Хозяин земли Духов - 1 (СИ)

Глава 12. Раздряга

— Попробуем еще раз. — Найдена протянула мне стрелу. — Не все сразу.

Я чувствовал себя безнадежным неучем. Обучение стрельбе из лука давалось без особых успехов. Возможно, все дело в накопившейся за день усталости. Возможно, слабое вечернее освещение. Но, скорее всего, в банально кривых руках.

— Все, как показывала, не торопись. Давай.

Расставив ноги чуть шире плеч, встал к мишени полубоком. И ведь расстояние — всего пятнадцать метров. На десятке все хорошо получалось. Стоило же чуть усложнить задачу — и одно "молоко". Взяв у Найдены стрелу, наложил ее на тетиву, прикинул расстояние до мишени.

— Помнишь, куда стрела ушла? — спросила девушка. — Сделай поправку.

Поднял лук так, что его середина оказалась на уровне глаз.

"Поправка…"

Натянул тетиву, стараясь, чтобы локоть правой руки оставался немного приподнятым. Секунда на коррекцию — выстрел.

Оперенный кусок дерева рассек воздух, вонзился в самый край белого спила, который мы подвесили на Мертвом дубе, предварительно попросив домовых не показываться в секторе обстрела.

— Вот же! — радостно вскрикнула Найдена. — По крайней мере, ранил.

— Я уж думал, никогда не попаду.

— Немного терпения, мой князь… — она улыбнулась глазами и протянула мне еще одну стрелу.

Неожиданно над головой трижды бухнуло. Звук, похожий на барабанный бой.

Мы переглянулись.

— Тревога?! — недоверчиво нахмурился я.

Не теряя времени, бросились к корням Мертвого дуба, быстро поднялись на площадку. Охранники стояли с луками в руках и наложенными на тетивы стрелами.

— Там, — указал один из них.

Метрах в ста от мнимой границы нашего поселения, в зелени, маячили какие-то фигуры. Тень деревьев почти полностью скрывала их.

— Кто это? — спросил я, пытаясь получше рассмотреть незваных гостей.

— Не ведаю, — последовал ответ. — Но они при оружии.

— Сколько их?

— Трое.

— Разведгруппа? Вызывайте смену. Будем встречать.

— Ты становишься известной личностью, — сказала Найдена. — Гости так и идут.

— Я не против гостей. Я против вооруженных гостей.

Охранник прошел к недавно возведенному деревянному каркасу, на котором был туго растянут кусок кожи. Висящим тут же деревянным молотком дважды ударил в импровизированный барабан, подождал пару секунд — и ударил еще дважды.

Смена не заставила себя ждать. Мокрые, но вооруженные русалки прибыли минуты через три.

— Почему они стоят на месте? — спросил я, кивнув в сторону пришельцев.

— Мы стреляли. Аккурат рядом с ними. Боятся.

— Значит, наш шаг следующий. Прикрывайте. И по сторонам посматривайте на всякий случай, мало ли что…

Все шестеро выстроились на площадке. Найдена шагнула за мной.

— Не надо, возьму ендаря. — Протянул ей лук. — Если только вздрогнут — стреляйте. Но одного лучше только обездвижить.

Аеш, как и домовые, мотался под дубом. Встревоженные сигнальным боем, все собрались у основного оборонительного укрепления Сызновграда.

— Идем, — окликнул ендаря. — Ты у нас эксперт во всякой чертовщине. Посмотрим, кого нелегкая занесла.

Аеш недовольно повел плечами, помедлил. Идти ему никуда не хотелось.

Мы отошли от дуба метров на двадцать, остановились.

— Сразу бы пристрелили — и вся недолга, — буркнул ендарь. — Добрые гости к ночи не ходят. Утра дожидаются.

— Успеется пристрелить. Вдруг медовухи нам принесли или золота с каменьями драгоценными.

— Угу, смотри, от радости из штанов не выпрыгни. Да и куда нам камни? Безделушки…

— Доброго вечера! — крикнул я, прекращая причитания спутника. — Добро пожаловать в Сызновград. Подходите, поговорим. Оружие держать на виду, резких движений не делать.

Некоторое время лес стоял не шелохнувшись, тихий и пустой. Потом послышались шаги, шорох раздвигаемых кустов. Зелень вздрогнула, выпуская из своих недр три приземистые фигуры.

— Матушки мои! — сдавленно прошептал Аеш.

— Кто это?

— Двоедушники…

Гости оказались ниже меня на голову, но чуть не вдвое шире в плечах. Крепкие, с хорошо развитой мускулатурой. Они переваливались на кривых ногах, смотрели исподлобья. Темно-серая кожа почти сливалась с подступающим мраком. Черепа гостей оказались сильно вытянутыми, с резкими чертами (больше схожими с собачьими) и сильно выступающими скулами. В одежде никаких различий: длинная, до колен, металлизированная юбка; тяжелый кожаный нагрудник, стальной шлем и стальной же треугольный щит. Обуви они не носили.

Троица остановилась шагах в десяти от нас. Затем один из них отбросил на траву щит и шлем, вытащил из ножен и воткнул в землю иззубренный меч. Последним расстегнул ремешки нагрудника, положил его у ног.

— Меня шовут Гуран-Абур. — Оставшись в одной юбке, он развел руки в стороны, подошел ближе, но не вплотную. Голос звучал низко, с шипящим присвистом.

Я активизировал ауру. Яркий свет окутал гостя, но не причинил никаких неудобств.

"Не порченый".

— Меня зовут Артем. Кто вы и зачем пришли?

Тело двоедушника покрывали многочисленные шрамы, некоторые из которых выглядели весьма неприятно. Его будто по острым камням волокли или рвали на части.

— Мы мирные путники. Идем ш Княшьей горы, ишем тихое мешто.

— Это место уже занято.

Гуран-Абур окинул меня оценивающим взглядом, посмотрел поверх головы. Наверное, оценивая, откуда в них недавно стреляли.

— Пошвольте нам оштатьшя на ночь. Мы в дороге много дней. Готовы купить пишу и мешто у коштра.

— Гони его в шею, — прошипел Аеш так громко, что двоедушник просто не мог его не услышать.

— Почему вы покинули Княжью гору?

Гость на мгновение замялся. По его лицу прокатился вал раздражения и злобы. Он ощерился, обнажив белые клыки хищника.

Пожалуй, если он бросится на меня, стрелки на дубе могут и не успеть среагировать. В теле двоедушника ощущалась могучая сила, которая в любой момент может выплеснуться смертоносной атакой.

— Мы опозорены и прокляты. Наш клан уништошен, дома шошшены. Мы — пошор швоего народа.

Мне показалось, что последние слова заставили ендаря оживиться.

— Изгои? — спросил он.

Ответ дался Гуран-Абуру непросто.

— Да, — с презрением к самому себе выплюнул он.

Аеш резко дернул меня за штаны, заставляя наклониться.

— Предложи им службу. Это изгои. Без дома и племени. Они никто для своих. А нам могут пригодиться. Но только придется стать с ним кровным братом. Это быстро и не больно. Чужаку они не станут служить.

Глаза ендаря горели, он едва сдерживался, чтобы не начать топтаться на месте.

— Братом? — переспросил я.

— Да. Ничего страшного, чтоб у меня глаза повылезли и лопнули. Ты посмотри на него — водяного руками порвет.

Такой порвет, это точно.

Я выпрямился, коснулся магического камня. Аура больше ни к чему.

Гуран-Абур продолжал стоять, не шелохнувшись. Здоров и опасен. Кто спорит, заполучить такого воина в свои ряды — отличная мысль. Но можно ли им управлять?

— Оставайтесь на ночь. У нас есть свежее мясо и немного хлеба. Чистая вода.

— Благодарю тебя, — приложил кулаки к груди двоедушник. Он обернулся, кивнул своим. Те тут же принялись разоружаться.

У меня создавалось ощущение, будто веду в лагерь голодных львов. Им вовсе не обязательно иметь при себе меч или нож, достаточно возможностей собственного тела. Ночь предстоит долгая и нервная. По крайней мере, для меня.

Домовые смотрели на гостей с нескрываемой опаской, отступали, предпочитая держаться подальше. Но мясо и хлеб принесли.

Двоедушники расселись вокруг разложенного для них костра, а я оттащил ендаря в сторону, припер его спиной к дереву.

— Почему они не скрывают своего изгнания?

— Для всех они мертвы. Удивительно, что вообще смогли покинуть пределы Княжьей горы. Странный они народец. Провинившихся в чем-либо подвергают наказанию. Никаких тебе долгих судилищ. Первое и последнее слово за главой рода. Искупил вину — вернул себе доброе имя и честь. А нет — живой мертвец, чья участь — гореть в огне.

— Значит, вина этой троицы достаточно велика, чтобы они не надеялись ее искупить?

— Возможно. Они ненавидят себя и не станут скрывать этого от посторонних.

— Какой тогда смысл в побеге? — я помолчал и сам же предположил. — Надежда оправдаться?

— Нам до того нет дела. Предложи им службу.

— Они преступники, чьей истории мы не знаем. Кроме того, странное совпадение — выйти прямиком к месту Духов, не находишь? Пусть уж лучше идут своей дорогой. Дальше.

Аеш надулся, точно мышь.

— Как знаешь, но…

— Утром они уйдут.

Ендарь хотел было еще что-то сказать, но передумал.

У Мертвого дуба я встретил Найдену.

— Не уходи сегодня в лес, — попросил ее.

