Хаос как стратегия глобализма

Каждое понятие встраивается в ту или иную систему мировоззрения, идеологии и культуры. С экстраполяцией понятия экстраполируется и соответствующие мировоззренческие и идеологические позиции, культурные нарративы. Принципиальное значение имеет в этой связи раскрытие понятия хаос. Ошибка, допущенная при этом раскрытии, может привести к стратегическим ловушкам, соучастию в процессе хаотизации или принятию ошибочных рецептур. И такие ошибки в современном философско-культурном дискурсе допускаются.

Понятие «хаос» в античной мифологии и философии: основания космогенеза

Слово «хаос» этимологически восходило к понятию бездна. Буквально оно означало нечто разверзшееся, зияющее. Благодаря античной философии оно приобрело значение исходного состояния сущего.

В космогонии древних греков хаос раскрывался в двух аспектах – как состояние беспорядочности и смешения и как первооснование всего сущего. На первом аспекте концентрировал внимание Аристотель, на втором – Платон13.

Состояние хаоса для греков – это состояние докосмического первоединства. Все элементы в нем слиты и нераздельны. Он есть непрерывный континуум, лишенный каких-либо разрывов. Хаос одновременно и все и ничто, и бесконечность и нуль, и небытие и рождение бытия 14.

Римляне придали хаосу значение всепоглащающей бездны. Он стал вызывать ужас и ассоциироваться со смертью. Многие римские мыслители связывали хаос с подземным миром – аидом (Вергилий, Овидий, Сенека). Вызвать силы хаоса означало у римлян открыть врата подземного царства. Такое открытие означало бы смерть и разрушения.

Древнегреческих мыслителей занимало более всего из всех проблем философии то, как из хаоса возник космос. Давались разные ответы, что лежит в основании самого хаоса, составляет его сущностное содержание. Фалес, например, связывал его со стихией воды, что соотносилось с идеей возникновения тверди в неограниченном пространстве мирового океана. По Гесиоду, хаос был порожден Мглой. Хаос характеризовался беспорядочннностью, будучи противопоставляем в этом отношении космосу, описываемому через характеристики гармонии и порядка. Понятия хаоса и космоса уже у греков использовались и в качестве социальных характеристик. Космос оказывался маркером бытия эллинов – гармоничного, упорядоченного, хаос – бытия варваров. Позже характеристика хаоса – беспорядок стала основной в раскрытие понятия хаос 15.

Известна существующая в античной мысли оппозиция линии Демокрита и линии Эпикура. Демокрит утверждал существование в мире железной необходимости в деятельностных проявлениях всего сущего. Будучи атомистом, он утверждал, что движение атомов строго детерминированы. Места для хаоса в демокритовой концепции мироздания не оставалось совершенно. Даже если обнаруживалось нечто беспорядоченное, то и у него должны были быть свои причины. Отсутствие понимания причин означало отсутствие знаний у человека, а не опровержение принципа детерминированности 16.

Эпикур подобно Демокриту являлся атомистом. Однако в своих рассуждениях он исходил из возможности свободного отклонения атомов от общего потока движения. Если, размышлял Эпикур, может отклониться от общего потока один атом, то, следовательно, может и второй, и третий. Значит не подчиниться причинам может потенциально любой. Следовательно, детерминированности нет, а есть абсолютная свобода. Мировое бытие в версии Эпикура есть совокупность случайностей. Фактически это мир хаоса. И то, что Эпикур в этическом плане выступал приверженцем гедонизма, заложив основания философии эпикурейства, было в том числе связано и с его представлениями о свободе и хаосе 17.

