Проснулась в предрассветной серости с четким осознанием – пора уходить.
Я, Тороп и Тимка покидаем «Логово», оставляем за спиной родные стены, а также всю одежду, утварь и сбережения. Последние я особо не прятала и даже оставлю… нет, уже оставила записку об их местоположении. Вон она лежит.
Взгляд привычно скользнул на столик у двери, но натолкнулся отнюдь не на столик и лист бумаги, белеющий на нем, а на массивную фигуру с листком в руке.
– Даже так?! Неожиданно, хотя теперь и понятно, – насмешливо прокомментировал неизвестный одну из строк послания, и я, узнав его голос, вспомнила. Мой непутевый побег и возвращение, спор с тарийцем, запугивание расправой, вынужденное согласие на брак и обряд. Хотя последнее, как и перелет из храма, прошедший в объятиях Гилта, помнился смутно, в отличие от поздравления и поцелуя, коим меня осчастливил Инваго Дори. И едва вспомнила о трех волнах боли, окативших меня с ног до головы, как в теле проснулись их отголоски.
– Чтоб тебя!
– Вернулась… – Воин в мгновение ока оказался рядом, помог сесть.
– Больно! – Я скривилась, попыталась оттолкнуть его, но даже руки поднять не смогла.
– Тихо-тихо, не шевелись. Сейчас пройдет. Пей. – Он поднес к моим губам чашу с водой и настоятельно посоветовал: – До дна.
Пить не хотелось, но мысль о том, что с тарийцами спорить опасно, пришла вовремя. Я безропотно открыла рот. Первый глоток позволил свободнее вздохнуть, второй расслабил мышцы шеи и плеч, третий принес свободу рукам. Я шевельнула пальцами и потянулась перехватить чашу.
– Нет, – пресек Дори мою инициативу. – Пей.
Выпила до дна, как велено. И, ощутив наполняющие меня спокойствие и легкость, уже куда более миролюбиво заметила:
– Тебе стоило меня предупредить… там, в храме.
– Я не знал, – повинился он тихо. Поставил чашу на пол и присел на кровать.
– И что это было?
– Привязка к хранителю рода. Как сказал Сато, будь контакт более глубоким и с девственницей, боли было бы в разы меньше, а через поцелуй и при помощи мага…
– Жива, и на том спасибо, – небрежно отмахнулась я, заметив со смешком: – Теперь понятно, почему у тарийцев вторые браки так редки. Они не хотят становиться вдовцами у алтаря. Или вдовами тоже? – лукаво покосилась на воина.
– Напрямую с хранителем рода связаны только мужчины. И да, второй брак не лучшая идея… – произнеся это, Дори помрачнел. Минуту молчал, буравя взглядом свои руки, затем качнул головой и уже деловым тоном продолжил. – Теперь о хорошем. Защиту я на тебя накинул, владение харчевней узаконил, деньги оставил. О лорде Уросе можешь не вспоминать, любая попытка предъявить на тебя права закончится для него плачевно.
– Почему? – За три года волнений о своей судьбе я прочла о законах Тарии все, прямо или косвенно касавшееся брака, и не нашла там даже лазейки для спасения. И тут вдруг – защита. А ведь я прошла всего лишь привязку к хранителю рода.
– Потому что ты жена Таллика Дори, наследника рода и бесценной реликвии. И до тех пор, пока твой супруг жив, ты вне опасности.
Своевременное уточнение.
– И с чего вдруг такая уверенность, что он жив? Пять лет прошло, а твой брат не вернулся и никак о себе не сообщил.
– Хранитель – это не просто звук.
– Но… но… как же тогда брак?! – я подскочила на подушках, одарив деверя гневным взглядом. – Получается, хранитель знает истинную дату, знает о вашей авантюре и он…
– Дал согласие на все, провел привязку через поцелуй и прекрасно понимает, как это важно для Талла и рода. К слову, – едва заметная улыбка, – меня просили передать тебе это.
На безымянный пальчик моей правой руки скользнул тяжелый перстень с красным прозрачным камнем в грубой оправе. Он, как и руна, откликнулся на прикосновение слабым сиянием и теплом, но изумилась я другому:
– Ваш хранитель разумен… Он что, живой? Так это он меня?.. – закрыв рот рукой, оторопело посмотрела на воина. Моя реакция немало его насмешила.
– Хранитель – это дух, испокон веков оберегающий наш род. А целовал тебя я. И на будущее, не все тарийцы мерзавцы, мой отец, например, был человеком, достойным уважения. – С этими словами мой вроде как деверь встал. – И да, совсем забыл…
– Что? – спросила настороженно. С этого станется напоследок ляпнуть гадость.
– В погоревшие покои не входи. Защита защитой, но все-таки убереги себя от соблазна. Асда я забираю, Гилт останется на несколько ночей, может, и дольше. – И улыбнулся, вопрошая: – Поцелуешь на прощание?
