Глава 6. Это очень плохо

— Пристегнись, — рявкнул Геллер, засунув в машину почти невменяемую Татьяну.

Он с трудом добрался с этим багажом до парковки, потому что Некрасова постоянно пыталась то обнять его, то взять под руку, то за нее. Хорошо, целоваться не лезла. Но Саша подозревал, что это она бережет на десерт.

— Чего ты злишься? Господи, — недоумевала Таня, фиксируя ремень.

Саша раздраженно фыркнул, не понимая, пьяна она на самом деле или делает вид.

— Ты меня позоришь, Татьяна, — сказал он как можно спокойнее.

— Сам себя позоришь, — вернула ему любезность коллега, — Жмешься с какой-то девкой у всех на виду. Как по-твоему я должна реагировать?

Геллер аж воздухом подавился от негодования.

— Во-первых, она не девка, — принялся разжевывать он, начиная с главного, — Во-вторых, я с ней не жался. В-третьих, какого дьявола ты вообще должна на это реагировать?

— Да как ты..? — вскрикнула Таня, всплеснув руками от чувств, которые он не понимал.

Саша вцепился в руль, обратив все свое внимание на дорогу. Он с ужасом ждал, что она сейчас начнет предъявлять претензии, попрекать его той хмельной ночью, признаваться в любви, но Некрасова замолчала. Она отвернулась к окну, утирала слезы, всхлипывая. Геллер поморщился, понимая, что некрасиво радоваться такому повороту. Но его все равно утешал факт, что Таня, наконец, иссякла и тихо ревет. Он предпочел бы доехать до ее дома в тишине, но шмыганье носом было лучше воплей и претензий. Наслушался их в свое время от Светы. И она хотя бы была тогда его женой. Вроде как имела право выносить мозг.

— Приехали, — буркнул Геллер, притормозив у подъезда.

Как много бы он отдал сейчас, чтобы никогда не знать, где живет его редактор. Только он так подумал, Таню прорвало. Она освободилась от ремня, кинулась целовать его, норовя запачкать соплями и слезами.

— Сашенька. Саша, милый. Пойдем ко мне, — икала она, — Прости меня… Я ведь… Ты…

— Пожалуйста, остановись, — взмолился Геллер, хватая ее за руки, отстраняясь.

— Я все испортила, да? — снова заплакала Таня.

— Нечего было портить.

— Но…

— Чего ты хочешь, Тань?

— Тебя, — ответила она, не думая ни секунды.

— Ты хочешь мужа, детей, стабильности. Это не моя история. Больше не моя.

— Сейчас я банально хочу секса, — клянчила Таня по программе-минимум.

— И это тоже не ко мне.

— Да брось, Саш.

— Уже. Иди домой.

Она долго смотрела на него, не находя, что сказать в ответ, какой еще довод привести, как уломать. Но Таня не была дурой, поняла, что все бесполезно, вылезла из машины, ограничилась банальной грубостью на прощанье.

— Ну и мудак же ты, Геллер, — и со всей силы хлопнула дверцей.

— Не без этого, — пробормотал он, глядя, как Некрасова спешно заходит в дом.

Саша выдохнул и поехал забирать сыновей. Он старался не думать об этом неприятном инциденте, но все равно постоянно вспоминал Танину ревность, Настины объятия и поцелуй. Неужели они и были похожи на пару со стороны? Некрасова, конечно, выпила лишнего, но не свихнулась же.

А вечером позвонила Настя.

— Привет, удобно говорить?

Геллер усмехнулся. Раньше она таких вопросов не задавала.

— Да, конечно. Что-то случилось? — побеспокоился он.

— Нет. В смысле, да. У тебя все в порядке?

— А что у меня может быть не в порядке? Тренировки ведь не было, — косил под дурачка Саша, догадываясь, к чему клонит Сокол.

— А подруга?

— Это которая?

— Ну… с Ярмарки.

— Она не подруга, — объяснил Саша, — а мой редактор. Мы коллеги. Таня просто… хм… злоупотребила шампанским.

— О, слава богу, а то я что-то места себе не нахожу. Извини за этот поцелуй, но мне показалось…

— Без проблем, Насть. Не извиняйся, мне понравилось.

