Холокост. Новая история

Глава 2 Рождение нацизма (1919–1923)

Рождению нацистской партии способствовали фундаментальные изменения политической обстановки в Германии. Для немецких антисемитов евреи стали не просто виновниками еще бо́льших проблем, чем до войны, – их ненависть обрела совершенно новое направление.

В 1912 году лидер пангерманистов Генрих Класс возвестил о грядущей атаке на евреев в книге «Если бы я был императором». Класс полагал, что перемены, к которым он призывал, возможны в рамках существующей политической системы, во главе которой стоял кайзер. Но в 1919-м вообразить, чтобы лидер антисемитов озаглавил новую атаку на евреев «Если бы я был президентом Веймарской республики», уже было нельзя. Дело в том, что правительство больше не рассматривалось как средство для решения «еврейской проблемы» – его само считали частью проблемы.

На фоне всех этих недовольств махровым цветом расцвели антисемитские объединения. Наиболее влиятельным среди них был Немецкий народный союз обороны и наступления (Deutschvölkischer Schutz- und Trutzbund), основанный в феврале 1919 года. К 1922-му он насчитывал 150 000 членов, и каждый подписывался под программой, призывающей к ликвидации еврейского разлагающего, подстрекательского влияния¹.

Бавария стала родиной целого ряда радикальных антисемитских объединений. В частности, Группа изучения германской древности (общество Туле), базировавшаяся в Мюнхене, требовала, чтобы каждый ее новый перспективный член дал клятву, что в его венах или венах его жены не течет ни капли еврейской либо «цветной» крови². Основателем общества Туле считается Рудольф Фрайер фон Зеботтендорф – один из видных немецких оккультистов. Ко времени окончательного поражения немецкой армии в ноябре 1918 года его взгляды приобрели поистине апокалипсическое звучание. Он провозглашал: «…отныне правит наш смертельный враг – Иуда. Мы еще не знаем, что вырастет из этого хаоса. Можно только догадываться. Грядет время борьбы, тяжких испытаний, опасное время! Мы, участники этой борьбы, все в опасности, ибо враг ненавидит нас со всей бесконечной ненавистью еврейской нации. Теперь – око за око, зуб за зуб… Братья и сестры! Сейчас не время для глубокомысленных речей, собраний и торжеств! Сейчас время борьбы, и я хочу и буду бороться! Бороться до тех пор, пока не взойдет триумфально свастика. Настало время говорить о германском рейхе, настало время сказать, что еврей – наш смертельный враг»³. Остается только напомнить, что свастика была символом общества Туле.

Второй знаковой фигурой Группы изучения германской древности был 50-летний драматург Дитрих Эккарт – человек, оказавший очень большое влияние на 30-летнего Адольфа Гитлера. Эккарт, являвшийся убежденным антисемитом, больше всего прославился адаптацией пьесы Генрика Ибсена «Пер Гюнт», которую изменил так, что все тролли выглядели карикатурными евреями⁴. В другой своей пьесе – «Отец семейства» – Эккарт поведал историю смелого журналиста, пытающегося разоблачить коррупционное влияние евреев на прессу: он пишет пьесу, дабы предупредить публику об опасности, которую представляют евреи, но те используют свое влияние, чтобы провалить премьеру. Дальнейшие события могли бы показаться смешными, если бы все не было так грустно… Пьеса Эккарта о неудачливом драматурге, чье творение провалилось из-за влияния евреев, провалилась сама. Автор обвинил в этом – вполне предсказуемо – евреев⁵. Для Эккарта еврейский вопрос лежал в основе всех прочих вопросов. «Все на свете стало бы понятно, если бы удалось пролить свет на эту тайну»⁶. Более того, писал он, ни один народ на земле не позволил бы существовать евреям, если бы мог понять, сколь они опасны. «Если бы они внезапно увидели, кто такие евреи и чего хотят, они бы завопили от ужаса и передушили бы их всех немедленно»⁷.

Эккарт поддерживал небольшую политическую группу в Мюнхене, которая называлась Немецкая рабочая партия и была достаточно тесно связана с обществом Туле. Так между ним и Гитлером установились особые отношения. 12 сентября 1919 года, за неделю до того, как Гитлер написал то самое письмо, объяснявшее его антисемитизм, он посетил собрание партии в мюнхенской пивной. Немецкая рабочая партия была одной из небольших баварских политических группировок и отличалась крайне правыми взглядами. Все ее члены придерживались одного мнения: немецкие солдаты проиграли войну, потому что получили удар ножом в спину от еврейских спекулянтов, орудовавших в тылу, евреи были зачинщиками и коммунистической революции, и ненавистной веймарской демократии. На этом собрании на Гитлера обратил внимание председатель партии, железнодорожный механик Антон Дрекслер. Он высоко оценил ораторские способности Гитлера и предложил ему вступить в организацию.

