Хранитель вод

Глава 6

Небо, как и вчера, оставалось ясным, луна поднялась уже высоко, и наша лодка отбрасывала на поверхность воды четкую темную тень. Участок Берегового канала, по которому мы двигались, проходил по преимуществу между частными владениями, поэтому он был освещен не так хорошо, как в Дайтоне, Сент-Огастине или Джексонвилле. Да, острова Флорида-Кис[9] заслуженно считаются самыми живописными в водах Флориды, однако мало кто знает, что небольшие островки на реке Матанзас между Сент-Огастином и водным заказником Томока Марш ничем им не уступают. Не менее красивы прибрежные острова, расположенные близ Ормонд-бич и Дайтона-бич. Именно в тех местах находится первый в мире океанарий «Маринленд», знаменитый тем, что именно там снимались в пятидесятых годах прошлого века ставшие классикой голливудские фильмы «Тварь из Черной лагуны» и «Месть твари».

Примерно в получасе от Сент-Огастина я миновал Креснт-бич, оставил по левую руку форт Матанзас и оказался на участке, где шоссе А1А пролегает непосредственно по берегу Канала. Ходовые огни у меня на корме, на носу и на крыше были включены, но подсветку электронных экранов я убрал, чтобы она не мешала мне видеть середину Канала и буи. Когда слева от меня показался «Маринленд», я взял курс на зюйд-зюйд-вест и вскоре заметил небольшие, исчезающие на глазах волны, которые показались мне похожими на кильватерный след небольшого моторного судна. Даже в темноте разглядеть белые клочья пены на черной, как обсидиан, воде было совсем не сложно.

Я не сомневался, что это след той женщины.

Но она была на воде не одна. Навстречу ей – и мне – шло по Каналу какое-то очень большое судно.

Главный недостаток Берегового канала заключается в том, что на этом участке он сужается до какой-нибудь сотни ярдов. Дело осложняется тем, что у обоих берегов образовались илистые наносы, которые сделали главный фарватер совсем узким и мелким – не больше сорока ярдов шириной и семи футов глубиной. В солнечный и ясный день пройти по нему не проблема. Другое дело – ночью, когда в темноте трудно разглядеть водовороты на мелководье, а тебе навстречу к тому же движется с большой скоростью что-то вроде океанской яхты.

Довольно скоро я различил в темноте белые усы пены по обеим сторонам форштевня встречного судна. Судя по ним, длина судна составляла не меньше сотни футов. Женщине в моторке хватило здравого смысла податься к правому берегу, однако она отошла от фарватера все же недостаточно далеко. Несомненно, ей было невдомек, как может подействовать на ее крошечную лодчонку кильватерная струя океанского монстра. От носа яхты она увернулась, но волны настигли бы ее в любом случае.

Не спуская глаз с идущего навстречу судна, я прибавил газ.

То, что произошло дальше, было и поразительно, и ужасно. Наивная женщина, чья лодка продолжала идти со скоростью двадцати – двадцати четырех узлов, удачно разминулась с носом яхты, но ее тут же подхватила могучая волна, которая двигалась со скоростью тридцати узлов. И, в отличие от пены перед форштевнем, она была такой же темной, как и вся остальная вода в Канале.

Маленькая моторка подлетела на волне. Сильный удар подбросил женщину высоко в воздух. Вылетев из лодки со скоростью пушечного ядра, она описала в воздухе дугу высотой футов в пятнадцать. На несколько мгновений гребной винт лодки оказался в воздухе, отчего обороты двигателя стремительно возросли. Через пару секунд моторка уже зарылась носом во вторую волну, которая разломила ее пополам. Женщина еще летела, вопя и размахивая руками, а обломки ее лодки уже исчезли среди водоворотов.

