Холодное Сердце Казановы

17

РИГГС

Риггс: Я переслал документ.

Эммет: На что я смотрю?

Риггс: Мое свидетельство о браке.

Эммет: Здесь написано Дафна, а не Дезри.

Риггс: Да. Дезри — это ее прозвище.

Эммет: Ты понимаешь, что твои слова не имеют никакого смысла?

Риггс: Я здесь не для того, чтобы объяснять, Эммет. Я здесь, чтобы сказать тебе, чтобы ты отвалил и забрал свою драгоценную Аляску с собой.

Риггс: Что, никаких поздравлений? Молчание никогда не было таким золотым.

Эммет: Я все еще не верю.

Блядь.

Блядь, блядь, блядь, блядь.

Моя жена хорошо целовалась. Я этого не ожидал. Даффи казалась мне человеком, у которого аллергия на все, что пахнет весельем, не говоря уже о том, как это выглядит.

Оказалось, у нее есть движения. Она знала, что делает. А может быть, дело в том, что она была так молода, так не похожа на тех, с кем я обычно общался, что сделало ее достаточно экзотичной, чтобы моя грудь сжалась, когда мы обменивались жидкостями в зале суда.

Твоя грудь не сжималась, Риггс Бейтс. Возможно, у тебя просто случился небольшой сердечный приступ или что-то в этом роде.

Я был настолько дезориентирован этим маленьким толчком в моем и без того неспокойном сердце, что мне пришлось отстраниться и, пошатываясь, выйти из здания суда, как пьяный дурак. А куда попадал пьяный моряк, сойдя с корабля? Правильно, в бар.

— Ты что, бросил свою жену у алтаря? — рявкнула Арья, догоняя мой шаг, когда я выбежал из здания суда. Я рассчитывал, что эти четырехдюймовые каблуки замедлят ее шаг.

— Я никого не бросал. — Я выскочил из здания суда, ища глазами ближайший бар. Где-то было пять часов. Конечно, не в Нью-Йорке, но в Азии точно. — У нее есть дела.

— Какие дела? — Теперь была очередь Винни бросать мне вызов. Я заметил, что их мужья держали рот на замке и шли позади нас. Трусы. Именно поэтому я никогда не хотел жениться… ах, неважно.

Выйдя на улицу, я обнаружил ирландский паб через дорогу.

— Иммиграционные документы.

— Это могло бы подождать до завтра.

Я подавил смех.

— Ты не знаешь Даффи. Она не любит откладывать желаемое на потом. Я не думаю, что она станет натурализованной гражданкой до обеда, а женой миллиардера из списка Forbes — до полуночи.

— Ты вел себя там откровенно грубо, Риггс Бейтс, — настаивала Винни, с силой шагая, чтобы не отстать от меня. — Зачем ты поцеловал бедное дитя, если у тебя нет к ней чувств?

— У меня есть к ней чувства, — запротестовал я, распахивая дверь в паб. — Я чувствую, что она — заноза в заднице.

Мои друзья шатались за мной, как маленькие гуси. Я опустился на табурет у барной стойки и трижды стукнул по дереву.

— Redbreast. Сделай двойную порцию.

На самом деле тройная была бы лучшей идеей. Сколько мне нужно было выпить, чтобы избавиться от вкуса моей жены? Ее сладость оставалась у меня во рту, и мне приходилось напоминать себе, что она моложе на десять лет. Не говоря уже о том, что она вышла за меня замуж, чтобы ее не депортировали. Не говоря уже о том, что она думала, что я не могу позволить себе ее.

Тот факт, что у нее вообще был ценник, должен был сделать ее нежелательной для меня.

Я старался быть хорошим. Неделю назад, когда мы чуть не поцеловались в ее квартире, я остановил ее, пока мы не наделали глупостей. Но сегодня, когда свидетельница дала мне зеленый свет, а Даффи стояла, нахмурившись и надув губки, в шикарном наряде и с фиолетовыми глазами, я не смог сдержаться. Я потакал.

Потакал? Поцеловав ее, ты перечеркнул все границы, на которые когда-либо соглашался.

Смущение и возбуждение уступили место гневу. Неужели я только что сексуально домогался собственной жены? Через десять секунд после заключения нашего брака?

