Хладен, как смерть

Уильям Микл «Хладен, как смерть» William Meikle «Cold As Death» (2015)

Снежная метель налетала в лицо, пока он несся по седловине, граничившей с западным склоном распадка. Лошадь внезапно остановилась, едва не сбросив его, и ее пришлось понукать, прежде чем она двинулась дальше.

В иную ночь он, может, и дал бы ей волю. Мыслей об очаге и доме и его теплых комнатах в Стирлинге было почти достаточно, чтобы забыть, что дорога, лежащая впереди, ведет в прошлое… и ее надо пройти.

Он сидел у огня в «Тва Дагс», когда пришел зов. Он уже выпил несколько порций эля, и послание донеслось слабо, издалека, но он тут же понял, что оно значит.

Пора.

Он уехал той же ночью. Три дня ветра и снега развеяли даже те крохи энтузиазма, что вызывала у него эта задача, но выбора не было. Они заключили пакт, десять лет назад. Свою половину сделки он уже выполнил, и не раз, но теперь причиталось с его партнера. И пора было платить.

Завывали шквалы ветра, и бин сидхе визжала ему в уши. Он изгнал ее взмахом руки, вызвавшим вспышку света и уколовшим его ноздри запахом серы.

Что-то таилось за гранью в ночи.

И оно меня знает.

И вновь он пришпорил лошадь. Снег под копытами становился плотнее и глубже. Он был рад, что ехал в тяжелых штанах, а под плащом была туника из толстой кожи. Меч холодил левое бедро, но он оставил его висеть там.

Он может пригодиться мне, и скорее рано, чем поздно.

В какой-то миг дорогу стало не видно за сгустившейся метелью, но поисковое заклинание помогало ему держаться пути. Пользоваться им приходилось понемногу, потому что каждый раз, вызывая его, он терял немного тепла и холод глубже пробирался в кости. Руки уже казались кусочками льда под оленьей кожей и шерстяными митенками, и он боялся, что если коснется бороды, то кусок ее останется в руках.

Они пробивались. Слабое, водянистое солнце пыталось подняться над Раннох-Мур на востоке, но тепло не проникало сквозь снег. Ветер стегал его по лицу через всю долину, словно пытался прогнать. Он крепче затянул капюшон плаща вокруг шеи и подстегнул лошадь.

Полдень почти наступил, когда он, подняв голову, увидел серую тень крепости Этив, нависшую над распадком примерно за полмили впереди.

В нем нарастал порыв сбежать.

Повернись и умчись. Никто не узнает.

Но он слишком долго убегал. Он должен спасти друга. В этот раз все было иначе.

Ему пришлось с силой молотить в огромную дверь набалдашником меча, прежде чем его присутствие заметили. И внутри самой крепости оказалось ненамного теплее. Человечек, так закутанный в меха, что казался ковыляющим медведем, показал ему, где поставить лошадь, а потом повел в главный зал.

Слуга сообщил о его прибытии:

— Август Сэтон, из Стирлинга.

Десять голов повернулись, пока он шел по просторам пола. Некоторые затем подчеркнуто повернулись спинами.

Похоже, репутация меня опередила.

Его шпоры клацали и выбивали щепки из дерева, но он не обращал внимания, стараясь не выглядеть торопливым на пути к огню, и вытянул руки к пламени так близко, как только осмелился. Наконец он смог снять часть одежды. Плащ и митенки он положил поближе к огню, но меч оставил у бедра. Судя по выражениям некоторых лиц, смотревших на него, меч может пригодиться.

Чувствительность начала возвращаться к рукам, и он отвернулся от ревущего пламени, встав лицом к залу. Справа ему бросили флягу подогретого вина.

— Держи. Влей в себя. Лучше согреться этим изнутри.

Дункан, тан Этива, не особо изменился с последней их встречи. Он был крупным мужчиной, шесть футов ростом, с широкими плечами, огненно-рыжими волосами и бородой, в которой можно было укрыть семейство мышей. Его лицо раскраснелось от огня, и, когда огоньки свечей отражались в глазах, он казался самим дьяволом. Но он рассмеялся, и чары были разбиты.

— Приятная встреча, здоровяк, — сказал Сэтон. — Давненько это было.

— Десять лет, — отозвался Дункан. — Мы стали старыми и толстыми.

— Ну, ты уж точно, — ответил Сэтон. Здоровяк рассмеялся, но чего-то не хватало. Его жизнелюбие теперь не было прежним. Лишь тот, кто знал его, заметил бы это изменение. Выдавали его лишь морщины в уголках глаз да улыбка — она была слишком широкой. Сэтон заговорил вновь, но тан остановил его.