В свою очередь увернувшись от носа встречной яхты, я убавил газ и, развернувшись носом к берегу, закачался на шестифутовых волнах. Вот прошла первая волна, вторая, а за ней и третья. Оказавшись в более или менее спокойной воде, я снова увеличил обороты двигателя и в считаные секунды оказался возле того места, куда, по моим предположениям, отбросило женщину. Мой глубиномер показал пять футов, потом – четыре. Потом – два. Как будто не глубоко, но, учитывая высоту ее полета, при падении женщина могла потерять сознание, и тогда… В лучшем случае удар мог сбить ей дыхание. Не исключен и перелом одного-двух ребер. Как бы там ни было, моя задача – подойти к ней достаточно близко, чтобы увидеть ее на поверхности или под ней и в то же время не задеть женщину винтом. На минимальном газу я продвигался вперед, одним глазом наблюдая за Джекки. Внезапно он сел и навострил уши, глядя куда-то вправо, потом поднялся на все четыре лапы и залаял, и я щелкнул кнопкой фонаря.

Сначала я ничего не увидел и, заглушив двигатель, повернул штурвал вправо. Продолжая двигаться по инерции, я водил лучом фонаря по поверхности. Когда Джекки бросился на корму и залаял еще громче, я повернулся в ту сторону и почти сразу заметил в воде колышущиеся руки и волосы. Не теряя ни секунды, я скинул рубашку и прыгнул за борт. Течение относило женщину от меня, мне пришлось сделать несколько сильных гребков, чтобы приблизиться к ней.

В несколько взмахов я преодолел разделявшее нас расстояние – и едва не получил крепким кулачком по носу. Женщина отчаянно брыкалась, бешено размахивала руками и отплевывалась. Здесь было достаточно глубоко, и она с головой ушла под воду как раз, когда я подоспел, но я просунул руку ей под мышку и потянул на себя. Как только ее лицо оказалось над водой, женщина глубоко, судорожно вздохнула, но сразу поперхнулась и закашлялась. Силясь сделать еще один глоток воздуха, она инстинктивно опиралась на меня, так что я, в свою очередь, оказался под водой. Пока женщина боролась со мной, втащить ее в лодку не представлялось возможным, и я нырнул, извернувшись таким образом, чтобы оказаться у нее за спиной. Обхватив ее одной рукой за пояс так, что ее затылок опирался на мое плечо, я вынырнул на поверхность и поплыл на боку к лодке. Женщина продолжала яростно сопротивляться, и, если бы расстояние оказалось чуть большим, она утопила бы нас обоих.

Увидев нас, Джекки тотчас прыгнул в воду, описал вокруг нас круг и поплыл обратно к лодке, словно показывая дорогу. Оказавшись у борта, я прижал женщину к лестнице купальной платформы, в которую она тут же вцепилась мертвой хваткой. Женщина хрипела, кашляла и так сильно дрожала, что я испугался, как бы она не потеряла сознание. Подталкивая снизу, я помог ей подняться в лодку и усадил на кормовой диванчик. Там она обхватила себя руками за живот и разрыдалась, раскачиваясь вперед и назад. Джекки тем временем тоже пытался выбраться на купальную платформу, но его задним лапам не хватало опоры, поэтому я без церемоний схватил его за шкуру на загривке и на спине и поднял на борт. Отряхнувшись, пес первым делом принялся обнюхивать ноги женщины, которая продолжала горько рыдать, наклонившись вперед и уткнувшись лицом в колени. Даже в темноте я заметил, что вся спина у нее в крови. Джекки попытался вылизать ей лицо и уши, но я отпихнул его подальше, а сам достал из носового отсека большое махровое полотенце и накинул женщине на плечи.

Потом я включил подсветку консоли и освещение хард-топа.