Вздрогнула всем телом и поежилась.
– Лучше я просто тебя провожу до двери. Входной. Хочу быть уверенной в том, что ты уехал.
– Одевайся, – милостиво предложил воин и ухмыльнулся, когда я заметила, что на мне, кроме кольца и золотой руны, больше и нет ничего.
– Дори!
– Подожду за дверью.
Он ждал не за дверью моей комнаты, и даже не за входной дверью харчевни, догадливый мерзавец вскочил на коня и уехал достаточно далеко, когда я выбежала его «проводить». Оружие жгло руку, а с языка рвались проклятья.
– Тарийская свинья! – прошипела я и с досадой пнула снежный ком, и тот не разлетелся на тысячи снежинок, а налип толстым слоем на мои сапоги. Странное свойство снега, вчера же только насыпало. Я нахмурилась.
– Кто-то проснулся не в духе, – послышался рядом голос Асда.
– И это после трех дней беспробудного сна, – вторил ему Гилт.
Как три?!
И уже оба в один голос поприветствовали меня:
– Доброе утро, Тора. Прекрасно выглядишь в этой охотничьей куртке поверх сорочки… Со взведенным арбалетом в одной руке и иглами в другой…
– И вам не хворать, – я обернулась к улыбчивым нелюдям, успевшим неслышно ко мне подобраться. Оглядела их с ног до головы, сделала в памяти зарубку: оба одеты для дальних поездок и оба без лошадей. – Где остальные?
– Отряд отбыл еще двое суток назад вместе с Сато Суо, – улыбнулся вампир. – Дори уехал лишь минуту назад…
– И очень спешил, – поддакнул двуликий.
– Мои люди где? – уточнила я хмуро и разрядила арбалет в ближайший столб. Провалялась бесчувственной трое суток, чтоб этого Дори и его привязку к хранителю!
– Тороп и Тимка на кухне. В «Логово» ночью прибыли новые постояльцы, попросили что-нибудь легкое приготовить, – ответили они мне, опять-таки в один голос. Переглянулись заговорщически и сообщили: – И чтобы путаницы не было, прими как данность – мы теперь тоже твои…
– В смысле? – Что-то не нравятся мне их улыбки, кажется, зря я разрядила арбалет.
– В смысле – холить нас нужно и лелеять. Эх, темнота! – Асд шагнул ближе, поцеловал в лоб и отступил. – До встречи, Тора.
– А… – Я не успела ничего сказать, на месте, освободившемся от оборотня, оказался вампир, поцеловал в щеку и отстранился со словами:
– До вечера. Кстати, сегодня четверг и на ужин будет шашлык из барашка, да? – Я кивнула, и кровопийца обнажил клыки в улыбке. – Вот, слышал? Обзавидуйся, хвостатый! Это тебе не какая-то там мясная запеканка…
Сколь ни странно, но после того, как все прибыльные местечки на нашей заставе были распределены меж новыми хозяевами, резни не началось. Никто из чужеземных захватчиков не пытался заселиться в самые богатые дома, не лез к женщинам и детям, не унижал мужчин, не устраивал расправ над провинившимися, если таковые были. Тишина и покой вернулись к нам спустя две недели, которые и запомнились лишь тем, что в белом храме на скале прошла серия бракосочетаний меж прошлыми хозяевами и нынешними для, так сказать, законного оформления собственности. Удивительно, но тарийцы не особо верили в дарственные Оргеса IV, волей которых им от щедрот правителя Вдовии отошли харчевни, постоялые дворы, прачечные, гладильные, кузницы, торговые ряды, лавки кожевников, мастерские древесных и каменных дел, небольшой участок леса с родником и заброшенная угольная шахта, что стояла на взгорье.
Создавалось ощущение, что вояки, потом и кровью послужившие своему государству, совсем не верили гербовым бумагам, ожидали изменения в настроении властей, а потому и не особо у нас оседали. Договор подписали, брак оформили, деньгами расплачиваться обязали и отбыли восвояси. В сущности, все происходило точь-в-точь, как с Дори, правда, тот сам оставил мне приличную сумму золотом да еще Гилта в помощь подрядил.
Знать не знаю, чем кровопийца средь бела дня занимался, но был он как штык на каждом ужине. Садился за самый дальний стол, с наслаждением съедал всю порцию жаркого, иногда заказывал вторую, а затем с ехидной усмешкой писал что-то на листке и прятал его в черном конверте. Конверт исчезал с белой вспышкой и через минуту возвращался с красной, и чаще всего свое открытие сопровождал тихим, пробирающим до костей рыком. Ответ писал Асд. Я узнавала его по свойственной оборотню эхообразной вибрации голоса и всякий раз улыбалась их мальчишескому соперничеству. Делать нелюдям нечего, хвастаются ужинами…
Именно так я и считала, пока в один из вечеров кровопийца не подозвал меня к себе. Он указал на соседний стул и, свернув только что полученный листок, сказал:
– Садись, Тора.
