- Вы хотели привести подробности, - напомнил майор Вараскин.
- Да, конечно. Подполковник меня поправит, если я ошибусь, не так ли, Владимир Владимирович?
- Конечно, Сергей Владимирович, - с готовностью подтвердил полнеющий пятидесятилетний подполковник.
- Хорошо, - начал я. - У нас в городе основным коммерческим гигантом был до недавнего времени бывший мэр города Куницын Николай Олегович. Три дня назад он умер, и его имущество перешло к сыну. Имущество, но не связи, что, конечно, более ценное. Вы же знаете, как в бизнесе все сцеплено, и можно иметь на каком-нибудь предприятии контрольный пакет акций, а управлять им будет все-таки другой. И основную прибыль будет получать этот другой. Вы со мной согласны?
- Допустим, - кивнул майор Вараскин. - Пока все доходчиво.
- Ну вот, все связи перешли к полковнику Коневу, который и раньше был правой рукой мэра. Недели две назад кто-то стал убирать наших предпринимателей, а три дня назад даже родственников полковника Конева. Я даже грешным делом уже начал подумывать, а не он ли всему голова. Каюсь, Владимир Владимирович, была такая мысль. Очень уж все сходилось. Стоило убрать Аркадия Куницына - это сын мэра, - пояснил для майора Вараскина, - и все становится достоянием семьи Коневых. Но некоторые факты убедили меня в беспочвенности этого пути.
- То есть? - встрепенулся майор Вараскин - Это почему же?
- Главным доказательством того, что я оказался прав, не позволив себе подозревать полковника Конева, это скоропостижная гибель его и всей семьи.
- Хорошо, допустим. Но тогда кому все это выгодно? По вашим словам я делаю вывод, что выгодно все происшедшее этому вашему сыну мэра. Или я не прав?
- Да нет, формально правы. А по сути, совершенно тупиковая версия. Этот Аркадий вообще здесь никто. Ему и положенное никто не отдаст. А на завещание, по которому ему переходит имущество отца, все плевать хотели с высокой колокольни. За ним ведь никто не стоит. Он если и нужен, то как юридическая зацепка, которая позволит кому-то все перевести на себя единым махом, не трудясь особенно. И парень, чувствуется, не имеет призвания к делу, не в отца, парень. Да и понимает, что ему ничего кроме пули не светит.
- Ну и картину вы тут нарисовали! Хорошо, допустим вы правы. Тогда напрашивается ещё один вопрос. И его так или иначе надо задать. Кстати, повернулся он к молчавшему все время подполковнику Свидригайлову, - вы бы не могли кого-нибудь отрядить отнести отсюда моего бойца. Пусть где-нибудь отлежиться.
- Разумеется, - подполковник Свидригайлов с готовностью потянулся к телефону. Он коротко отдал распоряжение. Вошли два толстых от бронежилетов сержанта и вынесли на плечах все ещё не пришедшего в сознание любителя подраться. А из носа у него тихонько шла кровь.
- Если не очнется, надо будет врача вызвать, - озабоченно проговорил майор Вараскин. - Я слушаю, - уже мне.
- Это я слушаю. Вы хотели задать вопрос.
- Да. Вопрос такой: в какой мере все заинтересованы в этих смертях? Мне так кажется, что уж кто-кто, но вы идеально подходите к роли чистильщика. Или я не прав? Владимир Владимирович! Будьте судьей.
Владимира Владимировича роль судьи смущала.
- Да, разумеется, на первых взгляд так может показаться...
- И на первый, и на второй, и на третий! - решительно отрубил майор Вараскин. - Что мне прикажете делать? Арестовывать вас?
- Можно бы, но мешают две вещи, - сказал я.
- Это какие же? - оживился майор Вараскин.
- Первое, презумпция невиновности, но которую, по большому счету всегда можно обойти, согласен, и второе - самое главное - то, что я лучше вас знаю: я невиновен.
- Н-да, - помолчав, сказал майор Вараскин. - Доводы ещё те.
- Давайте ещё по рюмашке, - предложил подполковник Свидригайлов. - А на счет вас, Сергей Владимирович, я, конечно, не думаю. Вряд ли бы вы стали... - он разлил всем по рюмкам, все чокнулись на этот раз, выпили. Подполковник Свидригайлов вновь предложил сигареты мне, закурил сам и, глядя в даль сквозь стену, неожиданно проговори:
- А по большому счету, не в обиду Сергей Владимирович вам, тут в своей душе ничего не разберешь, а чужая уж совсем потемки.
- Ладно, не будем хреновину разводить. Меня что, действительно, подозревают? Я, действительно, задержан?
- Сергей Владимирович, Сергей Владимирович, - раздвинул резкие морщины в улыбке майор Вараскин. - Никто вас задерживать не собирался. А на счет подозрений... Ну так все подозрения спишутся, когда мы найдем убийц. Вы согласны? Тогда напоследок посошок и по делам.
Теперь уже майор Вараскин разлил коньяк по рюмкам. На пиво так никто внимания не обратил. Выпили. Закусили кусочками шоколада, и я поднялся.
- Не смею задерживать.
Тут же остановился, вновь повернувшись.
- Да, пушку мою, если позволите.
Майор Вараскин протянул пистолет, и я вышел. Дорогу я знал, так что вышел без провожатых. Надо было решать, что делать дальше. Посмотрел на часы: четырнадцать часов семнадцать минут. Отсюда до "форда", оставленного у дома Наприенко, было минут двадцать езды. Вынул телефон из чехла на ремне, позвонил в офис. Распорядился прислать за ним к зданию УВД. Дежурный обещал, что машина будет через десять минут. Потом позвонил домой, Катя сняла трубку после третьего звонка.
- Сережа! Это ты? А я в ванне была, стирала.
- Что ты там стирала? Впрочем ладно, стирай, если тебе нравится. Могла бы кого-нибудь нанять, носили бы твои вещи в стирку. А ещё лучше, выбрасывай и сразу новые покупай. Денег, что-ли, мало?
- Ну Сереженька!..
- Ладно, это я так ворчу. Знаешь, котенок, я может быть задержусь, дел полно. Ты слышала, полковника Конева с семьей подорвали.
- Не может быть!
- Может, котенок. Так что ты меня особенно не жди. Мне ещё надо заехать в пару мест. Хочу Аркадия пристроить в Княжеский замок. Там ему будет безопаснее, я думаю.
- Ты поедешь к этой противной Ленке?
- Да ладно тебе, крошка. Совсем недавно она не была такой противной. Помнишь, одноклассница и все такое?
- Может раньше она и ничего была, но сейчас она совсем другая.
- Ну хорошо, хорошо. Когда приеду, закатим куда-нибудь в ресторан. По твоему выбору. Вот тебе и задание до моего приезда, думай, куда мы поедем.
Ждать долго не пришлось. Скоро на "уазике" прикатил Сашка-Селедка. Прозвище получил за неуемное пристрастие к упомянутой рыбе. Я с ним познакомился в Чечне. Он уже тогда был притчей во языцах, даже во время боя немыслимым образом успевая находить в покинутых "чехами" домах селедку в банках или просто так, уже готовую к употреблению. И удивительно, ни разу не отравился. Впрочем, любовь - любовью, но он ясно представлял возможную опасность: иногда отказывался от совершенно внешне аппетитной рыбки.
Сашка подъехал и лихо затормозил передо мной. Хозяйская жилка немедленно подсказала сделать замечание на счет стираемой резины, но здравый расчет вынудил этого не делать: все-таки ребятки приносили доход как раз из-за своей неуемной лихости.
- Куда шеф? - спросил Сашка, долговязый черноволосый, двадцатисемилетний, в прошлом десантник, ныне - работник охранных структур, так же, как и многие прошедшие службу в казенных структурах, вынесший ненависть к начальству, всегда озабоченному собственной выгодой и ожиданием иерархического нагоняя. За счет своих воинов.
Я назвал адрес и, корректируя повороты, через восемнадцать минут достиг места. Никем не тронутый "форд" стоял там, где я его оставил.
- Я свободен, шеф? - спросил Сашка.
- Да. Дальше я на своей тачке.
- А что вообще творится? Ребята говорят, война вроде начинается.
- Вряд ли. Я сам думаю управиться, - сказал я. И тут же задумался. Вопрос Сашки подсказал мысль... - Да, передай ребятам, пусть на всякий случай мобилизуются. Скажешь Семену, он пусть свяжется с Лёхой, а там передадут всем остальным. Я думаю, вряд ли, но на всякий случай пусть будут в полной готовности.
Я ещё постоял, собираясь с мыслями, потом махнул рукой, езжай, мол, сам сел в свой любимый "форд", закурил и тронулся с места, быстро набирая скорость.
Скоро я уже был в пригороде. К вечеру на дороге появилось больше машин, приходилось напряженнее следить за дорогой, лавируя между встречными и попутными автомобилями, и довольно поздно я вдруг обратил внимание, что мчусь с довольно приличной скоростью. Я взглянул на секундомер, тот показывал девяносто километров. Тут же, желая избегнуть столкновения, я, маневрируя, нажал на педаль газа, перестроился и, одновременно обгоняя плетущуюся "Волгу", догнал всеми этими маневрами скорость до ста пяти километров. Некоторое время, совсем недолго - секунду-две - ехал с этой скоростью, как вдруг отметил, что нога давно уже давит на педаль тормоза. Осознав это, я оглянулся назад, вновь резко надавил педаль... И так же безрезультатно. Машина продолжала мчаться. Ручной тормоз тоже не работал. Хуже всего было то, что на этой, уже почти загородной дороге, многие двигались с повышенными скоростями и, иногда, чтобы не столкнуться при вынужденном обгоне, да со встречными машинами, приходилось нажимать педаль газа. И душила ярость на тех, кто в мое отсутствие успел попортить тормоза. Ребята отнеслись к делу творчески. Или им надоел один и тот же метод? Если судить по разнообразию способов убийств, второе предположение имеет более реальную основу. Секундомер показывал сто двадцать, когда я вылетел за пределы города. И хуже всего было то, что впереди, насколько я знал, не было никакого препятствия, с помощью которого можно было бы безопасно погасить скорость. Хотя бы стог сена! Не завалящего, частно-собственнического, а большого, колхозного, в который от души можно было бы врезаться.
Я попробовал выключить мотор. Увы! Все было продумано, все было сделано профессионально. Приходилось следить за дорогой и лететь, лететь... Вдруг я понял, что делать. Дальше дорога разветвлялась. Правая, более узкая, шла к Волге, основная дальше, откуда надо было сворачивать к лесу Князя. Я свернул направо и понесся к Волге. Вспомнил, что один из витков дороги проходит недалеко от прибрежного обрыва и, как-то, я видел прыгающих здесь подростков, с десяти метровой высоты красовавшимися смелым полетом перед девчонками. Именно в этом месте , с сожалением прощаясь со своим прекрасным, везже проходимым "фордом", с дикой скоростью взлетел в воздух. В полете я открыл дверцу и, оттолкнувшись от порога машины, ушел в сторону. В воду врезался чуть позже утерянного скакуна. И, как был уверен, здесь оказалось глубоко. Я тормозил раскинутыми руками, поэтому дна, как и надеялся, не достиг. Вынырнул, подставил лицо слепящему солнцу, и, собираясь с силами и изгоняя излишек злости, полежал секунду на воде, потом быстро поплыл к берегу.
Пришлось проплыть немного ниже по течению, где берег, снижаясь, переходил в пляж. Здесь нашел стайку подростков, которые, сидя на своих полотенечках, очумело смотрели на меня.
- Видели? - подмигнул я им. - Видели, как я прыгал?
Все закивали, видели, мол.
- Это я тренируюсь, - объяснил я и начал раздеваться. - Хочу в каскадеры записаться, там каждый день вот так придется прыгать. Боюсь, придется прервать тренировки, машины кончаются, да и скоро здесь плотина будет из иномарок.
Ребята продолжали дико смотреть на меня. Раздевшись до трусов, я выжал рубашку и джинсы и развесил на кустах. Долго сушиться не стал. Подождал пятнадцать минут (часы у меня, действительно, были водонепроницаемые) и одел на себя теплую, но сразу ставшую охлаждать кожу одежду.
Пока сушился, пока одевался я думал, что делать дальше. Телефон не работал. Ну это естесственно, какая иностранная электроника выдержит русское купание! Ничего, как-нибудь. И подумал, что хватит мушкетерствовать, и вообще, больше без денег из дома ни ногой. Привык, понимаешь, что все идет само собой. А как сейчас? Без машины и без денег?
ГЛАВА 19
ОБСУЖДЕНИЕ ОБОРОНЫ
Через двадцать минут уже подъезжал на попутной машине к усадьбе Князя. Владелец желтого "Москвича", которого я соблазнил тридцатью рублями, довез меня до самого парадного входа. Пришлось подождать в машине, любуясь на клыкастые пасти овчарок, пока не подошел Семеныч, старший псарь, отогнавший зверей. Я слышал, раньше он был майором, работал, кажется, в ФСБ. Надо бы, как-нибудь, запросить у дяди Семы, у генерала нашего Романова, личного покровителя, информацию на разных там местных отставников из органов. Кстати, давно не созванивались, подумал я. Генерал последнее время зачастил сюда, в Лермонтов. Это когда я познакомил его с Князем несколько месяцев назад. Князю надо было тогда уладить дела с кредитами, а генерал предложил использовать свои связи в Белом Доме и Минфине. После того случая дядя Сема почитай каждый месяц приезжал к Князю, какие-то общие дела завелись. Но и для меня было полезно, Князь ко мне стал лучше отноститься.
Я, выходя из машины, попытался вспомнить фамилию Семеныча. Кажется, Щербаков. Впрочем, ладно.
- Семеныч! - сказал я и поздоровался. - Ты слышал, что в городе творится?
- Да уж, беспредел. Кто же это там?
- Есть заинтересованные человечки. Полковника Конева тоже взорвали, слышал?
- Елена Михайловна сказала. Да ты же и звонил. А что это с тобой? спросил он, указывая на сырую ещё одежду.
- Так, пришлось выкупаться, - неопределенно ответил я.
К нам подошли ещё два человека, но остановились в нескольких шагах.
- Это кто такие? - спросил я, вдруг сообразив, что вижу их в первый раз. Собаки, хоть и не проявляли к нам враждебности, но держались отчужденно. Мне особенно один мужик не понравился. Немного за тридцать и с таким брезгливо-насмешливым лицом, будто с детства понял, насколько он лучше других, и насколько другие гаже. Сбоку носа прилепилась большая, жирная, волосатая родинка - поцелуй дьявола.
- Новички, - не оборачиваясь в их сторону, спокойно сказал Семеныч.
По моей просьбе Щербаков расплатился с частником, дав ему пятьдесят рублей, и тот уехал.