— Потом, — прошептал здоровяк. — Они не знают.

Несколько часов они проговорили, наверстывая эти десять лет. У тана было немало историй о боях и женщинах, но больше о боях. Сэтон и половине из них не поверил, но был рад, что здоровяк в разговорчивом настроении.

Не приходится говорить мне.

День угасал. Зажгли еще свечи, когда закат начался за витражными окнами. Лишь когда последние гости тана ушли и Дункан открыл жбан с уиски, разговор свернул на причину призыва.

— Пришло время, — сказал здоровяк. — Жнеца видели.

— Мы оба знали, что этот день придет, — ответил Сэтон. — Мы заключили сделку.

Дункан сделал глоток напитка, который свалил бы лошадь.

— О да, — сказал он печально. — И десять лет тогда казались веком. Но коротки они были, слишком коротки.

— Мы оба получили, что хотели, — сказал Сэтон, расхаживая по комнате. — Ты — все это.

— И мало мне с этого толку. Я штаны обмочить готов. А на тебя глянь: сидишь тут, словно и дела нет. Во имя Иисуса… ты что, за душу свою не боишься?

Но ответил не Сэтон.

Глубокий голос прозвучал из теней в углу комнаты:

— Может, и не боится, но стоило бы.

Дункан вскочил так резко, что опрокинул козлы, на которых сидел. Фляга покатилась по полу, разливая уиски по дереву досок.

Тени в углу уплотнились и сложились в силуэт в балахоне. Капюшон нависал над лицом, погружая его черты в непроглядную тьму. Но ни с чем было не спутать высокую косу в его белой, почти костяной руке. Лезвие было едва ли не четыре фута длиной и отливало кроваво-красным в свете очага.

— Я пришел забрать свое, — произнес голос, и мурашки проникли аж до спинного мозга Сэтона. Дункан попытался забиться в самый дальний угол, когда высокий силуэт вышел из теней. Его наряд лежал складками у ног, и казалось, что он плыл вперед единым гладким движением. Тошнотворный запах повис в воздухе. Сэтон уже чуял его — на полях боя по всей Европе.

Пахнет разложением.

Сэтон шагнул меж смертью и своим другом.

— Тебе не забрать его, — сказал он, вытаскивая меч.

— Не тебе возражать мне, — ответил силуэт, высоко поднимая косу.

Сэтон был готов, когда она опустилась, и высоко блокировал ее мечом.

— Не тебе возражать мне, — повторила фигура. — Ты тоже мой.

— Еще нет, — сказал Сэтон. Стиснув покрепче меч, он послал голубое пламя по всей его длине. И с силой вонзил клинок в складки балахона.

Крик разорвал воздух. Льдом охватило каждый дюйм тела Сэтона, и рука, державшая меч, онемела, как хладный камень.

— Не тебе возражать мне, — произнес голос, но шел он издалека, словно эхо на холмах. Сэтон не мог более держать меч. И выронил клинок из ладони.

А следом и сам рухнул на землю.

Какое-то время спустя он выплыл из черноты. Правая сторона тела словно пылала от жара, а левая еще была охвачена холодом. Он слышал, как в огне трещат поленья. Открыв глаза, обнаружил, что лежит на спине перед огромным очагом. Сэтона укрыли его же плащом.

Он попытался сесть, но сил не хватило.

— Август? — мягко спросил голос. Дункан склонился над ним, со слезами на глазах. — Я думал, он забрал тебя с концами.

Сэтон попытался заговорить, но раздался лишь сиплый шепот.

Дункан отошел и вернулся с баклагой в руке. И вливал в Сэтона подогретое вино, пока тот не велел остановиться.

— Еще немного, и меня вырвет.

Сэтон медленно сел. Голова казалась легкой, словно порыва ветерка хватило бы, чтобы сдуть его прочь.

Но я жив. Пока.

Он оглядел комнату.

— Ушел?

Дункан залепетал, как ребенок, пересказывающий события дня:

— Никогда такого не видел. Ты вышел против него, а я мог только голосить, как младенец, и прятаться. Ты вышел против него. А этот твой эльфийский меч? Никогда такого не видел. Ты пронзил его, и он сбежал. Я думал, ты умер, дружище. И не знал, чего делать-то. Просто положил тебя у огня — и ты дышать начал. А вот твой меч эльфийский. Как ты добился такого?

