Харизма

Часть 4 БЕСЫ (из дневника Лексы)

Так мы болтали, пока не рассвело. И когда рассвело, я, честно скажу, уже задолбался слушать. Знаешь, так всегда бывает: вроде друг и вроде говорит по делу, и ясно, что помочь хочет в беде, а ты слушаешь, слушаешь - и наконец устаешь слушать. Ну, все сказано уже, все понятно, чего талдычить-то, повторять? Ника я уже много лет знаю, он меня старше намного, и жизнь у него по-иному сложилась, опытный человек, в общем. Доверяю ему на сто процентов. Если есть у меня лучший друг - то это Ник. Но вот он говорит и говорит. А я, уставший такой, сытый уже, сижу с чашкой чая, слушаю задумчиво, уже отшумели, откричали обо всем, сонно так мне, хорошо. И в какой-то момент я понимаю, что потерял нить разговора, а слышу лишь мотив речи. Вот слышу я мотив, слов не слышу, а мотив этот мне не нравится. Потому что в нем, в мотивчике, идет такая джазовая импровизация. Первая тема “послушай меня, умного человека”. С припевом “вот потому у тебя проблемы и случаются”. Словами это не произносится никак, интонациями тоже не выражается, а вот если к мотиву прислушаться - звучит. По первой теме я не спорю - Ник, конечно, умнее меня в десять раз. Не только в компьютерах, вообще. Да вот только зачем об этом напоминать? Я это и так помню. По припеву… Ну, что, ну случаются у меня проблемы, не первый раз в жизни, и не последний, надеюсь. А у кого проблем не случается? Может, у меня проблем много потому, что живу невнимательно, как мама однажды сказала. А может, просто не везет. Ну можно сто раз повторить “это потому что ты такой плохой, вот я хороший, посмотри на меня - у меня все в порядке”. А что толку? Можешь - помоги, не можешь - отойди. Хочет человек показать, какой он умелый, добрый помочь готов, а выходит наоборот.

В общем, говорили мы, пока Ариша не проснулась. Пришла в кухню в халатике, с босыми ногами. Удивилась, конечно, меня увидев. Но мы с Ником вкратце рассказали ей что случилось. Она сразу серьезная такая стала, покивала, да, говорит, надо идти к гуру. Прямо сегодня вечером. Мы так и договорились. А пока Ник мне дал всякой одежды, и я поехал. Куда? На старую свою работу, конечно, пора уже было там появиться.

Вечером мы встретились с Аришей в городе у метро, и она меня повела к своему йогу. Йог жил в центре, в старом доме. Знаешь, из тех каменных домиков в центре столицы, из которых еще не успели выгнать жителей и офисы сделать. Мы открыли старенькую дверь, подошли к лифту - прикинь, лифт совсем старый, с дверями деревянными, которые руками распахивать надо! - поднялись к йогу, значит, на четвертый. Звоним в дверь, открывает - негр! Самый натуральный! В возрасте дядька, но веселый, руки-ноги длинные, по-русски говорит совсем без акцента. Звать Игорем Габриэловичем. Я сначала думал, что это у гуру всякие ученики тусуются, а оказалось, это и есть гуру.

Ну, думаю, приехали. Кто-то из нас сошел с ума. Крещеный йог, да еще негр, куда это годится? Но как-то в процессе беседы я уже стал забывать, что он негр. Очень классный дядька оказался, понимающий. Вроде бы и ничего особенного не говорит, но все понимает. Профессор он, кстати, не хрен собачий, что-то там философия и лингвистика. А негр - потому что родился после фестиваля, а мама у него украинка.

Посидели мы на кухне, чаю попили. Игорь Габриэлович еще телегу двинул насчет того, что в России какие бы люди ни собрались и о чем бы разговор ни шел, все незаметно перемещаются на кухню. Он это еще как-то хитро объяснил насчет славянского тяготения к родовому очагу, но я не запомнил. Красиво он объяснил, да только, по-моему, очаг тут ни при чем, а все дело в национально сложившихся малогабаритных квартирах, где обычно в комнатах дети спят, а вообще курить только на кухне разрешено, да и водку из холодильника не в комнату же таскать. Но спору нет, умный мужик.

Затем мы Аришу оставили на кухне, а сами пошли в комнату - разговаривать. Хотя, по-моему, этот разговор больше напоминал медосмотр типа “на что жалуетесь?”. Сам йог сел в позу лотоса, а у меня не получилось, я просто на ковер сел. Ковры у него очень красивые в комнатах, и маски резные на стене висят, и книги кругом, книги, канделябры всяческие. Барабаны, бубны, амулеты настоящие индийские… В общем, всего не опишешь, не квартира - музей. Только компа нет. Но вообще сразу видно - колоритный человек Игорь Габриэлович. В общем, сели мы друг напротив друга, он шторы задернул, в комнате такой полумрак сразу сделался, а он-то сам черный, только глаза белые сверкают. Палочки сандаловые зажег и стал мне в глаза смотреть. А я ему в глаза смотрю, в белые эти. И вижу, что хоть он и мудрый гуру, в глаза мои смотреть не отрываясь ему тяжело. Я знаю эту фишку, мне уже многие про это говорили. Но он молодец, держится. Ну, помолчали мы, посидели. Затем поговорили ни о чем - он вопросы странные задавал, типа “что ты думаешь о птицах?”. Чего я о них думаю? Ничего особенного, но вижу, что ему не ответы мои нужны, а вообще - как я говорю и что у меня в душе происходит. Затем он меня попросил показать, как когти на руках растут. Я показал. Он фигел малость. Не испугался - а так, офигел. Но виду не подал. В общем, на том сеанс медитативного общения закончился. Вернулись мы на кухню к Арише, Игорь Габриэлович молчит, думает. Ну и мы ему не мешаем. Наконец говорит:

- Серьезное дело, никогда такого не видел. Можно, конечно, попробовать йогу или вуду, но если ты крещеный - ты же крещеный, да?

- Крещеный, - говорю.

- Лучше тогда вызвать специалиста по изгнанию бесов. Не по моей это части, это квалифицированная помощь нужна. А я христианин, конечно, и православие изучал, но не специалист, бесов не пробовал никогда изгонять.

- Во как, - говорю. - А от меня после этого чего-нибудь останется?

- Не бойся, - говорит Игорь Габриэлович. - Это в Средневековье бесов сжигали с человеком. А тут технология веками отработанная, проверенная.

- В церковь идти?

- Можно и в церковь, - задумчиво кивает Игорь Габриэлович. - А можно и частника найти. Я сейчас попробую позвонить одному своему аспиранту, он рассказывал, что у него знакомый есть, который профессионально изгоняет бесов.

- Спасибо вам, - говорю.

- Не за что пока, - отвечает Игорь Габриэлович, заглянул мне в глаза и по плечу потрепал ободряюще. - Ты, главное, не волнуйся. Поверь мне, все будет хорошо. Карма у тебя очень чистая.

Не знаю почему, но тепло стало на душе от его слов и оптимизма прибавилось. Классный он человек. Простой и понимающий, сразу видно - гуру. Ну и пошел он звонить, звонил долго, возвращается - говорит, все отлично, ждем, скоро приедет специалист.

Ну, посидели мы еще, чаю попили. У него классный чай, зеленый с жасмином и еще какими-то травками. Поговорили мы душевно. Он хитрый такой, вроде ни о чем, а в душу глядит.

- Скажи, Алексей, что тебя раздражает в жизни?

- Тупость, - говорю, - раздражает. И непрофессионализм. Когда ламер не в свое дело лезет. Главное, чем меньше профессионализма - тем больше у человека гонора. Сколько таких я в Интернете повидал. Сами ничего не смыслят, а зато лезут во все дела - советы давать и критиковать…

- А ты - профессионал? - спрашивает гуру.

- Ну… - Я задумался. - Смотря с кем сравнивать. Вообще - да. В компьютерах. Вот и диплом скоро получу, и вообще.

- А как у тебя с гонором? Критикуешь?

- Критикую, - говорю я. - Согласен, нелогично получается. Но я все меньше критикую, кстати, особенно последние полгода.

- Вот, - говорит гуру. - Это духовный рост. Ну а еще что тебя раздражает?

- Вообще или в людях? Вообще раздражает плохая погода. Раздражает, когда меня начинают жизни учить. И пока я в метро ездил, очень раздражали бабки с тележками, это вообще клиника.

- И почему тебя раздражают пожилые люди?

- Не знаю, - говорю, - тупые они, склочные. Не все, конечно, не все. Но многие.

- А когда ты сам станешь пожилым?

- Не знаю, - говорю. - Не думал пока об этом. Но я таким не буду. Не буду на лавочке сидеть у подъезда и про политиков сплетничать. Не буду с тюками по метро носиться и бутылки собирать. Если совсем пенсия будет маленькая - буду в Интернете чего-нибудь делать, сайтики оформлять за копеечки. И общаться тоже буду в Интернете, а не на лавках и не на митингах.

- В Интернете будешь сидеть. Интересно получится… - говорит Игорь Габриэлович и улыбается одними глазами.

И вроде он ничего вслух не сказал, а как бы только глазами показал, но я его мысль понял. И задумался. Действительно, прикол получается. Это сейчас в Интернете одна молодежь тусуется, поэтому там так интересно, а пройдут годы, молодежь состарится, закоснеет, обретет привычки сварливые, но останется в Интернете! Не сядет же на лавочку у подъезда? А куда еще идти на старости лет, если ты на пенсии и делать нечего? Ясное дело - только в Интернет, к тому времени уже в каждом доме будет выделенка и стоить будет копейки. А пенсионерам - вообще бесплатно, распоряжением мэра. Так что вся пенсионерия двинется туда поголовно. Разве что глаза не позволят и руки трясущиеся? Да ничего, позволят. И нынешние бабки вполне могли бы в Интернете сидеть. Да и медицина к тому времени не подкачает, научатся и глаза, и руки лечить. И вот я представил себе мир эдак лет через пятьдесят… Заходишь в Интернет - а там одни бабки да старики в чатах. Только и трещат, вспоминают молодость, музыку свою - Цоя там, или Егора Летова, или “На-Ну”, “Нирвану”, “Продиджи” - чего останется в памяти. И чешут языками. И ругают все, что обычно - цены ругают нынешние, высокие, политиков ругают - на сайты к ним ходят, гадят. Митинги устраивают, ругательные лозунги пишут в гостевые книги. И уж конечно, молодежь ругают! Которая живет неправильно и музыку поганую слушает, и нравы с моралью упали ниже плинтуса, и вообще куда мы катимся, то ли дело в наше время…

А если молодой зайдет - так ему тут же достанется на оба уха. Ведь эти бабки в Интернете не первый десяток лет сидят, они там уже дотусуются, дослужатся - будут главными администраторами чатов и вообще у руля. Так что всех чужих молодых - сразу же вышибут на раз! Это к подъезду можно с мотоциклом и пивом приехать, бабок расшугать силовыми методами, а в Интернете этот номер не пройдет. Кого захотят - того и выкинут из чата. Вот это будет действительно всеобщая беда. Такая беда, по сравнению с которой толкающиеся бабки с кошелками в метро - это цветочки. Единственное, что греет, - тот факт, что сам я к тому времени окажусь по ту сторону баррикады, буду трещать в пенсионерских чатах и ругать молодежь…

Вот такие вот меня мысли посетили, пока я с Габриэловичем разговаривал. Но тут раздается звонок, я вздрагиваю, Ариша тоже вздрагивает, а Габриэлыч идет открывать. Мы тоже подтягиваемся в коридор. Входит мужичок. Как его описать? Лет за сорок, бородка такая неопределенной формы - не лопатой и не клинышком, так, неопрятная. С залысинами и проседью, но энергичный. В руке саквояж. Как саквояж врача, но более антикварный. Что-то типа плоского чемоданчика. Зашел, истово перекрестился. Истово - не знаю, что это слово означает, но в смысле - с размахом, пополам согнулся.

- Так! - говорит с порога. - Чур меня! Здесь вызывали бесов гнать? Где хозяин-то?

Я смотрю на Габриэлыча, а тот глядит на мужичка с удивлением - видно, тоже ожидал чего-нибудь посерьезнее. Тут до мужичка доходит, что негр - и есть хозяин. Он Габриэлычу руку протягивает:

- Вечер добрый! Отец Амвросий!

- Игорь Габриэлович, - говорит гуру и руку ему пожимает.

- Беру недорого, - объявляет Амвросий, потупившись. - В районе восьмидесяти пяти евро.