— И не собиралась, — ответила та серьезно. — Хорошо, что пригласил их к огню. Тут все на виду. А что ты сказал ендарю? — она спрятала усмешку. — Видела его — злой, как будто изо рта последний кусок вырвали.

— Хочет, чтобы я взял их на службу.

— Не думаю, что они захотят служить нам. Мы недостаточно сильны для них. Даже потеряв честь, не прогнутся под того, кого не почитают ровней.

Ночь прошла на удивление спокойно. Гости почти не отходили от костра и, будто стараясь нарочно облегчить нам задачу, не давали ему потухнуть.

— Благодарим тебя, — прижал кулаки к груди Гуран-Абур. — Пошволь шадать один вопрош.

— Задавай, — кивнул я.

— Шдесь рашполошено мешто Духов. Кто его ошиштил?

— Все постарались.

Двоедушник покачал головой.

— Пошох Духов повинуетшя только одному.

— Мне он повинуется.

Его интерес мне не нравился. Что, если ребята ищут именно посох, а заодно и того, кто им владеет? Но на площадке Мертвого дуба находилось четыре стража. И они готовы стрелять.

— Прими мое увашение, человек. Эхо твоего деяния докатилошь и до Княшьей горы. Хотя там его отголошки еле шлышны. Шлишком блишко рашполошилось порченое мешно Духов.

Он сорвал с пояса небольшой мешочек, протянул его мне.

— Тебе вашнее.

— Я ничего не говорил о плате. Леса здесь полны дичи, и вы нас не объели.

В его глазах застыло непонимание.

— Ты штранный, шеловек. Это не плата, это увашение.

Я взял мешочек. Не развязывая, ощупал пальцами. Похоже, набит камнями.

— Еше раш шпашибо, — гости развернулись и направились прочь, к месту, где оставили оружие и доспехи.

Трижды прозвучавший над головами барабанный бой заставил остолбенеть всех.

"Проходной двор какой-то".

— Кто там?! — крикнул, задрав голову к площадке.

Через деревянный бортик перегнулся охранник. Выражение его лица мне сразу не понравилось.

— Их десятка два. Таких же, при оружии. Верхом.

Я перевел взгляд на Гуран-Абура, уже понимая, что ночные гости — всего лишь авангард куда более серьезного отряда. При свете солнца у нас нет шансов.

Но троица двоедушников вовсе не выглядела победителями или хотя бы немного довольными удачной миссией. Напротив — загнанные в угол хищники, не знающие, куда рвануть.

— Между нами какие-то недоговоренности?

Гуран-Абур коротко переглянулся со спутниками.

— Мы принешли вам шмерть.

— Нам не сдержать их! — крикнул сверху охранник.

— Кто это и что им нужно? — меня буквально разрывало от злости, но бросаться на стоящего передо мной с кулаками — безумие. Да и какой смысл?

— Воины рода. Должны догнать и вернуть.

— А мы тут причем?

— Рашрешили оштаться. Накормили.

Я судорожно думал: что делать? Единственное, что приходило в голову — бежать. В разные стороны, чтобы, если преследователи не пожелают оставить нас в покое, уцелел хотя бы кто-то. Вот только насколько реально уйти от верховых преследователей? Впрочем, в лесу почему не попытаться?

Слова уже готовы были сорваться с моего языка, когда Гуран-Абур рванулся ко мне, обхватил плечи руками. Его пальцы заканчивались короткими кривыми когтями, которые больно врезались в плоть.

— Мы мошем вше ишправить! Ты штанешь главой моего клана. Штанешь швоим! Швоего нельшя трогать беш шлова главы рода.

— Князь, что делать?! — окликнул сверху охранник.

— Ждем, не стрелять!

Домовые, ендарь и Найдена собрались вокруг.

— Бежать бесполезно, — точно читая мои мысли, сказала девушка. — Они сожгут здесь все, нам не к чему будет вернуться.

Лес трещал от тяжелого шага двоедушников. Они и не думали таиться.

— Что от меня требуется? — спросил я.

— Шоглашие и кровь.

— Считай, согласие ты получил.

— Нош! — рыкнул Гуран-Абур спутникам. Один из них бросился к доспехам и оружию, вернулся с тонким и очень изящным клинком — больше стилетом, нежели ножом. Таким разве что в прорези доспехов тыкать. Желтая костяная рукоять была вырезана в форме сжатой в кулак когтистой руки, а четырехгранное голубоватое лезвие испещрено письменами на неизвестном мне языке.

Двоедушник вытянул правую руку раскрытой ладонью вверх, а затем резким движением ударил стилетом. Тонкое лезвие насквозь пробило ладонь и засветилось. Тускло, но отчетливо. Гуран-Абур прикрыл глаза и что-то беззвучно бубнил. Затем передал клинок мне.

Я смотрел на его окровавленную ладонь и не мог заставить себя сделать то же самое.

Из леса появился первый верховой двоедушник. За ним еще один и еще. Все с обнаженными зазубренными мечами, некоторые с короткими копьями. В качестве ездовых животных они использовали больших рептилий, передвигающихся на четырех лапах. Угольно-черные, с головами, увенчанными костяными гребнями, покрытые поблескивающей на утреннем солнце чешуей, твари производили впечатление скорее опасных хищников, нежели покладистых скакунов. Они то и дело пробовали воздух раздвоенными языками. На фоне черных тел яркими бельмами выделялись миндалевидные глаза. При таких "лошадках", пожалуй, не обязательно иметь оружие.

Найдена тихо шагнула ко мне, положила руку на плечо. Теплое, еле ощутимое прикосновение вывело меня из ступора. Стиснув зубы, вонзил стилет в правую ладонь. Это оказалось больно. И очень. Сразу захотелось на деле продемонстрировать ендарю всю степень его заблуждений.

Двоедушник протянул мне пробитую руку. Ответив ему тем же, я чуть было не взревел в голос. Мир вокруг подернулся мутными пятнами, голоса отдалились.

— Я, Гуран-Абур, пришнаю над шобой и швоими воинами влашть шеловека Артема. Клянушь отдать ша него кровь и плоть швою и не уштрашитьшя шмерти, коли в той шлучитшя надобношть.

Терзающий хват исчез. Не знаю, как до сих пор стоял на ногах и не голосил во все горло. Все тело покрылось холодным потом.

К реальности вернул звук бряцающего металла.

Всадники ловко спешивались и направлялись к нам. Похоже, они не воспринимали нас как угрозу. Вели себя свободно, о чем-то переговаривались на незнакомом мне шипящем языке.

Два десятка двоедушников оцепили нас кольцом. Смотрят недобро, но рубить в капусту не спешат. Пока не спешат. Обнаженные мечи покрыты пятнами не то ржавчины, не то крови.

— Гуран-Абур, на што ты надеялшя? — проговорил особенно широкоплечий двоедушник, со сломанным носом и несколькими тяжелыми серьгами в одном ухе. — Ты проиграл и обяшан шпуштитьшя в Белую штольню.

— Я не проиграл! И ты это шнаешь, Анум-Дараван!

— Не имеет шначения, што шнаю я. Имеет шначение только шлово главы рода. Ты вернешьшя ш нами и понешешь накание. Ты пошледний, кто еше шпашаетшя бегштвом. Твои воины штонут в кандалах в Белой штольне.

— Я боле не глава клана, — опустил голову Гуран-Абур. — Я принеш клятву верношти шеловеку.

Он показал пронзенную руку.

Взгляд Анум-Даравана скосился на меня.

— Шеловеку? — в его голосе звучало удивление. — Ты надеешьшя полушить право на повторную игру?

— Да.

Странно, но боль, только что терзавшая руку, стала резко стихать.

— Ты глуп, шеловек! — подошел ко мне Анум-Дараван. — Тебя унешут ш поля, а потом отправят в Белую штольню. Шобиратешь, мы идем в Княжьей горе.

Два десятка двоедушников расступились, разбрелись по селению. Я следил за ними с неприятием. Они ходили по моей земле, с тупым равнодушием заглядывали везде, куда считали нужным.

Я мельком глянул на раненую ладонь и обомлел. Рана затягивалась буквально на глазах.

— О чем вы говорили? — спросил Гуран-Абура. — О каком поле речь?

— Мой клан проиграл в игре раздряга и потому долшен отправитьшя в Белую штольню. Но наш опоили! — его кулаки сжались. — И даже так нам пошти удалошь одешать победу.

— И?

— Теперь ты вошдь клана и имеешь право потребовать повторной игры, — он вперился в меня пронзительным взглядом черных глаз. — Мы будем первыми!

— А отказаться можно? У нас и тут куча дел.

— Мошно, но это шмерть.

— Хорошая альтернатива, ничего не скажешь. Что за игра, какие правила?

— Нам надо идти. В дороге рашшкашу. И… — он помедлил, — прошу прошения, гошподин. Шря мы шли в этом направлении. Но ешли мы выиграем игру, все шахты, что потерял твой клан, шнова станут твоими.

— А что за шахты?

— Уголь, шелешо.

— Железо?

— Да.

Заманчиво, конечно. Только что-то мне подсказывало, что неизвестная игра не станет легкой прогулкой. Типы, с ног до головы покрытые шрамами, вряд ли балуются шашками или настольным теннисом.

— Они, — Гуран-Абур указал на домовых, — могут оштатьшя. От них в игре не будет помоши, а главе рода до них нет дела. А вот шители воды помогут.

Я помнил по карте Зосимы, где располагалась Княжья гора. Далеко. Но что куда хуже — по пути к ней почти не было водоемов.