Я пошел к парадному входу. Щербаков за моей спиной звонил Елене Михайловне, предупреждая о госте.
Я вошел прямо в зал. На улице уже потемнело, низкие тучки раздавили небо. В зале, правда ещё слабо, горели большие хрустальные люстры. Видимо, электричество включили фотоэлементы. Почти одновременно со мной со стороны лестницы в зал вошла домоуправительница, Мария Степановна, совсем недавно появившаяся в доме, но управлявшаяся по слухам прекрасно. Ко мне Мария Степановна хорошо относилась. Она с улыбкой протянула мне руку.
- Здравствуйте, здравствуйте, Сережа! Меня Леночка послала вас встретить. Она сейчас подкрасится, и вы через минуту сможете подняться прямо к ней. Она вас ждет.
- Ну и отлично. Вы слышали?
Мария Степановна сделала скробное лицо.
- Ах! Какой ужас! Такой приятный мужчина! А Татьяна Сергеевна! Такая дама!.. Да и дочек жаль, ещё жить не начали. Ну ладно, дорогой, можете подниматься, Леночка ждет. - Но что у вас за вид, Сережа? - сказала Мария Степановна вдруг оглядев мою одежду. - Вам надо во что-нибудь переодеться. Я попробую подыскать что-нибудь размером побольше и принесу наверх, сказала она, провожая меня к двери.
Я, оставив Марию Степановну в холе, пошел наверх один. За последнии дни я здесь не раз бывал и дорогу в личные покои королевы изучил отлично. Елена Михайовна - я до сих пор по привычке называл её так про себя заметно меня выделяла, постоянно зазывая в гости. Но удивительно, чем обворожительнее она мне казалась, чем более совершенной блистала красотой, тем чаще последнее время странное ощущение овладевало мной. Это не потому, что несколько месяцев назад, передавая заказанный материал Князю, имел возможность рассмотреть снимки лихой измены её с собственным охранником. Тогда, по подозрениям Князя, я послал своего лучшего специалиста проследить за ней и, если что будет, добыть доказательства сексуальных излишеств княгини. Будучи человеком холосты, к женским изменам я относился легко, тем более, что находился на стороне рогоделателей, а не рогоносцев. Нет, доказательства того, что Елена Михайловна, все-таки, изменила старому мужу, меня только позабавили, не больше. Даже чуть-чуть привлекли мое внимание к ней. Но тогда не настолько, чтобы познакомиться поближе. А вот последние дни, особенно после похорон, она стала вызывала во мне странное чувство, как уже было сказано. Это было похоже... Да, вот. Однажды, на войне, в разбитом прямым попаданием сельском доме, где раньше жил какой-то местный интеллигент (русскоязычный, конечно), я прихватил с собой почитать книжку. Это был дневник Пабло Неруды. Книгу я потерял на второй день, и жалел, потому что откровения латинского поэта были забавны. Так вот, будучи ещё совсем молодым человеком, лет двадцати с небольшим, Пабло Неруда удосужился отправиться консулом на Цейлон. Забавный, кстати, обычай, отправлять на дипломатическую работу, представлять, так сказать, лицо страны, не обременных лизоблюдством потомственных чиновников, а деятелей искусств и науки. Но короче. Пабло Неруда, как поэт, интересовался многим, всем, чего касался его поэтический взор. Так, он заметил, что ведро, в кое он обильно испражнялся в отхожем месте, каждое утро - как бы рано он не вставал, блестело словно новенькое, тщательно отполированное заботливыми руками. Это заинтересовало его чрезвычайно. Он устроил засаду и обнаружил, что за оным сосудом приходит молодая женщина из неприкасаемых и такой поразительной красоты, что поэт в нем был поражен до глубины души. Женщина была - по его собственному описанию - богиня. Ее формы, лицо, руки - вся она - были столь пугающе прекрасны, что вызывли благоговейный восторг. И все же, сумев превозмочь себя, Пабло Неруда в одно прекрасное утро подняся пораньше, подстерег даму на пути к сортиру и немедленно овладел ею. Девушка не сопротивлялась, она словно бы и не заметила его усилий, и, после всего, так же величаво поднялась и пошла исполнять свои обязанности. Поэт Пабло Неруда делал вывод, что богинями надо восхищаться на расстоянии, спать с ними пустая трата времени, ибо совершенство к людям не относится, и, значит, представляет собой явление другого измерения. И сейчас, постучав и услышав голос Лены, приглашавший войти, я невольно ухмыльнулся, соглашаясь с Нерудой и все же пытаясь представить её в своих объятиях... Не получилось; избытком воображения я вообще не страдал, предпочитая мыслительной работе реальное действие.
Закрыв за собой дверь, повернулся. Навстречу мне шла Лена. Мгновенно оббежав её взглядом, я подивился, насколько мое воспоминание о ней, бледнее реальности: в черном, облегающем бархатном платье, Лена плыла ко мне с такой томительной грацией, что я чуть не забыл зачем приехал. Но и вспомнив, продолжал любоваться: складки кажущейся тяжелой ткани отливали во впадинках лиловым шелком, она казалась выше, тоньше, поражала блеском своих смоляных волос, матовой белизной обнаженных рук и шеи, угольным бархатом глаз, гранатовым пурпуром губ и пурпурным блеском крупных гранат на шее. В общем, божественная женщина, в который раз вынес я свой приговор, принимая протянутую в приветствии руку.
- Что с вами случилось? - встревожено спросила Лена. - Это как-то связано с последними событиями?
- Как-то, - ухмыльнулся я. - А на самом деле, сказать трудно. В моей машине отказали тормоза, так что пришлось тормозить... так своеобразно.
- Что вы имеете в виду? - заинтересовалась Лена.
- А что тут иметь в виду. Пришлось нырять в Волгу, чтобы погасить скорость.
- В городе? - изумилась она.
- Почему? Я уже выехал из города, когда все произошло. Повезло как-то. Я ехал к тебе сюда, так что был выбор обо что тормозить.
Вошла Мария Степановна с новыми джинсами и рубашкой.
- Вот нашла самое большое. Надеюсь, подойдут.
Она вышла.
- Где тут можно переодеться? - спросил я.
- А где стоишь, - посоветовала Лена и, видя мое замешательство, усмехнулась. - Я отвернусь. Вот не думала, что такой большой мужчина может стесняться. Я тебе пока налью что-нибудь выпить.
Она отвернулась и подошла к буфету.
- Что будешь пить?
- Налей мне коньячку, - попросил я.
Я быстро скинул с себя штаны и рубашку, затем трусы, обнаружив, что Мария Степановна позаботилась о нижнем белье. В этот момент я заметил, что Лена, продолжая наливать вино себе и ему, спокойно разглядывала меня в зеркале над буфетом.
- А ты ничего, - засмеялась она, ничуть не смутившись. - Все как и ожидалось, - усмехнулась она и, повернувшись, пошла ко мне с бокалами.
Несмотря на то, что я обычно не испытывал смущения, раздеваясь перед женщинами, причем, проделывал это довольно часто, сейчас стоять голым перед оценивающим взглядом Лены было неприятно. Быстро одеваясь, я пытался проанализировать свои ощущения, но не смог. Было ясно, что мое смущение глупость, не более, но тем не менее...
Я оделся. Если брюки оказались коротковаты, но сидели вполне прилично, то рубашка, обтягивая плечи и руки, трещала по швам.
- Придется заехать по пути в магазин, - задумчиво проговорил я. Впрочем, чепуха.
Лена согласилась и, протягивая мне бокал, сказала.
- Как жаль, что все так вышло.
Она покачала головой.
- А я вас всех ждала к обеду. Такое несчастье!
Она пригласила меня садиться на диванчик, села сама. Я уже был здесь, но, невольно оглядывался, вновь замечая, как обстановка подходит к хозяйке. Все здесь было продумано и создано специально для нее: и полукруглый диван, спинкой прислоненный к застекленному проходу в другую комнату, что превращало эту нишу в своебразное окно, причем реальные окна, такого же размера, по всей высоте комнаты, были завешаны легким газовым тюлем и шторами под цвет мягкого ковра и деревянных частей дивана. Впрочем, детали в данном случае меня не интересовали - отметил общее впечатление и ладно.
- Да, - продолжал я тему соболезнования. - Раз - и нет людей. Хорошо, хоть Аркадий не успел сесть и... - я прервал себя, потому что мысль, прежде витавшая в голове как неплохой, но доселе не оформившийся вариант, вдруг обрела четкость и мне понравилась. - Я вот о чем хотел посоветоваться. Что если Аркадию, действительно, пока переселиться к тебе? Я бы хотел, чтобы он пока пожил здесь. В целях безопасности. Я бы мог подкинуть людей, чтобы организовать круговую оборону. Как ты к этому относишься?
Лена вдруг, словно бы очнулась.
- Что? Оборона? Ты знаешь, а ведь это мысль. - Она оживилась. - Но что если он не согласится? . - Она вновь задумалась на короткое время. - Знаешь что, поеду-ка я сейчас с тобой. Я думаю, вместе нам это лучше удастся. Хотя чего это ему отказываться? Да, пускай здесь живет. Это его дом, да и подальше будет от города. Правда, да? Все эти убийцы!.. Мне, знаешь, тоже страшно делается. Тут особенно умным не нужно быть, убивают всех, имеющий отношение к моему мужу и его деньгам. Хорошо, все знают, что у меня ничего нет. Хоть это и плохо по отношению к Аркадию, но я рада, что у меня ничего нет. И потом... если он будет здесь жить, я как бы косвено сниму с себя вину.
- Какую вину? - я отвлекся и не сразу сообразил. Я уже думал о том, как сходу убедить Аркадия переехать. Лена заставила меня усомниться. До этого я как-то даже не думал, что с этой стороны могут возникнуть трудности. - Какая вина? - переспросил я.
- Ну как же! Вина в том, что я отказываясь от всего, вроде как бы сделала Аркадия мишенью.
- А-а! Не волнуйся, Ленок, это все его папа и твой любимый муж решил. Ты-то тут при чем? Ты тут ни при чем.
Она вдруг снова спохватилась:
- Может хочешь ещё выпить что-нибудь?
- Ладно, бутылку пива и поехали.
- Пива? - с сомнением спросила она.
Я ухмыльнулся.
- Это как говорится: водка без пива - деньги на ветер.
- Ну водка.. - с сомнением покачала она головой. - Водка, а тут коньяк.
- А-а, что в лоб, что по лбу, - легкомысленно махнул я рукой.
Лена принесла мне пиво.
- Я пойду распоряжусь, чтобы машину готовили и через минуту-другую буду.
Она, действительно, появилась скоро. Я едва успел допить свое пиво, как она вошла вновь. Наверное, ходила звонить своему персоналу по телефону.
- Ну что, поехали?
Лена только прикрыла оголенные плечи черным блестящим пиджачком, или кофточкой, сразу превратив платье в костюм, и мы вышли.
ГЛАВА 20
ЛЕНА ФЛИРТУЕТ
Щербаков был внизу с Марфой, вожаком стаи, и ещё двумя собаками. Остальные где-то патрулировали окрестности. С Щербаковым, немного в стороне, стоял и тот мужик с отметиной на носу, что не понравился мне недавно. У него были странно крупные черты - каждое в отдельности делавшие лицо очень большим, лошадиным и глуповатым. Но парень - было ему лет под тридцать, - был уверен в себе до такой степени, что смотрел на всех снисходительно, насмешливо и чуточку презрительно.
- Кто это? Что-то я раньше не видел, - спросил я Лену, чуть ли не указывая пальцем, даже не пытаясь скрыть свой недоброжелательный интерес.
- А, этот, - равнодушно сказала она. - Это мои друзья попросили устроить. Мой новый охранник. Кажется, бывший милиционер, не помню.
В ту же минуту подъехала машина - ослепительно белый "форд-седан" длинный, представительского класса. Я даже подивился было, откуда Лена могла достать такой роскошный лимузин, но тут ж одернул сам себя. Откуда, откуда? Оттуда. Деньги у нее, все же, есть. После такого мужика, хоть все формально и перешло к Аркадию, деньги обязательно должны были быть. Я ухмыльнулся. Тем более, как раз наследник, имея все, реальных денег не имел. А знакомые и родственники денег, кроме карманных, ему не предлагают, считая, наверное, более важным продолжить обслуживать механизм производственный - товар, деньги, банк. Все, конечно, на счетах. Я распахнул перед Леной дверцу, усадил и сел рядом. Новичок с родинкой сел за руль. Лена нажала кнопку, и тонированные стекла отсекли нас от водителя.
- Так будет уютнее, - пояснила она в ответ на мой удивленный взгляд. Мотор заурчал так тихо, что его почти не было слышно. Мне вдруг стало неудобно в своем тесном одеянии.
- Напомни остановиться по дороге у салона "Кассандра". Вроде неплохой. Я был там несколько раз. Последний - позавчера.
- Очень хорошо, - согласилась она и тут же продиктовала шоферу в микрофон остановиться у салона "Кассандра" на улице Зои Космодемьянской.
Машина быстро и плавно несла нас к городу. Лена включила видеоблок. На экране по-кошачьи извивалась и одновременно пела Мадонна - кумир всех геев и лесбиянок планеты. Открыв небольшой бар, Лена достала шоколадку, орешки и повернулась ко мне.
- Тебе хватит, или ещё что-нибудь будешь?
- Давай джин с тоником, мешать так мешать.
И вновь я отметил собственное странное ощущение: оказался в столь уютной обстановке, со столь очаровательной женщиной наедине... и не испытывать привычного возбуждения. Я припомнил события ночи и дня - отстрел и подрыв знакомых людей... Наверное, бесследно не проходит, не мальчик как-никак. Хотя, что мне-то смерть, я давно с ней на "ты". Я взял бокал.
- Хоть и известные события настраивают на иной лад, но я хотела бы услышать от тебя тост, - улыбнулась она.
Привычный настрой
- Я буду банален, - поднял я бокал. - За красоту, за прекрасных женщин, за богинь, которые способны иногда спуститься к нам, простым смертным.
- Если ты имеешь в виду меня, - улыбнулась Лена, - а я надеюсь, что это так, то я, в свою очередь, пью за полубогов, за тарзанов, гераклов, котрых ты здесь представляешь. Видишь, у тебя на плече уже шов разошелся, рубашка не выдержала.
- Она просто мала, - скромно сообщил я.
Вообще-то, все, что происходило сейчас между нами двоими, настраивало на определенный, решительный лад, и пора было уже, протянув свою гориллообразную мощную длань, сильно притянуть Лену к себе, жадно впиться губами в её рот... все-такое. Тем более, что машина шла плавно, а до города было ещё минут пятнадцать ходу... Но, почему-то вновь вспомнив поэта Пабло Нуруду, я погасил в себе, довольно натужные, впрочем, мысли, и, дивясь сам себе, потянулся за сигаретами. Лена тоже что-то поняла, поэтому усмехнулась в свою очередь, закурила и сказала:
- Да, видимо, тебя все это серьезно тревожит.