– Что-то случилось?
– Ничего страшного. Сюда идет посылка из Тарии, – обронил он. Взглядом указал на кувшин, и я понятливо обслужила вампира. Налила чашу темного терпкого чая, подала.
– Посылка… Неужели мой заказ прибыл? Наконец-то. А то я уже умаялась без скребков сковородки драить и казаны начищать. К тому же горелка для каминов вот-вот закончится, а там новый запас, – прошептала обрадовано. Все же в наши холода топить дровами или тем же углем слишком муторно и дорого. То ли дело тарийский ангедон, или как его в простонародье зовут – горелка, налил на красные угольки десять капель и сэкономил целую вязанку дров. Двенадцать часов держит тепло, ворошить не нужно, раздувать не нужно. Красота! Но самым важным в заказе были ткани. Белые на постельное белье, темно-синие на шторы и светло-голубые на скатерти, чтобы вновь блеснуть новинкой перед постояльцами. Ведь как сказал мне один из постоянных посетителей «Логова», нашу заставу ждут золотые времена. Здесь будет проходить дорога, соединяющая две столицы ранее враждебных государств. И как назло, все захапали тарийцы.
– Нет. Посылка не твоя, – разрушил Гилт все мои надежды. – Но тебе придется переправить ее в Тарию.
Теперь понятно, зачем Дори золото оставил, непонятно другое…
– Куда переправлять? – переспросила, не веря собственным ушам. – И как? А главное, с кем? Сейчас начнутся бури посильнее прошлой.
– С… – Он долго подбирал подходящее слово, а в итоге выдал: – С обозами. Придут со стороны моря.
– С какими обозами, с какого моря? В ближайшие месяц или даже полтора никто в своем уме и доброй памяти не рискнет сунуться через льды залива в Заснеженный, а тем более подняться от него на нашу заставу.
– Ради хорошего вина пройтись по льду километр-другой… – начал кровопийца, но я перебила:
– Двадцать километров! К тому же порт будет в пятиметровых сугробах. Там народ выживает только потому, что они всем скопом каждую зиму от дома к дому роют в сугробах тоннели.
– Теперь ясно, почему Заснеженный не удалось обнаружить во время войны.
Я только фыркнула, краем глаза отслеживая работу прибирающих со столов помощниц.
– Его не обнаружили только потому, что сюда соваться смысла как нет, так и не было. Да и чего ради? Наша застава побольше будет, но до нее еще требуется добраться по тропе, продуваемой всеми ветрами.
– Ради твоей постели… – многозначительно протянул вампир.
– Хорошо, – отмахнулась я и подхватила его тон, – ради моей постели на такие жертвы пойти и впрямь не грех, но дальше-то куда?
– Через перевал, – милостиво пояснили мне.
Вот тут я уже вспылила:
– Гилт, обоз, если таковой и будет, застрянет на перевале под каменными обвалами, так и не добравшись до тропы, ведущей в Тарию! Людей поляжет… А, все там и останутся.
– А кто сказал, что обоз будут сопровождать люди. – И улыбнулся, обнажив клыки. Одна из моих помощниц, подметив этот оскал, осенила себя священным знаком.
– Свят! Свят! – послышалось с ее стороны.
Увалень уже не впервой делает так, чтобы симпатичная пышка Ася уверовала в его нечеловечность. Вот же… вампир недоделанный! Я под столом пнула Гилта ногой и послала девушку в кухню.
– Да что ты дерешься постоянно? – прошипел клыкастый умник, потирая голень. – Им нужно привыкать уже к стороннему вниманию. Как-никак, все обозы останавливаться будут у тебя. А там от десяти до двадцати вампиров быть может, парочка собак, и все до ба… женских ласк голодные.
В глазах у меня потемнело, сердце сжалось, и сама не заметила, как начала громко вопрошать:
– То есть я назад вернулась и обряд бракосочетания прошла, чтобы вы мне здесь дом терпимости развернули?!
– Тора… я пошутил. Прости, забыл… – зашипел Гилт, запоздало сообразив, что сболтнул, но меня уже было не унять.
– Подлец! Свинья! Козел… – Я не мелочилась понапрасну, не хваталась за ножи и вилки, не била тарелки о его голову, а сразу же взялась за деревянный поднос. Удар наотмашь, справа, слева, опять справа… первые два вампир получил, от третьего ушел, растворившись в воздухе. И я рухнула на скамью, стуча зубами от ужаса перед содеянным и кашляя из-за сорванного голоса. – Если хоть один, хоть раз… Я сожгу «Логово» и подамся в бега! И плевать мне на ваши законы и условия, я здесь главная и я не позволю…
А у самой мороз по коже. Я только что побила кровопийцу! Что же я наделала?!
