острую нужду казаки были полностью согласны. Другим проектом была серия кирпичных заводов неподалеку от Астрахани, также на паях, но здесь компаньоном выступал Главный таможенный надзиратель Астрахани, ведущий с нами дела аж со времен, когда еще его отец занимал эту должность. И подобных прожектов у Петра накопилось преизрядно, но в большинстве из них мы попросту не имеем права участвовать... И вот тут вскрывалась самая главная проблема всего Калмыцкого Ханства - имеющимся у нас юридическому и политическому признанию Петербурга не хватает территориального межевания. И это один из ключевых вопросов для обсуждения и вынесения общего решения на Съезде.
Следующим за казначеем для отчета о состоянии дел был главнокомандующий торгоутовских улусов Амуланг Горяев. Человек тяжелой судьбы, он происходил из уважаемого торгоутовского рода. Но несмотря ни на какие утраты и лишения, Амуланг всегда в первую очередь оставался верным и умелым воином ханского улуса, тем самым честно заслужив этот ответственный пост.
При беглом перечислении состояния и количества по улусам кеточинеров (профессиональных воинов) и албату (ополченцев), в голове у меня все смешалось. Я еще только начинал вникать во все подробности власти, и такой поток важной информации просто захлестнул меня с головой.
- Так, погоди-погоди, Амуланг... не так быстро...хорошо?
- Как прикажешь, Господин! Начать сначала?
- Неее, не надо... Давай-ка лучше сразу с конца начнем... Сколько, говоришь, наши улусы способны выставить всего воинов?
- Ммм, до пяти тысяч кеточинеров и до тридцати тысяч албату, в зависимости от возраста и наличия вооружения, мой Господин...
'Ого!!! Пять тысяч профессионалов и до тридцати тысяч ополченцев... Это реальная сила в регионе даже для двадцать первого века, при городах - миллионниках, а сейчас так и подавно... И это сводка только по нашим улусам, а если прибавить еще и дружественных дербетов, да хошеутов, получится мощнейший ударный кулак... При условии, что нам удастся сплотить все племена...'
- Хорошо, Амуланг, я понял...
После такой вводной по количеству наших вооруженных сил, главнокомандующий перешел к перечислению всех боевых столкновений за прошедшие полтора - два года. И набралось их немало. Ханство фактически жило во враждебном окружении. Кавказ, Дикое поле, Кубань, Дон, Прикаспий - на сегодняшний день это одна большая незатухающая горячая точка, выражаясь языком двадцать первого века. Идет затяжная война всех и против всех. Союзы носят лишь временный характер. И мы находимся фактически в центре всего этого. С севера подпирает укрепляемое Петербургом казачество, с запада не дают забыть о себе киргиз-кайсацкие орды, на востоке беспокоят поддерживаемые Стамбулом кубанские ногаи и крымские татары, на юге вообще дикое переплетение разноязыких горцев в союзе с остатками терских ногаев. В общем, жизнь тут бьет ключом, цвета крови.
Итак, за последнее время акцент боевых действий сместился в основном к западу, это восстановили свои силы после наших опустошительных набегов двадцатилетней давности кубанские ногаи. В прошлом году, еще до заморозков, у нас пропали без вести четыре дальних дозора, полностью уничтожены два хотона с пятьюстами подданными Дербетовского улуса и было два встречных сражения без уверенной победы. На других направлениях пока царило затишье. Причины этому пока уточнялись, но в скором времени отсутствующий владетельный нойон Исэн Очиров должен был предоставить подробнейший доклад о политической обстановке вокруг.
- И еще, Амуланг... Приготовь мне завтра воина в полном боевом облачении. Мне надо точнее знать как вооружены наши воины.
Чуть замешкавшись со столь неординарной просьбой, главнокомандующий решил уточнить:
- Прошу прощения, мой Господин... Эээ, подготовить облачение кеточинеров (профессионалы) или албату (ополчение)?
- Тогда готовь оба...
Приняв указания, Амуланг Горяев тихонько вышел, прикрыв за собой плотный и теплый дверной полог. На сегодня посетителей у меня больше не было. И очень хорошо, поскольку меня ждало очень интересное занятие - разбор старых сундуков, в которых скрывались очень интересные находки. Уже второй вечер я коротаю таким образом. За это время я нашел около десятка заинтересовавших меня рукописей на старорусской и старомонгольской письменностях, которые пока не имел возможности прочитать. Завтра в моем распоряжении будет писарь-переводчик для ускорения работы. Кстати, оказалось довольно трудно найти грамотного человека, не связанного с обиженным на меня духовенством. Это тоже следовало взять на заметку, поскольку зависеть от монахов и лам, мне категорически не хотелось.
