Хобби Сереги Костикова

«Я, Лисавин В.В. признаюсь в убийстве и ограблении инкассаторов Хорошевского маршрута. Помогал — Лаврик. Дмитрий Лаврушин. Больше сообщников нет. Мешок с инкассаторскими сумками спрятан на даче у Лисавина в деревне Лисавино, в предбаннике. В содеянном раскаиваюсь, хоть это сделал не я, а мой прототип. Лисавин В.В.»

— У тебя такие шутки в моде, да, скульптор Шуба? — строго поинтересовался Заводнов.

— Это не шутки. Да и зачем мне шутить?

— И в самом деле — зачем, Серега? — спросил Клюев.

— Подожди, Борисыч, — скульптор перенес тетрадь на заснеженную поляну и обратился к Пану Зюзе:

— Где именно находится это Лисавино? Точный адрес?

«М.О., Истринский район, д. Лисавино, д. 6», — буквально через минуту прочитал Серега через лупу новую запись. И тут же вновь обратился к Пану Зюзе:

— Это, случайно, не то Лисавино, неподалеку от которого есть деревня Холмы, а ближе к Истре деревни Адуево, Духанино?

Пан Зюзя на заснеженной поляне согласно закивал.

— Я знаю, где это! — торжествующе сообщил Костиков. — До него от Истры автобус ходит. В самом Лисавино я не был, зато в Холмах на озере рыбу ловил и в Адуево…

— Скульптор Шуба! — прервал его Заводнов, поднимаясь из-за стола. — Мы, вообще-то на охоту едем. И нам без разницы, что ты ловил рыбу в каких-то там Холмах.

— Да черт с ними, с Холмами, Владимир Иванович! — вспылил Костиков. — Зюзя только что в убийстве признался! И черным по белому написал, где деньги спрятаны.

— Шуба, ты успокойся, — мягко сказал Клюев. — Тебе после травмы головы нервничать никак нельзя.

— Я спокоен, Борисыч. Владимир Иванович, понимаю, что вы торопитесь на охоту, но можно уделить мне хотя бы еще три минуты? Я гораздо больше времени потратил, пока для вас охотников лепил. Кстати, я как раз за это время уберу вашу композицию в специальную коробочку.

— Хорошо, скульптор Шуба. Добре, как скажет капитан наш, Юрий Борисович. Только понапрасну мозги нам не пудри.

— Добре, — улыбнулся Костиков и обратился к шестерым островитянам: — Мелкота, отомрите!

Пластилиновые фигурки зашевелились: Шуба приобнял за печи Вику, Любка вгрызлась в огурец, Боярин с Фуфелом чокнулись бутылками и приложились к горлышкам, Клюев, здрав голову, приветственно помахал рукой, наверное, своему прототипу.

Подполковник и капитан смотрели на них, не веря своим глазам. Серега мог их понять, — в первые минуты после оживления персонажей композиции «Застолье», он тоже подумал, что сошел с ума.

— Борисыч, ты рассказывал про странные сны, которые видишь в последнее время. Тебе снились вот эти экспериментальные фигурки. Узнаешь Любку лыжницу? А помнишь, ты вчера прочитал на песке рядом с кистью девушки три буквы — «ЗЮЗ»? Это не я их написал, а она, Вика. После того, когда я заделал на ее теле ранки, Вика написала четвертую букву — «Я». Виктория Ким узнала Пана Зюзю во время ограбления инкассаторов, поэтому он ее и убил. Я правильно говорю, Пан Зюзя? — обратился он к обитателю заснеженной поляны, тот, глубоко вздохнув, вновь согласно закивал.

— Борисыч, когда ты мне сегодня звонил, еще удивился, откуда я знаю, что это ты. Я сказал, мол, интуиция…

— Просто ты ждал моего звонка.

— Разве ты только один у меня в друзьях, чтобы позвонить? Посмотри-ка сюда, — он протянул Клюеву лупу и крохотную тетрадь и ногтем перевернул назад одну страницу.

— За полминуты до твоего звонка, эти слова написала твоя копия. Узнаешь почерк?