— Нахал.

— Ага, — с радостью подтвердил Геллер.

Это звание ему нравилось больше, чем мудак. А еще сильнее нравилась интонация, с которой Настя его окрестила нахалом. Игриво так.

— Ты не стесняйся в следующий раз. И можно не только в щеку.

— Ой, иди в задницу, Геллер, — засмеялась она, — До завтра.

— Пока-пока.

После этого случая они сблизились, как ни странно, стали больше общаться, часто болтали до и после тренировки, вместе пили кофе или протеиновые коктейли в фито-баре. Можно сказать, подружились окончательно. Саша даже поведал Насте всю правду о Татьяне. Сокол не осудила его за слабость, но пожурила за нерешительность. По ее мнению, Таня из тех женщин, которым нужна однозначность, без намеков и полутонов. Геллер вынужден был согласиться, потому что после однозначного отказа Татьяна его не беспокоила более домогательствами.

После той истерики на Ярмарке Некрасова, видимо, перестала возлагать на него надежды, больше не оказывала лишних знаков внимания. Геллера это радовало. Они продолжали трудиться на благо журнала в спокойном темпе, без драм. Саша, наконец, расслабился, снова получал удовольствие от работы, почти перестал нервничать, когда оставался наедине с Таней.

А Настя потихоньку начала готовиться к осенним соревнованиям. Она стала больше времени уделять собственным тренировкам, урезала количество углеводов в рационе. Саша подозревал, что скоро она сократит количество их встреч, но Настя успокоила его на этот счет. Она просто совместила свои занятия с его. Теперь они вдвоем прыгали на платформу, махали гирей, делали берпи и прочие сумасшедшие вещи. Сокол уверяла, что такие круговые жгут ее жир лучше любого кардио. Саша верил.

Что еще ему оставалось? И вообще ему нравилось заниматься в тандеме. Появился соревновательный азарт. Он старался закрыть круг быстрее или сделать больше повторений за выделенное время. И не смущался того, что пытался победить девчонку. Он был уверен, что Настя даст фору многим мужикам. Но вот ему она чаще всего уступала. То ли из вежливости, то ли по-настоящему.

Единственное, что Сашу перестало в ней устраивать — это внешний вид. Она худела. Пока это было не так заметно, но Геллер с ужасом готовился к тому, что Сокол превратится в ту самую худышку с конкурсных фотографий.

Лето обмануло ожидания. Сразу за теплой весной нагрянули дожди. Но и этого было мало. Бывшая жена в очередной раз увезла сыновей в теплые края на целый месяц. Саша вроде был готов к этому. Раньше они каждый год ездили в отпуск, и после развода Светлана не стала менять привычек. Но Геллер все равно вернулся к депрессивному настроению. Вместе с тоской пожаловала и бессонница.

Иногда помогала пробежка вечером. А иногда — нет. Саша даже пробовал добавить к бегу уличную тренировку на турниках, но только стер себе руки, позабыв перчатки в клубе. На следующий день он не смог даже удержаться на перекладине, так адски болели вскрывшиеся мозоли. Пришлось признаться Насте. Она устроила разнос. Очень крепко отругала за своеволие. Забавно, что она была не против дополнительных нагрузок, но отчитала именно за окровавленные ладони, которые означали, что придется отказаться от многих важных элементов, пока не заживет.

Чтобы Саша прочувствовал всю тяжесть проступка, Настя жестоко подкалывала его, регулярно предполагая, что руки он стер не на турнике, а за другим, менее достойным, занятием. Геллер корчил рожи, но терпел, сносил. К тому же Настя была не так уж и далека от правды. Его фантазии никуда не делись. И метод борьбы с ними не изменился. Саша все чаще стал ловить себя на мысли, что не против их реального воплощения. Но Настя ни разу не намекнула ему на нечто большее, чем дружба.

Геллер уверял себя, что тот поцелуй был лишь реакцией на безобразное поведение Тани. Он слишком дорожил тем, что давала ему Настя, чтобы требовать больше. Это была его синица в руках.