Коротая вечера за разбором старинных рукописей и ценностей, днем у меня была другая познавательная деятельность. За неделю, пролетевшую в мгновение ока, я побывал практически во всех важных для меня местах. Первым делом проверил обустройство русских офицеров и майора Семенова, постоянно забываю его приставку 'премьер'... Но он уже даже и не замечает этого. Удостоверившись, что все благополучно, зашел к моим верным кеточинерам Алтану и Бамбару. Но в казарменной кибитке их не было. Оказалось, что они убыли в свой родной хотон на побывку. Это нечто вроде вахтового способа несения службы здесь, в Ставке. И прибудут назад они только через месяц, сменив на посту таких же 'побывочных'. Следующими на очереди были арсенал и осмотр облачения воинов. Сам склад вооружения и огнеприпасов не особо меня впечатлил, обычный сарай из толстых камышитовых плит. Но вот его наполнение было уже серьезнее. Вдоль стен были аккуратно расставлены пирамиды с карабинами, над ними мирно висят на гвоздиках за скобы спускового крючка пистолеты. В рядок вдоль одной из стен выставлены бочонки пороха. Идеальный порядок, что кстати было очень странно. Все разрешилось только тогда, когда мне представили местного управляющего. Им оказался кореец по имени Кван. Какого лешего он со своей семьей делает на берегах Волги Кван никому вообще не распространялся, да по сути всем было все равно. Мастером кореец был отменным. С его помощью, у меня здесь работал цех по переделке трофейных пехотных мушкетов и фузей в карабины, более удобное для кавалериста оружие и даже мелкосерийной сборке пистолетов из негодных для карабинов частей. Всех потребностей этот цех конечно не перекрывает, однако, как начальная школа оружейного искусства был очень хорош. При нем уже сейчас работают пять подмастерьев, перенимающих бесценный опыт.
Отдельного описания заслуживает устроенный мной осмотр полного боевого облачения калмыцких воинов. Амуланг Горяев не подвел и передо мной предстали два экземпляра с живыми владельцами. Первым и наиболее экипированным было облачение профессионального воина - кеточинера. Сам воин и частично его лошадь несли на себе элементы пластинчатой брони. На человеке, это панцирь-жилет с поддоспешной подкладкой, наплечники, наручи на предплечье, набедренная защита всадника и поножи на голенях. Обязательным атрибутом присутствовал шлем с металлической пластиной спереди. Это что касается брони. Далее следовало вооружение воина. На поясе обязательно был нож. Еще одним холодным оружием была сабля или палаш на поясе. Из стрелкового вооружения всадник имел в своем распоряжении карабин в чехле с пятьюдесятью обязательными бумажными патронами в сумке на левом боку лошади и лук с полным колчаном стрел на правом. Как дополнительное вооружение использовался кнут и особая калмыцкая волчатка. Все это имущество обязательно к наличию у любого кеточинера, как собственно и конь особой, кавалерийской породы. По поводу второй заводной лошади никаких точных регламентов почему-то не оказалось, но вот к ее поклаже имелось. Помимо вооружения и брони, у каждого воина должно было быть войлочное одеяло, отрез рогожи и вторая пара сапог. Конечно же, в бой все разом оно не бралось, слишком массивно. Набор определялся приказами командиров. Лишнее оставалось на заводной лошади, в тылу. Увиденное действительно производило впечатление. Жаль только, что таких воинов у нас мало... Однако, стыдливо опускать глаза при осмотре воина - ополченца албату мне не пришлось. Да, в сравнении с профессионалами, албату выглядели куце. Но их сила была не в броне и мощи атакующего удара, а в маневренности, скрытности и в шквальном огне. Итак, маневренность и скрытность достигались почти полным отсутствием на воинах металлической брони. Отдельные элементы присутствуют, но абсолютно не влияют в целом. Защита на них представлена в виде панцирей из толстой воловьей кожи специальной выделки. А вот шквал огня достигается обилием у носителя как холодного, так и стрелкового вооружения. Обязательные для каждого воина нож и сабля. Далее идут пика и набор из метательных ножей либо дротиков, кому как удобней. Два полных колчана стрел и лук. Карабин, пистолет или дополнительные колчаны со стрелами. У албату в количестве вооружения и боеприпасов ограничений не существует, ценен уже сам факт наличия у воина заводной лошади.
Под впечатлением от увиденного я удалился. И потом мне потребовался весь остаток дня, чтобы как-то смыслить и понять, что делать дальше.
'В принципе, здешние войны коренным образом отличаются от той, в которой участвовал я. Здесь не надо опасаться малозаметных беспилотников, внезапных арт-налетов, применения химии или тех же самых растяжек, будь они не ладны... Тут, чтобы убить противника, пока еще надо выйти с ним чуть ли не один-на-один, в крайнем случае, на расстояние прямой видимости. Практически, благородные войны... Они колят пиками, режут ножами и саблями, стреляют из луков и ружей на расстоянии ста метров, бросаются ножами и дротиками, бьют кнутами и волчатками, наверняка и руками-ногами машут будь здоров... Что я им могу предложить такого, что усилит одних кочевников против других? Надо думать... '
Второго февраля одна тысяча семьсот шестьдесят второго года от Рождества Христова и две тысячи триста пятого года по буддистскому летоисчислению, в Ставку Хана калмыцкого Убаши Дондукова, торгоутовского племени, съехались делегаты от всех значимых владетельных и невладетельных родов и кланов калмыцкой степи. Съезд обещал быть крупнейшим и знаменательным событием года, а по словам некоторых услужников, даже и десятилетия. Помимо крупных делегаций от калмыцких владетелей, испросили разрешения на присутствие также посланцы донских, волжских, яицких и даже терских казаков, подконтрольных нам караногайцев. Конечно же, на закрытые совещания им вход был запрещен, но отказать в присутствии на открытом обсуждении нашим давним союзникам было нельзя. К тому же, моими советниками не исключалась возможность тут же согласовать общий поход на кубанских ногаев.