Впрочем, существовала в античной философии и третья линия, потенциально снимающая оппозицию космоса и хаоса. Ее представляла философия Платона, оказавшая, как известно, огромное влияние на становление византийского богословия. Хаосу, как беспорядку им противопоставлялся не космос – проявление упорядоченности, а Логос. Платон разрешал дихотомию космоса и хаоса введением сферы идеального, отсутствовавшей в доплатоновском дискурсе. Случайное не отвергалось, но подчинялось универсальному. Случай не продуцирует хаос, как бесконечность пространства случайного, а стремится потенциально к универсуму. Действуя в десятках и сотнях примеров, он перестает действовать на миллионах. Платон в этом смысле дал подсказку, как противостоять сегодня идеологии хаоса. Хаосу следует противопоставлять не порядок, как ограничение свободы в соответствии с той или иной идеологической парадигмой, а Логос, как перспективу постижения смыслов 18.

Христианский взгляд на происхождение мира: отрицание античного тезиса о первичности хаоса

Положение античной мифологии и философии о первозданности хаоса противоречит христианскому взгляду на происхождение мира. Это надо иметь ввиду при ознакомлении с современными концептами, обосновывающими универсальность хаоса аргументом происхождения сущего из хаотической первоосновы. Утверждается, в частности, что Логос есть не более чем частный случай внутри бесконечного пространства хаоса. Из таких представлений вытекает, как следствие, необходимость реабилитировать хаос, уравнять его с Логосом, а то и возвысить над ним. Важно зафиксировать, то, что в христианском понимании происхождения мира никакого первичного хаоса не существовало. Первоначальным сущим был Бог, а вовсе не хаос. Фрагмент Евангелия от Иоанна дает в этом отношении однозначную трактовку: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».

В книге Бытия упоминается, впрочем, бездна, которое иногда интерпретируется как синоним хаоса. Но даже если допустить правильность такого отождествления, ниоткуда не следует, что хаос предшествовал существованию Бога. Напомним текст Книги Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один». Исходно существует Бог – творец всего сущего, затем он создает землю и небо, и в связи с созданной землей фиксируется также покрытое мраком пространство бездны.

Бездна далее по тексту Библии связывается с водной стихией и с преисподней. Царем над бездной правит падший ангел Аваддон. Из бездны выйдет на свет зверь Апокалипсиса. И если хаос синонимичен в Библии бездне, а та в свою очередь есть преисподняя, то управление хаосом является управлением силами преисподней, то есть сатанизм. Быть христианином и являться одновременно последователем теории хаоса невозможно.

Вопрос о первооснове сущего решался в религиях мира по-разному. Можно выделить два различающихся взгляда. Согласно первому, мир произошел из хаоса или некой хаотической стихии, сообразно со вторым – от Бога или некой духовной субстанции. Первый подход, помимо греческой и римской мифологии был представлен в религиях Древнего Египта, Междуречья, Китая. Из первичного хаоса – Гиннунгагапа производится сущее и в германско-скандинавской мифологии, к которой апеллировали нацисты Германии. Второй подход кроме авраамических религий был представлен в традициях индийской религиозности и зороастризме. От того, дух или хаос находится в основании всего сущего оказываются производны фундаментально различные культурные нарративы 19.

Тема хаоса в культурной рефлексии Нового времени

Использование понятие хаоса как выражение беспорядка утвердилось в европейских языках в XVI столетии, когда прежняя картина мира начала распадаться, средневековый порядок рушился, Реформация и религиозные войны поразили Европу. Важно в выведении этимологии понятия хаос подчеркнуть генезисную связь двух определений – бездны и беспорядка. Беспорядок не просто понимался как отсутствие порядка, но выводился онтологически из мглы зияющей бездны (в христианской трактовке – преисподней).