Впрочем, в следующие месяцы наибольшее влияние на развитие Гитлера оказал именно Дитрих Эккарт. Парадоксально, но Эккарт особенно высоко оценил те качества Гитлера, за которые фронтовые друзья Адольфа считали его несколько странным⁸. Нетерпимость, социальная неадекватность, неспособность вести разговор спокойно и абсолютная уверенность в своей правоте – все это, по мнению Эккарта, было позитивными качествами. Есть все основания злиться по поводу поражения немцев в войне – в этом нет ни малейших сомнений, и Гитлер это чувство персонифицировал. А в сочетании с экстремистскими взглядами на то, кто виновен в сложившейся ситуации, это были те слова, которые хотели услышать сбитые с толку мюнхенцы. Кроме того, участие Гитлера в войне рядовым солдатом, который заслужил Железный крест за храбрость, выделяло его из старой элиты – вождей, столь явно предавших народ. «Толпу нужно напугать до смерти, – говорил Эккарт. – Я не могу использовать офицеров; народ их больше не уважает. Лучше всего подошел бы рабочий, у которого хорошо подвешен язык… Ему не нужно быть интеллигентом; политика – самое тупое занятие на свете»⁹. Все это способствовало пророческому высказыванию Эккарта о Гитлере: «Это – грядущий человек Германии; настанет день, когда весь мир будет говорить о нем»¹⁰.

Что касается Гитлера, его отношение к Эккарту действительно было особым. Пожалуй, можно сказать, что Адольф Гитлер почти боготворил его. Впоследствии он говорил о себе, что, когда впервые встретился с Эккартом, в интеллектуальном смысле был попросту младенцем. «Но утешало то, что даже у него все это возникло не само по себе – все в его работе было результатом терпения и интеллектуальных усилий»¹¹. Гитлер не скупился на комплименты: «Эккарт сияет в наших глазах как Полярная звезда»¹².

До того как Эккарт в декабре 1923 года умер от сердечного приступа, эта странная пара – лысый, рано постаревший и много пьющий драматург и неуклюжий, так сказать, социально неловкий бывший солдат – пережила много совместных приключений. Некоторые их сомнительные эскапады обрели чуть ли не мистический статус. В частности, есть утверждения, что в марте 1920 года они отправились на аэроплане в Берлин, дабы попробовать установить контакт с революционерами правого толка, которые только что свергли правительство в ходе так называемого Капповского путча – мятежа, предпринятого консервативными силами против правительства Веймарской республики. Погода была плохой, и перелет оказался тяжелым (Гитлера нещадно тошнило). В Берлине они изображали предпринимателя и его помощника. Для более эффективной маскировки у Адольфа даже была накладная бородка. Явившись в отель «Адлон», где располагалась штаб-квартира Вольфганга Каппа, вождя этого краткосрочного путча, Гитлер и Эккарт услышали от его секретаря, что того нет на месте. «Предприниматель» внимательно посмотрел на секретаря и сказал «помощнику», что они немедленно уходят – этот человек явно еврей. Впоследствии Гитлер заметил, что не сомневался в провале Капповского путча, потому что «секретарь правительства Каппа… оказался евреем»¹³.

За три недели до этого предполагаемого неудачного визита в Берлин Немецкая рабочая партия, уже переименованная в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei, NSDAP – НСДАП), в мюнхенском пивном ресторане «Хофбройхаус» огласила 25 пунктов своей партийной программы. Четвертый пункт, написанный Гитлером и Антоном Дрекслером, гласил: «Гражданином Германии может быть только тот, кто принадлежит к немецкой нации, в чьих жилах течет немецкая кровь, независимо от религиозной принадлежности. Таким образом, ни один еврей не может быть отнесен к немецкой нации, а также являться гражданином Германии»¹⁴. Предпоследний пункт программы подчеркивал антисемитскую направленность политики партии и утверждал, в частности, что она «борется с еврейско-материалистическим духом внутри и вне нас».

На протяжении следующих лет Адольф Гитлер проповедовал свои антисемитские взгляды на бесконечных митингах и собраниях НСДАП. Он говорил, что «решение еврейского вопроса – главная задача национал-социалистов… И решить его можно только грубо, силой»¹⁵. Кроме того, Гитлер заявлял: «…еврей разрушает и должен разрушать, потому что начисто лишен представлений о деятельности, которая служит на пользу обществу»¹⁶. Он настаивал: «…невозможно никакое спасение до тех пор, пока носитель этого разобщения, еврей, не будет лишен возможности причинять вред»¹⁷. Гитлер винил евреев в том, что они принесли в Германию демократию: «…демократия глубоко чужда немцам; это еврейское изобретение»¹⁸, и повторял традиционную антисемитскую выдумку о том, что евреи – нация воров. «Он [еврей] не основал ни одной цивилизации, зато разрушал цивилизации сотнями. Он ничего не создал сам из того, чем обладает»¹⁹.

