Вежливый голос стюардессы вырывает меня из недолгого забытья. Самолёт, которым я решила воспользоваться для скорейшего возвращения в родной город, не смотря на всю мою нелюбовь к воздушному транспорту, заходил на посадку. Всех попросили отключить телефоны и пристегнуться.
- Ох, сейчас трясти начнёт! - начинает паниковать сидящая сзади полноватая женщина, вызывая у своего спутника тяжёлый вздох.
- Ты всю дорогу тряслась и ждала, что мы начнём падать! Сейчас посадка, чего уже истерить? Зачем ты вообще согласилась на самолёт? Ехали бы поездом! - ворчит он, не сдерживаясь.
- Так поездом четыре дня ехать, а Леночку выписывают с малышом уже через три... Как же мы? Не встретим? - в тихом женском голосе звучит непонимание.
- Ну, вот видишь? Зато буду внуку рассказывать, что его бабка, ради того, чтобы его встретить, даже в самолёт залезла! - подшучивает мужчина и становится понятно, что он не злой, а просто устал и переживает.
И мои злые мысли, что приземлилась бы эта дама разок в военном транспортнике и тогда бы точно знала, как начинает трясти, когда пилотам нужно сажать борт, а условий для этого ноль и хорошо, если не стреляют, исчезли. Я тоже не злая, просто нервничаю и устала. И тоже не люблю самолёты. Но я тоже переживаю за близких.
За единственных моих близких в целом мире! Подруги, что стали ближе сестёр. Зарина и Кира. Отобрав у меня всё, что только можно, судьба взамен преподнесла мне сразу двух сестёр. Два родных сердца, две мои родные души. Только ради них я возвращалась в город, из которого бежала в страхе и панике восемь лет назад.
Сначала Зарина вышла замуж и, по иронии судьбы, не иначе, переехала жить в город, что когда-то был моим родным. А потом и перебравшаяся поближе к подруге Кира оказалась здесь же.
Окончив мединститут, я подписала самое адское распределение из всех возможных, но зато сулившее и опыт, и практику, и максимально лишённое подковёрных игр прохождение интернатуры. Пока дочки и сыночки главрачей всех мастей, а также их племянники и прочие соседи, ждали, кому какое распределение принесут в клювике заботливые родственники, я заключала контракт и поковала вещи для переброски к месту прохождения практики.
И я всерьёз думала, продлевать ли контракт дальше, когда мне позвонила в панике Зарина, сообщив, что Кира в очередной раз пропала. Понимая, где и в каких условиях я нахожусь, девочки старались меня не тревожить. В основном звонила или писала я, когда выдавалась такая возможность. Понимала я и то, что раз Зарина рассказывает мне о проблемах, значит ситуация уже серьёзная. И что значит "снова пропала"?
Меня тогда охватила паника, а когда я вытрясла из Заринки всё, что они обе от меня скрывали, у меня волосы на голове зашевелились! Всегда тихая и рассудительная Кира умудрилась связаться с местным бандитом, одним из главарей местных группировок. Нет, официально он был бизнесменом, но сути это не меняло. Фактически, городом и близлежащими окрестностями правили именно такие "бизнесмены".
Территории давно были разделены между кланами или родами, как они сами себя называли, потому что в основе каждого такого клана были семьи. И все взаимоотношения внутри строились на строгом подчинении младших старшему.
За фасадом современного мегаполиса пряталось настоящее дремучее средневековье, где люди делились на наших и на чужаков. Чужаки были расходным материалом, они не защищались законами и традициями. Я усмехнулась своим собственным мыслям. Законы! Ещё бы обозвали свои дикие порядки конституцией, чего уж там.
И вот в это болото, от которого за версту несло гнилью, умудрилась вляпаться Кира. Всегда тихая, с мягкой улыбкой и спокойным голосом. Кира, которая зла за свою жизнь никому не причинила, которая ходила в дом престарелых, чтобы помогать ухаживать за стариками. Не на подработку, а потому что некому.
И хотя к моменту, когда самолёт, на котором я возвращалась, приземлился в аэропорту моего родного города, Кира уже нашлась, и своё исчезновение объяснила переживаниями и сложностями, связанными с беременностью, я чувствовала, что не всё так просто в этой истории.
Зарина писала, что Киру очень часто видят в городе с её мужем, что он заботлив и внимателен, что она всегда окружена охраной, неприятное чувство, что нам показывают хорошо отыгранный спектакль, пряча беду, в которую попала Кира, не проходило и не давало покоя. К сожалению, у меня было своё тёмное прошлое, о котором никто не знал, и именно из-за него я не верила тому, в чём меня пытались убедить.
- Скажи, Зарина, а этот Агиров Киру назвал женой официально? По паспорту? Или по вашим законам в дом ввёл? - спросила я Зарину во время последнего разговора.
- Я знаю, что ты хочешь сказать, Ксан. И сначала сама так думала, тем более, что сначала только роспись была, на которой никого кроме жениха и невесты не было. - Делится сомнениями Заринка. - Но ты бы видела, какая сейчас Кира ходит, вся светится! И в дом её Сабир ввёл как положено, его дед за невесту внука откупался, в своём доме принял. Если бы ты видела, какими горящими глазами на Киру муж смотрит...
- Вот приеду и посмотрю! - отрезала я.
Мне ли не знать, как сильно отличается то, что показывают тебе, и что в это время говорят своим. Я не хотела обижать Зарину, но...
В мои восемнадцать я поверила в сказку, возвращение в реальность было жестоким. Тот, без кого я и жизни себе уже не представляла, смотрел на меня глазами полными восхищения, голода и желания, с гордостью. Но в это же время, не отводя от меня взгляда, говорил сидящим с нами за одним столом мужчинам, что не стоит его будущей жене знать о каждой девке, что метит в его постель.
Его друзья и братья невесты смеялись и просили дать "игрушку" им. Они же, мол, уже почти родственники, чего жадничать. Девкой и игрушкой была я, ничего не знавшая о наличии невесты и уготованной любимым для меня судьбе.
- Моя! - твердил он, наматывая мои волосы на свой кулак. - На сторону посмотришь, убью! Клянусь!
- Моя! - шептал он же, смешивая поцелуи с укусами. - Убью любого, кто обидит! В крови утоплю.
- Пока не родственники, после свадьбы вернёмся к этому вопросу. - Говорил он в тот вечер таким же как и он скотам, продолжая мягко улыбаться мне.
Забавная ситуация. Сбегала я из дома с одной сумкой и возвращаюсь с двумя чемоданами. Большими, объёмными... Но всё равно, не много я смогла накопить за прошедшие годы. Все как-то больше переводила в деньги и на счет. Ну, какие вещи в казарме? В результате, на счету сейчас более, чем приличная сумма, даже с учётом предстоящего ремонта и смены мебели.
Созвонилась с девочками, нужно им сообщить, что я приехала. И конечно, решили собраться уже сегодня. Другого я и не ожидала. Только вот Кирины слова, что она попросит мужа её отпустить на вечер, неприятно царапнули, всё больше убеждая меня в правильности сделанных мною выводов.
В ожидании вечера разложила вещи. Несколько раз замирала у входа в мамину комнату, но когда занять себя стало нечем, я всё-таки повернула ручку. Тяжёлые двойные бархатные шторы почти не пропускали света. Кровать, две тумбочки и несколько шкафов. Здесь ничего не изменилось с того дня, когда мама вышла отсюда и больше никогда не вернулась.
Открываю один из шкафов, здесь на третьей полке стоят несколько одинаковых фотоальбомов. Коричневая тисненая кожа и металлические уголки. Решила, что надо будет показать их девочкам. Нагрузила стопкой и понесла в большую комнату.
Верхний альбом зацепился уголком за стену и упал. А когда я его подняла, то пальцы наткнулись на уплотнение под обложкой. Привычные к прощупыванию в поисках воспалений и уплотнений пальцы даже без контроля с моей стороны, определили под кожей обложки прямоугольник.
Письмо? Документ или фотографии? Те, которые хранить было нельзя, а выкинуть мама не смогла? У матери было достаточно тайн, о которых она молчала до самой смерти.
Аккуратно надрезать кожу и вытащить завернутые в пергамент фотографии оказалось делом нескольких минут. С фотографий на меня смотрел высокий, широкоплечий, крупный мужчина с черными коротко стрижеными волосами и тёмно-карими глазами. Точно такими же, как и у меня.
- Ну, здравствуй, как я понимаю, Рахман Шаркизов. Папой звать не буду, уж не обессудьте! - говорю вслух, и иду в комнату.
Найденные фотографии я рассматриваю очень внимательно. Того, кто был моим отцом, я видела впервые, а узнала о его существовании и вовсе, когда мне было восемнадцать.
Моя мама была стоматологом. Работала она всю жизнь на одном месте, у неё были десятки, если не сотни клиентов, что шли только к ней, репутация очень строгого, порядочного и ответственного человека и специалиста, и внебрачный ребёнок. То есть я.
На тех фото, что я нашла, рядом с мужчиной была и мама. Такой счастливой и светящейся я её не знала, никогда не видела у неё такой улыбки. Мне всегда казалось, что мама может улыбаться только уголками губ. Жили мы вдвоём, на девятом этаже, в трёхкомнатной квартире. В хорошо обставленной квартире, никогда не голодали и что такое пустой холодильник я никогда не знала. Несколько раз в год на месяц-полтора к нам приезжала Халила Омаровна. Наверное, до моих лет шестнадцати, а потом пропала. Она была очень добра ко мне, учила своему языку, всегда очень радовалась моим успехам и заступалась за меня перед матерью.
- Что ты хочешь? У девочки хорошая, горячая кровь! - оправдывала она меня, когда мама отчитывала меня за очередную драку.
У моей мамы, блондинки с ярко-голубыми глазами, родилась я, темноволосая, кареглазая и смуглокожая дочь. Как я позже узнала, Халила Омаровна была моей бабушкой, матерью моего отца. И, по словам матери, я была очень на неё похожа.
