Хлеб богословия

ПОКАЯНИЕ — САМЫЙ КРАСИВЫЙ ЦВЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЧЕСТНОСТИ

— Владыка, расскажите, пожалуйста, о ситуации, которая сложилась в епархиях Сербской Православной Церкви, граничащих с районами, где проживают мусульмане и католики, где прошла война…

— Прежде всего благодарим вас за молитвенное единство вместе с единством в вере, в литургии, в общении. Это делает нас более сильными с вашей помощью, помощью Божией и святых, особенно святых мучеников, и дает нам силы выдержать испытания.

Мы прошли ужасную войну, которая началась в 1991 году в Сербской Крайне, а потом перекинулась в Боснию. Сербская Краина — это западная часть сербского народа, которая находилась в коммунистической республике Хорватия. Такого государства Хорватия никогда не существовало; раньше они были в Австро-Венгрии, после Первой мировой войны стали частью Королевства Югославии, потом Тито дал им свою республику. После падения коммунизма хорваты, словенцы, боснийские мусульмане получили свои государства. Американцы не желали коммунизма, но желали воспользоваться результатами коммунизма. Результаты же коммунизма в том, что сербов в Югославии разбили на пять республик. Только в Республике Хорватии жило около 750–800 тысяч сербов. Сейчас их там вряд ли осталось 200 тысяч. В Боснии жило полтора миллиона сербов, сейчас их немного меньше, но, слава Богу, они там остались. Черногорцев сделали особенной национальностью. Непонятно, как это возможно? И Македония теперь отдельное государство. Это тоже наши братья-славяне. Некоторые из них болгары. До войны, во время существования первой Югославии, это были сербы, а затем они вынуждены были менять фамилии. И еще выделили как автономные области Косово и Воеводину. В последней 1 миллион 650 тысяч сербов и только 350 тысяч несербов.

— Владыка, с Вашей точки зрения, в результате чего могли произойти такие катастрофические для Югославии и для Сербии события?

— Югославия, в общем-то, была искусственным созданием. Она не была реальным государством, даже как королевство. Она нам была навязана австрийскими политиками, католиками.

Мусульмане — другое дело. Мусульмане всегда считались сербами, их никто не трогал после ухода турок. Нам навязали католиков, потому что хотели иметь на Балканах государство, в дела которого всегда можно вмешаться. Политики Запада на Балканах, а в новое время — США, не дают нам создать свой дом и самим урегулировать отношения. Все решения, которые принимались, всегда оставляли возможность вторгаться снова. Коммунизм был дьявольским делом. Когда коммунисты определяли границы федеративных республик, то использовали немецкие оккупационные линии разделения королевства Югославии[4]. Все было направлено на то, чтобы сербы повсюду были в меньшинстве. А сербы-то были в большинстве по отношению и к мусульманскому, и к хорватскому элементу! Правда, в последние 20 лет ситуация несколько изменилась из-за высокой рождаемости среди мусульман.

При коммунистах активно проводилась пропаганда борьбы с «великосербским гегемонизмом»: якобы он всех угнетал и необходимо было освободить от него народы. То же самое и у вас в России с «великорусским шовинизмом». И даже сейчас, когда нынешняя Сербия является лишь частью Центральной Сербии, у нас хотят отнять Косово. Нас все время обвиняют в стремлении к созданию Великой Сербии. Но Великой Сербии никогда и не было, а было нормальное желание объединить сербские области, сербские земли еще со времен династии Неманичей, со времен святого Саввы, архиепископа всех Сербских земель[5]. Но этому всегда противодействовала политика и Ватикана, и европейских государств. И не надо забывать, что сербов всегда связывали с

Россией, а православных всегда старались разъединять. Потому и греков разъединяли. Это очень опасная игра: разделять и греков, и славян! Нас всегда разъединяли, не давали объединиться.

Едва только распалась Югославия, сразу признали все эти новые государства[6]. Все действия международных комиссий были предвзяты. Просто заранее решили уничтожить Югославию. Зато Боснию хотели сохранить единой. Если бы и Босния разделилась, то было бы лучше. Летом 1990 года там было 18 процентов хорватов, 35–37 процентов сербов и 42 процента мусульман. Сербам не хотели дать автономию в Хорватии. Потом их перебили с помощью американцев и выгнали, а сейчас будто бы позволяют возвращаться, но это очень трудно происходит, как и в Косово.

До 1941 года сербов в Косово было большинство. Албанцы, как мусульмане, всегда были орудием турок против нас. К тому же 30 процентов албанцев в Косово — сербского происхождения. Их раньше под давлением превратили в мусульман, это происходило с 1750 года, когда усилилось давление на православных. То же самое было и в Боснии. Потом из этих мусульман сделали албанцев. Во время Второй мировой войны они были за немцев. Тогда в Косово было убито 40 тысяч сербов, а 100 тысяч изгнано. Когда в 1945 году к власти пришел Тито, то он дал албанцам полную автономию в этом крае, а 100 тысячам сербов вернуться запретил. К тому же албанцы во времена правления Энвера Ходжи[7] массами приходили из Албании и селились в Косово и Метохии[8]. Косово — это восточная часть, а западная — Метохия. Там, в Метохии, большие участки плодородных монастырских земель. Коммунисты запрещали само название — Метохия, все называли — Косово, но это Косово и Метохия. На этой территории в 100–120 км по диагонали 1300 православных храмов и монастырей.

В общем, антисербской была австрийская политика, и ватиканская в то же самое время, затем — коммунистическая, а теперь и американская.

— Каково Ваше отношение к Милошевичу и проводившейся им политике? Какова его роль в событиях последних лет в Югославии?

— Милошевич пробовал что-то делать, но все его дела оказывались медвежьей услугой и даже хуже. Он хотел удержать коммунизм и продлить ему жизнь. Все время говорил, что он коммунист. Выходило, будто Сербия защищает коммунизм, а ведь именно Сербия больше всех пострадала от коммунизма! Как и русские в России. Так что роль Милошевича оказалась пагубной, а кроме того, он, как агрессивный трус, действовал против своих! Если бы он был хорошим дипломатом, то не стал бы решать судьбу народов Боснии один, без Караджича, но он позволил его убрать[9]. И в Косово все один он решал. Надо было сербов спросить в первую очередь! Он не должен был решать проблему сербов один, никак!

Я не хотел бы больше говорить о Милошевиче: это наша трагедия, что нашелся такой человек — неверующий, преступник. Да и, в общем, что от коммуниста можно ожидать? Честные люди давным-давно порвали с коммунизмом, а он хотел продлить жизнь мертвому делу. Для Запада его присутствие было желательно. Они были за Милошевича: якобы он ха-ризматик и лидер. Никакой он не лидер! Он просто навязывался. Неправда, что сербы всегда хотят лидера. Им нужен мудрый, умный правитель. Вот Коштуница — скромный человек, ни к какому лидерству не стремится, просто честный политик. Но вряд ли Коштуница сможет что-то сделать: в нашу политику вмешиваются американцы, шантажируют нас. Они страшно унизили нас тем, что так сдали Милошевича[10]. Это возмутило всех.