В очередной паршивый вечер июня, когда дождь колотил по стеклам, словно в октябре, Геллер засиделся на работе. Оставаться дольше в офисе стало просто неприлично, он сел в машину и поехал. Куда глаза глядят. Саша еще не решил, что лучше: выпить чая или сожрать с горя Биг Тейсти в Макдональдсе; как его телефон зазвонил. Он аж ругнулся, увидев на дисплее имя тренера.

— Господи, Сокол, ну что ты за человек? Мысли мои читаешь? Не буду я его есть. Не буду! Слышишь?

— И вам тоже здрасте, — опешила Настя.

— Виделись, — буркнул Геллер.

— Я тебе писала, ты не отвечаешь. Все в порядке? — заволновалась она.

— Уже уехал из офиса. Не видел твои сообщения, — сухо объяснялся Саша.

— Эй, приятель, что за нервы?

— Собирался купить дряни в Макдональдсе, а тут ты звонишь, — исповедался он.

Настя засмеялась.

— А чего так долго на работе? Проблемы?

— Нет. Просто дела. И домой ехать не хочу.

— И чего собираешься делать?

— Кататься по городу. Иногда помогает.

— Скучно же одному.

— Желаешь составить компанию?

— А ты приглашаешь?

— С радостью. Говори адрес.

Саша был уверен, что она даст заднюю, но Настя назвала улицу и дом. Он офигел. Вечер переставал быть томным.

Через десять минут он остановил машину у обычной брежневки, а еще через три выбежала Настя. Она именно бежала, торопилась, вся запыхалась. И Геллеру льстило, что она спешила к нему. Хотя, возможно, это была банальная вежливость. Настя ненавидела опаздывать и опаздывающих, всегда была пунктуальна и требовала это от других.

Геллер не мог не отметить, что она выглядела иначе. Почти без макияжа, в удобных спортивных штанах, толстовке, волосы в косе, на ногах кеды. Она сейчас была точь-в-точь школьница с парковки, которую он сбил… кажется, сто лет назад. А ведь прошло всего два месяца.

— Привет, — улыбнулась Настя, запрыгнув в салон.

Геллер не успел опять брякнуть, что они виделись, потому что она чмокнула его в щеку. Дар речи пропал, а когда вернулся, конечно, он начал нести чушь.

— Ого, мы теперь целуемся?

— Не на работе же, — пожала плечами Настя.

— Всех своих клиентов целуешь в неформальной обстановке? — не мог уняться Саша, мечтая, чтобы отсох язык-предатель.

— Ага, конечно, всех. Знаешь, хобби такое. Караулю клиентов после работы и сразу — в десны. Весело.

Геллер хмыкнул.

— Серьезно?

Настя начала злиться, пронзила его взглядом.

— Нет, рявкнула она. Но ты мне нравишься, так что терпи.

— О, класс. Я нравлюсь, — расплылся в блаженной улыбке Саша, но тут же ойкнул.

Настя шлепнула его ладонью по колену.

— Прекрати издеваться.

— Ладно-ладно. Я прекратил. И я не против поцелуев. В том числе и в десны.

Сокол покраснела, прижала ладони к щекам, забормотала:

— Невыносимый. Ты иногда просто невыносимый.

Геллер ничего не ответил, только нагло подмигнул.

— Поехали что ли в твой Макдак, разживемся вкусненьким, — попросила Настя, чтобы сменить тему.

— Без проблем.

Они подъехали к светящейся желтой букве, и Саша притормозил у стойки для автообслуживания.

— Два чая, пожалуйста, — попросил Геллер в ответ на бодрое приветствие оператора.

— Холодный или горячий? — уточнили из рубки.

Саша вопросительно взглянул на Настю.

— Холодный, — ответила она, — Горячим обольюсь обязательно.

Это было дельное замечание.

— Два холодных, пожалуйста.

— Еще что-нибудь? Картофель фри? Новый гамбургер с мексиканским соусом и беконом желаете?

— Нет, спасибо, только чай, — вежливо отказался Геллер.