Для начала, такое большое дело не могло не обойтись без общего большого богослужения, на котором присутствовали все. Даже несмотря на крепкие морозы, богослужение прошло по намеченному распорядку. Специально под это дело Черень-Джал, взявшаяся за подготовку всех предстоящих мероприятий, организовала масштабное строительство. Дабы вместить почти сотню активных делегатов Съезда, было спроектировано и построено большое помещение, основой для которого был выбран большой ханский шатер. Увеличив количество вертикальных столбовых опор, у 'мамы' получился некий прообраз большой армейской модульной палатки, использовавшейся в будущем МЧС для размещения беженцев. Тем не менее, он отлично справлялся с возложенной на него обязанностью. На богослужении присутствовали все.
Штат слуг в Ставке был срочно увеличен сразу, как только стало известно, что намечается Съезд. Как оказалось, такое мероприятие раньше никогда не проводили зимой, чаще летом, когда нет трудностей с размещением и питанием делегатов. Сейчас же, достойно принять такое количество гостей было проблемой. Благо, что все прибывали не налегке, а со своими слугами, в расчете на долгое здесь пребывание. Тем не менее, на время всего Съезда нелегкое дело снабжения Ставки продуктами взяли на себя сообща все владетельные зайсанги моего улуса. При помощи такой кооперации ханский стол показался многим очень зажиточным, тем самым, как бы дополнительно играя мне на руку в глазах многих, тяжело переживающих зимние холода.
На следующий день, после богослужения и общего обильного ужина, начались первые совещания. Соорудить специально для этого по моему желанию большой круглый стол не вышло, площадь не позволяла этого сделать. Но, получилось кое-как втиснуть овальный. Для собравшихся разновозрастных делегатов это было в диковинку, прежде такого не бывало. И на этот счет у всех были разные мнения, кому-то такой отход от традиций был не по нраву, а кому-то очень импонировали нововведения молодого Хана, но открытого ропота все же не было. Для каждого весомого делегата предназначалось отдельное место за общим столом. И помимо двух писарей, скромно разместившихся в самом углу, более никого в помещение стража не пускала. Кстати говоря, стражу тоже пришлось значительно усилить, во избежание ненужных проблем.
Сперва, слово взял старейший из прибывших делегатов, владетельный хошеутовский нойон Бату Нарминов. В свои шестьдесят пять он все же решился поучаствовать в последний раз в давно назревшем Съезде. Для начала, следуя традиции, он добрыми словами поприветствовал возвращение меня и моих отрядов из дальнего похода в чужие земли, даже похвалил за проявленные в Пруссии отвагу в битвах с врагом и заботу о наших воинах. Я так и не понял, была ли эта похвала за реальные дела или просто данью традиции. Но не суть, справившись с речью, Бату занял свое место. Пора было начинать.
Распорядителем Съезда стал старший ханский советник, владетельный торгоутовский нойон Исэн Очиров. Ни у кого из делегатов претензий по поводу его кандидатуры не было, его знали все. Итак, приподнявшись со своего места, Исэн зачитал первый пункт, выставленный на общее обсуждение: 'Распределение территорий кочевий улусов на текущий год'.
По большому счету, изменений в этом вопросе не было уже лет тридцать, улусы занимали уже традиционные для себя пастбища. И даже с приходом переселенцев из разгромленной Джунгарии, владетели не захотели менять устоявшийся порядок. Тем не менее, за последние пять лет ситуация в калмыцких улусах, примыкавших к Волге сильно изменилась. Поток русских поселенцев только увеличивался и к ним стали прибавляться даже другие. Все это сильно беспокоило владетелей, не знающих что делать. Толи применить силу и выжечь непрошенных захватчиков, толи жаловаться астраханскому губернатору. И из года в год ситуация только накаляется, поскольку ссориться с русским правительством и постоянно разграблять мирные бедные поселения владетели не хотели, а достучаться до Астрахани было невозможно. Ответа на жалобы не поступало.
Казавшийся таким безобидным, вопрос и его обсуждение вмиг разделили присутствующих на две неравные части. Меньшая, полностью осознающая эту зарождающуюся проблему, часть высказывала предложения за пересмотр территорий для кочевий, ввиду их сократившихся пастбищ. Большая же, всячески стояла за нерушимость старых границ и укоряла меньшую в бездеятельности и даже трусости по отношению к жалким 'урусским червякам', возящимся в грязи. Начавшаяся перепалка уже грозила перерасти в драку, когда я поднял вверх пистолет и выстрелил. Кричать и успокаивать оппонентов в тот момент было бесполезно, поэтому мне пришлось воспользоваться последним аргументом. И как не странно, подействовало. Чуть остыв, активных спорщиков развели выделившиеся лидеры противостоящих групп. У меньшей это был тот самый хошеут Бату Нарминов, а у большей, как ни странно, молодой дербетовский невладетельный тайша Бадма Кондуков, младший брат Тагира. Переглянувшись с Исэном и обоими лидерами, мне пришлось взять слово.
