Глава 6, в которой герой много общается со своими сонайскими родственниками и совершает эпохальный прорыв

Не успел я толком завершить все свои дела и собраться в дорогу, как появились сонаи. Деда Темануя с ними на этот раз не было, возглавлял моих сородичей Вараку, не то троюродный брат, не то внучатый племянник старика.

Как-то неудобно получается – вроде бы сам старосте нашему говорил, что хочу в горы пойти, но и исчезать в разгар работы над своим собственным проектом тоже нехорошо. Ну да ладно, не на год же я покидаю Бон-Хо. А водопровод достроят и без меня – первую его нитку уже протянули с холмов до площади и резиденции нашего старосты, и теперь добровольцы трудились над второй очередью.

Поэтому я в темпе собрал инструменты, которые могут пригодиться для экспериментов с медью, в то время как Алка готовила припасы в дорогу. В заботах едва не забыл дать подруге инструкции по поводу крысиного семейства, обосновавшегося в моей хижине. Её гастрономические поползновения пресёк на корню, заявив, что «мёрзнущая крыса» с выводком нужна мне для научной деятельности, то есть колдовства, конечно. Аргумент столь высокого порядка подействовал, и Алиу обещала следить за семейством грызунов и подкармливать их.

Кстати, при внимательном рассмотрении «мёрзнущая крыса» на крысу походила мало и была куда симпатичнее – и мордочка не крысиная, и хвост не противно-лысый, как у пасюков и местных рыжих, а покрытый мехом, пусть и редким.

В путь двинулись по утреннему времени, пока не распалилась жара. Несмотря на столь ранний час, к Мужскому дому, где собирались в дорогу сонаи, вместе со мной пришла целая компания провожающих: не каждый день односельчанин отправляется в соседнее племя. Попрощавшись с публикой, я в компании своих псевдосородичей бодро помаршировал к северной околице Бон-Хо.

По моим прикидкам отмотали километров пятнадцать по довольно утоптанной тропе, тянущейся то по джунглям, то по полям. Деревень я насчитал по дороге шесть штук, из них две, по словам Вараку, бонхойские, остальные – сунийские.

До «столицы» страны Бонхо, поселения Хау-По, добрались во второй половине дня. Что дорога сильно вымотала меня, не сказал бы. Возможно, два года назад, когда я только попал в этот мир, к концу пути мои ноги гудели бы, но после ежедневной работы на полях и в гончарной мастерской это была просто приятная прогулка, даже несмотря на то, что спину оттягивал внушительных размеров плетёный короб с продуктами, инструментами и подарками для сонайских сородичей. Здесь приложили руку практически все мои друзья – от потенциального тестя до Понапе. Я в подборе сувениров практически не участвовал, да и вообще, честно говоря, как-то упустил необходимость при приходе в гости вручать хозяевам безделушки. Я и в прошлой своей жизни не придавал этому особого значения. Но если в России на такие вещи многие внимания не обращают, то среди папуасов человек, пренебрегающий подобного рода приличиями, быстро терял авторитет и уважение окружающих. Так что спасибо моим друзьям.

«Столица» как-то не впечатлила – просто увеличенная раза в полтора или два копия Бон-Хо. Единственное отличие от ставшей для меня родной деревни – это то, что Хау-По делилось на два конца – бонхойский и сунийский. Кстати, при таком наглядном сопоставлении хижины обоих племён немного отличались, что не очень бросалось в глаза, когда мы проходили мимо отдельно стоящих деревень: бонхойцы в среднем жили несколько зажиточнее, чем суне.

Переночевали в Мужском доме бонхойской части деревни. На гостей заявилось посмотреть немало местных. Тут обнаружилась моя известность в округе. И если успехи вашего покорного слуги на ниве керамического производства мало кого интересовали за пределами Бон-Хо (а по большому счёту, за пределами нашей гончарной мастерской), то весть о появлении нового колдовского таланта, способного по своему желанию отнимать и возвращать душу владельцу, а также одним движением брови убивать не проявившего должного почтения человека, уже успела разнестись по всему Бонхо. Водопровод же вообще делал меня звездой сезона.

Так что до глубокой ночи пришлось сидеть и отвечать на самые разные вопросы: от тонкостей убиения человеков с помощью магических практик до борьбы с духами «микарубу» и «дизенетери». Слава богу, народ наконец разобрался, что Сонаваралинга не собирается натравливать этих злокозненных духов на кого бы то ни было, а, наоборот, хочет защитить людей от них.