Но сербы — народ героический, свободолюбивый, который может защищать себя и свою веру и не ждет американской милости. Европа для нас не идеал. Как пророчески говорил великий Достоевский: Европа — это святая земля чудес, и мы удивляемся, мы это ценим, мы благодарны ей за то, что она нам дала, но уже пора нам давным-давно выйти из этого египетского рабства, которое называется Европа. Достоевский так говорил, потому что понимал глубину Православия.

Что Европа? Один наш историк сказал немцам: «Вот вы говорите — Европа, Европа…. Скажите, а кто выдумал газовые камеры? Балканы или Европа? Кто выдумал варфоломеевские ночи, кто выдумал Гитлера?» Это не наше порождение.

— Владыка, а Ваша епархия сильно пострадала во время войны в Боснии й Герцеговине?

— На территории моей епархии во время войны проживали на севере мусульмане, а на юго-западе хорваты. В ней около 150 храмов; 35 из них уничтожены, в том числе — кафедральный собор, епархиальная резиденция и монастырь в Мостаре. В Мос-таре до войны была одна треть сербов, одна треть хорватов и одна треть мусульман. Сейчас сербов там живет две-три, самое большее четыре тысячи. Отняли сербскую территорию. Около Требинья 50 деревень, из них 40 чисто сербских! Все это у нас забрали.

— Правда ли, что Вы и другие сербские епископы прямо на поле боя помогали раненым, отпевали убитых?

— Помогали, конечно! Мы были и остаемся со своим народом. Другого народа у нас нет. Когда мне передавали из Женевы, и Патриарху говорили, почему, мол, Афанасий там ходит по боевым позициям, я всегда отвечал: потому что там народ, живые люди. Я и хорватов спасал, и мусульман…. Но об этом никто не говорит. Они заранее решили, что сербы — злодеи и надо сербов представлять черными дьяволами. А сейчас выясняется, что, когда бомбили центр Сарае-ва, площадь Маркале, и было убито 80 человек, это сделали моджахеды, организованные и руководимые американцами[11]. Свой народ убили, чтобы показать: вот сербы какие! Это было на Успение Божией Матери, в 11 часов, когда сербы еще были в церкви! И мы сразу сказали, и тогда еще говорил японец Ясуши Акаши[12], что это не сербы, но его не слушали, а сейчас английский генерал Роуз пишет, что это сделали моджахеды. Неправда и лицемерие западной цивилизации, о которых говорил Достоевский, — это ужасно. Мы испытали это на себе. Каждый из нас мог бы стать западным человеком, бесчувственным, бесчеловечным, бессовестным. Это всегда таится в ветхом, не возрожденном Христовой верой человеке, ветхом Адаме. А они это культивировали до идеала: стать такими, как Клинтон, преступник, аморальный человек. И, конечно, большая мафия, наркотики. В Черногории и в Косово, особенно в Косово, действует черный рынок наркотиков, оружия, женщин, сигарет… Говорят, вышла книга «Албанская мафия», написали ее два француза. Они пишут, что американцы собирают каждый год из этого региона пять миллиардов. И в Боснии это тоже было. Но они всегда всё скрывают, всегда у них действует конспирация.

Бог знает, что они сейчас задумали сделать с этим Афганистаном. Боюсь, что они хотят подойти к России через мусульманские страны. Им никогда нельзя верить. Говорят, сербы — националисты. А скажите, есть ли больший национализм, фашизм, нацизм, чем американский? Он называется «американские стратегические интересы». Какое дело нам на Балканах до американских стратегических интересов? Это фашизм, нацизм, агрессия, это американский тоталитаризм. Они во всем мире хотят править по-своему, это — демонический тоталитаризм.

— И в своих целях они используют исламский экстремизм?

— Да, мусульмане давно поддерживали турок. Когда Сербия в начале XIX века стала освобождаться от турецкого ига, они говорили: турецкое государство законное. Сейчас написали историю Боснии и историю Косово, Чтобы доказать: турецкое государство было юридически безупречным, все было в порядке, и как албанцы потом были угнетаемы сербами. И действительно: как у Гитлера были самые жестокие войска СС, точно так же и албанские четы (вооруженные отряды) были орудием турок. Они пишут такую историю, какая им нужна, а не такую, какой она была на самом деле, которую мы все знаем и которая задокументирована. Они говорят, что сербы никогда в Косово не были в большинстве. А как тогда объяснить наличие 1300 сербских церквей и монастырей с XII века? Как это объяснить? И все время вплоть до XX века церкви и монастыри разрушали и много раз восстанавливали. И мы, даст Бог, восстановим и недавно разрушенные церкви. Но они не хотят исторических свидетельств, они не любят историю из-за своей темной и грязной совести.

Сербы выдержат, у сербов глубокая вера. Сербы грешный народ, но Бог пришел спасать грешных. Во время войны меня обвиняли: «Вот Афанасий сказал, что сербский народ — Божий народ». Патриарх меня спросил: «Как ответим на это в Женеве?» (Они прислали 2000 маленьких таких коробочек, по несколько килограмм помощи, а мы получали из Греции, из России, но особенно из Греции, намного больше. Мы очень благодарны им. Они спасали наш народ. У меня было тогда 100 тысяч православных, в том числе 32 тысячи беженцев, 2000 убитых, 800 детей-сирот). И я ответил: «А это Божий народ. Бог не имеет другого народа на этом пространстве, кроме сербов. Сербы — Божий народ». Евреи тоже были Божий народ, были грешные. Мы, православные, Божий народ, хотя и грешные. Нам необходимо спасение, спасти может только Спаситель, значит, мы тот народ, который пришел спасать Господь.

Какие злодеи, какая бесчеловечность там на Западе, в Америке, в Калифорнии, в Лондоне, в Париже. И никто об этом не говорит. Какое лицемерие, бесчеловечность, бесчувствие! Я никогда не видел, чтобы они плакали. А кто не плачет, тот не человек. Сербский народ умеет плакать. И если сделает зло, защищаясь или, может быть, иногда в нападении на человека, и прольет кровь, то мы знаем, что такое покаяние, в покаянии — спасение. Есть сербская поговорка: «Самый красивый цвет человеческой честности — это покаяние». Вот какое слово у сербского народа. Когда пришла эта натовская сила на Косово, а албанцы начали разрушать все, сжигать монастыри, наш Патриарх сказал: «Милошевич не серб и не представитель сербов. То, что сделал Милошевич, сделал не сербский народ». Сербский народ страдал под Милошевичем, и больше всех — сербы в Косово, а албанцы от косовских сербов не страдали!

