Дело трех

Я почувствовал, что мир закачался, и услышал далекий приглушенный звук. Толчки усилились, и приятная темнота сна стала светлеть. Наконец до сознания дошли слова:

— Проснитесь, Ватсон.

Я открыл глаза и в утреннем, по-зимнему тусклом свете увидел над своей кроватью угловатое лицо величайшего детектива-консультанта, который не отрывал от меня глаз. Он убрал свою руку с моего плеча.

— Какого черта, Холмс? Едва светает.

— К нам, Ватсон, идет клиентка, — сказал Холмс.

— Так рано? — недовольно спросил я.

— Время не терпит, и я думаю, что вы сочтете этот случай очень интересным. Да и ваши познания в медицине будут весьма кстати. Однако, если вы предпочитаете проспать весь день, так и делайте.

По тону Холмса можно было понять, что продолжение сна стало бы для меня неудачным выбором. Я спустил ноги с кровати.

— Дайте мне пару минут, чтобы встряхнуться, и я присоединюсь к вам.

— Прекрасно, друг мой! — произнес он, повернулся, вышел из спальни и закрыл за собой дверь.

Я быстро оделся и уже в гостиной с недоумением произнес:

— Холмс, не понимаю, как вы могли подняться в такую рань?! Вас еще не было, когда я вчера вернулся за полночь.

— Лондонские преступники предпочитают действовать в темноте, Ватсон. К счастью, мне не требуется регулярный сон, который вам так дорог. Но я заметил, что вы не ложились спать достаточно долго, чтобы вчера проиграть в карты изрядную сумму.

— Откуда вы это знаете?

— Один из ваших карманов остался вывернутым, надо полагать, при тщетных поисках оставшихся монет, а ноготь на большом пальце правой руки обкусан до безобразия. Я замечал, что карты вы обычно держите в левой руке, а, волнуясь, грызете ногти на правой. Полагаю, что при тщательном измерении разницы в длине ваших ногтей на правой и левой руке и определении силы сжатия зубов я бы даже рискнул назвать проигранную вами сумму.

— Ну уж этого не надо, — произнес я, слегка обескураженный логическим заключением Холмса о моем проигрыше. — Достаточно сказать, что я покинул клуб на три часа раньше обычного. Удача оставила меня слишком быстро. Скажите, однако, что за причина потревожила нас с вами в такой ранний час?

Холмс чуть улыбнулся и ответил:

— Прошлой ночью я наблюдал за одним домом, когда мимо пронесся наш друг сержант Хелпс и пара встревоженных бобби. Меня они, разумеется, не узнали, так как я был хорошо замаскирован. Кстати, как-нибудь я должен рассказать вам о реорганизации лондонских полицейских сил более пятидесяти лет назад сэром Робертом Пилом. Ведь именно в его честь, если будет позволено так сказать, полицейских называют бобби. У меня, правда, есть свои соображения по организации полиции…

— Уверен, что они совершенно потрясающие, — вставил я. — Но в чем же суть нашего дела?

— Ах, да! — спохватился он. — Я последовал за Хелпсом и двумя бобби до ближайшей часовой мастерской на углу Вигмор-стрит и Уэлбек-стрит.

— Это же в четырех кварталах от Бейкер-стрит! — воскликнул я.

— Вы потрясающе знаете лондонские улицы, Ватсон, — одобрил меня Холмс с некоторым сарказмом. — В мастерской лежал бесчувственный хозяин, которого кто-то ударил по голове. Можно уверенно сказать, что произошло это в три часа ночи, поскольку при падении часовщик уронил и разбил настольные часы, которые остановились. Его жена сообщила, что это были самые точные часы и он держал их на прилавке, чтобы устанавливать стрелки на других часах. Надеюсь, что вы сегодня прогуляетесь до госпиталя св. Бартоломью, где сейчас лежит пострадавший, и определите, в состоянии ли он говорить. Всю ночь часовщик то впадал в беспамятство, то приходил в себя. Больной страдает от головной боли и очень слаб. Неизвестно, помнит ли бедняга, что с ним произошло. Одна надежда, что лечение вернет ему память.