Интерес к хаосу пробудился в культуре Нового времени. Английский писатель Энтони Шефтсбери писал о предисторическом времени мирового хаоса, характеризуя его как свободную игру атомов 20. Эпоха романтизма привнесла в раскрытие хаоса связанность его с темой свободы. Апелляция к хаосу использовалась романтиками как бунт против системы несвободы. Сословным порядкам и законсервированности противопоставлялся революционный дух хаоса. В этом качестве, в частности, обращались к нему представители Йенской школы немецкого романтизма (Ф.В. Й. Шеллинг, братья Шлегели, Новалис и др.). Шеллинг пересматривал взгляд на хаос как нечто ужасное для человека и пытался восстановить античный взгляд на него как на первозданное метафизическое единство. Возникает тема преодоления разделенности и восстановления цельности через возвращение к хаосу 21. Ф. Шлегель развивал эстетический подход к хаосу, видя в нем потенцию перехода к гармонии. И Шлегель, и Новалис восторгались хаосом, предлагая привнести его в те сферы человеческого бытия, которые нуждались в преображении 22. Параллельно развивалось направление титанизма (Дж. Байрон, И. Гете), апеллирующего к образу древних богов титанов, противостоявших богам-олимпийцам. Конечно же речь шла не о борьбе с олимпийскими богами, а о восстании против религиозного порядка христианской Европы.

«Нужно носить в себе ещё хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду», – заявлял Ф. Ницше. Красота в ницшеанской трактовке – это маска, тога как хаос и есть истина. Маски, призывал философ, должны быть сброшены. Это был бунт против культуры как таковой. Тема отрицания культуры в пользу хаоса получила в дальнейшем развитие в нацистском Третьем Рейхе. Культ хаоса в нацистской Германии сочетался с идеологией установления нового порядка 23.

Культурологическая концепция Ницше выстраивалась на дихотомии аполлонического и дионисийского начал. В трактате «Рождение трагедии из духа музыки» им оспаривался традиционный взгляд на греческую культуру как культуру Аполлона – светлую, рациональную, гармоничную. Согласно Ницше, существовала и иная Греция – дионисийская, темная, иррациональная, с пьяной энергетикой. Дионисийская культура легитимизировалась как культура хаоса 24.

Экзистенциалистами, начиная с С. Кьеркегора, хаос понимался как внутреннее стремление человека к восстанию против внешней объективации. Бунт человека оказывался выбором в пользу хаоса. К близким взглядам на природу хаоса подходил психоанализ. Обосновывалось, что хаос внутренне присущ человеку – его сознанию или подсознанию 25.

Хаос и капитализм

Хаос был положен в основание модели, условно определяемой как капиталистическая. Капитализм характеризуется анархией производства, то есть хаосом во взаимоотношениях экономических субъектов. Капиталистическая конкуренция априори предполагает хаотизацию. Об онтологическом зле анархии капиталистического общества рассуждал не только К. Маркс, но и, к примеру, А. Эйнштейн 26. Хаос заканчивается при монополизации. Выходов из состояния капиталистического хаоса в повестке XX века было обозначено два – фашистский и социалистический. Выдвигаемый сегодня концепт посткапитализма есть фактически новая версия фашизации (фашизм цифровой эпохи).

Имманентно связанный с хаосом капитализм создает и типичные для себя инструменты хаотизации. Можно в этом отношении говорить, что для того, чтобы победить силы хаоса надо упразднить капиталистический способ производства, основанный на конкуренции и получении прибыли. Однако выход из состояния хаоса, может оказаться еще большим злом, чем сам хаос. Важно в этом смысле увидеть к какой системе порядка подводит современная хаотизация.

Хаос и сатанизм

Особо показательно было обращение к теме хаоса известного британского сатаниста Алистера Кроули. Почитание сил хаоса было напрямую положено его последователями в основание сатанинского культа.27

Идейно близкий к Кроули эксцентричный художник Остин Осман Спейр признается своими последователями основателем движения Магия Хаоса. Одновременно Спейр считается и представителем идеологии сатанизма. Магические ритуалы культа были им разработаны в 1952 г. на основании общения с некой миссис Патерсон, унаследовавшей будто бы искусство магии от Салемских ведьм. Будучи художником, Спейр лично создал образ сторонников магии хаоса, которым стал Козлиный Король. Обращает внимание фактически совпадение его с образом Бафомета в изображении оккультиста и таролога Элифаса Леви. Важнейшим положением учения Магии Хаоса явился выдвинутый Спейром принцип: «Ничто не истинно, дозволено все». Звучал он очень близко с девизом Кроули – «Делай, что желаешь». Вседозволенность оказывалась императивом сторонников культа хаоса. Удивительным образом современная педагогика свободного воспитания фактически утверждает тот же подход, что утверждали Кроули и Спейр.