Я писал об этом. Помните, как 16 марта 1981 года в неделю Торжества Православия албанцы подожгли Печскую Патриархию? Большой монастырский корпус, в котором жили 30 сестер и гости. Никаких беспорядков еще не было, никаких Милошевичей. Понимаете? Значит, они против Церкви действовать начали еще тогда. И Патриарх говорит: «Монастыри и церкви в Косово — почему их разрушают, чем они виноваты?» Мы выдержим, даст Бог, выдержим, но только лучше было бы не терять каждые 10–20 лет самую лучшую кровь, самых лучших молодых людей. У нас все время с XIX века войны, войны, войны… Теряем таких людей… Больше миллиона сербов убито во время Второй мировой войны; это кроме тех, кто погиб на фронте. Народ перебили в Хорватии, Боснии, Герцеговине и в Косово. И мы всё выдержали и выдерживаем. Сербы — народ терпеливый, народ благодушный.

Хорваты и мусульмане в начале 90-х вместе стали воевать против сербов, а потом год воевали друг с другом с марта 1993-го до мая 1994-го, пока американцы не навязали им мир. Война между мусульманами и хорватами в Боснии была очень жестокой — такая была ненависть и злоба. Значит, не сербы виноваты во всем. Потом это быстро забыли, и сейчас, когда мусульмане и хорваты никак не могут мирно жить вместе, они говорят: «Нам все-таки лучше с сербами, потому что сербы всё быстро забывают и быстро прощают». Вот что говорят хорваты. Это правда. Серб, как православный человек, умеет прощать, умеет жить с человеком, как с братом своим.

Я надеюсь, что Косово останется сербским. Там народ претерпевает большое страдание. От 300 тысяч сербов в Косово осталось только 120 тысяч, а остальных выгнали. Албанцы и американцы не хотели даже проводить перепись населения, а когда провели, оказалось, что сербов 15–17 процентов. Албанцы говорили, что их 2 миллиона, а оказывается 1 миллион 100 тысяч только. Надеемся, что сербы выдержат, и что мировая ситуация изменится как-то в нашу пользу.

Но вернусь к мусульманской проблеме. Совершенно очевидно, что мусульманская опасность надвигается и поднимается над миром. Мусульман сейчас больше миллиарда, и повсюду они агрессивны.

В Индии 800 миллионов индийцев и 100 миллионов мусульман, и индийцы боятся мусульман, потому что те агрессивны. В Индонезии 160 миллионов мусульман, и Австралия боится Индонезии. Есть такая зеленая карта мусульманских стран от Индонезии до Марокко. В Северной Африке только Эфиопия — христианская страна. Почему Эфиопия страдает все время? Потому что они христиане. Это одна точка в зеленом море. Как живут христиане в мусульманских странах? В Турции, например? Там искореняют Православие. В 1923 году истребили полмиллиона греков, полтора миллиона выгнали. Осталось лишь 120 тысяч; а сейчас их две-три тысячи. Мусульмане в Греции сейчас имеют представителей в парламенте, их сейчас больше 120 тысяч. Как живут православные на Ближнем Востоке? Христианство там угасает, его удушают повсюду. Как живут христиане в Саудовской Аравии, как живут христиане в любой мусульманской стране? А там тоже говорят про свою свободу, свою культуру. Какая культура может выйти из ислама?! Джихад — вот какая культура. Но американцы похожи на них. Они их озлобляют, они их используют, они их эксплуатируют.

Надвигается опасность, в Германии, Англии, Франции уже много мусульман. В Америке почти все чернокожие стали мусульманами. Увидим еще, что будет с Америкой. Она — Вавилон, как был древний Вавилон, как был Египет, как была Римская империя, как были Гитлер и другие тираны. И Америка идет по этой дороге. Но никакое зло не остается в конце концов не разоблаченным и ненаказанным.

Мы любим свою Родину, но еще больше любим нашу Небесную Родину — Царство Небесное. И в свете Царства Небесного мы, сербы, смотрим на царство земное. Таков наш Косовский завет. Наш народ страдал, потерял свое государство, свою земную родину, но сохранил веру и душу. Мы пять веков были в рабстве, потом освободились, но никогда не забывали наше Небесное Отечество.

На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона… Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прилъпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего (Пс. 136, 1, 5–7). Это — патриотический псалом. Земной патриотизм — да, но еще лучше небесный патриотизм, который объемлет и землю. Неправда, что православные забывают землю, нет. Православие желает спасения всем. Бог все создал для жизни вечной. И мы — ненавистники не тела, а страстей, зла, как говорят отцы Церкви. Вот подлинный православный реализм, и это реализм богочеловеческий, а потому он трудный. Поверьте мне, легче быть язычником, легче быть мусульманином, легче быть даже католиком и еще легче — протестантом, но православным всегда трудно. Это всегда распятие, а распятие всегда ведет к воскресению. Надо выдержать распятие, чтобы пришло воскресение.

Я давным-давно ждал противостояния ислама и христианства в мировом масштабе. У них сейчас, прежде всего, сильная биологическая экспансия. В Косово главной проблемой всегда была агрессивность албанцев, агрессивность биологическая, демографическая. У них по 10–12 детей. Рожают детей иногда от двух жен и так далее. Таков ислам. Но кто виноват? Каждые два года в Турции проходят съезды всех религиозных вождей с территории бывшей Оттоманской империи. И в Турции все больше возвращаются к сознанию Оттоманской империи. Америка признает Турцию как секулярное государство, но в народе у них оттоманское сознание.

Я думаю, и не только я, что у американцев есть план разделить Россию на несколько частей и прежде всего занять Сибирь из-за природных ресурсов. Если русские этого не поймут, то завтра может быть поздно. А почему американцы так лояльны к мусульманам? Потому, конечно, что мусульман миллиард человек и они не хотят с ними ссориться. Америка поддерживала Талибан, а теперь вот что у них самих происходит. И сейчас к Афганистану они подошли через Турцию и уже, думаю, не уйдут из Афганистана, останутся там.

Но Бог иногда по-другому все устраивает. Америка пребывает во всей своей мощи, и вдруг три самолета совершают такие теракты. Если бы четвертый упал на Белый дом, это была бы для них психологическая катастрофа. Они бы не выдержали этого. Психологически они очень слабы и нестабильны.

— Но в мире происходят не только катастрофы и разделения. Не так давно наметилось сближение Русской Православной Церкви Заграницей с Русской Православной Церковью. Что лично Вы думаете о возможности воссоединения?

— Я давным-давно говорил, что Русская Заграничная Церковь должна воссоединиться с Русской Православной Церковью, и даже убеждал Патриарха Павла, чтобы он писал об этом, потому что Сербская Церковь имеет непосредственное отношение к этому вопросу. У нас своего рода долг перед Русской Заграничной Церковью, перед карловчанами, потому что они у нас были[13]. Они получили свою автономию внутри Сербской Церкви, вроде того, как во время Юстиниана II, когда сарацины, или арабы, вторглись на Кипр и киприоты вынуждены были бежать в Малую Азию. Им дали область около Дарданелл, у Мраморного моря, и они сохранили там церковную автономию. Даже каноны это позволили, хоть и временно. Сербская Церковь считала, что Русская Заграничная Церковь должна вернуться к своей Русской Церкви. Их реакция была различной. В общем, уверен: должны соединиться.