– А вот и хозяйка! – огласил всю харчевню радостный голос и отвлек меня от нарастающей паники.
– Как и обещали, истинная волчица! – Ко мне подлетел маленький пухленький мужичок в белом тулупе до пола, напоминающий подвижного снеговика. Склонившись надо мной, он приник к дрожащей руке поцелуем и торопливо представился: – Эванас Тюри, директор театра Тюри, преданный поклонник красоты и таланта незабвенной Алиссии Тюри, моей супруги и звезды…
– Театра? – спросила сипло, все еще не веря в то, что вампир не растерзал меня за покушение на свою клыкастую персону.
– Всей Вдовии, – хмуро поправил меня гость и отступил. – Разве вы не слышали о ней в этой глу… на этой заставе? – Я помотала головой, и он посмотрел на потолок со вздохом. – Алиссия мне этого не простит. – А затем, словно бы вспомнив о чем-то важном, опять затараторил витиеватыми фразами то, что уложилось бы в два слова: – Прошу простить, я не надеялся дозвониться до вас от ворот, тем более докричаться в этой метели, потому пересек ваши владения, чтобы лично зарекомендовать себя и заказать номера в самой гостеприимной харчевне.
– Комнаты, – уточнила я, продолжая не верить своему счастью. Жива и невредима, а Гилта рядом нет. – Я сдаю комнаты.
– Как? – директор театра и поклонник кого-то там даже попятился. – Разве у вас нет номеров с отдельными ванными комнатами и кабинетами, где моя дорогая супруга смогла бы тренировать свой дивный голос?
И столько недоверчивого возмущения, словно бы я обманом заманила его в свои владения и деньги за недельный постой взяла наперед.
– Нет. – Подходящих покоев с ванными комнатами и гардеробными, которые вполне могли сойти за кабинет в «Логове», была лишь пара: мои и те, что выгорели при косвенном участии Дори и непосредственном – Гайны.
– Но мне сказали… – он весь как-то разом сник.
– Кто? Где? Когда? – поднялась я, нависнув над притихшим Тюри.
– Да все! Куда бы мы ни обратились на этой заставе и в нижнем городке, все хозяева харчевен, гостиниц и дворов направляли нас к вам. И неустанно нахваливали номера с кабинетами, ванными и…
Не знаю, что там было за «и», но в следующее мгновение «Логово» огласил громкий и весьма продолжительный звон колокола, коим в надежде достучаться явно били о ворота.
– Кого там демоны принесли?!
Выглянувший из кухни Тороп пересек столовую и, прихватив куртку, вышел в заднюю дверь.
А директор театра несчастным голосом ответил:
– Алиссию принесли… – Он дрожащей рукой стянул шапку и шарф, явив миру и мне холеное лицо мужчины, еще не перешагнувшего сороковку, внушительную плешь в русых кудрях и большие серые глаза, бездонные озера отчаяния. Кажется, театру со звездой повезло больше, чем господину Тюри с женой. Мне хватило одного взгляда на человека, только что спасшего меня от расправы клыкастого «шутника», чтобы проникнуться его печалью и решиться помочь.
– Вы к нам… на заставу надолго?
– На три дня, – произнес он и поежился от очередного и, пожалуй, еще более громкого удара колоколом о ворота. – Хотим пересечь перевал до того, как здесь выпадут снега. Хотя поначалу думали обогнуть мыс на корабле, но капитан уверил нас, что путь через горы совсем недолог. И в Заснеженном подтвердили, всего-то пару тройку километров вверх…
Я подняла брови, не зная, что и сказать.
Пара-тройка? Через горы? Да только до нашей заставы не меньше семи километров по чистому склону, а дальше-то все сорок.
– Так, и что за умник вам такое сказал? Один из пьяных постояльцев какой-нибудь харчевни?
– Нет-нет, хозяин клялся из этого… «Пятака», – заверил меня директор театра и, прижав шапку к груди, пробормотал: – И осенив святым знаком, он нас послал…
– Куда?
– К вам. Но мы не сразу решились, поначалу явились на постоялый двор Серого, а от него в маленькую гостиницу «Шкура», затем «Шалашок», «Бельгийские огни», «Бравый Кутя»…
– «Бравый Кузя», – поправила я, даже не представляя, почему конкуренты из Заснеженного, да и капитан корабля обманули несчастных супругов Тюри.
– Что? Ах, да-да, простите. Но к тому времени на долину уже опустились сумерки, я не разглядел, – проговорил он, задумчиво поглаживая свою шапку.
– Погодите, вы что же, только с корабля?
– Не только. Уж семь часов как… – И так тоскливо произнес, что я сама чуть слезу не пустила, ощутив все тяготы его долгого дня, а может, и жизни.
