Хозяйка перекрестков

Глава 1

конец первой декады января, луна только начинает расти

Телефонный звонок раздался отнюдь не в ночи. Стрелки на часах вплотную подобрались к 8.00 — черта, после которой, если не встать и не начать немедленно собираться, на работу опоздаешь неминуемо. Впрочем, можно опоздать и поднявшись на час раньше, это смотря в каком темпе "двигаться" в сторону выхода. В данный конкретный момент я не хотела двигаться вообще. А хотела я зарыться с головой под одеяло и поспать еще часок, а лучше два, а еще лучше выйти на работу после обеда. Могу я заболеть, в конце-концов? Не реже, чем раз в месяц кто-нибудь из моих подчиненных звонит и придушенно-хрипящим шепотом сообщает, что жутко простыл (отравился, потянул ногу и т. п.) и отпрашивается "отлежаться денечек". А что, начальник — не человек что ли? Тем более, что мне и вправду было плохо, хоть и не от простуды: засиделись мы вчера с подругой, беседуя о своем, о девичьем под советское игристое. В итоге домой попала далеко заполночь, пока то, се, на сон осталось три часа. Лет до двадцати пяти, да нет, даже до двадцати восьми после такой ночки я вставала если и не вполне отдохнувшей, то во всяком случае пригодной к употреблению в обществе. Но в моем возрасте такие штуки не проходят, за вчерашнее удовольствие приходилось расплачиваться по полной программе: озноб, головная боль, и еще этот мерзкий привкус во рту: как если бы я целиком сжевала свежевыпущенную газету. Знаете, такую малобюджетную, на серой бумаге, с мелким, размазывающимся под пальцами шрифтом. Уж не знаю почему, но мое похмелье имеет привкус типографской краски.

Новая трель острыми заусенцами проскребла мозг.

"Господи, неужели нельзя оставить в покое старую, больную женщину?!"

Вслепую пошарила на прикроватной тумбочке. Пустой пластиковый держатель для мобилы покатился на пол. Ага, понятно, вчера я была слишком "усталой", чтобы вытащить сотовый из сумки и устроить на привычное место.

— Ладно-ладно, уже встаю.

Никто меня, понятное дело, не услышал. Телефон продолжал надрываться. Я со стоном спустила ноги с кровати на холодный пол, и пошлепала босиком на звук. На границе между кухней и коридором линолеум кончался. Водоразделом служил узкий металлический порожек. Дальше шел голимый бетон, выкрашенный в тон коридорному "Таркетту". Затевая в прошлом году ремонт, я планировала положить на кухне плитку, но тут вмешалась судьба… Нет, не судьба, мечта! И ремонт пришлось отложить до лучших времен.

Брошенная с вечера сумка, "скособочилась" на кухонной табуретке. Я кое-как расстегнула замок, нащупала среди упаковок с мятными таблетками, помад, визиток и прочего хлама, мобильник, раскрыв, прижала к уху.

— Слушаю вас? — Голос получился что надо: четкий, без признаков сонливости, в меру деловой, хотя и недовольный. Ну, это-то как раз нормально — нечего звонками отвлекать от дороги женщину, которая сейчас по идее должна вести машину к месту службы.

— Марина Игоревна? — Приятное, но совершенно незнакомое женское сопрано.

— Да. — (Кто еще это может быть, коль вы звоните на мой сотовый? Хотя, некоторые люди ухитряются попадать "не туда", даже вызывая номер из электронной записной книжки). — Вас беспокоят из прокуратуры области…

Сон как рукой сняло, зато головная боль усилилась: в такую рань из прокуратуры звонят, только если кто-то из следаков серьезно "накосячил". "Господи, вчера же, когда уходила, вроде все было нормально!"

— …мне поручено передать, что Спасский Борис Николаевич просит вас подъехать к нему в половине десятого… — от сердца немного отлегло. Спасский — не наш куратор, — …кабинет триста одиннадцать.

— Я знаю. А по какому поводу? — Возможно, секретарша и сама бы чуть позже сказала, но не мешало продемонстрировать некоторую независимость: мол, если повод не достаточно серьезный, могу и не явится. Куратор-то чужой. Хотя явлюсь, конечно, куда же я денусь?

— Не знаю. Мне поручено только сообщить время. Вам лучше перезвонить самому Борису Николаевичу.

Я выслушала номер, буркнула: "Спасибо, до свиданья" в трубку, стараясь не выпустить из гудящей головы только что названные цифры, нажала сброс и тут же набрала новый номер. Однако звонить сразу не стала, занесла в электронную память. Прежде, чем разговаривать с прокурором, надо попытаться выяснить, что стряслось окольными путями. Как говорили древние: "Предупрежден — значит, вооружен". Если кто-то из моих и впрямь выкинул какой-то фортель, лучше заранее приготовить приличную отмазку.

