Христосиада

Я пишу не о том Христе,

Что когда-то погиб на кресте,

А о том, который сейчас

Погибает в каждом из нас.

Не о том, который воскрес

И вернулся под сень небес,

А о том, кто, как след мечты,

Не воскреснет, если не ты…

Хочу пожаловать добро,

Да не пускают.

И снова локтем под ребро

Меня толкают.

И перехватывает дух –

Закрыться нечем.

Сознание теряю вдруг:

Попали в печень.

Раскинул руки: мол, обнять

Пока я в силе,

Но изловчились и меня

К кресту прибили.

И вот вишу я на кресте

На осмеянье.

Уныло стынет в темноте

Моё сиянье.

Но кто с креста меня сорвёт,

Приложит руки?

Кто скажет правду, не соврёт:

К чему все муки?

Пусть ничего и не пойму –

С натуги тресну.

Дам отдых сердцу и уму

И вновь воскресну.

Глупее не видал я снов,

Был непонятен он:

Мне снилась тысяча Христов,

А может, миллион.

Они собрались у реки

К подножию горы,

Толкали речи до тоски,

Жгли в темноте костры…

И словно видел я вокруг

Горящие глаза…

Здесь «против» не встречалось рук,

Все были только «за».

Очередной вставал на пень

И продолжалась речь,

Чтоб отдалить последний день,

А может быть, привлечь…

В труху истаптывались пни,

Уж не на чем стоять…

Шло к одному: должны они

Кого-нибудь распять.

Был брошен жребий и упал

На одного из них.

Счастливым и печальным стал

Он сразу в этот миг.

А остальные принесли,

Установили крест,

Чтоб было видно из дали,

Со всех окрестных мест

С злорадной завистью, рыча –

Иссяк речей поток –

В ладонь вгоняли гвоздь сплеча,

Дрались за молоток…

Гул радостной работы смолк

Печальна тишина…

Всяк помолчал: «И я бы смог…

Искуплена вина…»

И все ушли, пустив слезу,

Не пряча мокрых спин.

Осталось множество внизу,

А на кресте – Один…

Христос – как неразменный рубль

Для множества Иуд.

Его прикосновенья губ

Почти с рожденья ждут.

Бессмертен – знают все окрест,

Умеет воскресать.

Распятым сможет он о крест

Хоть спину почесать.

Что, если, ускакав со лба,

Куснёт в хребет блоха

Или на спину со столба

Посыплется труха?

Нет у него своих ребят,

А руки – коротки:

Не может даже на себя

Их наложить с тоски.

Иуды в очередь стоят,

Гутарят меж собой:

– Христом, покуда не распят,

Не может стать любой.

Что делал бы Иисус без нас? –

Кто помнил бы о нём?

Мы продадим его зараз,

Коль обзовём Христом!

Реклама – двигатель торгов:

Уже две тыщи лет

Мы как ни продаём его –

Паденья спроса нет.

Удобный до чего товар:

Затрат – ну ни на грош.

Зато стабильный гонорар,

Покуда продаёшь».

Умеют ведь Иуды те

По ветру нос держать

Их мемуары о Христе

Всё будут дорожать.

Ах, как они распишут их:

«Мой лучший друг Иисус».

Народ желает этих книг? –

Его поддержим вкус.

Кто лучше нас умеет ждать,

Пока воскреснет он.

А не воскреснет – вот тогда

Не будет мир спасён.

Покрепче за Христа держись,

Почаще продавай.

На всю он обеспечить жизнь,

На нём и въедешь в рай

Земной, поскольку на Земле

Теплей, чем в облаках.

Зачем мечтать о журавле –

Синица есть в руках.

Она, как Феникс, восстаёт

Из праха бытия…

И гроб не нужен: всё идет

Нам экономия…

Иисус – судите так и сяк –

Привык распятым быть.

Что день висеть ему? – пустяк,

А нам – семью кормить.

Он (признавался в этом сам)

Скучает без креста:

Распятье новое, не хлам,

Повсюду чистота.

