Лидочка свалилась нам как снег на голову. И не просто группировкой крупных, лохматых снежинок, от красоты которых захватывает дух и невольно тянет улыбаться. Нет! Как огромная куча снега, съехавшего с покатой крыши загородного дома именно в тот момент, когда вы, задрав голову к голубому небу, радуетесь кратковременному потеплению после сильных морозов.
Честно говоря, я ее сразу не признала, что было вполне естественно. Она меня – тоже, судя по тому, как после общего «Здрассте!» заявила стоявшей рядом со мной Наташке:
– Ты, Ирочка, нисколько не изменилась.
– Ир, это к тебе! И кажется, надолго, – переадресовала подруга гостью по назначению и попросила ее убрать чемодан с пешеходной части общего коридора, отмеченной старой ковровой дорожкой, пожертвованной соседкой Анастас Ивановичем. Темно-бордовое чудо с тусклой зеленью по бокам и проплешинами напоминало мужской части нашего этажа о том, что волосы на голове надо беречь, пока они есть, не рассчитывая на замечательный результат поднадоевшей рекламы их пересадки. Иными словами, не стараться быть умнее всех остальных обитателей нашей лестничной клетки. Дорожку Анастас Ивановичу некуда было пристроить, а выбросить – невыносимо жалко. Это было бы то же самое, что принудительно расстаться с прекрасными воспоминаниями о молодых годах, украшением которых эта дорожка являлась и к которым она частенько Анастас Ивановича уводила. Выучив наизусть основные этапы ее жизненного пути, мы с Наташкой при встрече с соседкой старательно демонстрировали жуткую занятость и как следствие крайнюю нехватку времени на разговоры.
– Я к тебе попозже загляну. Может, к тому времени вы вспомните друг друга. Тогда и познакомишь…
Ни договорить, ни выйти Наташка не успела. В прихожей появился симпатичный паренек лет семнадцати, в очках, с шапкой вьющихся белокурых волос и застенчивой улыбкой, придававшей его немного нескладной фигуре оттенок беззащитности. Он аккуратно поставил свой чемодан, на него сумку, тут же свалившуюся на пол, и, кивнув головой, тоже сказал:
– Здрассте! А я вас, тетя Ира, именно такой и представлял. Мама много о вас рассказывала…
Вконец ошалевшая Наташка, к которой эта речь, собственно говоря, и была обращена, в растерянности потерла ладонями виски:
– Да? Здрассте… Я ваша тетя… Замечательно!
Уверенность подруги в себе отошла на задний план и там окончательно затерялась.
– Ир, я полагаю, один человек может ошибиться, но когда двое вещают одно и то же… Придется признать как факт – со времени твоего детства или юности, не важно, ты в моем лице нисколько не изменилась.
Я напряженно вглядывалась в Лидочку, пытаясь отыскать в этой крупной красивой женщине, похоже, моей ровеснице, знакомые черты… Нет, не родные. Родных у меня, кроме свекрови, мужа, двоих детей и пяти кошек, не осталось. А их я очень хорошо знаю. Всех. Спутать не возможно.
Лидочка, в свою очередь, также напряженно изучала меня.
– Простите… Ирина Александровна Ефимова…
– Ириша, кто там?! – перекрывая звуки отчаянной перестрелки и яростный призыв к атаке, прогремел из большой комнаты мужественный Димкин голос. Встать и постараться самому ответить на свой вопрос, разумеется, было невозможно.
«Это наши! На-а-а-ши!» – завопил герой телевизионного боевика. Димку ответ полностью устроил, поскольку в следующую минуту он крикнул:
– Если ты не очень занята, принеси, пожалуйста, бутылку минералки. Она в дверце холодильника.
Я машинально кивнула головой и посторонилась, предоставив гостям с чемоданами возможность войти. В голову не пришло, что впускаю в дом чужую беду. Ну и свою тоже. В какой-то мере… Наташка раздумала уходить. Со свойственной ей подозрительностью решила поддержать меня в трудную минуту нашествия незваных гостей.
– Ир, что-то я не припомню ни одного твоего родственника, оставшегося на данный момент в живых, – глядя на визитеров, твердо заявила она.
– Вы случайно не из Тамбова?
Наташкин вопрос прозвучал настолько сурово, что женщина торопливо уверила, что никогда там не была и быть не намерена.
– Да. На покойную тетю Ирины совсем не похожа, – милостиво признала подруга.
– Чемоданы пока можно поставить в холл, – упавшим голосом подсказала я.
Только вчера появилась оттепель в наших с Димкой отношениях. Я клятвенно обещала не вляпываться больше ни в одну криминальную историю, включая безбилетный проезд на городском общественном транспорте. Вольно или невольно, не важно. Обещала – и все! В результате сегодня, прекраснейшим субботним утром и впервые за последнее время наши с Наташкой разговоры не контролировались, а тут… Ну надо же! Интуитивно чувствовала, что этот гостевой наезд не к добру.
– Ты забыла про воду?!
И чего ж так надрывается! Давно бы вышел и сам взял…
Он и вышел. С закономерным «Здрассте!» и «О! А откуда у нас гости?».
– Из Большерецка. Максимова Лидия Петровна, – натужно улыбаясь, торопливо представилась женщина. – А это Стас. Мой сын…
Сын, вытянувшись и лицом, и фигурой, что-то промычал.
Судя по серьезному виду моего мужа, эта информация дала ему только один повод к размышлению: на фига они из Большерецка с двумя чемоданами, сумкой и пакетами именно к нам?
– А если есть ответ на вопрос, откуда приехали, почему даже не предупредили о приезде и не сообщили, надолго ли? – встряла Наташка. – Надо еще твою мать где-то разместить, – напомнила она Димке и миролюбиво пояснила гостям: – У Марии Ивановны после протечки потолок пузырями пошел. С тех пор как соседи сверху джакузи установили, она вместе с ними моется. В одежде, под душем. Прямо с потолка льет. По несогласованному графику. А сейчас протечку ликвидировали, ремонт нужен. Дим, ты не забыл? Вместе с твоей мамой возвращается в родной дом ваш блудный сын, а значит, и теснота. Прямо как в молодости!
Женщина мигом схватилась за ручку меньшего по размеру чемодана с явным намерением откланяться. Я почувствовала себя хуже некуда, а посему неотложную необходимость вмешаться:
– Мы с Лидочкой вместе в институте учились. Столько лет прошло, сразу и не узнаешь. Лидочка, ты не пугайся, это мы от растерянности. Надо же, радость какая! – Последнюю фразу озвучила убитым голосом. Энтузиазм, не успев разгореться, потух. Зато я красноречиво всплеснула руками, заставив Наташку шарахнуться в сторону.
Лидочка ослабила хватку, и чемодан упал ей на ногу. Лицо у нее мигом приобрело неестественный румянец. Симпатяга Стас растерянно топтался на месте, то снимая, то снова напяливая на нос очки.
– С размещением у нас и вправду проблема, но что-нибудь придумаем! – взяв себя в руки, бодро соврала я. Только для того, чтобы оправдать вранье подруги. – Димуля, тебе ведь завтра в ночное?
Муж неуверенно кивнул:
– Да. Послезавтра. С утра на работу. А дежурю по отделению только в среду.
– Ну, вот и прекрасно, отоспишься на работе, – обрадовалась я, не особо вникая в полученную информацию. – Размещайтесь пока в комнате дочери. Ремонт подождет. Конечно, если бы вы написали…
– Да мы всего на одну ночь, – смущенно пробормотала женщина. – Понимаете, Стас поступил в РУДН – Университет дружбы народов, устроился в общежитие, но там не возможно… Словом, мы сняли ему квартиру, а хозяйка не успела выехать. Освободит ее только завтра. Нам помогли узнать ваш адрес, но, наверное…
– Ну и прекрасно, – почувствовав новый прилив энтузиазма, радостно пропела я. Думала, со сроками проживания будет хуже – месяц или полгода. – Стас, оставь в покое свои очки. Приводите себя с мамочкой в порядок и к столу. Сейчас будем обедать.
– Кто ж обедает в одиннадцать часов утра? – с сарказмом вопросила Наташка. – Впрочем, ответ ясен.
Она подошла к зеркалу, поправила и без того идеально лежавшие волосы и ответила своему отражению:
– Тот, кто ходит в гости по утрам! Я сейчас маринованных помидорчиков принесу. Банку открыла, никто не ест. Спрашивается, зачем сажаю, мариную… А еще у меня есть половинка пирога с абрикосовым вареньем. Вчера вечером от мужиков спрятала. Ну таскают и таскают! Без чая. Чего же вам в общежитии-то не жилось?
– Там… Понимаете, там не очень подходящие условия. Несколько дней назад одного африканца избили…
– А я-то все ломаю голову, где этот самый Большерецк?! – обрадовалась подруга. – В Африке окопался! Только Стас у вас для африканца слишком бледнолицый. Полинял?
Едва успевшая прийти в себя Лидия Петровна пошла пятнами:
– Стас русский.
– Тогда чего ему бояться в общежитии?
– Там неподходящие условия, – твердо повторила женщина. – Мы постараемся вас не стеснить. Поставим вещи и сразу же уйдем. Нам только переночевать.
Димка, до этого момента имевший любезно-кислое выражение лица, мигом оживился и помог Стасу перенести вещи в Аленкину комнату.
– Ну, зачем же столь категорично? Чувствуйте себя как дома. Куда вам торопиться? Завтра и уйдете. Ириша, тебе помочь с обедом или Наталья сама справится?
Из большой комнаты донесся вопль «Отходим!!!», и муж воспринял его как сигнал к отступлению для себя лично.
– Увидимся! – любезно кивнул он гостям и тут же ретировался.
Стас все время порывался что-то сказать, но мама была начеку и подавляла его попытки в зародыше. С последней попыткой юноша, направляемый решительной мамочкиной рукой, влетел в комнату Алены. Вылететь оттуда сразу же Лидия Петровна ему не позволила. Такая женщина любого коня на скаку остановит. Стас коню и в подковы не годился.
Примерно через час нам уже казалось, что все мы давно знаем друг друга. Утомленный телевизионными боями Димка в братании не участвовал – уснул на диване с «Вестником медицины» на груди. Лидуся, названная так Наташкой с того момента, как достала из сумки и открыла банку с необыкновенно вкусной заготовкой из баклажанов, восхищенно оглядывала мою десятиметровую кухню, не уставая обзывать ее хоромами. И при этом ни на минуту не выпускала из вида сынулю, по-прежнему не давая ему и рта раскрыть. Я как-то сразу принялась называть гостью Лидочкой. Несмотря на статность фигуры, ее лицо было детски-простодушным, каким-то беспомощным.
Уже давно стало ясно, что Лидочка ошиблась адресом. Наши с ней пути никогда в жизни не пересекались. Двадцать лет назад, закончив Московский химико-технологический институт, в котором я никогда не училась, она по распределению попала в родной город, где вышла замуж за молодого лейтенанта. Поколесив с ним по просторам родной страны из гарнизона в гарнизон, осела с сыном в Большерецке. С этого момента бывший молодой лейтенант в рассказе Лидочки уже не упоминался. Вначале женщина, краснея, все порывалась объяснить, как искала в Москве Ирину Александровну с девичьей фамилией Ефимова, но я не позволила – боялась, что это станет достоянием Димкиных ушей. Вчера же договорились с ним, что прямо с утра все в нашей жизни будет ясно, честно и по правилам.
– Бывают и не такие совпадения, – решительно пресекая объяснения, заявила я.
Лидочка на какой-то момент расслабилась и потеряла контроль над сыном. Он тут же меня поддержал:
– Тетя Ира, вы и не представляете, насколько правы! Вот, например…
– Стас! – строго сказала Лида. – Помолчи!
– Да пусть говорит! Что ты его все время «пасешь»?! – возмутилась Наташка. – Мне, например, его «например» интересно. Что там дальше, Стас?
Паренек виновато взглянул на мать, потупился и тем не менее забубнил:
– Я имел в виду странную связь между судьбами президентов США Авраамом Линкольном и Джоном Кеннеди. Авраама Линкольна избрали президентом в 1861 году, а Кеннеди – в 1961-м. То есть ровно через сто лет.
Мы с Наташкой недоуменно переглянулись, что не ускользнуло от внимания юноши, и он торопливо продолжил:
– Оба президента погибли от рук убийц, причем Линкольна убили в театре Форда, а Кеннеди – в автомобиле «Линкольн» фирмы «Форд». После обоих убийств на пост президента вступили вице-президенты с одной и той же фамилией «Джонсон». Еще следует учесть, что Линкольна убил Джон Бут, родившийся в 1839 году, а Кеннеди – Ли Харли Освальд, который появился на свет опять-таки через сто лет – в 1939 году.
Голос Стаса окреп, в нем звучали торжествующие нотки:
– Догадайтесь, как звали личного секретаря Линкольна?
Мы молча пожали плечами, продемонстрировав полное незнание правильного ответа.
– Кеннеди! – радостно объявил Стас.
– А личного секретаря Кеннеди?
– Линкольн? – предположила я, и радость в голосе Стаса померкла.
– Откуда вы знаете?
– Да просто так ляпнула, наугад.
– Я думаю, вы просто дружите с логикой.
– Мы все с ней дружим, – ревниво заметила Наташка. – У нас она своя, зато не такая железная, как у мужиков. Поэтому в большинстве случаев и оказываемся правы. Во всяком случае, желательно с нами соглашаться.
Стас встрепенулся, распрямился и, отодвинув от себя тарелку с куском Наташкиного пирога, важно начал:
– А вы знаете…?
– Стас! Немедленно прекратить!
Лидочкин приказ заставил нас вспомнить о ее нелегкой жизни в военных гарнизонах, в нем явственно звучали нотки полкового командира.
– Лида, успокойся и дай ребенку высказаться! – потребовала Наташка голосом хорошо откушавшего генерала, прибывшего из штаба округа с проверкой полкового начальства. – Продолжай, Стас. Мы еще не знаем, знаем или нет то, чем ты собираешься поделиться.
Глаза юноши горели вдохновением, на мать он не смотрел.
– Примеры женской логики я приведу вам позднее, а что касается положения женщины и учета ее личного мнения в обществе, то был такой период времени, который грозил ей полной потерей самостоятельности. В 1918 году во Владимире местные органы приняли декрет, в соответствии с которым каждая женщина, достигшая восемнадцати лет, объявлялась достоянием государства. Ей в обязательном порядке предписывалось зарегистрироваться в Бюро Свободной Любви для того, чтобы любой мужчина от девятнадцати до пятидесяти лет мог выбрать себе на время женщину, независимо от ее желания.
– Козлы! – сквозь зубы прошипела Наташка. – Я всегда чувствовала свою правоту. «Козлы» – исторически оправданное звание мужиков! Дай волю, всю Россию-матушку реорганизуют в огромный публичный дом.
– Вы не совсем правы… Насчет «козлов», – робко возразил Стас, явно пугаясь Наташкиного шипения. – Для мужчин тоже может существовать одна-единственная женщина в мире, которую он любит. Да, одна-единственная! – Стас уверенно посмотрел на мать, она тяжело вздохнула и вяло отмахнулась. – И-и-и… Вот, например, в Саратове и Вятке сразу же после революции был издан так называемый «Декрет об отмене частного владения женщинами». Представляете? Никаких браков! А в последнем пункте прямо указано, что все уклоняющиеся от исполнения Декрета объявляются саботажниками, врагами народа и контрреволюционерами. А как Советская власть поступала со своими врагами? Знаете, сколько мужчин полегло за любовь?
– Стас!!!
На сей раз Лида не просто осекла сына словесно. Для пущей убедительности дала ему подзатыльник, от которого он едва не клюнул носом стол. Нескольких сантиметров не хватило. Я порадовалась за тарелку с куском пирога, предусмотрительно отодвинутую в сторону.
– Слушай, Лидия Петровна, ты почему издеваешься над сыном?! – вскипела Наташка. – Можно подумать, он лично сочинил все эти декреты! Парень – ходячая энциклопедия! Находка для клуба «Что? Где? Когда?». Гордиться надо.
– Потому и из общежития вылетел, – всхлипнула Лидочка. – В каждой бочке затычка. За неделю три комнаты сменил, никто с ним больше нескольких часов общения не выдерживает. А если учесть, что он долго не засыпает…
Слезы из глаз женщины полились градом. Она судорожно искала в кармане костюма платок, но не находила. Наташка, подавившись обвинительным заключением в ее адрес, услужливо протянула ей кучу бумажных салфеток. И не поленилась сбегать в ванную за полотенцем. Оно не пригодилось. Лидочка быстро взяла себя в руки и извинилась. Стас, не поднимая головы, внимательно разглядывал свои ладони.
– Станислав… как тебя по батюшке?
Я являла собой образец участливости.
– Андреевич, – буркнул он, не отрываясь от своего занятия.
– Станислав Андреевич, прими искренний совет – никогда не посвящай преподавателей в удивительный мир своих знаний, выходящих далеко за рамки предмета. Они тоже люди и верят в свою исключительную образованность. Принимая зачеты и экзамены, по-человечески устают. И страшно не любят, когда их учат студенты. Если сокурсники, устав от твоего присутствия, в крайнем случае надают по физиономии, то преподаватели добьются…
Лидочка, пугаясь, судорожно вздохнула, и я решила ограничиться пожеланием умному юноше самому додумать окончание моей тирады.
– Теперь понятно, за что лупят в университете и, в частности, почему отлупили африканца, – с сарказмом заявила Наташка. – Это могли сделать только свои – братья по крови, друзья-соплеменники. А преподаватели добавили для профилактики. Ты, Лидуся, не переживай. Пару раз парня отметелят, лишних знаний поубавится. У нас на пятнадцатом этаже схожая ситуация, только с той разницей, что у Марьяны Коноваловой сын дурак. Хотя и умнее дурака мужа. Муж без пяти минут профессор, а зарплата ноль целых хрен десятых. Сын защитил кандидатскую, теперь кропает докторскую. Недавно жаловался моему Лешику – и сам, мол, не пойму, зачем пишу. Марьяна, бедная, в нотариальной конторе работает простым нотариусом, а эти двое умников на ее шее сидят. Спрашивается, для чего лишнего ума набираться, когда его все равно не хватит на то, чтобы заработать на жизнь?
