Холодный город

X. Сильнее всего

Прошел год со дня основания Компании «Колтон», первый год работ по сооружению Холодного города.

Интерес к нему не ослабевал, и видные представители финансового и технического мира, вместе с полным составом Правления Компании, отправились специальным поездом к Колтону, чтобы констатировать положение работ. Понятно, что Фульд сумел обставить эту поездку как можно внушительнее. Послушные ему газеты устроили новую рекламу, которая отразилась в том смысле, что акции стали котироваться после этого на 3 % выше.

Поезд подвесной дороги остановился у самых стен Колтона. Боковая поверхность основной плиты для отражения палящих лучей солнца была покрыта эмалевой краской и сияла ослепительной белизной. Над ней в южном секторе возвышалось уже семнадцать этажей круговой стены. В радиальных стенах была начата кладка вертикальной стеклянной щели для использования дневного света.

Чтобы попасть в Колтон, надо было перейти несколько зал с огромными арками и изолированными дверями особой конструкции, которые позволяли менять площадь проходного отверстия.

Эти залы служили как бы шлюзами, предохраняющими от проникновения внутрь Колтона жаркого наружного воздуха. После этих проходов, сообщавших каждый сектор с внешним миром и стоящих на страже Колтона для защиты от излишних потерь холода при открывании дверей, глазам приехавших для осмотра представилась широкая улица, длиной в 600 метров, перекрытая железобетонными сводами и выходящая на большую площадь, называвшуюся «Южной Площадью» по положению этого сектора относительно стран света.

Хэд показал присутствующим подвалы, холодильное оборудование которых подходило к концу. В помещении воздвигаемой центральной холодильной установки начали бетонировать фундаменты для турбокомпрессоров.

Все постройки внутри Колтона были окрашены в матовый светло-голубой цвет. Для внутреннего сообщения было проложено уже две колеи электрической дороги, которые впоследствии должны были образовать замкнутое кольцо путей.

Все с особенным любопытством осматривали работы по устройству стеклянной стены из «атермита». Действие электрического тока заставляло кирпичи размягчаться и образовать однородный массив, внутри которого воздушные пузырьки создавали красивые узоры, переливавшиеся огоньками при ярком солнечном свете.

После детального осмотра, который сопровождался объяснениями Тома Хэда и весельчака Фреда и съемками кинематографа, члены Правления со своими гостями, убедившись в успешном ходе работ, направились обратно в Нью-Йорк, где вечером назначено было общее заседание акционеров.

В роскошное здание Компании «Колтон» собрались только самые крупные держатели акций, но и громадный зал, с претензией на древнегреческий храм, оказался тесным.

На этом заседании, после утверждения отчета и сметы на расходы, Том Хэд сообщил, что прежде всего решено закончить постройкой и оборудованием первый юго-западный квадрант Колтона, чтобы использовать опыт по сооружению его и избежать возможных ошибок в будущем.

Для осуществления этого надо было сосредоточить на нем все строительные и технические работы.

— Благодаря разработанному мной проекту, — говорил Хэд, — не только каждый квадрант, но и отдельный сектор имеет свое особое холодильное оборудование и полную независимость в действии, допуская, однако, возможность переключения турбокомпрессоров и аппаратов. Как на корабле водонепроницаемые перегородки дают большие гарантии при аварии, так и разделение Колтона на отдельные секторы с независимыми холодильными агрегатами способствуют безопасности существования «Холодного города».

— Едва мы закончим оборудование южного сектора, — продолжал Хэд, — что при ускоренной работе возможно через десять месяцев, как машины его пока будут использованы целиком на охлаждение подвалов.

Дело в том, что для жительства будет еще не все готово, и вряд ли строительная часть поспеет сделать стеклянные своды системы Рибо, без чего, понятно, нельзя приступить к охлаждению города.

Но само собой разумеется, что теперь уже время заготовлять запасы пищевых продуктов, тем более, что аренда подвалов даст немалый доход господам акционерам, — закончил Хэд.

После его сообщения банкир Фульд доложил собранию, что директор отеля «Эквитебль» в Нью-Йорке хочет арендовать в Колтоне по окончании его 20 этажей общей площадью до 12.000 кв. метров.

— Мистер Локвуд, — продолжал Фульд, — подал нам заявление, что за преимущественное право издавать газету «Вестник Колтона» он берется в своей заново оборудованной типографии, с тысячей ротационных машин, печатать отчеты нашей Компании и все выпускаемые нами брошюры и плакаты.

Вскоре собрание закрылось, при чем правлению было высказано полное одобрение и доверие за его энергичную работу и умелую организацию.