- А от чего зависит? - спрашиваю я.

- Как гон пойдет, - отвечает отец Амвросий и на меня взгляд переводит.

- А сколько это времени занимает? - спрашиваю я.

- Если гон пойдет в охоточку, до зари управимся, - отвечает отец Амвросий. - Где у вас тут можно руки обмыть? Где рукомойня?

Ну прямо как врач “скорой”! Показал ему Габриэлыч, где ванная, а я смотрю на Габриэлыча, киваю в сторону ванной - мол, надежный это хоть мужик-то? Габриэлыч так мне одними глазами показывает, мол, не знаю, что за мужик, но рекомендовали хорошие люди. Так я понял. Выходит отец Амвросий из ванной, руки полотенцем вытирает и оглядывается.

- Ты одержимый будешь? - кивает мне.

- Кто, пардон?

- Одержимый. Бесноватый.

- Ну я. Как бы.

- Вижу, - говорит отец Амвросий и подмигивает мне. - Все вижу. Чую бесноватость. И обосновать могу.

- Не надо, - говорю, - обосновать. Вы лучше скажите если до утра не управимся, то как я на работу пойду?

- Никакой работы, - качает головой отец Амвросий. - Тебе после изгнания беса отдыхать недели две.

- Ого, - говорю.

- А ты думал? - говорит отец Амвросий. - Шутки шутить?

Я смотрю вопросительно на Аришу, а затем на Габриэлыча, лица у них серьезные, они кивают - надо, мол, надо. Ну, я зашел на кухню, позвонил начальнику своему. Сказал, что на работу завтра прийти не смогу. Типа по состоянию здоровья. Начальник на меня разорался, сказал, что я уже неделю гуляю, работа кипит, что раз такое дело, то или я прихожу и впрягаюсь без выходных, или я уволен немедленно. Ну а мне-то это только на руку, я ж другую работу себе подыскал со следующего месяца. Так и договорились.

- Ну что? - спрашивает Габриэлыч. - Уладил с работой?

- Ага, - говорю, - все отлично. Ближайшие две недели свободен.

- Где же ты работаешь? - удивляется гуру.

- Программист он, - говорит Арища.

- Хорошо живут программисты, свободно, - цокает языком Габриэлыч, а отец Амвросий нахмурился и перекрестился.

- Еще вопрос, - говорит отец Амвросий. - В этом помещении будем работать?

- А разве не в церковь поедем? - удивляюсь я.

- Молодой человек! Если хотите, конечно, можете идти в церковь, - говорит Амвросий, и голос у него обиженный. - А я работаю на дому. Я частный священник.

- А сами вы к какой бы конфессии себя бы отнесли? - аккуратно спрашивает Габриэлыч.

- Божий человек, - отвечает Амвросий. - А остальное все суетно. А ежели вас гложет гордыня и подозрительность, то можете не сомневаться - бесов я изгнал дюжину дюжин, они меня боятся, как ладана. А если вас интересует юридическая сторона, то все документы я вам представлю.

Он лезет в чемодан - вытаскивает здоровенный ламинированный лист и протягивает Габриэлычу.

- Вы пока на кухоньке посидите, поизучайте, - говорит отец Амвросий, - а я, с Божьей помощью, пойду исследовать помещение…

Взял саквояж и направился в ближайшую комнату. И стали мы листок рассматривать. Там бумага глянцевая с золотым тиснением. Православно-целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной, разрешение на индивидуальную духовную деятельность, выдано отцу Павлу Тарасовичу Зяблику (крещ. Амвросий). Подпись: Дарья Ерохина.

- Хм… - говорит Габриэлыч.

- Ой… - говорит Ариша.

- Ну ладно уж, чего там, - говорю я. - Лишь бы дело знал.

И тут из комнаты раздается громкое шипение. Мы замолчали, а оттуда снова “Ш-ш-ш!!! Ш-ш-ш!!!”. Мы заглядываем в комнату осторожно, а там отец Амвросий стоит с большой бутылью и из пульверизатора окучивает стены святой водой. И бормочет что-то, видно, молитву. Ну, мы не стали ему мешать, ушли на кухню.

Через некоторое время приходит отец Амвросий и приносит горсть масок - со стены снял.

- Бесов надо сжечь, - говорит он.

- Милейший, - отвечает Игорь Габриэлович, - это не бесы, это кармически чистые предметы этноса.

- Не знаю про этнос, а бесов надо убрать, - говорит отец Амвросий. - Жуткие рожи. Может, у вас там в Африке они кармически чистые, а у нас страна православная, во Христе. Здесь это бесы.

- Возможно, в этом есть доля истины, - говорит Габриэлыч. - Но мы можем их спрятать?

- Ну разве что на кухне, - морщится Амвросий. - Придется очертить круг мелом и запереть бесов в круге. Мел есть?

- Есть карандаш от тараканов.

- Даже лучше. И еще амулеты там во множестве, их все надо со стен поснимать, в них бесы могут прятаться. Вообще у вас квартирка, конечно, - рассадничек. Неудивительно, неудивительно! Давно здесь живешь? - спрашивает меня.

- Да я вообще не здесь живу. Я сюда в гости приехал.

- А, - говорит Амвросий.

И уходит. Габриэлыч пошел с ним, и они вдвоем принесли всяких амулетов и масок и сложили все это аккуратно под кухонным столом на расстеленных газетах. Мне отец Амвросий запретил пока в комнаты ходить. Они туда ушли, стали мебель двигать. Сижу я, значит, и предчувствие такое - ну, попал. Но я понимаю, что это не у меня предчувствие, а у беса, который в меня вселился. Что радует.

Наконец отец Амвросий пришел и пригласил меня в комнату. Зашел я в комнату, там бардак жуткий - половина вещей вынесена, столики журнальные убраны, и все такое. Посреди комнаты диван выдвинут. Отец Амвросий показывает мне - мол, ложись. Ну, ложусь. Ариша с Габриэлычем задергивают шторы, свечи зажигают и садятся в кресла по углам, чтобы, значит, смотреть. Но отец Амвросий их оттуда шугает, говорит, чтоб подождали в другой комнате, помощь потребуется позже. Они выходят, а отец Амвросий обращается ко мне.

- Первым делом, - объявляет он, - надо исповедаться.

- Ну, надо так надо, - говорю.

- Ударялся ли ты в язычество? - спрашивает отец Амвросий.

- Да вроде нет, - говорю.

- И слава богу, - говорит отец Амвросий. - Коли не брешешь. Чужим богам не поклонялся? Языческих символов не носил?

- Майка, - говорю, - у меня была. С черепом светящимся.

- .ф-у-у… - говорит отец Амвросий. - Ну чего ж ты теперь хочешь…

- Но я ее уже года два не надевал!

- Хоть каешься?

- Каюсь. Вернусь домой - выкину. Или брату двоюродному подарю.

- Выкинь. А лучше сожги с молитвою. Теперь далее. Произносил ли плохие слова?

- В смысле матюгами?

- И матюгами.

- Ну, бывало.

- Зачем?

- Всякое бывало. Упадет, бывало, чего-нибудь неожиданно. Виндоус. Ну и это…

- Часто ли?

- Виндоус падал? Хе!

- Часто ли матюгами разговаривал?

Я задумался.

- “Мля” - это матом?

- Тс! - шикнул на меня отец Амвросий. - Не забывайся, одержимый! Ты на исповеди!

- Извините, пожалуйста.

- Матом, конечно.

- Тогда часто, - вздохнул я. - А в Интернете, в чатах, считается?

- Вообще-то Интернет от диавола. - задумался отец Амвросий. - Так что считается вдвойне.

- Тогда совсем часто.

- Должен предупредить, - сказал отец Амвросий. - За каждый матюг Богородица на три года отступается.

Я прикинул.

- Ой, мля… - вырвалось у меня непроизвольно.

- Одержимый! - строго прикрикнул отец Амвросий. - Не забывайся!

- Простите, пожалуйста, - сказал я. - Это, наверное бесы.

- Ну так для того мы и здесь, верно? - смягчился отец Амвросий и по-свойски подмигнул мне. - Каешься?

- Каюсь. А если Интернет от диавола, про Интернет тоже каяться?

- Обязательно.

- Не могу. Это работа моя, я программист, проектировщик сетевых решений.

- Сетевых, - сказал отец Амвросий с омерзением. - Сетевых. Слово-то какое. Сети диавола.

- Не, - говорю, - информационные сети.

- Кайся немедленно.

- Но я же на работу снова пойду? Это же моя профессия.

- Ну так я тебе не говорю работу бросить, верно? Покайся, а там иди на работу, снова покаешься.

- Каюсь.

- И слава богу, коли не брешешь. Завидовал ли кому-нибудь?

- Случалось.

- Каешься?

- Каюсь.

- И слава богу, коли не брешешь. И кстати, вопрос к тебе - брехал ли?

- Ну… Бывало.

- Каешься?

- Каюсь.

- Не брешешь?

- Не.

- Едем дальше. Ленился ли?

- Случалось. Каюсь.

- Смотрел ли с вожделением?

- Чего?

- Чего. Не маленький. Смотрел ли с вожделением?

- Смотря на кого.

- Ну, на кого. На баб, понятное дело. Но если на мужиков - это особый грех.

- На баб смотрел, наверно. Ну да, точно смотрел.

- Кайся.

- За просто смотреть? С какой стати?

- Одержимый!

- Чего, уже и посмотреть нельзя?

- Одержимый!

- Хорошо, каюсь.

- Все. Иди и больше не греши!

- Все? Уже идти?

- Погоди. Бесов гнать сейчас начнем. Это я тебе грехи отпустил по-быстрому.

Отец Амвросий уходит, возвращается с саквояжем и начинает оттуда извлекать предметы - пару книжек в пластиковых обложках, веревки с бубенцами, бубен - что меня удивило - и сандаловые палочки.

- А чего за книжки? - говорю. - Библия?

- Спецлитература, - объясняет отец Амвросий. - Библии мало. Это Тропарь и Требник, издание двадцать четвертое, переработанное.

- Типа как у нас в программировании - “Виндоус для чайников”?

- Одержимый, не ерничай!

- Извините, - говорю. - Понял. Вопросов больше не имею.

В общем, собрал отец Амвросий свои вещи, подошел ко мне, обошел вокруг дивана, осмотрелся - видать, решил, что все готово.

- Поехали! - сказал отец Амвросий, махнул рукой и начал трясти веревками с бубенцами. - Изыди, нечистый Дух! Освободи место духу святому! Изыди, нечистый дух! Освободи место духу святому!

Ну, я чего? Я лежу, прислушиваюсь к ощущениям. Ощущений особо никаких. Был один момент, когда показалось, будто где-то в душе, как бы это сказать… ну, типа как щекотно вдруг стало. Я обрадовался, но пропало ощущение сразу, может, действительно показалось? А отец Амвросий все больше заводится, а по ходу дела зажигает вокруг свечки, расставляет. Свечки - ну, явно из маркета “ИКЕЯ”, не знаю уж, святые они там или нет. И благовония всякие зажигает. Ну и бегает вокруг, трясет веревочками, звенит бубенцами. Помню, я еще подумал, что работа у него не сахар. Это мне-то чего, я лежу, спокойно мне так, ничего делать не надо, а бесы изгоняются тем временем. Ощущения как в парикмахерской, только еще спокойнее, не боишься, что тебе ухо отрежут. Я даже прикрыл глаза и лежу, слушаю звон. Не заметил, как заснул. Не знаю, сколько прошло времени, трясут за плечо. Открываю глаза - отец Амвросий, мокрый уже такой, раскрасневшийся.

- Одержимый! Ты что, сюда спать пришел? Не спать!

- Извините, - говорю. - А чего делать?

- Молись! - говорит отец Амвросий.

- Я не умею, к стыду своему.

- Просто обращайся к Господу! Своими словами!

- Господи! - говорю. - Прости, что я…

- Про себя! - говорит отец Амвросий и снова начинает веревками трясти.