— Они останутся, — я подошел к Анум-Даравану и указал на русалок. Гуран-Абур говорил, что без слова главы рода "своим" ничего не грозит. Я же вроде как стал своим. Значит, пока опасаться нечего. В теории… На практике же горло пересохло, с трудом удавалось говорить четко, не выказывая страха. — Им нужна большая вода, без нее не дойдут.

— А ты дершок, шеловек, — усмехнулся двоедушник и оскалился, продемонстрировав отсутствие половины зубов. — Дело твое. Но для игры требуетшя пять учаштников. Ты проиграешь — и мы вернемшя. Шелень и влага — отвратно, но мешто Духов… они ше не покинут его, так?

Что ж, глупо было надеяться, что уроды не пронюхают о содержимом каменных развалин.

Я очень не хотел, чтобы Найдена отправилась с нами. Но слова князя и господина на этот раз не возымели действия. Переупрямить ее не удалось. Ну а ендарь — он ничего не спрашивал и не отвечал. Просто собрался быстрее всех и ожидал с мешком за плечами.

— Силу предков вам в подмогу, — негромко проговорил подошедший Зосима.

— Спасибо. Возможно, вам будет лучше уйти, пока мы не вернемся.

— Это наш дом. А из дома негоже бежать, завидев первую опасность. Ни о чем не беспокойся. Мы сдюжим.

Я кивнул и ушел.

Дорога предстояла долгая и трудная. Впрочем, скоро оказалось, что куда более трудная, чем предполагал. Но и куда менее долгая.

Каждому из нас, кроме ендаря, предоставили по чешуйчатому скакуну — часть погони остановилась на лесной поляне, примерно в полукилометре от Сызновграда, а с ними и запасные "ящеры".

На поверку создания оказались весьма тихими и покорными, даже с нами — чужаками. На спине каждого из них толстыми кожаными ремнями крепилось седло со спинкой, а также пара седельных сумок. В последние мы сложили свою нехитрую поклажу, включая оружие и доспехи. Двоедушники поступали так же — на марше всей их одеждой оставалась металлизированная юбка.

Только теперь я обратил внимание, что ни у одного из них нет на теле волос. Даже намека. Абсолютно голая кожа, лоснящаяся от пота.

Поначалу ехать верхом было приятно и интересно. Скакун практически не нуждался в управлении — просто следовал за вожаком, на котором восседал Анум-Дараван. Аеш пристроился на седле передо мной, вцепился в луку и со смесью восторга и опасливости крутил по сторонам головой.

— И как им только даются эти твари, — произнес он с восхищением. — Человеки сколь пупы ни рвали, сколь слюнями не исходили, а не сумели их приручить.

— А кто это?

— Знамо дело — василиски. Еще те ищейки. Стоит тебе тут обделаться, они учуют у самих гор Ожидания.

Интересно, в моем представлении василиски — это смесь петуха и змеи. А тут обычные ящерицы, разве что большие и очень воспитанные.

Первое приятное впечатление от поездки быстро улетучилось. В седле немилосердно трясло, и я, как человек никогда не ездивший верхом, ощутил всю прелесть стертой в кровь задницы и внутренней поверхности бедер, а также ломящей спины. Кавалькада двоедушников не останавливалась бы до самого вечера — при необходимости каждый из них замедлял движение, спешивался, а потом быстро догонял основную группу. За нами же следили. Потому каждый поход до ветру сопровождался общей недолгой остановкой. Поначалу это немного выводило из себя, но потом стало абсолютно плевать. Любая возможность пройтись своими ногами и отдохнуть от неослабевающей тряски воспринималась мной райским удовольствием. К исходу дня думать мог только о болезненно ноющей промежности.

На месте ночевки безвольным кулем вывалился из седла и какое-то время просто валялся на траве, ощущая ее прохладу. Двоедушники радостно ржали над никчемным человеком, неведомо как сумевшим исцелить место Духов. Мне плевать хотелось на эти смешки. Чувствовал себя разбитым и больным, будто весь день просидел в кипящей кастрюле. С большим трудом добрался до костра, разложенного Гуран-Абуром и его воинами. Думаю, он не раз успел пожалеть о своем выборе и признании меня своим вождем.

"Интересно, а свергать вождей у них принято?"

Похоже, изо всей группы самым дохлым и неподготовленным оказался именно я. Вернее сказать — только я.

— Небось, хозяйство себе по самые уши стер, — участливо проговорил Аеш. — Есть будешь?

— Позже.

— Смотри, а то ничего не останется. Твои новые друзья жрать горазды.

— Неужели больше тебя?

— Я к нему со всей душой, а он так… — делано обиделся ендарь.

— Иди-иди, — послышался голос Найдены, — они как раз пробу снимают.

Аеш вскинулся, почти бегом бросился к троице двоедушников, занятых приготовлением в металлическом котелке чего-то пахнущего мясом и душистыми травами.

— Отойдем… — Найдена протянула мне руку.

— Извини, я немного не в форме, — усмехнулся я.

Она вздохнула.

— Идем, говорю. Лечить тебя стану.

Как же хорошо было лежать, как же тяжело вставать. Мы отошли шагов на десять.

— Снимай порты. Зосима как знал — передал тебе гостинец. Сказал — ты у нас нежный и ранимый, как девица.

Найдена широко улыбалась. Она держала в руках раскрытый мешочек с какой-то густой субстанцией.

Я молча повиновался. Сил на споры не осталось, а обижаться глупо, когда староста прав. Нормальные путники вон чуть не вприпрыжку бегают, собирают хворост, один князь изволит печалиться и рожу от боли кривить.

Она осторожно растерла мои раны. Мазь быстро успокоила кожу, сняла болезненные ощущения. Не сказать, что готов был тут же скакать еще три ночи и три дня, но ходил уже нормально, а не как беременный гиппопотам. Даже аппетит появился.

— Ты хотел рассказать мне об игре, — напомнил Гуран-Абуру.

Тот довольно ощерился.

— Раздряга — игра древняя. Еше мой прадед играл в нее и уше тогда нашывал ее древней. Мы народ небольшой, потому воевать друг ш друшкой негоше. А шлучаетшся — нету шил никаких, как охота дать шошеду по морде. Любое убийштво швоего, ешли оно не одобрено главой рода, — прештупление. И ешть ему одно наказание — Белая штольня. Шивыми из нее выходят немногие. Мешяц работ — не больше. Но и этот шрок выдершивают не вше. Раздряга пошволяет дать шошеду по морде и не понешти за это кару. Игра ошень проштая. Имеетшя ровное поле, кобь и две штороны, в кашдой по пять учаштников.

— Кобь?

Двоедушник задумчиво покрутил перед собой руками, пытаясь что-то показать. Затем сильно растопырил пальцы, развел ладони. Получилось нечто вроде шара или мяча.

— Кобь делаетшя из коши василишка…

Я чуть было не заржал в голос. Несчастная кошка василиска.

— … и набиваетшя швешими внутренноштями.

— Гадость, какая! — фыркнул Аеш.

Гуран-Абур только плечами пожал.

— Цель — донешти кобь до шита противника. Противник ше мешает это шделать.

— До щита? — уточнил я.

Двоедушник кивнул.

— Американский футбол получается… Правила какие?

— Правила? — Гуран-Абур почесал переносицу. — Ну да… никакого орушия. Игра идет до пяти копей. Того, у кого в руках кобь, мошно оштанавливать любыми шпошобами. У кого коби нет — трогать запрешаетшя.

— Что значит любыми? — ендарь замер с поднесенной ко рту деревянной ложкой.

— Любыми. Бить, толкать, душить, ломать…

Я прикинул габариты двоедушников и свои. Каждый из них весил килограммов под сто, а то и больше. Каждый с детства участвовал в этой занимательной игре. Какие плюсы у меня?

— А давайте сбежим, — прошептал Аеш. Содержимое ложки полилось ему на грудь, но ендарь ничего не заметил.

— Вашими кишками набьют шледуюшую кобь, — спокойно сказал Гуран-Абур.

— Не думаю, что им удастся тебя догнать, — сказал я ендарю. — Так что самое правильное — уходи ночью.

— Как я потом Зосиме в глаза посмотрю? Этот сучок корявый меня со свету сживет.

— Он поймет.

Аеш, наконец, обратил внимание на пустую ложку и на похлебку, растекшуюся по его одежде.

— Схожу с вами, гляну одним глазом, что за чудеса нынче на Княжьей горе творятся. Опять же — вас, дурней, одних и в кусты пущать не след. Без беды не воротитесь.

— Я б ему голову оторвал, — заявил Гуран-Абур. — Много яшыком чешет.

— Себе оторви, образина кудрявая, — тут же отозвался Аеш и замахнулся ложкой. — И неча зенками на меня зыркать.

Двоедушники разразились лающим смехом.

Эту ночь Найдена провела рядом со мной. Ей удалось улучить момент и отойти в тень, чтобы преобразиться в ворожею. А потом она просто старалась не попадать в отблески костров.

Мы вполне могли попытаться сбежать. Двоедушники выставили дозорных, но с умениями Найдены нам бы ничего не стоило бесшумно снять одного или двух, а потом брать ноги в руки и драпать так быстро, как только сможем. Но как далеко смогли бы уйти пешком от верховых? Тем более если у тех под рукой создания с отменным обонянием.

Следующий день для моей пятой ночки прошел значительно легче. Мазь почти полностью сняла воспаление и боль. С непривычки ныла спина, но терпеть вполне можно. Мы продолжали покрывать километры. Василиски двигались с поразительной скоростью. Они подминали молодой подлесок, легко преодолевали овраги и завалы мусора. Замедлились только, когда болота снова вступили в свою силу, и трясина потянулась к горизонту. Огромными червями они форсировали труднопроходимые участки, все дальше уходили на восток.