Сама я запомнила бабушку, ну как бабушку, я всегда считала её кем-то вроде очень доброй ко мне феи. Всегда накрашена так, чтобы подчеркнуть и без того красивые глаза, всегда с причёской. Одета словно на картинке в журнале. И словами матери о моём сходстве с Халилой я гордилась.
Потом она пропала, и сколько я её не ждала, она не приезжала. Видно возраст... И это мой единственный повод для сожалений о том, что я не знакома с отцом и его роднёй. Я не смогла её проводить, если она умерла, и никогда не смогу навестить.
Со стороны мамы у меня родни не было. Сама мама выросла, как она говорила, в ведомственном интернате, её родители были нефтяниками и работали вахтами. Однажды они просто не вернулись. Добросердечная директриса интерната дотянула девочку до восемнадцати лет, оставляя её в своем учреждении лишних полгода и не переводя в муниципальный детский дом. Она же помогла маме воспользоваться квотой и поступить в медицинский.
Так что я стала уже вторым поколением медиков в семье. А вот любые расспросы об отце матерью жестко пресекались.
- Его нет. - Отвечала она и уходила из комнаты.
Выросла я, считай, что у мамы на работе, и кроме как врачом никем себя даже и не представляла. Меня завораживали скальпели, шприцы... Возможность стать немного круче обычного смертного человека, избавляя от боли или спасая жизнь.
Мамин диагноз, прозвучавший громом за несколько недель до моего восемнадцатилетия, стал последним переломным моментом. Я окончательно уверилась, что моя жизнь будет, не просто связана с медициной, я выбрала специализацию. Хирургия.
Маму можно было бы спасти, если бы её болезнь вовремя обнаружили и прооперировали. Но слово "неоперабельно" звучало приговором. Мама сгорала буквально на глазах.
После лекций в нашем мединституте, куда я поступила без проблем, я бежала к ней в больницу. Я боялась оставлять её одну, была уверена, что пока я рядом, она жива и будет жить. Детское, наивное самоубеждение.
Тот разговор состоялся на мой день рождения, мои восемнадцать лет.
- Ты очень красива. Халила Омаровна была права, говоря, что кровь не спрячешь. Ты яркая и всегда будешь привлекать внимание. - Тихо говорила мама. - Осторожнее, девочка. Красота это не всегда достоинство, а слова слишком отличаются от дел. Не сгори, как я.
- Мам, ты о чём? - не сразу поняла я.
- Я, как и ты, училась, ещё и подрабатывала в библиотеке института и была одна. - Начала мама, а я затаила дыхание, сообразив, что сейчас я услышу наконец-то про отца. - Единственный раз, когда я пошла со всем курсом в кафе, это был студенческий экватор, зимняя сессия третьего курса. Кафе выбирали, где подешевле, в результате оно было не самым благонадежным. Один из сокурсников выпил лишнего и попытался зажать меня в туалете, а получив отказ, разозлился. Когда я уходила после этого инцидента, я видела, что он стоит и разговаривает с какими-то мужчинами, что тоже гуляли в этом заведении. Он меня окрикнул, но я послала его к чёрту и пошла на выход, не придав этому значения. А зря. Я еле успела пройти пару метров, как те мужики меня нагнали, схватили и попытались затащить в машину. Я кричала, вырывалась и просила о помощи. Но мои однокурсники только стояли и ржали, наблюдая за происходящим.
- Оставили девочку. - Вдруг раздался спокойный голос.
- Мы заплатили...
- С того, кому платили, с того и спросите. - Так же спокойно ответил им мужчина.
Воспоминания, которые я успешно давила в своей памяти, словно решили отыграться за все эти годы, стоило мне переступить порог маминой квартиры. До сих пор она для меня мамина. Как будто я так и не смирилась с тем, что хозяйка всего этого я.
Когда мамы не стало, я вдруг столкнулась с тем, что мне нет необходимости вступать в наследство. Квартира была переоформлена на меня, мама была лишь опекуном имущества до моего совершеннолетия. Единственный счёт, тот самый о котором говорила моя мама, вообще изначально был оформлен на моё имя. Деньги у мамы хранились в валюте и дома. Всё имущество, всё, что требовало подтверждения права собственности, вот просто вообще всё давно было переоформлено на моё имя.
У меня тогда появилось странное ощущение, что мама просто поставила себе цель, дотянуть меня до восемнадцати лет, чтобы я не оказалась под угрозой попадания в детский дом, как она сама в своё время. Словно с того момента, как она узнала правду о моём отце, она не жила, а просто доживала, давая мне шанс родиться и вырасти.
Мама была медиком и не обманывалась по поводу своих перспектив. С какой-то пугающей циничностью и злой иронией она сама подготовила свои собственные похороны. Мне оставалось только подтвердить произошедшее и оплатить счета. У нас с мамой никого не было. Пришли только её коллеги, чтобы проводить.
Я тогда ходила словно окаменевшая, горло сводило до боли. Состояние непонимания происходящего, невозможность поверить, что я теперь одна. Через несколько дней после похорон, я пришла к маме на кладбище. Вся её могила была засыпана ярко-алыми розами. Как последнее прости от мужчины, ставшего причиной её нежелания жить.
Но даже сейчас у него не нашлось времени и желания увидеть меня, поговорить. Просто появись отец в то время на пороге, даже молча, без каких-либо объяснений, просто дай он мне возможность спрятаться от произошедшего, отдышаться за его спиной, и я никогда бы его не упрекнула в его отсутствии в моей жизни. Уверена, что была бы послушной и любящей дочерью. Просто за то, что он появился, что не дал утонуть в этом болоте. Даже выгодный для него брак с незнакомым мне мужчиной, который для меня предполагала мама, меня бы не напугал!
Но мой отец предпочёл отделаться букетом на могилу моей матери. Именно тогда я поняла, что отца у меня действительно нет, я осталась одна. Помню, что именно в тот момент, меня как прорвало. Я рыдала рядом с маминой могилой, сидя прямо на земле, не обращая внимания на холод.
- Девушка, вставайте, ну что ж вы так! Конец сентября, застудитесь же! - поднимал меня какой-то мужчина, видимо тоже пришедший навестить кого-то.
Тот период был для меня странным. Я вроде жила, что-то делала, с головой ушла в учёбу, хотя и до этого считалась сильной студенткой. В тот момент, учёба была единственной соломинкой, позволившей мне не сойти с ума.
На носу была промежуточная аттестация, плюс на втором курсе уже шли достаточно сложные дисциплины Первые три курса вообще считаются самыми сложными по загруженности и интенсивности. Предметов было много, предстояло сдавать гистологию, анатомию, медицинскую биологию, паразитологию, основы психологии. В расписании аттестации стояли английский и латинские языки, химия и даже физика.
Но главным предметом, конечно, оставалась анатомия. Начиная с первого курса, мы последовательно изучали строение костного скелета человека, связки, мышцы, внутренние органы, кровеносную, лимфатическую и нервные системы. Нам даже на первом курсе позволено было бывать в анатомической комнате, в которой можно было наглядно изучить особенности строения органов человека.
Но самым тяжёлым для меня предметом была гистология. Наука, изучающая строение организма на самом мельчайшем, клеточном уровне. И вот сейчас мы должны были отчитаться по этим предметам за весь первый курс и начало второго.
Помимо горы учебников и собственных конспектов был и ещё один источник знаний. Конспекты студентов отличников со старших курсов. За ними охотились, их добывали, да даже воровали друг у друга. Мне несказанно повезло.
Одна из отчисляющихся девочек со старших курсов отдала мне несколько конспектов, доставшихся ей от кого-то. Моя ахиллесова пята, гистология, в конспектах неизвестной мне Алины, была расписана настолько понятно и просто, что те вопросы, над которыми я сидела часами, понимались, чуть ли не как само собой разумеющееся.
Засидевшись допоздна в читальном зале институтской библиотеки, только по пути домой я вспомнила, что дома холодильник не только пустой, но и чисто вымытый стоит размораживается. Время было позднее, ближайшим работающим магазином был большой супермаркет с той стороны небольшого парка. И хотя я очень не любила в него ходить из-за того, что приходилось проходить через дом, а там проходными были только два подъезда, и переходить через оживлённую дорогу, пришлось идти именно в него. Но деваться было некуда, и, не смотря на тёмное время суток, я отправилась в магазин.
Домой решила не заходить, чтобы не делать крюк, поэтому так и шла с конспектом в руках. Пешеходный переход здесь был расположен очень неудачно, почти сразу после поворота, и сколько не просили местные жители, "зебру" никто так и не переносил. Я несколько раз посмотрела по сторонам и прислушалась, не слышно ли машины. И это не я была такая особенная, это у нас было отличительной чертой местных, прислушиваться, прежде чем выходить на переход. Благо, что в это время движение уже стихало.
Не услышав ничего подозрительного, я смело пошла по зебре, точнее даже побежала, пока никого нет. Откуда взялась та тёмная машина, я не поняла, только что ничего не было, и уже визг покрышек от резкого торможения, мой вскрик, звук удара, машина хоть и вильнула в сторону, но всё равно зацепила меня. И полетевший в лужу конспект! Вот это было самым страшным из всего произошедшего! Конспект неведомой мне Алины, был просто моим спасением!
- Мой конспект! - поковыляла я, прихрамывая к краю лужи, надеясь спасти хоть часть записей.
- Эй, с тобой всё в порядке? - выскочил из машины молодой парень, едва ли сильно старше меня самой.
- У меня? Нет! Не в порядке что-то с тобой! Ты какого так летел? Там, между прочим, стоит куча знаков предупреждения! И ехал ты явно не двадцать километров в час, как там указано! - махнула я рукой в том направлении, откуда он появился.
Три дня спустя, сдав последний из необходимых для прохождения аттестации предмет, я полюбовалась на свою фамилию в списке успешно все сдавших и допущенных к сессии студентов, и решила, что я заслужила для себя небольшое баловство.
Я уже почти дошла до ступенек проходного подъезда, неся в руках торт "Прага", который просто обожала, когда меня кто-то дёрнул за руку, резко останавливая.