— Похоже на то. — Арсен, словно темная тень, скользнул на место рядом с моим на барной стойке.

Черт. Я сказал это вслух.

— Так и есть. — Кристиан сел по другую сторону от меня. — И последнее предложение тоже.

Я опрокинул в себя виски и попросил налить еще. Кристиан хихикнул, покачав головой. Арья и Винни исчезли в уборной, вероятно, чтобы подготовить план моей казни.

— Вернемся к теме. Ты не домогался своей жены, — пробормотал Арсен и тоже заказал виски. — Привязанность к языку была взаимной, — размышляет он. — И это было неуместно. Я планировал сегодня поесть.

Женщины присоединились к нам и заказали фруктовый шнапс и картофель фри с трюфелями.

— Ты должен вернуться к ней. — Арья положила руку мне на плечо. — То, что ты сделал сегодня, было глупо для тринадцатилетнего подростка и катастрофично для тридцатисемилетнего.

— Она это переживет, — сказал я. Даффи было наплевать на меня. Она все еще была одержима идиотом, который бросил ее.

На всякий случай я достал телефон, чтобы проверить, нет ли у меня пропущенных звонков или сообщений от нее. Не было. Возможно, в этот самый момент она блевала в мусорный бак, чистила зубы раскаленным углем и надеялась, что не подхватила ничего смертельного.

— Почему ты сбежал? — Кристиан склонил голову набок.

— Потому что она ему нравится, — пояснил Арсен.

— Как друг, — поправил я, хотя уже не был уверен, что это правда. Даффи мне действительно нравилась, как ни странно. Но я также хотел ее трахнуть. И как бы это называлось?

Брак, придурок.

— Конечно! — радостно сказала Винни. — А Арсен мне нравился только как начальник.

Она ненавидела Арсена, когда он был ее начальником. На самом деле, она проделала весь путь назад в Теннесси, когда работала актрисой в его театре.

— Нет, на самом деле она мне нравится только как друг. — Я сузил глаза, бросив на Арсена взгляд «не будь мудаком». — Ты знаешь мои мысли о моногамии.

— Я знаю, что ты никогда не задерживался в одном месте достаточно долго, чтобы привязаться к чему-то. — Арсен перекинул руку через плечо Винни. — Теперь все меняется, и ты тоже. Если ты так целуешь своих друзей… — Он прервался, его взгляд переместился на женщину под его рукой. — Держись, блядь, подальше от моей жены.

Спустя бесконечное количество выпивки я решил посмотреть правде в глаза.

Я уже собирался открыть дверь в дом Даффи, как зазвонил телефон. Это был Эмметт, придурок мирового класса. Обычно я не выбираю себе собеседника, но это был тот самый случай, когда мне захотелось с ним поговорить. Я пролистал экран, поднимаясь по лестнице по двое.

— Эммет. — Я произнес его имя тем же тоном, что и слово «придурок».

— Отлично. Значит, свадьба все-таки состоялась, — хмыкнул он на другом конце провода. — Я дам тебе это.

— И тебе привет. А что мы говорим, когда ошибочно обвиняем наших сотрудников в подделке свадьбы…?

— Извини, — проворчал он, и хотя мой брак был ненастоящим, удовольствие от того, что этот урод отказался отправить меня на Аляску, было очень искренним. — Как все прошло? — бесстрастно спросил Эммет. Видно было, что ему стоило немалых усилий позвонить мне.

— Отлично. — Я добрался до этажа Даффи и остановился у ее двери. Мне не хотелось отвлекаться на что-то или кого-то еще, пока я стоял перед ней. — Как жизнь в аквариуме?

— Перестань называть мой кабинет аквариумом.

— Это не только твой кабинет. — Я зевнул. — Это любой офис.

— Мне нравится мой аквариум, — продолжал он.

— Мне нравится моя свобода, — ответил я.

Он рассмеялся.

— Ну, ты просто отдал ее, когда женился.

— Забавно, — сухо сказал я. — Так вот почему ты позвонил? Чтобы поздравить меня? — Мне было трудно в это поверить.