И если на вопросы по поводу смертельного колдовства я предпочитал таинственно и глубокомысленно молчать, то о гигиене и санитарии прочитал целую лекцию. Надеюсь, Мечников, Сеченов и Пастер не будут на меня в обиде, что превратились в моём изложении в великих шаманов, победивших злобных духов кровавого поноса. Равно как и на превращение микроорганизмов в нематериальные субстанции: ну что поделаешь, если местные жители во всём предпочитают видеть деятельность духов и прочей несуществующей нечисти. В конце концов, если те, кто слушали сегодня мои речи, станут пить воду из чистых источников, а если такой нет, то кипятить имеющуюся, мыть руки перед едой и прочее, то по-любому среди них смертность от желудочно-кишечных инфекций резко снизится.

Неудивительно, что утром проспали до начала дневной жары. То есть проспал в основном ваш покорный слуга, мои спутники пробудились раньше, но никто не счёл нужным растолкать меня, чтобы выйти в дорогу по прохладе, – не то побоялись будить страшного колдуна, не то просто в силу присущих туземцам особенностей восприятия окружающего мира, своего места в нём и проистекающего из этого отношения к деятельности. Чаще всего я именовал данную часть местной философии бытия коротко – раздолбайство. Хотя на самом деле всё было сложнее.

Идти по жаре никому не улыбалось. Так что ещё на день задержались в сём административном центре. Учитывая отсутствие магазинов и даже базаров, а также кинотеатров, библиотек и прочих благ цивилизации, я потратил время на знакомство с местной гончарной промышленностью, представленной мастерскими, в которых работало от трёх до десяти человек, и обсудил с энтузиастами возможные варианты подвода чистой воды в селение. В конечном счёте не самая бездарная трата времени…

Вечером же нас удостоил визитом сам Главный Босс всего Бонхо со своей свитой. Таки Ратикуи, он же Ратикуитаки, оказался не старым ещё мужчиной, довольно крупным для туземца, даже чуть выше меня. Он вошёл в Мужской дом с важным видом, гордо расправив плечи и выставив вперёд живот, который можно было бы обозначить как пивной, если бы туземцы знали пиво.

Разумеется, правитель заявился, чтобы посмотреть на молодого, но перспективного колдуна. Причём двигало таки не только и не столько любопытство, сколько намерение выяснить, нельзя ли меня использовать на благо Бонхо и против его врагов.

Поскольку Главному Боссу не с руки самому разговаривать со всякими встречными-поперечными, общался со мной он через своих регоев. Интересовали же таки, как и всякого правильного папуасского «пацана», в первую очередь мои способности в части боевого колдовства. О каких-то там глиняных чашках или водопроводе речи и не шло.

Не скажу, что беседа со столь высоким начальством, да ещё на тему колдовства, была мне очень интересна: с трудом выдавливаю из себя серию стандартных фраз об обращении к духам за помощью, расплате за такую помощь и том, что это дело опасное, а потому заниматься магией можно, только когда другими способами проблему не решить.

Не знаю, какого мнения остался главный местный начальник по поводу Сонаваралинги, да меня это не сильно и волновало – куда сильнее я был озабочен, чтобы завтра вновь не проспать до обеда.

На следующее утро подрываюсь ещё в сумерках, перебудив всю честную компанию. В течение следующего часа, пока мои спутники собирались, я успел, к своему удивлению, выяснить, что они искренне полагали моё вчерашнее позднее пробуждение проявлением нормального человеческого поведения, а сегодняшний подъём ни свет ни заря всех крайне озадачил. В общем, я, кажется, заработаю на Пеу репутацию чокнутого трудоголика. Притом что в прошлой своей жизни никогда не слыл образцом организованности и трудолюбия.

Ну ладно, собрались, попрощались с местными и пошли дальше. До Сонава ещё идти и идти.

Через пару километров местность понемногу стала повышаться: прежние пологие холмы сменялись всё более высокими и крутыми. На вершинах некоторых из них располагались селения, как правило, сунийские. Бонхойцы жили в основном по берегам рек или ручьев, где хватало воды для орошения полей, загнав своих данников на более сухие возвышенности.

На ночлег остановились в бонхойской деревне. За день мы отмотали километров двадцать, посему настроения болтать с местными не было никакого. Так что завалились спать. Утром встали вновь ни свет ни заря, на этот раз по инициативе Вараку. Причём народ собрался в небывало бешеном темпе. Причину столь странного поведения моих спутников я понял уже после обеда.

