Хозяйка Айфорд-мэнор

1 глава

Сквозь деревья мелькал Шерман-хаус: точно выверенный прямоугольник серого камня с высокими застекленными окнами и ажурными ограждениями балконов, он блистал, поражая новизной и смелостью планировки. Казался жемчужиной, обнаруженной в только что поднятой со дна океана раковине...

Однако сам его вид заставил Аделию намертво сцепить зубы, и даже глаза прикрыть на мгновение.

Нет, дом был прекрасен – отторжение вызывали хозяева...

В голове тут же всплывали воспоминания, от которых, увы, не удавалось избавиться.

Каждый раз они выжигали ей душу и сердце, а ведь все так сказочно начиналось: сам Джон Айфорд сделал ей предложение. Как раз перед праздником Святой Филомены явился в их дом с богатым подарком, таким дорогим, что отец сразу все понял (Аделия прежде не видела его улыбающимся) и предложил Айфорду угоститься лучшим вином в своем погребке.

А преподнес он ей длинную нить из жемчужин и перчатки такой мягкой выделки, что они казались на ощупь кожей младенца. Это жемчужное ожерелье и сейчас было на ней: она любила перламутровый блеск крупных жемчужин, их ритмичное колыхание при ходьбе и мерное перешептывание... А вот перчатки с тех пор несколько поистерлись, утратили прежний лоск, впрочем, как и мечты ее на счастливую жизнь.

А все эти Шерманы...

Свадьбу играли на Рождество. Отец был так счастлив сбыть ее с рук, да не кому-нибудь, а хозяину Айфорд-мэнора, что расщедрился впервые на памяти дочери: шелк, атлас, тафта и настоящий соболиный мех были пущены на пошив ее свадебного наряда. «Товар нужно лицом показать», говаривал он, внося очередные затраты в огромный гросбух, хранящийся в его кабинете. Должно быть, сам себя успокаивал... Все же накапливать он любил больше, чем раздавать. Но это был случай особый...

Вард Лэмб вкладывался в будущий статус, в само звучание, столь приятное слуху: «Тесть хозяина Айфорд-мэнора». А молодой Айфорд, что уж душою кривить, чуть подождать, и титул получит, и богатство свое приумножит. Отец жениха, жаль, помер больше года назад, был дальновидным дельцом: занялся овцеводством, огородил под пастбища столько земель, что мэнор его стал больше многих в округе. Дай бог, сын его дело продолжит, и Лэмб, ведя с ним дела, к славе этой примажется, если даже не поспособствует...

– Голубой, дочь моя, исключительно голубой, – настаивала мать на цвете подвенечного платья. – Лишь идя под венец в голубом, можно на счастье в браке рассчитывать.

Аделия мечтала о розовом цвете, но... уступила под натиском материнских наказов. Счастливой быть все же хотелось, пусть мало в то верилось, и не зря...

Нет, Айфорд был всем хорош, это она понимала: богат, родовит и даже относительно молод (тридцать пять. Немногим меньше ее собственного отца, а тот еще полон сил и энергии) – все составляющие благополучного брака, как на лицо. Просто она, как нарочно, успела влюбиться в другого, и все бы у них могло получиться, кабы не сватовство Джона Айфорда. С ним тягаться ее возлюбленный бы не смог, да Аделия и не просила об этом: просто смирилась, в тайне надеясь, что цвет подвенечного платья поспособствует счастливому браку.

Но с тех пор давно поняла: цвет наряда мог быть и черным – результат был бы тот же.

И дело даже не в ней: в проклятых Шерманах.

Сама она сделала все, что могла: была покорной и кроткой, к тому же запаслась иглой поострее. Уколоть палец и капнуть на простыню – что может быть проще? Супруг так упивался элем и винами, что вряд ли бы что-то заметил...

Но тут появились они, эти Шерманы...

Свадьба была в самом разгаре. Менестрели, жонглеры и цыркачи весь вечер развлекали гостей номерами, музыканты, казалось, срослись с виолами и верджинелом, мелодии не смолкали ни на минуту, и вдруг… все разом утихли.

Словно фея шепнула...

И гости увидели на пороге праздничной залы двух незнакомцев.

Впрочем, будь они незнакомцами, даже тогда лицо Джона Айфорда не потемнело бы столь стремительно: только что он подносил к губам полный кубок дорогого вина, горланя тост о своем же счастливом союзе, и вот уже кубок застыл в неподвижной руке, а улыбка исчезла, как ни бывало.

– Верн Шерман... – прошептал он так тихо, что только Аделия и услышала. И отчего-то поежилась… Словно холодом потянуло.

Все в Дайне гадали, что за кошка пробежала между мужчинами: Айфорд и старший Шерман неожиданно перестали общаться. Почти неразлучные прежде, они вдруг охладели друг к другу... Вот и на свадьбу лучшего друга его не позвали. Отцу новобрачной это не нравилось: все же дружба с бароном сулила немалые перспективы. Зачем бы Айфорду ссориться с другом? Недальновидно и совсем неразумно.

И вот обделенный вниманием друг стоит на пороге.

– Простите, что припозднились, – прозвучал через залу его звучный, чуть насмешливый голос, – но мы сочли нужным поздравить брачующихся. Пусть даже непрошено...– Шерман сделал шаг к новобрачным, перо на шляпе качнулось, а камни, украшающие дублет, блеснули в свете свечей. – Верно, гонец с приглашением попал в руки разбойникам... – чуть скривил Шерман губы в усмешке. – В наших краях такое бывает.

И Айфорд, как показалось Аделии, неожиданно протрезвевший, просипел:

– Твои поздравления приняты...

«Убирайся» звучало как бы меж строк, и Шерману это совсем не понравилось. Он шагнул еще ближе... Его спутник, Аделия узнала в нем Коллума Шермана, сына незваного гостя, казалось, желал бы уйти, но сыновний долг требовал подчинения: он двигался в шаге позади явно рассерженного отца, и Аделия совершенно не к месту припомнила, как виделась с ним однажды на ярмарке.

– Но я их даже не произнес... – Голос Шермана прозвучал уже у стола. Лишь он разделял их в этот момент… И он обратился к невесте: – Позволь поглядеть на тебя, юная дева? Вижу, Айфорду повезло отыскать настоящий дикий бутон... Как зовут тебя?

– Я Аделия, господин, – отозвалась она, покраснев под его оценивающим взглядом.

– Аделия... Какое прекрасное имя! – Шерман протянул руку и потрепал ее по щеке. Аделия снесла ласку покорно, как кролик, загипнотизированный змеей. – Ты девственна, дочь моя? – прозвучал новый вопрос.

2 глава

Карету встряхнуло на особенно крутой кочке, и девушка воротилась в реальность.

Как же невыносимы эти дороги, а третий день кряду они невыносимы с утроенной силой!

И едва успела она это подумать, как карету качнуло сильнее прежнего, загрохотав, она накренилась на бок, да так, что Аделию отшвырнуло на правую дверцу, – она услышала крики кучера, его «тпру», обращенное к лошадям, – и, проехав так несколько ярдов, карета, наконец-то, остановилась.

Почти сразу же распахнулась правая дверца, и кучер, перепуганный произошедшим, помог ей выбраться на дорогу.

– Простите, моя госпожа, слетело правое колесо, – затараторил он на едином дыхании, – я давно говорил господину, что его бы в ремонт: там заклепка совсем разболталась. А на этих дорогах, сами видите, сладу нет... Как сошли с главного тракта, так и трясемся нещадно. – И с беспокойством: – Надеюсь, вы в добром здравии, госпожа? Не ушиблись в падении? – Он окинул ее быстрым взглядом.

– Со мной все в полном порядке, благодарю, Айк, – успокоила слугу девушка и осмотрелась.

Отлетевшее колесо укатилось в овраг и застряло в кустах ежевики, и карета, одним боком лежавшая на дороге, казалась донельзя жалкой. Словно лягушка с оторванной лапой...

– Нам бы помощь позвать, моя госпожа, – развел мужчина руками, – самому мне с этим не сладить. – И поглядел в сторону Шерман-хауса: – Может быть...

– Ни за что! – оборвала его Аделия самым решительным тоном. – Мы справимся сами...

– Но как?

Девушка глянула на дорогу, и, постояв немного задумавшись, произнесла:

– Я пойду в Айфорд-мэнор пешком и отправлю сюда наших слуг. Так будет вернее всего!

– В Айфорд-мэнор, моя госпожа? – почти ужаснулся слуга. – Но до него не меньше двух миль пешим шагом. Как же вы одолеете их одна, да еще в...

– Ты забываешься, – строго одернула его девушка. – Я приказываю тебе оставаться и присматривать за каретой.

Айк потупился, если не убежденный в правоте госпожи, то, по крайней мере, привыкший исполнять приказания. А она, запахнувшись в подбитый бархатом плащ, уже направилась по дороге в сторону мэнора...

Весна только-только вступала в права: в воздухе витал аромат распускавшихся почек, чуть горьковатый, смешанный с ароматом земли, он кружил голову, как молодое вино.

И Аделия вдруг ощутила себя впервые за долгое время счастливой...

Такой, что захотелось припустить по дороге до самого дома.

Бежать... подпрыгивать... и кружиться...

Забыть о месяцах в Лондоне с его ужасным зловонием, нравами и беспорядком – все это стало ей одинаково ненавистным – забыть... о муже, который появлялся в доме так редко, что она ощущала себя совершенно заброшенной.

И забыть Валентайн Мартелл...