В воздухе снова повеяло гнилью и стоялой водой. Мошкара гудящим облаком преследовала наш отряд. И я с откровенным злорадством наблюдал за тем, как мелкие кровососущие твари донимают бывалых воинов.

На вторую ночь зарядил дождь. Моросящий, но затяжной. Тучи еще по вечеру обложили небо, но пролились лишь в темноте. Благо погода стояла теплая и особого дискомфорта излишняя влага не причиняла. Тем более что вскоре жарко стало всем.

За нами пришли ближе к полуночи. Первыми всполошились василиски. Поначалу они только глухо фыркали, но потом принялись рваться в привязи, рыть лапами землю. Двоедушники разом повскакивали, похватали броню и оружие. И вовремя.

Умруны атаковали почти в полной темноте, совершенно бесшумно и сразу со всех сторон. Как и тогда, на сухом островке, на пути к хранилищу жезла Духов, они сначала окружили лагерь, а потом рванули к вожделенной плоти.

Рев умрунов, почуявших кровь, слился с боевым воплем двоедушников. Сталью и стойкостью встретили те ночное нападение.

Вопль ендаря заставил подпрыгнуть на месте. Я с силой обхватил магический камень, высвобождая силу ауры. Ночь осветилась белым светом. Сразу две худые твари, чьи гнилые внутренности просвечивали сквозь прозрачную кожу, ухватили Аеша за ноги и тащили прочь. Ендарь извивался и матерился, но высвободиться из рук болотных тварей не мог.

Не раздумывая ни секунды, бросился следом. Аура охватила пару умрунов, тут же превратила их в пепел. Не переставая материться, Аеш вскочил на ноги. Его глаза вылупились чайными блюдцами. Того и гляди вылезут из орбит.

Я осмотрелся, выискивая взглядом Найдену, но девушки нигде не было. Троица двоедушников во главе с Гуран-Абуром бросилась ко мне, встала, собираясь защищать.

— Пусть все собираются в круг света. Сюда они не войдут.

Гуран-Абур посмотрел на меня с недоверием, затем издал звук, больше похожий на вой голодного волка. Ответ не заставил себя ждать. В ответ со всех сторон раздался тот же вой, только более отрывистый — к нам начали стягиваться другие воины. Медленно, выстроившись неровным кругом, они пятились, отмахиваясь от выныривающих из темноты умрунов.

— Ты не скащал, что мудрец, шеловек, — весело проговорил Анум-Дараван. По его клинку стекала черная кровь.

— Ты не спрашивал.

— Люди полны шюрпризов.

Неожиданно что-то изменилось. Умруны, до того переминавшиеся с ноги на ногу на границе света и срезаемые там двоедушниками, взвыли куда громче и отчаяннее, чем недавно Гуран-Абур. Будто сотня неупокоенных душ стонет в застенках холодного склепа.

Дождь усилился, а вместе с ним поднялся сильный ветер. В лицо били крупные капли, мешали рассмотреть то, что надвигалось на нас из темноты.

Умруны отпрянули — и тут же вокруг каждого из них начало проявляться какое-то черное свечение.

Двоедушники стихли.

— Предки нам в помощь… — раздался неожиданно громкий шепот Аеша.

Умруны точно горели, источая черный зловонный дым. В его клубах они шагнули к ауре… и не распались пеплом.

"Ой-ой…"

Двоедушники ударили сталью, отбросили первый ряд напиравших тварей, но те (вспоротые, с рассеченными телами) не рухнули без движения, а развернулись для новой атаки. Их пустые глаза светились зеленоватым светом, а рты кривились в оскале.

Воздух, отравленный черным дымом, сгустился — не продохнуть.

— Она здесь! Она здесь! — надрывно кричал ендарь.

— Кто!

— Их родительница! Она защищает свое проклятое потомство. Убей ее! Убей… Камень ее возьмет!

Очертания твари я видел, но приближаться та не желала.

— Мне нужна поддержка! — проорал на ухо Анум-Даравану. — Видишь? — указал в сторону громадного темного пятна. — Мне надо туда!

Двоедушник не стал спорить и расспрашивать, что-то отрывисто рявкнул воинам, и те дружно ударили щитами. Несколько умрунов перед ними осело наземь.

— Быштро!

Я выхватил свой меч. Пришло время использовать не только магию, но и обычную сталь.

Будто почуяв наш маневр, умруны усилили натиск. Сразу несколько десятков тварей навалились на щиты двоедушников. Мечи воинов вязли в телах — и этим тут же пользовались более проворные гады. Их руки находили бреши в стальной защите, впивались в плоть. Все чаще слышались крики боли, все чаще двоедушники падали, чтобы уже не подняться.

Темное пятно начало отдаляться.

— Не успеваем! — закричал я. Моему мечу тоже досталось работы. Рубить и добивать вполне можно и без специальных навыков.

В спину умрунам что-то врезалось. Быстрое и смертоносное.

Мои губы невольно расползлись в улыбке.

Найдена! Кто же еще. Живая!

Нескольких голодных тварей аж в воздух подкинуло, разорвало на куски.

Воодушевленные неожиданной помощью, двоедушники ускорились. Им удалось пробить узкий коридор в рядах нападающих, за которым, шагах в десяти, продолжала пятиться "мамаша".

Не давая себе времени передумать, я бросился вперед. Не знаю, была ли эта "мамаша" когда-то человеком или, подобно лиху, пришла вслед за болезнью. Она походила на огромного толстого червя, чья белесая, в кольцах и слизи, туша плавно переходила в человеческий торс. Две пары тонких рук разведены в стороны, а на уровне больших отвисших грудей пульсирует черный сгусток. Вроде того, что использовала ворожея. На сильно распухшем лице ярким зеленым светом горели глаза.

Все это я увидел за ту пару секунд, что преодолел разделяющее нас расстояние. Первой мыслью было ударить в червячью тушу, но уже на самом подходе передумал. Не знаю, почему. Повинуясь внезапному порыву, выпрыгнул так высоко, как мог, и ударил сверкающим клинком в сгусток. Сталь прошила его насквозь, вонзилась в грудь болотной твари. Та раскрыла рот, полный кривых желтых зубов, завизжала так, что у меня заложило уши. Ее кожа начала стремительно чернеть, покрылась лопающимися пузырями.

Защищая свои творения, она оказалась не в состоянии защитить себя.

Я попытался загнать меч глубже, но получил сразу с двух рук удар в челюсть, опрокинулся. Голова гудела, но валяться нельзя. Не сейчас. Вскочив, снова бросился к "мамаше". Увернувшись от судорожной попытки отмахнуться, вцепился в рукоять меча, вырвал его и тут же рубанул сверху вниз, отсекая твари левую пару рук. Новый вопль заставил поморщиться. Такое ощущение, будто лопнули ушные перепонки.

Она пыталась отползти, пыталась заслониться от выжигающего ее тело света, но не могла. Продолжая визжать, судорожно завертелась на земле.

Выждав момент, рубанул ее по шее. Голова отделилась от тела, откатилась в сторону.

Пусть и тварь болотная, а ни к чему лишние мучения.

Дым над умрунами рассеялся без следа. Только в воздухе осталась удушливая вонь, которую не мог смыть дождь. Я побежал к сражающимся. Без защиты голодные твари снова стали уязвимы к ауре магического камня. Пепел от их тел поднимался в воздух и тут же опадал, прибиваемый каплями дождя. Прошло совсем немного времени, прежде чем мы смогли опустить оружие и вздохнуть свободно.

Победа!

— Я бы отпуштил тебя, шеловек, ешли бы в этом был толк, — подошел ко мне Анум-Дараван. — Ваш вше равно отышут. Не мы, так другие. Шлишком много шапаха для вашилисков. Ты неопытен и неуклюш. Не знаю, как шмог дошить да шего дня. Но ты был ошень полезен. Шнай, пред глашами главы рода мое шлово будет ша тобой.

— Спасибо. Но полезен был не только я. Весь клан.

— Шамо шобой.

За ночь мы потеряли пятерых двоедушников убитыми (троих из которых, часовых, умруны сняли первыми — без шума и свидетелей), еще с десяток получили ранения разной степени тяжести. Но реально на грани жизни и смерти пребывал лишь один.

В общей кутерьме порядком потрепали Аеша. Он очень неудачно попал под ноги сражающимся воинам, и я даже было подумал, что несчастный отдал богам душу. Нашел его втоптанным в землю, покрытым грязью, с кровавыми разводами на лице.

— Эти кобели лысые меня убили, — пожаловался ендарь, когда я аккуратно достал его из импровизированной могилы. — Чтоб их немощь поразила, козлоноги криворылые.

— Успокойся, они же не специально.

— Чертополоха куст каждому из них в зад.

— Говорил, надо ему голову оторвать, — послышался голос Гуран-Абура. Двоедушник тихо подошел со спины. Его лицо рассекала глубокая, все еще кровоточащая полоса, левый глаз отсутствовал.

— Предки услышали мои молитвы, — повеселел Аеш. — Хоть одну гляделку выковыряли.

— Шутит, — на всякий случай пояснил я.

Гуран-Абур кивнул и ушел. Как оказалось чуть позже, один из двоих его воинов получил серьезную травму руки. Умруны не только оттяпали от нее большой кусок плоти, но и умудрились перекусить кость предплечья.

