Хроники «Красного авокадо»

1

— Надо же. — Капитан с любопытством смотрел на гель, заливающий глубокую борозду на его плече. — А я думал, эта бутылка просто так в аптечке стоит, для красоты.

Берта закрыла бутылку и поставила её на полку. Вернувшись к капитану, тоже стала смотреть, как гель из голубого становится телесного цвета. Шипит, пари́т…

— Вам не больно? — не выдержала Берта.

— Щекочет, — сказал капитан.

Он сидел на краю единственной кушетки, Берта стояла рядом. Она знала, как заживляющий гель «щекочет». Сама на себе испытала один раз. Зато даже шрама не остаётся…

— Не понимаю, как вас вообще выпускают в рейсы без медика на борту, — покачала головой Берта.

— Почему без медика? — посмотрел на неё капитан. — Джош на полставки числится бортовым фельдшером, на полставки — механиком.

— Джош? Это, если не ошибаюсь, тот мужчина, который едва не отрубил вам руку?

— Скажете тоже… Ну, подумаешь, талреп плохо зацепил.

— Я, конечно, не специалист, но, по-моему, никаких ремонтных работ в полёте производиться не должно, если только это не экстренная ситуация. А талреп — это, если не ошибаюсь, инструмент…

— Вы за Джоша не переживайте, — сказал капитан. — Он, когда надо, может…

— …руку отрубить, — закончила за него Берта и, взяв влажную салфетку, принялась промокать то место, где минуту назад была страшная рана. — Хм… А занятно вы всё устроили. Врачам и бортинженерам нужно платить кругленькие суммы, иначе от профсоюзов прилетит так, что мало не покажется. Без медработника и технического специалиста вылет не разрешают. Бортинженеру и врачу не разрешается совмещать должности. А вы взяли одного человека на полставки якобы механиком, а на полставки якобы фельдшером. Официально не придраться, а пла́тите — гроши. А если что-то серьёзное, вот как сейчас?

— Благодарю Создателя за то, что вы у нас на борту оказались, — лучезарно улыбнулся капитан.

— А если бы не оказалась? — Берта выбросила влажную салфетку и распаковала сухую, протёрла ею всё то же место.

— Заштопали бы как-нибудь, — зевнул капитан. — Кейт шить умеет. Правда, она бы для начала в обморок грохнулась… Но у Джоша с собой четвертинка коньяка есть, для храбрости.

— Он ещё и алкоголик, — вздохнула Берта. — Кошмар. Куда мы попали?

— На единственный корабль, экипаж которого согласился на такой рейс за такие гроши?

Берта мрачно посмотрела на капитана и протянула ему рубашку.

— Вообще-то, я ведь не слепая, — сказала Берта, сунув руки в карманы белого халата. — Каким бы ни был этот ваш Джош, а он — не механик. Бортинженер, не меньше. И как он-то согласился на такую аферу? Он либо вам чем-то очень обязан, либо…

— А вот это — уже наше с ним дело, — резко сказал капитан, застегнув рубашку.

Берта осеклась. Поджала губы.

— Простите, — смягчил тон капитан. — Я не должен был так…

— Берта, ну ты где? — В дверях медпункта появился высокий тощий парень с всклокоченными волосами. — Я тебя по всему кораблю ищу. Здрасьте, капитан.

— Угу, — только и проворчал капитан в ответ, глядя, как медленно и грациозно приближается к парню Берта.

Она будто сразу и забыла про капитана. Поцеловала парня в щеку — для этого ей пришлось подняться на носочки.

— Оказываю посильную медицинскую помощь экипажу, — проворковала она. — Идём, Бартон.

Они удалились. Капитан молча смотрел им вслед. Длинный бледный астеник с вечно горящими глазами и среднего роста темнокожая женщина, взгляд которой был спокоен, как космический простор за бортом.

В дверях появился Джош.

— Ох ты, живой, — удивился он. — В смысле… Макс, ты как?

— Уволю тебя однажды, — вздохнул капитан.

— Да ладно, Макс. Ну чего ты расстраиваешься? Зачем вообще в моторный отсек попёрся? Там же двигатели, там посторонним — вход…

— Уйди с глаз долой. И прификсируйся. Посадка через полчаса.

Джош, поняв, что опасности нет, и что его помощь, как фельдшера, не требуется, удалился. А капитан встал с кушетки и подошёл к единственному в медотсеке зеркалу. Посмотрелся в него и покачал головой.

2

— Дава-а-а-ай, ласточка моя, козлина безрогая, чтоб ты сдох, тварь такая, умничка моя, хороший, су-у-ука…

Штурман Арнольд, крепко пристёгнутый, с интересом слушал, как Кейт общается с кораблём. Иногда ему казалось, что корабль — живой, и у них с Кейт существуют какие-то бурные отношения, скрытые от глаз экипажа. Они то ссорились, то мирились, то вообще не разговаривали. Все предпочитали не вмешиваться. Кейт была пилотом что надо, а чего ещё желать?

Садились на необитаемую планету. Не заброшенную, а изначально необитаемую, и это заставляло штурмана нервно барабанить пальцами по подлокотнику кресла. Дух авантюризма был ему не чужд, однако как член экипажа, человек ответственный за жизни людей, он понимал, насколько может быть опасной подобная авантюра.

Но из той, как выразился капитан, «задницы галактики», где они очутились, без пассажиров было не вырваться, а платёжеспособных граждан на горизонте не маячило. Вот и пришлось согласиться на эту аферу, в результате которой никто не заработает ни гроша, но зато можно будет заправиться и долететь до Яхве, где — цивилизация, где — пассажиры при деньгах. А может, повезёт заключить договор поставки — там это запросто.

Здесь, на планете, которая даже имени не имела, не было посадочной площадки и диспетчера, а значит, Кейт пришлось взять все хлопоты на себя. Арнольд ничем не мог ей помочь, только сидел молча рядом и не мешал. И старался не думать, что по правилам техники безопасности сидит здесь на случай гибели Кейт — чтобы перехватить управление. И добить остальных, включая себя, потому что базовый курс пилотирования не включал таких вот посадок.

Кейт, обычно эмоциональная и импульсивная, сейчас являла собой образец собранности и преданности делу. Глаза горели, руки порхали между штурвалом и рычагами, ноги жали на педали. То и дело пальцы пробегались по разноцветным кнопкам, причём, на панель Кейт даже не глядела.

Наконец, корабль будто подпрыгнул с тяжким гулом и затих.

— Жирный! — Кейт в сердцах долбанула кулаком по штурвалу. — Не мог осторожнее?!

— Не ругай «Авокадо», — улыбнулся штурман и отстегнул ремень. — Учитывая обстоятельства…

— А ты не мешай мне его воспитывать, — перебила Кейт и включила систему оповещения. — Говорит пилот Кейтелин Райзек. Мы благополучно сели. Можете покинуть фиксирующие устройства и заняться своими делами.

Она с облегчением откинулась на спинку кресла. Казалось, силы покинули Кейт полностью, даже отстегнуться было — за гранью реального. Кейт зевнула, глядя перед собой, на смотровой экран.

Арнольд встал и подошёл ближе, пощёлкал переключателями, меняя углы обзора.

— Н-да, «Чиккинг-дёнера» тут нет, — с грустью резюмировал он.

Корабль «Красный Авокадо» стоял среди серых негостеприимных скал, на относительно ровной поверхности такого же серого цвета. Небо было преимущественно жёлтых оттенков, по нему быстро скользили прозрачные облака, похожие на капли воды, стекающие по прозрачному стеклянному куполу.

— Включи? — попросил Арнольд и потянул к себе микрофон.

Кейт ткнула кнопку системы оповещения.

— Говорит штурман Арнольд Ван Берген. За бортом температура — плюс пятнадцать градусов Цельсия, атмосферное давление — девяносто кПа. В составе атмосферы отсутствует кислород, поэтому выход за пределы корабля возможен только в скафандрах или специальных защитных костюмах. Радиационный фон в пределах нормы.

— И долго они тут будут ковыряться? — спросила Кейт, отключив микрофон.

Если бы Арнольд не знал Кейт, он бы решил, что её подменили. Минуту назад она была сгустком энергии, а теперь вдруг превратилась в амёбу.

— Ну, исходя из количества имеющихся у нас припасов, не дольше двух стандартных недель, — сказал он.

— Жу-у-уть, — простонала Кейт. — Как бы тут с ума не сойти.

Она, наконец, отстегнулась и, волоча ноги, потащилась к выходу с капитанского мостика. В ближайшие две стандартных недели работы для неё не предвиделось.

Арнольд ещё раз окинул взглядом унылую панораму безымянной планеты. Где-то вдалеке виднелось что-то красное. Арнольд приблизил — разрешения хватало. Просто красноватая земля, холмы. Другой тип грунта.

— Да уж, — пробормотал Арнольд и выключил экран. — Не сойти с ума — это надо будет постараться.

3

— Джо-о-ош! — простонала Кейт. — Ну хватит её гипнотизировать! Либо наберись смелости и пригласи её на танец, либо пошли, наконец, работать!

Джош с усилием заставил себя отвести взгляд от четвертинки коньяка, стоявшей на столе, и посмотрел на Кейт. Та содрогнулась. Даже в бесконечных глубинах космоса ни разу не видела она такой же отрешённой, запредельной, недоступной человеку печали.

— А твой-то какой интерес? — спросил Джош.

— Я — пилот этого корабля, на минуточку! Должна я знать его до последнего винтика, или где?

— Что-то раньше тебе было до сиреневой звезды, где у него какой винтик.

— Мне скучно, — надула губы Кейт.

— Ясно. — Джош хамски подмигнул и встал из-за стола. — Стало скучно, и ты сразу же вспомнила о весельчаке Джоше. Ну, пойдём, развлечёмся.

Презрительно фыркнув, Кейт развернулась и вышла, предоставив Джошу следовать за ней. На самом деле ей совершенно не хотелось проводить время в компании этого вечно небритого, вечно пьяного и вечно грязного мужлана с идиотским чувством юмора. Но ей в самом деле было скучно, сети на этой планете, разумеется, не было, а забить интересным контентом планшет перед вылетом она не сообразила.

Штурман Арнольд писал стихи о неизведанной планете. Капитан Максимилиан пребывал в каком-то минорно-депрессивном состоянии духа, от которого, казалось, температура в помещении понижалась на один-два градуса, а воздух становился густым и тяжёлым. Учёные же всем составом ускакали исследовать скучную серую каменюку. Оставалось только одно — ковыряться в движке вместе с Джошем. Если удастся его расшевелить, конечно. А то с него станется постоять в задумчивости на пороге моторного отсека, махнуть рукой, буркнуть, что всё в порядке, и пойти спать. Или играть в гляделки с бутылкой.

Вид из иллюминаторов тоже не радовал. Серые камни, жёлтое небо, тоска и уныние. Да и всё равно Макс запретил выходить, пока учёные не изучат местность.

На середине пути к моторному отсеку Кейт миновала наскоро переоборудованный перед вылетом стыковочный отсек. Раньше обходились стандартной системой с двумя люками и коротким тамбуром между ними. Но учёные установили дополнение — прозрачный пластиковый бокс, в котором происходила полная дезинфекция и, кажется, дезинсекция. Ещё бокс делал рентген, замерял температуру и молниеносно выполнял уйму других анализов. Как сказал этот всклокоченный тип, Бартон, иначе необитаемые планеты обследовать попросту нельзя.

Капитан легко дал добро на доработку. Кейт казалось, он втайне лелеял надежду, что демонтировать всё это учёные не станут, и тогда бокс можно будет где-нибудь толкнуть незадорого. Что ж, это было бы весьма кстати. Для всех.

Как будто только и ждал появления Кейт, люк открылся, и в бокс вошёл человек в скафандре, сгибаясь под тяжестью пластикового ящика. Кейт махнула рукой. Сквозь толстое стекло шлема лица она не видела. Все люди в скафандрах одинаковы. Хоть бы какие-нибудь картинки на них нарисовать… А что? Две недели безделья впереди. Кейт хорошо себя знала. Столько времени просидеть сложа руки для неё — непосильная задача.

— Идентификация, — проскрипел ужасающий женский голос. — Бартон Новак. Производится стандартный комплекс процедур.

Кейт содрогнулась. Надо же было где-то выкопать такую мерзкую бабищу для озвучки. Ей так живо представилась дородная женщина за пятьдесят, с волосами, стянутыми в пучок так сильно, что кожа лица натягивается и блестит, как стёкла её очков. Тонкие вечно сжатые в полоску губы. И истерика с визгом по любому поводу и даже без оного.

— Чего там? — буркнул Джош, подойдя неслышно сзади.

— Образцы притащили, — в тон ему буркнула Кейт.

— А чего ищут-то?

— Джош, ты выходил, что ли, пока все переговоры велись? — Кейт смотрела в бокс, который заполнился беззараживающим туманом, абсолютно непрозрачным. — Жизнь они ищут.

— Жизнь? — Джош почесал макушку отвёрткой, которую специально для этого выдернул из пояса. — В смысле, тараканов всяких?

— Вот уж сомневаюсь. Если найдут таракана — это сенсация будет на всю галактику. Их вполне устроят бактерии.

— Счастливые люди, — вздохнул Джош.

— Да уж, — вздохнула Кейт. — Ну, идём?

4

— Ого, — только и сказал капитан Макс, заглянув в кухонный отсек.

Берта, хозяйничающая там, с улыбкой повернулась к нему.

— Надеюсь, вы не против? — спросила она.

— Никогда не имею ничего против женщины с холодным оружием, — поднял руки Макс.

Берта негромко рассмеялась, ловко подкинув и поймав нож для разделки мяса.

— Вы, как я понимаю, планировали две недели кормить своих пассажиров кулинарными шедеврами фуд-процессора?

— А вы знаете, на что способен наш фуд-процессор? — вопросом на вопрос ответил капитан.

— Представляю. А ещё представляю, что будет, когда он сломается.

— На такой случай у нас есть талантливый механик. Вам чем-нибудь помочь?

— Что ж, если для авторитета бравого капитана возня на кухне не опасна…

— О чём речь! — Капитан засучил рукава. — Командуйте.

— Для начала вымойте руки. И, может быть, мы уже перейдём на «ты»? Мне всегда казалось, что этот официоз имеет смысл только с теми людьми, с которыми тебе не предстоит жить вместе две недели.

— Как… скажешь, Берта, — с запинкой отозвался капитан. Он вымыл руки, тщательно вытер их одноразовым полотенцем и подошёл к столу. — Командуй.

— Прошу. — Берта сделала неуловимо ловкое движение, и нож повернулся у неё в ладони. Пальцы сжали лезвие, а рукоятка оказалась перед Максом. — Духовка у вас очень маленькая, нужно разделать этот кусок на кусочки поменьше. Выглядеть будет не так впечатляюще, но зато приготовится быстрее. «У вас» — это в смысле команды. Макс… — тут же исправилась Берта, заметив, что Макс мешкает.

