Хризалида. Стихотворения

Молнии с неба слетают[67].

Молнии землю пронзают

Синим, лиловым огнем.

В пламени сад твой и дом.

Не спасти колыбельку твою.

Баю-баюшки, баю-баю.

Тихая встала могила,

Крест над сыпучим холмом.

В мире почило, что было

Бурей, мечом и огнем,

Что сожгло колыбельку твою,

Баю-баюшки, баю-баю.

Зачем душа боится муки[68],

К столбу костра пригвождена?

Вся жизнь минувшая порукой,

Что пытку вынесет она.

В былых мистериях страданья

Уже открылось ей давно,

Что нету врат иных познанья,

Чем те, где сердце сожжено.

Страшиться ль призраков утраты

Того, что звали мы своим,

Когда огнем костра объята

Сама душа – огонь и дым.

А если вечное в ней было,

Она, отвеяв прах земной,

Из почерневшего горнила

Блеснет, как слиток золотой.

То нездешнее меж нами[69],

Что лазурными крылами

Рвется ввысь из глубины,

Овевая жизни сны,

Что звучит нам издалека,

Что поет у нас в груди

И горит звездой востока

Впереди.

Вечно то же, вечно внове,

Многолико и одно,

Не от плоти, не от крови —

Духом в духе нам дано.

Он поляной шел в часы заката,

И за Ним нетленные снега

Расцветали жемчугом и златом,

Где ступала Господа нога.

Он прошел долиной бирюзовой

За черту смарагдовых небес —

Приклоняясь на Пути Христовом,

Засинел кадильным дымом лес.

И когда разверзлись невидимо

Перед Ним небесные врата —

Там запела арфа серафима

И взошла вечерняя звезда.

Я бреду уединенно

В час предутренний, ночной

По тропинке, затененной

Монастырскою стеной.

Нет веленья затвориться

Мне в стенах монастыря.

Но к тебе мой дух стремится,

Света горнего заря.

У высокого обрыва

Рассекается тропа.

Всё, что суетно и живо,

Всё, чем жизнь была слепа,

Всё останется отныне

За предельною чертой.

Здравствуй, белая пустыня

Под рассветною звездой.

Я иду одна тропинкой белой.

Под ногой моей кристаллы льда.

За чертой лесов заиндевелых

Золотятся в туче купола.

Тишины великой несказанной

На полях померкнувших печать.

Было больно, непостижно, странно,

Было страшно сердцу умирать.

А теперь под белым покрывалом

Спит оно и в зимнем сне своем

Помнит только город небывалый,

Над земным вознесшийся путем.

Бабочка крылом меня задела,

Пролетела мимо глаз,

На плече, трепещущая, села

И взвилась, и в сумрак унеслась.

Где она? Куда, мой дух овея,

Смутной тайной спряталась она?

Из Аида пленная Психея

Иль из гроба вставшая от сна?

Или это весть о близком чуде,

О свободе, вечной и святой?

Я уйду, исчезну, я не буду

Никогда, нигде ничьей рабой.

Много ли нужно раненой птице?

Кусочек неба, кусочек земли,

Капля воды, через силу напиться,

И нужно, чтоб люди к ней не пришли.

Чтоб не коснулись крыла больного,

Дробинку в сердце не стали искать,

Чтоб не посмели ни вздохом, ни словом

Таинству смерти мешать.

Ливень, проливень. Шумные всплески

На стекле дождевой занавески,

Молний яростный блеск.

Оглушительный треск

Исполинского грома

Близко-близко от нашего дома

Старый дуб расколол пополам.

Любо тешиться в небе громам!

Хорошо вечереющим лугом[70]

Одному, навсегда одному,

Разлучившись с единственным другом,

Уходить в многозвездную тьму,

И дышать придорожной полынью,

И омыться душистой росой

Перед тем, как в небесной пустыне

Затеряться незримой звездой.

Светлой, гордой и счастливой[71]

Я во сне тебя видала

И молитвой усмиряла

Сердца трепет боязливый.

Ты во сне была царицей,

Вся в парче и в жемчугах.

Были глаз твоих зеницы

Как зарницы в небесах.

Я была рабыней пленной

И на твой приветный зов

Подняла глаза смиренно

От цепей и жерновов.

И, дивясь красе и власти,

Долу взор не отвела…

…И с улыбкою участья

Ты кинжал мне подала.

В сердце лезвие измены

Вскрыло вновь былую боль.

Стали тесны жизни стены,

Снится даль надмирных воль.

Без желанья и преграды

Колесниц небесных ход,

Храма звездного лампады,

Чистых духов тихий лет.

Помнишь знаменье из света

В час закатный в облаках?

В жемчуг розовый одетый

Ангел Нового Завета

С арфой пламенной в руках.

Ангел, тающий на тверди,

В темно-блеклой бирюзе,

Был он гнев и милосердье

И в молитвенном усердьи

Таял в радужной слезе.

И в лесу, в упавшем мраке,

Над волной немых песков

Вдруг раздался вой собаки,

И прочли мы в этом знаке

В тьму и пламень чей-то зов.

Он всех бесправней на земле,

Его схватили и связали,

Как Прометея на скале,

На камне быта приковали.

И дали меры и весы,

И малых страхов трепетанье,

И разделили на часы

Полет всемирного скитанья.

Но место есть, где он орел,

Где в непостижном раздвоеньи

Он крылья мощные обрел

И нет преград его паренью.

Слышен песен лебединых[73]

За прудами дальний зов.

Успокойся, мой родимый,

Отдохни от наших слов.

Встали белые туманы

От уснувшего пруда.

Спи, мой светлый, мой желанный,

Успокойся навсегда.

Там, где нежно плачут ивы

Над кристальною водой,

Буду ждать я терпеливо

Дня свидания с тобой.

Всё это сон. Любовь, борьба,

Возврат, и Смерть, и воскрешенье…

Молчи, Душа. Творись, судьба.

Расти, могильное томленье.

Уж замер вздох в твоей груди,

Уж запечатана гробница.

Еще немного подожди,

И пробуждение свершится.

Господи, высоко Твой престол.

Долетит ли вздох моей молитвы?

Господи, последний час пришел.

Одолеет дьявол в этой битве?

Новой мукой, пламенем скорбей,

Закали еще мой дух лукавый

Иль сожги его рукой своей,

Но пускай не одолеет дьявол.

Как тень убитого от места не отходит,

Где кровь его лилась, где взяли жизнь его,

Так и моя душа и днем, и ночью бродит

Вкруг сердца твоего.

Что нужно ей в храмине тленья,

Следов ли ищет крови пролитой

Или укрыться хочет на мгновенье

От вихрей стужи мировой?

Мой дух о ней, как о тебе, не знает,

Кто жив, кто мертв, и где ваш бедный прах.

Он в каждом взмахе крыльев улетает

Туда, где Солнце Солнц сияет

Ему в нездешних небесах.

Не задуй моей лампады,

Не гаси моей свечи,

Дел не надо, слов не надо.

– Веруй, мучайся, молчи.

Только в смерти Божье слово

Разрешит нас до конца

От меча пути земного,

Нам пронзившего сердца.

Ночи стали холоднее,

Звезды меньше и бледнее,

Все прощания легки,

Все дороги далеки.

Крики жизни дальше, тише,

Дым кадильный вьется выше.