- Алин, ты не слышишь что ли? Зову, зову... Я тут уже скоро пропишусь, наверное, всё тебя высматриваю! Последняя надежда была, что уж сегодня точно появишься, ты же говорила, что через три дня. - Тут он соизволил обратить внимание на перевернувшуюся во время падения коробку с тортом, которую я рассматривала и размышляла, чем бы таким стукнуть этого неугомонного. - Я так понимаю, что ты сдала? Отметим?
- Да я вот собственно собиралась! - цежу сквозь зубы. - Пока один хвостатый не решил, что тортик мне вредно! Ты что здесь делаешь, а?
- Тебя жду, сказал же. Постоянно сюда приезжаю, думал, увижу. С утра сегодня не смог, а сейчас вовремя успел. Зову тебя, а ты ноль внимания. - Я припомнила, что кто-то громко и несколько раз звал Алину, но не обратила внимания. - И тортик, между прочим, есть одной действительно вредно, а праздновать одной ещё вреднее! Растолстеешь, придётся на ухажёров внимание обращать. А то привыкла, поди, что за тобой бегают, идёшь даже не оборачиваешься.
- Какие ещё ухажёры? Слушай, ну чего ты ко мне прицепился? - поднимаю я коробку, благодаря заботе продавца, крепко её перевязавшему не смотря на мои отнекивания, торт не вывалился на дорогу. - То конспект, то теперь торт. Стирка твоего свитера была одноразовой и вынужденной акцией, так что если привёз своё барахло, вези обратно.
- Да ничего с тортом не случилось. - Улыбается он, словно ничего не произошло.
- Да, конечно! Смотри! Весь поломался! - я искренне возмутилась порчей любимого лакомства.
- И что? Так ты, оказывается, правильно кушать торты не умеешь? Сейчас я тебе покажу как надо. - Он забрал у меня коробку, а меня схватил за руку и потащил к своей машине.
Моя ладонь в его руке буквально утонула. А ещё я почувствовала мозоли на межпальцевых бугорках. И если мышцы можно накачать, то вот кисти рук или крупные изначально, от рождения, или живите, с какими есть. Вот у Тигры кисти рук были очень крупными, раза в два - два с половиной больше моих. И вырваться из этой клешни с моими силёнками было просто невозможно. Да и успевать за широкими шагами неожиданно нарисовавшейся настырной проблемы было проблематично.
- Куда ты собрался меня везти? Я никуда с тобой не поеду. - Начала нервничать я, когда он посадил меня на заднее сидение своей машины.
- Не паникуй. Обещаю, верну обратно и даже сегодня. Бояться тебе нечего, не трону. - Хмыкает он, глядя в зеркало заднего вида. - Я девок не заставляю, сами бегут.
- Вот и я бежала, только мимо. К себе домой! Никого не трогала. У меня одной вопрос, что я делаю в твоей машине, едущей в неизвестном мне направлении? - огрызнулась я.
- Хорошо, признаюсь. Ты единственная, которую я буду заставлять. - Сверкает он зубами. - Вот сейчас заставлю тортик кушать. Поверь, таким страшным извращением я буду заниматься впервые.
Он ненадолго останавливает машину рядом с кафе, в которое забежал на несколько минут. Правда, уходя, забрал ключи и заблокировал двери машины. Вернулся он с каким-то свёртком. А потом мы просто куда-то ехали на слишком высокой на мой взгляд скорости. Волноваться я начала, когда поняла, что мы почти выехали из города.
Но уже вскоре машина, наконец, остановилась. Мы приехали на берег реки, русло здесь красиво изгибалось и пряталось в крутых берегах, заросших уже старыми деревьями. Стволы многих я даже не смогла бы обхватить. Пока я осматривалась, Тайгир постелил на бревне мягкую подкладку, присмотревшись, я узнала одну из тех, что привязывались на стулья и скамьи в "Ассорти". Чуть позже заметила и соответствующую надпись. Следующей появилась детская табуреточка из того же кафе. Тайгир ловко прикрутил ножки и поставил её перед бревном, превратив в маленький столик. Пледам, которые выдавали посетителям кафе летом, когда работала веранда, я уже не удивилась.
Потом появился большой термос, уже видно из имущества самого Тахмирова, и две большие ложки. Мне вручили пластиковую походную кружку из одного комплекта с термосом, себе Тайгир налил в крышку от термоса.
- Ну, поздравляю со сдачей всей той мути, что была в твоём конспекте! Считай, что один постоянный пациент у тебя есть! - рассмеялся он, отламывая ложкой кусок торта. - Если ты во всем этом хоть что-то понимаешь, то, что нужно зашить точно сообразишь, и я наверняка выживу если что.
- Ммм... Рот? Чтоб лишнего не говорил? - предположила я, последовав его примеру.
Так торт и, правда, показался вкуснее. Когда не кусочек отрезаешь, а прямо от всего торта сразу, и то, что он немного поломался, совершенно не мешало. Шутки сменились вопросами об учёбе, извинениями за слова о маме...
А потом он рассказал, что у него тоже нет родителей. Маму даже не помнит, отец погиб вместе со старшими братьями, когда он был совсем маленьким. Сейчас всем заправлял его старший брат, с которым у Тайгира был один отец. А его родной брат, который его и вырастил, сейчас уехал по делам. Больше никого из Тахмировых не осталось. Другие братья гибли, пока многие пытались начать передел того, что принадлежало отцу Тахмировых.
Он не жаловался, просто констатировал факты, пытаясь доказать мне, что понимает, что такое быть без родителей и вовсе не собирался насмешничать надо мной. А мне почему-то стало жалко его до слёз. У меня была строгая, но любящая мама, Халила Омаровна, оказавшаяся бабушкой. Я потеряла семью. А у него этого не было, таких простых вещей, которые, казалось бы, положены каждому от рождения.
У него в каждом слове звучало "брат, брат, брат". Брат научил драться, брат научил стрелять, брат защищал маленького Тайгира от сводного брата. Сейчас куда- то делась вся эта непомерная самоуверенность и откровенная наглость. Тайгир оказался парнем, я была права, предполагая, что он примерно мой ровесник, он был на год старше меня, который за всей этой показушностью прятал своё одиночество и ощущение ненужности.
Первое, что я почувствовал, это злость. Дикую, раздирающую, отключающую мозги на хрен. Когда хочется ломать кости, да так, чтобы хруст заглушал крики боли.
Память быстро подкинула расклад, с чего это я такой добрый. Киру похитили. От одной мысли, что могли с ней сделать, мне хотелось рвать её обидчиков зубами! Чтобы следующий, кто решится покуситься на мою семью, ссаться со страху начинал от одной мысли о неминуемой расплате.
Моя сестра беременна, рожать со дня на день, а какая-то тварь решила, что может причинить ей вред? И выжить? И вообще жить?
Только раз в жизни я испытывал такой всепоглощающий гнев, когда жажда крови затмевала любые мысли, чувства... Жалость, сострадание, прощение? Не в том случае, если осмелились тронуть моё.
Следующим пришло воспоминание о погоне и о боли от того, что в меня попали сразу с нескольких стволов. Нарвался. Да у меня не брюхо должно быть, а решето. И отголосок, эхо бреда голос, звук которого я бережно храню в памяти. "Ты мне обещал"! Мой демон, мой ангел, мой бред, моё проклятье и наваждение. Я обещал, что приму смерть только из её рук, видно только поэтому и выжил.
Запах медикаментов, который никак не скрыть, писк приборов, тихие шаги. Понимаю, что меня осматривают. А потом чувствую, как этот кто-то просто кладёт мне ладонь на грудь, словно накрывает своей рукой моё сердце. Что за шутки?
Хватаю нахалку и раскрываю глаза. Всё плывёт, свет заставил глаза заслезиться, отдаёт ударом по вискам. Но эти глаза над медицинской маской я узнаю из сотни, из тысячи! Попытался вскочить и схватить её, но непослушное тело подвело, я начал заваливаться на бок. И ей пришлось самой подпереть меня всем телом, чтобы не дать упасть.
- Попалась! Убью, задушу, выпорю, зацелую... - хриплю я, продирая горло.
- Угу, обязательно, только с такими фантазиями беспокой собственную жену. - Говорит она, и я едва чувствую лёгкий укол, а свет начинает быстро отдаляться от меня.
Понимаю, что мне нельзя поддаваться, она мне что-то вколола и сейчас опять исчезнет, нет надо справиться, нельзя спать. Надо не дать лекарству завладеть моим телом. Тяну руки в рот. Надо только успеть.
- Да что ты творишь! Я тут трое суток вокруг тебя бегаю, чтоб ты сам себя угробил что ли? Будь любезен уважать мой труд! Я почти половину суток над тобой в три погибели провела со скальпелем и иглой! - даже интонации те же, что хранила моя память.
- Спааассс...ла меееня? - язык вообще не слушается, звуки тянутся как густой кисель.
Ответа я уже не услышал. Второй раз я очнулся ночью. Рядом сидя дремал Амиран. Брат словно почувствовал, что я пришёл в себя, вздрогнул и проснулся.
- Мир! - хлопаю по спине осторожно обнявшего меня брата.
- Тайгир, я думал, что тебя не вытащат. Не знаю, откуда Кира вытащила эту докторшу, но она невозможное сделала. Все врачи уже сказали, что всё, не жилец. А она, медсёстры говорят, когда увидела тебя на операционном столе вся побледнела и пошатнулась, хотя она военный врач только с горячих точек вернулась, видела немало. - Рассказывает брат, а сам меня осматривает, подаёт пить. - Медсестры менялись, анестезиологи менялись, а она одиннадцать часов тебя вытаскивала. И потом осталась с тобой. Понятно, что её Кира просила тебя спасти, а это её подруга, которая Оксана, помнишь? Которую она подменяла тогда на практике и которая обещала Агирову яйца отрезать? Она только сегодня приехала. Но... Брат, никто для тебя не смог бы сделать больше.
Я понимаю, что Амирану сейчас нелегко, вижу тени под глазами, что не брит, щеки все заросли. Ему сейчас выговориться нужно. Я, Арлан и теперь Кира, это все, кто у него остались.
