Ветер к полудню поднялся сильный, рвал траву, хлестал по спине, выдёргивал из рук воинов кошму, не позволяя натянуть на поставленные оси для шатров. Три дня пути – и дорога, наконец-таки, привела к узкой пойме Вельи, к крутому берегу, поросшему кустистым можжевельником. Дёрн здесь был плотным, что не воткнуть и колышка. Стройная, с плавными изгибами, река, словно скромная девица, пряталась вдалеке, протискиваясь через каменистые берега. Здесь и встала княжеская дружина, прямо под боком недругов, что расселились, по словам дозорных, вёрстах в десяти от выбранного отрядом места. Теперь ещё две ночи околачиваться у берегов вражеских земель, а значит, сна спокойного не будет. Хоть и не шибко буйствует племя валганов, а подпирает с одного края, врезаясь в границы занозой, вроде и забываешь о пустяковине, а нет-нет да кольнёт нежданно. И заноза может целой бедой обернуться коли не выдернешь из-под кожи вовремя. Вот как нынешней весной, не ждали напасти, а она пришла. И всё из-за того, что хан Бивсар над племенем валганов своего старшего сына дела вершить поставил, а тот, ясное дело, по горячности да молодости шибко размахнулся да позарился на то, что ему и отроду никогда не светило – потеснить воличей. И как бы ни злила его дерзость, а княжичи не с мечом едут к нему, так же, как и не с миром, а посмотреть сперва, что да как, чем Вихсар, новоиспечённый вождь валганов, дышит, да дать понять, что шутки плохи с братьями княжества Явлича, сынами князя Вяжеслава, правителя воличей, коли тут не подрубит свои корни, что тянутся туда, где им не место. Да не только посмотреть, а и сказать, что позволять вольничать не собираются, и коли что, узнают валганы, с каким мощным племенем собираются вражду вести. И так вон много сил ушло на одно только то, чтобы посадских усмирить. С приходом валганов те подняли такую бучу, что прямо на площади у храма – места святого – едва бойню не устроили со спора горячего.
Ветер опять хлынул по молодой траве, заиграв тенями, рванул полы плащей, снова выхватив полотна из рук, чем вызвал громкую брань мужчин. В поле голом – это не в ворожеских лесах, прятаться негде как от стрел недругов, так и от непогоды, которая здесь шибко неприветливая. Арьян, щурившийся от потока ветра, вынырнув из раздумий, обвёл взором изумрудно-махровые в багряном цвету воронцов берега, поворачиваясь к становищу. С горем пополам шатёр был поставлен, разожжены костры, над которыми уже готовилась зайчатина да дичь, воины времени своего не теряли, были заняты каждый своим делом, чтобы потом хоть ненадолго без забот отдохнуть с пути. Несмотря ни на что, мужская ватага взбодрилась, воины смеялись и шутили, а когда понёсся по просторам запах съестного, стали собираться, словно рыба на прикорме, вокруг кострищ.
Арьян, оглядев окрестности, вернулся к остальным, отдал распоряжение воеводе и десятнику, отправился прямиком в поставленный для братьев шатёр, чтобы смыть с пути пыль да пот, нырнул под полог, пригибаясь, погружаясь в тишину да полумрак, расстёгивая ворот налатника, высвобождая горло и грудь. Задышалось полнее. Но вдруг замер, обведя взором пустующее укрытие, развернулся и вышел обратно, оглядел становище, но так и не выискал среди кметей брата.
– Где Данимир? – окликнул он Митко, младшего помощника, что развешивал просушивать от сырости плащи.
Арьян ещё раз скользнул взглядом по воинам, находя и воеводу Радьяра, и десятника Векулу, но только не младшего княжича.
– На реку пошёл.
– С кем?
– Так один, княжич, – ответил парень, виновато пожимая узкими плечами, смахивая рыжеватые вихры с лица.
Арьян, бросив плащ, который всё ещё держал в руках, на плечо отрока и едва не свалив того тяжестью, широким шагом направился в сторону реки. Утопая в траве по колено, вышел к руслу, где каменистый берег обрывался резко, а до воды была где-то косая сажень высоты. Данимир, завидев старшего княжича, широкими размашистыми гребками поплыл к берегу. Арьян подал руку брату, обхватывая крепко его холодную, как у болотника ладонь, помогая тому взбежать на берег. Младший как нарочно тряхнул мокрой головой, разбрасывая ледяные капли. Арьян скользнул взглядом по серебристой глади – не мешало бы ему самому окунуться, да только с детства, как едва не утонул, опасался воды. Правда с взрослением позабылось всё, и вполне плавал, да только в своих реках, не в чужих.
Данимир поднял на брата чуть насмешливые зеленовато-серые глаза, видя, как старший княжич хмурится, но говорить ничего не стал, знал, что уколоть тот тоже может, да так, что обижался в итоге всегда младший. Сейчас Данимир сильно был похож на матушку, что ушла в светлые чертоги вырия ещё прошлой зимой. Невольно пробуждал он в сердце острое, как игла, чувство утраты вместе с какой-то глухой тоской. Светлые, как и у самого Арьяна, ровного от природы орехового цвета волосы сейчас закручивались кольцами, капала беспрерывно с них речная вода.
– Уйдут, как только заявим, что чужого брать не стоит, – сказал Данимир, шагая наравне с братом.
Арьян посмотрел на княжича задумчиво. Хоть разница в возрасте только чуть больше года, а всё же разные они были. Не переставала удивлять беспечность Данимира – тому и по жизни всё легко давалось, и прощалось всё в детстве быстрее за разные проказы. И отдувался за него всегда Арьян, даже когда и виноват был младший.
– Я бы не стал на то надеяться, Данимир. Смотри, не ляпни чего лишнего. Нам такие враги не нужны, в рознь они, что мухи, слабы, но стоит собраться…
Данимир свёл брови, а потом вдруг улыбнулся широко, и Арьяну вовсе не понравилась его ухмылка, и знал, что за ней скрывалась затея шальная.
– Как скажешь, – отмахнулся он, смотря под ноги, подумал, а потом продолжил: – Говорят, у них женщины горячие, как угли.
Данимир когда видит подол юбки, сразу ум теряет, и работать начинает то, что в разговорах вовсе не поможет. А о том, что женщины валганов обольщать могут не хуже дев речных, что заманивают в тёмные омуты, Арьян знал хорошо. Да и не только валганки, а все женщины. Они же, как пламя костра, вроде и греют, а стоит приблизиться, не только руки обжечь можно, но и сгореть дотла. Потому Арьян уяснил для себя две истины: не погружаться в воду целиком и не приближаться к огню слишком близко.