Муж привел ее в дом сразу после прибытия в Лондон, сказал, что нашел для нее компаньонку. Мол, знатные дамы просто обязаны иметь при себе такую особу, способную скрасить их одиночество. И Аделия не воспротивилась... Все еще полагала, что проблему можно решить простою покорностью.

Но просчиталась...

После той ночи Джон даже смотреть на нее не хотел, казалось, присутствие Шермана в их с мужем спальне сделало ее прокаженной. Он даже ни разу ее не коснулся... Пусть Аделия и старалась стать желанною для него, видит бог, очень старалась, но, верно, не стоило скрывать правды.

Покрывать одну тайну другой – идея не из удачных.

Но в ту самую ночь о первой тайне она даже не знала... Узнала несколько позже, когда от запахов в лондонском доме ее стошнило в ночной горшок жгучей желчью.

Эта желчь обожгла ей язык, а догадка – самое сердце.

В тот же день Аделия перехватила мужа у гардеробной:

– Шерман не тронул меня, пожалуйста, не наказывай меня безразличием, – почти взмолилась она, и муж прищурил глаза.

– Это ложь, – произнес холодно, явно не веря.

– Так проверь. Хоть сейчас... – и она отступила в сторону спальни.

Джон, казалось, засомневался, взгляд его потеплел, и он шагнул к ней – в этот самый момент ее компаньонка выпорхнула из спальни.

– Простите, я помешала? – как будто смутилась она.

Ее муж поглядел на нее и сказал:

– Я уже ухожу, Валентайн. Ты нисколько не помешала.

Джон спустился по лестнице и вышел из дома. Но Аделия видела: ей удалось его убедить. А значит, в эту самую ночь ей предстоит «забеременеть» от супруга...

Другой возможности не было.

Только и здесь все вышло не так, как хотелось: ее мутило весь день, есть не хотелось, и вечером, вернувшись с прогулки, она застала мужа и компаньонку в недвусмысленной позе в библиотеке.

– Что вы себе позволяете? – возмутилась она, ощущая, как кружится голова, и горячая кровь заливает лицо по самые уши. – Как вы... ты... – Она кинулась к ненавистной ей с первого дня Валентайн и вцепилась ей в волосы.

Та завизжала, и муж ударил Аделию по лицу. С размаху...

Ни капли стыда за содеянное, ни толики сострадания – ничего, кроме ненависти в серых глазах.

– Убирайся к себе, лживая тварь, – прошипел ей прямо в лицо. – И чтобы завтра тебя не было в доме...

Она так опешила, что не сразу нашлась, что ответить, только руку прижимала к горевшей от удара щеке. И глядела на мужа...

А он утешал Валентайн.

У нее на глазах...

– В Айфорд-мэнор тебе самое место, – снова обратился он к ней. – Я напишу, чтобы приготовили комнаты для тебя... и ублюдка в твоем животе.

– Но я...

Супруг так стремительно бросился к ней, с такой яростью стиснул оба плеча, что Аделия вскрикнула от испуга.

– Даже не думай обманывать меня, потаскуха, – прохрипел он ей прямо в лицо. – Я знаю от Валентайн, что женские дни ни разу у тебя еще не случались, к тому же тебя постоянно мутит... Что, скажешь, это неправда?

– Но я...

Джон стиснул руки сильнее, так что хрустнули кости.

– Ты понесла ублюдка от Шермана, а хотела уверить, что он не тронул тебя. Хотела выставить меня дураком... Выдать его отродье за моего. Но у тебя ничего не получится...

3 глава

Примерно через минуту Аделия узнала направляющегося к ней всадника... Эти присущие лишь ему разворот плеч в темном дублете, чуть волнистые волосы и, по слухам, не улыбающиеся глаза.

Сама она видела их улыбающимися... однажды, но даже это воспоминание не дарило тепла, только жгло, как и все, связанное с семьей Шерманов.

И заставляло поджимать губы.

 – Госпожа Айфорд... Аделия, – окликнул всадник ее еще издали, так как она, не дожидаясь его, развернулась и пошла по дороге.

Откликаться ей не хотелось.

«Аделия»... Что он вообще себе позволяет?!

То, что они... были в той комнате вместе, не дает ему права...

 – Доброго дня, господин Шерман, – все же кинула она через силу, – вижу, вы в добром здравии. Это радует... – Совершенно наоборот, подумалось ей. – Простите, что не могу беседовать дольше: тороплюсь по важному делу.

Мужчина кивнул с серьезным выражением на лице.

 – Я видел вашу карету на дороге у нашего дома, слуга сообщил, что вы сочли неуместным просить помощи у соседей и направились в Айфорд-Мэнор одна, пешком, к тому же в тягости...

Аделию словно кипятком обдало – эти слуги болтливы словно сороки – вскипевшая кровь понеслась по жилам с удвоенной силой.

 – Погода прекрасная, если вы не заметила, – с трудом выдавила она, – а прогулки пешком полезны для крови.

И Шерман снова кивнул:

 – Я понимаю...

Что он такое себе понимал, Аделия даже думать сейчас не хотела: уж точно не то, что ей не только с ним говорить, даже видеть его не хотелось.

Из-за всего, что ей пришлось пережить из-за них с отцом...

Но вместо того, чтобы уехать, Коллум Шерман неожиданно спешился.

 – Просто возьмите мою Арабеллу и поезжайте домой, – сказал он Аделии. – Так мне будет спокойней.

Да ни за что!

 – Благодарю, но я с радостью продолжу прогулку пешком.

И, развернувшись, она снова пошла по дороге. Возможно, чрезмерно поспешно, но выдержка ей изменила... Она бы и вовсе подхватила подол длинного платья и бросилась наутек, что есть мочи, но ни приличия, ни ее... положение этого бы не позволили.

А Коллум Шерман, ведя животное на поводу, сказал вдруг:

 – Я видел, вы говорили с Бевин Кендалл, местной колдуньей. – Девушке показалось, это прозвучало с насмешкой. – Будьте с ней осторожны: она легко дурит головы простакам.

Аделия резко остановилась:

 – По-вашему, я простушка? – осведомилась она. И брови ее насупились против воли...

 – По-моему, вы очень наивны и легковерны, и мне бы хотелось предостеречь вас.

Вот ведь наглец... На языке у его собеседницы так и крутилось бранное слово, подслушанное как-то от брата, но вместо него она высказала другое:

 – Давайте свою Арабеллу, я, пожалуй, воспользуюсь предложением. – И протянула руку к поводьям.

Ей показалось неожиданно соблазнительным ускакать и оставить болвана Шермана одного на дороге. Пусть пройдет пару миль, как какой-то батрак... Это собьет с него спесь.

А он как ни в чем ни бывало сказал:

 – Надеюсь, мужское седло не станет проблемой... Знай я, выезжая из дома, что могу оказаться полезным прекрасной даме...

Аделия почти закатила глаза, но вовремя удержалась. Всем соседям было известно, что Коллум Шерман дам на дух не выносил и комплиментов не делал. Правда, был однажды женат и даже растил дочь семи лет, но супругу потерял в родах. И с тех пор ходил бобылем...

Среди дам Ланкастера, не способных пленить его сердце, ходили разные слухи: то ли он все еще хранил верность умершей супруге, в которую был страстно влюблен, то ли и вовсе к дамам не тяготел.

 – Я как-нибудь справлюсь, – сказала девушка и легко вспорхнула в седло. Длинный плащ, к счастью, скрыл чуть приоткрывшиеся лодыжки. – Благодарю за заботу. – И вонзила пятки в бока черной лошади.

 – Будьте с ней понежнее, – донеслось до нее сквозь топот лошадиных копыт. – Арабелла может быть норовистой.

Казалось не совсем ясным, о которой из них он заботился больше: об Аделии или все-таки о кобыле, но девушке абсолютно не к месту припомнилось, как он скривился той ночью при виде нее...

Той ночью, оставшись одна в ожидании неизбежного действа, она ждала с гулко бьющимся сердцем и замирала от каждого звука.

Вот, наконец, и шаги в коридоре...

Тяжелые, явно мужские.

Аделия замерла, превратившись в один перепуганный взгляд, – дверь открылась.

В комнату вошел Шерман, но не тот, которого она так страшилась: не отец – сын его стоял на пороге.

И глядел на нее...

Ей тогда показалось, от стыда у нее лопнет сердце, взорвется, как мыльный пузырь, но оно продолжало стучать.

Шерман щелкнул запором двери, подошел прямо к кровати и произнес:

 – Отец отправил меня... сделать это с тобой, но тебе не стоит бояться. Я не желаю участвовать в его играх...

Аделия, натянувшая покрывало до самого подбородка, в этот момент отпустила его. Просто пальцы разжались... Должно быть, от удивления. А мужчина скривился... Так явно, словно увидел лягушку.

 – Не знаю, что послужило поводом для разлада, только нам с тобой ни к чему в этом участвовать, понимаешь? – произнес Шерман, укутывая ее в покрывало. – Мой отец и твой муж должны сами во всем разобраться, и эта отцовская выходка... мне она неприятна так же, как и тебе.

Только в этот момент Аделия и поняла, что мужчина не тронет ее.

Вообще.

И испугалась.

 – Если ты не сделаешь этого, мой муж узнает... Твой отец тоже захочет проверить. И тогда может сам захотеть... – Она схватилась за его руку с мольбою в глазах. – Лучше ты. Лучше ты сделай это... Пожалуйста.

Шерман не отнял руки, но лицо его опять исказилось.

 – Я не хочу, – произнес он так четко, словно ребенка малого наставлял. – И ты тоже не хочешь...

 – Хочу.

