Хоботок по прозвищу Слоняйка

Сийм и Хоботок знакомятся

Как только Сийм проснулся, он сразу понял, что сегодня у него день рождения. На столе были торт и цветы, а у кровати стояли папа и мама. Мама улыбалась, а папа держал в руках большую яркую коробку. Сийм тут же смекнул, что в коробке не что-нибудь, а подарок. Какой именно подарок, этого он угадать не смог.

— А что в коробке? Что в коробке? — живо поинтересовался Сийм и хотел было забрать подарок.

Но папа не дал, он осмотрел коробку со всех сторон и сказал:

— Мне и самому интересно, что в коробке.

— Разве ты не знаешь?

— Как же я могу знать — ведь коробка закрыта.

— А разве она была сразу закрыта?

— Да. Я пошел в магазин и сказал: "У моего дорогого сына завтра день рождения. У него каждый год бывает день рождения. Пожалуйста, выберите такой подарок, который обрадовал бы его". — Продавщица сказала: — "Подарите ему эту большую яркую коробку. Для мальчиков, у которых каждый год бывает день рождения, лучше всего такая коробка". Я сказал: "Меня очень интересует, что в этой коробке". Продавщица ответила: "Я не могу вам этого сказать — вдруг вы дома проговоритесь, и Сийму будет совсем неинтересно открывать коробку. С одним мальчиком уже случилась такая история, и он был несчастный целый год — до следующего дня рождения".

Сийм сказал:

— А я знаю, что в коробке. Строительные кубики.

— Откуда ты знаешь?

— А ты мне всегда кубики даришь, ничего другого и не даришь.

— Неужели? Давай посмотрим, вдруг на самом деле — кубики.

Все трое стали открывать коробку. Это было непросто, так как вокруг нее было намотано много веревки и веревка страшно запутывалась. Наконец мама развязала все узелки и сняла крышку.

Коробка была полным-полна конфет и грецких орехов, и яблок, и апельсинов и еще чего-то светлого. Сийм тут же выдернул это светлое, так что из коробки все высыпалось. Оказалось, что это очень милый толстенький надувной слоник.

Сийм обрадовался. Он подбросил слоника вверх, поймал, прижал к себе и сказал:

— Я хотел именно такого слоника, с хоботом.

— А ты знаешь, как его зовут? Сийм не знал. Тогда папа объяснил:

— Его зовут Хоботок.

— Это тетя-продавщица сказала?

— Нет, Хоботок сам сказал.

— А как он мог сказать, если был в коробке?

— В коробке можно очень даже хорошо говорить, — сказал папа. — Сейчас покажу. — Он засунул голову в коробку и произнес чужим голосом: — Меня зовут папа. Я должен срочно идти на работу. — Он приласкал Сийма и вышел из комнаты.

Мама сказала:

— Я пойду вместе с папой в город, отнесу чертежи и сразу же вернусь. А ты пока собери свои гостинцы и поиграй с Хоботком, или еще немного полежи в постели.

Она поцеловала Сийма и быстро вышла вслед за папой.

У Сийма была чудесная комната, здесь светило целых два солнца: одно — утром, а другое — вечером. Вечернее солнце светило с неба, а утреннее — с окон дома напротив. У обоих солнц лучи были розовые и ползали по стенке. Солнечный лучик нельзя удержать в ладони, как бы крепко ты его ни прижал. Он все равно уползает. А муравья можно удержать, если на него слегка надавить пальцем. Он начинает щекотать, но никуда не уползает. И гусеницу можно удержать. Гусеница тогда сворачивается в клубок.

Сийм нежился в постели, ел яблоко, смотрел на розовый солнечный лучик, который только что прополз по уху Хоботка, и легонько долбил большим пальцем ноги своего нового товарища.

Вдруг Сийм от удивления перестал жевать, потому что его игрушечный слоник наморщил хобот, открыл свой маленький рот и недовольно произнес:

— Ты чего дерешься? Разве я дерусь? Сийм откусил кусок яблока и, хотя это считается невежливым, с набитым ртом сказал:

— Ты умеешь говорить.

— Ты тоже умеешь говорить, но я тебя не трогаю, — ответил Хоботок.

— Это я нечаянно, — извинился Сийм и убрал свою ногу с живота Хоботка. — А ты всегда говоришь?

— Нет, когда я молчу, тогда не говорю, — ответил Хоботок.

Сийм на миг задумался и обнаружил, что Хоботок немного похож на него. Сийм тоже не говорил, когда молчал. Из-за этого сходства Хоботок стал для Сийма еще милее, и он сказал дружески:

— Знаешь, Хоботок, сегодня у меня день рождения. Хоботок покачал головой и убежденно возразил:

— Сегодня не у тебя день рождения. Сегодня у меня день рождения.

Сийм испугался — вдруг Хоботок отберет у него день рождения — и быстро крикнул:

— Все равно у меня день рождения!

— Нет, у меня!

— У меня! Мне принесли подарок. Вот тебя-то и принесли мне в подарок!

— Нет! Это тебя принесли мне в подарок. Раньше у меня тебя не было, а теперь есть.

Дело принимало серьезный оборот, Сийм разгорячился.

— Если не знаешь, лучше не говори, — воскликнул он. — Сегодня мой день рождения!

Хоботок испуганно замигал своими маленькими глазками и несчастным голосом произнес:

— Не кричи на меня. У меня глаза растягиваются, когда ты на меня кричишь.

Тут Сийм понял, что зашел слишком далеко, и примирительно сказал:

— Давай, Хоботок, сделаем так, что у нас у обоих сегодня день рождения, ладно? Мне уже стукнуло четыре года, а тебе сколько?

— Меня никто не стукнул, — ответил Хоботок. — Я родился сегодня, когда ты вытащил меня из коробки.

— Когда же ты сказал папе, что тебя зовут Хоботок?

— А, это было давно. Когда я еще жил у берегов Лимпопо… Лимпопо очень красивая река, а крокодил, который обитает в ней, очень плохой. Каждого, кто хочет его понюхать, он хватает за нос и страшно его вытягивает.

— Послушай, Хоботок, если ты родился только сегодня, как ты мог жить у реки Лимпопо?

— Вот этого я не знаю, потому что я маленький и глупый… но зато я большой шутник. Я иногда шучу. Вот сегодня я пошутил с твоим папой — сказал, что меня звать Хоботок, а мое настоящее имя Слоняйка… Только ты об этом никому не говори.

— Не скажу. У меня тоже есть настоящее имя. Мое настоящее имя Симму. Но про это никто не знает. Только мама знает, я сам знаю и еще… Анне знает.

— А кто такая Анне?

— Анне — мамина подруга, она гимнастка, но она вовсе не тетя, потому что еще учится в институте и у нее нет такого маленького сыночка, как я.

— У меня тоже нет маленького сыночка, — сказал Хоботок.

— И у меня нет, — признался Сийм… Тут пришла ему в голову хорошая мысль, и он воскликнул: — Давай, Хоботок, сделаем так, что ты будешь моим сыночком.

— Угу, — согласился Хоботок, — а ты моим, ладно?

— Нет, нет, так не бывает! Я не могу быть твоим сыночком, потому что я уже папин и мамин сыночек. А если ты мой сыночек, то я буду шалить с тобой, читать тебе книжки, поучать тебя и купать в ванне…

— Ага, а я буду поучать и купать тебя.

— Глупенький, меня поучают и купают взрослые.

— А кого же мне поучать и купать — взрослых?

— Ты никого не должен поучать, ты должен сам учиться.

Хоботку совсем не понравилось — это было видно по его хоботу, — что он должен только учиться, а поучать ему некого, и он стал упрашивать Сийма:

— Давай сделаем так, что я тоже иногда немножко буду поучать. Я совсем забыл, что я очень умный. Я знаю разные интересные вещи, которых ты не знаешь, даже папа и мама не знают, никто не знает, только я один знаю.

— Скажи, какие интересные вещи ты знаешь, — потребовал Сийм, которого интересовали только интересные вещи. Скучные вещи его вообще не интересовали.

Хоботок задумчиво наморщил хобот и сказал:

— Я знаю много интересных вещей. А знаешь, что я тебе сейчас скажу?

— Говори быстрей, — с нетерпением воскликнул Сийм.

— А то, что эти интересные вещи иногда трудно вспомнить. Я хочу, чтобы они пришли мне в голову, а они разбегаются.

Сийм расстроился. Хоботок, видно, заметил это, так как он быстро добавил:

— Но зато я всегда помню, что такое хорошо и что такое плохо. Хорошо, когда ребенок радостный, а плохо, когда его обижают. Если меня кто-нибудь обижает, я сразу ухожу. Если чуть-чуть обижают, я ухожу ненадолго, а если сильно, то я совсем ухожу и больше не возвращаюсь.

Сийм испугался: вдруг Хоботок оттого, что ему никого не позволяют поучать, решит, что его обижают, и уйдет. А этого Сийм не хотел, потому что Хоботок нравился ему все больше. Он сказал:

— Если тебе так уж хочется, то можешь меня изредка поучать. Но только тогда, когда папы и мамы нет дома. Они не разрешают, чтобы кто-нибудь другой поучал их маленького любимого сыночка.

Насчет того, что не разрешают, Сийм просто выдумал. Уж очень ему будет стыдно, если его игрушечный слоник при других людях покажется умнее его.

Чтобы отогнать эту неприятную мысль, Сийм крикнул:

— Знаешь, что мы теперь будем делать?

— Знаю! — закричал Хоботок. — Теперь будем шалить!

— Нет! Мы будем чистить зубы, потому что мы их сегодня вообще еще не чистили. Давай побежим наперегонки в ванную комнату — кто раньше добежит, тот выиграл.

Сийм соскочил с постели, схватил со стула свой новый наряд — рубашку с вышитыми рукавами, синие штанишки и синюю жилетку с блестящими пуговицами — и с визгом побежал в ванную. Хоботок, трубя, помчался вслед за ним.

Розовый солнечный лучик остался один в комнате. Он постепенно сполз со стены на пол, прогулялся по разбросанным конфетам и орехам и стал ждать, не вернутся ли Сийм и Хоботок. Он так долго ждал, что со скуки пожелтел. Но они так и не вернулись, тогда он фыркнул и выпрыгнул в окошко.

Когда мама вошла в переднюю, она сразу услышала громкое журчание, которое доносилось из ванной комнаты. Она открыла дверь ванной и заглянула туда.

Ванна была наполнена водой. По полу растеклась огромная лужа. В ванне плавали пустые мыльницы, мочалки и одно усталое полотенце, а среди них без удержу плескался Хоботок. Сийм стоял на решетке перед ванной и держал своего сыночка за ногу, чтобы тот не очень увлекался. Рядом с Сиймом распласталось банное полотенце. Казалось, что оно прикрывает собой какой-то таинственный предмет. Тюбик зубной пасты спрятался за ножкой ванны и украдкой выглядывал оттуда своим единственным глазом. Маленький обмылок — бывшее мамино туалетное мыло — незаметно прилепился к порогу, словно поджидая, чтобы кто-нибудь поскользнулся на нем и шлепнулся.

Мама тут же захлопнула дверь ванной, сделала три глубоких вдоха, снова открыла и спросила:

— Сийм, что ты тут делаешь?

— Дорогая мама, — бойко ответил Сийм, — я тебе что-то скажу. Теперь у меня тоже есть сыночек. Мой сыночек — Хоботок. Я его буду учить, тогда он станет умным. Сегодня я учил его чистить зубы…

Мама строго сказала:

— Как ты посмел напустить целую ванну воды? Ведь мама тебе строго-настрого наказала: нельзя купаться в ванне, когда взрослых нет дома.

— А я и не купался, я купал Хоботка. Ты не представляешь, как он измазюкался в пасте, когда чистил зубы. Это было ужасно! Глаза — в пасте, уши — в пасте! Даже спина была в пасте! Да, да! Просто ума не приложу, как он ухитрился.

Мама взяла Сийма за плечо, повела его в переднюю и скомандовала:

— Ну-ка, живо снимай мокрую пижаму, не хватало только простудиться!

Сийм тут же оказался раздетым.

— А теперь беги в комнату и надень сухую одежду, — приказала мама.

Сийм в нерешительности остался на месте.

— А моя одежда вовсе не в комнате, — сказал он тихо.

— Где же?

— В ванной. Я взял ее с собой. В ванной хорошо сразу одеваться, тогда не простудишься.

Мама осторожно вошла в ванную комнату, приподняла банное полотенце: под ним оказались белые носки, с которых стекала вода, затем синие штанишки, затем рубашка с вышитыми рукавами. В самом низу оказалась синяя жилетка. Ее блестящие пуговицы были измазаны пастой.

Сийм сразу понял, что маме это не понравилось, и он осторожно сказал:

— Дорогая мама, мы чуточку почистили пуговицы.

Мама выпустила всю одежду из рук и сказала усталым голосом:

— Ну скажи, Сийм, что мама должна с тобой сделать?