“Господи! - говорю про себя. - К тебе обращаюсь! Пожалуйста, не спеши отвергать мое обращение, дослушай сначала до конца и сам реши, пустая моя просьба или нет. Прости, что не знаю, как к тебе правильно обращаться - какими словами и в какой последовательности. Пойми правильно - я не профессионал общения с Господом, не учился в семинарии, не стажировался в церквах, я рядовой пользователь. И как любому пользователю, мне хочется одного - чтобы все работало. Желательно само по себе и без всякой настройки. А уж как оно устроено - это уж не мое дело, так я считал. Ну, пойми меня правильно, Господи! Мне казалось, что мир вокруг меня установлен и настроен безупречно. Это комплимент сейчас был. Господи! Я слышал, что ты, как и любой программист, любишь, когда пользователи хвалят твою работу. Так вот, мне казалось, что система, в которой я живу, отлажена настолько хорошо, что нет необходимости беспокоить Создателя с просьбами изменить то, доработать это, исправить такой-то баг, ну, ты понял, да? Можно на “ты”? Нет, наверно, лучше на “вы”… Так вот, скажу больше - система казалась мне настолько безупречной, что порой возникала мысль, что она такой была всегда и никто ее не создавал! По крайней мере наш мир ни разу не падал и не зависал, хотя, как я понимаю, мог, и неоднократно. Нет, я, конечно, не идеализирую, не утверждаю, что нам слишком хорошо живется, и все такое. Но мне кажется, если мы живем плохо, если у нас типа войны, или беспредел, или беды другие, личные всякие, то это не потому, что система кривая, нет! Это потому, что это мы сами кривые жизненные задачи пускаем в системе. А система как раз ничего, держится молодцом, несмотря на наши кривые руки и все сознательные попытки ее повалить. Может ли быть лучший комплимент для Создателя? Да, я не задумывался о Боге, о том, кто создал этот мир. Каюсь, Господи. Но пойми - я же рядовой пользователь, а они никогда не помнят копирайтов, им главное, чтоб программа работала, и желательно на халяву. Каюсь”.

- Про себя бормочи! - перебивает отец Амвросий. - А то талдычишь что-то себе под нос, меня сбиваешь.

- Пардон, - говорю, - задумался. Буду про себя. “А поскольку система в целом не сбоила, то мне, как любому пользователю, не приходило в голову сесть и почитать документацию на систему в целом, то есть на Вселенную, поинтересоваться, кто ее Создатель. Я слышал, что документация есть и в открытом доступе. Библия, например. Или вот отец Амвросий какой-то Требник упоминал, а я вообще про такой не слышал. Да и пойми меня правильно, Господи, слишком умного вокруг документации, слишком многие претендуют на авторство системы. Тут не поймешь. Я слышал, что есть Будда, Кришна, Аллах, Иисус Христос и еще множество имен, а также, например, античные-создатели, типа древнегреческих. Кстати, они там в своей версии документации фигурируют именно как группа разработчиков, причем четко распределено, кто за что отвечает, ну, типа Афродита - за любовь, Зевс - громовержец, кто-то там еще - за искусство, сорри, не помню точно. Честно говоря, мне порой действительно кажется, что создать такой мир одному не под силу, поэтому группа разработчиков, каждый из которых работает над своим модулем, - это мне всегда казалось более похожим на правду. Возможно, я ошибаюсь. Говорят, что это все самозванцы, и Будда, и Кришна, и Зевс. Говорят, что надо обращаться непосредственно к Иисусу Христу и самая правильная документация - это Евангелие. Но здесь тоже непонятно, ведь Иисус совсем не Создатель нашего мира, он только сын Создателя. И судя по документации, он фигурировал лишь в тестировании готовой системы, причем кончилось не очень удачно. Оставил свои комментарии, описания, как надо жить правильно. Какой смысл обращаться к нему с просьбами пофиксить и улучшить? Или он просто передает все просьбы и пожелания отцу, который так крут, что простым пользователям связаться напрямую с ним невозможно? В общем. Господи, кто бы ты ни был, просто Создатель, если ты меня сейчас слышишь, пойми меня правильно - я не знал, кому слать свои благодарности за устройство мира, ну честно не знал! И к кому обращаться с просьбами о доработках, если нашел баг, - тоже до сих пор не знаю. Виноват”.

- И не кивай головой! - прерывает меня Амвросий. - Не на всенощной! Молись тихо.

- Пардон, - говорю. - Это я машинально, увлекся беседой.

- С кем? - изумляется Амвросий и прекращает махать бубенцами.

- С Богом, с кем еще…

- Ну если с Богом - тогда продолжай с Богом, - успокаивается Амвросий.

“Так нот, Господи! Я сам люблю, когда мне шлют радостные отзывы о моих творениях, это очень повышает настроение, пусть я даже не всегда запоминаю имена приславших благодарности. И когда шлют толковые багрепорты, типа в такой ситуации с такими данными твоя программа выдает такой сбой, исправь, пожалуйста? - это, конечно, настроения не повышает, но я все равно люблю такие послания. А вот чего не люблю - это когда шлют матюги, типа почему твоя программа такая кривая? Или всякие бесформенные сообщения, типа ай-ай-ай, как плохо работает программа, чего-то у меня с ней работать не получается. А что именно не получается и как это выглядит - не пишут. Вот это да, гнилой отзыв. Короче, Господи, во-первых, пользуясь случаем, хочу выразить благодарность за мир, который ты создал. Спасибо! Действительно, крутая штука! А во-вторых, у меня просьба личного характера. К самому Создателю системы или к его сыну. Если я правильно понял, сын администрирует систему? К миру у меня претензий нет, там ничего править не надо, хвала Создателю. Просьба к администратору: у меня как у отдельной личности и программной задачи возникла проблема. Пожалуйста, проверьте, все ли со мной правильно настроено, а если с настройками все о'кей, то подскажите, чего мне делать, чтобы выйти из ситуации? И чего делать, чтобы этого больше не повторялось? В смысле, что я сделал, что со мной такое произошло? Только не надо ругаться, что у меня руки кривые, что я ламер и живу неправильно - это я и так знаю. И не надо на меня кричать, мол, иди читай документацию и сам разбирайся со своими проблемами. Потому что документации множество, она путаная и противоречивая, без подготовки ничего не понятно. Помощи прошу. Описываю ситуацию. Алексей Матвеев, пол мужской, живу на свете двадцать два года. Более о своем происхождении мне ничего не известно. Моя жизнь досталась мне, как и всем, в виде демо-версии. Но я еще во младенчестве принял крещение, тем самым зарегистрировав ее. Впоследствии я бегло ознакомился с лицензионным соглашением (Евангелием) и, не глядя, принял все пункты заповедей. Да, конечно я читал лицензионное соглашение невнимательно. Точнее - вообще не читал, бабушка пересказывала. Но покажите мне хоть одного пользователя, который внимательно читает лицензионные соглашения? Если они в таком тяжелом переводе? Тем не менее, если я правильно понял, теперь я обладаю полной лицензионной версией жизни и вправе надеяться, что жизнь моя будет вечной и не прервется по окончании земного срока существования, как это было обещано в лицензионном соглашении? В любом случае я же имею право на техподдержку? О техподдержке и прошу. Проблема у меня такая - завелись бесы. Проявления: по желанию превращаюсь в собаку. Или вообще в кого захочу; Ну и так по мелочам, взгляда моего люди боятся, и все такое. Помогите, пожалуйста! Я понимаю, что у вас много работы, что на всех времени не хватает, что ежесекундно приходят миллионы запросов, каждый требует помочь, подсказать, исправить. Все требуют помощи, и, конечно, никто не хочет сам со своими проблемами разобраться, документацию почитать. Я все это понимаю, самому приходилось работать с клиентами, знаю, какой это гемор. Но все-таки я прошу особо отнестись к моему запросу. Заранее благодарен. Буду рад любому ответу. Еще раз, спасибо, извините за беспокойство”..

- Уф-ф-ф… - говорит отец Амвросий и останавливается, утирая пот со лба. - Хорошо ли ты молишься, одержимый?

- Стараюсь как могу, - говорю. - Может, и неправильно, зато искренне.

- Искренне - это самое главное, - говорит отец Амвросий. - Только вот никакого результата пока не видно.

- А какой должен быть результат?

- Ты понимаешь, что мы сейчас делаем?

- Ну, в общих чертах. Бесов гоним. А что конкретно делаем - не очень понимаю.

- Мы пугаем бесов. Бесы не любят благовоний, не любят шума, громких звуков. Ну и молитв тоже не любят. Поэтому бесы в твоем теле должны пугаться и кричать разными голосами. Может быть, даже на нечеловеческих языках.

- Это каких?

- Нечеловеческих. Бесовских. Ты разве знаешь какие-нибудь нечеловеческие языки?

- Знаю.

- Как это? - удивляется отец Амвросий.

- Паскаль знаю немножко, Си хорошо знаю, Ассемблера - два знаю, но немножко. Конечно, Ява, Перл, ну и всякие мелочи, Бейсик там, Рекс.

- Спаси господи! - говорит отец Амвросий. - Бесовщина какая!

- Каюсь, - говорю. - Работа такая.

- Так, - говорит отец Амвросий. - Зовем твоих друзей на помощь. Сейчас все вместе будем гнать бесов.

Он, значит, зовет Аришу с Габриэлычем, вручает им кастрюли - натурально кастрюли, я не вру! - и объясняет, что надо стучать и кричать. Ну и начинается. Бегают вокруг меня они втроем, бьют в кастрюли и кричат “изыди, нечистый дух, уступи место духу святому”, а Габриэлыч, по-моему, еще что-то на французском или на какой-нибудь там латыни бормочет, потому что периодически от него “аве, Мария” доносится. В таком шуме у меня уже по-хорошему обращаться к Богу не получается, ну и я прекратил. Чего, думаю, буду такой важный разговор вести второпях? Это ж как на собеседовании при устройстве на работу - ляпнул чего-нибудь не то, и хана, репутация испорчена. Так что я молчу, ну, изредка мысленно повторяю “изыди, нечистый дух”. Потом заметил, что в этом шуме сбиваюсь и пару раз у меня проскочило “изыди, святой дух”. Ну, я совсем огорчился, стал просто молчать. Смотрю, как вокруг меня стучат и бегают. Потом заметил, что на Аришу смотрю все больше. У нее такие черты лица тонкие, а тут она возбужденная, разрумянившаяся. А кофточка у нее обтягивающая, и грудь колышется в такт взмахам сковородки… Поймал я себя на этих мыслях, ну, думаю, приплыли. Типичное “смотреть с вожделением” получилось.

Я по- быстрому мысленно покаялся и стал в потолок глядеть. Продолжалось это все, чтоб не соврать, часа два. Ну и никакого результата. А время уже не детское, половина двенадцатого. И я вдруг слышу сквозь шум такое металлическое -дюм! дюм! дюм!

- Стоп! - говорю. - По батарее соседи стучат. Все притихли, уселись вокруг.

- Перерыв, - говорит отец Амвросий. - Всем спасибо. Всем до завтра. Завтра продолжим.

- Во сколько завтра приезжать? - говорю.

- Как это приезжать? - удивляется отец Амвросий. - Тебе надо здесь остаться. Здесь святое место, хорошо обработаное, тайное. Именно здесь, в этой комнате, поспишь, а с утра новыми силами начнем гнать. И надо, чтоб кто-нибудь с тобой остался.

- Я останусь! - вдруг говорит Ариша.

- О'кей, - кивает Амвросий. - Это очень хорошо, мне надо домой съездить, передохнуть, щей хлебнуть.

- Хорошо, - говорит Габриэлыч, - конечно, оставайтесь.

И я остался в доме Габриэлыча. Мы перекусили на кухне, Габриэлыч классно готовит. У него, конечно, там свои заморочки, вегетарианство, мяса нельзя, рыбы нельзя, но зато из овощей он такие штуки сооружает! Особенно с индийскими специями - куркума там какая-то у него, ванилы и прочий баран-тарзан. Впервые попробовал чечевичную похлебку. Скажу тебе, клевая штука! Габриэлыч, конечно, упомянул, что именно за нее, по Библии, кто-то продал первородство. Что такое первородство и в чем его кайф, я не очень понимаю, наследство, что ли? И не очень понимаю, как такие юридические штуки можно продавать за тарелку еды, ведь когда еда съедена, можно запросто отбрехаться, что ничего подобного не было. Но в целом метафору понял; действительно, чечевица - штука очень стоящая, попробуй обязательно при случае.

Вообще Габриэлыч молодец, а вот Амвросий… Ну не то, чтобы он мне неприятен, он в принципе толковый мужичок, но какой-то… Не понимаю его, он совсем в другом мире живет, на другом языке говорит и в другую сторону мыслит. Типа как случайный попутчик в купе - дежурными фразами обменяться легко, а вот адресами-телефонами - совсем незачем. Казалось бы Габриэлыч - он и негр, и профессор, а я его понимаю прекрасно.

