Здорово же содрал он кожу. Втаскивая на третий этаж велосипед (сзади, пыхтя и отдуваясь, помогал Мишка), Олежка при каждом шаге чувствовал саднящую боль.
Переживая недавнюю стычку с Сашкой, он больше всего обижался на его слова: «Распустили нюни!» Интересно, а если бы Сашка разбил колено? Улыбался бы? Дожидайся! Зимой Вовка-гитарист из девятого класса нечаянно хоккейной клюшкой разбил ему нос, так Сашка и не подумал улыбаться. Зажал нос пальцами — и скорей домой.
Дома Олежка мокрой ваткой смыл с ноги натекшую двумя струйками кровь, потом достал из аптечки пузырек йодной настойки и обмакнул в нее клочок ваты. Мишка смотрел на друга, округлив под очками глаза, не дыша.
— Ведь щипать будет.
— Будет, — подтвердил Олежка. Он спокойно, будто это доставляло ему удовольствие, приложил коричневую ватку к ране. Боль обожгла. Приложил ватку еще раз. И еще. Даже надавил пальцами.
Мишка заметил на выпуклом Олежкином лбу твердую складочку.
— A-а, больно! — словно радуясь, воскликнул он.
— А разве говорю, что сладко? — Олежка подул на колено. — Не сладко.
Мишка без зависти заметил:
— Ты терпеливый.
— Это называется: иметь силу воли, — рассудительно, как маленькому, объяснил Олежка. — Ты же знаешь, кем я хочу быть.
— Космонавтом, — тотчас, будто на уроке, подсказал Мишка.
— Вот видишь. Значит, мне надо быть сильным, здоровым…
— Чтобы и Сашку мог отлупить?
— Нет, — после минутного раздумья заключил Олежка. — С Сашкой мне пока не сладить.
Смешливый Мишка не сдержался, фыркнул.
— Ты чего? — подозрительно спросил Олежка.
— Целый час думал: сладишь или не сладишь? Он же в шестом будет учиться, а мы с тобой только в третий перешли. Разница! А ты думаешь.
— Я не о том… Вдруг не возьмут в космонавты? Знаешь, как строго отбирают туда? Чуть ухо не так слышит, чуть глаз не так видит — все, не возьмут.
— Подумаешь! Инженером станешь. Или бухгалтером.
— Бухгалтером! — вспылил Олежка. — Это тебе космос — до лампочки! А я… Я без космоса не могу. Давно так решил.
— Мне космос не до лампочки, — обиделся Мишка. — Я бы тоже хотел на луну полететь. Да ведь…
— Глаза, что ли? — Олежка похлопал друга по круглому плечу. — Не горюй, выправят твои глаза — еще лучше меня будешь видеть. Теперь, — добавил он, вспомнив мамины слова, — медицина чудеса творит.
— А отметки?.. — уныло напомнил Мишка. — Дома только Марину и нахваливают: «Ты у нас умница, отличница и по музыке на пятерки занимаешься, пианисткой станешь, не то что твой братец ленивый, он в дворники пойдет…».
Олежка вспомнил дворника Митрича — сутулого, в холщовом фартуке, с небритой щетиной и седым клоком бороденки. Митрич часто бывает навеселе и никогда не расстается со своей метлой. Впрочем, она ему служит больше для подпорки. Скрестит Митрич ноги, на метлу обопрется и давай с кем-нибудь язык чесать. Представил себе Олежка на месте Митрича толстенького Мишку посреди двора, в фартуке, с метлой, и рассмеялся.
— Тебе смешно! — насупился Мишка. — А меня этой умницей совсем затюкали. Назло им не хочу ничего делать!
— Ну и кому хуже от этого? — холодно спросил Олежка.
— И пусть! — Мишка упрямо замотал стриженой головой.
— Дурак ты! — усмехнулся Олежка и добавил: — Придем в школу — сяду за твою парту. И уроки вместе будем готовить. У меня. Понял?
