Хармс Даниил

Фадеев Калдеев и Пепермалдеев

однажды гуляли в дремучем лесу

Фадеев в цилиндре Калдеев в перчатках

А Пепермалдеев с ключом на носу

Над ними по воздуху сокол катался

в скрипучей тележке с высокой дугой

Фадеев смеялся, Калдеев чесался

а Пепермалдеев легален ногой

Но вдруг неожиданно воздух надулся

и вылетел в небо горяч и горюч

Фадеев подпрыгнул Калдеев согнулся

А Пепермалдеев схватился за ключ

Но стоит ли трусить подумайте сами

Давай мудрецы танцовать на траве

Фадеев с кардонкой Калдеев с часами

а Пепермалдеев с кнутом в рукаве

И долго весёлые игра затеяв

пока не проснутся в лесу петухи

Фадеев Калдеев и Пепермалдеев

смеялись хаха, хохохо, хи-хи-хи!

Я понял будучи в лесу

вода подобна колесу

Так вот послушайте: однажды,

я погибал совсем от жажды

живот водой мечтал надуться.

Я встал.

и ноги больше не плетутся,

я сел

и в окна льётся свет,

я лег

и мысли больше нет

Для быстрого движенья

по шумным площадям

пришло распоряженье

от Бога к лошадям

скачи всегда в позиции

военного коня

но если из Милиции

при помощи огня

на троссе в верх подвешенном

в коробке жестяной

мелькнёт в движенья бешеном

фонарик над стеной

пугая красной вспышкой

идущую толпу,

беги мгновенно мышкой

к фонарному столбу

покорно и с терпением

зелёный жди сигнал

борясь в груди с биением

где кровь бежит в канал

от сердца расходящийся

не в виде тех кусков

в музее находящихся

а в виде волосков

и сердца трепетание

удачно поборов

пустись опять в скитание

покуда ты здоров

Шарики сударики

блестят шелестят

шарики сударики

блестят шелестят

и люди тоже шелестят

и шарики шелестят

и люди тоже шелестят

блестят шелестят

и шарики тоже

блестят шелестят

и люди блестят шелестят

и шарики блестят шелестят

и люди стоят

и блестят шелестят

а шарики летят

и блестят шелестят

а люди глядят

как шарики летят

как шарики летят и блестят шелестят

и люди тоже

блистят шелестят

и глядят

как шарики тоже

блестят шелестят

люди с палками стоят

и блестят шелестят

и на шарики глядят

как шарики летят

как шарики летят

и блестят шелестят

и палки тоже

блестят шелестят

и люди блестят шелестят

и палки блестят шелестят

и шарики тоже

блестят шелестят

а люди стоят

и на шарики глядят

и на шарики глядят

и блестят шелестят

и палки тоже блестят шелестят.

Я в трамвае видел деву

даже девушку друзья

вся она такой бутончик

рассказать не в силах я

Но со мной чинарь Введенский

ехал тоже как дурак

видя деву снял я шляпу

и Введенский снял колпак.

Все все все деревья пиф

все все все каменья паф

вся вся вся природа пуф.

все все все девицы пиф

все все все мужчины паф

вся вся вся женитьба пуф.

все все все славяне пиф

все все все евреи паф

вся вся вся Россия пуф.

Среди гостей, в одной рубашке

Стоял задумчиво Петров

Молчали гости. Над камином

Железный градусник висел

Молчали гости. Над камином

Висел охотничий рожок.

Петров стоял. Часы стучали.

Трещал в камине огонёк.

И гости мрачные молчали.

Петров стоял. Трещал камин.

Часы показывали восемь.

Железный градусник сверкал

Среди гостей, в одной рубашке

Петров задумчиво стоял

Молчали гости. Над камином

Рожок охотничий висел.

Часы таинственно молчали.

Плясал в камине огонёк.

Петров задумчиво садился

На табуретку. Вдруг звонок

В прихожей бешенно залился,

И щёлкнул англицкий замок.

Петров вскочил, и гости тоже

Рожок охотничий трубит

Петров кричит: «О Боже, Боже!»

И на пол падает убит.

И гости мечутся и плачат.

Железный градусник трясут

Через Петрова с криком скачат

И в двери страшный гроб несут.

И в гроб закупорив Петрова

Уходят с криками: «готово».

Шёл Петров однажды в лес.

Шёл и шёл и вдруг исчез.

Ну и ну, сказал Бергсон

Сон ли это? Нет, не сон.

Посмотрел и видит ров.

А во рву сидит Петров.

И Бергсон туда полез.

Лез и лез и вдруг исчез.

Удивляется Петров:

Я должно быть нездоров.

Видел я исчез Бергсон.

Сон ли это? Нет, не сон.

Меня закинули под стул,

Но был я слаб и глуп.

Холодный ветер в щели дул

И попадал мне в зуб.

Мне было так лежать нескладно,

Я был и глуп и слаб.

Но атмосфера так прохладна

Когда бы не была-б,

Я на полу-б лежал бесзвучно,

Раскинувши тулуп.

Но так лежать безумно скучно:

Я слишком слаб и глуп.

В июле как то в лето наше

Идя бредя в жару дневную

Шли два б<р>ата Коля с Яшей

И встретили свинью большую.

«Смотри свинья какая в поле

Идет» заметел Коля Яше

«Она пожалуй будет Коля

На вид толстей чем наш папаша»

Но Коля молвил: «Полно Яша,

К чему сболтнул ты эту фразу?

Таких свиней как наш папаша

Я еще не видывал ни разу».

Иван иваныч расскажи

кику с кокой расскажи

на заборе расскажи

ты расскажешь паровоз

почему ты паровоз?

мы не хочим паровоз.

лучше шпилька, беренда

с хи ка ку гой беренда

завертела беренда

как то жил один столяр

только жилистый столяр

мазал клейстером столяр

делал стулья и столы

делал молотом столы

из орешника столы

было звать его иван

и отца его иван

так и звать его иван

у него была жена

не мамаша, а жена

НЕ МАМАША А ЖЕНА

как её зовут теперь

я не помню теперь

позабыл те — перь

иван иваныч говорит

очень умно говорит

поцелуй[2] говорит.

а жена ему: нахал!

ты муж и нахал!

убирайся нахал!

я с тобою не хочу

делать это не хочу

потому что не хочу.

иван иваныч взял платок

развернул себе платок

и опять сложил платок

ты не хочешь, говорит

ну так что же, говорит

я уеду, говорит

а жена ему: нахал!

ты муж и нахал!

убирайся нахал!

я совсем не для тебя

не желаю знать тебя

и плевать хочу в тебя.

иван иваныч поглупел

между протчим поглупел

у усикирку поглупел

а жена ему сюда

развернулась да сюда

да потом ещё сюда

в ухо двинула потом

зубы выбила потом

и ударила потом!

иван Иванович запнулся

так немножечко запнулся

зап… п… п… п… п… пнулся

ты не хочешь, говорит

ну так что же, говорит

я уеду, говорит

а жена ему: нахал!

ты муж и нахал!

убирайся нахал!

и уехал он уехал

на извощике уехал

и на поезде уехал

а жена осталась тут

и я тоже был тут

оба были мы тут.

Откормленные лылы

вздохнули и сказали

и только из под банки

и только и тютю

катитесь под фуфелу

фафалу не пермажте

и даже отваляла

из мякиша кака —

— косынка моя улька

подарок или ситец

зелёная салбнка

чаничка купрыш

сегодня из под анды

фуфылятся руками

откормленные лылы

и только

и тютю.