 – Нет, не хочешь. – Теперь он выдернул руку и отступил. – Ты просто боишься. А между тем есть иное решение... – И достал из кармана стеклянный флакон. – Вот, сделаем вид, что действо свершилось, и успокоим отца. Ты же расскажешь все мужу... Он будет лишь благодарен подарку и станет молчать. Отойди!

4 глава.

Аделия помнила дом, полный слуг, менестрелей за ажурными балясинами галереи, ярко горящий камин и много веселья (по крайней мере, в начале их свадебного застолья), теперь дом казался карикатурой на себя самого прежнего…

И девушку охватила тоска.

Камин в общем холле теплился столь убого, что тепла даже не ощущалось... Казалось, дом доживал свои последние дни, и этот камин, его сердце, готов был потухнуть в любую секунду. От сырых, серых комнат тянуло унынием и печалью... И запахом, от которого у Аделии скрутило желудок. Это солома, устилавшая пол, пренеприятно смердела: ее давно следовало сменить.

К тому же, даже в этот солнечный день, внутри холла стояла гнетущая полутьма из-за прикрытых ставнями окон, и пылинки, кружась в единственном луче света от входной двери, казалось щекотали Аделии ноздри: она зажала пальцами нос и дважды чихнула.

 – Почему не протоплен камин? – спросила она, раздражившись одним только видом своего нового дома. – Почему сопрела солома? И... разве здесь не было прежде ковра? Я помню, в день свадьбы...

 – Ковер мы продали, моя госпожа, – отозвался слуга, пожимая плечами. – Считай, через месяц после того...

 – Но почему?

 – Господин нуждался в деньгах. А наш управляющий знать не знал, где ими разжиться... К тому же, остались долги.

 – Какие долги?

 – Так со свадьбы, моя госпожа. Хозяин порядком поиздержался, устроив такое застолье, чтоб не зазорно было перед соседями и друзьями.

У Аделии сдавило виски: каждое слово слуги булыжником ложилось на плечи. Ей не хотелось бы верить ни в единое слово, но зачем бы ему говорить ей неправду...

 – Но разве мой муж не богат? – спросила она едва слышно. И знала, что выглядит жалко в этот момент, но нуждалась в честном ответе.

 – Был когда-то, – ответил слуга, явно смущенный, – да все богатство его убежало сквозь пальцы. Со смерти отца мастер Джон делами мэнора мало интересуется... Да что там, он вообще их забросил. Покойный наш господин, мистер Айфорд, в гробу, верно, ворочается, видя, как род его идет по миру... Так что и внукам ничего не останется.

 – Как же овцы? – спросила Аделия. – Целые пастбища сочной травы? Помню, в Ланкастере люди шептались, что в шерсть Айфордов одевается целая Англия.

Слуга лишь руками развел и вздохнул.

 – Может, и было это когда, а теперь мы не только продать, мы состричь эту шерсть неспособны. Денег нет, чтобы стригалей пригласить... Да и овец не так много осталось. Большая часть ушла за долги мастера Джона...

Все это было много хуже, чем Аделия представляла... Еще в Лондоне ей стало казаться, что супруг экономит на ней, но она полагала то скаредностью натуры или, по крайней мере, желанием уязвить, наказать ее за случившееся на свадьбе. Словно это она, а не его собственный друг сыграл с ним эту скверную «шутку»... Но теперь она осознала весь ужас их положения: все, чем они по правде владели, ее собственный муж носил на себе. Все эти драгоценные камни, нашитые на дублеты из дорогого сукна, все эти перстни, шляпные броши и пояса. Кроме них у Айфордов не было ничего...

Ничего, кроме этого серого дома с едва теплящимся камином и протекающей крышей.

 – Брэди, я хочу поговорить с управляющим, – попросила она. – Пригласи его, пожалуйста, в кабинет.

И слуга замялся на месте.

 – Моя госпожа, – произнес, явно страшась огорчить ее еще больше, – управляющий уж неделю как в доме не появлялся. Так и сказал, когда уходил: «Ноги моей здесь больше не будет».

 – Почему он так сделал? – возмутилась Аделия. – Как он мог уйти, ничего не сказав своему господину...

 – Да он каждый раз говорил мастеру Джону, что денег взять негде, моя госпожа, что мэнор на грани банкротства. Что ему нужны средства, чтобы нанять стригалей, чтобы свести шерсть в Манчестер и продать по хорошей цене. Чтобы крышу, в конце концов, починить... И с торговцами расплатиться. Да только все без толку... Вот Бенсон и плюнул на все, не выдержал просто. Надоело смотреть, как налаженное хозяйство по миру идет! – заключил он с запалом, который тут же угас. – Впрочем, если вы здесь, – добавил с искрой надежды, – все может наладиться... Разве нет?

Слуга явно дожидался ответа, обнадеживающего заверения в том, что хозяйство удастся спасти, выплатить все долги и зажить добрым домом, только Аделия не представляла, как можно добиться такого.

Как быть, когда у тебя в животе ненавистный мужу бастард, хозяйство в полном упадке, и супруг не намерен это как-то исправить, и страшно до жути, что об этом узнает отец. Он-то мечтал сделаться тестем барона, богатого, знатного человека, а вышло как раз-таки наоборот.

И обвинит он, конечно, ее, свою непутевую дочь, как любил он говаривать, и даже не вспомнит, как сам буквально тащил ее к алтарю. И слезы ее мало что значили...

 – Могу я посмотреть расходные книги? – спросила девушка, чтобы хоть что-то сказать.

И Брэди повел ее в кабинет, где на полках хранились бухгалтерские гросбухи за последние годы... В них, если дело велось исправно, вносились любые финансовые движения: будь то оплаченный счет, товары, поступающие в поместье или увозимые из него, – все записывалось на их толстых страницах аккуратной рукой. Ее отец фиксировал все, вплоть до покупки отделанных кружевом воротников, носовых платков и дамских подвязок...

Аделия с трудом сняла книгу с полки и положила на стол – ее охватила какая-то священная робость: отец и близко ее к своим книгам не подпускал – и она, пролистав до последней страницы, поглядела на последнюю запись.

 – «Мешок бобов», – прочитала она. И повела пальцем чуть выше... Выплата за бочонок вина, за подбитые у сапожника туфли, за кусок батистовой ткани...

 – Это Бенсон выплачивал тем, кто не мог больше ждать, моя госпожа. Выкручивался как мог...

Аделия ощутила себя такой беззащитной перед числами в книге, что на мгновение онемела. Брат как-то пытался учить ее математике, да отец воспротивился: «Не дури девке голову, дуралей, зачем бабе числа считать, лишь бы мила была да приятна в общении. А еще плодовита! Большего и не требуется».

5 глава.

Аделия плохо спала этой ночью: обилие мыслей растревожило сердце как никогда. Ей и без них не давали покоя воспоминания – одно горше другого – а теперь лишило покоя и настоящее... Что же ей делать? Как быть? Переступить через уязвленную гордость и обратиться к мужу с просьбой о деньгах: рассказать всё, как есть, вдруг он не знает, что творится в поместье? Пожалуй, это было первым, что стоило сделать.

Во-вторых, же вернуть управляющего... Без него ей точно не справиться. Ни ей, ни мужу, каким бы умным он себе ни казался.

А потому Аделия уснула на мысли, что новым днем отправится в Тальбот.

Утром Глэнис, одна из немногих служанок Айфорд-мэнора, принесла ей кувшин теплой воды и тряпицу для чистки зубов.

– Выглядите получше, чем прошлым вечером, госпожа, – сказала она. – Сон пошел вам на пользу. Вам и... – она бросила быстрый взгляд на ее живот, и девушка поняла, что кучер снова трепал языком, – … вашему малышу. Верно ли то, что вы в положении? – чуть несмело осведомилась она. – Это было бы замечательной новостью!

Если бы...

– Да, Айк сказал правду, – отозвалась Аделия, умывая лицо. Так было легче скрыть проступившее на нем выражение недовольства: болтовней кучера и в целом своим беременным положением.

Этой женщине ни к чему знать ее истинных мыслей, особенно есть она собралась извести плод в своем чреве.

– Как же я рада, моя госпожа! – заголосила служанка, всплеснув большими красными от постоянной работы руками. – В этом доме так долго не было деток. И вот появится кроха, маленький мастер Айфорд с белыми волосеньками, как у отца. Знаете, беловолосые детки в детстве что ангелы... – словно некую тайну поведала она девушке. – Бегают и лепечут на своим непонятном для нас языке, и улыбаются беззубым ротком...

– Помогите затянуть корсет, Глэнис, – вернула ее с небес на землю Аделия почти строго.

Ей совсем не хотелось рассуждать о маленьких ангелах с белыми волосами, так как она сомневалась в наличии у ребенка волос именно этого цвета... По крайней мере, мужчина, наделивший ее этим семенем, был темноволос.

И о нем она старалась не думать...

А служанка не унималась:

– Вам бы найти повитуху, моя госпожа. Толковую женщину, знающую... Пусть приглядывает за вами с ребеночком, все ли в порядке, а после и младенчика примет, как полагается. – И столь же заботливо: – В Тальботе есть некая Дженнет Дивайс, слышала, она славная повитуха, многим детишкам помогла на свет появиться... Так что и вам обратиться к ней не зазорно. Хотите, отправим Брэди за ней? Пусть привезет ее прямо сюда. Он с радостью это сделает...

– Ни к чему, – поспешила уверить ее собеседница, – я как раз собиралась отправиться в Тальбот. Могу и сама к ней заехать...