Том чувствовал себя разбитым и усталым после поездки в Колтон и этого заседания.

Напряженная работа пошатнула его здоровье, и уже больше месяца он страдал легкими сердечными припадками и задыхался как бы от недостатка воздуха.

Чтобы развлечься немного, он направился в один из кинематографов, где уже показывали осмотр «Холодного города» Правлением Компании Колтон.

В громадном зале было темно и прохладно, что действовало на Тома успокаивающим образом.

После видов создаваемого Колтона шла кинодрама известного американского кинодраматурга Гуча под названием «Сильнее всего».

Когда на экране появилась героиня, которая садилась со своим женихом на турбоход, Том невольно вздрогнул и впился в нее глазами, — до того она походила на Мод. Та же улыбка, та же прическа. Как будто Мод была в таком же костюме, когда они отправлялись в свое свадебное путешествие к берегам Европы.

— Мод, Мод, — шептал Том и был рад, что в темноте никто не видел выражения его лица и не догадывался о его переживаниях. — Где ты, что ты думаешь сейчас? Помнишь ли меня? Я так одинок и так мне хочется своего небольшого личного счастья, которое неразрывно связано с тобой. Увижу ли я тебя, Мод, милая Мод?

Том поспешил уйти до конца сеанса, чтобы скрыть в темноте свое волнение.

Когда он вернулся в свой особняк, ему сделалось так невыразимо грустно и тоскливо, что он застонал.

— Вы нездоровы, сэр? — спросил слуга, испуганный его видом.

— Не знаю, Джо, — ответил Том и бессильно опустился в глубокое кожаное кресло.

Обычно молчаливый и угрюмый Джо — негр с великолепным телосложением, постоял некоторое время у дверей кабинета и бесшумно исчез, покачивая на ходу из сочувствия к господину своей бесхитростной головой большого ребенка.

Том долго сидел в темноте своего кабинета и только, когда в окно робко прокрался рассвет, он забылся тяжелым сном.

На другой день, чувствуя себя разбитым и смертельно усталым, Том все-таки отправился на завод. Теперь ведь начиналось самое ответственное время монтажа холодильного оборудования. Надо было лично самому проверить кое-что, дать указания и сделать ряд распоряжений.

В испытательном отделе Том долго совещался с Руддиком и нервно делал на блокноте какие-то заметки и эскизы.

Увидев Комова, Том приветливо бросил ему.

— О, вы умеете работать. Вы быстро постигли даже тонкости холодильного дела. Я вас пошлю десятого в Колтон для испытания на месте собранных воздухоохладителей.

Затем, ощущая какую-то слабость и головокружение, Хэд усилием воли заставил себя пройти в монтажный отдел, где дал, между прочим, распоряжение инженеру Муррею послать для наблюдения за начавшимся монтажом старика Томсона.

— Это для него будет не так тяжело, а опыт он имеет огромный, — добавил Хэд.

Когда он вернулся в свой рабочий кабинет, вызванный им заведующий корреспонденцией Уайт не мог удержаться от замечания:

— Мистер Хэд, вы плохо себя чувствуете?

— Ничего, Уайт, не время думать о здоровье, когда так много работы. Пошлите мне для просмотра и подписи диктограммы.

После ухода Уайта Том хотел было приняться за работу, но его охватил какой-то знойный туман, в котором мчались вихрем его турбокомпрессоры, а рядом с ними танцевали моторы и змеевики. Далеко-далеко смутно вырисовывался манивший его образ Мод.

Когда в его кабинет вошла с бумагами хорошенькая Эдит, она увидела Тома лежащим без чувств с судорожно зажатой в руке логарифмической линейкой.

Сейчас же она вызвала по радиофону своего мужа, доктора Бика, и резко повернула регулятор температуры.

Мистер Уайт и другие бережно положили Тома на диван и пытались привести его в чувство.

— Том Хэд, ведь это душа Компании «Колтон», — говорил он, — если с ним случится что-либо плохое — не будет веры в Холодный город: только он может довести создание Колтона до победоносного конца.

К этому времени явился доктор Бик, которому с большим трудом удалось привести Хэда в сознание.

— Ему нужен покой, — сказал Бик, — он переутомился, бедняга, от работы, сердце стало устраивать забастовки.

Когда Тома с большими предосторожностями доставили в особняк и уложили в постель, Бик приказал негру Джо никого не допускать к нему для разговоров и выключить радиофон.

Джо молча кивал своей крепкой головой, которой, казалось, можно было проломить стену, и гневно сжал могучие кулаки в обиде за болезнь своего доброго господина.