Деревня, где мы ночевали, была последней на территории области Бонхо. Дальше лежала незаселённая зона. Река Боо, берегом которой мы в основном шли все три дня, превратилась в широкий ручей. Очень скоро наш отряд добрался до водопадов. Тропа петляла среди скал, ведя всё выше и выше. Через пару часов взбирания по крутому подъёму яркая пышная тропическая зелень, успевшая стать для меня привычной, осталась внизу. Вокруг теперь тянулись то голые скалы, то куцые деревца и кустики, причём преобладали похожие на хвойники. Солнце припекало нещадно, но мои «соплеменники» неутомимо карабкались вверх по тропе, не обращая внимания на пот, текущий по спинам и заливающий глаза.

Не выдержав, я спросил Вараку, почему мы всё лезем вверх без отдыха. Предводитель отряда сказал, что все стараются преодолеть перевал и спуститься в долину Со засветло, потому что ночью здесь, на высоте, можно оказаться жертвой злых духов, которые насылают на людей жуткий холод и страшные болезни. Немало путников за последние десятилетия умерли после ночёвки среди скал в страшном жару или захлёбываясь жутким кашлем.

Чёрт, за два с лишним года новой жизни как-то позабылось, что существует такая вещь, как холод. И духи тут ни при чём: человек, привыкший к тропической жаре, запросто получит переохлаждение и воспаление лёгких, проведя несколько часов ночью в холодных горах в одной набедренной повязке.

Далеко после обеда мы спустились из лабиринта скал на равнину, окружающую озеро Со. Пейзаж вновь изменился – теперь наш отряд шёл по пустоши, на которой возвышались мясистые растения, похожие на кактусы, только без колючек. В высоту наиболее крупные экземпляры достигали два, а то и три человеческих роста.

Оказавшись внизу, сонаи не убавили темпа, как можно было ожидать, а, наоборот, припустили ещё пуще, благо теперь дорога позволяла перемещаться чуть не бегом. В общем, я так и не понял: то ли они торопились к родным, то ли не хотели ночевать под открытым небом. Позже мне на своей шкуре довелось почувствовать, что и внизу, вокруг озера ночами бывает прохладно. Не так, конечно, как на перевале (там и иней может выпасть, в чём позже я мог убедиться сам), но всё равно приятного мало, так что жители Сонава предпочитали проводить ночь под крышей своих жилищ, в отличие от травяных бонхойских построенных основательнее: частично из камня, частично из тонких брёвен. И очаги в сонайских хижинах служат не только для приготовления пищи, но и для ночного обогрева.

Наконец мы оказались в деревне, и можно было расслабиться. За два года среди дикарей я никогда так не выматывался. Так что процедура приветствия и взаимного обмена подарками помнилась очень смутно: только татуированные и изукрашенные ритуальными шрамами лица моей «родни».

Праздничный ужин по случаю моего визита и возвращения сородичей, посланных с торговой миссией, также практически не отложился в моей памяти.

О делах, приведших меня в Сонав, я был в состоянии говорить только после того, как хорошенько выспался и отдохнул, то есть к вечеру следующего дня.

Ну, то есть как о делах: приходилось вести длинные разговоры на разные темы, украшая всё это витиеватыми оборотами «торжественной» речи, как и полагается, как я уже говорил, воспитанному человеку каменного века. Хозяев интересовали виды на урожай коя и баки в Бон-Хо, свиньи Боре (хрюшки моего бегемотообразного приятеля, оказывается, имеют чуть ли не общеостровную известность), улов рыбы. Мало-помалу перешли к более абстрактным материям: как там конфликт между старостой селения Такаму и бонхойским таки (народу, собравшемуся на площадке возле Мужского дома, только оставалось дивиться моему дремучему невежеству по поводу такого известного казуса, как ссора между двумя столь уважаемыми в Бонхо мужами), что слышно о колдуне Огу из Теку-По.

Едва разговор зашёл о магии, сразу же выплыли мои собственные «успехи» на этом поприще. Пришлось рассказывать и об эпопее с Длинным, и выкладывать подробности гибели Ики Полукровки.

Потом, разумеется, мой рассказ свернул на водопровод и важную роль текущей воды в борьбе с духами кровавого поноса.

Наконец на последнем дыхании я сумел ввернуть вопрос о голубовато-зелёных камушках. Впрочем, публика на него внимания не обратила, переваривая рассказ о моих деяниях.

