Дом вокруг Лиз Мэрли дышал, котел внизу бился, как сердце. В коридоре второго этажа звонко прыгал огромный ярко-красный мяч. Телевизор гостиной включался и выключался, показывая игру «Редсокс» двенадцатилетней давности. Лиз чувствовала, что ее уносит в бездну. Она не помнила своего голоса, разум полностью отключился. Может быть, даже ее имя принадлежало кому-то другому…
Это была ночь на четверг, три часа. Как в старые времена, они сидели за кухонным столом. Мэри Мэрли, справа от нее, уже открыто рыдала. Сюзан, сидя слева, отвела плечи назад, и дыра, оставшаяся в груди от сердца, выпирала. Это было настолько сюрреалистично, что Лиз вспомнилась детская игра «Операция», в которой надо было вставлять органы в тело маленького пластмассового человечка с красной лампочкой вместо носа.
Она вытерла рот. На губах запеклась черная корка, и, ощутив ее, Лиз вспомнила причину тяжести в животе: пирог. Сердце. Она съела его.
— А-а… — протянула она, пытаясь сформировать слова, хоть как-то выразить сопротивление, но, запнувшись, лишь беспомощно всхлипнула, затем закричала: — Боже, этого не могло случиться!!! Господи, помоги мне!..
— Зачем ты это делаешь? — спросила она, не произнеся ни звука. Она больше не умела разговаривать. Тени сгущались за окном, плыл густой дым. Лиз вспомнила про Бобби, как от него всегда пахло сладким маслом.
Сюзан кивнула на открытую дверь подвала. Стены застонали, дом качнулся, а когда все упокоилось, маленькая девочка крикнула: «Остановись! Ей не нравится…» У Лиз перехватило дыхание.
— Лизи, он ждет тебя, — сказала Сюзан. — Это должна была быть ты. Всегда.
— Мужчина? — насторожившись, спросила Мэри. Она хотела встать, но, взглянув на сидевшую рядом женщину и узнав в ней свою покойную дочь, снова зарыдала.
Сюзан обхватила запястье Лиз обжигающе холодной рукой. Были бы сейчас рядом ножницы или нож… Лиз искромсала бы полуразрушенное лицо Сюзан, отсекла бы ей голову. Хотя какой смысл — нельзя убить мертвеца. Лиз моргнула, и неосознанное сопротивление сестре исчезло.
Сюзан слегка толкнула круглый кухонный стол, и он откатился прямо к стене. Еще крепче схватив Лиз за руку, она потащила ее за собой, как тряпичную куклу. Лиз ударялась о пол, стены и ноги сестры. Она истошно кричала, звук эхом раздавался по всему дому и, казалось, отвечал ей, горько насмехаясь.
С силой, впитавшей весь Бедфорд, Сюзан швырнула ее в подвал, и Лиз покатилась по ступеням. Дверь наверху захлопнулась.
Лиз оказалась на полу у подножия лестницы. Она в потрясении ощупала себя: ни одного перелома, только ссадины. Пока глаза привыкали к темноте, она унюхала знакомый запах ирландского мыла, смешанного с фабричной серой. Недалеко от нее вырисовывался чей-то силуэт, очертаниями похожий на Бобби. Но это был не он.
Смотря прямо на нее, во мраке стоял Тэд Мэрли.
В доме находился мужчина. Мэри чувствовала его присутствие. Все эти годы она ждала: вслушивалась в ночную тишину, нюхала его одежду, выискивая знакомые запахи. Но сейчас он точно был здесь. Жаждал крови ее детей.
Мэри плотно закрыла глаза, уже не понимая, что происходит вокруг, плачет она или ей только кажется. Что-то случилось, но она не могла вспомнить. Ее сердце заледенело. Она изо всех сил пыталась проснуться, но ночь тянулась очень медленно.
Сегодня вечером она разговаривала в подвале с маленькой девочкой в платьице «Мэри Джейнс». Они рассказывали друг другу истории и слушали бормотание стен. Когда Лиз вернулась домой, девочка спряталась в чулане и вылезла снова, как только та ушла.
В кармане голубого платья у девочки хранился резиновый мячик, который она бросала об стену. Еще у малышки были маленькие острые зубки, которыми она впилась в плоть Мэри. Но ничего страшного, ведь крови было совсем немного.
Потом открылась задняя дверь, и кто-то стал спускаться по лестнице в подвал. Это было страшнее девочки. Страшнее, чем что-либо на Земле. На Мэри пристально смотрели глаза — такие глубокие, что она начала терять рассудок, утопая в них. Медленными дергающимися движениями оно приближалось к ней, шлепая по колыхающейся воде.
Мэри посмотрела на голубые глаза и бледную кожу существа, забитые грязью ногти, похоронный грим… Она вдруг почувствовала, что ее уносит куда-то очень далеко, в глазах мутнеет, мысли и эмоции становятся похожими на космический мусор, сгорающий в плотных слоях атмосферы. Но разве это имело значение? Что вообще сейчас было важно? Все это? Ее мокрые ноги? Жизнь, не имевшая никакой цены? Отсутствие мужества? Дочь, умершая в двадцать три года нелепой смертью? Или, может быть, покалывания в голове? Да, пожалуй.
Девочка с косичками играла с мячиком. Чудовище приближалось тяжелыми шагами. Стучал котел. Стены пульсировали. В голове Мэри вертелись мысли о потопе, о том, что Лиз до дыр занашивала носки, и был ли ад тем самым местом, где не дают забыть ни одной совершенной ошибки.