Адольф Гитлер обращал внимание слушателей на то, что такого понятия, как «хороший еврей», не существует. Индивидуальные действия и достижения не имеют никакого значения. Для Гитлера не имело значения, порядочный человек конкретный еврей или нет. Он несет в себе черты, которыми наделила его природа, и не в состоянии от них избавиться. «И для нас он вреден»²⁰. Для будущего вождя Третьего рейха решение об эмансипации евреев было равноценно приступу белой горячки, потому что равенство предоставлено народу, который «явно и безусловно является чуждой расой»²¹. Официальной политикой НСДАП стало лишение гражданства немецких евреев, но в статье, опубликованной в марте 1921 года в газете Völkischer Beobachter, приобретенной нацистской партией с помощью Дитриха Эккарта, Гитлер пошел дальше и заявил: для защиты Германии евреев нужно изолировать от общества. «Еврейское подрывное влияние на наш Volk должно быть предотвращено, – писал он, – при необходимости путем заключения зачинщиков в концентрационные лагеря. Короче, наш Volk должен быть очищен от всего этого яда сверху донизу»²².

Радикальный гитлеровский антисемитизм очевиден даже на столь раннем этапе существования нацистской партии, но из этого напрямую не следует, что все, кто вступал в НСДАП в то время, испытывали аналогичные чувства к евреям. Для некоторых, подобных Эмилю Кляйну, главными стимулами были в первую очередь разочарование от поражения в войне и страх перед коммунистической революцией. «Мы были поколением детей войны, – говорит Кляйн. – Мы видели, как призывали наших отцов. Мы видели их в гирляндах цветов на железнодорожных станциях, когда они уезжали во Францию. Мы видели плачущих матерей, которых они оставляли»²³. Затем, после возвращения отцов с проигранной войны, в 1919 году, во время мюнхенского коллапса, сверстники Эмиля вдруг увидели красные флаги. «Пришли коммунисты, они обстреливали весь город со своих грузовиков и разбрасывали листовки. Они агитировали за свою партию и революцию лозунгом “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”».

Путь Эмиля Кляйна к антисемитизму пролегал через якобы существующую связь между коммунизмом и иудаизмом. «Я смотрел на все это в то время и понял, что те, кто наверху [в период мюнхенской “советской республики”], – преимущественно образованные евреи. Во всяком случае, их было много. В Баварии чувствовалась огромная обида на то, что тон задают евреи. Так появилось выражение “еврейская республика”». Масштабы антисемитизма Кляйна, попавшего под влияние риторики нацистской партии, расширились, и он пришел к убеждению, что евреи в ответе не только за коммунизм, но и за все язвы капитализма в целом. Эмиль считал, что борьба против еврейства, прописанная в программе нацистской партии, – это борьба не только против евреев как таковых, но и против международной финансовой аристократии, финансовой власти еврейства. Следовательно, не против евреев как личностей, но против капитализма, который произрастает из еврейства, то есть с Уолл-стрит. «Уолл-стрит упоминался всегда».

Впрочем, Гитлер сделал намного больше, чем просто объяснил сторонникам нацистов – во всех проблемах Германии виноваты евреи. Он учил ненависти, но тем не менее давал надежду. Адольф Гитлер рисовал картину новой Германии, в которой исчезнут классовые различия и все «арийские» немцы объединятся в едином национальном сообществе. Эмиля Кляйна привлекала идея, что нацистская партия «хочет стереть классовые различия, при которых рабочий класс – здесь, буржуазия – тут, а средний класс – там. Существовали глубоко укоренившиеся представления, которые разделяли нацию на две части, и это было для меня очень важно, мне нравилась мысль, что нация должна стать единой»²⁴.

Ютта Рюдигер, которая позже возглавит нацистскую организацию Союз немецких девушек (Der Bund Deutscher Mädel), тоже хотела видеть единое немецкое общество: «Тот факт, что на первом месте семья, затем клан, затем сообщество, затем нация, а затем Европа, был не туманной концепцией, а идеей, основанной на семейных ценностях… Концепция представляла настоящее бесклассовое общество без каких-то различий, в то время как прежние молодежные движения, и в первую очередь это касается бойскаутов, состояли преимущественно из старшеклассников – выходцев из обеспеченных семей, а дети рабочих в основном были предоставлены сами себе. Мы объединили молодых рабочих и молодых учащихся в одно целое. Между ними не было никаких различий, и никто не спрашивал, чем занимается твой отец»²⁵.