Как-то бабушка махнула

и тотчас же паровоз

детям подал и сказал

пейте кашу и сундук,

утром дети шли назад.

сели дети на забор

и сказали: вороной

поработый я не буду

маша тоже не такая

как хотите может быть

мы залижем и писочек

то что небо выразило,

вылезайте на вогзале

здраствуй здраствуй Грузия

как нам выйти из неё

мимо этого большого

не забора, ах вы дети

выростала палеандра

и влетая на вагоны

перемыла не того

что налима с перепугу

оградил семью волами

вынул деньги из кармана

деньги серые в лице

Ну так вот, а дальше прели

всё супа — сказала тетя

всё чижи — ск<а>зал покойник

даже тело опустилось

и чирикало любезно,

но зато немного скучно

и как будто бы назад

дети слушали обедню

надевая на плечо —

мышка бегала в передник

раздирая два плеча

а грузинка на пороге

все твертила. — а грузин

перегнувшись под горою

шарил пальцами в грязи.

Люди спят

урлы-мурлы

над людьми

парят орлы.

Люди спят

и ночь пуста,

сторож ходит вкруг куста.

Сторож он

не то что ты,

сон блудливый

как мечты,

сон ленивый как перелёт

руки длинные как переплёт.

Друг за другом люди спят:

все укрылися до пят.

Мы давно покоя рыщем.

Дым стоит над их жилищем.

Голубь турман вьёт гнездо,

подъезжал к крыльцу ездок,

пыхот слышался машин,

дева падала в кувшин.

Ноги падали в овраг

Леший бегал.

Людий враг.

Ночь свистела —

плыл орёл.

Дочь мерцала —

путник брёл.

Люди спали —

я не спал,

деньги я пересыпал.

Я счетал своё богатство.

Это было святотатство.

Я все ночку стерожил!

Я так деньгами дорожил.

Мы бежали как сажени

на последнее сраженье

наши пики притупились

мы сидели у костра

реки сохли под ногою

мы кричали: мы нагоним!

плечи дурые высоки

морда белая востра

но дорога не платочек

и винтовку не наточишь

мы пускали наши взоры

вёрсты скорые считать

небо падало завесой

опускалося за лесом

камни прыгали в лопату

месяц солнцу не чета

сколько времяни не знаю

мы гналися за возами

только ноги подкосились

вышла пена на уста

наши очи опустели

мох казался нам постелью

но сказали мы нарочно

чтоб никто не отставал

на последнее сраженье

мы бежали как сажени

как сажени мы бежали

пропадай кому не жаль!

Шел медведь

вздув рога

стучала его одервенелая нога

он был генералом

служил в кабаке

ходил по дорогам

в ночном колпаке

увидя красотку

он гладил усы

трепал он бородку

смотрел на часы

пятнадцать минут

проходили шутя

обрушился дом

подрастало дитя

красотка в доспехе

сверкала спиной

на бледном коне

и в щетине свиной

рука отлетала

на конский задок

коса расцветала

стыдливый цветок.

Белый воздух

в трех шагах

глупо грелся

на горах

открывая

лишь орлу

остуденую

ралу.

Над болотом

напролом

ездил папа

с топором

из медведя

он стрелял

нажимая

коготок

пистолеты

отворял

в полумертвый

потолок

на шкалу

его капрал

обнимался

в темноте

с атаманом

и орал

и светился

в животе.

Дева

шла

неся

портрет

на портрете

был корнет

У корнета

вместо

РУК

на щеке

висел

сюртук

а в кармане

сюртука

шевелилася

рука

Генерал

спрятал время

на цепочке золотой

Генерала

звали Леля

потому что молодой

Он потопал каблуками

приседал и палетал

Под военными полями

о колено бил металл,

увидя девицу на бледном коне

сказал генерал «Приходите ко мне»,

девица ответила «Завтра приду.

Но ты для меня приготовь резеду».

И сняв осторожно колпак с головы

столетний вояка промолвил «увы.

от этих цветов появляются прыщи

Я спрячусь в газету, а ты меня поищи.

Если барышня-мадам

обнаружит меня там

получите в поталок

генеральский целовок».

Средь нас на палочке деревянной

сидит кукушка в сюртуке

хранит платочек румяный

в своей чешуйчатой руке

мы все как бабушка тоскуем

разинув рты глядим вперёд

на табуретку золотую

и всех тотчас же страх берёт

Иван Матвеевич от страха

часы в карман переложил

А Софья Павловна старуха

сидела в сокращенья жил

а Катя в форточку любуясь

звериной ножкой шевеля

холодным потом обливаясь

и заворачивалась в шеншеля

из-под комода ехал всадник

лицом красивый как молитва

он с малолетства был садовник

ему подруга бритва

числа не помня своего

держал он курицу в зубах

Иван Матвеевича свело

загнав печенку меж рубах

а Софья Павловна строга

сидела выставив затылок

оттуда выросли рога

и сто четырнадцать бутылок

А Катя в галстуке своём

свистела в пальчик соловьём,

стыдливо кутаясь в меха

кормила грудью жениха

Но к ней кукушка наклонялась

как червь кукушка улыбалась

потом на ножки становилась

да так, что Катя удивилась,

от удивленья задрожала

и как тарелка убежала.

Гражданка, вы куда пришли?

Что вы держите в руке?

Мы вчера с тобой катались

на всклокоченной реке,

ты глядела рыб жестяных

играла волосом черным черно

говорила: без тебя

мне младенчество вручено

а теперь пришла ты кукла

просишь корточку и брак

год прошёл и ты привыкла

заболев легла в борак

сторож длинными руками

положил тебя на кровать

ты в лицо ему смотрела

взор не в силах оторвать.

По вторникам над мостовой

Воздушный шар летал пустой.

Он тихо в воздухе парил;

В нем кто то трубочку курил.

Смотрел на площади, сады.

Смотрел спокойно до среды,

А в среду, лампу потушив.

Он говорил: Ну город жив.

Мы смотрели пол часа

Ты крючком летал в стакане

руки в бантик завернул.

Дети дети в наше время

не плясали как теперь

гувернёры в наше время

не смотрели через дверь.

Мы смотрели сквозь гребёнку

многих правил не блюли

мы показывали ребёнку

твои жесты ой лю-ли!

Грех показывать ребёнку

жесты праведных людей

опракидывать девчёнку —

мучить маленьких детей

Кто видал как я купаюсь?

Мы смотрели из ведра

ты стоял на крыше

аист поздно в бурю до утра.

Верю верю точно флюгер

я купался пеликан

вы смотрели. Точно Крюгер

поднимался великан.

Кто видал как я летаю?

Мы смотрели через дом

но лишь звездочка золотая

небеса вела кругом.

Ехал доктор из далёка

вёз корзину колпаков

отдыхал на поворотах

прибыл к нам и был таков.

Звали доктора Матрёна

был Матрёна землекоп

но торчал у землекопа

из кармана телескоп

Заболела тётя Катя

не лежит и не сидит

и за мухами глазами

неподвижными следит.

Тётя Катя не хохочет

только плачет как река

мы за доктором послали

он пришёл из далека.

Ведь несчастие бывает

в виде рака в животе

но страдалец забывает

и купается в воде

а потом ведь неизбежно

зубы храбрые гниют

ведь для зуба неизбежно

нужен воздух и приют

ведь тотчас-же по отрышке

узнается ремесло

и несчастному под мышки

доктор вкладывает весло.

Доктор, вы в меня воткнули

вместо градусника ось.