Сийм потер себя, потому что ему и в самом деле становилось холодно, и сочувственно сказал:

— Дорогая мама, я не знаю, что ты должна со мной сделать.

Сийм сидел посреди комнаты на ковре. Перед ним лежали кубики. Но он не играл с ними, а бранил Хоботка, который сидел рядом:

— Ты только подумай, что ты натворил! Мама теперь так несчастна. У нее и без того много хлопот: к нам придут гости, чтобы поздравить меня и принести подарки, а мама должна теперь чистить и гладить мою жилетку. Ты даже не слушаешь, что я тебе говорю!

— Как же не слушаю! У меня ведь есть уши, — ответил Хоботок и, чтобы убедить в этом Сийма, помахал своими ушами-лопухами. Но на самом деле он не вникал в наставления Сийма, а был занят тем, что ставил один кубик на другой. Он обнаружил, что так гораздо красивей, чем когда они просто лежат рядом.

— Если ты меня слушал, то повтори, что я тебе сказал, — потребовал Сийм.

— Ты сказал, что у мамы и без того много хлопот…

— ?

— Поэтому очень даже хорошо, что я вычистил пастой пуговицы на жилетке.

— Это было очень глупо с твоей стороны, вот что я сказал!

— Разве это глупо, когда дети помогают своей дорогой мамочке? — удивился Хоботок. — В другой раз я вообще никому не буду помогать.

— Ничего ты не понял! Глупо, когда ребенок мазюкается. И еще очень глупо, когда ребенок переводит мамино туалетное мыло.

— Я не все мыло перевел!

— Где же оно? Отвечай, где?

— Хоботок установил третий кубик на два нижних — это уже было просто великолепно! — и многозначительно сказал:

— Оно там, где ему полагается быть.

Все хорошие вещи очень хорошие. А лучше всего — ждать их прихода. Когда дети играют, кушают или смотрят из окна на улицу, они слышат, как хорошая вещь потихоньку приближается — вот-вот появится. Но если приходится ждать слишком долго, то это уже не очень хорошо: дети начинают волноваться, а вдруг хорошая вещь заблудилась или прошла мимо, или свернула с полпути и уже никогда не придет.

Сийм ждал-ждал, наконец, не вытерпел и потопал из маленькой комнаты в большую, где был накрыт праздничный стол, из большой — в переднюю, из передней — на кухню. На кухне была мама. Она гладила. Сийм спросил у нее:

— Мама, скажи, пожалуйста, бывало так, что у ребенка день рождения, а гости так и не пришли?

Мама успокоила его:

— Потерпи еще, сынок. Они обязательно придут. Сийм спросил:

— Мама, а зачем дядя Ээро придет к нам?

— Ты не хочешь, чтобы он пришел?

— Он всегда так плохо шутит, он не умеет шутить так хорошо, как наш папа… И он все время разговаривает с Анне. А тогда ей уже некогда похищать своего маленького друга.

— Успокойся, Анне придет пораньше, и вы успеете с ней наиграться.

Тут прозвенел звонок, и оказалось, что это пришла Анне. Сийм помчался вместе с Хоботком ей навстречу. Анне поздоровалась с ними обоими и сказала:

— Сийм, у тебя новая игрушка?

— Это не новая игрушка, — пояснил Сийм. — Это мой сыночек Хоботок.

— Теперь понятно, почему он такой же пухленький и с такой же симпатичной мордашкой.

Хоботок от удовольствия стал хлопать ушами и пританцовывать. Сийм все ждал, когда Анне схватит его на руки. Но Анне не могла этого сделать, потому что в руках у нее был плоский прямоугольный пакет. Это был, конечно, подарок. Но Сийм не стал приставать: "Что ты мне принесла в подарок? Ну скажи, что?" Потому что это некрасиво.

— Анне, проходи с мальчиком в комнату, — сказала мама. — Мне еще осталось выгладить юбку… и тогда, кажется, все.

Анне прошла в большую комнату, села на диван, усадила по одну сторону от себя Сийма, по другую — Хоботка. Только теперь она развернула пакет. Оказалось, что это толстая книжка.

Все вместе принялись ее рассматривать. Это была книга со сказками и в ней было много картинок. Сийм читал заголовки. Анне читала сказки, а Хоботок читал картинки.

Мама несколько раз подходила к читающим, принесла им яблок, перекинулась несколькими словами с Анне, но ни разу так и не присела — все время у нее находились какие-то дела.

Самая чудесная сказка была про Снегурочку.

Единственное, что Сийму не понравилось в этой книге — это то, что заголовки были написаны большими буквами, а сами сказки — маленькими. Он сказал:

— Когда я вырасту, я напишу такую книгу, в которых заголовки написаны маленькими буквами, а сказки — большими. Большие буквы легче читать. Потому.

Анне засмеялась и прижала Сийма к себе. Сийм даже вздохнуть боялся, так хорошо ему было. Наконец, он шепотом сказал:

— Не буду писать книжку с большими буквами. Пускай все сказки будут с маленькими буквами.

— Отчего же ты передумал? — спросила Анне.

— Если будет книжка с большими буквами, ты не станешь мне ее читать, потому что большие буквы я и сам умею читать.

Анне засмеялась еще пуще и обхватила Сийма за плечи, чтобы начать с ним шалить.

Она делала так всегда: вначале читала, потом шалила с ним и обещала похитить.

Но тут прозвенел звонок, и все трое должны были идти впускать гостей.

— Звонок плохой, — прошептал Хоботок Сийму.

Пришла одна незнакомая тетя с черными глазами и дядя с бородой, еще дядя Ээро и папа. На дяде Ээро была точно такая же белая водолазка, как на папе. Потому что он, как и папа, делает проекты.

Все стали поздравлять Сийма и вручать подарки, а про себя удивлялись, отчего именинник в плохом настроении. Но никто не стал его об этом расспрашивать. Да и Сийм не стал объяснять гостям, что просто они пришли не вовремя.

Хоботок тоже заметил, что Сийм не в духе. Он утешил его:

— Звонок плохой, а подарки хорошие.

Хоботок ничуть не обиделся оттого, что гости отдали все подарки Сийму. Ведь на самом деле все эти подарки, и Сийм впридачу, принадлежали ему.

Постепенно настроение у Сийма улучшилось. Ему понравилась машина-самоход. И лук, из которого можно было пускать стрелы прямо в дверь. Еще понравился вертолет, который сам летал, если дернуть за веревочку. Увлекшись игрой, Сийм совсем забыл о гостях. Вдруг он услышал, как гости громко смеются. Мама рассказывала им, как Сийм купал Хоботка. Сам Хоботок, пристыженный, стоял посреди комнаты. Сийму стало жаль своего сыночка, он схватил его на руки.

Тетя с черными глазами воскликнула:

— Смотрите, они действительно похожи!

Дядя с бородой подтвердил. А дядя Ээро сказал:

— Неужели это слон? Я думал, поросенок с двумя хвостами.

Сийм почувствовал, как глаза у него округляются и губа начинает дрожать. Наверно, он чуточку и похныкал бы, но тут мама сказала:

— Прошу всех к столу!

Все гости послушались ее, только дядя Ээро не послушался. Он сказал:

— Мне хотелось бы помыть руки, я прямо с работы.

— Ой, — воскликнула мама, — я еще не успела убрать в ванной комнате.

— Пустяки, — ответил дядя Ээро, открыл дверь ванной и только он переступил порог, как шлепнулся на спину.

Теперь все засмеялись над ним.

Только Сийм не смеялся. Он был озадачен. Шепотом спросил он у Хоботка:

— Это и есть та интересная вещь, про которую другие не знают?

Хоботок уклончиво ответил:

— А зачем он всегда смеется над другими? Теперь Сийм понял, что его сыночек — весьма занятная личность.

За праздничным столом Сийма усадили рядом с мамой и Анне.

Сийм и Хоботок едут в гости

Папа пришел домой в хорошем настроении и сказал:

— Сийм, я знаю, что мы будем делать, а ты не знаешь!

— Скажи, папа, что мы будем делать, скажи! — воскликнул Сийм.

— Мы поедем в Виймси навестить бабушку.

— Я тоже поеду?

— Ты тоже.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

Сийм закричал от радости.

Хоботок сразу понял, что ехать навещать бабушку — это очень хорошо. Он стал клянчить:

— Возьмите меня с собой. Возьмите меня. Я не видел еще ни одной бабушки.

Сийм ответил:

— Хорошо, мы возьмем тебя с собой, если ты не будешь озорничать.

Теперь от радости закричал Хоботок. Он немного покричал, а потом помчался на кухню и затрубил:

— Мама, мама, мы едем навестить бабушку. Мы тебя тоже возьмем с собой, если ты не будешь озорничать.

— Меня все равно возьмут, — ответила мама, — а тебя еще могут и дома оставить, если ты так оглушительно будешь трубить.

Хоботок вернулся в комнату на цыпочках.

Папа и Сийм сидели и разговаривали. Сийм сказал:

— Возьмем с собой торт и зонтик.

— Нет, зонтик брать не будем, — возразил папа. — На небе ни единого облачка, ни даже малюсенького облачонка. Сам взгляни, если не веришь.

Сийм не стал смотреть, а только сказал:

— У нас-то дождь не идет, это я и сам знаю, а в Виймси идет. Разве ты не помнишь, как промокли мои сандалетки, когда мы однажды ездили в Виймси… Вспомнил, да? Нам еще тогда встретилась маленькая пятнистая собачка, а с ней была тетя, и она лаяла на нас.

— Почему тетя лаяла на вас? — спросил Хоботок.

— Глупый, лаяла не тетя, а маленькая пятнистая собачка.

Хоботку совсем не понравилось, что его назвали глупым. И в этом нет ничего удивительного, потому что даже взрослому человеку не нравится, если кто-нибудь назовет его глупым. Хоботок сказал:

— Я вообще не знаю, что значит "лаяла", мне этого еще никто не объяснял.

Сийм стал объяснять:

— Собаки не могут говорить, потому что у них четыре лапы и хвост. Они могут только лаять: гав-гав-гав!

Папа сказал:

— Не все собаки лают гав-гав-гав. Так лают только большие пятнистые собаки с длинным хвостом. Большие черные собаки с длинным хвостом лают рав-рав-рав, а маленькие черные собачки с длинным хвостом лают тяв-тяв-тяв, а маленькие рыжие собаки с длинным хвостом лают ряв-ряв-ряв.

— А большие рыжие собаки с коротким хвостом лают вав-вав-вав? Да, папа?

— Именно так. А маленькие пятнистые с длинным хвостом — вяв-вяв-вяв.

Хоботок смотрел и слушал, как Сийм с папой друг перед другом лают. Вначале это смешило его, он даже попробовал полаять вместе с ними. Он поднял хвост и хобот и залаял:

— Тяв-ряв-вяв!

Но тут на него напал страх: рычание и урчание стало очень громким. Сийм и папа вдруг перестали быть похожими на себя: они покрылись шерстью и у них удлинились носы, как будто у собак.

— Не надо больше лаять! Я не хочу! — закричал Хоботок.

Но его никто не послушался. Бедняга Хоботок так перепугался, что чуть не залез под кровать. Но тут, к счастью, пришла мама и сказала:

— С такой сворой дворняжек я никуда не поеду.

Теперь уже испугались папа с Сиймом, перестали быть собаками и побежали в ванную комнату, потому что мама никогда не берет с собой тех, у кого немытые уши и зубы.

Хоботок понесся вслед за ними. Ведь ему предстояло, кроме всего, отмыть еще и свой длинный хобот.

В автобусе Сийм усадил к себе на колени Хоботка. Мама усадила к себе торт. А папе некого было сажать, поэтому он был очень удручен. Но ни Сийму, ни Хоботку некогда было его утешать, потому что они должны были смотреть в окошко.

В автобусное окошко смотреть гораздо интереснее, чем в комнатное. Когда смотришь в комнатное, то двигаются только машины, и люди чуточку двигаются, а когда смотришь в автобусное, то двигаются дома и столбы, и сама улица двигается. Дома, которые стоят на месте, скучные. Гораздо интереснее дома, которые двигаются. У них такой вид, будто они сейчас вытворят что-нибудь такое, чего никогда не сделает ни один уважающий себя дом. Кажется, что они прыгнут друг на друга, или перекувырнутся, или поднимутся в воздух и разлетятся в разные стороны, или, чего доброго, наскочат на автобус.

Сийм, конечно, знал, что ничего подобного дома никогда не вытворят, но думать об этом было очень интересно.

Хоботок все ерзал на коленях у Сийма, пока не спросил озадаченно:

— Почему все дома бегут? Куда они бегут?

— Дома никуда не бегут, — объяснил Сийм. — Это так только кажется. На самом деле бежит автобус.

— А я все равно не хочу, чтобы они бежали.

— Тогда не смотри туда.