И еще я одну штуку понял - в общем-то, между нами, никакой он не гуру. Он, по-моему, только в глазах Ариши гуру. Или я не понимаю ничего в жизни. Мне кажется, что гуру - это тот, который всегда точно знает, что надо. Скажет слово - все вынут блокнотики и запишут. Махнет рукой - все построятся. И побегут выполнять. И такой гуру не стал бы слушаться Амвросия. И Амвросий в присутствии гуру не стал бы так командовать. Габриэлыч - нет, не гуру. Просто интеллигентный, умный дядька. И как большинство интеллигентов, рулить ситуацией отказывается. То ли ленится, то ли играет в демократию.

Привели к нему домой бесноватого - пусть. Пришел Амвросий, маски со стен покидал - терпит. Дали в руки кастрюлю - стучит. И с интересом поглядывает, учится бесов гонять, на будущее пригодится. А гуру учиться не должен. Гуру - это который уже раз и навсегда все выучил и теперь ведет людей своим путем. Мне так кажется. Может, я, конечно, не понимаю, может, он специально не вмешивается, может, в этом и есть талант гуру… Сомневаюсь. А человек - классный, это да.

Короче, остался я ночевать в той комнате, Габриэлыч мне постелил на диване, а Арише мы принесли кровать. Настала ночь, Габриэлыч ушел к себе в комнату, напрыгался, устал. А мы с Аришей разговорились. Хорошо так, спокойно. То ли дом у Габриэлыча заряжен положительной энергией, то ли и впрямь отец Амвросий комнату освятил как следует. Но вот мы сидим с Аришей, темно, потолки высокие, окна здоровенные распахнуты - последние теплые деньки, сентябрь, бабье лето. В окошке луна - круглая, выпуклая. И тишина - потому что дом в глубине старых дворов, кругом офисы, пустующие ночью. И занавески у окна колышутся - чуть-чуть, как пламя свечки. Ну, чего рассказывать? Ну, расскажу.

В общем, стали мы о жизни говорить. Разговоры - они разные бывают. Бывают как игра в домино: шлеп - вопрос, шлеп - ответ. Шлеп-шлеп. Рыба. Или кто-то выиграл. Смешали доминошки - и новую партию начали колотить, в смысле - новую тему. Доминошный разговор - это называется.

А бывает разговор как перетягивание каната - каждый на себя тянет, причем одновременно тянут. То есть говорят! И так до бесконечности, ну или пока канат не треснет. B смысле ссорой пока не кончится. Или пока кто-то на себя все не перетянет, тоже типа выиграл. Это называется канатный разговор.

Бывает еще пластилиновый разговор. Это когда собеседники взяли по куску пластилина, и каждый лепит свое - неспешно, не агрессивно, но только свое. И не глядит, чего лепит собеседник, своим делом занят. Или нет, не пластилин, лучше на другом примере объяснить - на пляже из песка что-нибудь свое строить, лежа друг к другу спинами. Никто тут не выигрывает, но я не люблю таких разговоров, пустые они. Налепил, настроил замков сам себе - а пользы никакой, потому что закончился разговор - и все, что налепили-настроили, можно обратно развалить и смешать, потому что не нужно это никому, с собой ничего не унесешь.

А бывает разговор елочный, как новогодняя елка. Это когда не спеша, со вкусом, не мешая другому, наряжаешь одну на двоих елку. Берешь из коробки стекляшку какая понравится, выворачиваешь из газет старых, полюбуешься, как блестит штучка, - и прикидываешь, куда повесить лучше? И так по очереди и одновременно, дополняя друг друга, наряжают дерево. И самим приятно, и блестит, и красиво, и праздник в итоге получается. Вот такой у нас с Аришей был разговор - елочный. Это, кстати, Аришкина классификация разговоров, это она сказала, что у нас разговор елочный.

Классно мы тогда говорили. Вот так вот видишь человека часто, а ничего о нем не знаешь. Здравствуй. Варенье бери, не стесняйся. Спасибо. Еще чайку налить? Да, чуть - чуть. Жарко так на улице. И не говори. Ну, до свидания. Вотд и все. Если однажды не поговорить с глазу на глаз, хороши долгим елочным разговором, так и жизнь может пройти, поумирают люди, поисчезают, так и не поговорив. Как два компьютера рядом стоят, а если сетка не протянута, то никакого обмена информацией нет и не будет.

Оказывается, Ник - почти мой ровесник. Я думал, ему под тридцатник, а ему всего-то двадцать четыре. Вот что значит инет! Как поставит себя там человек - таким его и будут читать. Арише, наоборот, всего двадцать один. Это мне всегда казалось, что она старше, а она просто ростом чуть-чуть выше меня, вот и весь секрет. С Ником они уже лет пять живут. Про Ника она очень хорошо говорила, только неохотно.

А еще про меня говорила, как она поначалу меня испугалась, что во мне черная сила, а теперь вроде как видит, что и не изменился почти, нормальный человек, и не боится…

И вот говорим мы, а я смотрю на Аришу, у нее глаза так темноте поблескивают влажно, и носик торчит тоненький - такой, с благородной горбинкой… Я уже отвлекся, какую-то чушь несу, а сам на ее лицо смотрю, на грудь под маечкой. А маечка узкая, обтягивающая, наполненная. И так мне хочется до нее дотронуться, за руку взять, подержать, волосы взъерошить. Но знаю - нельзя никак. А она на меня тоже смотрит… В общем, как-то само все у нас тогда вдруг получилось… Не буду рассказывать, это наше личное дело и никого это больше не касается! Ясно?

Утром приходит Амвросий. Деловой такой, уже два саквояжа с собой. Всех построил, говорит, сегодня - сложный день, если бесы не вышли от шума, то придется плоть усмирять. Ну, типа готов ли я?

- Готов! - говорю. - А как плоть усмирять?

- Будет больно, - говорит отец Амвросий. - Но так надо.

- Как?

- Сначала бичами попробуем. Я принес бичи. Три штуки.

- Меня не считайте! - быстро говорит Аришка. - Я его бить не стану!

- Так надо, - отвечает отец Амвросий.

- Я не могу. Я уйду! - говорит Аришка и уходит из комнаты.

- Ладно, - говорю, - я сам себя буду. Бичи настоящие, пастушеские?

- Сейчас, пастушеские тебе, - вздыхает отец Амвросии. - С бичами нынче проблема. Только плетки в секс-шопах и можно найти.

- Фу, - говорю. - А без бичей никак нельзя бесов изгнать?

- Ну, можно власяницу надеть. Типа свитера из стекловаты. Суровая штука. Можно кандалы нацепить и ходить, но это время. Можно коленями на горох и молитвы читать. Но это тоже долго, бичами быстрее,

И вынимает бичи. Кожаные плетки, причем измочаленные такие, мерзкие.

- Эта… - говорю, - отец Амвросий, а вот эти бичи обычном секс-шопе куплены? Или секонд-хэнд?

- Одержимый! - шикает на меня отец Амвросий. - Не забывайся! Какой секонд-хэнд? Хорошие бичи, почти новые. В святом источнике под Загорском вымочены. Молитвами очищены. Ими только бесов изгоняют. На счету каждого бича - по десятку бесов. Сымай давай рубаху, ложись на живот и подставляй спину! И принесите мне чистое полотенце, вату и перекись водорода!

- Зачем это вам, - говорю, - перекись водорода? Вы что, меня до крови будете бичевать?

- Нет, знаешь! - говорит отец Амвросий саркастически. - Мы тебя гладить пришли! Конечно, до крови!

- Стоп, - говорю. - Тут я не согласен.

- Это не так уж больно, - говорит отец Амвросий. - Из меня так бесов три раза выгоняли.

- Новость, - говорю. - Значит, вы тоже одержимый? Я думал, вы священник православный…

- Всяко бывало, - говорит отец Амвросий со значением. - Это было еще до того, как я в семинарию поступал. Сейчас я почти священник. Только не православный, но тоже славный. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Наша Дарья, конечно, с официальной церковью не связана, наоборот, судится в третий раз, но святая каких мало! Так что подставляй спину, это боль святая для тебя, а для бесов томительная.

- Боль я потерплю, - говорю. - А вот бичами вашими грязными меня до крови бичевать нечего. Я не знаю, скольких вы уже бичевали до крови, мне это надо, да?

- А в чем дело? - настораживается отец Амвросий.

- А в том, что бесов-то вы, может, и изгоните, а вот СПИД занесете. Или гепатит С, что, в общем, почти то же самое, тоже не лечится. Так что мне, пожалуйста, одноразовый бич.

- Одержимый, не умничай! - багровеет Амвросий. - Бичи святой водой омыты!

- А нечего на меня орать! - завожусь я. - Вы мне спецификацию представьте на вашу святую воду! И лицензию Минздрава, что ваша святая вода вирусы СПИДа и гепатита С убивает!

- Какой скандалист! - с омерзением говорит отец Амвросий. - В таких условиях я работать отказываюсь!

- Подождите, подождите, - вступает в разговор Габриэлыч. - Вы, безусловно, правы, и Алексей в чем-то прав, давайте поищем компромисс? Может, кипятком бичи окатим?

- Нет тут компромисса, - бурчит Амвросий. - Бичи кипятком нельзя, замша портится.

- А нельзя ли чем-нибудь другим усмирять плоть? - говорит Габриэлыч. - Только бичами?

- Ну разве что сразу к следующему этапу перейти, - отвечает Амвросий уже более спокойно.

- Какому же? - настораживаюсь я.

- Каленым железом, - говорит отец Амвросий. - Вот тут уж стерильность будет тебе!

- Это плитка нужна газовая, железо калить, - задумывается Габриэлыч. - А у меня плита электрическая… Да и железа такого нет, это что-то типа тавра лошадиного, да?

- Господи! - воздевает отец Амвросий руки к небу. - Куда я попал? Какие дикие люди! Тавро лошадиное! Приду, мают же такое! Двадцать первый век на дворе - а они тавро калить собрались!

- А как? - поднимает брови Габриэлыч.

- Да очень просто! Несите утюг. Утюг на пузо. Если не поможет - еще и паяльник в срамное место.

- Так… - разъяряюсь я.

- Спокойно, спокойно! - машет мне рукой Габриэлыч. - Паяльника нет. Есть утюг. Фирменный, с водоразбрызгивателем.

- Ну, паяльник, положим, я захватил… - говорит отец Амвросий, но, видя мой взгляд, поспешно добавляет: - Хотя пары утюгов вполне хватит.

- Мне это не нравится, - говорю я. - Не нравится. Не нравится. Ясно?

- Не нравится, можешь идти, - говорит отец Амвросий. - Насильно бесов не изгонишь. Желание одержимого нужно.

- Ладно, - говорю. - Давайте ваши утюги…

- Вообще, - говорит отец Амвросий задумчиво, - по-хорошему, тут бы крест нужен.

- Ну, вон у вас из саквояжа торчит здоровый медный не крест?

- Крест настоящий. Деревянный. И тебя прибить к нему. Вот уж чего бесы не любят! Или просто распять…

Отец Амвросий подходит к стенке и начинает по не хлопать ладошкой.

- Кирпич или бетон? - спрашивает он Габриэлыча.

- Не знаю, - говорит Габриэлыч. - Не задумывался.

- Кирпич, - кивает Амвросий. - В него так прости гвоздей не понабиваешь. А уж в новых домах, бетонных, там просто беда. Помню, в микрорайоне Чертаново мне приходилось гнезда перфоратором делать, туда деревянные пробки вбивать, и вот только в них уже - гвозди. Так одержимого и прибивали. Согласитесь, извращение богопротивное?

- Богопротивное, - соглашаемся мы с Габриэлычем.

- Но есть неплохой вариант к полу прибить. Там под ковром паркет ведь, да?

- Ну да… - говорит Габриэлыч совсем уже неуверенно.

- Тогда поехали! - командует Амвросий. - Диван прочь! Ковер скатываем, стелим чистую простынку. За дело!