Капитана в действительности больше впечатлил маневр Берты с ножом, чем её «вы» после уговора перейти на неформальный стиль общения. Однако он быстро совладал с собой и взял нож.

— Кусочки поменьше, — сказал он. — Понял. Будет сделано.

Берта минуту понаблюдала за его действиями и осталась довольна. Принялась резать овощи.

— Как ваши дела снаружи? — спросил Макс. — «Ваши» — в смысле, у вас, у учёных.

— М-м, вот как вы нас называете? «Учёные»?

— Ну, вы ведь учёные, — смутился Макс.

Хорошо, что его работа требовала постоянного внимания, и можно было не смотреть на Берту с чистой совестью.

— А вы — космонавты. Но мы называем вас по именам.

— Ну, простите.

— Я не обижаюсь. Просто мне кажется, что в слове «учёные» живёт какой-то отголосок древнейшего антагонизма между людьми, которые могли позволить себе получить образование, и людьми, которые вынуждены были зарабатывать тяжёлым физическим трудом.

— Не такой уж и древнейший, — возразил Макс. — Вот, например, если бы я при своих сказал «антагонизм»…

— …Джош первым бросил бы в тебя талрепом, — закончила за него Берта и рассмеялась. — Прости, не удержалась. Ладно, хватит придираться к словам. Постоянно себе это твержу, но никогда себя не слушаю. Поэтому со мной так трудно.

— Вовсе нет…

— Просто я ещё не развернулась во всей красе! — вновь засмеялась Берта. — А дела снаружи пока скучно. Взяли кучу образцов, но не нашли никаких следов жизни. По крайней мере, в последние три-четыре тысячи лет ничего сколько-нибудь заметного тут не жило. Иначе Айзек бы уже знал об этом всё.

— Айзек — это тот, второй? — ляпнул капитан и, спохватившись, чуть не отрезал себе палец в наказание за глупость.

— Да, не тот, который мой жених, — как ни в чём не бывало, кивнула Берта. — Айзек и Бартон — два сапога пара. Эта поездка ведь исключительно их инициатива. Они даже меня брать не хотели.

— Вот как?

— Вот так. Я взяла курс микробиологии исключительно для общего развития… Ну, и для того, чтобы ближе познакомиться с Бартоном. Вообще-то я врач. Но отношения — такая сложная штука, что не заметишь, как выучишь и десяток смежных дисциплин, лишь бы не казаться идиоткой.

— Так это вы…

Макс опять мысленно выругал себя, но в этот раз хотя бы сумел вовремя остановиться. Однако Берте было этого достаточно.

— Я бегала за ним? Да, поначалу так и было. Бартон был звездой в нашем институте, влюбиться в него — это было примерно как сходить на вечеринку посвящения в первокурсники. Если пропустишь — на тебя будут странно коситься и ставить подножки, когда ты идёшь к своему столику с полным подносом.

«Поначалу», — мысленно отметил капитан. А зачем отметил — так и не понял. Как будто в этих мелочах может быть какой-то смысл. Происходи всё в дешёвом приключенческом романе — может, и был бы смысл. Да только жизнь — не роман. И приключений не предвидится. Что, кстати, не может не радовать. Приключениям самое место на страницах книг. А в жизни всегда лучше обойтись без них.

— О, Берта! — послышался голос от входа. — Ты эксплуатируешь нашего сурового капитана?

Макс вздрогнул и заметил, что Берта тоже вздрогнула. Они одновременно повернулись и увидели Бартона, стоявшего в дверях со сложенными на груди руками.

— Не упускаю случая научиться чему-то новому, — сказал Макс, заметив, что Берта мешкает. — Берта сказала, что вы пока ничего не нашли. Значит ли это, что нам придётся перемещать корабль?

— «Берта», вот как? — скривил губы Бартон.

— Да, — включилась, наконец, в разговор Берта. — Мы решили, что нам всем пора бы уже начать воспринимать друг друга, как одну команду.

Капитан сполоснул руки, вытер насухо и кивнул Бартону:

— Можете называть меня Максом, Бартон.

— Не сказал бы, что мне это очень удобно, — проворчал тот. — Но, если хотите…

Он резко развернулся и выбежал прочь, будто его прогнали. Макс удивлённо посмотрел на Берту. Та ответила спокойным взглядом.

— Не волнуйтесь. Это его нормальное состояние, когда вселенная ведёт себя как сука и не соответствует его высоким ожиданиям. То есть, практически всегда.

— Ясно, — кивнул капитан. — Что ж… Это, конечно, не моё дело, но когда-то в детстве я читал…

— Ого. Интересное у вас было детство.

— …читал, что жизнь лучше всего искать рядом с водой.

— Ах, я не сказала?

— Что именно?

— Как глупо с моей стороны… Мы ищем на этой планете небелковые формы жизни, Макс. Вряд ли об этом писали в тех книжках, которые вы читали в детстве. Совсем другая вечеринка, со своими порядками.

5

— Арнольд, мне так не хочется ругать твою маму… — начала Кейт, усаживаясь в кресло пилота.

— Мою маму? — удивился Арнольд.

— …но мать твою так, Арнольд, кто тебя за язык тянул?!

Кейт кипела от негодования. Времени прошло всего ничего, а все тут, на корабле, уже успели чуть ли не побрататься с учёными. Кейт старалась относиться к ним нейтрально. Раз обжегшись на молоке, она предпочитала дуть на воду и не расценивать, как людей, тех, кто платит за проезд. Это всего лишь груз. Ходячий и говорящий груз.

Её трясло, когда Джош по-дружески болтал с этим, кажется, Айзеком, и когда Айзек ржал над тупыми приколами Джоша. Её выворачивало наизнанку, когда эта так называемая Берта начинала вилять задницей перед капитаном. А капитан этому потворствовал! Но больше всего Кейт раздражал Бартон. Этот самовлюблённый сукин сын, который считал, что если у него плохое настроение, то все вокруг должны ходить на цыпочках и кланяться.

Что хуже всего, когда Кейт попыталась наорать на Бартона, который только что ей нахамил, рядом мигом очутился Макс и едва выговор ей не влепил. Понёс какую-то ерунду про кодекс, правила, права пассажиров и прочее. Под конец, кажется, сам запутался.

И в довершение всего — Арнольд. Вот такого удара в спину Кейт не ожидала!

Они загорали на этой планете уже восемь дней. Ничего интересного учёные не нашли, и идея досрочного возвращения висела в воздухе. Все её видели, ощущали, и все знали, что скоро придётся её озвучить. А когда она будет озвучена, возражений ни у кого не найдётся.

Кейт возлагала серьёзные надежды на вчерашний ужин. Питаться, кстати, тоже начали вместе, в общей столовой и одновременно. И что самое скверное, эта стервозина Берта действительно хорошо готовила.

За столом Айзек и Бартон разговаривали, не обращая внимания на остальных. В каждой фразе слышалась горечь разочарования пустой и безжизненной планетой. Кейт уже обдумывала, как бы так ненавязчиво закатить пробный шар насчёт того, чтобы свернуть этот пикничок и отчалить восвояси, когда выступил Арнольд: «А красное вы нашли?».

Бах! И почти погасший костёр вспыхнул так, будто в него бросили облитый бензином рулон рубероида.

Нет, господа учёные не видели никакого красного. Конечно, Арнольд им покажет, где он видел красный грунт. Ой, а его теперь нет там, где он был. Не может быть! Что бы это ни было, оно движется! Наверное, это и есть жизнь!

И вот Кейт запускала двигатели «Красного авокадо». Двигатели, которые они с Джошем от скуки перебрали от и до. Этим только она себя и утешала — что можно испытать работу в безопасных условиях. Но всё равно! Чёрт подери, ещё девять-десять дней в этой дыре!

— Ты не права, — возразил Арнольд.

— Я девушка, я всегда права!

— Кейт, ты просто злишься.

— Ух, какой ты наблюдательный, Арнольд!

— Посмотри на это с другой стороны. Ребята работают на благо всего человечества, на благо науки, и мы…

— Арнольд, даю тебе пять секунд, чтобы ты привёл хотя бы один пример того, какую лично нам пользу принесёт открытие небелковой формы жизни в этой жопе вселенной! Не уложишься — я тебя катапультирую. Раз. Два. Три-и-и, Арнольд!

«Авокадо», вибрируя, поднялся над поверхностью. Кейт переключилась на антигравитационную подушку, мысленно протараторив молитву. Если что-то не сработает, и когда дюзы отключатся, подушка заглохнет — «Авокадо» грохнется на пузо и разнесёт вдребезги генераторы поля. Это будет полный привет. Единственный плюс: никаких больше бреющих полётов над поверхностью, только старт в космос. И огромный минус: ремонт, который займёт месяц и обойдётся в годовую зарплату всего экипажа. Не говоря о том, что Макс её убьёт. Хотя, может, он сначала убьёт Джоша…

— Я уговорю Джоша, чтобы он договорился с Айзеком, чтобы наши имена вошли в историю! — выпалил Арнольд. — Представляешь? Мы будем увековечены…

— Я сказала «пользу», Арнольд. Что толку от того, что наши имена напишут где-то там? — Подушка подключилась, и Кейт плавно повела корабль над серыми скалами, мысленно поблагодарив высший разум за то, что хоть сейчас не оставил. — Когда я училась в колледже, один парень постоянно увековечивал моё имя в стихах. И что? И где я теперь?!

— Может быть, надо было остаться с этим прекрасным юношей, а не бросать колледж и искать приключений на пятую точку? — предположил Арнольд.

— Я тебя умоляю. Его стихи были ещё хуже твоих.

— Злая ты, — надулся штурман.

— Знаю. Это естественная защитная реакция, чтобы не быть ранимой. Ищи своё «красное» и не разговаривай со мной ближайшие пятнадцать минут, иначе я буду огрызаться.

Арнольд сосредоточился на смотровом экране. Кейт летела прямо с черепашьей скоростью — триста километров в час. На горизонте ничего красного не было видно.

— Может, оно не ушло, а изменило цвет? Или улетело? — нерешительно проговорил Арнольд, внезапно сообразив, что помимо его слов, ничто не свидетельствовало в пользу существования загадочного «красного».

— Если улетело — то оно в разы умнее нас, — огрызнулась Кейт, как и обещала. — Я бы держалась от него подальше. Чёрт знает, на что оно способно.

Арнольд повернул голову вправо и прищурился.

— Кейти, а поверни-ка туда?

Кейт послушалась. Как бы ни злилась, когда речь заходила о выборе маршрута, со штурманом она не спорила.

«Авокадо» дёрнулся — Кейт увеличила скорость. Вскоре Арнольд убедился, что зрение его не обмануло. Красная точка на горизонте превратилась в красную полоску, потом — в пятнышко, а минуту спустя стало ясно, что на поверхности планеты раскинулось целое красное поле.

— Бурое оно, а не красное, — проворчала Кейт.

— И всё-таки оно существует! — улыбнулся Арнольд.

— Потрясающе. Буду всю ночь от счастья танцевать голой у себя в каюте. Можешь написать об этом стихи.

Арнольд задумался над этим предложением. Кейт тем временем подлетела к «красному» и, повернув «Авокадо» боком, начала осторожную посадку.

— Может, поближе? — предложил Арнольд.

— Нет, — отрезала Кейт.

— Как скажешь. — Теперь, когда речь шла не о маршруте, а о маневрах, он предпочитал не лезть в дела пилота.

В пятидесяти метров от поверхности Кейт разжала-таки стиснутые зубы и пояснила, хотя никто её об этом не просил:

— Не нравится оно мне. Не хочу. Прогуляются.

6

В этот раз Кейт взбрыкнула капитально. Высказала Максу всё, раскрыла душу по полной программе и завершила монолог требованием незамедлительных и решительных перемен. Макс внимательно выслушал её и пожал плечами:

— Хорошо.

— Хорошо? — растерялась Кейт, приготовившаяся к продолжительным боевым действиям.

— Ну да. Я понимаю, тебе скучно. Сходи, прогуляйся, только не отходи далеко от Б… Бартона. И Айзека. И этой, как её… Берты.

— Эм… Почему бы не назвать их просто «учёные»? — нахмурилась Кейт. — Или «пассажиры»?

— Это оскорбительно.

— С каких пор?!

— Ты можешь быть свободна, Кейт. — Капитан закрылся от неё планшетом.

Он сидел в её кресле на капитанском мостике. Чего он там в планшете делал без сети — чёрт его знает. Может, в тетрис играл.

— Есть быть свободной! — Кейт лихо отдала честь и, развернувшись на каблуках, убежала переодеваться в скафандр.

Когда она, держа шлем под мышкой, подошла к прозрачному боксу, трое учёных воззрились на неё с недоумением. Джош, ковырявшийся в распределительном щитке, бросил только быстрый взгляд и вздохнул:

— Я знал, что ты однажды уйдёшь. Прямо вот так, в скафандре, одна, гордо и независимо. Говорил Максу, что такую женщину не удержишь на жалкой зарплате и сомнительных перспективах…

— Иди в… Эм… В даль, — выкрутилась Кейт. Всё-таки выражаться при интеллигентных людях было как-то неприятно. — Я всего лишь прогуляюсь.

— Правильно, — кивнул Джош. — Воздухом подыши.

Кейт закатила глаза.

— А ты чего делаешь? Уже и здесь что-то сломалось?

— Не. Просто смотрю, как устроено. Интересно же.

«Чего не сделаешь, чтоб не забухать», — мысленно дополнила его ответ Кейт.

— Послушайте, мисс Райзек, вы ведь не собираетесь идти с нами? — подал мерзкий голос Бартон.

Он обращался к ней на «вы» и по фамилии, что Кейт более чем устраивало. Говорящий груз должен быть вежливым.

— Нет, не собираюсь, — сказала она и, подождав, пока лицо Бартона выразит должную степень облегчения, добавила: — Я уже собралась, мистер Новак.

— Это нелепость! — тут же вскипел Бартон. — Вы — не научный работник, вы понятия не имеете, с чем нам придётся столкнуться! Да знаете ли вы, что мы, возможно, стоим на пороге возникновения новой научной дисциплины?

— А что, была и старая? — виртуозно «включила блондинку» Кейт.

Бартон поперхнулся воздухом и закашлялся, а Берта негромко рассмеялась и бросила на Кейт дружелюбный взгляд. Интересные у них отношеньица. Кейт в отношениях не разбиралась совершенно, но ей казалось, что смеяться, когда твоего парня высмеивают, как-то нехорошо. Вот когда мужа, с которым уже лет двести в браке — тогда другой разговор, хотя тоже чёрт его знает.

— Джош, ну ты скоро? — подал голос Арнольд.

— Да всё уже. — Джош захлопнул крышку распределительной коробки. — Схемы простейшие, ничего интересного. Там, если надо, пальцем всё открывается. Пять соток бы не дал.

— Этот бокс стоит пять сотен тысяч, и я бы посоветовал впредь думать, прежде чем вскрывать его, — проворчал Бартон и нахлобучил шлем. — Выходим.