Несмотря на то что женщина была с ног до головы покрыта кровью и грязью, она была красива – это было заметно даже в синеватом свете светодиодных светильников. Мокрые волосы залепили ей глаза, тонкие пальцы покрылись многочисленными порезами. Некоторые из них сильно кровоточили, и я решил, что во время аварии ее швырнуло на одну из старых устричных отмелей, где хватало пустых раковин с острыми обломанными краями. Лицо женщины тоже пострадало – длинная царапина начиналась над глазом и спускалась на щеку. Плечи были сплошь изрезаны. Сильнее всего досталось спине, на которую она, по всей видимости, и приземлилась: полотенце, которым я ее укутал, уже покрылось пятнами крови, которые на глазах становились все больше.

Разговаривать с ней сейчас было, скорее всего, бесполезно. Единственное, что я мог для нее сделать, это как можно скорее оказать медицинскую помощь, поэтому я запустил двигатель и развернул лодку в обратную сторону. Только когда «Китобой» поднялся на глиссер, я обернулся, чтобы взглянуть на женщину. Она приподняла голову и смотрела на меня, а Джекки самозабвенно вылизывал ей щеки.

Свернув к первой же муниципальной пристани, я накинул носовой швартов на свободную причальную утку и круто повернул штурвал, давая возможность нагнавшей нас волне развернуть «Китобоя» параллельно причалу. Закрепив кормовой швартов, я выскочил на настил, где меня уже ждал молодой служитель. Как только свет фонарей упал на кормовой диванчик, он сразу же заметил раненую женщину.

– Черт! Ей нужна помощь?

Я помог женщине подняться и только сейчас заметил, что ее юбка исчезла. Белье на ней, к счастью, было, но оно больше открывало, чем скрывало. Схватив второе полотенце, я обернул им ее бедра, и мы вместе помогли женщине вскарабкаться на причал. Судя по всему, она была в шоке – она хотела что-то сказать, но язык не повиновался.

Я посмотрел на служителя.

– У вас здесь есть медицинский пункт? Здесь или где-нибудь поблизости, но только круглосуточный?

Парень покачал головой.

– Ближайшее место, где сейчас можно получить помощь, это клиника «Баптист-Саут». Сорок пять минут вот по этой дороге.

– А машина у тебя есть?

Парень нахмурился.

– Разве я похож на человека, который раскатывает на машине?

Я ненадолго задумался. Откровенно говоря, выбор у меня был невелик. Никакой таксист никогда бы не посадил меня в салон вместе с окровавленной женщиной. «Скорая», скорее всего, продезинфицировала бы и перевязала порезы, но главную – и самую глубокую – рану санитары излечить бы не смогли. Что касалось меня, то я, по крайней мере, мог попытаться уменьшить и ее физическую боль, и хотя бы отчасти избавить от владевшего ею отчаяния и чувства безысходности.

Но начинать все равно следовало с порезов, пока они не воспалились.

– А ближайший мотель далеко?

Парень показал на несколько огней, мерцавших на берегу через дорогу. Все двери в этом мотеле выходили на гавань.

Я протянул парню стодолларовую купюру.

– Достань для меня номер, принеси ключ. Сдачу оставь себе.

Брови парня подскочили до самой прически, но задавать вопросы он не стал. Повернувшись, он помчался вдоль причала к лестнице, ведущей наверх, а я повернулся к женщине. Ее мокрые волосы все еще липли к лицу, а тело по-прежнему сотрясали конвульсивные истерические рыдания, которые мешали ей нормально дышать. Полотенце, которое я накинул ей на плечи, сделалось из белого красным.

– Вы можете идти?

Она попыталась шагнуть вперед, но колени подогнулись и она едва не упала. Я успел подхватить ее под локоть, чтобы помочь встать прямо, но стоять она не могла и буквально повисла на мне. Тогда я подхватил ее на руки, поднялся по лестнице и двинулся через улицу. Я был уже у самого мотеля, когда из офиса появился служитель. Он сделал мне знак следовать за ним. Вместе мы повернули налево и двинулись вдоль дверей. У последней из них служитель остановился, отпер замок и, отступив в сторону, протянул мне ключ.

– Еще одна просьба, приятель…

Он вопросительно поглядел на меня.