Институционально оформление движения Магия Хаоса произошло в 1970-е гг. В 1978 г. последователями Спейра был учрежден орден «Иллюминатов танатэроса». До 1990-х гг. движение Магии Хаоса существовало в формате андеграунда, но далее запреты на деятельность сатанистов и близких к ним течений оказались сняты, и хаосопоклонники вышли из подполья.

Среди последователей теории хаоса получило распространение понятие хаосфера. Хаосфера разрушает границы между реальным и нереальным, включая в себя как произошедшее, так и то, что могло потенциально произойти. В качестве священного символа самосферы используется круг с расходящимися от него восемью стрелками. Восемь стрелок – это восемь видов магии – истинная магия, магия смерти, магия денег, магия любви, магия самости, сексуальная магия, магия мышления, магия войны. Символ широко распространился сегодня в пространстве массовой культуры. Посредством использования символа хаосферы адепты учения узнают друг друга. Другое название символа – Зерцало Тьмы. В использовании магических практик для достижения земных целей с опорой на силы хаоса современные хаосопоклонники продолжают фактически традиции чернокнижия, и их антихристианская направленность не вызывает сомнений 28.

«Взмах крыльев бабочки»

«Взмах крыльев бабочки в Бразилии может вызвать торнадо в Техасе», – это высказывание Эдварда Лоренца 1961 года стала ключевой метафорой теории хаоса и, как образ, прочно вошла в мировую художественную культуру. Лоренц являлся профессиональным метеорологом и его открытия были сопряжены с разработкой компьютерной модели погоды. В ходе экспериментов им обнаружилось, что при округлении расчетов прогнозируемая картина погоды может быть принципиально иной. Получалось, что малейшие изменения на уровне взмаха крыльев бабочки меняют весь ход развития мира. А так как в каждый миг времени в мире происходит непросчитываемое число событий, то это и означает ситуацию хаоса, когда бабочка может вызвать торнадо. Но, следует возразить сторонникам теории хаоса, устойчивость сезонных изменений погоды говорит о том, что законы все-таки существуют. Зима и лето даже при взмахах крыльев миллионов бабочек местами не поменяются.

Лоренц не был первым, кто обратился к фактору случая, изменяющего мир. Сюжет о ничтожном по масштабу событии, вызвавшим роковые последствия, издавна присутствовал в мировой художественной культуре. Ганс Христиан Андерсон использовал его в сказке «Вошка и блошка». Вошка обожгла крылышки, что вызвало цепь негативных последствий, приведших в конечном итоге к мировому потопу, затопившему всех персонажей сказки.

Еще до выдвижения метафоры Лоренца, американский писатель-фантаст Рэй Бредбери написал рассказ «И грянул гром», по сюжету которого во время путешествия на Машине времени в мезозойскую эпоху группы охотников была убита бабочка, что изменило весь ход мировой истории29. «Уничтожьте одного человека, – предупреждает инструктор путешественников во времени, – и вы уничтожите целое племя, народ, историческую эпоху. Это все равно что убить одного из внуков Адама. Раздавите ногой мышь – это будет равносильно землетрясению, которое исказит облик всей земли, в корне изменит наши судьбы. Гибель одного пещерного человека – смерть миллиарда его потомков, задушенных во чреве. Может быть, Рим не появится на своих семи холмах. Европа навсегда останется глухим лесом, только в Азии расцветет пышная жизнь. Наступите на мышь – и вы сокрушите пирамиды. Наступите на мышь – и вы оставите на Вечности вмятину величиной с Великий Каньон. Не будет королевы Елизаветы, Вашингтон не перейдет Делавер. Соединенные Штаты вообще не появятся. Так что будьте осторожны».