Как я слышал на днях, ушел митрополит Виталий, который был непримиримым не только в отношении Русской Церкви, но и в других отношениях. Владыка Лавр, умеренный и умный, более молодой. Наверное, соединение будет.

Когда был сербский раскол в Америке, отец Иустин (Попович) плакал, просил патриарха Германа сделать все, чтобы не допустить раскола. Возникший раскол всегда трудно преодолеть. То, что Московская Патриархия не устраивала суда над ними, это хорошо. Мы так же с нашими македонцами поступили: дали им автономию, а они захотели сделаться автокефальными. Никто их не признал, и сейчас, похоже, они возвращаются. Этого еще окончательно не произошло, но дай Бог, чтобы возвратились и были бы нормальные отношения, а то они совсем изолированы. Большая опасность исходит и со стороны Ватикана, который все время пытается распространить на них свое влияние. Сербская Церковь не расстригала их епископов. Хотя для этого были серьезные основания.

Но когда такое соединение произойдет, не надо, как говорят сербы, правду «гнать до конца». Есть латинская поговорка: «Абсолютная правда — абсолютная неправда». Если до конца доводить правду, то не по-человечески это, не по любви. Должна быть действительно икономия, снисхождение. У них есть хорошие священники, хороший порядок, и они в Америке сохранили точное богослужение. Так что дай Бог, чтобы произошло это соединение.

Отец Иустин (Попович) часто говорил о мученической Русской Церкви и о Заграничной Церкви: «Я их понимаю, они не хотели сотрудничать с советской властью; но и те были вынуждены, надо и их понять. Мученическая Церковь… она выдержит это». Он советовал Заграничной Церкви воссоединиться с Московской Патриархией.

Я советовал тем, кого сам знал: «Вам необходимо воссоединиться». Они против митрополита Сергия. Ну, хорошо, против Сергия; но Сергий уже умер, и что дальше? Особенно я всегда был против того, чтобы они вторгались в дела Русской Церкви. Дай Бог, чтобы потом их не постигло наказание, как это всегда случается с теми, кто чинит в Церкви зло, раздор, благодать Божия не бывает с такими людьми. И даже кровь мученическая не может исцелить раскол в Церкви, это и святой Киприан говорил, и другие. Святой Ириней, святой Игнатий наставляли: как зеницу ока надо беречь единство Церкви.

— Владыка, нас интересует вопрос о чтении тропаря 3-го часа за Божественной литургией во время Евхаристического канона. Мы знаем, что в разных Церквах сложилась разная практика. Читается ли тропарь 3-го часа во время Божественной литургии в Сербской Церкви?

— Тропарь 3-го часа существует в Сербской Церкви. Я в своей епархии, пока был правящим епископом, не читал его, а что сейчас делает новый епископ, не знаю. Я его не читаю. Это включение было сделано в XVI веке. Иногда я произношу его, когда другие епископы тоже его читают, но суть дела не в этом. В основном я читаю его как частную молитву, если можно так сказать. Положим, во время каждения на Великом входе на Херувимской читают 50-й псалом, но этого нигде не написано, просто сложилась такая практика. Или чтение трижды: «Боже, милостив буди мне грешному!» Этого в Служебнике тоже нет. Я слышал от отца Георгия Флоровского, отца Александра Шмемана, что они по освящении Даров про себя говорили: «Ей, гряди, Господи Иисусе, маран-афа!» Это из раннехристианской литургии, взято у апостола Павла, в конце Первого послания к Коринфянам (16, 22). Или, как вы знаете, отец Иоанн Кронштадтский присовокуплял и свои молитвы во время литургии.

Но сейчас, чтобы не было беспорядка, хорошо бы иметь соборное решение насчет этого. Плохо то, что этого держатся только славяне. Нас об этом просил хиландарский игумен отец Никанор. Афонцы очень строгие насчет порядка, и когда они видят, что в сербском или русском монастыре читают молитву 3-го часа, то плохо к этому относятся. Они спрашивают: «Разве вы не знаете историю всего этого?» Отец Киприан (Керн) ясно писал, что это ввели в ответ на вычеркивание эпиклезиса в Римской Церкви.

Я не считаю, что делаю ошибку в этом отношении. Я не самочинный, но такие вещи совершенно очевидны. Когда я был правящим епископом и видел, что большинство моих священников его читают, я их не трогал. Пусть читают, если привыкли. Я был свидетелем, когда наш патриарх Павел спросил Святейшего Алексия, а он ответил: «Нет», и наш патриарх это уважает.

— Как Вы относитесь к вопросу катехизации перед крещением? Как обстоит дело с катехизацией в Сербской Церкви?

— В Сербской Церкви, к сожалению, в этом отношении святой хаос. У нас мало катехизируют, и это плохо. Сейчас вряд ли возможно восстановить весь этот порядок катехуменов: кающихся, припадающих и так далее. Была, конечно, хорошая дисциплина. Понятно желание ее восстановить, но вряд ли это возможно. Самое важное — это привлечь человека, чтобы он вошел в жизнь Церкви и затем продолжал свою катехизацию, которая в любом случае не оканчивается с крещением. У святого Кирилла Иерусалимского об этом ясно говорится.

Я служил в Афинах, в русской церкви. Вначале приходила молодежь. Русских мало, в основном греки. И вот большая проблема: что сказать молодому человеку? «Не ходи в кино, не ходи в театр, не ходи еще куда-то». Об этом я не говорил, а попробовал сделать так, чтобы у молодого человека возникла жажда христианской жизни, а подвиг в этом направлении Господь ему Сам укажет. Если сидеть у телевизора и смотреть его, то в этом состоянии невозможно молиться. Хочешь молиться — выключи телевизор. А если я тебе скажу: «Не смотри телевизор, не смотри плохие картинки», то ничего хорошего из этого не получится. Катехизацию необходимо проводить так, чтобы человек серьезно зажил церковной жизнью, а затем продолжал ее.

С одной стороны, легко и быстро крестить — это опасно. Но все-таки лучше поступать по примеру святых отцов, которые говорили, что лучше крестить мальчика, чем отпускать его к сарацинам или к каким-нибудь антихристианам. Лучше крестить, потому что времена такие: может погибнуть, может умереть. Наша жизнь всегда в руках Божиих, но, скажем, в Греции от несчастных случаев погибает большое количество людей. Я имею в виду не только автомобильные катастрофы, но и другие случаи. В общем, не следует слишком откладывать крещение, надо идти узким путем, мудрым, царским путем. У нас же склонность впадать то в одну, то в другую крайность. Надо и одно делать, и другого не оставлять.

Особенно важно быть проницательным в общении с человеком, понять состояние его души, его настроение, чтобы с помощью Божией помочь ему. Формализм очень опасен. Случалось, что некоторые из западных христиан крестились и становились православными, а затем, увидев обстановку в Церкви, уходили. Это бывает и по дьявольскому наущению, и по недостатку нашего труда и пастырского усердия.

