Хроники Равалона. Трилогия

Глава первая ВТОРЖЕНИЕ НА ЗАКАТЕ

Каждый раз, когда солнце проваливалось за горизонт, Анцкар испытывал облегчение. Странное, зудящее чувство, волчком вертевшееся в висках, уходило вместе с багряным пятаком. Физическая боль не могла сравниться с этим чувством. Оно сопровождало Анцкара с тех пор, как он родился, и даже ритуальная церемония Посвящение Светом, которую он прошел год назад, не избавила его от внутреннего зуда.

Анцкар был упырем. Живущие в Ночи — так называли себя те, кто обитал в Лангарэе, Царствии Ночи. Не-живые кровососы — так Анцкара и подобных ему называли во всем остальном мире. В мире, что находился по ту сторону Пелены, магического барьера, который точно купол накрыл Лангарэй, охраняя спокойствие упырей и смертных, которые им служат.

Анцкар задумчиво посмотрел на Пелену. Пурпурная пульсирующая пленка, сопоставимая по прочности с мифриловыми вратами гномьих замков, делила мир ровно на две части — по ту сторону Купола и по эту. Глаз Дня находился по ту сторону, но… Анцкар вздохнул. Даже шлем с полями от солнца и броня не сильно облегчали Воздействие. Проклятое Воздействие, проклятый свет солнца, что его вызывает! Молодой упырь отлично знал, что Воздействие полностью уничтожает только Диких упырей, но он также знал, что даже Средним и Высшим упырям оно может нанести вред. И только Высочайшие, те, кто зовется носферату, способны долгое время переносить Воздействие. И поэтому их называют Бродящими под Солнцем.

Несмотря на Посвящение Светом, благодаря которому Анцкар перешел из низшего в средний ранг, и даже несмотря на магический барьер, создаваемый Пеленой, здесь, на границе Лангарэя, солнце все равно напоминало о своем смертельном влиянии. В древние времена оно заставляло упырей прятаться в пещерах, выкапывать землянки и выходить на охоту только ночью за самым желанным лакомством, что было им доступно, — за человеческой кровью. Упыри убивали или перерождали людей, те убивали их в ответ или… Никакого или. Человек только убивал упырей, и все. Обращать в себе подобных укусом он не умел. Интересно. А если бы умел? Только представить: люди врываются в дома упырей, эльфов, гномов, хоббитов, орков, гоблинов, васпанов, троллей, кендеров и многих других, кусают их и превращают в людей! И нет от этого спасения ни днем, ни ночью! И вскоре во всем мире остаются одни только люди!

О Великая Ночь, что за безумный мир это будет!

Глупые мысли. Недостойные. Совсем недостойные нового воина клана Дайкар, которому доверена честь охранять границы Пелены.

Дни, когда люди для упырей были лишь пищей, а упыри для людей страшнейшими из чудовищ, давно миновали. Здесь, в Царствии Ночи, Живущие в Ночи правили людьми и даже позволяли им иметь свои города. Основу отношений не-живых и простых смертных регулировали Законы Крови, которым подчинялись обе стороны и за соблюдением которых следили как Живущие в Ночи, так и люди и представители других рас, которым довелось жить в Царствии Ночи. Эти смертные или жили здесь тогда, когда Одиннадцать Самых Величайших упырей создали Пелену и отгородили Лангарэй от остального мира, или по своей воле перебрались под крыло Кровавых Повелителей после создания Купола.

В те стародавние времена многие королевства Западного Равалона с повышенной настороженностью отнеслись к тому факту, что упыри создали свою страну. Воевать с Живущими в Ночи принялись только те державы, которые непосредственно граничили с новообразовавшимся государством. Но военные действия быстро пошли на спад, как только выяснилось, что Царствие Ночи — крепкий орешек и с ходу его не захватить. Окончательную точку в борьбе поставила появившаяся в результате магической нестабильности Граница — стокилометровая степная зона между Лангарэем и окружающими его странами, в которой происходило нечто невообразимое с точки зрения здравого смысла.

Перемирие и торговля с успокоившимися соседями обеспечили Царствию Ночи неторопливое развитие и накопление богатств.

Конечно, были и свои «но». Быстро распространившиеся по Серединным Землям слухи, что в государстве упырей полным-полно сокровищ и текут молочные реки, привлекали банды головорезов, готовых потратиться на хорошего мага, чтобы взломать барьер и проникнуть в Лангарэй. Небольшие отряды всех кланов Живущих в Ночи патрулировали границы Пелены, оберегая спокойствие Царствия Ночи. Днем стражу несли люди и другие смертные под руководством носферату. Ночью — смешанные отряды из упырей и живых. Хотя ночью следить за Пеленой всегда было проще: мало кто в здравом уме рисковал пробраться в Лангарэй при свете луны, когда сила не-живых возрастала в несколько раз. Правда, однажды ночью команда магов Школы Магии и бойцов Школы Меча решила, что море ей по колено, и нагло прорвалась сквозь Купол. Теперь большинство из них были личными Апостолами повелевающего клана Сайфиаил.

Анцкар зевнул. В его отряде было семеро упырей, четыре человека и один гоблин. Люди и Темный сейчас спали, а стражу несли пятеро Живущих в Ночи. Еще двое проводили обряд Осмотра, проверяя окрестности Купола радиусом в два километра.

Клаирис бормотал заклятия, удерживая вокруг Видана магическое поле, поблескивающее эннеарином с проблесками октарина[1].

Видан, погрузившись во Внутренний Взор, методично рассматривал равнину по ту сторону Купола. Его подбородок заострился, клыки слегка удлинились, а сквозь прикрытые веки было видно, как сверкают зрачки — магия упырей всегда отражалась на внешнем виде, определенным образом возвращая не-живых к той внешности, которую имели их первобытные предки, до того как облагородили свой облик благодаря… Да, благодаря свежим вливаниям человеческой крови.

Солнце окончательно провалилось в бездну горизонта, и звезды неторопливо потянулись выполнять свою неизменную обязанность — сиять в ночи, даря ощущение гармонии и целесообразности Вселенной.

Анцкар сдержал желание посмотреть на людей. Это Дикие и Низшие с трудом могут бороться со своей природой. Он же с недавних пор Средний и имеет право контактировать с теплыми. Тем более он в настоящий момент почти не испытывает жажду, значит, ему нет никакого дела до людей. К ним он должен относиться только как к соратникам по оружию, которые хоть и намного слабее, но все-таки соратники…

Молодой упырь ухмыльнулся.

Люди слабее. Люди всегда слабее. Поэтому, хоть под Куполом их и больше, правят в Лангарэе Живущие в Ночи. И будут править еще очень-очень долго.

Анцкара удивляло поведение некоторых прикупольных ветеранов, что вели себя с людьми и другими живыми панибратски. Помогали им в случае необходимости, во время муштры внимательно следили за тем, чтобы они не выдохлись, ведь тренировка для Живущих в Ночи совсем не то же самое, что тренировка для обычных смертных.

— Ну что там, Видан? — спросил Затанкар, командир отряда, Высший, о чем свидетельствовал роскошный пурпурный плащ с серебристой бахромой на плечах. Носить такие в пределах Купола позволялось только князьям Высших и Бродящим под Солнцем, остальным же строго запрещалось.

Обычно высокородные Высшие не назначались командирами прикупольных отрядов, но Затанкар пребывал сейчас в немилости у Повелевающего. Он был пойман на незаконной торговле кровью и потерял свои привилегии. Но тем не менее плащ Затанкар сохранил: это право ему досталось по наследству, по факту рождения от упыря и упырицы, знатных и потомственных родителей. И отобрать плащ у Затанкара могли только с клыками. А вот если бы Затанкар был Перерожденным, ставшим Живущим в Ночи после укуса, то даже титул князя не помог бы ему избежать казни. Законы Крови суровы, и лишь эта суровость сохраняет порядок в Лангарэе.

Видан глубоко вздохнул, открыл глаза, бросил взгляд на усеянное звездами небо и ответил:

— Совершенно никого и ничего, о Высший. Только аура растений и несколько элементалей земли и ветра. Никаких магических полей или потоков, кроме естественных.

Сомневаться в словах Видана не приходилось. Это была Сила Крови клана Дайкар — замечать Внутренним Взором все в рассматриваемом пространстве. Этой способностью в той или иной степени владели все наследники Дайкар. Предел для Видана — как раз два километра, и то с помощью поддерживающего его Клаириса. Анцкар, например, пока мог использовать Взор только на двадцать метров. И хотя некоторые маги смертных и были способны при помощи заклятий создавать нечто вроде Взора, взирая на объект с дальнего расстояния, тем не менее это было не то — Внутренний Взор работал на все десять сторон света и охватывал все объекты, что входили в этот диапазон.

— Хорошо, — довольно хмыкнул Затанкар, — значит, пока нет ни одного идиота, решившего потревожить нас этой ночью. Это очень хорошо. Не люблю, знаете ли, беспокоиться. Я бы хотел как можно спокойнее провести время и вернуться в родные апартаменты, когда Повелевающий забудет о моих шалостях. Нам ни к чему лишние хлопоты. Верно?

Анцкар, который считал, что именно сегодня он покажет себя во всей красе, раскромсав сотню-другую самонадеянных людишек, а то и орков штук пятьдесят, подумал, что, будь он командиром, он бы заставил отряд продвинуться дальше километра на два. И уж там бы они точно нашли нарушителей! И расправились бы с ними по всем канонам боевого искусства Живущих в Ночи!

Но Анцкар командиром не был.

Наверное, именно вследствие этого пограничному отряду под предводительством графа Затанкара не повезло в ту ночь.

Элементаль ветра дрожал от страха. Точнее, так могли бы сказать смертные. Духовные сгустки Стихии Воздуха не особо испытывают чувства или эмоции, однако этот конкретный элементаль немного беспокоился о своем существовании. Для элементалей ветра, почти не обладающих самосознанием, такое означало, что он не функционирует должным образом. Для смертных — что воздушный дух в дикой панике.

Элементаль точно не помнил, что было до того, как его выдернули в физический мир и заставили делать работу, для которой он не был предназначен. Он ощущал: что-то не так. Но не больше. Бытие элементалей Стихий таково, что им жутко завидуют виджнянавадины-буддисты из Махапопы — там нет и капельки намека на активность самосознания. Однако происходящее заставило элементаля слегка изменить свой взгляд на мир и попытаться понять причины того, что с ним делают. Сам того не подозревая, он вовлекся в мир страданий, как, впрочем, и многие его собратья, выхваченные до него из мира элементалей магической силой. Начав размышлять о том, почему с ним такое происходит, элементаль задумался о том, почему ему это не нравится, а потом стал думать о том, почему ему нравилось то, что было раньше, и должно ли было ему это нравиться; а затем он сообразил, что ведь должно быть то, что будет нравиться ему всегда, и он не будет в этом сомневаться; а затем он понял, каким жалким и ничтожным было его существование до этого момента и что стоит…

Именно в тот момент, когда элементаль был готов познать истину, которая могла бы совершить переворот в мире элементалей, его развоплотили.

Посреди колыхающейся травы начал стекленеть воздух, складываясь в прозрачную сферу. Четыре фигуры в плащах, находившиеся внутри, стояли неподвижно и молча. Лица всех четверых скрывали глубокие капюшоны. Только тогда, когда сфера на миг сверкнула декарином и треснула, брызнув на землю сотнями осколков, они заговорили.

— Ну как, Затон? — спросил хриплым голосом самый высокий, закутанный в черный плащ.

— Легко, Тавил, — ответил самый низкий, ростом доходящий остальным до груди, одетый в коричневый плащ. — Его Взор скользнул по нам, даже не заметив. Мои тени оказались как всегда на высоте.

— Просто упыри разленились, Затон, — заметил самый широкоплечий. Он был в сером плаще. — Твои творения хороши, но не стоит недооценивать Силу Крови клана Дайкар.

— Силу Крови? — фыркнул последний, ничем не выделяющийся, разве что зеленым цветом плаща. — Ахес, Сила Крови только тогда хороша, когда ею умеют пользоваться. Для воина важен дух.

— Неужели, Олекс? — с издевкой сказал широкоплечий. — Эвана смогла расправиться с тобой безо всякого духа.

— Не стоит вспоминать об этом, Ахес, — с вызовом ответил Олекс. — Ты тогда себя показал тоже не с лучшей стороны. А мы с тобой всегда можем проверить, кто из нас прав…

— Ты вызываешь меня, Олекс? — Ахес резко повернулся. — Ты считаешь, что сможешь выстоять против меня?

— Я стал сильнее. — Олекс отступил на шаг, вскидывая руки. — Хочешь проверить?

— Успокойтесь, оба! — резко скомандовал Тавил. — Вы решили привлечь внимание упырей? Неужели вы считаете, что Затон потратил силы, чтобы создать из элементаля ветра непроницаемый даже для Наследников Дайкар Покров, совершенно зря? Неужели хотите, чтобы Мастер узнал о вашем конфликте прямо перед началом миссии?

— Его Сила не настолько велика, чтобы наблюдать за нами здесь. Каким же образом он узнает? — недовольно пробурчал Олекс.

— Очень просто. Я ему скажу.

— О-о-о-о-о… — протянул Олекс, но задираться перестал.

— Отлично. — Тавил посмотрел в ту сторону, где сверкал эннеарином исполинский, почти до небес, Купол. — Мы почти рядом с Хранилищем Дайкар. Слава небесам, что в целях конспирации Повелевающие здесь ставят такую же охрану, как и на других участках. Будь пограничников больше, пришлось бы повозиться и с большим шумом.

— Правители везде одинаковы, — сказал Затон. — Если у них есть что скрывать, они будут это скрывать так, что сами потом забудут, что скрывали и зачем.

— Кто будет разбираться с Хранителем, Тавил?

— Не терпится подраться, Олекс?

— Это мое дело, Ахес. Я хочу узнать, насколько силен тот упырь, которому доверили беречь… — Олекс замялся, а затем осторожно произнес: — Это.

— Он прав, Ахес. Сейчас нужно решить, как мы будем действовать внутри Купола. Хранилище неподалеку от Храма Крови, поэтому кому-то надо устроить беспорядок в поселке клана, остальным — заняться Хранителем и достать это.

— Думаю, я вполне способен справиться с ним.

— Нет, Ахес.

— Почему?

— Твоя и моя атаки подходят как раз для того, чтобы отвлечь упырей. Хранителем займутся Затон и Олекс.

— Отлично! Я разберусь с ним в мгновение ока!

— Не стоит недооценивать противника раньше времени.

— Я не недооцениваю, Затон. Я просто отлично знаю, на что способен!

— Ладно, хватит разговоров. — Тавил взмахнул рукой, точно намечая, как рассечет Купол пополам. — Выдвигаемся. Приготовьтесь использовать морфе.

Анцкар вырос, зная, что там, по другую сторону Купола, Живущих в Ночи не любят. Или «любят», но только серебряными кольями и предварительно связав. Анцкар хмыкнул. О том, что не всякое, а только лунное серебро опасно для Живущих в Ночи, за пределами Лангарэя знали немногие смертные. Среди молодых упырей, ставших Средними, была забава пробираться в земли смертных и устраивать на себя охоту. Многие часто возвращались, не только повеселившись, но и с неплохой прибылью — с большим количеством серебряных кольев. Некоторые прикупольные отряды специально пропускали весельчаков, заранее договариваясь о своей доле в добыче. Бывало, конечно, что упырь не возвращался, нарвавшись на неожиданно сильную ведьму или колдуна, но такое случалось нечасто.

Впрочем, если уж на то пошло, — по ту сторону Купола Живущих в Ночи ненавидят. И люди, и эльфы, и гномы, и хоббиты, и даже смертноеды-орки. Никто не хотел терпеть на своих землях не-живых кровососов. Поэтому и возник Купол, ограждающий упырей от смертных и смертных от упырей.

Хотя даже интересно, какой сволочью надо быть человеческому или какому другому инородному правителю, чтобы его крестьяне бежали в ненавидимое большей частью Западного Равалона Царствие Ночи? Кем надо быть, чтобы смертные побороли страх и ненависть и попросились под защиту Купола? Под защиту от баронских дружин и герцогских армий, под защиту от сумасшедших поборов и налогов — к тем, кто столетиями видел в твоей расе пищу или врага… Кем же надо быть, чтобы тебя боялись и ненавидели сильнее, чем упыря?

Такие вопросы задавал себе Анцкар, когда видел очередной караван беженцев в приграничных форпостах клана Дайкар. Впрочем, потом эти вопросы отступали на задний план и их место занимали более насущные, например, какова на вкус кровь той дрожащей от страха брюнеточки с удивительно синими глазами?

Упыри продолжали оставаться упырями.

Иногда Анцкара интересовало: что там, за Куполом? Он знал, что с севера и запада с Лангарэем граничат три человеческих королевства: два принадлежат к осколкам некогда могучей Роланской империи, а третье входит в состав Торгового Союза Герзен. Что на западе тянется небольшой Лес карлу, один из многих отпочковавшихся от исконного царства Лесных эльфов Дирендагатана, некогда порабощенного Роланской империей, а теперь принадлежащего империи Черной. Что на юге расположены земли свободолюбивых арахнотавров, а на востоке тянется горная цепь Гебургии — обиталище гномов. Молодой упырь это только знал, ведь за свои пятьдесят три года он ни разу не был за Пеленой. Он знал, что существуют посольства Лангарэя в некоторых странах, что Лангарэй торгует с другими королевствами, а также (только шепотом), что наследники Благородных Кровей и Высочайших Домов позволяют себе вылазки за Купол, дабы вкусить человеческую кровь, вкусить ее вместе с человеческой жизнью.

Анцкару тоже хотелось вырваться за пределы Купола, в почти безграничный мир. Хотелось, но он знал, что не может.

— О чем задумался? — незаметно подкравшись сзади, спросил Файтанх, старый товарищ, с которым они вместе проходили Посвящение Светом.

Анцкар вздрогнул от неожиданности и чуть не уронил копье.

— О разном… — Живущий в Ночи улыбнулся. — Просто интересно… самому увидеть, что там. — Он посмотрел на Купол.

Файтанх проследил за его взглядом и осклабился.