— Узнаю, — Клюев с удивлением посмотрел на маленького себя. Пластилиновый Борисыч развел руками, мол, ничего не поделаешь. — И что все это означает?

— А то, что, благодаря моему уникальному эксперименту, эти копии знают, что делается с их прототипами! Мы не слышим, что они говорят, но можем читать записи.

На острове-пляже рядом с Борисычем встал Фуфел, призывно замахал руками и даже пару раз подпрыгнул.

— Наверное, тоже что-то хочет написать, — догадался скульптор и перенес к его ногам тетрадь и почти не видимый невооруженным глазом карандаш, отобранный пинцетом у Пана Зюзи. — Давай, Фуфел, что важного ты хочешь нам сообщить?

Тот сразу же написал что-то в тетради, и скульптор прочел вслух:

«Утром я, т. е., Владимир Селиванов отвез Василича в деревню Лисавино».

— Вот! — вскрикнул Костиков. — Молодец, Фуфел! Он Лисавина в Лисавино отвез. Туда, где деньги спрятаны! Пан Зюзя, Фуфел все верно написал? Лисавин сейчас у себя на даче? Вот, Владимир Иванович, и этот подтверждает!

— Лисавина — в Лисавино, — с сумрачным выражением на лице Заводнов уселся обратно на стул. — У твоего Лисавина там родовое поместье что ли?

— Понятия не имею…

— Да-а-а… — Заводнов вспомнил о фляжке и, наполняя стопки, продолжил: — Я, конечно, на своем веку многое повидал… И шулеров, и фокусников-покусников всяких… Вздрогнем!

— Да-а-а… Эксперимент этот твой уникальный… Я же прекрасно понимаю, что нет тебе никакого смысла с нами шутковать, а, скульптор Шуба?

— Что я, дурак, что ли?!

— Никто этого и не говорит. Однако дубиной ты по голове схлопотал, ну и, мало ли, что у тебя там, в мозгах сдвинулось, а?

— Да, черт с ними, с моими мозгами! Вы своим глазам доверяете? Вы же видели, как только что Фуфел писал на пустой страничке! Думаете, я все это подстроил? Хорошо, давайте так, — Костиков недолго подумал.

— Борисыч сказал по телефону, что вы по пути ко мне, собираетесь в магазин заехать. Я не знаю, что вы там покупали, но, наверняка, спиртное, ведь так? Давайте спросим у копии Борисыча, что вы там купили и сколько?

— А вот давай, скульптор Шуба, спроси! — загорелся Заводнов. — И подай-ка мне лупу, я сам прочту, что там напишет копия капитана нашего, Юрия Борисовича. Давай, спрашивай!

— Они итак все слышали, Владимир Иванович.

Вместо Борисыча тетрадью сначала завладел Боярин, ненадолго. Борисыч тоже не заставил себя ждать.

— Что ж, посмотрим, — вооружился лупой подполковник. — Вот что написал первый:

«Лаврик тоже был инкассатором. Посадили на два года за кражу».

— Точно, — вспомнил Костиков. — Я Лаврушина в инкассации не застал, но говорили, он во время маршрута деньги украл, и в тот же вечер его менты вычислили и взяли.

— Рецидивист, значит, — удовлетворено хмыкнул Заводнов и процитировал запись, сделанную Борисычем:

«Взяли два литровых „Парламента“ (на молоке); для товарища генерала — кукурузный виски „Jack Daniels“, для Вильгельмыча — три бутылки „Ессентуков“ № 17».

— Да-а-а… — распахнув седые брови, воззрился подполковник на Костикова.

— Никакого Вильгельмыча я не знаю, — сказал тот.

— Откуда же тебе, скульптор Шуба, товарища Гидаспова знать! Разве что капитан наш, Юрий Борисович поведал… Капитан, а ведь Вильгельмыч по поводу ессентуков позвонил, когда мы в магазине были. Ты все время при мне был, звонков больше не делал, выходит, никак не мог своему дружку информацию про ессентуки слить, да?

— А если бы и смог, — насупился Клюев, — то попробуйте объяснить, зачем и мне, и Шубе это надо? В чем смысл?

