Хождение за три моря

Афанасий Никитин. ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ

За молитву святыхъ отець наших, господи Ісусе Христе, сыне божій, помилуй мя раба своего грѣшнаго Афонасья Микитина сына. Се написах грѣшьное свое хоженіе за трі моря: прьвое море Дербеньское, дорія Хвалитьскаа; второе море Индѣйское, дорія Гондустаньскаа; третье море Черное, дорія Стемъбольскаа. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя и от владыкы Генадія Твѣрьскыхъ, поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь къ святѣй живоначалной Троици и святымъ мученикомъ Борису и Глѣбу; и у игумена ся благословивъ у Макарія братьи; и с Колязина поидох на Углечь, со Углеча на Кострому ко князю Александру, с ыною Грамотою. И князь великі отпустилъ мя всея Руси доброволно. И на Елесо, въ Новъгородъ Нижней к Михаилу къ Киселеву к намѣстьнику и къ пошьлиннику Ивану Сараеву пропустили доброволно. А Василей Папин проехалъ въ городъ, а язъ ждалъ в хіовъ городѣ двѣ недели посла татарьскаго ширвашина Асамъбѣга, а ехал с кречаты от великаго князя Ивана, а кречатовъ у него девяносто. И поехал есми с нимъ на низъ Волгою. И Казань есмя, и Орду, и Усланъ, и Сарай, и Верекезаны проехали есмя доброволно. И въехали есмя въ Вузанъ рѣку.

И ту наехали нас три татарины поганыи и сказали нам лживыя вѣсти: Каисымъ солтанъ стережет гостей въ Бузані, а с нимъ три тысячи тотаръ. И посолъ ширвашин Асанбѣгъ далъ имъ по однорядкы да по полотну, чтобы провели мимо Азътарханъ. И они по одноряткы взяли, да вѣсть дали в Хазъторохани царю. И язъ свое судно покинулъ да полѣзъ есми на судно на послово и с товарищи. Азътарханъ по мѣсяцу ночи парусом, царь насъ видѣл и татаровѣ намъ кликалі: «Качьма, не бѣгайте!» И царь послалъ за нами всю свою орду. И по нашим грѣхомъ нас постигли на Бугунѣ, застрелили у нас человѣка, а мы у нихъ дву застрелили; и судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да розграбили, а моя рухлядь вся в меншемъ суднѣ. А болшимъ есмя судном дошли до моря, ино стало на усть Волгы на мели, и они нас туто взяли, да судно есмя взадъ тянули до езу. И тутъ судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые, а нас отпустили голими головами за море, а вверьх насъ не пропустили вѣсти дѣля. И пошли есмя к Дербеньти двѣма суды: в одномъ суднѣ посол Асамъбѣгъ, да тезикы, да русаковъ насъ 10 головами; а в другомъ суднѣ 6 москвичь да 6 тверичь.

И въстала фуръстовина на морѣ, да судно меншее разбило о берегъ, и пришли каитаки да людей поимали всѣхъ. И пришлі есмя в Дерьбенть. И ту Василей поздорову пришелъ, а мы пограблены. И билъ есми челом Василью Папину да послу ширваншину Асанбегу, что есмя с нимъ пришли, чтобы ся печаловалъ о людех, что ихъ поимали под Тархы кайтаки. И Осанбѣгъ печаловался и ездилъ на гору к Бултабѣгу. И Булатъбѣгъ послалъ скоро да къ ширваншѣбѣгу: что судно руское разбило под Тархи, и кайтакы пришедъ людей поимали, а товаръ их розъграбили. А ширваншабѣгъ того часа послалъ посла к шурину своему Алильбегу кайтаческому князю, что судно ся мое разбило подъ Тархы, и твои люди пришед, людей поимали, а товаръ ихъ пограбили; и ты бы мене дѣля люди ко мнѣ прислалъ и товаръ их собралъ, занеже тѣ люди посланы на мое имя; а что тобѣ будет надобетъ бѣ у меня, и ты ко мне пришли, и язъ тобѣ, своему брату, за то не стою и ты бы их отпустилъ доброволно меня дѣля. И Алильбѣгъ того часа отослалъ людей всѣх в Дербентъ доброволно, а из Дербенту послали их къ ширванши въ-рду его коитулъ. А мы поехали к ширъванше во и коитулъ и били есмя ему челомъ, чтобы нас пожаловалъ, чѣм доити до Руси. И он намъ не дал ничего, ано нас много. И мы заплакавъ да розошлися кои куды: у кого что есть на Руси, и тот пошелъ на Русь; а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли, а иные осталися в Шамахѣе, а иные пошли работать к Бакѣ.

А яз пошелъ к Дербенти, а из Дербенти к Бакѣ, гдѣ огнь горить неугасимы; а изъ Бакі пошелъ есми за море к Чебокару, да тутъ есми жил въ Чебокарѣ 6 мѣсяць, да в Сарѣ жил мѣсяць в Маздраньской земли. А оттуды ко Амили, и тутъ жилъ есми мѣсяць. А оттуды к Димованту, а из Димованту ко Рею. А ту убили Шаусеня Алеевых детей и внучатъ Махметевых, и онъ их проклялъ, ино 70 городовъ ся розвалило. А из Дрѣя к Кашени, и тутъ есми былъ мѣсяць. А изъ Кашени к Наину, а из Наина ко Ездѣи, и тутъ жилъ есми мѣсяць. А из Диесъ къ Сырчану, а изъ Сырчана къ Тарому, а фуники кормять животину, батманъ по 4 алтыны. А изъ Торома къ Лару, а изъ Лара к Бендерю. И тутъ есть пристанище Гурмызьское, и тутъ есть море Индейское, а парьсейскым языкомъ и Гондустаньскаа дорія; и оттуды ити моремъ до Гурмыза 4 мили. А Гурмызъ есть на островѣ, а ежедень поимаеть его море по двожды на день. И тутъ есми взялъ 1 Великъ день, а пришел есми в Гурмызъ за четыре недѣли до Велика дни. А то есми городы не всѣ писалъ, много городовъ великих. А в Гурмызѣ есть варное солнце, человѣка съжжеть. А въ Гурмызѣ былъ есми мѣсяцъ, а изъ Гурмыза пошелъ есми за море Индѣйское, по Велице дни в Фомину недѣлю, в таву, с коньми.

И шли ѳемя морем Дѣгу 4 дни; от Дѣга Кузряту; а от Кузрята Конбату, а тутъ ся родить краска да лекъ. А отъ Канбата к Чивилю, а от Чивиля есмя пошли в семую недѣлю по Велицѣ дни, а шли есмя в тавѣ 6 недѣль моремъ до Чивиля. И тутъ есть Индѣйскаа страна, и люди ходять нагы всѣ, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу плетены, а всѣ ходят брюхаты, дѣти родять на всякый год, а детей у нихъ много, а мужы и жены всѣ черны; язъ хожу куды, ино за мною людей много, дивятся бѣлому человѣку. А князь их – фота на головѣ, а другаа, на бедрах; а бояре у них ходять – фота на плещѣ, а другыя на бедрах, а княгыни ходять – фота на плечемъ обогнута, а другаа на бедрах; а слугы княжия и боярьскыя – фота на бедрахъ обогнута, да щит да меч в руках, а иныя с сулицами, а ины с ножи, а иныя с саблями, а иныи с лукы и стрелами; а всѣ нагы, да босы, да болкаты; а жонки ходят голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 лѣтъ, а сором не покрытъ. А изъ Чювиля пошли есмя сухомъ до Пали 8 дни до индѣйскыя горы. А отъ Пали до Умри 10 дни, то есть городъ индѣйскый. А отъ Умри до Чюнейря 6 дний, и тут есть Асатъхан Чюнерьскыя индѣйскыя, а холопъ Меликътучяровъ, а держить, сказывають, седмь темь отъ Меликтучара.

А Меликтучаръ сѣдит на 20 тмахъ; а бьется с кафары 20 лѣт есть то его побиють то онъ побивает ихъ многажды. Ханъ же езди на людех, а слоновъ у него и коний много добрых, а людей у него много хорозанцевъ; а привозять их изъ Хоросаньскыя земли, а иныя из Орабаньскыя земли, а иныя ис Тукърмескыя земли, а иныя ис Чеготаньскыя земли, а привозять все моремъ въ тавах, Индѣйскыя земли корабли. И язъ грѣшный привезлъ жеребьца в Ындѣйскую землю, дошел есми до Чюнеря богъ дал поздорову все, а стал ми сто рублевъ. Зима же у них стала с Троицина дни. А зимовали есмя в Чюнѣйрѣ, жили есмя два мѣсяца; ежедень и нощь 4 мѣсяца, а всюда вода да грязь. В тѣ же дни у них орють да сѣють пшеницу, да тутурганъ, да ногут, да все съястное. Вино же у нихъ чинять в великых орѣсех кози гундустаньскаа; а брагу чинят въ татну, кони кормять нохотом, да варять кичирисъ с сахаромъ да кормять кони, да с масломъ, порану же дають шьшени. Во Индѣйской же земли кони ся у нихъ не родят, въ ихъ земли родятся волы да буволы, на тѣхъ же ѣздѣть и товаръ иное возять, все дѣлають. Чюнеръ же град есть на острову на каменомъ, не дѣланъ ничим, богомь сътворенъ; а ходять на гору день по единому человѣку, дорога тѣсна, поити нелзя.

Во Индѣйской земли гости ся ставять по подворьемь, а ѣсти варять на гости господарыни, и постелю стелять, и спять с гостьми, сикишь илересънь ду житель берсень, достурь авратъ чектуръ а сикишь муфутъ любять бѣлых людей. Зимѣ же у них ходять люди фота на бедрах, а другаа на плещем, а третья на головѣ; а князи и бояря тогда въздевають на собя порткы, да сорочицу, да кавтанъ, да фота по плечемъ, да другою ся опояшеть, а третьею фотою главу обертить; а се оло, оло, абрь оло акъ, оло керимъ, оло рагымъ. А в томъ Чюнерѣ ханъ у меня взял жерепца, а увѣдал, что яз не бесерменинъ, русинъ, и онъ молвит: «И жерепца дам да тысячю золотых дам, а стань в вѣру нашу в Махмѣт дени; а не станешь в вѣру нашу в Махмет дени, и жерепца возму и тысячю золотыхъ на главѣ твоей возму». А срокъ учинил на 4 дни, въ говѣйно успении на Спасовъ день. И господь богъ смиловася на свой честный праздникъ, не отстави от меня милости своея грешнаго и не повелѣ погыбнути въ Чюнерѣ с нечестивымі; в канун Спасова дни приѣхал хозяйочи Махмет хоросанец билъ есми челомъ ему, чтобы ся о мнѣ печаловалъ; и он ѣздилъ к хану в город, да мене отпросил, чтобы мя в вѣру не поставили, да и жерепца моего у него взялъ.