— Ты там свои кишки увидишь, — снисходительно пообещал он, — первым делом. А потом голову. Хотя нет, вряд ли ты ее увидишь. Впрочем, некоторые из Высочайших утверждают, что сознание отделяется от тела в момент смерти, поэтому у тебя есть шанс увидеть свою головушку. Нематериальными глазами своей несуществующей души. А заодно увидишь, как сгорает твое тело.

Анцкар вздохнул.

— Может… когда-нибудь… все изменится? — неуверенно спросил он.

— Ну, возможно, теплые придумают, как убивать друг друга еще более массово, — отозвался Файтанх. — Это единственное, что реально меняется в мире. Как в этом, так и в бесконечности других.

— Ты веришь в параллельные миры?

— Я уверен, что они существуют. Должны ведь где-то находиться все потерянные в моей комнате вещи?

Файтанх хлопнул Анцкара по шлему и щелкнул по доспеху.

— Все эти мысли на тебя навевает Луна. — Упырь указал на небо. — Око Ночи сегодня как никогда большое.

И это была правда. Месяц распух, будто пытался занять как можно больше места на ночном небе. Или, может быть, боги решили повеселиться: подтащить Луну поближе к Земле и затопить полматерика. Боги — они такие. И только Ночь милосердна, только Ночь, некогда приютившая в своих объятиях первых Живущих в Ночи…

— Странные тучи, — вдруг нахмурился Файтанх.

— Тучи? — удивился Анцкар и взглянул на небо, которое действительно заволакивало густым покрывалом серого цвета. — А что в них странного?

И тут он понял. Во-первых, они слишком контурно выделялись на фоне черного провала небес, усеянного осколками звезд. Во-вторых, имели четкую круглую форму. И, в-третьих, приближались с той стороны Купола к Пелене со скоростью, которая тучам обычно не присуща. Это вызывало удивление примерно такое же, как если бы улитка обогнала профессионального бегуна.

— Магия? — Файтанх бросил взгляд в сторону основного лагеря.

Если что-то не так, то Видан, продолжавший использовать Внутренний Взор в полсилы, уже бил бы тревогу. Но все было спокойно, и Затанкар не проявлял никаких признаков беспокойства, разглагольствуя о том, что нынешние советники Повелевающего — жалкие слюнтяи, заботятся о всяких формальностях, а на наследие даже и не смотрят, вот, например, его судили как какого-то Апостола, да еще только-только Перерожденного и…

— Может, предупредить? — спросил Анцкар, покрепче берясь за копье.

— Может, и стоит… — начал Файтанх, но тут тучи достигли Купола и, не останавливаясь, продолжили движение. В этом не было ничего удивительного, ведь воздушные массы проходили сквозь Пелену, обеспечивая воздухом Лангарэй. Удивительно было другое. То, что тучи внезапно остановились, пройдя Пелену почти наполовину, а затем начали свиваться друг с другом. И при этом никаких отблесков магических цветов, что могло бы указать на использование Силы. А потом — оба упыря даже не успели отреагировать — тучи свернулись в фигуру в плаще, которая одним движением руки разорвала Пелену на две части так легко, словно рвала много раз стиранную простыню.

Крик застрял у Анцкара в горле. В голову полезли мысли: «Что, убоги дери, происходит?», «Вот он, твой шанс показать себя во всей красе!», «Почему Видан молчит?». Живущий в Ночи на мгновение окаменел, соображая, что делать, и в этот момент Файтанх, выхватив меч, бросился в атаку на незваного гостя.

«Вот ведь, — подумал Анцкар, наблюдая, как красиво сверкает широкий клинок в свете Луны, обманным выпадом устремляясь в грудь пришельца, — теперь вся слава достанется ему!»

А затем мысли исчезли — и появился ужас…

Файтанх, вонзив полметра добротной стали во вторгающегося, мысленно представил, как продолжает движение и всаживает свою руку в тело, а затем вытаскивает из него сердце и пьет такую лакомую кровь… Хей, пускай боги и убоги пошлют ему удачу и жертвой будет человек! По Законам Крови Лангарэя все нарушители границы Купола не рассматривались как обладающие естественными правами, а рассматривались как обладающие атрибутами пищи. Конечно, это хорошо, если добычей становились люди; кровь других народов мало того что не доставляла удовольствия, так еще и не усваивалась. Поэтому тот, кому удавалось первым прикончить нарушителя, считался счастливчиком, — жертва была в его полной и безоговорочной власти.

Меч легко проткнул грудь глупца, решившего прогуляться по территории упырей. Файтанх оскалился в предвкушении наслаждения, невольно выпустив клыки, но ухмылка вдруг исчезла с его лица. Меч замер, не двигаясь ни взад, ни вперед, будто кто-то крепко держал клинок и не желал отпускать. Странное покалывание охватило правую руку. Упырь скосил глаза, применяя частичный Взор, который позволял в определенной мере рассмотреть даже структуры накладываемого заклятия. Но, как и в момент прорыва Купола, не увидел и следа магии.

«Песок?» — изумился Файтанх, рассмотрев, что именно колет ладонь, забираясь под рукав кафтана. Десятки песчинок ползли по его руке, подобно отрядам муравьев, устремившихся к куску сахара. Они уже достигли плеча, когда упырь ощутил дуновение ветра на лице. А потом…

Земля, поднятая ветром, вздыбилась перед Файтанхом, земляные комья прижимались друг к другу, словно любовники, давно не видевшиеся и охваченные страстью. Ветер придавал кружащейся вокруг земле форму, а затем огромная земляная рука крепко обхватила упыря и сдавила его. Файтанх дернулся, пытаясь освободиться, но хватка была чудовищной. Кости упыря затрещали, он зарычал, трансформируясь, но было уже поздно.

С громким «хлюп» рука сжалась, и во все стороны полетели брызги крови. Файтанх не успел даже закричать. Вместо него с этим отлично справился Анцкар, дико завопив, когда прямо на наконечник его копья приземлилась голова товарища. Отшвырнув оружие в сторону, Анцкар побежал к лагерю, не переставая вопить. Тип в плаще, все это время стоявший неподвижно, проводил его взглядом, ничего не предпринимая. Он терпеливо ждал, пока рука, с которой стекала кровь, раскроется, пока начнет распадаться на комья земли, удерживаемые в воздухе эфирными струями, пока испачканными в крови песчинками полетит ему прямо под капюшон, откуда раздастся звук, будто кто-то набирает полную грудь воздуха. Лишь после этого тип в плаще удовлетворенно хмыкнул и зашагал следом за удирающим упырем.

Впрочем, Анцкар далеко не убежал. Прямо навстречу ему с вылупленными глазами несся гоблин, бестолково размахивая ятаганом. Его безумный взгляд не видел окружающих, и Анцкар, несмотря на страх, сообразил, что дорогу стоило бы уступить, если нет желания получить ятаганом в живот. Однако гоблин не успел добежать до упыря. Он вдруг остановился и мелко задрожал. И тотчас же, вырвавшись из-под земли, его стали обвивать лианы с крупными красными бутонами. Гоблин заскулил, но даже не попытался двинуться или освободиться. А затем бутоны раскрылись и впились в тело гоблина, как… как… как… В общем, единственным сравнением, которое пришло в голову Анцкара, было «как упырь в горло человека». Гоблин замолчал и сдулся, словно воздушный шар. Кожа сначала отошла от костей, затем начала медленно сползать, всасываемая цветами, длинный нос повис и болтался, как висельник.

Анцкар шагнул назад, оступился и упал на задницу. Он был Наследником и совершенно не знал, как умирают люди и что испытывают в тот момент, когда становятся Перерожденными. Охватывает ли их такой ужас, что они готовы обмочить свое нижнее белье? Если да, то получается, что Анцкар понимал их сейчас превосходно. Его рука потянулась к мечу на поясе, но никак не могла нащупать рукоять.

«Ты же упырь! Встань и сражайся за гордость Живущих в Ночи! Ведь сейчас твой час! Час Ночи!

Кто, интересно, это говорит?

Неужели я?

Но я боюсь…

Ты же хотел этого! Сражаться и защищать товарищей! Так вперед! Трансформируйся и сражайся! Ночь благословляет своих детей!»

А ведь действительно… Сейчас ночь… Время, когда не-живые особенно сильны.

Пальцы мгновенно отыскали и крепко сжали холодную рукоять. Анцкар начал подниматься. Он упырь! Ночь — его стихия! И как бы ни были сильны нападающие — ночью с упырем никто не сравнится!

Анцкар зарычал. Челюсть резко сместилась вниз, давая место росту острых клыков. Тело стремительно менялось, и доспех не выдерживал метаморфоз. Нагрудник и наспинник треснули ровно посередине под воздействием многократно усилившихся мышц и покрывших тело шипов. Мочки ушей упыря увеличились, глаза налились кровью и отсвечивали красным, запястья рук покрылись чешуей, а пальцы на ногах покрылись мощными когтями. Трансформа упыря клана Дайкар завершилась. Теперь сила Анцкара возросла раз в пять, и он свободной рукой мог свернуть шею огру, даже не вспотев.

— Занятно! — внезапно раздался голос справа, и Анцкар резко повернулся, выставив перед собой меч. Теперь он был готов броситься на противника хоть с голыми руками, но рассудок, благодаря Посвящению Светом удерживающийся в теле после трансформы, подсказывал, что оружие ему еще пригодится.

Рядом с трансформировавшимся Анцкаром стоял завернутый в зеленый плащ тип. По абрису он напоминал человека, но с такой же вероятностью мог быть эльфом. Упырь принюхался и разочарованно рыкнул. Враг не имел запаха: ни человека, ни эльфа — вообще никакого. Или он применил какой-то алхимический эликсир, или не выделял никаких запахов, то есть…

Нет, второе «или» глупо. Зомби обычно не разговаривают. Они послушно выполняют приказы некромага, но не разговаривают. И не пахнут: их ткани не разлагаются, процессы обновления не идут. Но если бы это существо было зомби, то пахло бы от его одежды, но запахов нет и от нее. Значит, алхимия, рассчитанная против нюха упырей, причем трансформировавшихся.

— Занятно, — повторил смертный. — Так вот как выглядит трансформа клана Дайкар. Интересно, насколько ты силен, Живущий в Ночи?

Анцкар пригнулся, готовясь к прыжку. Сейчас он стал не только сильнее, но и гораздо быстрее самого себя. Хотя трансформа и увеличивает возможности Живущих в Ночи, дается она упырям нелегко — последствия могут быть очень опасными для тех, кто имеет Средний ранг. Возвращение к тому состоянию, которое является естественным для Диких, ненормально для тех, кто ступил на путь развития к Бродящим под Солнцем. Низшие легче переносят изменения, как и Высочайшие, а только-только ставшим Средними или Высокими подчас приходится платить немалую цену за трансформу. Несколько декалитров человеческой крови могут избавить упыря от ужасных результатов. Но где взять кровь на поле боя?! Выпить людей, которые в твоем отряде? Можно, но за это по голове не погладят, а если и погладят, то разве что шипастой дубиной.

Поэтому Анцкар сознательно пошел на риск, который мог закончиться губительно для него. Упырь желал отомстить за Файтанха. Желал так, как никогда не жаждал человеческой крови. А для упыря это много значит. Он нагнулся влево, будто бы готовясь к прыжку с этой стороны, а потом быстро метнулся к левому боку врага. Внутренний Взор, присущий трансформе упыря клана Дайкар, позволял следить за противником со всех сторон. Как бы тот ни попытался отреагировать на атаку, упырь по малейшему движению смог предсказать его дальнейшие действия и поменять стиль нападения. Сейчас Анцкар готовился ударить смертного мечом в правый бок, отпустить меч, освободившейся рукой нанести удар в горло, перехватить меч другой рукой и разрезать врагу живот. С той скоростью, которая была доступна, упырь не сомневался в своем успехе.

Враг умрет. Враг должен умереть.

Замах слева в правый бок противника. Левая рука перед грудью, будто бы защищая ее, а на самом деле готовясь перехватить меч. Он уже почти рядом с развевающимся на ветру плащом. Еще немного, и можно посмотреть в лицо, скрытое капюшоном! Вот он бьет и…

Что?! Почему его правую руку крепко держит левая рука врага, а левая ладонь схвачена правой рукой и прижата к груди? Почему он не видел движения врага? Почему, при всей его трансформированной силе, он, дитя Ночи, Живущий в Ночи, подпитываемый ее энергиями и силами, почему он не может освободиться от захвата какого-то смертного?

Меч упал в мягкую траву у ног.

Из-под капюшона раздался смешок:

— И это все?

Молчание. Только скрипит клыками Анцкар, пытаясь освободиться от железного захвата.

— И это все, на что способен Дайкар?

Молчание. Только шипит сквозь стиснутые клыки Анцкар, когда противник крепче сжимает его руки.

— Какая жалость!

Капюшон внезапно приближается к лицу упыря. Из темного провала сверкает красный зрачок.

— У тебя совсем нет духа.

Он вдруг каким-то неуловимым образом перехватил руки Анцкара выше кистей и одним движением поднял их вверх. Упырь только начал догадываться о намерениях врага, когда тот вывернул ему руки и с силой нажал на запястья, ломая лучевые кости. Но смертный не остановился на этом. Анцкар не успел даже закричать от боли, а враг подпрыгнул, коленями ударив по локтям Анцкара и сломав локтевые суставы. Руки упыря треснули, как сухая деревяшка под ногой гиганта.

— Твой дух слаб, — сказал смертный, отпуская Анцкара, руки которого безвольными плетьми повисли по бокам.

Упырь взвыл от боли, из глаз покатились слезы, мешая разглядеть врага, но он продолжал стоять, превозмогая себя, превозмогая желание упасть на колени и вымаливать жизнь.

Он знал — его не пощадят. Потому что…

— Те, у кого слаб дух, не должны сражаться, — говорил смертный, неторопливо сжимая голову Анцкара. — Ведь они обманывают самих себя. Слабый духом может проявиться в других делах, но не в сражении. Но если ты сражаешься с тем, чей дух превосходит твой… — (Анцкар почему-то знал, что будет дальше.) — …Приготовься к тому, что пощады не будет.

Крепкие ладони прижались к ушам упыря, смазав слова, но он все равно слышал, что говорит смертный.

— Ибо не пощадив тебя, сильный духом выкажет уважение к тебе. Он сравнит тебя с собой, дав тебе умереть как обладающему духом.

Темнота капюшона поглощала весь мир, втягивала его в себя, и даже остатки Внутреннего Взора Анцкара затягивало в него, словно в водоворот, но все равно упырь не видел, что скрывает капюшон, будто действительно там была лишь тьма.

А затем мир перестал быть. Словно его полностью засосало в тьму капюшона.

…Олекс вздохнул. Череп Дайкара сломался легко, и упыриный мозг сочился сквозь его пальцы вместе с обломками костей.

— Жаль, — пробормотал смертный. Его затрясло. — Мне нужен был более сильный противник.

Он осмотрелся. Ахес неторопливо шел от пробитого им Купола. Плащ, обдуваемый ветром, развевался за спиной, придавая Ахесу вид нетопыря. Мастер говорил, что такова приблизительно трансформа клана Соон…

Почему-то вспомнилась Эвана. Хотя понятно почему…

Олекса затрясло сильнее. Он поднес руку ко рту и лизнул. Мозг упыря оказался невкусным, как сырые креветки, к тому же попался кусочек кости, и настроение испортилось окончательно.

Ахес, словно почувствовав неладное, ускорил шаг.

Олекс сжал кулаки. Почему ему оставляют слабаков? Почему они думают, будто он недостаточно хорош для других противников? Они считают его слабым? Он недовольно топнул ногой, оставив после удара двадцатисантиметровую вмятину в земле.

— Проклятье! — рявкнул Ахес и побежал.

Почему Тавил сказал, что он разберется с Высоким упырем, а остальные пусть займутся охранниками? Он не верит, что силы духа Олекса достаточно для схваток с Высокими? Он не верит в силу Олекса?

Олекс заулыбался. О! Тогда он знает, что нужно сделать. Они поймут, как силен его дух! Они поймут, как силен дух Олекса!!!

Он поднес руки ко рту, кончиком языка слизнул остатки мозга и приготовился. Сейчас морфе даст ему выход к энтелехии и тогда…

Ахес налетел на него сзади, схватил за руки и оттащил их от лица. Олекс недовольно зашипел. Ахес нажал на болевые точки на запястьях и надавил коленом на спину, фиксируя движения Олекса.

— Вы все… все завидуете моему духу! — выкрикнул Олекс.

К ним уже спешили Затон и Тавил. Ахес держал товарища, но чувствовал, что это ненадолго. Их способности различались — и его способность совсем не была рассчитана на ближний бой.

— Дерьмо! — Тавил остановился и с размаху погрузил руки по локоть в землю. Трава сразу же зашевелилась и поползла вверх, опутав Олекса.

Ахес перевел дух. Теперь держать этого психа было легче, но расслабляться явно не стоило.

— Разожми ему зубы, — сказал Тавил, поморщившись. Он не выносил запаха лекарств, которым поили Олекса во время приступов.

Затон с привычкой, выдающей, что он делает это не в первый раз, схватил беснующегося за челюсть и ловко засунул меж зубов железный цилиндр. Придерживая одной рукой подбородок, другой он вытащил из недр своего плаща дурно пахнущий пузырек и влил его содержимое через раструб в цилиндре. Олекс задрожал, его мышцы напряглись. Ахес напрягся, готовясь сломать ему руки, если что-то пойдет не так. Но Олекс успокаивался, его дыхание приходило в норму, а жажда убивать, которая была такой плотной, что из нее можно было лепить снежки — и весьма смертоносные снежки, — отступала.

— Ты в порядке? — Тавил не спешил доставать руки из земли, с опаской вглядываясь в капюшон Олекса.

— Да, — глухо прозвучало в ответ. — Мы можем продолжать. Я держу себя в руках.

— Если тебе так нужно, психуй, когда сойдешься с Хранителем, — мрачно сказал Ахес, медленно отпуская товарища. — Пусть лучше он оценит твою ненормальную голову, чем мы снова станем свидетелями твоего безумия.