— Да-а-а… интересный у тебя эксперимент, скульптор Шуба.

— Я его затеял, чтобы убийцу поймать, — сказал Костиков нетерпеливо. — Только что мы узнали, где он, и где деньги. Надо срочно ехать в деревню Лисавино и брать с поличным Вячеслава Лисавина. Пока не поздно, Владимир Иванович!

— Давай, скульптор Шуба, покомандуй тут еще подполковником милиции, — проворчал Заводнов, вертя в руках прозрачную пластмассовую коробочку, в которую скульптор убрал композицию «Охотники на привале». — Люди на открытие охоты собрались, ко всему прочему, на юбилей к большому человеку… Истринский район, говоришь?

— Это совсем близко от Москвы! Можно по Пятницкому шоссе поехать, или по Новорижскому…

— Вообще-то, Владимир Иванович, нам почти по пути, — сказал Клюев. — Те места мне знакомы. Потеряем час, максимум — полтора.

— Не в этом дело, капитан! Засмеет же потом народ, когда узнает, что Заводнов на старости лет в эксперименты с пластилиновыми человечками поверил. Ха-ха-ха! Пойми, капитан, и ты скульптор Шуба тоже пойми. Мне по должности не положено верить во всю эту мистификацию…

— Можно назвать это по-другому, — сказал Клюев. — При опросе свидетель высказал некоторые свои предположения, догадки. И ваша профессиональная интуиция подсказала…

— Что необходимо как можно скорее… — подхватил Костиков.

— Куда торопиться, скульптор Шуба? — оборвал его подполковник. — Ведь твои экспериментальные копии знают, что и где делают их прототипы. Значит, они в любой момент могут сообщить…

— Кстати, — теперь фразу оборвал Клюев, — кажется, копия господина Лисавина как раз рвется что-то нам сообщить.

— Передайте ему тетрадь! — скомандовал Заводнов, глядя на подпрыгивающего на снегу Пана Зюзю. — Читать буду я.

«Спасите! — начал цитировать он буквально через минуту. — Лаврик запер меня в бане, в парилке! Я не могу выйти!»

— Черт! — закричал Костиков. — Говорил же, торопиться надо!

— Ты думаешь…

— Владимир Иванович, тут никакой интуиции не надо! Сожжет этот Лаврик баню вместе с Лисавиным и пустыми инкассаторскими сумками, а сам — тю-тю с денежками. И потом вообще ничего не докажешь!

— Спроси у него, где можно найти Дмитрия Лаврушина, — подсказал Клюев и добавил: — Прописку мы сами узнаем.

— Пан Зюзя, пиши быстрей, что знаешь про Лаврика!

«Квартира — на Алтуфьевском шоссе. Дача — в Огниково, прямо напротив колодца. Спасите нас!» — прочитал подполковник.

— Кого — нас?

— И прототип, и его копию, — опередил Серегу с ответом Клюев. — Шуба, спроси у него — что за Огниково?

— В том районе деревня такая есть, — вспомнил Костиков. — Да, Пан Зюзя?

«Он поджигает баню!!!»

— Товарищ подполковник! — на полном серьезе обратился к начальнику Клюев. — Теперь и моя интуиция вовсю вопит, что нам в Лисавино мчаться надо.

— Так, а я о чем талдычу, капитан! — как ужаленный, вскочил Заводнов. — Давно уже мчаться надо!!!

В апрельское субботнее утро машин в столице было сравнительно немного, и служебная черная «Волга» подполковника с включенной сиреной довольно быстро выскочила на МКАД, еще быстрее доехала до поворота на Новорижское шоссе, а там и вовсе разогналась так, что Костиков потерял всякое желание смотреть на стрелку спидометра. Он вообще не любил слишком быструю езду, и в другой ситуации давно бы предложил сбавить скорость.

Серега молчал в полной уверенности, что в Лисавино они опоздали, что если опасения Пана Зюзи были не напрасны, то он давно уже сгорел в своей бане. Кажется, это понимал и Заводнов, расположившийся рядом с ним, позади водителя-сержанта, и сидевший впереди Клюев, который не выпускал из рук мобильник.