– Ты, я смотрю, только за тем и едешь, чтобы валганку в тёмные кусты затащить? Смотри, как бы тебе углей в штаны не насыпали, – пришёл черёд Арьяна широко улыбнуться.
Данимир усмехнулся, качнул головой, натягивая рубаху на подсохшее на ветру тело, заиграли бесовские огоньки в его ясных с купания глазах, будто уже мыслил, как то станет исполнять.
После трапезы были долгие посиделки да разговоры, пока не вернулись посланцы, что уехали задолго до того, как ватага остановилась на берегу. Вернулись с вестью о том, что Вихсар ждёт княжескую свиту у себя на становище и с уважением примет княжичей. Долго собираться не стали, опоясавшись оружием да заковав снова себя в броню, оставив в лагере десятника вместе с отрядом опытных воинов, чтобы на случай чего часть за подмогой бросилась, а другая – на выручку, покинули берег.
Когда путники достигли становища, уже сгустилась ночь. Холмы расступились, открывая тонущий в свете костров лагерь недругов. Десяток шатров раскинулся у небольшого водоёма, берег которого кутался в серебристую дымку, что стелилась по водной глади, поглощая красноватое отражение отблеска нарождающегося месяца.
Арьян обернулся, окидывая единым взглядом своих людей, внушая им спокойствие и в тоже время готовность к самому неожиданному исходу. Но того не требовалось, лица их и так выражали недремлющее сосредоточение. Только расслабленный вид Данимира рушил всю серьёзность происходящего. И с ним Арьян ничего не мог поделать, разве только в очередной раз вспомнить отца, который стоит на том, чтобы сыновья были вместе и все дела вершили в согласии.
По мере приближения стал слышен шум лагеря. Стражники числом в два десятка встретили ватагу хмуро и неприязненно, но, не смотря на враждебность, что стыла в их глазах, позволили отряду въехать свободно в самую сердцевину становища. Проезжая под напряжёнными взглядами валганов, оглядываясь по сторонам, Арьян заметил среди собравшихся и женщин, которые, едва только въехали воличи, попрятали за платками свои загорелые, обласканные ветрами круглые лица и сами исчезли за пологами. Однако всё же любопытство заставляло их выглядывать из укрытий, и они румянились, едва напарываясь на цепкие взгляды княжичей. Девушки валганов были похожи между собой и отличались лишь тем, что некоторые были полнее, а другие, напротив, худощавее. И одежды вроде одинаковые, а всё же, если приглядеться, на одной больше вышивки и украшений, чем на другой. Горящий и голодный взгляд Данимира блуждал по лагерю, выискивая самых сочных. И глаза, как бы того не хотелось Арьяну, ему не завяжешь.
Княжич оглядел мужчин. Те были облачены в длинные цветастые кафтаны без петель, на запах, и в меховые шапки, на поясах висели кнуты да изогнутые клинки в кожаных ножнах. Валганы расступились, пропуская вперёд рослого широкоплечего воина – судя по всему, это и был вождь Вихсар. Тёмные, как колодцы, с холодным блеском, глаза смотрели на пришлых неподвижно и стыло, и в то же время плескалась в них сила и молодость. Одет он был богаче остальных, в расшитый кафтан, поверх кожаный налатник, отороченный куньим мехом, кинжал на поясе с окованной серебром рукоятью, такой же гнутый клинок, только из стали редкостной, на шее связка амулетов из костей да железа, в тёмных, длинных, до плеч, волосах поблёскивали бусины. С обеих сторон вождя обступили не менее внушительные мужи – его ближники. Отсветы костров и факелов на длинных, воткнутых в землю крепежах мазали по бронзовым хмурым их лицам бликами, чертили резкие тени, дела лица хищными.
Спешившись, Арьян вместе с Данимиром и воеводой приблизились к свите. Некоторое время смотрели друг на друга напряжённо, изучающе. И как приветствовать тех, с кем дружбу не вязали и вязать не собираются?
– Не ожидал приезда в столь скромное своё прибежище столь важных гостей, – начал первым вождь, сокрушая воздух, раздувая узкие ноздри, прищуривая дегтевого цвета глаза, глядя остро, и не поймёшь, что у него на уме творится.
Арьян заметил, как Данимир пошевелился, посмотрев коротко на закаменевшего брата.
– Как же не наведаться к столь редким гостям, что остановились близ княжества Явлич, – проговорил младший княжич, забирая право речи вести, молвив вперёд старшего.
Впрочем, Арьян сказал бы куда более резко, нежели это сделал Данимир.
Вихсар настороженно обвёл взглядом братьев, а потом вдруг дёрнулись в короткой усмешке губы, он обернулся на своих ближников, переглянувшись с ними. Данимир перевёл взор на Арьяна, мелькнуло и тут же пропало в нём беспокойство.
– Коли так, – повернулся к княжеской ватаге вождь, – милости прошу к моему очагу, – он широким жестом пригласил в шатёр, что был среди остальных самый высокий и просторный.
Арьян разжал пальцы, только теперь осознавая, как твёрдо до того мига сжимал рукоять меча, перевёл дух и шагнул первым в сторону входа. За ним последовал и брат. Радьяр вместе с кметями остался снаружи. Внутри, как оказалось, было светло, в задымлённым оранжевом свете горел очаг, в лицо пахнуло терпким запахом трав, что оседал на язык каким-то песком. Прислужники, клоня головы и прогиная спины, отползли к самым дальним углам.
Убранство было богатым: расстелены на земле ковры, змеились золотом и серебром по тканям узоры так, что зарябило в глазах и заслезилось. Арьян прошёл вглубь за вождём, который опустился в ворох шёлковых и бархатных подушек и тюков.
– Прошу, – указал он на места рядом с собой.
Только расселись у огня, как тут же поспешили прислужники, поставив перед гостями низкие деревянные столики на коротких ножках. И всё же, хоть шатёр и большой, но было тесно, и Арьян, усевшись, чувствовал себя медведем в берлоге, неповоротливым сделался. Данимир, напротив, как дикий кот, скользнул на пол, скрещивая ноги. Вихсар с ухмылкой плавно опустился напротив братьев. Теперь вид его был более мягок, или это казалось от игры света, что окутывал тягуче каждый предмет и посуду диковинную, вытянутую, из серебра и бронзы, и ткани.