— Я же сказал, что я в порядке! — крикнул Олекс, отталкивая Ахеса.

Раскушенный пополам цилиндр упал в траву. Тавил вытащил руки и теперь брезгливо стряхивал с них землю.

— Значит, так, — сказал он, — следующий приступ у Олекса будет теперь нескоро, так что это даже хорошо, что он произошел сейчас. Затон, сколько у тебя с собой лекарства?

— Четыре ампулы.

— Отлично. Должно хватить. Продолжаем действовать так, как договорились. Вы к Хранилищу, мы с Ахесом — к поселку. Затон, как только достанете это, сразу сообщи фейерверком. Встречаемся здесь.

— А если что-то пойдет не так? — спросил Затон, бережно поднявший с земли половинки цилиндра.

— Тогда будем молиться всем богам и убогам, чтобы нас убили сами упыри. Вы же понимаете, что от Мастера нам так просто не отделаться.

— По крайней мере от Эваны — это уж точно, — пробормотал Ахес.

— Хватит разговоров. Расходимся и действуем.

Четыре фигуры быстро растворились в темноте ночи. Остались лишь трупы, освещаемые мерцанием Купола.

Спустя минуту после ухода четверки, земля возле останков Анцкара задрожала и медленно поползла вверх, образуя нечто вроде небольшого холма. Следом за этим верхушка холма разлетелась в разные стороны, явив скрюченную фигуру, которая тут же задергала головой.

А за много километров от этого участка Купола и разбитого отряда графа Затанкара некто, перебиравший десятки тянувшихся к нему со всех сторон невидимых нитей, произнес:

— Как интересно. Как невероятно интересно.

Глава вторая МИР, КОТОРОГО НЕТ

Шаг влево — легкий взмах — пригнуться и начать движение «метлой» за спину, а затем оторваться от каменных блоков пола и завертеться…

В который уже раз?

Он не помнил. Когда-то считал, видя в этом смысл. Но однажды не захотелось — и он перестал. Так же, как до этого перестал вести счет дням, царапая западную стену. Сколько там глубоких линий, похожих на следы когтей дикого зверя, попавшего в западню?

Много. Наверное.

А он не дикий зверь.

И на западню его обиталище не очень похоже. Скорее похоже на тюрьму. Правда, он никогда не видел тюрьму и не был уверен, похоже ли на нее место его пребывания.

Потому что он не видел и своего места пребывания.

Потому что он был слеп. От рождения.

Что было очень необычно для упырей его клана, клана Таабил, Сила Крови которых как раз была в глазах.

«Примесь Перерожденного дала о себе знать», — шептали злые языки, косо поглядывающие на его семью. Неизвестно, насколько это было правдой. Нет, то, что его прадед был человеком, по собственной воле ставшим Апостолом его прапрадеда, — это правда. Невозможно только узнать, действительно ли он как-то повлиял на слепоту своего правнука.

«Волчья метла» послушно вертится над головой. Ему говорили, что ее сделали гномы, живущие в подземельях Гебургии. Специально для него. Он помнил, как измеряли его рост, длину рук, ног, зачем-то заставляли дышать в какое-то устройство (он, понятное дело, его не видел, но ему даже не дали его ощупать), заставляли приседать и бегать. А когда это стало раздражать и он грубо поинтересовался, не хотят ли замерить длину его члена, ему ответили, что распоряжений по этому поводу не поступало, но если его это так волнует, то в любой момент это можно сделать. Причем было сказано с таким энтузиазмом, что он обеспокоился и стал держаться от обладателя этого голоса подальше.

А потом привезли «метлу». «Волчицу», как он ласково прозвал ее. Он хорошо запомнил, как прикоснулся к ней впервые. Запомнил странное чувство, охватившее его. Если бы пришлось сравнивать — это было похоже на возбуждение, которое овладевало им, когда к нему приводили упыриц для совокупления или теплых для наслаждения кровью. Похоже, но отличалось. Ни проникновение в одурманенных травами жриц Ночи (они ничего не должны были помнить ни о том, где они были, ни о том, с кем они были), ни Последний Глоток, осушающий человека с его душой и наделяющий Живущего в Ночи потрясающей силой, властью и пронзающий незабываемым экстазом его тело и сознание, — по ощущениям не были похожи на чувство, вьющееся вокруг него, когда он сжимал древко «волчицы» в своих руках.

Словно еще кто-то, кто никогда не видел окружающий его мир, внезапно подал ему руку, и они смогли создать свой. Мир, в котором не было ничего. Ведь если не видишь чего-то — то этого и нет?

А прикосновения, запахи, ощущения пространства и времени, даже другие, живые и не-живые — все это ложь. Он привык жить во лжи. И думал, что он один. Оказалось, что нет.

Это была встреча не двух существ — это была встреча двух сущностей. И он узнал, что мир, к которому привык, он всю свою жизнь делил еще кое с кем. И наконец они встретились.

«Волчица» задрожала, и ее нетерпение передалось ему. Он давно уже понял, что ее чувства не идут ни в какое сравнение с его чувствами: окружающий мир для «волчицы» был более доступен на тонком уровне. Пускай это была ложь, но в этой лжи она ориентировалась лучше.

Он прервал комбинацию ударов, направленных на то, чтобы выбить оружие из рук противника и нанести удар в шею одним из волнистых лезвий. Там, за каменными стенами его обиталища, происходило нечто необычное. Что-то надвигалось на Царствие Ночи, что-то грозное и могучее. Это не было похоже на авантюристов, иногда оказывавшихся в опасной близи от Храма и схрона. Если сравнивать с интересной игрой «Смерть Царя», в которую он иногда играл сам с собой, те авантюристы по сравнению с этой силой были даже не пешками — они были квадратиками, по которым ходят фигуры.

Он улыбнулся и погладил «волчицу».

Может, хоть на время ложь станет похожа на правду?

…Его называли Хранитель. И он не верил в правду.

Шорох был едва различим, но старый библиотекарь оторвался от книги, которую читал, и улыбнулся тому, кто вышел из-за стеллажей.

— Вы опять допоздна работали, молодой господин?

Понтей, который тащил ворох бумаг, возрастом споривших со стенами самой библиотеки, которую, как говорили, повелел построить Первый из Одиннадцати, неопределенно помахал рукой и выложил всю стопку на стол библиотекаря. Он уже привык, что этот поживший человек, старше которого он сам был лет на пятнадцать, называет его молодым. Моложавость Понтея, делавшая его похожим на семнадцатилетнего юношу, конечно же не соответствовала его реальному возрасту, но для людей внешность имеет огромное значение, хотя некоторые кланы и Семьи так же сходят с ума по своему внешнему облику. Видимо, и это досталось упырям в наследство от человеческой крови, щедро перемешанной с их собственной.

— Зачастили вы к нам, молодой господин. Неужто клан Сива не владеет книгами и документами, которые вы так старательно ищете в библиотеке клана Дайкар? Удивительно! Сива славятся своей тягой к знаниям, и даже странно, что вам приходится искать у нас.

— Крупицы знаний разбросаны по всем кланам, — ответил Понтей, ища бумагу, которую только что (он был уверен на все сто) держал в руках.

Документа не было, точно в библиотеке завелась нечистая сила, вознамерившаяся подшутить над упырем. Впрочем, такого быть не могло: все духи и элементали, с которыми могли бы иметь дело маги других рас, были изгнаны из Лангарэя, и одной из задач Купола было не пускать их обратно в Царствие Ночи.

— Что-то есть у Сива, что-то у Дайкар. У нас больше, ведь мы давно привыкли собирать информацию.

— Информацию… — протянул библиотекарь. — Слово-то какое придумали. Вот раньше собирали и хранили знания, а сейчас — информацию. Могильным холодом от этой информации веет.

— Времена меняются, приходят новые взгляды и новые слова, — пожал плечами Понтей.

— Ничего не меняется, молодой господин, уж поверьте, — возразил библиотекарь, прищуриваясь. Ему явно недоставало света свечей, которого вполне хватало Понтею. — Новые взгляды и новые слова — но за ними всегда одно и то же. Внешние перемены мало когда влекут перемены внутренние.

— Ну, это по-разному. — Понтей наконец-то нашел нужный документ и весьма этому обрадовался. Похоже, теперь дело с составлением Печатей пойдет быстрей и все благодаря его исследованиям. Кстати… — Вот, например, опровержение ваших слов, что ничего не меняется. — Понтей покопался во внутренностях своего плаща, оставленного на стуле возле стола, достал небольшую книжицу с непримечательным названием «Сентенции о древности» и положил ее перед человеком. — Это книга из библиотеки Роланской империи. Один купец обменял ее на бусы у племени хедов, а нам пришлось отдать за нее двадцать полноценных золотых монет чеканки Морского Союза.

— Книга заклинаний? — без особого интереса поинтересовался библиотекарь. Понять его можно было: за свою жизнь он имел дело с таким количеством гримуаров и волшебных книг, кропотливо собираемых кланом Дайкар и соседними с ним кланами Сива и Татгем, с каким сталкиваются разве что учащиеся великих магических Орденов и послушники не менее великих религиозных сект. Наверное, только библиотекарь Школы Магии мог превзойти его по наплевательскому отношению к книгам заклинаний. К тому же магом старик не был и тем более не интересовался особенностями обращения с многообразными магическими потоками, пронзающими реальность Равалона.

— Нет, это скорее историческая книга. — Понтей заметил ожидаемую реакцию: библиотекарь с повышенным вниманием уставился на томик. Этого в людях Живущий в Ночи тоже не совсем понимал. Ну почему на старости лет они начинают глубоко интересоваться тем, что было давным-давно? Не тогда, когда можно было бы извлечь уроки из прошлого и с юных лет жить, зная, что к чему может привести, а именно тогда, когда уже мало что можно изменить. Нет, он не понимал этого.

Он, например, перечитал все книги библиотеки Сива еще даже до Посвящения Светом.

— И о чем она? — спросил старик, раскрывая «Сентенции» и заинтересованно всматриваясь в первую гравюру, на которой было изображено шествие существ, напоминавших Серых эльфов, увитых виноградными лозами и с огромными чашами в руках.

— О древних обрядах и божествах, имена которых помнят только ученые мужи или нынешние Бессмертные. Написана в Золотой век Роланской империи Третьим историком императора Нетаорона из рода Кезарей Флагием Венецием.

— Так-так… — Библиотекарь перевернул страницу. — Как я понимаю, здесь изображено приношение даров некоему божеству?

— Не просто приношение даров. Флагий Венеций объясняет, что сакральный смысл в изображениях не позволялось передавать, и жрецы прятали тайное значение при помощи символов. Например, приношение смертного в жертву богу представлялось в знаковой форме треснувшего кувшина, и это означало жизнь смертного — хрупкую и с отметиной смерти.

— Подождите, молодой господин. Но тогда… — Брови старика поползли вверх. — Но здесь… Здесь даже не десятки… Здесь около сотни этих самых кувшинов… Это жертва богу? Не убогу? Богу?

— Кровавая жертва, — кивнул Понтей. — Флагий упоминает, что в Железном веке империи культы Солнца и Земли могли убивать до трехсот рабов за один ритуал. Часто убивали детей, в том числе из благородных семей. И жертвы именно богам, потому что убогам поклонялись отдельные племена или семьи, но никогда империя не одобряла веру в Нижние Реальности в целом.

— С ума сойти, — пробормотал библиотекарь, продолжая листать «Сентенции» и находя все новые и новые картинки с жертвоприношениями. — А вот здесь прямо изображен жрец, пронзающий женщину кривым кинжалом. Никакой символики.

— Жрец Анубиямануриса, бога смерти, Флагий пишет, что со временем новые боги начали теснить старых, и одна из причин — меньше кровавых жертв в собственную честь. Людям легче с богами, которым требовалась одна жертва в месяц, а не сто. А в дальнейшем боги и вовсе перешли на животных и дары. Только культ Анубиямануриса продолжал требовать крови, но жизнь уже можно было и не отдавать. Но, впрочем, об Анубияманурисе вам, человеку, должно быть известно больше. Это ваш бог, а не наш.

— Да, вы поклоняетесь только Ночи, — рассеянно ответил библиотекарь, пытаясь разобрать надпись на макатыни, языке уже исчезнувшей Роланской империи. Макатынь он не знал, но как каждый библиотекарь скорее бы признался в свальном грехе с животными, чем в том, что не может прочитать надпись в книге.

— Мир все-таки меняется, — сказал Понтей. — Боги людей требовали крови для себя в таких размерах, о которых мы, упыри, в то время даже и не мечтали. И не только людей. Флагий упоминает кровавые культы гномов, эльфов, орков… Ну, орки Восточных степей до сих пор поклоняются Изначальной Тьме и убогам, так что они не в счет. Многие народы прошли путь кровавого поклонения. Теперь многое изменилось, и не только в Серединных Землях, но и во всем Равалоне уже не найдешь таких богов, которые требуют сотни жертв для своей силы. Так что новые времена все-таки приходят. Перемены происходят.

— Да уж, да уж… Дед рассказывал, что его дед рассказывал, что рассказывал ему его дед, но я считал это сказками для детей… — Старик захлопнул книгу и протянул ее упырю. — Сложно представить, какие были боги у вас, упырей, если у людей и прочих были такие боги. Эльфы? Интересно, не знал о них такого…

Понтей вздрогнул от неожиданности, принимая «Сентенции». Надо же, как ловко человек сформулировал главное, даже не заметив этого. Или заметив? Понтей присмотрелся, но старик вел себя как обычно, сел за стол и начал оформлять книги, которые Понтей хотел взять.

Хорошо.

Не придется его убирать. В смысле, отсылать подальше, от вездесущих лап тайной службы. Чтобы старик не попал в эти лапы. Иначе возникнут проблемы с Дайкар. Они сами не разбираются в своей библиотеке и дорожат стариком как ценным работником. Никто из Дайкар не собирался работать с книгами, но и отдавать их тому же клану Сива они не намеревались, смутно догадываясь, что скупаемая ими бумага с письменами все-таки обладает какой-то ценностью.

А было бы куда как проще, если бы передали библиотеку Сива. Как другие кланы. Вот Нугаро отдали свою. И Татгем. Понимают, что они — кулаки Царствия Ночи, но они также понимают, что у Лангарэя должна быть голова. И Сива вполне заслуживает быть этой головой.

— Пятнадцать экземпляров, — сказал библиотекарь, скрипя пером в толстенном журнале.

Понтей знал, что если заглянуть в него, то за последний месяц там будет только его имя.

Дайкар не особо приветствовали чтение. Из семи благородных искусств они считали нужным только астрономию и только лишь потому, что расположение звезд влияло на их Силу Крови. А в целом этот клан — сборище неграмотных и недальновидных упырей, мечтающих о битвах и попойках, словно они были Дикими или, что хуже, Безбашенными Топорами, этими грязными наемниками живых. Дайкар повезло лишь в одном. Именно поэтому им даже дали место в Совете Идущих Следом. Седьмой из Одиннадцати был Дайкаром, и именно своему клану он повелел хранить… Впрочем, об этом лучше не думать.

Понтей улыбнулся.

— Кстати, я…

Библиотека затряслась, откуда-то накатился гул, словно небо расколол перун Заваса, бога грома, расколол и ударил по земле, пытаясь пробурить ее до самого Сердца Мира. Несколько стеллажей рухнуло. Шелест разлетавшихся страниц слился с криком библиотекаря, упавшего на пол и с ужасом смотревшего на падающий на него стеллаж. Однако Понтей успел оттащить старика прежде, чем громоздкая конструкция, вытесанная из цельного куска дерева, грохнулась на пол.

— Что это? — Сердце библиотекаря застучало часто-часто, а кровь помчалась быстрее, чем обычно.

Понтей остро почувствовал не только эти изменения, но также и кисловатый запах страха. Старик очень испугался, что уйдет из жизни, не успев совершить нужные обряды, и жестокосердный Анубияманурис не просто оборвет его существование, но и заставит его душу пройти первый круг Нижних Реальностей, прежде чем отправит в Посмертие.

Люди — жалкие существа. Живущие в Ночи даже могут их жалеть.

Но…

— Даже не представляю, — прошипел Понтей, отталкивая старика от себя. Слишком сильный запах крови. От него мутнеет ум. Нужно много сил, чтобы сдержать трансформу.

…Но не жалеют.

Пускай люди сами себя жалеют. У Живущих в Ночи и своих проблем полно.

Понтей поспешил к выходу. Он не обращал внимания на то, что книги, с трудом найденные им в безднах библиотеки Дайкар, растворяются в массе разлетающихся фолиантов. Ему было все равно, что толчки и дрожь земли не только не уменьшаются, но еще и увеличиваются. Ему было плевать, что библиотекарь схватился за сердце и начал тяжело дышать.

Сейчас Понтея Нах-Хаш Сива, признанного специалиста в магическом искусстве, интересовало лишь одно.

Почему…

Он начал подниматься по лестнице, которая ходила ходуном, хоть и была сделана гномами, живущими в Лангарэе.

Почему он…

Библиотека находилась под землей, как и большинство строений клана Дайкар. Они до сих пор строили дома, как их предки, хоть Купол и ограждал от Воздействия. Только небольшая пристройка с выходом находилась снаружи. Кто-то называл это приверженностью традициям. Сива считали это глупостью. Живущие в Ночи должны эволюционировать. И когда-нибудь им не будет страшен Враг Ночи.

Понтей подошел к выходу и взялся за дверную ручку, мелко дрожавшую, словно за дверью были шутники-гремлины, решившие подергать ее.

Почему он не чувствует никаких пульсаций Силы Живущих в Ночи, не ощущает никаких проявлений Силы Крови, постоянное присутствие которой в Лангарэе всегда остро переживают маги-упыри?

Это… Это было невозможно. Было. Вот именно. Лучше, наверное, сказать, что это считалось невозможным.

Понтей повернул ручку и надавил на дверь, но она не открывалась, будто с другой стороны ее держали, но отнюдь не гремлины, а по меньшей мере огры. Упырь оскалил клыки, которые полезли из зубов помимо его воли, правая рука дернулась, увеличиваясь в размерах и покрываясь мелкой сеточкой тонких порезов. Понтей размахнулся и ударил.