Хоботок отвернулся от окна и стал смотреть сюда. А здесь, прямо напротив него, сидела тетя с большим носом. А на голове у тети была грелка для кофейника. Рядом с тетей сидел дядя в очках. У дяди за ушами росло немного волос, а на макушке был гладкий блестящий блин. Тетя и дядя все время подпрыгивали.

Хоботок огляделся — все вокруг точно так же подпрыгивали. Хоботок тоже попробовал попрыгать, но Сийм тут же одернул его:

— Сиди спокойно, не прыгай.

— А почему другим можно прыгать? — спросил Хоботок.

— Это только кажется, что они прыгают. На самом деле все сидят спокойно. Это автобус прыгает, — объяснил Сийм.

— Гм, — удивился Хоботок. — А почему я вижу, что они прыгают?! Мама прыгает, и торт прыгает и ты сам тоже прыгаешь… А я могу прыгнуть выше всех!

Сказав это, Хоботок вырвался из рук Сийма, подпрыгнул почти до потолка, и если бы Сийму не удалось его поймать, он бы наверняка приземлился на сверкающей лысине дяди в очках.

Дядя обиженно поджал губы, тетя удивленно повращала глазами, а мама укоризненно сказала:

— Сийм, в автобусе не играют.

Сийм крепко прижал к себе Хоботка и прошептал:

— Перестань озорничать, а то в другой раз нас не возьмут с собой.

— А я и не хочу в другой раз ехать на таком автобусе, где все прыгают и только маленькому игрушечному слонику не дают попрыгать, — ответил Хоботок упрямо.

Из-за того же упрямства он не стал смотреть на других, а опустил свои длинные ресницы и уставился в пол. А там было много ног. Много больших, неуклюжих ног. Хоботку ни одна нога не понравилась. Он взглянул на свои ноги. Они были маленькие и хорошенькие. Хоботок тихо порадовался: как хорошо, что именно ему достались такие маленькие ножки! Что бы он стал делать с такими огромными ножищами, как у других. Он бы вообще побоялся из дому выходить. Он бы со стыда спрятался под кровать и не вылезал бы оттуда.

Чтобы другие тоже заметили, какие у него маленькие хорошенькие ножки, Хоботок стал ими болтать.

Это помогло. Тетя, у которой на голове была грелка для кофейника, ласково улыбнулась ему и, обратившись к Сийму, спросила:

— Куда ты едешь, мальчик, со своим хорошеньким слоником?

— Мы едем навестить бабушку, — ответил Сийм. — И тетю Магду тоже. Тетя Магда — бабушкина родственница, ее двоюродная сестра. А бабушка — тети Магдина родственница, ее троюродная сестра…

Мама отвлекла Сийма:

— Смотри, Сийм, мы уже в Кадриорге.

Сийм и Хоботок опять стали усердно смотреть в окошко. Домов больше не было. Все дома уже убежали. Теперь за окном бежали деревья. Деревья, что росли прямо у дороги, бежали быстро, потому что они были большие, а дальние деревья бежали медленно, потому что они были поменьше и у них не хватало сил быстро бежать.

— Ой, — вдруг закричал Хоботок. — Что это летит?

— Что летит? — спросил Сийм. — Где летит?

— Видишь, что-то большое, за маленькими деревьями… Большое и синее и трепыхается.

— Это море, — сказал Сийм, — и вовсе оно не летит и не трепыхается. Это оно поблескивает, поэтому тебе так показалось. На самом деле оно стоит на месте, только немного плещется.

А море все продолжало лететь прямо на Хоботка. Оно становилось все больше и беспокойнее. Хоботок на всякий случай закрыл глаза. Вот сейчас, вот еще немного — и будет страшная авария! Но ничего такого не случилось. Автобус спокойно побежал дальше, а Сийм сопел как ни в чем не бывало. Хоботок открыл глаза. За это время море подлетело к самому автобусу. Море оказалось самой обыкновенной водой. Но только воды было много-много-много! Море больше не трепыхалось, а медленно и осторожно переворачивалось с боку на бок.

В море были камни. На камнях стояли птицы. Некоторые птицы были такие усталые, что сидели прямо на море. Это были чайки. А далеко сидело на море что-то белое. Это был корабль.

Море кончилось. Опять мимо побежали кусты и деревья, а за ними — дома, будто они играли в пятнашки. И каждый раз, когда автобус останавливался, они тоже замирали. Это у них был "чур". Один "чур" был очень длинный. Хоботку даже стало скучно смотреть из окна, и он снова стал разглядывать людей. Тетя все еще улыбалась, а у дяди по-прежнему был на голове блин.

Хоботок спросил:

— Сийм, почему у дяди на голове блин?

Сийм тихо толкнул Хоботка и прошептал:

— Говори тише, а то дядя услышит.

Хоботок прошептал в ответ:

— Неужели дядя не знает, что у него на голове блин?

— Глупый, это вовсе не блин.

— Нет, блин! Посмотри, как он блестит!

— Это у дяди лысина…

— Но ведь я вижу, — сказал Хоботок уже громко.

— Это ничего не значит, что ты видишь!

— А у тети на голове все равно грелка для кофейника, — воскликнул Хоботок.

Он ошибся и на этот раз. Тетя, смеясь, сказала:

— Это не грелка для кофейника, это шляпа.

Но дядя не смеялся, он жадными глазами уставился на торт, который везла мама. Хоботок испугался и закричал:

— Дядя, нельзя кушать наш торт. Мы везем его бабушке.

Когда дядя услышал, что ему запрещают кушать торт, он вконец разозлился, крякнул и выскочил из автобуса.

Хоботок от этого ничуть не расстроился. Наоборот, он облегченно вздохнул, повернулся налево и с любопытством прижался хоботом к оконному стеклу. Тут мимо пролетело другое море, через некоторое время еще одно море, потом — еще. И на каждом море сидело по белому кораблю.

— Ох и много же этих морей, — сказал Хоботок.

Но никто не стал ему объяснять, что на самом деле море одно, что это только кажется, будто их много. С Хоботком больше никто не разговаривал. Его вообще не замечали, смотрели мимо, будто он пустое место.

В голове у Хоботка все перемешалось. Он уже не понимал, что на самом деле, а что ему только кажется. Может быть, на самом деле люди с ним разговаривали, восхищались его маленькими ножками и хвалили его за сообразительность, а ему казалось все иначе. Потому что когда ты едешь, ни в чем нельзя быть уверенным.

К счастью, автобус остановился. Приехали.

Бабушка сидела перед домом в большом кресле. На плечах у нее был белый платок, а вокруг — солнечное сияние.

Рядом с бабушкой стоял стол. На столе были чашки. Тетя Магда бегала вокруг стола и переставляла чашки.

Бабушка сказала Сийму:

— Как мило, что ты приехал навестить меня, — и пожала ему руку. У Сийма рука была мягкая и гладкая, а у бабушки — морщинистая и худая.

— Мне и самому хотелось приехать, — сказал Сийм, — потому что Хоботок тебя еще ни разу не видел и ты его тоже не видела.

— Это и есть твой маленький симпатичный толстый слоник, — сказала бабушка и ласково погладила Хоботка по голове.

Хвост Хоботка стал чертить в воздухе маленькие круги. А сам Хоботок сказал:

— У меня в ноге есть пробка. Если в нее подуть, я стану еще толще и симпатичнее. Но очень сильно дуть нельзя — я могу лопнуть.

— Это, конечно, было бы для нас большим горем, — сказала бабушка. — А почему у тебя белые усы, ведь ты не кошка.

Хоботок не знал, что у него есть еще и усы. Сийм заметил их тоже только сейчас. Он недовольно сказал:

— Ты опять небрежно почистил зубы. Оттого и тетя смеялась над тобой.

— Не ругай его, — сказала бабушка. — Он еще маленький. Лучше ступайте кушать сливы. Идите по этой дорожке в угол сада, а там сами увидите, где они растут.

Сийм вначале был в нерешительности, но потом зашагал все увереннее и быстрее, так что Хоботок еле поспевал за ним.

Дорожка была белая и длинная. По обе стороны ее росли высокие кусты. Они беззвучно протягивали свои ветки над головами Сийма и Хоботка. А за кустами будто кто-то шептался.

— Кто там шепчется? — спросил Хоботок.

— Никого там нет, просто это листья шелестят в траве, — ответил Сийм чуть слышно.

Дальше он уже пошел крадучись, время от времени останавливаясь и озираясь.

Хоботок понял, что тут кто-то есть, и тоже насторожился. Вдруг он почуял незнакомый запах. Он еще никогда такого не нюхал, но он точно знал, что это очень вкусный запах, потому что он привлекал, манил, просто притягивал за хобот к себе.

Шаг у Хоботка стал легким, танцующим, он, словно игрушечное облако, парил над длинной белой дорожкой.

Дорожка кончилась — дальше росла трава. Кустов уже не было, а были тонкие стволы деревьев и был очень вкусный запах. Но что именно так пахло, не было видно. Хоботок внимательно огляделся вокруг, затем взглянул вниз — на траве лежали черные тени, а на них копошились яркие желтые пятна. Хоботок понюхал их — нет, это пахли не пятна! Вернее, пятна пахли, но так, как пахнет нагретая солнцем земля, а не так, как очень хорошая вещь.

— Что так пахнет? Откуда пахнет? — спросил Хоботок.

Но и Сийм этого не знал. Он также недоуменно смотрел по сторонам. Тут снова послышался шепот, но на этот раз уже откуда-то сверху. Хоботок задрал голову. Сияющее синее небо опустилось так низко, что его почти можно было потрогать хоботом, только чуть-чуть не доставало. А в этом сияющем небе тихо покачивались ветки с темно-зелеными листьями, а среди листьев висели синенькие шарики. Оказывается, они-то и шептались. А теперь эти шарики и вовсе запели:

Сийм и Хоботок решили устроить соревнование: кто быстрее съест десять слив. Но как только они доходили до трех, каждый раз сбивались со счету и приходилось начинать все сначала.

Когда Сийм почувствовал, что в него больше не лезет ни одна слива, он сказал:

— Давай сделаем так, будто мы выйграли.

Хоботок ничего не ответил, потому что его неожиданно сморил сон. У него был такой характер, что как только он наедался, глаза у него сами закрывались, хобот поникал и в голову ему ударял сон.

Сийму пришлось долго трясти своего друга, прежде чем тот открыл глаза и спросил:

— Ты чего пихаешься? Что я опять неправильно сказал?

— Ты так храпишь, просто невыносимо! Проснись же наконец! Я покажу тебе колодец! — возбужденно говорил ему Сийм.

Хоботок вмиг был на ногах.

Сийм прошел мимо сливовых деревьев, протиснулся сквозь высокий кустарник и остановился перед толстой серой трубой, которая торчала из земли.

Труба была сверху прикрыта крышкой, на крышке стояло ведро, а от ведра тянулась цепь. Другой конец цепи был намотан на круглое бревно, а в него была вставлена рукоятка. А еще от бревна шли в землю два толстых столба.

Сийм показал пальцем на странную серую трубу и боязливо сказал:

— Это колодец.

— А что он делает? — также боязливо спросил Хоботок.

— Колодец глубокий, — ответил Сийм. — Если ребенок в него свалится, он может утонуть.

— А это плохо, если ребенок утонет?

— Это очень плохо. Тогда он не сможет кушать сливы, не сможет играть, не сможет ездить на автобусе. Он сможет только спать и много думать.

— Я бы не хотел утонуть, — решил Хоботок.

— Тогда тебе нельзя заглядывать в колодец.

— А как в него заглядывают?

Сийм осторожно приблизился к колодцу, встал на цыпочки и радостно воскликнул:

— Люк открыт!

Затем он огляделся вокруг, заметил в тех самых кустах, сквозь которые они пролезли, старое ведро. Он подтащил его к колодцу, опрокинул вверх дном и встал на него. Потом набрался храбрости и заглянул в люк.

— Как там жутко, — сказал Сийм дрожащим голосом. — Так жутко, что даже смотреть страшно.

— Покажи мне тоже, — стал упрашивать Хоботок, который стоял внизу, на земле. — Я тоже хочу посмотреть, как бывает так жутко, что даже смотреть страшно.

Пришлось Сийму поднять Хоботка и усадить на краешек люка. Он стал поучать Хоботка:

— Только смотри — не свались в колодец. Не то нам обоим влетит.

— Не свалюсь, — пообещал Хоботок и придвинулся еще поближе к краю, заглянул вниз, потряс головой и подождал, когда ему тоже станет жутко. Но жутко почему-то не становилось, Колодец был внутри совсем не страшный. Только чем глубже, тем уже и темнее он становился. На дне колодца было светлое окошко. Из него смотрели на Хоботка мальчик со знакомым лицом и игрушечный слоник.

— Кто смотрит на нас из колодца? — спросил Хоботок.

Сийм тоже не знал, кто живет в колодце. А если бы и знал, то не смог бы ответить: так он был скован страхом. Из колодца веяло прохладой, сыростью, коричнево-зеленым сумраком… и еще чем-то. Это "что-то" тихонько тянуло его вниз. Оно прямо-таки звало, манило…

— Сийм, кто там на дне? — снова спросил Хоботок. Но и на этот раз Сийм не ответил. Хоботок крикнул в колодец:

— Кто вы такие?