– Присмотри за моей лодкой. Проверь, хорошо ли она привязана. Завтра я вернусь, и мне хотелось бы найти ее на прежнем месте.

Парень кивнул и, не говоря ни слова, ушел, а я внес женщину в комнату и уложил на кровать. Джекки, который все это время следовал за нами, тоже скользнул внутрь. Усевшись на пол, он внимательно смотрел на меня, словно хотел спросить, что будет дальше.

Наклонившись над скорчившейся на кровати женщиной, я потянул за уголок полотенца, но кровь уже начала подсыхать, и оно прилипло. Тянуть сильнее мне не хотелось, чтобы кровоточащие раны не открылись вновь, к тому же подобная операция была бы весьма болезненной.

Выпрямившись, я вошел в крошечную ванную, включил в душевой кабинке теплую воду и снова вернулся в комнату. Опустившись возле кровати на колени, я негромко сказал:

– Вы сильно поранились, мэм… Может, вызвать вам «скорую помощь»?

По-прежнему глядя в стену, за которой пролегал Береговой канал, она отрицательно качнула головой.

– Послушайте, – не сдавался я, – вам необходима помощь! Я мог бы сам взглянуть на ваши раны, но, если я попытаюсь снять это полотенце, я могу сделать вам больно. Его необходимо намочить. Попробуйте встать, я отведу вас в душ.

Она спустила ноги на пол, и я помог ей подняться. Я не знал, почему она мне доверилась: то ли потому, что рядом никого другого все равно не было, то ли потому, что в таком состоянии ей было не под силу принять по-настоящему взвешенное решение. Как бы там ни было, она тяжело оперлась на меня, и я скорее потащил, чем повел ее в душ. Там женщина уже почти осознанно шагнула в кабинку и стояла там, окутанная теплым паром, пока вода смывала с ее тела кровь, ил и обломки устричных раковин.

Когда полотенце как следует намокло, я без труда снял его и бросил на пол. На плечах женщины я увидел не меньше полусотни довольно глубоких царапин и бессчетное количество крошечных известковых осколков, засевших в бледной коже. По-видимому, я был прав, когда предположил, что она приземлилась на устричную отмель. Примерно в таком же состоянии была и ее спина. Блузка женщины превратилась в окровавленные лохмотья; я помог ей вынуть руки из рукавов, после чего женщина повернулась и облокотилась о стену, подставив спину под упругие теплые струи. Полотенце, которым я обернул ее бедра, тоже намокло и свалилось в поддон, и я отбросил его в сторону, чтобы не мешать воде свободно уходить в сток. В течение следующих трех или четырех минут женщина просто стояла под душем, потом села на пол, подтянув ноги и упираясь подбородком в колени. Дрожать она почти перестала – пар и теплая вода понемногу возвращали ее к жизни.

Мне нужно было извлечь из ран осколки раковин, поэтому я переключил кран с душа на струю и опустился на широкий край поддона.

– Вы потерпите?

Не глядя на меня, женщина кивнула, и я, заткнув слив пробкой, принялся за работу. По мере того как я очищал ее спину, вода в поддоне становилась все краснее. Женщина не стонала, не дергалась, но минут через десять после начала операции встала на колени и крепко ухватилась за край поддона. Этим сразу же воспользовался проникший в ванную следом за нами Джекки, который принялся с энтузиазмом вылизывать ей лицо и руки. Еще какое-то время спустя женщина обхватила его за шею одной рукой и держала так, пока я заканчивал работу, занявшую почти три четверти часа. Наконец я убедился, что в спине женщины не осталось ни одного осколка.

– Можете подняться? – спросил я.

Она поднялась на ноги, и я продолжил обрабатывать ее ягодицы и ляжки. Там осколков было намного меньше. Когда и с ними было покончено, я сказал:

– Мне нужно забрать из лодки кое-какую одежду. Вы не против, если я ненадолго вас оставлю?

По-прежнему не глядя на меня, женщина покачала головой.