– Да ладно тебе! – попыталась я урезонить подругу. – Ведь все-таки они как-то крутятся-вертятся…
– «А все-таки она вертится!» Эту фразу вместе с астрономическими выкладками двести пятьдесят лет назад обнаружили под широкой рамой на портрете Галилео Галилея, – сжав кулаки и явив нам лик мученика, тихо произнес Стас.
– Все пройдет, – погладила я его по русым волнистым волосам. – Это у тебя не от великого ума, а от хорошей памяти. А ее можно контролировать – умом.
Вечер прошел без особых осложнений. Славка и Алена отнеслись к появлению гостей вполне демократично. Стас, несмотря на титанические усилия по сдерживанию бурлящего в нем потока накопленных человечеством знаний, нет-нет да и уничтожал на корню темы зарождающихся бесед. После десяти вечера Славка откровенно зевнул и, обозвав Стаса Большой всемирной энциклопедией, покинул наше общество, удрав к бабуле – готовиться к предстоящему лет через пять ремонту. Следом за ним незаметно слиняла и Алена, решив в поте лица помогать брату всю ночь.
Утром Лидочка с сыном уехали, взяв с нас твердое обещание приехать к ним в гости. Тогда, несмотря на неосознанное чувство нарастающей тревоги, я была уверена в том, что свидеться нам больше не придется, хотя, судя по номеру телефона, Максимовы сняли квартиру где-то неподалеку. Сначала, как и положено, будем перезваниваться, со временем звонки станут все реже, пока окончательно не иссякнут.
Встретились мы через полторы недели в окружной прокуратуре, куда нас с Наташкой, в случае неявки, пообещали официально вызвать повестками. Были поначалу и звонки, но мы обе опрометчиво приняли их за чей-то розыгрыш. При этом я сначала просто посмеялась, дав понять, что в полной мере оценила шутку, и посоветовала друзьям Дмитрия Николаевича Ефимова передать ему искреннее пожелание не маяться дурью. Новый звонок вызвал раздражение, но я сумела его обуздать и вежливо пресекла угрозы в свой адрес. Пожалуй, доставка моей персоны в прокуратуру под конвоем сотрудников милиции – это уж слишком! Явно выходит за рамки смешных случаев на работе. На какое-то время я отключила аппарат.
Наташка, катающаяся по этажам клиники со своей тележкой, загруженной аппаратурой для снятия ЭКГ непосредственно в больничных палатах, вообще оказалась неуловимой. Когда медсестра Полина с еле сдерживаемой радостью в голосе скорбно оповестила коллегу, что ее присутствием на рабочем месте весь день интересуется следователь из прокуратуры, Наталья не удивилась. Работники прокуратуры тоже не бессердечные, этот жизненно важный орган барахлит у них даже чаще, чем у других людей, а электрокардиограммы всем нужны. Кто-нибудь из знакомых за друга просит. Сама звонить не стала: кому надо – перезвонит. Разумеется, ей перезвонили…
Серьезные угрозы о доставке под конвоем повергли в легкий шок и вызвали желание немедленно связаться с помощником прокурора города Листратовым Виктором Васильевичем. Не так много досаждали ему в последний год, можно и переговорить по существу вопроса в спокойных тонах. Останавливало только одно: друг нашей семьи Листратов, в то же время первый приятель и советчик мужа, а Димке лично мной не так давно дано честное слово… Ну об этом я уже говорила. Официальная повестка в прокуратуру рушила прекрасные планы на счастливую мирную жизнь с родным мужем в одной квартире. Хотя бы до глубокой старости. А если за это время не впадем в маразм и не перестанем узнавать друг друга, то и до смерти.
Основанная на глубоких взаимных чувствах любви, наша семейная жизнь слегка подтачивалась постоянными Димкиными нравоучениями, но сокрушительный урон ему наносила моя исключительная способность тайком от него влезать в неприятности с уголовно наказуемым уклоном. И не было ни одного случая, чтобы Наташка оставалась в стороне. Листратов тоже не выказывал себя посторонним – сообщая Дмитрию Николаевичу очередные негативные новости о его жене, советовал держать ее дома и в ежовых рукавицах. И как только не жалко ежей для этой цели губить!
Хорошенько подумав, я решила, что привлечь меня к уголовной ответственности можно только за неосознанное воровство шариковых ручек у коллег. Да и то не с целью наживы. У одного ворую – другому оставляю. А сколько своих ручек рассеяла по кабинетам – и не сосчитать. Но Наташка ни на соучастницу, ни на свидетельницу не тянула.
В заплаканной женщине, выскочившей из кабинета следователя Хорева В. А., мы с запозданием узнали Лидочку. Недоуменно переглянулись и ахнуть не успели, как она, не глядя, пронеслась мимо нас по коридору, оставив после себя шлейф нехороших предчувствий. Наташка не к месту вспомнила, что Лидочка собиралась съездить в свой Большерецк и привезти нам из родного дома свою фирменную заготовку из баклажанов.
– Накрылись баклажаны медным тазом, – скорбно поджала губы подруга. – Бедный Стас…
Она судорожно вытащила из кармана куртки платок и на некоторое время выключилась из общения. Утешить ее я не успела. Пока размышляла, о чем именно Наташка плачет, меня пригласил в кабинет Хорев В.А. Я никогда не видела живых хорьков, но сразу решила, что фамилия следователя полностью подходит ее обладателю. Тонкие и какие-то острые – особенно нос – черты лица и такая же фигура, в походке угадывалась гибкость. Ему бы на четвереньках бегать, но руки и ноги длинноваты – мешать будут. И хорьки не курят.
Кабинет был маленький и, как я поняла, на двоих. У окна впритык друг к другу стояли два стола. Может, именно поэтому у следователя и фигура гибкая? Годы тренировок. Не так просто просочиться и занять место в кресле, стоящем почти вплотную к стене.
– Присаживайтесь, Ирина Александровна, вот сюда. – Хореев В.А., добродушно улыбаясь, указал на стул, стоящий сбоку от столов. Я послушно уселась и уставилась на круглую пластиковую коробочку из-под плавленого сыра, приспособленную под пепельницу. Вокруг ее оси шла рукотворная надпись красным фломастером: «Минздрав предупреждает!..» Запах окурков был какой-то странный…
– Вот, бросаю курить. Перешел на ароматические сигареты, без никотина, – доверительно сообщил В.А. – Что же вы со мной отказались по телефону разговаривать?
– Извините, не знала, что это именно вы. Думала, розыгрыш.
– Так ведь не первое апреля, Ирина Александровна.
Улыбка медленно сползала с лица следователя. «И правильно, – невольно подумала я. – Отулыбался свое – и будет. Время пряников ограничено. Пора браться за кнут».
– Давайте просто поговорим с вами, без протокола.
Мелькнула мысль, что с выводами я поторопилась, пока еще на нашей улице праздник: Хорев опять расцвел улыбкой, свидетельствующей о том, что к этому разговору со мной он шел всю свою сознательную жизнь.
– Владимир Александрович, вас Никита вызывает! – обозначилась в двери кабинета встрепанная женская голова.
Я с готовностью встала, но В.А. решительным жестом руки усадил меня на место.
– Зайду через десять минут, – бросил он девице, и та покорно кивнула.
На всякий случай я решила быть предельно собранной – какой уж тут разговор по душам… Цейтнот! Нельзя терять время на дежурные улыбки и обмен любезностями.
– Мы видели в коридоре заплаканную Максимову Лидию Петровну, – чистосердечно призналась я. – Нас вызвали по поводу ее сына?
– А почему вы так решили? – живо спросил следователь.
Я пожала плечами и выразила физиономией некоторое недоумение своему высказыванию.
– Ну-у-у, просто сын у нее – живой источник знаний, за пять минут доверительного с ним общения можно легко сойти с ума. Кто-нибудь сошел?
– Расскажите мне коротенько, при каких обстоятельствах вы познакомились с Максимовыми?
Я добросовестно поведала историю нашего случайного знакомства.
– А Лидия Петровна утверждала, что когда-то вы вместе учились в институте…
– В отличие от меня, Лидия Петровна заканчивала химико-технологический. Простите, вы можете мне сказать, что случилось?
– Вы навещали ее по тому адресу, где она с сыном снимала квартиру?
– Не-ет… Хотя она и приглашала. Общались только по телефону. А в последнее время даже не перезванивались. Лида должна была уехать домой в Большерецк.
– Она никогда не жила в этом городе…
Настырный звонок одного из телефонных аппаратов вовремя отвлек Владимира Александровича, и он упустил возможность полюбоваться моим красивым, но глупым лицом. Анфас.
– Иду!!! – раздраженно гаркнул следователь в трубку и встал, чего я себе позволить не могла. В смысле встать. В ногах правды нет, и я всеми силами пыталась сосредоточиться и отыскать ее в голове. Помешал Хорев.
– Извините, Ирина Александровна, я вынужден попросить вас подождать меня в коридоре. Это недолго.
Он помог мне оторваться от стула, за руку выпроводил вон и оставил стоять столбом и с вытаращенными глазами у закрытой двери кабинета.
Наташка изнывала от любопытства, но не хотела его демонстрировать, пока Хорев В.А. окончательно не скроется с глаз в конце коридора. Я не сразу сообразила сесть на лавочку, несмотря на все уговоры Наташки. Слышала их, но не понимала. Догадалась об искренней обо мне заботе только после того, как получила от подруги легонько коленкой под зад, да и то выразила намерение занять место, на которое только что присела дородная дама в черном. Наташка, спасибо ей большое, угадала мое стремление и со словами «Здесь нам будет удобнее!» скорректировала мой маршрут, в результате дама не пострадала. Пострадала ее изящная черная шляпа. Взмыв в воздух под отчаянный визг дамы, она была ловко подхвачена шествующим мимо мужчиной, имевшим вполне приличный вид – до пояса. Ниже пояса были мятые брюки, изрядно забрызганные грязью. О ботинках и говорить не стоит. Основные ошметки глины наверняка потерялись по дороге, но кое-что на память осталось. Причем в изрядном количестве. Лицом мужчина напоминал утомленного солнцем верблюда. Тренированным движением он поймал шляпу двумя руками, выронив при этом толстую белую папку. По линолеуму, косящему под паркет, рассыпались какие-то документы, бланки и фотографии. Дама, к которой вернулся головной убор – опять по воздуху, испуганно жалась к стенке и что-то лепетала. Сообразив, что мое поведение можно истолковать не только как нелепую случайность, я напрочь выкинула из головы все мысли о Максимовых, сознательно вышла из ступора и кинулась поднимать документы. Наташка опередила меня ненамного. Вот только это был не тот случай, когда следовало собирать их, складывая последовательно и обстоятельно – так, как привыкла аккуратная подруга: бланки к бланкам, документы к документам, фотографии… На последние вообще смотреть не стоило.
Первые слова, вырвавшиеся из уст полуприличного мужчины воздушно-капельным путем (орал, брызгая слюной), отличались необычайной крепостью и содержали желание видеть нас в другом казенном доме и в другое время.
– Отойдите от документов и займите свои места! – грозно рявкнул он, когда Наташка, изучавшая жуткий снимок – вытянувшийся по струнке поперек кровати труп обнаженного мужчины с обезображенным лицом, залитым кровью, невольно ткнула в место, определяющее половую принадлежность трупа, и не своим голосом воскликнула:
– Что это!!!
Владелец белой папки окинул ее злым, но заинтересованным взглядом и, решив очевидно, что в ее годы можно бы и не задавать столь глупых вопросов, сквозь зубы обругал всех старых дев во всем мире. И весьма нелюбезно вырвал фотографию из Наташкиных слабеющих рук. Ну откуда он мог знать ее отрицательное отношение к покойникам? Она их не просто не любила – панически боялась всю свою сознательную жизнь.
Сначала мне показалось, что Наташка решила поделиться этой фобией с мужчиной, поскольку его верхняя половина внушала полное доверие. Подруга, плавно покачнувшись, выразила намерение припасть к его широкой груди, но вовремя опомнилась – чужой человек как-никак, и намертво вцепилась в рукав его короткой кожаной куртки. При этом еще ухитрилась проорать, чтобы ее не смели трогать руками.
Попытка стряхнуть Наташку без помощи рук не удалась, а действовать ими мужчина не решился. И не потому, что учел Натальино требование, просто цепко держал документы, помня негативный опыт со шляпой.
– Да что это за балаган! – взревел он. – Дежурный?!! Где дежурный?!
Мы этого не знали – сами-то не местные, о чем с готовностью и доложили.
– Хорев!!! – продолжал надрываться мужчина.
Я пыталась отцепить подругу от «местного», но исключительно уговорами. Боялась нанести ущерб имиджу работника прокуратуры. Еще не известно, по какой статье пришлось бы отвечать нам, останься его куртка без рукава.
– Наталья Николаевна, у вас сумку украли!
Это было сказано мной достаточно проникновенно. Что для Наташки какой-то нефотогеничный труп по сравнению с тем, что лежало в ее якобы пропавшей сумочке! Она мгновенно решила сменить опору и постаралась обратиться за поддержкой ко мне. Я предусмотрительно отодвинулась – умный учится на чужих ошибках, и Наташка, крутанувшись на каблуках, уселась на лавку. Я тут же примостилась рядом.
Мужчина, не прекращая ругаться, торопливо собрал содержимое папки и рванулся в закрытый кабинет Хорева.
– Он у начальства, – не поленилась я сообщить ему.
Мужчина не обратил на мое сообщение никакого внимания и снова рванул на себя дверь. Как раз в тот момент появился следователь.
– Жаль пацана, только школу закончил. Мать сегодня приехала, волосы на голове рвет… – донеслось из-за оставшейся приоткрытой двери кабинета.
Того времени, что мужчина с папкой находился у Хорева В.А., нам с Наташкой вполне хватило, чтобы дважды прийти к выводу о гибели Стаса и трижды этому не поверить. По вполне объективной причине – слишком страшно. На время я даже забыла, что Лидочка ухитрилась навешать нам на уши отварную лапшу (не отварную не навешаешь, проверено) по поводу своего приезда из Большерецка.
Выпроводив коллегу из кабинета, Владимир Александрович Хорев пригласил нас с Наташкой. Цепким взглядом уловив перемены в моем настроении, для начала рекомендовал не пытаться засунуть в карман его скоросшиватель. Откуда ж я знала, что он принадлежит именно ему? Сидела на новом месте – за вторым столом, а скоросшиватель действовал мне на нервы. Единственный предмет на абсолютно пустом столе! Потом бы, перед уходом, вернула. Мне чужого не надо. Не хватало еще лишнюю тяжесть в карманах таскать! Это только своя ноша не тянет.
На всякий случай я передала следователю привет от помощника прокурора города Листратова. Не важно, что последний об этом не знал. Хорев оживился и перестал быть строго официальной личностью. Наташка слово в слово повторила мой рассказ о первом знакомстве с неполной семьей Максимовых. Вот только по ходу изложения пару раз принималась плакать. Владимир Александрович этому обстоятельству очень порадовался – хоть поздно, но она сделала правильный вывод: нельзя столь опрометчиво пускать посторонних людей в квартиру.
– Я же говорила, что накрылись баклажаны… – прекратив сдержанные рыдания, обернулась ко мне Наташка. – Не зря про ремонт бабулиной квартиры вам намекала. Если бы стойко сопротивлялись просьбе гостей переночевать, теперь не пришлось бы расстраиваться из-за гибели Стаса. Меньше знаешь – больше переживаешь исключительно по поводу своих личных проблем. Они ближе к телу… И душе. Как чувствовала! Лишние знания до добра не доводят. Не любят у нас в стране знающих людей.
Тень удивления на лице следователя не задержалась, оперативно сменившись заинтересованностью. Мне даже показалось, что нос у Хорева еще больше заострился, но голос звучал на удивление спокойно и даже ласково:
– Наталья Николаевна, а откуда вам известно о гибели Стаса?
– От верблюда! Того самого, который от вас недавно вышел. Не считайте за слепоглухонемых.
«Надо же! – удивилась я. – У нас с Наташкой одинаковое восприятие внешности некоторых личностей».
Следователь задумался и выронил карандаш, которым что-то чертил на листке бумаги.
– А поподробнее…
– Все подробности рассыпались в коридоре. И складированы тут! – Наташка ткнула пальцем в знакомую белую папку, лежавшую поверх других слева от Хорева. Он быстро ее схватил, но открывать не торопился. Внимательно посмотрел на Наташку, потом на меня, немного поморщился и вернулся к созерцанию Натальиной пятнистой от неприятных воспоминаний физиономии.
– Вам знаком человек на фотографиях?
Наташка скривилась:
– С трупами не знакомимся! Из принципиальных соображений.
– Хорошо. Значит, вам знаком живой Юрков Антон Алексеевич?
– Это еще кто такой? – Подруга требовательно воззрилась на меня. Можно подумать, именно я тыкала пальцем в фотографию.
– А кто это такой? – растерянно спросила я у следователя, барабанившего пальцами по белой папке.
– Живой труп. Застигнут разгневанным мужем на месте прелюбодеяния – на второй половине кровати, принадлежащей ему по праву, рядом с супругой. Результат своего возмущения обманутый муж увековечил на фотографии. В чем мама господина Юркова родила, в том его и запечатлил. Счастье, что после первого же полученного удара в лицо Юрков получил сотрясение мозга, в связи с чем был принят вершителем самосуда за труп. С приездом следственной бригады потерпевший Юрков пришел в себя и был госпитализирован.
Наташка расцвела счастливой улыбкой.
– Ой, надо же! А мы думали, на фотографиях труп Стаса. Знаете, голые мужики все на одно лицо! В смысле когда этого лица не видно. В данном случае из-за разбитой морды. Козлы…
Она перешла на шепот, погасила улыбку и умолкла. Я, не мешкая, вклинилась с вопросами, почему Максимовы никогда не жили в Большерецке и что вообще случилось, если Стас жив, а Лидия Петровна, сама не своя, носится по коридорам прокуратуры?
Не ответив ни на один из вопросов, следователь пододвинул к нам фоторобот молодой женщины:
– Вам знакома эта личность?