Первым с ответным словом выступил дед Темануй, разразившись речью на тему, что он ещё тогда, больше года назад, разглядел во мне колдовской и творческий потенциал. Потом и остальные подключились со своими словами одобрения и удовлетворения тем, что сонайский народ дал миру ещё одного достойного сына.

По данному случаю как-то само собой организовался очередной пир…

В общем, проснулся я на следующий день опять за полдень.

«Нет уж, хватит безделья», – решил я сам для себя и двинулся искать деда Темануя.

Нашёл старика возле его хижины, где он занимался починкой рыболовных снастей, представляющих собой тонкие верёвки с кучей костяных крючков, на которые насаживалась наживка из личинок и насекомых. Потом всё это закидывалось в воду и оставалось только ждать да бормотать заклинания, приманивающие рыбу к закидушкам (так, кажется, это называлось в моей прошлой жизни).

Пришлось помогать деду прикреплять крючки к верёвке, заодно расспрашивая о зеленоватых камнях и выслушивая в ответ довольно развёрнутое описание местности, где эти камни следует искать. Как-то сомневаюсь, что сумею по перечисленным ориентирам найти места выхода медной руды на поверхность. Я так прямо и сказал Теманую. Тот посмотрел на меня с сожалением. После затянувшегося молчания он наконец сказал, что пошлёт со мной кого-нибудь из подростков.

На том и порешили. Дальше чинили закидушки под неспешный разговор о всякой всячине, а потом пошли на озеро ставить их.

Хороший рассказчик, каким был дед Темануй, приобрёл в моём лице благодарного слушателя. Так что день пролетел практически незаметно. В деревню вернулись со связкой рыбёшек. Голова же моя просто трещала от обилия информации, вываленной «пенсионером». Сведения, правда, по большей части носили характер легендарно-исторический – видно, старик решил просветить не до конца восстановившего память родственника по части истории Пеу в целом и сонаев в частности.

Самое занятное, получалось, что суне, занимающие подчинённое положение в Бонхо, и сонаи, подмявшие под себя почти весь остров, находятся в родстве.

Если верить преданиям, суне-сонаи много поколений назад в числе ряда других племён прибыли на Пеу с другого острова, или группы островов. Два поколения спустя с той же старой родины приплыли предки рана и сувана.

Новым пришельцам после небольшой, но ожесточённой войны с уже успевшими обжиться здесь племенами достались самые плохие земли на востоке Пеу. Почему плохие? А потому, что бо́льшая часть осадков доставалась западному и южному побережью. На восточном же краю острова дождей выпадало в несколько раз меньше, чем в Бонхо или Текоке. Ещё хуже обстояло дело, как я понял, на берегу острова, который примыкает с севера к внешнему кольцу кратера, образующего Сонав, но на этой узкой полоске бесплодной земли вообще никто не живёт.

Если бы туземцы сажали картошку или морковь, то и на востоке, и даже на севере влаги для них хватало бы, но кой и баки для нормального роста должны были чуть ли не купаться в воде. Так что рана и сувана оказались в зоне рискованного земледелия и потому вынуждены были полагаться больше на ловлю рыбы и сбор пальмовых орехов.

На этом, однако, история заселения Пеу не закончилась.

Со времени появления рана и сувана успело смениться четыре поколения, и уже доживало свой век пятое, когда на остров обрушилось новое вторжение. Всего в нём участвовал добрый десяток племён. Большая часть захватчиков высадилась в нескольких удобных местах западного побережья. И только бонхо проплыли чуть дальше вдоль южного берега Пеу, добравшись до устья Боо.

Выбравшие западное направление, в общем-то, так и остались на побережье. Столкнувшись с сопротивлением племён внутренней равнины, вглубь острова им удалось продвинуться на один-два дневных перехода. А вот бонхо сумели захватить всю долину Боо. Местное население они большей частью подчинили своей власти, заставив платить дань, а наиболее упорных загнали в горы. Первые в итоге стали суне, вторые – сонаями.

Что до тех, кто высадился на западной оконечности Пеу, то после череды войн между пришельцами и коренными жителями, а также между самими пришельцами там образовалось три крупных объединения. Во-первых, союз во главе с обосновавшимися в устье реки Алуме племенами хоне и вэе, которые подчинили своей власти многие племена западного и северо-западного побережья. Во-вторых – тинса, занявшие юго-западный угол острова. И наконец, объединение племён внутренней равнинной области по берегам реки Алуме, наиболее сильным здесь было племя текоке.