Суть идеи, о которой говорит Рюдигер, хорошо отражается в одном эпизоде, который произошел после того, как нацисты пришли к власти. «Дело было незадолго до Рождества, все занимались сбором денег, особенно активно – в День национальной солидарности, как это тогда называлось[1]. Принимали участие ведущие члены партии, министры, промышленники. Они находились на улице под дождем и ветром. К одному из немецких фабрикантов подошел богатый иностранец и спросил, зачем он стоит на холоде, призывая прохожих пожертвовать мелочь, если может просто положить тысячу марок в банку. Промышленник обернулся к Ютте и сказал: “Они просто ничего не понимают”».

Бруно Хенель, вступивший в нацистскую партию в начале 1920-х годов, тоже проникся идеей национального единства (Volksgemeinschaft). «Это просто означает, что в немецком обществе всегда были два различимых слоя – буржуазия и пролетариат, – говорит он. – Для того чтобы преодолеть разрыв, нужно было сформировать национальное единство, дабы и интеллектуалы, и трудящиеся объединили свои силы. Национальное единство выражалось в прекрасной фразе нашей партии, которую, думаю, все повторяли непрестанно: “Интересы общества – прежде всего”. И это означало, что мы не просто национал-социалисты, а национально мыслящие социалисты»²⁶.

Как много позже тайно записал один высокопоставленный немецкий офицер, находившийся во время войны в плену у британцев, «…кое-что останется вечно. Сохранится на протяжении сотен лет. Не дороги, построенные нацистами, – они не имеют значения. Но сохранится то, как было организовано государство, в особенности – включение трудящихся в управление государством. Гитлер нашел место в государстве для трудящегося. Никто до него этого не делал… Принцип, согласно которому каждый трудится на общее благо, идея о том, что промышленник на самом деле – доверительный собственник капитала, созданного немецким трудом, и другого капитала, звучат очень просто, но никому раньше этого не удавалось…»²⁷.

Тем не менее сторонники нацистов, поддерживающие идею бесклассового общества, не могли не поддерживать и другую, более мрачную. Дело в том, что Гитлер учил, что новая, бесклассовая, жизнь станет возможна только после того, как представители другой нации будут исключены из общества истинных немцев. «Мы говорим себе, – заявлял он, – что нет такого понятия, как классы: их не может быть. Класс означает касту, а каста означает нацию»²⁸. Мысль о бесклассовой Германии возникала, и Гитлер об этом особенно заботился, из признания идеи, что нация – наиважнейшее качество. Таким образом, евреи представляли собой помеху для Германии, в которой всех объединит нацистский идеал бесклассового мира. Это евреи мешали немецкому счастью и процветанию. Если их «власть» каким-то образом не нейтрализовать, не будет никакого прогресса, никакого выхода – выбраться из трясины не удастся. В сентябре 1922 года Гитлер в своем выступлении сформулировал, в чем причина тяжелого положения Германии: «Мы в Германии пришли к следующему: шестидесятимиллионный народ видит свою судьбу – подчиняться воле нескольких дюжин еврейских банкиров»²⁹.

Разумеется, НСДАП была не единственной организацией, продвигавшей как антисемитские, так и националистические идеи. До 70 группировок, перечисленных в German Völkisch Yearbook 1921 года, полагали, что лишение евреев немецкого гражданства придаст Volk новую силу³⁰. Одна из них, небольшая Немецкая социалистическая партия (Deutschsozialistische Partei), базировавшаяся во Франконии, на севере Баварии, в 1920-м стала выпускать свою газету. В первом номере была напечатана статья, призывавшая социалистов переходить на крайне правые позиции, аргументируя это тем, что партии левого толка, объявляя войну против капитала, даже против крупных еврейских денежных займов, на самом деле оплачиваются евреями: «Неужели вы правда думаете, что Ротшильды, Мендельсоны, Бляйхредеры, Варбурги и Коны могут подпустить вас к своим источникам денег? В конце концов, хватит верить во всякую ерунду! До тех пор пока кровные братья Мендельсонов, Бляйхредеров и Конов являются вашими капитанами и до тех пор пока вашими бригадирами остаются торговцы-евреи, вы не представляете опасности для толстосумов. До тех пор пока вы сами не станете лидерами, до тех пор пока над вами нависает мрачная тень чужаков, вас будут соблазнять и обманывать. Черный чужак заинтересован в своей собственной прибыли, а не в вашей»³¹.

Автором этой статьи был 36-летний школьный учитель, ветеран Великой войны, который позже сыграет важную роль в разжигании антисемитизма в Германии. Речь идет о Юлиусе Штрейхере. Как и Гитлер, Штрейхер заслужил на войне Железный крест, но, в отличие от будущего фюрера, он был уроженцем Германии, а не Австрии. Штрейхер вырос в окрестностях Аугсбурга, в Юго-Западной Баварии. В его школьные годы этот регион значительно изменился: численность населения увеличилась, в частности, за счет нескольких тысяч переселившихся туда евреев. Штрейхер возводит начало своей нелюбви к ним к инциденту, который, по его словам, произошел, когда ему было пять лет. Мать Юлиуса купила кусок материи в еврейской лавочке. Дома оказалось, что ткань невысокого качества. Мать залилась слезами и сказала, что такое жульничество типично для евреев³².