— А-к-и-и-е! — ответили снизу.

Хоботок не разобрал ответа. Потому что колодезный мальчик и колодезный слоник были очень глубоко. И он крикнул:

— Идите к нам!

— Иди сам! — позвал в ответ колодезный слоник.

(((

А у него самого было такое лицо, будто он хочет сказать Хоботку что-то очень важное.

Хоботок никогда в жизни не разговаривал с колодезными слониками, поэтому ему было очень интересно, что тот ему скажет.

Хоботок заявил Сийму:

— Я ненадолго прыгну в колодец.

Сийму от этой мысли стало так жутко, что он только смог пролепетать:

— Н-н прыгай!

Хоботку же послышалось: "Прыгай, прыгай!" Он набрал в себя побольше воздуха и прыгнул в колодец.

Сийм видел, как его хорошенький толстенький слоник делается все меньше и меньше, как он ударяется в светлое окошко, как это окошко вместе с колодезным мальчиком и колодезным слоником разбивается на мелкие осколки. Больше Сийм ничего не видел. Он закричал.

Потом только и разговоров было, что о Хоботке. Как, мол, он невозмутимо плескался в воде, когда все сбежались на крик Сийма, как он ловко прыгнул в ведро, которое спустил ему в колодец папа и как, вылезая из него и отфыркиваясь, деловито сказал:

— Ну и водичка — прямо ледяная!

Все в один голос решили, что Хоботок чрезвычайно смышленый игрушечный слоник. Когда все сели кушать торт, мама усадила Хоботка между Сиймом и собой и время от времени гладила его по голове. И, конечно же, Сийма тоже.

Сийм сидел притихший и растроганный. Он наблюдал, как солнце перебирается с ветки на ветку, и смотрел на всех с умилением и нежностью. — "Как это странно, — думал он. — Если ребенок немножко набедокурит, то его бранят, а если сильно набедокурит, то все очень ласковы с ним".

Если теперь кто-нибудь его будет бранить, он тоже прыгнет в колодец. Тогда мама схватит его на руки, прижмет к себе так крепко, что трудно будет вздохнуть, и воскликнет:

— Сыночек мой, родной, ведь ты мог утонуть!

И тогда Сийм почувствует, как он дорог маме… Но в колодец он пока прыгать не будет. Вдруг еще и вправду утонет. Тогда мама тоже будет его обнимать, но от этого уже нет никакого толку, потому что тогда Сийм уже ничего не будет видеть и слышать.

— Папа, мертвый человек может только много думать, да? — спросил Сийм.

За столом все замолчали. Наконец папа сказал:

— Нет, думать он тоже не может.

— Он может только спать?

— Нет, и спать он не может.

— Но храпеть-то он может? — спросил Хоботок.

Папа покачал головой.

Сийм все же правильно сделал, что не прыгнул в колодец.

Когда возвращались домой, было уже совсем темно. Но в автобусе было не совсем темно, а только немножко темно, потому что под потолком горели две маленькие лампочки.

Сийм и Хоботок так устали от приключений этого длинного дня, что решили вздремнуть. Но только они закрыли глаза, как автобус круто повернул, и Хоботок закричал:

— Смотри, какая-то большая и красная вещь бежит за нами!

Взошла луна. Она низко плыла над лугом, догоняя автобус.

— Это луна, — сказал Сийм. — И она не бежит, а катится, потому что она круглая… Папа, куда луна катится?

— Она катится на небо, потому что ночью должна освещать землю. Совы, соловьи и ночные птахи не могут в темноте обучать пению своих деток. А это было бы очень обидно.

И верно, луна поднималась все выше и постепенно становилась все светлее и желтее. Невысокие зубчатые деревья, что росли у дороги, были видны ясно, как днем. Только они были не зеленые, а такие блестящие.

Потом снова побежали деревья, потом река, потом снова деревья и луг. Этот луг был очень просторный, и на нем росли огромные темные блестящие деревья. А луна прыгала от одного дерева к другому. То дерево, за которым она как раз пряталась, красиво светилось. Каждое дерево отбрасывало длинную черную тень, и Сийм смотрел, как эти тени медленно двигались, будто часовые стрелки.

Сийму очень понравился луг, залитый лунным светом. Ему так хотелось бы побегать по блестящей траве среди темных деревьев, но он даже и не стал просить разрешения у папы, потому что ночью детей никогда не выпускают играть… Вот если бы днем было темно и светила луна, тогда — другое дело.

Изредка за окном мелькали дома… А потом снова побежали деревья, еще выше и пышнее, чем раньше. Луна отчаянно барахталась, чтобы выбраться из них.

Хоботок, который все это время сидел молча, вдруг закричал:

— Смотри, Сийм, луна едет со мной. Потому что она должна ночью светить в мое окошко.

Сийм бы сам до этого не додумался. Он считал, что луна катится с ними просто так, потому что им по пути. Открытие Хоботка его обрадовало. Но мама сказала:

— Это только кажется, что луна едет. На самом деле едем мы.

Сийма расстроило такое будничное объяснение, а Хоботок и вовсе не захотел мириться с ним. Он стал капризничать, топать ногой по сидению и твердить:

— Все равно луна со мной едет. Луна все равно едет со мной. Луна мой друг, я знаю.

На это мама недовольно сказала:

— Хоботок, что все это значит?

Хоботок умолк, но продолжал топать ногой. Тогда мама сказала:

— Я вижу, тебя нельзя никуда брать с собой.

Хоботок испугался.

Мама продолжала:

— Ты не слушаешься старших. А что самое ужасное — так это твои замечания насчет посторонних людей! Прежде чем сказать, надо подумать.

Тут Хоботок долго-долго думал и сказал:

— Это только казалось, будто у тети на голове грелка для кофейника, правда? Это оттого, что мы двигались. А на самом деле…

— На самом деле вздремни-ка лучше, — сказала мама и склонила голову Хоботка к себе на колени.

Когда автобус остановился, Сийм уже сладко спал. Его пришлось на руках отнести домой. Проснулся он лишь тогда, когда оказался с Хоботком уже в постели. Их обоих разбудила луна. Она щекотала у них за ухом до тех пор, пока они не проснулись, и объявила:

— Видите, я пришла к вам!

Сийм от изумления сел в кровати и спросил у Хоботка:

— Слоняйка, ты откуда знал, что луна наш друг?

Хоботок взялся кончиком хобота за лоб — он так всегда делал, когда не мог сходу что-то вспомнить — немного посопел и сообщил:

— Мне это сказал колодезный слоник. По правде говоря, я затем и прыгнул в колодец, чтобы он смог мне это сказать.

— А солнце тоже ходит с нами. Каждый день оно светит в нашем дворе, а сегодня, когда мы поехали в Виймси, оно было там. Солнце тоже наш друг, да?

Хоботок, у которого уже слипались глаза, кивнул:

— Угу, солнце тоже наш друг, потому что оно круглое…

Сийм блаженно откинулся на подушку, накрыл одеялом Хоботка и заснул.

Хорошо засыпать, зная, что солнце и луна твои друзья.

Плохой день, который хорошо закончился

Сийм с закрытыми глазами стоял на ступеньках крыльца, но ясно видел весь двор: куст сирени, поленницу дров, каштан за забором соседнего дома. Все предметы вокруг странно блестели, будто в лунном свете.

— Я сейчас спрыгну с крыльца, — сказал себе Сийм.

— Прыгать вредно для здоровья, — произнес знакомый голос. — Давай лучше полетим.

— Человек не может летать, — ответил Сийм.

— Если я научу, то сможет, — сказал Хоботок и хитро улыбнулся. — Ты хочешь летать, как самолет или как воздушный шар?

— Как воздушный шар, — ответил Сийм. Потому что он не хотел гудеть. И тарахтеть тоже не хотел.

— Как синий воздушный шар или как красный? — продолжал расспрашивать Хоботок.

— Как красный, — нетерпеливо ответил Сийм.

— Тогда это очень просто, — сказал Хоботок. — Слегка разгонись, потом лягни задними ногами, будто ты хочешь прыгнуть очень далеко, и тогда ты взлетишь. На всякий случай я тебе покажу, как это делается. Смотри внимательно!

Сийм смотрел во все глаза.

Хоботок действительно лягнул задними ногами, поднялся в воздух и плавно полетел через двор к кусту сирени. А так как Хоботок летал как красный шар, то весь стал прозрачным и красным. Неожиданно он приземлился рядом с Сиймом и сказал:

— Теперь твоя очередь.

Сийм тоже лягнул и вместо того, чтобы опуститься на землю, как это обычно бывало с ним, когда он прыгал с крыльца, он плавно полетел к кусту сирени.

Какое это было блаженство! Это было гораздо приятнее, чем плескаться в теплой ванне. Сийм летал бы всю жизнь! Но… к его огорчению, у куста сирени он приземлился. И тут же испугался: а вдруг это было понарошку, а не на самом деле? Вдруг то, что он летает, он увидел во сне?

Сийм бегом вернулся на крыльцо, снова прыгнул и… снова запарил в воздухе. На этот раз его восторгу не было границ, потому что теперь он уже не сомневался, что это на самом деле. Теперь, стоит ему только захотеть, и он сможет то, чего другие не могут: парить, парить, парить! И этой чудесной вещи научил его не кто-нибудь, а его же собственный сыночек!

Сломя голову, Сийм помчался в дом, чтобы поделиться своим счастьем и гордостью с мамой.

Но он не нашел сразу мамы — все комнаты были почему-то незнакомыми, очень большими и мрачными.

Мама на кухне подвешивала липучку для мух. Она повесила ее прямо у форточки, чтобы муха, как только влетит, тут же прилипла к ленте. А если влетит еще одна муха, то и она прилипнет.

Сийм вбежал на кухню с Хоботком под мышкой и стал с жаром рассказывать:

— Мама, мама, Хоботок научил меня летать!

— Летать? Это как же? — спросила мама.

— Очень просто: я становлюсь на ступеньке крыльца, отталкиваюсь ногами и лечу к кусту сирени, как воздушный шар.

— Когда же ты так летал?

— Только что!

— Ты только что встал с постели… Все это ты увидел во сне, сынок!

Сийм насупился. Действительно, он был в ночной рубашке и босиком, как всегда со сна. Видно, мама была права. Но ведь Сийм все же летал.

— Я тоже вначале думал, что это во сне, — убежденно сказал он. — Но я летал несколько раз, и это было на самом деле. Правда, Хоботок?

Хоботок, все еще сонный, вздрогнул под мышкой у Сийма, кивнул и сказал:

— Да, я тоже только что встал с постели.

Сийм тряхнул Хоботка, чтобы тот проснулся, и воскликнул:

— Я рассказываю про то, как я летал!

Хоботок встрепенулся и спросил с любопытством:

— А где ты летал, Сийм?

— Как — где? Во дворе, — растерянно сказал Сийм. — Ты же меня учил! А сам ты стал таким красным и прозрачным. Неужели не помнишь?

Хоботок стал вспоминать. Нет, что-то он не припомнит такого!

— А ты покажи, каким я стал красным и прозрачным, — попросил он Сийма. — Тогда я вспомню.

— Вот всегда ты так, — возмутился Сийм. — Все ты забываешь.

— Нет, я не все забываю, — сказал Хоботок. — Я не забываю, что я твой маленький, хорошенький дорогой сыночек.

— Гм, — только и сказал Сийм. Да на такие слова ничего другого и не скажешь.

Сийм опять стоял на крыльце, но уже несчастный. Из его летания ничего не выходило! Как он ни старался, он камнем шлепался вниз. Сийм был разочарован и пришиблен: почему всегда так, что очень хорошие вещи никогда не бывают всамделишными, а всегда оказывается, что это во сне или в сказке? А очень плохие вещи бывают всамделишными. Однажды ночью у Сийма разболелось ухо. Вначале он думал, что это сон, и пытался спать дальше. Но ухо болело не во сне, а на самом деле. Вот если человек теряет что-то очень дорогое или нечаянно разбивает его, почему это всегда бывает на самом деле? Почему это не может быть сном или сказкой?

Хоботок стоял рядом с Сиймом. Он чувствовал себя немного виноватым, что учил Сийма летать во сне, а не на самом деле. Он всегда чувствовал себя немного виноватым, когда Сийм бывал не в духе. Ведь он сыночек Сийма и должен ему приносить радость.

Чем бы сейчас обрадовать его? Хоботок подумал немного и, желая утешить Сийма, сказал:

— Хочешь, я покажу тебе свою гусеницу? Но ты не бойся, она не щипается, как гусь, потому что она маленькая и мохнатая. И она не шипит, а только немного шебуршит — шр-шр.

Сийм недоверчиво сказал:

— Нет у тебя никакой гусеницы. Ты все выдумал.