Тук… шлеп… тук… шлеп… Существо и маленький ангелочек были все ближе и ближе. Спрыгнув с колен Мэри, девочка вошла внутрь монстра, растворившись в бездонной черной дыре. Двое стали единым целым, и в следующий момент Мэри настолько глубоко погрузилась в себя, что забыла собственное имя.
Затем они вместе позвали Элизабет ужинать. Пульсирующий торт, истории из прошлого, которые Мэри не хотела вспоминать, и громкие, резавшие слух голоса. А потом… потом еще что-то, случившееся до этого. Что-то ужасное, касавшееся другой дочери.
И вот она сидела здесь, на стуле, в попытках проснуться. Зачем?.. Ах да, в доме был мужчина.
Мэри вздрогнула от неожиданности. Стоявшее над ней существо резко опрокинуло стол и село рядом. Уткнувшись бледным лицом в шею Мэри, оно начало постукивать пальцами по дереву. Звук кости врезался в тишину.
Где она сейчас? Ах, верно, с родителями, в Корпусе Кристи, весело раскачивается на шине, прилаженной к дикой яблоне. «Не ешь эти яблоки, они ядовитые! Все матери ненавидят своих дочерей за то, что у них есть тайные места». Поднимаясь все выше и выше, она разглядела лицо девочки в небе. Затем появились двойняшки — одна малышка упала на землю, а вторая улетела.
Что это за запах? Почему в комнате так дымно? Пожар? Существо улыбнулось Мэри, по его подбородку текла черная кровь.
Где она сейчас? На парковке, ждет, пока дочери закончат учиться. Небо затягивалось тучами, вдали прогремел гром. Надо подъехать ближе к школе, чтобы девочки сразу забрались в машину, не намокнув. Тут подошел мужчина и постучал в ее окно мозолистыми костяшками.
Где ее живая дочь? Куда она делась?
«Она в подвале с грабителем. Ты пустила ее туда. Какое же ты ничтожество, если позволила этому повториться!»
Перед мысленным взором Мэри предстали две девочки: одна упала, вторая улетела прочь. Кто из них кто?
Где она сейчас?
На дядиной ферме, кормит кроликов.
«Осторожно, не спугни, она только что родила. Когда им страшно, они едят одного из малышей. Но где же твои дети, Мэри Мэрли? Тебе давно стоило их съесть».
Это существо, женщина с мягкими черными губами… смеялась и плакала одновременно.
— Кто ты? — спросила Мэри.
— Все. И ничего, — послышался ответ.
— Что ты сделала?
Женщина посмотрела в окно. Где-то в доме стонал ребенок, и Мэри подумала: «О, Сюзан, прости меня! Сколько раз мне это повторить?»
Дым сгущался. Плотная черная завеса разъедала Мэри глаза. Надо скорее проснуться! Но все попытки были тщетны.
Снова раздались стоны. Кто это? Что за звук? А, теперь ясно: это кричит ее живая дочь… она страшно мучается из-за находившегося в доме мужчины.
Мэри выпрямилась на стуле. Элизабет? Сердце бешено заколотилось. Человек. В доме. Гость из прошлого. Эти мужчины! Они вечно обкрадывают тебя, делая вид, что любят!
— Кто… ты? — снова спросила Мэри.
— Ты сама знаешь.
Женщина права. Мэри чувствовала это сердцем: Сюзан стала другой, город тоже изменился. И все призраки, маленькие девочки и ревущие стены были крохотной составляющей гигантской дыры, годами разраставшейся внутри неизмеримого гнева Сюзан.
Где она сейчас? Дома, в Бедфорде. Сидит рядом с трупом старшей дочери, в то время как младшая разражается криками в подвале…
Внезапно Мэри очнулась, будто от глубокого сна, с одной лишь мыслью в голове: живая дочь. Вот он, второй шанс!
Бобби Фулбрайт со всех ног бежал вниз по Ирокезскому холму навстречу Лиз. Дым вокруг был таким плотным, что дышать приходилось через воротник рубашки.
На полпути он увидел какого-то человека, несшегося прямо на него, и с удивлением узнал в нем Стива Маккормака.
— Стив! Эй, Стив!!! — Его голос пронесся высоко над ночным шумом.
Тот резко остановился. Что-то странное с его глазами: они были темные и не поблескивал и даже от фонарика Бобби. По всем открытым частям тела Стива рассеялись красные раны, окруженные угольными ореолами. Ожоги, догадался Бобби, чувствуя тошноту. От сигаретных окурков.
Стив расплылся в пустой, голодной улыбке, и Бобби понял, что его друг сошел с ума. В эту же секунду над ухом раздался чей-то шепот, а в воображении вспыхнула картина: Луис, Оуэн и Стив — на фабрике. Помещение медленно заполняется смертоносным ядом.
Бобби не успел задать вопрос — Стив, по-прежнему улыбаясь, опередил его с ответом. Он поднял подбородок, и Бобби увидел, что его лицо полностью обезображено. Глаза не были черными — их выжгли. Из впадин текла жидкость, но он все равно мог видеть. Глазами Сюзан Мэрли.
— Фабрика? Идея Луис, но я помогал. Думал, это заставит мертвых остаться мертвыми. Я не знал, что мы уже все трупы.