Горячая вода если и не прояснила до конца мозги, то хотя бы смыла сонную муть с глаз. Холодной я умываться не люблю, меня закаливающие ванны не бодрят, а вгоняют в лихорадку. Ненавижу холод, ненавижу зиму, ненавижу заводить машину на морозе! Это я к тому, что сейчас придется выползти из теплой квартиры и топать на стоянку за моим транспортным средством. Б-р-р-р…

Уже напялив костюм, (брюки слегка смялись на вешалке, но черт с ними, все равно в машине помнутся еще сильнее!), набрала телефон дежурной части.

— Доброе утро, это Рольская. — Обозначилась на всякий случай, услышав в ответ знакомый голос. — Как там у вас ночью, ничего не случилось?

— Тихо. — Успокоил дежурный на том конце трубки. — Вас из прокуратуры разыскивали. Я дал номер сотового. Нашли?

— Нашли. — "Блин, да что стряслось-то?" — А в суточной сводке ничего такого не было?

— Такого — хмыкнул дежурный, — ничего.

— Ладно, спасибо.

На макияж времени естественно не осталось, да и не часто я "радую" им окружающих. Для этого нужно встать пораньше, а с ранними подъемами у меня туго. Потом, чего собственно прихорашиваться? Для того, чтобы выражать свое уважение к коллегам, думаю, достаточно ухоженных ногтей и волос. Ну, еще костюмы у меня не дешевые.

Пока собиралась, включила канал с местными новостями — может какое-то событие намечается в городе, а вызов к прокурору в связи с усилением мер безопасности? Я последнее время за прессой не слежу, потому могу быть не в курсе.

Передавали как раз региональные новости. Но ничего, имеющего отношение к работе, я не уловила: никакие министры к нам в город не собирались, звезды эстрады посла новогоднего чеса по корпоративам отсыпались в своих берлогах. Из горячих новостей: на севере области были отмечены небольшие подземные толчки, силой до двух баллов, сейсмологи связывали явление с произошедшим в конце прошлой недели землетрясением в Акташе, отголоски которого докатились и до нас. Жертв нет, из разрушений — завалилась крыша в старом колхозном сарае.

В областном центре две студентки угорели в бане во время пожара "Девочки звонили родным по сотовому буквально за секунду до своей смерти, прощались…" — трагически вещала диктор. Ужас, конечно, но я об этой "новости" еще два дня назад знала, прокурорские уже и дело возбудили.

Что касается криминала, то тут во всех сферах наблюдалось затишье, не иначе вызванное все тем же морозом.

На улице было градусов двадцать ниже ноля. Терпимо, хотя, начиная с минус пяти по Цельсию, я начинаю испытывать температурный дискомфорт. К тому же синоптики обещали к концу дня дальнейшее похолодание. Мою "прожорливую ласточку" на стоянке слегка припорошило снегом, но я наскоро смахнула его только с лобового и заднего стекла. "Ничего, как потеплеет отведем тебя в мойку" — пообещала своей любимице, усаживаясь за руль, и ласково проводя по приборной панели. "Считай, еще минус триста рублей" — пронеслось в голове. Вы думаете, почему я назвала свою машину "прожорливой ласточкой"? В месяц она сжирала на бензине, масле и чистке не менее трети моего не самого большого бюджета. Ну, что же, за мечту надо платить!

Подождав немного, пока мотор прогреется, осторожно вывела свой "Ниссан-Марч" со стоянки. По городу я все еще побаиваюсь ездить на скорости, но тут время поджимало. По счастью, основные пробки на дороге к девяти часам уж рассосались. Прилежные служащие, в отличие от меня, выезжали на работу заранее. "Со следующей недели буду вставать на час раньше" — дала я себе очередной, пятьсот пятьдесят пятый китайский зарок. Почему "пятьсот пятьдесят пятый", и почему "китайский"? Понятия не имею! К тому же все равно на его исполнение у меня не хватит силы воли.

Когда я вошла в 311 кабинет, на стульях вдоль стены уже сидела пара оперов из шестого отдела и незнакомый мне мужчина лет сорока. Последний носил дорогие очки в позолоченной или, может даже, золотой оправе, и модную бородку. Темная щетина изящно обтекала губы, заканчиваясь коротким клинышком, на подбородке, под нижней губой выбриты два просвета. Борис Николаевич — прокурор по надзору за оперативной деятельностью, одетый в симпатичный темно-синий костюм, удачно сочетавшийся с рубашкой на тон светлее и широким галстуком, вежливо привстал со своего кресла, приветствуя даму. Указал на свободный стул рядом с окном, по другую сторону от его стола. Я поздоровалась со всеми. Один из оперативников вызвался помочь, принял и повесил в шкаф мою шубу. После чего я протиснулась к предложенному месту — не такой уж большой кабинет был у куратора самого "грозного" отдела милиции.