Не зря эти шедевры именуют роботами, хоть и фотографическими. Красивая внешность с застывшими навеки чертами лица. Как-то не верилось в ее реальность. Казалось, она всю жизнь провела неодушевленным предметом – манекеном.
– При жизни мы ее, слава Богу, в таком виде не видели, – заявила Наташка и оглянулась на меня, ища поддержки. Я подтвердила это заявление, для убедительности пристукнув скоросшивателем по столу. – Потому что не видели… и все. – Посмертно, если этот факт имеет место быть, тоже. Имеется в виду, в бронзе, как памятник…
Владимир Александрович укоризненно покачал головой:
– Подробностей, где вы ее не видели, не надо. Достаточно того, что эта женщина или похожая на нее вам не известна. Правильно?
Наташка собралась было заартачиться. Ей не хотелось врать на сто процентов. По вполне понятным причинам. Если разделить фоторобот на отдельные детали, уголок рта, половинку брови или кончик носа всегда можно примерить на знакомых, и они подойдут им, как родные. Подруга успела разинуть рот, я вовремя себя подстегнула и, перекинув ей скоросшиватель, который все это время вертела в руках, уверенно ответила:
– Абсолютно правильно!
Наташка растерянно повертела железяку и швырнула ее Хореву. Он поблагодарил и попытался сунуть скоросшиватель в ящик стола. Как бы не так! Там не было места. Но следователь оказался достаточно упрямым, выставил наверх поллитровую кружку с дарственной надписью, и скоросшиватель исчез с моих глаз навсегда.
Выяснились интересные вещи. Максимовы проживали по месту официальной регистрации – в небольшом городке с потусторонним названием Зарайск, расположенном в шестидесяти километрах от Рязани. Стас действительно являлся студентом первого курса, но не Университета дружбы народов, а Московского авиационно-технического университета. Семья снимала однокомнатную квартиру в доме, располагавшемся по соседству с нашим. С общежитием, куда Стаса с большим трудом устроили родители, пришлось расстаться, поскольку мальчик действительно был бит студентами, и не единожды. Его заподозрили в участившихся мелких кражах. Стасу пришлось отдуваться за четыре случая хищения двухсот рублей, одной зажигалки, пачки сигарет, половинки батона варено-копченой колбасы, трех новых общих тетрадей и книги «Ошибки Камасутры». По ходу обсуждения фактов воровства бедняга не выдерживал и приводил увлекательные примеры из истории о способах тайного изъятия ценностей у их собственников или законных владельцев. Короче говоря, «он слишком много знал», за что также был бит. К счастью, правда восторжествовала – фактический виновник краж был установлен, и студенческое братство с чувством огромной вины за поклеп на собрата возлюбило Стаса, как родного, со всеми его недостатками. Была надежда на то, что эта любовь продлится все время обучения, но мама решила не испытывать судьбу.
Причины, по которым Лидия Петровна кое в чем откровенно нам врала, следователю еще предстояло установить, а посему наши показания пришлось оформить документально.
Владимир Александрович посмотрел на часы, подумал немного и решил приоткрыть тайну следствия. Рассказывал он скупо, но я, немного дополнив ее и приукрасив, видела перед собой объемную картину случившегося.
Все началось с заявления в прокуратуру гражданки Ивляковой Светланы Викторовны, двадцати семи лет от роду. В последних числах августа женщина на выгодных условиях, как считала сама, сдала одну комнату своей двухкомнатной квартиры некоей молодой особе, судя по паспорту, Лукьяновой Галине Андреевне. Галина. Молодая преуспевающая бизнес-леди в ожидании окончания строительства дома, в котором приобрела квартиру, нуждалась во временном приюте.
Получив от нее предоплату за два месяца вперед в конвертируемой валюте, Светлана Викторовна спокойно уехала отдыхать за границу. Скоро возвращаться не планировала. Две квартиры, ранее принадлежавшие родителям и ныне сдаваемые в аренду, приносили неплохой доход. Сами родители после оформленного семнадцать лет назад развода вновь счастливо соединились в гражданском браке под лозунгом: «От добра добра не ищут» и свили дворянское гнездо в Подмосковье. На месте старых развалин помещичьей усадьбы. Как выяснилось, в свое время какой-то предок папы Светланы Викторовны приходился племянником местному барину, почитаемому крестьянами за доброту и хроническое меценатство. Это обстоятельство позволило ему разориться еще до Великой Октябрьской социалистической революции. Усадьба была заложена и перезаложена, а потом бедный помещик совершенно не расстроился, когда ее под горячую руку сожгли. Находясь к тому моменту в сумасшедшем доме, он, будучи в образе теоремы Пифагора, чувствовал себя вполне счастливым.
Родители Светланы Викторовны, использовав личные связи, подкрепленные определенными материальными усилиями, добились возвращения двенадцати соток земли на месте бывшего пепелища, давным-давно используемого под местную свалку крупно-габаритного мусора, построили комфортабельный особнячок, в котором ныне и проживали заработанные ранее денежки.
Полгода назад Светлана Викторовна познакомилась с очаровательным мужчиной очень зрелого возраста, который почитал за счастье содержать ее. Вместе с ним в его загородном доме и она проживала – его денежки.
Вернувшись из круиза, вскоре улетела в Таиланд, затем еще какое-то время от души наслаждалась природой Подмосковья. Но родная сторона быстро приелась. Безделье влекло за собой усталость и раздражительность. А тут еще, присмотревшись, Светлана Викторовна ужаснулась: содержатель совсем не был очаровательным. Скорее страшненьким. Окружающая обстановка, включая мужчину очень зрелого возраста, вызывала стойкое желание взвыть. Какой смысл в этих немыслимых нарядах и дорогой косметике, если не перед кем показаться во всей красе? Гражданский муж в последнее время стал строго ограничивать круг ее общения, и в конце концов все свелось к двум собакам и помощнице по хозяйству, нудной, совершенно не общительной мымре. Больше всего хотелось свободы. Светлана Викторовна решила заранее подготовить почву к бегству и с этой целью явилась переговорить с квартиросъемщицей бывшей маминой квартиры на предмет досрочного расторжения договора аренды. Трехкомнатная папина приносила больший доход и в качестве уютного уголка для собственного укрытия пока не рассматривалась.
Дверь открыла совершенно незнакомая женщина, и приветственные слова, готовые сорваться с губ Светланы Викторовны, улетучились. Она неуверенно посмотрела на номер квартиры и поняла, что не ошиблась. Женщина не выказывала нервозности, спокойно ждала разъяснения по поводу цели визита роскошной красавицы.
– Где Галина? – обретая уверенность, строго спросила Светлана Викторовна.
– Простите, вы, наверное, ошиблись…
Предчувствуя крупные неприятности, Светлана Викторовна пошла на таран. Отлетевшая к стене женщина слабо охнула. Следом ахнула сама Светлана Викторовна. Было от чего! Вторая комната, в которую она сложила предметы шикарной обстановки, ценные картины, антикварные сервизы в коробках и… Сразу все так, на память, и не перечислишь. Та самая комната-склад, закрытая ею лично на два оборота ключа, была пуста. Застеленная коричневым клетчатым пледом раскладушка и стул – не в счет. Они ей не принадлежали.
Галина Андреевна Лукьянова оказалась аферисткой. Получив с новых квартирантов деньги за пару месяцев вперед, вывезла из закрытой комнаты хозяйки все. Подчистую.
Было уже очень поздно, когда сверх меры обеспокоенный кражей гражданский муж Светланы Викторовны после оформления представителями органов дознания всех формальностей увез безутешную «ласточку» в свой загородный дом. К тому времени «ласточка» поняла свое заблуждение и признала: несмотря на зрелые годы, он все-таки очаровательный мужчина.
Лидии Петровне разрешалось жить в квартире до конца сентября, а если она внесет умеренную предоплату за двухкомнатную квартиру за три месяца вперед, но из рук в руки госпоже Ивляковой, то и дольше. Все равно красть больше нечего.
Вечером того же дня выяснилось, что пропал Стас. Утром, как всегда, выехал в институт, но на занятия не явился. Утешало только одно – в моргах среди неопознанных трупов, а их Лидия Петровна насмотрелась достаточно, Стаса не было.
– Кажется, я все перепутала…
Мне пришлось усиленно рыться в сумочке – искать то, не знаю что, лишь бы Хорев не подумал, что вру и не краснею.
– Лидия Петровна не говорила, что живет в Большерецке. Просто когда-то ездила туда то ли к родным, то ли в командировку, а может, и миновала его проездом. Зато поминала свою уютную квартиру в славном городе… Как его там, Заславске? Не помню. А по поводу места обучения Стаса – так она назвала университет, а я почему-то решила, что это РУДН.
У следователя удачно свалился под стол карандаш. Он нагнулся, чтобы его поднять, и слегка застрял под столом. Надо же додуматься поставить в такой маленький кабинет кресло! На этом месте и стулу-то тесно.
Я успела взглянуть на Наташку и позавидовать. Румянец на ее лице – обычное дело. Независимо от того, врет она или режет правду-матку. По тому, как сузились ее глаза, поняла – резать эту самую правду-матку начнет, не дожидаясь, пока Хорев вернется в исходное положение, и поежилась. Но настырный следователь, благодаря собственному упрямству и самонадеянности, слишком перегнулся через боковину кресла. Честное слово, карандаш не стоил таких усилий! Кресло взбрыкнуло и с грохотом перевернулось. Наташкина правда-матка мгновенно поменяла целевое направление и обернулась для завалившегося в угол следователя настоящим откровением. Если коротко, то до момента падения он явно сидел не на своем месте. Оно предназначено для тех, кто умеет соображать, что делает.
Владимир Александрович только покряхтывал, для начала пытаясь освободится от коричневой шторины из искусственного щелка, за которую на лету опрометчиво схватился.
– Шехерезада, блин!
На этом истощился запас Наташкиного красноречия. В поисках подхода для оказания Хореву посильной помощи я отодвинула стул и заглянула под стол, решив форсировать события. Корректируя, так сказать, действия по ходу спасательной операции. Наташка яростно дергала кресло на себя, в то время как Владимир Александрович пытался найти в нем опору. В результате подруга выдрала металлическую крестовину с ножками на колесиках и вместе с ней полетела на выход. Так сказать, выносить «сор из избы». Я высунулась из-под стола и с уважением посмотрела ей вслед.
Поймал обеих, в смысле Наташку с крестовиной, прямо в дверях молодой человек в форме сотрудника милиции и открытым ртом – не успел поинтересоваться, что в кабинете господина Хорева происходит. Наталья Николаевна, почувствовав поддержку, брякнула крестовину, как предполагала, на пол. Сотрудник милиции взвыл не своим голосом – его левая голень в полной мере приняла на себя вес железяки. Я мгновенно залезла обратно под стол – не выношу чужие страдания. Хорев, наоборот, вылез. Ему, по роду работы, не привыкать. Выбралась из укрытия, несмотря на уговоры, не скоро. Не хотелось выглядеть полной идиоткой: в кабинет набилось много народа – все прибежали спасать Хорева. Мне удалось выудить причину всей заварушки – тот самый распроклятый карандаш, из-за которого следователь сам загнал себя в угол. Держа его в правой руке, как факел, я явилась публике. Разговор на повышенных тонах сразу смолк. Я с трудом заставила себя поздороваться. Ответил мне только Хорев. Его «привет!» отдавал искренностью и душевным теплом. Думала, из-за карандаша, ан, нет! Ему пообещали новый, более просторный кабинет.
Домой мы вернулись в четвертом часу слегка одуревшие. По пути даже не стали заходить в любимое кафе – не то настроение. Вместе с нами расстроилась и погода – зарядил мелкий холодный дождь. Даже вода в луже, которую я, как всегда, не глядя под ноги, пробороздила, показалась теплее. Осмотрительная Наташка, невольно шагнувшая в нее вместе со мной, против обыкновения посоветовала сходить к окулисту исключительно самой себе. И, выскочив из лужи, сама с собой не согласилась – нет времени.
Руки чесались позвонить Лидочке, но решили, что выражать соболезнование по телефону не стоит. Лучше сделать это лично, благо съемное жилье находилось в соседнем доме.
Квартира оказалась на последнем этаже. Определили мы это только после третьего выхода из лифта. При этом кабину у нас тут же угоняли вниз. С предпоследнего на последний этаж поднимались пешком. Лидочка открыла нам сразу. Будто, бедняжка, торчала за дверью и караулила. В каком-то смысле так оно и было: в коридоре стоял стул, на нем она, очевидно, и сидела, прислушиваясь к каждому шороху на лестничной клетке.
– Что?! Стас вам звонил?!
Лидочка вцепилась в меня и слегка встряхнула, требуя немедленного ответа. Пока я соображала, как и что именно сказать ей в утешение, Наташка заревела. Лидочка ослабила хватку, руки бессильно скользнули вниз. Она сразу стала похожа на поникшую ромашку с опущенными книзу лепестками, молча развернулась и, придерживаясь руками за стену, поплелась в комнату. Уже оттуда донесся ее истеричный крик:
– Я вам не верю! Он жив! С ним ничего не могло случиться!
– Ну да! – проорала я из коридора, жестами порицая подругу за невероятный садизм. Нашла время для слез! – А с чего вдруг такие панические мысли о смерти Стаса?! С таким грузом чужого опыта за плечами он в любой ситуации найдет выход!
Лидочка снова появилась в коридоре. Она бессильно прислонилась к стенке, и я искренне удивилась тому, что не так давно видела собственными глазами стремительное передвижение этой женщины по коридору прокуратуры. В данный момент Лидочка не напоминала даже увядшую ромашку, перед нами стояло уставшее привидение Максимовой Лидии Петровны. Но оно хорошо соображало:
– Если Стас вам не звонил, откуда вы узнали, что он пропал?
Я выразительно посмотрела на Наташку, решив, что пришло время выйти из коридорной тени в светлое помещение одной из пустых комнат. Подруга, прекратившая лить слезы, высморкалась и прогундосила:
– У меня аллергия на Иркиных кошек. Как вспомню эту ораву, сразу плачу… Мы тебя в прокуратуре видели, нас повестками вызывали.
– А-а-а… Вас-то зачем?
– То-то и оно! Ты не поверишь, у мужиков, с которыми удалось там пообщаться, просто все из рук валилось. Ну как такими руками можно вершить следствие, а?
Наташка торопливо скинула туфли, вытряхнула меня из куртки и велела определить место нахождения кухни.
– Тебе будет трудно, ею здесь давно не пахнет, а ты прояви смекалку – ищи! Или вот что! Лида, проводи Иришку, у нас мало времени на посиделки, в смысле, постоялки, надо ребенка домой возвращать. Ирка, стой! Почему не разулась?!
Я с готовностью сбросила обувь и прошла на кухню. Прекрасная квартира, но не дворец – не заблудишься. Следом за мной шлепала большими тапками Лида. Тапки наверняка принадлежали Стасу, в них она, наверное, чувствовала себя немного ближе к сыну.
Кухня оказалась просторной, не меньше двенадцати метров. Но и этого хозяевам показалось мало. Значительная часть вентиляционного короба была вырезана, в освободившееся пространство поместили кухонную плиту. Надо же! Новаторов в нашем доме уже давно заставили устранить все допущенные нарушения при перепланировке квартир, а тут вентиляция перекрыта всему крылу – и ничего…
– Ир, ты что, представитель районной самоуправы? Поставь хотя бы чайник. Лида, у тебя все тарелки одноразовые? Хочешь колбаски? Не хочешь…
Ломтик тонко нарезанной колбасы из упаковки вылетел из Наташкиных рук и оживил своим присутствием бежевый кафель пола. В попытке его поднять подруга смела со стола всю упаковку.
– А кто еще не хочет колбаски? – пробормотала она и вздохнула. – Все, кроме моей боксерихи. А ее нет дома. В смысле, она сейчас у себя дома…
– Я помою. Каждый ломтик отдельно, – с готовностью подскочила я к нервничающей подруге, но наткнулась на ее суровый взгляд.
– Незачем! Пыль стряхнем и слопаем. Что, мы хуже собаки? Лид, ты когда в последний раз ела?
Лидочка, щеки которой от нашей суеты немного порозовели, вопроса не поняла. Сидела на табуретке, прислонясь к стене с закрытыми глазами. Вид совершенно отрешенный.
– Понятно. Ир, налей-ка ей кофейку, я у Бори коньячок умыкнула.
Подруга выудила из сумки красочный бутылек, поболтала его и посмотрела содержимое на свет.
– Нормально! Пару глотков в чашку и еще отдельно в одноразовый стакан. Ща напоим, оклемается.
– То есть как напоим?
Я бестолково толкалась с чашкой, из которой, по моему мнению, должно было пахнуть клопами. Пахло другим – хорошей жизнью. А может, так пахнут очень респектабельные клопы: коньяк был баснословно дорогим. Время от времени Борис получал такие подарки. И ведь не спился!
– «Как, как»! Не задавай глупых вопросов. В данном случае – это лекарство. Вспомни, как заливаешь его в кошек. Затыкаешь одной рукой нос, рот при этом автоматически открывается – как двери в метро. Ир, да не твой рот и тем более не сейчас! Давай сюда емкость.
Наташка отняла у меня чашку, понюхала содержимое и слегка передернулась.
– Надо же, не пойму, от чего меня корежит? Наверное, от стоимости. – Она перевела взгляд на Лидочку и прищурилась: – Замечательно! Ирина Санна, заходи с левой стороны. Поднимешь ей немного голову, слишком не задирай. По моей команде зажмешь Лидусе нос. Стой! На всякий случай открой дверь пошире и посмотри, куда тебе будет удобнее лететь. Пожалуй, у Петровны даже в таком состоянии сил побольше, чем у вашей Эльки. А тут все-таки «живая вода».
Наташка еще раз побултыхала коньяк в чашке.
– Ну, с Богом!..
В этот момент Лидочка широко распахнула глаза, сразу сосредоточилась прямо на бутылке, ухватила ее, молниеносно поднесла к губам и сделала большой глоток.