- Еще бы не тревожило. Хуже всего, что на днях я ведь сталкивался с исполнителями. Все, что я выяснил, это то, что в городе уже больше полугода как, живет вражеский агент. Он тут хладнокровно планирует похищения, убийства, я кручусь-верчусь, а только исполнителей и встречаю. Они прибывают в город, часть, заметь, с Кавказа, боевики, то бишь, связь имеют одностороннюю, через пейджер... Кстати, так ведь ни одного сообщения я и не получил. Помнишь, я тебе показал пейджер, который я конфисковал. Так вот, получил вчера одно длинное, злобное, вонючее проклятие. Как операционистка ещё передала? Видимо, своя, приказано, наверное, не реагировать на мат-перемат. На этом работать перестал.
Лена мило сморщила лобик.
- И как на тебя подействовала эта угроза? Неужели испугался? Вот уже не думала, что такой огромный сильный мужчина может испугаться угроз по пейджеру.
- Смейся, смейся. Конечно, не испугался, но из колеи выбило. Я уже несколько дней мечтаю найти этого конспиратора.
- И что ты с ним сделаешь, если найдешь? - спросила она.
- Честно?
- Конечно, я люблю только правду.
- Ну если честно, то я сплю и вижу, как я его настигаю и... в общем, он у меня получит, - скрипнул зубами я от внезапного приступа ярости.
Лена внимательно разглядывала меня. Потом плеснула себе в стакан джин, следом тоник, тоже повторила с моим бокалом. Проговорила, как бы задумчиво:
- Не хотела бы я оказаться на его месте. Но все же, как ты его хочешь... победить? Представь, что я - это он, как бы ты меня тогда убивал. Мне ужас как нравятся всякие страшилки. Тем более, что от тебя так и веет... реальностью. Расскажи.
Я повернулся к ней. Лена поощрительно улыбнулась.
- Во-первых, тебе не грозит быть моим врагом, а во-вторых, если тебе так уж нужны подробности, то за все про всё он у меня умрет от ножа. Не знаю ещё как, каким образом, но я его заставлю помучиться, - мечтательно сказал я.
Лена вновь некоторое время смотрела на меня, потом вдруг вздрогнула.
- Я теперь понимаю, почему ты пользуешься таким успехом у женщин. Ты зверь. Ты - поэт насилия. Может и я когда-нибудь не устою перед твоими звериными чарами.
Ее глаза стали бездонными, и смотрела она так, что я, казалось мне, уже падаю, падаю в эту волшебную пропасть.
Не упал и, отчасти, сожалел об этом. Но тут машина остановилась перед салоном "Кассандра", где продавали и мужскую одежду. Он заходил сюду с Катенькой дня два назад и хорошо еще, что его "джип" был достаточно по-американски просторен и вместителен, а то бы пришлось пригонять микроавтобус, чтобы увести все приобретенное. Но Катенька была счастлива.
Лена решила зайти с ним и, пока, мигом признав в нем знакомого клиента, продавцы одевали меня в новый легкий очень удобный костюм, она выбирала себе в ювелирном отделе рубиновое колечко, за которое тут же и расплатилась. Я же распорядился прислать счет мне в офис за костюм и золотую зажигалку, украшенную рубином, которую выбрал только что. Менеджеры уже знали куда присылать счет, мои реквизиты, небось, с первого раза помнили наизусть.
Потом мы быстро добрались до особняка полковника Конева. Охрана остановила нас у ворот, но узнав меня в приоткрытом окне дверцы, пропустила машину.
Дома нас встретил Аркадий, а узнав, что они хотят от него, некоторое время молчал. Лена, будучи по годам не намного старше его, а по сути старше Аркадия на полжизни, стала мягко приводить доводы "за" его отъезда и против того, чтобы оставаться здесь. Выходило, действительно, убедительно. Аркадий внимательно выслушал Лену, пожал плечами и пошел собирать свои вещи.
Я и Лена посмотрели друг на друга.
- Ничего, все обойдется, - сказала она и положила мне руку на ладонь. - Дай-ка мне лучше закурить. У тебя сигареты с собой?
У меня на этот раз нашлись, взял в машине пачку перед уходом. Щелкнул своей новой золотой зажигалкой, поднес ей огонек, закурил сам. Сидели рядом, молчали, курили. Думали вроде бы об одном, а на самом деле наоборот.
Вернулся Аркадий. Я попросил Лену добросить меня по дороге домой. Она была не против. Так что через двадцать минут я уже поднимался к себе на лифте.
ГЛАВА 21
СНОВА В "БЕЛОЙ ЧАЙКЕ"
Катя была уже готова к выходу в свет. Я, придерживая одной рукой радостно висящую на мне Катеньку, прошел в комнату и сел в ближайшее кресло. Катеька немедленно прыгнула мне на колени.
- Я устал, котенок! - простонал я, но тут каким-то чудом длинный разрез подола разошелся, обнажив две чудные точеные ножки, росшие как раз оттуда, куда невольно потянулись мои руки. Катенька радостно застонала, гибким движением лишила меня остатков воли и мигом перенесла в спальню. Как-так произошло... непонятно.
А ещё через некоторое время я, уже после душа, сидел в халате на кухне, за круглым столом с толстой точеной ножкой, упиравшейся в голубые плитки пола четырьмя когтистыми лапами, сидел и расслабленно ждал кофе, который раскрасневшаяся Катенька варила мне. Закурил, глубоко затягиваясь. Вспомнил, что надо позвонить, потянулся к телефону. Вначале набрал номер своего офиса и, рассказав дежурному о происшествии с тормозами "Форда", некоторое время обсуждал с ним, какова вероятность в этом терракта, и можно ли видеть во всем несчастный случай. Пришли к выводу, что только лохи пусть успокаивают себя случаем. В таких делах лучше перестраховаться - конечно, терракт. Посерьезневшая Катенька, слушавшая мою телефонобеседу, поплотнее запахнула полы халатика, все время ненароком распахивающегося (куда-то, взмахнув крылами рукавов, улетело её предназначение исполнившее выходное платьице), и поднесла ему дымящуюся чашку кофе. Я, описав приметы берега, с которого нырнул на "джипе", попросил машину извлечь из вод не сегодня, так завтра прямо с утра. Дежурный обещал исполнить. Вот и хорошо.
Катя налила и себе кофе и тихонько устроилась напротив.
- Что заскучала, котенок?
- Я подумала, что уже забыла, что там в городе твориться. Это что же, на тебя тоже нападали? Какой ужас!
- Ты, главное, котенок, все это близко к сердцу не принимай. Если все близко к сердцу принимать, никаких нервов не хватит. Инфаркт можно заработать от переживаний.
- Это они твой "форд" испортили? - начало до неё доходить только сейчас. - И ты мог разбиться?!
Катя нервно передернувшись, задумалась. Я, видя такую её реакцию, предпочел не рассказывать о стрельбе, которой подвергся сегодня. А уже была приготовлена в юмористических тонах повесть о рассыпающихся витринах. Нет, тут ближе слезы, чем смех, решил я.
- Так куда мы пойдем? В ресторан?
- Ах, какие рестораны, когда взрывают средь бела дня! - воскликнула она.
Я встал со стула, подошел к буфету, вынул бутылку коньяка и две рюмки. Вернулся к столу, налил себе и ей. Катя машинально выпила содержимое своей рюмки.
- Ты кофем запей, - посоветовал я, выпил свой коньяк, добавил немного вина в кофе, сделал затяжку и, медлено выпустив дым, веско сказал.
- Ты, котенок, наверное не понимаешь, с кем решила связать судьбу (ее глазки удивленно и заинтересованно заблестели). Ты не понимаешь, что если вокруг начнутся стрельба и взрывы, и прочая чепуха, волноваться надо другим, а не нам. Дураки приходят и уходят, дуракам на роду написано лезть куда не надо, нам же только веселее.
- А полковник Конев, а Самсоновы, а Князь? Они тоже дураками были? запальчиво воскликнула Катя.
- Конечно, нет. Но они жертвы. Но мы-то не жертвы... - я вдруг спохватился. - А при чем тут Князь? Князь умер своей смертью.
- Князь? Я сказала Князь? - удивилась Катя. - Ну это я, значит, до кучи и его. Но все равно.
- А знаешь, это мысль, - задумался я. - Может тут тоже собака зарыта? Может как раз начали с него? Знаешь, поедем-ка сейчас в его ресторан-клуб. Совместим приятное с полезным. А я там кого-нибудь поспрошаю.
- В "Белую чайку"? - заинтересованно спросила она. - А помнишь, я там почти три тысячи баксов выиграла?
- Вот-вот, - поощрил я её, - может ещё выиграешь.
Катя пошла переодеваться. Я подумал и и позвонил Лене.
- Ало! - ответила она почти сразу.
- Это я, я. Как там дела? Вы уже доехали?
- А, Сережа. Да, я уже распорядилась. Мария Степановна уже Аркадия устраивает.
- Ну и хорошо. Я чего ещё звоню. Тут мне Катя мысль подкинула... Не знаю, как сказать... Может быть, если исходить из всех последних событий, может смерть твоего супруга была не случайна? Сама посуди, болеть он, вроде, не болел и тут - бац! - и умер. И тут же они начали начали чистку. Как ты думаешь?
- Ну не знаю. Хотя он же был старый!..
- Какой же старый? Мужчина шестидесяти с небольшим, а ты говоришь старый. Э, как вы с интересной точки раскрываетесь, котята: замуж не старый, а потом - старый. Да шучу я, - засмеялся я, услышав её путанное оправдание. - Но шутки шутками, а проверить все надо. Сейчас с Катей поедем в ваш клуб "Белая чайка", там я поспрошаю кое-кого. А завтра я попробую потрясти медицину. Заеду в поликлиннику. Допрошу личного врача твоего мужа. Ты случайно не помнишь, он и раньше жаловался на сердце?
- Нет... - растеряно сказала она. - И кажется у него не было своего врача... - и остановилась, уловив то же, что и я сразу заметил.
- Вот видишь, у него даже постоянного лечащего врача не было. И как мы не обратили внимания? Ну ничего, выясним. Ладно, счастливо. Я завтра заеду, обещал Аркадию. Всё.
Я бросил трубку. Вышла Катя в серебристом длинном платье и крупным жемчужным ожерельем на шейке.
- Как тебе? - спросила она.
Я одобрительно кивнул.
- А с кем это ты разговаривал?
- С твоей Окуневой.
- У-у! Противный. Все с ней, да с ней. То-то я чувствовала по твоему голосу.
Я усмехнулся и вновь потянулся к телефону. Вызвал такси. Через четверть часа машина подъехала, а ещё через двадцать минут мы окунулись в сразу узнаваемую атмосферу "Клуба "Белая чайка".
Фирменная девушка провела нас в ресторан, где в этот раз публика была разношерстная, на эстрадном пятачке играл популярный в городе вокально-инструментальный ансамбль "Перекресток" и несколько пар танцевали под томную мелодию и слова о нежной и безнадежной любви.
Нас обслуживали быстро. А когда мы доели "утку по-пекински" и нам на десерт принесли мускат ликерный, я спросил официанта, где сейчас можно найти шефа?
- Кого вы имеете в виду? - спросил корректный официант.
- Кого же я должен иметь в виду, когда спрашиваю о шефе? - с веселым удивлением спросил я. Настроение мое после сытного ужина улучшилось. - Не своего же шефа, которого в природе нет?
- Мое дело не загадки отгадывать, а клиентов обслуживать, - вежливо ответил зажатый официант.
Так как разговора не получалось, я сунул парню в нагрудный карман двадцать долларов и, подождав, пока тот не разглядит купюру, продолжил:
- Я, друг, хочу узнать, кто после Князя пока руководит этим замечательным "Клубом "Белая чайка", который принадлежит моему лучшему другу Аркадию Куницыну?
- Вам бы следовало у него и спросить, - посоветовал ещё более, почему-то, насторожившийся официант.
Меня наша беседа начинала раздражать.
- Что мне следует я лучше знаю, парень. Я тебя спрашиваю, ты не хочешь отвечать. А так как я, фактически, уполномочен вашим хозяином провести ревизию его собственности, я могу сделать так, что тебя завтра же уволят.
Катя, чувствуя, что я завожусь, положила мне руку на ладонь.
- Ну так что ты выбираешь, парень? - спросил я.
Я вынул сигарету и закурил от купленной сегодня в салоне золотой зажигалки с рубином на одной стороне. На другой был какой-то выпуклый узор, может герб, я ещё не присматривался.
- А что? - риторически воскликнул официант, - Мне больше всех надо? Кабинет управляющего на третьем этаже. Зовут его Серебряков Геннадий Федорович. Он сейчас на месте.
- Всего делов-то! - сказала я и, протянув руку, похлопал его по плечу. - Тогда торт, фрукты и мороженное. А также шампанское и все остальное. Мы гуляем.
Через некоторое время я повел Катеньку танцевать. Мы долго кружились среди нескольких томных пар, Катя, подчиняясь музыке и собственному настроению, положила голову мне на грудь, а когда музыка смолкла (музыканты решили промочить обезвоженные глотки), секунду-другую ещё оставалась в позе беспомощного ребенка - оторвалась, наконец. Подводя её к столику я сообщил, что хочу сходить к управляющему.
- Я попробую побыстрее обернуться, но если захочешь, можешь сходить поставить на рулетку.
ГЛАВА 22
ЗАМОЧИЛ В ТУАЛЕТЕ
Я дал ей денег заблаговременно, так что с этой стороны не тревожился. Выйдя из зала ресторана, решил прежде посетить туалет. Предстоял серьезный разговор и надо было подготовиться. Вспомнил, что не знаю, где находится туалет. Прошлый раз мне не понадобился. Пришлось поймать за ушко пробегавшую девчушку из проводниц и заставить объяснить маршрут. Она, очарованная моей мужественным обаянием, чуть не зашла вместе со мной в дверь со стилизованной криптограммой мужской фигуры, опомнилась, остановилась, я ей подмигнул, зашел в дверь и забыл о ней.
У раковины умывальника, разглядывая себя в зеркале, мыл руки, потом сушил их в горячей струе воздуха из электросушилки, прикрепленной к стене здесь же. Зеркало длинное и широкое, почти на всю стену, и там, в зазеркалье, на меня смотрел очень широкий, одетый в свободный мерцающий костюм здоровенный блондин, слегка утомленый отдыхом, но в общем, бодрый. Я так засмотрелся на этого шикарного чувака, что не обратил внимание на вошедших один за другим мужчин. Один из них стал у входа, а двое, южного, кавказского типа, не глядя ни друг на друга, ни на меня, подошли ближе, и только тут ловко выхватили откуда-то пистолеты с глушителями и нацелили на меня. Мораль: Нарцисам не везет, ибо они через чур заняты.