В общем, наверное, перестарался…

Примерно так же, как хоббит, решивший поохотиться на ворон и прикупивший по этому случаю Свиток Огненной Бездны у мага. И в итоге ни ворон, ни леса. Или, в случае с Понтеем, ни двери, ни куска стены, в которую дверь была встроена.

…Частичная трансформа. Сила Крови клана Сива. Сила Крови, которая позволяла не просто концентрировать все способности своего упыриного облика в отдельной части тела, но и давала возможность обращаться с тонкими потоками чар, которые были доступны бытию Живущих в Ночи…

В образовавшуюся дыру тут же влетел ветер, остервенело набросившийся на скрючившегося от боли Понтея — отдача от Силы Крови, чтоб ее! — и отправивший на штурм библиотеки свои фаланги. С трудом удержавшись на ногах — таков был напор ветра, — упырь, рукой прикрыв лицо от несущейся с ветром земли, шагнул наружу.

— Хозяин Нах-Хаш!

Два охранника — человек и упырь — бросились ему навстречу. Даже Живущий в Ночи двигался неуклюже, противостоя взбесившемуся аэру. Что уж говорить о человеке, который чуть не упал, но успел схватиться за фонарный столб, которые поставили для живых, видевших в ночи не так зорко, как не-живые. Впрочем, фонари уже не светили, тоже не устояв перед буйством Стихии.

— Хозяин, осторожнее!

Упырь показывал рукой на небо, при этом его лицо было перекошено так, что можно было подумать, что он, дитя Ночи, не-живой, силой превосходящий пятерых простых смертных, испугался. Не просто испугался. Готов был впасть в истерику, будто нашкодивший мальчишка, которого для разговора позвал отец, а отец — тот еще зверь.

Понтей посмотрел на небо. Нет, он не испугался. Он просто был ошеломлен.

Пурпурное небо сейчас была черно, как та Изначальная Тьма, которой поклоняются кочевники-орки. Будто Ночь лично решила сойти к своим детям и посмотреть, как у них дела, и по этому случаю поменяла свой звездный плащ на парадное черное платье. Но Сил Ночи не чувствовалось в этой скрывшей небо накидке. Проклятье! Понтей вообще не ощущал никакой магии в происходящем.

А затем его взгляд уперся в черные воронки, вертящиеся в небе. Сначала неторопливо, потом все ускоряясь и ускоряясь, эти провалы в черной бесконечности начинали втягиваться внутрь. Снова затряслась земля, и теперь даже Понтей упал, не удержавшись на ногах. Охранник-человек закричал, его вдруг окружил свистящий вихрь, потащивший в сторону поселения Дайкар, на краю которого стояла библиотека. Охранник-упырь успел схватить его за ногу, но внезапно из-под земли вырвался травяной стебель с ярко-красными цветками, прямо под ногой человека, и начисто разрезал ее. Так, что даже не брызнула кровь, а человек не успел закричать, только в ужасе уставился на обрубок конечности. А затем земля вздыбилась, словно огромный крот полез посмотреть, что это творится там, наверху, и охранник, который оказался прямо в центре вспучившейся земли, наконец заорал. Его крик перебивал хруст, идущий из-под земли, словно там кто-то грыз Кости Мира.

И наконец брызнула кровь.

А земляной хребет внезапно ударил в небо фонтаном песка, грязи и камней, точно в черную воронку, которая вертелась над ним вместе с прекратившим вопить человеком. Густое облако пыли было подхвачено сумасшедшим ветром, но не разнеслось во все стороны, а закружилось вокруг странной колонны, тянувшейся от земли до неба. Этот вихрь, наоборот, крутился, выворачивая фонарные столбы и деревья и вгрызаясь в остатки библиотечной постройки, что одиноко возвышались над нижними помещениями. За собой движущаяся колонна оставляла глубокую борозду, которая уходила в глубь подземных недр метров на десять, точно стремилась докопаться до хтонических богов, но бросила это дело на полпути.

И, насколько мог видеть Понтей, такие колонны одна за другой вырастали в поселении, круша все, что попадалось. Ему даже показалось, что он слышит крики… но, наверное, ему это показалось: поселение за километр от библиотеки, а усиление слуха не входило в Силу Крови Сива.

— Хозяин!

Оставшийся охранник трансформировался. Грудная клетка и таз расширились, покрывшись глубокими кровоточащими разрезами, руки удлинились до колен, лоб вытянулся вверх, заостряясь, челюсть выдвинулась вперед, ряд острых зубов достиг раздувшегося носа. Упырь схватил Понтея, прижал его к груди и побежал. Возросшая сила Живущего в Ночи позволяла выдерживать напоры ветра. Не-живой бежал в противоположную от разрушавших поселение Дайкар и библиотеку колонн, и Понтей вдруг понял, что единственная зона, которая не была затронута странным разрушительным явлением, — Храм Ночи.

А когда понял…

— Быстрее! — заорал он. — Быстрее к Храму, и молись всем Одиннадцати, чтобы мы успели!

— Это великолепно.

Сидя на земле и перебирая рукой траву, легко колышущуюся под ласками нежного ветерка, Тавил смотрел в небо. Черный небосвод, словно облепленный гигантским вороньем, восхищал Тавила своей простотой и в то же время невероятной мощью. Энтелехия Ахеса была великолепной. Если вспомнить, то из их четверки именно Ахес дольше всего продержался против Эваны тогда…

Хотя об Эване Тавил вспоминать не любил. И обо всем, что с ней связано.

— Твои Похороны грандиозны. — Тавил вырвал стебелек из окружения его собратьев и задумчиво разжевал его. — Поселение полностью разрушено, смертные уничтожены, а вот упыри еще сопротивляются. Впрочем, Дайкар ничего не могут противопоставить нашей силе.

Он снова провел рукой по траве, и снова тихий шепот заполнил все его нутро. Этот шепот не только рассказывал, он и показывал, как…

…Как обезумевший человек хватает своего ребенка и бежит в дом, но в последний момент их затягивает прямо в ненасытную пасть всесокрушающего смерча из воздуха и земли, той земли, по которой он спокойно ходил еще сегодня, а сейчас летит прямо в эпицентр ужаса, захлебываясь пониманием, что ничего не может сделать, — и нет спасения ни ему, ни ребенку…

…Как трансформировавшийся Дайкар с ревом бросается на черную колонну, пытаясь Внутренним Взором отыскать в ней слабые места и разрушить, нанося удары, — и слишком поздно понимает, что не видит он эти слабые места, и верхнюю часть туловища упыря сносит засасываемым в черный вихрь фонарным столбом, щедро оросив двух гоблинов упыриной кровью. Впрочем, гоблинам тоже осталось жить недолго…

…Как упыри бегут в свои подземные дома, думая, что там они спасутся. Но там, где черная колонна не может достать до нужной глубины, там получивших надежду ждет новое отчаяние: навстречу им, разнося деревянные полы и стены, устремляются лозы с красными цветками, и подземные дома становятся скользкими от разлившейся повсюду крови. Где-то пытаются сопротивляться и живые, и не-живые, но лозы быстрее и замаха меча живого, и удара упыря Дайкар в трансформе, который, умирая, пытается понять, почему отказывает Сила Крови. И не понимает…

…Как двое бегут по полю, и вокруг ничего и никого, а пытающаяся преследовать их лоза вдруг начинает сохнуть от жары, но не потому, что ее обнаружили и обрубили, а потому, что кто-то щедро плеснул защитной магией Огня, от всей души, не заботясь, попадут чары на кого-то или нет, словно гномий повар, трясущий солонкой и заявляющий, что соли много не бывает…

Тавил отдернул руку, скривился. Что это было? Он вскочил. Рядом неподвижно стояла массивная фигура Ахеса. Сейчас, когда он управлял таким фронтом своей энтелехии, его невозможно оторвать от работы. С теми двумя упырями, один из которых владеет магией, придется разобраться лично. Интересно, что среди Дайкар делает упырь другого клана? Мастер ничего не говорил о Живущих в Ночи, которые способны управлять магической Силой. Таких упоминала Эвана… брр… да, Эвана. И говорила она о них с известной долей уважения.

Как их там? Сима? Сина? А ладно. Какая разница? Какая разница, кого убивать — Сима или Сина.

— Возникла неприятная ситуация. — Тавил обращался к Ахесу. — Я отлучусь ненадолго, а ты, как закончишь, присоединяйся ко мне.

Сказал — и исчез.

Осталась только колышущаяся трава и неподвижная фигура Ахеса.

— Что там происходит? — храмоохранитель Вашат, Живущий в Ночи Среднего ранга, обеспокоенно вглядывался вдаль. Его Внутренний Взор не позволял заглядывать далеко, так что он мог всего лишь заметить непонятное темное пятно в небе над поселением, и только.

— Спокойнее. — Второй храмоохранитель Уканкар с неодобрением посмотрел на товарища. Конечно, не совсем понятно, почему вдруг возникло это темное пятно и почему охватывает странное чувство, когда пытаешься использовать Силу Крови. Но ведь с ними командир Фатанкар, Высший, который сейчас внимательно глядит в сторону поселения. Именно ему решать, что делать и какие приказы отдавать. А им, как храмоохранителям, следует этим приказам следовать.

Храм Ночи Дайкар, один из самых известных в Лангарэе, был воздвигнут в первые годы правления Второго и отличался от остальных Храмов Царствия Ночи своей архитектурой. Обычно постройка в виде простиля с четырьмя поддерживающими портик колоннами или амфипростиля с колоннами у главного входа и противоположной стороны служила входом в находящиеся под землей храмовые комнаты с символическими скульптурами Ночи. Храм Ночи Дайкар представлял собой массивное трехъярусное здание. Первый ярус выглядел как диптер с огромным количеством колонн и антаблементами над колоннами, с украшенными статуями Ночи фронтонами; этот диптер, через который паломники могли перейти на второй ярус, внутри был украшен сложными росписями из Книги Ночи. Здесь не было ни одного изображения или статуи, только руны упырей, снизу вверх повествующие об их истории от возникновения мира до сегодняшних дней. Второй ярус встречал крупными формами, подчиняя посетителя монументальности окружающего пространства. Размах и величие одинакового повсюду крупного однородного масштаба подчеркивали вертикальный ритм, уносящий вошедшего к потолку второго яруса с его двойными капителями. Здесь были изображены Одиннадцать, которые основали Лангарэй, и их гигантские изображения, тянувшиеся от пола к хорам, должны были внушать почтение и благоговение. А если храмовые жрецы позволяли пройти в крайний левый угол, где была спрятана небольшая низкая дверца, то посетитель обретал возможность попасть на третий ярус. Малая высота дверного проема заставляла его кланяться независимо от воли — так выказывалось почтение стоящим перед входом скульптурам Одиннадцати. Третий ярус был полон бесконечным количеством круглящихся форм малых арок, коробовых сводов нартекса и дугового орнамента пола из синей плитки, которые словно обручами охватывали стоящую в центре массивную скульптуру Ночи, изображенную в виде скрытой под развевающимся плащом фигуры с протянутыми вперед руками. Народ сюда пускали только по праздникам, в основном здесь бывали члены благородных Семей, и то лишь те, кто вел свой род от одного из Одиннадцати.

Иначе говоря, это было нечто колоссальное, нечто настолько архитектурно несовместимое и аляповатое, что поражало воображение и выглядело как возвышенное и даже слегка потустороннее. А так как оценщиков из сопредельных королевств в Лангарэй не приглашали, то данный Храм считался жемчужиной архитектурной мысли и техники Живущих в Ночи. Конечно, кто-то мог сказать архитектору, что его творение является воплощением декоративной безвкусицы и отсутствия чувства меры в пропорциях и симметрии, но архитектор по совместительству являлся чемпионом клана Вишмаган, главной военной силы Лангарэя, и пока что в Царствии Ночи никто не осмелился даже помыслить, что Храм не является шедевром упыриного искусства.

Многие живые удивлялись — как Дайкар, эти забияки и драчуны, умудрились возвести такое грандиозное великолепие? Но все было просто: во время строительства Храма территория под ним принадлежала клану Сива. Создав огромный высокий Храм Ночи над землей, Живущие в Ночи как бы дали обещание: придет время — и мы посетим его днем, под лучами солнца, этого извечного врага милосердной Ночи. А потом Дайкар неожиданно получили Храм в свое владение. Сива отдали его без всяких ответных даров, и этот щедрый подарок долго обсуждался среди кланов.

— Не могу поверить!!! — внезапно прорычал Фатанкар, выходя из Внутреннего Взора. — Этого не может быть!

Теперь забеспокоился и Уканкар. Вывести из себя командира могло только что-то экстраординарное. Например, неистово поклоняющиеся Солнцу жрецы Ночи. Или вернувшиеся к жизни Одиннадцать. Или личное пришествие Ночи. Или поменявшиеся местами небо и земля. Или…

В общем, малое количество событий могло вывести из себя Высшего Фатанкара. Видя обеспокоенность командира, заволновались и остальные десять храмоохранителей.

— Может, стоит сообщить жрецам? — спросил Кивод, помощник Фатанкара, второй Высший в отряде.

— Стоит, — сказал командир. — А заодно послать сообщение в ближайший город. Здесь нужны Бродящие.

— Бродящие? — выдохнули десять упырей одновременно.

— Да. Уканкар, Шимла, Визаар, вы отправляетесь к ближайшему посту Сива: они смогут послать весточку быстрее, чем кто-либо. Вашат, Гримоу, Клатак, вы — к жрецам. Главное — найдите Фиранта. Он знает, что делать. Остальные — принимайте трансформу.

— Все так серьезно? — спросил Кивод.

— Серьезней только бог смерти, — ответил Фатанкар, отставив в сторону ритуальное копье и отправляясь к фронтонам на восточную сторону диоптера, где хранилось оружие для упырей в трансформе. Однако командир храмоохранителей успел сделать только несколько шагов. Едкий смешок, раздавшийся из темноты от группы скульптур, указывающих на разные ипостаси Ночи — Ночь Милосердную, Ночь Карающую и Ночь Размышляющую, — заставил Фатанкара замереть и дать сигнал своим упырям остановиться.

— Ты все правильно сказал, мертвый. Только никто из вас никуда отсюда не уйдет.

Фатанкар зарычал, трансформируясь. Остальные храмоохранители последовали его примеру. Если трансформу начал принимать сам Фатанкар… Думать нет времени, надо действовать!

— А вас ровно одиннадцать. Прямо как этих ваших Одиннадцать придурков-кровососов.

— Покажись! — взревел Фатанкар. Происходило что-то странное — его Внутренний Взор не мог обнаружить никого среди скульптур.

— Покажусь, — легко согласился таинственный собеседник. — Мне понравилось убивать таких, как вы. Конечно, я покажусь.

Вынырнувшая из темноты фигура на фоне команды изменившихся упырей выглядела нелепо. Невысокий, среднего телосложения, в широком зеленом плаще с капюшоном. Возвышающиеся над ним Живущие в Ночи смотрелись как огры перед хоббитами. Осознав это, Вашат засмеялся:

— Ничтожество! Как ты смеешь оскорблять наших предков и думать, что сможешь сражаться наравне с нами?

Живущие в Ночи одобрительно заревели — им понравились слова Вашата. Один лишь Фатанкар держался настороженно, внимательно следя за пришельцем.

— Думать, что я буду сражаться наравне с вами? — удивленно переспросил тот и рассмеялся.

«Отвлекся!» — мелькнула мысль у Вашата, и упырь, не обратив внимания на предостерегающий окрик командира, бросился на врага… Хотя нет, какой же это враг? Это добыча.

Законная добыча.

Удар прямо в шею, коронный удар Дайкар: голова противника отлетает назад, оставляя за собой кровавую радугу, в которой сплетаются эфирные, аурные, астральные и физические уровни.

Вашат видел пришельца со всех сторон, его Взор контролировал все движения.

Умри быстро, ублюдок, посмевший оскорбить… Что?

Метившая в шею рука повисла, точно сломанная ветвь дерева, ноги подломились, будто из них высосали всю силу, что держала туловище Дайкара, и Вашат засипел, не имея возможности дышать, — пришелец держал его за горло, медленно сжимая пальцы.

— Я не буду сражаться наравне с вами. — Полный презрения голос врага… да, врага, сильного врага… Полный презрения голос будто выплевывал слова: — Вы не ровня мне, жалкие мертвяки.

Хруст.

Пришелец кинул кадык Вашата в лицо скульптуры Ночи Милосердной, а упыря отшвырнул коротким ударом ноги. Вашат пролетел метров шесть и врезался в колонну, расколов ее. Из разорванного горла выплеснулись огоньки, поползшие по телу Живущего в Ночи и постепенно охватившие его тугим коконом пламени.

Фатанкар с трудом сдержал гневное рычание. Он так легко убил Среднего? Всего лишь вырвав у него кадык? Или успел сделать что-то еще, чего никто из храмоохранителей не заметил? Что за сила у их врага? Магия? Но не видно никаких ее проявлений, ни одного магического цвета или его отблеска. А Взор способен замечать любую магию, никакому волшебному потоку или колдовскому полю не скрыться от Силы Крови Высшего клана Дайкар, даже если маг намеренно прячет их. Но те удары по руке и ногам Вашата… Даже он, Высший, успел заметить только смазанное движение.

— Всем успокоиться! — приказал он. — Держаться вместе. По-одному не атаковать. Гримоу, Клатак. Исполняйте приказ, мы вас прикроем.

Фатанкар всего на миг скосил глаза, убеждаясь, что Гримоу и Клатак начинают отходить внутрь Храма. На одно недолгое мгновение. Это была привычка, выработанная использованием Силы Крови. Он привык, что в трансформе продолжает видеть все окружающее.

Но сейчас Сила Крови подвела.

Потому что когда он посмотрел еще раз, перед ним мелькнул зеленый плащ, а стоящие по бокам Кивод и Динкар замерли с выражением удивления на лицах. В их шипастой броне в области груди зияли рваные дыры, а в руках пришельца покрывались огнем упыриные сердца. Огонь яркими веселыми язычками поднимался на метр вверх.

— Холодно. Легенды не врали, — сказал пришелец, брезгливо стряхивая остатки сожженных сердец на мраморные ступени диптера.