Смерть на виду у всех людей

Есть наивысший класс!

…Мы дезинфекцию гвоздей

Проводим каждый раз.

И не смотрите вы на то,

Что бледен он и худ:

В иголье ушко он зато

Пролезет, как верблюд.

Спросите – он вам подтвердит –

Доволен: «до и от».

И экстремистски аппетит

У тех Иуд растёт:

– Зачем мы воскресенья ждём?

– Чего возиться с ним?

Давай с креста его сорвем

И снова продадим!

Пускай останется без рук –

К чему они ему?

Побольше на одну из мук,

Но телу, не уму.

Страдает тело – ничего,

Зато крепчает дух.

За битого и одного

Дают небитых двух.

Еще бы парочку Христов –

Возрос бы наш доход!

Ну почему сейчас никто

В Иисусы не идет?

Ответь-ка нам, Христос, поди

Все знаешь, отвечай! –

И шкворень дёргают в груди

Как будто невзначай.

– Чего молчишь? Ты нам бы спел

О царствии своём…

– Глядите, он уже поспел!

Чай, снова продаём! –

И воскресать пора уж вновь:

Глаза – как из стекла

И губы замерли, и кровь

Из раны не текла.

Молчал Иисус и лишь вопрос

Слезой скатился с щёк:

Иуды есть, и есть Христос,

А есть ли кто ещё?

Можно ли ненавидеть Иисуса Христа,

Если и не любил ты его?

Я могу рассказать, я ещё не устал,

Вам историю про одного…

Зависть, что ли, точила его, или злость,

Ну а, может, изгрызла тоска –

Может, переживал, что ему не пришлось

На людей посмотреть свысока.

Хоть с вершины креста, всё равно – красота:

Можно выпятить в спеси губу

И усмешкой углы скособочить у рта,

А потом – увидать всё в гробу.

За Христом он ходил, словно бледная тень

Слушал молча, и молча же ждал.

А потом наступил долгожданный им день.

Это значит: Иуда предал.

Иисуса на суд ну почти что несут,

Приговор окончательно сух…

Подходящее дерево ищут в лесу –

Одного нету, что уже двух.

И сказали когда: «Не на чем распинать!»

Он воскликнул: «Возьмите меня!

Ради дела такого могу простоять

Все четыре положенных дня!»

Те же раны Христа у живого креста:

Ноги, руки палач прогвоздил.

Лишь до сердца металл всё равно б не достал:

Сердца не было в этой груди.

И стоял он, в затылок Иисусу дыша

И, злорадствуя, тихо шептал:

«Что бессмертная скажет твоя мне душа –

Скоро вылетит ведь изо рта!»

И обмяк Иисус, на ладонях обвис.

Крест тогда прошептал: «Хорошо!»

И держал его, чтобы не грохнулся вниз,

А как сняли Христа – он ушёл.

Что с ним было потом, долго ль жил этим днём,

Часто ли о Христе вспоминал… –

Ничего, к сожаленью, не знаем о нём:

Только то, что Христа он держал.

Говорят, что я продал Христа, ну и что ж?

Я ведь продал его не за ломаный грош.

Для него и такая цена хороша,

Ну а я б за него не дал даже гроша.

Получил я тогда целых тридцать монет –

Все апостолы в крик, но Христов больше нет.

Иисус-то один, а апостолов – ряд.

Тут поди уследи, все продать норовят.

(Посчастливилось лишь одному Иуде –

Пока прочие в споре: куда его деть?)

Пропищал Иоанн: – За границу продам!

Пусть смущает он там всяких импортных дам!

– Я-те дам!– рёк Матфей, был он чуть поскупей,–

За границею люди живут не глупей.

Им не сунешь, что зря – не пойдет на «уря»:

Чтоб не ниже царя, чтоб вилася кудря…

Разве это ноздря, в простоте говоря?

Долго спорили – в сторону я отбежал,

Чтобы не сорвалось, фигу крепкую сжал.