— Сегодня ночью из городского морга похищено семнадцать трупов. — Когда все расселись, сообщил хозяин кабинета. — Мы с операми переглянулись, на лицах сами собой появились сдержанные ухмылки, примерно такое же выражение было и у прокурорского, хотя он и старался сохранять серьезный вид. Ничего не поделаешь — профессиональная деформация. Нормальным людям, наверное, такое поведение кажется кощунственным, но если делать трагичное лицо каждый раз, когда тебе говорят об обнаружении трупа, лучше идти работать куда-нибудь в "Горгаз", но точно не в милицию, и не в прокуратуру. Иначе навеки погрязнешь в депрессии. Нет, не подумайте, мы не монстры какие-нибудь. Но в данном случае сообщение о том, что кто-то додумался спереть трупы из морга, вызывало улыбку.

Прокурор несколько секунд помолчал, чтобы дать нам переварить сказанное, а я за это время успела с радостью подумать, что подследственность — не моя, в смысле не нашего отдела. Трупы — это к прокурорским. Хотя, если уж на то пошло, я вообще не смогла вот так сразу подобрать к происшествию статью из уголовного кодекса. Наказание за похищение живого человека в нем предусмотрено, а вот насчет мертвого человеческого тела… Ну, не считать же его "имуществом", в самом деле?! Правда есть еще "Надругательство над телами умерших или местами захоронения", но и это — не ко мне, это — в дознание.

— Нашли, кто это сделал? — первой прервала я молчание, предварительно бросив косой взгляд на незнакомца. Может, это был кто-то из работников прокуратуры, но я его прежде не видела, и не знала насколько откровенно можно обсуждать происшествие в его присутствии. — С телами что-нибудь произошло? — Следовало в первую очередь определиться с квалификацией. Возможно, я еще чего-то не знаю, но, скорее всего, меня сюда пригласили по ошибке. Моя специализация лежит несколько в иной области, а отдел, где я работаю, называется "отдел по борьбе с бандитизмом". Сильно сомневаюсь, чтобы какая-то преступная группировка решила заняться хищением трупов. Они сейчас все больше на "экономику" переходят. Никаких тебе стрельбы и поножовщин (ну, почти!), солидные люди с брильянтовыми запонками и платиновыми зажимами для галстуков практикуют ныне недружественный захват предприятий или изящно завладевают чужими ценными бумагами, на худой конец взятки дают…

— Тела до сих пор не найдены, лица, совершившие хищение, не установлены.

— А чьи это были тела, известно?

— Да. — Борис Николаевич кивнул и пододвинул к себе лежащий на столе лист бумаги с отпечатанным текстом, очевидно списком тех самых пропавших мертвецов.

— Они были как-то связаны между собой при жизни? — Может и не стоило "поторапливать" прокурора вопросами, но Борис Николаевич был еще очень молод, лет на семь младше меня, всего год или два, как из университета. И в областной прокуратуре — совсем недавно, вряд ли в его практике прежде встречались такие дела. Я вот за восемь лет в милиции ничего подобного не припомню. Поэтому не мешало сразу акцентировать его внимание на значимых моментах. А какие моменты у нас значимые? Те, которые определяют, кому достанется расследовать этот "геморрой". А что расследование будет геморройным, я нисколько не сомневалась!

— Насколько удалось выяснить к этому часу — никакой связи между умершими нет. Тела, за исключением двух после аварии, поступили из разных мест, в разное время. Но о краже было заявлено сегодня в 6.00, так что, возможно, что-то еще обнаружится.

Я поморщилась на слове "кража". Это не тот термин, который я бы стала употреблять по отношению к трупам, лучше уже нейтральные: "пропажа" или "исчезновение". Впрочем, я все еще слишком мало знаю и, возможно, зря придираюсь к словам.

— Кто сообщил о происшествии?

— Я. — Не дав ответить прокурору, вклинился мужчина в штатском. Все головы повернулись к нему.

— Да-да. Это Илья Петрович Версеев, главный врач ГУЗ ОБСМЭ* (Государственное учреждение здравоохранения областное бюро судебно-медицинской экспертизы). — Запоздало представил незнакомца прокурорский.

— Морг относится к нашему учреждению. — Кивнув всем нам после представления, продолжил Версеев с озабоченностью в голосе. — Мне позвонил один из дежуривших ночью санитаров. Вообще-то у нас в любое время суток работы хватает, но с двух до пяти, как правило, затишье. Ночная смена прилегла вздремнуть, а в половине шестого из клинического корпуса — у нас рядом госпиталь — (мы с операми покивали: первая городская больница и морг значились по одному адресу, только номера корпусов разные) — привезли скончавшегося. Санитар зашел в секционный зал и увидел, что все столы пусты. Сначала подумал, что кто-то из патологоанатомов распорядился перенести трупы в холодильник. Но оттуда тоже исчезло больше десяти тел. Одиннадцать, если быть точным. Плюс шесть были в зале. Итого семнадцать. Но даже тогда парень не придал этому должного значения. Только когда в шесть пришел дежурный эксперт, он поднял настоящую тревогу, позвонили мне.