– Останетесь у меня. Я предоставлю самые лучшие комнаты из возможных, а если не понравится, уже утром вы сможете…
Во дворе послышалась возня и ругань Торопа, а затем истошный вопль отнюдь не дивного голоска:
– Эванас?!
Громкий окрик перепугал помощниц, вернувшихся в столовую, чтобы завершить уборку. Они скрылись за спасительной дверью кухни и, кажется, даже задвинули щеколду.
«А вот и мадам Тюри, – подумала я, потирая засвербевшие уши. – Однако звучная особа, вон и директор, явно привыкший к ее голоску, как-то странно покачнулся».
– Тюри! – судя по растущей громкости злобного зова, мадам приближалась, а вместе с ней и порок сердца у ее супруга. Мужчина хирел на глазах: бледнел, покрывался испариной, но молчал и не спешил встретить ненаглядную у порога. В этот миг я постаралась заверить предобморочного директора театра, что волноваться не о чем. Их я, так и быть, размещу в своих покоях, а сама посплю у Тимки в комнате.
– В общем, если вам не понравятся комнаты, я легко подберу гостиницу, подходящую под ваши запросы… – И тут истеричное восклицание мадам: «Где ты, дорогой?!» – перебило не только мои слова, но и все первоначальные требования ее супруга, низведя их до нуля.
– Нет! Прошу вас, не гоните! – неожиданно взмолился Тюри чуть ли не на коленях. Вернее, он на них все же плюхнулся, но, оглянувшись на двери, вскочил и затараторил, нещадно комкая в руках шапку: – Хотя бы две ночи или жалкие двенадцать часов отдыха. Нас семь человек. Супруге отдайте все самое лучшее, остальным – что придется. Я сам готов спать на сеновале…
– Зачем же такие крайности?
– Чтоб высспатьсся наконец-то, ссупруга его досстала, – раздалось надо мной вампирское шипение, и я, как подкошенная, упала мимо стула. Ударила локоть и бедро и напугала Тюри ошарашенным взглядом. Гилт здесь, но я его не вижу!
– Что случилось? – будущий постоялец поспешил мне на помощь, и в этот самый момент от двери раздалось:
– Вот, значит, как ты ищешь нам ночлег?!
Мы так и застыли – я на полусогнутых, а супруг звезды натужно сопящий, но крепко удерживающий меня со спины обеими руками под грудью.
– Атасс! Вот это подсстава! – раздалось веселое и шипящее сверху, а затем уже сдавленное и печальное позади меня:
– Алиссия мне этого не простит.
Надо отдать должное Тюри, он меня не бросил, помог добраться до стула и, разогнувшись с кряхтеньем, сообщил ворвавшемуся в столовую снеговику, то бишь супруге:
– Звезда моя, я с трудом выбил для тебя лучшие комнаты в «Логове»! Поэтому не обижай хозяйку, гостеприимно принявшую нас под крышей этой харчевни.
И ревнивый огонь в глазах гостьи немедля сменился оценивающим взглядом, который медленно заскользил по обстановке столовой. Она прошлась по кругу, стараясь ни к чему не прикасаться, затем остановилась напротив настороженных нас и вздернула носик.
– Надеюсь, наше размещение будет бесплатным, Эванас. Я не собираюсь платить за постой в этой ночлежке, несмотря на крайне гостеприимный прием…
– Конечно, да! – заявил директор театра и тут же одними губами прошептал мне: – Двойная плата за постой, только не гоните.
– Вы что же, и за сеновал заплатите? – тихо удивилась я, краем глаза отслеживая передвижения мадам Тюри, брезгующей всем, что не соответствует ее «королевскому» вкусу.
– За сеновал втрое, только сразу укажите, куда идти! – прошептал он, удерживая на лице маску всепоглощающего внимания к супруге.
– Выходите через заднюю дверь, возле кухни. Первое здание слева, – провела я краткий инструктаж.
– Благодарю, – едва заметно кивнул невероятно сговорчивый постоялец и переступил с ноги на ногу, явно выжидая подходящего момента, чтобы скрыться.
– Вы, мой дорогой, видели ворота этой лачуги? А колокол? Я не говорю о дворе, загаженном лошадьми! А здесь, – Алиссия продолжила осмотр столовой, но в этот раз уже с прощупыванием подушек на стульях и простукиванием деревянной обшивки стен. – Фи! Какая мерзость, эти стены и полы, столы, не покрытые скатертями, и эти скамейки…
– Здесь есть стулья, – поспешил сообщить Тюри, – но для тебя, душа моя, я обязательно найду кресло!
– С красным сиденьем и круглой спинкой… – послышалось от снеговика капризно.
– Да-да, именно такое! – заверил ее супруг и исчез не хуже вампира, ни одна половица под ним не скрипнула, не хлопнула задняя дверь.
