Об этой разновидности редакторского племени почти не ходит баек. Как правило, профессиональные редактора люди пишущие, причём — неплохо. Кроме того, они добросовестно относятся к своим обязанностям и не станут отправлять в печать плоды редактуры, не поставив в известность автора. Разумеется, такое может позволить себе только человек владеющий словом, который не станет живописать свисающие с потолка канделябры и прочие стремительные домкраты. Но зато нервов профессиональный редактор съедает немеряно; всё, что писал М.Веллер в главе «Борьба с редактором», относится именно к грамотному литсотруднику.
Из тех редакторов, с которыми пришлось иметь дело мне, наиболее классический тип представлял бывший редактор «Северо-Запада» (ещё прежнего) — Андрей Ефремов. Вообще-то, Андрей Петрович детский писатель и очень неплохой, однако сказки кормят слабо, и он пошёл в редактора. Редактируя роман «Многорукий бог далайна», Ефремов сделал около полутора сотен исправлений и каждое из них согласовывал со мной. Вовек не забуду этой беседы…
— Так будет лучше, — отечески внушал Андрей Петрович, предлагая заменить одно слово на другое.
Это было ничуть не лучше, а просто иначе. Не по-логиновски, а по-ефремовски. Боже, как трудно отстоять у профессионального редактора право быть собой! Андрей Петрович поил меня кофе, и мы вновь до хрипоты схватывались из-за какого-нибудь слова. Порой, когда вопрос был непринципиальным, я уступал, но там, где это было важно — стоял насмерть. Особенно не понравилось Ефремову прилагательное «экстатический».
— Это слово лексически выпадает из канвы вашего романа, оно смотрится чужеродно и ненужным образом привлекает внимание.
— И тем не менее, я сознательно вставил его. Чужеродное слово предвещает появление новой сущности, напоминая лексику эзотерических статей. Читатель, задержавшись взглядом на выпирающем слове, незаметно подготавливается к восприятию той метаморфозы, что происходит с героем.
— Но единственное высокоучёное слово при описании примитивного по сути мира…
— Не единственное. Таких слов тринадцать, по одному на каждую главу. И все они вставлены сознательно, это своего рода реперные точки…
— Это формализм!
— У Фейхтвангера в «Лженероне» видим ещё больший формализм.
— Вы не Фейхтвангер.
И тут нечего возразить. Я действительно не Фейхтвангер, я Логинов. Неясно только почему то, что позволено Юпитеру, не позволено быку?.. Если заранее занижать планку, соглашаясь, что ты писателишка средней руки, то никогда ничего путного не напишешь. И не редактору решать, какие приёмы допустимо использовать в произведении. Для этого есть автор.
«Многорукий бог далайна» не вышел в «Северо-Западе», а готовя нижегородское издание, из полутора сотен ефремовских замечаний я учёл два.
Андрей Петрович, скажите, стоило ли ради двух крошечных исправлений тратить столько времени и нервов? Лучше бы вы за этот день написали коротенькую сказку, которые у вас так хорошо получаются, а я бы тоже написал что-нибудь новое.
Куда хуже, если профессиональный редактор оказывается не литобработчиком, а деятельным негодяем. От такого надо бежать немедленно и как можно быстрее.
Расскажу анекдот былых времён. Дело было лет двадцать назад.
Мы с Мишей Веллером сидели в кафе Дома писателя, пили чёрный кофе, и я жаловался на полную невозможность опубликовать хоть что-то (лишь недавно я узнал, что Веллер оказывается тоже не любит чёрный кофе! — однако, noblesse oblige, и мы тратили на кофе последние копейки). Неожиданно к нам подсел корпулентный мужчина лет сорока и, извинившись, спросил:
— Я так понимаю, вы пишете фантастику? Мы очень хотели бы публиковать фантастические рассказы, но совершенно нет рукописей…
— Будут! — опрометчиво пообещал я. — Вы из какого издательства?
— Журнал «Аврора». Зав отделом прозы Юрий Коробченко.
Мне едва дурно не стало. Да кто ж не знает, что «Аврора» если и печатает фантастику, то только членов Союза, а молодому автору там лучше не появляться! Однако, Коробченко заверил, что всё это навет и сплетни недоброжелателей, а на самом деле они в редакции с томленьем упованья ждут свежих голосов и новых произведений.
Миша Веллер посмотрел на меня странно и пересел за другой столик.
«Деликатничает…» — подумал я.
Наивняк! Миша просто знал, что меня ожидает.
На следующий день я был в редакции «Авроры» с папкой рукописей, а через две недели явился за ответом. Ничего не скажешь — профессионал есть профессионал, повесть и все три рассказа были прочитаны. Более того, в отличие от, скажем, Евгения Кутузова — составителя альманаха «Молодой Ленинград», Юрий Коробченко не залил драгоценные первые экземпляры ни борщом, ни дешёвым портвейном. Как видим, профессионализм всегда имеет положительные стороны. А вот беседа… её мне вовек не позабыть.
— Замечательные рассказы! — воскликнул Коробченко. — Великолепные! Я получил огромное удовольствие, когда читал их. Но, надо переработать.
Я робко поинтересовался недостатками и услышал в ответ (женщины, зажмурьтесь и не читайте!):
— Мне непонятно, что вас ебёт.
В меру скудных познаний я принялся объяснять авторскую сверхзадачу, но был перебит:
— Задача, сверхзадача, образы, фабула, сюжет — всё это имеется и сделано замечательно. Неясно только, что вас…
Так я и не добился ничего, кроме матерного глагола, повторяемого на разные лады. Договорились, что эти рассказы я переработаю, а тем временем принесу другую подборку.
Через две недели история повторилась. Рассказы понравились, но были возвращены на доработку, ибо редактору по-прежнему была неясна моя половая ориентация. Ещё через две недели та же судьба постигла третью подборку.
— Замечательные рассказы, очень понравилось, и жене понравилось! Но надо переработать. А пока — принесите ещё… почитать. Напечатаем сразу, как только из рассказов будет ясно, что вас…
Увы, я так и не удовлетворил сексуальное любопытство товарища Коробченко. У меня хватило самообладания уйти вежливо, пообещав при первой же возможности появиться с переработанными рукописями. Истерика случилась потом: «Каков мерзавец! Карманного писателя ему возжелалось! Принесите ещё почитать… и мне, и жене, и Тотоше!»
С тех пор я ни разу не появился в «Авроре» и не появлюсь, покуда профессиональный любитель матерщинки просиживает там редакторское кресло. Если господину Коробченко неймётся, пусть он сам следует своим советам. В рассказах не было изменено ни единой буковки, и, однако, все они напечатаны, а кое-что и по нескольку раз. Как видите, я не пропал без «Авроры», полагаю, что она без меня — тоже. Хотя было бы любопытно узнать, какой сейчас у «Авроры» тираж?
Напоследок — цитата:
«О редакторах: когда с гордостью говорят: “Я профессиональный редактор!”, отвечай: “Такой профессии не существует!” Хорошему писателю редактор не нужен, он сам себе редактор. Редактор нужен плохому писателю (плохой писатель — это писатель без редактора в голове) — но кому нужен плохой писатель?»
Борис Штерн.