Несмотря на многочисленные обращения к теме рокового случая только с 1961 г. он получил соответствующее концептуальное обрамление. Концептуализация темы хаоса объясняется историческим контекстом. Лоренц выдвинул метафору о взмахе крыльев бабочки в тот год, когда Юрий Гагарин совершает свой полет в космос. Это было время веры в науку и научно-технический прогресс, стремлении познать законы природы. Советский Союз выходил вперед в гонке систем, и его требовалось остановить. Теория хаоса как раз и явилась инструментом борьбы с опирающимся на классическую науку советским научно-техническим и социальным прорывом. Как и в античные времена космосу был противопоставлен хаос 30.

Хаос в теории нелинейного развития. Концепция «животворящего хаоса»

Концептуальное оформление теории хаоса было завершено к концу 1970-х годов. Само время завершения ее разработки, непосредственно предшествующее глобальным трансформациям, связанным с распадом мировой социалистической системы, указывает, что новая модель появилась именно тогда, когда она оказалась востребована политически. Рубежный характер в ее разработки имел выход в 1979 г. на французском языке книги Ильи Пригожина и Изабель Стенгерс «Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой». Уже в 1986 г. книга увидела свет в СССР, что было особо удивительно ввиду ее принципиального расхождения с методологией диалектического и исторического материализма. Хаос рассматривался как метафора. Пояснялось, что в научном плане речь шла о нелинейных моделях развития. Представление о нелинейности выводило на идею сценарной вариативности. Если прогнозы в парадигме законов и закономерностей давали определенное видение будущего, то в рамках сценарной вариативности оно становилось неопределенным. Сценарии могли быть различны настолько, что вектора движения могли быть направлены в противоположную сторону. Каждый из сценариев мог в свою очередь распадаться на свои сценарные варианты. Версий будущего могло оказаться при сценарных декомпозициях бессчетное количество. На изменение сценария могло повлиять что угодно. Это и была модель хаоса 31.

Порядок выводился из хаоса, определенность из неопределенности. Чтобы выстроить новую систему, двинуться вперед, следовало пройти фазу хаотизации. Хаос, как состояние, предшествующее зарождению нового, характеризовался эпитетом «животворящий». Животворящими в традиционном обществе считались сакральные атрибуты. Теперь животворящим оказывался хаос, сопряженный ранее с инфернальностью и небытием.

Следствием теории хаоса должен был стать отказ от всего того, что было связано с классическими подходами – от целей, от задач, от моделей, от систем, от институтов. Производной от нее стала концепция неопределенности – эджайла. Она получила распространение в том числе и в педагогике. Педагогическая эджайлизация означала отказ от ценностных целей, которые теперь могли меняться по ходу развертки проекта. Наставление Сенеки о том, что для корабля не знающего своего курса не бывает попутного ветра, более не бралось в расчет. Теперь любой ветер мог считаться попутным, равно как попутным мог не считаться никакой.

Теория управляемого хаоса: Стивен Манн

Политический ракурс теории хаоса был придан американским политологом и политиком Стивеном Манном. Собственно, им и была выдвинута концепция управляемого хаоса, приобретшая широкую популярность в современной политологии. Стивен Манн считался специалистом по СССР, после распада которого специализировался по проблематике России и постсоветского пространства. Его имя традиционно связывается с «цветными революциями». То, что специалист по России и «цветным революциям» стал главным разработчиком концепции «управляемого хаоса» само по себе говорит о том, что ее применение мыслилось прежде всего в отношении к задачам хаотизации постсоветских государств.

Манн вслед за Ильей Пригожиным и Изабель Стенгерс пошел по пути реабилитации категории хаоса. Но он шел дальше их. Сообразно с его пониманием, любое сообщество есть в основе своей самоорганизованная критичность. Кризис является его имманентной характеристикой. Быть в состоянии кризиса – естественно для любого сообщества, ввиду множественности действующих внутри него акторов. Вместо позиции Пригожина и Стенгерс о хаосе как предтече порядка формулировалось понимание о самовоспроизводстве хаоса.