— Эксперт сообщил в райотдел дежурному. — Вернул инициативу в свои руки Спасский. — В морг выехала дежурная группа. Однако никаких особенных следов на месте происшествия обнаружено не было. Окна целы. Холодильник находится в подвале, отпечатки рук на двери, если они и были, залапал медперсонал. На всякий случай замки с входной и подвальной двери отправили на экспертизу, но вряд ли их отпирали отмычкой… ("Значит, взлома не было" — отметила я). Никто из работавших в ночную смену не видел ничего подозрительного, хотя, чтобы вынести столько тел, нужна не одна бригада. И транспорт конечно. Правда, с полуночи до двух почти весь персонал был загружен — на кольце произошла большая авария, шесть трупов и все доставили в городской морг. Машин во дворе скопилось предостаточно. Но, как говорят опрошенные, до двух часов в секционном зале все было на месте.

Я подивилась про себя: семнадцать трупов пропало, и никто ничего не видел.

— В морге есть видеонаблюдение? — Вставила, когда прокурор сделал паузу.

— Нет. — Ворчливо ответил на мой вопрос Версеев. — В клинических корпусах есть видеокамеры, но мы не настолько богаты, чтобы устанавливать их еще и в морге. Красть, как вы понимаете там нечего… — Он резко замолчал. ("Выходит есть чего!" — усмехнулась я про себя.) — К тому же там всегда дежурит вахтер или санитар на входе, продолжил после заминки. — В этот раз все было как обычно. Дежурный, конечно, задремал, когда "труповозки" разъехались, но он бы заметил, если бы мимо него протащили столько трупов.

— И что же произошло, как вы полагаете? — Вежливо поинтересовалась я.

— Не знаю. — Врач поправил золотую оправу на носу, зыркнул на меня неодобрительно. Но он слишком нуждался в помощи, чтобы открыто проявлять неудовольствие. — Возможно, преступники воспользовались подземным переходом. Он соединяет морг с клиническим корпусом, чтобы удобно было катить носилки. Там только засов на двери. Не знаю. — На этот раз он развел руками. — Как только стало ясно, что группа из райотдела не добилась результатов, я связался с прокурором. Мы не можем допустить, чтобы поиски затянулись. Если родные узнают об исчезновении ("Молодец все-таки мужик, грамотно формулирует!") нам не избежать чудовищного скандала! Просто счастье, что все пропавшие мертвецы были свежими ("Послушал бы нас кто со стороны…"), но уже завтра в 12.00 за одним из тел приедет катафалк. Страшно представить, что станет с родными, если я скажу, что придется перенести траурную церемонию! Нас закидают исками ("Это точно!"), а может и камнями.

— А представляете, какой шум поднимется в прессе? — Подхватил взволнованно Борис Николаевич. — Тут вам и маньяков вспомнят, и сатанистов, и каннибалов… Между прочим, выборы в городскую думу на носу ("Ах да, конечно!") Действовать нужно максимально быстро и эффективно. — Слова и интонация юным прокурором явно были позаимствованы у кого-то из начальства. — Трупы необходимо найти и вернуть в морг до завтрашнего полудня. Вот почему мы решили привлечь оперативных сотрудников шестого отдела. Районному УВД с таким не справится. Впрочем, райотделы и дорожные патрули тоже оповещены, но без подробностей. Огласки надо избежать.

— Сколько человек дежурило в морге сегодня ночью? — Это уже один из оперов спросил — Мишка Александров из отделения по коррупции. Понятия не имею, почему выбрали именно это подразделение. Второй опер был оттуда же — исполняющий обязанности начальника отделения Лазарев. — График дежурств у вас есть?

Так, с операми все понятно, у них уже сработал "инстинкт гончей" — торопятся взять след, пока не остыл. Но следствие — дело другое. Закон вполне определенно регламентирует, кто какими делами должен заниматься. Это преступление, если только трупы и вправду похитили, нашему отделу никак не подходило. Да и я давно не та девушка, что только-только получила удостоверение и с энтузиазмом хваталась за любое расследование. Я даже не уверена, что была такой!

— По какой статье возбуждено дело? — обратилась я к прокурору, пока оперуполномоченные выясняли подробности у главврача.

— Никакого дела пока нет. Мы передаем вам материалы для проверки и хотим, чтобы уже на этой стадии подключился кто-то из опытных следователей. С вашим руководством вопрос согласован. — Предвосхитил он следующую мою реплику. — Позвоните мне, когда определитесь с кандидатурой следователя.