— Какой чай? — возмутилась Настя с пассажирского сиденья, — Ты с ума сошел? Я ночью в Маке — и только чай? Милая девушка, — это уже она кричала в окно, стараясь доораться до оператора, — Большую порцию креветок, пожалуйста, и Макфлури с криспами и сиропом.

Геллер онемел.

— Прикалываешься? — наконец выдал он, очухавшись, — МОРОЖЕНОЕ? НОЧЬЮ? Для ТЕБЯ?

— Пожалуйста, не повторяй это, а то я передумаю, — заныла Настя.

— Ладно, — Саша кивнул.

В это время оператор перечислила их заказ снова переспросила:

— Это все?

— Нет, — гаркнул Геллер, — два раза креветки и два Макфлури.

Девушке снова пришлось повторить, и в это время Настю догнала совесть.

— Саш, а давай пополам мороженое? Пожалуйста. Я все не съем — это точно. А еще креветки.

Геллер захохотал, отменил одно. Оператор еще раз недовольно озвучила заказ.

— Да, все верно, — подтвердил, наконец, Саша.

— Слава, блин, богу, — донеслось из терминала.

Геллер и Сокол рассмеялись.

— Простите, мы ЗОЖники. Это почти диагноз, — громко извинилась Настя.

— О, извините, я, кажется, забыла отключить микрофон, — в свою очередь опомнилась оператор.

Любители ночного фастфуда хохотали, пока не получили заказ. Только заманчивый запах из пакета смог успокоить.

Саша решил поехать на набережную. Дождь все еще накрапывал, поэтому выходить из машины не стали. От мерзкой погоды спасал уютный салон машины, а глаз радовал вид на реку.

— Признавайся, — потребовал Геллер, жуя креветку, — Что случилось? Почему ты не спишь, а объедаешься ночью всякой дрянью в компании недоделанного кроссфитера?

— Обязательно что-то должно случиться? — фыркнула Настя и, чтобы уйти от скользкой темы, заметила, — Доделаю из тебя кроссфитера, не переживай.

Но Саша не повелся на ее уловку.

— Должно случится землетрясение, пожар или еще какая катаклизма. Но и в этом случае, мне кажется, что будешь требовать куриную грудку с брокколи.

— Ммм, обожаю брокколи.

— Насть!

— Ох, ну ты и прилипучий. Я просто голодная, ясно?

Саша скептически взглянул на нее.

— Не верю.

— Поверь. Сегодня последний день, когда я могу устроить такое безобразие. Завтра сажусь на сушку. Привет, брокколи и грудка.

Настя тяжело вздохнула, но Геллер все равно не купился. Чувствовал он что-то, какой-то подвох. И, конечно, понял, что Настя не скажет правду, поэтому отстал.

— Ну а у тебя какой повод для читмила?* — спросила Настя.

— Бывшая детей увезла на море. Тоска какая-то, — честно признался Геллер.

— О, — выдохнула Сокол, — Мне жаль.

Она доела креветки и собиралась приступить к мороженому, но остановилась.

— У нас одна ложка.

Саша покачал головой, умиляясь ее заботе, слазил в бардачок, вытащил пакетик одноразовых ложек.

Настя залилась звонким смехом.

— Господи, я и забыла, с кем имею дело.

Геллер самодовольно развел руками.

— Ага, я всегда готов к приему пищи. Даже в машине. Ну чего ты смеешься? Недавно рванул в командировку срочную, прихватил творог, а ложки не было. Пришлось запастись стратегическими приборами.

— Круто, Сашк. Какой же ты у меня молодец. Я уж думала не выбью из тебя эту привычку — пить кофе вместо приема пищи. Но — нет. Отлично ты отредактировал образ жизни. Горжусь.

— Ой, спасибо, — раскланялся Геллер, задевая ложкой мороженое.

Разговор плавно перетек к тренировкам. Настя рассказывала о своих планах, о прошлогодних промахах, призналась, что очень хочет все исправить и взять золото в новом сезоне. Саша кивал, хотя не разделял ее рвения. Его волновало, что Настя дает очень мало упражнений из тяжелой атлетики, хотя она является очень важной составляющей кроссфита. И в неформальной обстановке он, наконец, решился это озвучить. Сокол приняла его пожелания очень спокойно, пообещала исправить свое упущение.