- Ты не спал. - Говорю ему, просто, чтобы он слышал мой голос и понимал, что всё позади, волноваться уже не из-за чего. - Кира как?
- Как сокровищница махараджи. Под такой охраной, что проще на какого-нибудь президента напасть. Там любую муху мимо пролетающую, три раза досматривают. Сабир от неё и сыновей вообще не отходит. - Рассказывает брат. - Алина заходила, рассказала, что с мальчишками и Кирой всё хорошо, при таком ходе беременности, мол, даже удивительно. Аппетит у мальчишек на зависть. И глотки тоже. Когда они хотят есть, слышит, наверное, весь центр. А ты только сегодня утром в себя пришёл. Три дня без сознания провёл. Мне когда сегодня Оксана Александровна сказала, что ты в себя пришёл, я думал, сам крышей тронусь от облегчения.
- Оксана Александровна? - вот значит, как её зовут.
- Ну, я её по-другому пока называть не могу. Я же видел, когда тебя принесли... Ты почти всех положил, ребята подоспели, остальных добили, но ты... Там места живого не было. - Качает головой брат. - Она пока для меня сверхчеловек какой-то.
- Отдыхай брат. И прости, что опять подвалил тебе проблем. - Жму его руку, показывая, мол, я в норме.
- Я устал, Тайгир. Устал терять родных. Думал, что вот Кира появилась, семья растёт. Племянники пойдут... И опять. - Признаётся брат тихо. - Мне тридцать три, и я не хочу больше никого хоронить, Тай. Я хочу дом, в который хочется возвращаться, хочу видеть родных за столом. Как мне вас всех сберечь? Какой из меня старший рода?
- Отличный из тебя глава рода, брат. А когда выспишься, ещё лучше будешь. - Понимаю, что брату, который был старше меня на пять лет, пришлось ничем не легче моего. Скорее, даже тяжелее. Я был младшим, и на мне не было такой ответственности.
- Да уж! Совсем как в детстве, после отцовских порок, отлеживаемся. Помнишь? - спрашивает он, вытягиваясь на небольшом диванчике, стоящем в палате.
- Попробуй, забудь, когда вся спина в рубцах. - Усмехаюсь я. - Спи, брат.
- И ты. - Слышу в ответ.
Только сам я спать не хочу. И не собираюсь. Уверен, Оксана Александровна, как её зовёт брат, скоро придёт. Как минимум, чтобы проверить швы, и мне нужно быть готовым, в этот раз упускать её я не собираюсь, и у меня к ней очень, очень много вопросов.
Брат уснул, словно успокоившись, что все его близкие живы и под надёжным присмотром, он позволил себе расслабиться, позволил себе простую человеческую слабость, желание спать.
Брат всегда был одинок. Он заботился обо всех, но до него никому никогда не было дела. Даже я сам долгое время бежал к нему с любой проблемой, не спрашивая о его собственных. Только после того безумия, в которое я впал, когда исчезла моя Злючка, я перестал считать его бессменным ангелом-хранителем и помощником.
Даже его жена относилась к нему всего лишь с уважением, тех чувств, что горели между Кирой и Сабиром, между ними не было. Оттого он, наверное, так носился с Арланом, что тот отца любил искренне и просто так, просто за то, что он папа и он есть.
То, насколько мы все изголодались по простой заботе и теплу, показало появление в нашей семье Киры. Её невозможно было не принять и не полюбить, никогда ещё в жизни за нашим семейным столом не было так тепло и уютно. Я знал, что такое приходить в дом, где тебя ждут и за тебя переживают. Амиран был лишён и тех крох счастья, что выпали мне. Я сначала надеялся, что Кира станет той, кто сделает брата счастливым. Но он, как и я, сразу принялся её опекать, как старший.
Я про себя повторил своё собственное обещание, что если на пути брата, появится та самая, что оценит именно его, Мира, я приму её сразу и буду защищать, как собственную кровь.
Вспомнив о Кире, я улыбнулся превратностям судьбы. Разыскивая свою Злючку, я познакомился с Алиной в очень сложный для неё момент. Мне ничего не стоило решить её проблему, а она помогала мне с моей пропажей, но это стало началом нашей дружбы. Благодаря этой дружбе, я знал, кого просить о помощи, когда надо было спасать Киру и её малышей. А Кира попросила о помощи для меня, и надо же! Мою потеряшку!
Нет, не от вида ран она побледнела, и я выясню, что за херня произошла восемь лет назад и верны ли мои догадки. Я уверен, что мне не показалось, меня оперировала та, которая своим исчезновением превратила меня в зверя. И то, что она с таким отчаянием боролась за мою жизнь, когда все уже отступили, что даже у брата вызвала восхищение, подсказывало, что мне самому есть за что бороться.
Но выпороть её надо! Чтоб неделю садилась и тут же подскакивала! Мысль о порке была очень соблазнительна, особенно тем, что воображение тут же нарисовало мне, как я сам же потом буду её жалеть.
Меньше месяца длилось моё семейное счастье. Хоть мне и было тогда всего девятнадцать я понял, что никакая другая не сможет вытравить из души мою Злючку. Она словно приворожила, приковала к себе, весь мир собой заслонила. Случайно встретив, и зацепившись за отсутствие интереса к самому себе, я очень быстро сообразил, что сорвал у судьбы куш.
Она была моим идеальным продолжением. Мы понимали друг друга с полуслова, смотрели в одну сторону или друг на друга. У нас обоих, словно не было по куску души, и мы, как мне казалось, идеально заменили эти куски друг для друга. Ну, какая бы ещё девчонка с восторгом в глазах собиралась за пару минут, чтобы ехать на стрельбище? Кто ещё бы пришёл в восторг от простого набора ножей на кухне и с таким интересом слушал про заточку, сталь, литьё и ковку?
Вспомнил, как она осваивала готовку. Видно было, что не умеет, и тяги к этому нет, но старалась. Для меня. И волновалась, ожидая моего решения, что скажу, как оценю. А я всё, что угодно съел бы, потому что до неё только Амиран делал что-то для меня, прилагал усилия ради меня.
Финальную точку в своих раздумьях я поставил в то утро, когда вернулся после очередных разборок, закончившихся двухдневным рейдом, и увидел её. Такую худенькую, такую необыкновенно красивую не смотря на усталость и следы её тревоги. Тот её потерянный взгляд, жадно и тщательно меня осматривающий, задрожавшие губки и руки, вцепившиеся в полотенце, были громче любых признаний и обещаний.
Я чуял, что в тот момент что-то случилось, она приняла важное для себя решение. Как и я. Я ждал Амирана, чтобы представить ему свою невесту, и конечно воспользоваться его помощью, чтобы осадить Расима. Свою девочку я выводил куда-то с осторожностью, чтобы раньше времени не попасться на глаза сводному брату или кому-то из его прихлебателей.
Он настаивал, чтобы я взял женой девку из семьи его дружков и компаньонов, и уже пару недель старательно прессовал меня по этой теме. Если бы он узнал про Злючку, он моментально сложил бы её появление и моё нежелание прогибаться. А Расим мог совершить любую мерзость. С учётом, что нашей семье принадлежали несколько борделей, куда не все девушки пришли добровольно...
Меня бы это не заставило отвернуться от своей женщины, но такой судьбы я ей не хотел. Я не верил, и не верю до сих пор, что женщина, пережившая насилие над собой, сможет это забыть, что подобное не изломает ей душу. И я готов был подождать возвращения брата, чтобы быть уверенным, что с моей девочкой беды не произойдёт, чем рисковать ею. Я не раз говорил ей, что убью любого, кто её обидит. Но старался этой обиды просто не допустить.
Воспоминания захлёстывали, я никогда их не гнал, хотя бы так возвращался к времени, когда был счастлив. А сейчас, зная, что уже вскоре её увижу, я старательно вспоминал все мелочи, чтобы не упустить ни одной.
В тот вечер мы пошли в ресторан. Тихое место, ни кальянов, ни караоке. Она волновалась, несколько раз порывалась начать разговор, а я ждал и не торопил. Словно знал, что разговор предстоит важный. Для неё.
Для меня этот разговор не смог бы ничего изменить. Что она мне может сказать? Она из бедной семьи? Смешно. Её отец терпеть не может "не русских" и вообще ненавидит всех, кто отличается по национальности, и скорее всего не одобрит её отношения со мной? И что? У неё есть жених или даже муж? Жених это вообще кто? Мало ли кто и кому чего обещал. Расим вон своим дружкам наобещал, что я женюсь на их сестре. И о муже я позаботился бы, лучшее место на кладбище выбрал бы и даже закопал бы сам. И даже если где-то у тёток-бабок растёт мелкий, пока мама учится, я проблемы не вижу.
- Откуда ты узнал, что меня зовут Алиной? - спрашивает она, а я смеюсь.
- Так на твоём конспекте написано. Фамилия, имя, отчество, курс и название вашего института. - Открываю ей секрет моей догадливости.
- Какая встреча! Тайгир. - Раздаются сбоку голоса тех, кого я меньше всего ожидал здесь увидеть. Значит, меня пасли, и я сам привёл их к своей девочке. - Верность нашей сестре смотрю, не хранишь?
Лежу, глаза закрыл, чтобы ничего в мире не отвлекало от того, что происходит сейчас. Разозлившись, она забыла надеть маску обратно, и я кожей чувствую её дыхание. Прикосновения подушечек пальчиков словно запускают под кожу десятки искр, спешащих вместе с кровью к самому сердцу и мозгу.
Даже дышать для меня сейчас не так важно, как чувствовать эти прикосновения. Мышцы сами начинают под её рукой гулять, но она это понимает по-своему.
- Ощущения конечно неприятные, тем более, пока не сняли внешние швы. Но нужно немного потерпеть, я стараюсь лишнего не тревожить. Мне важно понять природу уплотнений внутри, чтобы не упустить возможное воспаление. Всё-таки область поражения очень обширная. - Объясняет она таким мягким голосом, что ровно пару минут назад и представить было невозможно, что она так может.