Таково господарево чюдо на Спасовъ день! Ино, братья русьскіи християне, кто хочеть поити в Ындѣйскую землю, и ты остави вѣру свою на Руси, да въскликну Махмета, да поиди в Густаньскую землю. Мене залгали псы бесермена, а сказывали всего много нашего товару, ано нѣтъ ничего на нашу землю; все товаръ бѣло на бесермьньскую землю, перець да краска, то дешево; ино возят аче моремъ, иныи пошлины не дають. А люди иные намъ провести пошлины не дадут, и пошлины много, а разбойников на море много. А розбивають все кофары, ни крестіяне, ни бесерьмена; а молятся каменнымъ болваномъ, а Христа не знають. А ис Чюнеря есмя вышли на Успение Пречистые к Бедерю к большему ихъ граду. А шли есмя мѣсяць; а отъ Бедеря до Кулонкеря 5 дний; а отъ Кулонгеря до Кельбергу 5 дни. Промежю тѣхъ великых градовъ много градовъ; на всякъ день по три грады, а на иной день и 4 грады; колко ковъвъ, толко градов. А отъ Чювиля до Чюнейря 20 кововъ, а отъ Чюнеря до Бедеря 40 кововъ, а отъ Бедеря до Колуньгоря 9 кововъ, а отъ Бедеря до Колубергу 9 ковов. В Бедери же торгъ на кони, да на товаръ, да камкы, на шелкъ и на всякой иной товаръ, да купити в нем люди черныя; а иныя в немъ купли нѣтъ. Да все товаръ их гундостаньской, да соястной все овощь, а на Русьскую землю товара нѣтъ.

А все черныя, а все злодѣи, а жонки все бляди, да вѣдь, да тать, да ложь, да зельи, господаря морять. Во Индѣйской земли княжать все хоросанци, и бояре все хоросанци; а гундустанци все пѣшиходы, а ходят борзо, а все нагы да босы, да щитъ в руцѣ, а в другой мечь, а иныя слугы с великими с прямимы лукы да стрелами. А бой их все слоны, да пѣшихъ пускають наперед, хоросанци на конехь да в доспѣсехъ, и кони и сами; а къ слономъ вяжуть к рылу да к зубомъ великия мечи по кендарю кованы, да оболочат ихъ в доспѣхъ булатный, да на них учинены городъкы, да и в горотъкѣ по 12 человѣкъ в доспѣсех, да все с пушками да стрелами. Есть у них одно мѣсто, шихбъ Алудинъ піръ атыръ бозаръ алядинандъ, на год единъ бозаръ, съѣждается вся страна Индѣйская торговати, да торгують 10 дний; от Бедеря 12 кововъ, приводять коней до 20 тысящь продають, всякый товаръ свозять; во Гондустаньской земли той торгъ лучшій, всякый товаръ продають, купят, на память шиха Аладина, на руськый праздникъ на Покровъ святыя богородица. Есть в томъ Алянде и птица гукукъ, летает ночи, а кличеть «гукукъ».

А на которой хороминѣ сѣдить, то тут человѣкъ умреть; а къто ея хочеть убити, ино у нея изо рта огнь выйдеть. А мамонь ходят ночи да имають куры, а живуть въ горѣ или в каменье. А обезьяны то тѣ живуть по лесу, да у них есть князь обезьяньскый, да ходіи ратию своею, да кто их заимаеть и они ся жалують князю своему, и онъ посылаеть на того свою рать, и они, пришедъ на град, и дворы разволяють и людей побьють. А рати ихъ, сказывають, велми много, и языкы их есть свои, а детей родять много; да которой родится не в отца, не в матерь, они тѣх мечють по дорогамъ; ины гондустанци тѣх имают да учать их всякому рукодѣлью, а иных продають ночи, чтоб взад не знали побѣжати, а иных учат базы миканетъ. Весна же у них стала с Покрова святыя богородица; а празднують шиху Аладину и веснѣ двѣ недѣли по Покровѣ, а празднують 8 дни; а весну держать 3 мѣсяца, а лѣто 3 месяца, а зиму 3 мѣсяца, а осень 3 мѣсяца. В Бедери же их столъ Гундустану бесерменьскому. А град есть вѣликъ, а людей много велмии; а салтан великъ 20 лѣт, а держать бояре, а княжат фарасанци, а воюють все хоросанци. Есть хоросанець Меликтучаръ бояринъ, ино у него рати двѣсте тысячь, а у Мелик хана 100 тысячь, а у Харат-хана 20 тысячь; а много тех хановъ по 10 тысячь рати.

А с салтаном выходят 300 тысяч рати своей. А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добрѣ и пышны велми; а все их носять на кровати своеих на сребряных, да пред ними водят кони въ снастех золотых до 20; а на конехъ за ними 300 человѣкъ, а пѣших 500 человѣкъ, да трубниковъ 10, да нагарниковъ 10 человекъ, да свирѣлниковъ 10 человѣкъ. Султан же выещаеть на потѣху с матерью да с женою, ино с ним человѣковъ на конех 10 тысящь, а пѣшихъ 50 тысящь, а слоновъ водят 200 наряженых в доспѣсѣх золочоных, да пред ним 100 человекъ трубниковъ, да плясцевъ 100 человѣкъ, да коней простых 300 въ снастех золотых, да обезьянъ за ним 100, да блядей 100, а все гаурыкы. В султанов же дворъ 7-ры ворота, а в воротѣх сѣдят по 100 cторожевъ да по 100 писцевъ кофаровъ; кто поидеть, ини записывають, а кто выйдет, ини записывають; а гариповъ не пускають въ град. А дворъ же его чюденъ велми, все на вырезѣ да на золотѣ, и послѣдний камень вырѣзанъ да золотомъ описанъ велми чюдно; да во дворѣ у него суды розныя. Городъ же Бедерь стерегутъ в нощи тысяча человѣкъ кутоваловых, а ѣздять на конех да в доспѣсех, да у всѣх по свѣтычю. А язъ жерепца своего продал в Бедери, да наложилъ есми у него 60 да и 8 футуновъ, а кормилъ есми его годъ.

В Бедери же змии ходят по улицам, а длина ея двѣ сажени. Приидох же в Бедерь о заговѣйне о Филиповѣ ис Кулонгѣря и продал жеребца своего о Рожествѣ, и тут бых до великого заговейна в Бедери и познася со многыми индѣяны и сказах имъ вѣру свою, что есми не бесерменинъ исаяденіені есмь християнинъ, а имя ми Офонасей, а бесерменьское имя хозя Исуфъ Хоросани. И они же не учали ся отъ меня крыти ни о чемъ, ни о ѣствѣ, ни о торговле, ни о маназу, ни о иных вещех, ни жонъ своих не учали крыти. Да о вѣрѣ же о их распытах все, і оны сказывают: вѣруем въ Адама, а Буты, кажуть, то есть Адамъ и род его весь. А вѣръ въ Индѣи всѣх 80 и 4 вѣры, а все вѣрують в Бута; а вѣра с вѣрою ни пиеть ни ястъ, ни женится, а иныя же боранину, да куры, да рыбу, да яица ядять а воловины не ядять никакаа вѣра. В Бедери же бых 4 мѣсяца и свѣщахся съ индѣяны поити к Первоти, то их Ерусалимъ, а по бесерменьскыи Мягъкат, дѣ их бутхана. Там же поидох съ индѣяны да будутханы мѣсяць, и торгу у бутьханы 5 дни. А бутхана же велми велика есть с пол-Твѣри, камена, да рѣзаны по ней дѣяния Бутовыя, около ея всея 12 рѣзано вѣнцевъ, какъ Бутъ чюдеса творил, какъ ся имъ являлъ многыми образы: первое человѣческым образомъ являлся; другое человѣкъ, а носъ слоновъ; третье человѣкъ, а виденье обезьанино; въ четвертые человѣкъ, а образомъ лютаго звѣря, являлся имъ все съ хвостом, а вырезанъ на камени, а хвостъ черезъ него сажень.

К бухану же съеждается вся страна Индѣйскаа на чюдо Бутово; да у бутханы бреются старыя жонкы и дѣвки, а бреють на собѣ всѣ волосы, и бороды, и головы, да поидуть к бутхану; да со всякыя головы емлють по двѣ шекшени пошлини на Бута, а с коней по четыре футы; а съѣжшается к бухану всѣхъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ. В буханѣ же Бутъ вырѣзанъ ис камени, велми великъ, да хвостъ у него черезъ него, да руку правую поднялъ высоко да простеръ, акы Устьянъ царь Царяградскы, а в лѣвой руцѣ у него копіе, а на немъ нѣтъ ничево, а гузно у него обязано ширинкою, а виденье обезьянино, а иныя Буты нагы, нѣт ничево, кот ачюк, а жонкы Бутавы нагы вырезаны и с соромомъ, и з детми, а перет Бутом же стоитъ волъ велми великъ, а вырезанъ ис камени ис чернаго, а весь позолочен, а цѣлують его въ копыто, а сыплют на него цвѣты, и на Бута сыплют цвѣты.

Индѣяне же не ядят никоторого мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы ни свинины, а свиней же у них велми много; а ядят же днем двожды, а ночи не ядять, а вина не пиють, ни сыдны; а с бесермены не піють, ни ядять. А ѣства же их плоха, а одинъ съ дним ни піеть ни ястъ, ни с женою; а ядят брынець, да кичири с маслом, да травы розныя ядят, все рукою правою, а левою не приимется ни за что; а ножа не держать, а лъжици не знають; а на дорозѣ кто же собѣ варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни вь яству; а посмотрил бесерменинъ на ѣству, і онъ не ястъ, а ядять иные, покрываются платомъ, чтобы никто не видѣлъ его. А намазъ же их на востокъ по-руськы, обе рукы подымають высоко, да кладуть на тѣмя, да ложатся ниць на земли, да все ся истягнеть по земли, то их поклоны. А ясти же садятся, ини омывають рукы да и ногы, да и ротъ пополаскывають. А бутуханы же их безъ дверей, а ставлены на востокъ, а буты стоятъ на востокъ. А кто у нихъ умреть, и они тѣх жгут да пепел сыплють на воду. А у жены дитя родится, ино бабить мужь, а имя сыну даеть отець а дочери мати; а добровтра у них нѣтъ, а сорома не знають. Или пришел, ины ся кланяють по чернечьскы, обе рукы дотычють до земли, а не говорить ничево.

К Первотѣ же яздять о Великомъ заговѣйне, къ своему буту, тотъ их Іерусалимъ, а по-бесерменьскыи Мякъка, а по-рускы Ерусалимъ, а по-индѣйскый Парватъ. А съеждаются всѣ нагы, только на гузне платъ; а жонкы всѣ нагы, толко на гузне фота, а иныя в фотах, да на шиях жемчюгъ, много яхонтовъ, да на рукахъ обручи да перстьни златы олло оакъ, а внутрь к бутхану яздять на волех, да у вола рога окованы мѣдью, да на шие колоколцевъ 300, да копыта подкованы; а тѣ волы ачьче зовут. Индѣяне же вола зовуть отцемъ, а корову матерью, а каломъ ихъ пекут хлѣбы и ѣству варять собѣ, а попеломъ тѣмъ мажуться по лицу, и по челу, и по всему тѣлу ихъ знамя. В недѣлю же да в понедѣлникъ ядять единожды днемъ. В Ындѣе же какъ пачекъ-туръ, а учюзе-дерь: сикишь иларсень ики шитель; акечаны иля атырьсеньатле жетель берь; булара досторъ: а кулъ каравашь учюзъ чар фуна хубъ бемъ фуна хубесия; капкара амь чюкъ кичи хошь. От Первати же приехал есми в Бедерь, за 15 дни и до бесерменьскаго улубагря. А Великого дни въскресения Христова не вѣдаю, а по примѣтамъ гадаю – Великый день бываеть хрестьяньскы первие бесерьменьскаго багрима за 9-ть день или за 10 дни.