Дождь закончился только к утру. Потому вся ночь прошла без сна. Найдена еще некоторое время после конца схватки бродила в окрестностях лагеря, добивала оставшихся тварей. Потом вернулась.

— Ты как всегда всех спасаешь, — сказал я.

— На этот раз ничего не сделала, — ее улыбка обнажила острые белые зубы. — Не больше, чем каждый из них.

Большой проблемой стало массовое бегство василисков. Эти огромные ящерицы, которые, как танки, штурмовали лес и болото, оказались жуткими трусами перед лицом хищников, порожденных трясиной и болезнью. Почти все наши "скакуны" рассеялись по окрестностям и, лишь успокоившись, ближе к утру, начали снова собираться в лагерь. В итоге мы потеряли несколько светлых часов, прежде чем собрали столько василисков, сколько требовалось для дальнейшего путешествия.

Своих мертвецов двоедушники погрузили на спины больших ящериц, надежно привязали. Даже тех, от кого почти ничего не осталось, — часовых. Их умруны успели обглодать почти до чистых костей, растащить по кускам.

— А почему они называются двоедушниками? — уже в дороге я тихо поинтересовался у Аеша, пытаясь вернуть ему нормальное расположение духа.

Тот снова сидел передо мной и продолжал злиться на весь мир.

Ендарь отмахнулся, тяжело вздохнул, но спустя несколько минут все же ответил.

— Человеки они в прошлом.

— Как это?

— Как-как? Живет человек — никого не трогает, богам молится, приветлив и учтив. Ан не так он прост. Как спать ляжет при полной луне, душа его наизнанку вывернется — да и ходу из тела бренного. Бродит по соседям, по дорогам да улицам. Ищет, с кем поговорить, кому излить печали да тревоги. Только язык человечий уже и не помнит. Все больше лает, аки пес подзаборный. И чем дольше не понимает его человек, тем сильнее серчает душа, тем злее становится ее лай. Человек, может, и рад бы выслушать да совет добрый дать, а не может. Тут-то душа его и обнимает, всю жизнь до капли вытягивает. А уж насытившись, обратно к родному телу топает. Мертвеца-то по утру отыщут — да ужо не спасти. Холоден, что сосулька по зиме. Глаза огромные, распахнуты, что твои ставни. И смотрють на всех, пужают.

Забывшись, Аеш оживился.

— Ох, и не просто такого двоедушника отыскать. Только один способ простым людям и дан — буди друзей своих да родственников в полнолуние. Коли не проснется, лежит телом недвижимым — вот, он, злыдень поганый. Хватай его да на костер.

— И многих сожгли?

— Думаю, достаточно, — весело отозвался Аеш. — Потому все больше таких тварей появляться стало. На место каждого изничтоженного двое встают. Вот и дума многоумная пред мудрецами человеков встала. Долго думали, а нашли способ избавиться от поганцев. Готовились, распевали заклятия — и в одно из полнолуний произнесли главные слова. Тут-то все вывернутые души, возьми, и в телах своих останься навсегда. Да только столько в них злобы и сил скопилось, что человечья плоть не сдюжила, поддалась черной погани — изменилась. И вот просыпаются поутру добрые люди, а с ними в горнице тварь лежит, зубища скалит, да вместо слов понятных только лает.

— Вроде не очень хороший выход.

— Разве все усмотришь да удумаешь? — пожал плечами Аеш. — Многих таких оборотней тут же на вилы и подняли. Со слезами да проклятиями. А иные, не будь дурнями кривоногими, сбежали подальше. Там и жили, к человекам носа не казали. Ну а со временем язык вспомнили, но страхолюдами так и остались. Чтобы не прозябать в одиночку, собрались родами. С тех пор и жили — все больше на землях пустых да диких. От человеков подальше.

— Видимо, потому и своего убивать нельзя, — предположил я. — Слишком много опасности извне.

— Истинно так. — Он немного помолчал. — Вот только в голову не возьму, как они на Княжьей горе оказались? Не то крепость взяли?

— Какую крепость?

— Место там особое. Издревле князья, что в ссоре и распрях погрязли, там могли встретиться. Без дружин и подмоги. Один на один, но без оружия. Хочешь — говори, хочешь — морду друг другу бей. Никаких уловок. А за всем волхвы следят. Уж ежели решились оставить за вратами крепости суету и уединиться разговором — позабудьте об уловках.

— А то что?

— Дождь, град, сильный ветер, снег… Волхвы повелевают погодой, и им хватит сил урезонить многих молодых да ретивых.

— Думаешь, волхвы все еще в крепости?

— Не ведаю. Двоедушники не сумели бы их изгнать. Значит, стали владетелями уже пустых стен. Нам от сего проку мало.

— Почему?

— Волхвы не вмешивались в дела человеков. Никогда, насколько известно мне. Они всю жизнь проводили в самовольном заточении, искали тайны этого мира. А быть может, и не только этого.

— Значит, если их там нет, возможно, сохранились какие-то записи?

Ендарь задумался.

— Двоедушники никогда не являли тяги к знаниям сверх меры. Им те записи ни к чему. Скорее, пустили на костры да грязные зады.

— Жаль, было бы интересно узнать, что именно они изучали.

— Не след думать о глупом. Нас ожидает игра — вот это дюже отменная причина раскинуть мозгами.

— Что о ней думать?

И без размышлений понятно, что дела из рук вон плохо. Если учесть, что игра подразумевает по пять участников с каждой стороны, то мы априори проиграли. Если отсутствие одного глаза Гуран-Абура вряд ли скажется на его стремлении в реванше, то тяжелое ранение в руку его собрата лишает нас даже минимальных шансов на адекватное сопротивление.

Я скосил взгляд на ендаря. Хоть его заменой ставь. А что — маленький, юркий — глядишь, между ног у верзил проскочит.

Днем тучи расступились, и солнце обрушило на болото всю свою испепеляющую ненависть. Тяжелые пары поднимались в дрожащем воздухе, гудящем от мошкары. Наверное, третий день стал самым сложным и выматывающим за все время путешествия. Даже в первый день, когда мой зад стремительно стирался о жесткое седло, практически постоянно дувший прохладный ветер хоть как-то скрашивал тяжелую поездку. Теперь же духота, жара и тучи мелких кровопийц буквально сводили с ума. Передвигайся мы пешком — не избежали бы рукоприкладства. Двоедушники, крепкие и привычные к тяготам, все больше отмалчивались, сводили любые контакты к минимуму. Даже одна случайно брошенная фраза вполне могла послужить началом потасовке. Этому я стал свидетелем, когда один из воинов остановил своего василиска и отошел в сторону ближайших кустов. Вслед ему прозвучало что-то отрывистое. Послышались смешки. Обиженный двоедушник, позабыв о причинах своей остановки, развернулся и метнул в обидчика подхваченный тут же камень. Еще бы немного — и оба схватились не на жизнь, а на смерть. Лишь вовремя подоспевший Анум-Дараван урезонил горячих парней всего парой злобных выкриков.

— Звери, что с них взять… — прошептал мне Аеш. — Ох, и непросто смирить свою сущность. Когда было две души — звериная натура нет-нет, а поддавалась человеческой, отступала.

— Откуда вообще звериная взялась?

— То лишь богам ведомо, — пожал плечами ендарь.

На следующий день жара немного спала, болотная жижа начала отступать, а на горизонте показались горы. Пока они, прикрытые белесой дымкой, выглядели далекими и невесомыми, но к вечеру четвертого дня стали отчетливыми, поднялись во всем своем величии. Изменился и окружавший нас ландшафт — все чаще попадались сухие островки земли и даже нагромождения камней.

Почувствовав близость родных мест, двоедушники повеселели. Не скажу, что разделял их чувства. Дорога порядком вымотала, но уж лучше бы она продолжалась, чем оборвалась хоть и ожидаемо, но малоприятно.

Весь пятый день занял штурм каменных троп. Впрочем, те места, по которым мы шли, тропами язык поворачивался назвать далеко не всегда. Василиски с завидной ловкостью удерживались на очень крутых поверхностях, без видимых усилий подтягивали свои тела все выше — к холоду и разреженности. И что странно — за все время нашего путешествия они ни разу не ели. Пить — пили, но никакой твердой пищи. Как такое возможно? Сколько энергии тратят, а восполнения никакого.

Крепость открылась передо мной внезапно. Только-только мой василиск карабкался по каменистому отрогу — и вот уже стоит на ровной площадке, поросшей темно-зеленой короткой травой. Порыв пронизывающего ветра ударил в лицо, принес запах снега. Удивительное ощущение, если вспомнить, что всего пару дней назад жара плавила мозги. Хотя, возможно, запах снега мне и почудился.

Крепость, в которой когда-то жили волхвы, вырастала прямо из скалы, которая устремлялась вверх еще на добрых триста метров. Полукруглая стена, сложенная из массивных каменных блоков, пара дозорных башен, единственные ворота, сейчас наглухо закрытые. По периметру всей стены — ров. За стенами виднелись какие-то здания, но немного. Скорее всего, основные постройки находятся в теле скалы.

Учитывая сложность подъема и открытую, хорошо просматриваемую территорию перед воротами, любая попытка взять крепость штурмом заставила бы захватчиков умыться кровью. А если защитники способны обрушить на твою голову ветер или град — шансы выйти из схватки победителем резко уменьшаются.

Мы приблизились ко рву, остановились напротив ворот.

Анум-Дараван достал из седельной сумки кривой рог, дважды приложился к нему, вызывая протяжные звуки подыхающего слона. Некоторое время ничего не происходило. Крепость стояла, точно мертвая.