Расправившись с мороженым, Саша завел мотор, спросил:

— Домой?

— А ты?

Он отрицательно покачал головой.

— Тогда я с тобой, — смело ответила Сокол.

— Насть, у нас тренировка завтра. Ты же в десять обычно уже спишь.

— Я все равно не усну с набитым брюхом, — хихикнула она, а чтобы Геллер перестал уговаривать, пошленько подколола, — давай уже, вези меня в лес.

Саша плодоядно облизал губы, надеясь, что стал похож на серого волка из сказки. Ему в голову пришла классная идея. Он и сам не очень хотел расставаться с Настей так скоро, поэтому быстро сообразил, куда отвезти своего тренера.

— О, девочка моя, — проговорил Геллер коварно, как Бармалей, — Ты отстала от жизни. Теперь возить в лес не модно.

— Божечки-боже, а что же нынче в тренде? — подыграла Настя.

— Я увезу тебя в поле, крошка. Хочешь со мной в поле?

— Всю жизнь мечтала.

Геллер заметил, что дождь перестал, и заулыбался еще шире. Аж лицо заболело. Погода, небеса и случай благоволили ему сегодня. Если повезет, даже звезды покажутся.

Стало еще веселее, когда Настя поняла, что они выехали из города. Она вроде бы и не боялась, но начала нервничать.

— Куда мы едем? — постоянно спрашивала она, вглядываясь в чернильную тьму за стеклом.

— Увидишь, — отвечал Саша, продолжая скалиться, играя в волка.

Настя потягивала чай из стаканчика, стараясь не выдавать свое беспокойство. Ее выдержка кончилась, едва они свернули с трассы на какую-то проселочную дорогу.

— Геллер, мать твою, если мы тут застрянем…

— Расслабься, колеса у машины, что надо.

Чтобы немного ее отвлечь, Саша спросил:

— Что за привычка у всех звать меня по фамилии?

— Нравится мне твоя фамилия, — спокойно ответила Настя.

— Она еврейская, — подчеркнул он.

— Я в курсе, — Сокол хихикнула, — что не европейская.

Геллер сузил глаза, потому что ее хихиканье затянулось, даже превратилось в хрюканье.

— Тебе моя еврейская фамилия нравится, потому что в ней что-то смешное?

— Нет, но так и тянет спросить, в каком месте ты еврей? — и она покатилась со смеху.

Саша хоть и силился сдержаться, но тоже заржал. Наконец-то и Сокол позволила себе сальные шуточки ниже пояса, еще и с национальным уклоном.

— Это расизм, ты в курсе? — пытался он припереть ее к стенке.

— Неа, — не повелась Настя, — Это просто хохма.

Геллер умывался слезами и чуть не проворонил крутой поворот. Могли ведь и правда застрять, если бы махнул по буеракам. Но обошлось. Машина остановилась, они достигли места. Саша заглушил мотор

— Знаешь, дорогуша, — он повернулся к Насте, и она чуть отпрянула, — это ни в какие ворота. Хорошо, что мы уже в поле, и я могу делать с тобой…

— Что? — пискнула Сокол, вжимаясь в сиденье.

— Все, что захочу, — закончил "серый волк" и клацнул зубами.

Саша замер на секунду. Настя увидела, как его глаза затуманились, потемнели, а потом сверкнули. Она вздрогнула, моргнула. Геллер уже не смотрел на нее. Он избавился от ремня, вышел из машины, бросив:

— Оцени поле-то, Насть. В такую даль тащились.

Сокол часто заморгала, уверяя себя, что ей померещился этот дикий взгляд и обещание чего-то очень неприличного в нем.

"Это же просто Геллер, Сашка Геллер. Самый славный парень на земле", — успокоила она себя и вышла следом.

Настя остолбенела, едва окинула взглядом необъятный простор. У нее захватило дух. Вроде бы ничего особенного, но… так сказочно красиво было вокруг.