А к вечеру вся Америка и весь мир уже знал о болезни Тома и понимал опасность ее для Колтона.

На всех перекрестках автоматические фонографы среди последних новостей выкрикивали бесстрастным «механическим» голосом: «У инженера Хэда — острое переутомление… Благодаря слабости сердца, доктора опасаются за работоспособность его. Болезнь Хэда — угроза благополучному окончанию „Колтона“».

Однажды вечером, когда только что ушел доктор Бик, и Том впал в легкое забытье, на площадку особняка опустился аэрокэб.

Из него легко выпрыгнула молодая женщина и, не вняв заявлению Джо, что Хэда нельзя видеть, уверенно направилась в кабинет Тома. Она была хороша собой. Ее глаза с оттенком фиалки то вспыхивали изумрудными огоньками, то потухали и таили в себе великую усталость и грусть.

Дверь бесшумно открылась. В кабинете был полумрак. У окна на низкой софе она увидела Тома, на бледном лице которого чувствовалось так много перенесенных страданий.

Она осторожно приблизилась. Том спал тревожным сном. Он во сне отдавал какие-то приказания, делал расчеты, часто произносил слово «Колтон».

Невольно она опустилась близ него на пол и стала вслушиваться, боясь потревожить его.

— Бедный, милый Том. Не легко далась тебе жизнь, и, может быть, я виновата в этом, — тихо произнесла она, пристально рассматривая дорогие и когда-то близкие ей черты лица.

Том как будто успокоился и спал спокойнее. Вдруг до слуха ее донеслось имя, которое стал шептать Том.

«Мое имя, мое имя», — радостно подумала она и припала к руке Тома, взволнованная, не в силах сдержать своих слез.

— Мод, — сказал он вслух и открыл глаза.

— Да, это я, мой милый, я здесь с тобой.

Том, не понимая действительности, считая все сном, некоторое время старался прийти в себя и нажал кнопку электрического звонка.

В дверях кабинета моментально появилась фигура Джо.

— Что угодно, сэр? — спросил он.

— Кажется, я заснул немного, Джо, освети кабинет.

От яркого света он зажмурил сначала глаза и застыл от радости и изумления, увидев около себя Мод.

— Мод, Мод, — вырвалось у него торжествующим криком, и он опять упал на софу, разрыдавшись от счастья.

А Мод ласково говорила ему простые слова, которые так приятны любящему сердцу:

— Милый, милый, нам будет хорошо. Ведь я с тобой. Теперь тебе легче, да? Со слезами уходит и горе и страдание. Милый мой, будь спокоен, я никогда тебя не оставлю.

Джо наивным сердцем своим почувствовал важность происходившего и, еще не разобравшись в своих догадках, ушел, оставив их вдвоем.

На следующее утро доктор Бик был приятно поражен переменой к лучшему в здоровье Тома.

— Ну, теперь выздоровление пойдет быстрым шагом, — смеясь сказал он, — медицине помогает то, что творит чудеса, что сильнее всего.

Мод трогательно и нежно ухаживала за Томом и оберегала его от всяких волнений. Когда наступали сумерки, они не зажигали света, а тихо в полутьме говорили о том, что пережили за время разлуки.

— Знаешь, Том, — говорила Мод, — мне кажется, что мы никогда пе разлучались, и то, что произошло за эти семь лет, — только тяжелый кошмарный сон. Все это так странно, загадочно и выше нашего понимания. Когда ты раз был занят на заводе, я в порыве тоски и одиночества носилась одна на своем любимом аэро. Вдруг я заметила, что мотор так сильно нагрелся, что необходимо было опуститься, чтобы охладить его. Я очутилась на дворе небольшого особняка, откуда вышел привлеченный жужжанием моего мотора молодой человек с какими-то необычайными глазами, так они сразу стали на меня действовать.

Это был Диего Гонзалес, богатый скотопромышленник из Аргентины, который приехал по делам в Нью-Йорк и навестил здесь своего родственника.

— Завтра я уже еду обратно, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы отправились со мной. Это так будет.

Я сначала сочла его за сумасшедшего, но его глаза заставляли обо всем позабыть и подчинили меня своей воле.

Том, ведь я не виновата, если так велика сила гипноза. Одним словом, через неделю я была в необъятных Южно-Американских прериях, по которым мы любили мчаться на горячих конях.

Диего окружил меня нежными заботами, угадывал мое малейшее желание, но он был все-таки деспот, и я его ненавидела за это. Повсюду за мной следили, я была его пленницей.