— Нет, есть гусеница, — заверил Хоботок. — Она очень красивая: полосатая, пятнистая, коричневая, синяя и чуть-чуть желтая. А когда она спит, то видит во сне, что летает.

Сийму на миг показалось, что Хоботок разыгрывает его, но он все же сказал:

— Я хочу взглянуть на твою гусеницу.

— Идем, покажу, — сказал Хоботок и направился к кусту сирени.

Под кустом лежал кусок древесной коры. Хоботок склонился над ним и сказал:

— Моя гусеница спит под этим куском коры. Я накрыл ее корой, чтобы ей было теплее. Только ты обещай, что не тронешь ее. Она не любит, чтобы ее трогали. Тогда у нее начинает болеть живот и она свертывается в клубок.

Сийм дал слово, что не тронет гусеницу. Хоботок приподнял кору, но гусеницы под ней не оказалось.

Сийм с упреком сказал:

— Вот всегда ты так! Только обещаешь … Не было у тебя никакой гусеницы.

— Была, — настаивал на своем Хоботок. — Просто ее сейчас нет дома, она вышла погулять. Она должна каждый день гулять, потому что у нее очень много ног. Ни у кого нет столько ног, сколько у нее.

Хоботок обошел вокруг куста, высматривая, куда могла подеваться его гусеница. Вдруг он резко остановился, будто бы кто-то схватил его за ногу, и залился тонким смехом:

— Ха-ха-ха! Кто-то щекочет мне пятку!

— Может, это твоя гусеница? — спросил Сийм, повеселев. — Подними-ка ногу.

Хоботок приподнял ногу. В земле была маленькая круглая дырка, а в ней билась оса.

Хоботок говорил сквозь смех:

— Смотри, какая красивая муха меня щекотала. Ха-ха-ха! Она тоже полосатая, и коричневая, и желтая, и у нее тоже много ног. Ха-ха-ха!

Сийм спросил:

— А это приятно, когда муха щекочет?

— Очень приятно, — ответил Хоботок, наступил ногой на дырку и снова залился смехом.

— Пусти меня, я тоже хочу попробовать, — сказал Сийм. Настроение у него постепенно улучшалось.

Хоботок пустил. Сийм тоже наступил ногой на дырку, но ничего не почувствовал. Виноваты были сандалии. Сийм снял одну сандалетку. На подошве ее сидела оса. Она немного посидела, а потом улетела.

— Я тоже хочу щекотки, — пожаловался Сийм.

Но тут из дырки вылетела еще одна оса.

— Скорее ставь на нее ногу, а то и эта улетит, — посоветовал Хоботок.

Сийм быстро наступил пяткой на дырку, склонил голову и стал прислушиваться, не пищит ли, и когда же будет щекотно. Неожиданно он отдернул ногу и громко закричал:

— Ай-ай-ай! Больно!

На третьем этаже распахнулось окно. Мама встревоженно воскликнула:

— Сийм! Что случилось, сынок?!

— Она укусила меня! Гадкая муха укусила меня! — закричал Сийм и изо всех сил припустил, босой, к дому.

Правая нога у Сийма была перевязана красивым белым бинтом. Это сделала мама. А еще мама приготовила ему морс из воды с вареньем и дала выпить. Она даже пообещала принести ему шоколадку "Анечка", если он перестанет хныкать и будет хорошим мальчиком, пока она сбегает в магазин.

Вот он теперь и был хорошим мальчиком: сидел за кухонным столом и попивал свой морс. Морс был красивого красного цвета, сладкий и чуточку кислый. Сийм пил его не спеша, с удовольствием. Между делом он ждал маму и бранил Хоботка:

— Почему ты сказал, чтобы я поставил ногу на осиное гнездо?! Только плохие мальчики говорят другому: поставь ногу на осиное гнездо, поставь ногу на осиное гнездо!

— Ну вот, опять я виноват, — вздохнул Хоботок. — Разве я выдумал осу?! Разве я велел ей ужалить тебя?!

— С тобой вообще нельзя разговаривать, — прикрикнул на него Сийм.

Это задело Хоботка за живое. Он переживает за Сийма, ломает голову, как бы его обрадовать, даже выдумывает красивую гусеницу, а Сийм, вместо благодарности, отказывается с ним разговаривать. Ну и не надо, если не хочет. Хоботок с ним тоже не будет разговаривать.

Хоботок повернулся к Сийму спиной, захлопнул свой рот и решил теперь молчать всю жизнь.

Сийм тоже крепко сжал губы, чтобы ни одно словечко нечаянно не выскочило. Но вдруг из-за угла послышалось зловещее жужжание. Сийм испуганно посмотрел туда и закричал:

— Хоботок, Хоботок, смотри, она опять здесь!

Хоботок посмотрел в угол. Там валялись носки Сийма. По одному носку ползла оса. Видно, мама в спешке ее незаметила.

— Она хочет меня снова ужалить, — захныкал Сийм.

"Ага, — подумал Хоботок. — Как нужна помощь, так сразу — Хоботок, выручай! А какой игрушечный слоник выручал бы мальчика, который с утра до вечера только и делает, что ругает его? Такого игрушечного слоника не найти на всем белом свете. Такие слоники не встречаются даже во сне … Но все же один такой слоник есть. Один-единственный. И он пойдет и спасет Сийма от злой осы. рискуя собственной жизнью. Тогда Сийму станет очень стыдно за свои несправедливые упреки".

Хоботок отважно задрал свой хобот, протрубил, чтобы набраться смелости, приблизился к осе и сказал:

— Уходи, гадкая оса!

— Не уйду, — пропищала оса в ответ. — Вот ни за что не уйду!

— Если ты по-хорошему не уйдешь, то я тебя прогоню! — пригрозил Хоботок.

— Что ты сказал? — гнусаво спросила оса. — Ты, видно, хочешь, чтобы я тебя ужалила?

Тут Хоботок не на шутку рассердился и погрозил ей хоботом. Но оса, вместо того чтобы улететь, вцепилась ему в хобот и как ужалит! На беду жало угодило прямо в шов: насквозь не прошло, а крепко застряло в нем.

Теперь захныкала оса, а Хоботок пустился в пляс, потому что оса, вырываясь, сильно щекотала ему кончик хобота.

— Ха-ха! Ну и щекочет. Ха-ха! Ну и щекочет!

Сийм же решил, что Хоботок нарочно держит осу, что ему нравится щекотка, и он сердито закричал:

— Не балуйся! Перестань! Выкинь осу в форточку!

— Я не могу, — закричал Хоботок в ответ. Щекотно, ужасно щекотно!

Сийм подумал, что Хоботок оттого не может выкинуть осу, что он не достает до форточки, и решил ему помочь. Он схватил своего сыночка за задние ноги и подтянул к форточке.

— Я не могу, — кричал Хоботок, извиваясь от смеха. Сийм встал на цыпочки и поднял руки так высоко, как только мог. Он стоял в этой неудобной позе до тех пор, пока, наконец, жужжание не прекратилось и Хоботок не перестал извиваться. Тогда Сийм облегченно вздохнул и хотел было опустить Хоботка на пол … но тот не спускался, а стал снова извиваться, недовольно бормоча.

Оказывается, Хоботок зачем-то намотал на свой хобот липучку для мух.

— Не держись за липучку, — сказал Сийм. Хоботок несчастным голосом ответил:

— Я и не держусь. Это липучка держится за мой хобот. Отдери меня от нее.

Сийм рванул Хоботка за задние ноги. Хоботок благополучно упал ему в объятия… но вместе с противной липучкой … и противной осой.

Оса немного отдышалась и принялась жужжать с новой силой. Сийм отчаянно замахал руками. Первый же удар сразил Хоботка. Он описал в воздухе дугу и шлепнулся на стол, да так неуклюже, что опрокинул стакан с морсом, а тот залил весь стол, потом стакан со звоном упал на пол и разбился. Сийм ничего этого не видел. Он продолжал махать руками, потому что липучка все теснее обматывалась вокруг него. Наконец, бедный Сийм окончательно прилип к ней — пальцами и даже волосами. Он покорно сел на табуретку и захныкал.

Хоботок сидел на краешке стола и подвывал ему, потому что вся эта история не сулила ничего хорошего.

На кончике его хобота жалобно попискивала оса.

Морс капал со стола на пол: кап-кап-кап.

Это была очень грустная картина и, увы, не последняя в этот плохой день.

Мама никак не могла отодрать липучку у Сийма от головы, поэтому пришлось взять в руки ножницы.

— Ты только посмотри, на кого ты теперь похож. С обкорнанной головой, — сказала она несчастным голосом и повела Сийма в переднюю к зеркалу.

Но Сийм не стал смотреться в зеркало. Он не хотел видеть своей обкорнанной головы. Он вообще ничего не хотел видеть. Он отвернулся, закрыл глаза и уткнулся лицом в мамин живот.

— Спать хочу, — сказал он. Мир был такой плохой, что наводил на него сон.

Мама отнесла Сийма в постель. Хоботок плелся рядом, печально опустив хобот. Вдруг он вспомнил что-то и спросил у мамы:

— А ты "Анечку" принесла? Ты обещала принести шоколадку "Анечка", если Сийм будет хорошим мальчиком …

— Конечно, все это очень хорошо, что вы тут натворили! — сказала мама и покачала головой.

Хоботок незаметно пихнул Сийма в бок, чтобы тот тоже завел речь про "Анечку". Но Сийм в ответ только пробурчал:

— Вечно ты выдумываешь разные глупости. Смотри, на кого я теперь похож с такими волосами!

У Хоботка сразу отбило аппетит к шоколаду. Он горестно вздохнул, пошлепал в свой угол, где стоял ящик с игрушками, спрятался за него и предался размышлениям.

Все же Сийм немножко странный. Сам он говорит, что Хоботок его любимый сыночек, а когда у любимого сыночка немного срывается хорошее дело, то Сийм сразу ругает его. Будь у Хоботка такой же сыночек, маленький, хорошенький и толстенький, как Хоботок, он бы не сказал ему ни единого плохого слова… Мама тоже немножко странная. Вместо того, чтобы похвалить Хоботка за то, что он помчался спасать Сийма, она его бранит. И гусеница немножко странная. То она торчит под корой, а то ее нет. И именно тогда нет, когда ее нужно показать Сийму. Да и оса ничуть не лучше других. Но самая непонятная вещь — так это липучка. Висит себе, висит и вдруг ни с того ни с сего наматывается на хобот. Вообще все кругом со странностями, кроме самого Хоботка … И разве это не странно, что именно он, Хоботок, единственный без странностей в этом странном мире.

Вот уж это, действительно, ну самое-самое странное!

После того как Сийм проснулся, он поел с мамой на кухне печеночного соусу и направился с шоколадкой "Анечка" в большую комнату к большому окну. Он забрался коленками на стул с подушкой и стал смотреть в окно. Из окна детям разрешается смотреть на улицу, это не опасно, если окно закрыто. А когда окно бывает запотевшим, ребенок может пальцем нарисовать на нем кошку, а если хочет- и цветочек. Только нельзя колотить по стеклу твердой вещью. Тогда оно может разбиться, а это очень опасно. Тогда приедет "скорая помощь" и отвезет ребенка в больницу.

Сегодня Сийм ничего не стал рисовать, потому что стекло не было потным. К тому же, ему было не до этого — он должен был поскорее съесть "Анечку". Шоколад нельзя долго держать в руках, он может растаять и испачкать ребенка.

Сийм снял обертку с "Анечки" и вдруг почувствовал, как его кто-то уколол в руку. Он испугался: неужели это опять гадкая оса? Неужели она собирается мучить Сийма всю жизнь? Но это была не оса. Это был кактус, здоровенный толстый кактус. Сийм успокоился и сказал вовсе не сердито:

— Ты чего колешься?

Кактус заносчиво ответил:

— Сам размахивает у меня перед носом противным шоколадом, а еще поучает.

Такой ответ, конечно, разозлил Сийма. Он сказал:

— Размахивай и ты, если хочешь, а колоться не имеешь права.

— Вот еще, — фыркнул кактус, — захочу и уколю.

— Нет — нельзя, потому что другим больно.

— Не ври! Мне не было больно, когда я тебя уколол.

— Тебе-то, конечно, не больно. Зато мне больно, вот! — крикнул Сийм.

— Зачем ты мне об этом говоришь. Мне до этого дела нет, — пробурчал кактус высокомерно. — Замолчи, наконец, если не хочешь, чтобы я тебя снова уколол.

— Не уколешь, — уверенно сказал Сийм. — Я задвину тебя в самый дальний угол подоконника. А оттуда ты уже не дотянешься до других.

Сийм спрыгнул с сиденья, чтобы отодвинуть этого задаваку вместе с горшком подальше. Но как только он взялся за горшок, кактус перегнулся и впился всеми своими колючками Сийму в руку.