Вы нас доктор обманули.

Я вас вылечу авось.

Вы мне доктор надоели

уходите в тёмный бор.

Вы сегодня каку ели?

И не буду с этих пор.

Я ударю вас лопатой.

Уходите поскорей.

Я ударю вас лопатой.

Уходите поскорей.

Доктор славная Матрёна

вышел в двери шестипал

бросил скучные знамена

руки в землю закопал.

Проходил крестьянин Фома

влез потом на длинный храм

посмотрел в саду солома

бедный доктор пополам

Эй Махмет

гони мочало

мыло дай сюда махмет.

крикнул тря свои чресала

в ванне сидя Архимед.

Вот извольте Архимед

вам Суворовскую мазь

Ладно, — молвил Архимед,

сам ко мне ты в ванну влазь.

Влез махмет на подоконник

расчесал волос пучки

Архимед-же греховодник

осторожно снял очки.

Тут махмет подпрыгнул.

Мама! —

крикнул мокрый Архимед.

С высоты огромной прямо

в ванну шлёпнулся махмет.

В наше время нет вопросов

каждый сам себе вопрос

говорил мудрец курносый

в ванне сидя как барбос.

Я к примеру наблюдаю

все научные статьи

в размышлениях витаю

по три дня и по пяти

целый год не слышу крика

веско молвил Архимед

но прибавил он потрика

мой затылок и хребет.

Впрочем да, сказал потом он

и в искусстве впрочем да

я туда в искусстве оном

погружаюсь иногда.

Как-то я среди обеда

прочитал в календаре

выйдет «Ванна Архимеда»

в декабре иль в январе.

Архимед сказал угрюмо

и бородку в косу вил

Да Махмет не фунт изюму,

вдруг он при со во ку пил.

да Махмет не фунт гороху

в посрамленьи умереть

я в науке сделал кроху

а теперь загажен ведь.

Я загажен именами

знаменитейших особь

и скажу тебе меж нами

формалистами в особь.

Но и проза подкачала

да махмет, махмет, махмет.

Эй махмет, гони мочало!

басом крикнул Архимед.

Вот оно, — сказал Махмет.

Вымыть вас? — промолвил он.

Нет, — ответил Архимед

и прибавил: вылазь вон.

Так я молил твоей любви

Смеялся пел и плакал горько,

Но ты за все мои мольбы

Мне обещала дружбу только.

Эх, голубка, песень ваша

Не звучала много лет

Эх, голубка! Эх, мамаша!

Спели б вы для нас куплет.

На коньках с тобой Галина

на котке поедем мы

О холодная Галина

в центре маленькой зимы!

Ты Галина едешь ловко

Хоть и грузна на подъём.

Пусть покоится головка

Твоя головка на плече моём

Я-же еду безобразно рылом

стукаюсь об лёд

ты-же милая прекрасно

едишь соколом в перёд.

Не я-ли, Господи? подумали апостолы.

Вот признаки:

лицо как мышь,

крыло как нож,

ступня как пароходик,

дом как семейство.

мост как пол ванта,

халат как бровь атланта.

Один лишь гений. Да, но кто-же?

Один умён, другой тупица, третий глуп.

Но кто же гений? Боже, Боже!

Все люди бедны. Я тулуп.

Бог проснулся. Отпер глаз,

взял песчинку, бросил в нас.

Мы проснулись. Вышел сон.

Чуем утро. Слышим стон.

Это сонный зверь зевнул.

Это скрипнул тихо стул.

Это сонный, разомлев,

тянет голову сам лев.

Спит двурогая коза.

Дремлет гибкая лоза.

Вот ночную гонит лень —

изо мха встаёт олень.

Тело стройное несет,

шкуру темную трясет.

Вон проснулся в поле пень:

значит, утро, значит день.

Над землей цветок не спит.

Птица-пигалица летит,

смотрит: мы стоим в горах

в длинных брюках, в колпаках,

колпаками ловим тень,

славословим новый день.

Вам поверить

я не могу

для этого мне надо скинуть рубаху

Я без платья великан

в таком виде я к вам не пойду.

Ах целуйте меня с размаху.

Вот мои губы

вот мои плечи

вот мои трубы

вот мои свечи.

Дайте мне платок

я полезу на потолок.

Положите мне горчичник

я забуду рукавички

лягу спать верхом на птичник

буду в землю класть яички.

Нам великанам довольно пальбы

ваши затихли просьбы и мольбы

настиг вас жребий дум высоких

пробка в черепе. Вы с дыркой.

Умечали рысооки

на коне лежать под мыркой.

Не достоен, не достоен, не достоен

вашу обувь развязать.

Я в рубахе наг и строен

я натура, так сказать.

И нет во мне той милой склонности

греть ваши ноги о девушка

тона девичьего до нести

вашего голоса девушка

Я строг и знатен

хожу среди полатин

швыряя пыль ногой

вот я какой!

До вашего дома

иду по досочке

а дальше ведома

толпа мной в сорочке

и штопотом, хриплетом, банками

садимся на шпиль Петропавловской

крепости рыжими в воздух баранками.

Где я потерял руку?

Она была, но отлетела

я в рукаве наблюдаю скуку

моего тела.

Что-то скажет Дом Печати

что-то скажет раздевалка

моей руки одно зачатие

с плеча висит.

Как это жалко.

Люди!

Кто мне примус накачает?

Плети!

Кто стегаться вами станет?

Мыло!

Кто в ручей тебя опустит?

Никому то неизвестно.

Даня!

Кто в кровать тебя разденет

твои сапоги растегнёт

и в шкап поставит.

Спать уложит. Перекрестит,

перевернётся, кто уснёт?

кто проснётся на другой день

посмотреть в окно и плюнуть?

х<о>д ночей был мною пройден

разрешите в небо дунуть.

Это верно. Мы двуруки

равновесие храним

поперёк души науки

образ храброго гоним.

То отведали поляки

боль ранения на сечи

были паны, стали каляки.

Заводить убитых речи

Силы рта раздвинуть нет

коли панов закопали,

коли жив на землю гнет

остальные в битьве пали.

Остальных ломает и мнёт

полевых цветочков мёд.

Но куда-же я руку задевал.

Знаю нет её в руковах.

Помню куртку надевал.

Но теперь понятно ах!

Вот она забыв перёд

пересела на хребёт.

Надо Надо

перешить рукав на спину.

Где-ж? Где-ж? Где-ж? Где-ж?

Полубог и полуплешь?

Ой люди не могу!

Полубог и полуплешь!

Ты-с Ты-с Ты-с Ты-с

хоть и жид, а всё-же лыс

Ой люди не могу

хоть и жид, а всё-же лыс

Их! Их! Их! Их!

тоже выдумал жених!

Ой люди не могу

тоже выдумал жених!

Ты-б Ты-б Ты-б Ты-б

лучше б ездил на балы б

Ой люди не могу

Лучше-б ездил на балы-б

Там-с Там-с Там-с Там-с

Забавлял-бы плешью дам-с

Ой люди не могу

Забавлял-бы плешью дам-с.

Мы-ж Мы-ж Мы-ж Мы-ж

все же знаем что ты рыж

Ой люди не могу

Все-же знаем что ты рыж

Мне ж Мне ж Мне ж Мне ж

Надоела полуплешь

Ой люди не могу

Надоела полуплешь.

Ревекка Валентина и Тамара

Раз два три четыре пять шесть семь

Совсем совсем три грации совсем

Прекрасны и ленивы

Раз два три четыре пять шесть семь

Совсем совсем три грации совсем!