- Я смотрю... и не вижу перед собой гордых сынов степей, о которых мне пела мама... Где те батыры, о которых сложено столько легенд??? Куда исчезли наследники славных своими подвигами Мингяна, Хонгора и Джангара??? Их нет... Никого...
В этот момент кто-то из ретивых молодых владетелей решил что-то возразить, но его моментом заткнули рядом сидящие, более чуткие к текущей ситуации. А я чуть подумав, решил вести смысл своей речи к сплочению здесь находящихся.
- Или я ошибаюсь??? И этой склоки, присущей диким безродным псам, сейчас не было? И все мы здесь, потомки прославленных воинов, собрались наконец объединиться перед лицом окружающих нас врагов... Вместе мы - Сила! Мы как... как эти пальцы на руке...
Припомнив один киношный трюк, я решил сейчас его разыграть. Самое подходящее для него время. Сжав и разжав кулак перед делегатами, я с силой продемонстрировал им удары по подставленной ладони второй руки.
- Вот так, одного за другим, мы вместе одолеем любого врага... я это вам обещаю...
Переведя дух, после неожиданно даже для меня волнительной речи, я осмотрелся по сторонам. Народ к такому тут еще не привык... Некоторые даже с открытыми ртами застыли, не веря своим ушам и глазам... Первым поднялся тайша Тагир. Даже не смотря на наши договоренности, он встал и в пояс поклонился мне. А в глазах его играло искреннее уважение. Следом за ним то же повторили и обе противоборствующие половины. Эта первая небольшая моя победа сегодня в целом определила характер всех дальнейших переговоров. Не без перекосов, конечно, но по первому вопросу все же удалось принять общее решение. И оно, кстати, привело меня к решению наведаться в Астрахань, к засевшему там хитрому губернатору. В целом же, по вопросу было решено следующее: границы кочевий в улусах на этот год не менять, потесненные же владетели обязывались не предпринимать никаких агрессивных действий по отношению к русским поселенцам до моего личного визита к губернатору. Добившись консенсуса по этому вопросу, останавливаться было нельзя. Далее по списку стоял вопрос по сборам податей в этом году. По словам главного казначея Ханства, Петра Чимидова, принципиальных отклонений от сборов прошлого года в этом не ожидалось. Однако, после выступления владетельного торгоутовского нойона Яндыковского улуса, Нармы Шараева, при общем одобрении делегатов, нормы ему были немного снижены. Всему виной была странная болезнь, уже третий год выкашивавшая до трети всего молодняка крупнорогатого скота. И, судя по всему, причины падежа до сих пор не были установлены.
После такого, можно сказать, дружного решения второго важного для всего Ханства вопроса, у всех делегатов проснулся зверский аппетит. Прихлопнув по столу ладонью, распорядитель объявил перерыв на обед. Непосредственно перед трапезой давалось полчаса на исправление личных дел делегатов: кому 'сходить до ветру', а кому и просто освежиться, размять ноги, затекшие от длительного сидения. Сегодня к столу было подано довольно разнообразное для зимнего периода меню: несколько разновидностей мяса и рыбы, как варенных, так и жаренных на огне, гарниром выставили выменянные у урусов жаренную репу с луком и квашенную капусту. Хлебная лепешка была собственного приготовления, но, опять же, на основе выменянной муки. Напитком служил наваристый калмыцкий чай. Похвастаться таким богатым столом в тяжелое зимнее время в калмыцкой степи мог далеко не каждый, хватит пальцев только одной руки. Открывать же гостям всю подноготную этого гастрономического изобилия я конечно же не собирался. 'Маме', присутствовавшей на таких открытых мероприятиях, были особенно приятны похвальные отзывы и здравицы от знатных и влиятельных владетелей калмыцкой степи. Но, что обильно и приятно желудку для жителей века восемнадцатого, то не совсем устраивает меня, выходца из века двадцать первого. И, обратив свое внимание на вопрос кулинарии, я сделал себе зарубку в памяти обязательно вникнуть в эти дела и хоть как-то разнообразить свой стол.
