Саша
Я стоял у окна, сжимая в руке тот самый бокал для вина. Глупо. Детская медаль, пожелтевшая фотография — почему это до сих пор ранит? Прошло столько лет. Я давно должен был забыть.
За спиной послышались осторожные шаги. Она не ушла. Чёрт возьми, почему она не ушла?
— Саша... — её голос был тихим, без обычной дерзости. — Я не хотела...
— Знаю, — резко перебил я, не оборачиваясь. — Ты никогда не хочешь. Просто лезешь, куда не надо, со своим любопытством
Она замолчала. Я ждал, что она взорвётся, начнёт огрызаться. Так было бы проще. Но она просто подошла ближе и остановилась в шаге.
— Он не пришёл, — тихо сказала она. — А она? Мама? Она пришла?
Глоток вина обжёг горло. Каким-то невероятным образом она всегда попадала в самую суть.
— Она была там, — выдохнул я, глядя на ночной город. — Она кричала громче всех на трибунах. Потом... потом мы ели мороженое, хотя был ноябрь. Она сказала... — голос предательски дрогнул. — Сказала, что я стану великим хоккеистом.
И тогда я обернулся. Впервые за долгое время я позволил кому-то увидеть эту боль. Без прикрытий. Без масок.
— Она верила в меня. А он... он верил только в цифры в отчётах.
Катя смотрела на меня, и в её голубых глазах не было жалости. Было понимание. Странное, необъяснимое понимание.
— Моя мама... — начала она так же тихо, — обожала мои первые танцевальные выступления. Сохранила все мои кубки. А папа... — она горько улыбнулась, — на первом же выступлении уснул. Сказал, что это «мило».
Мы стояли друг напротив друга — капитан хоккейной команды и избалованная богачка. Два человека, выросших в золотых клетках, где главным дефицитом было простое родительское внимание.
— Мы похожи, — неожиданно для себя сказал я.
—Ужасно похожи, — согласилась она. — Просто ты решил, что любви нет, а я... я всё ещё ищу её в глазах каждого, кто посмотрит в мою сторону.Её слова попали точно в цель. Она была права. Её дерзость, её вызывающее поведение — всё это был крик о внимании. Такой же, как моё равнодушие — защита от новой боли.
Я сделал шаг вперёду. Потом ещё один. И прежде чем я осознал, что делаю, мои руки уже обнимали её, а её лицо было прижато к моей груди. Не в порыве страсти, как прошлой ночью. А в поиске утешения. Тихого, мирного.
— Прости, — прошептал я ей в волосы. — За то, что был таким... чёрствым.
—И ты меня прости, — её голос прозвучал приглушённо, — за то, что я была такой... навязчивой.Мы стояли так, пока огни города за окном не перестали расплываться в глазах. И впервые с тех пор, как мама ушла, я почувствовал, что не один. Что кто-то действительно видит меня. Не капитана «Северстали», не сына Георгия Сидорова. А просто Сашу. Того самого мальчика с медалью «Лучшему папе», который так и не нашёл, кому её подарить.