- Руки, руки... за голову, за голову... - сказал один, скривив толстую рожу (и так неприглядную) в маску жестокости и торжества. Он зашел сбоку, а другой, тощий и долговязый, остался за моей спиной, уткнув мне глушитель в голову. Третий - и тоже с пистолетом - продолжал дежурить у входа.
Вот влип!
- Ребята! - попытался я начать льстивые переговоры. - Да вы меня за кого-то другого принимаете. Деньги хотите, так я сам вам дам. Зачем нам сложности? Каждый получит свое и все расходятся.
Тот, что стоял сбоку и кривил мерзкую рожу, сделал шаг вперед, сунул руку мне под пиджак и вытащил пистолет.
Пауза. Все трое смотрели на меня, я в зеркале на них.
- И что тебе не хватало, ублюдок? - лениво сказал толстомордый. - И зачем это тебя понесло тревожить сильных людей? Что же ты такой глупый уродился.
- Бросьте, ребята, у нас в городе и нет таких, вы уже всех вчера-сегодня выбили, - миролюбиво сказал я.
- Дурашка ты дурашка, - не успокаивался садистки настроенный бандит, неужели мы тебе говорим о вашем вшивом городишке. Ты в Москве людей потревожил. Неужели это ты группу Керимова кончил?! - удивился он. - Что-то мне не верится, хоть ты и шкаф.
- А кто у вас старший? - невинно спросил я, расчитывая купить мужиков на требухе. - Говорят такой замаскированный, как жук в деревенском сортире?
- Кончайте вы с ним! - потребовал парень у входа. - Скоро сюда народ ломиться начнет.
- Да и то. А то хитрый больно. Я же тебе сказал, что мы от сильных людей, а они все детали продумывают. Мы сами даже, малыш, не знаем, кто тут нам приказы отдает.
- На пейджер, что-ли? - навскидку спросил я.
- А ведь это, пожалуй, действительно, ты наших ребят уел. Шустрый, да? Дай-ка ему чуток, Саид.
Тот, кто стоял сзади меня, тут же так ткнул стволом пистолета в затылок, что мало не показалось. Не обращая внимания на боль, я спокойно продолжал распросы, результата не дававшие, правда, но чем черт не шутит? А главное, глядя на этих нервничающих и что-то ждущих мужчин, стоявших в зеркале за моей спиной, на себя, светловолосого арийца, попавшего в плен и ведущего себя с таким спокойствием и хладнокровием, я, словно учавствуя в военно-патриотической игре "Зарница", любовался собственной выдержкой.
- Ну а цель у вас какая? Многих ещё мочить будете?
- Пока плацдарм не очистим для нормальных людей, идиот. Ну хватит, дай ему ещё раз и кончай, - распорядился толстомордый.
Долговязый за спиной вновь примерился ударить стволом. Я понял, что пора прекращать это безобразие и в то мгновение, когда пистолет бандита уже почти коснулся моей головы, рухнул на пол, словно бы сам выбив из себя опору. Упав, я сделал сразу два дела: сильно лягнул толстяка по колену, а левой рукой вырвал пистолет у долговязого, ещё на лету успев схватить его за глушитель. Толстомордого киллера отбросил пинок; я свободной рукой уцепился длинному за пояс и рванул его в сторону товарищей. И вовремя: два негромких хлопка последовали в ту же секунду и окончательно на пол упал уже труп длинного. Пока совершались эти упражнения, шансы почти уравнялись: я успел схватить пистолет за рукоять и выстрелил в парня, стоявшего у двери. Затем, чисто инстинктивно, откатился в сторону кабинок, ещё пару раз выстрелив в сторону толстяка. Тот тоже стрелял - что-то сыпалось и трескалось кругом. И вновь все происходило так быстро, так быстро!.. Весь сортир заполнился сдавленным воплем, и я, наконец-то сообразил, что моя стрельба была более меткой, или удачливой: пули попали толстому в колено и руку, причем второе ранение заставило выронить оружие. На парня у двери я даже не смотрел, шестое чувство подсказывало, что там все о/кей. Толстомордый, кончив орать и метнув на меня полный жуткой ненависти взгляд, схватил пистолет левой рукой. Наверное, был обоерукий боец, то есть умел стрелять с обеих рук. Так ли это, я точно никогда не узнаю. Мой пистолет негромко выплюнул пульку, та вошла в глаз, успев на долю секунды ослепить врага, прежде чем прикончить. А парню у входа пуля попала точно посередине горла, раздробив и позвоночник.
"Это называется, зайти руки помыть, - ухмыльнулся я, оглядывая побоище. - Весело!"
В дверь пока не ломились, и, отряхивая слегка помятый падением и последующим валянием по полу костюм, я подумал, ухмыльнувшись, что хорошо сейчас у нас капитализм, а не старое доперестроечное время; что бы стало с моим костюмчиком, если бы так поелозить по полу прежнего общественного сортира! Жуть!..
Подняв свой пистолет, валявшийся под рядами фаянсовых умывальников, я двинулся к входу и там, напоследок оглянулся, отсалютовав погибшим в честном бою бойцам. Вышел.
Я подумал, странно, что за время потасовки никто не лез... И сразу нашел причину: на ручке двери один из бандитов повесил табличку на английском, уже выученном русским большинством за последние годы - closed, то бишь, закрыто. Я осмотрелся: в вестибюле среди курящих и проветривавшихся встречались знакомые лица. Я выхватил из толпы Быка-Сему и Леху Пряхина из охранной фирмы "Секрет". Обоих отозвал в сторону. Бык-Сема - перекаченный бугай - был директором одного из клубов атлетизма, которого тоже в организовал я. На вопрос обоим, сколько людей они могут сейчас организовать? и Леха и Сема насчитали человек десять. Это из тех, что гуляли здесь. Конечно, хватит. Я объяснил им ситуацию, они посерьезнели, но и повеселели: скучно мужикам просто выпивать, как и все, а тут такое развлечение. Пустив по клубу гонцов, сами остались присматривать за туалетом. Чтобы никто ненароком не зашел. Пока народ собирался, я с приятным чувством сопричастности наблюдая всюду некоторое оживление, поднялся в ресторан. Кати за столом не было. Я поднял палец, подозвал официанта. Подошел все тот же сдержанный скромник, уже начавший раздражать.
- Где девушка?
- Она расплатилась и ушла, - со скрытым злорадством почтительно ответил официант.
- Уволю я тебя, - неожиданно выплеснул я раздражение на ничем не повинного маленького человечка. Впрочем, почему не повинного? Каждый сверчок должен знать свой шесток, живем не на вшивом Западе, а в России, черт вас всех дери!
Катю я нашел тут же в игорном зале, где, возле одного из столов она ловко метала фишки.
- Играешь, золотко? - спросил я и так все видя.
Она подняла счастливый и виноватый взгляд, сразу отвлеклась, только кивнула - играю, мол, милый.
Ну играй, играй.
Я спустился в вестибюль. Да, десяток бойцов набралось. Курящий народ начинал с опаской наблюдать концентрацию сил. Кто поумней, то есть, более битый, уже начинал продвигаться к выходу.
- Хватит столько? - спросил преисполненный серьезной деловитости Сема-Бык, в миру Семен Владимирович Остроумов. Впрочем, был, действительно, не глуп, инфантильно чуток, но это от сенсорной недостаточности - нигде ещё за пределами города пожить не успел.
Объяснив, что делать Лехе и Семе, взял с собой троих ребят повнушительнее и пошел на третий этаж.
ГЛАВА 23
ДИРЕКТОР НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ, МАЙОР НЕ ПОНИМАЕТ
В длинном административном коридоре с рядами дверей по обеим сторонам встретились несколько человек обоего пола, тут же настороженно или испуганно жавшиеся по стенам; капитализм - лучший учитель уважительного отношения к ближнему, злорадно подумал я, вдруг с удивлением ощутив, что сортирная драка, прошедшая скорее в минорных тонах, запоздало начинает подогревать все разгорающейся злобой.
У торцовых дверей генерального директора лениво подпирали стены трое атлантов, один из которых, сделав в нужный момент шаг вперед, преградил мне путь.
- Босс занят.
- Смена власти, малыш, - предупредил я бывшего боксера-тяжеловеса, без выражения смотревшего на меня заплывшими глазками поверх дважды сломанного носа.
- Шеф не принимает.
Ах, не принимает!..
Вся накопившаяся злоба, уже некоторое время требовавшала повода выплеснуться!.. В ту драку как-то не вжился...
Падая в сторону, я всем весом ударил тяжеловеса в висок. Когда же обмякшее тело, на секунду потерявшего сознание цербера стало скользить по стене, мгновенной серией прямых ударов превратил и так не аполоновское обличье во взбитую оладью. Последним ударом в очередной раз сломав охраннику нос, я почувствовал даже некоторую вину.
Но ничего, пройдет.
Еще один из охранников попытался трепыхаться, но ребята, на которых произвела впечатление беспощадная решительность вождя, быстро успокоили мужика. Сурово оглядев последнего, самого умного из противников, я медленно протянул ладонь к ручке двери, открыл и вошел.
На редкость хорошая звукоизоляция была здесь. Сидевший за огромным, лакированным, недавно отреставрированным и, видимо, древним столом, генеральный директор не слышал, что происходило за дверью. Впрочем, видеомагнитофон давал песенные картинки на экран большого телевизора, а рядом со столом, на длинной подставке ряд мониторов изображал внутренность всего клуба. Сколько всего?.. Шесть мониторов, шуршащих о неторопливых, солидных пороках, процветающих в данном шикарном заведении. Я неторопливо осмотрелся: вся мебель выдержана в одном тоне, заданом древним столом темно-коричневым, полированным, блестящим. Был кожаный диван у стены, пара кресел, небольшой стол современного дизайна и стулья, приставленные к нему. Людей же было двое: сам хозяин, впившийся взглядом в мониторы и напрягшийся крепкий человек - служащий, либо телохранитель. Или все вместе в одном лице, ухмыльнулся я.
Я подошел и сел на стул, ближний к телу хозяина и молча стал его рассматривать. Это был мужик за пятьдесят, солидный, уверенный, с резко вырезанными пухлыми фигурными губами, презрительно опущенными вниз по сторонам подковой выгнутого рта.
- Что вам надо? - резко выпалил недовольный генеральный директор. Он перевел взгляд на своего сотрудника.
- Володя! Попроси товарищей удалиться.
Тот встал, сделал шаг ко мне. Вошедшие следом за мной ребята двинулись к нему. Управляющий встревожился и злобно залаял:
- Что здесь происходит? Кто вы такие? Что вам надо?
- Ничего страшного, уважаемый. Власть переменилась, я пришел уведомить вас об этом. Прошу предоставить финансовые и регистрационные документы.
- Да кто вы такой? - вскричал ошеломленный наглостью пришельца генеральный директор. - Что здесь вообще происходит?! Володя! Вышвырни их немедля!
- Не советую, - с сонной злобой сказал я. - Ты, парень, сядь, а то тебя посадят. Как твоих корефанов за дверью.
Предупреждение возымело действие. Но не надолго. Парень замешкался, но вдруг решившись, ринулся ко мне с намерением вполне ясным, так что я, более не вступая в переговоры, выбросил в его сторону ногу, попал носком туфли по колену, заставил Володю споткнуться, а затем и рухнуть подбородком на подставленный кулак.
Брезгливо оттолкнув дергающееся тело на руки подскочивших помошников, Я вновь повернулся к директору.
- Кто вы такой вообще? - подозрительно и неторопливо спросил он. - Как вы сообще здесь появились? И кто вас назначил?
- Я уполномоченный нынешним владельцем этого клуба Куницыным Аркадием Николаевичем, требую предоставить мне всю документацию. Иначе я сам её возьму, - добавил я. - Но тогда с издержками для вас, уважаемый.
Генеральный директор вдруг выдвинул ящик стола и сунул туда руку. Я опередил; молниеносно выхватил свой пистолет, с глухим стуком бросив его на стол перед собой.
- Что ещё придумаешь? Ты учти... директор, что мое терпение может скоро лопнуть.
Генеральный директор был неглуп. Он набрал побольше воздуху в грудь, выпучил глаза, собрался было лопнуть... но передумал.
- Что вы хотите узнать? - довольно спокойно выдохнул он.
- Я уже сказал: документы. И не раздражай меня, директор. Мое терпение вот-вот лопнет. Оно и так на исходе.
- А как я могу быть уверен, что вы, действительно, представитель хозяина? Может быть вы вообще со стороны?
- Да какое тебе дело, директор? Будь я хоть сто раз со стороны, тебе-то что? Ты чего, не видишь, кто перед тобой? Не видишь пистолета? Выполняй, а потом жалуйся. Только учти, мое терпение на самом деле кончается. Нервы, понимаешь, истрепались. Я только что в вашем сортире отправил на небо троих хулиганов, так ты что, думаешь, что мне четвертого будет трудно к ним присоединить? Не зли меня, директор!
И вновь все происходящее - несмотря на привычку, ставшую уже почти натурой, несмотря на нынешние события - вмиг обернулось фарсом. И даже то, что большинство людей безоговорочно считают важнейшей вещью - тема жизни и смерти, - стала казаться глупой, а все мельтешенье вокруг - игрой в детском садике, оправдываемой весомостью конечных призов. Мысли уже знакомые, первый раз посетили они меня во время имитации растрела, который серьезно разыгрывали перед пленниками чечены. И это несоответствие: игра для одних и ожидание самого важного в жизни события - смерти! - для других, поразили тогда меня своей явной условностью; я подумал тогда, что кто-то забавляется над людьми, из безопасной ложи наблюдая цирк человеческого муравейника. Дьявол, олигархи ли, развязавшие войну?.. есть ли во всем этом смысл? О, тогда сиюминутный смысл быстро смыл глупые мысли, ненавязчиво тянувшие меня в могилу. А в последующие разы, к счастью, настигали они меня в минуты безопасные, вот такие, как сейчас...
Я справился с собой. Генеральный директор, с любопытством наблюдавший за метаморфозами внутреннего мира, ясно отражавшимися на лице странного посетителя, тоже это понял. И смирился вдруг.
- А мне что, больше всех надо? Все равно вас завтра либо вздернут, либо, если вы, действительно, тот, за кого себя выдаете, этот кабинет завтра перейдет под ваше крылышко.
Стукнула входаная дверь. Я, попридержав пистолет на столе, оглянулся. Двое моих ребят, недавно вынесшие Володю-телохранителя, вернулись. Один подошел прямо ко мне и, нагнувшись к уху, прошептал:
- Прибыли Свидригайлов с незнакомым майором. Говорят, московский. Он о вас спрашивал, может сюда явиться.