Между тем, плотно пообедав, надо было продолжать нелегкое дело законотворчества. Третьей и последней темой на сегодня был военный вопрос. Слава Богу, внутренней открытой вражды между нашими владетелями нет уже больше десяти лет точно. Оставалось рассмотреть донесения о столкновениях с нашими соседями. И тут расклад был следующий: на западе владетели Дербетовского улуса за последние два года наблюдают и ощущают усиление и учащение набегов со стороны кубанских ногаев. На юге, где пограничными являются Дербетовский и Икицохуровский торгоутовский улусы, особых перемен не было замечено, собственно, как и на востоке, где располагались кочевья двух хошеутовских и одного торгоутовского улусов. Уловив момент после рассказа дербетовского владетельного тайши Тагира Кондукова о схватках подконтрольных ему владетелей с ногаями на востоке, владетельный нойон Исэн Очиров взял слово:
- Повелитель... Уважаемые владетели... Я, как Первый советник Хана, заметил такую необычную ситуацию на границах наших кочевий еще полгода назад. Выясняя ее причины, я привлек все возможные источники новостей. Так, через уважаемых караногайских владетелей, нам стали известны причины спокойствия горцев: не так давно, в конце лета прошлого года, по всему северному склону Кавказа прошлось моровое поветрие. Пострадали все, черкесы, и малые кабардинцы, и эндереевцы (кумыки) больше всех... Менее других пострадали большие кабардинцы и аланские (осетинские) общества... Про других не знаю, но уже одного этого хватает, чтобы понять, что на юге от нас сейчас идет большая перетасовка, в ходе которой пока о нас забыли. И нам это на руку... Ммм... Далее, по киргизцам пока новостей меньше. От наших друзей с Яика нам стало известно, что всем нам известный Хан Среднего жуза Абилмамбет этой весной решил силой подчинить себе некоторых биев и султанов Старшего и Младшего жузов... вот они в панике и сидят тихо, скапливая силы вокруг своих ставок. Вести конечно требуют других подтверждений, но их пока нет... Это все, что пока нам известно...
Усваивая полученную информацию, делегаты молчали. Предложений пока не было. По моему настоянию, тайша Тагир пока не требовал карательного похода на Кубань. Это должен сделать я сам. Набравшись духа, я медленно привстал.
- Уважаемые владетели... У меня для Вас одна новость... Все вы так или иначе знаете, что будучи в Петербурге, я и тайша Тагир имели личную встречу с урусским наследником Петром. Так вот, на этой встрече, урусы потребовали от НАС совершить поход на кубанских ногаев... и полностью разорить местность. В подмогу нам они выставят часть своей кавалерии...
По большому счету, моя весть нисколько не смутила владетелей. Догадывались ли они о таком нам поручении? Скорее всего да, даже Тагир перед той аудиенцией предполагал нечто подобное. Конечно, до требуемого полного истребления здесь никто бы не додумался, однако, видимо, большинство ожидало чего-то подобного. Возражений на мои слова не последовало, уже хорошо. Но и ярой поддержки было не видно. До того помалкивавший владетельный хошеутовский тайша Замьян Тюменев решил выйти из тени:
- Повелитель... Загнанный в угол зверь - самый опасный противник, ему нечего больше терять. Некоторые из здесь сидящих со мной вместе ходили на Кубань, и мы знаем, что ногаи - опасный противник. Раздавим мы их? Да, но вот сможем ли занять те земли? Хватит ли у нас сил удержать их за собой оставшимися силами? Ведь по лету тогда надо будет ждать крымчаков, они обязательно придут мстить...
Пришла пора задействовать наши главные силы, и, уловив вопросительный взгляд от тайши Тагира, я ему разрешительно кивнул.
- Замьян, а я смотрю вы на восточной стороне жирком в последнее время обросли, тяжело стало в походы собираться? С каких это пор Тюменевы стали бояться ногаев да крымчаков??? Отец мой про тебя такого не рассказывал...
Выслушав укор в свою сторону, тайша Замьян под пристальными взглядами своих приближенных побагровел лицом в считанные мгновения.
- Тагир, ты говори-говори, да не заговаривайся!!! Не будь наши семьи близки, не спустил бы тебе сейчас такого... Хошеуты никогда не показывали спины врагам, и сейчас мы никого не боимся...
- Так пошли с нами на гиреевских выродков... Пора уже кончать с ними. Даже урусы видят, что пришло время...
- Да что нам эти урусы, Тагир??? У них своя голова на плечах, свои интересы...
- Это так, Замьян, но именно сейчас наши интересы сошлись... Им надо убрать угрозу для себя с Кубани, а нам нужны те земли под кочевья. Сам ведь знаешь, что тесно становится...
После небольшого обдумывания и даже короткого совещания со своими сторонниками, Замьян вынес общее решение:
- Что ж... твои слова разумны, Тагир... И хошеуты с тобой, Повелитель.
Последняя фраза уже предназначалась для меня. Конечно, этим все не кончится. Еще вчера, мои советники предупреждали, что если даже при всех на Съезде Замьян поддержит нашу инициативу, то втихаря все равно будет отпираться и торговаться до последнего. А в плане переговоров, по их словам, Замьян был одним из лучших. Но, так или иначе, принципиально мысль объединения сил всех владетелей была единогласно одобрена. Далее, распорядитель Исэн Очиров подвел итог вопросу извещением, что завтра состоится более детальное обсуждение предстоящего похода. Это время давалось на подготовку не только всем делегатам, но и нам, поскольку требовалось уточнить подготовленные списки, с учетом согласия всех владетелей. На сегодня рабочий день был закончен. Выходили делегаты из тепло протопленного помещения в очень приподнятом настроении, как-никак за последнее время это первый раз, когда удалось договориться о совместных действиях 'всем миром'. Молодежь кое-что живо обсуждала между собой, а старики задумчиво помалкивали. До назначенного общего ужина вечером все были свободны.