«Мир, – заявлял Манн, – обречен быть хаотичным, потому что многообразные акторы человеческой политики в динамической системе… имеют разные ценности и цели».32 Надо, полагал политолог, избавиться от стереотипов и научиться действовать в парадигме хаоса. Мировые тенденции виделись Манну в следующих ориентирах: переход к либеральной демократии; переход к рынку; рост запросов на повышение качества жизни (прежде всего у элит); отказ от национальных ценностей и идеологий. Получалось, что введение инструментов управляемого хаоса было нужно в том числе для демонтажа национальных государственных идеологий. И действительно, хаотизация, как подрыв национального единства, оказывался по историческому опыту стран транзита фактором идеологических деструкций и деидеологизации.

Не надо, давал Манн политические советы, «рваться к стабильности как иллюзорной цели». Следует, напротив, переосмыслить хаос в качестве возможности и идти по пути сознательной хаотизации. От политика требуется перевести систему в состояние политической критичности, а далее энергия хаоса сама двинет ее вперед.

Стабильность принципиально невозможна ввиду многосубъектности политики. Каждый политический актор «производит энергию конфликта, … которая провоцирует смену статус-кво, участвуя, таким образом, в создании критического состояния… и любой курс приводит состояние дел к неизбежному катаклизменному переустройству». Глубинно же конфликтная энергия заложена в природе каждого индивидуума. Манн здесь рассуждает в традициях западной мысли, идущей от Томаса Гоббса и выраженной идеей «войны всех против всех». С того момента, заявлял американский политолог, как индивидуум стал определяться в качестве опоры глобальных структур, были открыты перспективы канализации конфликтной энергии каждого в водоворот глобального хаоса. Это было очень важным признанием теоретика «цветных революций»: установка на индивидуализацию человека приводит сообщества и человечество в целом к состоянию хаоса.

Но хаос при этом оказывается программируем. Программирование в нужных для США целях осуществляется, по признанию Манна, посредством использования «идеологических вирусов». Этими вирусами заражаются народы и далее заражают друг друга. Использование американским политологом метафоры «компьютерных вирусов» еще в начале 1990-х гг., когда такого рода аналогии еще не имели большой популярности, показывает, что выдвигаемый концепт находился в мейнстриме общественного дискурса.

«Идеологическое обеспечение каждого из нас, – заявляет Манн, – запрограммировано. Изменение энергии конфликта людей …направит их по пути, желательному для наших целей национальной безопасности, поэтому нам нужно изменить программное обеспечение. Как показывают хакеры, наиболее агрессивный метод подмены программ связан с «вирусом». Но не есть ли идеология лишь другое название для программного человеческого вируса? … С этим идеологическим вирусом в качестве нашего оружия США смогут вести самую мощную биологическую войну и выбирать, исходя из стратегии национальной безопасности, какие цели-народы нужно заразить идеологиями демократического плюрализма и уважения индивидуальных прав человека» 33. Соединенные Штаты обладаю огромными преимуществами в системах коммуникаций, что и является залогом управления ими глобальным хаосом. Все это, резюмировал Манн, станет наилучшей гарантией доя национальной безопасности США34.

Манн был, впрочем, в разработке теории управляемого политического хаоса не одинок. Авторами специальных работ по проблематике управляемого хаоса выступали, к примеру, Митчелл Уолдроп, Стивен Левин, Джеймс Розенау, Джеймс Глейк и другие. Идеи хаотизации как инструмента мирового развития прочно вошли в политологический арсенал, что предполагало попытки их использования на практике.