Оказавшись снаружи, Кейт даже забыла про свои обидки и раздражения. В конце-то концов, она впервые была на необитаемой планете! И пусть она не первой ступила на эту поверхность (даже и не четвёртой; были ведь те, кто вносил планету в реестр. Хотя эти могли и просто с орбиты посмотреть. Перерабатывать, когда можно отделаться клишированным отчётом, никто не любит), но одной из первых. Велика, конечно, вероятность, что ещё и последней. Если сейчас окажется, что это «красное» — какая-нибудь скучная фигня, легко объясняемая существующими научными дисциплинами, и учёные улетят восвояси, то их отчёт попадёт в общий реестр, и у остальных будет ещё меньше поводов переться в такую даль. Деньги-то немалые, время, опасность, как ни крути. А на выходе — нуль без палочки.

«Ну и ладно, — думала Кейт, шагая по каменистому грунту вслед за Бертой. — Ты, планета, не грусти. Тебе на самом деле вообще никто и не нужен. Ну их, этих людей, правда же? Прилетят, нагадят, а чуть чего — умрут или просто бросят. Не стоят они того, чтобы ради них переживать, правда?».

Тут Кейт споткнулась о камень и от души прокомментировала этот момент. Джош бы, наверное, восхитился её словарным запасом.

— Между прочим, — раздался мрачный голос Бартона во вмонтированных в шлем динамиках, — у нас общий чат.

— А, да, простите, забыла правила: Кейтелин Райзек, пилот, приём.

— Я имел в виду… Что?

— Ну, правила общения в общем чате, — не моргнув глазом сказала Кейт. — Райзек, приём.

— Эм… Да, конечно. Новак, приём.

Опять захихикала Берта. Дурочка она, что ли, что постоянно хихикает? Или приняла чего-то? И капитан при ней — дурак дураком. Как будто вдвоём уже «торчат». Ни стыда ни совести. Фу!

— Стойте! Райзек, приём.

— В чём дело? Новак, приём.

— Не надо наступать на эту дрянь! Райзек, приём.

— Вы полагаете, будто имеете право отдавать нам приказы? Новак, приём.

Кейт глубоко задумалась, ушла в себя в поисках такого ответа, чтобы у Бартона зубы вылетели и кровь из носа хлынула, но внезапно вмешалась Берта:

— Бартон, она права. Кейт идёт с нами, как член команды корабля, а значит, отвечает и за безопасность этого корабля. Нам лучше её слушаться, если не хотим, чтобы нас бросили на этой планете. Крюгер, приём.

Кейт злобно засопела и прекратила лишь тогда, когда услышала в динамиках ровно такое же сопение Бартона. Он злился, что его ткнули носом в очевидное, а Кейт — что Берта вздумала за неё заступаться. Очень нужно! И ещё Крюгер. Берта Крюгер! Кошмар…

— Нам и не не нужно далеко ходить. Пробы возьмём отсюда, а пока не проведём тесты, гулять тут всё равно бессмысленно и опасно. Чапек. Приём.

Н-да, Айзек Чапек — то ещё сочетаньице.

Учёные распаковали свои пожитки. Кейт топталась неподалёку, приглядывая за ними. Отходить не хотелось, да и опасно это. В базовом курсе техники безопасности говорилось, что на необитаемых планетах ни в коем случае нельзя откалываться от группы. Даже если местность прекрасно просматривается, чего нельзя сказать об этой безымянной планете, обладающей пока только зубодробительным индексом, который помнят лишь компьютеры.

Заветное «красное» при ближайшем рассмотрении выглядело как песок. Однако по свойствам было другим. Кейт его не трогала — боже упаси! — но внимательно следила за тем, как Бартон заполняет им пробирки, а Берта и Айзек проводят какие-то замеры при помощи неизвестных приборов.

Кажется, по консистенции «красное» напоминало сахарную вату. Оно было таким же лёгким, воздушным, только не липло. Но так же легко ужималось и хранило форму, будто слегка смоченное водой. И, по всей видимости, было легче песка.

Голоса учёных в динамиках слились для Кейт в белый шум. Они забыли о её существовании и не заботились о том, чтобы их понимали простые смертные. Разобраться в потоке терминов было Кейт совершенно не под силу. Поняла одно: учёные возбудились, и сильно.

Ну, если это правда жизнь — она предельно скучная. Что-то вроде плесени, наверное. Гриб какой-то.

Вспомнив, как однажды Джош разыграл её, сочинив байку про «неведомую хрень», захватившую энергосистему корабля, Кейт фыркнула. Давно ж это было… Какая она тогда была наивная! Хотя, если подумать, то прошло всего-навсего года два.

Бартон витиевато и по-интеллигентски выругался. Кейт встрепенулась. Оказывается, её «фырк» пришёлся в какое-то невероятно нежное место разглагольствований мистера Новака. Он не ожидал услышать такую реакцию, вздрогнул, и пробирка выскочила у него из руки. Беззвучно упала в самую гущу «красного», и «красное» взметнулось вокруг неё, будто пыль. Медленно осело.

— Оставь, Бартон, — посоветовал Айзек. — Нам хватит того, что есть. С головой хватит. Чапек. Приём.

— Да, пожалуй, ты прав, — сказал Бартон, судя по голосу, сквозь зубы. — Сворачиваемся. Новак, приём.

— Сегодня отличный день, — вплела Берта свой низкий певучий голос в общее полотно. — Пожалуй, нам есть, что отметить. Приготовлю что-нибудь особенное.

— Господи, Берта, как ты можешь думать о кормёжке в такой момент?! Это выше моего понимания.

— Прости, Барт…

— И не надо называть меня Бартом. Берта, помоги мне собрать рюкзак.

Кейт только головой покачала и, повернувшись в сторону «Авокадо», залюбовалась его чётко очерченным силуэтом на фоне жёлтого неба.

7

Капитан Макс только что закончил вахту и, зевая, шёл к своей каюте. Правила, написанные кровью незадачливых астронавтов, гласили, что вахты необходимо устраивать не только при путешествии в открытом космосе, но и при нахождении на условно необитаемых планетах. Кстати говоря, совершенно необитаемых планет, согласно этим правилам, не существовало, что бы ни говорила официальная наука.

Макс оставил на капитанском мостике Арнольда и думал сейчас только об одном: будет ли Джош в состоянии сменить штурмана, когда наступит его черёд? Да, вроде как у Джоша есть лишь одна четвертинка. Но ведь это — Джош. Когда речь заходит о том, чтобы протащить на корабль выпивку, его IQ может достигать четырёхсот пунктов. Скажем так: Макс бы нисколько не удивился, увидев Джоша мертвецки пьяным в окружении десятка пустых бутылок.

Из открывшейся двери прямо на Макса выскочила Берта в халате. Выскочила так стремительно и так неожиданно, что капитану пришлось её поймать.

— Тише! — воскликнул он. — Что случилось?

— Ох, как хорошо, что я с вами столкнулась! — воскликнула Берта. — Идёмте, прошу. Мне нужен ваш незамыленный взгляд.

И за руку втащила капитана в каюту, которую делила с Бартоном.

Макс не без колебаний переступил порог. Да, это была всего лишь типовая каюта, как две капли воды похожая на другие. Но всё же — особенная. Здесь по-особенному мягко горел свет — потому что Берта приспособила к световой панели какой-то диковинный абажур, или просто украшение из красной бумаги. На стене висел плакат с модной группой, название которой было написано шрифтом, вычурным до нечитаемости. А ещё здесь витали совершенно особые ароматы — не то духов, не то ещё чего в этом духе.

— Симпатично, — прокомментировал капитан, а когда Берта метнула на него вопросительный взгляд, указал на абажур.

— Спасибо, — улыбнулась Берта, — но я хотела вам показать не это. Взгляните сюда.

Капитан подошёл к штатному столику и внимательно осмотрел две пробирки, закреплённые в специальном фиксирующем устройстве.

— Видите? — Берта стояла рядом, на цыпочках, в своих розовых, под цвет халата, мохнатых тапочках и дышала практически в ухо капитану.

— Вижу, — сказал тот.

— Что вы видите?

— Пробирки.

— А в пробирках?

Макс повернул голову и отважно посмотрел в тёмные глаза Берты.

— Я вижу две пустые пробирки, Берта.

— Уф-ф, спасибо! — выдохнула Берта. — Я уж думала, что схожу с…

— Добрый вечер, капитан! — послышалось от двери.

Бартон вошёл в каюту, завёрнутый в полотенце. Кожа, обтягивающая его худощавое тело, ещё блестела от влаги после душа.

— Взаимно, — пробормотал капитан. — Что ж, если я больше не нужен…

— Полагаю, вы сделали всё, что было в ваших силах, — криво улыбнулся Бартон.

— Кгхм… Пожалуй. Разрешите…

Но Берта не разрешила.

— Бартон, ты ведёшь себя отвратительно! — заявила она. — Я бежала за тобой, но мне повстречался капитан, и я решила получить мнение со стороны, от человека, который не контактировал с «красным». На случай, если оно как-то влияет на психику.

— Мнение о чём? — нахмурился Бартон.

— «Красное» пропало! — Берта указала на пустые пробирки. — Когда мы уходили, оно было здесь, а когда я вернулась, пробирки были пусты!

Издав вопль раненого зверя, Бартон метнулся к столу.

— Не может быть! Невозможно! Кто сюда заходил?!

Он в один прыжок очутился рядом с капитаном и схватил его за грудки.

— Вы соображаете, чем это вам грозит? — орал Бартон, брызгая слюной. — Вы встаёте на пути науки, да вас…

— А ну, молчать! — рявкнул капитан и оттолкнул Бартона. — Прекратить истерику! В чём дело?

Бартон, отлетев обратно к столу от толчка, взял себя в руки и прорычал чуть менее яростно:

— Кто-то украл образцы!

— Невозможно! — мотнул головой капитан. — Я готов жизнью поручиться за каждого из своих людей. Кроме того, в коридоре стоят камеры, если желаете, можно отсмотреть запись и убедиться, что никто к вашей каюте и близко не подходил.

Бартон сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, не обращая внимания на Берту, положившую руки ему на плечо, и сказал:

— Желаю!

8

Арнольд медленно и как-то царственно повернулся на крутящемся стуле к вошедшим. На капитанский мостик вломились четверо. Капитан — и это было хорошо, а также трое пассажиров — и это было плохо. Потому что при нормальном ходе событий пассажирам на капитанском мостике делать совершенно нечего. Тем более — в таком виде. Только Айзек выглядел более-менее прилично — в растянутом трико и майке. На Бартоне было лишь полотенце, а Берта куталась в розовый пушистый халат.

— Я ждал вас, — флегматично сказал Арнольд, сложив руки домиком перед грудью.

— Что-о-о? — выдохнул Бартон и хищной птицей кинулся к штурману. — Почему ждал? Что ты знаешь? Куда ты дел образцы?!

— Господи боже мой, Бартон, ты ведёшь себя, как идиот! — внезапно рявкнул Айзек, да так, что Бартон подпрыгнул, не достигнув Арнольда. — Выгляни в окно! Там несколько квадратных километров точно таких же «образцов».

— Это не имеет значения, — взвизгнул Бартон. — Какое он имеет право хозяйничать в каюте, за которую я плачу?!

— Арнольд! — Голос капитана перекрыл остальные. — Покажи запись с камеры Д-3 за последние два часа, с ускорением, пожалуйста.

— Есть с ускорением. — Арнольд повернулся в кресле, вызвал голографическую клавиатуру и пробежался по ней пальцами.

Пока он искал нужный временной отрезок, капитан, понизив голос, сказал:

— Что до вас, господин Бартон, то я считаю своим долгом напомнить, как перед вылетом вы расписывались за технику безопасности. В числе прочего, вы расписались за то, что не собираетесь хранить в жилом отсеке никакие взятые на планете образцы и/или проводить с ними опыты. Вам было разрешено использовать в качестве лаборатории медицинский отсек.

— Так называемый медицинский отсек, — огрызнулся Бартон.

— Пока он сертифицируется, как медицинский отсек, я буду называть его медицинским отсеком, чего и вам желаю. Так вот, вы нарушили правила ТБО, но я пока согласен закрывать на это глаза. Пока, Бартон! Однако замечу, что мне крайне не нравится выбранная вами линия поведения.

— Готово, — вставил Арнольд. — Включаю.

Все обратили взоры на смотровой экран. Картинка большую часть времени была статичной. Просто дверь в каюту и часть коридора. Вот мимо быстро и смешно пробежал ускоренный Джош. Туда, обратно, опять туда, снова обратно. Возле двери он не задерживался, это было очевидно.

Появились учёные, все втроём постояли у двери. Айзёк удалился, Бартон и Берта вошли. Ещё немного времени — они вместе вышли, неся в руках одежду и полотенца. Потянулись секунды, означающие реальные минуты. Картинка не двигалась. До тех пор, пока к двери не подошла Берта в розовом халате. Не успела она зайти, как в кадре очутился капитан, и Берта выскочила из каюты прямо на него.

— Достаточно, — сказал капитан, и Арнольд вернул на обзорный экран картинку с поверхности планеты. — Полагаю, в дальнейших изысканиях я вам не помощник, мистер Новак.

Бартон, глядя в сторону пробурчал:

— Прошу меня извинить, мистер, э-э-э… Капитан.

— Знаешь, Бартон, хамишь ты гораздо искреннее! — сказала Берта и, развернувшись, первой вышла с капитанского мостика.

9

Кейт узнала о едва не разразившемся скандале от Арнольда, когда зашла на мостик поболтать. Узнав, аж подпрыгнула от возмущения.

— Орал на Макса?! Он что, совсем сдурел?

— Исключительно неприятный молодой человек, — согласился Арнольд.

— Раскаиваешься?

— Я? В чём?!

— В том, что если бы не ты, мы бы уже летели на Яхве. И уже бы считали дни до расставания с мистером Новаком навсегда!

— Я сделал то, что должен был, — заупирался Арнольд. — Выполнил свой гражданский долг перед наукой. В конце концов, даже если нам не нравятся люди, служащие науке, это не означает…

— Ой, Арнольд, замолчи, я тебя умоляю! — застонала Кейт и шлёпнулась в свободное кресло. — Всё это уже не смешно. Мы изолированы на необитаемой планете. В замкнутом пространстве. И у нас возник конфликт. Ещё немного, и начнутся серьёзные проблемы.

— Главное, чтобы нам не пришлось друг друга жрать, — сказал неслышно появившийся в дверях Джош. — Потому что это нечестно. В Кейт вообще жрать нечего, я невкусный, капитан не дастся, а Арнольда жалко.

«Меня, значит, не жалко?!» — мысленно возмутилась Кейт, но вслух решила тему не развивать. Ещё не хватало погрязнуть во внутрекомандных конфликтах. Тогда уж точно — только и останется, что друг друга сожрать. Хм… А может, Джош иносказательно именно это и имел в виду? Иногда его высказывания, при внимательном рассмотрении, оказываются умнее, чем на первый взгляд.