– Наслышаны мы, что Бивсар недужит, – проговорил Арьян, сцепив руки в замок.
Взгляд Вихсара будто опрокинулся внутрь себя, он опустил взор, взял наполненную слугой чашу.
– Слухи не врут, – он приподнял посудину, призывая гостей выпить с ним.
Арьян от того оказываться не стал, дабы не быть непочтительным, принял налитую до краёв бордовой, как кровь, жидкостью чарку, поднёс к лицу, вдохнув сладковато-кислый запах, узнал вино из черноплодной рябины. Данимир последовал его примеру.
– Что ж, множество лет пусть даруют боги Бивсару, – сказал Арьян, уж как бы ни кривилась от вынужденной лести душа, отпил, вино тут же обволокло горло, согрело. Княжич взял сушёных абрикосов, положил в рот.
Повисло молчание.
– А я слышал, что князь Вяжеслав отходит от своего стола княжьего и передаёт его в руки старшего сына.
Арьян переглянулся Данимиром. И в самом деле, именно так, и не потому, что пришло время, а потому, что после ухода княгини отец всё больше отрекался от дел да в храм зачастил – изъела его тоска. Прислужники принесли курильни, поставили поле гостей одну, а другую – подле вождя.
Затянувшись через трубку дымом, Вихсар подал знак слугам. Один из них тут же оказался рядом, склоняясь к хозяину, вождь тихо что-то велел, тот послушно закивал и быстро удалился. Вихсар пустил густые клубы дыма, сощурив глаза, которые мгновенно стали водянистыми и блуждающими. Сколько бы Арьян ни пробовал мокрого табака, а всё не нравилось ему – дым, от которого дуреет голова, а тело становится вялым и размягчённым, как у старика. Всё же втянул его глубоко в грудь, в голову тут же ударила кровь, прошибая ум, поплыли лениво мысли.
– За мирную встречу мы с братом благодарны тебе, – начал Арьян, переходя к делу. – Но знаешь же, что с твоими отцами наши отцы воевали.
– Знаю, княжич, что приехал ты не для того, чтобы вести душевные разговоры. Но и на земли твои я не ступаю, зря вы затревожились, – сузил до щёлок глаза Вихсар.
В них блеснула насмешка, или мерещится уже от доли дурманного дыма, но кулаки Арьян сжал.
– Пребывай здесь сколько пожелаешь, главное, чтобы народ не трогал и вреда ему не чинил, глядишь, может, и забудется старая вражда.
Вихсар, отняв трубку от рта, усмехнулся в чёрные усы.
– Нет, княжич, не забудется никогда пролитая кровь в землю, которую мы, благодаря тому, топчем до сих пор.
Напряжение повисло, и прервал его Данимир, который то ли нарочно поперхнулся, то ли затянул много дыма в себя.
– Но я не против попробовать изменить традицию, княжич Арьян. Мы должны быть мудрее своих предков, – откинулся хан на подушки вальяжно.
С улицы внезапно послышалось сначала тихое, а потом и ритмичное постукивание в нагару, затем отозвалось биение другого, полился непрерывный звук, что проникал вместе с дымом и сладким вином в кровь, в самое нутро. Вихсар улыбнулся.
– Ныне вы мои гости, пейте, отдыхайте вместе со мной, несмотря ни на что, я рад, что вы здесь.
Сразу после его слов откинулась пола навеса, и в задымлённый шатёр вплыла женская фигурка, а за ней и ещё одна. За ними вошли и играющие в нагары мужчины, размещаясь у входа. Вихсар довольно оскалился, наблюдая, как девушки ступили босыми ногами по цветастому ковру. Краем глаза Арьян проследил за Данимиром. Тот, отложив трубку, вперился ошалелым взором в наложниц – он-то такого ещё не видел. Не знал, насколько те могут быть изящны и вместе с тем ядовиты. Арьян то познать успел, в отличие от брата, который пожирал взглядом полуголых, в украшениях, валганок, на бёдра коих были накинуты лишь полупрозрачные воздушные ткани, что струились к полу, легко вспархивая при малейшем движении. Впрочем, танец их завораживал, беря во власть мужские взгляды, разжигая похоть, пробуждая не самые скромные желания. На то, как плавно и грациозно перетекают формы женского тела, словно вода или горячий воск в руках, можно было смотреть бесконечно. Слишком скорого в штанах стало тесно. Извиваясь под удары ладоней о натянутую кожу нагаров, валганки продолжали свой танец, тёмные волосы, украшенные серебристой паутиной драгоценностей,скользили по спинам, по плечам, вздымались и опадали пышные белые груди, стиснутые вышитыми золотистой нитью чашечками. Одна из них, неподвижно смотря на Арьяна, подступила, опустившись на колени перед гостем. Обдало пряным и сладковато-тягучим ароматом цветов. Дрогнули в янтарных глазах девушки огни, томно заблестели под заволакивающими тенями ресниц, взбудоражили, беря в плен. Проведя узкой ладонью по своей упругой груди и плоскому, мягкому животу, девица подхватила чашу с остатками вина, пролила себе на шею и, снова прильнув к мужчине, окутав водопад смоляных волос, вынудила собрать оставшиеся капельки с кожи губами. Вихсар со спокойной заинтересованностью наблюдал за действиями наложницы, в то время как другая обхаживала совсем потерявшего ум младшего княжича. Рука валганки слегка коснулись его щеки, мягкие маленькие губы оставили влажную дорожку на шее, вгоняя Арьяна в душную тесноту, туго и быстро забухала вместе с ударами музыки кровь в висках, он и не сумел ничего осознать, как почувствовал, что ладонь девки скользнула под полу кафтана, опускаясь на отверделые чресла. Арьян мгновенно перехватил её руку за запястье и тут же выпустил, ощущая, как напрягся вождь.
Девица поняла, что продолжать не стоит, отстранилась, остро оцарапав его тёмным, полным желания и какой-то обиды взглядом. Она поднялась и прошла к Вихсару, покачивая бёдрами, встряхнув длинными шёлковыми волосами, перекинула длинную ногу через мужчину, опустилась на колени вождя, обхватив его тонкими руками за шею, вынуждая своего гонителя пожалеть о решении. Хан, в свою очередь, смял её мягкие голые ягодицы, чуть раздвинув, усаживая её на свои чресла плотнее, наложница томно и призывно выгнулась тетивой в его стальных руках, откидывая голову, подставляя полные груди губам хозяина. Вихсар рванул тесьму на плече, оголяя грудь с тёмным и напрягшимся соском, сочно вобрал в себя твёрдую горошину. Издав стон, девушка пронизала пальцами его волосы. И стало совсем горячо от поднявшегося ураганом желания, от чего в груди Арьяна и вовсе исчезло дыхание, а ткань штанов совсем натянулась, вздулись от напряжения вены на руках. Арьян глянул на брата. Кадык Данимира судорожно ходил, княжич сглотнул, наблюдая за страстными ласками. Эту встречу он запомнит на всю жизнь.