Саша действительно привез ее в поле. Неподалеку Настя разглядела реку и линию кустарника вдоль берега. Вдалеке виднелись несколько огоньков деревни или коттеджного поселка. Ветер нес по небу пузатые рваные облака, сквозь которые можно было рассмотреть россыпь звезд. Если бы лето было теплым, тут скорее всего ступить было бы некуда из-за любителей кемпинга. Но сейчас не было ни одной палатки.

— Как же здорово, — выдохнула Настя.

Она подошла к Саше, который смотрел на реку, сунув руки в карманы.

— Очень красиво, — прошептала она, — Спасибо.

Настя погладила его по плечу в знак благодарности. Почему-то этого ей показалось мало. Геллер улыбнулся, не глядя на нее, так же тихо сказал:

— Не за что.

Они стояли рядом, молчаливо созерцая ночной пейзаж. Лишь плеск воды вдалеке и голос ветра нарушали тишину. В какой-то момент Насте стало почти больно от всего этого. Она почувствовала жгучее желание быть ближе к Сашке, обнять его. Именно это чувство выгнало ее из дома на ночь глядя, разрешило сломать режим дня и питания, наплевать на все, просто довериться импульсу, порыву. И сейчас Настю почти трясло от невыносимой потребности прижаться к этому мужчине. Такому сильному, такому надежному, такому хорошему.

Сокол переместилась ближе к нему, почти коснулась. Саша не реагировал. Она была рада этому, слова казались сейчас лишними. Настя протянула руку и вынула его ладонь из кармана куртки. Прежде, чем Саша одарил ее вопросительным взглядом, она обняла его за пояс, прижалась, уткнувшись носом Геллеру в грудь. Он не противился, и Настя не могла не радоваться этому. А когда его руки крепко обняли в ответ, сердце прыгнуло к горлу и забилось там быстро-быстро.

Как он мог не обнять ее? Желание было сильнее здравого смысла, ценнее дружбы, которую они обрели, важнее отношений между тренером и подопечным. За ту секунду, что Настя ждала его ответных объятий, Геллер оценил все минусы. Если сейчас переступить грань, поддаться порыву, то можно все разрушить. Но Настя хотела близости, хотела тепла его рук. Я по сравнению с этим все стало казаться мелким, ничтожным, неважным.

Саша старался не гнать лошадей, не делать поспешных выводов. Объятия не делали их любовниками. Они и раньше обнимались при встрече. А сегодня Настя его даже поцеловала, и это тоже вписывалось в рамки дружбы. Пусть сейчас ночью, посреди поля все казалось намного интимнее, но границы приличий пока никто не пересек.

Ветер дул изо всех сил. Холодный. Порывистый. Геллер прижал Настю к себе крепче, чтобы поделиться теплом. Но этого было мало. Очень скоро девушка начала дрожать.

— Вернемся в машину, — сразу же предложил Саша.

— Нет. Мы так долго ехали. Хочу насмотреться.

Геллер только вздохнул, зная, что спорить с ней бесполезно. Он расцепил руки, отошел назад.

— Нет, нет, нет. Даже думать не смей, — запротестовала Настя, увидев, что он снимает ветровку.

— Ты же замерзнешь. Вон дрожишь уже вся.

— Саш, не надо. Мне хорошо, правда, — уверяла она, но зуб на зуб не попадал.

Геллер сдвинул брови, не удивился, услышав.

— Еще немного, пожалуйста. Не хочу уезжать. Мне не холодно, я потерплю.

— Так не холодно или потерпишь? — поймал ее на противоречии Геллер.

Настя фыркнула, задрала нос.

— Все сразу.

— Иди сюда, баран упертый.

Саша притянул ее к себе, прижал спиной к своей груди, закутав собственной курткой и руками. Им пришлось вжаться друг в друга, чтобы этот трюк удался.

— Так нормально? — спросил он.

— Идеально, — выдохнула Сокол.

Она расслабилась, откинулась назад, не возражала, почувствовав Сашино дыхание за ухом. Он водил носом по ее волосам, глубоко вдыхал, собирая ее запах вперемешку с ветром.

— Настя, — шептал он, дурея от ее аромата и близости, — так хорошо с тобой.

Саша не смог удержаться, провел губами по шее.