Служитель следил за моей лодкой, словно орел. Достав из правой бортовой кладовки пакет с одеждой, я спросил у него:

– Где здесь можно купить что-нибудь из еды?

Он немного подумал, потом покачал головой.

– Поблизости только бары.

– А магазины? Бакалейные?

– Есть одна небольшая лавчонка, которая торгует допоздна. До нее с полмили вон в ту сторону. – Он показал на улицу.

– Спасибо.

На двери лавочки было написано: «Добро пожаловать! Покупатели без рубашек и босиком тоже обслуживаются». Магазин, правда, уже закрывался, но гастрономический отдел еще работал. Я купил жареного цыпленка, салат с курицей, несколько яблок, две банки консервированного супа, две порции макарон с сыром, пачку соленых крекеров и два пакета яблочного сока. Подумав, добавил к покупкам бутылку вина, бутылку травяного чая и несколько банок энергетика для спортсменов. Вышел я через аптечный отдел, где приобрел мазь с антибиотиком, пластырь, бинты, болеутоляющее и противоотечное, а также большой флакон перекиси водорода.

Я надеялся, что женщина не возненавидела меня за то, что я делал с ее спиной, но все может измениться, когда я последовательно испробую на ней перекись, мази и пластыри.

Постучавшись, я вошел в номер. Женщина лежала на кровати на боку, положив голову на подушку, повернувшись ко мне голой спиной. Скрещенными руками она прикрывала грудь, и я постарался смотреть в сторону. Впрочем, одеяло прикрывало ее ноги и бо́льшую часть груди, и мне довольно быстро удалось справиться с неловкостью. Сама женщина ничего, похоже, не замечала: ее взгляд по-прежнему был устремлен куда-то на юг. Компаса у меня при себе не было, поэтому я не мог за это ручаться, но общее направление было именно таким, к тому же именно на юг она спешила, когда потерпела неожиданное кораблекрушение в Канале.

Поставив возле кровати стул, я продемонстрировал женщине тюбик с мазью и флакон перекиси. Она кивнула, и я, как следует смочив перекисью марлевый тампон, принялся очищать ее порезы. Это потребовало довольно много времени, поскольку порезов было достаточно, но, к счастью, они не были слишком глубокими. Когда перекись перестала пениться, я смазал царапины лечебной мазью. Их было, по моему счету, больше ста, причем не только на спине, но и на плечах, на ключицах, на лице и даже на груди. Забинтовать или залепить их пластырем было невозможно – в этом случае моя пациентка рисковала превратиться в самую настоящую мумию, поэтому я не стал слишком усердствовать, сосредоточившись лишь на самых серьезных повреждениях. В последнюю очередь я обработал раны на ее ногах и ягодицах, для чего мне пришлось попросить ее встать.

Занимаясь этой работой, я окончательно убедился, что смерть ей не грозит, однако в ближайшие пару-тройку дней ее ожидали довольно серьезные испытания. Впрочем, женщина оказалась на редкость терпеливой и выносливой. За все время она ни разу не поморщилась и не издала ни единого звука, из чего я заключил, что в жизни ей приходилось терпеть еще более сильную боль.

И не обязательно физическую.

Покончив с медобслуживанием, я выложил на прикроватный столик купленные продукты, но они ее почти не заинтересовали. Разогрев банку супа, я протянул ей ложку, но она отрицательно покачала головой и, схватив банку рукой, поднесла к губам. Все это время она смотрела на меня, но что это означает, я понять не мог. Открыв пачку соленых галет, я положил ее на кровать.

– Вы что, готовитесь поступать в цирк? – спросил я, пытаясь вызвать женщину на разговор.

– А вы сами не видели? – отозвалась она хриплым шепотом.

Я пожал плечами.

– Какого черта вы вышли на Канал в скорлупке размером с ванну, да еще ночью? Да еще и при такой погоде?

На этот раз пожала плечами она, и я – хоть убей! – не знал, что́ это означает.