Джош прошёлся по мостику, вертя на ладони четвертинку.

— Что ты с ней носишься? — спросила Кейт.

— Не ревнуй, тебе не идёт.

— Джош!

— Аюшки?

— Не выводи меня! Меня нужно беречь, я ценный член команды.

— В нашей команде не ценных членов нет, — хмыкнул Арнольд.

— А я — самый ценный, потому что красивая! Вот помнишь, как на Ганеше капитан поручил мне переговоры с заказчиком? Мы тогда тендер выиграли только благодария моей несравненной харизме! Ладно, давайте к делу.

— А у нас есть дело? — удивился Джош и подбросил бутылочку.

— Джош, спрячь коньяк, пока я не психанула! — крикнула Кейт.

— Это мой талисман, ясно тебе! — тоже повысил голос Джош. — К чужим слабостям нужно относиться с трепетом и уважением! Что за дело?

Кейт покосилась в сторону закрытой двери и жестом пригласила мужчин подойти ближе. Когда они оба над ней склонилась, Кейт прошептала:

— Я считаю, нельзя позволять им оставаться одним. Учёным этим. Надо чтобы с ними всегда был кто-то. Особенно снаружи. Капитан должен был сам отдать такой приказ, но он…

— Бедный мужик, — вздохнул Джош и покачал головой. — Макс… А сколько лет вместе летали. Теряем кэпа…

— Ничего не теряем, — возмутилась Кейт. — Избавимся от пассажиров — и всё вернётся как было.

Джош хмыкнул, явно оставшись при своём мнении, но Кейт было на него плевать с высокой колокольни.

— На всякий случай кто-то должен постоянно ошиваться рядом с этими учёными, — развивала она мысль. — Как бы невзначай. Чтобы быть в курсе того, что они задумывают.

— Что они могут задумать? — удивился Арнольд. — Переворот? Захватят корабль и заставят нас лететь… Куда? Мы отсюда только до Яхве дотянем, а нам туда и надо.

— Я не знаю, Арнольд! Но у меня интуиция. Не нравится мне это «красное», этот Бартон и эта Берта. Всё это очень плохо закончится, если мы не примем меры. Так вы со мной, или как?

Она с надеждой посмотрела на скептическую физиономию Арнольда, перевела взгляд на Джоша. Тот кивнул и поднял кулак с зажатой в нём четвертинкой.

— Присягаю на верность Кейтелин Райзек. В следующий рейд пойду с ними.

10

— Простите, мистер Смолин, — робко обратилась Берта из своего скафандра к скафандру, в котором шагал Джош, — мне просто любопытно, я не осуждаю: зачем вы взяли её с собой?

— Просто Джош, — отозвался Джош и поднял руку. В металлизированной перчатке лежала четвертинка коньяка. — Это мой талисман. У каждого есть свой талисман.

— Правда? У каждого? — усомнилась Берта.

— Ну разумеется. В космосе иначе никак. Окажешься в каком-нибудь месте, о котором ни один бог не знает, и чувствуешь себя таким одиноким… Вот все и возят с собой такие невинные пустячки. Кейт, например, держит в каюте детскую куколку.

— Не может быть! — рассмеялась Берта. — Как интересно. А капитан? Он — тоже?..

— Разумеется!

— Что же за талисман у него?

— О… Хм… Ну, это пуля.

— Пуля?

— По правде говоря, я не должен рассказывать…

— Но ведь я никому не скажу.

— И то правда. Не совсем пуля. Скорее болванка.

— Что значит «болванка»?

— Ты, вероятно, знаешь о существовании пушек?

— Ну… Я читала.

— Так вот, пушки стреляют примерно такими же пулями, как пистолеты и автоматы, только гораздо больше. Большой патрон, в нём пороху — страсть. Бахнет — уши закладывает. И вылетает такая вот здоровенная пуля, которая называется болванкой.

— И капитан хранит у себя такую?

— Именно.

— Почему?

— Сумасшедшая история, на самом деле. Это ещё до нашей с ним встречи, он тогда в армии служил. Послали их гасить конфликт на Кали. И вот едет он в танке, смотрит, а навстречу — другой танк! Макс, естественно, стреляет, и тот танк тоже стреляет. И — ничего, оба стоят. Макс ещё раз стреляет — бах! И вражеский танк — вдребезги. А потом уже, когда операция закончилась, он по полю на том месте прошёлся и обнаружил, что две болванки от первого выстрела столкнулись в воздухе.

— Не может быть! — ахнула Берта.

— А я о чём? Шанс — один на миллион, специально так не выцелишь. И вот чуть бы в сторону, капитан бы сразу попал, как хотел, но и сам бы погиб. А так, получается, болванка эта ему жизнь спасла. Счастливая!

— Невероятная история. Мне только одно непонятно: как он определил, где именно его болванка? Ведь они могли перевернуться, разлететься в разные стороны…

— А, ну… Кгхм…

— Извините, что прерываю вашу чрезвычайно познавательную беседу, — вмешался голос Бартона, — но мы пришли. И не забывайте о правилах ведения переговоров в общем чате. Новак, приём.

— Что за правила? — спросил Джош.

— Что значит, «что за правила»? — возмутился Бартон. — Вы что же, не знаете, как полагается разговаривать по рации, обследуя необитаемую планету?

Джош красноречиво поскрёб перчаткой макушку шлема.

— Кейтелин вчера нас подробно проинструктировала, — подтвердила Берта слова жениха.

— А, Кейт! — протянул Джош. — Ну, Кейт ерунды не скажет, она — да… Умница наша. Все-превсе правила наизусть знает. Как там… Смолин. Приём. Вот.

— Кажется, вам она нравится, — улыбнулся голос Берты. — Крюгер. Приём.

— Да она мне как дочка! — Джош повернулся к «Красному авокадо» и добавил вполголоса: — Стала.

Джош скучал, пока учёные медленно и трепетно заполняли резервуары красным веществом. Сидел на удобном камне и подбрасывал на ладони четвертинку. Возможность уронить её и разбить немного разбавляла монотонность тянущегося времени.

Прислушиваться к разговорам учёных приходилось себя заставлять. Потому что трепались они о вещах совершенно не интересных. Да ещё и добавляли после каждой фразы «позывные». Джош беззвучно усмехнулся и покачал головой в шлеме. Ну, Кейт… Сочинила же. Впрочем, к этому быстро привыкаешь и перестаёшь замечать. А где-то даже удобно, потому что когда бубнят Бартон и Айзек, действительно не разобрать, где чей голос.

АЙЗЕК: Пока можно сказать только одно. Что бы это ни было, оно не обладает молекулярной структурой. Сидя здесь, мы просто не можем выяснить, насколько мала элементарная частица этого вещества.

БАРТОН: Но ведь это не может быть нейтрино, так?

АЙЗЕК: Нейтрино?.. Хм. А нейтрино, по идее, могло бы пройти сквозь стекло пробирки, сквозь стол, корабль, планету… Этим легко объяснить исчезновение образцов.

БАРТОН: Где ты видел нейтрино, которые собирались бы в кучи на поверхности планеты?

АЙЗЕК: Возможно, не нейтрино. Но что-то типа нейтрино. В конце концов, мы здесь, чтобы открыть нечто новое, не так ли?

БАРТОН: Чушь. Это школьный курс химии, Айзек. Вещество подверглось воздействию света, атмосферы корабля. Мы наблюдали за ним час, и оно было совершенно инертным. А потом вдруг «решило» исчезнуть? Так не бывает.

АЙЗЕК: Слушай, мне тоже очень хочется поверить, что это — некая форма жизни, которая «решила» исчезнуть. Но мы учёные. Мы должны мыслить критически.

БАРТОН: Я мыслю критически! Никакое вещество, по крайней мере, не радиоактивное, так себя вести не может. А оно не радиоактивно.

БЕРТА: Воздух, свет, температура… Мне кажется, мы забываем об ещё одном факторе. Время! Что если понадобилось время, чтобы произошла некая реакция?

АЙЗЕК: Даже если это живые микроорганизмы, они не могли просто «исчезнуть» Закон сохранения массы и энергии никто не отменял. Что может сделать живое существо? Сбежать. Покончить с собой…

БЕРТА: Мимикрировать?

БАРТОН: Ты рассуждаешь о привычных нам белковых формах жизни. Но если мы столкнулись с небелковой, то здесь все наши знания не работают. Мы должны будем начинать с нуля. Разрабатывать понятийный аппарат, терминологию — всё.

АЙЗЕК: Первым делом придётся попотеть, чтобы доказать, что это — именно небелковая форма жизни, а не неизвестное вещество, обладающее неизученными свойствами. По правде говоря, граница между этими двумя понятиями представляется мне весьма условной…

БАРТОН: Ты что, потерял веру?

АЙЗЕК: Вот видишь? Ты уже говоришь, как дикарь! «Вера»… При чём здесь вера? Мы учёные. Но сейчас я чувствую себя древним греком, готовым поклоняться молнии, потому что её бросил бог Перун, на что-то разгневавшись. Я к тому, что люди вполне успешно объясняли действиями богов и духов все природные явления и жили припеваючи. Не занимаемся ли мы тем же самым? Бартон, смотри.

БАРТОН: Что там?

АЙЗЕК: Пробирка. Вон там, видишь?

БАРТОН: Да, это я вчера выронил.

АЙЗЕК: Я помню, как ты выронил одну пробирку.

БАРТОН: У тебя хорошая память. Может, попытаешь счастья в науке?

АЙЗЕК: Очень смешно, Бартон. Присмотрись.

БАРТОН: Чёрт меня побери! Это невозможно!

БЕРТА: Невероятно. Две пробирки?

БАРТОН: Что ты на это скажешь, Айзек?

АЙЗЕК: Я не собираюсь ничего говорить, пока у меня не будет достаточно данных, чтобы сформулировать хоть какое-нибудь мнение.

БАРТОН: Мы должны забрать её.

АЙЗЕК: Это само собой.

БАРТОН: Чёрт бы тебя побрал, Айзек! Иногда ты такой скучный, что мне хочется тебя убить. Быть исследователем — значит не только плюхаться в корыте фактов! Надо иметь смелость мечтать, дерзость фантазировать! Оно мимикрирует!

АЙЗЕК: Какой ему толк мимикрировать под пробирку? От чего оно может таким образом защититься?

БАРТОН: Оно не пытается защититься, Айзек. Оно исследует. Как и мы. Только ему доступен единственный метод исследования — мимикрия. Берта, я тебя держу, вот так. Попытайся дотянуться…

АЙЗЕК: О Господи, оно что, уже говорит с тобой и объясняет, чем оно занимается? Бартон, ты сходишь с ума. Помни про молнии и Перуна… Берта!

БАРТОН: Берта, чёрт!..

БЕРТА: Я в порядке, скафандр цел. Взяла пробирки.

БАРТОН: Проклятье, ты вся в красном…

БЕРТА: Какая разница? Мы всё равно забьём им корабль.

БАРТОН: Лучше отряхнись. Хм, оно само осыпалось.

БЕРТА: И правда. Удивительные свойства. Ни пылинки.

БАРТОН: «Удивительные свойства»? Вот это? Проклятье, Берта, прекрати рассуждать, как домохозяйка! Ты держишь в руке пробирку, которая образовалась… Которая из них?

БЕРТА: Я… Я не уверена, Бартон. Я немного растерялась, когда упала, и…

БАРТОН: Чёрт бы тебя побрал, Берта! Ты можешь хотя бы притворяться учёным? Ну хоть иногда?!

БЕРТА: Не кричи на меня! И ты знаешь, я не люблю, когда ко мне обращаются так. «Учёная».

БАРТОН: А как ты хочешь, чтобы к тебе обращались? «Эй-ты-да-ты-дай-мне-бургер-и-картошку-фри»?

АЙЗЕК: Бартон, почему бы тебе не успокоиться? У нас обе пробирки, одна из них — новообразованная. Мы изучим их на корабле, только и всего. Да в любом случае нужно изучить обе пробирки, потому что как мы можем знать, не подверглась ли исходная пробирка каким-либо изменениям!

БАРТОН: Сейчас небрежность ни на что не повлияла, а завтра такое отношение может стоить нам жизни. Поэтому — да, я буду орать и оскорблять тебя, Берта. Потому что я хочу видеть тебя живой и здоровой. Давай сюда. Айзек, раскрой контейнер. Вот так… Полагаю, мы можем возвращаться.

АЙЗЕК: Погоди. А что если мы оставим здесь ещё одну пробирку? В порядке осознанного эксперимента.

БАРТОН: Отличная идея. Положу поближе, вот так.

БЕРТА: А где Джош? Джош, приём!

АЙЗЕК: Вот он.

ДЖОШ: Прогуливался, не хотел мешать вашей беседе. Мы возвращаемся?

БАРТОН: Да, на сегодня закончили.

ДЖОШ: Прелесть.

БЕРТА: Джош, а где же твой талисман?

ДЖОШ: Ты о чём? Какой талисман? Ах, талисман! Да, я его там случайно выронил в пропасть.

БЕРТА: Какой неаккуратно.

ДЖОШ: Споткнулся. Хорошо хоть сам выжил.

БАРТОН: Кто бы говорил, Берта. Вот, полюбуйся, к чему ведёт безалаберность. Может быть, лет через тысячу эту планету решат терраформировать и найдут бутылку коньяка. Прелесть! Что они подумают о своих предках? А? А?!

11

Джош приблизился к дверям медотсека, спешно переоборудованного в лабораторию, и заглянул туда. Двери в отсек без необходимости не запирали — тут Макс упёрся, настоял на своём. Всё-таки медицина — дело такое, и правила есть правила. Когда корабль стоит не пойми где, должна быть обеспечена возможность максимально быстро попасть к месту оказания помощи. А если дверь заклинит, или ещё чего? Опять же, когда на корабле за работоспособность корабля и за здоровье экипажа отвечает один человек — всё ещё более осложняется.

Тут Джош вспомнил, что этот человек — он и расправил плечи. Шагнул внутрь, откашлялся в кулак, привлекая к себе внимание.

— Что вы здесь делаете?! — уставился на него Бартон.

Все трое учёных собрались вокруг стола и изучали две пробирки. Два на три делилось плохо, и Берта, похоже, играла роль ассистентки.

— Кгхм, — опять откашлялся Джош. — Ну как тебе сказать… Во-первых, работаю…

— Покиньте, пожалуйста, лабораторию, — царственно взмахнул рукой Бартон.

— Это могу, — согласился Джош. — Пойду к Максу, скажу ему, что мне, как фельдшеру, срочно нужно освободить медотсек от посторонних, потому что есть подозрения на то, что у штурмана дизентерия, и ему нужны покой и изоляция. Арнольд добрый, он подыграет.

Бартон раскрыл было рот, чтобы чего-нибудь гавкнуть, но Берта умудрилась одёрнуть его, сказав тихо:

— Это правда, Бартон. Джошуа, помимо прочего, выполняет функции бортового фельдшера. Он имеет полное право здесь находиться.

