Хрестоматия Тотального диктанта от Быкова до Яхиной

ТД-2010. В чем причина упадка русского языка и есть ли он вообще?

Никакого упадка нет, да и быть не может. Просто цензуру смягчили, а частию, слава богу, и вовсе упразднили, и то, что раньше мы слышали в пивных и подворотнях, сегодня услаждает наш слух, доносясь с эстрады и с телеэкранов. Мы склонны считать это наступлением бескультурья и упадком Языка, но ведь бескультурье, как и всякая разруха, не в книгах и не на театральных подмостках, оно в душах и в головах. А с последними, на мой взгляд, ничего существенного за последние годы не произошло. Разве что начальство наше, опять же слава богу, отвлеклось от идеологии и увлеклось более распиливанием бюджета. Вот языки и подраспустились, а Язык обогатился замечательными новшествами в широчайшем диапазоне – от «хеджирования портфеля ГКО с помощью фьючерсов» и до появления интернет-жаргона.

Разговоры об упадке вообще и Языка в частности – это, по сути, результат отсутствия ясных указаний сверху. Появятся соответствующие указания – и упадок прекратится как бы сам собой, тут же сменившись каким-нибудь «новым расцветом» и всеобщим суверенным «благорастворением воздyхов».

Литература благополучно процветает, оставшись наконец почти без цензуры и в сени либеральных законов, касающихся книгоиздания. Читатель избалoван до предела. Ежегодно появляется несколько десятков книг такого уровня значимости, что появись любая из них на прилавках лет 25 назад, она тут же стала бы сенсацией года, а сегодня вызывает лишь снисходительно-одобрительное ворчание критики. Разговоры о пресловутом «кризисе литературы» не затихают, общественность требует немедленного появления новых булгаковых, чеховых, толстых, как водится забывая при этом, что любой классик – это обязательно «продукт времени», как хорошее вино и вообще как всё хорошее. Не надо тянуть дерево за ветки вверх: оно от этого быстрее не вырастет. Впрочем, в разговорах о кризисе ничего плохого нет: пользы от них маловато, но и вреда ведь тоже не наблюдается.

А Язык, как и прежде, живет своею собственной жизнью, медленной и непостижимой, непрерывно меняясь и при этом всегда оставаясь самим собой. С русским языком может произойти всё что угодно: перестройка, преображение, превращение, – но только не вымирание. Он слишком велик, могуч, гибок, динамичен и непредсказуем, чтобы взять и вдруг исчезнуть. Разве что – вместе с нами.

Еще раз о XXI веке (Выступление на IV Конгрессе фантастов России «Странник»)

Общественное мнение навязало писателям-фантастам образ этаких пророков, якобы знающих будущее. С одной стороны, это меня всегда раздражало, ибо такой подход сужает реальные возможности фантастики, искажает ее суть и вдобавок как бы обязывает ее заниматься тем, на что она вовсе не способна. Но, с другой стороны, такое мнение о фантастах не лишено известных оснований, потому что вряд ли в мире есть еще люди, которые с таким удовольствием, так систематически и, главное, почти профессионально размышляют о будущем.

Я, разумеется, не знаю, какое – конкретно – будущее нас ожидает в XXI веке. По-моему, этого нельзя знать вообще. Опыт великих предшественников свидетельствует, что все попытки как-то детализировать облик грядущего выглядят aposteriori смехотворными, если не жалкими. Но в то же время возможны и действительно случаются поистине гениальные прорицания (трудно назвать их иначе), когда речь идет не о конкретных деталях, не о мелочах быта, не о фантастических технологиях, а о самом духе времени.

Когда Жюль Верн сконструировал свой «Наутилус», это воистину был подвиг блистательного воображения. Мы, люди XX века, знаем, что, по сути, он, сам того не подозревая, сконструировал атомный подводный крейсер. Но когда мы доходим до описания роскошных салонов с пятиметровыми потолками, античных ваз и мраморных статуй, ковров и картин, развешенных по стенам в утробе этой атомной подлодки, мы начинаем непроизвольно хихикать или даже раздражаться. И точно так же мы хихикаем, читая описания «страшных и ужасных» летающих крепостей Уэллса, этих дурацких полудирижаблей, вооруженных пулеметом (единственным пулеметом!), забывая в раздражении, что гениальный писатель угадал главное: страшную и почти решающую роль авиации в грядущих войнах.

Детали – насущный хлеб литературы и смертельный капкан для любого прорицания. Любому ПРЕДВЫЧИСЛЕННОМУ, рассчитанному, детализированному будущему – грош цена. Но ведь есть еще будущее ПРЕДУГАДАННОЕ, схваченное интуитивно. Вот это уже – серьезно. Это – настоящее прорицание. Я, например, не знаю прорицания более убедительного и трагического, чем гениально уловленная тем же Уэллсом идея XX века, как времени, когда новое человечество попытаются создать, пропустив его через горнило страданий. Какая неожиданная, страшная и точная догадка! Беда только в том, что вычисленное будущее выглядит (в глазах современников) всегда основательнее, чем интуитивное. Может быть, нас сбивают с толку те самые детали, которые смотрятся сегодня так убедительно и достоверно (и над которыми полвека спустя будут хихикать наши потомки).