"Вот так значит?! Все согласовано?!" — Я прекрасно понимала, что от скандального дела не отвертеться, и юный прокурор тут, в общем-то, не при чем. Но страшно хотелось выместить на нем свое раздражение: это только в дурацких голливудских детективах полицейские с неадекватным восторгом принимаются за "громкое" расследование, федералы и местные чуть ли не локтями друг-друга расталкивают. А в реальности следователю от громких дел одни неприятности. Я уже чувствовала, как на нас сыплются жалобы: шутка ли семнадцать тел исчезли накануне погребения?! А если их не успеют найти до завтра? Что, по-вашему, сделают убитые горем родственники? Их ведь еще и допрашивать придется.

С кислой миной, проглотив свое недовольство, я распрощалась с прокурором. Договорилась с главврачом о том, что он подъедет к нам в ближайшее время, и отправилась в отдел. Головная боль приобрела новый статус.

Только-только успела расположиться за собственным столом, разложить бумаги, как взорвался трелями внутренний телефон.

— Мариночка Игоревна, не зайдешь к нам? — Вова Лазарев был из тех, кто мог позволить себе обращаться ко мне "на ты". Мы с ним работали бок о бок не первый год. Он и опером был дельным, и начальником стал грамотным: умел с подчиненными не только матом управляться.

— А самому не судьба? — Моему организму для борьбы с похмельным синдромом настоятельно требовался покой и, желательно, неподвижность.

— Если бы мог, уже пришел бы, — с укором прозвучало из трубки. — Ребята привезли вахтера, что дежурил ночью в морге.

Я решила, что Лазареву не с кем оставить доставленного, у оперов это — не такое уж редкое дело: все сотрудники "в разбеге", привезли человека, завели к начальнику и понеслись новые поручения исполнять. Народу в отделе не много, а работы и без нынешнего материала выше крыши.

— Ладно, сейчас приду. — Согласилась нехотя.

— Ну, что вахтер, раскололся? — В шутку поддела я товарища, поднявшись на этаж к оперативникам.

— Почти. — Ответная усмешка выглядела невеселой. — Несет какую-то околесицу. Я тебя затем и позвал. Хочу, чтобы глянула на него. Мои парни считают, что он дурочку валяет, но вдруг нет? Вдруг, мужик и правда того? — Лазарев особым образом дернул головой, изображая снесенную крышу. — Отвечай потом за психа. Я думаю, может сразу врача пригласить?

— Что это он вам такого наговорил? — Признаться, я была заинтригована.

— А ты пойди, сама послушай.

Вопреки моим предположениям, большинство подчиненных Лазарева оказалось на месте. Вахтер, он же — санитар городского морга сидел, ссутулившись, на стуле в кабинете, отведенном отделению по коррупции. Комната была достаточно просторной, но и сотрудников здесь обитало сразу пятеро: по два стола стояло вдоль правой и левой стен, один — напротив окна. Представляю, как задувало в спину бедняге, садившемуся за него ежедневно. Но развернуть стол иначе возможности не было, в противном случае пришлось бы садится спиной ко входу, а это противоречит всем правилам безопасности. По науке, работающему за столом сотруднику должны быть видны со своего места все входящие в комнату.

Напротив санитара, за одним из боковых письменных столов восседал Александров, перед ним на столешнице лежал на треть исписанный лист бумаги. "Не много же успел поведать опрашиваемый" — отметила я автоматически. Над согбенным вахтером коршуном навис еще один опер — Ситчин. Его крупный торс, смотревшийся еще мощнее из-за толстого белого свитера, давил на вахтера почти физически.

— Ты что нам тут лепишь? — Ситчин упер кулак в столешницу, еще больше склоняясь над свидетелем. — Ты что думаешь, мы тебя шутки позвали шутить?

Вахтер поднял лицо — довольно молодое и даже отмеченное печатью интеллекта. Обычно, чего уж греха таить, сторожами в морг работать идут далеко не Энштейны: и зарплата не ахти, и специфика не самая приятная. Тут нужен особый склад ума и характера: приживаются либо не шибко впечатлительные тугодумы, либо, так сказать, некрофилы без сексуального подтекста. Есть такая категория людей-интровертов, которым с мертвыми работать проще, чем с живыми. А наш опрашиваемый выглядел как самый обыкновенный студент — может, так оно и было, студенты-медики, случается, подрабатывают в "анатомичке".

— Я сказал правду, — негромко, но убежденно выговорил парень, — я сам знаю, как это звучит. Поэтому и в объяснительной начальству написал, что ничего не видел. Только они шли сами, вот вам крест! — (Александров за своим столом усмехнулся старинной божбе, прозвучавшей необычно и оттого особенно искренне в устах молодого человека) — Все семнадцать, один за другим. Голые. У женщины швы на животе разошлись… — Санитара передернуло, должно быть, зрелище было и впрямь неординарным, раз проняло даже закаленного работника морга.