Ярость захлестнула сознание Фатанкара. Упырь заревел, теряя рассудок. Взмах по-особому сложенной рукой — и Живущие в Ночи моментально разделились на две группы, чтобы напасть на противника с разных сторон. Четверо нацелились на его ноги, трое на голову. Сам Фатанкар двигался по центру, прямо на убившего его подчиненных ублюдка. Его клыки сильно выпирали, и знающие повадки упырей сказали бы, что он прекращает контролировать свою трансформу, возвращаясь в состояние дикости.

Живущие в Ночи не напали все одновременно. От каждой группы отделились по одному не-живому и резко бросились на пришельца. Мощные когти должны были раздробить колени, чешуйчатые руки — пробить череп. Будь это простой смертный, даже с наложенными на него заклятиями, он бы не успел среагировать на совместную атаку двух трансформировавшихся упырей.

Однако противник не был простым смертным. Он не стал блокировать удары, он не стал контратаковать.

Просто Фатанкар снова увидел смазанное пятно, мелькнувшее рядом, и даже вроде успел задеть его быстрым ударом…

Но почему-то вдруг кровь хлынула из его оторванной руки, силы покинули командира, и он упал, а нападавший оказался среди тройки заходивших на него справа. Он подпрыгнул, и обе его ноги ударили упырей в подбородки. Громкий хруст костей возвестил, что ему удалось сделать то, что считалось невозможным, — он сломал челюсти Живущим в Ночи, челюсти, которые по крепости не уступали алмазам с Горы Богов. Но и это было еще не все. Прежде чем его ноги после удара опустились вниз, он схватил упырей за волосы и с громким выкриком резко послал руки вперед. Снова хруст — и головы упырей безвольно повисли, откинувшись им на спины.

Все произошло так быстро, что третий не-живой только начал разворачиваться к врагу, пока два его умирающих товарища падали на ступени диптера. Он лишь успел раскрыть пасть, заревев, когда пришелец молниеносным ударом ладони вогнал кусок черепа упыря в его собственный мозг. Упырь еще держался на ногах (не-живые способны переносить и не такие ранения), однако противник сумел пробить костяной панцирь на его груди и добрался до сердца. Из-под зеленого капюшона донесся смешок, холодные, точно кинжал жестокосердного Анубиямануриса, пальцы сжались, и тело упыря вспыхнуло, окутанное вырвавшимся из его сердца пламенем.

Двое упырей, те, что были слева, швырнули в пришельца ритуальные копья и бросились следом, не уступая копьям в скорости. Впрочем, атака оказалась роковой как для оружия, так и для оруженосцев. Рубящим ударом ноги враг отбил копья в сторону, а затем, не прекращая движения, вогнал локоть в висок первому Живущему в Ночи, заляпав кровью и сгустками мозгового вещества свой плащ. Второй упырь успел увернуться от выпада ноги и сумел схватить ее, готовясь оторвать от тела, но почему-то вместо ноги врага в руках у него оказалась нога убитого до этого не-живого, а враг появился сзади. Взор не сумел отследить, как это произошло, и упырь впервые в жизни испытал ужас, раскрывший перед ним бездны темного Ничто. Впрочем, чувство это, способное, по утверждению эквилидорских философов, раскрыть смертным Бытие как таковое в экзистенциальной данности, длилось недолго — удар ногой перебил позвоночник Живущему в Ночи, и тут же затихло медленно бьющееся сердце, раздавленное железным каблуком сапога.

— Снова играешься? — раздался осуждающий голос.

Фатанкар, приподняв голову, смог разглядеть кого-то невысокого в коричневом плаще, который легко держал в руках трупы упырей, тех двоих, что вместе атаковали смертельно опасного врага. Взор не разглядел на них ни ран, ни переломов, ни вообще следов насилия. Упыри умерли будто от того, что их сердца остановились по естественной причине.

Хотя этого не могло быть.

— Эти двое могли убежать и предупредить жрецов.

— Но ведь не убежали. — Ублюдок, убивший всех его товарищей, спокойно шагал к Фатанкару, облизывая пальцы. Судя по кровожадной ауре, которая окутала его после насилия, намерения его по отношению к командиру отряда были вполне определенными. — И не предупредили. Я бы их догнал.

— Не забывай, почему мы ускользаем от их Взора. Если бы не Мастер, тебе бы не удалось так легко справиться с ними.

— Эти мертвяки мне не ровня, даже не будь на мне…

— Тише. Лучше помолчи. И у ветра есть уши.

— Ладно, ладно. Только помни, что сильнее меня в нашей команде — только…

— И имен не надо.

— Ну ладно. Что дальше?

— Хранитель находится на нижних уровнях.

«Хранитель? — подумал Фатанкар. — Что за хранитель?»

— Вход мои тени скоро найдут. Следуй за ними, а я разберусь со жрецами. Воплощение Ночи — не особо… мм… скажем так, Воплощение — не особо приятная конструкция, и мне не хотелось бы, чтобы ты и я имели с ним дело.

— Странно, что так мало охраны, — пробормотал первый пришелец и кровожадно посмотрел на Фатанкара. — Эти мертвяки слишком уверены в себе…

— Это ты самоуверен. Постарайся не забыть, что Хранитель не ровня тем, кого ты убил.

— Я надеюсь на это.

«Даже так? — Если бы были силы, Фатанкар бы рассмеялся. — Как же это глупо… теперь я понимаю… убоговские Сива… как хитро… проклятье…»

— Ты убьешь его или позволишь забрать тело мне?

— Ну уж нет. Я начал, мне и заканчивать. Только мне позволено убить его.

Говорили о Фатанкаре. Это понятно. Но почему медлят, зачем разговаривают? Впрочем, это хорошо, есть возможность для жрецов заметить, что что-то не так, есть возможность, что проклятые убийцы встретят не слуг Ночи, ни о чем не подозревающих, а приготовившихся к жесткому отпору Зазывателей Ночных Сил. И тогда…

Впрочем, тогда он будет мертв.

В этом Фатанкар не ошибся. Первый пришелец схватил его голову и без заметных усилий оторвал от тела. Конечно, упырь мог это пережить и восстановиться… но его череп хладнокровно размолотили о мраморные ступени. Мозг и сердце. Два самых слабых места упыря. Почти как у прочих смертных. Правда… Нет. Единственные слабые места обыкновенного упыря.

Все остальное можно восстановить. Это — никогда.

Луна была злой.

Когда-то Понтей услышал от отца, что наделение неживых объектов качествами смертных только запутывает познание этих объектов. Понтей был молод и удивился. Как же так? Ведь месяц, появляющийся каждый вечер, — бог. И не просто бог — посланец Ночи, который позволяет ей напоминать о себе. Не будь посланца, как отличить Ночь от Тьмы?

Отец улыбнулся и сказал, что богам — божественное, а материальным объектам в их мире — материальная объективность в их мире. Что Луна — это не только бог. И что бог — это не только Луна.

— Не будешь же ты утверждать, что когда Проклятый Путник садится за горизонт, то лишь по этой причине наступает Ночь? — улыбался отец. — Мы должны понять различие, — продолжал он. — Большинству упырей непонятно, зачем различать это. Другие, а их еще больше, даже не знают, что это стоит делать. И мы, Живущие в Ночи, не одиноки в своих воззрениях на мир. Люди, эльфы, гномы, вампиры, валлаты, драуга, эш-шенори и мириады других — в общей массе всегда есть группы, которые стремятся к истинному знанию.

— А остальные?

— Остальные? — Отец посмотрел на развешенное в зале фамильное оружие. — Остальные, — повторил он, — остальные просто живут.

Но Луна все равно была злой. Ей бы спрятаться сейчас за тучи и перестать освещать Землю, дав двум бегущим упырям преимущество перед неведомым врагом. А она светила так ярко, что напоминала своего брата, Врага Ночи. Почему-то казалось, что Луна злится, захлебывается недобрыми помыслами и стремится их излить именно на них двоих, верных слуг и почитателей ее госпожи — Великой и Милосердной Ночи.

Но Луна не могла быть злой. Просто так получилось.

— Осторожно!

Рык охранника заставил Понтея насторожиться. Да, он маг, один из лучших, но охранник тренировался в клане Вишмаган и быстрее, чем он, заметит опасность. Однако остановиться сразу упырь не мог: частичная трансформа ног, совершенная, чтобы бежать наравне с охранником, не дала ему затормозить. Он сделал еще три шага, и тут прямо перед ним взорвалась земля. Она разлетелась, словно красочный фейерверк, выписывая в воздухе дуги и зигзаги, а следом из-под земли поползли…

«Змеи? — мелькнула мысль. — Неужели Атан?..»

Но клан Атан оказался ни при чем. Еще секунда, и Понтей разобрал, что из земли растет трава. Ему вспомнились солдаты из сказок Морского Союза, появившиеся из брошенных в землю клыков дракона и растущие, чтобы покончить с теми, кто по глупости оказался на их пути. Понятное дело, трава эта не была обычной — она извивалась, как те самые змеи, за которых Понтей ее принял, и размерами отличалась от обычной муравы. Завидев такую траву на своей тщательно ухоженной декоративной лужайке, Светлый эльф в ужасе совершил бы ритуальное самоубийство.

«Нож-Трава? Не похоже. Травяные Копья? Опять не то… — Понтей лихорадочно перебирал варианты. Думать быстро он умел, а сейчас от этого зависела его жизнь. Об охраннике он не вспоминал. Тот мог постоять за себя в бою. Правда, сейчас он должен был защищать и себя и Понтея, причем Понтея лучше, чем себя, что уменьшало его боеспособность. — Новая магия? Надо было давно…»

Время вышло.

Стебли, свернутые в тугую спираль, вдруг все одновременно выпрямились, как выпрямляется долго сжимаемая пружина, и со скоростью, которой позавидовали бы боги ветра, ударили по упырям.

Взметнулась пыль.

Зарычал охранник.

Понтей вдруг понял, что даже не знает, как его зовут. Охранник мог умереть прямо сейчас, здесь, и Понтей никогда не узнает его имени, потому что потом вряд ли станет ходить и расспрашивать, как зовут того Живущего в Ночи, что обычно сопровождал его в библиотеку Дайкар.

Если потом будет кому ходить…

Понтей приоткрыл глаза. Если кому сказать, что один из могучих чародеев клана Сива, да что там — Лангарэя, испугался и зажмурился, когда его атаковали, то… То все поверили бы, конечно. И обсуждали при каждом удобном случае, считая удобным случаем нахождение Понтея в метре от себя. Обсуждали бы, громко и фальшиво удивляясь.

«Сработало… Сработало!»

Трава дрожала в двух метрах от Живущих в Ночи, словно схваченная невидимой рукой. Дрожала, пытаясь вырваться и продолжить свой удар, оставив от не-живых два бездыханных тела. Понтей ухмыльнулся. Не получится. Теперь не получится. Он поднял руки, складывая их в жесты, пробормотал ритмическую формулу — не было сил сейчас ее продумывать, легче произнести на телесном уровне.

По травяным стеблям, змеящимся в незримой ловушке, помчались желтоватые огоньки, размерами напоминающие светлячков. Помчались от застрявших в магическом захвате кончиков травы, которые наверняка были острее даже мечей эльфов, до самой земли. А затем все они разом посерели и осыпались безобидной трухой, точно древний зомби, развоплощенный некромагом.

— Будьте настороже, хозяин, — сказал охранник, ничуть не расслабившийся после уничтожения атаковавшей их травы. — Это вряд ли конец.

Его слова тут же подтвердились. Точно Ночь решила испытать своих детей и наделила их даром воплощать в реальность худшие предположения.

Гм… Интересно было бы разработать такое Заклинание.

«Не отвлекайся, Понтей! — одернул себя упырь. — Лучше приготовься…»

Новое лицо явилось на сцену кровавой пьесы.

Он появился нарочито медленно, неторопливо, как опереточный злодей, дающий зрителям разглядеть себя во всех деталях. И не стоит отказывать ему в определенной эффектности — возник он весьма впечатляюще и броско. Сначала из земли поползли новые стебли, покрытые ярко-красными цветками, и Понтей напрягся, готовясь к следующему выпаду. Но стебли продолжали прибывать, не предпринимая больше попыток наброситься на упырей. Они цеплялись друг за друга и свивались в единое целое. Очередные десятки стеблей вплетались в образовывающийся куст, делавшийся все более плотным, пока Понтей не заподозрил…

Да. Он не ошибся. Форма куста напоминала фигуру обычного смертного, которых полным-полно от западных Жемчужных берегов до восточных Божественных порогов, гор, где, по слухам, находятся двери в оба мира Бессмертных: в Нижние Реальности убогов и Небесный Град богов. А после того как все цветы внезапно раскрылись, осыпав куст лепестками, и куст задвигался, незаметно даже для зорких глаз Живущих в Ночи, обретая плащ и ужимки, характерные для живого существа, сомнений не осталось.

Лично прибыл тот, кто пришел за…

Так, об этом не думать. А приготовиться к схватке. В которой скорее всего и он, упыриный маг, и охранник, упыриный воин, имени которого он не знает, погибнут. Потому что Понтей не чувствовал ничего. Ни ауры, ни магических полей, ни запахов. Значит, противник очень серьезный.

— Господа упыри, мои поздравления, — произнес вдруг враг, поправляя черный капюшон. — Вам удалось отбить мои Пики Травы…

«Все-таки модификация Травяных Копий, — с облегчением и с возникшим вдруг весельем подумал Понтей. — Значит, еще можно побарахтаться…»

— Однако, и вы поймете это хотя бы по тому, что я с вами заговорил, — продолжил враг, — больше вам ничего не удастся предпринять. Умрите!

И он атаковал.

Кто-то спускался.

Хранитель погладил «волчицу». Спускался не жрец, и не жрица, и не проверяющий, и не маг. Все они ходят по-другому.

Жрец — тот идет мелкими шагами, будто следит за каждым движением. При этом кажется, что он вот-вот споткнется и упадет, но он не спотыкается и не падает.

Жрица — эта идет осторожно, словно несет драгоценность, и сосредоточенна так, точно перед этим уже несла подобную драгоценность и разбила ее.

Проверяющий — тот идет неторопливо, но так, словно готов в любой момент сорваться и побежать. За кем-то или от кого-то.

Маг — этот впечатывает ноги в ступени, точно воображает, что не ступени это, а история и он просто обязан оставить в ней свой след.

Тот, кто сейчас спускался по лестнице, шел совсем по-другому. Он будто и не шел, словно его не существовало, но каждый его шаг заставлял морщиться, потому что шаг этот делался так, что маги обзавидовались бы — не в истории он должен остаться, а история должна начать послушно извиваться вокруг него.

Хранитель улыбнулся.

Мир, которого нет, преподнес ему сюрприз, на время прикинувшись существующим. Он коснулся верхнего лезвия «волчицы», и она отозвалась одобрительным звоном. Она полностью разделяла его чувства.

Чтобы спуститься к нему, посетитель должен пройти два уровня с ловушками. Если он один из тех, кто посадил его, Хранителя, сюда, то он минует ловушки, не активировав их. В противном случае…

Заскрипели колеса, приводя в действие первую западню.

Хранитель печально улыбнулся. Значит, что-то изменилось в мире, которого нет, если к нему спускается не один из его покровителей. Но будет жалко, если он не дойдет…

Шаги зазвучали вновь. Здорово!

Он миновал первую ловушку — два огромных вертящихся диска, которые должны разрезать незнакомца наискось и пополам.

Как здорово!

Когда день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом повторяется одно и то же, перестаешь понимать, зачем существуешь ты в этом вечном повторении. Ведь не станет тебя — и кто-то другой займет твое место. А перестав понимать свое существование, ты уже начинаешь переставать существовать. А если нет тебя — значит, не должно быть и окружающего тебя мира.

Весь мир — обман. Иллюзия…

Горька та ирония, которая сквозит в мыслях Живущего в Ночи из клана Таабил, считающего мир иллюзией.

Первый раз иллюзия дала трещину и показала мир настоящий, когда ему дали «волчью метлу». Дали — но он принял ее как дар.

А потом водоворот вечного повторения снова швырнул их в мир, которого нет. Но у них двоих уже был осколок настоящего мира. Они вдвоем продолжали хранить его, создав свой островок реальности в мире, которого нет.

И вот сейчас, когда раздался скрежет второй взломанной ловушки — выскакивающих из стен двух молотов, способных превратить смертного в блин, — настоящий мир вторгался в вечный повтор.

Настоящий мир может прийти по-разному. Хранитель это понял давно.

Настоящий мир прорывается в те моменты, когда ты сам остро чувствуешь свое существование.

А все остальное — ложь. Обман. Иллюзия. Мир, которого нет.

Сердце Хранителя забилось чаще. Он начинал чувствовать свое существование.

Сейчас он был рад. Так, как раньше, в далекие времена, радовался приходу матери, когда каждый день был наполнен пусть и простым, но существованием…

Свист арбалетных болтов — и спуск продолжается. Еще одна ловушка пройдена.

Шипение ядовитого газа, от которого глаза лопаются и вытекают из глазниц, пока руки раздирают собственное горло, — но шаги звучат.

Смыкающиеся со всех сторон стены — и тут слышны глухие удары, — а потом снова спуск.

Хранитель ждал. И радовался. Радовался, как ребенок новой игрушке…

Второй уровень ловушек использовал магию. Здесь шипел воздух, свернутый в упругие пружины заклятием Пронзающего Ветра. Здесь ревело пламя, бесноватым потоком мчавшееся по коридору в форме Голодного Языка Огня. Здесь вода обрушивалась водопадом, а водопад оборачивался Водяными Змеями, укус которых не просто ядовит — он обращает все в воду. Здесь взрывался камень, тысячами осколков Земного Облака целясь в нарушителя…

Здесь тот, кто спускался, задержался.

И Хранителю с «волчицей» даже подумалось, что он не дойдет, но…

Но Пронзающий Ветер рассасывался, не успев догнать незнакомца.

Но Голодные Языки Огня гасли, не добравшись до плоти незнакомца.

Но Водяные Змеи не успевали жалить — и обращались обратно во влагу.

Но Земное Облако ни в кого не попадало — и переставали дрожать камни.