Прошло несколько секунд, прежде чем Сэтон понял, что был задан вопрос.

Он рывком поднялся на ноги, сражаясь со складками плаща. Меч так и лежал в центре комнаты, где он его уронил.

Дункан заметил, куда он смотрит.

— Не трогал я его. На всякий случай.

Сэтон смог улыбнуться. Он подошел и подобрал меч, а потом пришлось навалиться на козлы, сил не осталось.

— Этот меч, — проговорил Дункан мягко. — Он не был частью твоего пакта, так ведь?

Сэтон затряс головой. Но, вновь почувствовав дурноту, перестал.

— Я бы выпил еще вина, если можно, — сказал он. — И понадобится мясо, если я стану рассказывать.

Дункан пошел к двери и крикнул слугу, а Сэтон в это время раздумывал, сколько именно рассказывать. И решил начать с той части, которую его друг уже знал.

Но сначала ему нужно еще подогретого вина. Память о холоде уже угасала, но плащ он пока не снимал.

Он может пригодиться мне снова, еще до скончания ночи.

Они молча сидели, пока с кухни не принесли блюдо холодной ягнятины и хлеба. Когда груда еды была поглощена и вновь послали за вином, Сэтон чувствовал себя почти живым.

— Не думаю, что кто-то из нас забудет ту ночь в Арброте, — начал он. И, заговорив, он почти увидел их, двух парней, едва ли не подростков, по-королевски пьяных и ищущих развлечений. Им говорили, что почти чистую женщину можно получить в гавани за грош. За несколько часов набравшись жидкой отваги, они, наконец, решили отправиться в старую таверну в доках. Женщин они не нашли, зато нашли еще эля. Разговор зашел о том, что им делать с остатком своих жизней, и скорее из похвальбы, чем по здравому рассуждению Сэтон вскричал во весь голос:

— Да я душу бы с радостью продал, сумей я уложить в постель любую, что мне приглянется!

Таверна затихла.

Подошел старик и поставил им еще баклагу эля.

— Осторожней с желаниями, парни. Они могут сбыться.

Глаза Дункана уже осоловели, но ему хватило ума поднять голову.

— В таком случае я хотел бы быть таном, иметь замок и слуг в своем распоряжении.

Сэтон шлепнул его по голове.

— С такими, как мы, так не бывает.

Старик глянул на них внимательно.

— Такими, как вы?

— Да, с сыновьями фермеров и мельников, — пояснил Сэтон. — С такими ничего не случается.

Старик глянул на них внимательно.

— А если я смогу предложить тебе десять лет чего захочешь, чего именно ты захочешь?

— В обмен на что?

— Твою душу, — сказал старик. В тусклом свете очага таверны его глаза покраснели.

Дункан поднял глаза.

— Я своей не пользуюсь, — сказал он. — Можешь забирать.

Старик посмотрел на Сэтона.

— А ты?

Сэтон кивнул на Дункана.

— Куда он, туда и я.

— Как пожелаешь.

Остаток ночи прошел как в тумане. Сэтон проснулся на утро в доках, с похмельем, которое уложило бы и быка. Три дня спустя Дункан узнал из письма, что дядя, которого он никогда не знал, умер и назвал здоровяка своим наследником и таном Этива. Той же ночью Сэтон подкатил к жене шерифа и, к своему удивлению, утром проснулся рядом с ней.

Шериф обрадован не был.

— Я помню все это, — сказал Дункан. — Думаешь, я забыл бы?

Сэтон уставился в свой кубок.

— Этого было мало, — сказал он тихо.

— Что… любой женщины, которую пожелаешь?

Сэтон печально улыбнулся.

— Выяснилось, что я желаю лишь одну. И невыносимо было не знать, сама она меня желает или это магия на нее подействовала. Что так и осталось неясным, когда она умерла от «черных легких» полгода спустя. После этого я понял, что больше не желаю женщин. Но мне осталось еще девять лет, и я хотел что-то получить с этой сделки. Поэтому я вернулся в Арброт.

Дункан ошеломленно посмотрел.

— Ты снова его встретил?

Сэтон кивнул.

— И что ты получил?

— Это.

Сэтон поднял меч. Пламя пробежало по всей его длине. Он вернул клинок на стол и пламя угасло.

— И кое-какие фокусы… и еще двадцать лет.

Сэтон был рад, что Дункану хватило ума не спросить о цене новой сделки. Здоровяк ни за что такое бы не одобрил. Но кое-что он сообразить все же смог.