– Рекламная пауза, – ошеломленно проронила Наташка и отхлебнула живительную влагу из чашки. Я машинально поморщилась за них двоих. А им самим было некогда. Вращая глазами, они проникновенно корчили друг другу рожи. Без всяких лимонных долек…
Чуть позднее полупьяная Лидочка, угрожающе качаясь на стуле, монотонно разговаривала с отсутствующим Стасом, упрашивая его немедленно ей позвонить. Доводы, приводимые ею, были вполне убедительны: уже почти двое суток она не ест, не пьет и не спит, ищет его по всей Москве и даже в Зарайске, куда ему и ей категорически возбраняется возвращаться.
– О, как! – заметила Наташка немного заплетающимся языком. – Все жители Зарайска от корки до корки изучили Всемирную энциклопедию, воспринимая на слух, и больше ничего нового знать не желают. Источник знаний вовремя иссяк, зато зафонтанировал в столице. Оно и к лучшему – здесь необразованного народа побольше, за счет стран ближнего зарубежья. Кстати, в последнее время мой словарный запас значительно пополнился украинскими словечками. Такое впечатление, что опять произошло воссоединение Украины с Россией. И эта новая Укрроссия трудовыми руками хохлов вполне могла бы стереть грань между нашими великими народами, если бы не сборная команда гастарбайтеров из Средней Азии и Закавказья.
Тем временем Лидия Петровна перешла к угрозам. На полном серьезе заявила, что если сын немедленно ей не позвонит, она покончит с собой – выбросится из окна, после чего пойдет в аптеку, купит пачку снотворного и всю ее выпьет.
– Много пить вредно для здоровья! – заметила Наташка. – Мы же не слабый пол! Это у мужиков есть только два выхода из стрессовой ситуации: пить или… пока не пить. Потому как нечего… Ир, Лида что-то разговорилась, давай ее уложим спать. Да я бы и сама с удовольствием отдохнула.
Уговорить Лидочку прилечь оказалось совсем не трудно. Наташка просто подвезла к стулу раскладушку и, увеличив амплитуду ее колебания из стороны в сторону, легко кувыркнула женщину на ложе. А вместе с ней и меня, только на пол – я была на подхвате, а Лидочка оказалась довольно тяжелой.
Уснула она сразу. Не хотелось думать о том, каково будет пробуждение, но думать пришлось.
– Как проснется, возьмет да сиганет в окно! – округлив глаза, изрекла Наташка, выпив большими глотками остывший кофе. – У нее и так трагедия, а тут еще похмельный синдром… Нужно кому-то остаться с ней на ночь. Я даже знаю кому. Ты, Ир, самая трезвомыслящая. Ложка коньяка в чашке кофе не в счет.
– По-моему, вы с Лидией Петровной больше сроднились. Проснетесь, будет что обсудить, не касаясь темы трагедии. Отвлекающая терапия!
– Обалдела?! Для отвлекающей терапии доза спиртного маловата. Уж если отвлекать, то полностью, но мне такая стадия не подходит, сразу тапки откину. Есть другое предложение – так, чтобы без обид, заночуем здесь обе.
Я сразу поняла, что райский период в моей семейной жизни кончился. Трижды набирала Димкин номер телефона на работу и укладывала трубку назад – не знала, как лучше известить его об этом печальном событии.
– Не все коту масло… или масленица, – шипела над ухом Наташка. – Передохнул и ладно. А моему-то что, лучше? Совсем один останется. Не считая собаки. Лешик из командировки теперь не скоро вернется. Но мы же не собираемся поселиться у Лидии Петровны навечно. Здесь даже спать не на чем.
– За «кота» – ответишь, – процедила я, мучительно жалея счастливые дни. – Ты одного не учла: завтра утром все равно на работу. Лидия Петровна останется без присмотра. Не лучше ли ее перетащить к нам… К вам…
– Во-первых, не к нам, а к вам – у вас три комнаты, а я сама на выселках. Кухня называются. Да и народа в вашей квартире больше, включая кошек, Лидочка сразу затеряется. Во-вторых, я ее на раскладушке никуда не потащу. В третьих, мне не все равно, из какого именно окна она собралась выкидываться. У нее – последний этаж, наш тринадцатый – тоже не первый. Хочешь, сама просчитай. Подожди, подожди… А ведь это выход!
– С тринадцатого этажа?
Наташка посмотрела на меня с жалостью. Я невольно распрямилась, давая понять, что жалеть меня не стоит, могу и обидеться. Табуретка подо мной жалобно скрипнула.
– Даже мебель из-за тебя расстроилась, – попеняла подруга и, отняв у меня мобильник, соединилась с Димкой: – Ефимов, привет тебе, привет! От жены. Можно сказать, прямо из поднебесья!
– В ее семейном положении парить в облаках не желательно, – послышался раздраженный голос мужа. – Она что, телефон на земле забыла? Впрочем, с ее безалаберностью… Подожди, что ты несешь?! Где Ирина?!
Ну это ж надо так надрываться! Зря Наташка включила микрофон, да еще нечаянно усилила звук.
– Не ори! – внушительно заявила подруга мобильнику и, отключив микрофон, осторожно поднесла аппарат к уху: – Ефимов, мой тебе совет – прозвонись в морг, там паника. От твоего рева все покойники разбежались. Не ори, говорю! Для начала проверь, все ли остались живы в твоем отделении. Твоя жена недалеко от меня ушла – буквально два шага к двери сделала. Я же просила не орать! Мы? Обе на семнадцатом этаже, только чужого дома… Нет, я не могу тебя переорать! Вот и молчи! И скажи спасибо, что у меня терпение ангельское. Помнишь Иришкину однокурсницу из Большерецка? Нет, пока не умерла. Хуже. Сняла квартиру у аферистки, заплатив за полгода вперед. Та вывезла у настоящей хозяйки квартиры все вещи и скрылась. Мало того, у Лидии Петровны еще и сын пропал… «Как, как»! А вот так – уехал на занятия и не вернулся. Лидка просто в невменяемом состоянии. Одну не оставишь – все время от окна оттаскиваем. Мы решили ее временно к вам подселить, на пару деньков.
Наташка зажала мобильник рукой и, многозначительно поигрывая глазами, прошептала:
– Умный мужик! Говорит, большой разницы между окнами семнадцатого и тринадцатого этажа нет, это, мол, не первые. Набрался от меня рассудительности. Да, да, Дима, я слушаю! Просто задумалась над твоими словами… Интересное кино! Лидочка – не моя сокурсница. Мы университетов не кончали, почему я должна ночевать вместе с учеными дамами? – Наташка вновь прикрыла мобильник, подмигнула мне и радостно прошипела: – Он говорит, что ты как была по жизни дура дурой, так ей и останешься!
– Дай сюда мой телефон! Я ведь и поумнеть могу. Мало не покажется!
– Да ладно тебе возмущаться, с дураков меньше спроса. И Димка не совсем так сказал…
И снова в трубку:
– Да, Дмитрий Николаевич, так и быть, я сама здесь переночую. Тебе этот подвиг ни к чему. Еще не хватало идти на операцию после бессонной ночи. Только ты уж как-нибудь сам с Борисом вопрос моего отсутствия дома утряси. Ага, передаю…
Сунув мне в руки мобильник, Наташка понеслась в коридор. Пока я объяснялась с Димкой по поводу дурацкого звания, ее и след простыл. Как выяснилось, муж всего-навсего обозвал меня наивным человечком, что на «дуру дурой» никак не тянуло. Более того, обещал лично подъехать и помочь Лидочке обрести относительное душевное спокойствие. Не иначе как с помощью лекарственных средств. По окончании разговора я не поленилась встать и выкинуть упаковку Наташкиного успокоительного – пустую бутылку из-под коньяка.
К моменту возвращения подруги мой гнев прошел. Более того, я очень обрадовалась ее появлению. Сидеть одной в чужой квартире жутковато даже при дневном свете. Присутствие Лидочки вообще не ощущалось, зато каждый звук извне отзывался эхом. Создавалось впечатление, что в комнатах гуляет кто-то посторонний. Несколько раз я невольно срывалась с места, хотелось убедиться – кроме меня и сопящей на раскладушке Лидочки, в этой двухкомнатной пустышке никого нет.
Наташка ввалилась в квартиру с четырьмя объемными пакетами в руках. Бросив их прямо в коридоре и отдуваясь, заявила:
– Надо убедить себя в том, что нам крупно повезло. Хоть один вечер отдохнем по-человечески. Но, честно говоря, на меня этот довод почти не действует. Может, из-за мешков? Уж очень отвлекали по дороге. Особенно твой. У него ручка оторвалась. А для себя я кусочек родного дома приперла – надувной матрас.
– Уже успела разнести дом на кусочки?
– Воистину каждая жена достойна своего мужа! Вредность – ваша семейная черта. Держи свои пледы. Один с боем отвоевала у кошек. И скажи спасибо, что по пути зашла к тебе в гости. Кстати, мне никто не обрадовался. Вас никого дома нет. Ир, не стой сложа руки, скоро наша недвижимость проснется, боюсь, больше ее напоить не удастся, у меня силы уже не те…
Мышиная возня продолжалась недолго. Дольше всего искали плитку шоколада с ромом и изюмом – Лидочке на опохмелку. Надо же, как все продумано! Заодно и закусит. Бедняжка все еще не просыпалась, однако слабо постанывала с раскладушки – побочные явления Наташкиной терапии, в результате которой Лидусе, проснувшись, следовало сразу же подумать о поправке своего здоровья.
Она открыла глаза мгновенно – лишь только прозвучал мелодичный звонок в дверь. Забыв про шаткое состояние своего здоровья, легко перевернула раскладушку, вывалилась на пол и по стеночке побрела в коридор. Бодрый вид моего мужа сразу же ухудшил ее самочувствие, и она, не успев поздороваться, довольно быстро улетела в туалет. После обмена приветствиями с Дмитрием Николаевичем Наташка вслух порадовалась своей предусмотрительности – вовремя и до блеска вычистила унитаз, в обнимку с которым Лидии Петровне, судя по всему, следовало провести ночь.
– Все не одна, – пытаясь отойти в тень, ворковала подруга, искоса бросая настороженный взгляд на Димку. – Ефимов, твоя жена ни-ни… Ни в одном глазу. Единственная жертва спасательной операции – я. На Лидию Петровну не смотрите. Надо же было как-то отговорить женщину от суицида.
– По-моему, в таком состоянии, в каком она сейчас, вообще жить не захочется, – мрачно изрек Димон. – Дайте ей фестал с церукалом.
Однако все попытки дать Лидочке лекарство бездарно проваливались. «Закономерный результат» терапии не мог отлепиться от унитаза.
Муж прошелся по почти пустой квартире, многозначительно сказал: «Да-а-а…» и умолк, выжидательно уставившись на меня. Я добросовестно поведала все, что узнала у господина Хорева В.А., намеренно умолчав о том, что до момента появления Максимовых в нашем доме никогда их не видела. Надоело быть источником повышенной опасности в семье.
– Вот что, Ирина. Думаю, наша бабуля согласится побыть с Лидией завтра весь день, а к вечеру мы что-нибудь придумаем. Попозже прозвонюсь Виктору, по-дружески попрошу взять это дело на особый контроль. Надо искать Стаса по горячим следам. Возможно, уговорю Листратова подъехать… – Димка сунул руки в карманы брюк, немного постоял у окна и, досадливо кивнув головой, снова протянул: – Да-а-а… Мне, наверное, не стоит выражать Лиде сочувствие «тет-а-тет», так что передай его ей попозже. И не поленись сообщить, как вы тут обустроились. Не забудьте запереть дверь. Утречком заскочу.
В голосе мужа колокольчиками звенели нотки жалости. Скорее всего – к себе. Впереди безрадостный вечер у кухонной плиты. Детки заявятся поздно. Это только я могу радоваться временному отсутствию членов семьи. Но, честно говоря, весьма ограниченное время. Особенно тоскливо без детей. Пусть даже и взрослых. Просто диву даюсь, как мы с Димкой в молодые годы обходились без Алены и Славика?
– Блин! – Наташкин вопль безжалостно прервал ностальгические мысли о теплой семейной обстановке. Димка, загрустивший от перечня дел, которые ему следовало провернуть вместо меня, мигом рванул на крик.
– Она чуть из унитаза не умылась! – орала подруга, вытаскивая Лидочку из сортира. – И это после такого благородного напитка, как коньяк! Ефимов, ну что ты бездействуешь? Помоги закинуть ее в ванну. Прямо так, в чем мама ее точно не родила. Пусть вся под душем постирается. Что б я когда-нибудь еще кому помогала! Ир, хватит без дела слоняться, завари чаю покрепче, сейчас будем таблетками отпаивать – в час по чайной ложке. Сначала меня, потом Лидию Петровну. А ты, Ефимов, иди, иди, родной. И помни, что только дурак учится на своих ошибках. Пьянству – бой!
К одиннадцати часам Лидочка кое-как оклемалась. Плохо было другое – после двух бессонных ночей она окончательно выспалась, тогда как у нас с Наташкой глаза слипались – результат трудного нерабочего дня. Мы втроем сидели на полу, точнее, на Наташкином надувном матрасе, и вели беседу, призванную успокоить Лиду и настроить ее на мажорный лад. Оставалось только надеяться на верную подругу – бессонницу, мило напоминающую о своем визите в тот момент, когда ложишься спать в чужом доме. Правда, еще можно было распределить часы ночной вахты.
Мы с Наташкой все уши Лидочке прожужжали, объясняя, что ей обязательно следует быть в форме – на кого же Стасу надеяться, как не на родную мать.
– Могло ведь случиться так, что у парня память переполнилась, вот мозги и заклинило – сам себя не помнит, – горячилась Наташка.
Хорошо, если бы она на этом и остановилась. Нет! Дернула же ее нелегкая завести ближе к ночи разговор о перемещениях во времени. Даже привела пример, родом из 1993 года (и ведь ухитрилась запомнить!), когда американская подводная лодка за пару секунд переместилась из района Бермудского треугольника в воды Индийского океана, на расстояние, прямо скажем, отсюда до завтра! Этого подруге показалось мало, и она с сожалением добавила – все члены экипажа мгновенно постарели лет на тридцать.
Лидочку этот рассказ окончательно расстроил. Наташка, чувствуя свою оплошность, постаралась сгладить произведенное впечатление и громко заявила, что со Стасом такой истории не случится. Во-первых, он не американская подводная лодка, а во-вторых, в Москве вполне хватает других способов затеряться и в нашем реальном временном пространстве. Подумала и на всякий случай внушительно добавила, полагаю, исключительно для Лидии Петровны:
– Стас наверняка знает, что самоубийцы после смерти не обретают покоя. Судя по исследованиям профессора Санкт-Петербургского технического университета Константина Короткова, их энергетическая кривая носится по графику, как сумасшедшая, тогда как энергетическая картина нормальных покойников вполне спокойна – мавр сделал свое дело на земле, мавр может уходить. Это мне Ленуська рассказала.
Мельком взглянув на трясущуюся Лидочку, я намеренно опрокинула на Наташкины колени чашку остывшего чаю, в душе радуясь тому, что теперь мне с пустой чашкой не надо шлепать на темную кухню. Пустая, она на полу особо не помешает, даже если ночью ее отфутболят.
Я потребовала, чтобы Наташка немного задумалась. Хотя бы на время, за которое произошло перемещение американской подводной лодки в пространстве, и оставила убийц и самоубийц в покое.
Она задумалась, после чего бодро заявила:
– Да! Зачем нам примеры выходцев из других стран мира. У нас и своих хватает… выходцев. Это я к тому, что Стас как вышел из дома, так и войдет.
На тот момент мы не догадывались, что Наталья Николаевна ошибается. Хотелось ей верить.
Разговор поневоле вернулся к неприятным событиям, и подруга поинтересовалась, действительно ли аферистка красива. Или фоторобот приукрашивает ее мерзкую сущность? Впрочем, если хозяйка квартиры опознала девицу по фотороботу…
– Да как же она могла не опознать саму себя? – возмутилась Лидочка. – До сих пор не могу понять, зачем ей надо было обкрадывать свою собственную квартиру? Я об этом следователю на очной ставке прямо заявила. Правда, как следует я ее не рассматривала – неудобно было пялиться, но прическа – точно ее. И накрашена так же. Кстати говоря, эта «потерпевшая» вообще не смогла описать выдуманную ею аферистку. А когда я указала на нее, как на женщину, сдававшую нам с сыном квартиру, сразу в обморок грохнулась. А когда в чувство привели, она мне таких оскорблений навешала! Самое ужасное – обвинила в том, что мы со Стасом прямые участники ограбления. Что и пропал-то он исключительно потому, что боялся быть узнанным. Якобы есть свидетели, видевшие, как он помогал выносить вещи из квартиры…
Художник Перов написал два варианта картины «Охотники на привале». Мы живописно являли собой тот из них, который хранится в Третьяковке. Он нам ближе по расстоянию. Второй, находящийся в Государственном Русском музее Санкт-Петербурга, был значительно дальше. Во всяком случае, эта мысль прочно угнездилась в моей голове, когда я пыталась сосредоточиться, чтобы осмыслить услышанное. «И слушаю – не понимаю…» Лида напомнила мне рассказчика, хвастающегося своими трофеями. Наташка, доверчиво и с большим интересом впитывавшая информацию, верила каждому слову Лидочки. Сама я напоминала третьего, бесстрастного, персонажа картины. Поэтому невольно отметила даже общее сходство, если можно так выразиться, но только характеров. И там, и здесь ощущалась напряженность, затишье перед грозой. Настольная лампа, стоявшая на стуле рядом с раскладушкой, совсем не добавляла уюта, освещая ограниченное пространство на полу. Наши силуэты на стене выглядели беспомощными тенями. Со всех сторон обступала темнота.
– Почему у вас минимум мебели? – вырвалось у меня непроизвольно. – Вы что, так и собирались жить, в таких условиях?
– Да нет… – растерялась Лида, собиравшаяся продолжить свой рассказ на тему «прав тот, у кого больше денег». Это к тому, что следствие готово заниматься исключительно розыском украденного у самой себя имущества Ивляковой Светланы Викторовны, тогда как судьба пропавшего мальчишки их совершенно не занимает. – Мы как раз собирались кое-что перевезти из…
– …Зарайска, – подсказала я. – Твой Большерецк сегодня переименовали, в прокуратуре. Не сможешь объяснить почему?