Он прикрыл глаза, замер, испугавшись собственной дерзости. Дыша на ее кожу, Геллер ждал, что сейчас Настя потребует отпустить, не наглеть или, по крайней мере, прекратить марать ее слюнявым ртом. Но вместо этого Сокол лишь тихо простонала и откинула голову ему на плечо, безмолвно прося продолжать.

Саша притянул ее к себе крепче, вернулся губами к нежной коже за ухом. Настя накрыла его ладони своими, их пальцы переплелись. Она дрожала от обжигающих, но таких ласковых поцелуев, которые тут же беспощадно сдувал проклятый ветер. Едва согревшись, она снова задрожала. Не от холода, а от ощущений. На глаза навернулись слезы от трогательной нежности, которой отравлял ее Саша. Словно его рот оставлял на ее коже вместе с поцелуями яд, который тут же впитывался, проникал в кровь, стремился к сердцу, заставляя его болезненно, но так сладко, сжиматься.

Это была сущая пытка. Настя поняла, что разрыдается, если не остановит его, но сил протестовать не находила. Наоборот. Она освободила ладони, повернулась к Саше лицом, закинула руки ему на шею, встала на носочки, запрокинула голову, прикрыла глаза.

Геллеру не нужно было лучшего приглашения. Он даже не смог толком полюбоваться на ее расслабленное лицо в лунном свете, почти сразу сократил расстояние, чтобы наконец их губы соединились. Первый поцелуй был осторожным, мимолётным. Он словно спрашивал: "Я все правильно понял?". Настины губы дрогнули, и она тихо всхлипнула, поощряя на более активные действия. Этот сладкий звук окончательно снес крышу. Геллер более не хотел и не имел сил сдерживаться.

Сорвав с губ несколько быстрых поцелуев, он провел по ним языком, уже не прося, а требуя большего. Настя не возражала. Она приоткрыла рот, пуская его внутрь. Позволяя целовать уже не ласково и нежно, а страстно, неистово. Ее руки никак не могли остановиться. Она то сжимала его широкие плечи, то гладила шею, щеки, загребала пальцами волосы на затылке. Ей нравилось прикасаться к нему. Нравилось, как сбивалось Сашино дыхание, когда она увлекалась и вдавливала ногти в его кожу. Нравилось, что он прижимал ее к себе крепче, когда она прикусывала его губу. Нравилось даже то, что он развернулся, прижал ее к крылу машины. Скорее всего после дождливой дороги автомобиль был весь грязный, и Настины штаны перепачкались, но ей было все равно.

Когда она принялась расстегивать Сашину рубашку, то сообразила, что он заскулил не от ее инициативы, а от холода. Хотя, кто его разберет? Геллер менее всего был похож на адекватного человека в тот момент. Он тяжело и часто дышал, а глаза горели тем самым опасным, хищным огнем, который померещился Насте в машине. Теперь она знала, что это не больная фантазия, а одна из ипостасей Саши. Очень соблазнительная, невероятно возбуждающая.

Сокол не решилась на эксперименты с погодой и закалкой, нащупала позади ручку двери, открыла, нырнула в салон на заднее сиденье, улыбкой зазывая Сашу присоединиться. Он не мешкая последовал за ней, не забыв закрыть дверь.

В машине было намного теплее. Но греться друг об друга они не перестали. Настя почти сразу запрыгнула ему на колени, не прекращая целовать, продолжая расстегивать рубашку. Геллер возрадовался, что в свое время купил достаточно просторное авто, и его колени сейчас не упираются в уши.

"Господи, неужели это происходит на самом деле?" — недоумевал он про себя, наблюдая, как Настины пальцы колдуют с пуговицами.

Все мысли исчезли, едва она распахнула рубашку и прижалась губами к его груди.

— О, черт, — лишь выдохнул Саша.

Его ладони, которые лежали на ее талии, сами собой поползли ниже, проникли под резинку спортивных штанишек, сжали. Геллер застонал. Он миллионы раз представлял себе, какова ее попа на ощупь, но все его фантазии померкли по сравнению с реальными ощущениями.