Её голос действует лучше любого обезболивающего. Ещё лучше срабатывает понимание, что она рядом и теперь не сбежит. Точнее сбежать-то может, а вот спрятаться нет. Да и куда она теперь денется от Зарины и Киры, уже порадовавших мужей детьми? Представил свою Злючку с упругим животиком и чуть слюной не захлебнулся. Осталась ерунда, убедить Оксану, что убежала она тогда зря.
В душе эхом отдаются мои прежние мысли, что слишком просто я её от судьбы получил. Вот и сейчас, слишком уж всё просто и гладко. Наловил пуль полное брюхо, открыл глаза и всё, рядом та, кого ждал и о ком позволял себе только мечтать. И вроде надо только разобраться с недоразумением в прошлом, и всё. Но отчего-то на душе не спокойно, словно беда рядом, а я не вижу и не знаю, словно смотрю не в ту сторону.
Оксана заканчивает осмотр, что-то говорит про какие-то назначения, про физиотерапию и диету. И уходит, даже не оглядываясь, практически вылетает из палаты.
- А теперь объясни мне, что тут только что происходило? - звучит ожидаемый вопрос, едва за Оксаной закрывается дверь.
И приходится рассказать. Долго, подробно, начиная с той самой встречи, когда я летел взбешённый заявлением Расима, чтобы сегодня не смел опаздывать, вечером, мол, я буду с невестой и её семьёй знакомиться, потому что он так решил и уже пообещал. И про дурную мысль притащить девицу домой, чтобы она изобразила мою жену. Штамп в паспорте я уже и тогда мог организовать за пару часов, а деньги, чтобы предложить фиктивной жене, проблемой вообще не были.
И про то, как быстро я понял, что действительно хочу эту девочку себе в жёны, что вообще никого другого не вижу рядом. Хочу семью с ней, а не фиктивный брак для сводного брата.
- Почему сразу мне не рассказал!? - удивляется брат.
- О чём? Что я идиот? Что бы изменилось, если бы я тебе пожаловался? - смотрю в потолок, растревоженные Оксаной во время осмотра швы немного ноют.
- Ну, вот насчёт идиота я даже спорить не стану. - Качает головой Амиран. - Ты знал очень важную вещь, соврать о которой даже и не каждая тварь решится.
- Ты о чём? - не понял я.
- О том, что у девушки, которую ты искал, перед вашим знакомством умерла мама. Такие вещи обязательно знают в деканате и вносят в личные дела студентов. - Говорит брат, а я себя таким тупым никогда не чувствовал. - А ещё, ты не захотел идти учиться в институт, а я в отличие от тебя, учился. И помню об ещё одном моменте, о котором вы с Алиной не вспомнили. Каждый зачисленный в студенты, сдаёт три фотографии: на студенческий, на зачётку и в личное дело. Вам нужно было просто выяснить, у кого недавно не стало мамы и просмотреть фото в личных делах.
- Твою же мать... - выругался я, понимая, как легко мог найти Оксану поговори я тогда с братом, а не скрывая от него причины своего бешенства.
- Вот именно. И ты бы подождал словами разбрасываться. Что это ещё за "жена"? - озадачил меня Амиран, я кому тут полтора часа рассказывал? - Это не просто слово. Ты хоть понимаешь? Ты в семью человека введёшь, доверишь ей твоих детей рожать и растить. А это что?
- Брат, ты сейчас что-то не то хочешь сказать. - Предупреждаю Амирана.
- Я не о том, что она не из нашего круга, не знает наших правил и прочее. Это всё шелуха. - Сжимает губы Амиран, как всегда делает при неприятных для него разговорах. - И даже не про достаток, мужику вообще на это смотреть не надо, это его задача обеспечить всем, а не надеяться на подачки родителей жены, да на её приданное. Она тебя ни во что не ставит, ты для неё никто, и в её жизни все эти годы ничего не значил. Но ты ж упёртый баран! Сейчас здесь был я, но ведь ты то же самое бы объявил и будь здесь хоть весь совет старших.
- Она думает, что я хотел сам развлечься и отдать другим...
- Тайгир! Она восемь лет жила одна! Она взрослая баба. А ты собираешься её женой в дом ввести? - говорит Амиран.
- Не переживай, в твой не приведу. - Огрызаюсь я. - Ты прекрасно знаешь, что пять лет из этих восьми она прожила вместе с Кирой. И ты, как и я, прекрасно знаешь, как они жили.
- Да. А оставшиеся три она прожила фактически в казарме, среди толпы мужиков! Где на одну девку приходится по паре сотен мужиков в лучшем случае! Ты собрался принять бабу после роты херов? Причём в прямом смысле? - бьёт словами наотмашь Амиран.
- Уйди. - Говорю ему.
- Брат...
- Уйди, сказал. Иначе, я тебе сейчас каждое слово обратно в глотку вобью! - сорвался я с кровати. От рывка я почувствовал боль сразу в нескольких местах.
- Швы! - рявкнул брат, нажимая кнопку вызова персонала.
- Убью! - на пороге застыла Оксана, оказавшаяся здесь буквально за десять секунд. - Лежать! Готовьте процедурку!
Крикнув кому-то в коридор, она сама выскочила и вернулась с каталкой. Следом в палату забежали и два медбрата.
- Сам справлюсь! - отказался я от их помощи.
- Сам ты уже справился! - шипит она, регулируя высоту каталки, чтобы я мог на неё лечь, как можно меньше напрягаясь. - Меньше двух часов назад всё было хорошо! Подхожу к посту и слышу вызов в эту палату! И вижу, что абсолютно спокойные швы, вдруг начали кровоточить! И с чего такие чудеса?
- Кто-то думает не тем местом! - отвечает ей брат.
- Кто-то слишком распускает язык! - предупреждаю его.
- Что? Серьёзно!? - даже останавливается на секунду Оксана и перестаёт толкать каталку, на которой я лежу. - Это всё из-за того, что кто-то из вас что-то не то сказал? Да вы издеваетесь?
- Есть слова, за которые убивают. - Говорю ей.
- Нет таких слов! Кто бы и что не сказал, какая бы грязь в тех словах не звучала! Эта грязь пачкает лишь говорящего. - Удивляет меня Злючка. - А вас, Амиран Аланович, я считала разумным и достойным человеком. Где были ваши мозги, когда вы своего братца против шёрстки погладить решили? Вы другого времени для этого найти не могли?
- Я признателен тебе за спасение жизни моего брата, но не стоит слишком на мою признательность полагаться. Неуважения к себе я терпеть не стану. - Нарывается братец и заодно мне показывает своё отношение к моей женщине.
- А мне есть за что вас уважать? Потомственные содержатели борделя, бандиты и те, благодаря кому нормальные люди не могут жить спокойно. - Вгоняет нас обоих в ступор несколькими словами Оксана. - Я вам признательна за спасение жизни моей сестры, а к Кире и Зарине я именно так и отношусь, но не стоит считать, что это перекроет всё остальное.
После небольшой ссоры с собственным пациентом, я вернулась к своей работе. У Тайгира было достаточно шрамов. На плечах, на груди, на руках. Я спокойно опознала и следы пуль, и шрамы от ножевых ранений. Некоторые, как тот, что был на плече, я просто узнала, потому что видела раньше. Но вот спина...
Я только сейчас задумалась о том, что пока мы жили вместе, Тайгир не только не тянул меня в кровать, но и не позволял себя ходить по дому раздетым. Никаких выходов из душа в полотенце или попыток усесться завтракать в одних трусах. Я не придавала этому значения, потому что судила по себе. Я же не позволяла себе разгуливать по дому в одном нижнем белье или забыв умыться и причесаться.
Может, сказалось то, что у нас с мамой дома такого не было. Мама говорила, что она слишком уважает меня и себя, чтобы выглядеть неопрятно или неодетой. А может вбились как правило слова бабушки, Халилы Омаровны.
- Ты у нас такая красивая девочка, ты всегда должна быть такой, чтобы мы смотрели и радовались, какая красавица у нас растёт. - Говорила она, заплетая мне сложные косы, вместо моего любимого хвоста. - Чтобы взглянули и сразу заулыбались, потому что ты наша радость, украшение нашей жизни.
Сейчас, видя эти шрамы по всей мужской спине, я даже не могла предположить как их можно получить. Причем многие из них пересекали друг друга, одни накладывались на другие.
Я прекрасно понимала, что чувствительность в области повреждённой кожи снижена, если вообще сохранилась. В тот момент, когда мои пальцы прикасались к этим застарелым шрамам, я переставала воспринимать Тайгира как угрозу, как нечто, несущее зло мне и моим близким. В душе всколыхнулась злоба к тем, кто посмел сделать такое.
Понимаю, что передо мной взрослый мужик, что уж кто-кто, а Тайгир Тахмиров точно не нуждается ни в чьей защите, а если вдруг что-то и произойдёт, то у него есть старший брат, который сейчас пристально наблюдает за каждым моим движением. Чувствую, как напрягается под руками тело Тайгира. Но ничего не могу сделать, да, не самые приятные ощущения, особенно после недавней операции, но по-другому не выйдет.
Объяснив сразу обоим братьям о назначениях, я как можно быстрее покинула палату. Мне нужно было время и хоть какое-то уединение. Неожиданно взбунтовавшиеся чувства вдруг ткнули меня носом в то, что не только страх вызывает у меня Тайгир. И далеко не только одну ненависть за своё предательство и попытку превратить меня в девочку для развлечений для толпы уродов!
- Спокойно, Ксана! Ты взрослая женщина, у твоего тела есть свои потребности, на которые ты забила, вот тебе организм и выдаёт коленца. Тайгир мужчина красивый внешне, с красивым телом, у тебя к нему были чувства... Вот гормоны и попытались править! - тихо убеждаю саму себя. - Сейчас нужно просто отвлечься!
Лучшим способом отвлечься я посчитала посещение Киры. Тем более, что видела её за эти дни мельком. Сейчас, когда её супруг перестал в буквальном смысле рычать на любого, кто осмелился приблизиться к Кире и детям ближе, чем на полтора метра, навещать подругу можно было без риска для жизни.