Лидочка утеряла сходство с завравшимся героем живописного полотна. Спина ссутулилась, плечи опустились, а голова медленно склонилась к ногам. Тяжелый вздох пронесся по комнате и гулко отозвался во всем свободном пространстве квартиры.
– Ирка! – вскинулась испуганная Наташка. – Прекрати свои издевательства. Такое впечатление, что сейчас привидения из всех щелей повылезают. И эта… – подруга подтянула колени и кивком головы указала на Лидочку, – вздыхает, как корова на сеновале.
– Почему на сеновале? – удивилась я.
– Потому что я как-то раз там ночевала… В смысле, в сарае с сеном. По молодости. Отдыхали с матерью в деревне. Ночью я на гулянку слиняла, тайком, чтобы она зря не расстраивалась. А хозяйка дома, блин, тоже ночью слиняла, у нее свидание с женатым мужиком было. Только она раньше меня вернулась и, не ведая о моих планах, на дверь крючок накинула. Словом, я всю ночь на сеновале от страха тряслась, наслушалась этих коровьих вздохов.
– Вы меня простите, – принялась каяться Лидочка. – Так получилось, что я увезла Стаса из общежития раньше времени, надеялась, что квартира уже полностью свободна. Во всяком случае, меня в этом уверили. Эта Лукьянова или Ивлякова, не знаю, кто она есть на самом деле, жутко возмутилась и хотела выставить нас. Потом, очевидно, Стаса пожалела. Бедный мальчишка! Смотрел на нее, как на божество. Смазливая стерва. Мы уже к двери пошли, когда она меня остановила. Обещала ускорить освобождение квартиры, выехать до вечера следующего дня. И подсказала выход – разговорить людей из соседнего дома и напроситься на ночлег. Народ у нас в основном добрый, а какой-нибудь пенсионерке неожиданный заработок не помешает. Пожилых, одиноких сразу видно – они во дворе гуляют либо на лавочке сидят. Но мы решили переночевать где-нибудь на вокзале. Одна ночь – не страшно. Да, видно, бес попутал. Проходя мимо вашего подъезда, услышали, как женщина в рабочем халате, наверное дворничиха, советовала собеседнице обратиться за консультацией к Дмитрию Николаевичу Ефимову. И номер квартиры назвала. А еще сказала, что лучше действовать через его жену Ирину. Ефимовы, говорит, очень хорошие люди, просто не от мира сего. Таких дураков мало осталось. Даже пятерых кошек пригрели – и своих, и чужих. Дальше я не слушала. Решила, судьба… Дверь подъезда как раз открылась, я и ринулась в него. Стас сначала ничего не понял, но я ему объяснила, что случайно вспомнила адрес сокурсницы. Попросила только не вламываться следом за мной – человек может сразу и не вспомнить студенческие годы. Понимаете, – засмущалась Лида, – неудобно было перед сыном. Думала, вам ситуацию сразу правдиво объяснить, но не хотелось, чтобы Стас считал меня авантюристкой… Кстати, он до сих пор ничего не знает. А когда вошла, Наташи испугалась. Она так странно на меня смотрела… Как будто в чем-то заподозрила. Ну, я и… завралась.
– Это у меня очки такие пронзительные! – подала голос Наташка. – А Ефимовы в прихожей свет экономят. Димка считает, что раз они в ней не живут полноценной жизнью, хорошее освещение там и не требуется. Пока разглядишь, кого принесло… Короче, всего надумаешься. Только при чем тут Большерецк?
– Большерецк? Да ни при чем. Просто воспользовалась советом этой проходимки Лукьяновой – не называйте, говорит, бабуле настоящего адреса, мало ли что у нее с головой. Вдруг утром после вашего ухода обнаружит пропажу своей вставной челюсти с железными коронками под золото? Вот и ляпнула про Большерецк.
Лида так поспешно ответила на этот вопрос, что у меня невольно закрались сомнения. Наверное, ей не часто приходилось врать.
Улеглись мы все в одной комнате. Вторую старательно закрыли и на всякий случай прислонили к двери стул. Входная дверь сомнений в надежности не вызывала. Наташка трижды взяла с меня слово, что возможные ночные переходы в места общего пользования обеспечиваем коллективно. Квартира продолжала выказывать нам неприязнь, пугая то гулкими отзвуками чьих-то шагов, то шипением воды по трубам, то неясными шорохами и стуками. А тут еще черт меня дернул, уподобившись Стасу и Наташке, поделиться своими знаниями, и я поведала о намерении профессора Ричарда Вайсмана из британского университета Хертфордшира, занимающегося исследованиями различных феноменов, построить дом с привидениями. Профессор собирался изучать воздействие призраков на психологическое состояние человека, а потому добросовестно создавать фантомам все надлежащие условия для обитания – инфразвуковые колебания, резкие перепады температуры, жуткое освещение и прочие прелести. Цель этих условий вполне благородна: добыть неоспоримые доказательства своей гипотезы о том, что все разговоры о призраках и боязнь их – закономерная реакция человека на изменение окружающей среды.
– Хотелось бы мне, чтобы этот профессор Вайсман оказался сейчас рядом со мной на одном матрасе, – пробурчала Наташка. – Не понимаю, как можно было ночевать здесь полторы недели?
– Не на себе же тащить мебель и вещи, – тихонько оправдывалась Лида. – Мне только удалось договориться по поводу машины, а тут… – Она всхлипнула.
– Нет, так-то оно ничего. – Подруга явно пыталась помешать назревавшим рыданиям. – Главное, есть крыша над головой и кухонная мебель. Лид, а ты сама-то где собиралась жить?
– Как «где»? Здесь, конечно, в Москве. Со Стасиком. – Она вдруг замялась. – В Зарайске… трудно с работой. У меня… остались кое-какие сбережения. Возможно, со временем удастся купить комнату в Москве или на крайний случай в пригороде. Нет, лучше в Москве. А там будет видно.
– О как! – Наталья завозилась на своем матрасе. – Ладно, не буду говорить о том, что истинные москвичи не могут найти себе нормальную работу, а приезжие – в два счета устраиваются. У тебя престижная специальность?
– У меня их много, – обиженно раздалось с раскладушки. – Но прежде всего, я квалифицированный главный бухгалтер. Если позволите, мне бы хотелось заснуть. Глаза сами собой смыкаются. Знаете, мне кажется, вы правы – Стас обязательно вернется. Да. Как ушел, так и вернется…
Лидочка зевнула и забормотала что-то неразборчивое. Вскоре раздалось ее тихое посапывание.
– Все-таки нам удалось вытащить ее из стресса. Только у меня такое впечатление, что мы вляпались в него сами, – роняя слова сквозь смачный зевок, заявила Наташка. – Фиг заснешь!
…Неожиданно я проснулась и не сразу поняла, где нахожусь. Раскладушка противно расстоналась. Эти стоны квартира услужливо усилила. Темнота в комнате под влиянием рассвета существенно полиняла. На улице, судя по окну, было еще светлее. Значит, я действительно спала. И то, что Наташка оборонялась от британского профессора Вайсмана разделочной доской, орудуя ей, как шпагой, мне просто приснилось. Как и весомый удар, достигнувший заветной цели. Кстати, надо будет доложить подруге, что отстаивала она не свою честь, а кусочек родного дома – надувной матрас, на котором дрыхла без задних ног. Лидочка беспомощно съежилась на своей лежанке в позе эмбриона. Надо полагать, замерзла – одеяло валялось на полу.
Ругая в душе несносную раскладушку, я осторожно поднялась и на цыпочках приблизилась к женщине. В отличие от меня, ей снилось что-то приятное, вероятно, момент воссоединения с сыном. Аккуратно прикрыв ее одеялом, я почти бесшумно двинулась на кухню, нечаянно отфутболив свою пустую чашку, не кстати подвернувшуюся на пути. Предмет сервировки стола оказался с понятием. Без лишнего шума плюхнулся на матрас прямо под бочок к Наташке. Прикинув, что это соседство лучше, чем соседство Ричарда Вайсмана, я не стала испытывать судьбу. Не приведи Господи, подруга проснется. Пусть жители дома пока спокойно спят.
На кухне меня скорее озадачили, нежели испугали непрекращающиеся, непонятные шорохи. Наверное, потому что я не до конца проснулась. Они шли откуда-то сверху и по нарастающей. Следовало включить свет, но, отметив эту необходимость сознанием, я так и осталась стоять на месте. Босиком. Тонкий луч света, пробившийся сверху из воздуховода на электроплиту, заставил меня разинуть рот в немом крике ужаса. В голове мигом пронеслись все обрывки кошмарных историй, которыми мы тешили себя перед сном. Я успела вроде сообразить, что привидениям фонарик не нужен, но легче от этого не стало. Похоже, нас собирались ограбить. Грабители знать не знали, что самая ценная вещь здесь – все тот же кусочек Наташкиного родного дома, но она на нем в настоящее время спокойно спит. А проснется, без боя не отдаст. Из темного отверстия воздуховода показались две мужские ноги в ботинках. Медленно и постепенно они опускались вниз, намереваясь обрести опору на электроплите. Мысленно я включила на полную мощность все четыре «блина». Пусть у грабителя хотя бы подошвы поджарятся. А наяву молча продолжала наблюдать за продолжением спуска. Эти конфорки так долго нагреваются, что вор не только не почувствует жара, а за проявленную мной инициативу успеет еще раз двадцать шарахнуть меня по голове. У меня ощутимо заныла макушка – так ясно представила себе эти удары. Между тем спускаемый аппарат из двух ног повис, не достигнув плиты. Ноги стали выделывать замысловатые выкрутасы, при этом слегка раскачиваясь – в пределах возможного.
«Завис! Совсем как вчера наш компьютер», – определила я и сразу поняла – лучшего времени для бегства не будет. Пол буквально горел под моими босыми ногами, тем не менее я ретировалась из кухни с достоинством – медленно пятясь задом. В комнате на секунду задумалась, кого будить первым – весь дом сразу или Лидочку. Остановилась на последнем варианте, решив дать Наташке возможность поспать еще пару минут. Успеет разбудить всех жильцов сиреной своего вопля.
Лидочка от легкого прикосновения мгновенно открыла глаза и с недоумением уставилась на меня. Пришлось пожелать ей доброго утра – надо же человеку дать возможность прийти в себя. Ответить я ей не дала – выпрямилась и рукой поманила за собой.
Она тихонько поднялась и с широко открытыми глазами проследовала за мной. Как сомнамбула. На кухне еще больше их вытаращила и проявила явное стремление заорать, но, увидев мой кулак, разом отказалась от своего намерения. Тем не менее ее губы шевелились, по щекам катились слезы. К этому следует добавить торчащие в разные стороны волосы и нервную суету рук, которые она не знала куда деть и без конца заламывала на разный манер…
– Стас!!! – корчась в приливе счастья, беззвучно прошептала Лидочка.
Я еще раз показала ей кулак, покрутила указательным пальцем у виска, а затем поднесла его к губам, призывая к молчанию. Чего доброго заорет не своим голосом, и парень с испугу вспорхнет вверх. Или сорвется вниз. Вот шума будет!
Через пару минут ноги предприняли попытку «сделать ноги», то есть подняться наверх. Я было решила этому воспрепятствовать и едва удержалась от желания потянуть парня вниз, но вмешательство не понадобилось. Стас вывалился на плиту. На ней и уселся, свесив ноги, тяжело дыша и размазывая трясущимися руками грязь по потному лицу.
На мой взгляд, учитывая обстановку, одет он был очень прилично – трусы, ботинки и черный пояс под мышками. Вся остальная одежда пошла «в дело», на скручивание веревки, и, несмотря на ее нехватку, парень предпочел свалиться вниз, но не удлиннять ее за счет трусов. Джентльмен! В таком виде его и застала заспанная Наташка, заявившаяся на кухню испить кипяченой водицы.
– Здра-а-ассте! – пропела она и, ойкнув, попыталась скрыться. По-ленински: шаг вперед, два шага назад. Я успела просчитать до пяти, когда она появилась снова. С одеялом на плечах. – Не помешаю? Не помешаю! Я смотрю, у вас форма одежды свободная. Стас, ты что, с неба свалился? Тогда почему такой неумытый на плите сидишь? Ботинки хорошие… Доброе утро. Ир, налей попить. Офигеть можно! Я же говорила – вернется!
– Стасик, сыночка, ты же наверняка голодный! – опомнилась Лидия Петровна и осторожно погладила его по пыльным волосам. Он посмотрел на мать отсутствующим взглядом и попытался встать на плите.
– Тебе не кажется, что на полу это сделать удобнее? – спросила Наташка. – Он что, говорить разучился? – обратилась она к нам, не дождавшись ответа.
– Давай оставим его в покое. Он мысленно еще на чердаке. Сейчас немного попривыкнет, сам додумается слезть.
Я первая подала пример и покинула кухню. Наташка, не успев придумать резонного возражения, поплелась за мной. Лидочка – следом, но ее я решительно развернула в обратную сторону. Едва ли Стас будет стесняться матери.
Через пять минут он уже сидел в ванной, а недоверчивая Наташка, взгромоздившись на электроплиту, как на пьедестал, пыталась прикинуть, пройдет ли она в отверстие воздуховода. Довольная, Лидочка порхала по кухне, наливая неизвестно для кого шестую чашку кофе – никак не могла сосредоточиться и просчитать общее количество присутствующих.
– Даже и не знаю, смогла бы я последовать примеру мальчика, – сползая вниз, призналась Наташка.
– Второй закон Кларка: «Единственный способ установить границы возможного – это выйти за них в невозможное», – высунувшись из ванной, проронил Стас. – Ма! Дай белье и спортивные штаны.
– О, блин! Ребенок оклемался, – обрадовалась Наташка. – Афродит! Не дергай маму, выходи за своими шмотками сам, мы не смотрим. Лид, он ничего не рассказывал? – спросила она тихо.
– Сказал: «Потом, потом…»
– А в тот день, когда он пропал, у вас случайно воду не отключали? – поинтересовалась я.
– У нас – нет, а в соседнем подъезде отключали, часа три не было – ни горячей, ни холодной. Я за молоком выходила – слышала. Даже объявление на третьем подъезде висело: «В связи с ремонтными работами…»
– Вам надо немедленно съезжать с этой квартиры!
– То есть как это съезжать? Зачем? Из-за воды?
– Из-за Стаса. Хорошо, если парень скажет тебе правду. Он ведь как-то узнал, что произошло ограбление. Мало того, по наивности и доброте душевной принял в нем активное участие. Но, разобравшись во всем, наверняка прятаться от следствия не собирался. И вдруг ни с того ни с сего ушел в «подполье»? В смысле, на чердак. У него что, заторможенная реакция? – Я мельком взглянула на плотно прикрытую Наташкой дверь и торопливо продолжила: – Скорее всего, парень снова столкнулся с преступниками, они его заметили, поэтому и вынужден был бежать. У дома его тоже ждали, либо он сам решил перестраховаться. Юркнул в третий подъезд, поднялся на последний этаж, оттуда незаметно для ремонтников – на чердак, где и затаился. Слесари, закончив борьбу с неисправностями водопроводной системы, покинули помещение, закрыв его по всем правилам на замок. Стас оказался замурован…
Я невольно запнулась. В голову пришла интересная мысль: Максимовым можно пока и не покидать квартиру. Никто ведь не знает, что Стас объявился. Надо только суметь сохранить это в тайне.
– Лида, припомни: кто-нибудь интересовался исчезновением Стаса?
На Лиде лица не было.
– Зачем ему наша смерть? – прошептала она, глядя на меня глазами, полными ужаса. Я оторопела, решив, что у бедняжки от моего выступления съехала крыша.
– Ир, ну ты умеешь успокоить! – рассердилась Наташка. – Лидия Петровна, ау?! Ты меня слышишь?
Лидочка кивнула и перевела взгляд на Наталью.
– Замечательно! До вечера из квартиры не вылезать! Всех интересующихся возвращением Стаса регистрировать, ждать нашего прибытия, перед дверью позвоним по телефону. Больше никому не открывать, даже воровке-хозяйке. Будет настаивать, скажешь, что тебя нет дома. А теперь ответь страждущим: кто интересовался исчезновением Стаса и кому нужна ваша смерть?
Лидочка, как завороженная, выслушала Наташку и голосом автоответчика проговорила:
– Да. Именно так. Меня нет дома. А Стаса и подавно. Несколько раз звонили ребята из института, потом какой-то мужчина – сказал, что тоже из института, вчера еще звонил следователь и… Да. Стасу пора на занятия, я должна его покормить…
– Может, ее на чердак отправить? – задумчиво предложила Наташка. – Обратно спустится по проторенной сыном дорожке. Глядишь, и поумнеет. Клин клином! Надо…
Что именно «надо», я так и не узнала. От неожиданного звонка в дверь у подруги память отшибло. Как она ни старалась вспомнить впоследствии, что именно хотела предложить, так и не вспомнила.
– Это твой Ефимов ни свет ни заря! Пришел завтракать. Без приглашения. Иди открывай, только медленно. Скажешь, замок заело, а я Станислава замаскирую в маленькой комнате. Прямо за дверью, под вешалку. Лидка, сиди, как и сидела, – махровой идиоткой. И не забудь, что сын у тебя все еще в бегах.
Приговаривая «сейчас, сейчас… не открывается…» я добросовестно долго гремела ключами. До тех пор пока замок действительно не заело. Сразу и не сообразила, что давно его открыла. Поняла только тогда, когда мощным ударом в дверь меня отшвырнуло к стенке. Недавно видела похожую сцену по телевизору в разделе криминальных новостей, там – ребята из ОМОНа ввалились в квартиру наркоторговцев.
Мне совершенно не хотелось отлипать от стенки, и я попыталась убедить трех амбалов в масках не беспокоиться, несмотря на боль в спине, затылке и в правом локте, прекрасно себя чувствую, могу долгое время так стоять. Ребята оказались чрезмерно вежливыми. Прежде чем пройти в комнату, пропустили даму вперед: схватив за шиворот, помогли мне пролететь метра три в рекордно-короткий срок. Я бы и больше пролетела, да помешала другая стенка, живая, из Наташки и Лидочки.