Первоначально основная борьба развернулась между пришельцами: хоне и вэе с одной стороны и тинса с другой. А возглавляемый текоке союз поддерживал то одних, то других. Итог был, в общем-то, закономерен – обитатели берегов Алуме легко разгромили истощивших силы в войнах друг с другом хоне-вэе и тинса и включили их в состав своего племенного союза. Только небольшая часть тинса на крайнем юго-западе острова, защищённом болотами, сохранила независимость.

Бонхо же, пребывая в относительной изоляции от западной половины Пеу, вели войны с пытавшимися отвоевать более благоприятные места рана и сувана, а также с сонаями, которые пробовали вернуть свои старые земли. В общем, бонхо удалось отстоять завоёванное.

В ходе непрерывных войн таки, прежде просто командующие ополчениями племён в военное время, понемногу превратились в наследственных правителей, окруживших себя свитой из преданных им воинов-регоев. Также окончательно укрепилось деление населения на дареоев и ганеоев. Причём формирование этих двух каст-классов шло по-разному: если в Бонхо сохранялось чёткое деление завоевателей и покорённых на два племени, то на западе острова кое-где потомки завоёванного местного населения были включены в состав племён в качестве неполноправных родов (как это произошло у хоне-вэе с коренным населением устья Алуме), или же, наоборот, пришельцы сами становились данниками коренного населения (как поступили текоке с частью хоне и вэе после победы над ними).

Однако объединение под властью текокских таки запада Пеу вовсе не означало окончания войн.

Пока обитатели низин увлечённо резались друг с другом, сонаи относительно мирно приспосабливались к суровым, по тропическим меркам, условиям своей новой родины. Как ни странно, но они приловчились выращивать на влажных приозёрных участках корнеплоды, пусть и не с такой урожайностью, как в долинах Боо, Алуме или мелких речушек в Талу, Хоне и Вэе, но на питание растущего населения Сонава до поры до времени хватало.

А где-то через два или три десятилетия после объединения западного Пеу под властью таки Текока вся пригодная для выращивания баки и коя земля в Сонаве была занята. Вначале сонаи, помнящие ужас разгрома от бонхо, предпочитали драться за плодородные участки между собой. Но как-то само собой получилось, что в ходе этих стычек произошло объединение всех восьми кланов-селений под властью наиболее удачливого из вождей.

С бонхо обитатели горы связываться не хотели, поэтому обратили свой взор на запад, в сторону Алуме. Увы, как оказалось, воевать подвластные текокским таки племена умели не хуже сонаев. Незадачливый вождь горцев остался где-то под текокской столицей с половиной своего войска. Поражение, однако, не сломило сынов Сонава. Спустя пять дождливых сезонов, когда ряды сонайских воинов пополнили подросшие сыновья и иные младшие родичи павших под Тенуком, двоюродный брат погибшего вождя Каноку повёл сонаев – на этот раз на Бонхо.

Здесь их ждал успех. Бонхойцы не ожидали вторжения с севера, считая сонаев трусами.

Быстро пройдя вдоль берегов Боо, воины Каноку дошли до моря, в нескольких сражениях разгромив спешно собранные ополчения бонхойцев. Таки страны пал на поле боя, как и большая часть его регоев. Новый правитель – не то сын, не то племянник, не то ещё какой родственник погибшего таки, которого Каноку женил на своей младшей сестре, – предпочёл удовлетворить требования захватчиков, которые, в общем-то, сводились к уступке сонаям части территории на побережье, где береговые сонаи обитают и по сей день.

Дальше выселения части народа за пределы ставшего тесным Сонава, как я понял, планы сонаев не распространялись. С их точки зрения вопрос был исчерпан переселением на новое место жителей трёх деревень и разделом освободившейся земли между оставшимися пятью селениями. Но новый таки-марионетка соображал чуть лучше своих хозяев и сумел понять, что бонхойцы рано или поздно оправятся от шока, вызванного разгромом, и попытаются отомстить пришельцам с гор, попутно вернув отнятые земли и данников-сунийцев. Выход он предложил в продолжение военной экспансии. Скудный восток с нищими и дикими обитателями в качестве объекта завоевания не привлекал. И потому бонхойско-сонавское войско двинулось на запад – в Текок.

Процесс дальнейшего и всестороннего объединения Пеу не обошёлся без определённых сложностей – от ожесточённого сопротивления текокцев до необходимости повторного покорения Хона и Вэя, отделившихся под шумок от Текока и потом не захотевших подчиняться власти сонаев. Так что череда войн продолжалась добрых двадцать дождливых сезонов. Зато и объединён был почти весь остров, кроме Тинсока, защищённого болотами, да никому не нужного востока.