Сразу же, по окончании сегодняшнего заседания, я направился в ханский шатер, хотя мне нужно было в другую сторону. Однако, пожелания 'мамы' здесь не обсуждаются. Предстояла первая встреча с моей будущей невестой. Женская часть клана Тюменевых торопила со свадьбой, а потому, собиравшемуся ко мне в Ставку на Съезд владетельному хошеутовскому тайше Замьяну пришлось прихватить с собой и невестку с племянницей. Уж не знаю, что связывает мою 'маму' Черень-Джал и мою будущую тещу Амину Сабирову, тридцатипятилетнюю выходицу из захудалого башкирского рода владетелей, но по виду, понимали они друг друга с полуслова. Однако, полноценной встречи и разговора не получилось, девушка пока ужасно стеснялась, да и наши родители все время были рядом. Отсидев положенное время на своеобразных 'смотринах', я с радостью покинул их, приближалось время общего для всех делегатов ужина. Как и в прошлые разы, это кулинарное мероприятие было открытым и для наших гостей. Безусловно, у них у всех были свои причины своего здесь присутствия. Например, по предположениям моих советников, от казаков мы ожидали разных предложений: от совместных набегов, до совместной кооперации в плане небольших мануфактур. И наиболее резвыми в плане кооперации были волжские линейные казаки. Это их теперешнее бедственное положение прямо таки подстегивает к поиску дополнительного источника пропитания. Донские и яицкие в этом плане были более консервативными, плату за службу им почти не задерживали, а потому, они больше любили побряцать оружием. От караногайцев мы не ожидаем серьезной инициативы, они прибыли, чтобы быть в курсе происходящего и может быть, даже немного пошпионить. Ничего страшного. Вечером, все прошло довольно обыденно: поели, попили, да каждый отправился к себе, завтра предстоял еще один тяжелый день Съезда.
А у меня на вечер было незаконченное дело. Сегодня в Ставку доставили очередную порцию самодельного пороха, пять небольших бочонков. Да-да, именно самодельного. Объемы нашего подпольного производства пока были очень скромными, дело тормозили малые партии исходных ингредиентов и нерегулярная их поставка. Как мне рассказали советники, Канцелярия астраханского губернатора пресекала любые наши большие закупки серы с приуральских заводов. На малые сделки там пока смотрят сквозь пальцы, что нас до сих пор и выручает. С другим ингредиентом, селитрой, проблем меньше, ее нам продает семейство астраханских заводчиков индусов. Люди они довольно оборотистые, а потому, с готовностью отгружают любые наши заказы, лишь только плати сразу. Ну а с древесным углем, понятное дело, вообще проблем нет.
Проверив и пересчитав поступление, управляющий нашего 'арсенала', кореец Кван выложил на стол три мешочка. Это были заказанные мной мастерам порохового дела взрыв-пакеты. Литейных мастерских у нас в степи нет, и производить гранаты, что швыряют на поле боя гренадеры во врага, мы не можем. Поэтому, в упрощенном варианте, можно будет использовать и эти петарды-переростки. Ничего особенного, туго обернутый веревкой кожаный мешочек с дымным порохом и торчащим наружу фитилем. Это только пробная партия пиротехники, хочу посмотреть ее в деле и понять, можно ли сделать ее осколочной. Такая игрушка, если все удачно сложится, очень нам пригодится во время штурмовых операций. К слову сказать, поначалу я опасался сделать подобный заказ. Все таки, я пока не полностью знаю, каким был настоящий Убаши, его привычки и черты характера. Со слов окружения уже кое-что проясняется, но пока не полностью. Однако, мой интерес к подобному пиротехническому новшеству почти никого не удивил. Как оказалось, настоящий Убаши шел по пути своего отца и тяготел к разнообразным новинкам. Особенно, в военной сфере, пробуя их применение на практике в той же самой Пруссии. Впрочем, удостоверившись в приходе моего 'заказа', я в приподнятом настроении направился к себе. Пора было отдохнуть от сегодняшнего суматошного дня и приготовиться к завтрашнему, не менее тяжелому.
Итак, новый день должен принести всем нам чувство единения. По крайней мере, по своей наивности, я этого ожидал. Но не тут-то было... С самого начала, все пошло как-то не так. Заслушивая своеобразные доклады владетелей о численности профессиональных воинов и ополчения в подконтрольных им землях, у меня расходились данные. Так, если мои военный и финансовый советники предположительно выставляли одни числа по количеству воинов и конского поголовья в распоряжении владетеля, то перед всеми на Съезде, отчитывался он за полтора - два меньшее. Сначала я думал, что подсчеты моих людей не верны, все же, всякое бывает. Но, во время небольшого перерыва, нойон Эрдем уверил меня, что это не так, владетели банально врут и специально занижают свои данные. Поблагодарив нойона за помощь, я вернулся назад к заслушиванию докладов, и вплоть до объявления распорядителем обеда обдумывал сложившуюся обстановку.