Удивляла относительная тишина. Пришельцы действовали бесшумно, пожалуй, только я наделала шороху. Странно, что Наташка не орала, смотрела мимо меня стеклянными глазами и даже не моргала. И это бессмысленное выражение ее глаз подсказало мне – оборачиваться назад не стоит. Не стоит и подниматься с колен. Ничего страшного, временные трудности…
От очередного удара ноги настежь распахнулась дверь в комнату. Каратист явно не рассчитал силу. Ее избыток не компенсировал отсутствие ума. Дверь ударилась о стенку, и я порадовалась, что на сей раз меня там, в качестве прокладки, нет. Правда, там был Стас… Спружинив, дверь захлопнулась. Каратист, получив от коллеги выговор – пинком под зад, – сплюнул, выругался, на мой взгляд, излишне тихо после содеянного, и уже аккуратно приоткрыл дверь, предоставив товарищам возможность обозреть пустую комнату.
Покинуть квартиру нам предложили на языке решительных жестов. Меня подняли с колен – я тормозила процесс выхода остальных. Не трудно догадаться, что воротник не выдержал, и я отправилась в обратную сторону с небольшой заминкой, но, в принципе, тем же путем. Руководитель оказался хорошо вооруженным не только теорией, но и боевым пистолетом, который все время держал наготове. Вот почему подруга благоразумно молчала.
– Они совершенно посторонние люди, – неестественно тонким голоском пропищала Лидочка. – Вчера за деньги напросились переночевать.
– Ой, мы же с тобой не рассчитались, – обрадовалась Наташка. – Господа, позвольте мне сбегать домой за деньгами…
– Наш дом – Россия, – торопливо пояснила я, боясь, что подруга, чего доброго, ляпнет точный адрес. – Вещи и деньги в камере хранения Павелецкого вокзала, – добавила окончательно убитым голосом. А вдруг потребуют квитанцию?
Скорее всего мне поверили. Без квитанции.
– Быстро сбились в кучу и – к лифту! И постарайтесь не спотыкаться, пришлепну, как мух, – прошипел руководитель, недвусмысленно поигрывая пистолетом.
Не следовало гангстеру бросаться словами под руки, точнее, под ноги. Я тут же споткнулась и, падая к нему на грудь, проорала, что он меня сглазил – как накаркал! Из-за него и споткнулась, теперь логичнее в первую очередь ему пришлепнуть себя самого…
Воротник от моего пиджака так и остался валяться в коридоре. Надеть пальто нам не позволили, зато разрешили прихватить свои сумки. Внизу, прямо у двери лифта, нас встретил еще один господин бандит, без маски выглядевший вполне цивилизованно. Во всяком случае, с ним не стыдно было выйти на улицу.
– Идете рядом к машине, – приказал один из амбалов. – И не вздумайте спотыкаться!
Похоже, вся компания волновалась только за то, чтобы мы не споткнулись.
Группа захвата стягивала маски, обретая собственные бандитские индивидуальности. И одна из этих индивидуальностей поразила меня молодостью и привлекательностью – этакий голубоглазый херувим. Однако в следующую секунду он зло оскалился и попытался обернуться монстром. Наверняка стажер. Ишь выпендривается! Я поспешила отвернуться. Меня призывно дернули за рукав пиджака, и он многообещающе затрещал.
Дальнейшее напоминало плохо отрежиссированный спектакль. Прямо у подъезда стояла cиняя иномарка, непонятно какой модели. К ней, судя по указанию весьма серьезного типа с непроницаемым лицом, нам и следовало пройти. Рассмотреть номера было невозможно. И почему их вешают только впереди и сзади?
– Ирина! – раздался рассерженный голос. – В чем дело? Куда это ты собралась?
– Привет, ма! Решила сбежать из дома? Из-за тебя нас отец в такую рань поднял. Ленка, это ты мамочку довела!
– Мам, что ты со своим костюмом сделала? И почему вы все раздетые?
Мне стало очень жарко. Я медленно обернулась на зов родных людей. Муж, сын и дочь! Только этого сейчас не хватало… Руки сопровождающих нас господ были подозрительно запрятаны в карманы. Хорошо хоть, подкрепление в лице последнего типа в подъезде застряло.
Димка, Славка и Аленка оторвались от группы знакомых собачников и направились к нам. В полном отчаянии я рванулась по направлению к иномарке, но не менее отчаянный Наташкин рывок вынудил изменить направление. Дался ей мой рукав!
– Спасибо, господа, дальше мы доберемся самостоятельно. Не стоит утруждаться, тем более что нам не по пути, да и машина у вас тесновата, – объявила она так громко, что имеющий уши услышал бы ее и в районе кольцевой автодороги.
– Натуся, держи Деньку!
Со стороны сквера, прямо через дорогу, огромными прыжками неслась Наташкина любвеобильная боксериха, следом за ней, значительно уступая собаке в скорости, скакал Борис. Предполагая последствия (пуля – она дура, а собака – молодец!), я бросилась к членам семьи, оставив рукав пиджака Наташке. В конце концов, без воротника он уже не смотрится – даже Аленке не понравился. Обернувшись, увидела, что мой побег никого не взволновал. Двое бандитов подхватили под руки Лидочку, но тут же отпустили. К подъезду на большой скорости (или мне так со страху показалось?) подкатил черный «БМВ». Ловко обогнув бандитскую иномарку, он резко, с визгом, остановился. Из него выскочили еще два бандита, снова подхватили Лидочку, покачивающуюся на слабых ногах, и потащили к своей машине. Она сопротивлялась, порываясь бежать назад. И вдруг выказала полное послушание. Даже попыталась сама закрыть за собой дверь. Трое амбалов, стоя по стойке смирно, внимательно следили за посадкой. Четвертый так и не вылез из подъезда – наверное, не хотел пресмыкаться перед старшими по бандитскому званию.
Уронив любимую хозяйку на землю и лизнув ее пару раз в лицо, Денька понеслась здороваться со мной. Ей не хватило каких-нибудь секунд, Димка ловко пресек собачьи нежности, ухватив псину за поводок. И это несмотря на то, что я болталась у него на шее. По звуку быстро отъехавшей машины, я с отчаянием поняла, что Лидочке мы пока ничем помочь не сможем и в ближайшее время ее не увидим.
– Кто-нибудь запомнил номер машины?
Большого оживления мой вопрос не вызвал. Все были слишком заняты личными делами. Славка с Борисом пытались поднять Наташку, Алена вращалась вокруг Димкиной оси, пытаясь спасти от Денькиных лап колготки.
– Лидку похитили! – взвыла Наташка, пытаясь вызвать интерес к моему вопросу.
– Тьфу! – с чувством сплюнул Борис и прервал спасательную операцию, отпустив руку Натальи, и подруга нелепо повисла, так как за вторую ее упорно тянул вверх мой сын. Славка решился ее отпустить только после настоятельной просьбы самой Натальи, мотивированной тем, что, если он вывихнет ей правую конечность, она встанет и отметелит его одной левой.
Было непонятно, почему гуляющий с собаками народ так радуется. В наш адрес то и дело отпускались веселые реплики. Никому и в голову не пришло, что на глазах у всех произошло похищение человека. Хотелось заорать об этом во все горло, но у подъезда торчали сообщники похитителей. Зачем им догадливые свидетели. Пальнут прямо через карман, и мир опустеет. Хорошо, если только на две человеческие единицы… Впрочем, тоже ничего хорошего.
– Что это за мужики? И почему ты полуодета? – строго спросил меня муж.
– «Полуодета»! Так Денька не успела дорвать пиджак. Ты сам же и помешал. А мужики совсем не мужики, а бандиты.
– Мне показалось, ты собиралась занять место в машине с бесполыми бандитами!
– Тебя, дурака, от пуль спасала! – ответила за меня подруга. – Кстати, у нас еще есть шанс их получить! Трое дикобразов по-прежнему у подъезда! Боря, забери собаку у Ефимова, он плохо на нее влияет. И идите все сюда, за угол… – Наташка неожиданно умолкла и застыла. Мимо нас проехал черный «БМВ» с тонированными стеклами. Бросились в глаза три буквы «А» на номере и российский флажок. – Странная машина, – заметила Наташка. – Наверное, правительственная. А я даже не причесалась!
Мы молча проводили машину взглядом.
И тут я заметила, что муж выглядит довольно странно.
– Дима, а почему ты полуодет?
– Ну наконец-то удостоила меня вниманием! Какой-то «доброжелатель» позвонил и предложил проводить тебя прощальным взглядом…
– Спасибо, что проводил… – пробормотала я и подумала: «Спасибо Стасу. Наверняка это он додумался предупредить Димку».
Дверь подъезда открылась, я мгновенно отлепилась от мужа и попыталась загородить собой детей от пуль бандитов. Сметя в сторону Бориса с собакой, не вовремя проявившей полное послушание команде «Сидеть!!!», споткнулась, легко пробежала по Наташкиным ногам и далее – в кусты. Алена со Славкой, испуганные решительностью моих действий, впрочем, оставшихся непонятыми для всех, кроме Наташки, инстинктивно расступились. Получив долгожданную свободу, Денька радостно кинулась следом за мной. Мы не долго кувыркались в кустах в одиночестве. Какие-то секунды. Буквально тут же рядом оказалась овчарка, вышедшая из подъезда со своим внушительного вида хозяином на прогулку. Надо же! Я-то ждала бандита… Денька потеряла ко мне интерес как к любимой соседке, но не отказалась использовать в качестве твердой опоры. Устроившись передними лапами на моей спине, принялась ожесточенно лаяться с овчаркой. К ним тут же присоединилась тройка других временно свободных шавок. Кто-то из них проявил усиленное внимание к моему последнему рукаву. Я прямо-таки замерла, уткнувшись носом в землю. Лежала себе тихо, не рискуя вмешиваться – и без меня разберутся. К дикому собачьему лаю добавились вопли, визги и ругань окружающих. Кроме того, яростно забарабанили в окна недовольные шумом жильцы. До милиции дело не дошло. Наряд приехал после того, как все участники тусовки уже разошлись. В суматохе мы с Наташкой не заметили, куда исчезла синяя иномарка.
Стаса в квартире не оказалось. Даже в качестве замаскированной вешалки. Оставалось надеяться, что он добровольно покинул хорошее место за дверью маленькой комнаты, куда его ловко пристроила Наташка. Помнится, когда мы приняли предложение бандитов выйти вон, Лида, у которой тряслись руки, никак не могла попасть ключом в замочную скважину. В результате металлическую дверь квартиры закрывала Наташка. Теперь же она оказалась открыта. Очевидно, Стас слишком торопился.
Борис, сославшись на важную встречу, убежал вместе с Денькой домой. Не знаю, кто из них выглядел более довольным – он или собака, оторвавшаяся по полной программе. Никого не покусала, зато налаялась всласть. Борис, судя по всему, не верил в похищение. А Димка испытывал огромное чувство вины, передо мной и детьми – ведь это он уговорил нас с Наташкой переночевать в злосчастной квартире и таким образом втянул в отвратительную историю. Наташка ухитрилась раз двадцать пять ввернуть фразу: «Вот если бы Максимова ночевала у вас…», причем подавала ее под разными соусами, но смысл-то не менялся. Димка в конце концов отвлекся от самобичевания и начал соображать, как перевалить груз вины на наши плечи. Тут-то и выяснилось, что мы с Наташкой безмозглые личности: прежде чем открывать кому не попадя, следует хотя бы поинтересоваться, «кто стучится в дверь ко мне?!».
Наташка задумалась, но тут же парировала:
– Ты, Ефимов, в своем зеленом прикиде, с маской на морде и со скальпелем в прорезиненных руках, ничем не отличаешься от этих бандитов. На мой взгляд, если вас поставить рядом, тебя больше испугаются. – Мельком взглянув на Димку, подруга поняла, что переборщила. Тот пыхтел, как паровоз, собираясь с силами для решающего ответа, и быстро сказала: – Ой, я опаздываю на работу! Димочка, подбросишь до метро? Только не забудь переодеть жену, сейчас она – живая реклама банкротства семьи и родного предприятия. Зато свежа! Как майская роза. Только немного занюханная. Но если последние грязные лепестки пиджака оторвать, залюбуешься.
Димка уже придумал достойный ответ – решительно отказать Наташке в просьбе. Прямолинейная мужская логика! Да Наташка только этого и ждала, дабы оставить за собой право быть обиженной. Я успела увидеть ее опечаленное лицо, припудренное налетом понимания и всепрощения. Подруга готовилась покорно проглотить обиду, в душе радуясь перспективе исполнения каких-нибудь более серьезных прихотей. Димка теперь лоб расшибет, стараясь загладить свою вину. Но тут влетел Славка, сразу перегородив всю прихожую:
– Дверь на чердак открыта! И какая-то сволочь удерживает ее изнутри!
Алена предложила немедленно разойтись по домам. Если кому-то нравится жить на чердаке, не надо его отговаривать. Сволочь – тем более.
– А вдруг там труп? – Наташка оторвалась от сворачивания своего спального места.
– Ему, конечно, все равно, где жить, но лучше иметь постоянную регистрацию в строго отведенном для этого месте.
– Кстати, именно он может удерживать дверь, – добавила я. – Знаете выражение: «Только через мой труп!»
Все немного призадумались. Я сочла своим долгом позвонить следователю. Будоражить отделение милиции напрямую не хотелось – ребятки еще не успели расслабиться после организованной мною собачьей свары. Господин Хорев спросонья никак не мог понять, кто ему звонит, а когда понял, рассыпался в благодарностях. Не заметил, как после звонка будильника опять заснул. Попросил до его приезда не расходиться, чем вызвал легкую панику у Дмитрия Николаевича. Через пять минут напряженного ожидания он принялся мерять длинными ногами комнату, с тревогой повторяя, что сегодня у него две операции.
– Не волнуйся, Ефимов. У тебя на руках будет оправдательный документ – повестка из прокуратуры.
Наташка наконец свернула свой матрас.
– Ты думай, что говоришь! Зачем моим плановым больным твоя повестка! – Димка в десятый раз нервно взглянул на часы. – Знаете, я все-таки поеду в больницу. Буду нужен, вызовут.
Приняв решение, муж воспрял духом.
– Ирина, постарайся добраться… Слава, проводи маму домой, ее бывший пиджак выкинь на помойку.
– Пробросаешься! – заметила Наташка. – Твоей жене еще на работу своим ходом добираться, а Серпуховская линия, благодаря Бутову, ох как перегружена! Два дня назад одну девицу из шмоток выкинули. Она сдуру пуговицы на пальтишке расстегнула – душно ей, видите ли! Так ее на платформу без него и вытолкнули, в одной коротенькой юбчонке. Правда, еще половина кофточки осталась. А на ней пуговички самопроизвольно расстегнулись. Под давлением общественности. Хорошо, было что показать народу. Ему понравилось. Девицу тут же назад притянули – за вторую половину кофточки. Она, такое счастье, в вагоне застряла, представляешь?
Димка притормозил у самого порога и нервно оглянулся:
– Алена, едешь со мной. Я на стоянку за машиной. Жду тебя у нашего подъезда через восемь минут. Слава, проводишь маму… до кабинета. – Заметив, что сын собирается возразить, весомо добавил: – Наука будет счастлива твоему отсутствию на первой паре. Возьмешь такси.
Мне даже слова вставить не удалось, как муж исчез за дверью. Следом, ворча на отцовский диктат, отправилась Аленка, по пути огрев братика какой-то книгой. Я решила сделать замечание, но раздумала – едва ли Максимовым сейчас до чтения. Ответить на выпад сестры Славка не успел – она рыбкой выскользнула из квартиры, да и Наташка сунула ему под нос бокал с кофе. Это было ближе к телу.
Около девяти часов я занервничала. Шеф имеет привычку приходить на работу не раньше одиннадцати-двенадцати. В десять принесут на подпись документы, их следует отправить в банк не позднее двенадцати. Но до этого времени Макс практически недоступен – мобильник выключен, а по домашнему телефону звонить опасно. Вдруг он в очередной краткосрочной «командировке»?
Хорев появился как раз в тот момент, когда я всеми правдами и неправдами разыскала Максима Максимовича под боком у родной жены. Он мирно отсыпался, припозднившись после встречи с «зарубежными коллегами». Жена рассерженно попеняла мне за то, что я женщина и, пользуясь этим как прикрытием, отлыниваю от работы в поздние вечерние и ночные часы, тогда как Макс ежедневно вынужден «пахать» сверхурочно. Накатившее раздражение на короткое время заглушило голос разума, и я довольно резко ответила, что Макс перепахал уже все что можно. И теперь старательно окучивает… Хотела сказать «собственную жену», но вовремя опомнилась – еще не хватало вносить раздор в семью. Поэтому закончила «зарубежными коллегами».
Хорев приветливо поздоровался и пропустил вперед трех оперативников. Я кивнула в ответ и отвернулась, нужно было закончить разговор.
Макс моему «привету» не обрадовался. Не говорил, а шептал, стараясь при этом не заснуть. Очевидно, «зарубежные коллеги», оптом воплотившиеся в лице и фигуре очаровательной пустышки из регистратуры стоматологической поликлиники, которой он заговаривал зубы в течение трех последних дней, серьезно истощили запас физических сил моего шефа.
– Ефимова, странное какое-то у тебя хобби… Зачем тебе задерживаться в прокуратуре? Дурью маешься? – Макс звучно зевнул. – Ты на кого работаешь, Ефимова?
Ответ шефа не интересовал. Он просто отключился. То ли во сне, то ли наяву, не важно. Оставалось одно: как можно скорее дать показания следователю и сломя голову нестись на работу. Тут мы с Наташкой немного поспорили, кому из нас лезть вперед с объяснениями. Подруга настаивала на том, что больные в отделениях, включая реанимационное, не могут ждать, пока она заявится к ним со своей аппаратурой. Это не деньги, которых все равно никогда не хватает. Хорев выслушал перепалку и предложил компромиссное решение: мы быстренько выбалтываем все, что знаем, а подпись под протоколом ставим позднее.
