— Bonsoir. Puis-je vous aider â trouver quelque chose? — Добрый вечер. Вы что-то ищете? Вам помочь? — спрашивает священник.
Я настороженно гляжу на него через пространство комнаты, ведущей к выходу из крипты. Я поднялась по лестнице, но священника заметила, только отойдя от входа в грот. Я смотрю ему на шею и с радостью вижу, что знака легионера там нет.
— Non, Père. Je me promenais la cathédrale et suis devenu perdu, — одарив его нервной улыбкой, я ссылаюсь на то, что, мол, заблудилась. И тут же на всякий случай заверяю, что сама прекрасно найду дорогу обратно: — Je peux trouver ma voie en arrière d'ici, merci.
Священник кивает, с отвращением косясь на мои брюки. Я и позабыла, в каком неподобающем виде хожу. На миг на меня накатывает совершенно неуместное желание засмеяться. Сейчас я даже не помню, в какой опасности нахожусь — хочется лишь поделиться смешным моментом с Соней и Луизой. Я не могу сдержать улыбки при мысли о том, как и они бы сейчас боролись с хохотом.
Я прохожу мимо священника к выходу. Он стоит посреди комнаты, глядя на меня подозрительно, точно на воровку или еще какую мошенницу. Впрочем, винить его трудно, принимая во внимание мой встрепанный вид.
Под взглядом священника приходится вести себя как можно естественней. Медлить и топтаться у двери нельзя. Открыв ее, я оглядываю переулок: сперва с опаской, а потом, не увидев там никого, уже более открыто. Убедившись, что путь к собору свободен, я выскальзываю за дверь и торопливо шагаю по улице. Со вздохом облегчения тяну ручку двери собора, но дверь заперта.
Я снова тяну, сильнее, резче. Дверь и не думает поддаваться. Кровь пускается по жилам вскачь, я стараюсь взять себя в руки и успокоиться, но тут слышу за спиной какой-то звук. Поспешно оборачиваюсь, но вижу совсем не то, что ожидала. Во всяком случае, сперва.
С каменной стены, что тянется вдоль улицы, спрыгивает огромный белый кот и направляется ко мне — плавно и неспешно. Мне бы обрадоваться, что это всего лишь кот, но что-то в его поведении внушает мне беспокойство. Спустя секунду я понимаю, что не зря: изумрудно-зеленые глаза кота встречаются с моими, силуэт его начинает мерцать и расплываться — и через миг на его месте стоит светловолосый легионер. Смена обличья происходит легко и без малейших усилий — мой преследователь не замедляет шага и неторопливо, с ленцой движется ко мне со зловещей улыбкой на губах. Однако эта неторопливость не успокаивает меня, а напротив, пугает еще сильнее. Он настолько уверен в победе, что может никуда не спешить.
Прижимаясь спиной к стене собора, я медленно скольжу в сторону единственного открытого выхода — парадного, через который я в первый раз и зашла. Не смея отвести глаз с легионера, я гадаю, что лучше: повернуться и броситься бегом или же продолжать играть в эту игру, в которой водит он.
До конца переулка остается еще порядочно, и легионер ускоряет шаги. Движения его становятся решительнее и целенаправленнее. Ворот рубашки чуть распахивается, и я вижу изображение змея, удавкой обвивающее горло. Страх скручивает мне внутренности — и в то же время я ощущаю странное притяжение.
Решение бежать я приняла бессознательно, повинуясь инстинкту, который настаивает, что это мой единственный шанс спастись от легионера и от моего темного влечения к его знаку.
Каменная мостовая скользит под ногами, и я замедляю бег. Шаги легионера набирают скорость у меня за спиной. До главного входа недалеко, но время словно бы растянулось, свилось жгутом. Мне кажется, что я вот-вот окажусь в безопасности, но тут, поскользнувшись на скользкой булыжной мостовой, я с размаху падаю наземь, ударившись о камень с такой силой, что даже зубы от сотрясения лязгают.
Миг — и я снова уже на ногах и снова бегу, но разрыв между мной и моим преследователем потерян. Прыгая через две ступеньки вверх по лестнице ко входу в собор, я чувствую резкий запах пота легионера.
На верхней ступеньке я делаю последний отчаянный рывок к ручке двери, легионер бросается на меня, и мы оба падаем. Он крепко держит меня за ногу, а я тянусь к двери — единственному моему спасению. Заплечный мешок и лук соскальзывают у меня с плеча, падают на крыльцо чуть поодаль.
— Отдай… страницы… — Низкий рык легионера скользит ко мне, расползается по коже мурашками.
— У меня их нет! — пронзительно кричу я, отчаянно пытаясь вырваться, против воли надеясь, что ему нужны лишь страницы, что он не убьет меня. — Отпусти меня! У меня их нет.
Легионер не отвечает, и его молчание пугает меня сильнее любых слов. Он за ногу подтягивает меня к себе, а змей у него вокруг шеи словно бы извивается, тянется ко мне, и вот я уже слышу зловещее шипение.
Я обшариваю взглядом фасад церкви в поисках Димитрия — да кого угодно, кто сумеет мне помочь. Впрочем, на сей раз спасения ждать неоткуда — ни от Димитрия, ни от Сестер, ни от моей силы над Иномирьями.
И тут на глаза мне попадается мой заплечный мешок. Оттуда торчат стрелы, но не они придают мне надежды: в паре шагов от мешка лежит мамин кинжал, напоминание о том, что лишь я сама могу себя спасти.