— Значит, он пришел только за мной? — сказал он. Страх вернулся в его глаза. — Ты не обязан был приходить, Август.

Сэтон хлопнул Дункана по плечу.

— Ты чуть не единственный друг, который у меня остался, здоровяк, — сказал он. — Конечно, я должен был прийти. И потом… ты же заплатишь мне, да?

— Столько золотых монет, сколько унести сможешь, — сказал здоровяк. — Если кто-то из нас будет жив, чтоб достать их из погреба.

— Мы пройдем через это. Я проведу нас, — мягко сказал Сэтон.

Дункан осушил свой кубок. Когда он поднял взгляд, в глазах его снова были слезы.

— Дьявола не провести, — сказал он. — Все это знают.

Сэтон громко рассмеялся.

— Я намерен чертовски хорошо постараться, — сказал он. — Ты со мной?

Все, что мог бы сказать в ответ Дункан, внезапно заглушил пронзительный крик снизу.

Меч Сэтона оказался в его руке едва ли не со скоростью мысли. Он вызвал поисковое заклинание.

— Кухня, — крикнул он и ринулся к двери. — Но боюсь, мы опоздали.

На кухне уже собралась небольшая толпа. Когда Сэтон появился в дверях, одни перекрестились, другие вытянули в его сторону пальцы, отгоняя зло. Он не обратил на них внимания и глянул вниз, на тело, лежавшее возле хлебной печи.

Это был ребенок, девочка, не старше четырнадцати лет. Она лежала на спине, глядя в потолок. Глаза ее замерзли в черепе, и, хотя открытая дверца печи была рядом, ее кожа была как белый мрамор, только вены отмечала черным замерзшая кровь.

— Что здесь случилось? — крикнул Дункан.

Те, кто был там, согнулись перед своим таном, некоторые указали взглядом на Сэтона, но никто не заговорил.

Дункан очистил комнату, лишь они двое смотрели на тело.

— Что здесь случилось? — снова спросил здоровяк, но на этот раз мягко.

— Думаю, ты уже знаешь ответ, здоровяк.

Дункан не мог отвести глаз от девушки.

— Она вместо меня? Мы так не договаривались.

Сэтон обнял друга за плечо и глянул ему в глаза.

— Ты не захотел уйти, когда он позвал тебя. Итог таков. И всегда будет таков, если ты с ним не пойдешь. А я этого не позволю.

Дункан все еще смотрел на девочку.

— Замуж должна была выйти будущим летом, — сказал он сам себе. — Может, скоро понесла бы ребенка. Теперь этому не бывать.

Глубокий голос заговорил из теней в дальнем углу.

— Нет нужды забирать других, — сказал он. Фигура в капюшоне вышла из угла. Коса царапала кирпичи, оставляя линию искр. В тени под капюшоном два красных глаза горели, как остывающие угли. — Выполни сделку, тан Этива.

Дункан глянул вниз, на девчонку, потом шагнул вперед. Сэтон, протянув руку, остановил его.

— Не для того я ехал сюда, чтоб ты ушел с ним без драки, Дункан, — сказал он. — И ты просил меня приехать не для того, чтоб я смотрел, как ты умираешь. Я разберусь.

Снова он встал меж смертью и своим другом.

Поднял меч.

— Так подходи, — сказал он. — И я отошлю тебя прочь, поджавшим хвост, как уже делал это раньше.

Красные глаза опасливо смотрели на меч.

— Не за тобой я пришел.

— Если ты пришел за моим другом, значит, пришел за мной.

Сэтон не знал, достанет ли ему сил сражаться.

Но он этого не знает.

Он поднял меч и подошел еще на шаг.

Силуэт поднял косу, потом отступил.

— Умрут другие люди, — сказал он. И, начав растворяться, тень смешивалась с тьмой в углу. Последней исчезла коса — лезвие выбило искры из кирпичей. Сэтон тут же вызвал заклинание слежения.

— На главную лестницу, живо!

Он оказался в дверях раньше, чем Дункан подумал двинуться. Но все равно опоздал. Жнец стоял над сгорбленной фигурой — тем малышом, что ранее проводил Сэтона в зал.

Сэтон прыгнул вперед, когда серп взметнулся и опустился, ударив мужчину в лопатку и прорубив до противоположного плеча. Лед стек по клинку глубоко в рану, и мужчина замер с поднятыми руками. Последними исчезли глаза, побелевшие под потрескивание льда.