— Угу, — кивнул Джош. — Инвентаризация…

Подошёл к шкафчику со скромным набором для оказания первой медицинской помощи и стал внимательно рассматривать упаковки с бинтами.

— Кошмар, — поделился он наблюдениями. — Через месяц срок годности истекает. Придётся менять. Опять расходы. Макс расстроится… И так едва концы с концами сводим. А у вас как дела? Как там новая пробирка?

— А знаешь — изумительно! — отозвался, оторвавшись от микроскопа Айзек. — Хотим завтра провести ещё пару тестов…

— Айзек, у тебя мало работы? — влез вредный Бартон, но Айзек только отмахнулся:

— Пробирка — точная копия настоящей. До мелочей. Прозрачность, плотность, физические и химические свойства.

— А как вы её от настоящей отличили? — озадачился Джош.

— Это самое интересное, — откликнулась Берта. — У нас тут нет особо мощных микроскопов, но даже с теми, что есть, удалось установить, что новая пробирка не состоит из молекул. Фактически это не…

— Берта, передай мне кислоту, — процедил сквозь зубы Бартон, и Берта замолчала, кинувшись искать какой-то пузырёк. За неё закончил Айзек:

— Это не стекло, — сказал он. — Даже близко. Слов не хватит, чтобы описать то, что лежит передо мной и выдаёт себя за стекло. Здесь нет молекул, понимаешь? Это как… Я не знаю… Как дом, который выглядит, как кирпичный издалека, и даже вблизи легко спутать. Но если как следует присмотреться, то видно, что он отлит из цельного куска… чего-то. И что кирпичи и слои цемента между ними на самом деле — одно целое, искуссная имитация. Сделанная не человеком.

— Как будто бы ребёнком, — снова отважилась высказаться Берта. — Который увидел что-то интересное и попытался сделать похожее из конструктора.

— «Ребёнком»! — фыркнул Бартон. — Берта, ты меня просто убиваешь своим мышлением. Да мы сделали открытие тысячелетия, а ты только и можешь что рассуждать о детях, готовке и стирке. Что с тобой не так?

— Прости…

— Подумай! Даже если это не живые микроорганизмы, это вещество открывает перед человечеством огромный потенциал! Если оно само сумело сымитировать стекло со всеми его свойствами, то что будет, если мы научимся управлять им? Как насчёт стекла, которое сможет пропускать воздух, но не пропустит дождя и насекомых? Или, например, сверхлёгкий бронежилет, способный остановить пулю, выпущенную из любого оружия.

— Ну, это вряд ли, — зевнул Джош. — Остановить-то он, может, и остановит, но внутре всё в кашу превратится. Физика.

— Полагаю, вам и в голову не приходит возможность распределения импульса, — огрызнулся Бартон.

Джош предпочёл промолчать. Выглядел Бартон так, будто сейчас кинется в драку, как леопард.

— Одного не пойму, — сказал Айзек. — Нет, тут, конечно, ещё непочатый край работы, и вопросов гораздо больше, чем ответов, но всё-таки — почему исчезли те образцы? С пробиркой мы возимся уже часа четыре, и она продолжает притворяться стеклом.

— Они не исчезли, — сказала Берта, глядя куда-то вверх и в сторону, будто рассматривая только что появившуюся важную мысль. — Они сделали то же, что и другие. Превратились.

— Во что? — фыркнул Бартон. — Пробирок сколько было — столько и осталось.

— В воздух.

Бартон выпрямился и задумчиво посмотрел на Берту. Айзек тоже.

— И мы, значит, всё сдышали, — подключился Джош.

— Что?! — уставились на него учёные.

— Ну, воздух, который не из молекул, — развил тему Джош. — Сдышали. И сейчас по кругу гоняем, небось. И ничего, живые.

— Почему вас это так радует? — прищурился Бартон.

— Нипочему! — сказал Джош и быстро вышел из медотсека.

Учёные переглянулись.

— Я думаю, вам двоим в первую очередь нужно пройти обследование, — сказал Айзек. — Главным образом тебе, Берта. Ты ведь первая вошла в каюту после того, как оно… превратилось.

12

— Ты уверен, Джош? — Арнольд с сомнением смотрел на механика, закрепляющего шлем.

— Конечно! — бодрым голосом воскликнул Джош. — Чего тебе туда таскаться? Скука смертная. Сиди лучше, стихи пиши. А я схожу.

— Что-то ты темнишь, Джош, — присоединилась к скепсису Арнольда Кейт, сложив руки на груди. — Обычно ты так себя ведёшь, когда обнаруживаешь бар недалеко от космопорта.

— Злая ты, — обиделся Джош. — Я, может, наукой заинтересовался. Знаешь, какая потрясающая штука — это их «красное»?

— Оно не «их», — нахмурилась Кейт. — Я костьми лягу, но общественность должна узнать, что если бы не Арнольд, они бы улетели несолоно хлебавши.

— Брось, Кейт, — поёжился штурман. — С каких это пор тебя волнует вопрос популярности?

— С тех пор, как речь зашла о том, чтобы лишний раз стереть самодовольную ухмылку с рожи Бартона! — воскликнула Кейт. — Пусть даже не пытается врать. Есть бортовой журнал, есть самописец. Доказательств будет достаточно.

— Ну, ладно, — глухо сказал внутри шлема Джош и накинул на плечо рюкзак. — Вы тут про популярность болтайте, а я пошёл заниматься наукой. Смолин, приём.

Кейт, услышав окончание фразы, хихикнула, но сбить себя с толку не дала:

— Зачем тебе рюкзак, Джош?

— Перекусить взял, — отозвался Джош, прежде чем покинуть экипировочный отсек.

— Перекусить? — посмотрел на Кейт Арнольд. — Но там ведь…

— Н-да… — протянула Кейт. — Может, там и правда бар?

— Кейт…

— А что?! — мечтательно сверкнула глазами Кейт. — Какой-нибудь уставший от суеты и бессмысленности светской жизни экстравагантный богач построил тайно от всех бар за какой-нибудь скалой. Полностью герметичный. Сидит там целыми днями, один, грустит. Ждёт…

— …прекрасную принцессу, которая прилетит к нему на крыльях любви «Красного авокадо», бросится в объятия и скажет: «Я твоя!» — подхватил Арнольд.

— Тьфу на тебя! — вспыхнула Кейт и выбежала из отсека прочь.

Арнольд улыбнулся и покачал головой. Потом посерьёзнел.

— Да уж… Жуткая карма у этого богача, если он улетел за сотни световых лет от цивилизации ждать принцессу, но первым человеком, который до него добрался, оказался Джош.

— Не понимаю, — сказал Бартон, опустившись на корточки перед пробиркой.

В скафандре сидеть на корточках было не очень удобно, поэтому он быстро переместился на колени и стал похож на паломника, пришедшего поклониться неизвестной форме жизни. Или не жизни.

Берта вспомнила вчерашние рассуждения Айзека о древних богах и подавила смешок. Бартон не спустил бы ей такой реакции, когда… Да никогда.

— Что-то изменилось, — предположил Айзек.

— Что? — зарычал на него Бартон. — Тот же отрезок времени, то же время суток. Такая же пробирка!

Никто не ответил. Бартон был прав. Второй эксперимент в точности повторял первый, но, в отличие от первого, не принёс результатов. Пробирка как лежала одна — так и лежала. На том же месте, в том же положении.

Ночной кошмар исследователя: нечто, что ведёт себя совершенно по-разному в одних и тех же условиях.

— По правде говоря, — сказал Айзек, — мы не можем с точностью утверждать, что условия были в точности такими же. Мы ведь не отслеживаем, скажем, изменения в составе атмосферы. Или спектр света. Да мало ли что могло измениться! Нам нужно продолжать исследования в лабораторных условиях. И под «лабораторными» я подразумеваю именно лабораторные условия, а не то, что мы имеем в медотсеке.

— Предлагаешь возвращаться? — спросила Берта.

— Предлагаю рассмотреть такую возможность. Образцы, которые герметично хранятся в контейнерах со здешней атмосферой, остались на своих местах. Если и завтра они не «исчезнут», мы вполне можем рассчитывать на то, что они долетят до Яхве. А там в нашем распоряжении будет лучшая лаборатория галактики.

Но Бартон как будто не слышал коллегу.

— Почему? — бормотал он. — Почему оно перестало исследовать?..

И тут в эфир вмешался голос Джоша:

— А может, ему просто стало скучно?

Все повернули головы и посмотрели на бортинженера, который опять шагал откуда-то из-за невысокой скалы, поправляя лямки рюкзака.

— Скучно? — брезгливо переспросил Бартон.

— Ну да. Вот дали художнику пробирку. Ну, нарисует он её раз. А ему на следующий день — другую пробирку. Что, по-твоему, он тут же с радостью кинется рисовать и её?

Бартон встал.

— Это уже слишком, — заявил он. — У микроорганизмов — мышление? Предлагаю ввести правило: те, у кого нет учёной степени, не вмешиваются в нашу работу.

— Да я и не вмешиваюсь, — сказал Джош. — Я вообще на корабль иду. Устал, спать охота.

И пошагал к «Красному авокадо». В эфире раздалось беззаботное посвистывание.

— Как-то стран… — начал было Айзек, но сам себя перебил: — Берта!

— Что?

Айзек указывал пальцем куда-то вниз. Берта опустила взгляд и ахнула. «Красное» покрывало металлизированный сапог её скафандра почти до колена. Берта топнула ногой, и красные пылинки, разлетевшись в разные стороны, кажется, просто исчезли.

— Ты издеваешься? — взвыл Бартон. — Берта, ты что, не смотришь под ноги?

— Я стояла в метре от него!

— Значит, ночью оно переместилось. Мы же знаем, что оно может перемещаться.

— Если оно и переместилось, то прямо сейчас, потому что я остановилась на сером песке!

— Сказала самая собранная и внимательная женщина в мире!

— Знаешь, Бартон!..

— Что?!

— Ничего…

— Вот и прекрасно. Берём ещё образцы.

— Может быть, оставим что-то другое? — предложил Айзек. — Не пробирку?

— Нет! — рявкнул Бартон.

— Почему? Эксперимент…

— Потому что ты был прав. Просто что-то изменилось. Пусть пробирка полежит ещё сутки. Завтра посмотрим.

Берта лишь молча покачала головой. Теперь Бартон будет ждать у моря погоды хоть сто лет, и только потому, что самое разумное предположение выдвинул небритый и необразованный механик. Если Джош окажется прав, Бартон этого не переживёт. Возможно — в буквальном смысле этого слова.

Берта провела рукой по бедру, неосознанно ища карман. Но никакого кармана не было. Был лишь пояс с некоторыми полезными штуками. Ракетница, которой можно послать сигнал бедствия, тюбик с герметизирующим составом — быстро заштопать прореху в скафандре… Предметы, без каждого из которых станет очень страшно. Потому что каждый из этих предметов создан для того, чтобы спасти твою жизнь в ситуации, когда ничто другое спасти её не сможет.

И всё-таки…

Аккуратно стащив с пояса ракетницу, Берта посмотрела на увлечённых сбором образцов мужчин. Нет, если Бартон заметит, он заставит забрать обратно. А провести эксперимент было бы очень интересно и важно. Ракетница! Будет ли ракета, созданная «красным», лететь и гореть, как настоящая? Это не какая-то глупая пробирка, это уже нечто!

Медленно, осторожно, закусив нижнюю губу, Берта отошла в сторонку. Обогнула скалу… Как она объяснит своё отсутствие?! Скафандр не давал возможности воспользоваться самой банальной и первой приходящей на ум отговоркой — «захотелось в кустики». Пошла прогуляться и полюбоваться пейзажем? Ну, разве что… Цена — ещё одна порция колкостей от Бартона.

Берта подавила вздох. Если её эксперимент удастся, одной порцией колкостей дело не ограничится. Это будет что-то пострашнее.

Она любила Бартона. Наверное. Ну, совершенно точно — уважала его цепкий ум. Она до сих пор восхищалась этим человеком, умеющим идти к цели напролом, не обращая внимания на препятствия, а иногда и на здравый смысл. Восхищалась даже после того, как увидела другие стороны его натуры, которые издалека были не так заметны.

Его эгоизм. Его ослиное упрямство. Его хамство и грубость.

Она бы всё могла стерпеть, если бы он хоть иногда извинялся. Но складывалось такое впечатление, что Бартону просто на неё плевать. Она — лишь придаток в его жизни, состоящей из научных исследований. «Учёный» — как же Берта ненавидела это слово! Слово, сводящее всю человеческую жизнь к карикатурному образу сгорбленного старичка в очках с толстыми стёклами и в белом халате.

У подножия скалы «красного» не было, Берта спокойно вышла из зоны видимости Бартона и остановилась. Бросила перед собой ракетницу. Похожее на гротескный мультяшный пистолет устройство упало в «красное», подняв тучу пыли, которая тут же осела.

«Может быть, лет через тысячу эту планету решат терраформировать, — мысленно, кривляясь, передразнила она Бартона, — и найдут ракетницу…».

И тут её словно по голове ударили. Глаза широко раскрылись, дыхание остановилось, сердце замерло, прежде чем заколотиться снова, с удесятерённой силой.

— Джош! — закричала Берта, развернулась и бросилась бегом обратно.

Выскочила из-за скалы. К ней уже неслись Бартон и Айзек. Они были метрах в двадцати, но голоса звучали прямо в шлеме, от чего было не по себе:

— Что с тобой, Берта?!

— Проклятье, куда ты ходила?!

— В чём дело, что произошло?!

— Джош, стой! — кричала Берта, как будто количество децибелл тут что-то решало.

Она бежала к кораблю.

— Куда ты несёшься? — орал Бартон. — Остановись, это опасно. Зачем тебе этот клоун?

— Берта, Джош давно зашёл в корабль, он тебя не слышит!

— Я слышу, — заглушил всё спокойный голос Макса в эфире. — В чём дело?

Берта судорожно выдохнула на бегу. Ну конечно же, на капитанском мостике прослушиваются все разговоры. А как иначе на корабле узнают, если с экспедицией что-либо случилось? Бартон наверняка устроит по этому поводу истерику, но здравый смысл подсказывает, что иначе просто нельзя.

— Нужно немедленно найти Джоша и отобрать у него рюкзак! — выпалила Берта. — Немедленно, слышите?! Вопрос жизни и смерти!

Если бы капитаном корабля был Бартон, он задал бы миллион вопросов, издеваясь над ней после каждого ответа, потом обвинил бы её во всём, и только после этого что-нибудь бы предпринял.

Макс сказал:

— Принято.

И пропал из эфира.

13

Макс поднял тревогу. Весь экипаж — все два человека, Кейт и Арнольд — бросились на поиски. Записи с камер просматривал нёсший вахту Макс.

— Кейт, — послышался голос в наушнике, когда девушка вломилась в палату Джоша. — Он зашёл в каюту номер восемь.