Вихсар собрал волосы наложницы в жилистые кулаки, склонил девицу к себе, шепнул что-то на ухо, та, изогнув чувственные губы в скользящей улыбке, явно пряча какой-то замысел, коротко глянула на Данимира и снова спрятала горящий блуждающий огонь в тенях ресниц. Поднялась вдруг и так же плавно, как ладья на волнах, скользнула к младшему княжичу, от неё веяло сшибающий разум привлекательностью, плавные движения тела вызывали только влечение густое, вязкое, наполняющее голову туманом, как от сладкого табака. Арьян проследил, как под воздушными юбками мелькают босые ступни. На щиколотке одной ноги мерцало в свете очага украшение. Другая девица отползла, не мешая, принялась наливать в чаши ещё вина. Затихшая было музыка вновь взволновала воздух и кровь. Арьяну только и осталось наблюдать, как потерявший от такой красоты ум Данимир заворожённо и голодно смотрел на колыхающуюся от шага обнажённую грудь наложницы. Девушка опустилась на колени Данимира, огладив его плечи, пронизала тонкими пальцами волосы и, сверкнув взглядом – что ножом уколола – на Арьяна, впилась в губы Данимира, сжав его бёдра крепкими мускулистыми ногами, принялась ловко распахивать его одежду, запуская руки под рубаху, развязывая тесьму портов, высвобождая восставшую в готовности плоть. Чуть приподнялась, обхватывая лицо Данимира в ладони, чувственно целуя в губы, сказала сладким голосом:
– Я сделаю тебе приятно, княжич, – качнула бёдра вперёд, мерно задвигалась, принимая мужчину в себя.
Данимир, обхватив пальцами пояс девушки, насаживал на себя распутницу, закрыв в блаженстве глаза.
Арьян отвернулся, подхватил чару, припал к вину, стараясь предельно не обращать внимания на то, что происходило на расстоянии вытянутой руки. Глянул поверх чаши на вождя. Вихсар наблюдал с расслабленным удовольствием за происходящим действом. Приём устроил он знатный, с этим оставалось только смириться и ждать. Впрочем, ждать было, как оказалось, не так долго, потому что дыхание сплетённых рядом тел стало обрываться стонами, а движения стали резче.
– Ваши женщины, как мне известно, очень скромны, и нужно постараться, чтобы разжечь в них огонь, – произнёс Вихсар, отрывая взгляд от разгорячившихся любовников.
– Кому женщины для любовных утех, а кому и вместилище души, и хранительницы очага, и если распаляешь, то нужно постараться, чтобы не сожгла всё кругом, – ответил Арьян, хмелея.
Вино становилось из сладкого терпким, драло горло, развязывая язык, и сам княжич удивился своим словам.
Вихсар усмехнулся. Девка наконец-таки обмякла на время, повиснув на шее младшего княжича, поднялась, распалённая и разгорячившаяся, снова прошла обратно к хозяину, приластилась рядом у его ног, словно кошка. Вождь погладил её по разрумянившейся щеке, и напомнила она сейчас Арьяну куклу бездушную, безвольную, послушную в чужих руках. Уйдёт молодость и красота, и ничего больше не останется, только одиночество и боль о былом.
Данимир, всполошённый и изрядно вспотевший, оправлял подрагивающими пальцами кафтан, вид его теперь, после случившегося, был хмурый и изнеможённый, и на Арьяна он не глядел, впрочем, знал, что поступок его тот не одобрит, хоть ему и деваться было никуда. Если Арьяну с рождения далась выдержка, то Данимира длань, наделяющая силой воли перед женским телом, обнесла стороной – брат всегда непрочь предаться плотским утехам.
– И какая же тайна ваша, чтобы женщина принадлежала не только телом, но и душой? Я знаю, что многие лишают себя жизни, потерявши мужа, – заинтересованно приподнял бровь Вихсар.
Арьян прищурился. К чему вождь задаёт такие вопросы?
– Нет никаких тайн, разве только дать почувствовать ей себя рядом с тобой богиней, дать волю расправить крылья, – ответил он словами отца.
– Но знаешь, – подумав немного, добавил Вихсар, – она тем и приманивает, своей недоступностью, борьбой в глазах, это даёт сил мужчине. Когда женщина смиренна и покорна, с ней уже не хочется, – он погладил по волосам наложницу, заковал узкий подбородок между пальцами, вынуждая ту смотреть на него.
Девушка теперь дышала ровно, спокойно.
– Но вижу, это и понравилось твоему брату, – улыбнулся он. – А чем же тебя не устроила? Разве я не прав?
Арьян, глянув на Данимира, выдохнул резко. Другая девушка тоже уселась рядом с хозяином на подстилке. Она была более молодая и верно опыта своего ещё не набрала, в то время как первая знала толк в любовных утехах.
– Почему же не понравилась? – ответил Арьян. – Твои женщины красивы и изящны, но моему вкусу сложно угодить.
– Так выбирай любую.
Даже нагары стихли от произнесённого предложения. Арьян вытянулся, глянув на девушек, которые явно были озадачены и взволнованы таким исходом. Вихсар оставался серьёзным и верно не шутил.
– Я знаю, что жены у тебя пока нет, не понравится, можешь прислать обратно, – добавил он.
Арьян глянул на Данимира. Брат заметно приободрился, скользнул на него диковатым шальным взглядом, видно сильно вино в голову ему ударило.
– Пусть Данимир выбирает, он сполна оценил твоих женщин, – бросил Арьян.
Всё меньше ему нравилась эта затея – приехать в становище валганов. Не хватало ещё и баб в дорогу брать.
– Молодой княжич может сделать выбор, – разрешил Вихсар, а Арьян всё никак не мог понять, зачем вождь это всё делает. Неужто наскучили ему наложницы, или новых решил взять, избавившись от этих?
– Её, – кивнул Данимир на ту самую, что миг назад так бесстыдно оседлала его. Впрочем, старший в нём и не усомнился.
– Лавья, – назвал вождь имя девушки, – её зовут Лавья.
