Хорошие манеры Соловья-разбойника

Глава вторая

– Уж извините, – сказала рыжеволосая женщина в зеленом платье, – Ефросинья, вы меня скорей всего не помните.

– Простите, нет, – честно ответила я.

– Почему Ефросинья? – удивился Николай, наш компьютерных дел мастер. – Романова же Евлампия.

Щеки Аллы вспыхнули огнем.

– Мы давно не виделись, вот я и перепутала имя.

– Нет, нет, – я поспешила успокоить смущенную скрипачку, – когда мы играли в одном оркестре, в моем паспорте было указано имя Ефросинья. Евлампией я стала позже.

– Рита пообещала, что вы сможете мне помочь, – сказала Алла, – в полицию я пойти не могу. Боюсь, что семья узнает, что я обратилась в отделение. Это самое ужасное, что может случиться. А частные детективы требуют больших денег за свои услуги! У меня таких нет!

Я внимательно посмотрела на посетительницу. На ней красивое платье от «Шанель», элегантные сапожки и сумочка той же фирмы прилагаются. Сейчас большинство так называемых экспертов моды пишет в интернете: «Тотальный лук от дорогой фирмы – полная безвкусица. Миксуйте одежду масс-маркет с обувью от известных брендов и будете в тренде». Уж не знаю, чем вызваны такие заявления. Простой завистью этих самых критиков, самопровозглашенных гуру моды? Вероятно, у них нет возможности купить сразу столько дорогих вещей. И почему кто-то навязывает мне свое мнение по поводу моей одежды? Я ношу то, что хочу.

Я еще раз оглядела скрипачку. Судя по стрижке и цвету волос, по ее наряду и аксессуарам, Федину никак нельзя отнести к разряду бедных женщин. Хотя встречаются очень богатые дамы, которые заламывают руки в магазине, возмущаются ценой бутылки кефира. Скаредность никак не связана с материальным достатком. Я знаю бабушек, которые живут на одну пенсию, но каждый месяц отправляют в фонд «Милосердие» сто-двести рублей какому-нибудь больному ребенку на лечение. Встречались мне и миллиардеры, которые ездят на метро, потому что покупка любой, даже самой простой, машины кажется им огромным расходом, а фонду «Милосердие» от них ничего не перепадает.

Алла поймала мой взгляд и заговорила:

– Нет, нет, нет! Я не бедствую. У меня обеспеченная жизнь. Но семью содержит мой супруг Олег Иванович, он успешный бизнесмен. Муж щедрый человек. И я, и дочка никогда ни в чем не нуждались. Не подумайте, что перед вами лентяйка. Я даю концерты, играю на разных мероприятиях, но теперь это не работа, а хобби, повод выйти в люди. Гонорар я трачу на подарки членам семьи, на расширение своей коллекции. Я собираю тематический фарфор. Но моих доходов не хватит на оплату труда сыщиков. Конечно, я могу попросить у мужа любую сумму. Но он поинтересуется: зачем мне деньги? Олег не контролирует меня, ему просто интересно, что со мной происходит. Несмотря на долгие годы брака, мы не потеряли радость общения друг с другом. Рита пообещала, что вы, Евлампия, поможете мне бесплатно.

– Ну… – пробормотала я, – люди, которых вы видите в офисе, получают зарплату. Маргарита сильно преувеличивает мою роль в агентстве, я рядовой сотрудник.

– Глебова объяснила, что ее соседка замужем за владельцем детективного бюро, – добавила Федина, – у вас есть программа для тех, кто попал в беду, но не может полностью оплатить счет.

– Верно, – согласился Костин, – милосердная помощь оказывается, как правило, больным людям, многодетным семьям, инвалидам, самым незащищенным группам населения. Если случилась беда и вы не можете рассказать о ней мужу, то введите нас в курс дела. Мы обязательно придумаем, как вам помочь.

Федина опустила голову.

– Не хочу отнимать средства у обездоленных. Выпишите счет, а я, с вашего позволения, оплачу его частями. Не собиралась садиться вам на шею, просто мне нужна рассрочка. Извините. Я очень нервничаю. Впервые нахожусь в офисе у сыщиков. Я… я… я… Мне трудно вываливать перед вами свои личные переживания. Даже муж не всегда знает, что у меня в душе клокочет. Зачем всем сообщать, что у тебя плохое настроение?

Алла закрыла лицо ладонью.

– У меня дурацкая манера вести беседу. И дочь, и Олег сердятся: «Говори что хочешь просто и прямо! Не ходи вокруг да около». Но я не умею. Сначала намекаю, затем даю задний ход. Трудно со мной! Моя мама, она…

Федина махнула рукой:

– Вы не психотерапевты. Вам заморочки посетителей неинтересны.

– А вот тут вы ошибаетесь, – оживился наш психолог Константин Львович Энтин, – переживания тех, кто к нам обращается, требуют внимания. Ваша мать, вероятно, воспитывала вас одна. Ни отца, ни бабушки у вас не было. Вы ходили в детский сад на пятидневку, в школе – на продленку, из которой вас забирали домой последней. Мать постоянно твердила: «Замолчи, не грузи меня своими проблемами, я устала на работе». Когда вам нужна была какая-то обновка, родительница закатывала истерику: «Опять ботинки нужны? Господи, за что мне это? Почему ты постоянно растешь?» Если вы заболевали, мать заламывала руки: «Придется брать бюллетень! Меня уволят! Ужас! Мы умрем с голоду». Вы жалели мамочку, поэтому не говорили ей о своих обидах, горестях, о том, как к вам относятся одноклассники. У вас нет привычки просить помощи, и она не появится, потому что в детстве была задушена мамашей. Вам трудно открыться перед кем-либо. Но ни один, даже самый гениальный детектив в мире не сможет помочь человеку, если не выяснит, что с ним произошло.

– Как вы про мою маму узнали? – испугалась Алла. – Кто вам рассказал? Мать давно скончалась. Она меня очень любила, гордилась, что меня отобрали учиться в музыкальную школу. Ну да, она постоянно нервничала, но ее можно понять, она воспитывала меня одна.

– Давайте сначала вы объясните, что привело вас к нам, – предложил Энтин, – а потом, если не устанете и не будете стеснены во времени, мы сядем с вами вдвоем в укромном уголке нашего офиса и пошушукаемся, займемся тем, что моя бабушка называла: «погрызть друг другу уши».

Федина рассмеялась.

– Погрызть друг другу уши! Никогда не слышала это выражение.

– Конечно, это изобретение моей бабули, – объяснил Константин Львович.