А потом затрещала дверь, последняя преграда на пути в схрон. Славная крепкая дверь из красного дерева, растущего в Голодных лесах. С не менее крепкими и вдобавок заговоренными засовами.

Дверь выдержала двадцать два удара. А потом треснула, впуская незнакомца в обитель Хранителя.

— Здравствуй, — сказал Хранитель. — И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?

Магия. Олекс терпеть не мог магию. Несмотря на то что магия помогала им, сейчас она убоговски все и усложнила. Нет, его способности и морфе помогли пройти сквозь разрушительные сгустки Силы, однако знакомый кислый привкус во рту заставлял думать, что слишком дорогой ценой он прошел сквозь колдовские преграды.

Неожиданно мог начаться новый приступ — вот что означал этот убогов кислый привкус. Неужели снадобье Мастера перестает ему помогать? Тогда лучше провалиться в Нижние Реальности, чем снова и снова испытывать эти боли и сумасшествие, неизменно заканчивавшиеся одним и тем же…

Ну почему из всех только у Олекса после Изменения появился побочный эффект? Что это за шутка богов?

…и презрительно кривящиеся губы Эваны…

В дверь, последнюю помеху на пути к цели — он чувствовал это, он ударил со всей силы.

Так, как если бы бил по Эване.

Если бы смог.

Олекс бил и бил, пока трещавшая под ударами дверь не выдержала и не развалилась пополам, открывая доступ к этому…

«Ну и где этот Хранитель?» — успел подумать Олекс, пролезая сквозь дверной проем, когда услышал — на чистом Всеобщем, без акцента, который накладывается на этот язык родным говором:

— Здравствуй. И спасибо тебе. Хочешь ли ты умереть?

Голос был приятным и каким-то… по-юношески задорным, что ли. И принадлежал он…

Олекс сначала не поверил своим глазам. Как это понимать?

Посреди огромного зала с разрисованным полом, с даратскими колоннами вдоль стен и со столом в дальней его половине, с факелами на стенах (а они упырям зачем?) стоял светловолосый упырь. Высокий, стройный, одетый в простой кожаный доспех поверх кольчуги, доходящей до колен, с наголенниками и наручами из кожи, в сандалиях из беаргского шелка, которые любят носить философы Морского Союза, выходя в парк порассуждать. Он держал в руках «волчий хвост», копье с зазубренными шипообразными веточками от наконечника до середины древка, которое Олекс видел только на картинках в книгах Мастера.

Упырь, чьи глаза были скрыты повязкой. Олекс захохотал. Говорят, боги лишают разума того, над кем хотят подшутить. Обман. Врут. Можно даже сказать — безбожно врут.

Боги не лишают разума того, над кем хотят подшутить. Боги лишают того удачи. Олекс пришел драться. Олекс пришел выплеснуть копящееся в нем безумие.

Но удача снова отвернулась от него. Как можно драться — с этим? Со слепым мальчишкой?

Упырь озадаченно повел головой, услышав смех.

— Твой смех… Ты рад? — спросил он.

— Рад?! — воскликнул Олекс. — Рад?!! Да я зол так, как не злились убоги, когда боги прогнали их в Нижние Реальности. Рад?! Как можно радоваться, когда ожидаешь встретить достойного противника, а видишь непонятно кого? О нет, кровосос, я не рад! Я убоговски не рад!

— Ты смеялся… — Упырь пожал плечами и задумчиво прикоснулся к ближайшей веточке «хвоста». — Она тоже не понимает… Но ты не ответил на мой вопрос, нежданный гость.

— Какие, к убогам, вопросы? — Злость поднималась от живота к голове. Именно в животе злость возникала — как будто голод охватывал Олекса. Начинало покалывать в желудке, а потом вверх-вверх, до самого мозга, тысячами мелких лапок топоча по сознанию. — Если только ты хочешь спросить, пожалею ли я тебя…

— О нет! — покачал головой упырь. — Я просто повторю сказанное раньше. Хочешь ли ты умереть?

— Ты мне угрожаешь, кровосос? — осклабился Олекс.

Смешно. Не слишком ли шутка затянулась, а, боги?

— Это не ответ, человек.

Олекс, готовящий едкую реплику, запнулся. Как, убоги дери, он узнал?.. Как этот упырь узнал, что перед ним — человек? Он не должен…

— Ответом твоим должно быть: «Да, хочу» или «Нет, не хочу».

Злость окутывала сердце Олекса, черными — наверняка черными — коготками покалывая его.

— Уж поверь, кровосос, умирать я пока не собираюсь, — сжав кулаки, прошипел он сквозь зубы. — Доволен? А вот ты…

— Тогда, если не хочешь умереть, — перебил упырь, — ты должен немедленно покинуть это место.

«Ах ты тварь! — Чернота злости скользнула по горлу Олекса. — Да как ты смеешь… как ты смеешь?..»

— Я — Хранитель. Если тебе это о чем-нибудь говорит. И я из клана Таабил. Если и это что-либо тебе скажет.

Злость почти опутала Олекса, но остатки разума фиксировали сказанное упырем, воскрешая в памяти наставления Мастера.

— Таабил… — повторил Олекс. — Кровососы, чья Сила Крови — Правдивая ложь, создание иллюзий… Однако…

Что там говорил Мастер? Таабил порождает иллюзию в сознании смертного, а затем из воздуха создает вторичную внешнюю иллюзию, соответствующую ментальной. Таким образом, иллюзии Таабил никогда не могут быть настоящими, они не существуют, они лишь кажутся реальными благодаря воображению, как поддельное золото алхимиков, которое выглядит настоящим, но таковым не является. Нужно четко это понимать, иначе последствия будут самыми неблагоприятными. Это не реальные воздействия, а всего лишь phantasticam apparitionem — воображаемое появление, но и оно способно навредить, если ему поддаться…

Но!

Таабил могут создавать иллюзии только посредством своих глаз. То ли лучи из них какие-то испускают, то ли гипнотизируют смертного сменой красок в зрачках. Подробности Олекс уже не помнил.

Боги, вы продолжаете шутить?

— Что может сделать Таабил с повязкой на глазах, а, мертвяк? — издевательски спросил Олекс.

— Да, я слеп, — признался Хранитель. — Это моя слабость и мой позор как Живущего в Ночи из клана Таабил. Но и твой ущерб тяготит тебя и не позволяет быть достойным твоей силы воина.

Снова? Откуда он знает? Нет, как он узнает?

— Поэтому я и говорю тебе — уходи. Я не хочу убивать того, кто подарил мне и ей мгновения настоящего. Но если не уйдешь, значит, ты соврал, и на самом деле ты хочешь умереть. Тогда я убью тебя.

— Если кто здесь и умрет, то только ты! — заорал разнервничавшийся Олекс. — Готовься, мертвяк, я вырву твое сердце, и оно сгорит в моих руках!

Злость стальной проволокой скрутила Олекса. Он мял эту злость в своих руках, ее чернота топила в себе его разум. И Олекс знал, кто причина этой злости.

Проклятый мертвяк-кровосос, провались он в Посмертие Тысячи Болей! Он не верит в силу Олекса! Он презирает его! Он смотрит… Ну, хорошо, смотреть он не может, но если бы и мог, то точно смотрел бы на Олекса сверху вниз!

Становилось больно. Как и злость, боль рождалась в животе, повторяя проложенную злостью дорогу. От этой боли хотелось, чтобы бытие стало небытием, лишь бы боль исчезла. И Олекс знал, как он мог избавиться от этой боли. Ненадолго. Но избавиться.

— Скажи, Хранитель, — улыбнувшись уголками рта, сказал Олекс, — есть ли в тебе дух? — Он чуть нагнулся вперед, напрягая мышцы и прикидывая расстояние до упыря. — Есть ли в тебе дух?

— Вот, значит, как? — Живущий в Ночи поднес древко «волчьего хвоста» к лицу и словно прислушался к нему. — Хорошо, человек. Ты выбрал.

Вот сейчас. Решить дело одним ударом, пока он отвлекается на свое копье…

Что? Олекс застыл, боясь пошевелиться. Где… Где этот мертвяк, который только что стоял посреди зала, прямо на рисунке, изображающем какой-то цветок, и вдруг исчез…

Но самое плохое… Олекс сглотнул. Самое плохое, что кто-то стоял позади него, а Олекс даже не почувствовал, чтобы кто-то приближался. Неужели все-таки наведенный морок? Но как? Ведь он не видел глаза Хранителя!

— Все дело в том… — прошептал сзади кто-то — не кто-то, убоги побери, а Хранитель! — Все дело в том, что для того, кто не видит, расстояний не существует. Расстояние — ложь.

А затем в спину будто вонзились звериные клыки, стараясь пробраться как можно глубже. Олекс закричал. Мощный удар швырнул его вперед, на рисунок, изображавший закат Солнца. Падая, человек успел сгруппироваться и развернуться, чтобы ударить ногами.

Но перед Олексом никого не было.

Упырь продолжил стоять возле двери, обеими руками держа «волчий хвост» перед собой и смотря… нет, не смотря, не может он этого делать… наверное, просто направил лицо на свое копье, у которого…

Олекс нахмурился. Ну, не может этот упырь создавать иллюзии! Тогда почему ему кажется, будто веточки-лезвия «хвоста» шевелятся, словно настоящие ветки под напором ветра?

— Она говорит, на тебе было заклятье, — сказал Хранитель. — Хотя нет, не заклятие, точнее, не только заклятие. Что-то другое. Но ей и это понравилось…

Она? Ей? О ком это он?

— Видишь ли, — Хранитель неспешно, будто и не опасался ответного нападения, зашагал к Олексу, постукивая копьем о пол, — древко моей «волчицы» сделано из груши кровавой, очень редкой разновидности дерева, растущего только в местах, пораженных некротическим гниением. Достать это дерево трудно, но можно. А лезвия выкованы из темного мифрила и закалены в Вечном Пламени Сердца Гор, в которое бросаются старые индрик-звери, когда чувствуют приближение смерти. Поэтому у моей «волчицы» есть талант. Она способна замечать магию во всех ее проявлениях, каковы бы они ни были. Даже самые ничтожные проявления. Даже самые сложные, с защитой самих себя. А заметив — она пожирает магию.

Он остановился и направил копье на Олекса. Веточки-лезвия снова задвигались. Но теперь они напоминали клыки хищного зверя, пережевывавшего добычу.

Как же так? Ведь Мастер сказал…

…Игла вошла в вену легко, как и много раз до этого. Но сейчас Олекс почувствовал совсем другое, чем раньше. Руке стало жарко, хотя температура в комнате была невысокая.

— Что это? — полюбопытствовал Затон.

Конечно, спросить хотели все, но обычно излишние вопросы прощались только Затону.

— Сюрприз для Живущих в Ночи, — ответил Мастер, подходя к Тавилу, который терпеть не мог уколов и поэтому зажмурился, чтобы не видеть, как его будут колоть. — Немного магии, немного трав, немного того, чего вам не понять. С этим вы легко обойдете их Силу Крови.

— Это Заклинание из высшей магии? — благоговейно спросила Эвана, в отличие от них не прикованная к креслам, а стоящая в стороне.

— Я же сказал — немного магии, — раздраженно бросил Мастер. — Дайкар в первую очередь обнаружат волшебство, не зря же их понаставили вокруг того, что нам нужно. Поэтому магия в этом растворе минимальна и начнет распадаться в крови первой. Она — фундамент, но вам поможет в первую очередь стоящее на фундаменте здание! — Это Мастер говорил уже им четверым. Эвана и Сельхоф с ними не шли…

Ну да! Как же он мог забыть? То, что Мастер ввел им в кровь, было направлено против Силы Крови упырей. А этот Таабил не использует Силу Крови. И его убоговское копье — оно не только пожрало заклятие, положенное в фундамент снадобья Мастера, оно разрушило и все здание, ведь без фундамента постройке не устоять…

Значит, Олекс теперь слабее этого кровососа? Значит, Хранитель сильнее? Сильнее? Нет уж! Как бы не так!

Вот теперь…

Хранитель нахмурился и резко отдернул копье. Он не видел, но почувствовал перемену настроения в противнике и неожиданное изменение его реакций и движений. Звук, иное распределение жара от факелов и тянущийся из помещения ветер быстро сообщили ему, что там, где только что была «волчица», будто ураган пронесся, всю свою ярость обрушивший вместо копья на пол…

Хранитель отступил на шаг.

Он ощутил: место, куда был нанесен удар, основательно разрушено, словно по нему ударили пульсаром или огненным шаром.

Но конституция человека, после того как «волчица» поглотила ту странную магию, что он излучал, не должна была позволить ему наносить удары с той же силой, с которой он прошел оба уровня ловушек и снес дверь.

Или дело совсем не в магии? Неужели есть еще что-то?

— Слышишь, ублюдок?!

Странно. Голос изменился. Теперь он принадлежал человеку другой телесной организации и другого склада ума. Но магии никакой не было! Иначе «волчица» снова бы пожрала ее!

Хранитель принюхался. Исчез и запах крови, которая текла из ран на спине нарушителя после удара «волчицей», словно опять появилось то магическое-не-магическое излучение, которое не давало раскрыть, кто перед Живущим в Ночи. Но опять же это невозможно, пока здесь «волчица». Она заметит любую магию почище любого Дайкара или Вайруша!

Или раны на спине уже закрылись? Так быстро восстановиться? Невозможно! Это человек, а не упырь! Его слух, слух Хранителя, не обманешь никакой магией!

— Помнишь, ты спросил, рад ли я?

Хранитель вздрогнул, потому что вопрос прозвучал откуда он не ожидал — от западной стены, хотя противник до этого находился почти в центре зала, — он это точно помнил!

— Да, я рад!

Идет!

Живущий в Ночи завертел «волчицей» над головой, резко присев. Врага, бездумно бросившегося на него в такой момент, разрезало бы пополам. А этот мчался на него на огромной скорости, и он не должен был успеть остановиться…

Успел. Хихикнул.

— Я рад! Потому что мне достался достойный соперник! Соперник, способный оценить мою силу! Соперник, в котором есть сила духа!

«Он изменился, — подумал Хранитель, вставая и крутя „волчицей“ вокруг себя так, чтобы лезвия были направлены вверх и вниз, образуя смертельный сверкающий круг. Зацепи этот круг обычного смертного — и от того осталось бы мокрое место. — Он изменился, и не только в движениях. Изменилось его тело. Но как?»

Возможно…

Он бежал сзади, метя в спину, не вспомнив о рыцарских принципах чести и достоинства. Хранитель улыбнулся. В этот миг он уже знал о противнике больше, чем в прошлый. В этот миг у него стало больше шансов на победу.

Противник ударил, словно и не замечая смертоносного круга «волчицы» возле Хранителя, словно его руки удлинились настолько, что этот круг перестал быть опасным. А звук воздуха, расходящегося под ударом рукой, был совершенно другим, нежели от удара кулака или даже зажатого в руке стального шипа.

Возможно…

Когда «волчица» начала снова заходить за спину, Живущий в Ночи сделал полуоборот и оттолкнулся от пола. Теперь свистящий круг обратился в сверкающее колесо с вертевшимся внутри Хранителем, и этот новый круг неотвратимо понесся на нападающего, точно Колесо судьбы, к которому в Начале Времени Равалона привязал себя убог Вальде, стремясь познать все тайны мира, но не выдержавший быстрого вращения и сошедший с ума, когда Колесо помчалось в Бездну Тысячи Вещей.

Колесо с осью-Хранителем обрушивалось на противника, которому теперь некуда было деваться. Да, враг мог замереть на месте, пытаясь остановить свой удар. Но мог ли он убрать руку и увернуться от ответного удара, когда уже сам был в непозволительно близкой зоне?

Нет, не мог.

Он и не стал.

Сверкающее темным мифрилом лезвий, слившихся в одном неразличимом движении, колесо резануло по руке человека, оставив на ней рваные раны. Основной удар был направлен в корпус, поэтому «волчица» и не «отгрызла» его руку от тела.

Возможно…

И тут произошло то, чего Хранитель не ждал. Здоровой рукой человек резко схватил «волчицу» за веточки-лезвия и с огромной силой воткнул их в пол, прямо в чашу, полную винограда. Чтобы не упасть, Живущий в Ночи сделал свечку, держась за древко копья и балансируя на нем вниз головой. Он отметил, где находится противник, и, ловко перебирая руками, крутанулся, согнувшись. Две ноги ударили по голове человека, не ожидавшего, что упырь окажется настолько ловок и так быстро сориентируется и сможет использовать энергию движения сверкающего колеса. Противник отлетел в сторону, врезался в стену и застыл.

Тяжело дыша Хранитель опустился на ноги и выдернул «волчицу». Если бы он мог видеть чашу, он бы подумал, что возникшие трещины похожи на бороздки сока, что стекает из винограда. Но он не видел и не думал. Колесо — сложный прием: трудно распределить вес на все тело и при этом не позволить наконечнику «волчицы» даже чиркнуть по полу. Однако колесо могло спокойно разрубить семь сложенных вместе железных нагрудников, поэтому невероятным казалось, что человек сумел перенаправить направление удара.

И еще. Обе сандалии были разорваны, а ступни слегка порезаны, словно он ударил не по голове, а по шипастой маске, которую любят носить гноллы-разбойники. И запах свежей крови, которая должна была ручьем течь из покромсанной руки…

Запаха опять не было.

«Возможно… — подумал Хранитель, — возможно, я зря не убил его сразу…»

А мир вокруг все больше и больше становился настоящим.

Мир был.

Вот теперь они равны!

Олекс, замерший в восьми метрах от упыря, лизнул изуродованную руку. Ему было хорошо. Он радостно оглядел себя, снова восхищаясь тем обликом, которым наделяла морфе, колотящаяся в его крови.

Руки от локтя до запястий увеличились, там появились шипы, готовые удлиниться в любой момент. Ладонь стала больше, пальцы теперь заканчивались мощными, способными порвать сталь когтями. Ноги от колен претерпели аналогичные изменения, когти могли цепляться за любую поверхность. Олекс мог бы даже забраться на потолок и разгуливать по нему, если б захотел. Туловище изменилось мало, и потому его стоило оберегать особо. Впрочем, в случае чего, Олекс мог быстро выпустить из ног шипы, которые были направлены вверх, и прикрыть ими тело. Голову по-прежнему скрывал зеленый капюшон, подобный сейчас клобуку, остальную часть плаща он бросил возле колонн.