— Вообще-то я позвонил, чтобы сказать, что все еще не верю в твой брак и буду внимательно следить за тобой. Не люблю, когда мне лгут. — Наступила пауза. — Кроме того, тебе будет приятно узнать, что теперь, когда Аляска отпала, у меня есть для тебя новое, местное задание.

— Дай мне его.

— Заброшенные тюрьмы.

— Сколько их в штате Нью-Йорк?

— Две, — ответил он. — Еще одна в Нью-Джерси и одна в Коннектикуте.

Я старался не обращать внимания на клаустрофобию, стягивающуюся вокруг моей шеи. Я собирался остаться в Нью-Йорке на некоторое время.

Я прочистил горло.

— Звучит неплохо.

— Я пришлю тебе детали по электронной почте сегодня вечером, — щебетал Эммет.

— Так и сделай.

— О, и Риггс? Мы все еще хотим встретиться с этой твоей женой. — Затем он добавил, чтобы уточнить: — Со всей семьей Discovery.

Я широко улыбнулся, чтобы он мог это услышать.

— Она тоже будет рада вас видеть. Просто назови время и место.

После того как мы наконец повесили трубку, я вставил ключ в отверстие. Я уже собирался повернуть его, когда меня остановил голос.

— Привет, Риггс.

Проклятье. В тот единственный раз, когда я хотел поговорить с женой, весь мир и его дядя решили поговорить со мной.

Единственный раз? Правда? А как насчет того, когда ты прокрался к ней, когда она проигнорировала тебя после того почти поцелуя? Ты на цыпочках пробрался наверх, чтобы она не услышала, как ты пришел.

Это был первый и единственный раз, когда я действительно думал о том, чтобы трахнуть кого-то еще за все время нашей помолвки, и, как ни жалко, я даже не смог этого сделать. В итоге я заснул на диване у этой цыпочки, а на следующий день совершил позорный марш-бросок до вокзала, только чтобы побрюзжать, обнаружив у Даффи вкусные вафли.

Я обернулся и натянуто улыбнулся Чарли, который вышел из своей квартиры в гавайской рубашке и бермудских штанах. Он выглядел так, будто не спал с 1995 года. Морщинистый и изможденный.

— Чарльз, дружище.

Он двинулся в мою сторону, а затем остановился в паре футов от меня, нагадив на мое личное пространство.

— Где ты был?

— Э-э… — Я огляделся, взъерошив волосы. — Да так, здесь и там. В разных местах.

— Ты выглядишь немного пьяным.

Кто, блядь, умер и сделал тебя участником сериала «Реабилитация знаменитостей»?

Я хихикнул.

— Нет. Все под контролем. — Если не считать пятнадцати его голов, которые в данный момент плавали в моем поле зрения. — Ты в порядке?

— Да. Хорошо, — рассеянно ответил он, оглядывая нас. — Хочешь, возьмем еще внизу?

— Что? — Я моргнул.

— Выпить.

Что случилось с этим парнем? Он был взрослым мужчиной и неплохо выглядел. Наверняка у него полно подруг. И приятелей, с которыми он мог бы выпить. Почему же он так упорно хочет прижаться к моей ноге?

— В другой раз. — Я начал поворачиваться к двери, чувствуя, как за веками зарождается очередная головная боль. — Если бы ты мог почувствовать запах моих последних часов по моему дыханию, я бы лучше закончил с этим.

Он сделал еще один шаг в мою сторону, теперь стоя неловко близко. Мне было комфортно находиться так близко только с теми, в кого я был заинтересован засунуть свой член. Чарли не грозило попасть в эту категорию.

— У меня есть к тебе предложение. — Он неловко хмыкнул.

— Извини, приятель, я прямой, как линия жизни мумии.

— А ты думал, я… — Глаза Чарли вспыхнули от ужаса. — Нет, нет… просто… нет.

— Я оскорблен, Чарльз. — Я приложил руку к груди. — Уверен, ты видел мужчин и похуже.

— Ты действительно красивый дьявол. — Он сделал шаг назад, на всякий случай. — Но я тоже не замахиваюсь в эту сторону.

— Тогда чем я могу вам помочь? — Я начинал терять терпение.

Он сглотнул, и я понял, что моя короткая позиция заставляет его насторожиться.