А со мною нѣтъ ничево, никакоя книгы, а книгы есмя взяли с собою с Руси; ино коли мя пограбили, ини их взяли, и язъ позабылъ вѣры хрестьяньскыя всея и праздниковъ хрестіаньскых, ни Велика дни, ни Рожества Христова не вѣдаю, ни среды, ни пятници не знаю; а промежу есми вѣръ тангрыдань истремень олъсакласынъ; олло худо, олло акъ, олло ты, олло акъберъ, олло рагымъ, олло керимъ, олло рагымелъло, олло кари мелло, танъ танъгрысень, худосеньсень. Богь единъ то царь славы, творець небу и земли. А иду я на Русь, кетьмышьтыръ имень уручь тутъ тымъ. Месяць март прошелъ, и азъ месяць мяса есмь не ялъ, заговѣлъ с бесермены в недѣлю, да говѣл есми ничево скоромнаго, никакыя ястъвы бесерменьскыя, а ялъ есми все по двожды днемъ хлѣбъ да воду, вратыйял ятъ мадымъ; да молился есми богу вседержителю, кто сътворилъ небо и землю, а иного есми не призывал никоторово имени, богъ олло, богъ керимъ, богъ рагымъ, богъ худо, богъ акъ беръ, богъ царь славы, олло варенно, олло рагымелло сеньсень олло ты.

А от Гурмыза ити моремъ до Голатъ 10 дни, а от Калаты до Дѣгу 6 дни, а от Дѣга до Мошката до Кучьзрята до Комбата 4 дни, отъ Камбата до Чивеля 12 дни, а отъ Чивиля до Дабыля – 6. Дабыль же есть пристанище в Гундустани послѣднее бесерменьству. А от Дабыля до Колекота 25 дни, а от Селекота до Силяна 15 дни, а от Силяна до Шибаита мѣсяць ити, а отъ Сибата до Певгу 20 дни, а отъ Певгу до Чини да до Мачина месяць итьти, моремъ все то хожение. А от Чини да до Кытаа итьти сухом 6 месяць, а морем четыре дни ити, аросто хода чотом. Гурмызъ же есть пристанище великое, всего свѣта люди въ немъ бывають, и всякы товаръ въ немъ есть, что на всемъ свѣте родится, то в Гурмызѣ есть все; тамга же велика, десятое со всего есть. А Камблятъ же пристанище Индѣйскому морю всему, а товаръ в немъ все дѣлають алачи, да пестреди, да канъдаки, да чинятъ краску ниль, да родится въ немъ лекъ да ахыкъ да лонъ. Дабыло же есть пристанище велми велико, и привозять кони изъ Мисюря, изъ Рабаста, изъ Хоросани, ис Туркустани, изъ Негостани да ходять сухомъ месяць до Бедери да до Келъбергу. А Келекотъ же есть пристанище Индѣйскаго моря всего, а проити его не дай богъ никакову кестяку. А кто его ни увидить, тотъ поздорову не проидеть моремъ.

А родится в немъ перець да зеньзебиль, да цвѣт, да мошкатъ, да калафуръ, да корица, да гвозникы, да пряное коренье, да адрякъ, да всякого коренья родится в нем много. Да все въ немъ дешево, да кулъ да каравашь письяръ хубь сія. А Силян же есть пристанище Индѣйскаго моря немало, а в немъ баба Адамъ на горѣ на высоцѣ, да около его родится каменье драгое, да червьци, да фатисы, да бабогури, да бинчаи, да хрусталь да сумбада, да слоны родятся, да продають в локоть, да девякуши продають в вѣсъ. А Шабаитьское пристанище Индѣйскаго моря велми велико. А хоросанцемъ дають алафу по тенкѣ на день, и великому и малому; а кто в немъ женится хоросанець и князь шабатьской даеть по тысячи тенекъ на жертву, да на олафу, да ѣстъ на всякый месяць по десяти денек; да родится в Шаботе шелкъ, да сандал, да жемчюгъ, да все дешево. А въ Пегу же есть пристанище немало, да все в нем дербыши живуть индѣйскыя, да родится въ немъ камѣние дорогое, маникъ, да яхут, да кырпукъ; а продають же камение дербыши. А Чиньское же да Мачиньское пристанище велми велико, да дѣлають в немъ чини, да продають чини в вѣсъ, а дешево.

А жены же их с мужи своими спять в день, а ночи жены их ходять к гарипомъ да спять с гарипы, дают имъ олафу, да приносять с собою яству сахорную да вино сахарное, да кормять да поятъ гостей, чтобы ее любилъ, а любять гостей людей бѣлых, занже их люди черны велми; а у которые жены от гостя зачнется дитя, и мужь даеть алафу; а родится бело, ино гостю пошлины 18 тенекъ; а черно родится, ино ему нѣтъ ничево, что пил да ѣлъ, то ему халялъ. Шаибать же отъ Бедеря 3 месяци, а от Дабыля до Шаибата 2 месяца моремъ итьти, Мачимъ да Чимъ от Бедеря 4 месяца моремъ итьти, а тамъ же дѣлають чими да все дешево; а до Силяна 2 месяца моремъ итьти. В Шабаите же родится шелкъ, да инчи, да жемчюгъ, да сандалъ; слоны продають в локоть. В Силяне же родится аммоны, да чрьвци, да фатисы. В Лекоте же родится перець, да мошкат, да гвоздникы, да фуфалъ, да цвѣт. В Кузряте же родится краска да люкъ. Да в Камбатѣ родится ахикъ. В Рачюре же родится алмазъ биркона да новъкона же алмазъ; продають почку по пяти рублевъ, а доброго по десяти рублевъ, новаго же почка алмазу пѣнечь чекени, сія же чаршешкени, а сипитъ екъ тенка. Алмазъ же родится в горѣ каменой, а продають же тую гору каменую по двѣ тысячи фунтовъ золотых новаго алмазу, а кона алмазу продають в локоть по 10 тысячь фунтовъ золотых. А земля же тоя Меликханова, а холопъ салтановъ, а от Бедеря 30 кововъ.

А сыто жидове зовуть Шабатъ своими жидовы, а то лжут; а шабаитене ни жидове, ни бесермена, ни христиане, инаа вѣра индейскаа, ни с худы, ни зъ бесермены ни піють ни ядять, а мяса никакого не ядять. Да в Шабатѣ же все дешево, а родится шелкъ да сахаръ велми дешево; да по лесу у них мамоны да обезьяны, да по дорогамъ людей дерут; ино у нихъ ночи по дорогамъ не смѣють ѣздити обезъянъ дѣля да момонъ дѣля. А отъ Шаибата же 10 месяць сухомъ итьти, а моремъ 4 месяца аукиковъ. А оленей окормленныхъ рѣжуть пупы, а пупъ в немъ мускусъ родится; а дикыи олені пупькы ис собя ронять по полю и по лесу, ино ис тѣх воня выходить, да ѣсть то тотъ не свѣжь. Месяца маа Великій день взялъ есми в Бедере бесерменьскомъ и в Гондустани; а в бесермене бограмъ взяли въ среду месяца маа; а заговѣлъ есми месяца априля 1 день.

О благовѣрныи христіяне! Иже кто по многым землямъ много плаваеть, въ многыя грѣхы впадаеть и вѣры ся да лишаеть христианскые. Азъ же, рабище божие Афонасие, и сжалися по вѣрѣ; уже проидоша четыре великыя говѣйна и 4 проидоша Великыя дни, аз же грѣшный не вѣдаю, что есть Великый день, или говѣйно, ни Рожества Христова нѣ вѣдаю, ни иныхъ праздниковъ не вѣдаю, ни среды, ни пятници не вѣдаю; а книгъ у меня нѣтъ, коли мя пограбили, ини книгы взяли у мене, азъ же от многыя беды поидох до Индѣи, занже ми на Русь поити нѣ с чѣмъ, не осталося товару ничево. Пръвый же Великъ день взял есми в Каинѣ, другой Великъ день в Чебукару в Маздраньской земли, третий Великый день в Гурмызѣ, четвертый Великый день въ Индѣи с бесермены въ Бедери; и ту же много плакахъ по вѣрѣ по хрестьяньской.

Бесерменинъ же Мелик, тотъ мя много понуди в вѣру бесерменьскую стати. Азъ же ему рекохъ: «Господине! Ты намаръ кыларесенъ менда намазъ киларьменъ, ты бешь намазъ киларьсизъменда 3 калаременьмень гарипъ асень иньчай»; онъ же ми рече: «Истину ты не бесерменинъ кажешися, а хрестьаньства не знаешь». Аз же въ многыя помышления впадохъ и рекох себѣ: «Горе мнѣ окаанному, яко отъ пути истиннаго заблудихся и пути не знаю, уже самъ поиду. Господи боже вседержителю, творець небу и земли! Не отврати лица отъ рабища твоего, яко скорбь близъ есмь. Господи! Призри на мя и помилуй мя, яко твое есмь создание; не отврати мя, господи, от пути истиннаго и настави мя, господи, на путь твой правый, яко никоея же добродѣтели в нужи той сотворих тебѣ, господи мой, яко дни своя преплых все во злѣ, господи мой, олло перводигерь, олло ты, каримъ олло, рагымъ олло, каримъ олло, рагымелло; ахалимъ дулимо». проидоша 4 Великыя дни в бесерменьской земли, а христианства не оставихъ; далѣ богъ ведаеть, что будеть. Господи боже мой, на тя уповахъ, спаси мя господи боже мой!

Во Индѣи же бесерменьской, в великомъ Бедери, смотрилъ есми на Великую ночь на Великый же день – Волосыны да Кола в зорю вошьли, а Лось головою стоит на восток. На баграмъ на бесерменьской выехал султанъ на теферичь, ино с нимъ 20 възыревъ великых, да триста слоновъ наряженых в булатных в доспѣсех да с гороткы, да и городкы окованы, да в гороткѣх по 6 человѣкъ в доспѣсех, да с пушками да с пищалми; а на великомъ слонѣ 12 человѣкъ, на всякомь слонѣ по два проборца великых, да къ зубомъ повязаны великыя мечи по кентарю, да к рыломъ привязаны великыя желѣзныя гыры, да человѣкъ сѣдить в доспѣсѣ промежу ушей, да крюкъ у него в руках желѣзной великы, да тѣмъ его править; да коней простыхъ тысяча въ снастѣхъ золотых, да верблюдовъ сто с нагарами, да трубникъвъ 300, да плясцевъ 300, да ковре 300. Да на султанѣ ковтанъ весь саженъ яхонты, да на шапкѣ чичакъ олмазъ великы, да сагадакъ золот со яхонты, да 3 сабли на немъ золотомъ окованы, да седло золото, да перед нимъ скачет кофаръ пѣшь да играеть теремьцемъ, да за нимъ пѣшихъ много, да за ним благой слонъ идеть, а весь в камкѣ наряжанъ, да обиваеть люди да чепь у него велика желѣзна во ртѣ, да обиваеть кони и люди, чтобы кто на султана не наступилъ блиско. А братъ султановъ, тот сидит на кровати на золотой, да над нимъ теремъ оксамитенъ, да маковица золота со яхонты, да несуть его 20 человѣкъ. А махтумъ сидит на кровати на золотой, да над ним теремъ шидянъ с маковицею золотою, да везутъ его на 4-хъ конехъ въ снастехъ золотыхъ; да около людей его много множество, да перед нимъ пѣвци, да плясцевъ много, да всѣ с голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да сулицами, да с копіи, да с лукы с прямыми с великими, да кони всѣ в доспѣсехъ, да сагадакы на них, да иныа нагы всѣ, одно платище на гузнѣ, соромъ завѣшенъ.