Связавшись с дежурным по Истринскому отделению милиции, капитан сообщил, что получил сигнал о готовящемся в деревне Лисавино преступлении, попросил при возможности направить для проверки наряд и держать его в курсе событий. Ответного звонка пока что не было.

— Несколько лет тому назад, — нарушил молчание Серега, — в нашем отделении инкассации уже было ограбление…

— Да, я просматривал дело, — обернулся через плечо Клюев. — Интересное совпадение, товарищ подполковник. Тогда преступниками оказались истринские жители, и похищенные в Москве ценности они привезли на окраину Истры, спрятали в гараже, где их на следующий день и повязали.

— Припоминаю, — кивнул Заводнов. — Сейчас с момента ограбления идут третьи сутки. Скульптор Шуба, почему ты свой уникальный эксперимент раньше не поставил?

— Не мог, Владимир Иванович, голова сильно болела.

Клюев на переднем сидении хмыкнул, но ничего не сказал. На самом деле голова у Костикова болела не так уж сильно, в противном случае не стал бы он коньяк пивом запивать. Другой разговор, что не стразу он созрел для «эксперимента». Все шло своим чередом, одна мысль порождала следующую, одно действие — другое.

— Он вместо эксперимента охотников лепил, — в подтверждение этого сказал Клюев.

— Погодь-ка, скульптор Шуба, — уставился на него Заводнов. — А если бы ты мою копию эксперименту подверг? Или, не дай бог, копию товарища генерала?

Ответить Серега не успел, — у Клюева зазвонил мобильник. Машина как раз повернула с Новорижского на окружную, так называемую «бетонку», откуда до Лисавино оставалось всего-то километров двадцать. После нескольких коротких фраз, капитан вновь обернулся к сидевшим сзади:

— Докладываю. В деревне Лисавино Истринского района по известному нам адресу догорает баня. Пожарные на подъезде, но польза от них будет нулевой.

— Блин! — выдохнул, задержавший дыхание Серега. — Что и требовалось доказать!!!

— Свидетели есть? — вяло поинтересовался подполковник.

— Какой там! Дачный сезон еще не начался, да и деревенька крохотная…

— И от баньки один пепел, да печная труба останется. И что нам теперь со всем этим делать, а, скульптор Шуба?

— Огниково! — тут же откликнулся Серега. — Пан Зюзя написал, что там, у Лаврика дача. Надо туда рвать, пока не поздно!

— Дорогу знаешь? — спросил капитан.

— Вспомню. Должен вспомнить!

— А если…

— Борисыч, на машине я туда не мотался. Но в детстве, вдвоем с отцом мы ездили за грибами на автобусе из Истры как раз до Лисавино. Но в само Лисавино не заходили, а шли в противоположную сторону, через деревню Холмы, через поле до леса и там, сразу же на опушке, начинали собирать грибы. Белые, подосиновики, подберезовики… — Серегу вдруг понесло:

— Мы с отцом все время соревновались, кто больше белых найдет. Мы их с отцом называли «киргуду» — помните, Никулин говорит Шурику: «Бамбарбия. Киргуду». А Мкртчян типа переводит…

— Если вы откажетесь, они вас зарежут, — подал голос, молчавший до этого водитель-сержант. — Гы-гы-гы-гы…

— Шутка! — в один голос поддержали его капитан и подполковник.

— Шутка, гы-гы-гы-гы!

«По всему видать, фильм „Кавказская пленница“ пользовался среди коллег Клюева неиссякаемой любовью», — пришел к выводу Костиков и продолжил:

— Но самое интересное в тех походах за грибами было другое! Однажды там, на самом выходе из леса, когда у нас с отцом грибы уже в корзинки не помещались, мы вдруг услышали типичный громкий всплеск рыбы. Там ручеек тоненький протекал, мы по нему пошли и через несколько шагов наткнулись на длинный и глубокий омут с прозрачной водой — возможно, образовавшийся после взрыва бомбы. Под Истрой ведь в сорок первом бои неслабые шли, вот «эхо войны» и осталось…