— Корявую метлу им в зад, — процедил Аеш. — Спят, что ли?

Будто в ответ на его вопрос раздался жуткий скрежет — подъемный мост начал опускаться. Откровенно говоря, входить в стены крепости совсем не хотелось. Мрачные и холодные, они не сулили ничем хорошим.

То, что двоедушники здесь всего лишь гости или временные жильцы, стало понятно сразу. Мост пребывал в крайне запущенном состоянии: поддерживающие его цепи покрылись толстым слоем ржавчины, а доски прогнили и выглядели крайне ненадежно. Внутренний двор встретил нас грудами мусора и камня. Здесь, похоже, за последние две-три сотни лет вообще не убирались. Многие здания развалились, либо находились в аварийном состоянии. На некогда мощеных улочках виднелись трещины и даже целые провалы. Пожалуй, здесь опасно просто стоять. Того и гляди, что-нибудь рухнет или обвалится.

Хорошее место для созерцания окружающего мира и долгих раздумий (в прошлом, разумеется), когда крепость поддерживалась в надлежащем виде. Я не заметил следов каких-либо украшений, вроде барельефов или росписей. Все они могли кануть в лету, но отчего-то казалось, что ничего подобного тут и не было. Простые аскетичные строения в несколько этажей. Только одна особенность — с прозрачными крышами. По крайней мере, одно. Оно все еще возвышалось в самом центре двора — широкое в основании и значительно более узкое на самом верху. Ни единого окна. Создавалось ощущение, что в ее центральную часть когда-то попал снаряд — огромная дыра открывала внутренние помещения и часть лестничного пролета. От дыры вверх и вниз бежали трещины, которые под самой крышей превращались в настоящую паутину. За годы "паутина" сильно раскрошилась, в результате чего образовалось множество отверстий разного размера. Именно сквозь них я и разглядел стекло. Поначалу подумал, что крыши нет вовсе, но потом солнечные лучи, отразившись от остатков стекла, вспыхнули в отверстиях красным, синим и желтым.

Во дворе нас встречали, преградили дорогу. Пятеро двоедушников, в тяжелой броне, с арбалетами в руках. Еще пара десятков новых хозяев крепости расположились на стенах, за нашими спинами.

Анум-Дараван что-то прокричал на своем лающем языке, обернулся, указал сначала на Гуран-Абура, потом на меня.

Встречающая пятерка расступилась, пропуская нас дальше. Ворота начали подниматься, отсекая путь к отступлению.

Я оказался прав: двор крепости можно было считать лишь прихожей, основные же "комнаты" ожидали нас в плоти скалы. Огромная пещера встретила нас холодным спертым воздухом. Ни одного горящего факела, ни одного костра — и все же светло. Мягкий свет был повсюду, даже в самых дальних уголках, в ответвлениях и нишах. Первая мысль: светится сам камень. Но слишком уж однородным было освещение — что в центре пещеры, что под ее сводами.

Я хотел было спросить ендаря, но тот и сам замер, открыв от удивления рот.

Вскоре пришлось спешиться и оставшуюся часть пути проделать пешком, но уже не в полном составе. Воины Анум-Даравана нас не сопровождали — передали местному конвою.

— У меня мурахи по телу от этого места, — поделился Аеш.

Спорить с ним не хотелось.

Мы миновали пещеру, затем короткий коридор с деревянной дверью на скрипучих петлях и оказались в сущем холодильнике, каменные пол и стены которого покрывал слой наледи, а над головой висели толстенные сосульки. Сотни если не тысячи сосулек, каждую из которых не обхватить и вдвоем.

— Зал ишпытаний, — пояснил Гуран-Абур. — Кашдый из наш провел в нем шемь дней. Беш воды и питья. Шемь дней бдения и шхваток. Только так мы штановимшя мушчинами.

— Надеюсь, из нас мужчин делать не будут, — сквозь стук собственных зубов проговорил Аеш.

— Я тоже, — поддержала его Найдена.

Гуран-Абур только гоготнул.

"Холодильник" остался за спиной, выпустив нас в тепло и относительный комфорт. Вполне себе приличный зал, хорошо натопленный. Несколько грубых столов и лавок возле них, пол полностью завален шкурами. Воздух спертый. Запах — точно в зоомагазин зашел.

Глава рода ожидал нас, сидя в высоком деревянном кресле. Вокруг кресла — десяток вооруженных воинов. Глава был стар — сухой, сильно сутулящийся, с лицом, изуродованным парой крупных шрамов.

Первая часть разговора прошла без нашего участия. Двоедушники общались на своем языке. Отрывисто, зло, активно жестикулируя руками. Гуран-Абур что-то пытался доказать, но без видимого успеха.

Наконец глава поднял руку — и в зале воцарилось молчание.

— Шеловек, — проговорил он. — Волею трушошти и глупошти моего шобрата по крови ты штал швоим шреди наш. Никогда преште подобного не шлучалошь. Мы шлушили таким, как ты, ша деньги, но никогда не пришнавали иштинным главой. Ты — чушак в этих штенах, — его кулаки сжимались и разжимались. — Но я не в шилах нарушить шакон предков. Гуран-Абур пришнал тебя главой швоего клана. И, как новый глава, ты имеешь право вешти швой клан на новую игру. Воштановить чешть. Какого будет твое решение?

— Разве у меня есть выбор? Либо игра, либо смерть?

— Это выбор. Выбрав шмерть, ты вошштановишь чешть, а твои воины покинут Белую штольню, отработав в ней вшего четыре шедмицы.

— А если я выиграю?

— Твои воины покинут Белую штольню тотчаш. Ты вошштановишь чешть и вернешь шебе право на утраченные шахты.

— Игра.

Как по мне — выбора нет вообще.

Губы главы дрогнули.

— Доштаточно ли у тебя игроков?

"Ага, главный вопрос".

— Доштаточно! — опередил меня Анум-Дараван. — Шеловек отлично покашал шебя в болотах. Он и его шеншина ишвели тех, кто вкушил плоти моих воинов. Я в долгу у него. Мои воины штанут в игре ша его шпиной.

Я помалкивал, не стал уточнять, что они и сами вполне могли уничтожить мамашу умрунов, если бы проявили достаточно расторопности.

— Мы и беш того нарушили шлишком много шаконов! — вскочил на ноги глава рода. — Ешли хочешь — шам вштавай в игру на штороне шеловека, но не твои воины. У них не хватает вшего одного игрока. Мешто для тебя. Никакой шамены раненых. Но шена порашения тебе ишвештна.

Анум-Дараван не медлил с ответом ни секунды.

— Я вштану ш ним.

— Так тому и быть. Игра шлучитшя на рашшвете. И да прибудут ш вами предки.

Мы уже почти ушли, когда глава издал отрывистый рык. Я обернулся.

— Как твое имя, новый глава клана?

— Артем.

— Не пойму… — сказал я. — У каждого клана есть свои шахты?

После аудиенции нас вывели из зала (правда, другой дорогой) и препроводили в небольшую комнату, куда вскоре принесли мяса и воды. Анум-Дараван исчез где-то в пути. Я даже не заметил когда.

— Да, — кивнул Гуран-Абур.

— Тогда в чем проблема? Что за игры, в которых проигравший отправляется на работы?

Двоедушник немного помолчал, затем тяжело вздохнул и уселся прямо на пол.

— Мы долшны платить за вошмошношть оштаваться в этой крепошти.

— Чего?! — воскликнул Аеш.

— Плата невелика, но доштать ее непрошто. Это металл, что не штановитшя твердым.

— Ртуть? — спросил я.

Если действительно так, то опасность Белой штольни становится понятна.

— Шидкое шеребро, — покачал головой Гуран-Абур.

— Ну да, оно и есть. И кому вы должны платить?

— Они нашывают шебя Намештниками Духов.

— А подробнее?

— Много лет нашад они пришли к нам. Вшего трое. Мы не открыли перед ними ворота. Тогда они обрушили на нас горы. Крепошть пошатнулашь, но выштояла. Намештники могли бы уништошить наш, но не штали этого делать. Облашили наш данью. Четырешды в год мы долшны доставить в ушловленное мешто добытое шидкое шеребро. Раш в мешяц игра решает, чей клан шпуштится в Белую штольню. Но Вургл-Курум… — двоедушник разразился лающей бранью, — штоб его кишками набили кобь! Он пошел на хитрошть. Шнал, что им не выштоять шупротив наш. Я видел, как мои воины падают шамертво, а на утро еле волошат ноги. Я пыталшя докашать… — его слова снова перетекли в труднопонимаемый лай.

Я взял крынку с водой, которую нам принесли недавно, понюхал. Ничем не пахнет вроде.

— Кто-нибудь уже пил? И не надо. Не будем рисковать. И есть не стоит.

— Как же не есть?! — всплеснул руками Аеш, который как раз выбирал кусок мяса пожирнее.

— Своим обойдемся. Мало ли что… — Личных вещей и поклажи нас не лишили — и на том спасибо. — А с кем завтра играть будем?

Гуран-Абур нехорошо ощерился.

— Еше один шанш у наш — еше один шанш у Вургл-Сурума.

— Значит, точно своим обойдемся. Кстати, чем рискует Анум-Дараван? В чем цена поражения для него?

— Он лишитшя клана и отправитшя ш нами в Белую штольню.

— Понятно… Чего же вы не уйдете отсюда, раз должны платить за место?