Наш совместный рассказ был похож на роман, написанный в соавторстве двумя литераторами с разным жанровым уклоном. Довольно несвязный, но красочный. Владимир Александрович, надо отдать ему должное, уловил главное. И пока мы бегали за ним по всей квартире, захлебываясь и перебивая друг друга от излишних эмоций, он довольно спокойно ухитрялся давать указания оперативникам. Не поленился при этом встать на электроплиту и заглянуть в воздуховод.
Грохот на лестничной клетке возвестил о свободном доступе на чердак. Славка, неосмотрительно попавший в понятые, сразу повеселел. Трупа не обнаружили. Бывшее препятствие в виде останков переломанной ручки от швабры щетинилось острыми краями прямо перед дверью. Оперативники пытались снять с него отпечатки пальцев. Все шло прекрасно до той минуты, пока я не назвала следователю номер «БМВ», оставившей жуткое впечатление своей сплошной чернотой и непроглядностью тонированных стекол. По крайней мере у меня.
– А при чем тут номер? – удивилась Наташка. – Наверняка поддельный. Ехала себе с ним и ехала. К подъезду быстро, а с Лидией Петровной – не очень. Иномарка! – подруга пренебрежительно пожала плечами.
Я невольно поежилась – без рукавов пиджак грел плохо.
– Не знаю… Но у меня возникло ощущение опасности. Интуиция…
– «Интуиция»! А когда ты ломилась через кусты, сзывая собак со всей округи, она не сработала?
– Ирина Александровна, вы уверены, что на номере машины были именно эти цифры и буквы?
Нахмурившийся следователь уже давал кому-то указание по телефону «пробить» номер «БМВ». Мне очень хотелось дождаться результата, правда, Хорев едва ли поделится им с нами. Ну и ладно. Свои каналы имеются. Я бодро попросила разрешения откланяться. Наташка его вообще не спрашивала. Просто многозначительно повертела в руках ключ от квартиры и сказала, что не может оставить ее на окончательное разграбление, здесь еще остаются две раскладушки с постельными принадлежностями и кофе. Хорев послушно кивнул головой и забрал у подруги ключ, пообещав закрыть и опечатать квартиру в лучшем виде. Я испугалась. Вдруг Стасу придет в голову проникнуть в квартиру уже проторенным путем – через воздуховод.
– Воздуховод перекроем, – взглянув на меня, заявил Хорев. Прямо экстрасенс. – Ладно… Держите свой ключ. Уверен, что Максимова объявится. Или ее сын. А вас я жду сегодня к четырнадцати часам.
– К шестнадцати, если можно. У меня как раз рабочий день почти закончится, – переключаясь на рабочую волну, попросила я.
Первую сногсшибательную новость я получила от шефа, попросив его поинтересоваться у знакомого гаишника сведениями о том, кому принадлежит номер таинственного «БМВ».
– Ты что, дура?! – вытаращил он на меня глаза.
Устала я за последнее время отвечать на этот вопрос. Но мельком взглянув на Максима Максимовича, поняла, что он правда сомневается, решительно отказалась от дурацкого звания и в свою очередь примерила его на него самого. Он не обратил на этот выпад никакого внимания. И правильно – на правду не обижаются.
– Случайно буквы не перепутала?
Глаза шефа медленно вернулись к своему обычному состоянию, а после того как я отрицательно покачала головой, вообще сузились.
– Три буквы «А» на номере машины и маленький российский флажок вместо цифр региона означают, что тачка правительственная. Был там флажок?
Я растерянно кивнула.
– Куда ты вляпалась? – Макс помянул маму машины и добавил: – Ну, ты даешь! А я-то думаю, чего тебя по прокуратурам носит…
– Мы с тобой разные люди, у нас разные интересы, – вздохнула я.
– Еще не хватало тебе вместе со мной по бабам бегать! Зато цель у нас одна – прибыльность предприятия. И ради достижения этой цели придется вытаскивать тебя из этого дерьма. Если получится. Как, еще не знаю. Тебя не арестовали – уже хороший признак.
Макс подошел к двери, закрыл ее на ключ и, вернувшись, сел за стол.
– Давай подробности.
– Их нет. Просто эта машина, акая своими буквами, медленно проехала мимо нас рано утром.
– И… все?!
Я невольно уставилась на ключ от двери. Поворачивая его в пальцах, Макс легонько постукивал им по столу. То одним концом, то другим. Завораживающее зрелище! Пожалуй, шеф переоценил мои умственные способности: «дура» – мягко сказано.
– Понимаешь… – я с трудом подбирала слова. – Этим утром на моих глазах похитили человека. Было две машины. Одна сразу же скрылась, а вторая… Вот.
– Какого человека?
– Женщину. Знакомую. Мне. Ты ее не знаешь.
– М-да. Женщина – она тоже человек. Согласен. Так же как и с тем, что всех женщин знать невозможно. Моя жена в этом плане явно не права… С чего вдруг тебе пришла в голову версия похищения?
– А других и не было. Вот только представь: если утром в квартиру знакомой женщины, у которой ты ночуешь, врываются бандиты…
– …значит, она замужем за крутым мужиком. И не важно, какой брак – законный или гражданский. Давай не будем втягивать меня в эту историю, идет? Своих хватает.
– Хорошо. Тогда другой вариант: мы с приятельницей ночевали у знакомой. Она потеряла сына… В общем, это долгая песня. Боялись за ее состояние, вот и остались с ночевкой. Едва рассвело, заявились бандиты, вышвырнули нас на улицу и приказали загрузиться в иномарку. А тут, на счастье, мой муж с детьми и толпой собачников… Короче, бандиты успели увезти только Лидочку.
Я взглянула на Макса. Выражение лица шефа было умеренно-кислым и означало не что иное, как недоверие.
– А ты хорошо знаешь свою Лидочку?
– Со студенческой поры, – соврала я. Ну не признаваться же, что пустила в дом совершенно незнакомую женщину, которая не замедлила втравить меня в неприятную историю. – Правда, мы долгое время не виделись.
– Кто муж?
– Точно не знаю. Кажется, военный человек. Она рассталась с ним много лет назад.
– О!
Указательный палец Макса многозначительно взмыл вверх.
– С тех пор военный человек вполне мог дослужиться до уровня государственного чиновника, которому положено транспортное средство со спецномерами. Оставь свои подозрения. Просто твоя Лидочка решила немного пошантажировать бывшего муженька. Естественно, для упрочения своего материального положения. Сынок скорее всего никуда не пропадал. Находится под крылом у папы, который хорошо его пристроил. Теперь пристроит и бывшую женушку. Чтобы больше не доставала. Не хочет огласки. Тем более что наверняка женат второй или какой там по счету раз. Да на здоровье! Зря ты сунулась в прокуратуру.
– Я же не на добровольных началах! У меня есть этот, как его, оправдательный документ – повестка. Еще и сегодня вызвали. Думаешь, большая радость туда тащиться?
– Прокурора покалечила?
– Нет. Так, ерунда. Перед тем как у Лиды пропал сын, собственницу квартиры, которую они сняли, ограбили.
– А ты тут при чем?
– Я? Да вроде ни при чем. Просто для характеристики Лидочки. Она же вначале к нам приехала.
– А вас случайно не обокрали?
– Пока нет. Во всяком случае, до сегодняшнего утра.
Разговор стал меня тяготить. Может, потому, что взглянула на себя и свои действия со стороны?
– Спасибо, Максим, ты меня успокоил.
– Не вздумай вмешиваться. И стой на том, что эту свою подругу знаешь постольку поскольку…
Макс снисходительно кивнул, я благодарно ему улыбнулась и проводила до самых дверей кабинета, в который уже настойчиво кто-то рвался.
Господин Хорев В.А. был не в духе, душевного контакта не получалось. Сухо поздоровался, указав нам рукой на стул – один на двоих. Второй, наверное, украли. На мой вопрос, есть ли новости о Максимовых, односложно ответил: «Нет». Разговаривая по телефону, откровенно хамил и обещал какой-то Кошелкиной кое-что показать.
Заботливо пристроив меня на стул и несколько раз попрекнув этим сначала прокуратуру, потом меня, Наталья демонстративно прислонилась к стене и, фыркая, принялась изучать содержание протокола, стараясь отыскать орфографические ошибки. Но вскоре мы обе так увлеклись содержанием документа, что не заметили, как в кабинет зашел посторонний. Впрочем, посторонним он был относительным.
– Владимир Александрович, а почему это у тебя дамы стоят?
В кабинете, сверкая улыбкой, стоял помощник прокурора города Листратов Виктор Васильевич. Загорелый, бодрый и очень довольный.
– Привет! – кисло сказала Наташка, а я просто разулыбалась в ответ. – Где ты видишь стоящих дам? В глазах двоится? Меня одну к стенке поставили, инвентарного стула не хватило.
– Его чинить унесли, – пояснил Хорев, поднимаясь. – Потерпевшая о голову подследственного сломала. Обоих в следственный изолятор отправил.
– Сиди, сиди. Я на минутку. Девушки, освободитесь – я вас до дома подвезу.
– Теперь это называется «освободитесь!». Условно-досрочно! – Наталья громко вздохнула и посмотрела на меня, ожидая поддержки. Я мигом погасила улыбку и поддакнула.
Влдадимир Александрович передал Листратову какую-то папку, тот, заглянув в нее, многозначительно сказал: «Угу» и вышел.
– А вы не хотите показать нам второй фоторобот? – робко поинтересовалась я.
Следователь недоуменно покосился на телефон и поинтересовался у него, что я имею в виду. Мне стало не по себе. Неужели и он принимает меня за дуру?
– Лидия Петровна сказала, что женщина, представившаяся им с сыном хозяйкой квартиры, как две капли воды походила на потерпевшую Ивлякову Светлану Викторовну. Но ведь эту мошенницу видела и сама Ивлякова. Наверняка в другом обличье. В противном случае, сама бы себя сразу узнала.
Наташка оторвалась от протокола и с интересом уставилась на следователя. Он покачал головой, побарабанил пальцами по столу и сказал:
– Да-а-а… Нет второго фоторобота! Светлана Викторовна, к сожалению, не видела настоящего лица Лукьяновой.
– Как это? – оторопела я. – Она все время задом поворачивалась? Мама дорогая! Прямо избушка на курьих ножках…
– Какая избушка? Какие ножки? На лице Лукьяновой в момент встречи косметическая маска была. Какая-то китайская. Светлана Викторовна ее рецепт получила. На недобрую память… Подписали протоколы? Давайте сюда. И не смею больше задерживать. Будут новости – звоните. Не исключено, что Максимовы обратятся за помощью именно к вам.
– Интересно, бандиты тоже так думают? – невольно вырвалось у меня.
– А вы не путайтесь у них под ногами.
– Да кто ж разберет их бандитскую сущность, в правительственных-то машинах? – «Это уж совсем зря!» – запоздало мелькнула здравая мысль. – Я имею в виду «БМВ». На таких машинах даже работники из аппарата президента катаются. Через тонированные стекла – лицом к народу.
– Так вы не путайтесь и у них… под колесами.
Наташка медленно поднялась со стула и, обращаясь исключительно к тому же телефонному аппарату, с чувством произнесла:
– Повестки отметьте. Как жаль, что преступников теперь не клеймят. Надо предложить ноу-хау: татушки на лбу. На выбор – вдоль или поперек… Будьте здоровы, господин Хорев. Пойдем, Ирина Александровна – на свободу с чистой совестью. Но без денег, я на работе кошелек оставила. Передавайте привет Виктору Васильевичу, пусть не волнуется по поводу нашей доставки. Доберемся на общественном транспорте. А то не расплатимся…
Что именно бурчал Хорев от имени телефонного аппарата, я не слышала, слишком шумно выходили.
На улице было довольно прохладно. Это позволило немного остыть и признаться в излишней горячности. Листратов – старый друг и хороший человек, вымещать на нем раздражение против следствия не стоит. Ветер, взметнув охапку отслуживших свое листьев, укоризненно швырнул их нам под ноги. Деревья медленно раздевались. Все правильно. Порядком поизносившаяся летняя одежда под зимней шубой будет смотреться нелепо и жалко.
– Может, вернемся? Подождем Листратова, – неуверенно предложила Наташка, заметив, что я зябко поежилась. – Еще простынешь. – И в свою очередь передернулась.
– Уж лучше здесь подождем. Вон его машина, – не вынимая рук из карманов, я кивнула в сторону вереницы припаркованных машин, в том числе листратовской серой «девятки».
– Где? А, вижу! Только ее сейчас угонят. Надо же… Сглазила! Зачем только ляпнула, что доберемся домой на общественном транспорте! Надо следить за своими выражениями… Э, э, э!!! Придурок! Ты слепой? Посмотри, у какой фирмы машину угоняешь!
От волнения и активной жестикуляции подруга уронила на асфальт сумку и, пока поднимала, рявкнула со злостью:
– Ирка, не стой бестолковкой, обеспечивай шумовую поддержку, ща я его огрею.
– Это вы мне? – Мужчина оторвался от процесса открывания двери и выпрямился в ожидании ответа.
– Нет, нет, не вам! – переорала я Наташку, громко возвестившую об отсутствии в поле зрения других придурков. – Виртуальному угонщику. У нее на глазах вчера третью машину украли, сами понимаете…
Мужчина удовлетворенно кивнул и занялся своим делом, я отняла у подруги сумку и процедила:
– Не туда смотришь. Это чужая машина. Листратовская ни мордой, ни фигурой не вышла, чтобы с этой иномаркой тягаться.
– Зато куплена на трудовые доходы, – тихо проронила Наташка, прижимая сумку к груди. – Прости, Господи, дурака. А я было решила, что он поумнел, даже расстроилась. Не люблю слишком умных. Так! Нам тоже чужого не надо!
Подруга решительно отшвырнула желто-красный кленовый лист, нечаянно прихваченный вместе с сумкой. Кружась, он приземлился на ее сапог.
Если Листратов и удивился нашему терпеливому ожиданию, то вида не подал. Поприветствовал нас заново – так, будто давно не виделись, и вежливо распахнул заднюю дверь «Жигулей». Я немного зазевалась, а поэтому с легкой руки подруги влетела в салон первой, чуть не раздавив клетку яиц. Ненавижу лидерство при посадке на заднее сиденье!
Листратов потребовал:
– Давай-ка сюда этот омлет. Вперед положу – третий день забываю в машине. Ира, тебе было бы удобнее сесть с другой стороны. Ну да ладно, поехали. Мне еще надо на работу вернуться.
– А разве ты к нам не зайдешь? – фальшиво огорчилась Наташка.
– Честное слово, нет времени. Я вот о чем хотел вас предупредить…
– Не надо, – тихо попросила я. – Мы поняли, что сегодня утром тебе звонил мой Дмитрий Николаевич. Нас уже предупредили: нельзя лезть бандитам под колеса. А если кто-нибудь из Максимовых объявится, следует немедленно связаться со следователем.
– Или со мной. В качестве основного довода приведу следующий: Максимовы Лидия Петровна и Станислав Андреевич двадцать пятого августа этого года погибли в результате несчастного случая. Похоронены в городе Зарайске.
…Все-таки Виктор Васильевич мудрый человек. Впередсмотрящий. Абсолютно правильно убрал подальше от нас клетку с яйцами. Новость не просто ошарашила. Я резко придвинулась к двери. Хотелось срочно глотнуть свежего воздуха. Запросто могла бы сделать Листратову большую заготовку для яичницы с припеком из скорлупы.
– Блин! – коротко вякнула Наташка и разом уменьшилась наполовину. Это ж надо было так вжаться в воротник пальто – почти с ногами.
– Похоже, в деле, возбужденном по факту кражи личного имущества гражданки Ивляковой, появились серьезные осложнения.
Друг Листратов делал вид, что не замечает взрывного действия своей информационной бомбы.
– Кстати, Ира, Дмитрий меня уверял, что Лидия Петровна Максимова является твоей давней знакомой по институту. А Хореву ты сообщила другое: до момента появления в вашей квартире 9 сентября знать ее не знала. Ты неисправима. Где правда-то зарыта?
– Правда зарыта у следователя, – пытаясь обрести уверенность, пролепетала я. – Прямо в протоколе.
– Она, кретинка, пожалела покойников больше, чем себя, свою семью и всех соседей. Пригрела на свою больную голову, – глухо пробурчала Наташка из недр воротника. – Слушайте, это какая-то мистика… Хотите – проверьте сами: получается, что Максимовы ввалились к Ирке до истечения сорока дней после своей смерти. Это они за помощью… Кто-то им с того света подсказал.
– Доброхотов и на этом хватает, – огрызнулась я, пытаясь отделаться от навязчивого видения матери и сына Максимовых в двухместном гробу без удобств. На покойников они не тянули.
– То-то у них и вещей практически не было! О мебели уже и не говорю. – Наталья высунулась из воротника. – В чем похоронили, в том и являлись, – вела она свою партию. – Раньше люди были предусмотрительней. Не только личный гардероб, но и кухонную утварь с собой прихватывали, а то и вообще всю обстановку, с лошадями, рабами, собаками и женами. Последних, на мой взгляд, совершенно ни к чему. Была охота лишать себя спокойной жизни после смерти!
– Витя, а какой именно несчастный случай с ними произошел? – Я с трудом стряхнула с себя наваждение. Серая в яблоках лошадь никак не помещалась в воображаемом двухместном гробу.
Голос Листратова звучал очень задушевно – заслушаешься:
– Да ни к чему вам это знать. Более того, чем скорее забудете об инциденте, тем лучше. Что-то давно мы у вас на даче не отдыхали. Может, рванем в воскресенье? Светка шашлыков намаринует…
– Твоей Светке выспаться некогда. Эксплуататор! – фыркнула Наташка. – Вообще, я не понимаю, как вы, два прокурора, в одной квартире уживаетесь? И ведь до сих пор не пересажали друг друга!
– Исключительно за счет взяток. Знаешь, есть такое выражение: «ты – мне, я – тебе». Или «рука руку моет»… Ну вот и приехали.
Дальше лифтовой площадки первого этажа мы с Наташкой не пошли. Началось с того, что она, порывшись в сумке, вытащила два ключа на одном брелке, побрякала ими перед моим носом и поинтересовалась, вижу ли я их в упор. Я невольно скосила глаза и слегка отпрянула, обозвав ее ненормальной. Она не обиделась.