– Вы едете в Тальбот? – заволновалась служанка. – Но карета все еще сломана. Не пешком же вы пойдете туда?! – И так на Аделию поглядела, что девушка поняла: Айк рассказал и о том, как она отказалась от помощи Шерманов, предпочтя отправиться в Айфорд-мэнор пешком. И Глэнис не одобрила ее поведения...

– Я возьму лошадь, – улыбнулась она, изображая святую невинность. – Утро чудесное. Мне будет в радость проехаться в Тальбот верхом...

– Но вы в тягости, госпожа.

– Только самую малость, живота еще даже не видно.

– И все-таки это опасно. Вдруг лошадь вас скинет или...

Аделия, не дослушав, повернулась к зеркалу и оправила нитку жемчуга.

– Глэнис, все будет в порядке, – сказала она и улыбнулась: – Очень хочется есть. Завтрак готов?

Служанка тут же поспешила из комнаты, подгоняемая заботой о госпоже и будущем «ангелочке» с белыми волосами.

А Аделия, приняв скромный завтрак, состоящий и холодного пирога с куропаткой и парой вареных яиц, велела седлать лошадь в дорогу. И пока мальчик-конюх возился с седлом и подпругой, она заглянула в конюшню: две чахлые лошаденки доживали свой век, жуя хлипкую охапку соломы. Они поглядели на нее как-то печально, как будто осознавали, насколько жалко, непрезентабельно выглядят в глазах новой хозяйки.

И это все их животные? Аделия стиснула пальцы на платье. В конюшнях Генри Нориджа, если верить молве, содержится три десятка породистых лошадей... В Айфорд-мэнор, как уверяли отца друзья ее мужа, животных было не меньше.

И вот реальность...

– Лошадь взнуздана, госпожа. – Аделия увидела Брэди. Он стоял у нее за спиной и взирал на жующую сено кобылу... – Это Сноу, хозяйка, лошадь мистера Айфорда, – произнес с толикой благоговения в голосе. – Отца мастера Джона. – И тут же смутился: – Никак не привыкну называть его по-другому, для меня он так и остался маленьким мальчиком в рубашонке до пят.

– Ты давно служишь в имении?

– Почти сорок лет, госпожа. Отец привел на конюшню еще вот таким, – отмерил он фута четыре от земли до выставленной ладони. – Дал вилы и велел чистить денник. Я тогда страшно боялся этих зверюг: думал, забьют меня – а потом свыкся. – Говорил он это с улыбкой, похлопывая кобылу по тощему крупу. – Теперь и жизни не смыслю без них. Жаль только, почти никого не осталось... Вот только Сноу и Берта доживают свой век, да и то благодаря Бенсону. Хозяин велел их на живодерню отправить, а он заступился...

Аделия невольно прониклась к управляющему симпатией: человек, жалеющий безгласных животных, не может быть скверным, плохим человеком. А значит есть шанс договориться с ним по-хорошему...

– Похоже, Бенсон неплохой человек, – заметила девушка.

И мужчина почесал рукою затылок:

– Да как вам сказать, госпожа, человек-то он неплохой, только уж больно выпивку любит. Держится, держится, а потом как сорвется... Он и сейчас, должно быть, под мухой. Боюсь, дельного разговора у вас с ним не получится...

– И все-таки я попробую.

– Ваша воля, моя госпожа.

Он пошел к выходу, и Аделия вспомнила, что хотела спросить про овец.

– Брэди, а овцы, много ли их осталось, и кто приглядывает за ними? – осведомилась она.

6 глава.

– А, это ты, девонька, – сказала старуха. – Не ожидала тебя так скоро увидеть, но проходи... – Она поманила Аделию за собой в двери дома, и девушка не без робости последовала за ней.

Внутри старая хижина оказалась обычным домом старой знахарки: очаг в углу, в котором даже сейчас тлели слабые угли, связки трав, подвешенные у потолка, и рыжий кот, свернувшийся на нагретых огнем половицах. Он глядел на гостью без страха, с толикой любопытства, должно быть, привык к визитам подобных ей незнакомок...

– Садись, – хозяйка указала на табурет. – Прости, не могу предложить ничего лучше. – И Аделия опустилась на стул, отметив про себя мимоходом, что он крепче, чем казался на вид. – Я правильно понимаю, ты для себя все решила? – спросила старая Бевин.

При этом глядела на девушку из-под густых, белых бровей.

– Да, – отозвалась Аделия, – я хочу избавиться от младенца.

Старуха повернулась к столу и принялась срывать какие-то травы, кидая их в котелок над огнем.

Работала молча, пока не спросила:

– Ты ведь хозяйка этих земель, небезызвестная Аделия Айфорд, не так ли? Та, с которой был сам Коллум Шерман...

– При чем здесь это? – вскинулась девушка, сердце которой от этих слов зачастило с удвоенной силой. – При чем здесь Шерман... Почему ты спрашиваешь об этом?

Бевин отвлеклась от пучка трав и обернулась к Аделии.

– Не бойся, о тебе плохо не говорят, если ты этого испугалась, – отозвалась она. – Скорее наоборот: всем не терпится разузнать, как это было... Дамам, само собой. Разве тебя еще не спрашивали об этом? – Аделия была слишком шокирована, чтобы ответить, и собеседница продолжала: – Значит, спросят. Я-то стара и мало интересуюсь такими делами, а вот знатные дамы брачного возраста все, как одна, мечтавшие соблазнить младшего Шермана, умирают от любопытства и зависти. – И старуха глянула на живот девушки: – Красивый, сильный мужчина, – сказала она, – понести от такого не грех.

Аделия задохнулась от возмущения.

– Я беременна от супруга, – взвилась она, вскакивая со стула. – Что ты себе позволяешь, старая ведьма?!

И Бевин миролюбиво ей улыбнулась.

– Извини, если я ошибаюсь, – проскрипела она явно не убежденная. – Я лишь передаю ходящие в Ланкастере слухи, тебе, моя госпожа, будет не лишним услышать о них. – И вдруг спросила вкрадчивым тоном: – Только прости старую женщину за вопрос: если это ребеночек от законного мужа, зачем бы тебе изводить его? Разве не дети укрепляют позицию рода? Разве не о крепких наследниках мечтают богатые господа?

Аделии показалось, что она задыхается в стенах маленькой хижины, стены и потолок сходятся, как бы желая ее раздавить – она нащупала взглядом низкую дверь, собираясь метнуться к ней и бежать не оглядываясь, но старуха оказалась проворнее: ухватила ее за плащ.

– Твой сбор почти готов, девонька. Не спеши уходить! – сказала она.

Аделия стиснула пальцы, стараясь не глядеть на свою собеседницу. Стыд сжигал ее изнутри, полыхая пороховыми огнями...

А старуха, верно, разгадав состояние гостьи, перевела разговор на другое:

– Срок какой, знаешь? – И Аделия поняла, что не в силах ответить, тем самым только уверив старуху в верности сделанных предположений. – Могу я тебя осмотреть? – Девушка молча кивнула. – Сними плащ. – Аделия подчинилась, распустив завязки плаща. – Приляг сюда. – Бевин указана на прикрытую холстиной постель. – Не бойся, здесь чисто. – И коснувшись живота через платье, головой покачала: – Ты в корсете. Для ребеночка вредно... – Им пришлось ослабить корсет, чтобы старуха могла ее осмотреть. – Месяца три-четыре, я полагаю, – заключила она, наконец. – Большой срок. Мне придется помочь... – И спросила, наливая в кувшинчик пряно пахнущей смеси: – Я могу прийти в Айфорд-Мэнор, если желаешь.

И Аделия испугалась:

– Нет, я не хочу, чтобы там кто-то знал. Лучше... лучше здесь...

– Тогда выпей это заранее, где-то за час до всего, и приходи... – сказала ей Бевин. – Тебе будет больно... Очень больно. И мне придется помочь ему выйти... мертвому. А потом, молись, девочка, чтобы все прошло хорошо, и ты снова могла понести в нужное время.

Аделия, бледная, с ужасом в карих глазах, сжала в руках сосуд со снадобьем.

– Я... я приду завтра, – почти прошептала она. – Ты будешь здесь?

Старуха кивнула.

– Буду ждать тебя. Приготовлю необходимое...

Аделия на враз ослабевших ногах вышла из дома и вдохнула свежего воздуха. Всю ее как будто знобило, перед глазами мушки летали...

Сосуд с еще недавно желанным настоем едва не вывалился из рук.

«Тебе будет больно... Очень больно. И мне придется помочь ему выйти... мертвому».

Девушка вспомнила рыдания матери, когда пятый ребенок истек из нее вместе с кровью...

Никто не знал, почему. На все божья воля, успокаивал ее местный викарий... А она прорыдала два дня, и после ходила сама не своя. Аделии тогда было тринадцать, и она, памятуя, как тяжко дались матери прошлые роды, понять не могла, отчего она так убивается: все лучше, чем те страшные муки. Но теперь что-то в ней дрогнуло...

Она коснулась рукой живота и, испугавшись, что старая ведьма наблюдает за ней из окна, отдернула ее тут же. Поспешно вышла за хлипкий забор и отвязала коня...

А уже выехав на дорогу, все прокручивала в голове состоявшийся разговор: «Красивый, сильный мужчина. Понести от такого не грех!», «...а вот знатные дамы брачного возраста все, как одна, мечтавшие соблазнить младшего Шермана, умирают от любопытства и зависти».

Неужели все графство обсуждает ее первую брачную ночь?!

И завидует...

Это просто безумие.

– Госпожа. – Какой-то мужчина поклонился ей, и Аделия поняла, что давно едет по улице города, но бездумно, погруженная в мысли.