Я кивнул. Генеральный директор ждал, что приключится дальше.
- Где документы? - повернулся к нему я. - Я кажется ясно сказал?
Тот, уже совсем смирившись и, поэтому, даже повеселев, стал отпирать большой железный ящик за спиной - сейф. Стал бросать папки перед гостем.
- Все здесь. Могу и кассеты дать, все на компьютере продублировано.
- Давай. Я и то и то возьму. Дай какую-нибудь сумку.
- Может вам еще... - сказал и осекся, не договорив.
Я быстро нашел учредительные документы. Раскрыл Устав акционерного общества закрытого типа "Клуб "Белая чайка", зарегистрированного семь лет назад. Учредитель - Куницын Николай Олегович. Генеральный директор Архипов Геннадий Михайлович.
- Как тебя зовут? - спросил я.
- Меня? Петрухин Анатолий Сергеевич.
- Но здесь в документах генеральным директором числится другой. Некто Архипов Геннадий Михайлович.
- А-а! Когда это было!..
- А когда ты здесь появился?
- Я? Три месяца назад.
- Кто тебя назначил? - терпеливо допытывался я.
- Как кто? Хозяин.
- Где это указано? В учредительных документах...
- При чем тут учредительные документы? Их составляли при царе Горохе. Там где-то протокол за подписью Куницына: уволили, приняли... Старого уволили, меня назначили.
- Документы! - потребовал я и протянул руку.
- Послушайте! - вновь вспыхнул генеральный директор. - Может вам ключ от квартиры дать, где деньги лежат?
- Паспорт! - повторил я.
- Ну знаете, - в сердцах сказал генеральный директор и, нырнув в открытый сейф, извлек оттуда паспорт.
Я просмотрел документ. Действительно, Петрухин Анатолий Сергеевич.
- Так говоришь, протокол тоже здесь? Хорошо, посмотрим. Сумку или пакет! - повторил я.
Петрухин, ворча себе под нос, дал мне полиэтиленовый пакет, куда я и сложил документы. Ребята, раздув грудь от готовности исполнить любой мой приказ, стояли рядом. Я ухмыльнулся и сказал, оглядывая их.
- Пошли что-ли, бойцы?
И уже у двери повернулся к Петрухину.
- Завтра наведаюсь, продолжим разговор. И чтобы без штучек! Завтра-послезавтра будете сдавать мне дела, и я посмотрю, оставить вас здесь или нет. До завтра.
Закрывая за собой дверь, я слышал, как генеральный директор хватался за телефон. Кому-то звонил с докладом. Кому? Все равно узнаю.
На полпути вниз встретили гонца от Лехи и Севы, сообщившего, что подполковник Свидригайлов тих как обычно, а приехавший московский майор рвется видеть меня.
Давно не виделись.
Майор Вараскин развил бурную деятельность, распоряжаясь и людьми подполковника Свидригайлова, солидно, но и несколько потеряно топтавшегося в стороне. Майор Вараскин зло сощурил крупные обезьяньи морщины.
- А вы, Сергей Владимирович, ещё более шустры, чем я предполагал. Не успели мы с вами так хорошо и плотно пообщаться, а к вечеру вы уже троих на тот свет отправили. Придется опять с нами проехать.
- Нет, майор, не придется, - покачал я головой.
- Почему? - искренне удивился майор.
- А потому, уважаемый товарищ майор, что не вижу причин мне ехать с вами.
- Вы что, с ума сошли? Я вас задерживаю по подозрению в совершении преступления, - он повернулся к подполковнику Свидригайлову. - Товарищ подполковник! Распорядитесь задержать этого человека!
Бесцеремонность приезжего силовика заставила зазвенеть мои и так истонченные за сутки нервы.
- Майор! А не двинул бы ты отсюда... в Москву. Что ты лезешь, что ты суешься не в свои дела? Кто ты вообще такое? - злобно накинулся я на него. Повернулся к подполковнику Свидригайлову. - Владимир Владимирович! Вы документы этого варяга внимательно читали? У меня он вызывает подозрение.
Меня понесло и, закусив удила, я бешено рвался в бой. Огляделся. Случайных свидетелей было мало. Стояли в сторонке несколько человек рядом с выходом. Скорее всего служащие. Сверху по лестнице изредка спускались ничего не подозревающие клиенты. Некоторые при виде милиционеров торопливо бросали сигареты, видимо опасаясь попасться с марихуаной. Некоторые с веселой удалью лезли в самую гущу дабы узнать новости. А музыка продолжала звучать со всех сторон, никто не подумл снизить накал вечернего праздника. И то, кому какое дело до чьих-то смертей? Тем более, каких-то ублюдков, злобно ухмыльнулся я, скрипнув зубами от нового наплыва злобы. Вокруг человек десять-пятнадцать - стояли ребята Лёхи и качка Семы, которые, видя мой запал, сами были готовы ринуться в бой. Милицию, впрочем, никто и не собирался трогать. Ребята тоже были свои. Вон, Найденыш маячит, подойти не решается. А вот этот майор и три человека с ним...
- Сергей Владимирович! - примирительно выступил из внешнего круга подполковник Свидригайлов. - Не будем горячиться. Никто никого задерживать не собирается. Протокольчик составим, и все будет нормалёк.
Я слушал его нервно.
- Протокольчик хорошо. Протокол подпишу.
Он вновь, даже где-то удивляясь себе, резко повернулся к майору, ощутив новую волну злобы.
- А ты, майор, запомни! В чужой монастырь не лезь со своим уставом. Понял? - спросил я, нарочито и гнусаво смазывая последнее слово.
Майор, рассерженный, хотя и порядком удивленный, промолчал, сдержался. Вздохнул, видимо, успокаивая нервы, и спокойно сказал:
- Хорошо. Составим протокол, если понадобится, вызовем в Упрвление. Да, - повернулся к подполковнику Свидригайлову. - Как на счет подписки о невыезде?
Подполковник Свидригайлов даже поморщился - как все не кстати!
- Это ты, майор, по поводу меня? - снова взвился я. - А как на счет того, чтобы тебе сделать подписку о выезде? В Москве заждались, наверное. Сколько ты тут у нас? Сутки? Не многова-то ли?
Я заметил, что ребята вокруг ещё более сгрудились. Я подумал, что эта моя нервная истерика доставляет мне удовольствие. А ещё я подумал, что все неспроста. Что события последних дней здорово давили и давят на психику. Я, вроде бы, последние дни отдыхал, за неимением зацепок не занимаясь делом, этим засевшим где-то в городе резиденте, охотящимся за чужим имуществом и финансами, но все равно был в постоянном напряжении, которое, воспользовавшись предоставленной возможностью, так звонко выплеснулось. Тут надо, конечно, присовокупить и этих мертвых уже убийц, неожиданно попытавшихся поймать меня в туалете. И однако же, где-то в глубине души я чувствовал: дело сдвигается с мертвой точки, что-то произошло серьезное, такое, что дает надежду в ближайшее время все разрешить. И я сразу успокоился.
- Ладно, майор. Погорячились и хватит. Пойми, меня тут эта троица над писуаром зажала, хочешь-не хочешь взорвешься. Забудем.
Обезьяньи морщины майора Вараскина сложились в ехидную усмешку. Ситуацию он оценил: тот, кто по идее вполне мог бы подойти на роль преступника, по сути прощает его, майора, законопослушные действия. А с другой стороны, мало ли что это за городок, его командировали сюда с конкретным заданием, а все что происходит за рамками его задач может быть связано с основным делом, а может и не быть связано. Да и расклад сил сейчас... оставлял желать лучшего. Так, вероятно, он думал.
- Хорошо. Замнем для ясности. Протокол только подпиши.
Тем временем слухи о происшествие стали проникать наверх. Спустился по лестнице кем-то вызванный генеральный директор, избегавший смотреть на меня, но резким, лающим голосом уже отдававший приказания обслуживающему персоналу. Отдыхающие клиенты тонкой, потом все увеличивающейся струйкой потекли в обход милиции и моих подозрительных ребят на улицу. Вверху где-то сбилась музыка, вновь заиграла, в темный открытый проем входной двери влетела огромная плюшевая ночная бабочка и пошла кружиться вокруг люстры, словно большой тряпичный лоскуток.
Еще минут через двадцать с протоколом было покончено, Я послал какого-то парня, откуда-то знающего Катю, пригласить её вниз. Через десять минут спустилась и она, немного недовольная. Вновь пошла удача, а тут, зачем-то, оторвали. Но сообразив, сквозь заслон алчного азарта, что мельком услышанное о трупах произошло здесь, рядом, а её Сережа опять вел себя героически, сразу перестроилась.
Мы вышли из дверей клуба вдоем. В одной руке я нес пакет с документацией, на другой повисла Катя. Отошли несколько шагов в сторону от парадного подъезда, откуда, потревоженные недавним событием и прибытием милиции, расходились через чур осторожные. Ночь была светлая, ясная. Свежий ветер с реки раогнал облака, так и не спресовавшиеся в весомые тучки, дождь не пролился, но все равно свежо, бодро. Я взглянул на небо, что-то сразу вспомнилось, недавнее... Ах да, мои паучьи подвиги на кране, совсем близко к звездам.
- Что ты там видишь, милый? - запрокинула голову и Катенька. - Ох! Как красиво, я давно на небо не сомтрела. Как красиво!
И правда. Ночная синева неба, по котоой тихо плывут светлые, возле луны серебристые облака. Луна тоже плывет сквозь поджигаемые ею облака, а вокруг льются, льются золотые слезы звезд, густо покрывающие весь бездонный небосвод - без конца и края.
ГЛАВА 24
МЕДИЦИНСКАЯ ТЕМА
Пришлось сидеть до двух часов ночи пока не удалось разобраться в этих книгах. я больше полагался на своих бухгалтеров, поэтому в финансовых документах путался очень быстро, но если не брать детали, основу понять вполне можно. Петрухин Анатолий Сергеевич действительно был генеральным директором АООТ "Клуб "Белая чайка". Его, согласно протоколу от такого-то и такого-то за подписью Куницына Николая Олеговича, назначили генеральным директором на место уволенного по собсвенному желанию Архипова Геннадия Михайловича, проживающего по адресу город Лермонтов, улица Степана Разина, дом двадцать девять, квартира восемнадцать. За что уволили - непонятно. А вот что оказалось интересно: Петрухин был не местный. И примерно тогда же, когда был принят на работу, приехал из Москвы. Здесь был просто зарегистрирован, проживал в квартире, которую снимало АОЗТ "Клуб "Белая чайка". Его московский адрес был таков: Третий переулок Измайловского Зверинца. Ничего себе адрес. Впрочем, звучит.
Еще было не очень поздно, когда я позвонил Елене Михайловне.
- Не разбудил? - спросил сразу, как только представился.
- Что ты, Сережа! Я поздняя птица, ложусь за полночь. Что-нибудь узнал?
- Я вот чего звоню, - сказал я, - сегодня поговорил с директором клуба... Ну, вашего, "Белой чайки". И не могу понять. Его из Москвы перетянули. Но кто? За какие заслуги? Он же москвич. И он, как мне кажется, фактически бесконтрольно распоряжался всеми финансами клуба. Ты случайно не знаешь, за какие такие заслуги его сделали директором? На протоколах подписи Николая Олеговича, но что-то все мне это кажется подозрительным. Не прояснишь?
- Ты много от меня хочешь. Всеми делами заправлял муж, я даже и не лезла в его дела. Да он и не позволил бы.
- Это верно, - подствердил я. - Но мало ли. Значит, не знаешь. Ну ладно. Теперь о другом. Не знаю... Я завтра с утра хочу отыскать врача, который лечил твоего мужа и к тебе съездить, Аркадия повидать... Нет, наверное сначала к вам, потом в поликлиннику. Впрочем, посмотрим. Так или иначе, с утра заеду.
- Заезжай, мы будем ждать.
Я положил трубку. Еще не ложившаяся Катенька вбежала ко мне в кабинет и ревниво поинтересовалась, кому это он звонил? Узнав, что это опять её Окунева, рассердилась было, но я тут же послал её на кухню за пивом, и она умчалась.
И вот что оказалось интересно. Разбирая квартальные и годовые отчеты, я сообразил неожиданно, что почти вся выручка - по отчетам совсем небольшая - уходила на какой-то анонимный московский счет в "Агро Банке", откуда деньги регулярно переводили в неизвестном направлении, судя по тому, что сумма всегда из месяца в месяц не увеличивалась и оставалась чисто условной. В связи с тем, что "Клуб "Белая чайка" процветал и приток денег осуществлялся в виде "нала", то есть наличности, а проконтролировать ничего было нельзя, все, разумеется, уходило куда-то. Во всяком случае, фронт работ на следующий день наметился.
Утро было ясное, утро было солнечное, и через открытую дверь балкона громко, словно через динамик, ухали голуби. Особенно усердствовал один сизарь, так самодовольно крутившийся на перилах, что все время упускал момент, когда улетала его очередная сиюминутня избранница. На часах было без десяти восемь. В такую погоду хорошо на лодке заякориться где-нибудь в тихой заводи и таскать одну за другой свежую и упругую плотвичку. Но... прежде всего дело.
Я выпрыгнул из кровати прямо под душ и, пока смывал с себя остатки сна в открытую дверь стали вползать кофейные волны. Что может быть лучше для непритязательного человека: хорошая погода, по утрам кофе, который готовит тебе твоя женщина... Что еще? Да, здоровье. А ещё деньги, как символ свободы, сама эта свобода и тогда, действительно, незачем торопиться в неизбежный рай, ибо он уже здесь. Лениво разглядывая себя в зеркале напротив, я подумал, что надо ужесточить собственный распорядок дня и заезжать в спортзал не два раза в неделю, а каждый день. И время тратиться меньше, и психологически меньше расслабляешься, пытаясь пропустить невзначай день тренировки. Я ещё раз критически оглядел себя и решил, что килограмма два уже набрал лишние за последнюю неделю. Это, конечно, не страшно при моих габаритах. Я напряг все мышцы, словно на подиуме, и в этот момент вновь заглянула Катя, быстро оценившая обстановку. Все ещё хихикая, уходила, звонко сообщая на ходу, что кофе готов, вылезай, хватит любоваться.
Кофе, сыр, варенье... Тостер выплюнул подсушенный хлеб... На подоконник открытого окна с газовым пузырем невесомой занавески громко приземлился голубь, поочередно и нервно оглядел нас обоими глазами и, несмотря на их неподвижное любопытство, почел за лучшее ретироваться, что и совершил с неменьшим шумом.