– Ребят, которые работают на той яхтенной стоянке, ждут серьезные неприятности, когда выяснится, что одна из лодок, за которые они отвечают, оказалась на дне.

На это она ничего не ответила.

Увидев, что женщина доела суп, я предложил ей чашку травяного чая, который разогрел в микроволновке. Приняв ее обеими руками, женщина наклонилась над чашкой и осторожно отхлебнула. Рыдания, которые еще недавно сотрясали все ее тело, утихли, но плечи все еще вздрагивали, а дыхание оставалось неглубоким и частым.

– Вы выбрали неплохую ночь, чтобы поплавать, – заметил я, пытаясь вызвать улыбку.

Откинув голову, она рассмеялась, но не над моими словами, а над собой.

– Я не умею плавать.

Пожалуй, это кое-что объясняло, но далеко не все.

– Правда?

– Никогда этому не училась, – ответила она, не поднимая головы.

– То есть вы хотите сказать, что угнали лодку и проплыли на ней несколько миль, хотя никогда не управляли моторкой, и что вдобавок вы отважились выйти на воду, не умея плавать?

Она прижала ладонь к ушибленным ребрам, поморщилась и кивнула.

– Вы это серьезно?

Она чуть заметно пожала плечами. Мол, а что тут такого?..

– И что вы собирались делать, если бы случайно упали за борт?

Женщина снова пожала плечами.

– Я не собиралась падать за борт.

– Ну, а если бы я не оказался поблизости и не подобрал вас?

– На этот случай у меня никакого плана не было. – Собравшись с силами, она села и откинула одеяло, хотя была голышом. Глядя на меня в упор, женщина проговорила с какой-то странной покорностью:

– Я знаю, что не смогу вырваться из этой комнаты силой, так что… Давайте, делайте, что задумали. – Она снова легла. – Делайте скорее, и покончим с этим.

Иногда боль, которую испытывает другой человек, может оказаться сильнее и глубже, чем кажется на первый взгляд. Сейчас я не без сожаления подумал, как много я не сумел разглядеть несколько часов назад, как много не услышал и не понял.

Я перенес свой рюкзак с пола на кровать и расстегнул «молнию».

– Я принес вам кое-какую одежду. Правда, она мужская, но другой у меня нет. Думаю, завтра мы подыщем для вас что-нибудь более подходящее, а пока… Кроме того, сегодня вам, в любом случае, лучше спать без рубашки, чтобы раны на спине поскорее зажили. Рубашка может присохнуть к порезам, и тогда утром мне снова придется отмачивать вас под душем. – Я поставил флакончик с болеутоляющим на столик в изголовье кровати. – Завтра вы будете чувствовать себя так, словно по вас проехал бульдозер. Две или три таблетки снимут боль и отек. – Я положил рядом с таблетками ключ от номера и шагнул к двери. Остановившись на пороге, я обернулся. – Постарайтесь выспаться. Утром я зайду вас проведать.

Джекки вскочил с пола и хотел броситься за мной, но я поднял перед собой согнутую в локте руку, и пес послушно сел. Из его приоткрытой пасти капала слюна. Я показал на кровать, и Джекки, легко запрыгнув на изножье, улегся поверх одеяла.

– Ты остаешься. Охраняй, – скомандовал я, и Джекки завилял хвостом.

– А вы правда вернетесь? – неожиданно спросила женщина, когда я уже закрывал за собой дверь.

– Если я не вернусь, можете взять Джекки себе.

Обняв пса, женщина слабо улыбнулась – впервые за все время улыбнулась по-настоящему, а я закрыл дверь и перешел через улицу. Глядя на пристань, где стояла моя лодка с привязанным к носу оранжевым ящиком, я подумал, что Дэвиду моя новая знакомая, скорее всего, понравилась бы.

– Я знаю, знаю, – пробормотал я, обращаясь к оранжевому ящику. – Можешь не говорить…