Ну, мы с Габриэлычем переглянулись, он кивает, мол, надо. И мы действительно готовим место посреди комнаты. Сворачиваем и выносим ковер. Пол под ним пыльный - жуть. Аришка выходит и быстренько его моет. И просится уйти вообще из квартиры, потому что боится. Амвросий уговаривает ее остаться, чтобы она стучала в бубен или кастрюлю, но она отказывается, страшно ей за меня. В общем, ушла. А мы выносим диван в коридор, прислоняем к входной двери. И я иду на кухню кипятить гвозди. Гвозди Амвросий принес с собой, новые, здоровенные такие, в масле все, в хозяйственную бумагу завернуты. Но я настоял, чтобы их прокипятить. Отец Амвросий прямо изворчался весь, сказал, что уже два года бесов гоняет, а такого зануду первый раз видит. Сказал, что это во мне бесы занудства поселились. Но я знаю эти дела! У меня мать пневмонией болела в позапрошлом году, в больницу клали, так я весь инет излазил, все медицинские сайты. И не только про пневмонию, вообще всего поначитался, особенно про СПИД и гепатит С - там много страшилок на эту тему. Поэтому гвозди я содой оттер от масла и кипятил в кастрюльке ровно сорок минут - у меня в мобильнике таймер, специально заводил секундомер. И молоток спиртом протер. Ну, спирта, конечно, не нашли, Габриэлыч - он непьющий, но одеколон нашли у него в ванной. Им и протерли. Еще на деревянную ручку попало, впиталось - и получился самый благоухающий в мире молоток.

Вот ты спросишь - страшно мне было прибиваться к полу? А вот поверишь ли - не страшно. Когда в тебя менты стреляют из пистолета - страшнее, чем в кругу друзей стерильными гвоздями к полу. Снял я рубашку, снял носки, остался в одних брюках. Лег на простыню в центре комнаты, ноги вместе, руки крестом раскинул. Ступни и ладони протерли мне одеколоном. Амвросий мне правую руку прижал к полу коленом и молитву начал на староцерковном. Мало чего понятно.

Я смотреть не стал, как прибивают, смотрел в потолок, на люстру, на лепнину. В старых домах всегда на потолке рюшечки и прочая шняга. По краю потолка тянутся гипсовые листочки, а в центре - здоровая гипсовая розочка, и из нее люстра торчит. Люстра у Габриэлыча не старинная, так. Обычный крюк на пять хрустальных чашек, лампочками вверх. Прямо надо мной. Чашки красивые, только пыльные. И на дне мухи дохлые, бабочки, даже ос пара - в общем, братская могила. Чувствую: тюк! В руке кольнуло резко - и все. Снова: тюк, тюк, тюк! И по комнате аромат одеколона от молотка расплывается… Отец Амвросий встает с моей руки.

- Ну? - говорит. - Как самочувствие?

А надо мной уже Габриэлыч возвышается озабоченно, в руках держит нашатырный спирт - ну, типа вдруг мне плохо станет, чтоб в чувство привести.

- Нормально, - говорю, - только рука ноет. А так - почти не больно.

- Во! - говорит отец Амвросий. - Потому что уметь надо! Чтобы жилы не порвать, вены не задеть и кости не подробить! Этому долго учат.

- Да, вы мастер, - говорю.

- Ну, - смущается отец Амвросий. - стараемся. Разное бывает. Вот когда я в Чертаново работал, полчаса мучился с каждой рукой, все мимо деревянной пробки по бетону норовил попасть - вот это было плохо. А на полу - вообще без проблем. Люблю работать в паркетных домах.

И на вторую руку ложится. Чувствую, поставил гвоздь мне в центр ладони… Бац! - и дикая боль в пальце! Я дергаюсь, ору!

- Извини, - говорит отец Амвросий. - Нечистый попутал - молотком мимо гвоздя попал немножко…

- Ни хрена себе немножко!!!

- Одержимый! Не забывайся! - строго говорит Амвросий. - Подумаешь, промахнулся! Мы здесь не беречь себя Е собрались, а бесов гонять! Считай, это бесам досталось.

- Ладно, - говорю хмуро, - давайте уже быстрей, терпения моего нету. Быстрее начнем - быстрее освободимся от бесов.

- Поспешишь, - говорит Амвросий, - людей насмешишь.

Но ускоряется. Левую руку прибил мигом, с ногами тоже быстро справился. Мне отчего-то казалось, что на всех картинках ноги складываются крест-накрест и прибиваются одним гвоздем, но отец Амвросий заявил, что это старый стиль и вообще на гвоздях экономить в таких делах - это маразм и мещанство.

Кстати, ноги прибивать оказалось больнее, чем руки, вот уж не знаю почему. Пусть медики объяснят этот феномен. В общем, мне поставили на живот утюг и включили его в сеть. Отец Амвросий с Габриэлычем долго вертели утюг сначала. Амвросий говорил, что регулятор надо с Божьей помощью на “капрон” поставить, то есть на самый мизер для начала. Вот они этот “капрон” искали, вроде нашли, сделали минимум. Поставили мне, значит, утюг на пузо. И в розетку включили. Он ледяной, противный. И сели рядом, на меня смотрят.

- Чего, - говорю, - молитву читаем?

- Рано еще, - говорит отец Амвросий. - Как бесу в тебе извиваться начнут, так и молитву начнем.

- Ладно, - говорю. - Ждем бесов.

Посидели мы, помолчали. Ну, в смысле, они посидели на стульях вокруг меня, а я полежал. Жестко, кстати, на полу, и дует. Хорошо, что утюг уже не такой ледяной, теплеть стал, но все равно прохладно.

- А вы, - говорю, чтоб разговор поддержать, - вы, отец Амвросий, какую семинарию оканчивали?

- А никакую, - отзывается Амвросий охотно. - Поступал два раза. Один раз в подмосковную. На вступительных на философии завалили гады преподы. Другой раз - в Киеве, отучился там семестр, но не сложилось.

- Отчислили за неуспеваемость?

- Ну… Не важно… Можно и так сказать. Не сложилось, в общем. Так что я все сам, по книгам. Как Ленин.

- А сами вы где работаете?

- В центре нашем и работаю. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Я тебе потом оставлю наш прайс-лист, может, пригодится. Не тебе - так знакомым. Мы и бесов, и крещение, и СПИД, и рак, и отпевание. Приворот-отворот, порча-сглаз, венец безбрачия, поиск аномальных зон в квартирах, снятие отрицательных биополей, курсы духовного роста и похудение с Божьей помощью. Сейчас мы расширились, второй офис купили в Измайлово. Нам бы только этот процесс выиграть. Давит нас официальная церковь, душит. Сначала наехали, с какой стати мы православным целительским домом называемся? А как нам называться прикажете? Левославным? Ну, выиграли они процесс, пришлось нам менять вывеску, квитанции, бланки, печати, рекламные полосы в газетах… Второй раз они на нас наехали уже через прокуратуру. Вообще на пустом месте наехали! Говорят, мол, с какой это стати ваша Дарья Ерохина именует себя…

- Ой, - говорю.

- Чего такое?

- Щиплет.

- Ну а ты думал? Терпи, пусть бесы мучаются.

- Терплю пока. С-с-с… Ой. А сколько времени обычно терпеть надо?

- Ну, милый мой, это как Бог даст! Если хорошо пойдет - и через пять минут бесы уйдут. А если плохо пойдет, если.они крепко сидят…

- Ой… Щиплет!

- Терпи, терпи, не раскисай! Ты мужик, воин! А вот ты - как тебя? - черненький! Бери сковородку и колоти! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Три-четыре! Хором!

- А мне чего делать? - говорю.

- Ты терпи. Все равно молитву читать не выйдет, сбиваться будешь. Если получится, повторяй мысленно: “Господи, Господи, Господи!” На худой конец - просто кричи. Главное - не матерись. А то знаешь, некоторые, как припечет, такое загибают…

- Ой! Господи!!!

- Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!

- Господи!!!

- Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Колоти, черненький, колоти сильнее! Как я колочу, так ты колоти! Шуми!!! Изыди, нечистый дух!!!

- Ой-е-е-е-е-ей!!!!!!!!

- Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!! Ты не особенно там извивайся, утюг сбросишь! Надо было скотчем примотать, забыл совсем. Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!!

- One, - говорю.

- Чего “one”? - прекращает колотить в бубен Амвросий.

- Боль отключилась. Не больно совсем.

Отец Амвросий снимает утюг, осматривает его и плюет на сталь. Утюг шипит.

- Нормально все! - удивляется отец Амвросий и глядит на мое пузо. - Вон же треугольник красный пропекся. - Он ставит утюг снова на мое пузо, но чуть повыше, чтоб не жечь одно место. - Ну как?

- Никак, - говорю. - Не больно. Отключилась боль.

- Совсем не больно?

- Абсолютно. Даже утюга не чувствую. Как анестезия. Заморозка.

- Ничего себе заморозка! - Отец Амвросий снимает утюг и поворачивает на нем регулятор мощности. - Ну а так?

- Пока никак.

- Вообще-то, - вступает в разговор Габриэлыч, - в книге “Молот ведьм” я читал, что нечувствительные места на теле - это как раз признак бесовщины…

- Ага! Нечувствительные места! Да он же вон как извивался! - говорит Амвросий. - Я уж обрадовался, думал, минут десять - и бесы уйдут. А тут на тебе. Ишь партизан нашелся!

- А я чего? - говорю. - Я тут ни при чем. Отключилась боль. Я так думаю, что это как раз бесы ее выключили.

- Вот суки! - говорит Амвросий с чувством. - Ишь чему научились!

- Это, - говорю, - наверно, как с антибиотиками. Я читал, что как только новый антибиотик появится - всех микробов убивает. В сороковых годах даже простой пенициллин излечивал все, что угодно, за сутки - одной каплей. А чем дальше - тем больше микробы приспосабливаются. Ну и бесы, наверно, за столько лет инквизиции выработали иммунитет…

- Знаешь, не умничай тут, одержимый! - раздраженно перебивает отец Амвросий. - Что-то мы не так делаем… Что-то не так. Телефон есть? Позвоню Дарье Германовне на мобилу…

Габриэлыч приносит ему трубку, и Амвросий долго набирает номер.

- Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети! - передразнивает он наконец. - Одно из двух: либо в нирване, либо в метро.

- Жареным пахнет! - вдруг озабоченно произносит Габриэлыч и принюхивается.

- Вот этого бы избежать бы… - говорит Амвросий. - Были у нас случаи… Тебе правда совсем не больно?

- Совсем, - говорю.

- Не брешешь? Побожись!

- Да какой мне смысл врать-то?

- Действительно, никакого. А дымок-то, дымок подымается! - Отец Амвросий тычет пальцем, и я вижу, что действительно по контуру утюга рвется дымок.

Тут у меня звонит мобильник. Точнее, не у меня, а в углу, где он лежит вместе со шмотками.

- Принесите, - говорю, - пожалуйста, мобилку мою. Габриэлыч мне приносит мобилку, прижимает к моему уху и держит.

- Але! - говорю.

- Але! - кричит на том конце голос, и я понимаю, что это Владик из телепередачи. - Алекс? Слушай, извини, что на мобилу! Тебе перезвонить куда-нибудь можно на городской, чтоб деньги твои не тратить?

- Нет, - говорю. - Занят я сейчас очень.

- Тогда я скоренько! В общем, звонили тут люди несколько дней назад, спрашивали, как с тобой связаться. Я им дал твой номер, правильно?

- Уже связались они со мной, - говорю. - И уже развязались.

- И второй вопрос: у нас готовится передача про клоунов. Как ты смотришь на то, чтобы…

- Нет, - говорю. - Извини. Не клоун я. Ни разу.

- Ты даже не дослушал! - обижается Владик.

- Извини, я сейчас не могу разговаривать, очень занят. На съемки больше не хочу.

- Почему?! Классная передача вышла, директор наш очень тебя хвалил! И Горохов тоже, спокойно отзывался… Люди звонят, тебя спрашивают! Сразу после передачи звонили, и вот сегодня утром звонил человек, я тоже дал ему твой номер!

- Еще один? Кто такой?

- Не знаю, кто и откуда, я спросил, как звать, он сказал - Клим.

- Клим?!

- Клим. Голос деловой, суровый. А что? Не надо было номер давать?

- Это я так, вспомнилось. Мало ли Климов на свете… Не давай больше никому мой номер!

- Хорошо, не дам больше. А может, они тебе работу хотят предложить?

- Этого я и боюсь.

Тут отец Амвросий трясет меня за руку:

- Одержимый! Бес-но-ва-т-ы-ый! Хватит болтать во время чина!

- Какого чина?

- Нет, вы на него полюбуйтесь! Второй день гонится и даже не знает, как процедура называется! Чин изгнания бесов! Немедленно оставь бесовскую мобилу, вон дымишься весь!

- Я не вовремя? - говорит Владик. - У тебя там гости, я слышу?

- Угу, - говорю. - Гости. Ждем, пока уйдут, а они все не уходят. Извини. Пока. Все! Убирайте от меня мобилу!

- Как выключается мобила? - спрашивает Габриэлыч. - А, вот, нашел.