Жнец повернулся и посмотрел прямо на Сэтона.

— Я пришел не за тобой. Но могу забрать тебя — этого ты хочешь?

Дункан пытался преодолеть ступеньки.

— Нет. Забери меня. Ты за мной пришел. Не хочу, чтоб мои люди продолжали умирать за меня.

Сэтон с силой врезал Дункану по затылку рукояткой меча, и здоровяк рухнул как подкошенный. Он застонал, но остался лежать, когда Сэтон встал над ним.

Жнец поднялся по ступенькам, быстрый, как ветер. Коса взлетела над головой Сэтона, но он успел парировать идущий вниз удар. Холод побежал по его руке.

Он шагнул навстречу атаке, ударив обратным хватом по телу, потом неожиданно резанул по голове, прежде чем рубануть по шее. Меч встретил только воздух.

Жнец вновь провел косой по стене, вызвав новый дождь искр.

— Я свое получу, — сказал он. Красные глаза пылали под капюшоном. Он взмахнул косой на уровне коленей, и Сэтон едва успел подпрыгнуть обеими ногами над летящим лезвием. Приземлился, потеряв равновесие и споткнувшись о тело Дункана, упал на задницу.

Жнец прыгнул вперед, но целя новый удар не в Сэтона, а в недвижимое тело Дункана.

Сэтон сделал единственное, что пришло ему в голову: метнулся меж падающим лезвием и своим другом.

Коса ударила его в левый бок, прямо под ребра. Белая боль грозила его поглотить, холод был силен, как ожог. Взгляд затуманился.

Он поднял меч и пробормотал слова. Огонь побежал по всему клинку, вызвав мгновенный взрыв жара. Он махнул рукой вперед, не уверенный, куда целит.

Кто-то где-то закричал, но Сэтона это уже не заботило. Холод вцепился в сердце, и простыня белизны легла на глаза. Он рухнул в мир льда.

Приходить в себя на этот раз оказалось труднее. Было нечто успокаивающее в холодной белизне, и покинуть ее было слишком трудно. Но кто-то звал его по имени и не смолкал. И с этим все же пришлось что-то делать.

— Август! Август!

Сперва он подумал, что это отец зовет его работать в поля. Но отец не говорил так заботливо. Наконец любопытство взяло верх. Он втащил себя обратно в мир холода и боли.

Первым, что он увидел, было лицо Дункана. По щекам здоровяка вновь бежали слезы.

— Слава богу, — сказал он. — Ты жив.

Сэтон застонал. Он попытался сесть, но левый бок прошило болью. Дункан, мягко прикоснувшись, вынудил его лечь.

— Лежи, дружище. Ты болен, ранен.

Сэтон осознал, что слышит пение, высокий грегорианский хорал. Он оглянулся. Он лежал на широкой кровати в роскошной спальне. Гобелены висели по стенам, волчьи меха устилали полы, и в огромном очаге трещал огонь. Утреннее солнце заглядывало в высокие окна.

— Я проспал всю ночь?

Дункан сдавленно рассмеялся.

— Я бы не назвал это сном. Но да, ночь прошла. И никто больше не был забран. Может, ты отослал Жнеца туда, откуда он явился?

Сэтон покачал головой:

— Он вскоре вернется. Может, даже этой ночью. Надо быть наготове.

Он потянулся. Но руки наткнулись на пустоту.

— Мой меч, — сказал он. — Он здесь?

Дункан смотрел сконфуженно.

— На лестнице лежит. Никто не посмел коснуться его.

Сэтон вновь попытался подняться. Опять вспыхнула боль, грозя вернуть его в белое ничто.

— Принеси его мне, Дункан.

Здоровяк не двинулся.

— Люди говорят, что в тебе дьявол, Август. Что ты навлек на нас рок. Хотят послать за священником.

Сэтон рассмеялся.

— Во мне дьявола столько же, сколько и в тебе, Дункан, тан Этива.

Дункан опустил глаза.

— Этого я и страшился.

Он ушел и вскоре вернулся. Меч он держал подальше от тела, словно от того несло вонью. И, похоже, с облегчением избавился от него, вложив рукоять в ладонь Сэтона.

Сэтону пришлось призвать остатки сил. По клинку пробежал слабый огонек. Этого хватило. Жар растекся по телу, холод отступил. Боль защипала и вспыхнула в боку, потом угасла, смытая разливающимся теплом. Внезапно меч показался тяжелым. Он дал ему упасть на кровать, рядом с собой, и лежал, задыхаясь.