В Бедери же месяць стоить 3 дни полон. В Бедери же сладкаго овощу нѣтъ. В Гундустанѣ же силнаго вара нѣтъ; силно варъ в Гурмызѣ да в Катобагряимъ, гдѣ ся жемчюгъ родить, да в Жидѣ, да в Бакѣ, да в Мисюрѣ, да въ Остани, да в Ларѣ; а въ Хоросаньской земли варно, да не таково; а в Чеготани велми варно; а в Ширязѣ, да въ Езди, в Кашини варно да вѣтръ бывает, а в Гиляни душьно велми да парищо лихо, да въ Шамахѣи паръ лихъ; да в Вавилони варно, да Хумитѣ да в Шамѣ варно, а в Ляпѣ не такъ варно. А в Севастѣи губѣ да в Гурзыньской земли добро обилно всѣм; да Торьскаа земля обилна вельми; да в Волоской земли обилно и дешево все съѣстное; да Подольскаа земля обилна всѣм; а урусь ерь таньгры саклаеынъ; олло сакла, худо сакла, будоньяда мунукыбит ерь ектуръ; нечикъ урсу ери бегъляри акай тусил; урусь ерь абадан больсынъ; расте кам деретъ. Олло, худо, богъ, богъ данъгры. Господи боже мой! На тя уповахъ, спаси мя господи! Пути не знаю, иже камо поиду изъ Гундустана: на Гурмызъ поити, а от Гурмыза на Хоросанъ пути нѣтъ, ни на Чеготай пути нѣтъ, ни на Катобагряим пути нѣту, ни на Ездъ пути нѣту. То вездѣ булгакъ сталъ; князей вездѣ выбыли, Яишу мурзу убилъ Узуосанъбекъ, а Солтамусаитя окормили, а Узуасанъбекъ на Ширязи сѣлъ и земля ся не обрѣнила, а Едигерь Махмет, а тотъ къ нему не ѣдѣтъ, блюдется; иного пути нѣтъ никуды.

А на Мякъку поити, ино стати в вѣру бесерменьскую, зань же христіане не ходят на Мякъку вѣры дѣля, что ставятъ в вѣру. А жити в Гундустанѣ, ино вся собина исхарчити, зань же у них все дорого: одинъ есми человѣкъ, и язъ по полутретія алтына на день харчю идеть, а вина есми не півалъ, ни сынды. Меликтучаръ два города взял индѣйскыя, что розбивали по морю Индѣйскому, а князей поимал 7 да казну их взял, юкъ яхонтовъ, да юкъ олмазу да кирпуковъ, да 100 юков товару дорогово, а иного товару бесчислено рать взяла; а стоялъ подъ городомъ два году, а рати с нимъ два ста тысяч, да слонов 100, да 300 верьблюдов. Меликтучаръ пришелъ съ ратию своею к Бедерю на курбантъ багрям, а по-русьскому на Петровъ день. И султанъ послалъ 10 възыревъ стрѣтити его за десять кововъ, а въ ковѣ по 10 верстъ, а со всякым возырем по 10 тысяч рати своей да по 10 слоновъ в доспѣсехъ.

А у Меликтучара на всякъ день садится за суфрею по 5 сотъ человѣкъ, а с нимъ садится 3 възыри за его скатерьтью, а с возыремъ по пятидесят человѣкъ, а его 100 человѣкъ бояриновъ вшеретных. У Меликтучара на конюшне коней 2 тысящи да тысяча осѣдланых и день и ночь стоятъ готовых, да 100 слоновъ на конюшне; да на всякую ночь дворъ его стерегуть 100 человѣкъ в доспѣсех, да 20 трубниковъ, да 10 нагаръ, да по 10 бубновъ великых по два человѣка биють. Мызамлылкъ, да Мекханъ, да Фаратхань, а тѣе взяли 3 городы великыи, а с ними рати своей 100 тысячь да 50 слоновъ, да камени всякого дорогого много множьство; а все то камение да яхонты да олъмазъ покупили на Меликтучара, заповѣдал дѣляремъ, что гостемъ не продати, а тѣе пришли от Оспожина дни к Бедерю граду.

Султанъ выежжаеть на потѣху в четвергъ да во вторник, да три с ним возыры выещають; а брат выежжает султанов в понедѣльникъ, с матерью да с сестрою; а жонъкъ 2 тысячи выежжаеть на конех да кроватех на золотыхъ да коней пред нею простых сто въ снастех золотых, да пѣших с нею много велми, да два возыря, да 10 възыреней, да 50 слоновъ в попонах сукняных, да по 4 человѣкы на слонѣ сѣдят нагых, одно платище на гузне, да жонкы пѣшие нагы, а тѣе воду за ними носять пити да подмыватися, а одинъ у одного воды не пиет. Меликтучаръ выехал воевати индѣянъ с ратию своею изъ града Бедеря на память шиха Иладина, а по-русскому на Покровъ святыя Богородица, а рати с нимъ вышло 50 тысяч; а султан послал рати своей 50 тысяч да 3 с ним возыри пошли, а с ними 30 тысяч, да 100 слоновъ с ними пошло з городкы да в доспѣсехъ, а на всякомъ слонѣ по 4 человекы с пищалми.

Меликтучаръ пошел воевати Чюнедара великое княжение Индѣйское. А у Бинедарьскаго князя 300 слоновъ да сто тысяч рати своей, а коней 50 тысяч у него. Султанъ выехал из города Бедеря въ 8-й месяць по Велице дни, да с ним възыревъ выехало 20 да 6 възыревъ, 20 възыревъ бесерменьскыхъ, а 6 възыревъ индѣйскых. А с султаномъ двора его выехало 100 тысяч рати своей коных людей, а 200 тысяч пѣших да 300 слоновъ с городкы да в доспѣсехъ, да 100 лютых звѣрей о двою чепѣх. А с братом с султановым вышло двора его 100 тысяч конных, да 100 тысяч пѣших людей, да 100 слоновъ наряжаных в доспѣсехъ.

А за Малханом вышло двора его 20 тысяч коных людей, а пѣших шестьдесять тысяч, да 20 слоновъ наряжаных. А зъ Бедерьханомъ вышло 30 тысячь конныхъ людей, да з братом, да пѣших 100 тысяч, да слоновъ 25 наряжаных с гороткы. А с султаном вышло двора его 10 тысяч конных, а пѣших дватцать тысящ, да слоновъ 10 с городкы. А з Возырханомъ вышло 15 тысяч конных людей, да пѣших 30 тысяч, да слоновъ 15 наряженых. А с Кутарханом вышло двора его 15 тысяч конных людей, да пѣших 40 тысяч, да 10 слоновъ. А со всяким възыремъ по 10 тысяч, а с ыным по 15 тысяч коных, а пѣших 20 тысяч. А с ындѣйскым авдономомъ вышло рати своей 40 тысяч конных людей, а пѣших людей 100 тысяч, да 40 слоновъ наряжаных в доспѣсех, да по 4 человѣкы на слонѣ с пищальми. А с сулътаномъ вышло возыревъ 26, а со всякым возырем по 10 тысячь, а с ынымъ възырем 15 тысяч конных людей, а пѣших 30 тысяч. А индѣйскыя 4 возыри великых, а с ними рати своей по 40 тысяч конных людей, а пѣших 100 тысяч. И султанъ ополѣлся на индѣянъ, што мало вышло с ним, и онъ еще прибавилъ 20 тысяч пѣших людей, двѣстѣ тысяч конных людей, да 20 слоновъ. Такова сила султана индѣйскаго бесерменьскаго Маметь дени іаріа, а растъ дени худо доносит. А правую вѣру богъ вѣдаеть, а праваа вѣра бога единаго знати, имя его призывати на всякомъ мѣстѣ чистѣ чисту.

Въ пятый же Великый день възмыслилъ ся на Русь. Изыдохъ же из Бедеря града за месяць до улубаграма бесерменьского Маметь дени росолял, а Велика дни христьаньскаго не вѣдаю Христова въскресенія, а говѣйно же ихъ говѣхъ с бесермены, и розговѣвся с ними, Великый день взях в Келберху от Бедеря 20 кововъ. Султанъ же пришелъ до Меликътучара с ратию своею 15 день по улубагрямѣ, а все Кельбергу; и война ся имъ не удала, одинъ городъ взяли индѣйской, а людей много изгыбло, и казны много истеряли. А индѣйской же султан кадамъ велми силенъ, и рати у него много, а сидить в горѣ в Биченѣгирѣ. А град же его велми великъ, около его три ровы, да сквозѣ его рѣка течеть; а со одну сторону его женьгѣль злый, и з другую сторону пришел дол, чюдна мѣста велми и угодна на все, на одну же сторону приити нѣкуды, сквозѣ град дорога, а града взяти нѣкуды, пришла гора велика да деберь зла тикень. Под городом же стояла рать месяць, и люди померли съ безводія, да головъ много велми изгыбло с голоду да с безводоци; а на воду смотрить, а взять нѣкуды. Град же взялъ индѣйскы Меликъчан ходя, а взял его силою, день и ночь билъся съ городом 20 дни, рать ни пила, ни яла, под городом стояла с пушками; а рати его изгыбло 5 тысяч люду добраго, и город взял, ины высѣкли 20 тысяч поголовія мужескаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял и великаго и малаго, а продавали полону голову по 10 тенекъ, а иную по 5 тенекъ, а робята по 2 тенькы, а казны же не было ничево, а болшаго града не взял. А отъ Кельбергу поидох до Курули; а в Курули же родится ахик; и ту его дѣлають и на весь свѣтъ откудыва его розвозят; а в Курыли же алмазъниковъ триста, сулях микунѣтъ.

И ту бых 5 месяць, а оттуды же поидохъ Калики, и ту же бозаръ велми великъ; а оттуды поидох Конаберга; а отъ Канаберга поидохъ ших Аладину; а отъ ших Аладина поидох ка Аминдріе; а от Камендрѣя к Нарясу; а от Кынарясу к Сури; а от Сури поидох к Дабили, пристанище великаго моря Индѣйскаго. Дабыл же есть град велми великъ, а к тому жь Дабили съежщается вся поморья Индѣйскаа і Ефиопьскаа. И ту аканный и яз, рабище Афанасіе, бога вышняго творца небу и земли, възмыслихся по вѣрѣ по христіаньской, и по крещение Христовѣ, и по говѣйнѣх святых отець устроеных и по заповедех апостольскых, и устремихся умъ поити на Русь; внидох же в таву и съговорих о налонѣ корабленемъ, а от своея головы 2 золотых до Гурмыза града дати. И внидох же в корабль из Дабыля града до Велика дни за 3 месяци, бесерьменьскаго говѣйна; идох же в тавѣ по морю месяць а не видах ничево; на другый же месяць увидѣхъ горы Ефіопскыя. И ту людие вси въскличаша «олло бервогыдирь, олло конъкаръ, бизимъ баши мудна насипъ болмышьти» а по-рускы языком молвят: «Боже государю, боже, боже вышній, царю небесный! Зде ли нам судил еси погыбнути?»

И в той же земли Ефиопьской бых 5 дни, божиею благодатию зло ся не учинило, много раздаша брынцу, да перцу, да хлѣбы ефиопомъ, ины судна не пограбили. А оттудова же поидохъ 12 дни до Мошьката, и в Мошкате же шестый Великый день взях, и поидох до Гурмыза 9 дни, и в Гурмызѣ бых 20 дни. И зъ Гурмыза поидох к Лари, и бых 3 дни. Изъ Лари поидох к Ширязи 12 дни, а в Ширязи бых 7 дни. А изъ Ширяза поидох к Верху 15, а в Вергу бых 10 дни. А из Вергу поидох къ Езъди 9 дни, а въ Езди быхъ 8 дни. А изъ Езди поидох къ Спагани 5 дни, а въ Спагани 6 дни. А ис Спагани поидох Кашани, а в Кашани бых 5 дни. А ис Кошани поидох к Куму. А ис Кума поидох в Саву. А ис Савы поидох въ Султанию. А ис Султаніи поидох до Терьвиза. А ис Тервиза поидохъ в орду Асанбѣ, в орде же бых 10 дни, ано пути нѣту никуды. А на Турьскавъ послал рати своей 40 тысяч, ины Севасть взяли, а Тоханъ взяли да и пожьгли, Амасию взяли, и много пограбили сел, да пошли на Караманъ воюючи. И яз из орды пошел къ Арцицину; а из Ръцана пошел есми въ Трепизонъ.