Осенью 1921 года Штрейхер вступил в Объединение немецких предприятий (Deutsche Werkgemeinschaft), и его нападки на евреев стали более яростными и более персонифицированными. Он заявлял, что евреи в Нюрнберге похищают и убивают христианских младенцев, дабы добавлять их кровь в мацу – ритуальный хлеб своего праздника Песах. Эта же самая «кровавая клевета» была использована для инициации еврейского погрома в Кишиневе почти 20 лет назад… 5 сентября 1922 года в суде Швайнфурта в обвинении за разжигание религиозной розни привлеченный к делу эксперт констатировал, что Штрейхер ставит евреям в вину то, что они до сих пор сохраняют практику ритуальных убийств. «Он [Штрейхер] ссылался на Восток, где во время мировой войны служил офицером, и объяснял, что там открыто говорят о ритуальных убийствах, совершаемых евреями. Он добавил, что в Германии накануне Песаха ежегодно таинственным образом исчезает сотня младенцев, и задал вопрос: “Куда деваются эти дети?”»³³

В другом выступлении 1922 года Штрейхер заявил: «Не будет преступлением, если однажды мы все поднимемся и прогоним евреев к черту… отомстим этим ублюдкам за их ложь»³⁴. Он также утверждал, что евреи подтвердили свое «…желание несчастий Германии и что если бы немецкий народ узнал содержание секретных договоров военного времени, он бы уничтожил всех евреев»³⁵.

Риторика Штрейхера была популярна у определенных групп, но она же становилась и причиной конфликтов. По крайней мере одно собрание пришлось прекратить после того, как оратор распалил аудиторию до такой степени, что началась драка. Даже руководство Объединения немецких предприятий критиковало Штрейхера за его выходки. Всем было ясно, что он агрессивный и потенциально опасный человек, одержимый ненавистью к евреям и «чужим» нациям. И тем не менее Штрейхер оказался как раз тем, кого Гитлер захотел увидеть в рядах нацистской партии. Вспоминая об этом периоде почти 20 лет спустя, Гитлер заметил, что Дитрих Эккарт неоднократно говорил ему, что Штрейхер сумасшедший. Но, продолжил Гитлер, Эккарт всегда добавлял, что невозможно надеяться на победу национал-социализма, не оказав поддержку таким людям, как Штрейхер³⁶.

В том же 1922 году Юлиус Штрейхер отправился в Мюнхен, где в первый раз слушал Гитлера. О своих впечатлениях он рассказал уже после окончания Второй мировой войны – на Нюрнбергском процессе: «Сначала медленно, едва слышно, затем быстрее и более энергично и, наконец, с ошеломляющей силой… Он открыл огромную сокровищницу мыслей в речи, длившейся более трех часов, облеченных во вдохновенные фразы. Это чувствовал каждый: человек говорит как избранник божий, как посланник небес в момент, когда ад угрожает поглотить все. И все его понимали – мужчины и женщины, душой или сердцем. Он обращался к каждому, ко всему немецкому народу. Около полуночи его речь завершилась вдохновляющим призывом: “Трудящиеся, работники физического труда и служащие! К вам протянута рука активного участия общества немецкого народа!”»³⁷

Так или иначе, Штрейхер решил, что ему судьбой предначертано служить Адольфу Гитлеру. На самом деле сие было почти религиозное обращение. «Я видел этого человека вскоре после полуночи, – говорил он на Нюрнбергском процессе, – после того, как он говорил три часа, мокрого от пота, но сияющего. Мой сосед сказал, что увидел нимб над его головой, и я испытал нечто, выходящее за рамки обыденного»³⁸. Вскоре после этого Штрейхер убедил своих сторонников вступить в нацистскую партию и признать лидерство Адольфа Гитлера. В 1923 году он начал издавать антисемитскую газету Der Stürmer («Штурмовик») и продолжал руководить этим листком ненависти до конца Второй мировой войны.

Примерно в это же время Гитлер привлек в партию и других людей, которые впоследствии станут ведущими фигурами нацистского движения. Эрнст Рем, Герман Геринг, Ганс Франк, Рудольф Гесс – все они и многие другие решили примкнуть к Гитлеру в начале 1920-х. Одни были молоды и впечатлительны, другие, в частности Рем и Геринг – циничные ветераны проигранной войны, все повидали и ничему не удивлялись. Эти двое, кстати, имели офицерские звания и были удостоены боевых наград. Теперь, после поражения Германии, у них на выбор было немало партий, вступив в которые можно было бы реализовать свои цели, и тем не менее оба решили подчиниться бывшему ефрейтору – Адольфу Гитлеру.