Конечно, у нас преобладают случаи (судя по всему, и у вас тоже), когда мы быстро крестим человека, без предварительной катехизации и приготовления и без дальнейших усилий с нашей стороны. В пастырской работе надо действительно сораспинаться Христу (см.: Гал. 2,19).

У сербов, по-моему, дело обстоит хуже. Бывает проблема со священниками, которые впадают в рутину, в инерцию, как сказал Господь, делают как наемник (Ин. 10, 12–13). У русских, наверное, не так остро стоит эта проблема. Иногда священник служит как бы только для того, чтобы содержать свою семью. Говорит: «У меня семья, переведите меня с этого прихода на лучший, потому что мой сын должен учиться». Если так ставить вопрос, тогда выходит, что для него служение Церкви просто средство получать деньги, чтобы содержать семью. Бывает и так.

В общем, легко крестим, и получается, что люди, недавно пришедшие в Церковь, как бы получают привилегии, а христиане, которые несли свой крест во времена коммунизма, иногда даже обижены на неофитов. Особый спрос будет и с нас, но это и их слабость, как у старшего сына, когда вернулся блудный сын. Так что есть и такая сторона проблемы.

— Владыка, Вы учились и преподавали в богословских учебных заведениях разных стран. Где, по Вашему мнению, выше уровень преподавания и богословской науки?

— Я учился в Сербии, Греции, на острове Халка был только пять месяцев. Там была проблема, турки собирались закрыть Халку. Так что в отношении Халки трудно сказать. Образование в Константинополе было по образцу русских академий, выдающегося богословия там не было. В Греции школы государственные, но есть хорошие богословы. Правда, есть и соперничество среди богословов. В общем, жизнь динамичная и богословие там есть, но не всегда академическое, лучшее даже иногда не в школах. Там сейчас сильный подъем богословский, но при этом много опасностей и сложностей. На Афоне есть молодые ученые люди в Филофее, Симонопет-ре, Григориате, Ватопеде, Ивероне. Есть богословы и в других монастырях. Некоторые пишут, некоторые только начинают писать. В общем, развитие идет повсюду. Мне сказал митрополит Иоанн Пергамский (Зизиулас), что в России есть молодые богословы, которые через десять лет превзойдут нас. Десять лет прошло, я не видел еще, чтобы превзошли конкретно его. Он очень хороший богослов, глубокий, динамичный, хорошо знает труды отцов Церкви, но все время хочет диалога с современной миссией… К тому же он хороший философ, ему это удается, он хороший ученик Флоровского, я имею к нему доверие, хотя и не во всем согласен. Такие богословы, конечно, нужны; это глубокий человек. В патристике, скажу прямо, он продвинулся дальше отца Георгия Флоровского. Так вот он говорил: «Никогда нельзя сказать, что есть направление, которое кто-то ведет, потому что это всегда откровение Духа Святого».

Есть богословы во Франции. Например, француз Жан-Клод Ларше, через год-два будет сербским священником. Он в Сербской Церкви. Он опубликовал хорошие книги. Владыка Каллист — очень хороший, глубокий богослов.

В Америке немного ослабло богословие после отцов Георгия Флоровского, Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа. Мало их там. Свято-Сергиев институт тоже ослабел, но что делать? Как говорит отец Георгий Флоровский, в истории Церкви бывают и подъем, и упадок. Есть православные, которые думают, что вот приходит эра Православия, будет Святая София наша, православная, и так далее. Вряд ли, это немного утопический взгляд, но вовсе не значит, что мы не должны работать.

Я вижу в Русской Церкви подъем, поэтому, между прочим, и приехал, не только из-за вашей любви, но и для того, чтобы немножко посмотреть, немножко почувствовать. Есть живая жизнь в Русской Церкви. Пусть это иногда бывает внешне, но все-та-ки тут жизнь. Но есть проблемы унаследованные, и есть новые проблемы. Дьявол ведь не оставляет в покое.

О богословском образовании вот что я вам скажу. Где лучше? Повсюду. По-моему, Греция и Россия сейчас здесь держат первое место. Сербы что-то делают, конечно, пока вместе с владыкой Амфилохием[14]. Есть там и молодежь, но посмотрим.

Особенно важно вернуться к традиции святых отцов. Вам намного легче, у вас уже многие святоотеческие труды переведены, вы читаете их в русском переводе. У сербов этого нет. Я начинал читать отцов в русском переводе. Тогда у нас было переведено очень мало, но сейчас уже больше, и работа продолжается. Без знания наследия святых отцов вряд ли возможно возрождение богословия. И кроме того, нельзя ограничиваться только чтением. Богослов не значит хороший начетник, кто читал много книг. Нам необходима благодать Божия и жизнь. Святой Григорий Палама сначала плохо учился. Он молился Богородице: «Просвети мою тьму!» — и получил просимое, стал великим богословом. Дай Бог и вам учиться, но всегда с жизнью. Как говорил митрополит Филарет, жизнь все время свидетельствует. Так что Бог даст по сердцу, по смирению, по труду, по борьбе, по подвигу. Это не бывает сразу, нельзя всего достичь и все получить быстро. Нужно пройти курс в школах, в академиях. Нужно сдать экзамены, нужно освоить программу. Но необходимо и самообразование. Человеческая жизнь такова, что надо быть осторожным, трудолюбивым и надо подвизаться. Вообще ничто не дается просто так, и слава Богу. Как говорили святые отцы, Бог больше наивных Адамов не принимает в рай. Надо пройти большой путь подвига. Но не забудьте, дорогие, что богословие нужно. Не абстрактное, как если бы кто-то просто читал книги и стал мудрецом. Святой Максим так говорит о богословии: «Бог сказал Адаму: возделывай землю и питайся хлебом от земли. Это наше бытие, душа и тело. Вот это наша земля. Делай себя, обрабатывай себя, чтобы есть хлеб богословия».

— Владыка, как Православная Церковь относится к войне? Как участие в военных действиях соотносится с заповедью не убий?

— Знаете, история непрямолинейна. Наш православный опыт в том, что мы должны бороться. Нас обвиняли, Сербскую Церковь и меня лично: «Что это вы говорили?» Даже перед патриархом я ругал некоторых белградских интеллектуалов. Патриарх собирал, они приходили, часто были заседания иерархии, и было трудно. Я им предлагаю: «Дорогие, придите в мою епархию, там будем говорить с вами!» Один мой белградский друг, писатель, христианин, говорит мне: «Как же ты можешь одобрять то, что там происходит: разрушают мечети, хватают мусульман?» Было много клеветы, но и много зла. Мы и не скрываем. Я ему говорю: «Дорогой, приди ко мне, мы там будем говорить, а не здесь. Я не твой епископ, и ты мне не будешь читать лекции!» И он замолчал.