Тут отец Амвросий снимает с меня утюг и ставит его рядом.

- Так нельзя работать, - говорит он раздраженно. - Звонки отвлекают, плоть не истязается.

- Почему не истязается? - удивляется Габриэлыч. - Вон красное пятно какое у него на теле! Ожог! Я так думаю, что плоть как раз истязается и бесы истязаются. А что сам одержимый не истязается - так это его святой дух хранит.

- Сколько работаю, - хмуро говорит отец Амвросий, - первый раз такое вижу. Обычно так извиваются - дай боже! А тут - боль он, видите ли, не чувствует… Хочет так, без труда, на халяву излечиться? Если бы так можно было от бесов избавиться, их бы уж, наверно, под общим наркозом давно изгоняли!

- Ну, если так нужна боль, - говорю, - я могу попробовать ее включить. Мне кажется, у меня получится.

- Ишь ты! Включать-выключать он умеет! Ну, включи, чего ж ты?

Я сосредоточился, как сосредоточивался, выращивая когти в первый раз. Представил боль такую, абстрактную боль, которая вокруг меня вьется таким черным облаком. И представил, что она в меня проникает со всех сторон. И тут же дико заболел обожженный живот. Настолько дико, что я прикусил до крови губу, чтобы не закричать.

- Во! - обрадовался отец Амвросий. - Нормально! Продолжаем!

И поставил снова мне утюг на живот. Дальше я помню смутно - все силы тратились на то, чтобы не давать боли уйти. А она все время норовила исчезнуть. Мне больно дико, я кричу, отец Амвросий в голос орет, молитвы читает, в бубен стучит, Габриэлыч сковородками звенит - в общем, понятно, да?

Кончилось тем, что в коридоре послышался дикий грохот, и через секунду в комнату ввалились… Догадываешься, да? Ну да, они. Менты. Человек шесть. Двое с пистолетами, остальные с автоматами. Габриэлыча и Амвросия тут же швырнули на пол, руки за голову, лицом вниз. Как я понял, вызвали их соседи - от воплей и шума. Ну и менты, видать, долго звонили в дверь, а мы и не слышали. Тогда они вызвали подкрепление и взломали дверь. А за дверью - шкаф. Ну, понятное дело, люди забаррикадировались. Они уронили шкаф, вломились в комнату… И видят…

Но их тоже можно понять, верно? В общем, Габриэлыча с Амвросием они уволокли сразу, с меня утюг сняли, а гвозди вынимать не стали - вызвали неотложку. Не знаю, вены, наверно, боялись повредить или вообще им запрещено в таких случаях лезть с непрофессиональной медицинской помощью.

И даже разговаривать со мной никто не стал, а я пытался объяснить, что они совсем не так поняли и никого здесь не мучают, а все добровольно, и вообще святое дело делаем сообща. Ноль реакции. Наверно, решили, что у меня бред от утюга или это я со страху. В общем, понимаю, что дело плохо. И опять же - не мне плохо, мне-то чего? С меня как с гуся вода, а вот Габриэлыча очень жалко, совсем ни за что мужик пострадал. Ну и этого Амвросия, попа-самоучку, тоже жалко. Короче, понимаю я, что надо спасать ситуацию. А вот как? Лежу, значит, я, руки в стороны, взгляд в потолок, думаю.

Живот тем временем уже зажил, кстати. На мне все заживает последнее время моментально. В общем, совсем зажил - никакого ожога не осталось, никакого следа. Думаю я, значит, и понимаю, что раз менты приехали, да еще не просто пара участковых, а такая куча с автоматами, то, значит, этот выезд зафиксирован всюду и дело крупное. И по поводу человека, которого прибили к полу и жгли утюгом, тоже моментально наверх доложено. И даже если я сейчас буду объяснять, как все было, мне уже вряд ли кто-нибудь поверит, подумают, что меня запугали бандиты. А если даже поверят, то Габриэлыча с Амвросием засадят в КПЗ и продержат недели две… Поэтому единственный выход - это превратить ситуацию в полный идиотизм. Такой, чтобы захотелось всю информацию о выезде уничтожить и забыть поскорее. Ну, как на юге было.

И тогда я аккуратно отцепляю одну руку… Ну, в смысле, поднапрягся мысленно и сделал дырку в ладони пошире, чтобы шляпка гвоздя прошла. Отцепляю вторую руку, отцепляю ноги… А в комнате никого нет, что прикольно! Я встаю, быстренько заживляю руки, надеваю свою одежду и выхожу в коридор. А в коридоре у Габриэлыча, я помню, по стенкам тоже развешен антиквариат всякий, и вот там висит тарелка с портретом улыбающегося Ленина в кепке. Красиво так сделано, специально чтоб на стенку вешать. Ну действительно, не класть же на лицо вождя манную кашу и не съедать ложкой? Вот я аккуратно снимаю с гвоздика эту тарелочку и иду в ванную. Никто меня не останавливает, хотя во всех комнатах менты. Один только окликнул - мол, куда? Я пробурчал типа “в туалет умываться”, и он меня останавливать не стал. Да и не понял он, видно, кто я такой.

Вот я захожу в ванную, запираюсь, ставлю перед собой тарелочку и зеркало. И начинаю менять лицо… Думал, минут за пять управлюсь, а получилось минут пятнадцать. Больше всего пришлось повозиться с лысиной. Лысины-то на изображении не было, поэтому пришлось самому конструировать. Ну, втягивать и выращивать волосы - это дело плевое, а вот форма… Никак не получалось, чтобы лысина как у Ленина. То получался совсем лысый, как Котовский, а то как папа Карло - блин посреди головы, и от него во все стороны шевелюра. А все остальное - лоб, нос, подбородок, глаза с прищуром - все ленинское. В конце концов я не выдержал, взял ножницы и вручную начал стричь шевелюру. С одной стороны подстриг - ну вылитый Ленин. С другой стороны начал стричь - а тут за дверью ванной шум раздается. Крики: “Куда он пошел?”, “Кто пустил?”, “Ломайте!” Щелк - задвижка ванной отлетает, там такой стильный медный крючок был… И появляются на пороге два мента. Я не поворачиваюсь, я их в зеркале вижу, отстригаю второпях последние клочки.

Тут один из них меня хватает за плечо, отбирает ножницы - наверно, боялся, что я его пырну, - и разворачивает. Ну, я на него смотрю, внимательно так смотрю в глаза, тем взглядом, от которого людям не по себе становится, и улыбаюсь одними глазами.

- Здгасьте, батенька! - говорю.

А милиционер - пузатый такой мужик, мощный, с бровями густыми. Челюсть у него, конечно, отвисает, но привычка берет свое.

- Давай пошел на выход! - говорит он мне и выталкивает из ванной.

А в коридоре собрались еще четыре мента и две тетки в штатском. Совсем по-домашнему одеты. Я догадался - понятых позвали из соседних квартир, чтобы они зафиксировали полуживое тело, прибитое гвоздями. А тела нет, исчезло. Тетки на меня во все глаза пучатся, одна перекрестилась даже. Ну а мне чего? Мне надо комедию ломать.

- Здгаствуйте, товагищи жандагмы! - говорю. - Здгав-ствуйте, гражданки домохозяйки! Какой сейчас год, товагищи?

Тут перекрестилась и вторая тетка. А меня так прет уже, так в роль вошел! Знаешь, бывает такое - сделаешь лицо как у кого-нибудь, а тебе уже автоматически с таким лицом и вести себя хочется как он, и голос невольно похожим получается. А тут вообще лицо идентичное, так что я вошел в образ и голосом Ленина (ну, как я его представлял) начал фразы произносить. Вообще-то у нас от Ленина ничего толком и не осталось. Только старые портреты, пионерские сказки и анекдоты, поэтому на самом деле никто уже не помнит, каким он был. Ну и мне тем лучше, верно? И вот я, короче, начинаю нести полный бред:

- Товагищи жандагмы! Цагское пгавительство будет низложено! Власти габочих и крестьян нет конца!

Менты врубаются, что я издеваюсь, быстро крутят мне руки и выводят из квартиры - вниз к машине. По лестнице. Я не сопротивляюсь, только кричу на весь дом:

- Предатели нагода! Цагские холопы! Палачи! Отпустите немедленно вождя мирового пголетагиата!

А там в доме потолки высокие, эхо такое классное, из квартир люди выглядывают. Вышли во двор - там толпа собралась уже небольшая. Ну я и там речь двинул. Скандирую:

- Пегвым делом, - кричу, - захватить мосты и телег-гаф! Землю - габочим! Заводы - кгестьянам! Интегнет - подгосткам! Золото - пагтии! Пгавительство - в отставку!

И тут бабка вылетает из толпы и начинает мне в тон:

- Правительство в отставку! Правительство в отставку! Правильно! Президент - иуда!

Ну, кстати, про президента я ничего не говорил. Но все равно приятно, что такая горячая поддержка нашлась. А я уже в роль вошел, жандармы меня грубо в машину заталкивают - и повезли.

Привозят в отделение. Даже не в районное отделение, а черт знает куда. Что-то среднее между изолятором и пунктом охраны порядка. Без всяких предисловий вталкивают в кабинет, там сидят двое ментов за одним столом. Судя по погонам - важные чины. В смысле, я в погонах не разбираюсь, но не лейтенанты-оперативники, поважнее. Я сажусь на стул, они типа на меня внимания пока не обращают, пишут чего-то. Я эти приемы знаю. Молчу пока. Наконец один поднимает голову, смотрит на меня бесцветными глазами и говорит:

- Имя, фамилия, год рождения?

- Владимиг Ульянов-Ленин! Год гождения не помню. - Ну потому что действительно не помню. - Место гождения - гогод Симбигск.

Первый мент все это добросовестно записывает, без тени удивления.

- Ты, клоун! - говорит второй мент и подходит ко мне. - Из какой психушки сбежал?

- Пгоклятый жандагм! - говорю ему. - Я не клоун! Я дух вождя мигового пголетагиата! Явился в этот миг, чтобы навести погядок!

Он меня резко хватает за подбородок, за бородку, точнее, поднимает мне голову и ладонью начинает тереть мою щеку - видно, думает, что я в гриме. Но ничего у него не получается - я-то не в гриме, я с натуральным ленинским лицом. Тогда он возвращается к столу и что-то говорит на ухо второму. Второй берет телефонную трубку, звонит куда-то, и вскоре открывается дверь, заходят два мента и уводят меня.

Приводят на второй этаж к фотографу тамошнему, и тот меня фотографирует - натурально, как в детективах: фас и профиль. Ну, я, конечно, позирую, ленинский прищур изображаю, взгляд в будущее - и у меня вроде получается. Затем меня уводят и запирают в одиночную камеру. Даже не камера, а просто закуток с решетчатой дверью, сваренной из толстой арматуры и покрашенной в черный цвет.

Запирают меня, значит, и уходят. А мне того и надо. Я концентрируюсь… Не знаю, в общем, как это объяснить, но я заранее знал, что у меня все получится. Концентрируюсь, выбираю квадрат в решетке побольше, просовываю туда обе ладони. А там ячейка как раз чтоб две руки влезли, не больше. Я мысленно напрягаюсь, голова становится тоньше и пролезает вслед за ладонями. И вот я через эту клетку просовываю все тело вместе с одеждой, вместе с мобильником в кармане. На середине, где-то в районе поясницы, меня перевешивает вниз, но я руками цепляюсь за прутья клетки и бодро вытягиваю себя наружу.

И… повисаю на ботинках. Потому что ботики, которые мне Ник дал вместе с одеждой, наполовину кроссовки, наполовину штиблеты, в дырку никак не лезут. Вот на это я не рассчитывал, честно говоря. Поэтому я дергаюсь, извиваюсь и вылезаю из ботинок. Они падают на пол, а я встаю, отряхиваюсь, принимаю свой нормальный ленинский облик, сажусь на корточки и пытаюсь ботинки достать. То есть просовываю руку через решетку и начинаю их тянуть на себя. А они не лезут.

В общем, мучился я с ними долго, очень не хотелось ботинки оставлять - были бы мои, еще ладно, ботинки-то чужие. К тому же это улики. Наконец поднимаю глаза и вижу, что у самого потолка над решетчатой дверью - здоровенная щель. И чего я мучился, чего туда сразу не посмотрел? Забираюсь в носках на решетку, просовываю руку через эту щель, отращиваю ее до пола, хватаю ботинок - раз - вынул. И второй - раз - вынул. Надеваю их, еще раз отряхиваюсь и думаю - чего теперь делать? Первым делом меняю лицо. На что я его сменил - не знаю и, наверно, уже никогда не узнаю. Постарался сделать поприличнее и посолиднее. В смысле - брови погуще, подбородок потолще, щеки пожирнее, росту повыше, все такое. Но поскольку зеркала нет - как получилось, не знаю. И иду в таком виде по коридору, заглядывая во все комнаты. Мне же надо Габриэлыча найти с Амвросием, проинструктировать их, чтобы они все отрицали.

