Хладные легионы

Глава восьмая

Они отчалили от железной набережной через час после рассвета – довольно неторопливое начало по военным меркам, но Арчет хотела, чтобы небо достаточно просветлело и люди окончательно успокоились. Она стояла у правого борта и смотрела, как «Меч божественного правосудия» дрейфует вдоль изгиба речного русла, начинает поворачивать, подчиняясь течению, а потом напрягается и вздрагивает, когда по обе стороны корпуса команда пускает в ход весла. Под палубой раздался гулкий удар ходового барабана, от которого задрожали даже доски под ногами полукровки, а потом она услышала, как распорядитель завел песню, задающую ритм:

И так далее.

Она слушала, отрешившись от прочих мыслей, и слабая признательная улыбка играла на ее губах, а потом знакомые слова будто растворились в ритмичном потоке звуков. Неплохой выбор матросской песни – покидая берег с такой брутальной бравадой, некоторые могли воодушевиться и забыть, как накануне отправились в постель, бормоча о колдовстве и демонических явлениях.

Впрочем, проснулись они с теми же мыслями.

Фрегат тащился вверх по течению под барабанный бой. Небо на юго-востоке алело от утренней зари, хотя солнце еще пряталось за длинным плечом Ан-Монала. Арчет облокотилась на перила и, прищурившись от яркого света, смотрела на далекий дым.

Он не изменился с восхода – единственная тонкая колонна, будто нарисованная углем, словно ремесленник прочертил линию на сияющей синей плитке небес. Проснувшись утром, она услышала разговоры мужчин, заметивших эту линию. За окном ее каюты потихоньку нарастал серый свет с востока, а с ним и встревоженные возгласы, которые превращались в маленькую бурю споров и растерянных ругательств, пока Сенгер Хальд не спустился по трапу и грозным рыком не вынудил всех заткнуться.

Если у него и были собственные опасения, он хорошо их скрывал. Задачи были подтверждены, лагерь вдоль причалов собран, фрегат загружен для отплытия. Морские пехотинцы работали достаточно сноровисто, но Арчет слышала, как они вполголоса обмениваются фразами, проходя мимо ее каюты на причал. Большей частью они были набожными людьми, на свой грубый лад, а происходящее слишком сильно напоминало кое-какие наиболее зловещие пророчества из глав Откровения, посвященных Последней Битве за Божественное. Ночью вспыхнул демонический огонь, и теперь нечто горело на востоке. Выводы напрашивались сами собой.

Солнце выскользнуло из-за вулкана как раскаленная монета, отделилось от горизонта и начало подниматься. Арчет зевнула и подумала, что надо бы выпить еще кофе. В своей огромной каюте спала она плохо. Вовсе не спала на самом деле: всю ночь ворочалась с боку на бок, то погружаясь в дрему, то пробуждаясь, словно фрегат, бороздящий штормовое море. Вот еще одна «выгода» от того, что она бросила кринзанц. Арчет не помнила, что ей снилось, за исключением того, что во сне пришел отец – выглядел он плохо и все предупреждал о какой-то угрозе, чью суть и форму она не смогла осознать.

«Ты должна попытаться, – вспомнились ей его мольбы. – Только не бросай попытки».

Она видела большие грубые руки, которыми он упирался в стол с разбросанными картами, и глаза, поблескивающие во мраке. А за окном раздавался тонкий стон – то ли кто-то страдал от боли, то ли работала кириатская машина, неведомая ей, или то и другое разом.

«Если ты не попытаешься, то кто же? Кто остался, Арчиди?»

И внезапно полукровка поняла – с той резкой уверенностью, что приходит лишь в снах, – что он мертв, и она следующая, и то, что стонало за окном, приближалось, и скоро оно прижмется к стеклу, заглянет в комнату. И она…

Проснулась. Сон прервался резко – сломался как ветка под ногами.

Арчет уставилась во тьму, заполнившую каюту.

И так далее, снова и снова, пока ночь не истерлась на острых зубцах шестерней в ее мыслях. Пока рассвет не просочился в окно, словно бледное, невнятное спасение, и не одарил ее временной целью в жизни.

От второго зевка Арчет чуть не вывихнула челюсть. Моргнула из-за солнечного света, поняла намек и спустилась на камбуз. По пути обратно, обеими руками держа теплую кружку, она столкнулась с Ханешем Галатом.

– Доброе утро, моя госпожа.