— Восемь? — упавшим голосом переспросила Кейт.

— Да. Извини, но ты рядом.

— Принято…

Вот сукин сын!

Кейт в сердцах топнула ногой по полу, но тут же развернулась и пошла к роковой двери. Воспоминания, связанные с этой каютой, ещё не выветрились, да и, верно, никогда не выветрятся. Там покончил с собой Корморан Напкин… Которого на самом деле звали Люком, и который так нравился Кейт.

Сколько уже с тех пор было рейсов, сколько пассажиров… Но восьмую каюту, по молчаливому всеобщему соглашению, старались не отдавать никому. За исключением случаев, когда пассажиров было чрезвычайно много. Но это, увы, было редкостью.

— Прибью, — подбодрила себя Кейт и чиркнула по считывателю аварийным ключом.

Дверь пискнула и открылась. И Джош оказался внутри.

— Он здесь! — простонала Кейт в гарнитуру.

— Живой? — тут же спросил Макс.

— Ну как тебе сказать… Не больше, чем обычно.

Джош лежал на кровати и храпел. А вокруг него живописно рассыпались пустые бутылки из-под коньяка. Маленькие бутылочки, в четверть литра каждая.

— Выйди и закрой дверь, — велел капитан.

— Запросто.

— Арнольд сейчас принесёт защитные костюмы и носилки.

— Что?!

— Джоша необходимо переместить в медотсек… Секунду… — Капитан помолчал, кажется, разговаривая по другой линии. — Отставить медотсек. Тащите его в стыковочный.

— Принято, — бесцветным голосом отозвалась Кейт.

Перед тем как выйти, бросила ещё один взгляд на распростёртое на койке тело. Н-да… Носилки.

— В моём контракте о таком не было ни слова! — проворчала Кейт, подперев дверь спиной.

Джош проснулся через три часа и с большим удивлением обнаружил себя в прозрачном боксе. А едва привстав, увидел перед собой — по ту сторону плексигласа — Бартона, сложившего на груди руки.

— Как ощущения? — спросил учёный.

— У-у-у, — протянул Джош, обхватив голову руками. — Это ты, господин учёный, у Арнольда спроси. Он тебе поэму напишет об этих ощущениях. А мне б водички и… Ну, ты понял.

— В углу.

Джош повернул голову. В углу бокса стояла его фляга с водой и пустое ведёрко.

— Смеёшься? — нахмурился Джош.

— В мыслях не было, господин бортинженер. Элементарная техника безопасности. Как бы вы поступили с человеком, который выпил два с четвертью литра неизвестного науке вещества?

— Какого «вещества»?! Это ж коньяк! Мой личный коньяк, из моих запасов.

— Видишь ли, Джош… — Бартон присел на корточки, чтобы их с Джошем лица оказались на одной линии, условно параллельной горизонту. — Я бы тебе поверил. Я бы с радостью позволил тебе вернуться в твою каюту и отоспаться, а не стал бы твоим туловищем блокировать себе же выход на поверхность планеты. Но мы тщательно изучили пустые бутылки. Одна из них — совершенно обычная, с остатками коньяка…

— Врёшь! — выпалил Джош, услышав про остатки.

— Не волнуйся, речь о таких количествах, которые даже в каплю не собрать.

— А… — успокоился Джош.

— Так вот, это стеклянная бутылка с бумажной этикеткой и алюминиевой пробкой, внутри которой, очевидно, находился не самый лучший коньяк…

— Мы не осуждаем тех, кого любим.

— Что?

— Что?

— Не важно, — скривился Бартон. — Другие же бутылки, при всём возможном сходстве, представляют собой нечто совершенно иное. Немолекулярная структура. Просто нечто, безупречно притворившееся стеклом, бумагой, алюминием и коньяком. С сохранением характерного запаха и, должно быть, вкуса.

— Да-а-а… — протянул Джош.

— Браво, Джош. Ты провёл невероятный эксперимент. Мои коллеги до сих пор занимаются описанием. Однако выпить результаты этого эксперимента было слишком опрометчиво. Мы взяли образцы крови. Смотрим, не изменилось ли в тебе чего-то.

— И как образцы? — спросил Джош.

Бартон отвёл взгляд.

— Рано говорить…

— Кровь как кровь, да? Полностью идентична образцам, которые вы нашли в медотсеке, правильно? И вся молекулярная структура при ней. Так?

— Прошу без иронии! — резко встал Бартон. — Сделай свои дела, и через десять минут придёт Айзек, забрать ведро.

— Оу…

— Да, Джош. Нам нужно понять, что это вещество сделало после того, как попало в твой организм. Извини, но быстро ты отсюда не выйдешь.

— Я его выпускаю, — сказал капитан, стоя рядом с плексигласовым боксом.

— Вы не имеете права! — заорал, брызгая слюной, Бартон.

В стыковочном отсеке собрался весь экипаж «Авокадо» и все его пассажиры. Включая Джоша, который уже пять часов томился в боксе, ведя героическую и неравную борьбу с похмельем.

— Это вы не имеете никакого права удерживать взаперти моего бортинженера, — оборвал его капитан. — Вы провели анализы, не обнаружили никаких причин для паники. «Красное» естественным путём выходит из организма.

— Действительно интересно, — вставила Берта. — Приняв какую-либо форму, оно остаётся в ней, больше не изменяется, как будто соглашается с правилами игры…

— Заткнись! — бросил, не оборачиваясь, Бартон. — Вы соображаете, что может случиться, если это воздействовало на его мозг?!

— А вы можете предоставить хоть одно доказательство такого воздействия? — сложил руки на груди капитан. — Вы просветили ему череп своими лучами. Вы проверили его ДНК.

— Макс, да они мне только что колоноскопию не сделали, — пожаловался Джош, но его все решительно проигнорировали.

— Мы имеем дело с неизвестным науке…

— Иными словами — нет, — подытожил капитан.

— Техника безоп…

— Я знаю наизусть правила техники безопасности, Бартон. Член экипажа, подвергшийся неизвестному воздействию, должен быть по возможности изолирован на срок до суток, или же до тех пор, пока не будет установлено, что его присутствие на борту не может причинить вред другим членам экипажа. Если не ошибаюсь, мы это уже установили. В рамках существующих научных дисциплин, коими только и можем руководствоваться.

— Послушайте, капитан, вы совершаете ошибку, — заговорил Айзек. — Бартон прав. Мы понятия не имеем, какие изменения могло вызвать «красное», пройдя через мозг. Любое предположение, даже самое дикое, может оказаться верным…

— Был у меня знакомый, — подал вдруг голос штурман Арнольд. — Хороший человек, образцовый семьянин, фининспектор с большим стажем, вежливый и дружелюбный с коллегами. Никаких наркотиков, никакого алкоголя. Но однажды он пришёл с работы домой, взял кухонный нож и…

— Душераздирающе, — сказал, выслушав историю, Бартон. — И к чему это здесь?

— Это к тому, что человеческая душа — потёмки. Джош может что-нибудь выкинуть — охотно допускаю. Однако не будет ли с нашей стороны глупо и наивно до конца жизни списывать все его выкрутасы на воздействие «красного»? Если так, то вы собираетесь доставить на Яхве несколько контейнеров с веществом, дающим индульгенции на любые преступления. Ведь каждый человек, который хоть на пушечный выстрел приближался к «красному», может оправдать таким образом убийство. Хороший юрист без труда убедит судий и присяжных в том, что раз науке не известно, как может воздействовать «красное», значит, оно может воздействовать и так, и вины подсудимого нет, а виновато общество и в первую очередь учёные, которые привезли это. Вы сейчас создаёте очень плохой прецедент, на который этот юрист сможет ссылаться. Трижды подумайте, прежде чем так поступать.

Джош, почувствовав, что ветер переменился в его пользу, встал и подошёл к двери. Капитан молча нажал кнопку, открывающую бокс.

— Свобода! — провозгласил Джош, театрально потрясая в воздухе руками, будто только что с него упали оковы. — О, этот сладчайший синтезированный воздух! И еда! Понадоблюсь — я в кухне.

Кейт проводила Джоша неприязненным взглядом и подумала, что она-то была бы совсем не против, чтобы он провёл остаток полёта в боксе. Может, научился бы чему.

— Арнольд, — сказал Макс штурману, — будь добр, приступай к расчётам обратного пути.

— Есть! — Арнольд заторопился к выходу.

— Что?! — подскочил Бартон.

— Во-первых, через четыре дня истекает срок. Задержимся сверх необходимого — рискуем оказаться в открытом космосе без припасов. Кроме того, это — крайний срок, тянуть до которого можно только в крайних обстоятельствах. Я их не наблюдаю. Вы взяли достаточно образцов и…

— Нет! — буквально взвизгнул Бартон. — Нам нужно больше, гораздо больше! И ещё нам нужно несколько недель на то, чтобы исследовать это «красное» здесь, в месте его обитания. И…

— И я думаю, — перебил капитан, — что теперь, продемонстрировав уникальные свойства добытых образцов, вы без труда получите финансирование для организации полномасштабной научной экспедиции на эту планету. Звездолёт, оборудованный по последнему слову науки и техники, со множеством великолепных лабораторий.

— Он прав. — Берта коснулась плеча Бартона. — Здесь мы сделали уже всё, что могли. С теми возможностями, которыми располагаем…

Бартон в раздражении стряхнул её руку и уставился на капитана.

— Я хочу взять больше образцов!

— Пожалуйста, — пожал плечами капитан. — У вас будет время завтра с утра. Арнольду для полноценных расчётов потребуется время. Но завтра вечером мы стартуем. Если, конечно, Арнольд даст добро.

14

Арнольд дал добро уже с утра. По его словам, прямой маршрут до Яхве был дорогой из жёлтого кирпича. Что это значит — никто не понял. Кейт совершенно не понравилась идея напороться по дороге на кирпич, пусть даже и жёлтый. Корпус «Авокадо», безусловно, выдержит, но приятного-то один чёрт мало. Однако штурман говорил уверенно и с воодушевлением.

— То есть, мы можем взлетать уже сейчас? — уточнил капитан во время утренней планёрки на капитанском мостике.

На планёрке присутствовали все члены экипажа, в то время как трое учёных готовились к вылазке.

— Хоть сию секунду, — подтвердил Арнольд.

— Я готова! — быстро сказала Кейт.

Макс задумчиво посмотрел на панель управления, на смотровой экран. Покривил губы. Кейт закатила глаза.

— Дадим им возможность сделать последнюю ходку, — решил капитан. — После этого — стартуем. Кейт, Джош — подготовить и проверить все системы.

— Есть! — хором отозвались пилот и бортинженер.

— Разойтись. Джош! Задержись.

В результате «разошёлся» только Арнольд, который после ночи утомительных расчётов мечтал хорошенько выспаться. Кейт уселась в своё кресло и защёлкала переключателями, запустила программу сканирования систем. А Джош вопросительно уставился на капитана.

— Штраф, — ухмыльнулся Макс.

— За что? — хладнокровно удивился Джош.

— Пошутил?

— Серьёзен.

— Ладно. — Капитан заложил руки за спину. — Тебе было позволено употребить за полёт не больше четверти литра спиртного. Пронести на борт не больше четверти литра. Ты нарушил оба запрета. Это обойдётся тебе…

— Макс, ты неправ.

— Возражения? Пререкания?

— Да тут и пререкаться не о чем. Вот!

Услышав шуршание, Кейт с любопытством покосилась через плечо. Джош протянул Максу сложенный в несколько раз лист бумаги. Капитан развернул его и пробежал глазами. Джош продублировал основные моменты вслух:

— Заключение… в том, что исследованные образцы не являются спиртными напитками, хотя идентичны им по всем свойствам… и всё же молекулярная структура…

— Вы что, издеваетесь?! — гаркнул капитан, и лицо его побагровело.

— Подписано лично старшим научным сотрудником Бертой Крюгер! — отчеканил Джош. — Документ! Ты, Макс, конечно, можешь штрафовать. Но вот этот документ в любом суде…

— Пошёл вон!

Бортинженера как ветром сдуло. Капитан, сердито сопя, уселся в свободное кресло.

— И что, ему это просто так сойдёт с рук? — не выдержала Кейт.

— Я не готов прямо сейчас отвечать на этот вопрос, — процедил Макс сквозь зубы.

— Но…

— Кейт. Месть — это блюдо, которое подают холодным.

— Поняла.

Кейт вернулась к сканированию систем. Пока что всё в недрах корабля было прекрасно. Вот открылся шлюз — учёные вышли в свой последний рейд за образцами. И куда им столько? Жадные… С другой стороны, если «красное» перемещается — вполне оправданная предосторожность. А ну как оно спрячется так, что в другой раз его не найдёшь? Или вообще провалится сквозь землю? А то и решит притвориться местной атмосферой. Или скалами. Поди найди…

Вскоре в гарнитуре послышался голос Джоша, и Кейт с головой ушла в работу. Она посылала импульсы, и Джош отчитывался, как реагирует тот или иной узел. А потом Джош замыкал какие-нибудь контакты, и Кейт сообщала об изменениях на панели управления. Привычные действия, рутина, к которой нельзя было относиться спустя рукава. Каждая мелочь могла стать причиной катастрофы.

— Уф! — выдохнула Кейт и откинулась на спинку. — Вроде всё. Готова взлетать.

— Не терпится? — улыбнулся капитан.

— Не то слово!

— Странно. Я думал, твоя романтичная натура будет в восторге от необитаемой планеты.

— Моя романтичная натура вполне бы удовлетворилась чашкой чая в руках и звёздным небом над головой, пока вокруг сонно бурлит мегаполис, — вздохнула Кейт. — Я не из той породы, капитан…

— Ну что ж, наши научные работники возвращаются. Скоро…

— Капитан.

— Да, пилот?

— Хватит себя мучить. Зовите их просто — «учёные». Так… лучше будет. Проще.

Кейт смотрела на Макса и понимала, что большего сказать себе не позволит. Но Максу оказалось достаточно и этого. Он поморщился, отвернулся.

— Так заметно?

— Ну-у-у…

— Ясно, — оборвал он её. — В любом случае, скоро это всё закончится. Почему их там четверо?

— Где? — растерялась Кейт. — А! Ну, я не говорила… Мы им не доверяли и приняли решение не отпускать их одних. Кто-то постоянно с ними.

— И кто с ними сейчас?

— Арнольд, наверное. Джош только что был со мной на связи. Хотя я не удивлюсь, если он напополам разорвался, чтобы клонировать себе ещё коньяка, за который не штрафуют.

По сигналу Кейт открыла шлюз. Взяла на себя управление плексигласовым боксом. Туда, как обычно, заходили по одному. Система делала быстрое сканирование и выдавала вердикт. Первым вошёл Бартон Новак, живой и здоровый, согнувшийся под тяжестью герметичного контейнера с образцами. Открыть, свободен.

Следом — Айзек Чапек, с таким же контейнером. Господи, да им волю дай — они всю эту планету с собой упрут! Чисто, свободен, проходи.