В комнаты я заглядывал аккуратно. В смысле хитро. Не так, чтобы в каждую дверь ломиться - “драсьте!” - нет. Я вырастил себе на мизинце глазик маленький. Почему-то как раз это мне удалось с первой попытки и без проблем. Просто представил, что на мизинце у меня маленький глазик, - и сделал. И этот мизинец я прикладывал к замочной скважине и смотрел, чего там делается. Единственное плохо - не удалось мне его как следует с остальными глазами синхронизировать, поэтому когда я включал обзор мизинца, то отключался правый глаз. И тогда такая общая картинка получалась, что просто ужас, видно, мозг пытался стерео по привычке достроить, но какое тут стерео, когда у тебя один глаз на голове, а второй в замочной скважине?

Но если закрыть оба глаза и смотреть только мизинцем - то ничего, нормально. Изображение поганое, мутное, но разобрать можно. Главное - не поцарапать глазик, пока в замочную скважину просовываешь. Глаз - штука тонкая, нежная.

В общем, иду я по коридору и заглядываю в каждую камеру, потому что у меня такое ощущение, что Габриэлыч с Амвросием где-то тут должны быть. В одну дверь сунулся - темнота, что-то типа хранилища бумажного. В другую дверь - никого, свет выключен, стол стоит пустой, на нем компьютер и шкаф рядом, набитый карточками.

Тут я неожиданно выхожу на лестничную площадку, а там курят мент и дама в штатском, но деловая.

- Мужчина, вы что ищете? - поворачивается она строго.

- Да я по поводу загранпаспорта, - начинаю бурчать экспромтом. - У меня старый кончился, а мне продлить надо. Понимаете, мне в командировку лететь через неделю, в Австралию, а оказалось, что паспорт…

- Мужчина, это вообще не здесь! - говорит дама таким возмущенным тоном, словно я попросил одолжить на недельку ее паспорт. - Это во дворе паспортный стол! Следующее здание! Только он закрыт уже! Кто вас вообще сюда пустил?

- Как закрыт? - изображаю удивление. - А мне сказали, что до шести работает?!

- Нет, ну нормально, да?! - Женщина нервно стряхивает пепел и поворачивается к менту. - Вот люди пошли! - Поворачивается ко мне и кричит: - Мужчина, а времени сейчас сколько?! Вы на часы гляньте!!!

- Сколько?!! - кричу я.

- Времени - половина восьмого!!! И кто вам сказал, что до шести?!! До четырех!!! Короткий день сегодня!!!

- А что же мне делать?!! - кричу я ей. - Мне же в Австралию!!!

- А вот это уже ваши проблемы!!! - Женщина срывается на визг. - Какие ко мне претензии?!!

- К вам никаких претензий!!! - кричу. - Просто так бы и сказали бы, что короткий день!!! А я-то думал - до шести!!! Расчет оказался верным, тут уже в беседу вступает мент.

- Какие к нам претензии?!! - орет он басом. - Я не знаю, кто вам там чего сказал!!!

- Да никаких к вам претензий!!! - ору. - Я же спрашиваю просто!!!

Тут на лестнице появляется на шум еще один мент, я смотрю на него - а это один из тех двоих, что в кабинете сидел. Ну, который за столом писал. Все, думаю, попался. Доорался. Дошумелся. Сейчас опять в камеру запрут, опять мне сбегать оттуда, опять ботинки вызволять… Может, их перед камерой скинуть незаметно?

Но что прикольно - он меня не узнает! Понятно, лицо-то у меня другое, но ведь одежда прежняя! Та же рубашка, джинсы. Ботинки опять же. А он же оперативник, следователь! Он же должен все детали запоминать! Но не узнает. И в принципе, я так прикинул потом, понятно почему. Они же на следовательской работе привыкли, что преступник одежду надевает разную, а лицо носит прежнее. А тут наоборот - одежда неизменная, а лицо какое хочу, такое и делаю. И наверно, лицо Ильича его так поразило, что он уже не рассматривал, какая на Ильиче рубашка и джинсы.

- Что за шум? - говорит.

- Да вот человек думает, что здесь паспортный стол, скандалит!!! - кричит женщина.

- И совсем не скандалю!!! - говорю раздраженным тоном. - Я вас вполне вежливо спрашиваю, до скольких работает и в какой день я могу паспорт продлить, если сегодня закрыто?

- Милейший!!! - говорит оперативник громко. - А вы понимаете, где вы сейчас находитесь?!!

- Да!!! - говорю. - Конечно!!! Мне уже объяснили, что это не паспортный стол!!! А паспортный стол во дворе!!! Но мне-то сказали - здесь!!! Вы же меня-то поймите!!! Я же не кричу!!! Я спрашиваю просто!!! До которого часа…

- Кто вам такое сказал?!! - кричит мент.

- А как вы сюда попали?!! - перебивает оперативник.

- Так я думал, что это паспортный стол!!! А это же не паспортный стол!!! А мне-то в Австралию лететь!!!

- Нет, вы посмотрите, какие у него к нам претензии!!! - визжит женщина.

- Боже упаси!!! - кричу. - Женщина!!! Милая!!! Никаких претензий!!! Я же спрашиваю просто!!! Мне-то в Австралию лететь!!! А паспорт не продлен!!! А мне-то сказали, что до шести, вот я и спрашиваю…

- Мужчина, вы совсем тупой?!! - взвизгивает дама. - Вы слова языка хорошо понимаете?!! Вы понимаете, что вам говорят языком?!! Здесь не паспортный стол!!! Здесь оперативный отдел Гагаринского округа!!!

- Люда! - говорит ей оперативник. - Не нервничай так!!! - Поворачивается к менту: - Проводите его к выходу, чтоб его духу здесь не было!!! Ишь скандалист нашелся!!! И скажите дежурному, почему он пускает с улицы посторонних?!!

- Слушаюсь!!! - рявкает мент и берет меня за плечо. - На выход!!! Быстро!!! Хватит скандалить!!!

- Да я и не скандалю! - говорю я раздраженным тоном. - Я просто вежливо спрашиваю!!!

- А почему к нам претензии?!! - орет мент.

- Да нет к вам претензий!!! - ору я. Вот так, слово за слово, он меня выводит мимо дежурного на улицу, на крыльцо и указывает пальцем куда-то налево:

- Там за углом - паспортный стол!!! Прочитай часы работы!!! А сюда нечего ходить!!! Чтоб я тебя больше здесь не видел!!! Тем более с такими претензиями!!!

- Спасибо!! - кричу я в ответ. - Ошибся адресом!!! А чего на меня так кричать?!!

Мент раздраженно захлопывает тяжелую деревянную дверь, и за нею лязгает засов. И я быстро-быстро ухожу.

Но ухожу недалеко. Обхожу кругом двор, там гаражи, мусорные баки, деревья растут, два разбитых “жигуля” - одни железные скелеты без колес и стекол. В общем, клевое место. Я залезаю в один из “жигулей” и быстренько превращаюсь в собаку. А одежду и ботинки лапами запихиваю под рваное сиденье, чтоб не сперли. И бегу обратно к отделению, хвостом помахиваю. Думаю - началась там уже паника или нет? А там ничего, никакой паники, все тихо.

Сажусь я на асфальт неподалеку и думаю - чего делать? В принципе, по-хорошему, мне бы сейчас домой свалить. А они пусть разбираются сами. Но Габриэлыча жалко с Амвросием. Их поведут на допрос, а они и расскажут, что бесов изгоняли утюгом да гвоздями. Может, даже мой адрес назовут. Хотя нет, не знают они адреса. А может, уже их допрашивали? Но если их еще не допросили, то мне надо с ними обязательно связаться… Но вот как? Если бы я умел видеть сквозь стены…

И тут я вспоминаю школьный курс физики, вспоминаю про инфракрасное зрение, которое у змей есть и прочих тварей… И начинаю изменять глаза. Что самое неприятное в этом деле - каждый раз, когда пытаешься что-то новое изменить в организме, приходится наобум действовать. Кажется, будто организм сам рад измениться, как ему велят, да только не знает как. И ты не знаешь, как ему объяснить, чего нужно. Ну как объяснить глазам, чтобы они видели в инфракрасном свете? Казалось бы, никак. Тружусь, тружусь, а глаза реагируют чисто механически - то стебельками вытянутся, то блюдцами на полморды расползутся.

Но наконец я понял! Тут с умом подходить надо, хитростью брать! Стал я вглядываться в предметы красного цвета и мысленно делать их ярче. Чем краснее предмет - тем ярче. Табличка красная на двери, автомобиль красный вдалеке… И вот картинка дрогнула и стала краснеть. Не знаю, как объяснить, вроде поплыло изображение по цветам. Табличка стала оранжевой, машина - желтой, асфальт был сизый - черным стал. Я еще поднапрягся - и замелькали красные тени. Оказалось, что я сам ярко-красный, да еще свечусь, бросаю отблески вокруг. Машины вдали проезжают - так у них как сердце под капотом, красное такое пятно светится, мотор раскаленный. Стал я смотреть на здание перед собой - и понимаю, что вижу сквозь него. Помню, вроде бы инфракрасные лучи не должны через бетон проходить, но вижу! Может, еще какой-нибудь спектр заодно прихватил? Не то чтобы здание прозрачное было, но вот горячие стояки батарей в нем проходят - и эти красные трубы я насквозь вижу. Или вот движется пятно внутри, все ближе, ближе, задвижка - щелк! Открылась дверь, вышел из здания человек - красотища! Идет у меня на виду как голый. Тело красное, голова ярко-красная, руками-ногами машет, они оранжевые, а ладони - те вообще желтые, видать, замерзшие. В руке у него дипломатик небольшой - черная штуковина.

Ну, я поднапрягся, усилил в себе это свойство, так чтобы сквозь стены виделось хорошо. Правда, при этом глаза у меня стали как два блюдца - ну это уже ладно. Хотя, конечно, со стороны я, наверно, собака совсем страшная. Начал я этажи рассматривать. На первом этаже вахта. Или не знаю чего. Комнатка около входа. Там, видать, телевизор стоит старенький. Это я догадался, что телевизор, там светящиеся колбы внутри - ламповый. Перед ним развалилось на диване красное тело - дежурный. Еще одна туша сидит на стуле - то ли в этой комнате, то ли в соседней. Далее, на первом этаже - в дальнем конце здания, разобрать отсюда трудно, - два пятна. Плюс на втором этаже две тетки в одной комнате. Сразу видно, что тетки: ярко-алые груди у них, здоровенные, светящиеся. Я долго рассматривал. Наверно, одна из них та самая Люда, что на меня орала. А так народу мало, ну, понятно, вечер уже, на небе луна жарит - синенькая такая почему-то. Ну а в здании на заднем плане еще что-то светится, что не разобрать отсюда. Может, трубы, может, мониторы, а может, и люди.

Встал я, отряхнулся, мордой помотал - и побежал к зданию. Обошел его почти кругом - никаких лазеек. Чего делать? Не по водосточной же трубе пилить вверх? Собака, лезущая по водосточной трубе… И тут мне приходит в голову мысль - почему именно по водосточной трубе, почему не внутри нее? И я аккуратненько подхожу к водосточной трубе, просовываю передние лапы внутрь и голову за ними и сам внутрь втягиваюсь. Ну, втянуться-то я втянулся, метра на два в высоту, а вот как вверх ползти? Пришлось вырастить себе вместо лап руки чуть ли не с присосками. Но не с присосками, просто гладкие, чтоб по металлу изнутри отталкиваться. Но и это не помогло - скользят лапы, не толкаются. И вообще темно и душно. И тут как-то само собой решилось - вдохнул я воздуха во всю свою длиннющую грудную клетку, она расширилась и залипла в трубе. Я тогда брюхо с болтающимися ногами подтянул повыше и живот что было сил вперед выпятил. Выдохнул. Держусь на животе. Вытянулся вверх сколько мог, снова медленно вдохнул. Повис на грудной клетке. Живот расслабил, подтянул вверх ноги и пузо. И вот так, как червячок, быстренько добрался до крыши. В одном месте, правда, труба зашаталась - ну понятно, хоть ты собака, хоть червяк, а весу все равно шестьдесят пять кило. Но ничего, выдержала.