Выходило так, что и промолчать сейчас мне было никак нельзя, но и громогласно уличить обманщиков тоже было нельзя. Все было очень запутанно и сложно. Все крупные владетельные тайши и нойоны знают в общих чертах состояние дел на своих землях и они несомненно сейчас заметили обман. Спускать такое неуважение к себе в самом начале своего правления я не имел права, но и разрушить тот хрупкий пока договор о взаимодействии всех калмыцких владетелей я также просто не мог. Плюс к тому, матерыми лжецами оказались в большинстве своем хошеутовскими владетелями, а это уже камень в огород тайши Замьяна и всего хошеутовского племени. Тут дело попахивает уже не просто очередным конфликтом, а скорее, кровной обидой. Допускать такое было тоже нельзя. А потому, я пришел к выводу, что настало время для личной встречи с владетельным тайшой Замьяном.
Замьян, по своему виду, олицетворял эдакого мифического 'батыра'. Довольно высокий для степняка, под метр-восемьдесят, очень крепкий, кило эдак под полтораста и ни капли жира. Даже не смотря на свой пятидесятипятилетний возраст, Замьян до сих пор занимался борьбой и слыл настоящей легендой не только у нас, но и далеко за пределами калмыцкой степи. Но об этом позже, сейчас мне предстоял непростой разговор.
В главной зале ханского шатра я был один. Выпроводил советников и даже настаивавшего на своем присутствии тайшу Тагира. Настала пора привыкать к самостоятельности, а то по Ставке уже ходят некоторые слухи, будто слишком уж близко и часто оказываются дербетовские владетели рядом с ухом молодого Убаши-Хана...
Замьян вошел неторопливо, даже с некоторым интересом. Сразу заметил, что мы одни. Немного расслабился... Приложив сжатый кулак правой руки к груди в районе сердца, поприветствовал:
- Повелитель...
- Уважаемый Замьян... Как видишь, мы здесь одни, можно и по-простому...
Я поднялся со своего трона и пересел пониже, чтобы быть на одном уровне с ним. Тайша это заметил, но виду не подал, подошел и присел на предложенное место рядом.
- Думаю, ты понимаешь, зачем я пригласил тебя именно сейчас? После того, что все мы только что слышали...
Не уверен, что заметил какие-либо перемены на лице Замьяна, однако, его молчание говорило само за себя.
- Молчишь? А ты заметил, что дербетовские владетели не пытались жульничать как некоторые? Мои пока не отчитывались, но могу тебя заверить, что и они будут честны здесь, перед всеми на Съезде. И то же самое мне нужно и от хошеутов...
- Зачем? Какой нам смысл откровенничать здесь перед всеми? Воинов у нас достаточно, за восточный край не беспокойся, у меня все под контролем...
- А смысл такой, что времена другие настают, Замьян. Нам надо держаться вместе, сплотиться... И для начала, быть откровенными друг с другом здесь и сейчас. Все ведь заметили ложь. И я не могу закрыть на это глаза, ты сам прекрасно понимаешь мое положение...
- Да, немного подправили свои отчеты владетели, но я не вижу ничего страшного... Это дела исключительно хошеутов, преувеличивать или преуменьшать количество своих воинов. И я не позволю кому-либо влезать в них, даже тебе, Убаши...
- Ваши дела, говоришь? Ты в самом деле думаешь, что дальше все будет как раньше? Так я тебе прямо сейчас скажу, что нет, не будет!!! Время не стоит на месте и нам надо меняться...
- Меняться? Может ты и прав... Я помню как сам в твои годы говорил это слово отцу, кажется, совсем недавно это было...
Помолчав и ненадолго задумавшись о чем-то своем, владетельный хошеутовский тайша Замьян Тюменев все же решился.
- Хууу... Чего ты хочешь?
- Для начала, мне нужна правда от хошеутовских владельцев. Здесь и сейчас мы должны начать доверять друг другу. Начать работать вместе...
- Понимаю. Значит, хочешь построить государство? Ммм... Ты ведь знаешь судьбу Джунгарии?
После моего молчаливого кивка головой, тайша продолжил.
- У тебя есть свои советники и не мне учить тебя, Убаши. Дело ты затеял благородное и нужное, это бесспорно. Но трудное, жутко трудное. На моей памяти было много подобных замыслов, отличных идей, но до сих пор они так и остались словами. Покажи мне реальные дела за собой и я обещаю, пока жив буду, все хошеутовские кланы будут за тебя...
Столь неожиданный поворот событий выбил меня из колеи, честно говоря. У меня даже пересохло во рту. Не уводя взгляда, я спросил только одно, даже неожиданно для самого себя.
- Почему?
- Хочу оставить о себе память для потомков...
После таких слов он поднялся и после церемониального буддийского поклона неторопливо вышел. А я остался собираться с мыслями.
'Хочет оставить о себе память? А старый лис, похоже, все отлично понимает и настроен к идее государства положительно. Однако, не глупые предки у нас оказывается... Остается только дать толчок всем патриотически настроенным владетелям. Но каким он должен быть? Земля тут не при чем, она есть у нас и сейчас. Победы? Тоже были в прошлом. Тогда что? Надо думать...'