Толстушка, Коротышка и Худышка

Раз два три четыре пять шесть семь

Совсем совсем три грации совсем

Ах если б обнялись они, то было б

Раз два три четыре пять шесть семь

Совсем совсем три грации совсем

Но если б и не обнялись-бы они то даже так

Раз два три четыре пять шесть семь

Совсем совсем три грации совсем.

Был он тощь высок и строен

взглядом женщин привлекал

ел по-барски и порой он

изумительно икал.

ну она была попроще

тоже стройна и тонка

духом немка, с виду мощи

ростом в верх до потолка.

раз в писательской столовой

две склонились головы

подовившись лбом коровы

оба умерли увы.

но забыть они могли ли

друг про друга? Это вра —

ки! Покойники в могиле

оба встретились Ура

Тут она сказала: Боже

как покойник пропищав

и в могиле ты всё тоже

так-же гнусен и прыщав

он ответил зеленея:

дух свободен от прыщей

ты-же стала лишь длиннее

и глупея и тощей.

Но она сказала: Знаешь

будь рябым и будь немым

будь бесплотным понимаешь

ты мне душка м м м

О! вскричал он. Ты мне душка!

Что за чудный оборот!

Ты царица! ты индюшка

«Аромат» наоборот!

И всю ночь соседний прах

лежа пристально в гробу

слышал будто бы в руках

терли пшенную крупу.

Неужели это фон

Пантелей сказал угрюмо

неужели это пон

Каблуков сказал увы

на плечах его висело

три десятых головы

Пантелей вскричал урча

не губите этот ландыш

я племянник сюргуча

я висел прибит к волам

те паслись на Москворечьи

вдруг жестянка пополам

О промолвил Каблуков

сунув лампу под кровать

я конечно не таков

Густо кругло полно врать

Всё похоже на ковыль

прокричала громко мать.

Каблуков сказал увы

на плечах его висело

три десятых головы.

Тут вошла его жена

с петухом на подбородке

в сапоги наряжена

Каблуков сказал ги ги

ты не думай о платенцах

ты себя побереги

за окошком хлопал ветер парусин

в это время из комода

вышел заяц керосин

Пантелей сказал пупу

под ногами Пантелея

все увидели крупу

Каблуков сказал увы

на плечах его висело

три десятых головы

мать воскликнула ва ва

вместо рук её болтались

голубые рукава.

А жена сказала хом

все увидели внезапно

подбородок с петухом.

— Простите, где дорога в Клонки?

— Не знаю,

шум воды отбил мне память.

— Я вижу путь железной конки.

Где остановка?

— Под липой.

Там даже мой отец сломал себе ногу.

— Вот ловко!

— Ей-Богу!

— А ныне ваш отец здоров?

— О да, он учит азбуке коров.

— Зачем же тварь

учить значкам?

Кто твари мудрости заря?

— Букварь.

— Зря, зря.

— Поднесите ка к очкам

мотылька.

Вы близоруки?

— Очень.

Вижу среди тысячи предметов…

— Извените, среди сколька?

— Среди тысячи предметов

только очень крупные штуки.

— В мотыльке

и даже в мухе

есть различные коробочки,

расположенные в ухе.

На затылке — пробочки.

Поглядите.

— Погадите.

Запотели зрачки.

— А что это торчит из ваших сапог?

— Стручки.

— Трите с лева глаз на право.

— Фу ты! Треснула оправа!

— Я замечу вам: глаз не для

развлечений наших дан

— разрешите вас в бедро поцеловать

не медля

— Ах, отстаньте, хулиган!

— Вы жестоки. Что мне делать?

Я ослеп. Дорогу в Клонки не найду.

— и конки

здесь не ходят, на беду.

— вы обманщица.

вы недотрога.

И впредь моя нога

не переступит вашего порога.

Вот и дом полетел.

Вот и собака полетела.

Вот и сон полетел.

Вот и мать полетела.

Вот и сад полетел.

Конь полетел.

Баня полетела.

Шар полетел.

Вот и камень полететь.

Вот и пень полететь.

Вот и миг полететь.

Вот и круг полететь.

Дом летит.

Мать летит.

Сад летит.

Часы летать.

Рука летать.

Орлы летать.

Копьё летать.

И конь летать.

И дом летать.

И точка летать.

Лоб летит.

Грудь летит.

Живот летит.

Ой держите ухо летит!

Ой глядите нос летит!

Ой монахи рот летит!

Дом звенит.

Вода звенит.

Камень около звенит.

Книга около звенит.

Мать и сын и сад звенит.

А. звенит

Б. звенит

ТО летит и ТО звенит.

Лоб звенит и летит.

Грудь звенит и летит.

Эй монахи рот звенит!

Эй монахи лоб летит!

Что лететь, но не звонить?

Звон летает и звенеть.

ТАМ летает и звонит.

Эй монахи! мы летать!

Эй монахи! мы лететь!

Мы лететь и ТАМ летать.

Эй монахи! мы звонить!

Мы звонить и ТАМ звенеть.

Человек устроен из трёх частей.

Из трёх частей.

Из трёх частей,

Хэуля ля

Дрюм дрюм ту ту

Из трёх частей человек.

Борода и глаз и пятнадцать рук,

И пятнадцать рук.

И пятнадцать рук.

Хэуля ля

Дрюм дрюм ту ту

Пятнадцать рук и ребро

А впрочем, не рук пятнадцать штук,

Пятнадцать штук.

Пятнадцать штук,

Хэуля ля

Дрюм дрюм ту ту!

Пятнадцать штук, да не рук.

И птичка горько плачет

в чернильнице своей

фир фир мур мур

фир фир мур мур

та птичка соловей

и валятся дощечки

из птички на песок

и птичка уж не плачет

летит уже в лесок

горюешь моментально

ты птичка соловей —

такой бы быть хотелось

и девочке моей.

Придя к Липавскому случайно.

Отметил я в уме своём:

Приятно вдруг необычайно

Остаться с девушкой вдвоём.

Когда она пройдёт воздушной

Походкой — ты не говоришь;

Когда она рукой послушной

Тебя коснётся — ты горишь.

Когда она слегка танцуя

И ножкой по полу скользя

Младую грудь для поцелуя

Тебе подставит, — то нельзя

Не вскрикнуть громко и любезно,

С младой груди пылинку сдуть,

И знать, что молодую грудь

Устами трогать неполезно.

Маша моделями вселенной

Выходит физик из ворот.

И вдруг упал, сломав коленный

Сустав. К нему бежит народ.

Маша уставами движенья

К нему подходит постовой

Твердя таблицу умноженья.

Студент подходит молодой

Девица с сумочкой подходит

Старушка с палочкой спешит

А физик всё лежит, не ходит.

Не ходит физик и лежит.

Стучался в дверь Антон Бобров. За дверью,

в стену взор направив

Мария в шапочке сидела. В руке блестел

кавказский нож

Часы показывали полдень. Мечты безумные оставив

Мария дни свои считала и в сердце чувствовала

дрожь

Смущён стоял Антон Бобров не получив на стук

ответа

Мешал за дверь взглянуть тайком в замочной

скважине платок.

Часы показывали полночь. Антон убит из пистолета.

Марию нож пронзил. И лампа не светит больше

в потолок.

Милая Фефюлинька

И Филосóф!

Где твоя тетюлинька

И твой келасóф?

Ваши грудки-пупочки.

Ваши кулачки.

Ваши ручки-хрупочки.

Пальчики сучки!