– Ага! Видишь. И я вижу. Даже больше, чем ты. Только сейчас пришла в голову мысль, что Листратов нам по понятным причинам соврал. Ну, насчет смерти Максимовых. Напугать старался. Да только покойники квартиры не снимают и не боятся, что у них похитят раскладушки. И сквозь стены запросто проходят! А ключи от дверей им на фиг не нужны. Кстати, я забыла отдать их Лиде. Может, заглянем на место ночной парковки? Вдруг Стас вернулся. Больше-то ему некуда. Не возражаешь?
Я не возражала. В запасе имелась пара часов, которые все равно бы бездарно убила дома. Давно заметила: если до возвращения голодных членов семьи есть всего полчаса, их вполне хватает, чтобы решить проблему. Лишнее время для раздумий по поводу кулинарных изысков приводит к тому, что собственный аппетит начинает выходить за грани разумного. В результате, нахватавшись всего и сразу, убеждаешься в том, что устала – рабочий день за плечами все-таки. А раз так, зачем морочить себе голову какими-то изысками? И вот за полчаса до появления голодной братии… Ну, дальше понятно.
В квартире ничего не изменилось. Из воздуховода слышались звуки, напоминающие воркование голубей, и только. Правда, Наташку это насторожило, и она неуверенно выдвинула теорию, что с помощью этого технического сооружения голубиные души умерших отправляются в рай. Но сама же себя и опровергла: у каждого смертного должен быть свой собственный душевод. Из экологически чистого материала. Покойникам совершенно ни к чему устраивать тусовку по дороге к месту назначения. Вот в конечном пункте времени для разговоров как раз навалом.
– Надо поискать документы. – Я с сомнением оглядела почти пустое пространство. – Ты не помнишь, когда бандиты выкидывали нас из квартиры, Лидия успела взять сумку?
– А что, без документов дорога в рай заказана? Ир, тебе не к лицу корчить рожи. Ничего она не взяла. У нее все мысли Стасом были заняты. Надо же, как я удачно вписала его в стену за дверью! Наверное, он по ней и размазался.
Мы перетрясли все белье на раскладушках, проверили все кухонные шкафы, прежде чем отыскали сумку. Она пряталась в ванной комнате под синим тазиком. Не утруждая себя сомнениями, высыпали содержимое на стол и, не рассортировав, сгребли обратно стандартный женский набор – расческа, косметика, таблетки от головной боли и еще от чего-то. Не было только кошелька. Документы, аккуратно упакованные в целлофановый пакетик, оказались в боковом кармане сумки, застегнутом на молнию.
Ничего нового в паспортных данных, кроме адреса, по которому Лидия была зарегистрирована в городе Зарайске, не нашли. Паспорта Стаса не было. И все же я вздохнула с некоторым облегчением. Каюсь, мелькала мысль, что Лида с сыном живут под чужим именем и фамилией действительно погибших людей. Судя по отсутствию номера квартиры, они проживали в частном доме. А вот судя по данным пачки сберегательных книжек, костлявая рука голода в ближайшие годы взять их за горло не имела никакой возможности. Даже с учетом снижения курса доллара.
– Бли-ин, она и в самом деле мошенница!
Разочарование в голосе подруги было столь сильно, что вот-вот грозило перерасти в необузданную жалость к самой себе.
– Еще одна Али-баба! А точнее, Али-мама. Предводительница афер со съемными квартирами. И наконец-то обломалась об Ивлякову, попечитель которой привлек наемную силу достаточно умную, чтобы выбить все украденное. Сначала гонялись за сыном, чтобы мамаша сговорчивей оказалась, потом схватили то, что под руки попалось. В том числе и нас. Видела, какие у ребят «тачки»?
Мне приходил в голову такой вариант, но я отмела его сразу, поскольку в этой задумке с ограблением Максимовы были лишним звеном. Им-то к чему засвечиваться? Да еще и перед чужими людьми. Сидели бы себе спокойно на другой съемной квартире и ждали поступления очередного взноса.
– Ты забыла про элемент случайности! – поучительно заявила Наташка в ответ на мои возражения. – Могла же получиться накладка. Это когда вор у вора ворует… Нет, это не совсем точно. Правильнее сказать – действовали две полностью самостоятельные мошенницы, не ведая о планах друг друга.
– Тогда зачем Стасу помогать в погрузке украденных вещей?
– Ну откуда ж я знаю? Я не Стас. Может, влюбился. Вспомни, как Лидка бичевала Лукьянову! Не исключено, что эта девица собиралась с ней поделиться, а потом раздумала.
– Я скорее поверю в то, что Максимовы ни при чем. И за ними гонялись сообщники этой пройдохи. Стас наверняка видел их лица. Только не пойму, при чем тут машины с правительственными номерами? Неужели положение в стране настолько трудное, что верхние эшелоны остались без средств существования и вынуждены добывать деньги на пропитание таким скользким путем?
– У них резина на колесах шипованная. Им не страшно.
– Наталья, я думаю, надо скатать в Зарайск и для начала выяснить личности Максимовых. Окажем неоценимую помощь следствию, заодно и прогуляемся.
– Запросто! Кстати, тебе не приходило в голову, что Стас мог податься в родной город? Прячется небось у кого-нибудь из знакомых ребят.
– Не мешало бы отыскать гражданку Ивлякову. И не столько ее, сколько попечителя. Только это посложнее будет. Адреса нет, а грабить ради него прокуратуру, в частности кабинет следователя Хорева, себе дороже. Надо хорошенько поразмыслить.
– Нашла чем голову морочить! Иногда кривая бывает короче прямой. Пошли, навестим соседей. Я первая начну врать, экспромты – мое хобби. Ты включаешься по мере необходимости. Лидкину сумку возьмем с собой, здесь ее оставлять нельзя. Надеюсь, в прокуратуре нам поверят, что наличных денег в ней нет и не было. А если все-таки выяснится, что Максимовы ни в чем не виноваты, они еще больше поверят. – Подруга немного помедлила и уверенно добавила: – Только нам для полной реабилитации лучше отыскать этих, с позволения сказать, мнимых покойников-невидимок. Вдруг повезет, и в процессе поисков заодно обеспечим обоим «химчистку» для удаления пятен подозрения в преступных намерениях.
Стоять перед дверным глазком – истинная мука, не знаешь, куда себя деть. Начиная с глаз. Пялиться ими в этот самый глазок, как в объектив фотокамеры? Получается слишком нагло. Закрепить взор где-нибудь на потолке тоже неловко – этакая демонстрация нетерпения и пренебрежения к тупым жильцам, решившим, что железный занавес двери спасет их от ограбления. В сторону вообще смотреть противопоказано – решат, что как раз для этой цели и заявилась. Вместе с сообщниками. Остается смиренно таращиться в пол, но и здесь свои сложности – примут за бомжиху или нищенку. Не все способны давать милостыню. Благодаря просветительской работе, большинству москвичей известно, что организованный клан нищих живет лучше пенсионеров.
Не знаю, как Наташка, но я попеременно прошла глазами все упомянутые стадии, пока наконец дверь не открылась. На пороге возник жующий мужик лет пятидесяти в домашнем прикиде и с вилкой в руках. Надо думать, в качестве холодного оружия. Но с ограничителем: на конце вилки красовался кусок соленого огурца. Рот у мужика был занят, поэтому он действовал всей головой. Его кивок означал не что иное, как «чё надо?».
– Адрес, по которому можно найти Ивляковых, – отчеканила Наташка и указала пальцем на огурец: – Хороший засол.
Мужик сглотнул, не поворачиваясь, крикнул: «Маманя!», и внимательно посмотрев на остатки огурца, отправил их в рот. Маленькая «маманя», о приближении которой мы догадались по шаркающей походке, никак не могла проявить себя в полном объеме. Мешал грузный сынок. Какое-то время мы с ней взаимно и безуспешно пытались разглядеть друг друга – мужик прозрачностью не отличался.
– Дайте же маме выйти на свет Божий! – не выдержала Наташка.
Ни слова не говоря, мужик посторонился, и на порог выкатилась кругленькая, как колобок, маманя. «Здравствуйте» получилось у нас с Наташкой в унисон.
– Хтой-то такие? Вроде знакомые, а не признаю…
Вопрос был адресован не нам, а сыну. Тот молча пожал плечами. «И это к лучшему», – подумала я. Бабуля наверняка входила в число тех, кому мы ранним утром спать не давали.
– Простите, нам нужен адрес Ивляковых. Мы должны вручить им ключи от квартиры. Не ломать же Светлане или ее родителям металлическую дверь.
– А откудова у вас ключи? – Бабуля с любопытством изучала наши физиономии. Сынок с тоской поглядывал на пустую вилку.
– В милиции поручили передать. В квартире хоть и нечего больше воровать, но ведь недобросовестные люди могут организовать там притон.
– Да хто ж сам у себя ворует-то? Не знаю, чего-то Светка там намудрила. Люди видели, как она свое добро на машине вывезла. Грузчики таскали, а она только командовывала. Родителев на нее нет, небось все продать решила.
– Вот нам и поручили зайти к вам и отыскать «родителев». Чтобы именно им ключи передать. От притона подальше.
– Это правильно. Ну ищите, девоньки, ищите…
Бабуля предприняла попытку закрыть дверь.
– Подождите! – Наташка не пожалела меня в качестве стопора. – А вы случайно не знаете, где они живут?
– Ой, прищемилась никак! – пожалела меня старушка, стараясь облегчить мое положение, вот только забыла, в какую сторону дверь открывается. Я невольно пискнула. На помощь пришел сынок. Сильная мужская рука, вооруженная вилкой, мелькнула у моего носа, и дверь открылась достаточно широко, чтобы я выпала из своей щели.
– Где живут родители Светланы? – не своим голосом спросила я. Похоже, его у меня тоже заклинило.
– У своем барском доме. Зойка-то приезжала когда, хвалилась гусями и курами. Еще пруд выкопали, рыба там у них плавает. Тиной огород удобряют. Не знаю, правда аль нет…
– В деревне Калачевке они живут, то ли по Каширке, то ли по Ярославскому направлению. Милиции надо, пусть она и ищет.
Сынок устал переминаться с ноги на ногу, втянул «маманю» в коридор, и не успела Наташка задать очередной вопрос, как дверь перед нами захлопнулась. Попытки дозвониться в соседние квартиры не увенчались успехом.
– Не переживай, найдем по карте, – уверенно заявила Наташка, вызывая лифт. – А не найдем, вот те крест, не пожалею – возьму банку своих маринованных огурцов и буду пытать этого толстопузика, пока точно не вспомнит, где живут Ивляковы.
Двери лифта с противным скрежетом распахнулись, и из него, спиной к нам, вышла молодая мама, с предосторожностями пытаясь вытянуть за собой трехколесную коляску. Четвертое колесо, которое она ухитрялась держать в руках, не было запасным – просто отвалилось. Мы кинулись помогать. Из коляски на нашу суету с любопытством взирало кареглазое чудо с пухлыми щечками.
– Спасибо, – чуть не плача, поблагодарила женщина. – Второй раз отваливается! Все лето сами отъездили нормально, а стоило мужу выйти на прогулку – вот результат.
– Да при чем же тут ваш папа? – ласково прогудела Наташка, обращаясь к малышу. – Это техника виновата.
– Техника нормальная.
Непролившиеся слезы высохли у истока.
– Это папа у нас ненормальный. Как на своей машине гоняет, так и с коляской. Исключительно по бездорожью. Месяц назад переднее колесо от машины вперед нее укатило – тоже отвалилось. В детстве не наигрался.
– Дя-а-а… пф-ф-ф! – донеслось из коляски, и женщина моментально откликнулась:
– Да, мое солнышко, сейчас, сейчас… Мама только дверь откроет. Вы не подстрахуете коляску? Я быстренько.
Она зазвенела ключами.
Мы и не думали отпускать ручку коляски на произвол судьбы. В принципе, тут и одна бы из нас справилась, но мне тоже хотелось поучаствовать.
– Не торопитесь, – благосклонно разрешила Наташка. – Сначала разденьтесь и руки помойте, а мы эту инвалидную коляску вот сюда, в угол, пристроим. Ир, мешаешь проезду в дверной проем. Странное у тебя хобби – застревать где попало.
Мама малыша вихрем унеслась в ванную. Заметив отсутствие самого родного человека, пухлые губки скривились. Ребенок явно собирался зареветь. Наталья решительно выхватила его из коляски и потащила следом за мамой, приговаривая:
– Ах, эта мамулечка, и куда же это она от нас скрылась, а мы ее сейчас отыщем…
– Миланочка-а-а… Иду-у-у… – пропела мама из ванной.
Малышка, сидевшая на Наташкиных руках, подпрыгнула и откликнулась радостным: «А-а-а».
– У, ти, мои заиньки, – умилилась я, грохнув запасное колесо на пол, отчего ребенок сразу повернул ко мне мордашку, удостоив еще одним радостным восклицанием.
– Спасибочки… – принимая Миланочку на руки, пропела женщина. – Извините, что задержали.
– Не за что, мы все равно не торопились, – точно так же пропела Наташка.
Не меняя тональности, я включилась в общую песню:
– Зашли к Ивляковым, а они, оказывается, пере-е-е-хали. А куда – не зна-а-аем.
– А мы вам Светкин телефончик дади-и-им, да, Миланочка? У нее и узнаете.
Освобожденная от шапочки и комбинезона, Миланочка весело распрыгалась. Вытянуть мобильник из кармана висевшей на вешалке куртки стало проблематичным.
– Достаньте, пожалуйста, сами, – попросила мамочка. – Войдете в справочник, курсором найдите Цыпу – это Светка.
– Вы дружите?
Я старалась не показать заинтересованность, внимательно следя за тем, как Наташка заносит цифры в свой мобильник.
– Сто лет назад вместе учились. Дружить с ней невозможно и неинтересно, сама не знает, для чего живет. Так, плывет по течению без всякого напряга… Сейчас, мой кисюнчик, пойдем кушать.
Женщина с трудом удерживала начавшую капризничать девочку.
– Извините, мы уже уходим, – заторопилась я. – Тут ваша соседка сказала, что Цыпа сама себя ограбила?
– Да слышала я эту ерунду! Светка сама себя даже чаем не напоит. А если бы ночью пришли грабители, она поленилась бы проснуться, чтобы в милицию сообщить. Надо же такую чушь сморозить! Зачем ей собственные вещи у себя воровать? Идем, солнышко, идем…
– Мне только что крупно не повезло, – вздохнула Наташка в лифте, нажимая кнопку первого этажа. – Была такая хорошая возможность избавиться от банки маринованных огурцов. Не сложилось! Каждый год себя ругаю, зачем столько закручивать? Как думаешь, может, их и к чаю подавать? Кто-нибудь случайно слопает.
– Нафаршируй свои маринованные огурцы своими же маринованными кабачками, будет двойной эффект. Все равно они у тебя с прошлого года стоят. Мы с тобой только что получили ценные сведения – задаром. Так возрадуемся! Теперь не придется раскладывать на полу карту и лазить по всей России-матушке в поисках этой самой Калачевки. Остается детально продумать разговор со Светланой Ивляковой и напроситься на встречу.
– Так повод у нас в руках.
Наташка порылась в сумочке и вытащила ключи от квартиры Ивляковых.
– Доставим в лучшем виде. Только надо сделать дубликат. Вдруг Стас все же надумает спуститься с чердака? Деваться ему будет некуда – сам себя загнал в угол, позвонит нам, а мы тут как тут. Вместе с милицией. Бедный всезнайка!
– Мне кажется, Стас не совсем бедный. В сумке Лидочки не было кошелька, наверное, он его взял. Вот только почему не прихватил заодно и документы? Впрочем, это оправданно. Прикинул, что может находиться в розыске, зачем ему неоспоримое доказательство принадлежности к своей собственной личности?
– Ты права. С его багажом чужих знаний, Стас обязательно найдет выход. Понимаешь, какое дело… – Наташка остановилась и уставилась на валявшуюся под ногами смятую упаковку от сигарет: – Вот козлы! Трудно дотянуться до урны. – И наподдала упаковку ногой, отфутболив ее ближе к урне. – Одно утешает – Минздрав их по-хорошему предупредил, а они не послушались. Так вот. Как только я вышла на улицу, у меня вновь зародились сомнения в виновности Лидочки. Наверное, ветром надуло. Давай для начала скатаем в Зарайск. Для отвода глаз возьмем Ленусика. Убеди ее, что эту поездку надо заработать – пусть сама… как бы это попедагогичнее выразиться… Словом, пусть она убедит папу в необходимости этой поездки. Естественно, не называя цели поездки. Я даже подскажу повод – в Зарайске, его вполне можно обозвать каким-нибудь Можайском, живет бабушка ее сокурсницы, она собирает всю группу на… свадьбу. Не таращи на меня глаза с таким выражением, будто намекаешь на мою придурковатость. Знаю, что собираешься сказать. Свадьба не у бабушки, а у внучки. Просто у бабули удобнее разгуляться. Назло соседям. Не понимаю, почему ты продолжаешь таращиться? У тебя что, базедова болезнь?
– А мы-то какое отношение имеем к Аленкиным сокурсникам?
– Прямое. Я же всегда готова прийти на выручку. Повезем на машине подарок от сокурсников – что-нибудь громоздкое… Ну хотя бы стиральную машину.
– Так ее проще подарить здесь, в Москве. Или ты предполагаешь постирать в Можайске старушку?
– Ну тогда мотоблок. Устраивает?
– Студентам медицинского университета?
– Тебя послушать, так и вправду «век живи – век учись». Не всё же им пахать на ниве просвещения, пусть пашут на бабулиной ниве. Вдоль и поперек – как захочется. До таких лет дожила, а врать не научилась. Плохой пример детям подаешь. Ир, подожди, не шевелись, у тебя на лбу что-то прилипло. О, блин, сеятель толстопузый! Солеными семенами разбрасывается…
Наташка осторожно смахнула с моего лба зернышко соленого огурца и на мгновение застыла.
– Кажется, я знаю, куда пристроить часть своих маринованных запасов. А к бабуле в Зарайский Можайск! У нее без мотоблока год был неурожайный.