Сийм от испуга и боли вскрикнул. Из кухни донесся грохот. Это мама опрокинула стул, спеша на помощь сыну. Но раньше ее прибежал из маленькой комнаты Хоботок. В два прыжка он оказался под окном, встал на задние ноги и изо всех сил стукнул хоботом по горшку. Кактус рявкнул, выпустил руку Сийма и со злости прыгнул на шею Хоботку, Тот отскочил в сторону, но не успел убрать свой длинный хобот, и кактус пришпилил своей самой длинной иглой кончик хобота к полу.

— Что здесь опять происходит? — донесся с порога мамин голос.

Хоботок успел еще заметить, что из-за маминой спины появился папа, а потом у Хоботка все потемнело перед глазами.

Чей-то голос в темноте говорил:

— Боже мой, кактус мог упасть ребенку прямо в лицо, если бы не слоник.

Другой голос отвечал:

— Вообще было неосмотрительно ставить кактус в такое место!

Кто-то погладил Хоботка по голове. Он открыл глаза и увидел, что он на коленях у Сийма.

— Слоняйка открыл глаза, — радостно воскликнул Сийм, крепко обнял его и спросил: — Ты видишь, что у тебя на хоботе?

Хоботок скосил глаза — на кончике его хобота опять сидела оса, но только черная. Хоботок подул на нее, потряс хоботом, но оса не улетела.

— Это не оса, — объяснил Сийм. — Это заплатка. Ее наложил папа, чтобы из тебя воздух не вышел. Ты только что был такой худой, как блин.

Хоботок собрался было возразить, зачем ему наклеили эту черную заплатку, но тут папа сказал:

— Она придает тебе еще более мужественный вид. Будь мой нос чуточку подлиннее, я бы непременно наклеил на него такую же круглую черную заплатку.

— Хоботок, ты хочешь шоколаду? — ласково спросила мама.

Хоботку ничего не хотелось. Ему было достаточно того, что Сийм, наконец, понял, какой у него хороший и отважный игрушечный слоник.

Сийм и Хоботок болеют

Пошел снег. Вначале немного, затем повалил густо, а потом опять немного. Сийм и Хоботок вышли во двор.

Двор был белый и пушистый. И кусты у забора белые и пушистые, и бельевые веревки белые и пушистые.

А сверху сыпались все новые пушинки. Они опускались Сийму на нос и ресницы, Сийм вытирал их варежкой, иначе он ничего не видел перед собой.

У Хоботка варежек не было, ему пришлось опустить голову, чтобы снежинки не залепляли глаза.

— Почему двор танцует? — спросил Хоботок.

— Так только кажется, — ответил Сийм. — Это снежинки танцуют, а кажется, будто все вокруг шевелится. На самом деле все стоит на месте.

— Нет, шевелится, — сказал Хоботок. — Посмотри, там, за дровами, что-то шевелится.

Сийм увидел за поленницей дров два маленьких снежных холмика, которые действительно шевелились. Когда Сийм смотрел на них прямо, они не шевелились, но когда смотрел сбоку, то тут же начинали шевелиться.

Сийм осторожно подошел поближе, потрогал холмики варежкой и сказал шепотом:

— Это верблюд.

— А что такое верблюд? — спросил Хоботок тоже шепотом.

— Это такое животное. Очень доброе животное. Верблюд ест кактусы и репу, и у него на спине два горба.

— А голова у него есть?

— Да, голова тоже есть. Но сейчас она не видна, потому что он спрятал голову в снег, потому что у него уши мерзнут, потому что у него нет шапки-ушанки.

Хоботок осторожно понюхал один белый холмик, потом другой белый холмик и сказал:

— Я хочу увидеть верблюда, я никогда не видел верблюдов.

— Давай разроем снег и тогда увидим его, — сказал Сийм.

Сийм стал разгребать снег руками, а Хоботок — хоботом. Они раскидали снег с обоих холмиков, но под ними никого не оказалось.

— Нет верблюда, — разочарованно сказал Сийм.

— Он пошел домой? — спросил Хоботок.

— Да, — сказал Сийм. — Он пошел домой.

— А он далеко живет? — поинтересовался Хоботок.

— Нет, — ответил Сийм. — Он живет за этим забором в большом зеленом доме, квартира номер три.

Хоботок вдруг оживился и сказал с таинственным видом:

— Если это так, то я знаю, что нам делать. Мы вылепим из снега много репок и сложим их здесь, А сами спрячемся. Верблюд выглянет в окошко, увидит репки и выйдет во двор, чтобы их скушать. Тут мы выскочим и поймаем его. Давай так сделаем, Симму, а?

Сийм был в нерешительности. Он сказал с опаской:

— Но я промочу варежки, если буду лепить репки из снега.

— А ты запихай варежки в карман. В кармане они не промокнут, — посоветовал Хоботок. Сегодня все премудрости вспоминались ему молниеносно.

Сийм засунул варежки в карман и радостно принялся с Хоботком лепить из снега репки. Каждый сделал по три репки. У Сийма они получились красивые, кругленькие, а у Хоботка какие-то угловатые и неказистые.

— Разве это репки, — с неодобрением сказал Сийм. — Ни один верблюд не будет есть такие репки. Да ты сам посмотри на них получше.

Хоботок взглянул. Действительно, его репки выглядели очень жалкими.

Хоботок немного погоревал, а потом сказал:

— Зато мои репки вкуснее.

— А вот и нет, — на всякий случай возразил Сийм.

— Вкуснее, — настаивал Хоботок. — Попробуй, если не веришь.

Сийм попробовал свои репки и попробовал у Хоботка. У Хоботка действительно оказались вкуснее. Но Сийм не хотел в этом признаваться, потому что пальцы у него закоченели и от этого хотелось капризничать.

— Я больше не хочу играть во дворе, — сказал он.

— Пойдем домой. А репки оставим здесь. Завтра придем и посмотрим: какие репки верблюд съел — те самые вкусные.

— И маме тоже дадим попробовать, да? — спросил Хоботок.

— Ай-ай-ай! — захныкал Сийм и сунул пальцы в рот. Так сильно они у него болели.

Хоботок сразу понял, что у Сийма замерзли пальцы.

— Не суй руки в рот. Засунь руки в варежки, — посоветовал он.

Сийм пошарил в кармане, но варежек там не оказалось.

На следующий день Сийму совсем не хотелось идти во двор смотреть на верблюда. Ему вообще ничего не хотелось. Поэтому он опустил голову на стол и сказал:

— Я не знаю, что с моей головой. Она не держится.

Мама потрогала Сийму лоб и сказала:

— Лоб горячий. Взгляни-ка на меня.

Сийм посмотрел на маму.

— И глаза что-то блестят. Открой рот и скажи "а-а".

Сийм открыл рот и сказал "а-а". Мама принесла градусник, сунула его Сийму под мышку и сказала:

— Вот к чему приводит баловство со снегом. Ребенку легче всего простудиться, когда у него мокрые варежки.

Сийм покрутил своей тяжелой головой и сказал:

— А варежки вовсе и не были мокрые. Их у меня вообще не было.

— Что я слышу! — воскликнула мама. — Куда же ты их девал? Почему ты не отвечаешь мне?

— Я думаю, — ответил Сийм. — Папа всегда велит: "Раньше подумай, а потом говори".

— Да что тут еще думать?!

— Я думаю, вдруг ты расстроишься, если я скажу правду.

— Ты потерял варежки? — спросила мама.

— Нет, — ответил Сийм. — Я не терял. Я положил их в карман, когда мы стали с Хоботком лепить репки. Просто варежки сами потерялись.

— Какие еще репки?

Сийм молчал. Тогда мама обратилась к Хоботку.

— Что за репки вы лепили? — спросила она строго.

— Из снега, — ответил Хоботок, глядя на маму исподлобья. — Я вылепил три репки, и Сийм вылепил три репки. Угадай, чьи репки были вкуснее? Не подсказывай, Сийм, пусть мама сама угадает.

— Вы их ели? — спросила мама.

— Нет, мы только попробовали.

— Ну есть у вас соображение? — воскликнула мама, забрала градусник, посмотрела температуру, покачала головой, стряхнула градусник, раздела Сийма, уложила в постель, смазала ему горло коричневой жидкостью, дала маленькую белую таблетку, накрыла еще одним одеялом и пошла звонить папе.

Когда они остались вдвоем, Хоботок спросил у Сийма:

— А это приятно, когда горло смазывают?

— Пожалуйста, помолчи, — сказал Сийм и закрыл глаза.

— Ты чего глаза закрываешь? — спросил Хоботок.

— У меня голова гудит, как ты не понимаешь, — жалобно проговорил Сийм и сделался с лица красным.

— А это приятно, когда голова гудит? — спросил Хоботок.

Сийм ничего не ответил, только щелкнул зубами. Хоботку не понравилось, что Сийм закрыл глаза, сделался с лица красным и щелкнул зубами. Он сказал недовольно:

— Не становись красным и не щелкай зубами. Некрасиво, когда ребенок так делает.

Вообще-то Хоботок точно не знал, разрешено ребенку или нет делаться красным и щелкать зубами. Но жизнь его научила, что в сто раз больше тех вещей, которые детям нельзя делать, чем тех, которые можно. Потому он так и сказал Сийму.

Сийм не стал с ним спорить, но он по-прежнему щелкал зубами и был с лица красный.

Вернулась мама. Она осторожно присела на край кровати, погладила Сийма по голове и сказала:

— Милый сыночек, чего бы тебе хотелось? Если хочешь яблок, я попрошу папу, чтобы он принес, когда вернется с работы.

Сийм с трудом открыл глаза и сказал:

— Не хочу яблок. Ничего не хочу…

Мама вздохнула:

— Видно, придется все-таки вызвать врача.

Сийм спал и хрипло дышал. А Хоботок с перепуганным лицом стоял у него в изголовье. Верный сыночек не осмеливался даже глаз поднять, потому что все вокруг вдруг стало таким мрачным и противным, что глазам было больно. Стены были противные, стулья были противные, одежда Сийма на стуле была уродливая, а игрушки в углу были просто отвратительны. Как смогут Сийм и Хоботок дальше жить в этой мрачной и противной комнате?

Сердце маленького игрушечного слоника наполнилось горьким сожалением. Ах, зачем они ели эти репки из снега! Ведь какой-то голос говорил им: не надо есть, маме это не понравится, да и папе тоже. Почему они не прислушались к этому голосу? Теперь мама так несчастна… Должен прийти врач… А Сийм мечется во сне и хрипит. Что будет с бедным Хоботком, если его милый дружок навсегда останется таким? Этого нельзя допустить! Что бы такое предпринять?

Хоботок думал-думал, так что в голове зашумело, а мысли были какие-то угловатые и холодные, как репки из снега. Ни одной красивой мысли не было!

— Вообще не буду думать, если красивые мысли не приходят, — решил Хоботок. — Какой смысл думать некрасивые мысли? Никакого! — И он перестал думать, стоял просто так, только изредка тяжело вздыхал.

Неизвестно, сколько он так простоял. Неожиданно Сийм перестал хрипеть, а вместо этого начал выпускать из лба и носа маленькие капельки воды. Как только одна капля стекала в подушку, на ее месте тут же появлялась другая.

— Только этого не хватало, — испугался Хоботок. — Теперь он, чего доброго, растает.

Мама пришла из большой комнаты с полотенцем в руках, осторожно вытерла Сийму лицо, дотронулась губами до его лба, улыбнулась и вернулась к своему рабочему столу.

По маминой улыбке Хоботок понял, что это хорошо, если ребенок выпускает из лица капли. У Хоботка сразу полегчало на душе… И тут же в его голове прокатилась круглая и радостная, как оранжевый апельсин, мысль. Но только Хоботок собрался рассмотреть ее поближе, как она укатилась.

— В этом надо разобраться, — сказал Хоботок. — Откуда эта мысль взялась, и куда она исчезла? Откуда вообще приходят мысли, и куда они уходят? Папа с мамой уходят на работу или в магазин, или в гости. Они выходят из комнаты через дверь и возвращаются обратно тоже через дверь. А мысли через что выходят из головы и снова входят? И где они все это время гуляют? Где? Я знаю, что мне делать! Я буду стоять тихо-тихо и подстерегу, откуда прикатится радостная апельсиново-оранжевая мысль.

В том, что радостная мысль придет обратно, Хоботок не сомневался: уж очень она была красивая и круглая, чтобы показаться только один раз.

Хоботок стоял тихо-тихо, подстерегая мысль.

Но мысль не приходила.

Хоботку даже стало скучно, но тут его внимание привлекла другая вещь — оконное стекло. Оно издавало такой звук, будто тоже щелкало зубами, будто оно тоже наелось репок из снега и теперь болеет. Только стекло не сделалось красным, как Сийм. "Т-р-р", — прокатилась в голове у Хоботка апельсиновая мысль и тут же исчезла.

— Вот ты какая хитрая, — упрекнул ее Хоботок. — Почему ты не приходишь тогда, когда я подстерегаю тебя, а приходишь тогда, когда я на миг отвлекусь? Это нечестно.

Упрек подействовал. Апельсинового цвета мысль с тихим треском прикатилась обратно, но не укатилась сразу же, а послушно дала себя поймать.

