Выйдя во двор Валька, услыхал голос Малашенко, тот тоже уже закончил, но вместо комендатуры привел своих людей прямо сюда.
— Трофимов был. — сообщил он первым делом. — Злой, как собака. Сказал, чтоб бросали все к такой-то матери и шли в казармы. Ну, правильно, вообще-то. Завтра, по всему видать, закипит тут заваруха, потому, главное, выспаться, как следует.
— Нашли чего? — спросил Валька.
— Пусто. Так, походили только, покрасовались, с барышнями полюбезничали.
Негромко переговариваясь, разведчики вышли со двора. Ночь была темная, безлунная. Ни одно окно уже не горело. Только щебенка, которой была засыпана широкая улица, слабо мерцала в свете звезд. Да верстах в двух, ниже по реке, у моста, пылали костры. Выше по течению царила непроглядная мгла. Вдруг Вальке показалось, что ее прорезал огонек. Он присмотрелся, огонек показался снова и вновь потух.
— Злотников, глянь, что там такое?
Чекист повернул голову — А, это химик наш, Португалов. Сумасшедший он.
— А его чего не проверили?
— С ним все ясно. Сумасшедший он и есть сумасшедший. Там развалины одни. Но, хочешь, сходим, это недолго.
Зарубленный в начале лета под Конотопом, Рыбалка, бывший начальник команды конной разведки, не уставал повторять, что в их деле мелочей не бывает. И Валька не раз имел случай убедиться в его правоте. А с учетом того, что за рекой красных уже не было, все, находящееся на берегу, требовало особого внимания.
Приказав Малашенко вести бойцов в казармы, Валька отправился со Злотниковым в гости к сумасшедшему химику Португалову. Они спустились к реке, и пошли вдоль берега, нащупывая невидимую в темноте тропинку.