Теперь сигарета, необыкновеннао вкусная по утрам. Катя, проходя к мойке, дотронулась до моей шеи - мимолетная ласка, атрибут устойчивого счастья. Я потянулся к телефону, позвонил дежурному, спросил, как обстоят дела с моим нырнувшим "фордом". Оказалось, ребята хорошо сработали с утра, вытянули лебедкой, отвезли в автомастерскую, пусть сохнет, потом проверят. Я одобрил их действия и приказал подогнать к подъезду свой "Мерседес". Положил трубку и решил больше никому не звонить. Сначала заеду в поликлиннику, потом к Елене Михайловне в Княжеское именье. Одел костюм, купленный вчера с Еленой Михайловной. Странно, даже за глаза нет-нет, а назовешь её так, инстинктивно сохраняя дистанцию. Дама хоть куда, княгиня, что и говорить. Посмотрел на себя в зеркале и остался доволен. Этакий викинг славянской национальности, обряженный в свободного покроя костюм. Катя, оглаживая меня со всех сторон, загляделась в зеркало, прислонила голову к моему плечу, задумалась на мгновение, но вдруг порывисто обняла:
- Ты меня правда любишь?
Я рассеянно похлопал её по упругой попке, вытащил пачку сигарет, закурил и, махнув ей рукой, вышел.
Машина уже ждала. Голубой "шестисотый" "Мерседес" редко мною используемый. И сейчас предпочел бы привычный свой "форд".
Машину пригнал Пинаев Василий, недавно демобилизовавшийся из армии и кем-то порекомендованный. Он стоял рядом с дверцей автомобиля. Поздоровались.
- Вы за руль сядите, или мне вас сегодня вести?
- Сам, сам. А ты на своих двоих доберешься, или тебя подкинуть?
- Да мне все равно, как-нибудь доберусь, - скромно сказал Василий, не желавший стеснять начальство.
- Ладно, садись, - сказал я, - доброшу.
Заехали в гараж. В одном крыле здания помещалась авторемонтная мастерская где и работал Василий. Там же над ямой уже стоял белый выкупавшийся "форд". Пришлось выйти полюбоваться. А ещё через десять минут припарковался у Центральной городской поликлинники, где с незапамятный времен стоял на учете отец города, и куда решительно, минуя регистрацию, вошел я. Разумеется, я не собирался на общих основаниях стоять в регистратуре. Жизненный опыт давно подсказал, что в казенных учреждениях надо прорываться на самый верх - сил тратиться столько же, а толку часто гораздо больше.
Молоденькой и очень стерильной секретарше, как и все здесь щеголявшей в белом халатике, распахнутом на груди ровно настолько, чтобы заставить больное мужское население сомневаться, есть ли там что-нибудь под белым хлопком (наверное, нет), я показал свое липовое удостоверение капитана ФСБ и прочее, прочее, на пару минут задержался, чтобы пожаловаться на опасные будни секретной службы и, наконец, был допущен.
Главный врач поликлинники оказался женщиной в летах. Было ей лет под шестьдесят, брови имела густые и сросшиеся на переносице, взгляд умный, и немного раздраженный от постоянного начальственного бремени. Здесь лучше было говорить прямо, что я и сделал. Сообщил, что по желанию единственного сына бывшего мэра города Куницына Николая Олеговича (главный врач его лично прекрасно знала), он расследует некоторые обстоятельства... в связи с новыми данными... внезапная насильственная смерть родственников мэра...
Тут меня подстерегал сюрприз. Главный врач, которую как оказалось звали Ираидой Леонидовной, прежде всего сообщила, что насколько она помнит, Николай Олегович, действительно, был чрезвычайно здоровым мужчиной, то есть она хотела сказать, имел здоровый организм. Кажется, ему делали операцию аппендицита. Он и заходил в поликлиннику либо с комиссией, либо раз в десять лет по собственной нужде. По этой же причине личного лечащего врача у него не было. Лучше свериться с медицинской картой. Но это увы, невозможно. Сегодня ночью случилось ЧП местного значения: кто-то похулиганил и забрался в архив. Подъехали на машине и, пользуясь тем, что сигнализации нет (увы, бедность), зацепили решетку тросом, вырвали оную, разбили стекло и вошли. Внутри хулиганы хулиганили мало: взяли несколько покойницких карт и на железном подносе устроили хулиганский костер. Конечно, совершенно случайно исчезла и карта Куницына Николая Олеговича.
Меня оперативность преступников просто восхитила. Но свое восхищение оставил при себе. Что я мог найти в этой карте такого, из-за чего можно было устраивать весь этот сыр бор?
Уже летя в Княжеские угодья, я вновь обдумывал все, что удалось узнать к настоящему моменту. Очень мало. И вообще, намечался определенный тупик. Для меня. Преступники же действовали на шаг впереди, опережая во всем. Надо было ехать в Москву, подключить вышестоящие силы, решил я. Пора моему старому другу, генералу Романову помочь мне. Может у них в министерстве есть какая информация на того же Петрухина Анатолия Сергеевича, нового гендиректора "Белой чайки".
Возле парадного дворцового входа все повторилось как обычно: примчавшиеся собаки во главе с лохматой Марфой, конечно, узнали его, но глухо, предупреждающе рычали. Марфа одновременно повиливала хвостом, давая понять, что её недружелюбие необходимо по службе и лично к нему, мне, она относится неплохо. Так оно и было, потому что всегда, когда Щербаков или иной охранник формально приобщали его к числу гостей, собаки позволяли себя гладить и чесать за ушами. Так же было и сейчас.
ГЛАВА 25
ЛИСТОК С БАНКОВСКИМИ РЕКВИЗИТАМИ
Я нашел Лену и Аркадия в столовой. Плюхнулся в кресло напротив их и объявил, что умираю от жажды, но готов довольствоваться джином с тоником. Лена сама смешала мне коктейль и на всякий случай поставила передо мной бутылки джина с тоником.
Я коротко рассказл им обо всем, что случилось со мной вчера и сегодня, сумев избежать трагических сторон, всегда присутствующих в рассказах об убийствах и покушениях на оное. Мой приглаженный оптимизм невольно передался слушателям и когда я закончил рассказывать, настроение у Лены и Аркадия, несколько подавленное по моему приезду, вопреки смыслу происшедшего, стало лучше.
- У меня сложилась версия, которую ещё надо проверять. Нет, почти ничего нового, - быстро заметил я, увидев, как все встрепенулись. - Я вам повторю, чтобы лишний раз самому для себя все прояснить.
Я сильно затянулся сигаретой и долго выпускал дым в потолок, в тот угол, где липились белые с вкраплениями позолоты гипсовые виноградные гроздья.
- Незадолго до смерти Николая Олеговича в город внедряется человек от одной из структур в силовых кругах. Задача: прибрать город к рукам, что в нашем бардаке сделать нетрудно: были бы возможности и прикрытие. Этот человек быстро входит в курс дела, узнает основной расклад сил и, возможно, способствует быстрой кончине Николая Олеговича. Да, да, - подтвердил я, увидя их реакцию. - я делаю это предположение вот почему. Во-первых, когда я сегодня приехал в поликлиннику, где на учете состоял мэр, то есть Николай Олегович, медицинскую карту не нашел. Кто-то ночью забрался в архив и сжег несколько медицинский карт на букву "К". Захватили побольше, и нет нужного документа. Так или иначе, я сегодня-завтра, скорее завтра, махну в Москву, все там на месте проверю. Но дальше. Во-вторых, примерно тогда же поменяли генерального директора "Клуба "Белая чайка". Старый был уволен, а новым стал москвич. Кто такой, мы ещё проверим по своим каналам. Бывший генеральный директор тоже переехал в Москву со всем семейством. С ним я тоже попробую повидаться. После всех этих перетурбаций несколько месяцев все было внешне спокойно. Что на других предприятиях творилось, мы пока не знаем. Я думаю, что творилось примерно тоже, что и в "Белой чайке": начальство заменили, а финансовый поток просто уводили в сторону. Это, в принципе, сделать нетрудно. Ну вот, недели две назад основная работа была сделана и начали отстреливать тех, кто заведомо не был согласен на добровольную смену власти. Для этого были задействованы наши кавказские супермены, а может быть и ещё кто-либо. Сложность в том, что Николай Олегович часто не вел документацию, все держал в уме, и сейчас точно сказать, какие из предприятий города управляются подставными лицами, но принадлежали ему, трудно. Найти-то все это можно, но надо провести большую работу, а времени у нас нет.
Я раздавил окурок в пепельнице и сделал глоток из своего бокала. Все невольно отпили из своих. Я посмотрел на Лену, потом на Аркадия. Хмыкнул.
- Тут объявилась группа горских киллеров, которую мне удалось нейтрализовать, вы это знаете. Мы на этом успокоились, а они начали новую атаку. Я думаю, в город прибыла новая группа, и троих из них я вчера удачно замочил в сортире, - сказал я, не удержавшись, чтобы не повторить знаменитую фразу.
Все смотрели на меня. Аркадий вдруг сказал:
- Я бы хотел попросить вас, Сергей Владимирович, помочь мне самому во всем разобраться. Я уверен, кое-какая документация по предприятиям все же осталась где-нибудь, мне нужен в помощь опытный бухгалтер. Я правда, ничего не понимаю в этом деле, но вот для этого и нужен бухгалтер. А выводы я как-нибудь пойму. Это можно сделать?
Я удивился и неопределенно пожал плечами, что можно было понять и как согласие. На Аркадия это было не похоже, он никогда не интересовался делами отца. Мысли свои оставил при себе, а выскался вполне определенно:
- Конечно, почему бы и нет. Тем более, это твое право, как ни крути. А учиться надо, учиться никогда не поздно. Сегодня же отряжу тебе человека поопытнее, - решительно закончил я. - Ну, если всё...
- Нет, - прервал его Аркадий. - У меня ещё не всё.
- Да? - удивленно и заинтересованно переспросил я. - И что же?
- Я хотел рассказать... За день до смерти отца, вечером, в баре, ко мне подошел какой-то человек и передал конверт. Сказал, что это от отца. Ну я тогда и внимание не обратил, мало ли отец мне делал замечаний и устно и письменно, так что сунул конверт в карман и совершенно забыл. Да и пьяный был. А сегодня случайно наткнулся на брюки, которые были тогда на мне, ну и нашел конверт.
Лена и я молча сморели на него. Аркадий также молча смотрел на нас.
- Ну и? - нетерпеливо спросил я.
- Что?.. А да, там были листок с цифрами и название банка. И все.
- Где он? - спросил я. - Он при тебе?
- Да, - сказал Аркадий, - я хотел бы съездить вместе с вами в банк.
- Где этот листок? - спросил я.
- Вот он, - сказал Аркадий, доставая из кармана рубашки сложенный вдвое лист из обычной тетради в клеточку. Мы заинтересовано подвинулись к нему, рассматривая этот листок, словно манускрипт с тайнописью, в корявых иероглифах которой заключена тайна мироздания, никак не меньше. Кто знает, кто знает?.. Для человека судьба Вселенной заключена в его собственной жизни и бесконечность отлично укладывается в краткий предел от купели (если повезет) до последнего "прости" (что наверняка).
- "Сигма-банк"! - удивленно воскликнул я, качая головой; каждый день пребывая в своем офисе, не знал, что возможная разгадка тайны рядом, руку протяни к телефону, сделай несколько шагов по коридору!..
Это удивление я сохранил в себе до прибытия к собственному офису, то есть к банку, но тут же забыл, когда необходимость действовать очистила мысли.
- Сейчас пойдем прямо к Мишке, он нам все предоставит и объяснит. Неплохо устроился мужик. Слышал о Мишке? Хотя, что говорю, откуда тебе? Миша племянник одного из вице-президентов Московского "Сигма-банка". Тот и пристроил своего молодого перспективного родственника к нам. Парень ничего, только у них, у банкиров, мода какая-то толстеть. Может, для солидности, бормотал себе под нос я, выпуская дым и рассматривая листок с цифрами. Наверное, все же для солидности, - продолжал я тему лишнего веса. Встречают, как-никак по одежке, то есть по внешнему виду. А толстые кажутся такими надежными. Как ты думаешь? - повернулся я к Аркадию.
- Не знаю, - равнодушно пожал он плечами.
- Интересно, что же мы там найдем, в этом сейфе? - сказал я.
- Может надо сходить и посмотреть? - предложил Аркадий.
- Истинно! - воскликнул я, сразу обращаясь в свою привычную, деятельную ипостась. - Устами твоими глаголет истина.
Мы вышли. я захлопнул дверцу машины, запер, кивнул прохоживающемуся у вьезда на территорию бывшего детского садика милиционеру с автоматом-малышом на ремне, и вот уже мы входим в здание, в котором какой-нибудь нынешний школьник, года три назад ходивший сюда кушать манную кашу, ни за что бы не узнал детскую Альма-Матер - так все величаво, просто, блестяще. "Ясное дело, ремонт ведь делали турки," - игриво и отвлеченно подумал я.
На двери кабинета висела блестящая хромом металлическая табличка с золотыми буквами: Ордынский Михаил Григорьевич, Генеральный директор. Я кивнул тоненькой черненькой секретарши в узкой коротенькой юбке, сидевшей (не юбка, а секретарша) перед сияющим ликом большого монитора, и, ведя за собой Аркадия, сходу ворвался в кабинет, где перед взорами нашими предстал Генеральный директор собственной персоной.
Михаил Григорьевич, он же Миша, действительно был полнеющим, очень розовым блондином, лет двадцати семи-восьми, с жиденькими прилизанными волосиками, прекрасными голливудскими зубами и пухлой упругой ладошкой, которой он пожал руки нам. Я тут же упал в кресло, указал Аркадию на другое, напротив, и сразу перешел к делу. Рассказ мой чрезвычайно заинтересовал Михала Григорьевича, который, как видно, и не подозревал, что под крышей его банковского филиала хранится ячейка такой важной, хоть и местного значения, персоны.
Дай-ка ещё взглянуть, - попросил он и близоруко стал всматриваться в цифры, словно надеялся сквозь арабские значки разглядеть внутреннее содержание ячейки. - Вы хотите забрать содержимое? - спросил он Аркадия, уважительно поглядывая на него время от времени.
- Да, прямо сейчас, - подтвердил Аркадий.
- Тогда не будем терять время, - сказал Миша, и мы поднялись вслед за ним.
Сейфы и прочие ячейки находились в подвале. Мы спустились по мраморной лестнице и по гулким полированным каменным плитам подошли к двери, возле которой сидели за столиком с небольшим монитором, показывавшие подходы к лестнице наверху, два охранника. Я, ожидая, пока откроют дверь, а потом могучую решетку, сваренную из толстых железных прутьев, поглядывал на экран монитора, где сновали уменьшенные фигурки людей, ни один из которых не рискнул спуститься.