Впрочем, были и исключения. Голос одного такого "исключения" доносился из палаты. Центр новый, навороченный, а стены палат как картонные, слышимость изумительная.
- Да пойми ты! Ей ходить нужно! Всё у неё уже хорошо. - Возмущалась Алина Андреевна.
- Вообще-то она права, насколько я знаю, даже девочкам после кесарева сечения рекомендует хотя бы с боку на бок переворачиваться, едва они от наркоза отойдут. - Добавляю свои пять копеек, заходя в палату. - Иначе всё, чему положено выйти останется внутри. И придётся Кире идти на чистку. Представляешь, после родов ещё и скоблить изнутри будут. И всё потому, что ты ей ходить не даёшь.
- Нет, ты серьёзно думаешь, что кто-то старается создать твоей жене дополнительных проблем? Ладно, меня ты с самого начала знакомства во враги народа записал. - Возмущается Алина. - Вот тебе близкая подруга жены то же самое говорит! Киру бегать с грузом по пересечённой местности на время никто не заставляет! Но ходить ей надо, хотя бы по палате и коридору. Ай, я о последствиях предупредила. Вот поэтому я и категорически против присутствия мужиков на родах. Они потом или в одну крайность впадают, либо в другую. И ни одна из них ничего хорошего не обещает.
Алина вышла, едва ли не хлопнув дверью.
- Тебе правда самой ходить не больно? - тихо спрашивает Агиров Киру, та улыбается и заверяет, что нет и всё хорошо.
Кажется, в штыки муж подруги воспринимает только саму Алину, но при этом прислушивается к ней как к врачу. А ещё я понимаю, что надеяться на разговор с подругой наедине не стоит. Сабир Агиров ещё не готов оставить жену одну, а я и вовсе не вхожу в круг тех, кому он доверяет. Даже думать не хочу, что теперь с теми, кто довёл его до этого состояния. Но раз была перестрелка... А я к тому же накрутила себя, пока шла.
- А я к тебе, подруга, тоже, чтобы поговорить. А то если всё нормально тебя скоро домой заберут, а у меня к тебе столько вопросов! - решила я уточнить всё и сразу. - Для начала, расскажи мне, дорогая, а каким таким волшебным образом у тебя, у которой никого кроме меня и Зарины больше не было, вдруг появляется брат? Да ещё и такой говнюк?
- А вы знакомы? - удивляется Кира.
- К сожалению да. Я планировала рассказать всё вам с Зариной в день приезда. Но сама знаешь, не вышло. - Я подробно, но стараясь чтобы вышло побыстрее, рассказала Кире и её внимательно слушающему мужу о том, как получилось, что я знаю Тайгира Тахмирова, и по какой причине сбежала из родного города и не собиралась сюда возвращаться.
- Нет, Тайгир не мог так поступить! - неожиданно встала на защиту Тайгира Кира. - Ты что-то не то поняла, надо разобраться! Он меня, когда вообще не знал кто я, в борделе спасал.
- Что? В каком борделе? - от шока чуть не слетела с края кровати я. - Ты что там делала!? На экскурсию ходила что ли?
- Давай, сначала расскажу, что знаю о том моменте я. А потом и о Кире поговорим. - Меня насторожило, как напрягся Агиров, и как прижал к себе Киру.
Думала и решала я ещё пару дней. Вариант оставить всё как есть и не лезть, не срабатывал. Во-первых, этот котяра устроил на меня охоту. Я себя чувствовала настоящей рыбкой, которую нерадивые хозяева поместили в прозрачную салатницу, пока моют аквариум. А кот, чувствующий себя настоящим хозяином дома, что бы там на думали все остальные, с любопытством наблюдал за метаниями рыбки.
Алина только хмыкала, глядя на всё это. Правда, пока её собственный поклонник не решил переходить в наступление. Теперь уже улыбалась я, каждый раз, по мере сил, подсказывая в каком именно кабинете можно в данный момент найти неуловимого главного врача центра и лучшего гинеколога в городе в одном лице.
К тому же Киру выписали, и возможности спрятаться хотя бы у неё от её вездесущего братца больше не было. Вот как так можно? Просто смотрит, слегка приподняв бровь, и едва заметно улыбается, а у меня такое ощущение, что его руки всюду побывали.
- Гормоны и физиологические потребности организма взрослой половозрелой особи, Ксана! - в сотый раз пыталась убедить себя я, но сама же себе напоминала, что вот таких желаний в течение восьми предыдущих лет за мной не наблюдалось.
И ладно пока училась, в армии мужиков каких только не было, и походить по расположению с голым торсом считалось нормой. Ну, или в майке, оставлявшей большую часть тела открытой. Так что дело было совсем не в тренированном теле. Нет, надо разобраться и расставить все точки! Ведь дело уже не только в том напугавшем меня разговоре.
Так как всё равно уже пришла пора снимать наружные швы, заживало всё на Тайгире отлично, как тут не поверить в его звериную сущность, я решила сразу и предупредить, и поговорить. Но поговорить сегодня с Тайгиром решила не только я, но и все остальные. По крайней мере, из-за двери палаты я отчётливо слышала голоса Сабира и Влада, которые видимо, приехали по просьбе Киры навестить нашего раненого, и Амирана. Этот и вовсе уже воспринимался этакой ворчливой сиделкой в деловом костюме.
Платные палаты в центре отделялись от общего коридора чем-то вроде небольшой прихожей, перед дверями которой стояла личная охрана. Меня пропустили без вопросов и не предупредив о моём появлении Тайгира или Амирана. Поэтому я решила подождать, пока "мальчики" поговорят.
Так как палата была торцевой, в здешнем предбаннике было даже окно, на подоконник которого я и уселась. Благодаря отличной слышимости, впрочем, как и у всех палат в этом центре, я себя почувствовала как в детстве, была такая передача по радио "театр у микрофона". Разговор был явно не простой и начался задолго до моего прихода. Мужчины обсуждали какой-то совет.
- А теперь рассказывайте, что у вас происходит? Вы друг с другом почти не разговариваете, хотя все знают, что братья Тахмировы всегда заодно. - Вдруг спрашивает Сабир.
- Сами разберёмся. - Отвечает Амиран. - Это внутренние дела семьи и ни на что не влияют. Посторонних они не касаются.
- Вот именно. А раз вы с таким пылом доказывали, что Кира ваша сестра, то я не посторонний. - Я буквально превратилась в одно большое ухо. - Из-за чего в семье разлад, родственники?
- Брата не устраивает мой выбор. - Заявляет Тайгир. - А я его мнения не спрашивал.
- Ну, насколько я слышал, невесту тоже твой выбор не устраивает и она со словами "изыди, нечисть" прячется от тебя по всей больнице, изображая бурную деятельность. - А вот это уже Влад, только он умеет так разговаривать, что не поймёшь, он шутит или откровенно издевается. - Амиран, тебя-то, что не устраивает?
- Меня не устраивает тот образ жизни, который она привыкла вести! - "она" это надо полагать я. - Я ничего против лично неё не имею, и я ей очень благодарен! У меня никаких сомнений нет, что не окажись Ксана в городе, я бы сейчас не здесь разговаривал, а брата хоронил. И я готов сделать для этой девушки многое. Обеспечить жильём, открыть на её имя счёт, взять под защиту и решать её проблемы. Но... Как объяснить этому барану, что на таких, как она не женятся, их не приводят в дом?
- Амиран, сейчас же ведь в рожу дам! - предупреждает Тайгир, а мне становится всё больше интересно, вон оно что оказывается.
- И что? То, что ты мне в рожу дашь, изменит то, что она несколько лет провела, считай в казарме? Где даже душ был общий!?- повышает голос Амиран. - Я тебе тут принёс почитать, как твоя так называемая жена жила, пока контракт с армией отрабатывала.
- Амиран, ты что-то не то говоришь. - Вдруг начинает Сабир. - Оксана врач, хирург. То есть... Ты на войне не был, а мы с Владом там не один год провели. Так вот, врачи это не просто военнослужащие, это отдельная каста. Даже если попадают в плен, врачей обычно не трогают. Оперировать под дулом автомата, да, могут заставить, что-то ещё... Нет. А врача с такими навыками, как у Оксаны берегут и в случае чего первым делом эвакуируют.
- В душевой её зажимать эти её навыки не помешали. - Высказывается Амиран.
- Что? - этот рык я хорошо знаю.
- Вот, читай. Первый раз на неё напали почти сразу по прибытию. Второй уже почти через два года, два бойца развлечься решили. - Озвучивает Амиран.
- Не дергайся, они наверняка уже трупы. Свои же в первом бою и положили. - Говорит Сабир.
- Первый из нападавших действительно погиб в бою, почти сразу после выписки из госпиталя. - Уточняет старший Тахмиров. - Оба раза Оксана оказала сопротивление. Первый раз нападавший отделался сильными порезами. Второй раз оба нападавших скончались от потери крови. Дело не открывали, в связи со смертью нападавших.
- Так чего тебе тогда не так? - спрашивает Влад.
- Я о том, что ей даже отбиваться пришлось. Но это когда она против была, а когда согласна? - вот оно что, а слушать, точнее подслушивать, становилось всё интереснее.
- Подожди... Я правильно понял, что вся проблема в том, что у девчонки кто-то мог быть!? Амиран, а у тебя братец что, мальчик-колокольчик, прям ни разу ни дзынь-дзынь? - насмешливо изумился Влад.
- Братец сам разберется, кто там мальчик, кто там девочка, и что со всем этим делать. Амиран, я тебе уже всё сказал по этому вопросу! - осадил всех и сразу Тайгир.
- Я тебе тоже сказал, что ты упёртый баран! - повысил голос Амиран, послышались быстрые шаги, и дверь в палату распахнулась.
Тайгир поступал с такой уверенностью в том, что он делает, что я сначала растерялась, а демонстрировать свою самостоятельность и независимость уже после, мне показалось глупым. Тем более, что сама собиралась с ним поговорить.