Его голос был таким же ровным, как у Сюзан.
— Ты сумасшедший, — сказал Бобби.
Стив улыбнулся еще шире, и в его глазницах Бобби увидел наблюдавшую за ним Сюзан Мэрли. Затем перед глазами снова появился Стив. Он шел к самой узкой части реки, чтобы переплыть на тот берег, но ему не удастся. Как только Стив зайдет по колено, поток отнесет его, а камни с отмели сломают ему сначала ноги, затем спину. Качнувшись пару раз, тело застынет на поверхности.
— Стой, — сказал Бобби, но тут осознал, что Стив сам хочет утонуть.
— Не ходи туда! — крикнул Стив через плечо, побежав дальше вверх по холму. — Сгубишь свое сердце! Думаешь, между ними есть разница? Они сестры, Бобби! Одинаковые!
Глубоко вдохнув через воротник, Бобби в последний раз посмотрел на Стива и ринулся в противоположную сторону.
Джорджия О’Брайен неожиданно проснулась, чувствуя странное покалывание на языке. Свет у кровати не зажигался — опять эта лампа дурацкая… а, вспомнила, дождь. Электричества нет во всем городе. Спрыгнув с постели и окончательно взбодрившись на ледяном полу, Джорджия сразу поняла: что-то не так. Глаза сильно щипало, в воздухе… дым! Огонь! В доме пожар!..
Через несколько секунд она влетела в спальню Мэтью и стала судорожно будить его. Они вместе выбежали в коридор, натолкнувшись на отца, одетого в халат и тапки.
— В чем дело? — в смятении спросил он.
Джорджия встряхнула его.
— Папа, горим!!! — воскликнула она, и все трое осторожно спустились по лестнице к выходу.
На улице Джорджия увидела всех остальных соседей, среди которых были Риды, Гэлло, Бэгли и Дюбуа. Прижимая к лицам мокрую ткань, глубоко вдыхая или кашляя, одни прислонялись к дверям, другие лежали посреди улицы. Кто-то держался за руки. Многие бежали куда глаза глядят.
— Это не пожар, — сказал Эд О’Брайен.
Она покачала тяжелой от дыма головой. Ей с трудом удавалось собраться с мыслями. Дождь обрушивался на них с такой силой, что его шум походил на голоса.
— Пап, ты чувствуешь?
— Что?
— Это же сера!
Выдохнув, Эд содрогнулся всем телом.
— Проклятие…
— Что такое?!
— Серные отходы. Если они проливаются, никто не должен оставаться в радиусе мили, и надо срочно вызывать бригаду по охране окружающей среды. Я говорю про полканистры. А там их три!
— Папа, звони в полицию!
— Деревья порвали телефонные провода около часа назад. Ты спала.
Мэтью стоял рядом с Джорджией, и она слышала хрип его мокрых легких.
— Да, точно сера, — сказал Эд. — Мы могли бы попробовать выбраться через лес, но в темноте, под этим дождем… времени, боюсь, не хватит.
У Джорджии екнуло сердце.
— Кто-то нарочно сделал это?
— Видимо, да.
Она посмотрела на восток, затем на север и на юг. Город блокирован лесом и рекой. Кроме фабрики, идти некуда. Дым валил по Мэйн-стрит. Повязку с бритой головы Мэтью давно сняли, и вокруг швов на черепе образовалось красное воспаление. Его лицо было ужасающе бледным, и Джорджия настолько сильно испугалась за сына, что страх перешел в физическую боль.
— Как думаешь, мы можем остановить его? — спросила она у отца.
Разрезав подол халата перочинным ножиком на брелоке, Эд дал один кусок Джорджии, второй прижал ко рту Мэтью.
— Попробуем, — задыхаясь, произнес он.
— Хорошо. — Она высоко подняла руки. — Эй! — Ее голос громкой сиреной пронесся сквозь дождь. — Э-эй!!! — снова крикнула она, и соседи остановились, слушая. — Мы считаем, что дым идет с фабрики, и хотим остановить его!
Джорджия пошла по дороге, и остальные последовали, растянувшись в длинную процессию. На каждом углу к ним присоединялось все больше людей, среди которых она видела и тех, кого знала всю жизнь, друзей семьи, просто знакомых. Когда они добрались до церкви, на крыльце которой сидели вышедшие из задымленного подвала беженцы, толпа насчитывала около трехсот человек. Вот он, несостоявшийся некогда протест. Несколько человек в панике бросились бежать — кто в лес, кто пытался переплыть через реку, кто спрятался дома, где черный дым выедал их легкие. Но большинство остались с Джорджией.
Идя вперед, она слышала каждый голос и каждую отдельную историю. Дэнни Уиллоу пытается успокоить жену; Стив Маккормак делает последний надрывный вдох, перед тем как река унесет его; Элизабет Мэрли смотрит в глаза давно умершего отца. Сегодня ночью Кевин Бруттон впервые за двадцать три года брака сказал своей жене Али, что любит ее. Джорджия видела нутро каждого из них. Она не могла понять, что с ней происходит, но это не имело значения. Главное сейчас — добраться до фабрики.
Через какое-то время Мэтью перестал кашлять. Он побагровел, как от удушья, ослабел, и Джорджия взяла его на руки. Подойдя к Мэйн-стрит, они встретили семьи с Ирокезского холма: Риалмутов, Фулбрайтов (оставив наконец бесплодные мечты, они отодвинули загораживавший парадную дверь шкаф и сбежали из задымленного дома), Гонья, Муртаг.