Но дело не в этом, а в том, что в омуте, среди кувшинок мы увидели стоявшую у самой поверхности щуку, весом так под килишко, а чуть глубже — целую стаю плотвиц, граммов по двести каждая! Мы просто офигели! И уже на следующий день специально поехали в Лисавино, но не только за грибами и на рыбалку. Взяли с собой оснастку — на мотовильцах: леска, поплавок, крючок, грузило; по пути к омуту, собирая, естественно, «киргуду» и прочие грибочки, срезали два ореховых удилища; в том самом ручейке запаслись личинками ручейника и, что бы вы думали? Наловили в омуте плотвиц — штук по пятнадцать каждый! И помимо грибов притащили домой еще и рыбу, представляете!

— Сергей, — впервые за все время общения обратился к нему по имени Заводнов, — я понимаю, что ты талантливейший пластилиновый скульптор, что ты крутой экспериментатор и как выяснилось, не менее крутой грибник, рыболов и кто там еще… — подполковника, кажется, тоже одолело словоблудие. — Но, пожалуйста, блин! Объясни мне и капитану нашему, Юрию Борисовичу, блин! Какого черта ты сейчас рассказываешь нам про этих долбанных плотвиц? Блин!!!

— Так я о чем говорю-то! — встрепенулся Серега. — Ручеек тот не только в омут впадал, но и вытекал из него и очень скоро вливался в озерцо, которое было как раз на окраине деревни Огниково. В которой, по словам Пана Зюзи, у его подельника Лаврика дача находится…

— Значит, вспомнишь дорогу? — уточнил Клюев.

— Не заблудимся. Скоро поворот на Адуево будет, потом — деревня Духанино, а там и до Огниково рукой подать.

— Товарищ подполковник, свяжусь-ка я с местными коллегами, чтобы в случае чего…

— Свяжись, капитан, свяжись…

— Да-а-а… — дождавшись, когда Клюев закончит говорить по мобильнику, глубокомысленно произнес подполковник, не отрывая от Костикова изучающего взгляда, и в то же время, извлекая из недр охотничьего обмундирования металлическую фляжечку.

— Я, конечно, многое, очень многое повидал необычного за время службы в органах… — он потряс флажечку, прислушиваясь к бульканью, и, одобрительно кивнув, протянул ее Сереге:

— Но вот этот твой эксперимент… Если допустить недопустимое и полностью поверить во всю его, так сказать, действенность, то получается… Капитан, в этом случае получается…

— Исходя из логики, — подхватил мысль начальника Клюев, — так как предсказание по поводу возможного возгорания бани в деревне Лисавино сбылось, а так же подтвердилось и кое-что другое… А если еще и допустить, что в деревне Огниково мы и в самом деле обнаружим и задержим некого Дмитрия Лаврушина, грабителя и убийцу, да еще и с похищенными у государства ценностями, то-о-о… То эксперимент Сергея Костикова будет достоин присуждения Нобелевской премии мира.

— Че-го? — Серега чуть не поперхнулся последними каплями коньяка, остававшимися во фляжке.

— А как ты думал! — подскочил на месте Клюев и развернулся к скульптору. — Если твой эксперимент не фальсификация, то, благодаря ему, ты при определенном усердии сможешь любого преступника на чистую воду вывести! Ведь так, Шуба?!

— Борисыч! Ты обалдел, что ли со своими выводами!? — взвился Серега и даже замахнулся на него опустевшей фляжкой. — Эксперимент, блин! Да я этот экскремент — на голову ушибленный и по пьяной лавочке ставил! А ты мне — Шнобелевскую премию. Да пошел ты, знаешь куда! Вернусь домой — все пластилиновые копии в один комок слеплю — вот тебе и весь экскремент!

— Шуба, Шуба, ты чего раскипятился-то! — примирительно сказал Клюев. — Товарищ подполковник, это ваш коньяк так возбуждающе на его творческую натуру действует!

— Вот только не надо переводить все с больной головы на здоровую! — возмутился подполковник. — И коньяк, между прочим, у нас закончился!

