Новая тема

Я проработал в КБ-квадрат полтора года, и тема «Пчела» себя окончательно исчерпала. Мы выжали из нее все возможное. Наш имитатор пчелы в трех железных шкафах давал мед, нектар и воск, а также производил анализ пыльцы. В отличие от пчел, он не летал и не роился, но гудел, как сто тысяч пчел, а также грелся. Каждое утро мы загружали в приемный бункер тонну полевых цветов, из которых устройство изготовляло мед. Было подсчитано, что имитатор окупит себя за семьдесят шесть лет.

Начальство, как водится, получило денежную премию, но государственной не дали. На совещании Карл Карлович сказал, что пришла пора укрупнять тематику. Его потянуло на орден.

Однако плодотворной идеи не было. Месяцев пять мы хватались за всякую халтуру – делали автоматическую змею, заменявшую медицинскую сестру, и соловья, управляемого по радио. Заправленная антибиотиками змея ползала в местной больнице и делала уколы больным, а соловей пел в приемной председателя горисполкома.

Вскоре от больных стали поступать жалобы. Змея пугала их значительно больше медсестры своим бесшумным подползанием и произвольным выбором места укола. Соловей работал исправно.

До рядовых работников КБ-квадрат стали доходить слухи. Они спускались сверху, как летающие тарелки, и были такими же загадочными. Говорили, что министерство отвалило организации три миллиона на разработку принципиально новой темы.

Карл дважды летал в Москву, а потом выступил на общем собрании коллектива.

– Нам поручена новая ответственная тема, – сказал Непредсказуемый. – Вы понимаете, что я не могу во всеуслышание вдаваться в подробности и оглашать характер будущей работы. Отделы и лаборатории получат технические задания и будут работать по ним. Скажу только, что потребуются принципиально новые решения, а сроки сжатые…

Ну, сроки всегда сжатые. Это мы понимали.

– Как называется тема? – спросили с места.

– Мы решили дать ей кодовое название «Нефертити», – сказал Карл с таким видом, будто сообщал нам государственную тайну. – Вы помните, была такая древнегреческая царица…

– Древнеегипетская! – выкрикнул тот же голос, что спрашивал о теме.

– Возможно… Так вот, была такая греческая царица необыкновенной красоты. Этим кодовым названием мы хотели подчеркнуть, что вопросы технической эстетики будут играть очень серьезную роль при разработке новой темы.

– А что она будет делать, эта Нефертити? – снова спросил дотошный голос. Тут я разглядел его обладателя. Это был начальник отдела третьих сигнальных систем Елеходов. Он в свое время открыл эти системы и стал руководителем направления.

– Машина будет делать все, что предусмотрено министерством, – сказал Карл. – А если понадобится, и больше.

Если бы Непредсказуемый знал, насколько он был близок к истине, говоря последние слова!

На этом собрание закончилось, и все разошлись заинтригованные. Было ясно, что надо делать красивую машину, но не более.

Блок-схему машины и технические задания на отдельные узлы и блоки разработал сам Карл. Нам были спущены параметры элементов, характеристики сигналов на входе и выходе и габариты.

Наша группа занялась узлом, представлявшим собою по внешнему виду довольно объемистый цилиндр с диаметром основания сантиметров пятьдесят и высотою около полутора метров. Цилиндр должен был испытывать большие нагрузки на сжатие – около тонны. В днище цилиндра размещались датчики, от которых шли вверх разные сети – энергетическая, сигнальная и обратной связи.

Мы стали гадать, что это такое.

– Элемент дождевого червя, только в увеличении, – сказал Мыльников. – Структура однородная, органов слуха и зрения нет.

– А зачем? – спросил я.

– Рыть туннели для прокладки кабелей, – предположил Мыльников. – Сопротивление почвы большое, отсюда нагрузки.

– Ерунда! – сказал я. – Это осязательный усик бабочки.

– Вот так усик! – сказал Андрюша. – Ничего вы, мужики, не петрите в бионике. Это обыкновенное дерево. Мы занимаемся нижней частью ствола. С деревьями сейчас туго, нужно снабжать атмосферу кислородом.