Мысли — будь они какие угодно: оранжевые, как апельсин, или белые, как снег, красные, как диванная подушка, или коричневые, как лекарство для смазывания горла, будь они круглые, квадратные, ветвистые или винтообразные — как только ты их поймаешь, они начинают говорить.

Круглая мысль апельсинового цвета весело сказала:

— Я апельсин. Я очень хороший, я сладкий. Пусть Сийм скушает меня, потому что все дети любят апельсины.

Хоботку уже некогда было смотреть, куда убежит круглая радостная мысль, после того как все скажет. Он быстро встал передними ногами на кровать, осторожно потряс Сийма за плечо и, когда тот открыл глаза, сказал ему на ухо:

— Сийм, я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь апельсинов.

Сийм сквозь сон слышал, как папа с мамой в передней разговаривали.

Папа спросил:

— Ну, как он?

Мама ответила:

— Слава богу, температура нормальная. Как он меня утром перепугал! Ты только представь — тридцать девять и три! А как он потел — просто ужас. Я сменила ему три рубашки.

— У детишек это просто: сегодня температура, завтра — нет.

— Апельсины купил?

— Да, пусть немного отойдут с мороза.

Папа с мамой ушли на кухню, и Сийм уже не слышал, о чем они там говорили.

— Как ты думаешь, сколько апельсинов папа принес? — спросил Хоботок.

— Я думаю, что два, и оба — мне, — с надеждой сказал Сийм и даже присел в постели, подперев голову рукой.

— Ну да! — разочарованно воскликнул Хоботок. — А мне — так ни одного! А кому вообще пришла эта мысль, что ты хочешь апельсинов?

— Тут мысль не в счет, — разъяснил Сийм. — Тут болезнь считается.

— Ишь ты какой, — воскликнул Хоботок. — А кто болезнь выдумал? Кто выдумал репки из снега?

— Ты, — сказал Сийм. — Ты вечно выдумываешь разные глупости. Все равно апельсины получит тот, кто болеет.

— А я болею. — объявил Хоботок и, еле волоча ноги, вышел на середину комнату, лег на пол и застонал. Он простонал несколько раз подряд, с каждым разом все громче.

Сийм удивленно посмотрел на него и спросил:

— Хоботок, ты чего стонешь?

— Я хриплю.

— А почему ты хрипишь?

— Я очень сильно болен.

Сийм привстал в постели, опершись на локоть, и приказал:

— Поди-ка сюда.

Хоботок насилу притащился к его кровати. Сийм потрогал ему лоб и воскликнул:

— Вот к чему приводит баловство со снегом!

— Да, у меня совсем не было соображения, — согласился Хоботок. — А теперь загляни мне в горло.

Сийм заглянул Хоботку в горло и скомандовал:

— Скажи-ка "а-а".

Хоботок разинул свой рот до ушей и гаркнул:

— Ха-хоо!

— Дружочек, — покачал Сийм головой. — Да у тебя все горло распухло. Вот что получается, когда дети не слушаются.

— Да, я был нехороший мальчик, — признался Хоботок. — А теперь спроси у меня, хочу ли я апельсинов.

— Нет, — твердо заявил Сийм. — Тебе сейчас так плохо, что тебе ничего не хочется! Тебя нужно раньше вылечить.

— Так лечи быстрее, — с нетерпением воскликнул Хоботок.

Сийм смазал ему горло той же самой коричневой жидкостью. Коричневая жидкость оказалась невкусная, какая-то приторная. Потом Сийм дал Хоботку маленькую белую таблетку. Маленькая белая таблетка тоже была невкусная, какая-то кислая. Сийм уложил Хоботка перед кроватью на пол, накрыл его своей теплой кофтой, а сверху еще шерстяным носком и сказал:

— Теперь потей, иначе не поправишься.

— Я не умею потеть, — виновато признался Хоботок. — Тут нечего уметь, — объяснил Сийм. — Пот сам потечет.

Хоботок наморщил лоб, сжал в гармошку хобот, но пота не вышло ни одной капли.

Вдруг ему в голову пришла другая мысль, кривая, как крючок. И он сразу смекнул, что ему делать. Он украдкой смочил кончик хобота, провел им по своему лицу и сказал:

— Я уже напотелся. Больше не потеется, потому что — сам видишь — какой я маленький.

— Ладно, — согласился Сийм. — С тебя хватит и этого пота. Вот теперь ты имеешь полное право требовать апельсинов.

Хоботок так резко вскочил, что кофточка и шерстяной носок отлетели в сторону, и закричал:

— Апельсинн! Сладко-синн!

— Что я вижу? — раздался неожиданно папин голос. И тут же в комнате оказался и сам папа. — Я думал, что мой сыночек болен, а он балуется с Хоботком.

— Хоботок тоже болен, — пояснил Сийм. — Я ему смазал горло.

— Я очень сильно болен, — слабым голосом произнес Хоботок, улегся снова на пол и накрыл одно ухо носком Сийма.

— У него температура девяносто и три, — озабоченно сказал Сийм.

— О! — испугался папа. — В таком случае наш бедный Хоботок скоро закипит и забулькает, как чайник.

— Ты зря волнуешься, — сказала мама. Она стояла рядом с папой и держала в руках большую тарелку. А в ней были большие круглые оранжевые апельсины.

Хоботок блаженно вздохнул.

Мама продолжала:

— Сейчас придет тетя-врач, сделает Хоботку укол, и он снова будет здоровым.

Мысли апельсинового цвета в голове у Хоботка закатились куда-то в дальний угол, постепенно стали уменьшаться и вовсе исчезли.

А вместо них явилась тонкая, длинная и очень острая мысль. Хоботку никогда не делали уколов, но он видел, как однажды кололи маму. С тех пор он не уважал уколов. Хоботок встал на ноги, потряс своей большой головой, потряс своим маленьким хвостиком и сказал:

— Мне кажется, что я уже не болен … Я даже уверен, что я не болен. Ведь я потел и после этого выздоровел.

— Тогда нам не нужно ждать тетю-врача, — сказал папа. — Тогда мы все вместе будем есть апельсины.

— Я тоже так думаю, — сказал Сийм. — Ведь что-то ребенок должен есть, если ему нельзя есть репки из снега.

Весна пришла

Мама и папа стояли у раскрытого окна. Мама тихо говорила:

— Как неожиданно потеплело. Еще утром было холодно и сыро, а сейчас — летний вечер да и только. Чувствуешь, какой воздух, и это здесь, среди каменных стен? А что делается за городом! Завтра тебе ехать, и погода — прямо как на заказ!

— Жаль, что ты не можешь поехать со мной, — сказал папа.

Хоботок лежал с Сиймом в постели. Он выпучил глаза и взволнованно спросил:

— Куда папа едет?

— Тсс! — Сийм приложил палец ко рту Хоботка. — Мы же спим.

Сийм только сказал, что они спят. На самом деле они не спали. Но папа с мамой не должны были этого знать, а то они ушли бы в свою комнату, и Сийм с Хоботком не услышали бы, о чем они говорят. А это был очень важный разговор.

Папа сказал:

— Что, если я возьму парня с собой?

— Какого парня? Куда с собой? — еще больше всполошился Хоботок.

— Тсс! — снова сказал Сийм.

— А куда ты его денешь на время совещания? — спросила мама.

— Побудет пока у тетки.

Мама неодобрительно сказала:

— Несколько дней в чужом месте…

Папа ответил:

— Он уже большой мальчик.

Мама сказала:

— Большой … Ты посмотри, как он играет со своим слоником.

— Необязательно брать слоника с собой, — ответил папа.

— Какой слоник? Куда с собой? — снова спросил Хоботок.

— Помолчи немного, — сказал Сийм.

Папа сказал:

— Идем, уже поздно.

Мама сказала:

— Я оставлю окно открытым.

— Только чтобы на парня не дуло.

— Я повешу покрывало.

Мама подошла к кровати, повесила в изголовье покрывало, легко провела по волосам Сийма, пошла с папой в большую комнату и прикрыла за собой дверь.

— О чем говорили папа с мамой? — требовательно спросил Хоботок. — О чем-то хорошем или о чем-то плохом?

— Я не понял, — признался Сийм.

— Ну, а как тебе показалось? Скажи, будь хорошим мальчиком, Сийм.

Сийм не знал, что и думать. Но он догадывался, что этот разговор обещал для него что-то приятное, а для Хоботка — нет. Но так как эта догадка была очень смутная, он не стал зря расстраивать своего сыночка и сказал:

— Мы все узнаем утром, а теперь давай спать.

— Я не могу заснуть, — сказал Хоботок.

Он все еще был очень возбужден.

— Почему не можешь?

— На улице шумно.

Сийм прислушался. В высоте гудел самолет. Где-то неподалеку остановился автомобиль. Вдалеке прогрохотал трамвай. Внизу играло радио. Все это были знакомые звуки, которых не замечаешь. Но никакого разговора не было слышно. Сийм прислушался. Да, теперь и он услышал разные странные звуки: зовущий свист, веселый щебет, таинственный шепот, мягкий шелест, озорное пощелкивание. Все эти звуки росли, надвигались, толпились за окном и вливались в комнату.

Хоботок прошептал:

— Сийм, кто-то вошел в комнату.

Сийм отогнул край покрывала в изголовье и выглянул. Никого не было ни в комнате, ни за окном. Только уличный фонарь и кусочек светлого неба между каштаном и стеной соседнего дома перемигивались. И поэтому казалось, будто в комнате кто-то летает.

— Никого нет, — сказал Сийм и глубже укутался в одеяло. Приятная усталость разлилась по всему телу.

Когда Сийм засыпал, он почувствовал, что кто-то гладит его волосы, еще ласковей, чем сама мама.

Утром мама вышла вместе с Сиймом во двор. Она спросила:

— Ты не замерзнешь в коротких штанишках?

Сийм покрутил головой, поморгал глазами и пожаловался:

— Мама, я ничего не вижу.

— Потому что очень яркое солнышко, — сказала мама. — Это у тебя скоро пройдет.

— Уже прошло, — заявил Сийм. Теперь он ясно видел весь двор. Это был не тот двор, в котором он еще вчера играл. — Мама, у нас новый двор! — воскликнул он, вырвал свою руку из маминой и стал носиться по двору. Хоботок мчался галопом то рядом с ним, то впереди, то позади и время от времени неистово трубил.

— Бегайте потише, — сказала мама. — Так можно и убиться.

— Не волнуйся, — сказал Хоботок, и тут же со всего размаху стукнулся головой об столб. Его глаза еще не привыкли к яркому солнцу.

— Что я говорила, — сказала мама укоризненно.

У Хоботка голова гудела от боли, но ему нельзя было этого показывать: вдруг его начнут бранить, что он такой непослушный, и не возьмут с собой в Пярну. Поэтому он сделал серьезное лицо и пояснил:

— Я нарочно налетел на столб, потому что иначе я никак не мог остановиться. Уж очень сильно я разогнался.

— Больше так не носитесь, — строго сказала мама. — Я пойду домой, но буду смотреть из окошка, как вы тут играете.

Мама ушла. Запыхавшийся Сийм и тяжело пыхтящий Хоботок стояли рядом и, довольные, смотрели по сторонам.

— Это не новый двор, — сказал Хоботок. — Это наш старый двор, только у него новое лицо.

Хоботок был прав: у поленницы дров, у столбов для сушки белья были новые, торжественные лица, точь-в-точь такие, будто они читают стишки Деду Морозу. А особенно сильно изменился дальний угол двора, где росли сирень и каштан. Этот угол был такой торжественный, что даже боязно было подходить к нему. Но именно туда им пришлось направиться. Потому что оттуда доносились все эти таинственные звуки.

Сийм и Хоботок трепетно приблизились к лужайке, которая за одну ночь ярко зажелтела и зазеленела.

— Кто сделал землю зеленой? Кто сделал землю желтой? — стал расспрашивать Хоботок.

— Это трава. Трава должна быть зеленой, — объяснил Сийм, — потому что она тоже хочет поглядеть на солнышко. А одуванчики должны быть желтыми, потому что это такие цветы.

— Одуванчики хотели поглядеть на меня, да? — спросил Хоботок.

В кустах сирени прыгали воробьи и радостно чирикали:

— Ишь ты! При-шла!

— Чу-у-дно! Чу-у-дно! — посвистывали скворцы на верхушке каштана.

— Кто пришла? — спросил Хоботок. — Почему чудно? Кто тут бродит?

Сийм понял, что это все та же невидимка, это она гладила ему волосы, когда он спал.

— Пускай бродит, — сказал Сийм, присел на корточки и стал гладить стебельки травы.

Хоботок стал гладить одуванчики. Когда их гладишь, они хохочут во весь рот. Травинки не хохочут, они только тихо хихикают.

Хоботок нашел тот самый кусок коры, под которым они осенью искали гусеницу. Он сказал:

— Сийм, давай посмотрим, вдруг гусеница сегодня дома. Они дружно перевернули кору и в один голос воскликнули:

— Ой!