Ты моя Фефюлинька,

Куколка-дружок!

Ты моя тетюлинька.

Ягодка-кружок.

Хоть ростом ты и не высока,

Зато изящна как осока.

Эх, рямонт, рямонт, рямонт!

Первакóкин и кинéб!

Твой лик бровями оторочен.

Но ты для нас казиста очень.

Эх, рямонт, рямонт, рямонт!

Первакóкин и кинéб!

И ваши пальчики-колбашки

Приятней нам, чем у Латашки.

Эх, рямонт, рямонт, рямонт!

Первакóкин и кинéб!

Мы любим Вас и Ваши ушки.

Мы приноровлены друг к дружке.

Эх, рямонт, рямонт, рямонт!

Первакóкин и кинéб!

Я гений пламенных речей

Я господин свободных мыслей

Я царь бесмысленных красот

Я бог исчезнувших высот

Я господин свободных мыслей

Я светлой радости ручей.

Когда в толпу метну свой взор.

Толпа как птица замирает

И вкруг меня, как вкруг столба.

Стоит безмолвная толпа.

Толпа как птица замирает

И я толпу мету как сор.

Гости радостно пируют

За столом сидят гурьбой

Гости радостно пируют

И гурьбой за столом сидят

И говядину едят

И наливки жадно пьют

И чего то там под столом делают

И дамочкам предлагают раздеться.

А дамочки, тру ля ля, танцуют

И под музыку приседают.

Один из гостей на стол полез,

Но его отвели в ванную комнату.

Хозяйка лифчик расстегнула

И пошла плясать во всю.

Композитор Ваня Конов

Хотел хозяйку схватить за подол

Но потерял равновесие

И лёг на пол.

А Нина Петухова

Сняла свои панталоны

И дала их Семёну Палкину обнюхивать.

Мужик и баба играют на свободе,

Стоит оголтелый народ на пароходе

Глядит в зелёную воду.

В закусочной доктор накапливает силу;

Мужик и баба напарываются на вилу,

И доктор спешит к пароходу.

Стоит пароход озарённый луною.

Я мимо иду и Марина со мною.

Погода нам благоприятна.

Мужик и баба громко стонут,

Под пароходом люди тонут,

И доктор уходит обратно.

Две дамы спят, а впрочем нет.

Не спят они, а впрочем нет.

Конечно спят и видят сон.

Как будто в дверь вошёл Иван,

А за Иваном управдом

Держа в руках Толстого том

«Война и Мир» вторая часть…

А впрочем нет, совсем не то

Вошёл Толстой и снял пальто

Калоши снял и сапоги

И крикнул: Ванька, помоги!

Тогда Иван схватил топор

И трах Толстого по башке.

Толстой упал. Какой позор!

И вся литература русская в ночном горшке.

Григорий студнем подавившись

Прочь от стола бежит с трудом

На гостя хама рассердившись

Хозяйка плачет за столом.

Одна, над чашечкой пустой.

Рыдает бедная хозяйка.

Хозяйка милая, постой.

На картах лучше погадай-ка.

Ушёл Григорий. Срам и стыд.

На гостя нечего сердиться.

Твой студень сделан из копыт

Им всякий мог бы подавиться.

Григорий студнем подавился

И вдруг ушёл из-за стола

В прихожей он остановился

И плюнул в зеркало со зла.

Я сегодня лягу раньше.

Раньше лампу погашу.

Но зато тебя пораньше

Разбудить меня прошу.

Это просто удивленье

Как легко меня будить!

Ты поставь на стол варенье, —

Я проснусь в одно мгновенье.

Я проснусь в одно мгновенье.

Чтобы чай с вареньем пить.

Красиво это, очень мило:

Отнять у женщины часы

И подарить на память мыло.

Духи, цыгарки и усы.

Когда вдали сверкнули пилы,

И прозвенели топоры —

Мне все подруги стали милы,

И я влюблён в них с той поры.

Подруги, милые подруги.

Приятно трогать вас рукой.

Вы так нежны! Вы так упруги!

Одна прекраснее другой!

Приятно трогать ваши груди,

Скользить губами вдоль ноги…

О помогите люди люди!

О Боже, Боже помоги!

Я долго думал об орлах

И понял многое:

Орлы летают в облаках.

Летают, никого не трогая.

Я понял, что живут орлы на скалах

и в горах,

И дружат с водяными духами.

Я долго думал об орлах.

Но спутал, кажется, их с мухами.

В ночной пустынной тишине

Вдоль клумб и гряд в большом саду

Брабантов шел к моей жене

Дрожа от страсти на ходу.

Он даже снял воротничок

И расстегнул слегка жилет

И весь дрожал как старичок

Хотя он был в расцвете лет.

всегда всегда в глубине политик наука умеет много гитик.

Неправ ты дорогой товарищ.

Довольно мы с тобой кувыркались

и Федьку за ноги таскали.

Погибнешь ты, печаль, тоска ли заполоснёт тебе мозги.

Не вижу ни зги в твоих речах.

О ты несомненно зачах

читая газет скучную структуру,

вот и дождался с ума сошествия

в живот из головы

и по ногам и в пятку.

Эй, где хвостик мысли?

а он уж в землю нырк.

Вот прыткий!

Нет, давай по порядку

посмотрим раньше моих речей

открытки.

В них я не вижу ни боба —

пощади меня Боже Твоего раба.

Да ты никак религиозный!

Это вопрос очень серьезный.

Материя по мойму дура

ее однообразная архитектура

сама собой не может колебаться.

Лишь только дух её затронет робко

прочь отлетает движения пробка.

из тёмных бездн плывут жары акулы

в испуге мчатся молекулы

с безумным треском разбивается

вселенной яйцо

и мы встав на колени видим Бога лицо.

Тот-же кто в папахе рока

раб ума, слуга порока

погибает раньше срока

поражённый кочергой.

Поражённый кочергой.

Скверно думаешь товарищ

и несёшь одну фасоль

революции пожарищ

Богом уши не мозоль.

Мало мы с тобой кувыркались

Федьку за ноги — фан…

Как я его трахнул.

Разом смолк.

А теперь, пока не поздно,

дам тягу в окно.

Я внезапно растворилось.

Я дыра в стене домов

мне все на свете покорилось

я форточка возвышенных умов.

Здравствуй стол.

ты много лет поддерживал мою лампу и книгу

а также разноцветные котлеты

Я под тобой ходил не нагибая головы

собирая подушечки мыслительных коровок

безумный! что тебя толкнуло

все сбросить на пол

что человек доверил твоему благоразумию

простой деревянный негодяй

Слава Богу кончен бой

лихорадки с молотком

удивили мы с тобой

в старом, тощем, никаком

государстве наших палок

победителя жену

кто был тучен кто был жалок

все разбиты в пух и прах

кое кто глядел уныло

кое кто играл во лбы

кое кто внимал уныло

звукам редьки и польбы

кое кто раздвинув руки

умирал всю ночь со скуки

кое кто шептал молитву

кое кто в подвал забился

кое кто смотрел на битву

кое кто богам молился

кое кто в просторном фраке

шевелил усы во мраке

кое кто с часами дрался

кое кто фасадом крался

вынув нож из рукава

ну и ночка Кокова

мне в окно глядели вещи

этих ужасов по хлеще

мне в окно глядел сюргуч

грозен, красен и могуч

мне в окно мигая глупо

заглянула тётя лупа

мне в окно длинной с вершок

показался артишок

Я дрожал и я молился

на колени повалился

быстро двигая перстами

осенял себя крестами

вспоминал смешные книги

но бежали быстро миги

унося моё спасенье

наступило воскресенье

с незаметных потолков

пала ночи цепь оков

Я поднялся понемногу

оглянулся. Слава Богу

кончен бой моих тревог

дети кушайте пирог.