В пяти кварталах находилась фабрика. Ее совсем уже не было видно. Слышались только звуки: стук, треск, пульсирование. Черный дым шел из трубы, как из вулкана. Перемешиваясь с дождем, он обжигал язык. Пелена была такой плотной, что Джорджия едва могла разглядеть свои ноги.
Голоса здесь были самыми громкими. «Не могу дышать!..», «Где твои дети? Тебе давно стоило их съесть…», «Вот что чувствуешь, когда душа покидает тело…», «Было много хорошего, но сейчас я не могу вспомнить…». Превратившись в стук и пульсирование, голоса, говоря о разном, слились в один-единственный.
Обернувшись, Джорджия увидела толпу напуганных лиц. Весь Бедфорд. Их глаза изменили цвет, стали голубыми, и на одну чудовищную секунду они превратились из людей в… Сюзан Мэрли.
Она подошла к распахнутой входной двери.
— Там аварийный генератор, — сквозь дождь крикнул Эд. — На стене напротив офисов! Похож на коробку предохранителя. Я пойду туда.
Он тяжело дышал, схватившись за сердце.
— Нет, я пойду, — решительно сказала Джорджия.
Отец хотел возразить, но затем кивнул. Передав ему на руки Мэтью и задержав дыхание, женщина побежала внутрь.
На фабрике было очень холодно — как тогда, в ее доме, вдень смерти матери. Зло и безнадежность. Хотелось плакать, но она боялась сбить дыхание. В ушах раздавался стальной грохот машин. Она прошла мимо конвейера с забитой щепками горловиной, мимо ламп, сушивших древесину, мимо офиса отца, в котором он провел много лет своей жизни. Даже не дыша, Джорджия чувствовала, как ядовитая тьма обжигает ее лицо, уши, руки и свежий порез на ноге от столкновения со станком.
На дальней стене она обнаружила какой-то ящик, надеясь, что он и присоединен к генератору. Одна из деревянных ручек была сломана. Джорджия попыталась опустить ее, но тщетно. Сдавшись, она бросилась к чану в поиске аварийной кнопки, которая остановила бы варку серы. Но ничего не нашла. Нараставшее жужжание пустых, мертвых голосов заставило ее забыть о том, где она и как сильно горит все тело. Споткнувшись обо что-то мягкое, но прочное, она с мокрым шлепком упала на него сверху. Не понадобилось и доли секунды, чтобы узнать черные волосы Пола, но кажется, прошло гораздо больше времени. Джорджия вскочила на ноги, плача, с трудом задерживая дыхание и борясь со смогом, заполнявшим легкие. Пол… был ли он ее последним шансом обрести счастье? Да, но они оба разрушили надежду.
«Дерьмо происходит от дерьма, Джорджия Эллен О’Брайен. Сама знаешь, он ничего не достиг бы в жизни. Ты никогда не хотела его, — шептал на ухо ее же голос. — Хватит строить из себя непонятно кого! Почему бы просто не сдаться, как ты этого хочешь? Вдохни поглубже, Джорджия».
Она ударила кулаками по чану, затем пнула его тапком, раздробив три пальца на ноге.
— Остановись! — закричала она. — Хватит!!!
Фабрика заполнилась привидениями людей, родившихся двести лет назад, и тех, кто умер совсем недавно. Выстроившись у стен, смотря бешеными голубыми глазами, они начали двигаться, работать: заливали в чан вещества, перерабатывали дерево. Снизу доносились стоны похороненных в подвале рабочих.
Озираясь по сторонам, Джорджия поначалу не могла отличить призраков от живых — все выглядели одинаково. Но потом она увидела, что некоторые люди вошли за ней с улицы: Дэнни Уиллоу выпалил из пистолета в механизм чана, и вырвавшийся оттуда горячий пар беспощадно жег его лицо, дьявольским шипением заглушая крик ужаса и боли. Кевин Бруттон ходил кругами, как заводная кукла. Эмити Йоргенсон плакала, сидя на мокром полу. Эйприл Уиллоу металась по всему помещению, заглядывая под столы и в ящики. Зачем? Что она искала?..
Джорджия поспешила наружу и глубоко вдохнула. Мэтью без сознания лежал на руках ее отца. Она услышала за спиной еще один выстрел и, даже не оглянувшись, поняла: Эйприл Уиллоу выхватила пистолет мужа и застрелилась.
Впервые в жизни Джорджия закричала так громко.
Несмотря на то что не было электричества, она видела мелкую рябь по воде — как в ту ночь, много лет назад. Недостроенный тогда книжный шкаф давно разрубили на куски. Сейчас он стоял в углу целый. Пахло свежими опилками. Она дотронулась пальцами до гладкой, только что отшлифованной сосны. Да, ей не почудилось, шкаф был настоящий. Как и наполнявшее подвал мучительное одиночество.
Кто это? Вправду ее отец или монстр, созданный Сюзан? Смотря в угол комнаты, она видела человека и его тень.
Он стоял во мраке. Низкий — только теперь она поняла, как он был непривлекателен, уродлив, худее нее фунтов на десять. Потемневшее лицо, изможденные глаза… в руке мужчина что-то держал, крепко сжимая пальцами. Страшный, ужасный предмет, она точно знала! Нож, чтобы убить ее, или еще хуже… сердце. Его собственное сгнившее сердце, которое он вертит в руках, пытаясь возродить. Сперва человек не выходил из тени, хоть и заметил ее — это было совершенно ясно. Должно быть, наблюдал за ней, держа сердце наготове. Подлая тварь.
