— Это очевидно, — я лениво пожал плечами и снова попытался пройти в башню, но Лириэль только сильнее сжала мой многострадальный локоть. — Ну что опять?
— Для тебя очевидно, идиот! — взорвалась герцогиня. — А вот присутствующие там люди могут и не понять, какого демона тебе приспичило его убивать! О последствиях подумай, наконец!
Поленившись строить планы, я сам — и как только решился? — высвободил свой локоть и опустился на четвереньки. Все казалось таким светлым и понятным, что мне и в голову не пришло продумывать свое дальнейшее поведение: тело помнило само, что от него требуется.
Прежде всего — суть: не неуклюжая беспомощная материя, которой привык быть — а чистая энергия, сгусток воплощенного могущества, еле удерживаемый в заданной форме сложным магическим заклинанием; передняя левая лапа опутана им сильнее всего, и наверняка может показаться кому-нибудь несведущему каменной. Затем — строение: что-то в изменившемся мозге подсказывало, что та форма, что выбирал себе наследный принц — оптимальна, минимальные затраты при максимальной эффективности. А значит — спрятать поглубже самые уязвимые плетения, вглубь все основные узлы, а наружу — острые щупы, когти, клыки, раз уж не хватает сил на нормальный щит…
Крыс, до сих пор прятавшийся в кармане так и не упавшей, но уже разорванной стремительно трансформирующимся телом куртке, в очередной раз жалобно пискнул и оказался частью меня: я все еще чувствовал его инстинкты и иглы. Лириэль, испуганно смотрящая на пустое место чуть правее той твари, которой я стал, осторожно отступала назад, пока я не зарычал, корежа горло чуждыми ему звуками:
— Стой. Я сам не упррравлюсь с этим.
У нее вдруг резко округлились глаза, руки взметнулись в тщетной попытке защититься, а запах — милый, родной, такой привычный запах аррианского леса приобрел такую аппетитную кислинку страха, что я еле сдержался, чтобы не броситься на Лир, клацая зубами от голода.
— Перрррестань бояться, не в песочнице папиной собакой пригрррозил, — горло еле выдерживало это издевательство, но у меня вряд ли был другой выход. А даже если и был — нет времени, зачем заморачиваться, у меня наконец-то есть цель…
— Передать тебе силу? — деловито поинтересовалась Лириэль, нервно сцепив пальцы.
Мимо бледных от возложенной на них ответственности охранников я прокрался незамеченным, старательно отводя от них взгляд: пульсирующие напряженной энергией магические узлы вызывали отчаянное бурчание в желудке, несмотря на все старания Лир. Однотипные белокаменные коридоры, узкие бойницы, мельтешащие там и сям средства слежения и вооруженные до зубов люди, — я шел, почти не обращая на них внимания, терпкий запах себе подобного — ничего более вкусного я еще никогда не чуял, но волновали меня совсем не его гастрономические качества.
Даргил знал, что это Раугиль превращается в «нелюдь». И Лириэль узнала — уж не от Шаэ ли? Но почему никто не сказал об этом мне?
А, потом, все потом…
Лапы несли меня мягко, быстро и бесшумно — даже когда я резко остановился перед нужной мне дверью, стукнув «каменной» конечностью о пол, не раздалось ни единого звука. Стражники, вытянувшиеся в струнку у входа, и ухом не повели.
Впервые в жизни просачивание сквозь стену прошло легко и быстро — я просто пошел вперед, не сбавляя скорости, и оказался в небольшом закрытом зале, где за круглым столом, вооружившись бумагами и острыми языками, воевали вместо армий дипломаты. Раугиль сидел прямо напротив двери, неотрывно глядя на меня серовато-белыми глазами, в которых по-прежнему уныло рыдала монотонная хелльская вьюга, а под иллюзией, закрывающей его нос, скрывалась тоненькая царапинка.
И даже сейчас, когда его видели человеком, он оставался таким же, как я: надежно спрятанные магические узлы, невидимые для остальных клыки и когти и безвольно застывшая левая рука, на самом деле бывшая почти камнем.
Я вспрыгнул на стол — исписанные черным листы заметались по всему помещению, ничего не понимающие дипломаты Аррио испуганно завертели головами, а наследный принц Хеллы грустно смотрел на меня, опустив руки.
— Здесь нелюдь, — спокойно сказал он. — Попытайтесь медленно встать и уйти.
Проглотив зарождающиеся крики, побледневшие послы начали плавно и поразительно тихо отодвигать кресла, когда я заговорил, стеклянными осколками выталкивая слова из горла:
— А по-моему, они останутся и будут очень внимательно слушать твой рррассказ, — мирно заявил я, выпихнув из-под себя особо упорную стопку бумаги, никак не желающую эффектно разлететься, подобно своим товаркам. — Так с какой стати Эданне становиться «нелюдью»?