Дункан озабоченно склонился над ним.

— Помилуй, дружище, что мне делать с тобой?

Сэтон заставил себя сесть. Стоять он пока мог, но недолго.

— Жнец вернется, — сказал он. — Мы должны быть готовы. Но сначала мне нужно еще мяса. И чем сырее, тем лучше.

Дункану пришлось самому сходить за едой: слуги и близко отказывались подходить к комнате, где был Сэтон.

За время ожидания Сэтон смог наполовину дойти, наполовину доковылять до столика у огня, рядом с которым стояли два кресла. Он сел так близко к огню, как только посмел, и дал теплу наполнить себя.

Ему почти удалось. В другой раз я должен быть сильнее.

Дункан принес бедро ягненка, едва коснувшееся огня. Сэтон не возражал. Он вцепился в мясо, запивая его флягой эля. Вскоре он почти почувствовал себя прежним.

За это время Дункан едва проронил хоть слово, но несколько порций эля развязали ему язык. Сперва он ходил вокруг да около: говорил о былых днях в Абернети, о том, как играли в солдат на ячменных полях, как бегали за местными девчатами, а потом, как Сэтон и предвидел, заговорил о той судьбоносной ночи в Арброте.

— А ты задумывался, — спросил Дункан, — какой бы стала наша жизнь, отправься мы по домам, а не в ту таверну?

Сэтон покачал головой.

— Мы поступили правильно. По крайней мере я. Десять лет на ферме, и я превратился бы в своего отца… пьянчугу, вымещающего разочарование на какой-нибудь бедняжке и выводке мрачных детей. Вместо этого я повидал мир. Поездил по Европе и еще дальше. Я работал на королей и видал падение империй.

— Значит, ты не жалеешь?

Я не скажу тебе, здоровяк. Пока не задашь верный вопрос.

— Я жалею лишь о том, что я не такой, как ты, здоровяк, — сказал он. — Я промотал последние годы, сражаясь в битвах, которые не выиграть, и бунтуя против того, что не изменить.

Дункан долгие мгновения смотрел в огонь, прежде чем ответить:

— Если честно, я тоже сумел прожить без сожалений… до минувшей ночи. Я полюбил этих людей. И они признали меня своим предводителем. Я обнаружил, что хочу пожить среди них подольше.

А вот и вопрос, отвечать на который я не хотел.

Дункан поднял глаза.

— Так скажи мне, Август, ибо должен я сделать выбор. Какова цена этих дополнительных лет? Какова цена огненного меча и твоих фокусов?

Теперь Сэтон отвернулся к огню.

— Я давно уже об этом не думал, — начал он. И вновь, пока он рассказывал, вернулись воспоминания.

Таверна в Арброте была все той же смесью уже напившихся и собирающихся это сделать. Сэтон спрашивал о невысоком старике, но никто не признавал, что знает его. Он решил, что от поездки толку не было, и устроился, чтоб выпить несколько порций эля. Где-то между пятой и шестой пинтами он понял, что человечек сидит рядом с ним. Его глаза отливали красным в свете очага.

— Ты недоволен тем, что получил? — спросил он Сэтона.

Сэтон много раз проигрывал этот разговор в голове, но теперь решение было перед ним, и он обнаружил, что колеблется. И заговорил он медленно, взвешивая слова.

— Этого недостаточно, — сказал он.

Старичок рассмеялся:

— Это часто бывает. Так скажи… чего ты действительно хочешь?

Слова вышли без раздумий.

— Власти. Силы. Уважения.

— Сильные слова, — сказал человечек. — А что я получу взамен?

— Мою душу, — ответил Сэтон.

Глаза человечка полыхнули огнем.

— Она уже моя. Боюсь, мне нужно больше.

— Больше чего?

— Больше душ.

Сэтон понял, что за последние минуты он снова напился. И перестал учитывать важность своих слов. Он оглядел таверну и увидел таких же, как он, людей, убегавших от того немногого, что имели. Он махнул рукой, указывая на посетителей таверны.

— По мне, так можешь забирать их всех.

Это все, что он сказал. Глаза человечка вновь полыхнули. Он оглядел комнату и улыбнулся.

— Еще двадцать лет подойдет?

Сэтон глянул Дункану в глаза.

— Я проснулся утром, будто без головы на плечах, все еще по-королевски пьяный. Хотел крикнуть, чтоб принесли еще эля. Но было некому. Все в таверне оказались мертвы, повержены на месте. Все, кроме меня.