Пора взять себя в руки и перестать оглядываться назад: прошлого не исправить, а вот будущее – вполне.

Она свернула у аптекарской лавки по направлению к церкви и, завидев сапожную мастерскую, придержала коня.

7 глава.

– Папа, а можно мне яблоко в карамели? – спросила девочка, подпрыгивая в седле. – Большое-большое.

– И яблоко в карамели, и все, что ты пожелаешь, маленькая принцесса, – отозвался мужчина с улыбкой.

– Тогда еще пони, как у Маргарет, шетлендского, с пушистой гривой. Я заплету ему много-много косичек и навяжу розовый бантик!

Коллум Шерман изобразил тяжелый наигранный вздох.

– Милая, твой пони ничем не хуже шетлендского, поверь. Просто тот много крупнее... Так и Маргарет, – он прикрыл рот рукою, – несколько больше.

Девочка понимающе улыбнулась.

– Маргарет толстая, – констатировала она и хихикнула.

Отец сделал большие глаза:

– Только самую малость... – И приложил палец к носу, призывая на эту тему не распространяться.

И в этот момент он заметил всадницу на дороге: знакомый наклон головы и плащ голубого оттенка. Он видел его только вчера...

Неужели это Аделия Айфорд?

Они с дочерью направлялись на ярмарку в Тальбот, девочке нравились ее нехитрые развлечения, и Шерман был рад порадовать дочь. Но то, что он встретит здесь госпожу Айфорд стало для него неожиданностью...

– Папа, подожди меня! – окликнула его Лора. – Мой пони не поспевает.

– Извини, милая.

Он придержал жеребца, продолжая следить глазами за всадницей на дороге... Ее плащ маячил далеко впереди, у городских ворот, и Шермана проняло любопытством: что она делает в Тальботе в первый же день по возвращении из столицы?

– Куда ты смотришь? – поинтересовалась у отца Лора. – Я тоже хочу это увидеть.

– Просто показалось, увидел знакомую.

– А какую?

Произносить имя вслух неожиданно не хотелось, хватало того, что мысленно он ни раз вспоминал девочку с перекошенным страхом лицом, которая ждала его в спальне в ту странную ночь, похожую на кошмар. Иногда ему начинало казаться, что те события ему просто приснились: отец, требующий седлать лошадей и отправляться с ним в мэнор, появление на свадебном торжестве и затребованное право первой брачной ночи, воспользоваться которым отец отправил его.

Он знал, что так будет, догадывался с самого начала: отец давно не спал с женщинами, был не способен из-за болезни. Но желание насолить бывшему другу оказалось сильнее собственного бессилия...

– Да так, ты не знаешь ее, – ответил, продолжая глядеть на дорогу.

Дочь с любопытством на него посмотрела... Верн Шерман частенько попрекал сына в «чрезмерной сентиментальности», говорил, что это нелепо, любить давно умершую женщину. Что здоровому телу нужна здоровая плоть...

Лора не понимала, что значит «чрезмерный сентиментализм», а уж про «здоровую плоть» не понимала подавно, но знала одно: отец грустит, когда остается один.

И это ее огорчало...

– Погляди, кукольное представление, – сказал ей отец, когда они проехали через ворота. И указал на детей, толпящихся у тележки кукольника... – Хотела бы посмотреть?

Лора тут же обо всем позабыла и только головой замотала. Отец дал ей монетку...

– Иди посмотри представление, я отойду на минутку. Ты только дождись меня!

– Хорошо.

Девочка спрыгнула с пони и побежала, маневрируя между людьми. А Коллум, заметивший, как Аделия Айфорд вышла из дома в боковом переулке, и сам направил к нему жеребца...

– Эй, мастер, – окликнул он сапожника в лавке, – кто живет в этом доме?

Мужчина почтительно поклонился.

– Ральф Бенсон, господин.

Знакомое имя...

Коллум знал Бенсона и хорошо: покупал у него длинношерстных лестеров и серомордых дартмуров, отличных овец, пополнить которыми стадо было всегда с руки. А тот частенько продавал в последнее время... В округе ходил слух, что у Айфордов проблемы с деньгами, что их поместье на грани банкротства.

Но Коллум не спрашивал, просто заключал с Бенсоном сделки.

– Пригляди за животными, – он кинул башмачнику несколько пенсов и вошел в дом, даже и не постучав в дверь.

Он должен был знать, что привело Аделию в это место...

– Что вам здесь надо? Подите прочь из моего дома, – поприветствовал его упившийся Бенсон, с трудом приподняв голову над столешницей. Ополовиненная бутылка дешевого сидра стояла у него под рукой...

Коллум с трудом узнал в жалком пьянице бывшего управляющего поместьем. Он поглядел на него, на бутылку – покачал головой.

– Ты жалок как никогда, – произнес с видимым отвращением. И спросил: – Что делала в этом доме твоя госпожа? Зачем она приходила?

Бенсон издал серию разрозненных звуков и, кажется, совершенно утратив понятие о действительности, рухнул головой на столешницу.

Коллум, недолго думая, подхватил его за воротник и хорошенько встряхнул.

– Зачем приходила твоя госпожа, отвечай, жалкое ты ничтожество?

– Я... э... пфф...

Ничего более внятного выдавить из пьянчуги не удалось, и Коллум, заметив приоткрытую заднюю дверь, поволок его через порог. Осмотревшись в узком пространстве между дровником и мусорной ямой, заметил бочку с дождевой водой... Туда и макнул Бенсона с головой, так что мужчина, разом придя в себя, замолотил руками как мельница.

– А теперь отвечай, что привело госпожу Айфорд в твой дом? – повторил он вопрос, позволяя мужчине вынырнуть из воды.

Тот, отплевываясь и фыркая, глядел на него большими, злыми глазами. Кажется, протрезвел недостаточно для того, чтобы понять, кто перед ним и вспомнить о долженствующей почтительности.

– Святые греховодники, что вы себе п... позволяете?! – выдал Бенсон неожиданно связно. – Я п... пожалуюсь магистрату, я... – Коллум снова макнул его в бочку. – Я... – в этот раз пьяный Бенсон отрезвел еще больше и замолк, готовый сыпать проклятиями, рассмотрев своего неожиданного мучителя. – Г... господин Шерман. – проблеял он, ошалев от увиденного, – я тут... простите покорнейше. – Он поспешно пригладил мокрые волосы. – Чем могу быть полезен?

Коллум усмехнулся, стряхнув с пальцев воду.

8 глава.

Они столкнулись у лотка мыловара: она как раз выбирала кусок душистого мыла, такого приятного на запах и цвет, что, казалось, оно ничем не уступало испанскому, так ей любимому. Но дорогому...

А Аделия запахи обожала.

Помнится, как-то, будучи лет десяти, просила матушку добавлять в мыло для стирки розовую эссенцию (чтобы белье после стирки пахло цветами), но она над ней посмеялась: мол, кто же тратит столь ценный товар на какое-то мыло.

И теперь, завидев этот скромный лоток, Аделия не смогла пройти мимо...

После неприятного разговора с Бартоном он как будто вернул ей уверенности, придал сил.

И тут появился Адэр Брукс...

Как у нее только сердце в груди удержалось, не выскочило в ту же минуту, как он произнес:

 – Рад приветствовать, госпожа Айфорд. Не знал, что вы вернулись в наши края...

Она повернулась, да так и застыла... Язык онемел, но, к счастью, лишь на мгновение, и она нескладно пролепетала какой-то ответ. Кажется, «И я рада вас видеть. Благодарю».

А Брукс продолжал:

 – Я едва поверил глазам, ненароком увидев вас в этом месте. Чудесное совпадение! – И взял ее руку для поцелуя.

У Аделии мушки плясали перед глазами, и сердце стучало в ушах.

И что это с ней, ведь готовилась... знала, что встреча случится... не сегодня, так завтра...

Случилась.

 – Вы правы...

 – Ваш муж, полагаю, тоже вернулся? – Мужчина демонстративно глянул по сторонам. – Разве мог он поступить как-то иначе с молодою женой... Я сам никогда бы себе не позволил такого.

 – Он скоро будет... Дела задержали супруга в столице.

И снова этот волнующий голос:

 – Что за дела способны разлучить его со столь прекрасною дамой?

Аделия невольно смутилась и покраснела, опустив глаза долу. Потому, верно, и не заметила приближение новой опасности: младшего Шермана с дочерью.

 – Госпожа Айфорд, – услышала она его голос, и в тот момент ей по-настоящему поплохело.

Она сцепила холодные руки, пытаясь выдержать этот двойной удар по своему самообладанию, и кивнула.

 – Господин Шерман.

Меньше всего ей хотелось бы видеться с Шерманом на людях, становиться притчею во языцах для всего Ланкашира, когда каждый шептал бы другому: «Глядите, это хозяйка Айфорд-мэнор, возлегшая с младшим Шерманом в свою первую брачную ночь».

Взвинченная сверх всякой меры, она даже забыла представить друг другу мужчин, но они, кажется, были знакомы, и после кратких приветствий вся троица погрузилась в тягостное молчание.

Невыносимое...

Почти удушающее.

И тогда их спасла Лора Шерман:

 – Папа, познакомь меня с этой леди, – попросила она. – Я с ней еще не знакома.

Аделия слышала, что у Шермана есть ребенок, но ни разу с девочкой не встречалась. А девочка была очаровательной: светловолосой, в противовес собственному отцу, с неожиданно черными бровками и розовыми щеками. Таких в Лондоне называли «английскими розами», даже сама королева тщилась соответствовать идеалу.