– Похоже, он прав, – задумчиво сказал Мыльников. – Запустим в серию и будем сажать в крупных городах. Поэтому требуется эстетика.

И мы сошлись на том, что делаем дерево. Через пару недель прислали дополнение к ТЗ. Выяснилось, что в середину цилиндра требуется вставить шарнирное сочленение. Сначала о нем забыли. Версия дерева оказалась под угрозой, но Андрюша ее спас.

– Дереву нужно гнуться под ветром и шелестеть листвой, – сказал он. – В конце концов, это не телеграфный столб.

Мы молчаливо согласились, потому что других версий просто не было. Попутно мы осторожно стали выяснять в курилке, кто чем занимается. Это было запрещено, но любопытство сильнее инструкций.

Лаборатория № 13 делала что-то длинное и гибкое с сетями внутри.

Отдел первых сигнальных систем – вернее, та его часть, что находилась на нашем этаже, – занимался плоским эластичным элементом размером с наволочку.

Мы решили, что это соответственно корни и листья будущего дерева «Нефертити».

– Красотища! – сказал Андрюша. – Ты представляешь, какие лопухи будут на ветках. Сколько кислорода! Как они будут шелестеть!

– Ты сам поменьше шелести, – сказал Мыльников.

Остальные отделы и лаборатории занимали другие этажи, куда доступа мы не имели. КБ у нас десятиэтажное. Это самое крупное здание в городе. Оно даже выше церкви. Его видно из любой точки города. Второй этаж административный, на него может попасть каждый сотрудник. Остальные этажи закрыты для посторонних. Стали мы лепить нижнюю часть ствола. Андрюша занимался датчиками, Мыльников продумывал общую компоновку, а я рассчитывал сети.

Прошло около месяца. Наш этаж благодаря убеждениям Андрюши окончательно уверился в том, что «Нефертити» – искусственное дерево. Между собой мы называли инженеров лаборатории № 13 «корневиками», первосигнальщиков – «листовиками», мы же именовались «ствольниками».

Непредсказуемый заходил к нам несколько раз и интересовался ходом работы. Он появлялся в своей обычной манере – будто конденсировался из воздуха. Только что никого не было – и вдруг рядом с трансформатором высокого напряжения стоит Карл. Но мы к этим штучкам привыкли и уже не удивлялись. Монзиевский без лишних слов брал схему и оглядывал ее сверху вниз и слева направо в течение пяти секунд. Так разведчик запечатлевает в памяти документ.

– Вот здесь необходимо V-образное сочленение, – говорил он, тыкая ногтем мизинца в схему, и испарялся. Мы даже не успевали расспросить подробнее, но потом убеждались, что Карл прав.

Лишь однажды Андрюша успел крикнуть вслед исчезающему Карлу:

– Карл Карлович, а кто занимается корой?

Тонкий вопрос! Андрюша хотел показать, что нам уже известно о дереве, и продемонстрировать догадливость. Будто нас мучает только один вопрос – кто занимается корой нашего ствола.

Карл слегка сгустился и строго спросил:

– Откуда вам известно о коре больших полушарий?

Андрюша застыл с открытым ртом.

– Древесная кора… – залепетал он. – Покрытие нашего ствола…

Непредсказуемый радостно взвизгнул – он таким образом смеялся – и исчез окончательно. Больше мы его не видели.

На некоторое время меня отвлекли домашние дела, и я перестал непрерывно думать о Нефертити.

Дело в том, что Иван Петрович Грач стал активно ухаживать за мамой посредством кошек. Пуританин перешел на его довольствие. Грач кормил его и расчесывал гребнем. Пуританин залоснился и приобрел вальяжный вид. Иван Петрович стал подпускать кота к маме, повязывая ему на шею красный бант. Мама, неравнодушная к любым цветным тряпкам, полюбила Пуританина еще больше и стала переносить внимание на Ивана Петровича. Однажды я застал их вечером пьющими чай в комнате старика. После того как Грача уплотнили, комната стала напоминать мебельный антикварный магазин. В центре стоял рояль, вокруг которого вилось небольшое ущелье, образованное стенками рояля и разной мебелью. От ущелья шли вбок тупички, оканчивающиеся телевизором, кроватью, на которой спал Грач, и настенной аптечкой.