Отыскал покупателя – видный старик

– Не желаешь Христа? – А старик сразу в крик:

– Что за глупый вопрос, очень нужен Христос!

Как арба без колёс, как копыта без коз…

В голове перекос, мне обидно до слёз:

– Ну, скажи, на черта покупаешь Христа?

Для какого финта? – Он в ответ:– Темнота!

Начал мне объяснять – де, желает распять…

– Что напрасно пенять – все равно не понять!

Не желаю идею такую принять!

Разве нужно людей тебе чем-то занять?

Ты его разопнёшь – позавидуют все

И деревья в лесной изведут полосе…

Суховей тогда будет хлебам угрожать,

Урожая хорошего век не видать.

Знаю: модно Христом себя будет назвать,

А где столько крестов нам на каждого взять?

Ничего, говорит, ты зазря не дрожи,

А украдкою мне на него укажи.

Кто наплёл что-то про «поцелуй Иуды»? –

Невзначай я коснулся его бороды:

Думал – носит парик, а Христос сразу в крик:

– Ты же мой ученик, ну-ка, дай свой дневник!

Я-те пару вкачу, навсегда отучу.

Эх, тебя бы к врачу…– Я в ответ хохочу:

– Что тебе я – апостол или остолоп?

Погляди – на горе возвышается столб.

Причеши лучше лоб, ведь кладут краше в гроб.

Изготовили крест, виден с горки окрест

И народ собираться из дальних стал мест.

– Через пару минут тебя напрочь распнут,

Чтобы стало поменьше на свете зануд.

А побольше – Иуд.

Показал он мне шиш: – Ерунду говоришь.

Там, на небе, спокойствие, радость и тишь.

Я взлечу выше крыш, ты мой голос услышь…

Впрочем, ты, словно вошь – ничего не поймёшь,

Даже слов человеческих не разберёшь

И меня не найдёшь, пропадёшь ни за грош.

– Если я пропаду – помянут Иуду…

Я беду не найду, от себя отведу.

Не гореть мне в аду – я туда не пойду,

За такую деньгу даже в рай убегу…

Мысли лезут вразброд, кто их мне соберёт?

Может, прав этот чёрт? Ишь, бормочет: «Не горд…

Отдохну я от морд, буду думать – курорт…

Я Христос высший сорт, вот найду тихий порт…

Потащили Христа распинать – красота!

(Очень чисто подметено возле креста.)

А наутро глядят – на кресте пустота.

Я ведь знал: он назавтра воскреснет опять

И тогда его можно ещё продавать.

Кто же был тот старик, подсказать кто бы смог?

А ответ-то один: не иначе, как Бог.

Иисус, говорят, пострадал за людей –

Очень уж ему стало их жаль.

Видно, время ему было некуда деть,

Иль попала куда-то вожжа…

Может, воздух кристальнее на высоте

И намного целительней он.

Может, покрасоваться хотел на кресте,

Показать свежесшитый хитон.

Мазохизмом, видать, с детства был заражён:

Пилы и топоры обожал.

Он всегда, до конца, на века – на рожон

И на нём от экстаза дрожал.

Пострадать за людей – почему бы и нет?

Благородная мысль так светла,

Что мурашки восторга пошли по спине,

Убегая от света чела.

Чтобы зря в шевелюре своей не скрести,

Паразитов скорей уморить –

Надо светлые мысли в башке завести

Или тщательней голову мыть.

Что за боги? Не могут они без затей

Не сидится им тихо меж звёзд:

Был уже тут один, звался он Прометей –

Он огонь людям как-то принёс.

Тот огонь был не только чтоб кашу варить

Или плавить железо и медь:

Жар познанья пылает поярче зари,

Не даёт просто так умереть.

Вот за то Прометей и прогневал богов

И прикован потом был к скале.

(И из рая людей за познанья огонь

Попросили пожить на земле).

Знанье – сила! Недаром печётся о нём

Понимающий спрятанный смысл:

Назови его древом или же огнём –

Всё равно будоражится мысль.