– Ага… – Арчет уже прошла мимо него по трапу, поднимаясь наверх. Попыталась не расслышать, как он бормочет позади:

– Могу ли я, э-э, присоединиться?

Полукровка издала невнятный звук, который надзиратель, видимо, принял за согласие. Он проводил ее до ограждения борта и прислонился там, на дипломатичном расстоянии от ее правого локтя. Проговорил неловко:

– Красивое утро.

Она глядела на проблески оранжевого золота на поверхности реки, на блеск движущихся весел. «Кринзанц, кринзанц – продам душу за четверть унции». Безупречная вежливость потребовала усилий.

– Наверное.

– Я, э-э-э… – Галат медлил и от этого выглядел до странности молодо. – Понимаете, я родом с севера, из окрестностей Ванбира. Нам с солнцем не очень повезло.

«Вам вообще в последнее время не везет», – чуть не сказала Арчет.

Сцены разгрома Ванбирского восстания промаршировали в ее голове, будто колонна похотливых троллей. Вопли, дым, горящие сельские лачуги и задыхающиеся от дыма и мольбы фигуры, которых пиками швыряли назад, когда они пытались выбраться наружу. Головы, которыми играли в мяч на мощеных улицах городов. Дети, которых бросали с верхних этажей и насаживали на мечи ради забавы. А их матери рыдали и выли, пока их насиловали, обеспечивая привычный имперским солдатам отдых.

Таков был приказ императора, и его исполнили в точности. Акал Великий хотел привести пример, преподать урок: вот что происходит, когда у пограничной имперской провинции появляются мечты о независимости. Все, кто побывал в тех местах, согласились, что урок ванбирцам преподали с диктаторской мощью – хотя подробности, конечно, были сильно переработаны, сообразно изысканным нравам придворных. Что касается самого императора, который старел и все сильнее слабел от ран, полученных на войне, то Акал не смог поехать с армией в Ванбир и не увидел собственными глазами те разнообразные способы, коими его солдаты покрывали себя славой.

Арчет, которую назначили придворным наблюдателем за происходящим, со злобной радостью ликвидировала этот пробел, в точности поведав больному императору обо всем, не упустив ни одной детали и кое-что повторяя на всякий случай; а он лежал на постели, обессиленный, что-то бормотал про «необходимость» и не хотел встречаться с ней взглядом.

После того как на престол взошел наследник и при дворе начались роптания против Джирала, она, на удивление, испытала к недовольным жгучее презрение: их воспоминания об отце молодого императора явно отличались избирательностью.

И она была почти рада, когда Джирал воздал им по заслугам.

Почти.

– Вы приехали в столицу молодым? – спросила она Галата, чтобы прогнать воспоминания.

– До восстания, да. – Может, он заметил тень, что пробежала по ее лицу. Он откашлялся. – Мне было девять, когда я стал избранником Учителей. Это большая честь для моей семьи.

– Да, наверное.

– Именно так. «Служение ближнему может принимать разные формы, но те, кто служит Откровению, имеют привилегий сверх меры».

Арчет встретила это заявление с каменным лицом.

– Несомненно.

– Но при всем этом, я думаю, отец предпочел бы увидеть меня в мундире. Мы – семья потомственных военных.

– Тогда ваш отец, наверное, в восторге от того, в каком направлении теперь развиваются наставления Учителей. «Каждый верный приверженец будет считать себя воином за дело праведников, несущих не только слово Откровения, но и его святой меч».

Ханеш Галат снова откашлялся.

– На самом деле по поводу скрытого значения последнего образа ведутся некоторые дебаты.

– Пашла Менкарак считает иначе.

Еще одна неловкая пауза, на этот раз достаточно долгая, чтобы Арчет оглянулась проверить, не ушел ли Галат. Он смущенно отвел взгляд.

– Арх-надзиратель Менкарак, э-э, весьма ученый человек. Прекрасный знаток Откровения и проницательный толкователь доктрины. Отличный писатель, среди Учителей – один из лучших. Но я уверен, он согласился бы с тем, что его мнение – лишь мнение смертного и, следовательно, потенциально ошибочно.

– Вы с ним встречались?

– Э-э-э, не лично.

– Мне не показалось, что он мог бы с таким согласиться.

Между ними воцарилась тишина, и она подумала, что, вероятно, сейчас он разозлится. Но не тут-то было. Он стискивал перила руками, топтался, но не двигался с места, будто привязанный. Арчет чувствовала, как он мысленно подбирает слова, отбрасывает и снова ищет нужные. В лучшем настроении она могла бы ему помочь.