Если бы во время войны я не был в рясе, не был священником, владыкой, я бы взял оружие и боролся. Кто-то другой пусть пойдет молиться на горе или еще что-то, а я бы так делал. И пусть на Суде Божием буду как последний пустынник и молитвенник. Невозможно это определить. Во время нашего страдания под турками что мы претерпели? Тридцать восстаний в Сербии было, и никогда нам не давали освободиться, и сейчас не дают, и все время навязывают свою волю. Мы не должны воевать, а они могут развязать войну? Американцы могут? Вот сейчас эти господа из Гааги делают все, что велят американцы. Убивают мирных людей, и американцы говорят: «Это нормально».

Это война. Когда возьмешь «Калашников», то первой жертвой этого «Калашникова» будешь ты сам. Ты уже не сможешь остаться нормальным. Надо быть искренним и смотреть правде в глаза: не может быть нормальным человек после этого. Я видел войну, исповедовал людей, которые защищали свой народ! Помните «Три разговора» Соловьева? Читайте их, это лучшее из того, что он написал. Много у него дурачества: «Римская империя и папа», «Вселенская Церковь» и так далее. Но «Три разговора» — лучшее. Почитайте.

Господин Толстой говорил: не противься злу. Он это из-за суеты говорил. Но я не буду здесь теорию излагать. Никому нельзя дать рецепт, вроде того, какой вам выпишет доктор. Но я скажу другую вещь. И этим, в Женеве, говорил. Они спрашивают: «Как это ты говоришь, что сербский народ Божий?» — «Ну да, Божий народ». — «А войну ведет!» А Израиль что сделал? Был Божий народ и воевал. Мой народ Божий.

Да, он грешный, но Бог не имеет другого народа на этой территории, кроме того, который я имею, и это Божий народ. Бог в мир и пришел именно такой народ спасать. Вы знаете, какое лицемерие у этого Фишера из Швейцарии[15]. Они прислали помощь из Швейцарии, 2000 маленьких пакетиков, и следили, кому я буду их раздавать. Я давал всем, и мусульманам, и хорватам, но там их было немного, они ушли!

Как же можно не бороться против зла? Другое дело, что нельзя злом отвечать на зло. Но не бороться против зла — не по-христиански, не по-человечески, я это утверждаю. Вы можете этого не принимать, но я так думаю.

Вот у Соловьева в «Трех разговорах». Офицер побил башибузуков, которые сожгли армянскую деревню. Он говорит: «Я первую ночь уснул со спокойной совестью». Скажем, насилуют девочку, а отец видит это. Если он убьет, я не буду его судить. Пусть Бог судит. Он будет судить.

Патриарх наш Павел говорил, что есть и праведная война. Архангел Михаил поднял войну против дьявола и выбросил его с неба, и хотел и дальше гнать, но Бог сказал ему: «Подожди». Знаете, как было трудно остановиться Архангелу Михаилу. Вот мы говорим, что святые Борис и Глеб были чудом мученичества и терпения. Но не все были, как Борис и Глеб.

Во время войны я не искал смерти, но и не бегал от нее. Кто-то в Белграде сказал, что никто из нас, священников, не был убит. Неправда! Были убиты, и двое — действительно мученически[16].

В общем, не надо поддаваться поспешным оценкам. Сербов ругали, а что сейчас сделали с сербами? Кто может сказать тому или иному народу: «Не защищай себя»? Мы все против войны, но какой войны? Я не защищаю войну, но нельзя ставить вопрос так: не противиться злу. Тогда идите к Толстому. По-человечески я не принимаю Толстого. Если, скажем, в один автобус войдут двое и начнут всех бить, я что, буду говорить: «Дорогие, не противьтесь»? Я бы сразу сказал: «Возьмите и свяжите их!» Я бы так сказал даже как епископ. Почему один должен терроризировать 30 или 50 человек?

— Каково Ваше отношение к коптскому богослову Шенуде?

— Он монофизит. Он написал книгу, в которой ясно сказано, что у Христа одна природа. Ее печатали на греческом языке. Я не согласен с теми, кто называет их дохалкидонитами. Они монофизиты. Без Шенуды они ничего не делают. На всех этих собраниях посылают факс Шенуде, чтобы он одобрил. Он их мозг.

Кстати, Ларше очень хорошо об этом написал. Я перевел на сербский. На ста страницах Ларше дал хороший, серьезный анализ насчет диалога с ними.

В общем, мы не можем соединяться с ними, пока они не принимают Халкидонский Собор. Без этого никакого соединения не будет — будет ложь.

— Владыка, у нас в Церкви происходят нестроения из-за того, что в некоторых странах называется социальными номерами, а у нас индивидуальными номерами налогоплательщика и тому подобным. Мы знаем, что в Греции были подобные проблемы.

— Я разговаривал с греческими специалистами. Никаких тайн в этих номерах нет, и никакого демонизма. Так можно дойти до того что нужно выбросить всю технику, выбросить компьютеры, выбросить все остальное. В Греции вопрос был связан с тем, чтобы в паспортах и карточках была вписана принадлежность к Православию как религии. В Греции Церковь подняла вопрос, чтобы в паспортах писали «православный». Церковь три миллиона подписей собрала, чтобы добиться записи в паспортах о православном вероисповедании, а государство это игнорировало. А ведь это половина населения, имеющего право голоса! Там есть люди, которым заплатили со стороны, чтобы показать, что греки неправославные. Эта история еще не закончилась. Личные номера — это совсем другое.

Мы должны защищать подлинную свободу человека, и внутреннюю, и внешнюю. И конечно, должна быть гарантированность личной жизни человека. Нельзя все выносить на площадь, нельзя вторгаться в семейную жизнь, как делала ЧК, да, наверное, и в Америке делает ЦРУ, вмешиваются в частную жизнь людей. Это подобно тому, как если бы мы, христиане, открывали грехи один другого и выносили их на всеобщее обозрение. В Европе есть такая тенденция, и вообще в ветхом человеке есть. Необходимо, чтобы Церковь, насколько возможно, с этим боролась.

Думаю, что если реально смотреть на вещи, то вряд ли Церковь может избежать обязательных правил и норм всеобщей регистрации. Это не наше дело. В Греции были такие, их там немного, зилоты, которые стали говорить, что вот это номер антихриста, 666, и это будет каждому вклеено, и будет печать антихриста на нас. Но я считаю, что все это чепуха. Разве так поверхностно будет нас обольщать дьявол через компьютер, через нумерацию? Это слишком примитивно. Но мы можем потерять больше — потерять чувство, он глубже может воздействовать. Вот, скажем, одобряют все, что делает с бен Ладеном Буш, и Буш нас ведет к этому поверхностному противостоянию: или с Америкой, или с бен Ладеном. А я ни с бен Ладеном, ни с Америкой! Оставьте меня, мне не до вас и не до бен Ладена! Скажут: «Ах, вы за терроризм?» Я не за терроризм. Разве в Афганистане одни террористы сейчас? Сколько людей страдает и гибнет от самых ужасных американских бомб! Это страдает бедный народ. В Ираке страдает народ, но американцам никакого дела нет до иракского народа.