— Шдешь бешопашно. Твари иш болот не бешпокоят. У наш ешть пиша и крыша над головой. Белая штольня — та плата, которую мы готовы платить ша то, чтобы оштаватьшя шдешь и дальше.

"Однако же после проигрыша ты сделал ноги, бросил своих… Обида от несправедливого проигрыша? Возможно… Но как-то натянуто. Уйти, чтобы сдохнуть в болотах, — отличная альтернатива месяцу работы".

Что-то в рассказе двоедушника не сходилось, но пока я решил не ворошить его секретов. Если что-то действительно скрывает — значит, имеет на то причины. Поживем — увидим, сейчас не время выяснять отношения.

— Предлагаю решить, что и как завтра делать будем…

Время — поганая штука. Когда хочется задержать мгновение, время несется взбесившимся паровозом. Когда торопишься и буквально зудишь от ожидания — тащится покалеченной улиткой.

Я ждал утра. За всю ночь (вернее, за то время, что мы провели в теле скалы) не спал ни минуты. Вроде бы и не мешал никто. Кругом ни звука, в меру тепло. Шкуры на полу не первой свежести, но после ночевки на болотах это совершенно не страшно. Но что-то тяготило. Поначалу гурьба разрозненных мыслей в попытке предугадать завтрашнюю игру, прикинуть варианты стратегии. А потом голова опустела, — и я просто лежал, смотря в потолок, вспоминая услышанное за день.

Мир, который после первых рассказов Аеша и Зосимы выглядел простым и понятным, постоянно преподносил сюрпризы. Одно дело, когда сила существ, обитающих с тобой на одной территории, соизмерима с твоими. Или ты хотя бы примерно понимаешь их природу и возможности. И совсем другое дело — создания, способные втроем поставить на колени целую крепость. Кто они? Зачем им ртуть? За те годы, что двоедушники выплачивают дань, наверняка "жидкого серебра" собралось приличное количество.

Жаль, но я не мог вспомнить, для чего алхимики древности использовали ртуть.

Наместники Духов… Название громкое, да и скрывает под собой, судя по всему, не уличных шарлатанов. Волхвов? Или это и вовсе не люди и не нелюди, а кто-то из болот?

— Тебе надо поспать… — Услышал тихий голос Найдены. Она сидела, привалившись спиной к стене — бледная, хищная.

— Не лезь завтра на рожон. Жаль, нельзя играть ночью.

Ворожея ощерилась.

— Обо мне не беспокойся. Дотянуть дотемна — а там все исцелится само собой.

— Все равно.

Гулкие шаги за дверью возвестили о приходе утра.

Ожидание подошло к концу.

К игровому полю вели какими-то узкими коридорами, а в конце концов, все равно вышли в уже знакомую большую пещеру. Прошли по улице внутреннего двора крепости, выбрались за стены. Что ж, можно было догадаться, что в качестве поля двоедушники используют поросшее травой пространство перед своим жилищем.

Из ворот выходили под трубные голоса рогов, звучащих со стен. Здесь же уже собрались зрители. Нас приветствовали свистом и унылым гулом, которые даже при большом желании нельзя принять за поддержку.

— Кажется, нам не очень рады, — сказал я.

— Вшя их шлоба направлена только на меня, — ответил Гуран-Абур. — Тот, кто утратил чешть, не доштоин увашения. Не принимайте эти крики на шебя.

— Как по мне — пусть бы они все разом обделались от недовольства, — сдержанно проговорил Аеш. Мне показалось, что выбираться за стены ендарю совершенно не хочется.

Нас догнал Анум-Дараван. Без брони и оружия, в одной металлизированной юбке.

— Ты еше мошешь откашатьшя, — сказал ему Гуран-Абур. — Это не твоя игра. Твоя чешть не шадета.

— Не думай, беглец, что я вштаю рядом ш тобой, — ответил тот. — Я вштаю рядом ш главой твоего клана. Твоя чешть для меня ништо.

Гуран-Абур резко дернулся, будто готов ударить союзника, но сдержался.

— Звери… — еле слышно подытожил Аеш и зыркнул по сторонам: услышали его двоедушники или нет?

Игровое поле представляло собой обложенный мелкими камнями прямоугольник, размерами с пару теннисных кортов. В самом центре уже лежал мяч — здоровый, больше баскетбольного.

Нас сопроводили к одной из коротких сторон поля, оставили готовиться. Приходилось подчиняться правилам и избавляться от доспехов. Нам с Найденой разрешили остаться в кожаных штанах и куртках.

Рев, раздавшийся на стенах, возвестил о приближении команды соперников. Их было десять. Все в металлизированных юбках, блестящих в свете восходящего солнца. Во главе шествовал двоедушник, ростом как минимум на голову выше всех остальных представителей этого племени, которых я успел встретить. Настоящий гигант.

— Почему их так много? — спросила Найдена.

— Шамена на шлучай тяшелой травмы, — пояснил Гуран-Абур. Он посмотрел на меня единственным уцелевшим глазом. — У наш нет права выходить иш игры.

— Понял уже…

Противники заняли противоположную сторону поля.

Я чувствовал, как по спине бежит холодок. То ли от пронизывающего холодного ветра, то ли от страха. Очень хотелось быть настоящим героем и не бояться, откинуть забрало, а потом с громкими матюгами броситься в бой.

Последним в воротах показался глава рода, а с ним двое плечистых двоедушников, каждый из которых нес по круглому щиту и целой связке не то коротких копий, не то просто палок.

"Интересно, а имя у него есть?"

Он не дошел до поля, преодолел примерно половину расстояния. Остановился и поднял руки. Зрители на стене стихли.

— Швободные шители Княшьей горы! — провозгласил громко. — Как шапишано много лет нашад на деревянных шкришалях нашими предками — долшно нам исбирать тех, кто шпуштитшя в лоно Белой штольни, дабы доштать оттуда шидкое шеребро. Но шеребро ядовито, потому повелели нам предки шменять друг друга, а выбор оштавить не на волю шлучая и не на пуштую ошередность. Выбор оштавить за раздрягой!

Зрители на стене взорвались одобрительным гулом.

Глава рода снова поднял руки.

— Шегодня наш штанут потешать… Вургл-Курум и Артем! Их воины шильны и быштры. Их воля — штальной клинок. Их цель — чешть клана и благополучие рода!

— Это ритуальные слова, или он специально для нас их припас? — спросил я.

— Кашдый рас он говорит што-то новое, но шмышл оштаетшя неишменным, — ответил Гуран-Абур.

Сопровождавшие главу рода двоедушники разошлись по обе стороны поля, положили щиты на траву, сразу за линией из камней. Сами же отступили чуть дальше. С собой они принесли все-таки копья. Их бросили на траву.

Перед тем как разрешить игрокам ступить в очерченный камнями периметр, каждого из них обыскали. Проблема возникла с моим магическим камнем. Объяснить "судьям", что тот физически снимается только вместе с головой обладателя, оказалось крайне непросто. В конце концов, они все же сдались, но предупредили, что малейший намек на использование магии тотчас отправит меня в Белую штольню.

Что ж, законно. В наших же интересах, чтобы участники игры придерживались правил.

— Выпейте это… — Анум-Дараван протянул мне и Найдене по небольшому стеклянному пузырьку мутного стекла.

— Что это?

— Уймет боль. На время. Беш этого не выштоите.

— Добро предлагает, — кивнул Гуран-Абур.

— Почему сами не пьете?

Анум-Дараван ухмыльнулся.

— Нет доверия — нет победы. Мы привышны к игре. Вы — люди. Вам будет больно. Шнадобье уймет боль шейшаш, но вернет ее пошше.

— Наркотик, что ли?

Двоедушник ничего не ответил.

— Ладно, давай…

Снадобье оказалось почти безвкусным, немного освежающим. По телу разлилась приятная расслабленность, но она быстро прошла.

— Теперь вы готовы, — продолжал ухмыляться Анум-Дараван.

Ветер бросил в лицо первые капли дождя. Небо стремительно затягивалось серым.

Наверное, ночью, пока не спал, надо было придумать какой-то громкий девиз или хотя бы клич, который поднял бы дух нашей команды до небес и придал ей уверенности. Но клича не было.

— Предки любят сильных, — повинуясь нахлынувшей решимости, сказал я. — Сильных телом, сильных духом, сильных разумом. Сделаем так, чтобы предки встали у нас за спиной и возрадовались своему выбору.

Двоедушники сверкнули зубами, оценив слова человека.

Мы выстроили клином. Друг напротив драга — две команды, два противника, один из которых в случае проигрыша будет обязан спуститься в ртутную шахту. Стимул не проиграть весьма велик.

На острие клина у нас встал Анум-Дараван, по бокам и чуть за спиной — Гуран-Абур и его воин, имени которого я не знал до сих пор. Последними стояли мы с Найденой. Наша задача — не лезть в откровенную мясорубку, а действовать по мере сил, опираясь на собственную скорость. Расстановка не совсем идеологически верная, так как на острие клина принято действовать главе клана, но мы наплевали на обычаи.

Зрители на стене стихли. Некоторое время ничего не происходило, лишь ветер полоскал нас напоенными дождевой влагой порывами. А потом раздался короткий рев горна.

Игра началась.

Два клина сошлись в ожесточенном желании завладеть мячом. С приглушенным рыком двоедушники молотили друг друга руками, пока мяч вдруг не вылетел на стороне противника.

Плохо!