Морфе…

Как хорошо, что этот упыреныш снял с него заклятие Мастера. Они смогли биться на равных — и каждый сейчас был полон духа. Морфе, что легкими ручейками струилась до этого в его теле, теперь весенним паводком прорвала границы старого тела, дав его духу показать себя во всей красоте и совершенстве.

А упырь мчался на Олекса, держа «волчий хвост» за спиной наконечником вверх. Так, интересно, что же он еще может, этот Таабил без Силы Крови клана?

Он мог многое.

Например, внезапно ударить тупым концом древка в пол и взвиться вверх, переворачиваясь вперед и начав крутиться вокруг собственной оси. И, словно подхваченный ветром, мог падать не прямо, а как-то по спирали, словно его падение не подчинялось законам мира, а подчиняло их себе.

«Выкрутасы ну прям как у Меченых…» — промелькнула мысль. А упырь уже был рядом и атаковал Олекса, прекратив вращаться и посылая всю собранную вращением энергию ему в голову. Олекс вскинул руки — упырь не врал о темном мифриле, любой другой металл уже бы треснул, соприкоснувшись с пальцами-клинками, а тогда, вбивая «хвост» в пол, он сильно приложился, так что о защите стоило позаботиться.

Что? Опять… Опять то неприятное чувство, что и в начале поединка, когда упырь исчез и появился за спиной. Вспоминался Сельхоф…

Упырь, падающий на голову Олекса, вдруг исчез. Но «хвост» продолжил свой удар, такой же смертельный, как если бы Хранитель держал оружие в руках. Это чувствовалось в хищном свисте шевелящихся веточек-лезвий. И на некоторое мгновение подумалось, что «хвост» свистит, будто живой…

А упырь появился перед Олексом. Он присел и размахнулся обеими руками: в них блестели длинные и наверняка острые иглы, к тому же покрытые мелкой вязью рун и смазанные на кончиках какой-то дрянью.

Ну с чего он решил, что у Хранителя из оружия только это треклятое копье?

Убоги подери! Руки Олекс опустить не успевал, да и не мог. Удар в голову не сулил ничего хорошего, да и по результатам мог сравниться с иглами, которые уже мчались в его грудь. Оставалось только выпустить шипы из ног, но кто знает, что за магия на этих иглах…

В любом случае выбора не было.

Шипы выскочили беззвучно, за миг до того, как выпад Хранителя достиг цели. Они, словно связанный из прутьев щит, который ставится перед лучником во время стрельбы, выросли перед иглами. А дальше мощный удар потряс Олекса, удар такой силы, которой живо напомнил ему поединок с Эваной.

Шипы трещали и ломались, как щит из прутьев, попади в него огненный шар. По рукам Хранителя словно промчался разряд молнии, вокруг его кулаков вдруг затанцевали шарики с искрящимися внутри водоворотиками. Шарики втянулись в кулаки Хранителя в тот момент, когда сверху ударил «хвост», раздирая руки Олекса своими веточками, которые радостно — да, радостно, Олекс прямо-таки ощутил волну эмоций, плеснувших от оружия, — зашевелились, разбрасывая куски плоти во все стороны.

А вокруг кулаков Хранителя вдруг вспыхнул эннеариновый круг с декариновым треугольником внутри и цепью горящих рун по краям. В тот же миг будто титан схватил Олекса за шкирку и швырнул через весь зал. Именно это спасло человеку жизнь, потому что шипы треснули уже после того, как его отбросило, и иглы не оставили на нем даже царапины. Олекс врезался в стену и сполз по ней, оставив внушительный след в кладке.

Убоги подери, это было больно. Это было очень больно.

Не было возможности даже закричать. Боль парализовала все тело. Он пытался глотнуть воздуха — и не мог. Паника охватывала его, дышать никак не получалось, страх пополз по позвоночнику, прогоняя злость и объявляя себя новым владыкой…

— Иглы Ночи… Ты выдержал… А меня уверяли, что даже магическая защита не способна противостоять им, — удивленно произнес Хранитель.

Правой рукой вертя над головой «хвост», а левой махая перед лицом тремя иглами, Хранитель будто принюхивался к ним. Еще три такие же иглы валялись под ногами упыря… нет, не такие, а какие-то поблекшие по сравнению с теми, что светились в руке кровососа, и яд не стекал по ним. Видимо, здесь то же самое, что и со свитком Заклинания. Стоит использовать заклятие — и свиток становится белоснежно чистым. Словно разряженный арбалет, эти иглы были неопасны… Ну, скептики тут же скажут, что и арбалетом можно огреть по голове и иглу загнать в шею, но по сравнению с тем, чем эти иглы были до этого, — ну прямо детская игрушка против ятагана…

Произнес — и бросился вперед. Все-таки не уверен, все-таки ждет подвоха, а ведь сейчас Олекс полностью уязвим: ему не успеть дотянуться до рук, по которым стекала кровь.

И тогда Олекс сделал единственное, что ему оставалось. Сложил пальцы правой руки щепотью и вонзил когти-клинки себе в рот.

Такого Понтею видеть не доводилось.

Он, конечно, как и всякий Живущий в Ночи из знатной семьи, брал уроки фехтования, но все эти стойки, позиции, выпады и блоки мгновенно вылетели у него из головы, как только он обнаружил то, что ему действительно было интересно, — магию. В конце концов, каждый ведь должен заниматься тем, к чему более приспособлен? Ведь так только и можно достичь гармонии в обществе?

Но сейчас, глядя на своего охранника, которого, как он слышал, обучал чемпион клана Вишмаган, он вдруг позавидовал. Позавидовал, что так — не может.

Потому что когда из земли метнулись Жала Травы, Понтей, хоть и ждал нечто подобное, оказался все-таки не готов и не успел принять меры. А охранник — успел.

Он применил частичную трансформу и удлинившимися и заострившимися пальцами ног обрезал крупные твердые стебли двух Жал у основания, а потом метнулся вперед, схватил и закрутил их с такой скоростью, что Понтею показалось, что в руках у охранника два зеленых щита. Вертя Жалами, охранник заскользил между оставшимися, рубя и кромсая их. И ведь он не знал, что коснись они его, и он тут же умрет от яда, переполнявшего их. Не поможет даже регенеративная система упыриного организма, тут бы и горный дракон слег, воткнись в него вот такая травушка. Охранник не знал этого, но ни одно из Жал не достало его, а он, умело применяя где надо Силу Крови, обрубил их все.

А затем охранник совершил ошибку — он бросился прямо на врага.

«Проклятье!» — Понтей сосредоточился, вспоминая все нужные образы и пассы. В пустой комнате, когда тебе не грозит смерть, это выполнять легче…

Смертный в черном плаще не пошевелился, когда Живущий в Ночи бросился на него. Он стоял и смотрел, а на пути охранника вырастали все новые и новые травяные преграды. Но Жала в руках упыря превратились в опасное оружие, они резали все на своем пути, точно алмазные пилы гномов, которыми те режут камень. А затем, когда до врага оставалось не больше метра, тот вскинул руку — и светящиеся белым лианы с желтыми бутонами-цветками выросли прямо из руки, не из земли. Они ударили не по упырю, а по Жалам в его руках. И Жала остановили свое смертельное кружение, мгновенно поникнув, точно из них выпили жизненную силу. А цветы мгновенно раскрылись, их желтые лепестки оторвались и полетели в упыря.

И вряд ли радоваться такому цветочному дождю были причины…

Охранник не успел увернуться.

«Что за…» — Тавил нахмурился.

Он так легко заманил в ловушку этого упыря-простофилю, а тут… Лепестки Смерти замерли прямо перед лицом Живущего в Ночи, подрагивая, словно выброшенная на берег рыба, неспособная добраться до родной стихии.

Магия? Точно!

Вон второй упырь стоит с напряженной мордой, бормочет что-то и машет перед собой руками. Низший уровень, судя по всему, но все равно неприятно. Их снабдили мощью против Силы Крови, а магические способности к таковым не относились. Впрочем, магия не всемогуща…

«Тогда он тоже остановил Пики, — быстро соображал Тавил, — значит, разобрался, что это не магия. Заклинание только против Заклинания не сумело бы превзойти технику Мастера. Он второй раз останавливает мою атаку, значит, разобрался, что Силой я не пользуюсь. Но раз понял, что я не задействую магию, значит, и сейчас наколдовал что-то такое, что только противостоит материальной структуре, а принцип и основу не затрагивает… Тогда что? Тогда он просто использует такое же материальное противодействие, без эффекта эфирного воздействия. — Тавил скользнул взглядом по лепесткам. — Когда они бежали от поселения, он использовал Огонь. Но сейчас температура не повысилась, влажность в норме, земля не потревожена. Значит, ветер. Ну, тогда…»

«Он уже должен понять, что в первый раз перед его атакой я просто двигал материей, а не использовал Заклинания Защиты, — лихорадочно думал Понтей. — Тогда ему легко догадаться, что и сейчас я Стихией двигаю материю перед этими цветками… Значит, он ударит по материи. И тогда…»

О чем думал охранник — неизвестно.

Тавил вытянул руки, и из них посыпалась золотистая пыль. Она полностью облепила невидимую защиту упыря, и Тавилу стало понятно, что вокруг Живущего в Ночи находится нечто вроде полусферы. А золотистая пыль задвигалась по преграде все быстрее и быстрее, осторожно минуя трепещущие лепестки.

«Он спрессовал воздух вокруг этого упыря и поддерживает его плотность постоянным движением ветра. Неплохое владение воздушной Стихией, но этого мало для моей Пронзающей Пыльцы, — ухмыльнулся Тавил. — Она соберет весь используемый в заклятье воздух, а потом плотнее сожмет его. И этого упыря ничто не будет защищать. Поэтому ему не остается ничего, кроме…»

«…Кроме того, что я должен успеть поставить еще одну защиту вокруг охранника, прежде чем эта пыль разберется с моей первой преградой, — стиснул зубы Понтей. От напряжения у него стали расти клыки, но не было времени отвлечься, чтобы остановить это. — Есть вероятность успеть, но при этом…»

«…При этом ты сам останешься без защиты. Да, упырь? — Тавил усмехнулся. — Эту игру выиграю я, ты зря ее затеял. Умер бы быстро и без мучений. А сейчас, когда я знаю, что ты маг, я замечу проявления Силы и обойду их, нападая на тебя. Ты ведь это уже понял?»

«Это легко понять. — Понтей сглотнул. — Он без труда нападет с двух сторон, сейчас он просто разбирается с воздухом… И он думает, пожертвую ли я охранником, или…»

«…Или он попробует спасти их обоих? Вряд ли, он тратит все силы на подержание своего воздушного блока и просто не сумеет распределить их в достаточной для обоих мере…»

«…И мне придется защищать лишь себя. Значит, он продолжит на охранника ту же атаку, не дополняя ее новой, а на меня нападет иным способом. Вопрос — каким?»

«А этого ты точно не ожидаешь! — Тавил осклабился. — То, что я для тебя приготовил…»

Золотая Пыльца резко взлетела вверх, а лепестки продолжили свой путь, метя в голову охранника. В тот же миг Тавил развернулся в сторону Понтея и…

…и провалился сквозь землю. Точнее, не провалился, а мягко и быстро ушел в нее, не оставив и следа, но выглядело это так, будто земля всосала его в себя.

Понтей вздрогнул.

«Где? Откуда? Откуда ждать атаки?»

А земля вдруг вспучилась в одном месте, изрыгая в воздух куски дерна и травы, потом в другом, в противоположном, затем в следующем, и снова в другом, и снова…

«Из земли? Путает?» — Понтей опустил взгляд и тут же получил сильный удар сзади по голове. Он упал на колени, схватившись за затылок.

— Не там ищешь! — донесся сквозь боль насмешливый голос.

Подброшенные подземными взрывами в воздух дерн и трава перемешивались над Понтеем, складываясь в уже знакомую фигуру. Живущий в Ночи начал уворачиваться, но удар ногой в плечо бросил его на землю. Враг опустился вниз и шагнул к упырю.

— Было интересно, но игра закончена, — сказал он и поднял руки.

Понтей закрыл глаза.

Ну же, давай…

Тавил вздрогнул и посмотрел вниз. Странное, непривычное чувство охватило его. Прямо из его живота торчала огромная ладонь, перебирая пальцами какую-то серую бугристую ленту. Нет, не какую-то. Это были его кишки.

«Позвоночник… перебит?..» — вяло удивился Тавил.

А затем ладонь начала подниматься вверх, разрывая живот и желудок, грудную клетку и легкие, отрывая голову и отшвыривая ее подальше от тела вместе с плащом.

Обезглавленное тело безвольно упало.

Тяжело дышащий охранник, сконцентрировавший всю свою Силу Крови в правой руке и удлинивший ее на пятнадцать метров, с трудом поднялся и зашагал к Понтею. А Сива приподнялся, посмотрев на мертвеца перед собой.

«Все просто, — подумал он. — Все очень просто…»

Действительно, все было просто.

Догадаться, что Понтей использует ветер, чтобы сгустить материю воздуха перед охранником, было нетрудно. Враг знал, что один из двух Живущих в Ночи — маг, когда напал в первый раз. Но он решил, что в тот раз маг встретил его Пики Травы тоже магией Стихий. Понтей же тогда просто не успел использовать Стихию. Он использовал психомагию, ту Силу, которой владел лучше всего. Понтей задержал Пики психокинезом, но противник ведь не мог знать об этом. Когда они с охранником бежали к Храму, Понтей в качестве защиты использовал Стихию Огня, чтобы враги подумали, что он стихийник, если они следили за происходящим, — а в том, что следили, можно было не сомневаться. И когда Понтей поставил защиту из воздуха перед охранником, он одновременно с ней воздвиг и психозащиту, ментальный барьер, прямо под ветром. Пассы он делал специально, чтобы враг не обратил внимания на психическую энергию, Заклинание на ветер Понтей все равно накладывал голосом. А потом враг снял воздушную защиту и напал на Понтея, решив, что с одним упырем покончено и пора разобраться с другим. Однако ментальный барьер задержал лепестки, и те без поддержки пославшего их бесполезной массой осыпались на траву.

А дальше надо было надеяться, что охранник не оплошает.

Это было самым слабым звеном в плане Понтея. Самым слабым и опасным. Его могли убить сразу. Но… Повезло. Убоговски повезло.

— Хозяин, вы в порядке? — склонился над ним охранник.

— Да, я в порядке… — начал Понтей, и глаза его выпучились.

Он ничего не успел сделать.

Взвившиеся позади охранника лианы с красными цветками со скоростью молнии обвили упыря, успевшего закричать, но не успевшего ничего сделать. Цветы раскрылись и приникли к телу Живущего в Ночи.

Раздались сосущие звуки.

Охранник дернулся, трансформа начала меняться, возвращаясь в облик, в котором Живущие в Ночи больше всего схожи с людьми. Кожа потрескалась, обнажились мышцы. Лианы приподняли упыря в воздух, и Понтей с ужасом наблюдал, как на фоне бледного кругляша Луны охранника пожирают цветы.

А потом вниз посыпались кости. Обглоданные, чистенькие, блестящие.

А с земли поднималось тело убитого. Разорванное от пояса пополам, оно, шатаясь, шагнуло к Понтею, напоминая свежеподнятого зомби, которого влечет запах живой плоти. Понтей задрожал. Как маг, Сива мог поклясться, что некромагия не была использована. Вообще проявлений магии не было. Никакой. Как? Почему?

Даже упырь, даже Бродящий под Солнцем и тот бы не смог так быстро прийти в себя. С такими ранениями! А этот… А это… А это существо… Оно даже не регенерировало! Просто шло к Понтею!

И тут Понтей заметил то, что его окончательно добило.

К телу полз плащ. Быстро, будто скользящая к добыче змея. А тело, остановившись, протянуло руки, развернувшись к нему. Плащ вдруг взвился, словно его подбросили вверх, и приземлился прямо в руки мертвеца.

Понтей уже догадывался, что будет дальше. И не ошибся.

— Ублюдок, — прошелестело из-под капюшона. — Ублюдок… Цацкаться с тобой я теперь не намерен…

Бежать! Но куда? Вокруг степь. А до Храма, хоть его громада уже видна, далеко.

Живой мертвец шагнул к Понтею. Наверное, наблюдая за этой ситуацией со стороны, из уютного безопасного места, Понтей бы посмеялся над каламбурностью ситуации: живой мертвец, который совсем не живой мертвец, шел к другому живому мертвецу, которой тоже совсем не живой мертвец.

Но смеяться не хотелось. Ну совсем не хотелось.

Враг приблизился еще на шаг. И замер.

Грохот разнесся по степи, грохот от Храма Ночи Дайкар, грохот обрушивающихся красочных сводов и пышных стен, грохот разрушения и хаоса.

И сердце Понтея рухнуло вниз, в пропасть разбитых надежд и дерзко хохочущего отчаяния.

Когда до человека оставалось несколько шагов или два выпада «волчицы», Хранитель почувствовал изменение потоков воздуха и услышал стук когтей по полу. А потом человек вырвал кусок плиты и швырнул его навстречу Живущему в Ночи. Таабил отреагировал адекватно. Ни на мгновение не прекращая бег, он взмахнул «волчицей», разрезав плиту сверху вниз. Шутите? Останавливаться или уклоняться, когда до противника считаные метры? Когда до победы считаные удары?

Нет, он не остановился.

Разрезанная на куски плита начала рассыпаться, а навстречу Хранителю уже неслась новая.

Остановить его этим? Глупости!

И снова удар «волчицы».

И еще одна плита летит в него.

И снова удар…

???

«Волчица» замерла, будто застряла в куске, который завис в воздухе. Но это было не так. Человек провел его. Он не просто швырнул третий кусок, он прыгнул вместе с ним, а Хранитель обманулся, решив, что этот кусок просто больше в размерах и тяжелее. Но когда он успел так быстро восстановиться? Еще недавно дыхание человека было совсем слабым, почти сошло на нет, он с трудом двигался. А теперь с легкостью швыряется плитами и — что еще удивительнее! — перехватил удар «волчицы» и даже удерживает ее. Как?