Мы с мадам остались тет-а-тет, и она, встретившись со мной взглядом, благоразумно умолкла и протяжно вздохнула.
– Подниметесь в комнату? – понятливо вопросила я.
– Было бы неплохо… еще и бокал вина со смородиной, печенье с грецким орехом и фрукты. – Мадам в очередной раз осмотрела столовую и потребовала: – Фрукты свежие.
После семи часов метаний по местным харчевням? Да еще свежие фрукты? Губа у Алиссии не дура, но мало чем ей поможет. Я позвала из кухни помощниц, дала указания разместить госпожу Тюри в моих комнатах, которые я, по примеру Эванаса, назвала самыми лучшими из имеющихся, и просто дала ключи. Две девушки умчались наверх, еще две спросили, нужна ли помощь с вещами.
– Нужна. – Звезда столичного театра, не дождавшись кресла с красным сиденьем и круглой спинкой, все-таки решилась сесть на простой стул и скинуть с себя, как оказалось, шубу. – Вещи остались на полпути сюда.
– В какой харчевне? – спросила я, уже прикидывая, когда и как попрошу Торопа принести поклажу наших новых постояльцев. К слову, его что-то долго нет.
– В «Пятаке».
– В Заснеженном? – не поверила я своим ушам. – Вы оставили сумки там?
– Сумки, сундуки и десяток картонок со шляпками. Старый чурбан был уверен, что мы вернемся и разместимся у него! На травяных тюфяках с клопами, под соломенной крышей, где подаются моченые яблоки вместо свежих… Фи! – Элегантным движением мадам сбросила капюшон, попутно скинув большую часть снега с шубы на пол, стол и ближайший стул. Затем медленно развязала тесемки, изящно расстегнула пуговицы и, спустив меховое изделие с плеч, посмотрела на меня с недовольством.
Я ответила ей взглядом невинным и вопросительным.
– Вы не хотите взять мою шубу?
– Хочу! Но вряд ли ваш муж обрадуется, если вы сделаете мне столь щедрый подарок, – улыбнулась я и добилась того, что мадам с сопением сама разоблачилась, затем развязала шаль и, сняв с головы, накинула на плечи.
– Крассивая… сстерва, – прошипели надо мной, и я согласилась с вампиром.
– Бедный Тюри.
На меня с чувством собственного превосходства взирала брюнетка лет двадцати двух, а может, и двадцати пяти. Фигуристая и подтянутая, молочная кожа, сапфировые глаза, курносый носик и капризно поджатые губки, явно пунцовые от природы. Поправив шаль на плечах, она передала одной из моих помощниц шубу с наказом высушить и немедля, а от второй потребовала бокал вина со смородиной, обязательно свежей. А затем грациозно приземлилась на мокрый от снега стул, не придав значения моему: «Постойте!»
– Буду я еще пред тобой стоять… – Но, ощутив мокроту даже сквозь шерстяное платье богатого бордового цвета и, вполне возможно, не одну пару подштанников, она подскочила как ужаленная и почему-то позвала мужа: – Эванас!
– Ушел искать для вас кресло.
– Мокрый стул, какая мерзость! – бросила она брезгливо. Но, оглядев «место преступления», быстро поняла, что виновата сама. И скривилась еще больше. – Комнаты, где мои комнаты? Немедленно говорите, мне нужно высушить платье!
– Наверху, правый поворот от лестницы, первая дверь справа, – отрапортовала я и заметила: – Ваши апартаменты могут быть еще не готовы…
– Это отвратительно! – фыркнула она и, прикрывая тыл, решительно направилась к лестнице.
Так, с этой разобрались, следующие полчаса ее слышно не будет. Поразмыслив немного, я тихо позвала вампира:
– Гилт? Прости меня, пожалуйста, я не хотела…
– Хотела, – хмыкнул он, – но я знаю, что заслужил. Такое больше не повторится.
– Что именно не повторится? – переспросила настороженно. Кто знает, что у этих нелюдей на уме, вдруг он имел в виду мое нападение, а никак не превращение «Логова» в дом терпимости.
– Все, – вздохнул вампир тоскливо и с едва уловимой ехидцей добавил: – Я, так и быть, остальных предупрежу.
Ясное дело, захотел поддеть и вменяемость мою перепроверить, но я уже ученая.
– Спасибо. И раз уж мы пришли к миру и согласию, найди мне Торопа. – Я отправилась на кухню, чтобы собрать поздний ужин для новоприбывших и добавить в вино для мадам сушеную смородину, предварительно размочив ее в воде.
Вояка вернулся через пять минут, когда мы с помощницами успели не только приготовить ванну и подать вино брюзжащей Алиссии, но также разогреть ужин и приготовить комнаты для оставшихся шестерых постояльцев. Я искренне полагала, что, пробыв на сеновале чуть менее часа, Тюри передумает там спать и согласится изменить место ночлега. Однако ошиблась.