Надо быть осторожным, надо быть бережливым, но надо и открыто смотреть на жизнь, надо относиться ко всему реалистично. Если завтра меня начнут контролировать, не смогу поехать, например, в Швецию или какую-нибудь другую страну, ну, ничего. Они могут ввести международную полицейскую систему, через Шенгенское соглашение могут контролировать въезд и выезд, могут сказать, что, например, русский патриарх опасен, и запретить ему передвижение.

Есть склонность многих людей в Православии к тому, чтобы легко сделать раскол. Но тогда утратится дух соборности, и Дух Святой не будет снисходить на разделение. Он раздается всем, но нельзя разделить Святой Дух, и нельзя его приватизировать. Это делали монтанисты, это делали катары, это делали староверы — Аввакум и другие. Есть зилоты на Афоне. Они написали на монастыре: «Православие или смерть!» Черный такой флаг и — «Православие или смерть!» Зачем это? И привезли даже бензин: если бы захотели силой их выгнать, то они бы сожгли монастырь. Это изуверство, это не вера. Но таких мало, и это не характерно для Афона. Есть много настоящих отцов на Афоне, есть люди подлинной духовной жизни.

Нельзя так жизнь упростить, чтобы все было без проблем и без соблазнов. Без проблем и соблазнов не будет, так Спаситель сказал, и в истории так. Но не надо бояться соблазнов, и «горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7), или тому, кто поддерживает соблазны, развивает их, так что ответственность всегда за это существует. И не надо навязывать свою меру, себя как меру, как канон.

Я помню, мне рассказывали, как старушки в Петербурге ругали митрополита Никодима (Ротова). И ничего, Никодим был таким, каким был. Он не мера для Церкви, как сейчас не мера я или еще кто-ни-будь. Христос — мера Церкви. Не надо беспокоиться, но надо стараться, чтобы не соблазняли души, вот в чем проблема! Я не против зилотов, Бог свидетель. И те дипломаты, которые занимаются церковной политикой или мировой и вообще такими большими масштабами, забывают, что ревность их как христиан тоже нужна. Тело Церкви защищается всеми верными, но верные возглавлялись всегда своими пастырями, своими священниками, своими владыками, своей церковной организацией. Канон Церкви — святыня. И если, бывает, по икономии, по нужде преступают канон, то только ради спасения людей, а не для того, чтобы попирались каноны…. Но не надо держаться за них, как буквоеды. Каждый канон — как будто бы догмат. Это как старостильники-греки. Бедные, они хотели сохранить старый стиль, но потом последовало большее зло: разделились теперь уже на пять частей. Плохо, что переменили стиль, но не в календаре догма. Иерусалимская Патриархия, Русская Патриархия, Сербская, Синайская, Афон, другие сохраняют календарь, и ничего. Отец Иустин, мой духовный отец, был такой человек, что за каждое слово канона готов был умереть, но и в то же время пожертвовать любым каноном, чтобы спаслась хотя бы одна душа. Вот свобода отцов.

Есть акривия Церкви, есть икономия, но Дух Святой определяет, и Он имеет конечное слово, как Утешитель

Церкви. Когда нужна икономия и когда акривия? Нельзя отрицать одно либо другое в Церкви. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что много даров в Церкви, но знак подлинности каждого тот, что один признает другой. Вот я люблю молитву, ты любишь милостыню, тот активист, этот проповедник, другой книги печатает, этот богослов, а этот простой рабочий. Один больше любит богослужение, другой — гуманитарную деятельность. Все это — дары Духа Святого, все это нужно Церкви. Но отказаться одному и сказать: вот я такой молитвенный, я ревную, а этот беспечный и индифферентный… Есть ли такие? В Церкви всё есть. Это как нива Господня, на которой не только пшеница и урожай. Господь не хочет сразу ее очистить.

Было в Церкви такое движение — монтанисты, во II и в III веках, и большое зло делали они Церкви. Тертуллиан был хорошим богословом, а потом ушел к монтанистам. Афонцы говорят: есть зилоты, это хорошие, а есть «зурот», это такой, кто совсем ушел. Потом были катары, которые говорили: мы чистые! Они разрешали покаяние только в конце жизни. И другие были, разные…

Были такие движения в Церкви, и сейчас есть напряжение, но я не боюсь этого. По-моему, это нормально. Есть некоторые епископы, которые говорят: «Вот к нам пришел зилот с Афона и народ возбуждает!» Ну, пусть. Кто его слушает, пусть слушает. Я буду говорить, а кто хочет услышать, тот услышит. А этот ушел с Афона, чтобы других, а не себя спасать в первую очередь. Первое, что он сделал, это проявил непослушание. Некоторые зилоты с Афона даже снова крестились у старостильников! Это хула. Он был крещен, а снова крестился, будто бы его и не крестили. Это такое нечувствие Церкви, соборности Церкви! Необходимо «держать собор» со всеми святыми и, прежде всего, — в своем сердце, а потом в своем доме, в своем приходе, своем монастыре, своей епархии, своей Церкви, во всем мире. Хранить соборность Православия — значит слушаться голоса всех отцов, не только аскетов, не только мучеников. Можно сказать: «Пойдемте все в мученики!» А что же слабые, которые не смогут выдержать этого? Это тоже соблазн. Или пойдемте только проповедовать народу Священное Писание. А что Священное Писание? Протестанты из него сделали кумира, и более 300 сект образовалось. Но Священное Писание в этом не виновато.

— Как бороться с уходящей ревностью о Боге после нескольких лет монашества?

— Одна опытная монахиня как-то сказала мне: «Батюшка, помни свои первые дни и всегда туда возвращайся». Или как святые отцы говорили: ты еще не положил начала своему спасению. Так снова нужно возвращаться в своей жизни. Молитвой прежде всего и искренним, здоровым самоосуждением. У русских есть такая склонность, чтобы себя мучить, на себя нажимать. Это плохо. Достоевский это ясно показал.

Надо иногда простить себя, говорил кто-то из русских, простить душе. Всегда помните слова Иоанна

Богослова: «Дети мои, если сердце ваше зазирает, судит вас, то знайте, что Бог больше сердца вашего». Критерий наш — не наше сердце, не совесть, а Бог, и молитесь Богу: «Господи, войди в меня!» — искренне, глубоко, — и Бог поможет. А если Он ожидает, то надо потерпеть: терпи, казак, атаманом будешь! Надо потерпеть. Терпя потерпех Господа, как пророк Илия говорил. Терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19).

Терпение — огромная сила, мощь. Надо ожидать Господа, не терять упования. Отец Иустин говорил: держаться Бога вздохом, слезой, желанием, воздыхать сердцем. И пока это есть, значит, и Дух Святой в нас тоже есть. Он никогда нас не покидает. Слава Богу!