Добрался до крыши, вырастил лапу подлинней, ухватился за поручни чугунные, подтянулся, вылез на крышу и принял облик собаки. Не обошлось без приколов - я как бы мысленно себе команду дал вернуться в нормальный облик и на миг стал голым Лениным. - Этот эффект я уже давно заметил - стоит один раз превратиться, тело запоминает форму и второй раз уже без труда получается. Но Лениным стоять на крыше холодно и неуютно, да и вообще… Поэтому я быстренько в собаку, в собаку. И теплее, и незаметнее - мало ли чего собака на крыше делает? Побегал я по крыше - нашел вентиляционный короб. Ну и полез туда. Там пыль, противно, но кое-как вписался, спускаюсь. Помогло зрение инфракрасное - я же сам теплый, свечусь, вот так и получилось, что сам освещаю себе дорогу. Тускло, правда.

Я когда- то представлял себе по западным фильмам, будто вентиляционные ходы -это такие здоровенные этажи, где хоть рота террористов проползти может. На практике оказалось - ничего подобного. Только я и могу по ним лазить, и то сильно модифицировавшись. В общем, дошел я до развилки, свернул и вдруг вижу - свет вдали. Ну, я туда, ползком, а там маленькая решетка в коридор выходит. У самого потолка. Ячейки у нее с копеечную монету. Ну что делать? Попробовал, просунул для начала палец и стал руку утончать. И лезу, лезу, тянусь, уже голову сплющил в иголку почти, плечи пролезли, конца мне и края не видно. А нижним пальцем уже в линолеум коридора уперся, держусь, чтобы не упасть. Затем на линолеуме стал в кольца сворачиваться. Уже голова у меня на полу, то есть не голова даже, а так, шланг метра два. Я на нем один глаз открыл, осматриваюсь.

Осталось мне немного, а тут пятно по коридору движется. Перевел я взгляд на обычное зрение, чтобы черты лица рассмотреть, а это тот самый оперативник. Что ему не сидится в кабинете? То вот на лестницу вышел, когда меня из здания выписывали, то теперь по коридору мотается. Идет, значит, папочка под мышкой. Увидел меня - остолбенел. Ну и я его понимаю - свисает из вентиляции такой провод длинный, мохнатый, на полу целая бухта. Что за дела? Подошел он, схватил меня за грудь - у меня как раз грудь висела на весь коридор - посмотрел вверх озабоченно и подергал. Ну скажи, не дурак?

А у меня за вентиляционной решеткой еще оставались ноги и все такое, ну и решетка не выдержала, она там на двух шурупах крепилась. И вылетела. И остаток туловища ему на голову брякнулся. Он заорал, отскочил в сторону, а я тоже от неожиданности в собаку превратился. Вот только посреди туловища у меня решетка зависла, получилась такая осиная талия. И я шарахнулся по коридору что было сил, только когти по линолеуму цокают. Неприятно, неудобно - никому не советую такое испытать. Кажется, еще рывок - и порвусь пополам. Убежал за угол, быстро выполз задней частью туловища из решетки и озираюсь. Тут дверь распахивается, и выглядывает Люда та самая. Лицо озабоченное. Увидела меня - совсем испугалась. Ну, я гавкнул на нее для острастки и кинулся, типа укусить хочу. Она в кабинет спряталась, а я по коридору пролетел и на лестницу вылетел, А сзади уже крики, шум. Ну понятно, ЧП. И я понимаю, что так просто мне не уйти. Куда бежать?

И я растекаюсь по полу тонким слоем - по ступенькам сплошной волной и на лестничном пролете. Как ковер. И тут же по мне пробегают вниз три пары сапог. Или ботинок - какая, на фиг, разница.

По тебе, надеюсь, никогда сапогами не бегали? Очень неприятное ощущение, хотя боль я, конечно, заранее отключил. Пробежали три пары ботинок вниз, ну, я лежу, не шевелюсь. Слышу - поднимаются вверх два человека, но, не доходя до меня, останавливаются, и я слышу разговор.

- Семеныч, - говорит незнакомый голос, - доложи полковнику и вызови группу. Пусть что хотят, то и делают. Я не понимаю, что сегодня творится. То ли я с ума сошел, то ли… Не понимаю. Что ты видел?

И ему отвечает тот самый оперативник, который меня дергал:

- Сам ничего не понимаю. Ленин исчез. Замок не поврежден, дежурный ничего не знает, на вахте божатся, что никто из здания не выходил. А сейчас иду по коридору - висит кабель из вентиляции. Я к нему подошел, а кто-то на меня сзади прыгнул и повалил. Я вскакиваю - кабеля нет, никого вокруг тоже нет.

- Уфологов надо вызывать, - говорит незнакомый.

- Кого?

- Уфологов. Или спецназ.

- А не боишься, что опозоримся? Что будут на нас пальцем показывать и ржать?

- Не знаю.

- Что твои говорят?

- Негр с попом? Говорят, что изгоняли духов из парня.

- Что за парень?

- Они не знают. Негр его первый раз видел, а поп вообще по вызову явился.

- Дави их. Откуда парень взялся? Кто его привел? Или он сам пришел к негру, позвонил в дверь и попросил изгнать духов?

- Выходит, так.

- Что ребята говорят?

- Ну, я их отпустил до завтра. Говорили, что был парень молодой, прибитый гвоздями к полу, на животе утюг стоял.

- Ну и где он?

- Исчез. Вместо него в квартире появился вот этот клоун, Ильич.

- Уфологов надо. Негр с попом в разных камерах?

- В одной.

- Разведи по разным до утра.

- Знаешь, сам разведи!

- Не понял?

- Я не хочу к ним подходить.

- Боишься?

- И да! И боюсь!

- А погоны потерять не боишься?

Оба помолчали.

- Ладно, - говорит незнакомый. - Пойдем вместе. Позови своих, и пойдем.

- Подожди! А какой смысл разводить по разным камерам?

- Выполняй.

И оба отправились вниз. Я еще немного полежал и подумал. Значит, я не успел, Габриэлыча с Амвросием уже допросили. А собственно, чего я ожидал? Главное - Габриэлыч и Амвросий не выдали Аришу. А раз не выдали Аришу - значит, и меня не найдут. А хоть бы и нашли - какие ко мне претензии? В общем, полежал я еще, подумал, ничего толком не придумал - и потек вниз по ступенькам. Внимательно посмотрел инфракрасным глазом сквозь этажи - шастают несколько человек где-то под первым этажом. Подвальное помещение. Ну, я потек в подвал.

А там вообще удобно - трубы тянутся под потолком, я щупальце выпустил, за трубу уцепился и весь туда переполз.

Пылища там, конечно, клубами, но что делать? Ползу по трубе, как червяк, на носу глаз один. Вижу - в дальнем конце коридора одну дверь открыли, вывели человека. Причем осторожно так вывели - сами отошли метров на пять, автоматы, все такое. И завели в камеру напротив. И пошли обратно. По дороге только один вверх посмотрел, но ничего не увидел. Заперли решетку - там посреди коридора еще чугунная решетка была. И ушли.

Ну, я сползаю с трубы - и прямиком к камерам. Нашел щель, просунул нос и затем всю голову. Обернулся собой. Смотрю - нары двухэтажные, сидит отец Амвросий на верхней наре, или как ее назвать, глядит на меня, причитает и крестится. Посмотрел я в его глаза - совсем безумные. Ну, протиснулся я полностью, обернулся собакой. Сел, за ухом почесал неторопливо. Амвросий совсем от ужаса онемел. Хотя, казалось бы, профи в этих делах должен быть. И чего я ему скажу, если он в таком невменяемом состоянии? Сделал я себе мысленно хриплый голос, открыл пасть и произнес:

- Велик твой грех, Амвросий. Ушел ты в смуту и ересь от истинной церкви. Возомнил себя в святом сане, якшаешься с сектантами. Молись, Амвросий, и будет тебе даровано прощение. Выйдешь - иди в церковь и покайся во всем. А спросят тебя менты, как дело было, - не таись. Только про ангела Арину не говори. То ангел был в видение твое и во благо…

Не силен я в древнецерковном, честно говоря. Знаю, что коряво сказал, но на Амвросия подействовало. Сидит он, дрожит, на меня смотрит. В общем, собеседник из него никакой. Развернулся я и обратно в щель под дверью просочился. Пошел к другой камере, где Габриэлыч.

Пролез к нему - а Габриэлыч спит. Прямо в одежде, кулак под голову положил - и спит на нарах, на матрасе. Вот что значит гуру! Нормальные крепкие нервы. Взял я одеяло, стал самим собой и завернулся в него. И потряс его за плечо.

- Вставай, Габриэлыч, - говорю. - Разговор есть.

Он тут же вскочил, от света щурится и на меня смотрит.

- Ты? - говорит.

- Я. Пришел и уйду. Габриэлыч, дело такое. Отец Амвросий совсем безумен, так хоть с тобой поговорить нормально можно?

- Конечно, - говорит Габриэлыч. - А давно тебя ко мне посадили?

- Никто меня не сажал, - говорю. - Сам ползаю всюду. Потому что я оборотень. Увидишь еще. Так вот, Габриэлыч, дело такое…

Я замолчал и на всякий случай огляделся, нет ли микрофонов вокруг. По идее, должны быть, хотя зачем они, если камера одиночная? Слушать, как арестант сам с собой разговаривает? Перевел я глаза на инфракрасные, еще спектр немного взад-вперед подвигал - никакой проводки не обнаружил, кроме электрической.

- Габриэлыч, - говорю. - История такая. Ты человек видный, ученый, философ, культуролог или как там называется. Оккультизмом интересуешься, верно? Ты решил вызвать духа. Просто так, из ничего, ясно? Позвал приятеля своего, священника-самоучку, ну и вызвали духов. Шумели, били в бубен. Что дальше было - не помните. Тут и милиция приехала. Никого с вами больше не было. Никого. Ясно? Нет жертв, нет свидетелей, нет уголовного дела. Обещай больше не шуметь, и все.

- Кто ты, Алексей? - спрашивает Габриэлыч тоскливо.

- Не знаю, - честно отвечаю я. - Оборотень. Но не дьявол, потому что зла никому не хочу делать.

- Я вижу, - кивает Габриэлыч. - Ладно, не выдам тебя.

- Не так мыслишь, - говорю, - меня-то ты можешь выдать. Только неприятности от этого будут только тебе. Я скажу, что ничего не знаю, никто из меня духов не выгонял, Ильичем я по квартире не ходил…

- Кем не ходил?

- Понятно. Ты не в курсе. Ну, это и лучше. В общем, неприятности только тебе, понимаешь?

Габриэлыч кивает.

- Кто ты, Алексей?

- Да не знаю я. Как пойму - сообщу. Пока что я другое понял.

- Что?

- Что ты, Габриэлыч, никакой не гуру.

Габриэлыч молчит.

- И никаких занятий медитацией с группами учеников у тебя нет. А что Ариша к тебе два раза в неделю бегает, а мужу рассказывает…

- Хватит! - говорит Габриэлыч нервно. - Я не хочу это выслушивать!

И я понимаю, что попал в точку.

- Ариша, - говорю, - девушка впечатлительная, увлекающаяся. Не морочь ей голову, хорошо?

Габриэлыч молчит.

- Габриэлыч, я не слышу! Ты согласен или нет?

- Молодой человек! - говорит Габриэлыч. - А кто вы такой, чтоб со мной в таком тоне говорить?

Ну, чего с ним делать? Я падаю на четвереньки, накрываюсь с головой одеялом и оборачиваюсь собакой. Делаю клыки пострашнее и шерсть дыбом. И вылезаю из-под одеяла.

- Кто я такой? - рычу. - Тебе объяснить, кто я такой? И делаю пару шагов к Габриэлычу, сверлю его глазами. Надо отдать должное - мужик железный. Лицо каменное, смотрит мне в глаза. Черный, белки сверкают, нос приплюснутый, губы толстые, развесистые. Посмотрели мы в глаза друг другу, затем он все-таки отвел взгляд.

- Амвросий как? - спрашивает бесцветным голосом.

- Безумен, - говорю. - Что бы он ни болтал, тверди одно - занимались оккультизмом, вызывали духов.

- Удачи, - говорит Габриэлыч.

- Удачи, - говорю ему.

Разворачиваюсь и втягиваюсь в щель под дверью.