Тут как раз подрос племянник Каноку Пилапи – сын сестры и бонхойского таки (дед Темануй почему-то упорно не называл того по имени – то ли история не сохранила его имени, то ли старик, будучи упёртым сонайским националистом, почитающим другие народы за людей второго и третьего сорта, не считал нужным упоминать имени какого-то бонхойца). Несмотря на молодость, племянник успел показать себя храбрым воином и хорошим командиром. Как выяснилось впоследствии, и правителем страны он оказался не худшим.

Почему Каноку решил сделать первым типулу-таки в истории Пеу не себя, а сына сестры, доподлинно не известно. Может, чувствовал, что, несмотря на свой талант военачальника, государственный деятель из него не ахти какой – бонхойский таки, по всей видимости, был куда более достойным правителем, – проскальзывало это в рассказе деда, как ни старался мой родственник принизить роль отца первого законного правителя острова. В общем, коронация на должность типулу-таки близкого родственника (а племянник считался почему-то у моих папуасов роднее сына) была для вояки Каноку лучшим выходом.

Первые лет десять, пока были живы отец и дядя, правитель Пеу вынужден был с ними считаться, но потом, когда те отправились по Тропе духов, руководил Пилапи подвластной ему страной собственным умом.

Со времени первого типулу-таки, или, короче, как уже говорилось, просто типулу, начинается период, можно сказать, исторический, потому что прошло с той поры не так уж и много времени, и все правители, начиная с Каноку, несмотря на приписываемые им магические способности, являлись, безусловно, реально существовавшими людьми.

В общем, если судить по «дождям» правления вождей, то прошло около ста лет с сонайского вторжения в Бонхо. Из них двадцать – двадцать пять лет приходится на правление Каноку, ещё десять – на царствование первого типулу под чутким руководством дяди и отца. Дальше три десятилетия составлял местный «золотой век» – самостоятельное правление Пилапи Старого и Великого. В это время войны меж племенами практически прекратились (набеги тинса, рана и сувана на окраинах – это так, мелочи, по сравнению с охватывающей весь остров резнёй предыдущего периода), урожаи корнеплодов и пальмовых плодов были высоки; вдобавок ко всему именно при первом типулу-таки, около ста лет назад, стали приплывать чужеземцы, предлагающие на обмен металлические оружие с посудой и много иных диковинных вещей.

Второй типулу, Касумануй, один из младших сыновей основателя династии, правил менее десяти лет, его наследник Ратика – всего четыре года. И только четвёртый типулу, Пилапи Молодой, пребывающий в должности последние тридцать два дождливых сезона, смог сравняться со знаменитым предком. Возможно, поэтому, в отличие от двух своих предшественников, ничем особо не отметившихся, в глазах подданных нынешний правитель выглядел фигурой сопоставимого с Пилапи Великим масштаба…

Политпросвет продлился далеко за полночь, но, как ни странно, утром я проснулся с первыми лучами солнца, выглянувшего из-за края гор. Причём чувствовал себя настолько бодро, что сразу отправился к деду Теманую напомнить насчёт проводников. После скудного завтрака (пойманной вчера рыбой) он потащил меня за собой обратно в сторону Мужского дома. Здесь устроил экстренную побудку имеющихся в наличии воспитуемых. Из которых выбрал по своим критериям двоих. В своей обычной манере толкнул небольшую речь об откомандировании их в распоряжение родственника «с низа» на несколько дней для помощи в поисках амулетов.

Задерживаться я не стал, велев проводникам-помощникам вести меня к местам выхода на поверхность зеленовато-голубых камней.

Как я понял, малолетние оболтусы были только рады прогуляться по окрестностям вместо того, чтобы постигать курс туземных наук под крышей Мужского дома. Причём один из них прихватил корзину с едой, чего я как-то не догадался сделать.

Следующие два дня были посвящены лазанию по окрестностям Тено-Кане, как именовалось селение, где я остановился. В общем-то, весь Сонав представлял собой неправильной формы овал: в центре озеро Со два или три километра в длину и раза в полтора меньше в ширину. В озеро стекают несколько ручьёв со склонов кратера. Вытекает из озера довольно вялая речушка, нисколько не напоминающая Боо в нижнем течении. Вокруг Со тянется сплошная полоса тщательно возделанной земли от нескольких сотен метров до пары километров шириной, орошаемой отводимой по канавам водой из ручьёв. Ещё дальше, по сырым местам, идут отдельные поля. На малопригодных же для выращивания коя и баки участках стоят деревни. Эта зона шириной в несколько километров сменяется практически незаселённой и малоиспользуемой территорией, простирающейся до внутренних склонов кратера.