Лицо другой девицы явно потускнело, а глаза как будто выцвели, вперилась ими в пол, только и видно, как сжались её губы, и не потому, что с вождём той было плохо, верно каждая девица хочет быть самой желанной, первой, единственной. Лавья расправила плечи, бесстыдно глянула, только не на молодого княжича, а на Арьяна, будто это не Данимир, а он выбрал её.
– Забирай, – поднял чашу Вихсар, припадая к питью.
В шатёр вошли слуги, прерывая разговор, на широких подносах внося запёкшегося на углях вепря. От туши струился ароматный дымок, наполняя помещение запахами копчёностей и душистых трав да перца. Больше вождь не упоминал о женщинах, и разговор потёк в другое русло и больше о пустяках. Время потянулась густой клейкой смолой, в которой голова становилась тяжёлой от выпитого, а тело – неповоротливым от съеденного. Впрочем, Арьяну вовсе не хотелось принимать угощение из рук врага, но ничего не попишешь, коли с миром принимают, отказываться от гостеприимства и пытаться всё сгладить было куда сложнее. Проще высвободить меч из ножен, подставить к горлу неприятеля и дать ясно понять, что коли прольётся ещё кровь, не выйти им отсюда на своих ногах, выплеснуть весь накопившийся гнев да расставить границы. Но проще не значит лучше.
Мысли путались всё сильнее с каждой выпитой чарой. Потом снова лилась музыка, танец дев, мелькание цветастых юбок, голые ноги… чьи-то жаркие губы на своей шее Арьян чувствовал, одурманенный запахом женского тела. Только когда позволил себя ласкать наложнице, понял, насколько пьян, и верно в седло ныне ему не подняться, дым табака растворял и поглощал все мысли. Там остались его люди на берегу, снаружи воевода с дружиной, но как бы ни брало беспокойство, а кровь загустела, так что всё проваливалось в какую-то пропасть, покатилось под откос. Арьян не помнил, в какой миг потерял из вида Данимира, как рухнул, сверженный крепким вином, ласками горячих рук, что хозяйничали у него в штанах, да дурманным воздухом.
– Ты будешь мой, – влился горячо мягкий голос в уши, кажется, Лавьи.
Снесённый ураганом блаженства, что нахлынуло на него неожиданно под ласковыми губами, княжич опрокинулся в ворох подушек, закрыв глаза, мгновенно провалился в сон.
Княжич очень удивился, когда, проснувшись поутру, обнаружил себя целым, не скрученным и посаженным в поруб – самое лучшее, что могло бы случиться, а всё на прежнем месте, где вчера накрыла чугунным хмелем пелена. Поворочавшись в ворохе подушек, подняться не смог, на груди его спала полуголая валганка, охватив пояс. Он поднял голову и тут же рухнул обратно, зажмурился от взрывной боли где-то в глубине затылка. Полежал немного, ощущая, как прохладный ветер оглаживает тяжёлые веки, скулы, ворошит волосы, сделал снова попытку подняться, сдёрнув с себя руки наложницы. Та нахмурилась во сне и отвернулась. Данимир, оказывается, никуда и не уходил, спал рядом. Арьян огляделся, вслушиваясь в тишину. Полутени играли на тканевых стенках шатра в утреннем белёсом свете, что окутывал ещё спящих слуг, горький вкус табака осел на языке, сушил, жутко хотелось пить. Княжич обвёл взором шатёр и не обнаружил Вихсара. Поднялся, пошатываясь, переступил через разбросанную посуду и одежду, направился туда, где лёгкий полог занавеса колыхал залетавший сквозняк. Князь Вяжеслав, увидев такое непотребство, разъярился бы. Впрочем, сейчас, наверное, уже нет, а если бы три года назад, когда его железная воля держала весь город, а не только вступивших в свою пору двоих сыновей, вот тогда…
Арьян, потерев лицо, откинул полу навеса да так и пристыл ступнями к земле, так и схлынул весь сон да похмелье. Со дна против воли рванулись самые противоречивые чувства, пробуждая его окончательно, чувства самые сильные, которые когда-либо он испытывал. На шкурах, свернувшись калачиком, лежала голая девушка. Арьян заторопился было покинуть это место, но что-то удержало его, заставило стоять на месте. Он хмуро оглядел незнакомку ещё раз и медленно, замечая, как воздушно играют на её белой коже округлых бёдер тени, мажут узорами. Она не показалась худощавой, восхищало гибкое с совершенными формами тело, молодое и сочное, от природы привлекательное, с узкой талией – пальцами обхватить, с маленькими плечами, тонкими запястьями и щиколотками. Серебристо-льняные волосы, что опутали во сне её лицо, разметались по меховой постели длинными блестящими волнами. Арьян вгляделся в её лицо, что имело нежные черты: тонкий нос с узкими крыльями, пухлые мягкие губы, высокие скулы, розовеющие щёки, тёмные изломы бровей, что придавали её лицу какой-то невинной строгости. Захотелось заглянуть в её глаза, узнать их цвет. Княжич задержал взгляд на обвивших её, словно верёвки, руках вождя, заледенел внутри, обращая взор на Вихсара, что раскинулся рядом с ней и даже во сне заявлял своё право обладания.
Мгновения проходили за мгновениями, Арьян не отступил за занавес, что нужно было сделать хотя бы для приличия, не выпустил ткань из закаменелых пальцев, борясь с нахлынувшей волной недоумения.
«Отойди!» – приказал себе. Но почему-то стоял на месте, пытаясь трезвонившей головой понять происходящее. Откуда воличанка взялась здесь?
Будто почувствовав чужое пристальное внимание, девушка пошевелилась, разрывая ядовитые мысли, сжалась от прохлады, дрогнули тёмные ресницы, и она открыла глаза, повернулась, откидывая волосы с лица. Напоровшись взглядом на стоявшую над ней могучую тень, замерла. Заметив спросонья постороннего, она шире распахнула глаза. В них, голубых, как горсти родниковой воды, всплеснул испуг. Девица молчаливо дёрнулась, схватилась за одеяло, потянула края на себя, пытаясь хоть как-то прикрыться, но не вышло высвободить из-под спящей туши воина покрывало. Да в том уж и не было смысла, всё, что не должен он был видеть, уже увидел. Девушка, верно невольница вождя, молчала, лишь вздымалась полная белая с розовыми затверделыми на сквозняке сосками грудь, от вида которой утяжелился весь он. Взгляд скользнул ниже по плоскому животу, опускаясь туда, куда необоримо тянуло глянуть. Девушка, выдержав его изучающий взгляд, смотрела на княжича немного исподлобья, утих животный испуг.