Под корой устроили себе жилище муравьи. А теперь они бегали с растерянными лицами и не знали, что делать.

Сийм быстро положил кору на место и сказал с раскаянием:

— Мы разрушили их дом.

Хоботку стало всерьез жаль муравьев. Он бы хотел всех их погладить по голове. Но это ему не удавалось. Как только он дотрагивался до муравья, муравей тут же взбирался на его хобот и бежал по нему вверх.

Вскоре Хоботок весь был облеплен муравьями. Он стал от них прямо пестрым. Сийм испугался за Хоботка и принялся его поучать:

— Ты стряхни муравьев, а то они укусят тебя.

Но Хоботок и не думал стряхивать. Наоборот, он стоял, не шелохнувшись, чтобы не мешать муравьям. Они емустрашно понравились.

— Знаешь, Сийм, — сказал он с гордостью, — знаешь, почему муравьи забрались на меня? Потому что они любят меня, потому что они мои сыночки. Раньше у меня не было ни одного сыночка, а теперь их много-много. Смотри, какие у них хорошенькие малюсенькие ножки! Ни у кого нет таких хорошеньких малюсеньких ножек!

Когда муравьи изучили со всех боков своего новоиспеченного папашу, они сползли с него и пошли приводить в порядок свой дом.

Все новые и новые травинки выставляли нос из земли и, стоило им увидеть этот сияющий мир вокруг себя, как они от изумления тихо присвистывали. Одуванчики раскрывали с нежным шелестом все новые и новые бутоны. Наверху не прекращалось странное пощелкивание и еще более странное гудение.

Сийм задрал голову, и что он увидел? Почки на каштане, которых было видимо-невидимо, с щелканьем лопались: щелк да щелк, щелк да щелк.

В воздухе летали мухи и букашки, и еще одни букашки и оса. Но это была хорошая оса, она не стала жалить Сийма, она и не взглянула сердито в его сторону. И еще в воздухе летал какой-то белый пух, будто бы перемололи белое облако и высыпали с неба.

Сийм потрогал пальцем землю, потрогал корень дерева, потрогал маленький камешек. Земля была теплая, корень был теплый, камешек был теплый. Сандалетка Сийма была теплой от солнца, и Сийм тоже был теплый.

Сийму было так хорошо, что глаза сами собой закрывались. Вдруг он услышал крик Хоботка:

— Кыш! Кыш! Уходи!

Сийм увидел, что Хоботок размахивает хоботом около корня дерева. А по корню рысцой бегает взад-вперед испуганная сороконожка. Она тоже вылезла из-под камня, чтобы погреться на солнышке. Но как только она взобралась на корень, откуда открывался красивый вид на окрестность, ее заметил Хоботок. Он испугался, что она хочет обидеть его сыночков, и поднял страшный крик. Бедная сороконожка со страху перепутала все свои ноги. Прошло много времени, прежде чем она сдвинулась с места. На лице у Хоботка появилась блаженная улыбка: он сумел защитить своих сыночков.

В честь первого теплого дня божья коровка совершала вокруг каштана фигурный полет. Она видела, как трогательно заботится Хоботок о маленьких муравьях, и решила приземлиться на его широкой мягкой спине. Хоботок тут же объявил Сийму:

— Божья коровка тоже мой сыночек. А то у меня совсем нет пятнистого сыночка.

Но это еще было не все! В воздухе затрепетало что-то очень пестрое и очень красивое — и Хоботку на кончик хобота опустилась бабочка.

Вы бы видели эту картину! Хоботок от гордости чуть не лопался — пока бабочке не вздумалось начать прихорашиваться. Когда она стала чистить свои лапки и крылышки, с них посыпалась цветочная пыльца и залетела Хоботку прямо в нос. В носу у него защекотало, но он побоялся чихнуть, чтобы не спугнуть бабочку. Как он ни задерживал дыхание, ни морщил хобот и ни вращал глазами, все же под конец раздалось мощное "ап-чихх".

Воробьи с криком разлетелись, а у одного скворца свист застрял в горле, и он закашлялся. И только бабочка как ни в чем не бывало продолжала наводить красоту.

Это говорило о том, что Хоботок ей понравился всерьез.

— А бабочка тоже твой сыночек? — спросил Сийм.

— Какой ты несообразительный, — ответил Хоботок. — Разве сыночки бывают такие пестрые? Эта бабочка — моя тетя. Хочешь, я разрешу ей посидеть и на твоем носу?

Сийм не захотел. Ему сейчас хотелось только одного — чтобы все эти звуки, краски, запахи и тепло навсегда остались с ним, на этой маленькой зеленой лужайке, под большим деревом.

Сийм увидел перед собой на земле две тени. Тут же раздался мамин голос:

— Сийм, не пора ли тебе домой?

Папин голос спросил:

— Тебе нравится, что пришла весна?

Хоботок вмиг забыл про своих деток и спросил:

— Какая весна? Где весна? Я тоже хочу взглянуть на весну!

А Сийм все понял: эта фея-невидимка, которая витала вокруг, лаская всех, и была сама весна.

Мама сказала папе:

— Пожалуйста, сними сверху чемодан. Скоро подъедет автобус.

Папа сказал:

— Мне хватит и рюкзака. Какой смысл тащить с собой пустой чемодан? Мне в него нечего класть.

— Как это нечего? — удивилась мама. — А вещи Сийма, а твой пиджак, а белую рубашку? В рюкзаке они ужасно помнутся. Да, и еще кекс…

Папа хотел что-то сказать, но вспомнил, что препираться с мамой некрасиво, и промолчал. Только слегка поморщился.

Сийм сказал:

— Я устрою Хоботка у себя на коленях. Его паковать не нужно.

— Нет, сынок, — сказала мама. — На этот раз Хоботок останется дома.

— Почему? — воскликнули Сийм и Хоботок в один голос.

Мама ничего не ответила. Ей было некогда. Она укладывала вещи. Папа не укладывал, поэтому он ответил:

— Хоботок останется развлекать маму. Мама очень расстроится, если ее одну оставят дома.

— А я расстроюсь, если должен буду ехать без Хоботка! — воскликнул Сийм.

Мама перестала паковать вещи и сказала:

— Сийм, ты уже большой мальчик и тебе просто не к лицу возить с собой игрушки.

— Нет, я еще не большой, — крикнул Сийм.

— Тогда папа не может взять тебя с собой. Маленьких детей не берут с собой так далеко на несколько дней.

Сийм немного помолчал, а потом чуть слышно произнес:

— А я все равно поеду.

— Тогда самое время собрать свои кубики, чтобы они не остались валяться посреди комнаты.

Сийм с поникшей головой потопал в свою комнату. Хоботок, как тень, скользнул за ним. Сийм принялся собирать кубики. Хоботок встал перед ним, заглянул ему в глаза и очень грустно спросил:

— Сийм, неужели ты оставишь своего маленького дорогого сыночка? Разве я оставлял тебя, когда ездил в Пярну?

У Сийма кубики выпали из рук. Сердце его сжалось при мысли, что их дружба с Хоботком, которая становилась все крепче с каждым новым похождением, должна сломаться именно сегодня, когда они провели вместе свой самый чудесный день? Нет, этого не должно случиться!

Сийм был уже готов отказаться от поездки, отказаться от всего на свете, только чтобы не расстраивать своего дорогого Слоняйку. Он как раз хотел об этом заявить, как в дверях появился папа и воскликнул:

— Хоботок, ну ты тоже хорош! Упрекаешь Сийма, что ему не жалко оставлять тебя одного, а что ты сам-то делаешь? Ты подумал о своих сыночках? Как у них будет болеть душа, если ты оставишь их беззащитными на три дня? Ты подумал, какие горькие слезы будет лить божья коровка, если не найдет под каштаном твоей мягкой спины, чтобы приземлиться? А на чей нос опустится бабочка расправлять свои крылышки?

Хоботка это сразило наповал. Он глубоко задумался, и надолго. Он думал-думал и пришел к печальному выводу:

— Ну вот, снова меня приперли к стенке! Если я буду хорошим и послушным, то не попаду в Пярну. А если буду капризничать и добьюсь, чтобы меня взяли в Пярну, то я плохой и неразумный. Что же мне делать? Хоть бы одна хорошая мысль пришла!

И тут как раз подвернулась пушистая, как одуванчик, мысль. Она услышала, как слоник ее зовет, прискакала и бойко сказала:

— Выше голову, малыш! Ты все время забываешь, что ты только с виду немного смешной Хоботок. На самом деле ты умный Слоняйка, который из любого положения находит свой выход. Нытьем делу не поможешь, надо действовать!

За папой приехал маленький автобус. В автобусе сидели незнакомые дяди. Сийм узнал только дядю Ээро. Он сидел на заднем сиденье. Папа подсел к дяде Ээро, а Сийма усадили между ними. Это было очень хорошее место: когда Сийм хотел посмотреть из правого окна на лошадь, он садился на колени к папе, а когда из левого окна хотел посмотреть на большую машину, садился на колени к дяде Ээро. А еще он мог опираться ногами на чемодан, который поставили прямо перед ним.

Когда проезжали мимо молодого березняка, папа сказал:

— Как мы, горожане, далеки от вечного круговорота природы. Мы не сеем и не жнем. Купаться можем зимой в бассейне, а загорать под кварцевой лампой. И все же березки с нежными листочками трогают меня больше, чем любое произведение искусства.

Дядя Ээро наклонился вниз, задрал правую штанину, стряхнул с ноги муравья и сказал:

— Вот и я смотрю, один гонец весны совершает свой круговорот на моей ноге.

— Да, ты можешь выставить природу за дверь, а она влезет в окошко, — победно сказал папа.

Дядя Ээро смахнул с полы своего пиджака другого муравья. Вдруг он удивленно воскликнул:

— Послушай-ка, по-моему, эта природа лезет из твоего чемодана! Ты взгляни объективно.

Папа взглянул — действительно, из-под крышки чемодана вылезали один за другим муравьи. Некоторые возвращались в чемодан обратно, а некоторые пускались в дальнее путешествие.

— Да, — согласился папа, — на этот раз ты прав. Возьми-ка парня к себе на колени, а я расследую это дело.

Сийм успокоил папу:

— Это хорошие муравьи. Они никого не трогают.

Дядя Ээро приблизил свой рот к самому уху Сийма и сказал шепотом:

— Ты с ними лично знаком?

Сийм тоже приблизил свой рот к самому уху дяди Ээро и еще тише прошептал:

— Да, это сыночки Хоботка. Некрасиво уезжать в Пярну и оставлять своих сыночков одних.

Папа раскрыл чемодан. Сверху лежала его белая рубашка. По ней носились муравьи. Папа приподнял пиджак — под ним оказался Хоботок. По его спине и бокам бегало особенно много муравьев. Они выползали из бумажного кулечка, который был зажат между его передними ногами.

Хоботок беспокойно зашевелился. Ему приснился плохой сон, будто он очутился в чужом чемодане и какой-то чужой дядя увез его в чужую страну.

— Здравствуйте, — воскликнул папа, — вот так история!

Тут Хоботок проснулся, вскочил на ноги и испуганно спросил:

— В чем дело? Где я?

Но увидев знакомые лица, он успокоился и хотел было залезть в свою нору обратно, но не тут-то было. Ему пришлось пережить еще один испуг.

— Пожалуйста, остановитесь на минуту, — крикнул папа водителю автобуса.

Автобус остановился.

Папа вышел с раскрытым чемоданом на обочину дороги и стал перекладывать в чемодане вещи. Каждый предмет он тщательно вытряхивал и откладывал в сторону. Дяди в автобусе смеялись и с любопытством поглядывали на Сийма. Сийм же еле сдерживал слезы: что станет с его любимым Хоботком?!

— Папа не должен оставлять тут Хоботка одного, — сказал Сийм дяде Ээро. — Хоботок один не сумеет вернуться домой.

Дядя Ээро успокоил Сийма:

— Папа не оставит Хоботка. Он только ссадит с автобуса муравьев. Муравьи не любят ездить на автобусе, они оседлые, потому. Вот кочевые муравьи — другое дело. Они с удовольствием ездят даже на мотоцикле.

— Ну тогда ничего, — сказал Сийм. Он немного успокоился, но не совсем.

Папа стал укладывать вещи в чемодан. Все они вернулись на свои старые места … А как же Хоботок? Что же это такое?! Папа закрывает чемодан, а … Хоботка несет с собой в руках!

Окончательно Сийм успокоился лишь тогда, когда папа усадил Хоботка к Сийму на колени и автобус тронулся.

У папы почему-то было кислое лицо. Он открыл окно и стал в него смотреть. Сийм тоже сделал кислое лицо. Но Хоботок не сделал. Он сказал:

— Муравьи малюсенькие, они не могут зараз так много ездить. В другой раз они опять немного проедутся. А я могу ездить далеко-далеко, потому что я большой и у меня теперь тоже сыночки!