He первая атака

II

Судя по всему, ночью, перед самым рассветом, в районе Селявного группа под командованием старшего лейтенанта Горохова должна была начать переправу через Дон. Начать умно, бесшумно и быстро.

Дзоты и блиндажи, множество траншей и окопов, ряды колючей проволоки, противотанковые и противопехотные мины — все это было на том, вражеском. Все ощетинилось, все ждало своих жертв...

Благодаря данным разведки наше командование нащупало наиболее уязвимое место в самом, казалось бы, недоступном районе — у Меловой горы.

Сюда, на другой берег, скрытно перегруппировав свои силы под самым носом противника, ночью наше командование перебросило целую стрелковую дивизию.

Выделенные штурмовые группы должны были устремиться через Дон вслед за первыми добровольцами.

Пока артиллеристы засекали и уточняли огневые точки противника, а танкисты изучали местность, группа добровольцев, командиром которой назначен старший лейтенант Горохов, в глубокой тайне готовилась к переправе. Раздобыли, спустили в воду и замаскировали рыбацкие лодки. В плащ-палатки запихивали сено. Получились своеобразные плотики. На них сверху можно положить оружие, боеприпасы, но, кроме всего, эти необычные сооружения могли выдержать и человека.

Горохов и вся его группа внимательно рассмотрели в бинокль место высадки. Метр за метром изучали подступы к Меловой горе. Сузив глаза, внимательно глядел за Дон и Чолпонбай. Все видели, все подмечали его острые глаза, словно бы он уже в лодке переплыл через Дон.

Затаился в пойме... Начал подниматься по тому уступу. Нащупал ногой выбоину, подтянулся, ухватившись за куст. Встал на кривой камень... А потом — чуть в сторону, наискосок: там можно будет оглядеться. Ведь дзот справа, в расщелине. Замаскирован. И в бинокль не разглядишь... Не сразу увидел его, этот холмик свежей земли, покрытый жухлой травой. Не видно никого. Нет и движения, словно правый берег вымер. Но не дураки же немцы, чтобы обнаруживать себя и свои дзоты...

Дзоты или дзот?

Горохов именно эту тропку, этот дзот наметил Чолпонбаю. Но вдруг там, за камнем, может, еще дот или дзот? Всего в бинокль не увидишь. Да и свет в глазах дрожит от напряжения. Но чудится, что ли: синеватый дымок вьется там, и птицы почему-то не садятся около этого камня... Ни разу не сели около этого камня. Что бы это значило? Не там ли этот злосчастный дзот, который огнем сможет отсечь дорогу нашим? Если мы возьмем его, то наш путь будет расчищен...

В окопе рядом с Чолпонбаем наблюдал за противником и Сергей Деревянкин. Он старался держаться как можно спокойнее. Сергей знал, что непроизвольное движение, жест, неосторожное слово могут уличить его, раньше времени выдать то, что он хотел бы скрыть, оставить в тайне. Так будет лучше ему, Чолпонбаю...

А сердце билось чаще, губы пересыхали, волосы поднимались и, кажется, приподнимали пилотку. Какое-то странное оцепенение сковывало руки и язык. То, что лежало в нагрудном кармане гимнастерки, весило так много, что Сергей с трудом мог произнести слово. Деревянкин тоже глядит туда, где поднялась клыком в небо Меловая гора. Отсюда она кажется черной.

— Что вздыхаете? Что вас не пустили? Жалко, конечно, что не в первой группе. Ну так в третьей будете. Все равно ведь вместе пойдем...

— М-да, — неопределенно промямлил Сергей.

— Ничего, друг, там, — Тулебердиев махнул рукой за реку, — встретимся. Вместе будем, да?

— Да, — снова уклончиво ответил Деревянкин, не взглянув в глаза товарищу.