Он поднял меч и послал голубой огонек по клинку.

— Я нашел его у себя на боку. Испанская сталь из Толедо, источник всех сил, что были мне даны.

Дункан смотрел на огонь.

— Ты пожертвовал другими ради себя? — прошептал он.

Взгляд друга был Сэтону неприятен. Он много раз видел такой взгляд на лицах врагов. Но он не ответил.

Дункан затих. Они пили в молчании, лишь треск поленьев в огне сопровождал их мысли, оба затерялись в размышлениях о сделанных ими выборах и тех, что предстояли. Здоровяк заговорил первым:

— Не знаю, смогу ли я, Август. Я должен защищать этих людей. И не могу их предать.

Сэтон вздохнул.

— А я не позволю тебя забрать. Ты последний мой оставшийся друг, здоровяк.

И снова наступила тишина.

— И что делать? — спросил Дункан.

Ответа у Сэтона не было, и времени обдумать его не дали.

В дверь замолотили.

— Выходи, тан, и приводи с собой чернокнижника.

Дверь распахнули. Шесть человек, вооруженных мечами, стояли на пороге.

— Мы пришли за чернокнижником, — сказал ближайший из них.

Сэтон потянулся за мечом, но Дункан, положив руку ему на запястье, остановил его.

— С этим боем я управлюсь, — сказал он.

Дункан встал меж людьми и Сэтоном. Меч он не достал.

— Вы его не получите, — заявил он. — Он под моей защитой.

Ближайший мужчина шагнул вперед.

— Он — слуга Дьявола.

Дункан рассмеялся.

— Но уже дважды он спас меня от Жнеца. Как вы это объясните?

— Он — слуга Дьявола, — повторил мужчина на пороге, но, похоже, он был уже не так уверен.

— Да, я и раньше тебя услышал. Ты намерен использовать этот свинокол или будешь стоять там, пока не заговоришь меня до смерти?

Ни один из мужчин не двинулся.

Голос Дункана смягчился.

— Уверяю вас, — сказал он, — мой друг не виновен в ваших горестях. Даю вам слово. Его же всегда ценили в этих краях?

Мужчины посмотрели друг на друга, потом на Дункана. И ушли, не сказав ни слова, а Дункан закрыл за ними дверь. И повернулся к Сэтону.

— Я решился, — сказал он. — Когда он в следующий раз придет, я пойду с ним. Не могу я предать этих добрых людей.

Голос, который Сэтон узнал, раздался из угла комнаты:

— Надеюсь, ты держишь слово.

Жнец выступил из теней. Он ударил рукоятью косы о деревянный пол, и комната зазвенела, как колокол.

Сэтон встал и вытащил меч.

— Это становится утомительным, — сказал он. — Я уже превзошел тебя дважды. Трех раз будет достаточно?

Красные глаза под капюшоном полыхнули. Жнец откинул капюшон. Под ним оказался не голый череп: с макушки свисали рваные клочья, а почерневшие губы, словно старая кожа, двигались вокруг влажной щели рта, где извивался серый язык, точно откормленный червяк.

Дункан подошел и встал рядом с Сэтоном, вытаскивая меч на ходу.

— Я не дам тебе больше забирать моих людей, — сказал он. — Но я еще не готов сдаться. Защищайся.

И прежде чем Сэтон успел его остановить, Дункан прыгнул вперед, целясь в голову Жнеца.

Изорванные губы искривились в тонкой улыбке, когда он чуть отступил в сторону и поднял косу, взмахнув ей без усилий. Он отхватил по локоть руку Дункана, держащую меч, и та, упав на землю, лежала замороженная и бескровная, рядом с уже ненужным мечом.

— Можно сделать это сразу, можно по кусочкам, — сказал Жнец. — Мне все равно.

Сэтон послал пламя вдоль клинка и взмахнул им в сторону балахона Жнеца. Даже отступая, Сэтон нагнулся и забросил Дункана через плечо.

Когда он выбежал из комнаты, Жнец обогнал его на несколько ярдов и уже поднял косу.

У лестницы все еще стояли вооруженные люди. Сэтон пронесся сквозь них, повалив двоих на землю. Он перепрыгнул через них и спустился уже на двадцать ступенек, когда сверху грянули крики. Даже когда белая, уже замерзшая голова запрыгала вниз по лестнице, он не оглянулся. Но успел заметить изумление, навечно застывшее на лице, прежде чем голова упала в лестничный проем и исчезла в темноте.