— И куда же они направились? — Осведомился опер насмешливо.

— На улицу. — Опрашиваемый уже снова глядел в пол, как видно отчаявшись встретить понимание. Мне даже стало жаль парнишку, хотя бред он и вправду нес редкостный. Вон как мозги повело у бедняги! Должно быть на почве пьянства. Как белочка нагрянет, так еще и не такие чудеса примерещатся. Один знакомый рассказывал, как после приема внутрь энного количества медицинского спирта узрел на балконе двух симпатишных инопланетян. "Зеленые такие, ушастые, — делился он, — встали на перила и ручками так машут, зовут: "Иди к нам, иди к нам". Еле отбился!"

— Скажите, а вы случайно не видели, что происходило на улице? Возможно, там были какие-то машины, люди? — Влезла я в "допрос", хотя изначально не собиралась. Но бывает, что даже псих или безнадежный лжец, возьмет, да и брякнет что-то полезное. Вот, к примеру, про машину.

— Нет, машин там не было. — Покачал головой парень. — В смысле, стояло две или три, но это — врачей из лечебного корпуса, мы их хорошо знаем. Они постоянно на нашей площадке тачки оставляют.

— Значит, вы все-таки выглянули за двери, когда… все это произошло? — Уцепилась я за последние слова юноши. — Что же тогда происходило на улице, как вели себя ээ-э-э… (я мысленно перебрала и отбросила такие слова, как: "мертвецы" и "трупы" — уж слишком безумно это звучит, остановилась на нейтральном "пропавшие") пропавшие из морга?

И снова этот взгляд, испытывающий и отчаянный одновременно.

— Они пошли пешком, через поле к остановке.

— К какой еще остановке? — Переспросил Ситчин. Сразу видно — бывший БЭПовец, с насильственными преступлениями дела не имел, в морг не заглядывал. Иначе бы знал, что вокруг больничного комплекса, вкупе с моргом, раскинулся громадный пустырь: ямы, вырытые когда-то строительной техникой, и холмы, похоронившие под собой строительный лом и отбросы, давно заросли бурьяном. В самом дальнем углу прямоугольника, очерченного автомобильными трассами вокруг больничного городка, одиноко торчит остановочный павильон. От него до лечебных корпусов надо идти по буеракам добрых минут десять, а то и пятнадцать. Зимой вымерзаешь напрочь — ветры, вырвавшись на простор пустыря, задувают с особым остервенением. Уж я находилась в свою бытность следователем в райотделе, что по морозу, что по солнцу! Так, что легко представила себе заснеженную целину, с торчащими здесь и там высохшими метелками прошлогодней травы, раскинувшуюся между моргом и остановкой автобусов. Добавила к картине ночь, тусклый свет, падающий из окон морга, цепочку огней вдоль автотрассы, поземку, срывающую белую крупу с застывших волн снежного моря. Голые мертвяки, бредут цепочкой через пустырь… По спине забегали зябкие мурашки — не от мертвяков, уж больно студеная ночь хорошо представилась. И в кабинете, кстати, совсем не жарко.

— Что скажешь? — С надеждой в голосе осведомился Лазарев, когда мы вышли коридор.

— Алкогольная интоксикация. — Пожала я плечами.

— При чем тут отравление? — Лазарев не был сторонником вольной интерпретации терминов.

— При том, что перепился ваш вахтер. Но вообще… — Неожиданно пришло мне в голову. — Может злоумышленники разыграли парня? Ну, видят, что он "под мухой", продефилировали мимо с трупами… Хотя нет. Даже здоровому мужику поднять и пронести мертвое тело, таким манером, чтобы думали, что оно само идет — не под силу. Короче, санитару вашему тест на промили в первую очередь сдать надо. А ты, давай, пошли кого-нибудь в ГУЗ — уши у этой истории явно оттуда растут. И по общим связям всех этих усопших надо поработать. Если это не хулиганство, то должна быть какая-то система.

— Например? — Скептически поджал опер губы.

— Ну, не знаю, может, у них одна группа крови была. Или заболевание общее… Может органы их кому-нибудь понадобились.

— Какие органы, когда они все больше суток в морге пролежали?

— Может, у них раньше изъяли, а потом хотели скрыть следы.

— Они же все после вскрытия были. Патологоанатом бы заметил.

— А если он в сговоре, с этими, с похитителями?! — Я не собралась так просто отказываться от "озарившей" меня версии.

— Тогда к чему вообще такие хлопоты? Если замешан врач, делавший вскрытие, то ему ничего не стоит замести следы. После того, как тело распотрошили, кто там что докажет?

— А экспертиза, а эксгумация?!