Но она была не в лучшем настроении.

– Это, э-э-э, разочарование в нынешних представителях Откровения… – наконец попытался он. – Я ему не удивляюсь.

– В самом деле?

– Да. Я прекрасно понимаю, что ваши недавние взаимодействия с Цитаделью не были, скажем так, дружественными. Я… мне об этом рассказали.

Последнее прямое общение Арчет с представителем Цитадели заключалось в том, что она перерезала ему горло среди бела дня и посреди бульвара. Она проговорила ровным голосом, не отрывая взгляда от проплывающего мимо берега:

– У вас дипломатический подход к словам, надзиратель Галат.

– Да, э-э-э, благодарю. – Он не смотрел ей в лицо. Но, кажется, раздобыл в себе немного храбрости и продолжил, краснея: – Мы не все согласны с арх-надзирателем Менкараком, моя госпожа. Мы не все полны ненависти. Возможно, вам следует иметь это в виду.

А потом, к удивлению Арчет, он оставил ее одну.

Незадолго до полудня «Меч божественного правосудия» врезался в илистую отмель, не указанную на картах, и намертво застрял.

Все случилось без предупреждения – корабль внезапно содрогнулся, а потом откуда-то снизу донесся жуткий звук, напоминающий стон, словно они врезались в огромного осла. Палуба сильно подпрыгнула и накренилась. Арчет зашаталась от удара и чуть не шлепнулась на задницу, но твердая рука Сенгера Хальда на плече помогла ей удержать равновесие. Пара молодых морских пехотинцев, стоявших неподалеку, и впрямь упали, развеселив товарищей. Где-то внизу лошади в отведенных им каморках выразили протест. А на гребной палубе раздались крики и стоны гребцов. Они были опытными речниками и понимали, что значит этот звук.

Распорядитель заорал:

– Табань! [2] Табань, кому говорю! Раз! Два! Гребите как следует, а не как бабы!

Арчет и Хальд пробрались по наклоненной палубе к ограждению борта и выглянули наружу. В мутной коричневой воде они ничего не увидели, но было ясно, что, несмотря на увещевания распорядителя, гребцы старались напрасно.

– Ну же! Моя младшая сестра гребет лучше вас, суки! Табаньте, как надо, мать вашу! Раз! Два!

Весла раз за разом погружались в воду, и она будто вскипела. Распорядитель гребцов оскорблял их все сильнее. Так продолжалось пару минут, а потом они услышали, как Лал Ньянар со своего поста на носу кричит, чтобы они остановились. Мгновение спустя он вышел на палубу, сверкая глазами.

– Мы застряли, – Ньянар констатировал очевидный факт. – Придется высадить отряды людей на берег и тащить судно на веревках. Единственная хорошая новость в том, что мы недалеко от цели. Это изгиб русла, и прямо напротив нас, на другом берегу, приличный участок галечного пляжа.

Хальд пожал плечами.

– Тогда, полагаю, отсюда и начнем.

Они с Ньянаром разделили людей, оставив большую часть с кораблем, чтобы помогали его тащить. Оставшиеся спустили на воду три шлюпки, погрузили на них через люк в корпусе необходимое снаряжение, лошадей Хальда и Арчет, а потом, работая веслами, пересекли русло реки и высадились на галечном пляже. Пришлось пережить несколько напряженных моментов, когда гигантский пустынный крок с шумом вошел в воду выше по течению и проплыл, как любопытное бревно, мимо лодок. Сенгер Хальд поставил на каждой корме людей с заряженными и взведенными арбалетами, поручил другим успокоить лошадей, сам же незаметно удвоил ритм песни, под которую двигались весла. Сперва крок будто сомневался, стоит ли пойти за ними к берегу, но в конце концов взмахнул желто-черным бронированным хвостом и поплыл вниз по течению в поисках более легкой добычи.

Когда тварь уплыла, все, кто был в лодках, перевели дух.

– Долбаные твари… – пробормотал один из молодых морпехов.

Его спутник, сидящий с противоположной стороны, был старше, его виски и бороду уже посеребрила седина. Он хмыкнул и стиснул зубы, налегая на весло.

– Считай, тебе повезло, сынок. Ты поглядел на тупую ящерицу, а кое-кому из нас пришлось столкнуться с умными.

Наклонившись для следующего рывка, он встретился взглядом с Арчет.