Прикрыв за собой замком щелкнувшую решетку, прошли по коридору внутрь, свернули налево и попали в комнату, все стены которой состояли из дверок сейфовых ячеек. Здесь же находилась и лестница на колесиках, предназначенная для тех, кто по причине малого роста, либо недостатка средств (расположение ячейки регулировалось финансовыми возможностями клиента: чем беднее ячейконаниматель, тем менее доступна ячейка) не мог дотянуться куда надо. Ячейка, указанная на нашем листике, была недалеко от входа. Я, взглядом испросив разрешение у Аркадия и руководствуясь цифрами на листке, быстро набрал шифр замка, распахнул дверцу, заглянул внутрь и отошел на шаг.
- Прошу, - сказал я Аркадию.
Аркадий тоже заглянул внутрь, сунул туда руку и вынул пластмассовую, перетянутую встроенными резинками черную канцелярскую папку, которую, не решившись сразу открывать, передал мне. Я не стал колебаться и ту же, сбросив резинки с уголков папки, раскрыл её. Миша, не справившись с любопытством, сделал шаг, заглянул. Внутри лежали две обычные школьные тетрадки. "Наверное, в клеточку," - подумал я, вспомнив листок с шифром. Так и оказалось. В одной, тонеькой, были какие-то схемы, квадратики, кружочки. Ее я сразу захлопнул. Вторая, более толстая. была сплошь исписана. Я и её, не стараясь ничего прочесть, закрыл. Закрыл и папку, по старому укрепив резинками уголки и протянул Аркадию.
- Все, пошли, - сказал ему и повернулся к Мише. - Спасибо тебе, Миша, но, сам понимаешь, нам пора.
- Может зайдете, коньячку?..
- Спасибо, дела. Слышал, наверное, что в городе творится?
- Ты считаешь, что все связано? - кивнул сообразительный Миша на папку в руке Аркадия.
- Кто знает, кто знает... - философски заметил я.
ГЛАВА 26
СЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ КНЯЗЯ
Выйдя из катакомб банка, прошли прямо к моему офису. Дежурному я приказал никого к себе не пускать. Расположились за столом. Я, чтобы лучше работали мозги, извлек из холодильника по бутылке пива, одну из которых, вместе со стаканом, поставил перед Аркадием. Сам пил из горла. Уже через несколько минут стало ясно, что одна тетрадь представляет собой нечто вроде дневниковых записей, очень личных, разбавленных сантиментами начинающейся старости. Сколько там Князю было лет перед кончиной? Шестьдесят девять кажется. Ну да, с двадцать первого года. Надо же, уже скоро будет прошлого века! Извлекать информацию из этих мемуаров - время терять. С другой стороны, надо.
- Вот тебе, Аркадий, и занятие. Почитаешь. систематизируешь, может информацию какую надыбаешь.
Аркадий странно посмотрел на меня, но я отнес это к сыновнему трепету. Или ещё так к чему, времени не было разбирать.
А вторая тетрадочка показалась гораздо интереснее. Там и заполнено всего было несколько листков... главное, что там было. Неизвестно, что там было. Все было испещрено стрелками, буквами, кружочками и квадратиками. Впрочем, алгоритм нащупывался сразу: возглавлял весь этот разгул схематизированной криптографии большой кружок с буквой "Г" в центре, что можно было расшифровать в общепринятом смысле, но скорее всего подразумевалась начальная буква известной клички: Князь. Если принять это допущение, то парадигма личного бизнеса Князя начинала проясняться... Нет, все было слишком сложно. Например, нигде не расшифровывались инициалы или буквы кличек, непонятно было назначение цифр, приписанных возле кажного из кружков. Цифры были от тридцати до ста. Но то, чтобы составить какое-то представление всерьез, рабочую гипотезу, понадобилось полтора часа, поллитра коньяка, пачка сигарет и один из прямоугольников с буквой КБЧ и цифрой сто.
Вот к чему пришли: вся тетрадь была какой планом-схемой всего бизнеса Князя. Здесь были указаны все предприятия, которые принадлежали ему, их взаимосвязи, отмеченные стрелками, и, вероятно, та часть собственности, выраженная в абсолютных цифрах, которая принадлежала лично Князю. Если это так, то КБЧ вполне может расшифровать как "Клуб "Белая чайка", а сто - это сто процентов принадлежащей Князю собственности предприятия.
На радостях выпили ещё по сто грамм. Аркадий заметно повеселел, то бишь, немного опьянел и, неловко схватив дневниковую тетрадь, выронил оттуда слабо державшийся листок. Листок оказался просто вложенным. На нем четким, хотя и мелким Княжеским подчерком были написаны расшифровки всего буквенного ряда из первой тетради. Более того, указано было куда и сколько уходит денег. Например, тот же "Клуб "Белая чайка", генеральный директор Архипов Геннадий Михайлович, переводил сто процентов выручки в филиал "Сигма-банка", где они с Аркадием сейчас и находились. О новом генеральном директоре Петрухине здесь упомянуто не было. В общем, тетрадь была очень и очень интересная. То, что в ней было нарисовано и написано, конечно, было бы расшифровано в любом случае. Попозже, разумеется, но было. Раскрутить дело не представлялось труда. Но тетрадь была полезна ещё и потому, что, хотя бы на примере "Белой чайки" показывала: собственностью Князя, а теперь и Аркадия, кто-то всерьез и давно занимался, продолжая и сейчас перечислять средства на свои тайные счета. Я взял трубку телефона и сделал несколько звонков. Прежде всего связался со своим главным бухгалтером Андреем Струнилиным, очень юрким, суетливым мужчиной за тридцать. Вначале, при знакомстве, суета эта раздражала, потому что заставляла подозревать во всех смертных грехах, а главное, в сильном его желании что-нибудь и где-нибудь подсчитать таким образом, чтобы разницу перевести на собственный счет. Потом оказалось, что схожие мысли возникали у всех, все проверяли и перепроверяли Струнилина, и эти проверки только убеждали в кристальной честности его. Так что, из-за своего подозрительного вида карьера Андрея Струнилина быстро шла в гору: кроме основной работы, он занимался и частным аудитом, а я, зная об этом, не препятствовал. Тем более, что кристальная честность Струнилина была сильно преувеличина теми, кто ждал от Андрея прямого воровства; категорично не желая воровать напрямую, он был непрочь запомнить и передать мне данные аудитов. За вознаграждение, разумеется. Такое вот хитросплетение бизнеса.
Я попросил Струнилина пока отложить собственные дела и помочь молодому Куницыну разобрать дела отца. Тот был изрядно удивлен, но и обрадован: не каждый день выпадала возможность ознакомиться с империей Князя изнутри. О возможных осложнения в связи с этой работой, я не стал упоминать. Тем более, что Струнилина это не остановило бы. Некоторые люди, вполне рядовые обыватели в жизни, в делах, то есть в погоне за выгодой становятся одержимыми. Обычно это кончается для них плохо, но тут уж ничего не поделаешь, такова их природа. Я разрешил снимать с других работ столько людей, сколько Андрей посчитает нужным. В пределах разумного, конечно, чтобы не оголить собственный бизнес. Распорядился начинать сегодня же. Пусть созвонится с Аркадием и договориться о совместной работе. Да, да, это желание самого Куницына. Аркадию полностью подчиняться, он теперь полновластный хозяин всего. Я взглянул на Аркадия, тот слегка покраснел. Возможно и от спиртного. Я ещё позвонил Лехе и нескольким другим мужикам такого же ранга, то есть, тоже руководителям подразделений или фирм и предупредил о возможной помощи Струнилину. Это на тот случай, если новые или старые директоры будут препятствовать Струнилину совать нос в дела руководимых ими фирм, как генеральный директор "Белой чайки".
- Мужик дельный, - сказал я, после всех этих звонков, имея в виду Струнилина. - Он во всем поможет разобраться.
Я закурил и решил позвонить Кате. В это время она всегда дома, ждет его звонка или самого к обеду. Боится упустить, ещё трепещет. Я ухмыльнулся, но мысль была приятна. Катя находилась, конечно, дома. Я предупредил, что скоро заеду и положил трубку.
- Тебя не приглашаю, - сказал я Аркадию. - Ты езжай к себе. Надо же, буквально к себе. Это же твой дом, никак не привыкну, что отца твоего нет. Это была фигура, скала, Князь, в общем. Тебя сейчас отвезут.
Я позвонил в автомастерскую. "Форд" был уже подсушен и проверен. Все было нормально, главное, провода не пострадали. Я сказал, чтобы сейчас же пригнали его к банку. И заодно, пусть тот, кого пришлют, отгонит мой "Мерс", сначала подбросив Куницына младшего домой.
- О тебя уже в городе все знают, заметили.
И вновь показалось, что Аркадий покраснел.
Ну все. Еще осталось распорядиться выделить охрану в количестве трех человек (пока прямой опасности нет, и трех гавриков хватит) проводить Аркадия до усадьбы. Там свои люди. Теперь уже всё. Нет. Еще позвонил Лене.
- Лена! . Мы тут с Олегом кое в чем разобрались. Поверхностно, конечно. Аркадий сейчас вернется, все расскажет.
- А ты разве не приедешь? - спросила она. - С тобой как-то надежней.
Я рассмеялся, но было приятно. Да, приятно, черт возьми, когда такая ослепительная женщина делает тебе комплимент.
- Нет, малышка, сейчас заеду домой, пообедаю, а потом съезжу в "Клуб".
- Клуб? Зачем же в клуб? Я думала там уже все выяснили.
- Что ты, радость моя, мы вот только что раскопали с Аркадием, что, судя по всему, твой муж и не думал менять генерального директора. Во всяком случае, в записях об этом ничего нет.
- Да? - с сомнением сказала Лена. - Тогда давай. Значит, после обеда туда поедешь? А Аркадий сейчас едет? Знаешь, передай ему, пусть, как приедет, подождет меня. Я немного прогуляюсь, а то сижу взаперти, вдалеке от всех дел. Надоело.. И погода хорошая.
- Хорошо, передам, - сказал я и положил трубку.
- Елена Михайловна погулять хочет, - сообщил я Аркадию. - Ты как приедешь, её подожди.
Аркадий пожал плечами. Он листал тетрадь отца. Ту, что с дневниковыми записями. Пожал плечами, небрежно бросил на стол. Я отметил этот его жест. Как же, проблема отцов и детей.
- Знаешь что, - сказал я, - оставь ка мне эту тетрадку, а ту со хемами возьми и передай бухгалтеру, когда он приедет. Будете вместе с ним разбираться. А я эту почитаю. Если не возражаешь. Хорошо?
Аркадий, как я и предвидел, не возражал.
Офис был на первом этаже и из окон хорошо просматривался двор и место парковки. Видно было, как вьехал на дорожку, потом свернул к месту парковки и стал рядом с "мерседесом" краса и гордость моя, любимый мой белый "форд", весь полированный и блестящий в ярких лучай солнца. Я повернулся к Аркадию.
- Ну все, пошли. Делу время.
Собрались. Аркадий уложил свою тетрадь со схемами в папку, я сунул в карман другую, и мы вышли. Подошли заказанные мной телохранители. Я поздоровался и представил им Аркадия. Потом они с Аркадием сели в "мерседес" и укатили. Я с удовольствием оглядел свою извлеченную из волжских вод машину. Приятно взору. Открыл дверцу и сел внутрь. Все было как новенькое. Даже сиденья. Интересно, как им это там удалось так быстро высушить?
ГЛАВА 27
ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ ПОДВЕЛ
Домой я приехал уже через десять минут. И - словно с утра прошла вечность - с удовольствием подхватил прыгнувшую мне на шею киску. То есть, Катеньку. За эти дни, незаметно внедряемый ею, а мною снисходительно поощряемый, выработался ритуал, обоих устривающий (это я так оценивал, с мужским превосходством снисходя к причудам женского пола, - на самом деле мне тоже нравилось): эти прыжки на шею, поцелуи на прощанье... "Ей Богу, с комическим ужасом думал иной раз я, - эдак недалеко до ЗАГСа, а ещё ужаснее - до венца, модного ныне!
"На всю жизнь!" - ужасался я.
Но пока нравилось.
- Соскучилась, крошка? - спросил я, приподнимая её и целуя. Знал, что ей нравилось, когда я поднимал её как маленькую девочку. Катя немедленно обхватила меня ногами, а я немедленно стал искать оправдания, чтобы задержаться дома подольше.
Не нашел. Пришлось с сожалением опустить её на пол и, хлопнув по попке, направить в кухню.
- Я, котенок, поесть должен и сразу бежать. Дела.
Уже за столом сказал ей, что завтра с утра еду в Москву. Надо там кое в чем разобраться. Катя немедленно испугалась.
- Надолго?
- Нет, день-два, не больше.
Дома задерживаться не стал. После еды за чашкой кофе выкурил сигарету. Потом встал, несколько расслабленный. Но ехать было надо.
Возле клуба в этот неурочный час народу было мало. Случайные прохожие. Дворник метлой разгонял на торотуаре пыль и опавшие, раньше времени отжившие свое листья. Голуби ловко уклонялись от метлы и бодрой рысью перебегали на безопасные места, разучившись летать от людского благодушия. На дворнике был серый брезентовый фартук, а на голове - тюбетейка. Татарин, конечно, как сказал бы Штирлиц.
Я вышел из машины, заперь дверцу, не доверяя прохожим людям, и вошел в прохладный после палящего августовского солнца каменный полумрак вестибюля. Услышал женский смешок. На барьере гардероба, невидимые для моего ослепленного солнцем взора, угадывались силуэты двух девушек. Да, девушки, разглядел я и пошел к лестнице на третий этаж. А девушки, занятые своим хихиканьем, так и не заметили меня.
Вообще-то, жизнь была. Из раскрытых дверей ресторана лилась музыка, везде ощущалась жизнь, слабый пока запах табака и более заметный, но не такой привычный, запах марихуаны, которым здесь были пропитаны стены. Проходя мимо открытых дверей ресторана, заглянул внутрь. Несколько столиков были заняты, что удивительно для такого раннего часа. Наверное, дабы не упустить выгоду, здесь кормят обедами.
А вот на третьем этаже никого не было. Дверь генерального директора была тоже закрыта. Я попытался постучать посильнее, и тогда из соседней двери выглянул маленький пожилой человечек в черном атласном жилете и с синим широким галстуком, объявивший, подслеповато щурясь сквозь толстые стекла очков, что директора нет, директор ушел домой обедать.
- Это за каким чертом? Что здесь нечего поесть?
- Директор ушел домой обедать.
- Он каждый день ходит домой обедать? - по наитию спросил меня.
- Нет, - ответил дребезжащий голос, - обычно он обедает в кабинете, но иногда едет домой, это его право.
- А вы кто такой будете? - почему-то заинтересовался я.