– Ненормальные люди, бесы их задери! – бывалый вояка, сплошь покрытый снегом, упал на скамью.
– Да, я такого тоже давно не видел. – Рядом с ним примостился улыбающийся во все зубы Гилт. – Тора, они отказались разместиться в харчевне! Увидали, как хозяин прячется, и припустили за ним. Сколько ни уговаривал пойти в тепло, в ответ одно и то же: «Госпожа Алиссия сюда не явится, побоится испачкать сапоги!»
– А еще они через раз приговаривают, что вот-вот начнется распевка. Не тренировка голоса, а именно распевка, – обрадовал Тороп.
– Средь ночи? – удивилась я, прекрасно представляя, как на это отреагируют остальные постояльцы «Логова». – Пусть только попробует варежку открыть, вылетит отсюда прямиком в Заснеженный.
– Было бы неплохо, – хмыкнул вояка. – И если не Тюри, то остальные поблагодарят от души. Только представь, труппа была человек пятьдесят. Первые десять отсеялись еще в Тихом заливе. Вплавь вернулись в столицу. Еще пятеро исчезли, едва корабль остановился в небольшом портовом городке через неделю плавания.
– А спустя еще десять дней, когда при одном лишь упоминании Алиссии глаз начал дергаться не только у всей команды, но и у капитана, супругов Тюри вместе с самыми преданными им людьми ввели в заблуждение… – вампир опять улыбался, не скрывая клыков.
– Попросту выставили, – мой названый отец, якобы стряхивая подтаявший снег с куртки, несильно двинул его локтем. Гилт скалиться перестал, но отсел.
– Остальные члены труппы без проблем поплыли дальше, – хмыкнул он, провожая взглядом порхающую по кухне Асю. – Страшно представить, что за женщина эта Тюри!
– Змея, – ответила я, усердно начищая казан. – Она безостановочно хает все, что видит. Еду, мебель, обстановку, расположение окон…
– А еще прислугу, то есть… ее внешний вид и руки в цыпках и с заусеницами, – сипло пожаловалась наша пышечка, всыпая муку в миску.
– Ты не прислуга, а помощница, и руки у тебя ухоженные, – поправила я ее и пояснила полыхнувшему глазами кровопийце. – Ася вызвалась помочь Алиссии с купанием, но вместо благодарности получила лишь упрек… кучу упреков. – Посмотрела на красные глаза девушки, покачала головой: – Так что решено, впредь с этой медам разбираться буду я.
– Почему через «ме»?
– Потому что коза драная! – в один голос объяснили мою позицию девочки и тихо рассмеялись.
– Так, может, мне подняться и спинку ей потереть? Если муженек рожки ей еще не обломал, я сделаю это с радостью… – предложил свои услуги Гилт.
Ася перестала вымешивать тесто и в испуге обернулась к нему.
– Не стоит! Госпожа Тюри не любит, когда прерывают ее подготовку к пению. Она запустила в Рисю пудреницей!
– Что?! – вот тут уж не вампир, а я возмутилась первая. – Когда дело было? Почему мне не сказала?
– Ну… так гостья… важная персона… и певица лучшего столичного театра Вдовии… – Рися втянула голову в плечи и тихо шмыгнула носиком. Тоненькая, как тростиночка, хрупкая как скальник, и взяла-то я ее не для уборки, а в преддверии больших снегов, чтобы за полтора месяца затишья нашить постельного белья с вышивкой, которая получается у девчушки на удивление тонкой, невесомой.
– И когда это произошло? – спросила мягко, чтобы еще больше не напугать.
– Я вино принесла, а она…
Окончания фразы я не услышала, потому что наверху грянул романс в исполнении незабвенной Алиссии:
В лунном сияньи снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится.
Динь-дон, динь-дон, динь-дон, дон!
Колокольчика звон.
Тороп зажмурился, девчата схватились за уши, вампир исчез, а я лишь поморщилась, уже четко представляя, как ликвидирую мерзавку, если она сейчас же не заткнется. Теперь понятно, почему члены труппы отказались заселиться в харчевню, они берегли свое здоровье. Звенело все. Стаканы в шкафу, тарелки на полках, казаны и чугунки, стекла в окнах, а еще неприятно звенели натянутые струны в моей душе.
Этот звон, этот звук,
Словно сердца стук,
Уносит счастье мое-е-е-е-е!
Вот на этом протяжном и явно издевательском «е» мое терпение кончилось. Столичная коза допрыгалась! Шваркнув скребком о пол, я направилась вначале в кладовую, а оттуда, сжимая в руках бесценную маленькую баночку, прямиком в апартаменты, временно сданные певичке. Но ни достучаться, ни докричаться, ни попросту вломиться в дверь, открытую запасным ключом, я не смогла.