Где-то я прочитал любопытные соображения по поводу прогнозирования погоды. Оказывается, простейшее предсказание: «завтра будет такая же погода, как сегодня», – дает правильный результат в двух третях случаев. А так называемый «точный», «научно обоснованный», тщательно просчитанный прогноз оказывается правильным в семидесяти семи (кажется) процентах случаев. Это впечатляет: гигантская всемирная сеть метеостанций, мощнейшие ЭВМ, миллиарды и миллиарды долларов – и всё это для того, чтобы увеличить достоверность прогноза на семь-восемь процентов! По-моему, нечто подобное имеет место и в социальной прогностике. Можно привлечь к вычислению будущего миллиарды долларов и все ресурсы Рэнд Корпорейшн, а можно просто тихонько предположить: в следующем веке будет то же, что и в предыдущем – те же люди, те же проблемы, те же взлеты и падения, те же рекорды высокой морали и жестокой безнравственности, – только технологический фон, конечно, изменится и амплитуды возрастут.

На самом деле мы не способны как следует разглядеть будущее прежде всего потому, что очень посредственно знаем свое прошлое и ни черта, по сути, не знаем о настоящем. Всё знание наше о прошлом базируется на двух-трех десятках прочитанных книжек. А настоящее мы наблюдаем главным образом через дырку телеэкрана да еще, пожалуй, в трамвае в час пик. А между тем грядущий век наверняка будет очень похож на век минувший. Потому что так было, и так будет. Имейте наблюдение. Вот основные уроки XX века:

– покушение на мировое господство есть преступление и самоубийство;

– война не является больше разумным продолжением политики другими средствами, гораздо выгоднее воевать торговыми тарифами, чем бомбами;

– национализм и не думает умирать, он, оказывается, даже более живуч, чем религия…

Вопрос на засыпку: хоть один из этих уроков будет принят во внимание XXI веком? Хоть один?! Ответ очевиден. Основная теорема Клио работает безотказно: «единственный непреложный урок истории состоит в том, что она никогда, никого и ничему не учит».

А значит опять: будут войны, жестокие и бессмысленные, как и всякое государством организованное смертоубийство; будут пароксизмы отвратительнейшего национализма и совершенно иррациональной религиозной нетерпимости; будут, я думаю, даже попытки покорить мир en grand, особенно смертоносные и нелепые в эпоху ядерного оружия.

И, разумеется, никуда не денутся глобальные угрозы, возникшие в XX веке.

– Угроза тотальной ядерной войны, – в которую я, откровенно говоря, не верю, ибо угроза эта уже овладела умами всех политиков земного шара, и это обнадеживает.

– Угроза тотальной экологической катастрофы, – маловероятная по тем же приблизительно причинам.

– Угроза всемирной катастрофы эсхатологического плана: падение гигантского метеорита, возникновение пандемии суперСПИДа, нашествие из Космоса и пр. – всё это настолько маловероятно, что годится лишь для фантастического романа.

Наши потомки получат всё это в наследство от нас и будут жить с этим дальше так же, как жили мы. Но вот проблема энергетического голода, который может поразить нашу цивилизацию уже к середине века, если мы не задействуем, наконец, термояд, это – ново и очень серьезно. Гибелью это нам не грозит, но «прервать связь времен» может вполне – отбросить постиндустриальное общество на два-три века назад со всеми сопутствующими прелестями: отказ от демократии, растоптанная Декларация прав человека, возврат к тоталитаризму, причем в самых крайних его формах.

В остальном же, если отвлечься от названных экстремальностей, благополучно сохранится старый добрый принцип: «так было, так будет». И нет, увы, никаких оснований думать, что будет лучше.

Правда, это вовсе не означает, что будет ПЛОХО. Во всяком случае, плохо будет не всем и не всегда. Многим и зачастую будет даже хорошо – во всяком случае, дьявольски интересно. Ведь господин научно-технический прогресс останется таким же существеннейшим фактором бытия, как и в XX, и XIX веке.

Будут космические перелеты, человек высадится на Марсе и, скорее всего, начнет основательно осваивать Луну.

Геномика совершит революцию в медицине, в геронтологии и, разумеется, в животноводстве.

Будет создан искусственный интеллект – во всяком случае, нечто, от такового неотличимое.

Может быть, будет обнаружена внеземная жизнь, а может быть, даже будет разрешен основной парадокс ксенологии.

Может быть, будут сделаны первые шаги в области Высокой Теории Воспитания и появятся первые Учителя с большой буквы, умеющие выращивать из человеческого детеныша Человека Воспитанного.

И уж наверняка будут написаны блистательные романы, о которых мы сегодня совершенно ничего не можем сказать – мы даже не в состоянии их себе представить…

Жить будет упоительно интересно и замечательно, как упоительно и прекрасно было, между прочим, жить и в XX веке – каждому, кто мало-мальски сыт, здоров и, разумеется, вообще уцелел. И им, уцелевшим, здоровым и особенно молодым гражданам XXI века, я от души завидую.

…Ничего не сказал о гранулах натуральных ягод. Ладно. Сапиенти сат.