Он двинулся в ее сторону, сделав один маленький шаг, не больше дюйма. В последний раз взглянув на предмет (это сердце! злое, испорченное!), он опустил его в воду. Лиз была не в силах сдержаться. Она наклонилась и достала… белую розу. Подарок. Для дочки.
Он подошел к ней. Сейчас случится то, что должно было. Всегда. Потому что он не любил ее, это была глупая сказка. Над ней пошутили. О да, она точно знала, что произойдет. Когда-то ей удалось этого избежать, но причиной была не отцовская забота, а просто удача.
Он протянул руку и в ожидании остановился. Даже не притронулся к ней. Лиз вздрогнула, понимая, что настало время принять решение. Сделать свой выбор.
Глаза наполнились слезами, она почувствовала, что воскресает. Воедино собрались все осколки, существовавшие порознь: те, что хотели жить, и те, что жаждали смерти; любовь и ненависть; память и забытье. Казалось, им никогда не примириться, но сейчас… сейчас они превратились в одно целое.
Из нее вырвался надрывный трескучий смех. Как же все это забавно — есть пирог, бьющийся как сердце. Еще смешнее: мой отец — насильник, ненавидевший себя до такой степени, что желал своему сердцу скорее остановиться. А теперь он восстал из мертвых — не с целью поделиться великой тайной человечества или загрузить очередной ерундой, а чтобы подарить цветок! Смешно сознавать, что всякие там старшие сестры, папы, молодые люди, которые притворно любят тебя, в душе — чудовища. И такие они чертовски уморительные, что я могла бы хохотать вечность! Вот она, родная обитель. Под названием «ноль». Точка отсчета всех решений в моей жизни, и я останусь такой на-все-гда. О, смотрите, тут опять пошутили. Надо мной, потому что я — единственная, кто не понял юмора.
Лиз всхлипнула.
Он ждал. Пока она сделает выбор. Но какой? Что имелось в виду? Она посмотрела на него. Нет, ей вовсе не хотелось этого знать… но она должна была, обязательно!
Лиз взяла его за руку. Мужчина прижал ее к себе и поцеловал в макушку. Затем обнял еще сильнее. Закрыв глаза, она вспомнила все то, что когда-то твердо решила забыть: маму, в далеком прошлом обладавшую изяществом и красотой; как безопасно она чувствовала себя, когда спала с Сюзан в одной комнате; как падал мягкий белый снег, а в кухне с утра вкусно пахло печеньем с жареным зефиром. И Лиз наконец поняла, что даже при худшем положении дел надежда всегда оставалась жива.
— Лишь от тебя зависит твой выбор, — прошептал он и выпустил ее из объятий. Лиз плакала.
Затем отец медленно покинул ее, став тенью и растворившись во мраке. Все, что осталось, — старый книжный шкаф, запах опилок и холодная вода, в которой Лиз стояла, держа на ладони необычайно красивый цветок.
Только к пяти часам утра Бобби Фулбрайт добрался до дома Мэрли. Встав у порога, он почувствовал, как логово следит за ним. Острая боль просочилась в горло, затем в грудь и прошла дальше, через все тело. Яички, сжавшись, втянулись в кость таза, и он мысленно попросил их не покидать его навечно. Но сейчас самое важное — найти Лиз. Сказать то, что понял лишь сегодня ночью. И это не ложь ради личной выгоды. Не принуждение обстоятельств. Он на самом деле любил ее. Глубоко вдохнув, Бобби вошел внутрь.
Как только глаза привыкли к темноте, он ринулся по коридору к лестнице и поднялся в ее спальню.
— Лиз? — тихо позвал он. Затем еще раз, уже выкрикнув ее имя.
Голос эхом раздался по всему дому, прозвучав сначала громко, затем тише, глубже, и в конце жалобно простонал: «ЛИЗ!»
Дым с каждой секундой уплотнялся, мысли медленно шевелились в голове. Вокруг — только темнота. Бобби закашлял и уже не мог остановиться. Кожу щипало — так, словно он слишком долго стоял у открытого огня. И вдруг, пробираясь по зеленому ковру, казавшемуся из-за дыма серым, Бобби ощутил ее. Разум с бешеной скоростью перенесся вниз по лестнице, в подвал, в большую черную дыру. В Сюзан. Она была там. И Лиз тоже. Он видел ее перед собой.
Он встал на четвереньки, как показывали на оздоровительных уроках. Стены вокруг него дышали, котел грохотал. Живое. Весь город ожил. Но вскоре он уже не думал ни о чем, даже о Лиз. Он продолжал ползти — ради себя, ради инстинкта, ради выживания… пока не рухнул на пол перед открытой дверью подвала.
Подобно вежливому гостю, дым вошел в дом Мэрли через парадную дверь. Вытер ноги о коврике надписью «добро пожаловать» и прокрался по коридору. Обвил черными пальцами кухонный стол. Поднялся по лестнице, порхнул над кроватями. Залез в футболки и свитера, оставленные их владельцами на вешалках, и превратил в тлеющие тряпки. Наконец он совокупился с просачивавшимся в окна подвала дождем — как раз в тот момент, когда Тэд Мэрли подарил дочери розу, Бобби Фулбрайт вошел в дом, а Мэри поднялась из-за кухонного стола.
