Хождение по водам

Рассказать тебе, как я тоскую?

Рассказать тебе, как я хочу

Слиться в бесконечном поцелуе

И прижаться к твоему плечу?

Рассказать тебе, как жду рассвета,

Всю твою подушку исслезя?..

Но ведь мне нельзя, нельзя про это.

Оглянуться на тебя – нельзя.

Нет тебя под этим небосводом.

Нет тебя в бессильи этих слёз.

Одиночество моё как воды,

По которым путь держал Христос.

Океан, не знающий границы.

Путь, который неисповедим.

Но чтоб нам с тобой соединиться,

Я должна – за Ним, за Ним, за Ним…

Не в прошлое. Нельзя назад.

Там умер ты. Там Бог распят,

Тот, кто сейчас и здесь – живой.

Не в прошлом, нет. Любимый мой.

Мне надо не упасть в обрыв,

А быть над ним. Вот там, где жив,

Вот там, где есть поныне ты.

Невидимы твои черты

Затем, что врезаны туда,

Откуда всходит в мир звезда, –

В грудь Божью. Как же надо мне

Жить, чтоб услышать не во сне,

А здесь, всех шумов посреди

Биенье Божеской груди!..

Есть недоступное величье,

Зовущее в надмирный край.

Была у Данте Беатриче,

Открывшая дорогу в рай.

Но что-то есть намного выше

Расшитой золотом мечты –

Лесов заснеженных затишье

И в душу мне глядящий ты.

Мой рай не за земным порогом –

Соседство было мне дано

Твоей души, открытой Богу

Так просто, как в простор окно.

Реальность выше, чем мечта.

Реальность – это высота

Седьмых незыблемых небес,

Та высь, в которой страх исчез.

Реальность много глубже грёз.

Она не осушает слёз,

Но зажигает в них лучи

И возникает свет в ночи.

А тайна твоего лица

Равна глубокой тайне Божьей,

Той, у которой нет конца,

Перед которой так ничтожно

Всё заключённое в предел.

Ты выйти на простор сумел.

Твоя душа насквозь открыта.

Где б ни был, что б ни делал ты,

Всё Духом Божиим промыто

До совершенной чистоты.

Когда усталый ум молчит,

Вдруг исчезают все преграды,

И ни досады, ни обид,

Да и мечтать уже не надо.

Осталось только то, что есть.

Растаяла завеса дыма.

И мир открылся сердцу весь,

Невиданный, неистощимый…

Ты стал одним с деревьями седыми.

С большой берёзой стал совсем одним.

На камне скупо вычерчено имя.

Снежинки тихо кружатся над ним.

Ты стал одним с той жизнетворной силой,

Что на уста мои кладёт печать.

Так вот что мне берёза говорила,

А я не знала, что ей отвечать…

Ты был так близко, что быть ближе

Уже нельзя. И – ни следа.

Теперь не слышу и не вижу,

Теперь ты дальше, чем звезда.

И всё же, никогда не поздно

Преодолеть любой провал,

Вобрав в себя всю даль, все звёзды, –

Ведь ты меня туда позвал…

А что такое сдвинуть гору?

Ещё до роковой черты

Войти в такой покой, в который

Сегодня погрузился ты.

На кладбище невиданные клёны,

Невиданной гигантской вышины.

И в этой вышине густо-зелёной

Мирские шумы вовсе не слышны.

Здесь тишина сгущается, как в храме.

Она уже почти воплощена.

Здесь тишиной становимся мы сами,

И тает неприступная стена

Меж тьмой и светом, меж живым и мёртвым.

Вопрос замолкни! Мысль, остановись!

Граница меж двумя мирами стёрта.

Не жизнь и смерть – незнаемая жизнь.

В час этот наше расставанье

Исчезло. Мы опять вдвоём.

И тихо светится молчанье

Своим таинственным огнём.

Взгляд взгляду долгому навстречу,

И я – в тебе, а ты – во мне.

Нас приютить сумела вечность

В своей священной глубине.

Я наконец тебя достойна.

Мой взгляд, как твой, бездонно тих.

Боль отступила. Я спокойна.

Я вновь в объятиях твоих.

Мы с тобой вдвоём. И – тишина.

Божья дума нам с тобой слышна.

Целый мир вместился в окоём.

Тишина. И мы с тобой вдвоем.

Нет заслонов. Ни одной стены.

Настежь души в нас растворены

Также, как над нами небосвод.

И твоя душа в мою войдёт,

Потому что только ты один

Знаешь путь до глубины глубин.

Потому что только я одна

Не увижу ни границ, ни дна,

Погружаясь в стихнувшую высь –

Ту, в которой мы сейчас слились.

Когда я с Богом, то и ты со мной.

Тогда уже не может быть разлуки.

Есть Божий пламень – огнь неземной,

Сжигающий дотла любые муки.

У слов и мыслей наших есть порог.

Но за порогом слов живёт спасенье, –

Я знаю: воскресенье – это Бог.

Не Бог воскрес, а Бог есть воскресенье.

Когда небесный свод вовнутрь вмещаю весь я,

Не знающее черт вмещается в черты.

Смысл жизни, может быть, есть тайна равновесья

Всецелости небес и сердца полноты.