— Я непременно побываю там, осмотрю его и постараюсь сделать все необходимое, — заверил я.

— Хорошо, Ватсон, знаю, что на вас можно положиться, — одобрил Холмс. — Его зовут мистер Уильям Викершам, а его жена Мэри Викершам сейчас на пути к нам. Она — та самая клиентка, которая вскоре предстанет перед нами.

Буквально через несколько минут Шерлок Холмс через окно увидел женщину, идущую по Бейкер-стрит. Он поспешил сойти вниз и проводил ее в нашу гостиную.

Миссис Викершам медленно вошла в комнату. Пряди серых волос, казалось, едва касались ее головки, образуя что-то непрочное, напоминающее гнездо птички. Вошедшая держала в правой руке большую матерчатую сумку, прижимая ее к груди. Покрасневшими от слез глазами она осматривала нашу комнату.

— Миссис Викершам, это мой друг и коллега доктор Ватсон, — представил меня Холмс. — При нем вы можете говорить свободно, он согласился чуть позже осмотреть вашего мужа.

— Благодарю вас, сэр, — произнесла она. — Если что-то можно для него сделать, всю жизнь буду вам благодарна.

— Не думайте о благодарности, — как можно вежливее возразил я.

— От вас, джентльмены, я пойду прямо к нему, — сказала она.

— Я поговорю с вами после обследования его состояния, — добавил я.

— Прекрасно, — перебил нас Холмс, — но, прежде чем миссис Викершам отправится к супругу, мы должны обратиться к делам иного рода.

Повернувшись к деликатной и расстроенной леди, Холмс спросил:

— Вы принесли пакет, который я запечатал вчера, и остальные вещи?

— Да, — промолвила она, — вот.

Открыв свою сумку, она достала запечатанный пакет из коричневой плотной бумаги, три бумажных листа и передала все Холмсу.

Холмс составил официальный протокол и сказал:

— Будьте любезны, подпишите, что вы передали, а я получил эти вещи. — Он протянул перо, которое она взяла правой рукой, быстро нацарапала свое имя, едва взглянув на текст.

Холмс распечатал пакет, заглянул в него и закрыл снова. Затем он осмотрел бумажные листки, переданные ею.

— Итак, миссис Викершам, будьте любезны, расскажите доктору Ватсону и мне, что вам известно об ужасном нападении на вашего мужа.

— Пожалуйста, сэр, — произнесла она, нервно оглядывая квартиру. — Мой муж конструирует и собирает деревянные часы. Это длится уже много лет. Он весьма опытный мастер и механик. Каждая вещь делается вручную и требует много времени. Обычно он одновременно работает над несколькими образцами, а окончив, начинает новую серию. Такие миниатюрные часы под старину высоко ценятся знатоками.

— А совсем недавно… — вставил Холмс, надеясь поторопить ее.

— Совсем недавно, точнее — два дня назад, он закончил три вещи и получил за них плату. Ближе к ночи он начал бушевать, как сумасшедший, повторяя, что его надули. "Меня впервые в жизни ограбили, — сетовал он, — но я не оставлю им добычу". На следующий день, то есть вчера, его не было в мастерской весь день — от полудня до ужина, а когда он появился дома, то предупредил, что поработает ночью, и сразу же улегся спать. У него была привычка ложиться ранним вечером и работать после полуночи, так что одиночество ему не внове.

— А потом? — спросил Холмс.

— Потом, поздно вечером, когда я уже разбирала свою постель, муж собрался в мастерскую. Мы перекинулись несколькими словами, и я уснула. Той ночью я спала плохо, услышала глухой удар, а несколькими секундами спустя — стук захлопнувшейся двери мастерской. Я спустилась в мастерскую. Он лежал грудью на рабочем столе, а из раны на голове сочилась кровь. Было чуть больше трех часов. Я побежала на перекресток за бобби, потом прибыл сержант Хелпс и другие полицейские. Вслед за ними появились и вы, все остальное вам известно.