Очевидно, это произошло и потому, что они стали свидетелями силы его ораторского искусства. Рем и Геринг поняли, как Гитлер может привлекать на свою сторону новых людей, того же Юлиуса Штрейхера, но не менее важно и то, что они разделяли его взгляды. В том, что касается политики новой партии, Гитлеру ни в чем не пришлось их убеждать, хотя то, что он предлагал, по большей части в своих выступлениях, представляло собой сплав четкости идей и обещаний использовать для их реализации радикальные методы.

Все это подкреплялось абсолютной уверенностью, с которой Гитлер произносил свои речи. Он излагал причины, по которым Германия якобы оказалась в бедственном положении, а затем сообщал аудитории, что эти трудности должны быть преодолены. Никаких дебатов, никаких дискуссий. Уверенность Гитлера в собственной правоте была настолько велика, что подавляла любые сомнения. Профессор Карл Александер фон Мюллер видел, как он выходил на трибуну во время митинга в Мюнхене в 1923 году. До этого фон Мюллер пару раз встречался с лидером нацистской партии в частных домах, но теперь перед ним стоял другой человек. «Удлиненное, бледное лицо было словно сведено спазмом внутренней ярости, – писал позже профессор. – В выпуклых глазах горело холодное пламя, взгляд словно искал врага, которого следует победить. Может, толпа придавала ему столь мистическую силу? Или она распространялась от него на людей? “Фанатический, истерический романтизм в сочетании с брутальной силой воли”, – отметил я. Такого человека мог выдвинуть убогий средний класс, но он не был одним из них. Он, безусловно, являлся выходцем из совершенно иных глубин мрака»³⁹.

Многие сторонники националистического движения мечтали о том, чтобы появился тот, кто предложит, как выйти из тупика. «Человек! Поступок! Volk и высший совет жаждут! Человека! Поступка!»⁴⁰ – так писал в 1907 году поэт Стефан Георге – один из пророков национал-социализма. Похоже, Гитлер оказался готов откликнуться на прозвучавший призыв. Бруно Хенель, сторонник нацистов, говорит: «Нашей целью было найти сильного человека, который должен принимать решения, и у нас появился такой сильный человек»⁴¹.

Адольф Гитлер уже стал бесспорным лидером нацистского движения. В меморандуме, написанном в январе 1922 года, он определил ошибки предыдущих лидеров националистов. Эти люди хорошо образованны, но фантастически наивны, и у них не было горячего дыхания молодой энергии нации. Гитлер считал, что движению нужно придать «…мощную движущую силу упрямых драчунов»⁴². И он нашел такую силу у Штрейхера, Рема и Геринга. Это были люди борьбы и действий, как говорил будущий фюрер, – именно такие нужны партии.

Таким образом, Адольф Гитлер не только предложил расистское и антисемитское мировоззрение, не только проанализировал, почему Германия проиграла в войне и теперь проигрывает в мире, не только дал обещание построить бесклассовое общество. Он предложил путь, который был рассчитан на молодежь, – возбуждающий, опасный, яркий. «Старые партии учили молодых болтовне, – сказал Гитлер в июле 1922 года. – Мы предпочитаем учить их развивать физическую силу. Ибо говорю вам: если юноша не может найти свою дорогу туда, где в последней надежде наиболее верно решается судьба его народа, если он занимается философией в такое время, как наше, погружается в книги или сидит дома у камина, он – не немецкий юноша! Я призываю вас! Вступайте в штурмовые отряды!»⁴³

Этим же летом молодой студент сельскохозяйственного отделения Высшего технологического училища при Мюнхенском университете Генрих Гиммлер пытался определить для себя смысл жизни. В ходе поиска он воспринял многие идеи крайне правого толка. Однако Гиммлера не привлекали люди типа грубого, эмоционального антисемита Юлиуса Штрейхера. Он, напротив, предпочитал псевдонаучный анализ, содержащийся в трудах Хьюстона Стюарта Чемберлена. Тот написал «Основы девятнадцатого века» в стиле объективном, не полностью пропитанном ненавистью антисемитизма⁴⁴. Молодой Гиммлер полагал, что может иметь дело с отдельными евреями на уровне профессии, сознавая при этом, что с расовой точки зрения они представляют угрозу. В частности, в январе все того же 1922 года он встречался с юристом-евреем и охарактеризовал его в дневнике как чрезвычайно дружелюбного и доброго человека, который тем не менее не может скрыть свое еврейство, поскольку оно у него в крови⁴⁵. Гиммлер также одобрял жестокое отношение к евреям, которые, по мнению фанатичных националистов, вредят Германии. В июне 1922-го, узнав об убийстве министра иностранных дел Германии, еврея Вальтера Ратенау, Гиммлер записал в дневнике: «Я рад… он был негодяем»⁴⁶.

Как многие из тех, кто не принимал участия в Великой войне, Генрих Гиммлер хотел показать, что может быть храбрым бойцом. Послушав в Мюнхене выступление генерала, который в 1919 году сражался на Балтике против большевиков, он сделал в дневнике такую запись: «Теперь я более чем когда-либо уверен, что, если начнется новая кампания на востоке, я приму в ней участие. Восток для нас важнее всего. Запад попросту умирает. Нам нужно завоевывать и осваивать восток»⁴⁷. Эти слова оказались пророческими, учитывая то, что позже, во время Второй мировой, именно Гиммлер станет организатором геноцида на востоке.

Генрих Гиммлер, каким он представляется по дневникам того времени, – рефлексирующий юноша, который очень высокого мнения о себе, но тем не менее испытывает трудности в обращении с женщинами. Он считал, что относится к типу людей меланхолическому и строгому: «…такие необходимы в обществе, но, по моему мнению, обречены на неудачу, если в ближайшее время не обвенчаются, поскольку в нас очень сильна человеческая животная натура»⁴⁸. Будущий рейхсфюрер СС считал, что качества, которыми должен обладать каждый мужчина, – это честность, порядочность, справедливость. «Такой человек ничего не стесняется и не боится, а это трудно»⁴⁹. Как и у многих других, на карьеру Гиммлера негативно повлияли экономические проблемы 1922 года. Получив диплом агронома, он надеялся остаться в университете и далее изучать политологию, но осенью был вынужден поступить на работу в компанию, производящую удобрения. Это изменение в судьбе Гиммлера почти наверняка произошло вследствие бушующей в то время гиперинфляции – многие семьи, принадлежавшие к среднему классу, не смогли оплачивать обучение своих сыновей. С Гитлером Гиммлер еще не познакомился, но из-за своих убеждений, а также, конечно, сложившихся в его жизни обстоятельств был вполне расположен к тому, чтобы позитивно воспринять его идеи.

В те ранние годы нацизма Адольф Гитлер и его партия в первую очередь считали себя революционерами. НСДАП действительно формировалась в революционное время: коммунистические восстания в Берлине и Мюнхене в 1919 году, Капповский путч в 1920-м… К 1922-му Гитлер уже был готов не только говорить о насилии как пути к власти, но и вести в бой свои вооруженные формирования – штурмовиков, или коричневорубашечников (по аналогии с итальянскими чернорубашечниками – вооруженными отрядами Национальной фашистской партии в Италии после мировой войны). Изначально бывшие членами так называемой гимнастической и спортивной секции партии, штурмовики занимались охраной партийных сборищ. Ну и избивали политических оппонентов…

В октябре 1922 года НСДАП оплатила поезд, чтобы доставить около 800 человек в коричневых рубашках в Кобург, на север Баварии, где были очень сильны настроения левого толка. Гитлер намеревался спровоцировать в Кобурге столкновение, и это ему удалось. Штурмовики устроили массовые избиения социалистов на улицах, после чего объявили себя победителями. Теперь подлинная сущность нацистской партии уже стала ясна всем.

Как все революционеры, Адольф Гитлер совершенно не задумывался о том, насколько его идеи окажутся привлекательными для людей, которые пойдут к избирательным урнам. Он не переживал по поводу того, поддержит ли электорат политику нацистов, равно как и его собственное желание лишить немецких евреев гражданства, что, кстати, для будущего вождя нации было к лучшему, поскольку в то время не имелось никаких подтверждений, что большинство немцев разделяют его радикальные идеи. Национал-социалисты, не следует забывать, все еще были мелкой маргинальной партией, противостоящей значительным группам, которые с презрением относились к их антисемитским и расистским планам. Изучение распределения голосов пришедших в начале 1920-х годов на выборы показывает, что многие немцы голосовали за партии, не согласные с политикой антисемитизма⁵⁰. Нужно помнить и о том, что немало людей, как, например, Йозеф Фельдер, позже депутат рейхстага от социал-демократической партии, испытывали отвращение к речам Гитлера. Фельдер вспоминает, что однажды в начале 1920-х слушал одну его антисемитскую диатрибу, после чего сказал приятелю: «Надо надеяться, что этот человек никогда не придет к власти»⁵¹.

Тем не менее в 1922 году Гитлеру и его сторонникам показалось, что для успешной революции есть хорошие предзнаменования. В том же месяце, когда будущий фюрер вывел своих штурмовиков на улицы Кобурга, его, так сказать, коллега – революционер Бенито Муссолини – увидел своих чернорубашечников марширующими по улицам Рима, что привело к смене правительства. К концу октября 1922 года Муссолини стал премьер-министром Италии.

Тем временем в Германии нарастал экономический кризис. В начале 1923-го французские и бельгийские войска перешли границу Германии и оккупировали Рейнскую область. Оккупация – результат отказа Германии выплачивать репарации – была, что неудивительно, крайне непопулярна. Оказалось, что Веймарское правительство не в состоянии даже защитить границы страны… Кризис в немалой степени способствовал тому, что к ноябрю число членов НСДАП удвоилось и достигло 55 000 человек. Это один из первых признаков того, что движение процветало на бедствиях.

В сентябре 1923 года генеральным комиссаром Баварии – практически с диктаторскими полномочиями – был назначен Густав фон Кар. Гитлер надеялся, что Кар и немецкие войска, расквартированные в Баварии, поддержат национал-социалистов и другие вооруженные формирования правого толка в марше на Берлин. Он полагал: то, что помогло Муссолини в Италии, поможет и им в Германии! Вечером 8 ноября нацистские штурмовики сорвали встречу, которую проводил Кар в мюнхенском пивном зале «Бюргербройкеллер», а на следующий день прошли маршем по центру города. В этом мероприятии, позже ставшем известным как пивной путч, приняли участие многие из тех, кто впоследствии выдвинулся на ведущие роли в нацистской партии, в том числе Гиммлер (все еще не знакомый с Гитлером лично), Геринг и Штрейхер – все убежденные революционеры. В ходе марша по Мюнхену на углу у Фельдхернхалле (Feldherrnhalle) – «Зала баварских полководцев» в южной части площади Одеонсплац в районе Максфорштадт нацистов и их сторонников встретила полиция. Началась стрельба. Убиты были 16 штурмовиков и четверо полицейских.

Гитлер выступил в «Бюргербройкеллер» – он угрожал Кару, взятому здесь в заложники, и тот пообещал поддержать путч. Тем не менее, как только Кар оказался в безопасности, он перевел правительство в Регенсбург, издал приказ, в котором отказывался от всех заявлений, сделанных «под дулами пистолетов», и объявлял о роспуске НСДАП и штурмовых отрядов. К этому времени штурмовики под командованием Рема заняли штаб-квартиру сухопутных сил в военном министерстве, но ночью здание осадили регулярные войска, верные Кару. Гитлер неправильно оценил потенциальную готовность баварских властей правого толка поддержать его революцию. Запасного плана на тот случай, если мятежникам придется действовать самостоятельно, у него не было, но, несмотря на все это, ему удалось превратить унизительное поражение в пропагандистский триумф.

Адольф Гитлер был арестован и в феврале 1924 года предстал перед судом. Памятуя об изначальной поддержке Кара, высказанной им в «Бюргербройкеллер», и учитывая, что власти Баварии тоже определенным образом были втянуты в путч, Гитлер использовал зал суда как сцену, с которой объявил всему миру свои политические убеждения. Он заявил, что является разрушителем марксизма, совершенно не имел в виду государственную измену, а всего лишь хотел создать в Германии условия, при которых было бы возможно «железной рукой избавиться от всех наших врагов»⁵². Он не сожалеет о своих поступках, а гордится ими!

Гитлера признали виновным в государственной измене – с учетом выдвинутых против него обвинений никакой другой вердикт был невозможен. Тем не менее суд проявил снисходительность. Судья Георг Нейтхард был одной из многих ведущих фигур в баварских правящих кругах, которые симпатизировали целям нацистов. В результате Гитлер получил самое меньшее из возможных наказаний – пять лет тюрьмы с возможностью условно-досрочного освобождения.

Стремясь понять становление нацистской партии как революционного антисемитского движения, в этом эпизоде нужно обратить внимание не только на черты личности Гитлера (хотя это тоже важно), а скорее на ядовитую смесь обстоятельств, которые сделали возможной подобную ситуацию в Баварии. Время, конечно, было бурное, но все равно трудно понять, как в цивилизованном государстве смогли допустить возникновение такой политической организации во главе со склонными к насилию руководителями.

Да, на протяжении нескольких послевоенных лет немцы боролись с трудностями, которые представляли потенциальную опасность для их жизни. Гиперинфляция уничтожила сбережения. Веймарское правительство оказалось беспомощным перед лицом иностранной интервенции – особенно унизительным было появление французских и бельгийских войск на немецкой территории, в Рейнской области. Коммунисты-революционеры все еще представляли угрозу. Демократия принесла преимущественно хаос. И тут парадокс в том, что национал-социалистическая партия, проповедующая насилие, утверждала, что предлагает путь к стабильности. В результате поддержку ей высказало не так уж мало немцев.

И наконец, в период невероятных страданий Гитлер предложил утешение. «Послушайте! – звучало в подтексте всех его выступлений. – Вы не виноваты ни в одной из этих проблем». В течение следующих месяцев, проведенных в тюремной камере, Адольф Гитлер будет уточнять, кто, по его мнению, повинен во всех бедствиях немецкого народа и почему.