Саша так впечатлился, что не сразу заметил, как переменилась Настя. Она вся сжалась, перестала целовать его, отстранилась. Геллер, подался вперед, чтобы прильнуть к ее губам своими, но она не отвечала ему так же страстно.

— Это плохо, — прошептала Настя ему в рот.

— Что? — не поверил своим ушам Саша, продолжая целовать ее.

Настя не протестовала, но ее губы стали жесткими, напряжёнными. И Геллер понял, что это плохой знак, начало конца. Она хотела его поцелуев, она даже целовала сама, но что-то переключилось в голове и вместо того, чтобы наращивать обороты, Сокол отчаянно давила на тормоз, заливая огонь водой.

— Это очень плохо, — повторила она, даря быстрый поцелуй, отнимая надежду, — Нельзя, Саш. Прости меня.

Теперь уже Геллер напрягся, откинулся на сиденье, увеличивая между ними расстояние. Чтобы поцеловать его, Настя должна была склониться, но он знал, что она не будет. И оказался прав.

— Прости, — повторила она, слезая с него.

— За что простить? — не мог не спросить Геллер.

Она забилась в угол, вся съежилась, словно боялась, что он нападет на нее. Или, что опять сама накинется.

— Ты мой клиент. Так нельзя. Мы же вместе… тренируемся. Это не приветствуется. Это очень плохо. Плохо, — бормотала Настя, заламывая руки.

Саша долго смотрел на нее, недоумевая. В нем кипела такая буря эмоций: обида, злость, остатки возбуждения, недоумение. Он не понимал. Не хотел понимать. И молчал. Потому что знал, что наговорит только гадостей, скорее всего будет орать. Стараясь игнорировать Настины причитания и жалкий вид, Геллер обуздал нервы и похоть, застегнул рубашку, провел рукой по волосам, кратко бросил:

— Поехали.

Он даже обрадовался, когда Настя пересела на пассажирское сиденье рядом с ним, а не осталась жаться в углу на заднем. Но она снова начала бормотать:

— Плохо. Прости…

Саша не выдержал.

— Будь добра, помолчи, — рявкнул он, разворачивая машину в сторону города.

Настя послушалась. Всю дорогу она смотрела в боковое окно. Помалкивала. Саша таращился в лобовое, сосредоточившись на трассе. Кипел.

Едва Геллер остановил машину у ее дома, она выскочила, как ошпаренная, не прощаясь понеслась к подъезду. Лишь около двери замешкалась, чтобы достать ключи из кармана. Поддавшись порыву, Саша рванул следом. Он настиг ее в два шага, схватил за шею, не давая ни единой возможности отвернуться, вырваться, смял яростным поцелуем дрожащие губы. Настя так опешила, что даже не пыталась протестовать. Только тихо постанывала, потому что было почти больно. Но Геллер быстро обуздал свой гнев. Наверно, помогло то, что она не сопротивлялась. Очень скоро поцелуи снова стали томными, дразнящими, чувственными. Настя расслабилась в его руках, снова льнула, таяла. И на этот раз он сам отстранился.

— Саш, — всхлипнула Сокол, когда его губы вернули ей свободу, — Пожалуйста…

Она сама не знал, чего просила. Чтобы прекратил или продолжил? Но слова Геллера расставили все точки над ё.

— Не смей говорить, что это плохо, — произнес он спокойно, твердо, — Я твой клиент. Ты мой тренер. Ничего более, если хочешь. Но это… — Саша снова обжег ее рот мимолётным поцелуем, — … это хорошо. Не надо врать. Ладно?

Он взял Настю за подбородок двумя пальцами, приподнял голову, чтобы видеть ее глаза.

— Да, — кивнула она растерянно, — Увидимся на тренировке.

— Угу, до завтра, — буркнул Геллер, отпустил ее, пошел в машину.

Он поехал домой, прекрасно понимая, поспать сегодня вряд ли удастся. Немного успокаивала подлая мысль, что и Насте не светит спокойная ночь.


* Читмил (Cheat meal) — запланированное нарушение низкоуглеводной или безуглеводной диеты. С перевода на русский, это определение можно трактовать как обман или жульничество с едой (Cheat — мошенничество, meals — питание).

Загрузка...