После тихого часа мы думали пойти в лес, но пришла старшая пионервожатая и сказала, что в зале будет встреча со старым человеком.
— Чего с ним встречаться, — сказал кто-то, — мы и так их на улице встречаем.
Мы сидели в зале, разговаривали кто про что, и вдруг вошел Феофан Феофанович.
— Смотри, кто пришел! — сказал Наум.
— Ну и встреча, — сказал Сомов.
Феофан Феофанович вышел на сцену, сел на стул и стал молчать.
— Начинали бы уж скорей, — сказал Митька из первого отряда.
— Не начну я. Не хочу я вам ничего рассказывать, — сказал Феофан Феофанович.
Все удивились и замолчали.
— Или у вас тут чужих людей много? Без галстуков. А вон и из кармана торчит галстук.
Ребята стали надевать галстуки.
— Теперь я вижу, что здесь посторонних нет, все пионеры, — сказал Феофан Феофанович и стал рассказывать про гражданскую войну. Оказывается, он убежал из дому, чтобы воевать в армии у Котовского. Ему тогда было четырнадцать лет. У него была своя сабля, наган и конь Веселый. А однажды его в селе застали белые, и он залез в колодец. Он просидел там в бадье больше суток.
Я бы и не подумал, что он был таким в молодости. И другие старики — тоже. Мне кажется часто, что я был всегда таким, как сейчас, а старики тоже были всегда стариками.
Я думал так, а Феофан Феофанович говорил уже про другое. Он сказал, что нам доверяют мало серьезных дел. Мы можем сделать много чего для нашего народа.
Ему, например, и его друзьям в молодости доверяли больше. И мы должны не ждать, а сами требовать себе работу.
Взять и построить мост через ручей в поселке. И все жители будут помнить и благодарить нас.
Мы тут же, на сборе, решили построить мост и стали придумывать ему название. Сначала мы хотели назвать его «Полет в космос», или еще как-нибудь так же, а потом решили просто: «Мост пионерский».
Утром мы расчищали площадку. Для моста. А потом рыли ямы под столбы. Свою яму мы рыли вчетвером: Сушковы, Наум и я. Сначала земля была серой и сухой. Потом был желтый песок. Он летел в карманы и в уши. А потом пошла глина.
— Ну и ямища, — сказали Сушковы.
Яма была мне по пояс.
— После полдника футбол, — объявила Алла Андреевна. Она вместе с девчонками убирала мусор.
— Наум сегодня поиграет, — сказал я, — как это у тебя получается?
— Он глаза расширяет, — сказал Сомов, — бежит, глаза огромные, рот огромный, все и пугаются. А техники никакой.
Сомову не хватило лопаты, и он руководил бригадой октябрят. Октябрята саблями рубили крапиву.
— Лучшее звено первым пройдет по мосту! — крикнула Алла Андреевна.
— Еще пару ямок и порядочек, — сказал я.
— Не успеть, — сказал Наум, — и дождь начнется сейчас.
На нас двигалась туча. У нас еще было солнце, а мы, даже не глядя в небо, все равно чувствовали, что она надвигается.
— Мы будем работать, — сказали Сушковы.
— Мы тоже, — сказали мы.
— Дождик, дождик, перестань! — закричали малыши и побежали под тент.
— Это разве дождь, водяная мука — вот что это, — сказал Наум.
Сушковы изо всех сил кидали глину.
— Вы идите, — сказали они, — мы дороем, затопит — самим же хуже.
— Нет уж, и мы будем, — сказал Наум.
Он смерил глубину, и оказалось, что яма даже больше, чем нужно.
Мы побежали под тент. Там собрались уже все. У края два малыша ловили ртом капли.
— Еще очко! — кричал один.
Другие за них болели.
— Не умеют они гвозди заколачивать, — сказали Сушковы, — нам бы вот дали. Хоть один гвоздочек.
— Вы свое сделали, отдыхайте, — сказала Евгения Львовна.
— Ну что за отдых, когда рядом работают, — сказали Сушковы.
Мы сидели на траве около моста. А весь первый отряд работал. Они прибивали доски к столбам. Доски были огромными и их носили самые сильные люди лагеря. Это в первом отряде было соревнование. Оно так и называлось: «Самые сильные люди лагеря». И кто победил, тот сегодня носил доски.
— А мы — как нищие, — сказали Сушковы, — Кузя вон две доски несет.
Мост был уже готов, только перила прибить. Он стоял на толстых столбах, светился, весь из новых досок, а под ним грохотал ручей.
— Утром пришли, не было моста, — сказал я, — одни столбы торчали; а два часа — и мост готов.
— Машину бы он выдержал? — спросил Наум.
— Еще как, — сказал Витька, — жаль, не влезет. А лошадь пройдет, если без телеги.