— Элизабет Ребекка? — позвала она, несясь вниз по лестнице.
Пробираясь на ощупь, она запаниковала, хватая руками воздух, но потом кончики пальцев коснулись футболки Лиз. Прежде чем она успела притянуть ее ближе, девушка сама бросилась к ней в объятия и зарыдала.
Мэри молчала, не пытаясь успокоить ее. Она просто держала свою дочь, и Лиз еще горше заплакала, позволяя обнять себя крепко-крепко. Она разрешила себе забыть, помнить, любить, ненавидеть, доверять… потому что даже сегодня ночью худшему не дано было произойти. Отец не сделал ей больно, а мама нашла ее.
Мэри вдохнула и сквозь дым ощутила запах ирландского мыла на футболке Лиз.
— Где он? — с болью и напряжением в голосе спросила она.
— Ушел.
Мэри приподняла ее подбородок, и Лиз увидела, с какой ненавистью горят глаза матери.
— Что он с тобой сделал?
— Подарил мне цветок.
Мэри всхлипнула с небывалым облегчением, и Лиз почувствовала, как тяжелейшее бремя, камень сваливается с ее души. Она и не подозревала о нем. Впервые за очень долгое время дом освободился от всех секретов.
Дым наползал, и они, кашляя, начали вместе пробираться к выходу, но тут на лестнице раздался стук шагов. Мэри и Лиз замерли, и перед ними появилась Сюзан.
Несмотря на темноту, Лиз видела голову сестры, болтавшуюся из стороны в сторону на сломанной шее. Существо. Но и человек…
Она усмехнулась, и в ее глазах возникла картина всего Бедфорда: каждый отдельный участок реки, олень в лесу, дым и тихие зимние вечера. В них не было никакой надежды. Радости. Доверия. Любви. Но все равно глубоко внутри Лиз могла разглядеть свою сестру. Сюзан Мэрли, хорошую, умную, веселую девочку.
Сюзан приближалась. Мэри хотела встать между ними, но Лиз не позволила. Кажется, она знала способ положить конец. Маленькая девочка бежит вниз по холму… пятно крови на снегу… чувствительное создание, обладавшее не свойственными другим людям способностями.
— Где ты, Сюзан? — кашляя, выдавила Лиз.
Сюзан улыбнулась.
— Везде.
Ответ прозвучал голосами Тэда Мэрли, Лиз, Мэри, Сюзан, Пола Мартина, Бобби Фулбрайта, Джорджии О’Брайен, Дэнни и Эйприл Уиллоу, Андрэа Йоргенсон, Монти Хенрича, Томаса Шульца, Луис Андриас — всех жителей Бедфорда.
Лиз покачала головой.
— Нет. Я тебя откуда-то слышу, — сказала она, делая паузу, чтобы откашляться. Мэри держала дочь за плечи, удерживая от падения. — Я чувствую, какой ты была.
Сюзан поникла.
— Ты поэтому вернулась, да? — продолжила Лиз. — Могла ведь ждать в своей квартире, пока мы погибнем — от дома, яда и всего, что ты внесла. Но нет, тебе хотелось увидеть нас. Что тебе надо?
— Ничего, — сказала Сюзан. Ее глаза блеснули, улыбка стала сердитой. — Все это — ничто.
— Он не причинил мне вреда, хоть ты и надеялась.
Сюзан нахмурилась. Было видно, что она удивлена. Не смогла в этот раз ни предугадать, ни почувствовать.
Лиз устремилась вперед.
— Никогда не бывает совсем плохо. — Она обвела взглядом темную комнату, где стучал котел, дышали стены и дым оставлял красные рубцы на ее бледной коже. — Даже в самых ужасных местах, Сюзан, и ты это знаешь. Или знала… Я была у тебя!
Лиз опять закашлялась, только теперь, ловя ртом воздух, не обнаружила ни капли. Она начала задыхаться, а затем кашель прекратился. Вдруг каким-то образом они вдвоем с Мэри оказались на коленях в холодной воде.
В глазах рябило, посыпались искры, горло сжималось так, словно ее кто-то душил.
«Что… ты хочешь? — не в силах говорить, мысленно прошептала Лиз. — Скажи…»
Сюзан протянула ей костлявую руку.
— Нет! — крикнула Мэри, но Лиз не слушала. Не колеблясь, она взяла ее. Руку родной сестры. Так должно заканчиваться всегда.
Мягкие пальцы, как электрический ток, вонзились в кожу Лиз. Она чувствовала, что они просят разрешения. Да, она согласна. Дюйм за дюймом проходя глубже под кожу, в кровь и кости, они раскрыли ее. Лиз вспомнила, как спала в одной кровати со старшей сестрой, пахнувшей духами «Чайная роза»; как сидела на коленях у папы; как сворачивалась клубком под одеялом с мамой… Вспыхнули в памяти неудачные попытки играть с грязью на автобусной остановке Нуд-стрит, лазания по деревьям, игра в «зыбучие пески» с Сюзан, первый поцелуй, насмешки в школе из-за широких бедер, семейная поездка, длившаяся на десять часов дольше, потому что папа не разбирался в карте… Неукротимая вера, даже если все указывало на сомнения. Потеря сестры. Смерть отца. Мамина отчужденность. Первая любовь. Жизнь в городе, где все яркое потускнело, а плохие мысли поселились внутри Сюзан Мэрли.