Тема хаоса в рефлексии Русской идеи

Тема хаоса вызывала соответствующую рефлексию и в русской общественной мысли. Можно даже считать ее одним из главных вопросов в развитии русской идеи. Такая рефлексия связывалась с неприятием любых регламентаций, навязывания системы формального права. Запад устанавливал регламентацию на основе закона, Восток – ритуала. Для России было чуждо и то и другое. Неприятие регламентов позволило Н.А. Бердяеву заявлять, что русский человек по природе своей анархист.35 Ранее о врожденном русском анархизме и бунтарстве писал М.А. Бакунин.

Ментальные особенности делали русского человека особо восприимчивым к технологиям хаоса. Эти склонности были известны противникам, использующим их в своих политических целях. Хаос в русской версии обозначался понятием «смута». И периодически Россия в своей истории вступала в период «смутного времени». Потом для преодоления смут требовалась сверхмобилизация, максимальное напряжение всех сил.

Малоросская часть русского народа была исторически особо подвержена технологиям хаоса. Так было и во времена гетманства Запорожского, и современные времена. Вероятно, в такой предрасположенности сказывались глубинные традиции, идущие от «дикого поля». Казацкая вольница при своей радикализации могла быть канализирована в направлении хаоса. В Великороссии символом такой вольницы стала «пугачевщина», в Малороссии – «махновщина» (ранее – «хмельниччина»).

Свобода – liberte трансформировалась в России в «волю». Об их категориальном различии писал русский философ – эмигрант Г. П. Федотов: «Никто не может оспаривать русскости «воли». Тем необходимее отдать себе отчет в различии воли и свободы для русского слуха. Воля есть прежде всего возможность жить или пожить по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только цепями. Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля торжествует или в уходе из общества, на степном просторе, или во власти над обществом, в насилии над людьми. Свобода личная немыслима без уважения к чужой свободе, воля всегда для себя. Она не противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо. Разбойник – это идеал московской воли, как Грозный – идеал царя. Так как воля, подобно анархии, невозможна в культурном общежитии, то русский идеал воли находит себе выражение в культе пустыни, дикой природы, кочевого быта, цыганщины, вина, разгула, самозабвения страсти, – разбойничества, бунта и тирании. Когда терпеть становится невмочь, когда «чаша народного горя с краями полна», тогда народ разгибает спину: бьет, грабит, мстит своим притеснителям – пока сердце не отойдет, злоба утихнет, и вчерашний «вор» сам протягивает руки царским приставам. Вяжите меня. Бунт есть необходимый политический катарсис для московского самодержавия, исток застоявшихся, не поддающихся дисциплинированию сил и страстей. Как в лесковском рассказе «Чертогон», суровый патриархальный купец должен раз в году перебеситься, «выгнать черта» в диком разгуле, так московский народ раз в столетие справляет свой праздник «дикой воли», после которой возвращается, покорный, в свою тюрьму. Так было после Болотникова, Разина, Пугачева, Ленина».36

Выбор в пользу «воли» перед порядком проходил красной нитью через историю русской литературы. А.С. Пушкиным, М.Ю. Лермонтовым, Н.В. Гоголем, Л.Н. Толстым, Ф.М. Достоевским, А.М. Горьким, М.А. Шолоховым – едвали не каждым из великих отечественных писателей были созданы яркие образы преступающих закон бунтарей. Герой Ф.М. Достоевского в «Записках из подполья» рассуждал о возможности отказаться от рационального счастья жизни в «хрустальном дворце». Л.Н. Толстой в «Войне и мир» посвятил много внимания развитию идеи об истории как совокупности миллионов случайностей. Русский Серебряный век поднял ницшеанскую тему правды дионисийского начала. Идея бунта против западной рациональности и мещанства была взята за основу течением «скифства». Русский хаос должен был снести западную цивилизованность. «Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы», – обращался Александр Блок к Западу как бы с позиции российского варварства.