Его сразу же подхватил игрок, по дуге бросился на нашу сторону. Я рванул ему наперерез. Пытаться вытолкать здоровяка за пределы поля — дохлое дело, а вот завалить… Прыжок в ноги застал его врасплох. В самый последний момент он отмахнулся, но сжатый кулак лишь рассек воздух. Я грохнулся на землю, обхватил его ниже колен. Что-то вскользь ударило по затылку, в глазах ненадолго потемнело, но своего я добился — двоедушник повалился, выставив руки перед собой. При падении он выпустил мяч, и тот тут же подхватила Найдена. Но не успела она сделать и пары шагов, как в нее врезался другой игрок. Оба вылетели за пределы поля.

Раздался рев горна.

Я бросился к Найдене, помог подняться. Несколько секунд ее глаза оставались мутными, затем прояснились.

— Нельзя стоять на месте, — улыбнулась девушка.

— Как ты?

— Хорошее снадобье.

— Шлабаки! — презрительно бросил двоедушник, только что сбивший Найдену с ног.

— Игра покажет, — я старался говорить как можно спокойнее.

Мы снова выстроились в центре.

Я видел, как Анум-Дараван дотянулся до мяча, как толкнул его назад — и тут же стоящий перед ним Вургл-Курум умудрился выпрыгнуть и в прыжке ударить коленом снизу вверх. Анум-Даравана будто ветром снесло — отбросило на несколько метров.

Возле мяча мы с Найденой оказались одновременно, оба, практически не сбавляя скорости, наклонились, чтобы подобрать его. Оба бросились дальше, уходя от свалки в центре поля. Противники не сразу сообразили, кого преследовать — и их промедления хватило, чтобы преодолеть примерно треть пути до вожделенного щита.

Мяч оказался плотным и тяжелым, а сквозь его швы выступало что-то скользкое.

Заметив движение двоедушника в свою сторону, немного сбросил скорость. Противник несся тяжелым паровозом и мог бы проломить стену. В последний момент я резко вильнул в сторону и прибавил шагу. Двоедушник не успел среагировать — проскочил мимо. Еще несколько метров — бросок. На этот раз с ног сбили меня, но мяч уже отправился к ожидавшей его Найдене. Итог заранее спланированной комбинации я сначала услышал и лишь потом увидел.

Рев горна возвестил о нашем первом копье — мяч лежал точно на щите команды противника, а Найдена возвращалась обратно. Ее лицо сияло.

На стенах послышались первые неуверенные крики поддержки.

Сбивший меня двоедушник выругался, проводил испепеляющим взглядом.

Снадобье Анум-Даравана действительно оказалось очень действенным. Ни намека на боль, хотя в грудь приложили знатно. Сам же двоедушник после удара коленом выглядел вполне бодро, довольно скалился, не обращая внимания на сильно разбитый нос.

Следующий розыгрыш мы проворонили. Противник поступил хитро: один из троицы, подхватив мяч, крутанулся на месте, обходя Гуран-Абура, — и рванулся вперед. Мы с Найденой тщетно пытались преградить ему путь. Здоровяк даже не маневрировал — разбросал нас, точно кегли.

Один — один.

Зрители ликовали так, что впору рухнуть и остаткам крепости, и скале.

Дождь резко усилился. Из ленивой измороси превратился почти в ливень. Но игру уже не остановить.

Рев горна — мгновение ожидания, попытка выискать глазами мяч. Вдруг Найдена рыбкой бросилась в кучу бьющихся в кровь двоедушников. Я тут же метнулся к ней. Резким движением ей удалось вырвать мяч из пальцев одного из противников, бросить его вверх и в сторону.

— Взял!

Обратить внимание на себя, подхватить мяч и бежать. Наперерез сразу двое, но один явно опаздывает. Куча в центре распалась. Я все больше уходил к краю поля, давая возможность своим занять выгодные позиции, а потом дернулся, давая понять, что сейчас брошу мяч. Двоедушник замешкался, уже готовый изменить траекторию бега и атаковать новую цель. На это я и надеялся. Теперь бежать. Оглашая поле злобным рыком и разбрызгивая вокруг себя фонтаны воды, под ноги бросились сразу двое. Перепрыгнуть через них было нелегко, но мне удалось. С огромным трудом не кувыркнувшись вперед носом, миновал оставшуюся часть поля, добрался до щита.

Два — один.

Благожелательные выкрики на стене слышались даже сквозь шум дождя. Уж не знаю, что они оттуда видели, но смена настроения зрителей не могла не радовать.

В следующем розыгрыше мяч снова достался нам. Сначала мне, затем броском через половину поля Найдене. Одно плохо — она никак не успевала к щиту. Ее оттесняли к границе поля и вполне могли снова выбросить, если бы девушка не финтила. Подвела размокшая почва. Найдена поскользнулась и упала, при этом успев вынести мяч за узкий край площадки.

Игру продолжили с того же места, но выстроились в две шеренги, друг напротив друга, а один из "судей" высоко подкинул мяч над нашими головами. Нечто подобное я видел в американском футболе и потому заранее предупредил Гуран-Абура, как тому действовать. Стоило мячу подняться в воздух, двоедушник подхватил меня и с силой вытолкнул вверх. Мне сопутствовала удача: обхватив мяч руками, грохнулся за спинами противника. Оставалось самая малость — добраться до щита.

Три — один.

Счет приятный, но расслабляться нельзя ни в коем случае.

Рев горна — и противник с мячом обходит нас по краю Найдены. Я только-только успел развернуться, чтобы бежать на подмогу, когда в голову что-то врезалось. Меня швырнуло лицом вниз, протащило по склизкой земле. Во рту появился привкус крови.

— Лушше не вштавай… — расслышал приглушенные звоном в ушах слова, а вслед за ними рев зрителей.

Три — два.

Но ведь это нечестно! Атаковать игрока, у которого нет коби, — запрещается! Мне помогли подняться. В затылок будто гвоздь забили. Боль пробивалась даже сквозь блокировку снадобья.

— У меня не было мяча, — проговорил, отплевываясь.

— Атаки на тебя никто не видел, — сказал Гуран-Абур. Его лицо покрылось большими кровоподтеками, единственный глаз начал заплывать. — Терпи. Мы еше мошем одершать победу.

Холодный дождь помогал сохранять трезвость сознания. Грязная игра — этого следовало ожидать.

Следующий розыгрыш затянулся надолго. Мяч несколько раз переходил от одной команды к другой. Причем противники использовали любую возможность, чтобы вывести нас из строя. Не в открытую, но и не сильно таясь. В ход шли кулаки, пинки, толчки. Мы не имели права попадаться на подобных нарушениях, потому пришлось удвоить бдительность — следить не только за игрой, но и за возможными провокациями соперника.

Анум-Дараван завладел мячом, но не успел им распорядиться. Его окружили, ударили по ногам. Гуран-Абур бросился на помощь товарищу по команде, но до мяча добраться не сумел: его встретили плотной стеной, причем мяч уже находился в руках одного из противников. Я услышал хруст кости, сдавленный вопль. Одноглазый двоедушник корчился в грязи. Но атака все равно захлебнулась. Воин, имя которого я не знал, тяжелым ядром врезался в уже было разгонявшегося обладателя мяча. Порядком отяжелевшая кобь плюхнулась в грязь. К ней бросились оставшиеся на ногах, но я оказался быстрее. Прыгнул руками вперед, проскользил на брюхе, но до мяча добрался. Теперь успеть развернуться, отбросить его прочь. Найдена — умница! Оказалась в нужное время в нужном месте. На меня сверху грохнулась туша двоедушника, впечатывая в землю. Воздух покинул легкие. От донесшегося с крепостных стен вопля одобрения мог бы расколоть горы.

Четыре — два.

— Я шмогу… — упрямо твердил Гуран-Абур, но поврежденной рукой пошевелить не мог.

Анум-Дараван тоже выглядел неважно: постоянно отплевывался кровью, но хотя бы уверенно стоял на ногах.

— У нас есть замена, — проговорил я. — Небольшая, но такой никто не ждет…

— Ты же шутишь, да? Шутишь? Я знал, что шутишь… Мы же в шутку об этом говорили… — ендарь нехотя плелся за мной к центру поля.

— Осталось всего одно копье. Без тебя мы проиграем.

Последние слова явно подзадорили его самолюбие, но страх все еще пересиливал.

— Смерти моей хочешь? Смерти? Что я худого тебе сделал? Кормил, дорогу показывал, спасал, чуть на руках не носил.

Я молчал. Спорить нет смысла. Вчетвером нам не выстоять. С ним — тоже не выстоять, но с ним мы можем атаковать.

Появление ендаря было встречено полной тишиной. Ни тебе презрительных возгласов, ни угроз. Стихли и зрители. Только шелест дождя, только… рев горна.

Клин противника враз сдвинул остатки нашей обороны, но коби на месте они не нашли. Аеш мокрым комком проскользнул между ног двоедушников, подхватил вожделенный мяч и бросился в сторону щита. Двое игроков, не участвовавших в центральной свалке, оскальзываясь и матерясь, метнулись за беглецом. Не дремали и мы с Найденой. У двоедушников, бегущих вслед за ендарем, еще был шанс перехватить атаку. Мы сделали все, чтобы этот шанс изничтожить. Найдена оказалась немного проворнее, прыгнула первой. Спустя пару секунд — я. Не пытались хватать — били убегающих под колени. Рев, море брызг, отчаянные попытки ползти дальше. Но Аеша уже не догнать.

Я получил пяткой в глаз, но это было уже неважно. Мокрый комок, сжимающий в тонких руках другой комок, добрался до темного круга за пределами площадки.

Пять — два.

Крепость взорвалась одобрительным ревом.