Никогда не позволяйте себе уныние или безнадежность уравновесить с верою и надеждой. Никакой грех, никакая ситуация не может иметь равновесие с Божественной милостью и Божественной любовью. Сербы говорят, когда бывает тоска и уныние: «Удри бригу на веселье!» Брось все это и будь веселым.

— Владыка, как Вы сейчас со стороны видите процессы, которые происходят в Русской Церкви?

— Честно скажу, я не могу претендовать на то, что хорошо знаю Россию. Я не много путешествовал, но русских знаю давно, и русских за границей, служил в русской церкви в Афинах, служил в Париже четыре года. С интересом читаю ваши журналы, получаю информацию. К нам сейчас приезжают русские, и мы к вам приезжаем. По-моему, Русская Церковь давно уже находится в таком обновляющем пульсе жизни. Это подлинное дело христианства: образ Божий в нас обновляется, обновляется вера. Обновляйтесь духом — говорит апостол Павел. Это не обновленчество, которое уже ересь. А это оживление, то, о чем апостол говорит: Духа не угашайте (1 Фес. 5, 19). Дух горит, но надо его разжечь, надо его оживить. Это обновление жизни, обновление ума; обновиться духом ума вашего (Еф. 4, 23), — говорит апостол Павел.

В России после всех страданий, благодаря мученикам, которые пред Богом за нас заступаются, устояло Православие. На Западе смеялись и говорили: «Что там Русская Церковь — одни бабушки только!» А кто-то ответил: «Да, если пятьдесят лет церкви полны только бабушками, то это что-то значит». Но были не только бабушки, была жизнь живая. Выстрадала Русская Церковь столько миллионов мучеников. Владыка Каллист сказал в своей книге: «Русская Церковь в XX веке дала мучеников больше, чем в прежние века». Благодаря этим мученикам и подвижникам Русская Церковь не просто выжила, но обновляется. Бывают, конечно, в каждом таком периоде напряженной жизни и соблазны, и нестроения. Невозможно, чтобы не было соблазнов! В Церкви всегда живые люди. Каким был IV век, какое было потом иконоборчество, потом споры об исихазме, и так в каждом периоде! И тем более сейчас конец не только века, а тысячелетия. Начинается новый период, а вызовы мира серьезные. Мы вносим с собой в

Церковь многие свои проблемы. Но не надо бояться проблем.

Ни в коем случае нельзя, чтобы были раздоры и критика внутри Церкви с самоволием, когда кто-ни-будь считает, что он один — защитник Православия, вроде Аввакума. Сейчас есть такое движение: мол, антихрист, конец мира и так далее. Это изуверы, это люди, которые не имеют достаточно веры и боятся, которые затем свой страх преобразуют в какую-то самозащиту и суррогат духовной жизни.

Надо, конечно, беспокоиться, но главное — преобразовывать это в молитву к Богу: «Господи, Ты Спаситель Церкви!» Надо иметь глубокую веру, но эта вера не может явиться сверху или извне, она должна быть выражением нашей молитвы, нашего смирения, нашего внутреннего распятия, нашей борьбы!

— У нас сейчас идут постоянные дискуссии о том, что необходимо созвать Поместный Собор по образцу Собора 1917–1918 годов, на котором были бы представители мирян, священники и епископы…

— Я скажу открыто: Собор 1917–1918 годов не образцовый Собор Православия. Он сыграл позитивную роль — восстановил патриаршество, но нельзя во имя демократии разорять христологическую структуру Церкви. В Церкви Христократия, не демократия и не монархия. Христос владеет, Христос в каждом верующем, Христос первый из верных. Христос диакон, Христос священник, Христос епископ, Христос все во всем (1 Кор. 15, 28); и каждый из нас выражает Христа, и Христос выражается через каждого, но порядок в теле Церкви такой, какой дал Бог, а не мы.

Во все времена на Соборах миряне, монахи, священники права определения не имели. Кто читал акты Соборов, тот это знает. Василий Великий так об этом сказал: «Епископы определяют, а народ принимает или не принимает эти определения».

В истории Церкви бывало такое, что на Вселенских и других Соборах присутствовали и монахи, и еще кто-то, но все-таки благодать, и место, и служение, и власть, принадлежащая епископам, никак не может быть уравновешена народом. Епископ — не клирик даже он в себе объединяет Церковь. Но если он не выражает полноту Церкви, то надо ему помочь: для этого есть другие епископы, есть народ. Пусть даже будет давление, напряженность, но не разорительность и не разобщение.

Бывает, что соборные определения не принимаются всей Церковью; значит, есть особое традицио-нальное право или практика рецепции Соборов. И если это необходимо, то бывает, что Собор может снова рассмотреть свое определение. И не стыдно его по-другому высказать. Вот это действительно православное Предание. Значит, есть роль каждого, но никогда на Соборах миряне, даже цари, ничего не определяли. «Определяю» и «соглашаюсь» — вот что значит право епископов. А те, другие, может быть, подписывались, но не определяли. Они имели только совещательный голос. Можно потом согласиться, присовокупить к этому свое согласие, но это не определяющий выбор.

Конечно, можно, если желаете, чтобы был и Собор. Но лучше сначала подумать: не получится ли так, что в условиях сегодняшней жизни многие к нему окажутся не готовы? Может получиться так, что более красноречивый, более горластый или начитанный будет надеяться, что он победит. А святой Ириней говорит о том, что не ум, не знание, не еще что-то, а Дух Святой побеждает. Но, конечно, Дух Святой победит, как Он побеждал всегда в истории и в Русской Церкви. По-моему, не время еще таких Соборов. Мы предлагали во время войны собрать церковно-народный собор, чтобы ограничить власть Милошевича, но это не получилось, потому что эти господа интеллектуалы — писатели, ревнители национальной идеи — не хотели сотрудничать между собой. Каждый из них имел план национального спасения: одни были за короля, другие были еще за что-то, но ничего не получилось. У нас король сейчас вернулся, но для этого еще не подходящая ситуация. Дай Бог, если это случится, от этого не будет плохо, потому что будет более стабильная ситуация, а то правительство меняется, партии уходят, приходят новые.

Я всегда всем советую и молюсь, чтобы было более трезвым, более терпеливым, более глубоким бытие, жизнь Церкви.

Спасибо вам еще раз. Я чувствую, что Дух Святой делает Свое дело. Не надо нам Ему помогать. Он нам будет помогать по мере нашего открытия Ему. И мы должны помнить, что Господь руководит Своей Церковью. Наш патриарх говорит всегда, что мы должны быть соработниками Божиими (1 Кор. 3, 9). Бог нашел нас; если бы были лучшие, нашел бы лучших. И найдет лучших! Дай Бог. «Слава Богу, я не непогрешим», — говорит наш патриарх. И еще говорит: «Напиши это папе. Я не непогрешим — слава Богу, что я не непогрешим». Вот это православный человек.

Вопросы епископу Афанасию задавали студенты и преподаватели Сретенской духовной семинарии