Мерцающие тени метались от искр, летевших при попытках оставшихся людей сразиться со Жнецом, мечи сталкивались с неустанными взмахами косы.

— Положи меня, Август, — сказал Дункан ему на ухо. — Если ты и правда мне друг, положи.

Голос был полон такой печали, что Сэтон не смог возразить. Он мягко опустил Дункана на землю. И лишь тогда разглядел, насколько изранен был его друг.

Лед тянулся от обрубка до шеи Дункана, где кожа уже посинела и вены выступили, словно прочерченные чернилами. Правый глаз начал заплывать, а волосы с этого бока поседели от мороза. Сэтон попытался прижать свой меч к здоровой руке Дункана.

— Возьми, дружище. Его сила исцелит тебя.

Дункан потряс головой.

— Цена слишком велика.

Здоровяк глянул вверх, на лестницу. Трое его людей уже лежали мертвыми у ног Жнеца.

— Стойте, — крикнул Дункан. — Хватит.

Его голос разнесся по лестнице. Жнец остановил косу посередине замаха. Снизу, где они находились, Сэтону были видны пламенеющие красным глаза и губы, искривившиеся в улыбке.

Укрытый капюшоном силуэт начал спускаться к ним. Сэтон попытался встать меж ним и своим другом, но здоровяк его оттолкнул.

— Ты сделал свой выбор, мой друг, — сказал Дункан. — Дай мне сделать свой. Но обещай одно, Август.

— Скажи, — отозвался Сэтон. — И будет исполнено.

Жнец подошел к ним почти вплотную. Правый глаз Дункана побелел ото льда, но одинокая слеза скатилась из левого.

— Обещай, что однажды ты искупишь те души, что так легко отдал.

Сэтон посмотрел в еще живой глаз друга, похлопал по еще живой руке.

— Обещаю, что постараюсь, — сказал он и, произнося это, уже знал, что говорит всерьез и жизнь его уже не будет прежней.

— Для меня этого всегда было достаточно, — сказал Дункан. — А теперь иди. Посмотрим, чем обернется для меня наш пакт.

Он пополз к Жнецу. Люди тана наверху увидели, что он задумал. Подняв мечи, они ринулись по лестнице. Жнец поднял косу.

— Нет! — крикнул Дункан. — Больше никто не умрет из-за меня.

Коса очертила полукруг из-за левого плеча Жнеца и ударила Дункана в грудь, пройдя насквозь и пробив позвоночник у бедер.

Вся лестница затихла.

Мороз пробежал по стенам.

С последним вздохом Дункан упал на клинок. И его не стало.

Люди тана вскричали от гнева и бросились вперед.

Жнец посмотрел прямо на Сэтона.

— Хочешь, я возьму и их тоже? Они будут тебе зачтены.

Сэтон помотал головой. Он еще слышал слова друга.

Обещай, что однажды ты искупишь те души, что так легко отдал.

— С чего-то же мне надо начинать, — сказал он.

Жнец снова надел капюшон, так что видны остались лишь красные глаза.

— Как пожелаешь. Мы встретимся снова, Август Сэтон. Можешь на это рассчитывать.

Тени сгустились. Жнец исчез, забрав Дункана с собой. Последним, что видел Сэтон, были красные глаза — затухающие угли, падающие в черноту.

Хотя Жнец исчез, люди тана все еще бежали вниз по лестнице.

— Колдовство! — кричали они. — Тан мертв. Убейте чернокнижника.

Сэтон почувствовал, как пламя побежало по его клинку. Он затушил его, повернулся и бросился прочь.

У подножия лестницы стоял человек с мечом. Сэтон блокировал его атаку. Он видел, что может воткнуть клинок меж ребер мужчины, но делать этого не стал. Сделал ложный выпад вправо, двинулся влево и дважды ударил мужчину в висок — плашмя, пока тот не упал.

Толпа преследовала его до конюшни, а потом и когда он поскакал из крепости.

— Мир узнает о тебе, Август Сэтон! — крикнул один из преследователей, пока он мчался к воротам. — Все узнают о вероломстве, что ты совершил этой ночью!

Он оглянулся лишь однажды, достигнув седловины, отмечавшей западную границу распадка. Крепость казалась маленькой, даже незначительной. Но Сэтон знал, что его жизнь необратимо изменилась.

К лучшему или к худшему — будет видно.

— Прощай, Дункан, — прошептал Сэтон. — Я буду тебя помнить.

И буду помнить свое обещание.

Перевод — Василий Рузаков