Я — и моя сила воли.
Размахнувшись свободной ногой, я изо всех сил пинаю легионера в лицо. Удар отбрасывает противника назад. Враг тащит меня за собой, однако хватку чуть ослабляет. Я делаю рывок к мешку, подтягиваюсь на руках, волоча легионера за собой. Противник приходит в себя и, вцепившись мне в ногу еще крепче, испускает утробный рык — первобытный вопль, мучительный звук, напоминающий мне об отведенной мне роли в пророчестве и борьбе с падшими душами. Я лягаю врага, еще сильнее впечатываю ботинок ему в лицо. Сила удара сотрясает меня саму, и мне почему-то кажется, что за слабеющую руку врага на моей щиколотке надо благодарить тетю Абигайль и ее гадючий камень. Совсем немного — но это позволяет мне дотянуться и обхватить пальцами рукоять кинжала.
Неизвестно, как мне помогает исходящее от камня тепло: придает ли сил или позволяет ощутить себя не такой одинокой, словно тетя Абигайль и все ее силы, вся ее мудрость присутствует здесь, рядом… Впрочем, сейчас это неважно. Быстрым движением я разворачиваю кинжал к шее легионера — и бью, так резко и сильно, что он отпускает меня.
Кровь брызжет на белоснежную рубашку, а в глазах легионера отражается изумление. Змей на шее, извиваясь, как живой, гневно, но бессильно делает выпад в мою сторону. Лицо моего врага, исказившись, превращается в кошачью морду, в лицо крестьянина, потом в какого-то джентльмена — и снова принимает пугающе-прекрасный облик.
Я смутно осознаю, что, должно быть, это все обличья, что он принимал с тех пор, как проник в наш мир через какие-то из Врат до меня.
Теперь я не ползу — бегу. Шатаясь, вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери, толкаю ее обеими руками, почти не чувствуя тяжести и торопливо захлопываю массивную створку за собой. Не останавливаясь перевести дух, я пячусь вглубь церкви, не отрывая глаз от двери. Я почти всерьез ожидаю, что враг в любой миг ворвется в собор, ради исполнения приказа преодолев смерть и последовав за мной в священное и запретное для падших душ место.
Наконец я понимаю, что он сюда не ворвется и обессилено оседаю на пол, привалившись спиной к стене и по-прежнему не спуская глаз с двери.
Димитрий придет за мной — не знаю, когда, но знаю, что он придет: знаю так же твердо, как то, что солнце восходит и заходит. Я обвиваю колени руками, шепотом повторяя слова утраченной страницы — чтобы не забыть.
Так я сижу в темной церкви, шепчу и жду.
На сей раз ко мне является Элис.
Я задремала, прислонившись спиной к стене, как вдруг ощутила ее присутствие и, открыв глаза, увидела сестру в конце прохода, ведущего от двери к алтарю. Издалека она выглядит такой же прозрачной, как в ту ночь на лестнице в Милторп-Манор, но по мере того как она приближается, я с ужасом понимаю, что она становится материальной. Наконец она останавливается рядом со мной, почти столь же материальна, словно присутствует здесь телом, а не только духом, как на Равнинах. Я не удивляюсь тому, что могущество ее еще возросло.
Она обозревает меня с каким-то странным, непонятным выражением лица — должно быть, со злобной смесью ненависти и восхищения.
— Итак, — произносит она, — ты нашла то, что искала.
Даже в виде призрака сестра наводит на меня страх и ужас. Я задираю подбородок и стараюсь не выдать своего испуга.
— Да. Вам с падшими душами этого не заполучить — я все уничтожила.
Элис выслушивает эту весть бестрепетно, будто ей это известно заранее. Наверное, она наблюдала за мной с Равнин.
— Недостающие страницы нам совершенно ни к чему. Да, они могут помочь тебе положить конец пророчеству, а мы стремимся к иному окончанию, для которого никакие страницы не нужны.
— Так значит, все ваши усилия были направлены на то, чтобы помешать мне найти страницы, а не для того, чтобы самим их заполучить. — Это не вопрос, а утверждение. Я вспоминаю адских гончих, келпи, Эмриса… всех, кто помогал падшим душам в их стараниях не пустить меня в Шартр.
Всех, кто старался помешать мне покончить с пророчеством.
— Ну разумеется. — Элис улыбается, склонив голову набок. — И, полагаю, ты воображаешь, что победила? Нашла страницы — значит, сможешь отпереть оковы пророчества и покончить с ним так, как тебе нравится. — В глазах сестры больше нет веселья. — Ты ошибаешься, Лия. Глубоко ошибаешься.
— Не понимаю, о чем ты, Элис.
Она подходит еще ближе, останавливается прямо передо мной, садится на корточки, так что глаза наши оказываются на одном уровне.
— Поймешь, Лия. — В глубине ее изумрудных глаз вспыхивает пламя. — Может, ты и нашла, что искала, но многое так и осталось утраченным, неразгаданным. А поиски ответов сопряжены с опасностями. Вдобавок, тебе понадобится кое-что еще, чего у тебя никогда и ни за что не будет.
— И что же это такое, Элис?
Она на миг умолкает, а потом с улыбкой произносит одно-единственное слово:
— Я.
Улыбка сестры наполнена такой пустотой, что по спине у меня пробегает холодная дрожь. Я понятия не имею, о чем она говорит, но сейчас нет времени на размышления. На долю секунды взоры наши встречаются, а затем Элис исчезает, и я остаюсь одна во тьме собора.