Хроники Фаины Раневской. Все обязательно сбудется, стоит только расхотеть!

Мой метод — вживаться в роль полностью!

В 1934 году имя Михаила Ромма не имело широкой известности. На тот момент еще не успели выйти на экраны страны его знаменитые фильмы о Ленине — «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году». Правды в этих фильмах, конечно, было не больше, чем льда в пустыне Сахара, но зато это были идеологически верные картины, созвучные духу эпохи, заслужившие одобрение самого Иосифа Сталина. Ромму удалось воплотить на экране канонизированный образ вождя — политического стратега, всезнающего учителя жизни, подкупающего своей человечностью. За эти «шедевры» Ромм был удостоен Сталинской премии. Своей первой Сталинской премии, всего их у него было пять!

Именно Михаил Ромм открыл для меня кино. Ходили слухи, что как-то раз ему довелось побывать на репетиции в Камерном театре, где он меня и увидел. По его словам, я «привлекла своей оригинальностью, непохожестью на остальных». А Ромм как раз собирался снимать фильм по новелле Ги де Мопассана «Пышка». Это был его первый фильм и потому он очень тщательно приглядывался к актерам. В скором времени я получила приглашение на роль госпожи Луазо. Это было, можно сказать, предложение, от которого невозможно было отказаться, и через несколько дней на «Мосфильме» начались съемки.

Огромное здание кинофабрики на Потылихе еще строилось, но во многих его павильонах уже снимались фильмы. Актеры мерзли, так как отопление еще не работало, страдали от вечного шума и суеты, но работали с полной самоотдачей.

Страдала и я. Но еще хуже стало, когда мне для съемок сшили платье из той же плотной и тяжелой материи, которой был обит дилижанс. Я чувствовала себя в нем, как рыцарь, закованный в латы. По-другому и не скажешь!

Почти все съемки проходили ночью, так как, по мнению тогдашнего начальства Москинокомбината, для немой ленты начинающего режиссера Ромма дневные смены были слишком хороши. С тех пор у меня и появилась бессонница.

По сценарию, действие в «Пышке» происходит во время франко-прусской войны. Руанская девица легкого поведения Элизабет Руссе, из-за полноты прозванная Пышкой, ненавидящая пруссаков, уезжает из Руана в Гавр на дилижансе вместе с попутчиками — оптовыми виноторговцами супругами Луазо, фабрикантом Карре-Ламадоном и графом Юбером де Бревилем с супругой, демократом Корнюде и двумя монахинями. Добрая девушка делится с попутчиками своими припасами.

На ночь путешественники останавливаются в гостинице, где во время ужина Пышки безуспешно домогается прусский офицер. Наутро в дилижанс по приказу офицера не запрягают коней, и вся компания застревает в гостинице. В первый день все выражают негодование по поводу гнусных требований прусского офицера, но уже на второй день начинают уговаривать Пышку уступить ему. Больше всех старается мадам Луазо. На третий день Пышка отдается офицеру, после чего дилижанс отправляется дальше, причем попутчики демонстративно бойкотируют Пышку, выражая ей свое презрение.

Фильм «Пышка» был немым, поэтому характер своей героини мне приходилось раскрывать посредством мимики и пластики. Несмотря на то, что картина снималась без звука, я, выучившая французский еще в детстве, перечла рассказ Мопассана в подлиннике и выучила наизусть несколько фраз госпожи Луазо, чтобы почувствовать себя настоящей француженкой. Таков был мой метод — вживаться в роль полностью.

Однажды в Советский Союз приехал Ромен Роллан, Горький на своей даче показал ему фильм «Пышка». Просматривая тот эпизод, в котором госпожа Луазо отчитывает Пышку, Роллан даже подскочил на стуле от восторга, пораженный моей артикуляцией. Дело в том, что он по губам понял, что я проговаривала свою роль по-французски. Немой кинематограф заговорил без звука… Роллан расхвалил «Пышку» во Франции, картина была закуплена французами для показа и прошла там с большим успехом. Тогда Ромм признался мне:

— Вы — моя добрая звезда! Вы принесли мне удачу!

Еще одним достоянием всей этой истории стал тот факт, что когда на съемках «Пышки» я впервые увидела Галину Сергееву, исполнительницу главной роли — актрису театра-студии Рубена Симонова, которая была в платье с глубоким декольте, я не выдержала и восхищенно вздохнула:

— Эх, не имей сто рублей, а имей двух грудей!

Поговаривали, что, когда в январе 1935 года к пятнадцатилетию советского кино составлялся «наградной» список работников кинематографа, председатель ЦИК СССР Авель Енукидзе лично включил в список Сергееву, объяснив свой поступок так: «У этой артистки очень выразительные большие… глаза». И указал… на то же знаменитое декольте. Галина Сергеева стала заслуженной артисткой республики в двадцать лет.

По окончании съемок в «Пышке» я и Нина Сухоцкая, которая сыграла в «Пышке» монахиню, поклялись на Воробьевых горах, что мы больше никогда не будем сниматься в кино! Какие же утомительные были эти тяжелые съемки!

Но я не сдержала эту клятву. И все равно снималась в кино. Новые роли, новые режиссеры. С Михаилом Роммом же я снова встретилась, но уже на съемках фильма «Мечта». Пожалуй, это одна из моих любимейших картин.

Действие фильма происходило в одном из маленьких городов Западной Украины за десять лет до «присоединения» ее к Советскому Союзу. В фильме рассказывалось о судьбе простой неграмотной девушки Ганки, прибывшей в город из деревни в поисках лучшей доли. Ганка мечтала скопить денег, чтобы купить отцу корову и выйти замуж. Она устраивается работать в пансион под названием «Мечта», которым владеет Роза Скороход. В конце фильма же из забитой девчонки Ганка превращается в нового человека. Она уходит пешком, по шпалам из панской Польши, чтобы вернуться вместе с… Советской армией. Мечта, что называется, сбылась.