Она не помнила его лица по военным годам. Может, на линии фронта они стояли рядом, а может, и нет. Там были тысячи лиц, и большинство уже мертвы. Скорее всего, она просто стала чем-то вроде символа – чернейшее кириатское лицо, осанка, глаза; воспоминание об ушедшем времени, когда в час величайшей нужды человечества мужчины и женщины, похожие на нее, стояли во главе каждой армии, которую Ихельтет отправил на поле боя.

– Ганч, – сказал кто-то из сидящих дальше, – почему бы тебе, блядь, не отдохнуть от военных баек, а?

Все рассмеялись, включая Ганча.

Они высадились без дальнейших происшествий. Морпехи все еще обменивались обеспокоенными ухмылками, пока с плеском выпрыгивали за борт, где воды было по колено, и тащили лодки на берег. Воцарилось слишком громкое веселье, послышались грубые шутки, но всем пришлось взять себя в руки, когда Сенгер Хальд приказал построиться и выбрал двадцать человек, которых отправил в разведку. Он кратко изложил им суть поисков, а остальным велел разбить лагерь у лодок, после чего оседлал коня и бросил на Арчет, которая уже сидела верхом, полный сомнений взгляд.

– Что ж, моя госпожа, давайте покончим с этим.

Они ехали по безмолвной пустыне, отслеживая дым. Вокруг простирались древние, изломанные потоки лавы; пустынная местность, куда ни кинь взгляд, не обещала укрытия от солнца. Сперва вокруг рос какой-то низенький кустарник, но, по мере того как они уходили от реки по плавно поднимающимся окрестностям Ан-Монала, даже такая растительность исчезла. Вулкан высился в небесах у них за спиной, словно некий живой и бдительный страж. Хальд больше не пытался завести беседу; единственными звуками, которые нарушали тишину, были стук копыт, позвякивание упряжи и хрустящий топот морпехов, марширующих позади.

Они нашли дерево примерно через час. Это был кальдерный дуб, произрастающий на склонах Ан-Монала. Обычно в такой засушливой, скупой на тень местности подобные деревья выглядели величественно и радовали глаз.

Но этот дуб превратился в обгорелый остов.

Сенгер Хальд натянул поводья и поднял руку. Звук марширующих ног затих. Они остановились вблизи от почерневшего скелета дерева. Глядеть особенно было не на что – листва полностью сгорела, но обуглившиеся ветки еще тлели в кристально-чистом воздухе на фоне голубого неба. Арчет подвела коня ближе, наклонилась и потрогала рукой ствол. Пальцы испачкались в саже и покрылись густым слоем пепла.

Морпехи позади забормотали. Она изучила пепел на пальцах и незаметно для остальных прислушалась.

– Эти деревья не горят, мать твою.

– Да что ты говоришь? Древесина горит. Любая, так или иначе.

– Погоди, Трат – он прав. Мой старик вырос на лавовых полях к северу от Оронака. Он всегда говорил, что на такой дуб можно вылить два галлона лампового масла, но у него только самые тоненькие ветки чуток скукожатся.

– Ну? И как такое случилось? Я хочу сказать, ты видишь то же, что и я, верно?

– Вижу, ага. И мне это не нравится.

– А чего ты ожидал? Монал таращится нам в спину, мы топаем вслед за этой черной головешкой. Думал, мы…

– Заткнись на хрен, мужик! Сержант идет, он тебя услышит.

Полукровка перестала подслушивать и позволила словам уплыть, как уплывают листья по течению реки. Но она знала, что они на нее смотрят – чувствовала быстрые взгляды украдкой, словно булавочные уколы на шее и плечах. И хотя сержант действительно прошел к началу колонны и рявкнул что-то про тишину в строю, она знала: этой ночью в лагере все будут рассказывать друг другу байки у костра, мифы про Вулкан и Вулканный народ, про какого-нибудь дядю, который однажды – нет, только послушай! – когда был молод, и кириаты…

И так далее.

– Вы этого ждали? – негромко спросил Хальд.

Она покачала головой.

– Такого – нет, не ждала.

Несказанное слово повисло в воздухе между ними.

«Дракон».

Это был не дракон.

На самом деле ничего подобного.