— Вы подтвердите доктору Ватсону, что вашего мужа ударили только один раз, в левый висок толстой деревянной палкой, которую полицейские подобрали тут же, в мастерской?

— Это правда, — произнесла она.

— Я заметил, что, когда полицейские осматривали мастерскую, деревянный пол под ними слегка поскрипывал.

— Это правда: когда там ходит муж или кто-либо солидный, слышится негромкий скрип. Я легче его, и, когда сама наступаю на доски пола, скрип редко беспокоит. Однако не понимаю: почему я должна думать о полах, когда у меня и без них забот хватает?

— О нет, разумеется, не должны, — сказал я, пытаясь успокоить несчастную леди. — Не стоит ли ей отправиться в госпиталь св. Бартоломью и проведать мистера Викершама? — обратился я к Холмсу.

— Да-да, конечно, хотя есть еще один вопрос. Было ли в обычаях вашего мужа брать плату за работу не купюрами, а чем-либо иным? — спросил Холмс.

— Муж довольно силен в коммерции. За свою работу он может принимать все, что, по его мнению, пригодится, — небольшую партию угля, дюжину окороков, бутылки с вином. Ему нравится заключать разнообразные вещевые сделки.

— Благодарю вас, миссис Викершам, за столь ранний визит. Доктор Ватсон передаст вам свои рекомендации после полудня, — сказал Холмс, провожая ее из гостиной к выходу на Бейкер-стрит.

Через мгновение он вбежал вверх по лестнице и ворвался в комнату.

— Нам надо немедленно начинать, Ватсон! — выпалил он.

— Что начинать? — не понял я.

— Как что? Конечно, анализы. Физические и химические исследования, которые помогут найти разгадку, — пояснил он.

— Но нельзя ли нам хотя бы позавтракать, прежде чем приступить к анализам?

— Боюсь, на это нет времени, — произнес Холмс, наклонившись ко мне. Понизив голос, он добавил: — Преступник не довел свое дело до конца. Мы должны предупредить его следующее нападение. Он хотел не ранить, а убить мистера Викершама. Надо действовать быстро и точно. Мне понадобится ваша помощь, Ватсон.

— Готов сделать все, что смогу, — откликнулся я.

— Прекрасно. Пока я готовлю лабораторные приборы, прочтите вслух, если нетрудно, что написано на этих листках. Здесь контракты мистера Викершама с несколькими недавними заказчиками.

Я повертел в руках переданные Холмсом бумажки и стал читать их одну за другой, а Холмс поспешил в угол комнаты.

— В первой — соглашение с миссис Нелли Сиглер, которая работает в гальванической мастерской Королевских вооруженных сил. Часы в обмен на слитки меди по действующей цене. Во второй — с доктором Гарольдом Мак-Гиннессом, профессором геологии университета. Часы — за золото. В третьей — с мистером Гилмором Гилрисом, бухгалтером фирмы Норриса. Часы — за серебро.

— Заказчики где-нибудь расписались? — поинтересовался Холмс.

— Да, на каждом соглашении — подписи и мистера Викершама, и его клиентов, — подтвердил я.

— Прекрасно, — обрадовался Холмс, — как только закончим исследования, я детально исследую бумаги. Подставьте-ка ладони и держите крепче.

Я приготовился и стал внимательно следить за Холмсом, не зная, что делать дальше. Не говоря более ни слова, он высыпал содержимое довольно тяжелого коричневого пакета мне в руки. В утреннем свете заблестели небольшие куски металлов. Можно было легко узнать кусочки золота, серебра и меди.

На стол перед собой Холмс поставил три бутылки с надписями Acidum hydrochloricum, Acidum sulphuricum и Acidum nitricum, потом принес штативы с девятью небольшими пробирками, поставил пробирки по три перед каждой из бутылок.

— Вы, не сомневаюсь, поняли, что перед нами соляная, серная и азотная кислоты. Весьма интересные и полезные вещества, — поучал меня Холмс.