— А не врешь? — обрадовался Мишка и оглядел комнату — просторная, зеленый ковер посредине, диван, телевизор.
— Ты что, не знаешь меня? — потребовал между тем ответа хозяин квартиры. — Не знаешь?
— Знаю, знаю, — поспешил успокоить его Мишка. — Если ты сказал — закон!
— То-то! Это мой принцип! Я волю так вырабатываю. И папа в письмах советует: сказал — сделай, не хочется, — все равно делай, не получается — добейся, жалко — не жалей… Идем, покажу…
Чуть прихрамывая на больную ногу, Олежка прошел в свою комнату и с книжной полки достал серебряную монету.
— Пятьдесят копеек. Угадай: куда их дену?
Мишка взял монету, уважительно покачал ее на ладони.
— Три мороженых купишь. Два себе, одно мне.
— Купил бы… — Олежка даже облизнулся, словно холодный шоколадный пломбир уже лежал у него в руке. — Но не куплю.
— Тогда в кино сходим?
— Не сходим.
Гость растерянно захлопал глазами: другого достойного применения такой солидной сумме он придумать не мог.
— Отдам Лерчику… Жалко, конечно, — вздохнув, признался Олежка, — но все равно отдам. Не думай, что Сашки боюсь, — подозрительно быстро добавил он. — Просто Лерчик хороший парень. И справедливый… Что так выставился на меня? — почему-то обозлился Олежка. — И потом, я обещал ему. Ты ведь тоже давал ему деньги?
— Пятнадцать копеек, — глухо отозвался Мишка.
— Вот видишь!.. А скажи, правда было бы здорово, если бы Лерчик отдубасил этого придурка?
— Хорошо бы, — кивнул Мишка и задумался.
— Вообще-то я на этого Беса, может, скоро плевать буду, — заметил Олежка и взглянул на приятеля. Но поскольку тот заметного интереса к его словам не проявил, он решил внести полную ясность: — Может быть, мой дядя приедет к нам жить. А он здоровила — ух! В ракетных войсках служил. Первый разряд по борьбе!
Мишка словно очнулся, слушал уже внимательно.
— Зачем же деньги будешь тратить? — И показал на серебристую монету. — Дурила ты. — И вдруг таинственным шепотом, точно кто-то может их услышать, проговорил: — А я что-то знаю…
— Что? — тоже переходя на шепот, спросил Олежка.
— А ты — никому?
— Не знаешь меня?! — Олежка для убедительности пристукнул кулаком по здоровой коленке.
— Видел Лерчика на реке… Недавно…
— Ну? — заторопил Олежка.
— И Сашка был. Бес то есть, — уточнил Мишка.
— Все на реку ходят. Лето.
— Знаю, что не зима. А почему вместе были?
— Вместе? — переспросил Олежка.
— И мороженое ели. И говорили. Смеялись. Как друзья.
— О чем же они говорили? — просто так, чтобы что-то сказать, растерянно спросил Олежка.
— Ишь ты, какой смелый! Я издали смотрел.
— Издали! — Олежке вдруг стало весело. — За сто километров смотрел! В свои телескопы! А может быть, это бабушка с дедушкой ели мороженое?
— Сам ты бабушка! — насупился Мишка. — Будто Сашку я не узнаю! А у того, второго, такие же синие плавки, как у Лерчика. Точно — он.
— Ха! Синие плавки! Да половина мальчишек — в синих плавках! И у меня — синие. Может, это я стоял с Сашкой и уплетал мороженое?
Мишка, похоже, крепко обиделся. Засопел.
— Не веришь — не надо.
Олежке стало жалко приятеля — того гляди заплачет. Он хлопнул себя по карману. Там звякнули монетки.
— Слышишь? На пару молочных в стаканчиках наберется. Угощаю… А про Сашку я у самого Лерчика спрошу.
— Ты же обещал! — испугался Мишка.
— Не волнуйся. Про тебя ничего не скажу.