Хочу отдохнуть от сатиры…

У меня серьезный папа —

Толстый, важный и седой;

У него с кокардой шляпа,

А в сенях городовой.

Целый день он пишет, пишет —

Даже кляксы на груди,

Подойдешь, а он не слышит,

Или скажет: «Уходи».

Ухожу… У папы дело,

Как у всех других мужчин.

Только как мне надоело:

Все один, да все один!

Но сегодня утром рано

Он куда-то заспешил

И на коврик из кармана

Ключ в передней обронил.

Наконец-то… Вот так штука.

Я обрадовался страсть.

Кабинет открыл без звука

И, как мышка, в двери – шасть!

На столе четыре папки,

Все на месте. Все – точь-в-точь.

Ну-с, пороемся у папки —

Что он пишет день и ночь?

«О совместном обученье,

Как вреднейшей из затей».

«Краткий список книг для чтенья

Для кухаркиных детей».

«В Думе выступить с законом:

Чтобы школ не заражать,

Запретить еврейским женам

Девяносто лет рожать».

«Об издании журнала

„Министерский детский сад“.

„О любви ребенка к баллам“.

„О значении наград“.

„Черновик проекта школы

Государственных детей“.

„Возбуждение крамолой

Малолетних на властей“.

„Дух законности у немцев

В младших классах корпусов“.

„Поощрение младенцев,

Доносящих на отцов“».

Фу, устал. В четвертой папке

«Апология плетей».

Вот так штука… Значит, папка

Любит маленьких детей?

Благодарю Тебя, Создатель,

Что я в житейской кутерьме

Не депутат и не издатель

И не сижу еще в тюрьме.

Благодарю Тебя, могучий,

Что мне не вырвали язык,

Что я, как нищий, верю в случай

И к всякой мерзости привык.

Благодарю Тебя, Единый,

Что в Третью Думу я не взят, —

От всей души, с блаженной миной,

Благодарю Тебя стократ.

Благодарю Тебя, мой Боже,

Что смертный час, гроза глупцов,

Из разлагающейся кожи

Исторгнет дух в конце концов.

И вот тогда, молю беззвучно,

Дай мне исчезнуть в черной мгле —

В раю мне будет очень скучно,

А ад я видел на земле.