И въ Трепизон же приидох на Покровъ святыя Богородица и приснодѣвыя Марія, и бых же въ Трипизони 5 дни, и на карабль приидох и сговорихъ о налонѣ дати золотой от своея головы до Кафы, а золото есми взялъ на харчь, а дати в Кафе. А въ Трепизони же ми шубашь да паша много зла ми учиниша хламъ мой весь к собѣ взнесли в город на гору, да обыскали все, а обыскывають грамотъ, что есми пришел из орды Асанъбега. Божиею милостью приидохъ до третьаго моря до Чермнаго, а парьсьискымъ языкомъ дория Стимъбольскаа. Идохъ же по морю вѣтромъ пять дни, и доидохъ до Вонады; и ту нас стрѣтилъ великый вѣтръ полунощь, и възврати нас къ Трипизону; и стояли есмя въ Платанѣ 15 дни, вѣтру велику и злу бывшу. Ис Платаны есмя пошли на море двожды, и вѣтръ нас стречаеть злы, не дасть намъ по морю ходити; олло акъ олло худо перводегерь, развѣе бо того иного бога не знаем. И море же преидохъ да занесе нас сыкъ Балыкаее, а оттудова Тъкъръзофу, и ту стоялі есмя 5 дни. Божиею милостью придох в Кафе за 9 дни до Филипова заговейна, олло перводигырь.

Милостию же божиею преидох же три моря; дигырь худо доно, олло перводигирь доно, аминь; смилна рахмамъ рагым, олло акберь, акши худо илелло акши ходо, іса рухолло ааліксолом; олло акберь аилягяіля іллелло, олло перводігерь ахамду лілло шукуръ худо афатад; бисмилна гирахмам ррагым: хувомугулези ляіляга ильлягуя алимул гяиби вашагадити; хуарахману рагыму хувомогулязи ля иляга ильляхуя альмелику алакудосу асалому альмумину альмугамину альазизу альчебару альмутаканъ биру альхалику альбаріюу альмусавирю алькафару алькахару альвахаду альрязаку альфатагу альаліму алькабізу альбасуту альхафизу алъррафію альмавіфу альмузилю альсемію альвасирю альакаму альадьюлю альлятуфу.

За молитву святых отцов наших, господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй меня, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.

Написал я грешное свое хождение за три моря: первое море Дербентское – море Хвалынское[1], второе море Индийское – море Индостанское[2], третье море Черное – море Стамбульское[3]. Пошел я от святого Спаса златоверхого[4], с его милостию, от великого князя Михаила Борисовича[5] и от владыки Геннадия[6] Тверского и от Бориса Захарьича на низ, Волгою.

Придя в Калязин и благословясь у игумена монастыря святой живоначальной Троицы[7] и святых мучеников Бориса и Глеба[8] Макария с братьею, пошел на Углич, а с Углича на Кострому, к князю Александру с другой грамотой Великого князя (Тверского), и отпустил меня свободно[9]. Также свободно пропустили меня и на Плесо в Нижний Новгород, к наместнику Михаилу Киселеву и к пошлинннку Ивану Сараеву.

Василий Папин[10] тогда уже проехал, а я ждал еще в Новгороде две недели татарского, ширваншахова посла Хасан-бека. Он ехал от Великого князя Ивана с кречетами, а их у него было девяносто. И поехал я с ним на низ Волгою. Проехали свободно Казань, Орду, Услан, Сарай[11], Берекезан[12].

И въехали мы в Вузань-реку[13]. Тут нам повстречались 3 поганых татарина и сообщили ложные вести, будто в Вузани стережет купцов хан Касим[14] и с ним 3 тысячи татар. Ширваншахов посол Хасан-бек дал им тогда по однорядке и по куску полотна, чтобы они провели нас мимо Астрахани. Татары же по однорядке взяли, а весть подали астраханскому царю. Я покинул свое судно и перешел с товарищами на судно к послу. Поехали мимо Астрахани, а месяц светит. Царь нас увидел, а татары кричали нам: «Не бегите!» А мы того не слыхали ничего. А плыли мы на парусах. И царь послал тогда за нами всю свою орду, и за грехи наши настигли нас на Вугуне[15], застрелили у нас человека, а мы у них двух. Судно наше малое остановилось на езу[16], они взяли его и тотчас разграбили; а моя вся поклажа была на малом судне.

Большим же судном мы дошли до моря и встали в устье Волги, сев на мель. Татары тут нас взяли и судно назад тянули до еза. Здесь они судно наше большое отобрали, взяв также и четырех русских, а нас отпустили ограбленными за море. Вверх же они нас не пропустили для того, чтобы мы не подали вести. И пошли мы к Дербенту[17] в двух суднах: в одном судне посол Хасан-бек с иранцами да нас, русских, всего 10 человек, а в другом судне 6 москвичей, да 6 тверичей, да коровы, да корм наш. На море нас захватила буря. Малое судно разбило о берег, а тут есть городок Тарки[18], а люди вышли на берег, и пришли кайтаки[19] и людей же с него поймали всех.

Когда мы пришли в Дербент, то оказалось, что Василий пришел благополучно, а мы пограблены. И бил я челом Василию Папину и ширваншахову послу Хасанбеку, с которым пришли, чтобы они просили о людях, пойманных кайтаками под Тарки. И Хасан-бек хлопотал; он ездил на гору к Булат-беку, который послал скорохода к Ширванша-беку с известием, что русское судно разбило под Тарки и что кайтаки поймали людей с него и разграбили их товар. И Ширванша-бек тотчас отправил посла к своему шурину Халиль-беку, князю кайтакскому: что судно-де мое разбило под Тарки, и твои люди, придя, людей поймали, а товар их пограбили, и ты бы, ради меня, людей ко мне прислал и товар их собрал, потому что те люди посланы ко мне; а что тебе нужно будет от меня, и ты ко мне пришли, и я тебе, своему брату, за то не постою, только бы ты отпустил их ради меня свободно. И Халиль-бек тотчас отослал всех людей свободно в Дербент, а оттуда послали их к Ширван-шаху в орду его койтул[20].

Мы также поехали к Ширван-шаху в койтул и били ему челом, чтобы он нас пожаловал, чем нам дойти до Руси. И он нам не дал ничего, так как нас было много. И мы, заплакав, разошлись кто куда: у кого было что на Руси, и тот пошел на Русь; а кто был должен там, тот пошел, куда глаза глядят; другие же остались в Шемахе[21], а иные пошли работать в Баку.

А я пошел в Дербент; а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый; а из Баку пошел за море в Чапакур[22], да тут и жил, в Чапакуре, 6 месяцев, да в Сари[23], в Мазандаранской земле[24], жил месяц. А оттуда пошел к Амулю[25] и тут жил месяц; а оттуда – к Демавенду[26], а из Демавенда – к Рею[27], тут убили шаха Хусейна, Алеевых детей и внучат Мухаммедовых, и он их проклял так, что 70 городов развалилось. А из Рея пошел к Кашану и тут был месяц; а из Кашана к Найину, а из Найина к Йезду и тут жил месяц. А из Йезда к Сирджану, а из Сирджана к Таруму[28], где финиками кормят домашний скот, батман[29] по 4 алтына. А из Тарума пошел к Лару[30], а из Лара к Вендору[31].

И тут есть пристанище Ормузское[32]; тут же есть Индийское море, по-персидски Индостанское море. И оттуда идти морем до Ормуза 4 мили. А Ормуз находится на острове, и ежедневно дважды заливает его море. Тут я встретил первый Великий день, а пришел я в Ормуз за 4 недели до Великого дня. Выше я не все города назвал – много городов великих. Солнце в Ормузе палящее, может человека сжечь. А в Ормузе был месяц и пошел оттуда после Великого дня, в Фомину неделю, за Индийское море в таве[33] с конями.

И шли мы морем до Маската[34] 10 дней; а от Маската до Дега[35] 4 дня; а от Дега к Гуджерату[36]; а от Гуджерата к Камбаю, тут родится индиго и лакх[37]; а от Камбая[38] к Чаулу[39]. От Чаула мы пошли в седьмую неделю после Великого дня, а шли до Чаула в таве 6 недель морем.

И есть тут Индийская страна, и люди ходят все голые: голова не покрыта, груди голы, волосы в одну косу плетены. Все ходят брюхаты, детей родят каждый год, и детей у них много. Мужи и жены все черны. Куда бы я ни пошел, так за мной людей много – дивятся белому человеку.

А князь их – фата[40] на голове, а другая – на бедрах; бояре у них ходят – фата на плече, а другая – на бедрах; княгини ходят – фатой плечи обернуты, а другой – бедра. Слуги же княжие и боярские – фата на бедрах обогнута, щит да меч в руках, а другие с копьями, или с ножами, или с саблями, или с луками и стрелами. И все голые, босые и сильные. А женки ходят с непокрытой головой и голыми грудями; мальчики же и девочки ходят голыми до 7-ми лет, и срам у них не покрыт.

Из Чаула пошли сухим путем до Пали[41] 8 дней, то индийские города; а от Пали до Умру 10 дней – это индийский город; а от Умри до Джунира[42] 6 дней. И живет здесь джунирский, индийский Асад-хан, Меликтучаров[43] холоп; говорят, что он держит от Меликтучара 7 тем. А Меликтучар имеет 20 тем[44]; в течение 20 лет он бьется с кафирами[45] – то его побьют, то он их часто побивает. Хан ездит на людях; много у него и слонов, и коней добрых. Много также у него людей – хорасанцев, а привозят их из Хорасанской земли[46], или из Аравийской, или из Туркменской и Чагатайской[47]; привозят их все морем, в тавах – индийских кораблях.

И привез я, грешный, жеребца в Индийскую землю[48]; дошел же до Джунира, благодаря бога, здоровым – стоило мне это сто рублей. Зима у них началась с Троицына дня, а зимовали мы в Джунире, жили 2 месяца; в течение 4 месяцев, и днем и ночью, всюду была вода и грязь. Тогда же у них пашут и сеют пшеницу, рис, горох и все съестное. Вино же у них приготовляют в больших орехах кокосовой пальмы, а брагу – в татне[49]. Коней кормят горохом и варят для них рис с сахаром и маслом; рано утром дают им еще рисовые лепешки. В Индийской земле кони не родятся; здесь родятся волы и буйволы. На них ездят и товар иногда возят, – все делают.

Город Джунир находится на каменном острове, который никем не устроен, а сотворен богом; один человек подымается на гору целый день, дорога тесна, двоим пройти нельзя. В Индийской земле гости останавливаются на подворьях, и кушанья для них варят господарыни; они же гостям и постель стелют, и спят с ними. Хочешь иметь с той или иной из них тесную связь – дашь два шетеля, не хочешь иметь тесной связи – дашь один шетель; ведь это женка, приятельница, а тесная связь даром – любят белых людей. Зимой у них люди ходят: фата на бедрах, а другая по плечам, третья на голове. А князья и бояре надевают тогда на себя портки, сорочку и кафтан, и у них же фата по плечам, другою опоясываются, а третьею обертывают голову. Боже, боже великий, боже истинный, боже благий, боже милосердный.