Мне бы в голову забраться козлом

чтобы осмотреть мозгов устройство,

интересуюсь, какие бутылки составляют

наше сознание.

Вот азбука портных

мне кажется ясной до последней ниточки

всё делается ради удобства движения

конечностей и корпуса.

Легко наклоняться в разные стороны

ничто не давит в живот

рёбра сжимаются и отпрыгивают сновь

как только представится к тому случай.

Мы несравненно лучше сделаны чем

наша одежда.

Порт<н>ым не угнаться за гимнастами

одевающими себя в мускульные сюртуки.

И способ гимнастов

мне ближе по духу.

Портной сидит поджавши ноги

руками же вертит ручку швейной машины

или ногами вертит машинку, а руки служат

ему рулями

или же двигатель Сименс-Шуккерта

вращает маховое колесо, тычет иголкой

и двигает челноком.

Так постепенно сшиваются отдельные

части костюма.

Гимнасты-же поступают иначе.

Они быстро наклоняются вперёд и назад

до тех пор пока их живот не станет подковой.

Руки вывёртывают

приседают на корточки

достигая этим значительного утолщения

своих мышц.

Этот способ конечно приносит

больше пользы.

Кто пробродив по городским садам

почувствует боль в пояснице

знай: это мускул живота старается

проснуться,

спеши домой и если можешь пообедай.

Обед ленивым сделает тебя.

Но если нет обеда

ещё лучше съесть кусочек хлеба

эта придает бодрость твоему духу.

А если нет и хлеба даже

то благодари приятель Бога

Ты Богом знать отмечен

для совершения великих подвигов.

Нельзя лишь испугаться.

Смотри внимательно в бумагу

Зови слова на помощь

и подходящие слов сочетанье

немедленно утолит желудочную страсть.

Вот мой совет

пр<о>изнеси от голода;

я рыба

в ящике пространства

рассуждаю о топливе наших тел

всякая пища попав на зуб

становится жиже выпуская соки

целебных свойств.

Бог разговаривает со мной

мне некогда жевать свиное сало

и даже молока винтовки белые

помеха для меня.

Вот мой фонарь и пища

вот голос моего стола, кушетки и желища.

Вот совершенство Бога моего стиха

и ветра слов естественных меха.

Узы верности ломаешь.

от ревности сам друг хромаешь.

Та ускользнула в дверь с японцем.

дверь тихо притворив

вошла стройна, нежданно солнцем

врачей унылых озарив.

мне-ж предоставила помнить твоих

прогулок холод

Ах если б не сковал меня страх перед

женщиной и голод,

и ревность не терзала б мне виски

я не испытывал бы той нечеловеческой тоски.

Почему нелюбопытны

Эти бабы супротив?

Потому что первобытны

Как плохой локомотив.

Почто сидишь

и на меня нисколько не глядишь

а я значёк поставив на бумаге

лишь о твоей мечтаю влаге

ужель затронул вдруг тебя мой взгляд манящий

ужели страсть в твою проникла грудь

и ты глядишь теперь сюда всё чаще

так поскорей же милая моею будь.

Два человека в злобном споре

забыли всё вокруг, но вскоре

им стал противен это спор

и вот они не спорят больше с этих пор

Они друг к другу ходят в гости

пьют сладкий чай. жуют печенье

угасли в них порывы преждней злости

они друг к другу чувствуют влеченье.

И если нет возможности им встретиться,

то каждый в лоб себе из пистолета метится

и презирая жизни лодку

спешит в тартар и восклицает во всю глотку:

«Порвись порвись моя окова

держать в разлуке нас нет смысла никокого».

Счастливые натуры! В наше время

не часто встретишь ловкую пару.

То кнут сломается, то лопнет стремя,

то ноту боком конь прижмёт к амбару

Удачи редки в наши дни

Вы, в этом случае, одни

в своей удачи двухсторонней.

Мой глаз, хотя и посторонний

следит за вами со вниманием.

Вот вы расходитесь. За «досвиданием»

вы кажите друг другу спины

идёте по домам, но чудные картины

витают в вашем проницательном мозгу,

об этом вы до этих пор друг другу ни ту ту

молчали чаю в рот набрав.

Но кто из вас не прав,

кто виноват во всей создавшейся никчёмной

сложности

судить об этом не имею никакой

возможности,

при следующем свидании вы сами выйдите

из тупика.

Ну, до свидание, пока.

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти.

Меня натура победила

я озверев грызу удила

из носа дым валит столбом

и волос движется от страсти надо лбом.

Ах если б мне иметь бы галстук нежный

сюртук из сизого сукна

стоять бы в позе мне небрежной

смотреть бы сверху из окна

как по дорожке белоснежной

ко мне торопится она.

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти

они кипят во мне от злости

что мой предмет любви меня к себе не

приглашает в гости.

Уже два дня не видел я предмета.

На третий кончу жизнь из пистолета

Ах если б мне из Эрмитажа

на зло соперникам врагам

украсть бы пистолет Лепажа

и взор направив к облакам,

вдруг перед ней из экипажа

упасть бы замертво к ногам.

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти

Они меня как лист изсушат

как башню времянем разрушат

нарвут на козьи ножки, с табаком раскурят

сотрут в песок и измечулят.

Ах если б мне предмету страсти

пересказать свою тоску

и разорвав себя на части

отдать бы ей себя всего и по куску,

и быть бы с ней вдвоём на много лет

в любовной власти

пока над нами не пребьют могильную доску.

Однажды господин Кондратьев

попал в американский шкап для платьев

и там провёл четыре дня.

На пятый вся его родня

едва держалась на ногах.

Но в это время ба-ба-бах!

Скатили шкап по лестнице и по ступенькам

до земли

и, в тот же день, в Америку на пароходе увезли.

Злодейство, скажите. Согласен.

Но помните: влюблённый человек всегда опасен.

Елизавета играла с огнём

Елизавета играла с огнём

пускала огонь по спине

пускала огонь по спине

Пётр Палыч смотрел в восхищеньи кругом

Пётр Палыч смотрел в восхищеньи кругом

и дышал тяжело

и дышал тяжело

и за сердце держался рукой

Вот Кумпельбаков пробегает,

держа на палке мыслей пук.

К нему Кондратьев подбегает,

издав губами странный звук.

Тут Кумпельбаков сделал глазом

в толпу направо дивный знак.

Упал в траву Кондратьев разом

и встать не мог уже никак.

Смеётся громко Кумпельбаков

Лежит Кондратьев точно сор.

От глаза лишь нежданных знаков

какой случается позор!

Молчите все!

А мне молчать нельзя:

Я был однажды в Англии друзья.

передо мной открылся пир:

сидело сорок человек

на креслах стиля пол ампир,

прекрасно приспособленных для нег.

Зал освещало электричество.

Я вижу: вдру<г> Его Величест<в>о,

рукой мантилью скинув с плечь

произнести готово речь.

Тут сразу мухи полетели,

производя особый шум,

а все испуганно глядели

и напрягали тщетно ум.

Вдруг входит в зал, в простой накидке

какой то странный гражданин

и королю дав под микитки

садится мрачно в ципелин

и заведя рукой пружину

ногами быстро жмёт педаль

и направляет вверх машину

и улетает быстро в даль.