Мама и бухгалтер пили чай на рояле. Тут же возлежал Пуританин с красным бантом, как участник демонстрации. Рояль был застелен скатертью. Я вошел и тоже устроился за роялем. Мы напоминали певцов на спевке.

– Я бухгалтер. Я привык оперировать цифрами, – говорил Иван Петрович. – Мне шестьдесят пять лет, а вам пятьдесят четыре…

– Ну зачем же такая точность?.. – недовольно сказала мама.

– А как же без точности? – удивился бухгалтер. – Без точности никак нельзя… Значит, я говорю, что мне шестьдесят пять, а вам…

– Да-да! И что же?.. – перебила его мама.

– Цифры говорят за себя, – сказал Грач и умолк.

Мама, вероятно, так не считала. Она решила перевести разговор на другую тему.

– Сын, что у тебя на службе? – спросила она.

Она всегда обращается ко мне со словом «сын», а работу называет службой. Непонятно, зачем ей потребовалось обзывать меня Тихоном, если она не пользуется этим именем.

– Начали новую тему. «Нефертити» называется, – сообщил я.

– Сын, ты не разглашаешь тайны? – торжественно спросила мама.

– Если бы я ее знал… – вздохнул я.

– Ваша площадь восемнадцать метров, а моя – двадцать шесть. Цифры говорят за себя, – бубнил Грач.

– У вас один рояль, а у нас ноль роялей, – сказал я.

– Цифры – великая вещь, – поддержал бухгалтер.

Пуританин задремал от содержательности разговора. Мы с мамой допили чай и ушли. Мама в задумчивости села за машинку и стала шить натюрморт.

– Мама, сшей портрет Нефертити, – попросил я.

– Что значит – сшей? – возмутилась мама. – Я не портниха. Иван Петрович тоже хорош! Сегодня он назвал мои работы ковриками. Правда, потом он долго извинялся…

Но она все же убрала натюрморт из-под иглы и за полчаса сшила мне красивый коврик с изображением Нефертити, который я на следующий день повесил над своим рабочим столом.

Только я это сделал, как прибежал Андрюша. Он был страшно возбужден.

– Я узнал, что седьмой этаж делает глаза! – выпалил он. – Отдел сенсорных элементов. Типичные глаза – сетчатка, колбочки. И заметьте – глаза миниатюрные.

– Дерево с глазами? – спросил Мыльников. – Ты не напутал?

– Да! Дерево с глазами, с пищеварительной системой и сердцем. Энергетики на четвертом этаже делают насос.

– Откуда ты знаешь?

– Я вчера дежурил в дружине с их ребятами. Они убеждены, что Нефертити – это кит. Автономная морская лаборатория.

– А ствол?

– Вот и я им говорю: «А ствол? А наш цилиндр? Зачем они киту?.. А корни, листья?» Они задумались.

– Это какое-то животное, – сказал Мыльников.

– Какой толк от животного? – возразил Андрюша. – Я понимаю: пчела дает мед. Червяк роет туннели. Что полезного можно получить от животного?

– Корова дает молоко. И мясо, – сказал Мыльников.

– Ты будешь есть мясо из микромодулей? – спросил Андрюша. – Нет, на корову явно не похоже. Где рога и копыта? Где хвост, наконец?

– Где у коровы хвост? – мрачно изрек Мыльников.

Я взглянул на портрет Нефертити. Гордая тряпичная женщина смотрела куда-то вбок, сквозь стену. Я подумал о животных и людях. Интересно, как рассуждают о нас звери? Неужели они тоже относятся к нам прагматически? Весьма возможно… Только, конечно, с точки зрения не наибольшей пользы, а наименьшего вреда. Одна порода людей делает меньше зла, а от другой хорошего не жди. Мы принадлежали к последним. Мы старались поставить себе на службу все самое лучшее, что есть у животных. По какому праву? Кто нам это разрешил?

Значит, Нефертити – зверь… Но какой?..

Загрузка...