И в том Джунире хан взял у меня жеребца. Когда же он узнал, что я не бусурманин, а русский, то сказал: «И жеребца отдам и тысячу золотых дам, только прими веру нашу, Мухаммедову; если же не примешь нашей магометанской веры, то и жеребца возьму и тысячу золотых на твоей голове возьму». И учинил мне срок, 4 дня, на Спасов день, в пост пресвятой Богородицы. И господь бог смилостивился на свой честный праздник, не лишил меня, грешного, своей милости и не повелел мне погибнуть в Джунире с нечестивыми. В канун Спасова дня приехал хорасанец ходжа Мухаммед, и я бил ему челом, чтобы попросил обо мне. И он ездил к хану в город и уговорил его, чтобы меня в веру не обращали; он же и жеребца моего у него взял. Таково господне чудо на Спасов день. Итак, русские братья-христиане, кто из вас хочет идти в Индийскую землю, тогда ты оставь свою веру на Руси и, призвав Мухаммеда, иди в Индостанскую землю.

Меня обманули псы-бусурмане: они говорили про множество товаров, но оказалось, что ничего нет для нашей земли. Весь товар белый только для бусурманской земли. Дешевы перец и краска. Некоторые возят товар морем, иные же не платят за него пошлин. Но нам они не дадут провезти без пошлины. А пошлина большая, да и разбойников на море много. А разбивают все кафиры, не христиане и не бусурмане; молятся они каменным болванам, а Христа не знают.

И из Джунира вышли в день Успения пречистой к Бидару[50], большому их городу, и шли месяц; а от Бидара до Кулунгира 5 дней, а от Кулунгира до Кульбарги[51] также 5 дней. Между этими большими городами много других городов, каждый день встречалось по 3 города, а в другой и по 4; сколько ковов[52], столько и городов. От Чаула до Джунира 20 ковов, а от Джунира до Бидара 40 ковов, а от Бидара до Кулунгира 9 ковов, и от Бидара до Кульбарга тоже 9 ковов.

В Бидаре происходит торг на коней и на товар: на камки[53], на шелк и на всякий другой товар; можно купить на нем также черных людей. Другой купли здесь нет. А товар их весь индостанский. Съестной же – все овощи. На Русскую землю товара нет. Люди все черные и все злодеи, а женки все бесстыдные; повсюду знахарство, воровство, ложь и зелье, которым морят господарей.

Князья в Индийской земле все хорасанцы, и все бояре также. А индостанцы все пешие, ходят быстро, и все наги и босы, в одной руке имеют щит, в другой – меч. А иные слуги ходят с большими и прямыми луками да стрелами. А бои у них все на слонах, а пеших пускают вперед; хорасанцы же на конях и в доспехах, и кони и сами. Слонам же к хоботу и к клыкам привязывают большие мечи кованые, весом по кентарю, одевают их в булатные доспехи и делают на них городки; а в каждом городке находится по 12 человек в доспехах, с пушками и стрелами.

Есть у них одно место – гробница шейха Алаеддина в Алянде[54], где однажды в году устраивается базар, куда съезжается вся Индийская страна торговать, и торгуют там 10 дней. От Бидара 12 ковов. А приводят коней, до 20 тысяч продают, и всякий другой товар свозят. В Индостанской земле это лучший торг; всякий товар продают здесь и покупают на память шейха Алаеддина, на русский праздник Покрова святой Богородицы. Есть на том Алянде птица филин, она летает ночью и кричит «гукук»; на которую хоромину она сядет, то тут человек умрет; а кто захочет ее убить, тогда у нее изо рта огонь выйдет. А мамоны ходят ночью и хватают кур; живут они в горе или в каменьях. Обезьяны же живут в лесу, и есть у них князь обезьянский, ходит со своей ратью. И если кто их обидит, тогда они жалуются своему князю, и он посылает на того свою рать. И обезьяны, напав на город, дворы разрушают и людей побивают. Говорят, что рать у них весьма большая и язык у них есть свой; детей они родят много, но которые родятся не в отца и не в мать, тех бросают по дорогам. Тогда индостанцы их подбирают и учат всякому рукоделью, некоторых же продают, но ночью, чтобы они не смогли убежать назад, а некоторых учат подражать лицедеям.

Весна здесь наступила с Покрова святой Богородицы[55]; весною же, через две недели после Покрова, восемь дней празднуют шейху Алаеддину. Весна длится 3 месяца, и лето 3 месяца, и зима 3 месяца, и осень 3 месяца. В Бидаре же находится престол бусурманского Индостана[56]. Город этот велик, и людей в нем много. Султан у них молод, всего 20 лет, а управляют князья и бояре – хорасанцы, воюют также все хорасанцы.

Есть здесь хорасанец Меликтучар, боярин, – так у него рати 200 тысяч. А у Мелик-хана – 100 тысяч, а у Харат-хана[57] – 20 тысяч. А у многих же ханов рати по 10 тысяч. С султаном рати выходит 300 тысяч. Земля весьма многолюдна; сельские люди очень бедны, а бояре богаты и роскошны; носят их на серебряных носилках и водят перед ними до 20 коней в золотых сбруях; и на конях же за ними 300 человек, да пеших 500 человек, да трубников 10, да литаврщиков 10 человек, да свирельников 10 человек. Султан же выезжает на потеху с матерью и с женой, да с ним на конях 10 тысяч человек, да пеших 50 тысяч. А слонов водят 200 человек, наряженных в золоченые доспехи. Да перед султаном идет 100 человек трубников, да плясунов 100 человек, да коней простых 300 в золотых сбруях, да обезьян за ним 100, да наложниц 100, и все юные девы.

В султанов дворец ведет семеро ворот, а в воротах сидит по сто сторожей да по сто писцов-кафиров: одни записывают, кто войдет, другие – кто выйдет; чужестранцев же во дворец не пускают. А дворец его очень красив, всюду резьба да золото, и последний камень вырезан и очень красиво расписан золотом; да во дворце же разные сосуды.

Город Бидар стережет по ночам тысяча человек, поставленных градоначальником, и ездят все на конях, в доспехах и с факелами. Жеребца своего я продал в Бидаре, а издержал на него 68 футунов[58], кормил его год. В Бидаре же по улицам ползают змеи длиною в две сажени. А в Бидар пришел в Филиппово заговенье[59] из Кулунгира, а жеребца своего продал на Рождество. И пробыл я в Бидаре до великого заговенья. Тут познакомился со многими индийцами и объявил им, что я христианин, а не бусурманин, и имя мое Афанасий, по-бусурмански же ходжа Исуф Хорасани[60]. Они не стали от меня таиться ни в чем – ни в еде, ни в торговле, ни в молитве, ни в иных вещах; жен своих также не скрывали.

Я расспросил все о их вере, и они говорили: веруем в Адама, а Буты, говорят, это есть Адам и весь его род. Всех же вер в Индии 84, и все веруют в Бута[61]. Вера с верою не пьет, не ест, не женится; некоторые едят баранину, кур, рыбу и яйца, но воловины не ест никакая вера.

В Бидаре пробыл я 4 месяца и сговорился с индийцами пойти к Парвату[62] – их Иерусалим, а по-бусурмански Мекка, где их главное идольское капище (бутхана). Там же ходил с индийцами месяц до бутханы. Торг у бутханы 5 дней. А бутхана весьма велика, с пол-Твери, каменная, и вырезаны по ней Бутовы деяния, всего вырезано 12 венцов, как Бут чудеса творил, как являлся индийцам во многих образах: первое – в образе человека; второе – в образе человека, но с хоботом слона; третье – человеком в виде обезьяны; четвертое – человеком в образе лютого зверя. Являлся им всегда с хвостом, а хвост на камне вырезан с сажень. К бутхане, на Бутовы чудеса, съезжается вся Индийская страна.

Около бутханы бреются старые женки и девки и сбривают на себе все волосы; бреют также бороды и головы. После идут к бутхане; с каждой головы берут пошлину на Бута – по 2 шекшени[63], а с коней – по 4 футы. А съезжается к бутхане всех людей 20 тысяч, а бывает время, когда и 100 тысяч. Бут в бутхане вырезан из камня и весьма велик, хвост у него перекинут через плечо, а руку правую поднял высоко и простер, как царь Юстиниан в Царьграде[64], в левой же руке у него копье; а на нем нет ничего, только зад у него обвязан ширинкою, облик обезьяний. А другие Буты совсем голые, нет ничего, с открытым задом; а женки Бута вырезаны голыми и со стыдом и с детьми. А перед Бутом стоит огромный вол, а высечен он из черного камня и весь позолочен. Его целуют в копыто и сыплют на него цветы, на Бута также сыплют цветы.

Индийцы совсем не едят мяса: ни яловичины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же они 2 раза в день, а ночью не едят; ни вина, ни сыты не пьют. С бусурманами не пьют и не едят. А еда у них плохая, и друг с другом не пьют и не едят, даже с женой. Едят рис да кичири[65] с маслом, да травы разные, а варят их с маслом и молоком. А едят все правою рукою, левою же ни за что не возьмутся; ножа не держат, а ложки не знают. В дороге у каждого по горнцу, и варят себе кашу. А от бусурман скрываются, чтобы не посмотрел ни в горнец, ни в еду. Если же бусурманин посмотрел на еду, и индиец уже не ест. А когда едят, то некоторые покрываются платом, чтобы никто не видел.

А молитва у них на восток, по-русски, подымают высоко обе руки и кладут их на темя, да ложатся ниц на землю и растягиваются по ней – то их поклоны. А когда садятся есть, то некоторые обмывают руки и ноги, да и рот прополаскивают. А бутханы же их без дверей и поставлены на восток; так же на восток стоят и Буты. А кто у них умрет, и тех жгут, а пепел сыплют на воду. А когда у жены родится дитя, то принимает муж; имя сыну дает отец, а дочери – мать. Добрых нравов у них нет и стыда не знают. Приходя или уходя, кланяются по-монашески, обе руки тычут до земли и ничего не говорят.

К Парвату же ездят на великое заговенье, к своему Буту, здесь их Иерусалим, а по-бусурмански – Мекка, по-русски – Иерусалим, по-индийски – Парват. А съезжаются все голыми, только на заду плат; и женки все голые, только на заду фата, а другие в фатах, да на шеях жемчуг и много яхонтов, на руках же золотые обручи и перстни, ей-богу. А внутрь, к бутхане, ездят на волах, и у каждого вола рога окованы медью, да на шее около 300 колокольцев, а копыта подкованы. И тех волов зовут «отцами». Индийцы вола зовут «отцом», а корову «матерью»; на их кале пекут хлеб и варят себе еду, а пеплом мажутся по лицу, по челу и по всему телу. Это их знаменье. В воскресенье же да в понедельник едят один раз днем. В Индии как малостоящее и дешевое считаются женки: хочешь знакомства с женкою – два шетеля; хочешь за ничто бросить деньги, дай шесть шетелей[66]. Таков у них обычай. Рабы и рабыни дешевы: 4 фуны – хороша, 5 фун – хороша и черна.