Но стоило только закрыться двери в палату, как я почти мгновенно оказалась на коленях у сидящего в углу дивана Тайгира. Насколько я знала, на этом диване спал Амиран в первые дни после того, как Тайгир пришёл в себя.
- Ты что себе позволяешь? - попыталась я встать. - Ты сказал, что надо поговорить. А сам, что хочешь, то и делаешь!
- Поверь, если бы я делал то, что хотел, мы бы сейчас тут не сидели. - Рассмеялся он.
- Что за безалаберное отношение к собственному здоровью!? - Возмутилась я. - Сколько раз тебе говорить, никаких физических нагрузок! Швы ведь даже ещё не сняли!
- Вот и не дергайся. - Нагло заявляет он. - Прояви заботу о своём пациенте.
- Да? У меня на текущий момент в этом центре уже более двух десятков операций. Мне на все требования "заботы" соглашаться? - прищурилась в ответ, с непонятным удовольствием наблюдая, как сужаются от злости глаза Тайгира.
- Ты уверена, что дразнить меня хорошая идея? - тихо спрашивает он, но от этого голоса мурашки бегут по коже от ощущения опасности. - Если ты хочешь разбудить мою ревность, то могу тебя заверить, что она и так не спит. Я готов каждому, кто только смотрит в твою сторону, оплатить пребывание в местном морге. Чтоб даже мысли не осмеливались допустить, что могут заслужить твоё внимание.
- Я врач...
- Ты, прежде всего, красивая женщина, яркая, притягивающая взгляд снова и снова. С искрами внутреннего огня, отражающегося в глазах. - Мурлычет этот наглый кот, заправляя мне за ухо выбившуюся из зажима прядь. - Каждому хочется этот огонь покорить. Мужики тебя глазами сожрать готовы. Самоубийцы.
- Ты сейчас о ком? Хайям местного разлива. - Остановила я его. - Тебя послушать, прям Мэрилин Монро и то, в лучшие годы. До магазина одну страшно отпустить, вдруг, кто привяжется.
- Именно так. Но я раньше всех успел, себе забрал. Остальные обломаются, а особо непонятливых сам поломаю так, что даже ты этот конструктор не соберёшь. - Он не угрожает, он озвучивает действительность.
- То есть ты уже всё решил, да? У меня нет права выбора? - спрашиваю его, разглядывая такие знакомые и одновременно изменившиеся черты.
- Есть, но я не хочу тебе его предоставлять. Не уверен, что мне понравится твоё решение. А решил я уже давно. В тот день когда вернулся после двухдневного отсутствия. - Усмехается он. - Откуда наш язык знаешь?
И то ли от неожиданности вопроса, то ли в ответ на его честность, с которой он признается в том, что не хочет, чтобы я могла выбирать сама, как мне дальше жить, я начинаю ему рассказывать.
Этот разговор должен был состояться в том самом ресторане, восемь лет назад. Тайгир слушает очень внимательно, иногда кивает, словно в подтверждение, иногда задаёт вопросы. На фамилии моего отца только удивлённо дёргает бровью. О чём-то он уже догадался и сам, что-то его удивило. Когда я пересказывала последний разговор с мамой, Тайгир хмурился, было понятно, что ему есть что возразить буквально на каждое слово. Ему явно не нравилось то, что он слышал.
- С твоим отцом я сталкивался, и я не понимаю, почему он не смог объяснить твоей матери одну простую вещь. Если ты не хочешь касаться этой стороны жизни, сталкиваться с действительностью, совсем не означает, что эта реальность не коснётся тебя. - Говорит он, не отводя от меня глаз, не отпуская моего взгляда, и всё плотнее сжимая вокруг моей талии кольцо своих рук. - Твоя мать не подумала о том, что она сама оказалась по одну сторону с твоим отцом. Но вычеркивая его из своей жизни, она помимо прочего ещё и лишила тебя защиты отца. Чтобы она делала, если бы кто-то решил бы наказать твоего отца, добравшись до твоей матери и тебя? Что могли бы сделать две беззащитные женщины? Точнее женщина и девочка? Даже подумать об этом страшно. Думаю, что твой отец всё-таки побеспокоился о вашей охране. По-другому, вы просто не смогли бы жить так спокойно. Но ответить на этот вопрос сможет только он сам. Я бы просто забрал ребёнка, объяснив его матери, что меня она может не принимать и не желать видеть в своей жизни, но рисковать жизнью и здоровьем собственного ребёнка из-за женской гордости, я не позволил бы.
- То есть, по-твоему, мама должна была смириться с тем, что будет делить своего мужчину с толпой левых баб? - толкнула я его в грудь.
- Я могу, конечно, сказать, что твоему отцу надо было сразу всё рассказать твоей матери о своей жизни и ещё кучу всяких умных и правильных вещей... Но тогда бы тебя просто не было. Или тебя не было бы в этом городе. - Говорит он и мягко очерчивает пальцами контуры моего лица, его улыбка становится мягче, что-то такое меняется в выражении его лица, что я совершенно забываю о том, насколько опасен мужчина, рядом с которым я нахожусь.
И даже то, что я по-прежнему сижу на его коленях, уже не вызывает у меня желания спорить или отталкивать его. Как будто нет ничего более естественного, чем сидеть вот так и рассказывать ему о себе все свои тайны.
- Кира и Зарина знают? - спрашивает он.
- Нет, не успела рассказать. Сначала необходимости не было. Зарина даже когда поняла, что язык я знаю, не полезла с вопросами. - Рассказываю уж и это, раз начала всю правду говорить. - А Кира приняла как данность, что я не хочу возвращаться в этот город. Девочки меня всегда поддерживали, но никогда не ставили условий и ничего не требовали. Даже раскрытия собственных секретов. Знаешь, странное ощущение. Ты должен бы злиться на мой побег...
- А я не злюсь? - утыкается он лбом в мою шею. - Злюсь, и так, что готов разнести этот город по кирпичику. Только ты бы не убежала, если бы я тогда не струсил. Если бы поставил брата на место, если сразу отстаивал своё и боролся, а не ждал бы старшего брата, что приедет и все проблемы разрулит. Я тогда проявил слабость. Оказался недостоин отвечать за нас. А судьба... Она такого не прощает.
Пока я попыталась собрать мозги в кучу и вспомнить, это в связи с чем я вдруг оказалась перед ним виноватой, что он так великодушно меня простил сразу и за всё, Тайгир встал с дивана и перенёс меня на постель. Не оставляя мне шанса прекратить это безумие, он улёгся рядом, прижимая меня к своему телу и продолжая прерванные поцелуи.
Мое собственное тело как будто только и ждало, когда разум, наконец, определится, сдаться собственным чувствам или оставить всё в прошлом. Оставаться воспоминанием из прошлого Тайгир совершенно не собирался. Сопротивляться просто не хотелось. А вот отдаться во власть сильных мужских рук, уже успевших стянуть с меня рабочую одежду, хотелось.
Решив, что жалеть я точно не буду, я полностью отдалась происходящему. Провела руками по широкой груди Тайгира и сама потянулась за поцелуем. Последнее, похоже, послужило чем-то, что сорвало последние ограничения у Тайгира. Я удивленно распахнула глаза, услышав его рык. И буквально окунулась в тёмное пламя.
- С ума схожу, убью любого, кто на тебя посягнёт! Моя! Слышишь? - говорит он на родном языке, грубоватом, гортанном, сейчас словно само его звучание было пропитано той страстью, которую Тайгир и не думал скрывать. - Вернёмся домой, и я все сотру из твоей памяти, что раньше было и не со мной! День и ночь твоё тело смаковать буду!
- Я сейчас на работе, - попыталась я напомнить ему и своей собственной совести.
- Считай, что у тебя сейчас срочная операция! - говорит он мне практически в губы. - Я сейчас уже не остановлюсь... Прости, если буду невнимателен и груб. Мне просто нужно знать, что ты моя!
Он впивается в мой рот, сминая и кусая губы, закидывает мою ногу себе за бедро и резко толкается во внутрь. А я застываю, от резкой и неожиданной боли глаза тут же наполняются слезами. Зажмуриваюсь, переживая неприятное ощущение. Замирает и Тайгир, не шевелится, мышцы под моими руками словно каменеют от напряжения.
- Ксан... Злючка... - мне показалось, что я услышала в его голосе испуг. - Я сейчас. Тише, больше не буду.
- Операция говоришь? Так себе из тебя оперирующий получился. - Он отстраняется, а я чувствую некоторое разочарование.
- Ты почему не сказала? Глаза открой, посмотри на меня. - Волнуется, вглядывается так, словно ищет у меня невидимую ресницу в глазу.
- Я пыталась, но ты решил меня за это простить. - Пытаюсь подняться я.
- Я же не знал. Я думал... Твою мать! Ксан, у тебя кровь! Может Алину позвать? - дёргается Тайгир.
- С ума сошёл? Кровь при дефлорации нормальное явление, ничего смертельного не произошло. И вообще, почему паникуешь ты, а не я? Дай мне встать, мне нужно в душ и привести себя в порядок. Мне ещё полдня работать. - Пытаюсь оттолкнуть от себя эту тушу с включившимся режимом гиперзаботы.
В душ он меня относит, воду включает сам, даже температуру регулирует сам. В больничной душевой кабине, явно не предусмотренной для совместных помывок, он остаётся со мной. Из-за тесноты, я практически прижата к нему.
- Я могу остаться одна? - не выдерживаю я, когда он пытается ещё и помыть меня сам, при этом с таким виноватым выражением на лице, что напоминает нашкодившего домашнего питомца.
- Да, то есть, нет. - Очень чётко и понятно отвечает Тайгир. - Злюч... Ксана, хочешь, ну ударь меня. Вмажь со всей силы.
- То есть? Зачем? - не могу понять причинно-следственных связей у этого предложения.
- Я себя скотом чувствую! Дрянь! Не выслушал, наделал дел... Может, ты домой пойдёшь? Или у меня здесь останешься? - предлагает он.