Раугиль дернулся, уставился на меня во все глаза, а потом нервно хмыкнул и, наконец, истерично расхохотался, запрокинув голову:
— Очень интересно слышать это от самой нелюди, — чуть поуспокоившись, заметил он. — Откуда такие выводы?
Презрительно фыркнув, я обернулся на едва слышный даже для меня шорох и обнаружил у двери напружинившегося парнишку — невысокого, серенького, незаметного — он не садился за стол переговоров, просто стоял, охраняя вход, и вдруг обнаружил посреди подведомственной территории «нелюдь», которая заявляет, что на самом деле тварь — это принц.
Последнее поколение. Демона с два заметишь, пока он сам этого не захочет.
— Я полагаю, линия Рррр-78? — поинтересовался я, игнорируя все возмущенные писки растерявшихся людей. — Сможешь пррреврратиться в меня?
— Смогу, — уверенно кивнул паренек, отчего-то успокоившись. Начал опускаться на четвереньки — и на середине движения вдруг оказался моей точной копией, на трансформацию, кажется, не ушло и доли секунды, — мне даже стало немного обидно за старые линии химер. — Опана! — первым делом протянул оборотень, внимательно изучая нас с Раугилем. И никакой натуги при произношении, как у меня или Эданны — видимо, еще и немного усовершенствовать горло успел. — Шийс, Танна — штатного Ясновидящего сюда, пусть глянет моими глазами!
— И моими, — услужливо предложил я в спину двум таким же неказистым теням, сорвавшимся с места. Н-да, наука на месте не стоит, чую близость городской свалки, где можно будет коротать вечера в компании химер старых поколений…
Раугиль вскочил на ноги, собираясь что-то крикнуть вслед, но перевел взгляд на меня, на другую химеру и снова опустился в кресло, сложив нервно дрожащие руки на коленях.
— Ну хоть договориться о нормальных пошлинах при ввозе продукции на Аррио мне дадут? — риторически поинтересовался наследный принц.
В многоярусных запутанных лабиринтах, перекрещивающихся лестницах, бездонных провалах, темных залах и склепах подземной части города было крайне сложно найти безопасное место. Возможно, когда-то такое и существовало, но сейчас ловушки, ничуть не пострадавшие от всеразрушающего бега времени, дополнились еще и рассыпающимся под ногами полом и камнями, периодически падающими с потолка. Кроме того, ходили слухи, что во тьме завелись какие-то неведомые твари, очень ответственно подходящие к вопросу защиты своих логов.
Ловушки время действительно не задело. Зато оно отыгралось на всем остальном.
Людьми использовались только четыре верхних яруса: сливы городской канализации, кузницы, кожемятни и сомнительные заведения дельцов, мечтающих радикально сэкономить на аренде помещений, все-таки нужно было куда-то девать. А теперь к списку таких вот отбросов добавилась еще и тюрьма размером в одну-единственную, зато крайне надежно охраняемую камеру, стены и решетки которой просто лучились магическими барьерами.
Убить мне его не позволили.
Но исключительно потому, что приговор должен выносить Владыка. И сам его исполнять — на палачей проклятый город тратиться не пожелал.
— Не надо пытаться испепелить меня взглядом, — спокойно попросил заключенный, по-турецки сидящий в центре камеры, положив расслабленные руки на колени. — Боюсь, что именно у тебя может и получиться, Тиль.
Принцесса, отчаянно цепляющаяся за мой рукав — в попытке остановить мои нервные метания туда-сюда вдоль решетки, — молча покачала головой и опустила глаза. Особого осуждения в этом жесте я не заметил — скорее тоскливую обреченность, но никак не укор.
— Какого демона тебе это понадобилось? — не выдержал я, рывком освобождая руку. — На кой черт тебе сдалось становиться этой дрянью?! — Впереди маячила обещанная после «Драконьего топлива» слабость, никакой способности чувствовать ложь я упорно не ощущал, но вот целеустремленность постепенно сходила на нет, и я чувствовал себя серенькой пустышкой, подставившей ради собственной выгоды лучшего друга.
Бывшего.
— Все просто, — мрачно буркнула Шаэтиль, разминая кисть руки. — Рау хотел править. Вопреки проклятию.
— Все равно я смог бы его преодолеть! — неожиданно рявкнул принц, вскинув голову. — Смог бы! Ведь Лайсс пытался сплести именно это заклинание, я знаю! Если бы вы только дали мне время!.. — в его голосе слышалась такая надежда и такая страсть, что я невольно позавидовал — у него, заключенного, беспомощного, того, кого утром приговорит к смерти собственный отец — у него по-прежнему была кристально ясная цель…
— И скольких бы ты убил?! — оборвала его сестра. — И скольких — если бы тебе удалось своего добиться? Отец же говорил, весь наш режим держится именно на проклятии, а если оно не сбудется — отдача полгорода разнесет в пыль!