Берта Крюгер. Снова с ящиком. Могли бы и не заставлять даму таскать тяжести! Учёные, чёрт бы их побрал… Ладно, не будем задерживать, видно же, что ящик тяжеленный. Проходи, Берта Крюгер. Хотя оставить бы тебя там, а потом в космос выкинуть, чтоб не мешала жить и работать нашему самому лучшему в мире капитану.

— Ну, Арнольд, где ты там застрял? — проворчала Кейт. — А, вот. Господи, тебе-то зачем ящик?! Дурачок услужливый… Эм… Стоп.

— Что такое? — повернул голову Капитан.

— Хм. Какой-то сбой. А ну, ещё раз. Повторное сканирование.

Когда на экранчике появились результаты повторного сканирования, Кейт попросила компьютер вывести изображение на смотровой экран. Пустынный пейзаж необитаемой планеты исчез, вместо него возник человек в скафандре, с ящиком в руках. Справа столбцом — результаты сканирования.

— Что? — переспросил капитан. — Как…

— Бред! — заявила Кейт и включила микрофон. — Арнольд, сними шлем! Да поставь ты этот чёртов ящик!

Она по ошибке ткнула не ту кнопку, и её голос разнёсся по всем динамикам корабля. Экстренное оповещение. И вдруг в эфире возник голос Арнольда. Сонный и недовольный:

— Я, конечно, знаю, что не красавец, но шутка про «сними шлем» — это уже чересчур. А прикола про ящик я вообще не знаю. Чего тебе нужно, Кейт, я всю ночь считал! Я прификсировался, можешь взлетать.

Человек в скафандре стоял, держа в руках ящик, и не двигался.

— Джош? — простонала Кейт.

— Аюшки? — отозвался голос из наушников.

— Ты где?

— Да трезвый я!

— Где ты?!

— Иду мимо медотсека. Тут учёные разгружаются.

— Кто именно?

— Кгхм… Сейчас посмотрю. Да все тут. Бартон, Айзек, Берта. Смотрят на меня, как на инопланетянина. Что не так-то?

— Мама… — сказала Кейт, и у неё задрожали руки.

Человеку в скафандре, видимо, надоело ждать. Он наклонился, поставил ящик. Потом выпрямился и, отсоединив крепления, потянул вверх шлем.

Густые чёрные волосы рассыпались по металлизированным плечам скафандра. А человек посмотрел прямо в камеру, и его губы зашевелились.

— Что-то не так, Кейтелин? — послышался приглушенный голос Берты.

15

Все собрались перед закрытым наглухо плексигласовым боксом и молчали. Первым нарушил молчание Джош. Он с минуту напряжённо переводил взгляд с бокса на стоящую перед ним Берту и обратно, закрывал то один глаз, то другой. Потом не выдержал:

— Ладно, Макс. Я понял. Не знаю, как ты это сделал, но я тебя понял. Всё, больше — ни-ни!

— Расслабься, Джош, — слабым голосом отозвалась Кейт. — Мы тоже это видим.

— А, так ты тоже участвуешь в розыгрыше? — кивнул Джош. — Ну всё, ладно, сворачивайте балаган. Я проникся, вот честно! На Яхве — зашьюсь наглухо.

— Было бы неплохо, — пробормотал штурман Арнольд. — Я бы тоже… Только вот я не пью.

Тут до Джоша дошло, что для розыгрыша всё происходящее как-то слишком уж натурально, и он замолчал. Заговорила Берта:

— Невероятно…

Она положила руку на прозрачную стенку бокса, и существо, находящееся внутри, повторило её жест. Существо оставалось в скафандре, и тонкая темнокожая ладонь Берты казалась обведённой толстым серебристым маркером.

— Поверить не могу, — произнёс голос Берты из-за плексигласовой стенки.

И тут ошеломляющая тишина взорвалась от дикого вопля.

Все посмотрели на Бартона. А тот подпрыгнул чуть ли не до потолка, сделал сальто через голову и снова закричал.

— И чего так радоваться двум жёнам? — буркнул Джош. — Вроде не ребёнок уже…

— Невероятно! — орал Бартон. — Когда это увидят на Яхве… Чёрт, да это будет сенсация! Я… Мы разбогатеем! Да мы миллиардерами станем за неделю! Айзек, ты понимаешь, что это?

— Не уверен, — пробормотал Айзек.

— Это твоё «вещество с неизвестными свойствами» полностью скопировало живого человека! Соображаешь?! Оно само произвело эксперимент, на который никто и никогда не дал бы разрешения! Мы бы ограничивались мышами и шимпанзе, исследовали и препарировали их и вздыхали от того, что не можем приблизиться к самому последнему и самому интересному пределу — психологии! С этим существом мы можем говорить, оно ответит на наши вопросы, прежде чем мы разберём его до молекул!

— У неё нет молекул, — слабо возразил Айзек.

— Это просто выражение, — отмахнулся Бартон. — Ты меня понял. Перед нами стоит наша работа на ближайшие лет пять. Благодаря этому мы войдём в историю науки! Наши имена станут в один ряд с величайшими! Только представь: Альберт Эйнштейн, Томас Эдисон, Гильермо Маркони, Анатолий Бехтерев, Бартон Новак, Айзек Чапек! Ну и — Берта Новак, разумеется.

Берта опустила руку и повернулась к Бартону:

— Это ведь человек, — сказала она.

— Нет, Берта, — начал объяснять Бартон с такими же интонациями, с какими он бы объяснял ребёнку, что огонь жжётся, — это не человек. Это — копия человека. Ты бы не стала возражать, если бы кто-то взялся исследовать свойства твоей фотографии или запись твоего голоса?

— Стала бы! — жёстко сказала Берта. — Хочешь исследовать фотографии — фотографируй горы и озёра. Не хочу, чтобы моё изображение препарировал какой-то…

— Постойте, что вы несёте? — не выдержала Берта-два. — Я не изображение! Вы что, с ума сошли?! Это же я! Я, настоящая!

— Чёрт! — хлопнул себя по лбу Айзек. — Бартон, а ведь действительно. Нужно проверить Берту.

— Что?! — Берта попятилась. — Я… Меня?! Бартон, я ведь всегда была рядом с тобой, о чём ты говоришь? Я не отходила ни на шаг!

— Разумно, — кивнул Бартон. — Айзек, посмотри её скафандр.

— А ты?

— А я пообщаюсь с этим существом.

— Ты пока даже не знаешь, что из них — существо.

— Берта права, я всегда видел её рядом. Ты просто убедись, что…

— При всём уважении к научному складу ума, — подала голос Кейт, — Берта заходила последней.

Во вновь наступившей тишине Айзек поторопился выйти. А потом послышались всхлипывания. Берта-два за прозрачной стенкой заплакала.

— Ну что же ты? — приблизился к ней Бартон. — Не плачь. Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Давай немного поговорим, хорошо? Назови своё полное имя.

— Б… Берта Крюгер, — пролепетала Берта-два. — Я твоя невеста, Бартон! Мы должны пожениться через месяц!

— Хватит, я не могу это слушать! — воскликнула Берта.

Бартон метнул на неё взгляд:

— Ты разве не видишь, насколько это уникальный случай?! Это — твоя полная копия. Она не жила твоей жизнью, её возраст от силы несколько часов! И всё-таки она обладает всей твоей памятью! Ты понимаешь, какой переворот мы сможем устроить в науке?! Да всё перевернётся с ног на голову, если мы сможем доказать, что воспоминания человека могут быть совершенно не связаны с его реальным опытом! Это — квантовый скачок в мире науки!

— Бартон, ты — псих! — крикнула Берта и выбежала прочь.

Но Бартон, кажется, даже этого не заметил. Он опять полностью сосредоточился на своей новой игрушке.

— Какая же ты красивая, — говорил он, опять будто увещевая ребёнка. — Ты — само совершенство. Ну, не плачь! Я всегда буду рядом, слышишь?

— Бартон! — простонала Берта-два. — Прекрати так со мной говорить! Это ведь я! Я! Та самая безалаберная идиотка с мозгом домохозяйки! Лучше бы ты на меня орал.

— Что за глупости? Я никогда на тебя не орал! — нахмурился Бартон. — Похоже, некоторые воспоминания искажены…

Берта-два отпрянула от стенки и принялась выбираться из тяжёлого и жаркого скафандра. Бартон, не мигая, следил за каждым её движением, подобно извращенцу, прильнувшему к щели в стене женской раздевалки. Только вот его совершенно не интересовала фигура красивой темнокожей женщины в обтягивающих подштанниках и топике, он изучал её движения, подмечая мельчайшие детали и особенности поведения.

— Она ведь должна понимать, что она — это не она, — заговорил Арнольд.

— Вовсе нет, — отозвался Бартон. — Она — абсолютная копия.

— То есть, она уверена, что она — это Берта? — спросила Кейт. — Но как же… В смысле, я хочу сказать, она образовалась там, на этом красном поле. Потом пришли вы, трое. И она видела вас троих. Это ведь должен быть её опыт, правильно? Она должна это помнить и понимать, что она — это не она. А если так, то она, получается, лжёт.

Бартон медленно повернул голову к Кейт и окинул её долгим взглядом.

— А ведь правда, — сказал он. — Чёрт… Но возникает вопрос — что заставляет её лгать? Злой умысел? Или же страх?

— Ты псих! — воскликнула Берта-два. — Вы все — сумасшедшие! Кейтелин, ты же была снаружи! Что ты там видела? Фигуры в скафандрах, слышала голоса в динамиках. Всё! Я отошла за скалу подобрать… кое-что. Вернувшись, я не считала сколько человек в скафандрах там стоит! Потому что мне и в голову не приходило, что может случиться такое. Даже если бы я заметила лишнего, я бы не обратила внимания, мельком бы подумала, что это Кейтелин, или Джош, или Арнольд. Скафандры одинаковые!

— Вот ты и проговорилась, — сказал Бартон. — Ты не могла отойти за скалу, потому что я всё время видел тебя. У тебя не было бы времени на это…

— Значит, какое-то время ты видел не меня, — заявила Берта.

— Так вы шли к кораблю уже вчетвером? — вмешался Арнольд. — И не заметили этого?

— Я заметил, — признался Бартон. — Я думал, что это Джошуа.

— Чуть чего — сразу Джошуа, — проворчал Джош.

— Я ещё подумал, что он, наверное, хотел найти там ещё коньяка, потому что… Чёрт, да! Я видел, как она выходила из-за скалы! — воскликнул Бартон. — Всё сходится.

— Из-за скалы выходила я! — стукнула себя в грудь Берта-два. — Настоящая я! Вчера я бросила в «красное» ракетницу, а сегодня забрала!

— Зачем ты бросила ракетницу?

— Чтобы проверить, скопирует ли её «красное».

— И что, скопировало?

— Нет, ракетница лежала там одна, ничего не изменилось.

— Ну конечно, — опять вмешался Джош. — «Красное» скопировало кое-что поинтереснее одной ракетницы. Ему не захотелось играть на понижение.

— Я же просил не лезть в научные вопросы, обладая мышлением варвара! — простонал Бартон. — «Красное» не может обладать мышлением, но оно может его копировать!

— А в чём разница между оригиналом и полноценной копией? — пожал плечами Джош. — Что так коньяк, что эдак коньяк.

Ответить ему никто не успел. В этот момент в отсек вошёл Айзек и сказал:

— Я обследовал скафандр и изучил под микроскопом волос самой Берты.

Берта вошла следом и остановилась.

— Ну? — поторопил Бартон. — Только вот не надо этих театральных пауз, Айзек!

— Молекулярная структура присутствует и там, и там.

Вдруг по полу прокатилась вибрация, корабль задрожал.

— Мы что, взлетаем? — завопил Бартон, схватившись за плексигласовый бокс.

— Да быть того не может! — воскликнула Кейт. — Разве что за штурвалом сидит вторая я.

— Землетрясение, — сказал Арнольд. — По-моему, весьма прозрачный намёк на то, что пора стартовать. Мне бы не хотелось, чтобы «Авокадо» рухнул в какую-нибудь расщелину и застрял.

— Кэп? — спросила Кейт, и все посмотрели на молчащего до сих пор Макса.

— Готовься к взлёту, Кейт, — сказал тот каким-то глухим и страшным голосом. — Всем — разойтись по местам и прификсироваться.

— А как же я? — прижалась к прозрачной стенке Берта-два. — Я ведь…

— Скажите этому существу, чтобы надело скафандр, — отвернулся капитан. — Он компенсирует возможные… неудобства. Джош — на два слова.

— Есть!

Капитан и бортинженер покинули стыковочный отсек.

Взгляды Берты и Берты-два встретились.

— Лучше бы ты умерла, — тихо сказала Берта.

— Знаю, — тихо ответила Берта-два.

Но повернулась и принялась забираться в скафандр.

16

Кейт положила руку на рычаг и сказала в микрофон:

— Повторяю: взлёт начинается, все должны быть прификсированы! Взлёт через три, два, один…

Она медленно потянула рычаг на себя, чувствуя, как меняется тембр двигателей, как мощь «Красного авокадо» заставляет дрожать поверхность планеты. На смотровом экране стремительно менялась атмосфера, перебирая чуть ли не все цвета спектра. Корабль дрожал от напряжения.

— Давай-давай, маленький мой, — мурлыкала Кейт. — Давай, скотина бесполезная, мой хороший, мой у-у-умничка! Да!

Как будто паутина всё натягивалась, натягивалась и вдруг — лопнула, выпустив муху на волю. «Красный авокадо» избавился от оков гравитации и легко лёг на просчитанный штурманом маршрут.

— Выдохнули, — сказала Кейт и выдохнула.

Но не до конца.

Потому что в этот момент вспыхнула лампочка на приборной панели — шлюз открыт.

— Какого?! — взревела Кейт и врезала кулаком по кнопке, закрывающей люк.

Ноль реакции. Ещё удар, ещё…

— Тревога, тревога! — заорала Кейт в микрофон. — Разгерметизация в стыковочном отсеке! Джош, Макс…

— Кейт, всё в порядке, — сказал спокойный голос Макса. — Отставить панику.

— Шлюз…

Кейт замолчала, увидев, как погасла лампочка.

— О, господи…

— Как прошёл взлёт? — холодный, безжизненный голос капитана.

— По плану, — шепнула Кейт. — Без… без происшествий.

— Конец связи.

— Конец…

Отключив микрофон, Кейт уставилась невидящим взглядом в черноту космоса, испещрённую бесчисленными искорками звёзд. Она включила задний обзор, и ей показалось, будто она видит беспомощно трепыхающуюся в пустоте фигурку в скафандре.

— Что?! — Бартон приплясывал возле бокса и буквально клоками драл на себе волосы. — Что вы натворили?

— Это — техника безопасности, — усталым голосом произнёс капитан.

Берта покачала головой. Она не верила глазам и ушам.

— Как вы могли… — прошептала она.