Из Парвата же приехал я в Бидар, за 15 дней до бусурманского великого праздника[67]. А Великого дня воскресения Христова не знаю и гадаю по приметам: у христиан Великий день бывает раньше бусурманского байрама на 9 или 10 дней. Со мной нет ничего, никакой книги; а книги мы взяли с собой из Руси, но когда меня пограбили, то захватили и их. И я позабыл всю веру христианскую и праздники христианские: не знаю ни Великого дня, ни Рождества Христова, ни среды, ни пятницы. И среди вер я молю бога, чтобы он хранил меня: «Боже господи, боже истинный, боже, ты бог милосердный, бог творец, ты господь еси. Бог един, то царь славы, творец неба и земли». А возвращаюсь я на Русь с думою: погибла вера моя, постился я бусурманским постом. Месяц март прошел, и я месяц не ел мяса, заговел в неделю с бусурманами и не ел ничего скоромного, никакой бусурманской еды, а ел 2 раза в день, все хлеб да воду, и с женкой связи не имел. А молился я богу вседержителю, кто сотворил небо и землю, и иного никоторого имени не призывал: бог творец наш, бог милосердный, боже, ты бог всевышний.

А от Ормуза идти морем до Галата 10 дней, а от Галата до Дега – 6 дней, а от Дега до Маската – 6 дней, а от Маската до Гуджарата – 10 дней, а от Гуджарата до Камбая – 4 дня, а от Камбая до Чаула – 12 дней, а от Чаула до Дабула[68] – 6 дней. Дабул же – это пристань в Индостане, последняя из бусурманских. А от Дабула до Каликута[69] – 25 дней, а от Каликута до Цейлона – 15 дней, а от Цейлона до Шабата[70] идти месяц, а от Шабата до Пегу[71] – 20 дней, а от Пегу до Чина да до Мачина[72] идти месяц. И то все путь морем. А от Чина до Китая[73] идти посуху 6 месяцев, а морем идти 4 дня. Да украсит бог покров мой.

Ормуз – великая пристань. Люди всего света бывают в нем, есть здесь и всякий товар. Все, что на свете родится, то в Ормузе есть. Пошлина же велика, со всего берут десятину. А Камбай – пристань всему Индийскому морю, и товар в нем, все делают алачи[74], да пестряди[75], да грубую шерстяную ткань, да делают краску индиго; в нем же родится лакх, сердолик и гвоздика. Дабул – пристань весьма великая, и привозят сюда коней из Египта, Аравии, Хорасана, Туркестана и Старого Хормуза; и ходят посуху месяц до Бидара и до Кульбарга.

А Каликут есть пристань для всего Индийского моря, и пройти его не дай бог никакому судну; кто его минует, тот не пройдет по-здорову морем. А родится в нем перец, имбирь, цвет мускат, цинамон, корица, гвоздика, пряное коренье, адряк[76] да всякого коренья родится в нем много. И все в нем дешево; да рабы и рабыни очень хороши, черные.

А Цейлон же есть немалая пристань Индийского моря, а в нем на высокой горе[77] отец Адам. Да около него родятся драгоценные камни, рубины, кристаллы, агаты, смола, хрусталь, наждак. Родятся также слоны, а продают их на локоть, да страусы – продают их на вес.

А Шабатская пристань Индийского моря весьма велика. Хорасанцам здесь дают жалованье, по деньге[78] на день, великому и малому. А кто здесь из хорасанцев женится, и шабатский князь дает тем на жертву по тысяче денег, да в жалованье дает, да на еду каждый месяц по 10 денег. А родится в Шабате шелк, сандал[79], жемчуг, – и все дешево.

В Пегу же пристань немалая, и живут в нем все индийские дервиши. А родятся в нем драгоценные камни, рубин, яхонт. Продают эти камни дервиши.

А Чинская же да Мачинская – пристани весьма великие, и делают здесь фарфор, а продают его на вес и дешево.

А жены их со своими мужьями спят днем, а ночью они ходят к чужеземцам и спят с ними; они (жены) дают им (гостям) жалованье и приносят с собой сладости и сахарное вино, кормят и поят ими гостей, чтобы их любили. Жены же любят гостей – белых людей, так как их люди очень черны. И у которой жены от гостя зачнется дитя, то ее муж дает жалованье, и если родится белое, то тогда гостю пошлины 18 денег, а если родится черное, тогда ему ничего нет; а что пил да ел – то ему было законом дозволенное.

Шабат же от Бидара 3 месяца, а от Дабула до Шабата 2 месяца, идти морем. Мачин и Чин от Бидара 4 месяца, идти морем. А делают там жемчуг высшего качества, и все дешево. А до Цейлона идти морем 2 месяца. В Шабате же родятся шелк, фарфор, жемчуг, сандал, слонов продают на локоть.

В Цейлоне родятся обезьяны, рубины и кристаллы. В Каликуте родятся перец, мускат, гвоздика, фуфал[80] и цвет. В Гуджарате родится индиго и лак, а в Вамбае – сердолик. В Райчуре[81] же родится алмаз, старой и новой копи; почку[82] алмаза продают по 5 рублей, а очень хорошего – по 10 рублей; почка же нового алмаза только 5 кеней[83], черноватого цвета – от 4 до 6 кеней, а белый алмаз – 1 деньга.

Родится алмаз в каменной горе; и продают ту каменную гору, если алмаз новой копи, то по 2 тысячи золотых фунтов, если же алмаз старой копи, то продают по 10 тысяч золотых фунтов за локоть. А земля та султанова холопа Мелик-хана, и от Бидара 30 ковов.

А что Шабат евреи считают своим, еврейским, – и то лгут. Шабаитяне не евреи, не бусурмане, не христиане – иная у них вера, индийская. Ни с иудеями, ни с бусурманами не пьют и не едят, а мяса никакого не едят. Да в Шабате же все дешево, а родится там шелк и сахар, – очень дешево. А в лесу у них водятся дикие кошки и обезьяны и по дорогам нападают на людей, так что из-за обезьян и диких кошек ночью у них по дорогам ездить не смеют.

А от Шабата идти посуху 10 месяцев, а морем 4 месяца на больших судах. У откормленных оленей режут пупы, так как в них находится мускус. А дикие олени сами роняют пупки в поле и в лесу, и из них выходит аромат, но не такой благоуханный, так как они не свежи.

В месяце мае встретил Великий день[84] в бусурманском Бидаре в Индостане. Бусурмане же встретили байрам в среду месяца мая, а заговел я месяца апреля в первый день. О благоверные христиане, кто по многим землям много плавает, тот во многие грехи впадает и лишает себя христианской веры. Я же, рабище божий Афанасий, исстрадался по вере: уже прошли 4 великих заговенья и 4 Великих дня, а я, грешный, не знаю, когда Великий день или заговенье, не знаю, когда Рождество Христово и другие праздники, не знаю ни среды, ни пятницы. А книг у меня нет, когда меня пограбили, то и книги у меня взяли. И я от многих бед пошел в Индию, так как на Русь мне пойти было не с чем, никакого товара не осталось. Первый Великий день встретил я в Каине[85], другой Великий день в Чепакуре в Мазандеранской земле, третий день в Ормузе, а четвертый Великий день в Бидаре, в Индии, вместе с бусурманами. И тут я плакал много по вере христианской.

Бусурманин же Медик много понуждал меня обратиться в веру бусурманскую. Я же ему ответил: «Господин, ты совершаешь молитву, и я также совершаю; ты 5 молитв читаешь, я 3 молитвы читаю; я чужеземец, а ты здешний». Он же мне сказал: «Поистине, хотя ты и представляешься не бусурманином, но и христианства не знаешь». И впал я тогда во многие размышления и сказал себе: «Горе мне окаянному, потому что от пути истинного заблудился и другого не знаю, уж сам пойду. Господи боже, вседержитель, творец неба и земли, не отврати лица от рабища твоего, находящегося в скорби. Господи, призри и помилуй меня, потому что я твое создание; не отврати меня, господи, от пути истинного и настави меня, господи, на путь твой правый, потому что ничего добродетельного в нужде той не сотворил я тебе, господь мой, потому что дни свои прожил все во зло. Господь мой, бог покровитель, бог всевышний, бог милосердный, бог милостивый. Хвала богу! Ужо прошли 4 Великих дня в бусурманской земле, а христианства я не оставил; а далее бог знает, что будет. Господи, боже мой, на тебя уповаю, спаси меня, господи, боже мой!»

В бусурманской же Индии, в Великом Бидаре, смотрел я на великую ночь: на Великий день Плеяды и Орион вошли в зорю, а Большая Медведица головою стояла на восток. На бусурманский байрам выехал султан на прогулку, и с ним 20 великих везиров да 300 слонов, наряженных в булатные доспехи с городками, а городки окованы. В городках же по 6 человек в доспехах, с пушками да с пищалями, а на великом слоне 12 человек. На каждом слоне по 2 больших знамени, а к клыкам привязаны большие мечи, по кентарю[86], к хоботам же привязаны тяжелые железные гири; да между ушей сидит человек в доспехах, а в руках у него большой железный крюк, которым он правит. Да выехало простых коней тысяча в золотой сбруе, да 100 верблюдов с литаврами, да 300 трубников, да 300 плясунов, да 300 рабынь.

А на султане кафтан, весь унизан яхонтами, да на шапке шишак – огромный алмаз, да золотой сайдак[87] с яхонтами, да на нем же 3 сабли, окованы золотом, да седло золотое. А перед ним бежит кафир и играет зонтиком, а за ним много пеших. За ним же слон выученный идет, наряжен весь в камку, с большой железной цепью во рту, – и он отбивает ею людей и коней, чтобы не подступали близко к султану. А султанов брат сидит на золотых носилках, и над ним бархатный балдахин, с золотой верхушкой с яхонтами. И несут его 20 человек. А государь сидит на золотых носилках, а балдахин над ним шелковый, с золотой верхушкой. И везут его на 4 конях в золотых сбруях. Да около него великое множество людей, а перед ним идут певцы и много плясунов. И все с обнаженными мечами и саблями, со щитами, с копьями да с луками, прямыми и большими; а кони все в доспехах, и на них сайдаки. Иные же идут все голыми, только плат на заду, стыд завешен.

Луна в Бидаре стоит полная 3 дня. В Бидаре же нет сладких овощей. В Индостане сильного зноя нет; сильный зной в Ормузе да в Бахрейне[88], где родится жемчуг, да в Джиддо[89], да в Баку, да в Египте, да в Арабстане[90], да в Ларе. Знойно и в Хорасанской земле, да не так. А в Чагатае очень знойно. В Ширазе же да в Йезде и в Кашане знойно, но бывает ветер. А в Гиляни[91] очень душно и сильно парит, да и в Шамахе сильный пар. В Вавилоне (Багдаде) знойно, тоже в Хумсе[92] и Дамаске. В Алеппо[93] же не так знойно. А в Севастей губе[94] и в Грузинской земле на все большое обилие. И Турецкая земля очень обильна. В Волошской земле[95] также обильно, и дешево все съестное. Обильна всем и Подольская земля[96]. Русская земля да будет богом хранима! Боже сохрани! Боже сохрани! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя вельможи (бояре) Русской земли несправедливы (не добры). Да станет русская земля благоустроенной, и да будет в ней справедливость. О боже, боже, боже, боже, боже.

Господи боже мой, на тебя уповаю, спаси меня, господи! Пути не знаю. И куда я пойду из Индостана: на Ормуз пойти, а из Ормуза на Хорасан – пути нет, и на Чагатай пути нет, и на Бахрейн пути нет, и на Йезд пути нет. Везде происходит мятеж. Князей везде прогнали. Мирзу Джеханшаха убил Узун-Хасан-бек, султана Абу-Саида отравили; Узун-Хасан-бек сел было на Ширазе, но земля эта его не признала. А Ядигар Мухаммед к нему не едет – опасается. А иного пути нет никуда. А на Мекку пойти – значит обратиться в бусурманскую веру; ради веры христиане и не ходят в Мекку, так как там обращают в бусурманство. Жить же в Индостане – значит израсходовать все, что имеешь, так как у них все дорого: один я человек, но на день харчу идет на 2 с половиною алтына. А вина и сыты я не пивал.