Было древо сначала, и ели с него

Зла с добром распознанья плоды.

Древо высохло после – пошло на огонь,

Пусть растопит невежества льды.

Прометей был наказан богами за то,

Что познанья огонь подарил.

А за что люди так с Иисусом Христом?

Видно, сильно он им насолил.

Всяк ли знает, что происходило тогда?

Помнит кто – не таи, расскажи:

Появляется вдруг ниоткуда чудак

И учить собирается жить.

Если грабят тебя – плащ снимать помоги,

Стань сообщником, значит, ворья.

По щеке если бьют – можешь много других

Мест под это битьё подставлять.

Ну а что бы ещё рассказать он нам мог? –

Мазохист – он и есть мазохист.

Это он убедить нас пытался, что – бог,

А присмотришься – вылитый глист.

– Не кради,– говорит,– если по мелочам,–

Жён у ближних своих не желай.

И свою не желай, если сильно зачах,

И тогда попадёшь прямо в рай.

Столь банальные вещи любил повторять,

Что не мог людям не надоесть.

И тогда все его порешили распять,

А могли бы свободно – расшесть.

На шесте, на кресте, всё равно – в пустоте:

Нет людей, лишь зеваки – и все.

Только пара воров по бокам, да и те

Не поймут, как он будет спасён.

Воскресила Христа всё же сила не та,

Что спасла Прометея от мук.

Да и мучиться скоро Христос перестал:

Два гвоздя – разве муки для рук?

А иголки под ноготь? А в спину ножом?

А орла – вечно печень клевать?

Помяни Прометея, глотая «боржом»:

Кровь в источник могла истекать.

Бог спасён человеком – когда б не Геракл,

Прометей бы страдал до сего.

А Христа бог-отец воскресил бы и так:

Как не вступишься за своего?

Был наказан богами – людьми был спасён,

Был наказан людьми – и воскрес…

И над миром с тех пор высоко вознесён,

Как с креста – озирает окрест.

Позабыт же принесший частицу огня –

Он не лез на глаза, как другой:

Пострадав для приличья всего лишь три дня,

Тот на землю с тех пор – ни ногой.

Знать, боится Христос, что поставят вопрос

Соответствия дела и слов.

И не кажет он нос – ерунду ведь принёс,

Понимает, куда занесло.

Извиниться бы тут – может, люди поймут

И простят, если смогут простить.

Невелик этот труд: покраснеть пять минут

И в затылке чуток поскрести.

«Извините, де-скать, иссушила тоска

От того, что я здесь вам наплёл».

Усмехнутся слегка, постучат у виска,

Может, кто пробормочет: «осёл!»

Вот и всё – се ля ви! И – спокойно живи,

Негодующих взглядов не жди.

Только высокомерье разлито в крови,

Извиняться не могут вожди.

Делать жаждут, что левая хочет нога,

Чтобы люди ловили слова…

Чтобы равными их полагали богам,

А ошибки признать – чёрта с два!

Почему выраженья навязли в ушах,

Что Иисус накидал меж людей?

Как в пруду лягушат – прямо так и кишат,

Оставляя людей не у дел.

Лезут в уши безбожно – спасения нет,

Иногда же – до боли в боку.

Очевиден ответ – аж две тысячи лет

Насаждают уже этот культ.

Капля камень долбит, тут же лился поток

Слов, что сам Иисус наземь вылил.

И не то, чтобы мозг, а уже мозжечок

Пробуравился парой извилин.

Все слова уж в крови, ан ещё норовит _

От того-то и сонмище бед.

Кто же тот паразит, что ученьем грозит?

Что служитель, то и дармоед.

Если жрец, значит: лжец, наипаче – хитрец.

Чтобы жрать, в оправданье названья,

Он всё вдалбливал, льстец: «Дух, бог-сын, бог-отец …

В прославлении – наше призванье».

Не Христос виноват, а сановников ряд –

Говорил: « Не творите кумира!»

Подкормиться хотят – так слова и летят,

Тут ничья не угонится лира.