Вот там-то я и лазил, ища медную руду. С помощью моих помощников за день удалось натаскать в Мужской дом кучу камней, напоминающих тот, первый. Заодно я постарался запомнить места. Не сильно надеясь на память, пожалел об отсутствии бумаги и ручки. И ляпнул Теманую о данных благах цивилизации. На что узнал о существовании растущего только на озере Со тростника, из которого можно нарезать длинные полоски «папируса», как я для себя его окрестил, шириной с ладонь. Сонаи их используют в качестве поделочного материала, который хорошо красится доступными местным красками. Некоторые умельцы ухитряются создавать целые комиксы на коробках или корзинках, на которые он в основном и идёт.

Проблема была в краске, достаточно быстро засыхающей, и при этом прочной. Но я отчасти решил её, просто выцарапывая на «папирусах» нужные мне знаки. Для лучшей видимости я ещё втирал в царапины уголь.

Карты-схемы расположения медной руды, учитывая мои весьма посредственные способности художника, выходили корявыми – сомневаюсь, что даже я сам через год или два сумею разобраться в этих каракулях, не говоря уже о возможности пользоваться ими кому-то ещё.

Третий день я посвятил отдыху от лазания по каменистым пустошам и таскания камней зеленоватого цвета. С утра опять с Темануем ходили ставить закидушки, а вечером пекли на костре и тут же поедали пойманную рыбу в компании сыновей и внуков старика.

Дед рассказывал о своей службе в регоях у Пилапи Молодого. В том числе и о разборках среди столичной знати. Оказывается, там тот ещё гадюшник: к примеру, нынешний правитель получил власть в результате длительного противоборства группировок при дворе его отца Ратики, причём временами эта борьба выходила за рамки интриг с целью получить благосклонность типулу и очернить противников – случались и убийства из-за угла, и дворцовые перевороты. В ходе одного из них Пилапи и захватил власть, отправив по Тропе духов нескольких враждебно настроенных приближённых отца и пару сводных братьев, наиболее упорствующих в борьбе за трон.

Причём на мой наивный вопрос насчёт того, что братоубийство вроде дело нехорошее, все присутствующие удивлённо пожали плечами: ведь он же убивал сводных братьев, от других отцовских жён, вот если пролил бы кровь братьев по матери, тогда другое дело, не было бы Пилапи прощения.

Попробовал я осторожно поинтересоваться и насчёт чужеземцев, привозящих металлические изделия. Увы, к тем отрывочным сведениям, которые уже у меня имелись, добавить особо ничего не удалось: да, приплывают, да, ведут меновой торг в Мар-Хоне, столице области Хон, называют себя воке, находится их страна к северу от Пеу, причём очень далеко – плыть до Воке нужно два месяца. Со слов этих воке, вроде бы есть земли на востоке в месяце пути от Пеу, но тамошние обитатели к нашим берегам не плавают.

Ни о точном расположении Воке и других стран, ни о населении, ни об уровне их развития туземцы ничего не знали. Мне оставалось только строить догадки. Например, насчёт того, что за пределами Пеу царит бронзовый век – по крайней мере, среди импортных предметов я не видел ничего железного, да и дед Темануй однозначно говорил, что все мечи, топоры и браслеты были разных оттенков жёлтого цвета. В земной истории железо пришло на смену бронзе вроде во втором тысячелетии до нашей эры, только не помню, в начале или в конце.

Устроив себе выходной, я настроен был завтра же приняться за получение меди. Однако запасов угля, прихваченных с собой, мне хватило бы только на пробную выплавку, а нормальных деревьев не было в радиусе пяти километров от деревни. Кроме того, я как-то забыл о коже для мехов. Так что пришлось обращаться за помощью к хозяевам. Тут я сильно задумался, что им говорить. В итоге решил сказать правду. Ну или почти правду.

Начал разговор с дедом Темануем с истории с Длинным. Решил изобразить получение меди как побочный результат колдовства с целью вернуть душу в тело. Как вещественное доказательство продемонстрировал миниатюрное медное лезвие, висящее у меня на шее.

Дед, выслушав мой рассказ, задумался. Потом, нарушив молчание, сказал, что нужно посоветоваться с Панагинуем как самым сведущим в колдовстве среди обитателей Тено-Кане.