Есть только лишь одно на этом свете чудо –

Бескрайний дух Творца, вместившийся в края.

И держится сей мир до той поры, покуда

Всю тяжесть бытия выдерживаю я.

Сегодня так, как будто я

Без никого, с тобой вдвоём.

Недвижность полнобытия.

Молчащий мир. Притихший дом.

Я с миром всем наедине.

Омыта тишиной лесной.

Весь лес – во мне, весь мир – во мне,

А это значит – ты со мной.

Душа – над болью, над судьбой.

Душа полна, а ум мой нем.

Ведь я наедине с тобой,

А это значит – с миром всем.

В лес тихий, как в лицо твоё,

Гляжу до самоиссяканья

И вижу – инобытиё

Того, единого Дыханья.

Нет черт в последней глубине,

Но разве Дух живой очерчен?

Сейчас биенье слышно мне

Остановившегося сердца.

И я до полной наготы

С души снимаю слой за слоем,

До точки той, где я и ты

Опоены таким покоем!..

Бог молчит. Мир молчит. Ни словца.

Ни звучка, ни кивка, ни лица.

Пустота. Океан. Небосвод.

Но в безмолвьи работа идёт.

Кто-то, свод над землёй наклоня,

По частям собирает меня.

Я из смерти сейчас восстаю,

Ощущая всецелость свою.

Нет дробей. Нет пространств. Нет времён.

Дух с собою воссоединён.

Швов не знает небес полотно.

Нет кусков, нет дробей. Мы – одно.

Бог молчит. Мир молчит. Ни словца.

Погружаюсь в молчанье Творца.

Не отвлекай, не окликай, не трогай –

Дух собран и на части не делим.

Ведь красота есть послушанье Богу,

Слиянье с Ним и наполненье Им.

Что это значит? О, что это значит?

Что знал распятый, одинокий Спас?

Что этот мир, что видит каждый зрячий,

Весь рядом с нами, но ещё не в нас.

А если б в нас, а если б эти дали,

А если б этот лес и эту высь

Мы внутрь сердца собственного взяли,

То вправду б миллионы обнялись.

Июньский ветер нежный, слабый

Верхушки лип качнул слегка.

О, если б мысль моя могла бы

Быть, как деревья, высока!

Нам кажется – исхода нету.

Мы за слезой утрём слезу.

А там, вверху живут ответы

На всё, что так гнетёт внизу.

Как странно… Я жива, а ты в могиле.

Есть только след любимого лица.

Но мы с тобой друг друга так любили,

А у любви не может быть конца.

И нет его. Любовь моя бескрайна.

Ну а твоя? Кто скажет, где твоя?

Смерть – это тайна. Но и жизнь есть тайна.

Раз нет тебя, то что такое я?

Жизнь, как и смерть, не поддаётся знанью.

Здесь есть предел словесной суеты.

Быть может, я – пространство замолканья,

Немой простор, где проступаешь ты.

Никто на наши зовы не ответит,

И всё-таки преодолим порог –

На нежном дымно-розовом рассвете

Сквозь все пустоты проступает Бог.

Какая тишь в лесу и в поле!

Вдали теряются края.

Есть что-то, что намного боле,

Гораздо более, чем я.

Столетний дуб, от солнца застя,

Чуть шепчет, ветки наклоня.

Кто б знал, какое это счастье –

Вот то, что более меня!

Что больше всех земных историй,

Всех наших страхов и тревог.

Ведь есть, о, есть на свете море!

И есть молчащий в сердце Бог.

А голос… Голос изнемог,

Как будто рот почти что сомкнут.

Как будто нас молил сам Бог…

– О чём Ты, Господи, о чём Ты?

– Здесь на последней глубине

Вот здесь, где умерший разбужен…

Иди сюда! Иди ко мне!

Когда б ты знал, как ты Мне нужен! –

Бушующий, гремящий вал

Затих у нашего порога.

И лишь Бетховен услыхал

Мольбу тоскующего Бога.

А души могут встретиться лишь в храме –

Нерукотворном или рукотворном,

Там, где деревья спутались ветвями,

Иль в темноте сплелись друг с другом корни.

Там, где сердца обнажены до глуби,

Где нет чужих – одни единоверцы,

Где так глубо ко и так полно любят,

Что ничего не встретишь, кроме сердца.

Под гулким сводом иль в зелёной чаще,

Там, где пространство Божий Дух наполнил…

Сойдёмся в храме, только в настоящем!

Сойдёмся только в Истине безмолвной.

Чем ни была бы я когда-то,

Но вот сейчас полным-полна

Моей любимою сонатой

Бетховена, я есть она.

Я в этот час рождаюсь снова,

Вхожу в простор совсем иной.

Она и – ничего другого.

Она и вправду стала мной.

О, звуков вторгшихся обвалы!

Поток священного огня!

Она затем и создавалась,

Чтоб Дух Творца входил в меня.

Есть сила над земной судьбою

Превыше всех грозящих сил:

Затем, чтоб стала я Тобою,

Ты душу мне свою открыл.

Лишь для того горит Всевышний

Бессмертным пламенем своим,

Чтоб все, кто видит, все, кто слышит,

Кто любит, – становились Им.

Вся тайна в том, что есть лишь только Ты.

Ты – это быль, а остальное – небыль: