Хорошее время

Глава 9

Винс не приподнимает мой подбородок ни одним пальцем своей руки. Нет, вместо этого он гладит мою челюсть, тем самым обжигая кожу на моей шее, его большой палец на моем подбородке, а губы мягкие, твердые, теплые и идеально сливаются с моими. И он, конечно же, не целует меня так, как будто ему все равно. Нет, мужчина целует меня так, словно собирается заняться со мной всеми грязными вещами.

Мне определенно нравится, когда я оказываюсь права.

Это так же приятно, как язык Винса, исследующий мой рот. Хотя, нет, я уже говорила, что ничто в мире не сравнится с этим поцелуем. На вкус он как мята и пахнет именно так, как и положено взрослому мужчине. Пряный и мужественный. Как лес осенним днем, с домиком на дереве в комплекте с веревочной лестницей для лазания. Он теплый, от тепла его тела вдвойне приятнее в коридоре, который оказался таким холодным, пока я не прижалась к нему.

Пиджак, который мне так нравится, мягкий, когда я сжимаю его под своей рукой, но под ней Винс твердый. И я не имею в виду его пенис. Если у него и есть эрекция, он не прижимается ко мне, как похотливый подросток. Всего минуту назад я бы не возражала против похотливого подростка, играющего в прятки, но не сейчас. Теперь, когда я нахожусь в разгаре этого идеального поцелуя, не хочу ничего другого. Он тверд, но тверд во всех нужных местах. Мои предплечья прижаты к его груди, и он такой восхитительно твердый. Прикосновение к нему заставляет меня чувствовать себя в безопасности. Как будто внезапно у меня появилась какая-то доисторическая шкала оценки силы, мужественности и мускулистости. Или, может быть, это просто придуманная мной мысленная картина того, как он трахает меня у стены, не уронив при этом.

Он запускает другую руку мне в волосы и тянет, поворачивая мою голову, чтобы изменить угол поцелуя, посылая по телу прилив тепла. Его пальцы касаются моей головы, и я беру назад все, что сказала о том, что не хочу быстрой разминки. Я умираю от желания большего, чего угодно большего, лишь бы это произошло прямо сейчас.

Он прерывает наш поцелуй и отступает назад, мои пальцы неохотно отпускают его пиджак. Я прислонилась к стене, даже не подозревая, что меня к ней прижали, и я благодарна за поддержку. Мы оба тяжело дышим и смотрим друг на друга, когда наши груди слегка вздымаются. Где-то захлопывается дверь, звонит телефон, а затем наступает тишина.

— Я же тебе говорила, — выпаливаю я, потому что ничего не могу с собой поделать. Он потратил целых пять минут, изображая недотрогу, когда мы могли бы целоваться. Плюс любой, кто говорит, что слова: «Я же тебе говорил» не приносят удовлетворения, лжет. Плюс, да, плюс, этот поцелуй был даже лучше, чем я себе представляла, и поверьте мне, когда я это представляла, это было феноменально.

— Да, ты говорила, — соглашается он, потому что он определенно умный. Затем вытирает свою нижнюю губу большим пальцем, и я чуть не схожу с ума.

— Итак, твои предложения? У тебя или у меня? — У него было бы предпочтительней, потому что я знаю, как у меня, а я очень любопытная. — Твой офис? — Предлагаю я, когда он ничего мне не отвечает. — Может быть здесь где-нибудь есть подсобка? Думаю, что ты слишком высокий, чтобы заниматься сексом стоя, но я готова, если ты этого хочешь. Если только у тебя нет комнаты для секса с качелями или, может быть, скамеечкой для ног.

— Комната для секса, — медленно повторяет он, слегка склонив голову набок, — С качелями.

— Ок, вау. Судя по твоему тону, я предполагаю, что это «нет». Не нужно судить предвзято. — Он тот, кто управляет стрип-клубом и осуждает меня за то, что я спрашиваю о секс-качелях? Что за парень? — Не беспокойся. Это скорее элемент списка желаний, чем что-то обязательное, для заключения сделки.

Он смотрит на меня безумно долгую секунду, пару раз моргает, затем снова трясет головой, когда кажется, что он пытается привести свои мысли в порядок.

— Тебе пора идти домой, — объявляет он, прежде чем повернуться и уйти. Подальше от меня. Снова.

Невероятно. Это невероятно, потому что этот поцелуй был потрясающим, и я знаю, что он тоже это почувствовал. Ради бога, монахиня, наблюдающая за нами через глазок, почувствовала бы это. Хм, интересно, насколько плохо думать о монахинях, одновременно отвергая имя Господа в одной и той же мысли? Наверное, это нехорошо. Ради всего святого, монахиня, наблюдающая через глазок, тоже почувствовала бы это. Так лучше? Я не знаю, дело в том, что у него, очевидно, есть какой-то фетиш самоограничения. Или он мог быть католиком, с той же разницей. В любом случае, мне нужно пересмотреть свою ночь.

Винс направляется в противоположную сторону от раздевалки, но я следую за ним, потому что у меня нет никаких других планов, и я не хочу оставаться одна. Мы с Лидией живем вместе всего несколько недель, но я привыкла к ее компании, и мысль о возвращении в квартиру без нее — отстой. Дело не в том, что я не способна быть в одиночестве, но мне это не нравится. Я могла бы пойти в «Хэнниган», как предполагала Лидия, но идти в бар одной кажется так грустно. Я могла бы вернуться в квартиру и посидеть в горячей ванне, но сегодня днем я укладывала волосы феном не для того, чтобы пойти домой и посидеть в ванне с укладкой, спасибо, но нет. Кроме того, бассейн закрывается в одиннадцать, а я выпила энергетический напиток перед тем, как выйти из дома, так что это будет долгая ночь.

Винс доходит до двери и полуоборачивается, его плечо прижимается к двери, когда он наклоняется, чтобы открыть ее.

— Ты все еще здесь, — указывает он, потому что где мне еще быть?

— Расслабься. Я уважаю твой выбор в пользу безбрачия в жизни. Ты выбрал это сам. — Затем я проскальзываю мимо него в комнату, потому что не собираюсь позволять его плохому отношению испортить мне вечер. Может, я и девушка, которая знает, чего она хочет, но я также знаю, когда нужно остановиться. Если он не заинтересован, это его проигрыш. Ночь еще только началась, нам еще предстоит повеселиться.

Я нахожусь в какой-то отдельной комнате, по центру которой маленькая сцена и единственный шест; менее дюжины кресел окружают сцену, которая пуста. Что нельзя сказать о креслах. Два из них заняты парой руководителей с моей работы. Приятели Риза. Лидия упомянула, что они были здесь, и вот они здесь. Развалившись в креслах, с напитками в руках, разговаривая с официанткой, готовящей коктейли. Она примостила свою задницу на краю сцены, под мышкой у нее пустой поднос с напитками, и она смеется над чем-то, что было сказано до того, как я вошла в комнату с Винсом.

Кэнон Ривз и Лоусон МакКолл. На самом деле я с ними не встречалась, но, конечно, знаю, кто они такие. Я видела их мимоходом на работе, но у меня никогда не было необходимости взаимодействовать с ними, поскольку ни один из них не работает в моем отделе. Даже если бы это было так, они находятся на много уровней выше по пищевой цепочке, чем я, так что не похоже, чтобы мы зависали на одних и тех же собраниях.

Я останавливаюсь на полпути, немного неуверенная, возможно ли встречаться с ними в первый раз в отдельной комнате стрип-клуба.

Определенно неловко.

Для них, а не для меня. Я не та, кто платит за то, чтобы увидеть сиськи.

— Привет, я Пэйтон, — подхожу я и представляюсь, в то время как Винс, ворча, садится в кресло рядом с ними.

— Подруга Лидии, — говорит Кэнон, вставая. — Вы работаете в отделе событийного маркетинга.

Конечно, он знает. Он же начальник службы безопасности в «Виндзоре». Как только все представляются, я сажусь на край маленького кофейного столика, чтобы смотреть всем в лицо. Я скрещиваю ноги и чуть наклоняюсь, и не зря, Кэнон замечает мои сиськи. Жаль, что он мне не интересен. Вся эта история с боссом на самом деле не в моих интересах.

— Итак, первое правило Бойцовского клуба, — начинаю я, складывая руки вместе, надеясь, что привлеку всеобщее внимание, — то, что происходит в Бойцовском клубе, остается в Бойцовском клубе.

— Это не первое правило Бойцовского клуба, Пэйтон, — безэмоционально отвечает Винс, приложив два пальца ко лбу, его согнутая рука покоится на подлокотнике кресла. — Нельзя говорить о Бойцовском клубе. Ты путаешь с «что происходит в Вегасе, остается в Вегасе».

— Почему нельзя говорить о Бойцовском клубе? — в возмущении спрашиваю я. — Не начинай со мной свою сексистскую чушь, Винс. Я могу говорить о Бойцовском клубе, если я хочу говорить о Бойцовском клубе. Ты мне не начальник. — Хм, возможно, роль босса могла бы стать вишенкой на торте.

— Фраза такая, Пэйтон. Строка из фильма звучит так: «Первое правило Бойцовского клуба — не говорить о Бойцовском клубе». Это не «то, что происходит в Бойцовском клубе, остается в Бойцовском клубе».

— Оу. Ну, я никогда не видела этого фильма. — Я машу рукой, потому что детали для меня не имеют большого значения. — Кроме того, это практически одно и то же.

Винс пристально смотрит на меня. Я почти уверена, что меньше чем через минуту он снова вышвырнет меня вон.

— Эй, это бурбон? — Кэнон держит стакан с жидкостью янтарного цвета с одним-единственным квадратным кубиком льда. — Я всегда хотела попробовать его. — Я вырываю бокал у него из рук и опрокидываю его в себя, прежде чем с гримасой поставить пустой стакан на стол рядом с собой. — Ого, его, должно быть, пьют маленькими глотками, не так ли?

— Именно, — соглашается Кэнон с усмешкой. — Но мне нравится твой стиль. — Ему также нравятся мои сиськи. Мне действительно следует подумать о нем еще раз.

— Спасибо. — Я киваю в знак признательности за комплимент. — Приятно, когда тебя ценят. — Я бросаю хмурый взгляд на Винса, прежде чем снова переключить свое внимание на Кэнона. — Ты часто сюда приходишь? — Я хлопаю ресницами, глядя на Кэнона в чрезмерно драматичном, искусственном флирте.

— Почему ты заговорила о бойцовском клубе? — Винс не дает шанса ответить Кэнону и тот в ответ смеется.

— О, точно! — Я барабаню руками по бедрам для разминки. — Давайте устроим одну из тех ночей, когда завтра мы проснемся с тигром!

— Как в «Мальчишнике в Вегасе»? — спрашивает Лоусон.

— Точь-в-точь как в «Мальчишнике в Вегасе», — соглашаюсь я, постукивая себя по носу и указывая на него в ответ подмигиванием и выстрелом из воображаемого пистолета.

— Да, я в деле, — соглашается Кэнон, легко пожимая плечами.

— Звучит как действительно отличная идея. — Это комментарий Винса, и его тон насквозь пропитан сарказмом.

Мы с Кэноном обмениваемся закатыванием глаз. Я знаю, это звучит как плохая идея, но мой лайф-коуч сказал, что плохие решения приводят к хорошим последствиям, потому что вы учитесь на своих ошибках, и я уверена, что это именно тот сценарий, который она имела в виду. Интересно, смогу ли я убедить Винса нанять лайф-коуча?

— Ты уже сделал свое доброе дело на сегодня. Давайте повеселимся, — отвечает Кэнон, когда я киваю и заказываю порцию шотов. — Кроме того, не похоже, что ты здесь нужен. У тебя есть менеджер, который управляет этим заведением.

— А менеджер горяч? — спрашиваю я, потому что, эй, у Винса был свой шанс.

— Вообще-то менеджер — женщина, — парирует Винс.

— Не осуждай меня, — огрызаюсь я в ответ.

Кэнон переводит взгляд с меня на него и снова смеется.

— Послушай, Винс, — спрашиваю я, — что лучше: любить и потерять или вообще никогда не любить?

— Что, черт возьми, это вообще должно значить? — Он опрокидывает рюмку, со стуком ставя пустой стакан на кофейный столик, прежде чем снова устроиться в кресле. — Я понятия не имею, какое выражение ты испортила на этот раз.

— Ты знаешь, я тоже не уверена. Я думала, что с этим у меня что-то получится, но ты прав, в этом нет смысла. — Я пожимаю плечами, потому что не все могут быть победителями. — Суть в том, что мы собираемся по-настоящему хорошо провести время сегодня вечером.

— Серьезно?

— Почти уверена. Или нас всех арестуют, или кому-то придется держать меня за волосы, пока меня тошнит. Все может измениться в любой момент. Именно неизвестность делает все веселее, тебе не кажется?

Нахуй. Я отсылаю официантку обратно за подносом с коктейлями. Из-за этой ерунды с одним раундом этот цирк не сдвинется с мертвой точки. Кроме того, это из-за Винса.

— Мы можем искупаться нагишом в фонтане в «Белладжио». — Я начинаю с того, что поднимаю указательный палец и постукиваю по нему противоположным указательным пальцем, чтобы сосчитать все фантастические идеи, которые у меня есть на сегодняшний вечер. Что впечатляет, поскольку то, что я планировала на сегодняшний вечер, — это заняться сексом с Винсом. Хорошо, что я одновременно легко адаптируюсь и быстро соображаю.