В общем, ещё два дня ушло на обсуждение тонкостей той области колдовства, которая позволяет вынимать душу из тела и засовывать её обратно или помещать в иные вместилища. Людей, считающих, что им есть что сказать, нашлось немало, по-моему, они собрались со всех пяти деревень Сонава.

В итоге я сто, нет, тысячу раз пожалел о придуманной мной легенде открытия меди и готов был немедленно начать войну с вредными суевериями среди аборигенов острова Пеу. Впрочем, догадываюсь: придумай я иное объяснение, например, что сведения о меди открылись мне в процессе общения с духами, то публика всё равно устроила бы конференцию, на этот раз о достоверности полученной от тонких сущностей информации или о том, нет ли во всём этом какой-нибудь подковырки со стороны духов.

Наконец все магические вопросы, связанные с разрушением камешков, которые являются местом заточения не то чьих-то душ, не то каких-то странных духов, были решены: подавляющее большинство присутствующих колдунов – профессионалов и любителей – пришло путём логических построений (оставшихся для меня не совсем понятными или, точнее, совсем непонятными) к выводу, что воздействие температуры в сочетании с определённого рода заклинаниями сведёт к минимуму возможные вредные эффекты.

Разобравшись с нейтрализацией высвобождающихся в процессе выплавки меди духов, принялись за обсуждение материально-технической стороны предстоящего дела.

Здесь, как ни странно, все вопросы решались без особых затруднений: дрова для выжигания угля принесут из ближайшей рощи в двух километрах ходьбы, пара кусков тюленьей кожи для мехов найдётся, и помощниками я буду обеспечен.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Так, кажется, в русских народных сказках говорится.

С помощью доброй половины населения Тено-Кане я ухитрился переплавить всю собранную кучу малахита в десяток медных слитков, практически не содержащих шлака или недовосстановленной руды, а преисполненные энтузиазма сонаи натаскали мне камней в десять раз больше про запас.

Вот с переработкой в готовые изделия не очень хорошо получалось. Пару топоров удалось отлить, используя в качестве образцов имеющиеся в деревне заморские аналоги – вышло, правда, грубовато и не очень остро, но народ был в полном восторге. А вот уже с ножами, которые требовалось проковывать, чтобы получить более тонкие лезвия, дело обстояло плохо: они выходили то твёрдыми, но плохо поддающимися ковке, то, наоборот, хорошо ковались при несильном нагревании, но при этом гнулись о более-менее прочный предмет. Ну ладно, со странным поведением меди я надеюсь со временем разобраться.

А пока я собирался домой, в Бон-Хо, тяжело нагруженный медными слитками и готовыми изделиями. Одного меня, конечно, сонаи не отпускали: мало того что дорога для одинокого путника опасна, так и вес, несмотря на небольшой объём, получался изрядный.

Тепло попрощавшись с жителями Тено-Кане и обсудив напоследок перспективы дальнейшего сотрудничества в области металлургии, я в сопровождении Вараку и пары внуков деда Темануя выступил в путь. Хозяева на радостях от открывающихся перспектив (а выгоду от поставленного на поток производства металлических изделий понимали все) помогли дотащить всё медное богатство до перевала и даже спустили груз вниз – до самого начала более-менее нормальной тропы.

По дороге, уже на бонхойской территории, я обсуждал с Вараку, как себя вести дома. В общем-то последние несколько дней только вокруг этого и крутились все разговоры с Темануем, тем же Вараку и прочими уважаемыми в Тено-Кане людьми. Учитывать приходилось две вещи. Во-первых, медь требовала кооперации, по крайней мере, Сонава и Бонхо: как в силу того, что требовался рынок сбыта для продукции, более широкий, чем пятнадцать тысяч жителей долины Со, так и из-за потребности в огромном количестве угля для работы, на который сонаи все свои деревья изведут за пару-тройку лет. Во-вторых, подобное крупное предприятие, влияющее на жизнь большой области, требовало солидной крыши, каковой может быть только бонхойский таки. Ну или тиблу-типулу. До правителя Пеу всё-таки далековато, так что оставался только наш областной начальник.

Именно для создания у Ратикуитаки правильного представления об открывающихся перспективах я и тащил в заплечном коробе предназначаемые ему наиболее удачные топор (для которого дед Темануй самолично вырезал и приделал рукоятку) и нож, затейливо украшенный по костяной ручке резьбой.

Загрузка...