Сначала все осталбенели

не слышно было вздоха,

потом тарелки зазвенели,

и поднялась ужасная суматоха.

Король зубами грыз подушки,

то в стену стукал кулаком,

то приказав стрелять из пушки

скакал в подштанниках кругом.

То рвал какую-то бумагу,

то подскочив нежданно к флагу

срывал его движеньем воли

то падал вдруг от страшной боли.

Жил был в доме тридцать три единицы

человек страдающий болью в пояснице

только стоит ему съесть лук или укроп

валится он моментально как сноп,

развивается боль в правом боку

человек стонет: я больше не могу.

Погибают мускулы в непосильной борьбе

откажите родственнику карабе…

И так слова какое-то не досказав

умер он пальцем в окно показав,

все присутствующие тут и наоборот

стояли в недоумении забыв закрыть рот

доктор с веснушками возле губы

катал по столу хлебный шарик при помощи

медицинской трубы.

Сосед занимающий комнату возле уборной

стоял в дверях абсолютно судьбе покорный,

тот кому принадлежала квартира

гулял по корридору от прихожей до сортира,

племянник покойника желая развеселить

собравшихся гостей кучку

Заводил грамофон вертя ручку.

Дворник раздумывая о превратности

человеческого положения

Заворачивал тело покойника в таблицу

умножения.

Варвара Михайловна шарила в покойнецком

комоде

не столько для себя, сколько для своего

сына Володи.

Жилец, написавший в уборной:

«пол не марать»

вытягивал из под покойника железную кровать.

вынесли покойника завёрнутого в бумагу

положили покойника на гробовую колымагу.

подъехал к дому гробовой шарабан

Забил в сердцах тревогу гробовой барабан

Ноль плавал по воде

мы говорили это круг

должно быть кто то бросил в воду камень.

Здесь Петька Прохоров гулял

вот след его сапог с подковками.

Он создал этот круг

Давайте нам скорей картон и краски

мы зарисуем Петькино творенье.

И будет Прохоров звучать как Пушкин.

И много лет спустя

подумают потомки:

«Был Прохоров когда то,

должно быть славный был художник»

И будут детям назидать:

«Бросайте дети в воду камни.

Рождает камень круг,

а круг рождает мысль.

А мысль вызванная кругом,

зовёт из мрака к свету ноль».

Вошла Елизавета

в большой, прекрасный дом

центрального Совета.

Вошла с открытым ртом.

Вода в реке журчит прохладна

и тень от гор ложится в ноле

и гаснет в небе свет. И птицы

уже летают в сновиденьях

И дворник с чёрными усами

стоит всю ночь под воротами

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок

и в окна слышен крик весёлый

и топот ног и звон бутылок

Проходит день, потом неделя,

потом года проходят мимо

и люди стройными рядами

в своих могилах исчезают

а дворник с чёрными усами

стоит года под воротами

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок

и в окна слышен крик весёлый

и топот ног и звон бутылок.

Луна и солнце побледнели

Созвездья форму изменили

Движенье сделалось тягучим

И время стало как песок.

А дворник с чёрными усами

стоит опять под воротами

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок

и в окна слышен крик весёлый

и топот ног и звон бутылок

Всю покорив Азию

На метле теперь несусь над Карпатами.

Деревяшка лесная к земле пригнулась

Хромая старуха бежит за ципленком

Длинной ногой через лужи скачет

А короткой семенит по травке

Всю покорив Азию

На метле тепер несусь над Карпатами

Треплет ветер колпак на моем затылке

Режет ветер ноздри мне

Под рубашку залетает

Раздувает рукава

Вон гора на моем пути

Палкой гору моментально сокрушаю

Орла тюкнул по голове палкой

Он в низ полетел как бумажка

Хлоп! Воробей в моём кулаке

Ногами болтаю.

Горный воздух глотаю.

Летит моё тело.

Какое мне дело

Одна красивая торговка

с цветком в косе, в расцвете лет,

походкой легкой, гибко, ловко

вошла к хирургу в кабинет.

Хирург с торговки скинул платье;

увидя женские красы,

он заключил её в объятья

и засмеялся сквозь усы.

Его жена, Мария Львовна,

вбежала с криком: Караул!

И, через пол минуты ровно,

хирурга в череп ранил стул.

Тогда торговка, в голом виде,

свой организм прикрыв рукой,

сказала вслух: «к такой обиде

я не привыкла…» Но какой

был дальше смысл её речей,

мы слышать это не могли,

журчало время как ручей,

темнело небо. И в дали

уже туманы шевелились

над сыном лет — простором степи

и в миг дожди проворно лились

ломая гор стальные цепи.

Хирург сидел в своей качалке

кусая ногти от досады.

Его жены волос мочалки

торчали грозно из засады,

и два блестящих глаза

его просверливали взглядом;

и, душу в день четыре раза

обдав сомненья черным ядом,

гасили в сердце страсти.

Сидел хирург уныл,

и половых приборов части

висели вниз, утратив прежний пыл.

А ты, прекрасная торговка,

блестя по прежднему красой,

ковра косаясь утром ловко

своею ножкою босой,

стоишь у зеркала нагая.

А квартирант, подкравшись к двери,

увидеть в щель предполагая

твой организм, стоит. И звери

в его груди рычат проснувшись,

а ты, за ленточкой нагнувшись,

нарочно медлишь распрямиться.

У квартиранта сердце биться

перестаёт. Его подпорки,

в носки обутые, трясутся;

колени бьют в дверные створки:

а мысли бешенно несутся,

и гаснет в небе солнца луч.

и над землей сгущенье тучь

свою работу совершает.

И гром большую колокольню

с ужасным треском сокрушает.

И главный колокол разбит.

А ты несчастный, жертва страсти,

глядишь в замок. Прекрасен вид!

И половых приборов части,

нагой торговки, блещут влагой.

И ты, наполнив грудь отвагой,

вбегаешь в комнату с храпеньем,

в носках бежишь и с нетерпеньем

рукой прорешку открываешь,

и вместо речи — страшно лаешь.

Торговка ножки растворила,

Ты на торговку быстро влез,

В твоей груди клокочет сила,

Твоим ребром играет бес.

В твоих глазах летают мухи,

В ушах звенит орган любви,

И нежных ласк младые духи

играют в мяч в твоей крови.

И в растворённое окошко,

расправив плащ, влетает ночь,

и сквозь окно большая кошка,

поднявши хвост, уходит проч.

Открыв наук зелёный том

я долго плакал, а потом

его закрыл и бросил в реку.

Науки вредны человеку,

науки втянут нас в беду

возьмёмтесь лучше за еду.

Почему любовный фибр

каждый миг меня трясёт

и в толпу девичьих игр

страстный вихр меня несёт

удержаться нет сил боле

с диким рёвом точно лев

я несусь туда где в море

плещат груди чудных дев

Однажды утром воробей

ударил клювом в лук-парей.

И крикнул громко лук-парей:

«Будь проклят птица-воробей!»

Навеки проклят воробей,

от раны чахнет лук-парей

И к ночи в мёртвый лук-парей

свалился мёртвый воробей.

В этом ящике железном

есть и булка есть и хлеб

было б делом неполезным

их оставить на столе б.

ибо крысы ибо мыши

ибо разные скоты

по законам данным свыше

съели б всё без красоты

и в укусах кумачёвых

все изъедены в клопах

всё семейство Ювачёвых-бы

осталось на бобах

Но не это важно. Мне ведь

надо рифмой заманя

так устроить что бы в девять

разбуди-ли вы меня.