Сколько раз я пыталась дать тебе знать о своей горькой участи, но все мои радиограммы перехватывались. За помощь мне в неудавшемся побеге Диего жестоко побил молодую индианку, которая жалела меня и старалась по-своему утешить.

Я чувствовала его насильственную власть надо мной особенно сильно, когда он смотрел своими глубоко сидящими, мерцающими глазами. Когда он спал, его гипноз ослабевал, я становилась сама собой. Тогда я постоянно думала о тебе, Том, понимала все твои горькие жалобы, тоску одиночества. Но что же я могла сделать? Разве ты не чувствовал иногда моего как бы невидимого присутствия с тобой? Как только я освободилась от влияния личности Диего, мои мысли и думы были о тебе, Том.

Когда началась особенная длительная жара прошлого лета, у Диего стали погибать целые стада. Почти было не чем поить скот.

Как страдал в бессильной ярости Диего, видя, что его достояние — огромные стада — исчезает, а он не в силах остановить и помочь страданиям несчастных животных.

Впрочем, мне сообщали, что за жестокость Диего к ковбоям, они из мести способствовали уничтожению его скота, отравляя места водопоя.

Диего не вынес до конца ужасного зрелища и во время бешеной скачки на своем любимом коне Вихре бросился в пропасть.

Судьбе угодно было таким образом освободить меня. Первой моей мыслью было послать тебе радиограмму. Но почему я сразу не сделала этого? Может быть, оттого, что весь мир знал уже о твоем решении построить «Холодный город», ты был знаменит и был занят более важными мыслями, чем мыслью о бедняжке Мод. Я думала, что ты страдал после моего исчезновения, но после наверно нашел забвение и радость в любимой работе. Зачем было тревожить твой душевный покой? А потом, после долгого заточения, мне захотелось побыть совершенно свободной, оглядеться и почувствовать счастье иметь свою волю, свои желания. Я не хочу разбираться, почему я так поступила, ты ведь хорошо знаешь свою капризную Мод. Может быть, из гордости я также не явилась к тебе и надеялась, что судьба сама устроит все к лучшему.

Когда я стала свободной и могла дышать полной грудью, я любила посещать кинофоны и постоянно следила за ходом работ по сооружению Колтона.

Когда я видела тебя на экране, мне хотелось крикнуть: «Том, Том», и все сильнее вырастало у меня желание увидеть тебя самого, а не твое изображение.

Ты можешь себе представить, как я была потрясена, узнав о твоей болезни. Я решилась тогда навестить тебя и вот я здесь, снова с тобой, мой милый. Ведь ты ничего не имеешь против этого?

— Не говори так, Мод, — произнес Том и закрыл от волнения свое лицо ее маленькими ручками.

Мод почувствовала, как счастливые слезы падают на ее руки.

— Том, — нежно и ласково сказала, она, наклоняясь к нему, — знаешь, ведь жажда личного счастья и любви это — сильнее всего.

— Сильнее всего, — согласился Том.

Мод так заботливо следила за здоровьем Тома, что через десять дней он уже оправился настолько, что понемногу стал приниматься опять за работу, просматривая отчеты инженеров и посылая в день по нескольку десятков диктограмм.

Личность Хэда пользовалась таким большим уважением, что даже обычно беззастенчивые газеты не комментировали с излишними подробностями возвращения Мод и ограничивались, только помещением ее изображения с надписью: «Спасительница мистера Хэда и Колтона».

Каждый день они получали массу радиограмм самого разнообразного содержания, в которых выражалось искреннее желание восстановления сил Хэду и продолжения его полезной творческой работы на благо человечества.

— Вот радиограмма акционера Компании «Колтон», — говорил улыбаясь Том.

— Откуда ты знаешь это? — спрашивала удивленная Мод.

— Как откуда? Разве здесь не чувствуется тревога за правильный и своевременный монтаж холодильного оборудования города. Мое здоровье постольку нужно им, поскольку я гарантирую создание Колтона и большие дивиденды.

Но большинство радиограмм приятно доказало Тому, как он необходим и нужен, каким доверием облекли его и с какой верой смотрят на его способности.

Том считал себя уже преступником за то, что продолжал сидеть дома. Но Мод правильно полагала, что жара, которой нельзя избежать при поездке на завод и в Колтон, вредно отразится на его здоровье.

— Милый Том, ты должен меня слушаться и еще посидеть немного, — говорила она, подавая пачку диктограмм и газет. — Твой ранний выход будет только во вред интересам дела, и меня, конечно, огорчит.

Мод так мило дула губки, что Том соглашался с ней и, надо сознаться, был доволен сложившимися обстоятельствами.