В фильме играли прекрасные актеры. Ромм был счастлив работать с тем актерским составом. Он говорил: «Снимать фильмы с такими актерами — наслаждение. Люди разных судеб, разных школ, они сумели объединиться в поразительно талантливый общий рисунок, подчиняя все генеральному замыслу».

А мне пришлось воплотить на экране сложный, неоднозначный и трагический образ мадам Розы Скороход. С одной стороны моя героиня была отвратительной, наглой и циничной мещанкой, одержимой жаждой стяжательства. Но с другой стороны, она была несчастной матерью, искренне любящей своего непутевого сына и желающей ему счастья. Это старая мать, потрясенная эгоизмом и черствостью своих детей…

Роза, была властной хозяйкой меблированных комнат. А мне в то время было еще менее сорока лет, и фигура моя была довольно стройной и гибкой. Это и мешало: свою Розу я видела более массивной, и мне хотелось, так сказать, «утяжелить» роль. И наконец, мне в голову пришла мысль — «слоновьи ноги» и тяжелая поступь, для чего каждый раз перед съемкой я обматывала ноги от ступней до колен какими-то бинтами, а талию — полотенцами, чтобы достоверней сыграть массивную, отяжелевшую от горя и времени Розу Скороход. Ощущение точной внешности играемой роли всегда питало меня.

«Мечта» вышла на экраны в 1941 году, и с тех пор я жила в поисках роли, что говорится, себе по плечу, роли, которая смогла бы до дна утолить мою неуемную творческую жажду!

Задуманный кремлевскими идеологами как пропагандистская агитка, фильм получился хорошим. Правда, с датой выхода на экраны ему пришлось повременить. Съемки «Мечты» были завершены 22 июня 1941 года. Ромм закончил перезапись в восемь часов утра. Был ясный солнечный день. Мы поздравили друг друга с окончанием работы, а через три часа все узнали о нападении фашистской Германии на Советский Союз.

Лишь после того, как в 1943 году «Мечта» увидела свет, и зрители смогли услышать пронзительный вопрос Розы Скороход, обращенный к сыну: «Объясни мне ты, инженер, зачем пропала моя жизнь?».

«Мечта» принесла мне известность мирового уровня. Президент Соединенных Штатов Америки Франклин Рузвельт, посмотрев картину, сказал: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская — блестящая трагическая актриса».

«Мечта» понравилась и американскому писателю Теодору Драйзеру, смотревшему фильм вместе со своим президентом. Вот что писала об этом его жена Элен Драйзер: «Теодор был очень болен. Ему не хотелось писать, не хотелось читать, не хотелось ни с кем разговаривать. И однажды днем нам была прислана машина с приглашением приехать в Белый дом. Советский посол устроил специальный просмотр фильма «Мечта». В одном из рядов я увидела улыбающегося Чаплина, Мэри Пикфорд, Михаила Чехова, Рокуэлла Кента, Поля Робсона. Кончилась картина. Я не узнала своего мужа. Он снова стал жизнерадостным, разговорчивым, деятельным. Вечером дома он мне сказал: «Мечта» и знакомство с Розой Скороход — для меня величайший праздник».

С Михаилом Роммом мы дружили всю жизнь. За всю свою долгую жизнь я не испытывала такой радости ни в театре, ни в кино, как в пору моих встреч с Михаилом Ильичом. Такого нежного отношения к актеру, такого доброжелательного режиссера-педагога я более не знала и не встречала. Михаил Ромм был всегда деловит и собран, а его советы и подсказки всегда были точны и необходимы.

Когда Михаила Ильича не стало в 1971 году, я ощутила величайшую потерю. Как же я по нему скучала! Он иногда говорил, что фильмы свои его не радуют, но когда смотрел «Мечту» — плакал. В этом фильме он очень помогал мне как режиссер, как педагог. Доброжелательный, чуткий с актерами, он был очень любим всеми, кто с ним работал… Не так давно видела в телевизоре немую «Пышку». Как же был талантлив Михаил Ромм, если в немой «Пышке» послышался мне голос Мопассана, гневный голос его о людской подлости!

Так сложилось, что у меня была всего одна главная драматическая кинороль — в «Мечте».

После начала войны я была эвакуирована в Ташкент, где пробыла до 1943 года. В 1943 году, вернувшись в Москву, я была принята в Театр драмы (ныне — театр имени Владимира Маяковского). Также я снялась в нескольких рядовых фильмах, после чего была приглашена на роль Мамаши в фильме «Свадьба».

Но все-таки с кино у меня отношения, увы, не сложились. И виной тому, как ни парадоксально, мой талант. Режиссеры боялись, что моя игра отвлечет внимание зрителя от основной идеи фильма. Когда на одной из кинопроб режиссер мне прямо сказал об этом, я предложила:

— Если это надо для дела, я могу играть хуже!

Я никогда не боялась говорить то, что думаю и не лезла за словом в карман. Когда в самом начале моей артистической карьеры Сергей Эйзенштейн отказался снять меня в «Иване Грозном», я где-то в компании сказала:

— Да я лучше кожу с задницы буду продавать, чем соглашусь сниматься у Эйзенштейна!

Видимо, ему передали эти слова, и в скором времени, я получила от него телеграмму со словами:

— Как идет торговля?

Иногда режиссеры начинали предлагать несколько изменить рисунок роли, а я обижалась и уходила в свою гримерку и говорила костюмерше:

— Я, наверное, уволюсь. Режиссер считает меня дерьмовой актрисой…