Он налил соляной кислоты в три пробирки, потом то же самое сделал с двумя другими кислотами. В каждой из пробирок оказалось немного жидкости.

— Смотрите, Ватсон, — заинтриговал меня Холмс.

Выбрав три небольших кусочка серебра из моих ладоней, один из них он пинцетом вложил в пробирку с соляной кислотой. И тотчас же представилось небывалое зрелище: в жидкости забурлили многочисленные пузырьки, она побелела, над ней заклубился белый дымок. Так продолжалось секунд двадцать, потом все внезапно кончилось. Дымок исчез, жидкость стала вновь прозрачной, только, как я заметил, чуть позеленела. Что больше всего меня удивило — металл исчез. Он пропал, как пропадают предметы в руках умелых фокусников.


Я уставился на Холмса, который только улыбался и, прежде чем я задал ему вопрос, опустил второй кусочек серебра в пробирку с серной кислотой. Поначалу казалось, что ничего не происходит, но, нагнувшись и присмотревшись, я заметил очень мелкие, едва видимые пузырьки на поверхности металла. Можно полагать, что шла какая-то довольно ленивая реакция, если вообще что-либо в пробирке происходило.

Холмс взялся за пробирку с азотной кислотой и подошел к камину, в котором дымок от небольшой кучки горящих поленьев тянулся в трубу.

— В настоящей лаборатории, конечно, должен быть вытяжной шкаф, — озабоченно сказал он. — И хотя меня не волнует собственная безопасность, ради вас будем осторожными.

Он поставил пробирку на перевернутое вверх дном ведро для угольных щипцов прямо перед топливником камина и бросил в нее третий кусочек серебра.

Я сразу же был поражен замечательным зрелищем. Снова были пузырьки, но на сей раз над жидкостью поднялись коричневые пары, заполнившие всю пробирку. Непрерывно выделяясь, они потянулись из пробирки в камин. Жидкость постепенно окрашивалась и в конце напоминала по цвету слабое виски.

— Эти бурые пары ядовиты. Я перенес пробирку сюда, чтобы не дать им распространиться по комнате. Пусть вылетают в трубу, — заметил Холмс.

Примерно через полминуты бурная реакция прекратилась, пары перестали выделяться. Жидкость, однако, сохранила свой светло-коричневый цвет, а металл снова, как и в соляной кислоте, исчез!

— Холмс, вы же уничтожили еще одну часть заработка мистера Викершама! — выкрикнул я. — И что все это значит?

— Это значит, Ватсон, что вещи часто вовсе не то, чем они нам кажутся.

Холмс взял у меня три маленьких кусочка блестящей красноватой меди. Один опустил в соляную, другой — в серную кислоту. Я уставился на прозрачные жидкости в пробирках. Никаких изменений, никакой реакции! Мы снова подошли к камину, и Холмс погрузил третий кусочек в пробирку с азотной кислотой. Как и серебро, медь реагировала бурно, снова выделялись очаровательные коричневые пары. Только на сей раз жидкость стала зеленой и постепенно темнела, пока реакция не закончилась. Серебро придавало кислоте цвет ирландского виски, а медь — цвет привольных полей Ирландии.

Настала очередь золота. Три небольших кусочка оказались в пробирках. Я смотрел во все глаза и не видел никаких изменений.

— Но ведь на сей раз ничего не происходит.

Холмс выждал с минуту и потом внимательно осмотрел каждую пробирку.

— Вы уверены, Ватсон? — спросил он.

Я нагнулся и стал приглядываться. Никаких изменений в соляной и серной кислоте не было видно. А вот азотная кислота у поверхности испытуемых кусочков, казалось, слегка позеленела. Холмс поставил на перевернутое ведерко спиртовку, вынул щипцами пробирку из штатива и стал нагревать. Жидкость стала темнеть, появились уже знакомые мне коричневые пары. Пузырьки резво забегали по поверхности частиц, но вскоре исчезли.