– Чтоб ее!.. – выругалась в голос и чуть не завизжала, когда из воздуха рядом со мной соткался вампир. Пригрозила ему кулаком и покачала головой, когда он начал что-то на пальцах показывать. – Не понимаю!
Гилт сообразил и объяснился в перерывах между словами романса.
– Она забаррикадировалась. Дверь подперла креслом… окно закрыла… ставнями… и в ванной стоит. – Другими словами, Алиссия к выступлению подготовилась основательно и до нее не добраться, пока сама медам выйти не соизволит.
– Вот тварь! – в бессилье я двинула по двери ногой. Сказал бы кто, что мне придется ломиться в собственную спальню, ни за что бы не поставила такую прочную дверь и обязательно продумала бы секретный проход в свои покои. А сейчас… что же делать?
Я с сожалением посмотрела на бутылочку в руке, вздохнула.
– Не кипятись… я могу ее придушить… дай только разрешение… – предложил в перерывах кровопийца.
– Так нельзя, – отмахнулась я, но, дослушав очередное пронзительное: «Уносит счастье мое-е-е-е-е!», сообразила, как поступить. – Так ты можешь туда пройти? – Гилт кивнул и коварно улыбнулся, получив в руки дурман и указание: – Четверть капли во все, что она может выпить для увлажнения горла.
Еще один кивок, и он исчез, а я спустилась в кухню. Стерла сегодняшнее меню с доски и размашисто написала: «Готовим кофе для проснувшихся постояльцев», подумала и внесла поправку: «с коньяком». Сочетание двух дорогих напитков должно было умаслить всех потерпевших, во всяком случае, я на это очень надеялась. В то же самое мгновение в кухню ворвался всклокоченный, красноглазый директор театра. Потрясая руками, он что-то кричал, о чем-то молил и умолк удивленно, когда наверху стало тихо. Я была уверена, что он возмутится перерыву в песне и побежит спасать жену, но он поступил иначе.
– Сейчас будет ария, – простонал бледный Тюри, лег на пол и накрыл голову руками, не забыв при этом сообщить: – Спасайтесь…
– Кофе, – напомнила я помощницам и даже не вздрогнула, когда вампир-невидимка прошептал у самого уха:
– Звуковая помеха ликвидирована.
– Она хоть на кровати?
– Не доползла, – ехидно усмехнулся кровопийца и спросил: – Почему ее муж на полу лежит?
– Ждет арию. Кстати, скажи мне, баньши существуют?
– Только в мифах.
– Вампиры тоже оттуда, и ничего, – заметила я тихо и обратилась к директору театра: – Господин Тюри, продолжения не последует. Вставайте. Вы сейчас лично будете чашками раздавать извинения. – Тороп, – я перехватила взгляд вояки, предназначенный Тюри, – не надо его бить, лучше приведи с сеновала остальных беглецов. И скажи всем столпившимся в коридоре, что они удостоились чести прослушать романс «Анти-баньши», и абсолютно бесплатно.
– Чего?! – вопросили все, в том числе и директор театра.
– Это был романс, призванный отпугивать баньши, – объяснила я.
– Но их не существует. Это сказки! – возразил Тюри, поднимаясь с пола.
– Эванас, жить хотите? – вопросила строго. – Тогда слушайтесь меня и помалкивайте.
Не сразу, но нам удалось угомонить взбешенных «ранней» побудкой людей. С самыми агрессивными легко справился Гилт – одним взглядом, он же отправил спать Тимку, который не унимался, выспрашивая детали произошедшего. Затем кровопийца вернул мне баночку с дурманом, попрощался и отбыл в неизвестном направлении на весьма значительный срок. И уже Тороп, переняв у него грозный вид, распределил по комнатам измученных актеров, в том числе и непрестанно извиняющегося директора театра.
Бедолага уверял, что его супруга подобные концерты устраивает редко и только в случае крайнего расстройства. И я не могла с ним не согласиться. Ведь медам Тюри, звезде, сияющей на сцене лучшего столичного театра Вдовии, было с чего расстраиваться. И именно об этом она безостановочно вещала с момента появления в «Логове» и до последней секунды концерта. Бедняжечка попала в жуткое захолустье с дремучими представлениями о гостеприимстве, с неповоротливой прислугой, с ужасными постоялыми дворами и отвратительными владельцами харчевен, подающими с вином сушеные ягоды. Да, хоть Алиссия и была гадостью столичной, с огородом малознакомой, но обман распознала и ничуть не поверила в исключительный сорт высокогорной морщинистой смородины, которую я ей с вином подала. А может, последняя капля в чаше ее терпения пришлась на пудреницу, пролетевшую мимо Риси и расколовшуюся от соприкосновения со стеной. В любом случае с истеричной певуньей я решила разобраться завтра, а сейчас просто поспать.