И куда бы нам деть эту массу идей?

Или, может, идей-то и мало?

Было б столько идей, сколько в мире людей,

Неужели не лучше бы стало?

Не бездумно ломать: «В Бога-душу и мать!»,

А разумно и трезво всё взвесить.

Пусть уйдет кутерьма от прохлады ума

И отмерить – не семь раз, а десять.

Крепнет несправедливость: забыт Прометей,

А Христа разрастается культ.

Точно так был бы культ и у наших детей,

Если бы не случился инсульт.

Поумнели чуть-чуть, но понять надо суть:

Человек никому не обязан.

Как легко обмануть, дураком обернуть,

Если идеологией связан.

Прометей не хотел – знал стратегию дел,

Поумнее он был всяких прочих.

Память каменных тел, прозябанье у стелл

Почему же мы видим воочью?

Прометей – это бунт, он видал всё в гробу,

Правда, бунт его был конструктивен:

Наплевал на судьбу, был семь пядей во лбу –

Потому он святошам противен.

Им бы лучше неметь, прозябая во тьме

В тёплой сырости толстой мокрицей.

Ничего не уметь, ожидая лишь смерть,

Без неё – ничего не случится.

Человек может сам равный стать небесам,

Если мыслить свободно сумеет.

Не цитировать хлам, а судить по делам –

Пусть горит в вас огонь Прометея!

______________

Патетично слегка, не суди свысока

Мой читатель раздумчиво-строгий,

И сказать знаю, как, тяжело мне, пока

В мире множество идеологий.

Сколько я ни пишу – это вроде как шум:

Люди мимо проходят беспечно.

И – понятно ежу – вся идейная жуть

Будет распространяться навечно.

Он воскрес на кресте – не додумались снять,

Бюрократы в бумагах напутали,

Стала память народная ослабевать:

Вместо вечности – бег за минутами.

Никого нет вокруг, словно вымер весь люд,

Лишь белеет внизу прокламация

И написано, что собственность раздают,

Начинается приватизация.

Вот народ и ушёл затевать кутерьму –

Не захватишь ни лавра, ни тёрна ты.

Что ж Христу – только крест? Но ладони к нему

Стороной оборотной повёрнуты.

Может, снимут попозже? Вот валит толпа,

Все в восторженно-слёзном экстазе.

И столпились они у подножья столпа

Слушать речь про настройку и базис.

Главный листик достал и откашлялся он,

Возгласил, словно ложь во спасенье:

«Вечнодействующий будет аттракцион:

«Распинание и вознесенье»«.

Дочитал документ – дескать, гору и крест

Гай Патрициев приватизировал.

А Христос Иисус, озирая окрест,

На кресте – чужом – агонизировал.

Вы уважаете Христа,

Что он за вас страдал.

Всё в этой жизни суета –

Экклезиаст сказал.

Добавил – видно, неспроста:

Всё суета сует.

Не понял лишь, что суета –

Источник всяких бед.

Бегут по миру, суетясь,

Все тысячи людей,

Молясь, ругаясь и крестясь,

Решая сотни дел.

И в этой спешке, суете

Теряются друзья

И вот вокруг – уже не те!

Им доверять нельзя.

А может, рассеча толпу,

Подумать, постоять,

Чтоб не пришлось кому-нибудь

Потом за вас страдать?

Конечно, нужен вам Христос –

Согласен я вполне:

О нём немало горьких слез

Пролили при луне.

И оскорби его поди –

Затеете скандал:

Пиджак порвёте на груди…

А кто его распял?

Вам нужен символ – вы его

И подняли на крест,

Чтоб было плакать отчего,

Как смех вам надоест.

Давно решили меж собой

Вы откупиться им –

На крест поднять его любовь,

Чтоб не страдать самим.

Дешевле свечку за пятак

Поставить у креста,

Чем самому пойти вот так

И заменить Христа.

А если б каждый думал сам,

Решая свой вопрос,

То нет сомнения, что нам

Не нужен был Христос.