— И, между прочим, я слабо представляю себе, как мы будем брать Лаврика! — Повысил голос Костиков, после чего в салоне служебной «Волги» на несколько секунд воцарилась тишина.

— То есть, вопрос, что гражданин Дмитрий Лаврушин причастен к известным нам преступлениям, не подвергается сомнению? — уточнил Клюев.

— А давай подвергнем этот вопрос сомнению!!! Давай, Борисыч, вот сейчас, после поворота на Адуево, остановим тачку, я выйду и, дождавшись автобуса до станции Истра, вернусь потихонечку к себе домой. А вы, блин, спокойненько себе развернетесь и помчитесь, блин, на открытие вашей, блин гребаной охоты и на ваш гребаный, блин, генеральский, блин, юбилей!.. Шеф, здесь — налево, блин!!!

Последнюю фразу Костиков выдал, как самой собой разумеющееся, — точно так инкассатор-сборщик руководил действиями новичка-водителя инкассаторской машины, и это было нормой. Водитель-сержант оказался абсолютно правильным и с визгом тормозов свернул с бетонки под углом девяносто градусов.

— До деревни Лисавино, где сейчас догорает банька, мы не доехали километра три, — тоном экскурсовода принялся вещать Костиков. — Посмотрите направо — деревня Адуево, очень маленькое количество жителей. Но! Достопримечательность этого местечка представляет ни с чем ни сравнимый водоем. Вот и он!

Машина как раз понеслась по дамбочке, разделявшей водоем на две части.

— Слева от дороги — поглубже, но и травы побольше, зато справа — сплошные коряги. Ох, и сколько же я там блесен пообрывал! Но зато и сколько щук выловил — до трех кило экземпляры попадались…

— Опять ты про рыбалку, Шуба, — посетовал Клюев.

— Рыбалка — это жизнь, — парировал Костиков.

— Согласен, но сейчас нам, вроде бы, не до нее.

— Тоже согласен. Но вот уже и Духанино справа, а никто так и не сказал, как будем Лаврика брать? Шеф, на развилке — направо!

— А чего тут знать, — положив себе на колени, Заводнов расчехлил ружье, оказавшееся точно таким же, как и у Сереги, полуавтоматической пятизарядной одностволкой МЦ 21 двенадцатого калибра, в мгновение ока его собрал, снарядил пятью патронами и поставил на предохранитель.

— Чего, скульптор Шуба, рот открыл, — подмигнул ему подполковник и обратился к водителю:

— Витек, особо не гони. В деревне остановишься у колодца и выйдешь воды набрать. Чтобы в радиатор залить или еще для чего-нибудь, короче, начнешь в машине копаться. Капитан, ты — с ним, Сергей, ты из машины даже носа не высовывай. Я, включаю наивняк и тупо иду к дому, якобы разыскиваю Дмитрия Лаврушина, который обещал нас встретить, но, якобы куда-то запропал. Ну а дальше — как фишка ляжет.

— Товарищ подполковник, этот ваш наивняк надо бы продумать…

— Отставить! — не дал договорить подполковник. — Некогда нам думать и всякие планы разрабатывать. Действуем исключительно по интуиции, да, скульптор Шуба?

— Да. Кстати, вон и Огниково…

В жизни Сереги Костикова происходили такие эпизоды, когда все складывалось как-то само собой. К примеру, однажды, случайно узнав у знакомого, что через два дня на Пестовском водохранилище должны состояться соревнования по спиннингу, на которые приглашаются все желающие, ему очень захотелось в них поучаствовать. На том водоеме он прежде не бывал, и место желательно было разведать, поэтому в тот же день, отработав утреннюю смену, Серега примчался домой, быстро собрался, метнулся до электрички, на ней — до платформы «Правда», оттуда на автобусе — до местечка Тишково, оттуда бегом — до рыболовной базы на берегу водохранилища, где взял напрокат лодку и, налегая на весла, устремился по направлению к обозначенному на карте острову. Он очень торопился, ведь времени на ловлю было в обрез — предстояло еще успеть на последний автобус обратно до электричке. И вот, когда, вконец вымотавшийся, он догреб-таки до того острова, когда снарядил спиннинг, то при первом же забросе блесны, поймал здоровенную щуку! И — все, больше в тот вечер он не увидел ни одной поклевки. Зато через два дня на соревнованиях занял первое место. Так сложилось…