Она вспоминала вместе с Лиз. На мгновение Сюзан стала своей младшей сестрой, девушкой по ту сторону забора. Она увидела мужчину в подвале, раз в жизни поступившего правильно. Женщину в кухне, запросто избавлявшуюся от всех печалей. Она смотрела и завидовала, спрашивая, почему все это досталось не ей, а потом… Сюзан смирилась, зная, что та счастливая девушка — одной с ней крови и она любит ее. Возможно, этого достаточно.
Сюзан отпустила Лиз. В голубых глазах настал покой. Заметив на полу оброненный Лиз цветок, она подумала, был ли это подарок или предложение павшего мужчины павшей дочери. Сюзан подняла его и вставила в дыру в груди, где когда-то билось сердце. Впитав в себя ее соки, лепестки покраснели и полностью распустились.
Отступив, она оглядела заполненную дымом комнату. Почерневший город. Бьющийся котел. Грохочущая бумажная фабрика. Потоки на дорогах, хлеставшие, как кровь в ее венах. Сюзан не хотела… да, хотела. Она всегда собиралась это сотворить… нет, никогда!
Сюзан сделала глубокий вдох, прозвучавший как свист, ветер за стеклянными окнами. Атмосферное давление в подвале неожиданно подскочило до предела. У Лиз заложило уши. Скрутившись в виде маленького черного торнадо, дым закружился все быстрее и быстрее. Сюзан продолжала вдыхать. Ее маленькая грудь раздулась, увеличившись в два раза. Смерч разнес в щепки книжный шкаф, поднял в воздух ночной столик и кровать. Он бушевал, пока полностью не всосался в нос, рот и уши Сюзан. Она сделала еще один глубокий вдох, и весь дым вошел в нее, уступив место чистому свежему воздуху. Новый вдох — и Лиз потеряла дыхание. Оно перешло из ее легких в Сюзан. Тут же с кожи Лиз исчезли рубцы, легкие осушились.
Лиз посмотрела на Мэри, которая тоже больше не кашляла и не задыхалась. Сюзан улыбнулась им. По-доброму, без жестокости. Но было так сложно смотреть на нее: голова по-прежнему болталась, кости выпирали из сгнившей кожи.
Она протянула руки. Наступила долгая пауза, и казалось, никто не примет жеста. Сюзан стояла с распростертыми объятиями. Одна. Но потом Лиз встала, подошла к сестре и обняла ее. Мэри последовала примеру младшей дочери. Втроем они образовали круг, держась крепко друг задруга, пытаясь выразить невозможное.
В пять часов утра в четверг дым в доме Мэрли рассеялся, и Бобби, очнувшись, побежал в подвал. Спустившись, он обнаружил трех обнявшихся женщин. С его появлением круг распался. Лиз поспешила к нему, отойдя от матери и сестры.
Сюзан отвернулась и пошла наверх. Выйдя из дома, она заковыляла по наводненной улице сквозь дым. Она брела, скользя одной ногой по воде, второй проваливаясь в грязь. Лиз, Бобби и Мэри следовали за ней на расстоянии.
У фабрики собралась толпа людей с голубыми глазами. Жужжание ночи слилось теперь в один бесконечный мертвый крик. Горожане расступились, завидев Сюзан, и она пошла по образовавшемуся как в церкви проходу в сторону черной трубы.
Заглядывая в лица, она вспоминала историю каждого человека. На периферии толпы стояла семья Бобби. Родители держали близнецов на руках, дочери стояли по бокам. У входа — Дэнни Уиллоу, наклонившись над телом жены, как мог, зажимал рану на ее животе, которая никогда не перестанет кровоточить. За спиной Сюзан видела Монти Хенрича, уложившего Кейт Сандерс на землю, чтобы та успокоилась. Были здесь и недавно умершие: Луис Андриас, Стив Маккормак, Оуэн Рид, Чак Брэнн, Томас Шульц. Вдалеке, окутанный тенью, стоял Уильям Прентис — небрежный отец, позабытый детьми.
Хромая, с разодранным телом, Сюзан продолжала идти, не останавливаясь. Дым валил из всех отверстий фабрики, словно кровь из раны. Внутренний механизм издавал стучащие звуки, подобно котлу в подвале Мэрли. Подобно сердцу. Голосам. Дождю. Биение ускорялось… быстрее, быстрее…
Подойдя к сломанной двери, Сюзан повернулась и обвела взглядом присутствующих. Лори Калис, Мишель Торенс, Арти Шупбах и еще несколько человек, которые, если выживут, завтра же бросятся прочь из этого города. Вон Фулбрайты до сих пор терзались мыслями о том, что стоило запереть двери, поселиться выше на холме, построить дом из стали, а не из кирпича… Можно подумать, это бы их спасло. Мысли Джорджии О’Брайен были написаны прямо на лице. «Мой сын…» — думала она, тряся мальчика, плача над ним и в надежде прислушиваясь к его груди.
Лиз держала за рукусвоего молодого человека. Они шепотом успокаивали друг друга, и Сюзан была уверена, что вместе или порознь, но им удастся завершить лучше, чем они начали.
Она посмотрела на Мэри. Та слабо улыбалась дочери и уже начинала все забывать. Если она доживет до утра, то убедит себя в том, что видела сон. В памяти останется лишь тот момент, когда ее храбрость пересилила страх.