— В следующую пятницу я отправляюсь на Британские Виргинские острова на две недели, чтобы разведать места для съемок и, возможно, покататься на волнах. Я должен был взять с собой свою старую подругу, но ее дочь родила сегодня на четыре недели раньше срока. У меня есть свободный билет. Подумал, что тебе не помешает небольшой отпуск.

Он предлагал мне провести с ним двухнедельный отпуск? Может ли этот парень быть еще более странным?

— Я… э… — Мне бы не помешало уехать из Нью-Йорка, но не с тобой. — У меня будет несколько напряженных недель из-за работы.

Он кивнул, его позвоночник сморщился, сделав его на несколько дюймов короче. Я знал, что он на это не купится.

— В этом есть смысл. Я просто подумал, что мне стоит об этом сказать.

— Но все равно спасибо.

— Да. Конечно.

Он направился к лестнице, и я не знаю почему, но я почувствовал себя самой большой кучей дерьма, известной человечеству. В этом человеке было что-то сломанное. Что у него было за дело?

Не твой цирк, не твои обезьяны, напомнил я себе. Видите ли, именно поэтому я не снимал квартиру и не задерживался нигде надолго. Привязанность была неизбежна. Мне приходилось физически сдерживать себя, чтобы не сбежать по лестнице, не выпить с Чарли пива и не спросить, все ли у него в порядке. Черт, даже мысль о том, чтобы принять его предложение о поездке, пришла мне в голову, прежде чем я мысленно поджег ее бензином.

Полный решимости, я повернулся к двери и распахнул ее.

Даффи не было дома.

Где бы ни была Даффи, она не возвращалась всю ночь. Я знал, потому что моя жалкая сущность решила не спать и ждать ее. Я сказал себе, что это потому, что я платонически беспокоился за нее. И так оно и было. Нью-Йорк был опасным местом. И кто знал, добралась ли она вообще до дома из здания суда?

Я мог бы написать ей и спросить, где она. Но я этого не сделал. Я не был уверен, было ли это мое желание дать ей свободу или необходимость доказать себе, что у меня нет чувств к этой женщине.

В четыре часа я бросил полотенце и отключился. Очнулся только в одиннадцать. Когда открыл глаза, то все еще был один.

Что бы ты ни делал, не будь мудаком и проверь ее спальню.

Естественно, я пошел и проверил ее спальню, чтобы убедиться, что она там, игнорируя внутренний голос совести. В свое оправдание скажу, что перед этим я пять минут подряд стучал в дверь. И вообще этот голос был скорее шепотом.

Даффи не было в ее комнате, как я и предполагал. Я подумал о том, чтобы позвонить Кирану, но потом понял, что могу ввергнуть всю ее семью в истерику, когда для отсутствия Даффи может быть совершенно невинная причина. Может, она пошла на свидание в Tinder и в данный момент занимается бурным сексом с незнакомцем? От этой мысли мне захотелось блевать.

Нет. Это не мысль. Просто вчерашние три галлона виски.

Я начал подозревать, что мой внутренний голос — тупица.

Подойдя к кофемашине, чтобы обдумать свои дальнейшие действия, я заметил на кухонной стойке написанную от руки записку. Естественно, она была заламинирована, как и все остальное в жизни моей жены.

У меня участился пульс, когда я взял ее в руки.

Риггс,

Я записала тебя на прием к невропатологу. Я не была уверена, что у тебя есть страховка, поэтому заплатила из своего кармана, а это значит, что ты категорически не можешь отменить визит, потому что я тебя убью, если ты это сделаешь.

Тебе нужно выяснить причину твоих головных болей. Никто не заслуживает того, чтобы жить с хронической болью.

Сделай анализ крови перед приемом. Ниже приведен номер телефона, по которому ты должен позвонить, чтобы узнать о наличии свободных мест.

P.S.

Я действительно это имею в виду. Если ты заставил меня потратить все эти деньги впустую, я поступлю с тобой очень жестоко.

P.P.S.

Мы никогда не будем говорить о вчерашнем дне. Никогда.

Поппинс.