В Огниково тоже все как-то удачно сложилось само собой. Они въехали в деревню, и сержант Витек затормозил у первого же колодца. Вместе с Клюевым они вышли из машины и завозились вокруг нее. Подполковник Заводнов, прихватив с собой ружье, тоже вышел на улицу и прямиком направился к калитке ближайшего дома. По-хозяйски ее открыл и вошел во двор, в котором стоял старенький «Жигуленок», судя по всему недавно в него загнанный. Возможно, на стук калитки на крыльцо дома вышел парень лет тридцати. Увидев направляющегося к нему человека с ружьем на плече, вдруг всполошился, сиганул с крыльца и рванул по тропинке, в противоположную сторону. На что подполковник Заводнов, ничуть не усомнившись в правильности своих действий, сдернул с плеча полуавтоматическую одностволку и принялся палить в воздух.

Уже после первого выстрела беглец нырнул лицом в не до конца растаявший сугроб на грядке, но Заводнов не отказал себе в удовольствии нажать на спусковой крючок еще четыре раза — пока патронник не оказался пустым. После каждого выстрела парень дергался всем телом, словно над его головой и в самом деле свистели пули.

Капитан Клюев действовал не менее решительно, чем начальник, — уже через минуту руки горе-беглеца были связаны за спиной его же брючным ремнем, и он, до смерти перепуганный, назвал свое имя — Дмитрий Лаврушин. На следующий вопрос, заданный подполковником Заводновым, — где деньги, Лаврик молча уставился на свой старенький «Жигуленок».

Багажник машины открыли, как только в Огниково приехал наряд местной милиции, с которым Клюев договаривался о подстраховке. Подзадержались, конечно, коллеги капитана, но, может, оно и к лучшему. Глядишь, при них и не сработал бы включенный подполковником Заводновым «наивняк».

В багажнике оказался брезентовый мешок — тот самый, что три дня тому назад взял с собой Костиков на Хорошевский маршрут, и в который его напарник Боярин складывал набитые деньгами, опломбированные инкассаторские сумки. Самих сумок в мешке не оказалось, по словам Лаврушина, они остались в бане — вместе с Вячеславом Лисавиным. Зато все деньги из тех сумок были в этом самом брезентовом мешке…

Домой в Москву Серега Костиков вернулся под вечер. В этот день и в это самое время в самый раз было бы занять место на краю какой-нибудь лесной поляночки, окруженной невысокими березками. Встать там с охотничьим ружьем наизготовку и, наслаждаясь запахами весеннего леса, ждать, когда на тебя налетит длинноклювый лесной кулик вальдшнеп…

Так, возможно, и сделали капитан Клюев и полковник Заводнов. Но, скорее всего, и они в этот раз пропустили праздник открытия охоты, которое затмило другое яркое событие — оперативное раскрытие серьезнейшего преступления.

Бутылку пшеничного виски, купленную специально для товарища генерала, открыли в деревне Огниково, а допили у железнодорожной станции Манихино, куда Заводнов распорядился добросить своего другана, талантливейшего человечищу, скульптора Шубу. Там Костикова посадили на электричку, а водитель-сержант повез начальников в Гагаринское охотхозяйство. В электричке Серега благополучно отключился, и добрые люди разбудили его только на платформе Рижская, откуда он, не менее благополучно добрался на метро по прямой до Коньково.

Дома он первым делом тщательно вымыл и насухо вытер руки, потом прошел в комнату и уселся за стол, на котором стояли три неубранные платформочки: пустой бревенчатый плот, остров-пляж — с шестью живчиками и заснеженная поляна — с кучкой пепла посередине.

— Привет, мелкота! — улыбнулся скульптор взиравшим на него снизу вверх Любке, Фуфелу, Боярину, Борисычу, Вике и Шубе. — Соскучились? А как там остальные обитатели Застолья?