— Не было никакой незаконной трансплантации! — Начиная раздражаться, отрубил Лазарев. Один из пропавших трупов — старик 1921 года рождения, найден мертвым в своей квартире, я сам читал. Никаких органов никто у него вырезать не мог.

— Ну не мог и не мог. — Мне тоже надоели бессмысленные препирательства. — У самих-то, какие идеи по этому поводу?

— Пока никаких. Вот переговорим со всем персоналом морга, тогда посмотрим.

— Ну-ну, дерзайте.

Еще раз пообещав Лазареву выделить следователя "в порядке взаимодействия", я вернулась в кабинет. Время подходило уже к половине двенадцатого, мигрень не отпускала, а у меня не было времени даже таблетку выпить. Солнечно-желтые стены служебного кабинета, согревавшие и радовавшие взгляд в самый пасмурный день, сегодня ассоциировались у меня с пожелтевшей слюной заядлого курильщика. Виной тому, конечно же "послевкусие" от вчерашнего праздника, но еще и табачный запашок, просачивающийся из коридора. "Какая-то сволочь опять смолила на лестнице!" — подумалось раздраженно. Курить в здании было запрещено категорически, но всегда найдется пара-тройка сотрудников, плюющих на приказы. Открыто, правда, с сигаретами больше никто не расхаживал. Только мне от этого не легче. Пять лет назад, бросив курить, я яростно возненавидела запах табака, во всех проявлениях. Однако попытки ввести "табачные репрессии", разбились о благодушие моего начальника. Он, хоть сам ни разу в жизни не брал сигарету в рот, относился к курильщикам на удивление лояльно. Парадокс, блин. "Ничего, я еще до вас доберусь!". Пока же следовало решить более насущную проблему.

Как раз, когда я соображала, где найти какого-нибудь стажера и под каким предлогом отправить его за минералкой, дверь служебного кабинета распахнулась, и внутрь, дыша морозом, ввалилась Рейнгард Елена Александровна — моя подчиненная и вчерашняя собутыльница.

Свалив на начальственный стол немалых размеров дамскую сумку, а также шубу и пару шуршащих пакетов, она плюхнулась на стоящий рядом стул и, картинно уронив перед собой руки, а поверх них еще и голову, провозгласила:

— Помираю!

Некоторое время я сверлила подругу обличающим взглядом, однако должного эффекта это не произвело, и пришлось озвучить претензии.

— Совести у тебя нет. — Заметила веско. — Пользуешься моей добротой. Уже три часа как рабочий день начался!

— Ой, а сама-то, поди минут на пять раньше меня заявилась! — Тут же перешла в ответное наступление Рейнгард. — А мне, между прочим, вчера пришлось еще с мужем бутылку "Шампуни" выцедить. И то, видишь, я нашла в себе силы исполнить служебный долг.

— А кто тебя просил догоняться в компании с мужем?!

— Не могла же я признаться, что мы с тобой уже приняли, так сказать "на грудь"?! — Возмутилась Ленка. — Сама знаешь, домой пришла поздно, а мужу как раз премию по итогам квартала дали. Он, солнце мое, и ужин приготовил, и бутылочку "брюта" специально для меня прикупил. А ты предлагаешь сказать ему: "Я пить не буду, я уже с подругой накирялась"?! Щас! Нашла дуру! Я заранее мускатного ореха пожевала, чтобы запах спиртного отбить, а мужу сказала, что мы с тобой допоздна заработались. Чтобы жалел меня, бедняжечку.

— Вот я и говорю, совести у тебя нет! Мужа обманула, да еще и на работу опоздала на три часа.

— Слушай, что тебе надо из-под меня? — Была у Елены Александровны такая особенность — неуловимо коверкать привычные вроде бы фразы, отчего они приобретали совершенно другой смысл. — Я свою работу делаю, какие вопросы?

Я промолчала, только продолжала глядеть укоризненно. На самом деле Рейнгард была далеко не худшим работником, даже, пожалуй, лучшим.

— Ладно, иди уже. Справку мне по делу Эмпусова состряпай. Чую, не сегодня завтра кто-нибудь потребует. Нынче вон с утра уже в прокуратуре побывала…

— По моему делу? — Рейнгард мигом подобралась, насторожилась. — Адвокат жалуется?

— Нет, не по твоему, расслабься. Это я так, вообще говорю. Сегодня — про твоего фигуранта речи не было. Но он со своими знакомствами и этим своим защитничком нервы нам еще потреплет. Лучше заранее приготовиться.

— Я то думала… — К Ленке снова вернулся легкомысленный тон. — А тебя по какому поводу к прокурору таскали?

— Да, фигня какая-то. Трупы из городского морга пропали, прикинь.

— В смысле? — Подруга состряпала недоверчиво-удивленную рожицу. — С места преступления в морг трупы не довезли, или там перепутали?