- А вы? - в свою очередь подозрительно вопросил человечек, выставив вперед пронизанный крупными красными жилками нос. - Что вам надо?
- Шоколада, - неожиданно сказал я и ухмыльнулся, глядя, как дедушка с порывистым негодованием прикрывает за собой дверь.
Подождав секунду, он вошел в дверь и попросил у старичка домашний адрес генерального директора. Лишь когда я представился доверенным лицом Куницына (какого? отца, сына?), он получил адрес: улица Дениса Давыдова, дом шестнадцать.
- А квартира?
- Квартира, квартира, - поворчал старичок, почему-то не желая говорить. Но все же сказал, выдав свою потаенную веру в приметы, тринадцатая квартира.
- А вы кто здесь будете? - спросил я, почему-то догадываясь.
И верно, старичок оказался бухгалтером. До того, как его определил сюда Николай Олегович, служил в мэрии помощником старшего бухгалтера, а ещё раньше...
Я поспешил попрощаться и уйти от словоохотливого старика: слишком много дел.
Улица Дениса Давыдова находилась недалеко от набережной, на два квартала ниже центра, но словно бы на окраине. В незапамятные времена здесь, видимо, был овраг, так что улица довольно явственно падала вниз, параллельно Волге, образуя ощутимый спуск. Дом был старый, довоенной постойки, отделенный от улицы высоким забором и глухим фасадом.
Дом номер шестнадцать отличался от других типовых советских строений уже тем, что от прежней архитектуры сумел сохранить переднее крыльцо с двумя каменными колоннами, небольшим фронтоном и каким-то гипсовым барельефом, давно изъеденным солнцем, дождем и химическими красителями. К этой фасадной стене, за которой некогда начинался древний дом, впоследствие пристроили вполне современное окончание, может быть времен "хрущевок", так что получился вполне уютный на вид трехэтажный монстрик, слегка утопленный в глубину двора и огороженный высоким забором из железной сетки, крашенной зеленой краской. Этой сеткой жители, видимо, спасались от бродяг и подростков, мешавших мирному течению жизни внутри городского островка. Дом мне понравился. Кроме того, дабы дополнить картину древности и уюта, дом был увит плющом, а асфальт перед боковым подъездом разрисовали цветными мелками. На лавочке сидели три, совершенно разные старушки, у которых я и спросил квартиру Петрухина Анатолия Сергеевича. Бабушки с энтузиазмом указали на второй этаж, второй подъезд, где и находилась упомянутая квартира номер тринадцать, трехкомнатная, окно кухни выходит сюда, вон открытое окно, значит Анатолий Сергеевич дома, другие окна на той стороне, нет, вон то окно тоже его, хоть и закрытое. Скрипучий щебет бабушек я прервал, поблагодарил и скоро нажимал кнопку тринадцатой квартиры.
Я позвонил несколько раз, пока не убедился, что за дверью не слышно ни малейшего шума. Вышел из подъезда и вновь подошел к старушкам, изо всех сил разглядывавших меня с ног до головы.
- Что-то никто не отвечает, - пожаловался я. - Может он ещё не приходил? Или уже ушел? Мне на работе сказали, что Анатолий Сергеевич пошел обедать. Старушки устроили бойкое совещание и быстро пришли к выводу, что Анатолий Сергеевич дома. Дома и нигде больше. Он домой в это время не приходит, а сегодня пришел, значит дома. Если бы ушел, они бы заметили. Дома.
- А вы постучите. Может звонок не работает?
Конечно, может. Я задумчиво огляделся, думая, что предпринять. Солнце в зените. Жаркий августовский полдень. Здесь во дворе, затененном огромными липами, прохладно, уютно. Не хватает только фонтана, как в узбекской чайхане, или ручейка с журчащей прохладой. По старушкам бегала узорчатая тень, и бвсовито гудел залетевший с лугов шмель.
- Пойду попробую постучать, - сказал я. - Может, действительно, заснул?
- Идите, идите.
Особенно не надеясь, больше для очистки совести, я позвонил ещё раз. Тишина. Вынул свои ключи и открыл дверь. Вошел в полутемный коридор и прикрыл за собой дверь. Если хозяин на самом деле спит, можно будет сказать, что дверь была открыта. А если его нет, надо будет обыскать квартиру, очень удобный случай. Я прошел коридор и очутился в большой, прохладной и уютной комнате, пол которой был укрыт толстым войлочным китайским ковром с выпуклым цветным рисунком - какие-то драконы на фоне растительного орнамента. На стенах несколько светильников, большая люстра на потолке. Направо мягкий диван, рядом, возле столика, бездонное кресло. На столике большая бутылка "Мартини" и две рюмки, из которых пили - в одной ещё темнела жидкости на треть, в другой - лужица на дне. В пепельнице окурки "Мальборо". Пусто. И полная тишина.
Я вышел в коридор и проверил ванную, потом туалет. Никого не обнаружил и решил продолжить осмотр. Вдруг я осознал, что давно уже чувствую запах... аромат духов, неуловимо знакомый, но где я его последний раз удостоился ощутить? С запахами всегда так: либо память упрямо и назойливо выдает тебе живую, красочную картинку может быть ничуть не интересного тебе прошлого, либо упрямо прячет, дразня надеждой - вот-вот, сейчас, вспомнишь владелицу духов, мало ли женщин каждый день встречаешь, мало ли?.. Здесь были две двери, и обе закрыты. Одна, конечно, в спальню, другая... Анатолий Сергеевич жил один. Что может устроить себе одинокий мужчина во второй комнате: кабинет? Открыл ближайшую дверь. Еще не спальня, но широкая тахта у стены. Цветные подушки. Стенной шкаф, заполненный мужской одеждой... кожаное пальто эссесовского покроя, костюм.
Я закрыл шкаф и подошел к письменому столу... удивительно пустому. Впрочем, ничего удивительного. Петрухин жил здесь всего чуть больше трех месяцев, время, в основном, проводил на работе, там же, конечно, хранил документы. Здесь же место не для работы, скорее для отдыха и развлечений. На это намекал и запах духов, а также вино, прочие явства и неуловимые детали.
Осталась спальня, куда я тихонько и заглянул, двигаясь как можно тише в расчете на то, что, ежели сладкий полуденный сон и сморил гендиректора "Клуба "Белая чайка", то лучше его не будить.
Действительно, спальня. Шторы были предусмотрительно задвинуты (женские духи, вино, сигареты...), натуральный ковер обычной расцветки, современная, довольно приличная мебель темного дерева, туалетный столик перед трюмо. На столике журчал маленький итальянский водопадик с подсветкой, и старик китаец удил рыбу из крошечного озерца. Светильник освещал трюмо и кровать приятным мерцающим светом, уплотняя полумрак спальни по углам, куда не достигал свет слабой сампочки. Разобранная кровать была хорошо видна и там, на простыне, откинув одеяло, совершенно голый и пузатый лежал Петрухин Анатолий Сергеевич, томно смотря на меня и сложив губы на этот раз не в презрительной, а ласковой улыбке. Видимо, ожидал женщину, уж никак не меня. Впрочем, в данный момент Петрухин уже никого не ожидал. Он был мертв, давно мертв и не скрывал этого, потому что в голой груди его, как раз в районе сердца, казавшаяся удивительно чуждой, торчала рукоять ножа.
Удар был настолько ловок, смерть, как видно, наступила столь быстро, что мертвец так и застыл с этой похотливой улыбочкой, изогнув ещё круче, от природы и так волнисто вырезанные сладкие губы старого козла.
Тоже эпитафия!
Отличная работа... Анатолий Сергеевич приятно взволнован предвкушением праздника плоти, молодецки раззудевшись, летит домой в неурочное время, чтобы провести обеденный перерыв (а может и остаток дня) в постели с пахнущей Парижем женщиной, пьет с ней вино, раздевается, ложится, ждет, видит, наконец, её, ослепительную (уже судя по улыбке на его устах)... Дальше что? Да, женщина подходит, отбрасывает одеяло, наклоняется или падает на широкую, жирную грудь любовника и так ловко всаживает тонкий клинок (я заглянул сбоку), что одержимый пароксизмом желания партнер ничего не почувствовал. И уже никогда не почувствует. Я, покачиваясь на пятках, смотрел на этот памятник разврату и думал, что такой вот подарок смерти может перечеркнуть самую праведную жизнь. Конечно, никто не собирался посылать фотографии семье, но слухи доходят, слухи всегда доходят. А у Петриухина, конечно, дети, скорее всего, и внуки... С другой стороны, от лося лосенок, от свиньи - поросенок, и если папа такой вот, детишки (тем более в наше, прокладочно-контрацептивное время) должны быть ещё краше. "Вот такое насмотришься и в монастырь пойдешь" - подумал я и взял трубку телефона, стоявшего рядом с заснувшим китайцем итальянского производства. Я позвонил подполковнику Свидригайлову, объяснил ситуацию и попросил прислать группу. Сказал, что кроме телефона и дверных ручек сам ничего не трогал, стирать свои отпечатки, чтобы не повредить других, не буду, но и не останусь здесь - слишком много дел. И посоветовал предупредить старшего группы, чтобы со слов старушек-свидетельниц не искал по городу высокого блондина с светлых ботинках.
Я положил трубку на телефонный аппарат и пошел к двери. На пороге повернулся и рассмеялся.
Но это не был веселый смех.
Неожиданно пришла в голову мысль, что простая жизнь мирного обывателя, лишенная прелестей стрельбы и холодных ударов клинков, не так уж и пресна. Возможно, что-то в ней есть милое и приятное. Как-нибудь надо будет над этим подумать, решил я.
Я вышел на улицу, кивнул старушкам, тут же закачавшимся мне вслед, сел в машину и уехал.
ГЛАВА 29
УЖАСНОЕ БУДУЩЕЕ БЫКОВА
На следующий день рано утром, ещё не было семи, я в "форде" выехал в Москву. Предстояло встретиться с бывшим сослуживцем отца, другом того, Семеном Зелимхановичем Романовым, ингушом по национальности, но обрусевшим. И отец, и Семен Зелимханович окончили один и тот же институт, но потом их пути разошлись. Семен Зелимханович учился дальше, служил, продвигался по службе и умудрился к настоящему времени получить первые генеральские звезды, то бишь, стал генералом-майором МВД. Именно с ним решил посоветоваться я, зная, что память о давно ушедшем человеке - моем отце - и на этот раз сослужит службу.
Я накануне позвонил в Москву, быстро соединился с генералом, договорился о встрече на следующий день, да, вторая половина дня, но ещё раз надо позвонить, сделать контрольный звонок, мало ли?..
Погода была прекрасная. Отфильтрованный за ночь воздух розово светился, ровное полотно серого асфальта раскатывалась передо мной, в открытое окно сквозь неслышно-привычный рокот мотора ввинчивалась песенка жаворонка. Я выставил в окно локтоть, подставил лицо ветерку и был готов вот так ехать и ехать, не только в Москву, но дальше, дальше к чудесному, дрожащему где-то вдали горизонту счастья, не совсем мне понятному, но влекущему необычайно.
Вначале по сторонам широко разлились поля с тучными хлебами и овощными культурами, кое-где шлялись тракторы с людьми и в одиночку, убирали что-то. Потом пошли леса, стеной подступая к трассе, и иногда дорожный знак намекал о перенаселении окрестностей копытными: оленями, косулями, кабанами. Я, следя за встречными машинами, мгновенно размазывавшимися позади, наслаждался прелестями дороги. Как это прекрасно, как увлекательно бывает вот так, сорвавшись, хоть и в небольшое путешествие, наслаждаться прелестями мелькавших за стеклом пейзажей и мимолетными сценками местной, движущейся куда-то мимо жизни! И как сразу начинает работать фантазия, какие увлекательные домыслы рояться в голове! ..
Набравшее силу солнце пробралось к углу открытого окошка и вдруг облило мои колени. Будка ГИБДДешников... толстый милиционер, защищенный салом, бронежилетом и властью, лениво помахивая дубинкой идет к остановленному "Камазу", успевая равнодушно зацепить взглядом мой, пролетавшего мимо "форд". Вновь пошли поля с лесозащитными полосами, незаметно переходящими в рощи. Свалка машин впереди, устроенная каким-то лихим и бессмертным джигитом... милицейский вертолет на поляне у дороги, машины "скорой помощи"... видно давно все произошло, раз успели доехать все исчезло позади, кануло, и вновь лента дороги, вновь солнце по ясребиному заходящее то с одной стороны, то с другой, следуя топографической разверстке местности и транспортного пути.
Вот так, с милыми дорожными подробностями, развлекавшими праздный ум, я к полудню добрался до пригородов Москвы, которые узнавал по приметам; отличить же начало столицы и многочисленные города-спутники было иначе трудно - единая госархитектурная планировка планировка ранее чуждалась примеси индивидуальности.
На часах было двенадцатьать часов семнадцать минут. Время ни то, ни сё. Решил заехать домой и оттуда прозвонить Семену Зелимхановичу. От старых времен у меня на Первой Мещанской улице, недалеко от бывшей Колхозной, а ныне Сухаревской, сохранилась небольшая двухкомнатная квартира в доме крепкой сталинской постройки. Заехал в магазин и купил себе немного ветчины, сыру, хлеба и виноградного сока впридачу. Потом припарковал "форд" под окнами и поднялся на четвертый этаж. Я не был здесь уже около полугода. Открыв наружную дверь, пошел в длинный коридор, заканчивающийся перпендикулярно поставленными дверьми. Дверь налево вела в его квартиру, правая - к соседям. Архитектору в старое доброе довоенное время позволялось отходить от стандарта, который только-только нащупывался, а в Хрущевско-Брежневские времена расцвел пышным цветом. Во всяком случае, я, ещё до своего отъезда из Москвы, подумывал о приватизации и соседской квартирки, чтобы объединив обе, иметь такое вот оригинальное жилище. Теперь все это представлялось неактуальным, теперь я жил далеко и уже стал отвыкать от сумасшедшей карусели столичной жизни.
В квартире было пыльно, да, но ожидал увидеть худший бардак. Отвык постепенно от родных пенатов и, на расстояние, рисовал картины упадка, на самом деле не дотягивавшие до моего воображения.
Оплаченный за год вперед телефон отозвался гудком. Я позвонил генералу Романову, напомнил о встрече. Тот прекрасно помнил. Договорились встретиться в ресторане на Чистых прудах, у метро, выход к Тургеневской, все забывал Семен Зелимханович название ресторана... кажется, "У Тургенева". Договорились на четырнадцать часов ноль-ноль минут. Тогда и смысла не было устраивать себе обед здесь. Я, покопавшись в платяном шкафу, нашел себе чистое полотенце и отправился в ванную, освежиться. Ехать тут было всего ничего: пять-десять минут. После душа хлебнул сока и скоро выходил из дома.