Меликтучар взял 2 индийских города, которые разбойничали по Индийскому морю. И захватил 7 князей и их казну: вьюк яхонтов, да вьюк алмазов и рубинов, да 100 вьюков дорогого товара. А другого товара рать его захватила без числа. И стоял он под городом 2 года, а рати с ним было 200 тысяч, да 100 слонов и 300 верблюдов. А пришел Меликтучар со своею ратью к Видару на курбанбайрам, по-русски, на Петров день. И навстречу ему султан послал 10 везиров, за 10 ковов, а в кове по 10 верст. А с каждым везиром по 10 тысяч своей рати, да по 10 слонов в доспехах.

А у Меликтучара каждый день за стол садится по 500 человек. И с ним, за его трапезой, садится 3 везира, а с везиром по 50 человек, да 100 человек присяжных бояр. У Меликтучара на конюшне 2 тысячи коней; да тысяча оседланных стоят готовыми день и ночь, да на конюшне же 100 слонов. Каждую ночь двор его стерегут 100 человек в доспехах, да 20 трубников и 10 литаврщиков, да по 2 человека бьют в 10 больших бубнов.

А Низам-ал-мульк, да Мелик-хан, да Фархад-хан взяли 3 больших города, и рати с ними было своей 100 тысяч да 50 слонов. Да взяли каменья всякого дорогого огромное количество, и все то каменье, да яхонты, да алмазы скупили для Меликтучара; он запретил мастерам продавать их купцам, которые пришли в город Бидар в день пресвятой Богородицы.

Султан выезжает на потеху в четверг и во вторник, и с ним выезжают 3 везира. А брат султанов выезжает в понедельник с матерью и с сестрой. Да 2 тысячи женок выезжают на конях и на золотых носилках. Да коней перед ними простых 100 в золотых сбруях, да пеших с ними очень много, да 2 везира и 10 везиров, да 50 слонов в суконных попонах. А на слоне сидят по 4 человека голых, только плат на заду. Да голые пешие женки, и те воду за ними носят, пить и умываться, а один у другого воды не пьет.

Меликтучар выехал завоевывать индийцев с ратью своею из города Бидара в день памяти шейха Алаеддина, а по-русски на Покров святой Богородицы[97], и рати с ним вышло 50 тысяч. А султан послал своей рати 50 тысяч, да с ним 3 везира пошли, а с ними 30 тысяч; да пошли с ними 100 слонов в доспехах и с городками, и на каждом слоне по 4 человека с пищалями. Меликтучар пошел завоевывать великое индийское княжение Виджаянагара.

А у виджаянагарского[98] князя 300 слонов, да 100 тысяч своей рати, да коней у него 50 тысяч. Султан выехал из города Бидара в восьмой месяц после Великого дня, да с ним выехали 26 везиров бусурманских и 6 везиров индийских. А с султаном двора его выехали: 100 тысяч рати – конных людей, да 200 тысяч пеших, да 300 слонов в доспехах и с городками, да 100 злых зверей, каждый с двумя цепями. А с братом султановым вышли двора его: 100 тысяч конных, да 100 тысяч пеших людей, да 100 слонов, наряженных в доспехи. А за Мал-ханом вышли двора его: 20 тысяч конных людей, да 60 тысяч пеших, да 20 слонов наряженных. А с Бедер-ханом и его братом вышли 30 тысяч конных людей, да 100 тысяч пеших, да 25 слонов наряженных, с городками. А с Сул-ханом вышли двора его: 10 тысяч конных, да 20 тысяч пеших, да 10 слонов с городками. А с Везир-ханом вышли 15 тысяч конных людей, да 30 тысяч пеших, да 15 слонов наряженных. А с Кутар-ханом вышли двора его: 15 тысяч конных людей, да 40 тысяч пеших, да 10 слонов. Да с каждым везиром вышли по 10 тысяч, а с иным и по 15 тысяч конных, да пеших по 20 тысяч.

А с Индийским Авдономом[99] вышли рати своей 40 тысяч конных людей, да пеших людей 100 тысяч, да 40 слонов наряженных, в доспехах, а на слоне по 4 человека с пищалями. А с султаном вышли 26 везиров, и с каждым везиром по 10 тысяч своей рати, да пеших по 20 тысяч; а с иным везиром 15 тысяч конных людей, да пеших 30 тысяч. А у четырех великих индийских везиров рати своей по 40 тысяч конных людей да пеших 100 тысяч. И рассердился султан на индийцев, что мало вышло с ним; и он еще прибавил 20 тысяч пеших людей, 2 тысячи конных да 20 слонов. Такова сила у султана индийского, бусурманского; Мухаммедова вера еще годится. А правую веру бог ведает, а правая вера – единого бога знать, имя его в чистоте призывать во всяком чистом месте.

В пятый же Великий день надумал я пойти на Русь. Из города Бидара вышел за месяц до бусурманского улу-байрама, по вере Мухаммеда, пророка божия. А Великого дня христианского – Христова воскресения – не знаю, а говел с бусурманами в их заговенье и разговелся с ними. Великий день встретил в Кульбарге, от Бидара 20 ковов.

Султан же дошел до Меликтучара с ратью своею на 15-й день после улу-байрама, а все в Кульбарге. И война им не удалась, один город индийский взяли, а людей погибло много, да и казны истратили много. А индийский же наместник очень силен, и рати у него много, а сидит на горе в Виджаянагаре. И город у него весьма велик, около него 3 рва, да сквозь него течет река; а по одну сторону города злая лесная дебрь, по другую же сторону подошла долина, весьма чудная местами и пригодная на все. На ту сторону прийти неоткуда, дорога сквозь город, и города взять неоткуда, подошла великая гора да дебрь злая, заросли колючего кустарника. Под городом стояла рать месяц, и люди умирали от безводия, и много людей погибло от голода да от безводицы; а на воду смотрят, да взять неоткуда. Город же индийский взял ходжа Меликтучар, а взял его силою, день и ночь бился с городом, 20 дней рать не пила, не ела, стояла под городом с пушками. А рати его погибло 5 тысяч отборных людей. И когда город взяли, то убили 20 тысяч мужского и женского поголовия, да 20 тысяч человек, взрослых и малых, взяли в плен. А продавали пленных по 10 денег за голову, а за иную по 5 денег, а ребят по 2 деньги. Казны же не было ничего. А большого города не взяли.

А от Кульбарга пошел до Кулура[100]; а в Кулуре родится сердолик, и здесь его отделывают, а затем на весь свет оттуда развозят. В Кулуре же проживает 300 алмазников, украшают оружие. И пробыл я здесь пять месяцев и пошел отсюда в Коилконду[101], а тут весьма большой базар. А оттуда пошел к Гульбарге, а от Гульбарги пошел к шейху Алаеддину, а от шейха Алаеддина – к Камендрии, а от Камендрии – к Кынарясу, а от Кынаряса – к Сури, а от Сури пошел к Дабулу – пристани великого Индийского моря.

Дабул же весьма большой город, и к нему съезжается все поморье, Индийское и Ефиопское. И тут я, окаянный рабище бога вышнего, творца неба и земли, Афанасий, поразмыслил о христианской вере, о крещении Христове, об устроенных святыми отцами заговеньях и о заповедях апостольских и устремился умом пойти на Русь. И, сев в таву и сговорившись о корабельной плате, дал до Ормуза со своей головы 2 золотых.

А сел же я в Дабуле на корабль за 3 месяца до Великого дня, бусурманского заговенья. И плыл я в таве по морю месяц и не видел ничего, только на другой месяц увидел Ефиопские горы. И тут люди все воскликнули: «олло конъкар бизим баши мудна насип болмышьти», что по-русски значит: «Боже государю, боже, боже вышний, царю небесный, здесь ты судил нам погибнуть».

И в той Ефиопской земле был 5 дней. Божией благодатью зло не произошло, много роздали мы ефиопам рису, перцу, хлебов, – и они суда не пограбили. А оттуда плыл 12 дней до Маската и в Маскате же встретил шестой Великий день. И плыл до Ормуза 9 дней и в Ормузе был 20 дней. Из Ормуза пошел к Лару и в Ларе был 3 дня. Из Лара пошел к Ширазу[102], 12 дней, а в Ширазе был 7 дней. А из Шираза пошел в Аберкух[103], 15 дней, а в Аберкухе был 10 дней. А из Аберкуха пошел к Йезду, 9 дней, а в Йезде был 8 дней. А из Йезда пошел к Испагани[104], 5 дней, а в Испагани был 6 дней. А из Испагани пошел к Кашану, а в Кашане был 5 дней. А из Кашана пошел к Куму[105], а из Кумы пошел в Саву[106]. А из Савы пошел в Султанию[107]. А из Султании пошел до Тавриза[108]. А из Тавриза пошел в орду к Хасан-беку[109], в орде пробыл 10 дней, так как пути никуда не было. А на турецкого [султана] послал Хасан-бек рати своей 40 тысяч, и взяли они Сивас; да и Токат[110] взяли и подожгли, Амасию[111] взяли и пограбили там много сел. И пошли воюя на Караман[112]. А я из орды пошел к Арзинджану[113], а из Арзинджана пошел в Трапезунд.

И пришел в Трапезунд[114] на Покров святой Богородицы и приснодевы Марии и пробыл в Трапезунде 5 дней. И, придя на корабль, сговорился о плате – дать со своей головы золотой до Кафы; а золотой я взял на пошлину, а отдать его в Кафе[115]. В Трапезунде же субыши[116] и паша причинили мне много зла: унесли весь мой хлам к себе в город, на гору, да и обыскали все; что мелочь была хорошая – всю выкрали, а искали грамот, так как пришел я из орды Хасан-бека.

Божией милостью доплыл я до третьего моря, до Черного, а по-персидски море Стамбульское. Плыл же морем по ветру 5 дней и доплыл до Вонады[117], но тут нас встретил сильный ветер с севера и вернул нас к Трапезунду. И стояли мы в Платане[118] 15 дней из-за сильного и злого ветра. Из Платаны дважды выходили на море, но встречавший нас злой ветер не давал нам идти по морю; боже истинный, боже покровитель! – потому что, кроме него, иного бога не знаем. И море, было, проплыл, да занесло нас к Балаклаве[119], а оттуда к Гурзуфу[120], и стояли здесь 5 дней.

Божиею милостью приплыл в Кафу, за 9 дней до Филиппова заговенья. Боже, творец! Прошел я милостию божией три моря. Остальное бог знает, бог покровитель ведает. Во имя бога милосердного и милостивого. Бог велик! Боже благий, господи благий, Иисус дух божий! Мир тебе! Бог велик; нет бога, кроме Аллаха, творца. Слава богу, хвала богу! Во имя бога, милосердного и милостивого! Он есть бог, которому другого подобного нет, ведающий все тайное и явное; он милосерден и милостив; он бог, которому нет другого подобного; он царь, свет, мир, спаситель, попечитель, славен, могущ, велик, творец, зиждитель, изобразитель. Он разрешитель грехов, он и каратель; дарующий, питающий, прекращающий всякие затруднения; знающий, принимающий наши души; распростерший небо и землю, все сохраняющий; всевышний, возвышающий, низвергающий, все слышащий, везде видящий. Он судья правый, благий.