Она заплатила из своего кармана, чтобы я попал к невропатологу, потому что думала, что у меня не хватит средств? Это должно быть сотни долларов. Может, тысячи, вместе с анализом крови.

Две вещи произошли одновременно: Мне стало очень стыдно за то, что я заставил ее потратить все эти деньги, когда она была безработной, и очень хорошо, потому что впервые в жизни кому-то было искренне, по-божески не наплевать на меня. Обо мне никогда не заботились. С тех пор как умер мой дедушка. А это было так давно, что я едва помню его лицо. Единственное, что я помню о том периоде, — это то, что я не был таким хреновым. Наверное, цитата Майи Анжелоу была правдой. Ты забываешь, что люди говорят или делают, но всегда помнишь, что они заставили тебя почувствовать.

Даффи заставила меня почувствовать, что меня видят, и я прожил свое существование, будучи парнем, который незаметно и безотчетно появляется и исчезает из жизни людей.

Пошатываясь, я добрался до дивана с запиской, которую все еще держал в руке. Все в ней, начиная с того, что она была заламинирована, и заканчивая тем, как она закончила ее своим прозвищем, вызывало во мне чувства. Гнев, восторг, волнение, страх, смелость, и это лишь неполный список.

Я и понятия не имел, каково это — быть любимым. Быть важным для кого-то. История моего происхождения — происхождения моего деда — была моим самым важным достоянием. Все, что я знал о наших отношениях, я узнал благодаря адвокату по наследству. Когда мне исполнилось восемнадцать и я стал наследником всего его состояния, то встретился с ним, и он заполнил пробелы в моем детстве.

Если бы не этот случайный адвокат, с которым я познакомился в восемнадцать лет в Сан-Франциско, когда мне сообщили, что я официально стал миллиардером, я бы не узнал о дедушке. О Шотландии. О том, что моя мать была сбежавшим подростком, которого больше заботил член, который она объезжала, чем ее младенец-сын (если вам интересно, я до сих пор горюю по этому поводу).

Я почувствовал, что у меня горят глаза. Я был опасно близок к тому, чтобы пролить слезу. Я никогда раньше не плакал. Мне не нравились все эти первые ощущения, которые я начинал испытывать под крышей Даффи Маркхэм.

У тебя нет чувств. У тебя просто лихорадка, — продолжал мой внутренний голос, на этот раз гораздо громче. Вставай и убирайся из этого места. Сходи в музей. В кино.

Это был будний день, и Даффи, скорее всего, весь день была на улице, бегая между собеседованиями. Ее жажда выжить настораживала меня. Вся ее жизнь была спланирована вокруг поиска хорошей работы, партнера, который мог бы ее обеспечивать, и возможности продвинуться по карьерной лестнице. Она не была амбициозной. Она была напугана. Прошлый опыт оставил у нее шрамы. Она была голодна, даже когда ее желудок был полон. Я никогда не узнаю, каково это.

Я заскочил в душ, надел одежду и спустился вниз. Когда я шел к метро, на мой телефон пришло письмо от Эммета. Подробности о задании в тюрьме. Я остановился перед закусочной, чтобы быстро ответить ему. Подняв глаза, я заметил Чарли в окне закусочной. Он сидел в одной из кабинок в одиночестве, хмуро глядя в чашку с кофе.

Он выглядел как трафаретная версия самого себя. Впалые щеки, кожа цвета колотого льда. Как я не заметил этого вчера, когда столкнулся с ним в коридоре? Но ответ был очевиден — я был слишком занят тем, что переживал из-за своих несуществующих отношений с фальшивой женой.

Он меня не видел. Я мог бы искупить свою вину за то, что вчера отмахнулся от него. Зайти внутрь. Угостить его едой. Спросить, все ли в порядке.

Привязаться к нему.

Дело было в том, что я уже испытывал всевозможные эмоции по отношению к женщине, с которой жил. О том, чтобы добавить еще одного человека, о котором нужно было беспокоиться, не могло быть и речи. Я уже терял контроль над своей самой главной чертой характера — одиночеством.

С тяжелым вздохом и здоровой дозой ненависти к себе я развернулся и продолжил свой путь к метро.

Чарли нуждался в помощи.

Но оказание ее ему могло стоить мне моих принципов.