Призрак отца стоял вдали от всей толпы. Затемненная фигура кивнула ей, затем отвернулась.
Остался последний человек, на которого она посмотрела. Черви ползли по его бороде в рот, пробирались в кожу и глаза. Сюзан встретилась взглядом с Розовым, он упал на колени и умер.
Она повернулась обратно к фабрике. Пол Мартин, стоя прямо, с гладко выбритым лицом и в новом костюме, манил ее к себе. Она поняла, почему он так понравился ей много лет назад, почему она снова и снова искала его, почему их судьбы всегда казались такими запутанными. Потому что их дороги вели к этому моменту. Пол не мог позволить ей одной пройти последний путь. Он нежно улыбнулся Сюзан.
Толпа обступила ее. Механизм фабрики забился еще быстрее. Сюзан колебалась, даже несмотря на их кашель. Двое упали замертво. Сначала — Ричард Миллер, затем Джонатан Бэгли. Его жена Анна встала рядом на колени и провела по его щекам мокрой ладонью, словно пробуждая от крепкого сна.
Джером Донэлли первым бросил в нее камень и промахнулся, но тут же Бернард Макмуллен швырнул ей в лицо бутылку из-под «Хайнекен». Ударившись о подбородок, она скатилась вниз. Толпа плотным кольцом окружила Сюзан. Все. Александра Фулбрайт вырвала у нее плечевой сустав; Кевин Бруттон потянул за вторую руку и отскочил, сорвав кожу. Множество пальцев начало терзать швы, пока не порвался живот и все органы не вывалились наружу: селезенка, почки, кишечник… Они раздирали ее, пока от Сюзан не остались только мышцы и кости.
Она рухнула на землю, и толпа встала над ней. Увидев их страшные голубые глаза, Сюзан поняла, что все обезумели. Превратились в тех, кем она была при жизни. Они не просили ее о спасении, а хотели разорвать на части.
В этот момент послышался хлопок, и люди расступились. Подняв пистолет, Дэнни Уиллоу снова выстрелил в воздух. Они вздрогнули. Дым прибывал, и упали еще трое: Шон О’Коннор, Дэн Ходкин, Эмити Йоргенсон.
Не имея возможности встать, она поползла к дверям фабрики. Джорджия О’Брайен подняла ее за талию и поставила на ноги. Сюзан мысленно говорила ей, что нужно делать.
Они смотрели друг на друга, и в глазах Джорджии Сюзан видела свое отражение и те вещи, о которых предпочла бы не знать. Она постоянно твердила себе, что носит только чужое бремя, но по правде кое-что принадлежало и ей самой: желание сотворить с Бедфордом нечто страшное, окутать город тьмой, отомстить за украденную жизнь. Сюзан часто представляла свою младшую сестру в подвале, несущую незаслуженное наказание. И еще она увидела ненависть к каждому из жителей города, даже к тем, кого любила. К ним — в особенности.
В глазах Джорджии Сюзан обрела свое истинное отражение. Девочка и женщина. Разрушение и невинность. Жестокость и доброта.
Дым валил без остановки.
— Иди, — сказал Джорджия. — Пока не стало слишком поздно.
Сюзан медлила. Чуть поодаль от нее маленький Мэтью О’Брайен сделал последний вдох.
— Сейчас же! — сурово приказала Джорджия.
Сюзан еще раз оглядела толпу в поисках лица… вот оно.
Лиз вскинула подбородок. Ее самый любимый человек на всей земле. Сестра.
Почему не она? Или кто-нибудь другой? Почему именно Бедфорд? Но существуют вопросы, на которые, как ни крути, невозможно дать ответа.
Сюзан вошла внутрь, и Джорджия захлопнула за ней дверь.
На фабрике рядом с ней встал Пол Мартин. Сюзан сделала вдох, и на улицах Бедфорда поднялся ветер. Черный дым рассеивался, покидал дома, возвращаясь на место, откуда начал свой путь. Он нес в себе трупы тридцати четырех людей, потерявшихся маленьких девочек, собак по имени Бенджи, старые раны и переживания. Торнадо теней, безликих форм, жужжания и дыма пронеслось по Мэйн-стрит, мимо «Дон Ликер», «Чоп Моп Шопа», «Банка народного наследия», «Шоус», «Кей Марта», «Кафе Джиффорда» и парка. Опустился в фабричную трубу, пролетел через чан и внутрь Сюзан Мэрли. Она целиком поглотила его.
Дым заполнил ее поры, кожу и кости. Шептал тысячи историй, делился самыми страшными секретами, ее собственными тайнами. Умолял выпустить его, но она ему не позволит. Сейчас Сюзан точно знала, в кого превратилась. Не в девочку-ангела, скачущую по холму; не в страшную неуклюжую женщину. Нет, она стала кем-то другим. Хранителем Бедфорда.
Фабрика грохотала до тех пор, пока труба чана не разорвалась под давлением и не вспыхнуло пламя. Сюзан огляделась по сторонам. Комната вдруг озарилась ярким светом, и они с Полом любовались зрелищем, похожим на закат. Языки пламени лизали ее тело, а когда добрались до серы внутри нее, прогремел взрыв. Фабрика сгорела дотла.
Толпа снаружи смотрела на огонь и тлеющие угольки. Дождь постепенно стихал, перейдя в изморось… мелкие капли… затем перестал. Воцарилась мертвая тишина.