Откашлявшись, стражник заглянул в помещение и предупредил, что перерыв закончен и пора присоединиться к застолью.
Сама трапеза прошла довольно быстро и тихо, по крайней мере, мне показалось, что все делегаты сосредоточились не на еде, а на своих мыслях. Понятное дело, ни от кого из владетелей не укрылся факт подачи ложных сведений. И сейчас за столом шло активное его обсуждение. Дербеты у себя, хошеуты у себя, мои торгоуты также между собой. Поначалу я и не заметил отсутствия тайши Замьяна, об этом меня предупредил распорядитель нашего Съезда, Исэн Очиров, мой наиболее информированный по части наших внешних и внутренних связей советник. Порой, я без него как без рук, в прямом смысле.
Появился владетельный тайша Замьян Тюменев только к продолжению сегодняшнего заседания. Он и десяток других хошеутовских владетелей заняли свои места. И только тогда все заметили, что на лицах некоторых 'опоздавших' появились ссадины и синяки. Судя по прокатившемуся среди владетелей слуху, Замьян провел среди своих подчиненных разъяснительную работу, после нашего с ним короткого разговора начистоту. Смешков, как ни странно, не было. Физические наказания в это время у нас активно применяются и считаются основой выработки дисциплины у молодежи. Результатом подобной работы тайши стало повторное заслушивание отчетов хошеутовских владетелей по их же просьбе. Мол, промашка вышла, их счетоводы и писари грубо ошиблись при составлении описи. И, конечно же, виновные понесут заслуженную кару.
За хошеутами отчитывались мои, там ничего нового для меня уже не было, численность торгоутовского войска уже выучил назубок. А вот после моих, слово взяли представители караногайцев. Их мирзы, Амир Гасан и Касым Шутук через прибывших послов извещали своего покровителя, то бишь меня, что в начале прошлого месяца, их посетили странствующие проповедники ислама. По давним законам степи, путников как дорогих и желанных гостей приютили и накормили. Однако, в короткое время они оба об этом пожалели. Покушения на дружественных нам владетелей караногайцев не достигли своих целей, однако, нанесли им серьезные травмы. Так, в результате частичного отравления, Амир полностью ослеп, а Касым, тяжело ранен отравленным кинжалом и находится при смерти. Убийц охране взять живыми не удалось, однако, после публичного разрубания нечестивцев, в знак подтверждения наших давних дружбы и союза, мирзы прислали мне их головы. Конечно, я получил это послание еще позавчера, сразу же по прибытии посланцев к нам, а здесь и сейчас эта новость просто доводилась до всех заинтересованных. Голов тех двух убийц - неудачников мы не стали сохранять до сих пор, я выбросил их в отслужившую свое выгребную яму, после чего, мои люди ее засыпали.
Для меня вид двух отрезанных человеческих голов был не в диковинку, и не такого насмотрелся в прошлой своей жизни. Но сам факт накала обстановки здесь, совсем рядом, прозвучал для меня 'звоночком'. Слишком уж я расслабился за последнее время, открывшаяся новая жизнь полностью отвлекла меня от анализа моего положения. Даже подготовка к походу не привела к отрезвлению, для меня это стало походить на компьютерную игру, где надо строить юниты и посылать их в бой. И только вид двух обезображенных голов заставил меня взглянуть на ситуацию иначе. Ведь, это была не просто агрессия против двух владетелей, это был первый удар во вновь набирающей обороты постоянной степной войне, самой, что ни есть настоящей. Там убивают. И чаще всего, не издалека, а на расстоянии вытянутой руки с саблей или вскинутого мушкета, когда на лице врага можно отчетливо увидеть самые разнообразные оттенки чувств: страх, ненависть, боль, ужас, страдания и даже иногда растерянность. Для большинства же собравшихся, сообщение не было чем-то новым или сверхъестественным, подобные шайки проповедников ислама в наших кочевьях вылавливают с самого прихода калмыков в низовья Волги. Смешно сказать, но похоже, никто из делегатов уже и не помнил истоков подобного враждебного отношения. Просто, так повелось исстари: ничего хорошего от посланцев 'полумесяца' ждать не стоит. Между тем, после небольшой паузы слово взял главный военачальник Ханства, владетельный зайсанг Амуланг Горяев. Человек, чье имя было воспето нашими песенниками и сказителями наравне с некоторыми героями древности. А значит, его знало и уважало за проявленную в боях доблесть практически все наше население, включая даже родовитых владетелей, присутствовавших здесь. Ему предстояло зачитать и вручить делегатам составленные требования-предписания на подготовку определенного количества воинов от каждого улуса. Говоря языком двадцатого века, в Ханстве объявлялась мобилизация. У наших гостей это вызвало большую заинтересованность, поскольку за последние лет пятьдесят-шестьдесят мы не собирали в поход столь внушительные силы. Даже по прежним запросам русских властей столько не требовалось. Десять тысяч профессиональных воинов-кеточинеров и почти сорок тысяч ополчения, это практически все боеспособные мужчины подходящих возрастов, не считая калек, больных и подростков, занятых в пастьбе скота.