Холмс схватил еще один кусочек золота, положил на стол и геологическим молотком ударил по металлу. Слиточек разлетелся на мелкие крошки. Я отпрянул от стола в удивлении, но он молчал. Несколько минут у него ушло на быстрые расчеты в блокноте. Он торопливо полистал какие-то справочники, снова нацарапал в блокноте несколько цифр и повернулся ко мне.

— Можете передать мне прочитанные вами листки? — последовал вопрос.

Я вытащил контракты мистера Викершама и протянул бумаги Холмсу. Он разложил листки на столе для химических занятий, расправил каждый из них, достал увеличительное стекло и начал тщательно изучать записи. Я наблюдал поверх его склоненных плеч.

— Почерк может много рассказать о человеке, Ватсон. Он показывает характер личности — нервозный тип или спокойный, общительный или замкнутый и многое другое. Вот и здесь нельзя не заметить очевидное. Обратите внимание на угол наклона каждой подписи. Совершенно ясно, что миссис Нелли Сиглер и доктор Гарольд Мак-Гиннесс пишут левой рукой, а мистер Гилмор Гилрис, несомненно, правша. Кстати, доктор Мак-Гиннесс, кажется, мне немного знаком и имеет прозвище Скала.

— Вообще-то, Холмс, не стоит ли нам отправиться в госпиталь и попробовать узнать у мистера Викершама что-нибудь еще? — спросил я.

— Каждый металл имеет свои физические и химические свойства, так что лучше нам заняться ими и получить ответы на некоторые вопросы, — отверг мое предложение Холмс.

Я с нетерпением следил за тем, как Холмс поставил в ряд три градуированных стеклянных цилиндра и чуть больше чем наполовину заполнил их водой. Объемы воды он занес в блокнот. Потом мы вместе взвесили несколько кусочков серебра, Холмс занес их общую массу в блокнот, побросал в первый цилиндр и записал увеличившийся объем воды. Это же было проделано и с двумя другими металлами.

— Мне кажется, Холмс, вы используете странный метод расследования преступления. Так мы лишь удаляемся от розыска подозреваемых.

— Вы так думаете? — спросил Холмс.

— Разумеется, — твердо ответил я.

— Ну что же. Однако дальше проводить расследование незачем, — заявил он в своей обычной манере: быстро и уверенным тоном.

— Как же это, почему не нужно? — залопотал я. — Не припомню случая, чтобы вы отказались довести дело до конца.

— Я не прекращаю это дело, Ватсон. Но я не собираюсь вести расследование дальше, так как оно закончено. Я знаю злоумышленника. Однако, полагаю, что ситуация гораздо более серьезна, чем думал вначале. Нам надо немедленно добраться до госпиталя. Посмотрите на мои записи. — Он протянул мне открытый блокнот.


Холмс неожиданно вырвал блокнот из моих рук, схватил шляпу и плащ со спинки кресла у камина и направился к выходу. Я последовал за ним, когда он уже сбегал вниз по лестнице. Догнать его мне удалось, когда он останавливал двуколку.

— Но кто же преступник, Холмс? — изумился я, приблизившись к нему. — Как вы его определили?

— Скажу по дороге, — ответил он. — Нам нельзя терять время.

При этих словах он забрался в кеб, я прыгнул за ним. Возница, выслушав Холмса, встряхнул поводья и щелкнул кнутом. Меня прижало к спинке сиденья, когда кеб сорвался с места. Колеса загромыхали вниз по Бейкер-стрит, кеб понесся по улицам Лондона к госпиталю св. Бартоломью…

* * *

Для разгадки необходимо воспользоваться справочниками и ответить на такие вопросы:

1. Что узнал Холмс из химических опытов?

2. Что сказали Холмсу о металлах проведенные исследования?

3. Кто пытался убить мистера Викершама и как Холмс пришел к выводу о преступнике?

4. Почему Холмс заключил, что ситуация гораздо более серьезна, чем ему представлялось вначале?

Загрузка...