— А ты какого демона не сказала мне сразу, что знаешь о твари? — я еле сдерживался, чтобы не сгрести ее за шкирку и не встряхнуть хорошенько пару раз, как нашкодившего котенка.
Шаэтиль подняла на меня бесцветно-вьюжный взгляд и невесело улыбнулась, сделав неопределенный жест руками:
— Он мой брат, — только и сказала принцесса.
— А еще, — вдруг встрял вмиг утративший все свое обреченное спокойствие Раугиль, — Эйлэнну терпеть не могут! И если бы моя семья осмелилась сама что-нибудь сделать со мной — очередной бесплодной революции было бы не избежать! Династия вернулась бы, рано или поздно, — с тем же отвращением и ненавистью к собственному народу, к своей родной планете! Ты хоть понимаешь, каково это? А я мог бы все исправить… — неожиданно тихо закончил он.
— Мог бы, — с отвращением подтвердил я. — Хоть и подсев на сок дерева покинутых. Но зачем нужно было это светопреставление с «нелюдью»? Ты же… брата убил, — вспомнил я и сразу прокашлялся, проклиная сам себя за предательски севший голос.
Демон побери, я его лучшим другом считал!
— Я жить хотел, — буркнул Рау, нахохлившись.
— До сих пор проклятие само находило способы, чтобы сбываться, — пояснила Шаэтиль, снова вцепившись в мой рукав — испуганно и нервно. — Пару раз людей, принадлежащих к династии, просто находили мертвыми без видимых причин. А потом выяснялось, что они тоже тянули лапки к власти…
— Дурь, — резюмировал я. — Ты думал, что так сможешь защитить себя, пока не найдешь выход? И казус с Серым Соколом — тоже твоих рук дело?
Раугиль отрицательно помотал головой:
— Нет. Лайсс просто был чокнутым. Надеялся справиться со всем сам. А Хигиль пытался меня остановить, — еле прошептал он. — Но я тогда почти не понимал, что делаю… ранил его, думал, оправится и одумается. Но Хиг так и не вернулся…
— Лжешь, — неожиданно сам для себя заявил я.
Рау сощурился, пристально глядя на меня — и его глаза поменяли цвет — на серо-зеленый, неприметный, мышастый.
— Да ты же сам под «Драконьим топливом», — хмыкнул он. — И чем ты лучше меня?
Под ногами закручивалась замысловатой спиралью многоцветная вьюга — с определенного угла она казалось такой же серовато-белой, как и стены очередного гигантского зала и небо за большим незанавешенным окном, и даже улучшенное по образцу «нелюди» зрение никак не могло различить — иллюзия это или огромная мозаика. В тех местах, где в вихрь упирались каменные колонны, стихия бурлила, как обезумевшая от горя женщина, пытаясь убрать с пути досадные препятствия; к пьедесталам статуй она подбиралась осторожно, будто понимая, что такие махины с места не сдвинуть. Скульптуры, по всей видимости, изображали Владык: мужчины и женщины, чье оружие казалось их естественным продолжением, спокойно стояли или сидели на своих постаментах. Все они настороженно глядели куда-то под теряющийся в темноте свод, где порой едва заметно колыхались тени, и занявший свободный пьедестал Его Величество, что смотрел туда же серовато-белыми глазами, казался таким же неживым творением мастера, как и его вытесанные из камня предки.
Люди, заполнившие зал, слушали изъявителя воли своего Владыки с вежливым спокойствием, плавно переходящим в безразличие, а король сидел, плотно сжав обескровленные от напряжения губы, старательно отводя взгляд от своего закованного сына, смиренно опустившего голову.
— …за преступления против Богов, людей и государства, в кои входят восемь убийств (список жертв прилагается), незаконная разработка контрпроклятия, приведшая к преступному потреблению энергии…
Раугиль сидел на жесткой скамье, сияя от опутавших его магических оков, молчал, не поднимая взгляда, — такого же безразлично-синего, как и у чиновника, зачитывающего его приговор. И что-то — то ли неожиданно проснувшееся чутье, то ли мягко подкрадывающаяся усталость — подсказывало мне, что ни один из присутствующих особо его не осуждает и ни на минуту не сомневался бы, что делать, выпади ему такая же возможность, как и Раугилю.
Не дослушав приговор, я развернулся и начал протискиваться к выходу — люди с вежливым спокойствием расступались передо мной, некоторые приветственно кивали, узнавая разоблачителя «ужасного преступника», который хотел жить таким, каким был.
Наверное, я и впрямь ничуть не лучше, вынужденно признал я, остановившись и бросив взгляд на понурившегося друга. И приговорившие его к смерти — такие же твари, как и он сам, как и я.
Но какая теперь разница?