А вот Аделии это давалось с трудом: ей приходилось выжигать каштановый цвет купоросовым маслом. Отвратительно пахнущим, от которого сыпались волосы... Ей его принесла Валентайн, едва приступила к обязанностям компаньонки: «Моя госпожа, ваши волосы ужасного цвета. С этим срочно необходимо что-то поделать!» И она в тот же день выжгла ей волосы до светло-каштанового с рыжим оттенком.

Аделия этот цвет возненавидела, но смирилась с веяньем моды, как с каким-нибудь бедствием вроде чумы.

 – Почему бы вам не приехать к нам в гости, – услышала девушка звонкий голос ребенка. – Наша кухарка печет пироги с дижонским повидлом, самые вкусные в целой Англии. Я уверена, они вам понравятся!

И Аделия бросила взгляд на младшего Шермана: мрачный, насупленный, словно выпь, он, казалось, с трудом выносил эту встречу.

 – Уверена, так и есть, – отозвалась Аделия, изображая вежливую улыбку. – Но сейчас я никак не могу. Возможно, как-нибудь позже...

И девочка пообещала:

 – Я не забуду об уговоре. Буду каждый раз просить папу пригласить вас... Он так и сделает.

Шерман головой дернул.

 – Нам пора, Лора.

Они поспешно раскланялись, и мужчина с дочерью растворились в ярмарочной сутолоке, царящей вокруг. А Аделия так и стояла, едва дыша и не смея глянуть на Брукса...

Он ведь тоже все знает.

Весь Ланкашир знает...

 – Мне жаль... Аделия. Представляю, что тебе пришлось пережить!

 – Не надо... – поспешно прошептала она, ощущая, как слезы наворачиваются на глазах. Только не жалость... не от него... не сейчас... – Ты не можешь представить.

И думала она не о Шермане с его «Нет, не хочешь» и гримасою отвращения, а о муже и Валентайн на их супружеском ложе... О ребенке в ее животе. О снадобье Бевин, спрятанном в седельную сумку...

О том, как любила когда-то и поплатилась за это исковерканной жизнью.

И ведь никому не расскажешь... ни с кем не поделишься, а оно сидит здесь, внутри, у самого сердца, и разрывает...

 – Мне надо идти.

Аделия повернулась к торговцу мылом и, ткнув пальцем в первые два куска, попросила их завернуть.

Старик, а был он довольно стар и сутул, с радостью выполнил ее просьбу. Аделия подхватила покупку и пошла искать лошадь... Она заплатила мальчишке, чтобы тот дожидался ее у крайних лотков.

 – Аделия, – Брукс окликнул ее, как оказалось, не отставая ни на секунду, – позволь проводить тебя до развилки. Нам все равно по пути!

Наверное, стоило отказаться, запретить ему подходить к себе, но она... не смогла.

Кивнула...

И так было всегда.

С самого первого раза, как она его встретила...

 – Не пугайтесь, прошу вас, меня сбросила лошадь.

Она шла по тропе в расстроенных чувствах, погруженная в свои мысли, и этот голос, прозвучавший из кустов дикой лещины, действительно испугал ее.

 – Как это случилось? – спросила она, придя в себя и рассмотрев мужчину в богатой одежде.

9 глава.

На ужин Гленис подала похлебку на курином бульоне, сладкий крем из яиц и шафрановое печенье. И даже несмотря на внутреннюю нервозность, стальным кулаком сжимавшую грудь, Аделия ела с большим аппетитом, ничуть не чураясь простоты сервированного стола. Две перемены из двенадцати блюд всегда казались девушке расточительством и чрезмерным...

Должно быть, прижимистость собственного отца отчасти перешла на нее.

И как бы Аделии это не нравилось, с родовыми чертами приходилось мириться...

 – Гленис, как много продуктов у нас в кладовой? – поинтересовалась она после ужина. – Как надолго их хватит при самом рачительном потреблении?

Служанка испуганно на нее поглядела.

 – Так у вас ребеночек, госпожа, вам питаться надо, как следует, – сказала она, сминая края рабочего фартука. – Но вы не волнуйтесь, Брэди придумает что-то. Зайца в лесу изловит или кабанчика вдруг подстрелит... Зима, слава богу, прошла, теперь легче будет.

 – А как же овцы? – теперь девушка обращалась к слуге. – Скоро стрижка, ты говорил, нам нужны стригали.

 – Нужны, госпожа, – отозвался тот, мотнув головой, – Двану одному вряд ли справиться. Я же в овцах мало что понимаю...

И Аделия сообщила:

 – У моего отца было стадо рогатых норфорлков – я немного знаю об этом и могла бы помочь.

 – Помочь с овцами, госпожа?! – воскликнул мужчина с таким неподдельным ужасом, словно заметил у собеседницы пару копыт и длинный хвост, торчащие из-под юбки. – Что вы, как можно, особенно в вашем-то положении...

И Аделия с трудом сдержала всколыхнувшееся раздражение: сколько можно поминать это семя в ее животе, вести себя так, словно оно – самое важное в жизни.

Когда это вовсе не так...

И завтра, избавившись от него, она снова станет свободной!

И вдруг странное чувство в животе повторилось... В этот раз списать его на голодный желудочный спазм было никак невозможно. Она только поела...

Неужели... малыш?

Аделия приложила к животу руку...

 – Ребеночек шевелится? – спросила Гленис в радостном оживлении.

 – Я не знаю, – призналась она, совсем не желая обсуждать эту тему и дальше.

Но служанку было не удержать:

 – И понятно: это ваш первый ребеночек. На втором-то вы будете точно уверены... А оно всегда, знаете как бывает: словно капусты наелся, и живот вспучило. Газы идут, уж простите...

Аделия поднялась из-за стола.

 – Не думаю, что это ребенок, – сказала она. – Пожалуй, прилягу сегодня пораньше! Спасибо за ужин. – И поспешила покинуть большой, сумрачный холл, в котором ужинать в одиночестве было совершенно невыносимо.

Словно ее заживо погребли в этом большом, старом доме...

С двумя слугами.

И полным отсутствием минимальных удобств.

 – Ничего, я выдержу это, – сказала Аделия стенам, стиснув руки в крепкие кулаки. – Выдержу, чего бы мне это ни стоило. Ни Джону, ни Шерманам не сломить меня...

И девушка, уткнувшись лицом в подушку, позволила пролиться слезам, которые сдерживала целый день кряду. Здесь, в уединении этой комнаты, слабость была дозволена ей как отдушина...

Больше нигде.

И, засыпая, она представляла, как рука Адэра Брукса гладит ее по плечу.

Успокаивает...

Дарит уверенность в новом дне.

Как будто он даже нашептывает на ухо...

… Аделия резко проснулась: почти догоревший камин не разгонял теней по углам. Она озябла, к тому же ей приснился кошмар...

Такой жуткий, что ее до сих пор немного потряхивало.

Что же ей снилось?

Она попыталась припомнить, но выходило не очень... Кажется, там была женщина, возможно, даже она сама, и она куда-то бежала или... бежали за ней... Да, кто-то бежал за ней по лесу. Кто-то желал причинить зло...

Где-то в доме хлопнула дверь. Она услышала голоса за окном...

И поднялась с постели.

Брэди шел по двору размашистым шагом, явно торопился куда-то. С ним – огромный детина футов шести росту, не меньше.

Что происходит?

Аделия поняла, что не сможет уснуть, если не выяснит это: дела Айфорд-мэнор, какими бы они ни были, касались ее напрямую. А потому она надела халат и, накинув поверх него плащ, вышла за дверь...

Дом был достаточно стар, чтобы скрипеть половицами и стенать гуляющим сквозняком в дымоходе, –  он так и делал, словно хотел испугать ее и заставить вернуться. Но Аделия была слишком практична, чтобы верить в детские сказки про привидений...

Люди – вот кого следовало бояться.

Она хорошо усвоила эту истину в последние месяцы...

Во дворе было пусто, лишь едва тлел огонек в фонаре у конюшни, а еще блеяли овцы... В тишине ночи Аделия явственно слышала это. И пошла на тревожное это блеянье, догадавшись вдруг о причине: в овечьем загоне ягнилась овца.

Они всегда так кричали, и девушка помнила, как ее гнали прочь: мол, девицам там глядеть не на что. Возвращайся домой...

Теперь ее выгнать некому. Этот дом – ее вотчина.

И Аделия заглянула в овчарню...

Брэди и тот высокий – Дван, догадалась она – склонились над слабо поблеивающей овцой. Она дергалась, как бы желая встать на ноги, но Дван мягко гладил ее по вздутому боку, не давая подняться...

 – Нет, девочка, успокойся. Время еще не пришло! – успокаивал он ее мягким голосом, так не вяжущимся с его огромным телосложением. – Потерпи, милая, скоро все разрешится. Не давай ей подняться, – обратился он теперь к Брэди, – и разговаривай с ней, она это любит... Голоса ее успокаивают.

Сам поднялся и вдруг увидел хозяйку... Замер, сведя брови на переносице, и Аделия абсолютно по-детски ждала гневного нагоняя, но он молча направился вглубь овчарни.

И Брэди, тоже ее заметивший, произнес:

 – Овцы ягнятся, моя госпожа. Сразу три первокотки, как по сговоренному... Дван волнуется. Позвал меня помогать... – И спросил: – А вам что не спится? Хотели чего? Гленис живо поможет, только растолкайте ее.