За первым деревом обнаружились другие, схожим образом уничтоженные огнем, и следы его воздействия вели к колонне дыма в центре разверзшейся на просторном уклоне Ан-Монала дыры, похожей на широкую и неглубокую чашу. Здесь уцелевшие деревья были сожжены до высоких зазубренных пней, напоминающих колья и клонящихся под странными углами. Вдоль верхнего края «чаши» красноватая пустыня почернела от жара, а ниже, ближе к ее центру, чернота уступала место бледному стекловидному веществу, которое переливалось на солнце всеми цветами радуги.

Столб дыма безмятежно поднимался над какой-то кучей на самом дне чаши. Это был завершающий штрих, придающий месту зловещее сходство с маленьким вулканическим кратером.

Арчет спешилась и встала на краю, глядя вниз.

«Мы проделали такой путь… ради этого?»

От мерцания горячего воздуха и расстояния форма центрального объекта выглядела дрожащей и нечеткой, но Арчет подумала, что он смахивает на груду шлака, какие порой возникали рядом с кириатскими машинами из черного железа подле их заводов к югу от Монала.

«Манатан, если это шутка в духе Кормчих, я возьму кувалду и разворочу твои внутренности нахуй».

Если ей удастся их найти.

– Оставьте лошадь, – устало сказала она Хальду. – Она все равно не сможет идти по этой поверхности. И скажите своим людям, чтобы были осторожны – там будет скользко, как на камнях у водопада.

Сенгер Хальд спешился и присоединился к Арчет. Прикрыл глаза ладонью, окидывая кратер взглядом.

– Похоже на кириатские валы в Хангсете и Ханлиаге, верно?

– На первый взгляд, да. Кириатские укрепления создают с помощью высоких температур, а тут прошлой ночью, похоже, и впрямь было очень жарко.

Она еще немного подождала, пока Хальд отдаст приказ сержанту, щурясь от марева и радужного сияния стекла. В Хангсете она видела, как рептилии-пеоны пытались карабкаться по укреплениям, возведенным инженерами ее отца; им удавалось преодолеть в лучшем случае два-три ярда, затем поверхность становилась слишком скользкой, и твари, дергаясь и рыча, падали обратно в море, беспомощно царапая когтями стеклянный склон.

Она спросила себя, разглядывая чашу, не является ли и та своего рода защитой.

– Собираешься провести в созерцаниях весь день, дочь Флараднама?

На мгновение потрясенной Арчет показалось, что голос заговорил с ней одной. Ощущение интимного шепота на ухо было таким же, как когда Манатан обращался к ней в крепости Ан-Монала. Но потом Арчет увидела, как напрягся Сенгер Хальд, а морпехи начали озираться, схватившись за мечи, и поняла, что звучный ироничный голос со слегка искаженными интонациями услышали все.

– Да-да, я обращаюсь к тебе. – Голос был повыше, чем у Манатана, почти женский, и граничащая с безумием нотка выделялась в нем резче, сильнее. – К тебе и толпе туземцев, которую ты приволокла. Вы не могли бы хоть изобразить, что спешите на помощь? Манатан утверждал, что в трудную минуту на тебя можно рассчитывать, но, сдается мне, это было преувеличение.

Бородатое лицо Хальда, стоящего рядом с Арчет, было напряженным и бдительным.

– Моя госпожа?

– Все в порядке. – Арчет подняла руку, изображая спокойствие, которого не чувствовала.

– Оно знает ваше имя, госпожа.

– Еще бы, – язвительно произнес голос. – Твое имя оно тоже знает, Сенгер Хальд. А также имена всех твоих людей, за исключением дылды с дуэльными шрамами, который в силу определенных причин использует псевдоним и не помнит, как его звали когда-то. На твоем месте я бы его проверил – элитному имперскому подразделению не подобает иметь в своих рядах такого человека.

Арчет оглянулась на морпехов. Они все хватались за амулеты или делали знаки, отводящие беду. Дуэльные шрамы были у многих; поди разбери, кого имел в виду голос, но недоверчивые взгляды замелькали тут и там. Кто-то должен был взять ситуацию в свои руки, да поскорее. Она откашлялась и слегка приподняла подбородок, за неимением точного направления, куда следовало обратить лицо.

– Ты посланник, которого обещал Манатан?

– Нет, я просто демонический голос посреди пустыни. – Со дна кратера раздался громкий треск. – Разумеется, я посланник, дочь Флараднама. Разве ты не видела дым? А теперь, будь добра, спустись и устрой какой-нибудь транспорт до Ихельтета. У меня крайне важное дело.

В самом центре, посреди марева, что-то зашевелилось.