Арьян, опомнившись, отступил, задёргивая занавесь, задышал глубоко и редко, смотря перед собой невидящим взглядом, слушая беспрестанный шум в голове. Вновь оглядел беспорядок в шатре, ощущая, как в спину врезается взгляд чистых голубых глаз. От вчерашнего выпитого его ещё штормило, хотя он уже не был уверен в том, что именно от этого. Княжич качнулся и быстро покинул шатёр, спеша глотнуть утренней свежести. Вышел за полог, и лицо мазнул прохладный воздух, вливая в полное ломоты тело живительную силу, пробирая до дрожи. Холодок скользнул по спине к загривку. Однако даже тут княжич всё ещё чувствовал на себе взгляд невольницы, от которого, к его удивлению, сворачивалось что-то тугое и жаркое в груди, погружалось в мутный ил его застоявшейся в неподвижности души, поднимая со дна чуждое ему или давно забытое. Арьян, выдохнув, потёр затёкшую шею, запрокинул голову, посмотрел в розовеющее со всех сторон небо, затянутое рваными серыми обломками, верно на дождь повернёт, хоть жрецы и нагадали солнечные дни.
И всё же, как она попала в лагерь? И не скажешь, что выглядит истерзанной. Чуть диковатый пронзительный взгляд, привлекательное тело. И о помощи не замолила, молча смотрела.
«Может, по доброй воле…»
Арьян тряхнул головой, сбрасывая недоумение, развеивая так и вставший перед глазами образ, волнующий сердце – её дымчато-голубые глаза под бархатной тенью ресниц.
– Доброе утро, княжич, – раздался гулкий голос за спиной, вырвал из задумчивости. Воевода, как всегда, подкрался незаметно.
Арьян мысленно поругал себя. Непростительно воину отвлекаться и подпускать кого бы то ни было так близко.
Радьяр сощурил зелёно-голубые, как полынь, глаза, напряжённо и тревожно оглядел ещё спящее становище: лишь стражники жгли костры, да мелькали средь шатров и сооружений для хозяйских нужд закутанные в платки женские фигуры.
– Доброе, Радьяр, – ответил мужчине Арьян, сглатывая сухость – жажду так и не утолил, остро захотелось побыстрее вернуться в лагерь.
Надышавшись вдоволь, княжич повернулся, положил на плечо витязю руку, чуть сжал.
– Собирай людей, выдвигаться будем.
Сказав, убрал руку, нырнул снова под полог, мельком глянув на занавес, что разделял шатёр на две половины, и только потом заметил, что наложниц уже и след простыл, в одиночестве спал и Данимир. Арьян отвёл взор и наткнулся на ушат с водой, зачерпнул, испил. Холодная вода показалась вовсе невкусной, но горло смочила, немного стало легче. Зачерпнув ещё воды, он прошагал к раскинувшемуся на подушках брату, опустился рядом, потряс того за плечи. Младший скривился, но ресницы разлепил, вперившись затуманенным с хмеля взглядом в Арьяна, помалу понимая, кто перед ним, и где он.
– Поднимайся, пора нам восвояси отправляться. Погостили и хватит.
Тот сухо сглотнул, тяжело оторвал голову, сел, морщась, потёр себя по груди, осматриваясь, мало-помалу соображая, что к чему. Арьян поднёс ему ковш с водой, Данимир глянул на него с жадностью, надолго присосался к посудине, пил большими глотками, проливая на ворот, омочив распахнутую рубаху. Отлепился, утерев рукавом уста.
– Что за коровья моча? – скривился он вместо того, чтобы поблагодарить, и потянулся за кафтаном.
Просунув руки в рукава, Данимир вдруг замер, а потом поднял просиявшие глаза на Арьяна, видно вспомнив вчерашний вечер. Опустил взгляд.
– Ты же знаешь, что это моя слабость, – пробурчал он, запахивая полы.
Арьян хмыкнул. Сказать тут было нечего, кроме одного.
– Да, а я до конца надеялся, что брать ты её не станешь.
Данимир нервно застегнул петлю.
– Как же я могу теперь отказаться? Это оскорбление, – буркнул он.
Арьян прищурился. Так ли уж волновало брата достоинство наложницы, которая не прочь улечься под любого мужика?
– Ну, конечно, после жарких ласк да горячего местечка, где побывал твой… – Арьян сдержал ухмылку, – не ошпарила она там ничего?
Лицо Данимира побелело, вытянулось, выказывая горечь.
– Вот зачем ты так? И без тебя башка раскалывается.
Арьян терпеливо вобрал в себя воздух, намереваясь сказать то, что он может, а что – нет, но пола занавеса откинулась, заставляя смолкнуть обоих. Взгляд Арьяна невольно скользнул за раскрытый на миг полог, где мелькнули женские стройные ноги да серебро волос. Вождь перехватил взгляд княжича, дёрнулся уголок рта в ухмылке, верно понял, что так привлекло мужчину. Глянул в сторону Данимира, ещё шире расплылся в улыбке, опускаясь, скрещивая ноги, на то место, где вчера и отдыхал. Только на миг по другую сторону занавеса, что отделял их от места, где осталась невольница, открылся полог – другой вход, скользнула девичья тень в проём, холодный свет хлынул и снова исчез, погружая шатёр в утренний полумрак. Сразу, как только вождь поднялся, а девушка вынырнула из шатра, забежал и слуга с кувшином и чарками в руках, услужливо разлил чего-то на запах кислого и солёного. На вкус напиток оказался капустным рассолом, да таким ядрёным, с перечной остротой, что даже прошибло нос.
– Я надеюсь, ничем вас не обидел? – спросил Вихсар, первым нарушая молчание, бросив острый насмешливый взгляд на младшего княжича.
Данимир поменялся в лице и теперь не знал, куда прятать свои глаза.
Всё, что было вчера, не нравилось Арьяну, не предполагал он такого приёма, хотя и должен был.
– За дружескую встречу спасибо, – начал он, слыша, как снаружи уже поднялся шум – собирались его люди, – но долго нам рассиживаться нельзя, ждут нас в городе.
– Понимаю, – не стал упорствовать Вихсар. – Задерживать вас не стану. Если пожелаете снова погостить, милости прошу к моему очагу.