- Таак! Я взрослая женщина, которая сама приняла решение! Тайгир, скажи я на диване, когда мы целовались, тебе нет, ничего бы дальше не было. Я права? - он кивает в ответ. - Неприятные ощущения в начале, скажем так, "близких отношений" это тоже нормальное явление. Ну, не понравилось мне, так может я вообще какая-нибудь не такая?
- Чушь не неси! Не такая она! - перебивает меня он. - То, что тебе плохо это моя вина.
- Да почему мне плохо-то? - попыталась достучаться я до него, но увидев, как он наклонил голову вперёд, словно бык на корриде, и сжал губы, поняла, что тут спорить бесполезно. - Мне мои вещи нужны, принеси, пожалуйста.
Отказать мне в просьбе он не мог, хоть и было видно, что оставлять меня одну даже на минуту он не хочет. А я воспользовалась его отсутствием, чтобы привести себя в порядок. Когда я переступила из кабины на пол, Тайгир тут же завернул меня в полотенце и прижал к себе.
- Прости. Я всё исправлю, я себя удержу. Больше плохо не будет. - Тихо говорит он мне на ухо, словно нас здесь кто-то может услышать. - Веришь?
- Верю. - Решаю не спорить с ним я, иначе я тут действительно до вечера пробуду.
- Поедем сегодня домой? - чуть расслабляется он, но всё равно, моего ответа ждёт напряжённо.
- Я тебе только сегодня швы сниму. Хоть пару дней, но нужно провести под наблюдением. - Останавливаю этого быстрого.
- Я и так тут уже лишнюю неделю провёл. И то, только потому что ты здесь. - Заявляет мне Тайгир.
- Чего? Ты неделю назад только в себя пришёл! - возмущаюсь я.
- Вот и говорю, что неделю лишнюю торчу. Дома отлежусь. - Наблюдает он за тем, как я одеваюсь, свои брюки он натянул за секунду.
- Ага, а то там бордель заждался! - вспомнила я.
- Всегда будут девки, готовые продавать себя, и те, кто за это будет платить. Но меня там явно не заждались. Я в нашей семье отвечаю за охрану, бойцов и силовое решение проблем. А весь бизнес, включая клуб с девками, на Амиране. - вдруг заулыбался он. - Не ревнуй. Я брезгливый, общими дырками не пользуюсь.
- А с чего ты взял, что я ревную? - прищурилась я.
- Потому что я тебя ревную. - Признаётся он, снова обезоруживая своей откровенностью.
- Теперь-то к чему? - намекаю я на то, что ну причин для ревности как бы нет, и он теперь это знает.
- Ко всему! А знаешь, тебе паранджа очень пойдёт. Хотя нет, там руки видно и глаза. Ты знаешь, что у тебя охрененные глаза? - смеётся Тайгир.
- Иди уже, Отелло! Душить себя не дам! - толкаю его в грудь.
- А вдруг тебе понравится? Я аккуратно. - Улыбается котяра, но быстро меняет тему. – Может, ты всё же сегодня не будешь уже работать? Давай я с Алиной поговорю. Ну, можешь же ты себя плохо почувствовать?
- Ты ещё всем о причине моего недомогания расскажи. - Отвечаю, выходя из душевой и замираю на пороге.
Просто закрываю глаза и прячу лицо у него на груди.
- Мне сложно. - Признаюсь ему. - Я росла с мыслью, что обязана нести ответственность за свои поступки, за себя, за свою жизнь. Мама приучала меня к тому, что никто не придёт и не начнёт решать мои проблемы. Что это должна делать я сама. Даже если трудно и страшно. Она учила добиваться всего самой, а не ждать подарков. А сейчас... Появляешься ты и говоришь, что все сложности в моей жизни и проблемы уже не должны меня беспокоить. Что я должна просто доверить решение всех вопросов тебе, точнее свалить все на тебя, а сама могу просто наслаждаться жизнью. Получается, что максимум, который от меня ждут, это взять телефон и нажать вызов, чтобы ты приехал и всё решил.
- Мужчина и должен всё решать. - Звучит над моей головой.
- Это не мужчина получается, а цепной пёс! Добычу принести, чтоб не голодала, на всех порычать или покусать кого, чтоб не обижали, в будку затолкать и рядом лечь, чтоб не замёрзла! - не соглашаюсь я, а он смеётся и несёт на кровать.
- Так всегда было. А женщина за домом следит, за детьми. Кому холодный дом нужен? - укладывает он меня на себя. - Меня брат вон заставил строить. Лет пять уже как строится. Только меня и не тянуло, и не горело.
- А сейчас значит, горит? - поднимаю голову и чувствую, как дыхание сбивается.
Полутёмная комната и ночник сыграли странную штуку. Свет отражается в тёмных глазах, создавая ощущение бушующего в них пламени, горячего, обжигающего, манящего, заставляющего поддаться желанию окунуться в этот жар.
- Горит. - В его голосе прорезается дразнящая мои эмоции хрипотца.
Каждое его слово начинает литься тягуче, как густой мёд, обволакивать. В который раз поражаюсь тому, как его голос звучит для меня, как меняет всё вокруг. Словно ничего больше не существует, кроме расплавленного янтаря его объятий. Словно нет ничего важнее, чем ощущать стук его сердца и бой пульса. Один головокружительный поворот, и я уже наслаждаюсь тяжестью его тела, такой нужной, такой желанной.
- Сейчас горит. - Продолжает он. - Сейчас понимаю, о чём брат мне всё время твердил. Хочу тебя схватить и утащить. Ото всех. Спрятать, запереть, закрыть, только для себя оставить, чтобы даже мечтать не могли. А получается, что и утащить некуда.
- Как это? Разве это не твой дом? - пищу, пытаясь выкарабкаться из-под него, и замираю, когда он с коротким рыком кусает меня за шею. - Озверел?
- От тебя. Совсем спятил. Хочу нежностью окружить, заботой окутать, а кровь требует подчинить и защитить одновременно. – Чувствую, как он начинает зализывать место укуса и от этого, какого-то по-звериному дикого поступка по моей коже побежали мурашки. А в мыслях появилось несвойственное мне самодовольство от того, что это я причина такой несдержанности. - А как тут защитить? Как семье здесь жить? Через стенку чужие люди. Через балкон пробраться можно, дверь вскрыть... Охрану здесь хрен поставишь! Нет, дом нужен! Свой! Чтоб там никто и рта открыть не посмел, сама хозяйкой будешь. Я тебя на руках занесу, сама спальню выберешь, сама все комнаты назначишь, мебель выберешь. Чтоб ничьей руки там не было.
- То есть я сама обстановкой заниматься буду? Тайгиир! Я не справлюсь! - вытаращила глаза я. - Я никогда этим не занималась... Ты чего ржёшь, зверюга?
- Смешная ты, - лыбится этот откормленный Тигра. - Глаза сразу шебутные. И сама вся нараспашку, все эмоции на лице, все переживания. В больнице ты другая, строгая. Ото всех закрытая. Нравится, когда ты такая.
- Почему? - любопытничаю я.
- Вкусно мне и кайфово. От того, что никто больше тебя такой не знает, не видит. Моё, для меня. И вся ты моя. И для меня. Моя девочка, моя Злючка, моя жена! И не спорь! - рычит он мне в губы.
- Ты ещё на меня табличку повесь. "Собственность Тайгира Тахмирова. Сверять с графой движимое имущество",- фыркаю я.
- Это предложение? - лукавая улыбка изгибает мужские губы.
- Слезь. - Толкаю его в грудь.
- Ты чего? - напрягается мой личный зверь.
- Слезь, говорю. - Он напряжённо следит за каждым моим движением, наблюдает пристально. Готов в любой момент сорваться с кровати и схватить меня, а я радуюсь, что даже в душевой он видел меня только с одного бока.
Сейчас я стягиваю с себя верх рабочего костюма и разворачиваюсь к нему другой стороной, и с удовольствием наблюдаю, как удивлённо распахиваются глаза этого собственника. А такого довольного оскала я себе даже не представляла.
- Значит, говоришь, табличка? - почти мурлычет он, поднимаясь к кровати. - Моя собственность?
- А кто-то такой внимательный! - язвлю я, пока он, опустившись на колено, проводит пальцами по чёрным линиям татуировки. - Щекотно!
- Моя собственность. - Как завороженный, Тайгир вновь и вновь ведёт по застывшему в прыжке и оскалившемуся тигру у меня на боку с левой стороны.
- Когда мне Рита её набивала, было дико больно. Особенно, когда белым забивали. Пора уже коррекцию делать. Надо только мастера найти, чтоб не испортила. - Рассказываю Тайгиру, который просто прилип к моим рёбрам. - Кира меня отговаривала, но мне надо было. Странная потребность. А Рита моя однокурсница, она в салоне подрабатывала. Сначала сам рисунок сделала, потом перед выпуском первую коррекцию выполнила. А сейчас боюсь, что попортят. Мастер-то другой будет.
- Я найду. Чтоб не испортили. И чтоб не больно. - Продолжает обводить он своего тёзку, тянущего когти к моему сердцу. - Моя. Всегда моя. Бегала от меня, пряталась, шипела, к себе не подпускала. А оказывается, всегда моя была, сама так решила.
- А ты ещё слова кроме "моя" знаешь? - почему-то шёпотом спрашиваю я.
- Моя собственная! - улыбается он.
- Свободная, самостоятельная и независимая женщина? - спрашиваю его, наблюдая, как он поднимается, проводя горячими ладонями по моему телу.
- Не, не слышал. Это на каком? - сжимает он моё лицо в своих руках.
- На цивилизованном, дикарь. - Улыбаюсь я.
- У нас, у дикарей, есть обычай. Когда встречаешь свою женщину, свою пару, хватаешь её за волосы и тащишь в свою пещеру. - Разгорается похотью его взгляд, пока его рука наматывает на кулак мои волосы.
- Так мы только что выяснили, что пещеры-то у тебя как раз и нет. - Дразню зверя я.
- Так ты меня заверяла, что и эта подойдёт? - возвращает он меня обратно в кровать, но укладывает так, чтобы видеть татуировку.