— Эх, на самом деле это не то, что мы сможем сделать, — возражает Кэнон, и это больно, потому что я думала, что он будет моим веселым дополнением. Подождите, это неправильно. Я думала, он будет моим веселым напарником. Как ведомый. — Безопасность там на высшем уровне. Нас арестуют быстрее, чем у нас появится шанс полностью раздеться.

Это действительно убедительно.

— Вы, сэр, — я указываю на него, — только что получили повышение. Выпей еще рюмку.

Выпивка повсюду.

— Хорошо, во-первых, — начинаю я сначала, снова постукивая одним указательным пальцем по другому, — есть место, где мы можем арендовать модные спортивные автомобили и гонять на них по трассе так быстро, как захотим. Как пилоты гоночных болидов!

— Они закрылись несколько часов назад. И мы уже навеселе, так что они не разрешили бы нам сесть за руль, — указывает Лоусон.

Боже, эти парни.

— Ну, просто здорово, — ворчу я. — Полагаю, это означает, что места, где мы сможем управлять бульдозером, тоже нет.

— Вероятно, нет, — соглашается Лоусон. — Топгольф зато открыт.

— О, да ладно тебе! — Я в отчаянии вскидываю руки. — Я надела каблуки «трахни меня». Мы не будем бить по мячам для гольфа. Ты, — я указываю на Лоусона, — сделай еще один заход шотов. — Я хмуро смотрю на всех троих. — Если кто-то из вас предложит пятидолларовый шведский стол, да поможет мне…

Винс улыбается на мое предложение. Хотя его улыбка больше похожа на ухмылку, маленькую сексуальную ухмылку, которая поражает меня прямо в живот и заставляет забыть, что я с ним рассталась. Я еще мгновение смотрю на его губы, вспоминая, как они прижимались к моим собственным. Твердость его груди, мягкое давление его руки на мой подбородок. Мое сердце учащенно бьется, и я облизываю губы, заново переживая тот чертовски идеальный поцелуй. Конечно, я еще не совсем забыла о нем. Но на самом деле, кто я такая, чтобы подвергать сомнению судьбу? Я не полиция нравов. К тому же прошло уже минут двадцать. Я же не каменная.

— Во-первых, — повторяю я в третий раз, затем останавливаю себя. Мне нужно относиться к этой троице так, как я отношусь к невестам: ограничить их выбор. — Забудьте о цифрах. Мы переходим на буквенную систему. Твой выбор: «А» или «Б». Понятно?

Кэнон и Лоусон кивают. Винс подмигивает.

— Ты. — На этот раз я указываю на Винса. — Почему ты весь такой подмигивающий, заигрывающий, симпатичный и целующийся? Я пыталась по-быстрому переспать с тобой, а ты мне отказал! И все же ты продолжаешь смотреть на меня, сидя там такой задумчивый и таинственный, как воплощенная в жизнь мечта каждой женщины о плохом мальчике. Смотришь на меня своим идеальным лицом, своими соблазнительными губами и своими срывающими трусики карими глазами. Делаешь это своим взглядом. Как будто ты раздеваешь меня, и тебе нравится то, что ты видишь. Ты сводишь меня с ума! Просто, — я машу рукой вокруг жестом, похожим на тот, которым сушу ногти, — посмотри куда-нибудь в другое место.

— По-быстрому? — Винс теперь смеется, и он даже не пытается перестать смотреть на меня. Нет. Вместо этого он смотрит прямо мне в глаза, его самодовольная ухмылка превращается в ленивую ухмылку, прежде чем он окидывает меня взглядом с головы до ног и обратно. Медленно. Намеренно. Приводя в бешенство.

— Перестань смотреть на меня!

Он этого не делает. Винс смотрит на меня так, будто я ему нравлюсь, и это мой криптонит. Подождите, я же так и не выяснила, правильно ли использую это слово? К черту. В любом случае, мне нравится, как он на меня смотрит. И не думаю, что то, как тот смотрит на меня, приведет к медленной и мучительной смерти. Определенно нет.

Может быть.

Ладно, это может быть.

— Всем внимание, — объявляю я. — Вернемся к выбору. Вариант «А»: мы можем прыгнуть с парашютом со склона Стратосферы, или вариант «Б»: прокатиться на американских горках в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк.

— Какой вариант «С»? — спрашивает Кэнон, сдвинув брови. Думаю, что мои идеи его совсем не впечатлили.

— Нет никакого варианта «С». — Я зло смотрю на Кэнона. — «А» или «Б». Твердо и окончательно.