В голове вертелось одно и то же. Рано умер отец Чолпонбая, всю заботу о семье взял на себя Токош — старший брат. Он заменил Чолпонбаю отца. Воспитывал его, защищал, кормил, выхаживал, когда тот болел. Разница в возрасте была небольшая, всего несколько лет. Но младший брат не то что любил старшего, а просто преклонялся перед ним, считая его (как и многие в ауле) человеком особенным, рожденным для большой и славной жизни. Об уме Токоша, о его честности и справедливости шла добрая молва. И пожилые не считали для себя зазорным посоветоваться с ним. А его доброта, сердечность — им нет конца...

Сергей опять вздохнул. Он переписывался с Токошем. Дружил с ним заочно. Токош, воевавший на другом фронте, часто писал Сергею, горячо интересовался братом, давал дельные советы, помогал ему понять характер Чолпонбая. Он, например, открыл ему, Сергею, что Чолпонбай с детства мечтал о подвиге, но об этой мечте знал один Токош. Словом, просил приглядывать за ним.

И вот уже несколько дней в кармане Сергея лежит письмо из воинской части, от командира роты: «Товарищ политрук, обращаемся к вам, как к другу рядового Токоша Тулебердиева и его брата Чолпонбая. В бою под Ржевом рядовой Токош Тулебердиев до конца выполнил свой долг солдата. Из противотанкового ружья он уничтожил два танка противника. Раненый не оставил поля боя, вторично раненный в правую руку, левой продолжал бросать гранаты. Пал смертью храбрых. Мы нашли в его вещмешке письма и ваш адрес. Вам и пишем. Просим обо всем сообщить его брату. На родину Т. Тулебердиева мы послали письмо с указанием места захоронения. Скорбим вместе с вами. Мы отомстим врагу за нашего общего друга. Ст. л-т. Кругов».

Сергей знал наизусть это короткое письмо. Сейчас, лежа в окопе и наблюдая за другом, он пропустил мимо ушей слова Чолпонбая: «Брат что-то не пишет... То через день, а то... ничего не понимаю... Уж не случилось ли с ним чего?»

Хорошо, что Сергей часто вот так просто приходил «в гости» к другу. И Чолпонбай в этом приходе ничего не видел особого, он ничего не подозревал. Но сегодня он пришел, чтобы решить: показать письмо или подождать? Подождать? Но для чего? Показать? Но зачем? Ведь такую потерю перенести нелегко, а тут еще перед ночной схваткой.

«Ну так сказать или нет? — тревожно думал Сергей. — А какое, собственно, право я имею скрывать это? Какое? Право друга, оберегающего... От чего? От правды, хотя и страшной правды? Мама учила меня поступать с другими так, как я хотел бы, чтобы поступили со мной... Ну как бы я хотел? Прямо головоломка... Подготовить бы его! Да, наверно, постепенно надо подготовить, незаметно, исподволь».

— Вы что-то от меня скрываете? — вдруг неожиданно спросил Чолпонбай, отложив бинокль в сторону и по-детски ладонью протирая глаза.

— Откуда ты взял?

— Ниоткуда! Просто никогда вас таким не видел, — глядя прямо в глаза политруку, сказал Чолпонбай и отложил бинокль в сторону.

— Каким?

— Темным, как туча. — И Чолпонбай, шутливо сдвинул брови, показывая, как темна туча.

— Тебе просто так показалось.

— Вы уже несколько дней такой... Будто потеряли близкого человека, брата потеряли. Я чувствую, что у вас сердце болит. Но почему со мной не поделитесь? Мы ведь ничего не скрываем друг от друга. А беду, если ее разделить с другом, так она вдвое меньше будет. Может быть, я чем-нибудь помогу?

Сергей чувствовал, как при каждом слове друга горло его сжимает невидимая, но цепкая рука. Он силился улыбнуться, но губы искривила гримаса.

— Неужели даже мне сказать не можете? С девушкой, с Ниной, может, что случилось?

Сергей развел руками, заново переживая то, что пережил несколько дней назад, распечатав письмо, извещавшее о смерти Токоша Тулебердиева.

На противоположной стороне раздался выстрел. Дрогнула земля. Чолпонбай поднял к глазам бинокль, и оба перевели взгляд на реку. Стали напряженно всматриваться в западный берег.