Все эти литературные рефлексии выстраивались на ложном противопоставлении. Слова Ивана Солоневича в «Народной монархии» о «кривом зеркале» русской литературе являлись действительной констатацией созданных ей мифов, среди которых был и миф о русском бунтарстве.37 Ложность противопоставления состояла в утверждении хаоса (бунта, воли) как способа преодоления системы регламентов, бюрократизма, несвободы. Ложность этого пути состояла в том, что каждое погружение в хаос оборачивалось новыми регламентациями и новым бюрократическим прессингом, зачастую более тяжелым, чем прежний. Выход же в преодолении бюрократизма был другой. И заключался он реализации идеалов соборности. Соборное бытие преодолевало одновременно как пороки бюрократического порядка, так и анархического хаоса. Об искушении хаосом, которому могут быть присвоены и иные названия, следует, исходя из исторического опыта российских смут, предостеречь и власть, и патриотическую общественность. А попытка такого искушения с высокой вероятностью, учитывая степень бюрократизма в современном государственном управлении Россией, состоится.

Неопределенность как методологический кризис

Неопределенность будущего не есть исключительная характеристика современной эпохи. В истории мировой общественной условно во взгляде на будущее можно выделить три основных подхода:

1. детерменистский, исходящей из того, что оно предопределено, и весь вопрос состоит в нахождении социальных законов развития;

2. индетерменистский, подразумевающий «господство случая», а соответственно, фундаментальную неопределенность;

3. сценарно-вариативный, допускающий вариативность реализуемых сценариев, выбор альтернатив.

Долгое время в европейских общественных науках господствовал детерменизм, и будущее в соответствие с ним воспринималось социально заданным. На уровне массового сознания это порождало психологическую уверенность в отношении «светлого завтра». Но образ этого завтра оказывался идеологически варьируемым. Коммунизм, либерализм или национализм исходили из разного понимания сущности законов развития. Будущее было определено, но оно определялось исходя из выбора парадигмы.

Сегодня методологически произошел сдвиг к другому краю. Постмодерн заявил о принципиальной непознаваемости перспектив завтра, сделав акцент на нарративах самовыражения. Получили распространение идеи эджайлизации, выражаемые в снятии с повестки ввиду неопределенности будущего понятия целей.

Речь идет таким образом не о том, что постижение будущего принципиально осложнилось. Его постижение всегда было крайне сложной задачей. Проблема в другом – современном методологическом кризисе общественных наук. Утверждение о непостижимости будущего оказывается на поверку сведено к отсутствию соответствующего инструментария ее постижения.

Нуждается в уточнении в свете выбора базовых методологических подходов и понятие «тенденция». Существуют эпохи, когда анализ тенденций и трендов функционален. Это время монотонных процессов. На основе тенденций – чаще всего методики экстраполяций – даются прогнозы развития, определяется вектор изменений. Но есть эпохи, к которым относится и нынешняя, когда более целесообразным оказывается не анализ тенденций, а исторических развилок. Современная ситуация, диспозиция которой в значительной мере оказалась задана вызовом Covid, такова, что прежними тенденциями выход из нее никак не предрешается. Выбор парадигм может быть различным и даже дихотомическим.

***

Главные угрозы в современном оперировании понятием хаос заключаются в двух подходах. Первый состоит в подавлении хаоса регламентами и циркулярами. Способ недопущения хаоса видится во включении сил бюрократии, ассоциируемой с порядком. Но бюрократия не только не может обуздать хаос, но оказывается катализатором его усиления. Современные протестные движения и возникали прежде всего как реакция на «бюрократическую дурь».

Вторая ошибка состоит в попытках реабилитации хаоса. В хаосе обнаруживают животворящий источник, связывают его с иррациональным началом в человеке. Есть даже попытки обнаружить в хаосе парадигмальные основания русской жизни – ее дионисийской стихии. Хаос заявляется как русский ответ на западный порядок. Фактически апологетизируется «Смута», которая ни к чему иному как к смерти государственности и народа привести не может.

Христианский взгляд на хаос однозначно негативный. Хаос есть выражение инфернального. Христианство не равно дионисийству и во многих аспектах противоположно ему. Но христианство противопоставляет хаосу не бюрократическую силу, а силу духа, духовноцентичное видение мира.