Спросили раз: с чего бы вдруг

Я задираю нос?

А у меня есть лучший друг,

Мой друг – Иисус Христос.

Похожи с ним, как близнецы –

В упор не распознать.

Хотя и разные отцы

И не одна нам мать.

Хотя и разделяет нас

Почти две тыщи лет,

Но даже в выраженьи глаз

Меж нас отличья нет.

И на кресте, как след мечты,

Висели мы вдвоём

И озирали с высоты

Окрестный окоём.

Чтоб не смущать людской покой,

Он – на исходе дня –

Прибит был правою рукой,

Прибит был левой – я.

Он, как положено, исчез,

Вернулся в небеса,

Покинул надоевший крест –

Я здесь остался сам.

Так было нужно: я ничуть

Не дуюсь на него,

Но в беспокойствии мечусь

И жду. Но вот чего?

За собой волочу я свой собственный крест,

А за мною – народа хвост.

Поскорей бы уйти мне из здешних мест!

Я с поклажей ступил на мост.

Хоть бы он провалился, а я утонул –

Это было бы очень неплохо…

Вот я остановился и тихо зевнул:

Предо мною предстала Голгофа.

Ну, скучища! Опять распинать зачинут –

«Чтоб жила христианская вера!»

А пока не распяли, на пару минут

Я к себе поманил Агасфера.

«Слушай, что расскажу… Да спешишь-то куды?

Без меня разве может начаться?

Дам я вечность тебе… Не слюнявь бороды!

Что за моду ты взял – целоваться?

Что, о ней ты мечтал? Погоди, не рыдай –

Всё равно больше вечностей нет,

Да и эту, как сможешь, то лучше продай –

Может, выручишь пару монет.

Я ведь знаю, что ты – бесподобный купец:

Черту смог свою душу продать.

А оставишь себе, как скупец – ты глупец:

Вечным Жидом тебя будут звать.

Продавай, не скупись, эта вечная жизнь

Только кажется, что хороша.

Я б её променял на обычную жизнь –

Жаль, не выйдет теперь ни шиша.

…Я родился, как все и, как все, себе рос,

Ни о чем не задумываясь.

Но потом говорят: мол, Иисус ты Христос –

И по кочкам судьба понеслась.

Понял: свят иль не свят, а раз в рамки зажат,

То изволь показаться святым.

Будь примером во всём и не требуй наград:

Слава, радость, богатство – все дым.

Проповедуй повсюду, твори чудеса,

Воздеваючи очи горе,

А никто ведь вокруг не прислушается:

Всяк в своей обитает норе.

Паразиты-апостолы мчат по пятам,

Рассевая словесный балласт.

Знаешь, что создают на тебе капитал

И один из них – знаешь – продаст…

А потом – снова суд, покосившийся крест,

Древесина потёрта тобой…

Эта вечная жизнь хоть кому надоест –

Скажет на моем месте любой.

А воскреснешь – опять поведут распинать,

«Чтобы веру свою укрепить».

Как подумаешь – лучше и не воскресать,

Или даже уж – вовсе не жить.

Разве стоят все муки стакана муки

Из тобою не рощенной ржи?

Потому не избавиться мне от тоски,

Что в глазах под слезою дрожит.

Хорошо, когда знаешь: всё в жизни лишь раз,

Наслаждаешься солнечным днём…

Но когда это солнце кругами у глаз,

То уже не мечтаешь о нём.

Словно в чёрных очках и под зонтиком все,

Что столпились внизу и вокруг.

Ты, хвалу воздавая упавшей росе,

Шлёшь проклятия крепости рук.

Лучше б гвозди прорвали ладони бы и

Сверху сверзился сразу под столб,

Чтобы мигом прервались все муки мои,

Когда камень пропашет сквозь лоб.

Но теперь я спокоен: раз вечность отдал,

То мученья наградой приму

И повторов не будет: в гробу я видал

Мира этого солнце и тьму.

Поверьте, я бы давно воскрес –

Не стало бы в мире проклятий,

Но мне не…