Возьмите незабудку

На память обо мне.

Тогда собачью будку

Увидите во сне.

А в будке человечки

На лавочке сидят

Огонь играет в печке

И искры вверх летят.

Дорогой начальник денег

Надо в баню мне сходить.

Но, без денег, даже веник

Не могу себе купить.

Давно я не садился и не писал

Я расслабленный свисал

из руки перо валилось

на меня жена садилась

Я отпихивал бумагу

цаловал свою жену

предо мной сидящу нагу

соблюдая тишину,

цаловал жену я в бок

в шею в грудь и под живот

прямо чмокал между ног

где любовный сок течёт

а жена меня стыдливо

обнимала тёплой ляжкой

и в лицо мне прямо лила

сок любовный как из фляжки

я стонал от нежной страсти

и глотал тягучий сок

и жена стонала вместе

утирая слизи с ног.

и прижав к моим губам

две трепещущие губки

изгибалась пополам

от стыда скрываясь в юбке.

По щекам моим бежали

струйки нежные стократы

и по комнате летали

женских ласок ароматы.

Но довольно! Где перо?

Где бумага и чернила?

Аромат летит в окно,

в страхе милая вскочила.

Я за стол и ну писать

давай буквы составлять

давай дёргать за верёвку

Смыслы разные сплетать.

В каждом колоколе злоба

В каждой ленточке огонь

В каждой девочке зазноба

В каждом мальчике свой конь.

Однажды один человек, чувствуя голод, сидел

за столом и ел котлеты,

А рядом стояла его супруга и всё говорила о том,

что в котлетах мало свинины.

Однако онелиелиелиели ел, покуда

Не почувствовал где то в желудке смертельную

тяжесть.

Тогда, отодвинув каварную пищу, он задрожал

и заплакал;

В кармане его золотые часы перестали тикать;

Волосы вдруг у него посветлели, взор прояснился;

Уши его упали на пол, как осенью падают

с тополя жёлтые листья;

И он скоропостижно умер.

Дни летят как ласточки

А мы летим как палочки

Часы стучат на полочке

А я сижу в ермолочке

А дни летят как рюмочки

А мы летим как ласточки

Сверкают в небе лампочки,

А мы летим как звездочки.

На коня вскочил и в стремя ногу

твердую вонзил

Пётр Келлер. В это время

сверху дождик моросил.

С глазом шорою прикрытым

в нетерпеньи конь плясал,

и подкованным копытом

дом и площадь потрясал.

На крыльце Мария с внуком

тихо плакали в платок

и сердца их громким стуком

отражались в потолок.

Дальнейшее толще предыдущего

Сом керосинки толще.

Толще лука морской винт.

Книга толще тетради

а тетради толще одной тетради

Это стол он толще книги

Это свод он толще пола

Этот стол толще предидущего

а предидущий выше лука

Лук-же меньше гребёнки

так же как и шляпа меньше кроватки

в которой может поместится

ящик с книгами

но ящик

глубже шляпы

шляпа мягче

нежели морской винт

но пчела острее шара.

Одинаково красиво

то что ростёт по эту

и по ту сторону забора

Всё же книга гибче супа

ухо гибче книги

Суп жиже и жирнее чем лучинка

и тяжелее чем ключ.

У зайца вместо усов руки.

У папы на затылке фазан.

У магазина четыре кнопки.

У розалии одуванчик.

У сабли маканаш.

У газеты восемь знаков.

У меня хвост.

У тебя люлька.

У великанов шляпа.

Дом с клювом.

Дитя с татарином.

Карабельщик в керосине.

Тарелка без волос

ворона между сквозных чисел.

Шуба с треском по имяни Фофа.

Каля в безвыходном положении.

Румын из рукомойника.

Ангел ершов.

Петух бежал из воды.

Жан бежал из бороды.

Гвоздь бежал из парафина,

кнутик прыгал из графина,

меч бежал из таракана.

Опыт ехал из под стакана.

Астроном бежал из ваты

ключ лежал продолговатый.

Дом с клювом.

Дитя с татарином.

Корабельщик в керосине.

Тарелка без волос.

Ворона между сквозных чисел.

Шуба с треском по имяни Фофа.

Каля в безвыходном положении.

Румын из рукомойника.

Ангел Ершов.

Это не кузница, а ведро.

Это не рис, а линейка.

Это не перчатка, а заведывающий складом.

Это не глаз, а колено.

Это не я пришёл, а ты.

Это не вода, а чай.

Это не гвоздь, а винт.

А винт это не гвоздь.

Мех не свет.

Человек с одной рукой не комната

с одним окном.

Туфли это но ногти.

Туфли это не почки.

Точно также и не ноздри.

Дочь Патрулёва отца Патрулёва дочь

Значит и дочь Патрулёва отца Патрулёва дочь.

Коли так то и дочь Патрулёва отца

Значит и дочь Патрулёва отца.

Вот и дочь, а отец Патрулёв

Дочь Патрулёва, отец Патрулёв

Значит отец Патрулёвой дочери Патрулёв

И никто не скажет что он Петухов

Это было-бы противоестественно.

Утром рано на заре

ехал турка на горе

летом гром

зимою снег

в полдень чирки

кур кир кар.

Вот и феска и халат

турка любит шеколад

летом гром

зимою снег

в полдень чирки

кур кир кар.

Турка скачет в облака

дайте турке молока

летом гром

зимою снег

в полдень чирки

кур кир кар.

Турка скачет над рекой

милый турка дорогой

летом гром

зимою снег

в полдень чирки

кур кир кар.

Сверху звезды снизу мост

турка скачет во весь рост

летом гром

зимою снег

в полдень чирки

кур кир кар.

Здравствуй небо! Здравствуй ночь!

крикнул турка во всю мочь

летом гром

зимою снег

в полдень чирки

кур кир кар.

Восемь человек сидят на лавке

вот и конец моей скавке.

Взяли фризовую шинель

пристрочили кант

положили на панель

вот и вышел музыкант.

Так я молил твоей любви

Смеялся пел и плакал горько,

Но ты за все мои мольбы

Мне обещала дружбу только.

Я с огромной высоты

не заметил красоты

ваших плечь и ваших ног

да признаться и не мог

их заметить в то мгновенье,

ибо вышло столкновенье

наших гибких, страсных тел.

Я подпригнул и взлетел

вместе с вами в те высоты

где земные все красоты

исчезают точно дым.

А теперь мы с вами Лёля

входим вместе в этот дом.

Я взглянул на ваши плечи,

Я взглянул на ваши ноги.

Так прекрасны только боги,

И архангелы потом!

Жили в Киеве два друга

Удивительный народ

Первый родиной был с юга

А второй — наоборот

Первый страшный был обжора

А второй был идиот.

Первый умер от запора

А второй — наоборот.

Безумными глазами он смотрит на меня. —

Ваш дом и крыльцо мне знакомы давно.

Тёмнокрасными губами он целует меня —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Он принёс мне букет тёмнокрасных гвоздик —

Ваше строгое лицо мне знакомо давно.

Он просил за букет лишь один поцелуй —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Своим пальцем в чёрном кольце он коснулся меня

Ваше чёрное кольцо мне знакомо давно.

На турецкий диван мы свалились вдвоём —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Безумными глазами он смотрит на меня —

О потухните звёзды! и луна побледней!

Тёмнокрасными губами он целует меня —

Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.

Наша новая страна

новой радостью полна

Не успеешь оглянуться

Понесет тебя волна