— Я не мог поступить иначе. Если это существо пыталось выдать себя за одного из пассажиров, значит, его действия классифицируются, согласно статье 19-Ф правил, как чрезвычайно опасные. Рекомендуемые действия: немедленное уничтожение. Если бы я привёз это на Яхве, вы бы, может, и стали прославленными миллиардерами. А я бы лишился лицензии, корабля, да вдобавок к тому — получил бы срок.

— Но она ведь была живая! — закричала Берта, сжав кулаки. — Разумная! Насколько может быть разумной тупая домохозяйка!

— Не говори так о себе, родная, — внезапно обнял её Бартон и сверкнул глазами на Макса. — Проклятый бюрократ…

Берта попыталась вырваться, но тут что-то внутри неё сломалось, и она разрыдалась, уронив голову на грудь Бартону. Они ушли. Остался Айзек.

— Отчаянный ход, — сказал он и постучал по стенке пустого бокса. — Не одобряю. Но не могу не восхищаться вашей решимостью.

— Я не ищу ни вашего одобрения, ни вашего восхищения, господин учёный, — холодно сказал Макс.

— Понимаю. Я вас прекрасно понимаю. Не понимаю только, как вы убедили её выйти из бокса в шлюз. Ведь не могли же открыть обе створки сразу, тогда бы наружу вытянуло и весь бокс, и, может, ещё чего…

— У вас всё? — Капитан не собирался отвечать. — Я бы хотел немного отдохнуть.

— Почти всё. — Айзек в задумчивости прижался лбом к плексигласовой стенке. — Хотелось бы только уточнить один момент. Вы ведь помните, как ваш бортинженер напился не-коньяка, и мы заперли его в этом боксе?

— Разумеется, у меня всё в порядке с памятью. А почему вы спрашиваете?

— Ну… Просто хотел убедиться в верности своей памяти. Больше не буду спрашивать. Обещаю.

Он вышел из стыковочного отсека. Капитан проводил его задумчивым взглядом. Потом его рука переместилась к карману и потрогала лежащий там лист бумаги.

17

Прощались невесело. Капитан присутствовал при сходе пассажиров на землю и произнёс полагающиеся по этикету слова.

— Благодарю за полёт, капитан, — отозвался Айзек. — Удачи.

Бартон и Берта не удостоили Макса даже взглядами. Они молча перетаскали ящики с образцами в ангар, Айзек, Джош и Арнольд им помогли. Кейт стояла у трапа и с наслаждением дышала живым, настоящим воздухом. Без скафандра.

Её сердце как будто надвое разделилось. С одной стороны, Кейт не могла сдержать радости, что этот дурацкий полёт закончился, что вокруг — цивилизация. И эти дурацкие пассажиры останутся в прошлом. С другой — то, что произошло после взлёта с безымянной планеты, тяжким грузом давило на плечи. Хотя это был и не её груз…

Однажды Кейт уже всерьёз обдумывала перспективу увольнения. Но тогда Макс сумел убедить её остаться. Теперь же вряд ли у него такое получится… Как бы он сам не сломался, после такого.

Кейт ласково коснулась обшивки «Красного авокадо», и на глаза навернулись слёзы.

— Как же ты без меня будешь? — прошептала она. — Толстяк…

— Чего ревём, где пожар? — бодро спросил Джош, вынырнув словно из-под земли.

— Уйди, — шмыгнула носом Кейт. — Чего ты ещё тут? Что, на Яхве все бары позакрывались?

— У-у-у… — протянул Джош и сунул Кейт платок. — Нет уж, в бар я или с тобой, или никогда!

— Не пойду я с тобой в бар! — возмутилась Кейт. — Ещё не хватало! Да я тебя уже столько на руках носила, сколько нормальный жених невесту не носит!

— Вот и я не пойду, — усмехнулся Джош. — Я, может, перевоспитался. Я, может, после всей этой истории трезвенником стал.

Кейт поёжилась и, промокнув слёзы, вернула платок.

— Кое-кого стоило бы ещё раз проверить на наличие молекулярной структуры, — буркнула она.

— Молекулярная структура и у дурака есть, — отмахнулся Джош. — А умный человек заметил бы кое-что интересное.

— И что же? — Кейт было не интересно. Она шагнула на трап и вошла внутрь корабля. Пассажиры давно испарились, Арнольд ушёл с ними — у него были какие-то дела в городе. Капитан остался на «Авокадо».

— Как ты понимаешь, Макс бы не смог всё это провернуть без меня. Я-то разобрался, как коробка работает. Ну и открыл, несмотря на блокировку…

— И что? — с горечью спросила Кейт. — Вы её били? Заломили руки и вытолкнули в шлюз? Ты об этом хочешь рассказать?

— Нет, об этом не хочу. А вот о ракетнице — хочу. Я ещё когда они разгружались, заметил, что у всех полный комплект на поясах, хотя когда утром проверял скафандры, на одном не хватало ракетницы.

— Она же сказала, что оставляла её там…

— Верно. И забрала. Настоящая Берта — забрала ракетницу. А у фальшивой Берты ракетница была сразу. Она с ней родилась. Вот как некоторые — в рубашке, так она — в скафандре и с ракетницей.

— К чему ты клонишь?

Кейт искала капитана. Она собиралась прямо сейчас подать заявление, отработать весь полагающийся по контракту срок и расстаться с «Красным авокадо». Он был хорошим. Но слишком уж кровавым. Наверняка есть корабли с менее мрачной аурой.

— Я у неё эту ракетницу забрал — ей всё равно не надо…

— Джош, замолчи, я тебя ненавижу!!!

— Так я сам себя ненавижу! Такой негодяй уродился — прибил бы, честное слово. Но ты не дослушала.

Кейт потыкала кнопку звонка у каюты Макса и, не дождавшись ответа, двинулась на капитанский мостик. Джош, как приклеенный, тащился за ней.

— Я эту ракетницу потом тихонько показал Айзеку. И мы с ним немного посидели в лаборатории. Ну, в медотсеке, ты поняла.

— Угу.

— И что ты думаешь?

— Думаю, что капитан от меня прячется, потому что знает, зачем я его ищу, — сказала Кейт, обводя взглядом пустое пространство капитанского мостика.

— Они одинаковые, — сказал Джош таким тоном, будто торжествовал победу.

— Кто? — не поняла Кейт.

— Ракетницы.

— Ну так в этом и смысл, нет?

— Нет, Кейт, ты не поняла. Они совсем одинаковые. Вплоть до молекулярной структуры.

— Э?! — Вот тут Кейт изумилась. И повернулась к Джошу. — В смысле?

— Мы с Айзеком, как два учёных, долго думали. И решили, что оно — это «красное» — оно как человек. Вот ты сначала притворяешься пилотом: перед тем как кнопку нажать — сто раз подумаешь, та ли кнопка. Всё на тысячу раз перепроверишь. А потом, со временем — ты становишься пилотом. Уже не думаешь. Просто знаешь, когда и что нажимать. А то и вообще всех этих кнопок-рычагов не замечаешь. Так ведь?

— Ты про ракетницу говори! — воскликнула Кейт.

— А я ж и говорю! Вот оно попробовало притвориться ракетницей — ему понравилось. И оно со временем ей стало. Скопировало вплоть до молекул и атомов! Но это ещё цветочки, Кейт. Мы вдохновились и достали ту пробирку, которую оно сначала копировало. Потом мои бутылки. И что думаешь?

— Они все теперь настоящие? — прошептала Кейт.

— В точку!

— Джош…

— Аюшки?

— Ты только что сказал мне, что мы убили не какую-то случайную копию, а настоящего, живого человека! — закричала Кейт, срываясь на визг. — Зачем ты это сказал?! Я ненавижу тебя!!!

Глаза вновь наполнились слезами. Кейт развернулась и бросилась бежать.

— Кейт, постой! — топал вслед за ней Джош. — Я ж не досказал! Да ты погоди, дура!

Но Кейт только ускорила бег. Заметив открытую дверь в медотсек, не задумываясь свернула туда. И ей, наконец, повезло. Капитан был там. Стоял спиной ко входу, перед койкой.

— Макс! — выпалила Кейт, оказавшись в дверях.

Капитан повернулся к ней, сделав шаг в сторону.

— Я у… — сказала Кейт. — У-у-у… Уй.

Слова закончились. Мысли — тоже. Дышать — и то не получалось, только хлопать глазами.

— Кейтелин, — пробормотал смущённый Макс. — Познакомься, это новый член экипажа. Наш бортовой фельдшер, Берта Крюгер. Впрочем, вы уже…

Что было дальше — Кейт не знала. Она успела только осознать, что медотсек куда-то поплыл, как будто «Авокадо» самопроизвольно решил взлететь. Потолок немного покружился перед глазами и исчез. Стало темно, спокойно и никак. То, что надо.

— Кейти, да чтоб оно всё! — выпалил Джош, влетев в медотсек.

— Я ведь просил тебя её подготовить, Джош, — вздохнул капитан. — Знаешь ведь, какая она впечатлительная.

— Да я не успел, я пытался!

— Пытался он…

— Ну и что теперь делать?

— Спросил бывший бортовой фельдшер на полставки! — язвительно сказала Берта.

Она сидела на койке и болтала ногами.

— Вот только инопланетян спросить забыли! — буркнул Джош.

— А с чего ты взял, что я — инопланетянка?

— А? — растерялся Джош.

Берта залилась своим неповторимым смехом.

— Когда Айзек обследовал скафандр, — сказал Макс, — он был с Бертой. И они разговаривали. Как-то в разговоре всплыло, что бокс в последнее время превратился в клетку для гипотетически внеземных форм жизни. И Берта… Та, которая казалась настоящей… Она не поняла, о чём речь.

Джош хлопал глазами, ожидая пояснений. Берта вздохнула и по-хозяйски запустила два пальца в карман брюк Макса. Вытащила сложенный лист бумаги.

— Вот эту справку я своей рукой тебе выписывала, — сказала она. — Помнишь?

— Как не помнить! Эта справка мне зарплату месячную сберегла.

— И я помню. А она, — Берта кивнула в направлении, в котором удалились учёные, — не помнит. Потому что это произошло уже после того, как я вернулась на борт после контакта с «красным».

Джош, до сих пор сидевший на корточках возле бесчувственной Кейт, шлёпнулся на пятую точку.

— Ситуа-а-ация, — протянул он. — Ну, так… А с Кейти-то чего делать?

— Да ничего, — улыбнулась Берта. — Положите на койку и укройте. Пусть поспит.

18

Кейт хотелось сдохнуть. Вот так вот просто и незамысловато — сдохнуть. Арнольд лажал крайне редко, но — метко. Если уж он лажал, ей приходилось выходить за рамки скромных человеческих возможностей, разгребая последствия ошибки в расчётах. Три дня без сна — каково, а?! Три дня — в красной зоне! А этих трёх дней вообще не должно было быть.

— Не было никакой ошибки, — бубнил Арнольд, который из солидарности (пользы от него уже не было никакой) сидел рядом. — Я всегда делаю несколько маршрутов. Ты берёшь первый попавшийся… Ну, по статистике, рано или поздно должна была случиться погрешность. Мастерство штурмана измеряется количеством этих погрешностей. За то время, что ты со мной летаешь, сколько раз случалось подобное? Этот — первый!

— Арнольд.

— Да?

— Заткнись.

— Понял.

Кейт потёрла глаза. Ужасный рейс. Погано начался, погано продолжался, а уж закончился вовсе хуже не придумаешь. Хотя он ещё не закончился… Но теперь, когда Яхве уже заполонила большую часть смотрового экрана, можно постепенно начать выдыхать.

Сейчас приземлимся, и — спать. Спать-спать-спать. Сутки как минимум. И раньше чем через трое суток пусть Макс даже не планирует взлетать, или она рапорт подаст. Либо пусть второго пилота берёт. Вообще-то нужный человек на борту — второй пилот. На случай такой вот «погрешности».

На пульте загорелся индикатор — космопорт Яхве запрашивал идентификации.

— «Красный авокадо», — представилась Кейт в микрофон. — Просим посадки, на борту живой груз…

— Пассажиры, — буркнул Арнольд.

Кейт зажмурилась, тряхнула головой и исправилась:

— На борту пассажиры.

Наушники молчали секунд десять, потом удивлённым мужским голосом спросили:

— «Красный авокадо»?

— Так точно.

— Назовите бортовой номер.

— А в чём дело? Я думала, мы у вас на быстром наборе, — сострила Кейт, пряча за шуткой раздражение и злость.

Номер она всё-таки назвала.

— Видела? — ткнул в экран пальцем Арнольд.

— Корабль, — буркнула Кейт. — Стартанул. Значит, свободный ангар точно есть.

— Такой же, как наш! К счастью.

— Не хочу я уже никакого счастья, Арнольд. Я даже тебя убить не хочу. Я хочу просто спа-а-а-ать.

— Представьтесь, пожалуйста, — сменился голос в наушниках на более суровый.

— Кейтелин Райзек, пилот! — рявкнула Кейт. — Что у вас там творится?

— Позовите капитана, срочно.

— Вы можете дать добро на посадку? Я за штурвалом третьи сутки, я уже задницы собственной не чувствую! Прекратите маяться дурью, или я, приземлившись, заставлю вас съесть мой подгузник! Три дня за штурвалом!

— Позовите капитана, срочно, — повторил голос.

— Да в чём дело?!

— Дело в том, что корабль «Красный авокадо» с пилотом Кейтелин Райзек за штурвалом только что стартовал с восьмой дорожки, освободив восьмой ангар.

Кейт секунду покрутила эту информацию в уставшей голове и пожала плечами:

— Я утюг забыла выключить.

— Вы что, серьёзно? Вы возвращаетесь, не успев взлететь?!

— Ну, наверное, у нас изменились какие-нибудь обстоятельства. Я должна отчитываться? Мы вам вроде как платим за услуги.

— Эм… Хорошо… А три дня за штурвалом?

— Это я наврала, потому что стерва.

— Идиотизм. Посадку разрешаю, снижайтесь.

— Вот и лапушки! — пропела Кейт, наклоняя штурвал.

— Что там за заминка? — спросил Арнольд.

— Без понятия. Опять, наверное, все компы позависали. Говорят, мы только что взлетели.

— Мы? Взлетели?

— Арнольд, давай только без философии, а? Если я сейчас допущу себе в голову ещё хоть одну крохотную мыслишку — я просто умру от инсульта. Давай так. Я сажусь, иду в душ, падаю спать, а через сутки я готова обсуждать с тобой теорию двойного «Красного авокадо» со льдом и колой и маленьким зонтиком сверху.

— Что?

— Ничего, Арнольд. Ни-че-го, — пропела Кейт, и «Красный авокадо» затрясло в плотных слоях атмосферы.

Вот бы этот ублюдок Бартон забыл прификсироваться, изучая свои драгоценные образцы, и грохнулся сейчас на пол! Хотя нет, ну его. Ещё на Берту упадёт, убьёт. Жалко её. Хоть и дура. И капитана тоже жалко. Вот ведь зациклился, как будто других таких же дур в мире мало!