— Трупы пропали из секционной, ну и еще из холодильной камеры. Семнадцать штук. Странная какая-то история.

— А мы при чем?! Трупы — это к прокурорским. — Озвучила Ленка мои недавние мысли. — И вообще, наверняка это ошибка. Работнички из морга к бутылке любят приложиться, вот и напутали что-то. Щас начальство им хвосты накрутит — враз разберутся.

— Дай бог.

Несмотря на фамилию, (а Ленка и в браке оставила девичью), Елена Александровна Рейнгард была чистокровной хохлушкой, начиная с черных, как смоль бровей, над вишневыми очами, круглых щечек, и заканчивая крепкосбитыми ножками, позволявшими хозяйке выстаивать в любых житейских бурях.

— Кстати, — осторожно начала я, — я тут Лазареву пообещала помощь следователем оказать. Сугубо консультационную. — Заверила начавшую поджимать губы Ленку. — Может, пока у тебя напряга по делу нет, глянешь, что они там насобирают? Ну, так, одним глазком…

Буря разразилась немедленно.

— Да ты что! — Вскакивая со стула, трагично возопила подруга. — Это у меня-то заморочек нет?! Да ты вечно мне гнилые дела подсовываешь! Как какое "дерьмо" в отделе появится — так сразу к моему берегу! Зачем мне спрашивается дружить с начальником, если пользы от тебя никакой?!

— Дружат не из-за пользы. — Попыталась вставить я. Но Рейнгард было не остановить.

— Вон Борисыч со вторым замом дружит — так полгода с одним плевым делом сидит. А ты мне контрольный материал втюхать хочешь?! Лучше бы я с ним, а не с тобой пила! Глядишь, тоже бы сейчас сидела, в носу ковырялась. А мне, чтобы твой авторитет не ронять, приходится пахать, как проклятой. Я вон даже в кабинет к тебе лишний раз зайти боюсь… — Тут Ленка оседлала любимого конька — о том, как ей, "бедолаге", приходится придерживаться субординации.

Я мысленно вздохнула. Рейнгард, при случае, любит поплакаться на тему волюнтаризма и моей к ней несправедливости. Но на самом деле мое повышение в должности три года назад никак не отразилось на ее поведении, даже внешне. Какие уж тут "волюнтаризм и субординация", когда только на прошлой неделе, выхожу я, пардон, из туалета, а тут из-за ближайшего косяка выскакивает Ленка с "кровожадно" вытянутыми руками и воплем: "Отдай мое сердце!!!". Это у нас в детстве страшилка такая была, если кто не в курсе. Мне-то ничего, я от подруги и не таких приколов навидалась, а вот стажер, что случился некстати в коридоре, начал тихонечко оседать по стенке, схватившись за сердце… Не-не, не подумайте, до инфаркта не дошло, отделался легкой невралгией.

— Все, Рейнгард, — сдаваясь, махнула я рукой, — оставайся со своим делом. Найду кого-нибудь другого материал проглядеть. Справку по Эмпусову не забудь.

Ленка сгребла со стола свои манатки и, все еще воинственно пофыркивая, выплыла из кабинета. Я обреченно вздохнула, навялить "гнилой" материал было абсолютно некому. Опытные следователи загружены под завязку, а молодой с таким не разберется, да еще и растреплет скандальные подробности, чего-доброго. "Ладно: будет день — будут деньги — решила про себя, — принесет Лазарев документы, тогда и определимся". А сейчас и впрямь стоило хорошенько подумать, что делать с Ленкиным делом.

Преступление было, что называется, актуальным — рейдерство. Господин Эмпусов в "горячих девяностых" успевший посидеть за разбой и вымогательство, очистившись от судимостей, занялся легальным бизнесом и прикупил себе фирму. А с ней и участок леса на севере области, рядом с каким-то умирающим поселком, название я никак не могла запомнить: Саркеловка, кажется. Но тут оказалось, что на этот участок претендует еще один владелец. Как часто бывает, параллельно с гражданской тяжбой, этот претендент обратился еще и с заявлением в милицию. Проверка нежданно выявила, что в документах, поданных для перерегистрации юридического лица, действительно имеются поддельные. И закрутилось… Запутанное дело, попив крови из трех следователей, на пятом месяце попало в наш отдел. В душе я не могла не согласиться с подругой: "Принесло же… к нашему берегу!". Расследование имело все шансы затянутся еще не на одни месяц, арбитражные суды различных инстанций с достойным восхищения "постоянством" поочередно признавал правым то нашего заявителя, то — его конкурента. Эмпусов методично обжаловал каждую из проведенных экспертиз и строчил кляузы в прокуратуру, суд и Организацию Объединенных Наций, конца края этому в ближайшем будущем не предвиделось. Тоска, короче! Морозы еще эти дурацкие, до Крещенья далеко, а они уже нагрянули.