Данимир шумно выдохнул, зачёсывая пальцами назад разворошённые со сна волосы, туго сглотнул. Арьян допил остатки рассола, поднялся, посмотрев сверху на вождя. Глаза у того были темны, и даже теперь, при дневном свете, княжич не смог различить, что же скрывалось за их чернотой, но чуял нутром, что хорошего лучше не ждать. Сегодня с теплом встретил, а завтра обрушит вихрь горящих стрел на город, хоть бояться и не следовало, числом слабы будут, да только нет уверенности, что завтра целая орда не примкнёт к лагерю. Впрочем, мог и ошибаться, недаром отец твердил о том, что слишком осторожный старший княжич. Но как не остерегаться, если чуял неладное, и к бабке не ходи, подвох кроется, только вот в чём именно, разобрать бы. Невольно предстал перед внутренним взором образ незнакомки, такой строгий и в то же время невинный взгляд царапнул нутро. Княжич очнулся, вливаясь в окружение.
Вихсар, меряясь с ним молчаливым взглядом, тоже поднялся, и взгляды их оказались наравне.
– Я велю Лавье собираться в путь, – обратился он к Данимиру, в голосе послышалась твёрдость. Потом снова перевёл взор на Арьяна. – Моё предложение всё ещё остаётся в силе, ты можешь выбрать себе ту, что легла на душу, – приподнял он тёмную бровь. – Не могу оставить дорогого гостя без подарка. Выбирай, кого пожелаешь.
Только сказал, как едва с языка княжича не сорвалось пожелание. Арьян глянул в сторону занавеса, за которым уж никого и не было. Сжал губы, вернув взор на Вихсара.
– Я могу выбрать, – ответил он другое только для того, чтобы не быть в долгу. – Да только согласишься ли ты мне отдать ту, которую я выберу?
Вихсар, казалось, обратился весь в каменную глыбу. Данимир тоже удивлённо бросил на брата взгляд – никак задумал что без его ведома?
Вождь, наконец, очнувшись, заложил руки за спину, качнулся, задумчивость легла на его лицо, и вместе с тем любопытство – что хочет пожелать старший сын князя Вяжеслава? Да только соглашаться не спешил, натянуто улыбнулся.
– Даже боги могут быть не всесильны перед человеческими желаниями, не предлагай того, в чём сам не уверен, – ответил Арьян, разрывая его колебание, развернулся, покинул шатёр, за ним проследовал и Данимир.
И в самом деле, кмети были уже в сборе во главе с воеводой. Арьян скользил взглядом по окутанному белёсым туманом лагерю, и интересовали его не валганы, не то, за чем он ещё вчера намеревался приехать – за точным знанием об этом племени да о числе воинов. Интересовала его теперь воличанка. И как бы ни разглядывал столпившихся вокруг чужаков женщин, а не нашёл среди них светловолосой голубоглазой девки.
Одёрнул себя – зачем? Но как не крути, а всё же утренняя встреча легла на душу. Облачившись в тёплую одежду, что оказалась у воеводы, княжич поднялся в седло подведённого к нему коня, всё ещё оглядывая раскинувшееся во все стороны становище, но не выискал ту, которую так хотели видеть его глаза. Кутаясь в платок и длинный меховой плащ, вышла Лавья, с пустыми руками, впрочем, теперь её должен одаривать взявший её к себе под кров другой мужчина. Взгляд Данимира так и вперился в неё, не отпускал, того и гляди слюна потечёт.
– И кого же ты хотел пожелать? – не удержался он от вопроса, всё же оторвав взор от Лавьи.
Арьян повернулся к Данимиру, посмотрев остро – в его личные желания никто не должен вмешиваться, даже родной брат. Младший княжич, поняв всё, отстал, дёрнул поводья, приказывая кметю посадить в седло свой подарок. Скрипнув зубами от того, что Данимир, как и всегда, не прислушался к его словам и взял наложницу валганского вождя, Арьян отвернулся, тронул лошадь, чувствуя тлеющее раздражение. Обвёл взором площадку – как есть, все валганы собрались, возвышались среди остальных ближники вождя, напуская на глаза угрожающую хмарь.
Из шатра, едва воины поднялись в сёдла, вышел Вихсар, уже облачённый в верхнюю одежду. Княжич кивнул ему, прощаясь, и, не дожидаясь ответного кивка, развернулся, пустил лошадь вперёд остальных, только поднялась с земли пыль от копыт.
Как только покинули границы становища, всадники устремились по зелёному, в маковом цвету, лугу. Воздух, налитый мёдом трав, густо наполнил грудь целебными силами, выбил вскоре всё дурное, что накопилось за вчерашним гульбищем. Однако тревога всё ещё ворочалась где-то внутри, будто оставил то, что нужно было забрать.
Арьян случайно выхватил взглядом Лавью, вспомнив, что среди мужчин была и девушка. Сейчас наложница выглядела взволнованной и растерянной. Пышущая жаром страсть и стройное гибкое тело теперь прятались за слоями одежды. В глубине глаз не огонь желания пылал, а царила пустота, страх пред неизвестностью и новой жизнью. Но это скоро пройдёт, и прежний огонь и страсть появятся вновь, когда придёт на то время. И, судя по взглядам Данимира, случится это слишком скоро. Жар хлынул вниз, к паху, когда Арьян заново ощутил её жаркие и сухие, как нагретый песок, руки. Туманно помнил поцелуи ненасытные, жадные. Просачивался из недр памяти и запах жгучего перца, и сладость душных цветов, и всё это мешалось с дымом. Арьян выдохнул, раздражаясь на себя, на то, что позволил наложнице запустить руки себе в штаны. И как назло, невольно за этими воспоминаниями потянулись другие, более скверные, хоть и далёкие…
Тряхнув головой, Арьян поднял взгляд к замутившемуся на окоёме сине-свинцовому, как морская волна в шторм, небу. Необъятное, могучее, оно давило, вселяло стихийную тревогу, разгоняя кровь по жилам быстрее. Там, впереди, уже обрушился на землю ливень, а здесь ещё окутывала со всех сторон тёплая тишина, и мерное покачивание в седле навевало сон на кметей, но только не на Арьяна, чья душа бушевала сейчас, как грозовое небо впереди.
– А это ещё кто? – разразился совсем рядом низкий голос Радьяра.
Арьян обратил взор туда, куда был устремлён взгляд воеводы. Казалось, вся кровь отхлынула от сердца, когда княжич узрел женскую фигурку. Та самая невольница, которую он видел в постели вождя, бежала сейчас через изумрудный в утренней росе луг.