10 глава

Судя по солнцу, освещавшему ее комнату по утрам, а сейчас давно сбежавшему к горизонту, проснулась Аделия не раньше полудня. Почти как придворные дамы, встававшие не раньше обеда и потому никогда не завтракавшие...

Не удивительно, что при дворе ели два раза в день.

Вот и у нее желудок свело, даже подташнивало немного... Это семя... ребенок в ее животе, исправилась она почему-то, делал ее прожорливой как улитка.

 – Доброе утро, госпожа.

В комнату впорхнула Глэнис, пышногрудая, улыбающаяся, она как будто сама осветила спальню не хуже давно сбежавшего солнца, и Аделия улыбнулась.

 – Доброе утро, Глэнис.

 – Слышала, у вас ночью случилось настоящее приключение, – сказала она, распахивая портьеры. – Брэди мне рассказал. Вот я и не будила вас, давала выспаться хорошенько!

Она чихнула, вдохнув повисшую в комнате пыль от тех самых портьер – здесь давно следовало убраться – и добавила: – Вас кое-кто дожидается. – На ее лице проступило явное недовольство. – Я сказала, пусть подождет, и он прошел в кабинет мастера Джона...

 – Кто это?

Сердце Аделии дернулось. Два лица промелькнули перед глазами: Адэра Брукса и... Шермана.

 – Бенсон, моя госпожа. Явился – не запылился! – отозвалась служанка.

И девушка выдохнула...

 – Бенсон вернулся? Что он сказал?

 – Да ничего не сказал, только: «Поговорить хочу с госпожой», – изобразила она управляющего. – Смурной он какой-то, с похмелья, должно быть. – И подала хозяйке чулки.

Аделию распирало от любопытства: еще вчера Бенсон буквально прогнал ее прочь, а сегодня явился для разговора.

О чем?

 – Давно он ждет? – спросила она.

Глэнис накинула на нее нижнюю юбку.

 – Примерно около часа, я полагаю. – И почти возмутилась: – Не собираетесь же вы говорить с ним, не пообедав? Нельзя так, ребеночку кушать надо. Да и вам тоже, коли пошло на то... – Служанка расправила на ней киртл. – Вон какая вы худенькая, что тростиночка: дунь – переломитесь.

 – И все-таки я спрошу его, что он хочет, – возразила Аделия сердобольной служанке. – В противном случае есть не смогу, изведусь...

Глэнис поджала губы.

 – Ну хорошо, я вам яблочко принесу. Вы только не задерживайтесь надолго! А то помню я покойного мистера Айфорда, – сказала она, –  как засядет с управляющим в кабинете, так завтрак с обедом успеют простыть, а он и не явится. Все говорят, говорят... Спасу нет.

И Аделия улыбнулась.

 – Так и Айфорд-мэнор тогда процветал, не то что сейчас.

 – И то верно, – вздохнула служанка.

Но все же попросила ее не задерживаться... И Аделия пообещала. Расправила платье и поспешила к рабочему кабинету...

Бенсон сидел за столом, листая бухгалтерскую книгу. Увидев хозяйку, он быстро поднялся и на ее чуть вскинутые вопросительно брови отозвался смущенным:

 – Вспомнил вот, что сговаривался с трактирщиком из Тальбота о продаже бочонка светлого пива. Он должен сегодня приехать...

Девушка так поразилась самому его виду, опрятному, с гладко выбритой бородой, и неожиданному смирению (неужели Бенсон вдруг передумал и решил вернуться к работе?), что с трудом сдерживала так и рвущуюся наружу восторженную улыбку. Но демонстрировать ее все же не стала, отозвалась лишь:

 – Неужели дела настолько плохи, что мы продаем запасы собственной кладовой?

И Бенсон опустил голову.

 – Полфунта, госпожа, нам точно не помешают. Хозяйство, как вы, верно, успели заметить, в полном упадке, доходы с поместья столь мизерны, что о них не стоит и говорить.

 – И все же расскажи мне, – попросила Аделия, а сама присела на стул. И кивнула, позволяя сделать то же и управляющему...

Он сел.

 – Я, право, не знаю, с чего и начать, – начал тот с нервной улыбкой, – вы, госпожа, должно быть, не привыкли к таким разговорам...

И вот это Аделии совсем не понравилось: она нахмурила брови и сцепила сложенные на юбке руки.

 – Позволь мне решать, на какие темы я хочу и могу говорить – холодным тоном отозвалась она. И спросила несколько мягче: – Ты, я правильно понимаю, желаешь вернуться на прежнее место?

 – Если позволите, госпожа.

 – Позволяю, – сказала она, выдержав краткую, но заметную паузу. И кивнула: – Так что с делами поместья? Каков у нас годовой доход?

 – Чуть больше ста фунтов. Это все, что мы получаем с земли...

 – Сто фунтов?! – ахнула девушка и даже в лице переменилась. – Но как? У Айфордов акры земли, почему столь ничтожен доход?

Бенсон кивнул, осознавая, как тяжело принять эту истину с первого раза, это как глотнуть горькой полынной настойки.

 – Бывший хозяин, моя госпожа, сделал упор на овец, – начал объяснять он положение дел, – прогнал многих вилланов, огородив земли под овечьи пастбища. И теперь, когда овцы почти все распроданы, земли пустуют, и платить с них оброк некому, как вы понимаете. Те несколько акров, что все еще сдаются в наём, приносят жалкие крохи...

 – Как же тогда... – Все эти званые вечера, драгоценности и дорогие подарки, хотелось добавить Аделии, но она не сумела. От ужаса перехватило дыхание... – Как же...

Бенсон понял ее состояние, потому что сказал:

 – Летом мы собирали фрукты в саду и продавали их, выручая хоть какие-то деньги. В имении чудный сад, требующий немалой заботы... – пояснил он. – Садовник, отпущенный на зиму, скоро вернется, а значит расходы опять возрастут. Мы платим ему восемь пенсов в день без еды и одежды. А еще течет крыша... Который год уж. Верхний этаж в плачевнейшем состоянии: штукатурка сыплется прямо на голову. Кровельщиков бы нанять, да это тоже обойдется в полкроны, не меньше. А еще скоро стрижка овец... Стригали и телеги для шерсти будут стоить не меньше двух крон. Ну и питание...

 – А еще здесь нужно убраться, – присовокупила Аделия, – дом в ужаснейшем состоянии. К тому же проданы многие вещи... – Она взглянула на Бенсона.

11 глава

– Вижу, у вас отличное настроение, – заметила Глэнис, завидев хозяйку. – Неужели Бенсон взаправду вернулся?

 – Вернулся.

 – Чудеса, да и только. – Служанка головой покачала. – Он клялся всеми святыми, что ноги его здесь больше не будет... – И поторопила Аделию: – Да садитесь же, госпожа, я вам блинчиков приготовила со сметанкой.

Аделия села

 – Ему, должно быть, было непросто нести на себе ответственность за поместье, – вступилась она за управляющего, – вот он и бросил все, полагая, что смысла нет дальше стараться... А теперь... когда у Айфорд-мэнор появилась хозяйка, все станет иначе. Вот увидишь, Глэнис, мы еще заживем!

Женщина хмыкнула, пододвигая к ней блюдце с вареньем.

 – Я ж разве против, – сказала она, – сердце болит глядеть на все это. – И указала глазами на стены.

 – Кстати, об этом, – тут же, едва успев прожевать откусанный блинчик, подхватила Аделия, – я хотела бы навести в доме порядок. Да и стирка нам тоже не помешает... Не знаешь девушек порасторопнее, что смогли бы помочь нам?

Глэнис задумалась.

 – Уборка и стирка... Есть кое-кто на примете. – И тут же спросила: – Но можем ли мы себе это позволить, моя госпожа?

Аделия улыбнулась довольной улыбкой:

 – Можем, об этом ты не волнуйся. – Но служанка все-таки волновалась, даже на лбу вспухла морщина. – Что тебя беспокоит? – не выдержала Аделия. – Говори.

 – Да я тут подумала, что уборка-то – дело затратное, госпожа, – ответила Глэнис с самым серьезным лицом, – придется прикупить серого мыла, а оно стоит немало. Дешевым-то дорогие портьеры не выстираешь, враз посереют или еще что похуже, разлезутся... Сами знаете, как оно жжется.

Аделия знала: руки у прачек в их доме походили на кусок свежего мяса, столь же красные и воспаленные. И пахло от них отвратительно... Все из-за дешевого мыла, которым стирали одежду для слуг.

 – Вчера на ярмарке я купила два куска мыла у старика с белою бородой. Знаешь такого? – поинтересовалась она.

 – Это, должно быть, Китан Уэсли, госпожа. Местный чудак... Когда-то он был аптекарем, продавал всякие снадобья, но потом, разорившись, стал варить мыло. Да не какое-нибудь, а чудное, как и он сам.

 – Что ты имеешь в виду?

 – Только то, что местные бедняги вряд ли станут покупать мыло за пенс, благоухающее розами и лавандой, когда можно заплатить в половину меньше за привычное серое. Другое дело важные господа, но они, знамо дело, в лавку к Уэсли никогда не заглядывают... Им кастильского мыла довольно. Вот Уэсли и прозябает...

Рука с блинчиком так и замерла между ртом и тарелкой, когда от рассказа служанки у Аделии ярко вспыхнуло перед глазами. Словно молнией полыхнуло...

 – Ты просто умница, Глэнис! – заявила она, вскакивая на ноги. – Мне нужно сейчас же отправиться в Тальбот. Надеюсь, Бенсон еще не уехал... – И она побежала во двор.

 – Вы ж даже позавтракать не успели, – всплеснула руками служанка, но Аделия, ясное дело, не остановилась.

Брэди как раз впрягал в телегу старую Берту, и она поспешила к нему.

 – Брэди, я тоже поеду с мистером Бенсоном в город, взнуздай, пожалуйста, Артемиду, – попросила она. – Я сейчас... – И побежала взять плащ.

Бенсон, казалось, ее компании не обрадовался, а может, просто был молчуном по натуре, только ехали они молча. Аделия думала о своем – идея, захватившая ее вдруг, не давала покоя – о чем думал ее управляющий, понять было тоже нетрудно: он то и дело глядел на пустую телегу, которой управлял Брэди, и протяжно вздыхал.

Считал напрасной идеей возвращать проданные из мэнора вещи... Все равно придется снова продать. И уже много дешевле...

 – Бенсон, – спросила Аделия, – в мэноре есть мыловарня?

 – Само собой, госпожа. Как и все остальное: пивоварня, коптильня и другие хозяйственные постройки.

Аделии показалось, что он несколько оскорбился, посчитав, что хозяйка заподозрила мэнор в отсутствии собственной мыловарни. И она улыбнулась... Подобная щепетильность говорила лишь об одном: поместье небезразлично ему, а значит, они сработаются.

 – Замечательно, – констатировала она.

И только на подъезде к городу Бенсон спросил вдруг:

 – Позвольте узнать, а почему вы спросили? Мыловарня давно заперта, никто ей не пользуется многие годы.

Аделия с заговорщическим видом и отозвалась:

 – Хочу это исправить. Будем варить лучшее мыло на весь Ланкашир! – И получила настоящее удовольствие при виде отвисшей челюсти своего управляющего.

Как раз в этот момент они заметили двух женщин в богатых платьях, вышедших из одежной лавки миссис Кендалл. Они окинули Аделию взглядом, одна шепнула другой что-то на ухо...

 – Баронесса Квинсли и леди Стентон, – просветил хозяйку обретший дар речи управляющий. – Они были на вашей свадьбе, как вы, должно быть, помните, госпожа.

Аделия совершенно не помнила: тот день запечатлелся в сознании смазанной кляксой. Отчетливыми оставались лишь глаза Коллума Шермана, глядящие с жалостью и сожалением...

А эти дамы, верно, помнят все преотлично, об этом и шепчутся.

Аделия почти отвернулась, торопясь сделать вид, что не заметила их, но в глазах опять полыхнуло: либо солнце на миг ее ослепило, либо...

 – Пойду поприветствую их, – сказала она. – Будет невежливо поступить как-то иначе. А вы поезжайте по делам, Бенсон, – ждать меня ни к чему.

И Аделия направилась к леди, нет-нет да поглядывающим на нее.

 – Рада снова вас видеть, – сказала она, легко спешившись перед ними и держа кобылу на поводу. – Какая приятная встреча!

Обе женщины отозвались ответными радостными приветствиями: мол, как они рады этой неожиданной встрече, они-де не знали, что они с мужем вернулись. Не с мужем? Так даже лучше: есть возможность пофлиртовать с местными джентльменами. С какими же? Да вот хотя бы с Коллумом Шерманом... Обе залились румянцем, словно девицы на выданье. Она-де, должно быть, помнит такого...

12 глава

У Бенсона все еще голова гудела с похмелья... Он маялся болью с самого пробуждения, и теперь, стоило только поговорить с новой хозяйкой, боль усилилась вдвое. Если ни втрое...

Продать карету, да заложить нитку жемчуга – куда ни шло по сравнению с мыловарней.

Что она себе напридумывала, девчонка сопливая?

Там и стены, верно, прогнили, а чаны покрылись плесенью...

Нет, зря он не понаддал Коллуму Шерману, этому черту проклятому... Зря его забоялся и пошел на попятный. Лучше бы сел на лошадь, да уехал подальше. Пусть даже в Лондон... Жизнь там, конечно, не сахар, но хотя бы сопливые бабы не учат управляться хозяйством.

Вещи-де выкупи и назад привези... А потом что? Растрынькает все, что есть, и опять: «Бенсон, что делать?»

А этот гад загребущий, ростовщик, так называемый, дал вдвое дешевле, чем просит теперь за ту самую вещь.

 – Зеркало венецианское... пять шиллингов, четыре пенса.

У Бенсона перекосилось лицо.

 – Ты дал за него три шиллинга и три пенса, прохвост. А теперь дерешь вдвое больше! – ударил он по столу.

Но ростовщик, мужчина среднего возраста с солидным брюшком, и не подумал пугаться.

 – Так одно дело купить, господин, и совсем другое – продать, – отозвался он с невиннейшим видом. – К тому же зеркало было приведено в должный вид, почищено, отполировано... Это требует денег.

Бесон глянул на список вещей, предпочитая предусмотрительно промолчать и не дать ростовщику в рожу... Руки чесались.

 – Где персидский ковер? – процедил он сквозь зубы.

 – Да вот же, дожидается в уголочке. – Хозяин лавки предупредительно указал на предмет. И добавил: – Пять фунтов без единой уступки. Ковер превосходного качества!

И Бенсон сверкнул глазами:

 – Мне ли не знать, сучий потрох. Я сам продал его тебе в прошлом месяце, получив ровно три фунта и ни черта больше!

Но Бэйб Седи уперся, что годовалый баран:

 – Пять фунтов и забирай его в ту же секунду.

Бенсон прикинул расходы, и сердце его облилось кровью. Ну нет, не станет он тратить все деньги на бесполезные зеркала и тканые коврики...

 – У меня нет таких денег... – произнес он.

И торговец руками развел:

 – Значит, и ковер останется у меня.

В тот самый момент колокольчик над дверью тревожно звякнул, сообщая о визите нового посетителя, и Седи, переключившись с Бенсона на него, поспешил к двери.

 – Господин Шерман, входите! Входите.  – Услышал Бенсон его приветственные восторги в адрес вновь прибывшего. И не обрадовался... Только Шермана ему и не хватало для полного счастья. Вспомнилось, как его окунали в бочку с водой...

 – Мистер Бенсон.

Да будь оно все неладно!

 – Господин Шерман, – отозвался он с фальшивой улыбкой.

А тот и спрашивает, вроде как просто из вежливости:

 – Решили для дома что прикупить?

 – Хозяйка, – на этом слове Бенсон сделал особый акцент, – желает придать уют Айфорд-мэнор за счет некоторых вещей.

Коллум Шерман понятливо дернул бровями, и тема, казалось, могла быть закрыта, но ростовщик, будь он неладен, словно нарочно обратился к управляющему с вопросом:

 – Так вы берете этот ковер или нет?

 – Три фунта, – выдавил Бенсон вместо ответа.

 – Пять, – упрямо настаивал Седи.

 – Четыре, – пошел управляющий на уступку. – Четыре и ни пенсом больше.

 – Пять.

Если бы только ни присутствие Коллума Шермана, ходить бы Седи с тумаком на весь глаз. Уж как у Бенсона руки чесались, словами не передать... Он бы и с Шерманом посчитался, да с важными господами на равных не поквитаться. Они законом защищены получше господа бога...

 – О чем спор, уважаемые? – осведомился заинтересовавшийся Шерман.

Седи и просветил его в ту же секунду:

 – Его хозяйка хотела бы получить этот чудесный персидский ковер, мой господин, но Рэд Бенсон не желает платить его полную цену. – Седи даже руки в бока упер, выражая всем видом свое недовольство по отношению к прижимистому слуге.

У Бенсона кончики ушей заалели: он не был скупым по натуре, скорее весьма экономным. И поведение ростовщика возмутило его до глубины души...

Он сжал кулаки.

 – Уважаемые, – произнес Коллум Шерман примирительным тоном, – не стоит впадать в крайности из-за банальнейшего недопонимания: мистер Бенсон заплатил бы полную сумму, просто сейчас не располагает такой. К тому же, – он со значением посмотрел на толстого ростовщика, – наш хозяин запамятовал и сейчас как раз вспомнил, что снизил цену до трех фунтов, не так ли?

 – Но... – тот открыл рот, явно собираясь воспротивиться такой сумме.

Но Шерман красноречиво коснулся кошеля на своем поясе, и Седи, расплывшись в плутовской, понимающей улыбке, только кивнул.

 – Три фунта – и забирай его, коли хочешь, – сказал он Бенсону.

Бенсону хотелось равно другого: например, выйти из лавки, грохнув решительно дверью.

Он был уверен: подачка от Шерманов возмутила б хозяйку до глубины души. Но сэкономленные два фунта – все равно что золотой соверен. Бедным спесь не к лицу...

И он, отсчитав три монеты, отдал их Седи, а сам, подхватив ковер, вышел из лавки.

Даже выдохнул от облегчения, словно выдержал схватку с драконом в его страшном драконьем логове...

Брэди с повозкой ждал его у дверей и понятливо улыбнулся.

 – Что, выторговал ковер у этого нехристя? – сказал он. – Хорошо. Хозяйка будет довольна!

Знала б она...

Бенсон поглядел на приятеля – они давно работали в Айфорд-мэнор и невольно сдружились: не рассказать ли ему, но передумал. Лучше не знать никому про участие Шермана в их делах... Ни к чему. Еще не известно, что он запросит в ответ.

Хотя, конечно, дело могло быть в ребенке (и мысль эта все чаще приходила Бенсону в голову): он первым вошел к их хозяйке в первую брачную ночь, а значит, мог быть отцом ее будущего ребенка. И по срокам все сходится... Вдруг и сам Шерман читает так же, вот и крутится рядом, помогает чем может.