– Откуда она взялась? – Данимир, привлечённый суетой воеводы, смотрел в ту же сторону.
Не раздумывая, Арьян спрыгнул наземь. Спустив подпругу, скинул седло, вручив его брату.
Тот во все глаза наблюдал, как старший княжич вновь вскочил на спину лошади, поддевая её бока пятками, припустился навстречу незнакомке, оставив младшего без ответа.
Значит, всё же была пленницей – сбежала. Теперь всё стало ясно.
Девушка перешла на шаг, путаясь в подоле длинного, давно выцветшего, когда-то травяного, а теперь болотного цвета платья. Голова не покрыта, и поднявшийся вдруг ветер, насыщенный свежестью грозы, растрепал длинную косу.
И откуда в такой маленькой, хрупкой столько смелости, чтобы решиться на побег? Видимо настолько отчаялась, раз решилась на такое. Внутри похолодело от того, что бы с ней сделали эти дикари, если бы поймали её. Пленница остановилась, когда Арьян приблизился, повертела головой, следя за объезжающим её со спины всадником. Скудный наряд её оживлял острый и дикий взгляд, и глаза были цвета той самой бури, что творилась на горизонте, полные какой-то обречённой отважности, несгибаемости и твёрдости. Об этом говорили и плотно сжатые губы, и упрямо вздёрнутый подбородок, и стиснутые до белых костяшек кулаки, и грудь, вздымающаяся от глубокого, судорожного дыхания. Арьян рванул лошадь, и в тот же миг девушка приготовилась для прыжка. Княжич чуть склонился, подхватил её легко за пояс на лету – в ней-то и веса никакого не было. Усадил перед собой, пустил лошадь вперёд.
Отряд вскоре нагнал Арьяна, стараясь не отставать. В руках его девушка оказалась совсем маленькой, тонкие запястья, пальцы ровные, вцепившиеся в гриву. Прикосновение грудью и бёрдами к её спине и тому, что ниже, вызывало всплески горячих и тугих волн. Он старался не думать обо всём этом, но отбросить такие мысли было невозможно.
Всю дорогу девушка не заговаривала, и Арьян не спрашивал, хотя хотелось знать её имя. И не понимал сам себя, зачем ему это? Почему вообще обратил на неё внимание? Наверное, он ещё никогда не видел таких глаз. В его роду все женщины имели цвет глаз зеленовато-серый или тёплый, как мёд и янтарь, или сухо-коричневый, как ореховая скорлупа. И косы русые или рыжеватые, иногда с бронзовым отливом, но не такие – с холодным серебряным переливом, как сталь его клинка. Она была другой, не похожей на всех остальных, и это он понял с самого первого взгляда, как увидел её ранним утром мирно спящую на мехах. А ещё этот взгляд – не затравленный, не испуганный и искажённый мукой, как у пойманного зверька, и даже доли растерянности в нём не было. Каждый её взгляд, как осколок, врезался в душу, оставляя глубокие отметины.
Постепенно луг сменился каменистым нагорьем. После подъёма по нему глазам всадников открылась Вель. Она ослепительно сверкала в сгустившемся мареве под грозовым небом серебристой лентой, как волосы впереди сидящей пока ещё незнакомки. Пока. Как только представится возможность, Арьян обязательно разузнает, кто она и откуда.
Вдалеке поднимались клочья дыма от костров, предвещая скорый отдых. И успели как раз к обеденной трапезе. Арьян по мере приближения заметил среди кметей во главе десятника Векулы и рыжеватую голову Митко, что выбежал встречать отряд наравне со всеми. Он вылетел вперёд, привычно беря под уздцы лошадь княжича.
Арьян, упруго спрыгнув наземь, помог спуститься девушке. Та вдруг пошатнулась, и Арьян поддержал её за плечи, такие холодные и дрожащие.
– Спасибо, – сказала незнакомка, глянув на княжича, окатывая ледяным родником.
Нет, таких пронзительных дико-голубых глаз он ещё не встречал. Радужка широкая, шире, чем когда-либо он видел, и от этого глаза казались большими, глубокими, тянули на дно, и он тонул в них каждый раз, в пронзительных и невыносимо холодных на белом красивом лице. Она и в самом деле была очень красива, несмотря на усталость, от которой кожа стала белее, вблизи так совсем прозрачная, проступали тонкие вены на висках. Лицо словно было высечено из молодой древесины, и тёмные брови будто нарисованные, и пухлые губы маленькие, по-детски мягкие. Но столько борьбы было в глазах её, такой маленькой по сравнению с ним. Невольно вспомнил слова Вихсара – не о ней ли говорил вождь? Что ж, если это так, то выходит, эта невольница имеет большую ценность для него. Вихсар захочет вернуть своё. Но теперь она принадлежит не ему. Арьян взял свой подарок, который предложил ему валганский вождь. От одной мысли, что тот ещё утром брал её, по-хозяйски касался, опрокинуло в лёд.
Не дождавшись, пока княжич заговорит, девушка высвободилась – Арьян до сих пор её сжимал – обхватывая себя руками, закрыла грудь. Тряпка, а не платье, что было на ней, совсем не грела, не защищала от пронзительного ветра. Губы её мгновенно побелели, став бледно-розовыми, задрожали, кажется, её начал и вовсе бить озноб от страха ли, от пережитого или от всего вместе взятого. Как ни выказывала она решительности, а всё же силы истощились.
– Митко! – окликнул Арьян отрока, который вернулся за седлом. – Отведи её в шатёр, поесть принеси, воды согрей и одежду тёплую найди.
– Я не голодна, – возразила она.
Нежный голос заглушил бурю в его сердце. Голос её был такой же глубокий и чистый, как и глаза.
– Отдыхай, можешь поспасть немного вон в том шатре, – указал Арьян на небольшой полог, на двоих только и хватит, – никто вас обеих не потревожит, кроме прислужника, что принесёт еды и воды, времени на постой у нас мало. После, как отдохнёшь, расскажешь, откуда ты и из каких земель.
Выслушав его, она кивнула, и взгляд вроде смягчился, потеплел, покорился. А может, и показалось. Она обошла княжича, шагнула за Митко и Лавьей, но приостановилась, нахмурившись, будто сомнение взяло. Потом решила что-то для себя и, больше не медля, пошла за отроком, не оборачиваясь, следуя совету княжича.
– Откуда она? – раздался тут же рядом голос Данимира.
Арьян, неотрывно смотря на удаляющуюся женскую фигурку, задумчиво ответил:
– Скоро узнаем.