Ага…

Удивительно. Просто удивительно.

Человек просунул свои удлинившиеся пальцы… нет, когти, он просунул когти между лезвиями «волчицы» и давит, отодвигая ее в сторону. Ну ничего, есть еще Иглы.

Хранитель ударил левой рукой, метя в голову.

Удивительно…

Продолжая отодвигать «волчицу», человек подпрыгнул и, выгнувшись спиной назад, ступнями ног ухватился за левое предплечье Хранителя, успешно миновав Иглы. Когти впились в руку Живущего в Ночи, задержав удар.

Но не остановив его.

«Ты слишком близко, человек. — Хранитель, превозмогая боль в руке, продолжал двигать ее в сторону противника. — Тебе не увернуться!»

А если так?

Хранитель ослабил давление правой рукой. Теперь человека, который давит на «волчицу», занесет вправо, он развернет Хранителя, и тот, послушно двигаясь за массой противника, ударит в голову Иглами с разворота…

Так должно было произойти.

Но когда человека занесло вправо, он неожиданно отпустил предплечье Хранителя, и это спасло его от выпада Игл. А при этом…

Хранитель почувствовал, что сходит с ума.

При этом…

Он замер, боясь шевелиться.

При этом…

При этом человек ударил свободной рукой по запястью, держащему древко «волчицы», и, навалившись всей своей тяжестью, вырвал ее у Хранителя, от неожиданности и резкой боли ослабившего хватку.

— Нет… — прошептал он. Иглы высыпались из обессилевшей руки.

Одиночество захохотало вокруг. Мир, который был таким существующим, сдавил его в своих пальцах бытия, безжалостно выворачивая наизнанку.

— Нет, не надо… — Он умоляюще протянул руки, не обращая внимания на боль в ранах. — Верни…

Мир, который был, не слушал.

И он начал сходить с ума.

Олекс дышал с трудом. Рана в горле никак не зарастала, да и не должна была зарастать — не входила в зону восстановления морфе. Кровь попадала ему прямо в организм, придавая сил, но одновременно такая кровопотеря и обессиливала.

«Смешно. Боги, вы продолжаете шутить? Я ведь так могу и умереть, не правда ли? Умереть от того, что дает мне силу?»

Он и правда недооценил Хранителя.

Его сила духа…

Да, они равны. Но Хранитель слеп, и это сделало его дух сильнее. А Олекс…

Олекс умирал.

«Пора кончать с этим».

— Верни…

Что? Он посмотрел на Хранителя и не поверил глазам. Всего несколько мгновений назад это был уверенный и сильный упырь, а теперь в десяти метрах от него стояло жалкое ничтожество. Оно дрожало и, неуверенно шаркая, двигалось к нему, протягивая руки, точно нищий, готовый выпрашивать даже собачьи объедки, чтобы поесть.

— Верни ее…

А голос? Тот твердый, правильный голос, четко выговаривающий каждое слово, немного возбужденный и, конечно, не сомневающийся ни в чем голос? Куда он подевался? Как этот скулеж смог занять его место?

— Верни ее, прошу…

Олекс взглянул на свои руки. Понятно. Он хочет получить обратно «волчий хвост». Копье, из-за которого Олекс чуть не лишился жизни. Вернуть? Хранитель, наверное, сошел с ума. Он не вернет «хвост». Хотя… Да, вернет. Только обрадуется ли Хранитель?

В руках Олекса веточки-лезвия не шевелились. Он потянулся к самой длинной и крупной у основания. Улыбнулся. Проверим, что там за темный мифрил и тягаться ли ему с морфе…

Сила наполняла его с каждой секундой.

И с каждой секундой жизнь покидала его.

Клинки-когти заскрипели, брызнули искры — и отрезанное лезвие со звоном упало на пол, прямо на рисунок распахнувшего крылья ястреба.

Хранитель остановился, прислушался.

Да, тяжело. Пришлось вложить всю морфе, чтобы сделать это. В бою бы этого не получилось. Но сейчас, когда Хранитель стал тряпкой, хотя нет, какая он тряпка, даже та может пригодиться. Теперь Хранитель никуда не годен, и Олекс может приложить всю силу.

Еще одно лезвие упало на пол. А за ним — все остальные. Олекс не собирался растягивать удовольствие от уничтожения чужого оружия — да и не испытывал он удовольствия, если честно…

А затем он швырнул голое древко Хранителю. Молча. Хотя так и хотелось сказать что-нибудь издевательское. Но он не мог. Разорванное горло не позволяло этого сделать.

Хранитель бросился к древку, как собака к брошенной кости, успел поймать его в полете. Пальцы осторожно поползли вверх, он не верил, а если и верил — то в то, чего нет, обманывая себя… А потом он нащупал обрезки. И замер. Пальцы разжались, и древко упало на пол. На изображение рыцаря в полных доспехах, указывающего мечом куда-то перед собой.

Хранитель взвыл.

В детстве он верил в мир. Когда рядом была мать — он верил в мир. Отца он не помнил, тот редко был рядом. Единственное, что подтверждало то, что мир существует, была мама. А потом мать исчезла. Она исчезла после плохой ночи, ночи, которую он совершенно не помнил, но которая точно была плохой — потому что мамы больше не было рядом.

И тогда он понял, что мира нет.

Что мир, который ему давали в руки в виде игрушек, мир, который он нюхал в виде цветов, мир, который делал ему больно, когда, будучи ребенком, он натыкался на стены в новом доме, пока не привык, мир, который делал его сытым во время приема пищи, мир, который радовал его сладкими запахами, мир, который пугал его каждый раз перед сном, когда на небо выкатывался Враг Ночи, мир, который был материнской лаской, — этого мира нет.

А может, никогда и не было.

Прошлое — это память о том, что мы испытали. Но память может быть ненастоящей, и воспоминания могут быть надуманными. Прошлого нет.

Настоящее — это то, что мы чувствуем и думаем в это время и в этом пространстве. Но миг неуловим, а пространство меняется с каждым мигом. Так что и настоящего нет.

Будущее — это наши мечты и планы. А они — нереальны. Нереальнее даже, чем все остальное. Будущего не просто нет — его никогда не будет.

Мир, окружающий меня. Его нет. А что есть? Только я сам. Значит, если мир — обман, то я обманываю сам себя? Да, так и получается.

Я всегда обманываю сам себя.

И только это — правда и истина.

Единственное, что есть.

А «волчица»? Она вдруг стала тем, чего не могло быть в моем обмане. Я не мог так себя обмануть. Мы нашли друг друга, чтобы всегда быть вместе в мире, которого нет.

Ошибка.

«Волчицы» нет. Мы не будем вместе.

«Волчицы» не будет. Мы не будем вместе.

Тогда, может… «волчицы» и не было? И она была обманом? Я обманул себя?

А мир? Ведь мир, которого нет, — ведь это он разрушил мой обман? Мир убил «волчицу» — и мой обман был убит вместе с ней?

А вдруг… А вдруг все это время я обманывал себя — но по-другому? Вдруг настоящий мир — был? Есть? Будет? А я обманывал себя. Что его нет.

Вдруг «волчица» была?

А мир… Мир отплатил мне за то, что я не верил в него. Да? Да?! Да?!!

ДА!

Я был глуп и обманывал себя все это время.

Мир был.

И «волчица» была.

Но теперь «волчицы» нет. А мир есть. Разве это справедливо?

Руки Хранителя потянулись к повязке на глазах.

Разве это справедливо, что мир будет, а моя «волчица» — нет?

Дотронулись до крепких завязок на затылке.

Боги или убоги, ответьте — разве это справедливо?!

Он никогда не снимал повязку с тех пор, как его заставили надеть ее после того дня, когда пропала мама. В далеком (несуществующем!) прошлом он вообще не мог этого сделать из-за запечатывающего заклинания. И лишь когда его поселили в Храме, сделав Хранителем, ему позволили снимать повязку.

Но только в самом необходимом случае.

А разве это не необходимость — перестать миру быть, как перестала быть «волчица»?

Необходимость.

Так что пора.

Он сдернул повязку с глаз.

Олекс, приходя в себя, осторожно следил за Хранителем. Сейчас надо собраться с силами для последнего рывка и сокрушительного удара. Надо точно все рассчитать. Бросаться сломя голову на упыря опасно, пусть даже сейчас он выглядит не лучше разбитой вазы. Вот он поймал древко. Вот его рука скользнула вверх, коснулась нижнего обрубка лезвия и замерла. Вот он разжал руки, и древко упало на пол. Вот он взвыл, точно раненый зверь, который к тому же потерял свое потомство. А вот он поник, став еще более жалким и никчемным. Похоже, можно нападать.

Стоп!

Хранитель распрямил плечи и выпрямился. Его руки поднялись к затылку и стали развязывать узел на повязке. Так что — все-таки видит? И сейчас попытается использовать Силу Крови Тавил? Глупо. Олекс ни за что не посмотрит ему в глаза после того, как тот сам сказал, что он за упырь и…

Все мысли мгновенно вылетели из головы Олекса. Так вороны улетают с кладбища, на котором проснулся Костяной Дракон.

Глаз у Хранителя не было. Совсем. А вместо глаз…

Не было переносицы, и нос начинался с того места, которое обычно именуют «под глазами». А там, где должны были быть глаза, расположился овал. Не просто овал — провал. Но в этом провале не было видно ни костей черепа, ни мозга, только нечто серое, дымящееся, которому, казалось, нет конца и при виде которого Олекс почему-то подумал о смерти.

Почему? Кто знает.

А потом из провала вдруг вылетели два серых смерча, примерно в половину роста Хранителя, и завертелись по бокам упыря. Хранитель поднял голову и закричал. И воздух над ним стал медленно сворачиваться в воронку. Олекс отчетливо видел, как задрожало и стало сжиматься пространство над Живущим в Ночи, как будто ломаясь и попутно ломая то, что было в этом пространстве. А воронка, узким началом которой был провал на лице Хранителя, стала увеличиваться. Закачались колонны, стол потянуло к Хранителю, на пол посыпались факелы.

Воронка над Хранителем виднелась очень отчетливо, в нее затягивало не просто предметы, в нее затягивало саму реальность. Уже трещали стены, уже крошился потолок, пожираемый серым провалом, уже потянулась к воронке пыль, а Олекс стоял, совершенно не зная, что делать.

О таком Мастер его не предупреждал. О таком он не говорил, даже когда подробно рассказывал о Живущих в Ночи, их рангах, кланах и Силах Крови. Никогда он не упоминал о кровососе, способном поглощать не кровь, но саму реальность.

Олекс боялся приблизиться — что-то подсказывало ему, что два смерча созданы не для созерцания. И то, что они были серы, как нечто в провале Таабила, это только подтверждало.

Но и приказ Мастера…

И крупицы жизни, продолжавшие его покидать…

Что делать? Что?

Потолок обвалился, но балки и перекрытия не достигли пола — их засосало в воронку, которая резво понеслась вверх, увеличиваясь в размерах. Она полностью разрушила потолок обители Хранителя и наверняка должна была стать еще больше. Вряд ли Храму Ночи в будущем поможет реконструкция, скорее его придется отстраивать заново.

Зал начал крутиться. Медленно, но уже ощутимо. Совсем скоро этот провал, точно глотка, всосет в себя все без остатка. Вон уже факелы, продолжавшие гореть, несутся в воронку. Теперь даже страх перед Эваной исчез. И хотелось бежать и спасаться. Но успеет ли он?

— Олекс, идиот, что ты делаешь?!

Знакомый голос вывел Олекса из ступора. Он повернулся и увидел Затона, застывшего в проходе. Открыл рот, чтобы объяснить, но поперхнулся кровью.

— Это он тебя отделал? И даже морфе не помогла?

Олекс зло посмотрел на товарища, и тут у него подкосились ноги. Он бы упал, не подоспей к нему Затон.

— Ты совсем плох, — покачал головой Затон. — Говорили же тебе, будь осторожнее. Надо было сразу энтелехию использовать, а не морфе.

Затон бросил взгляд на Хранителя. Наверное, какой-то новый вид, неизвестный Мастеру. То, что он делал, не было похоже ни на одну из Сил Крови, о которых Мастер рассказывал.

Реальность продолжала всасываться в воронку, зал грохотал, неотвратимо разваливаясь. Следовало бы убежать. Но тогда они не достанут это, а Мастер вряд ли будет рад такому повороту событий.

Затон вздохнул. И, положив Олекса на пол, залез в глубины своего плаща. Из капюшона вдруг вырвался кисельный клочок тумана, который тут же унесся в сторону упыря, захваченный воронкой. Затон как-то съежился, полы его плаща распахнулись, — и пять теней одна за другой скользнули к Живущему в Ночи. Они были до неприличия тонкими, с такими же тонкими руками и ногами, и, казалось, никакой опасности не представляли. Однако оба смерча бросились к ним наперехват, разрезая своими хвостами пол.

Тем временем разрушался второй ярус Храма Ночи.

Сблизившись с тенями, первый смерч вдруг разлетелся на десяток серых дисков, окруживших тени со всех сторон. Диски выбросили из себя серые щупальца, создав нечто вроде сети, и в эту сеть попало две тени. А затем сеть резко сжалась, объединяя диски обратно в смерч, — и тени исчезли.

Другой смерч вдруг перевернулся и взмыл в воздух, зависнув прямо над оставшимися тенями, затем резко увеличил свой хобот и ударил им вниз, накрыв еще две тени.

Последняя тень добралась до Хранителя. Смерчи уже возвращались, но не успели. Тень легла на пол точно на тень Хранителя, которая еще была видна в неверном свете оставшихся факелов. Легла — и растворилась в ней, и примчавшиеся смерчи зарыскали вокруг Хранителя, как гончие, потерявшие след.

Грохот потряс все здание, от подземного схрона Хранителя до третьего яруса. Храм раскалывался, а засасывающая реальность воронка продолжала увеличиваться, устремляясь в небо.

Затон шумно вздохнул. И тут же тень Хранителя распалась на несколько частей. А сам он, сделав нерешительный шаг вперед, распался следом за своей тенью. Сразу исчезли смерчи, и зал прекратил дрожать, только продолжал рушиться верхний Храм, и падали в оставшийся без потолка схрон камни. Воронка исчезла не так быстро: она еще продолжала кружиться, продолжала цепляться за действительность, будто воля ее создателя продолжала жить в ней, но и она исчезла спустя минуту.

И тогда Затон направился в центр зала. Олекс с трудом приподнялся, следя за действиями товарища. Затон достал из недр своего плаща молот таких размеров, с которыми гномы и краснолюды обычно изображают молоты, топоры и секиры своих богов, стремясь подчеркнуть их исполинскую мощь. Каким образом этот молот оказался у Затона и почему не мешал ему все это время — такие вопросы могли задать только несведущие. Олекс, например, знал ответ.

Затон замахнулся и ударил.

Храм Ночи закачался, словно обезумели духи гор и началось землетрясение, которое способно напугать даже великанов с седых склонов Ледяной гряды, известных своим бесстрашием.

А Затон хмуро посмотрел на расколовшийся молот и отшвырнул его. Упав на пол, молот начал таять, словно роса под лучами восходящего солнца.

Опустив руки в образовавшуюся в полу дыру, Затон заревел, поднимая что-то тяжелое. Это оказался прямоугольный ящик высотой примерно с Тавила, а шириною — с него самого. Из чего он сделан, было непонятно, все его поверхности были иссиня-черными, стыков нигде не было видно. Со всех сторон ящик покрывали руны и знаки преобразования Стихий, было даже несколько фигур из высшей магии. Затон придирчиво осмотрел ящик, будто это была лошадь, которую продает нервничающий гоблин разбойничьего вида, и остался доволен осмотром.

— Отлично, — сказал он, повернувшись к Олексу, который чувствовал, что еще немного — и он умрет. — Мы нашли это. Можно уходить.

Эта комната в самых глубоких подземельях Храма Ночи клана Сива использовалась редко. Она не имела защитных заклинаний или тайных механизмов, преграждающих непосвященным путь к ней. Заклинания могли обнаружить, на ловушки могли наткнуться случайно. Единственное, что защищало комнату, это полная секретность и десятки извилистых проходов, образующих вокруг нее лабиринт. И сегодня здесь собрались все. За простым круглым деревянным столом. Не было ни свеч, ни факелов. Упырям они не нужны.

Канар-Де Винша да Дайкар, третий в иерархии после Повелевающего кланом Дайкар, седой, что выдавало его почтенный возраст даже для Живущего в Ночи, отдающий предпочтение черному трико с серебряными вставками вместо традиционных красных камзолов клана, лихорадочно теребил свою цепь с гербом, на котором были изображены две пронзающие солнце молнии. Он нервничает и не скрывает этого.

Раваз Дэй да Фетис, правая рука Повелевающего клана Фетис. Такой же старый, как и Канар-Де, но предпочитающий держать свой возраст в тайне и молодиться. Его выдают глаза — цепкие и уставшие. Он кутается в длинный серый плащ, полы которого расписаны рунами и неизвестными остальным знаками. На его медальоне-гербе крепко сжатый кулак пронзает небесные слои аэра, точно стремится достигнуть Хрустальных Дорог.

Киул-зай-Сат нноф Татгем, второй сын Повелевающего клана Татгем. Он молод и потому не особо беспокоится, как остальные, которые мрачны, как грозовые тучи над горами. Ему все еще кажется, что все не так серьезно. Поэтому он придирчиво рассматривает стоячий воротник своей фиолетовой куртки и пока не думает ни о чем другом. Его герб — расколовшая гору стрела.

Вииан-ом Сайкар Нугаро, командующий войсками клана Нугаро. Не стар, но и не молод. Единственный из собравшихся, кто носит бороду. Обычная одежда, которая скорее пошла бы простому вояке, вышедшему в город, чем одному из глав Нугаро. На его гербе одинокий волк, воющий на луну.

Вазаон Нах-Хаш Сива, брат Повелевающего клана Сива. Высокий, выше остальных, примерно того же возраста, что и Вииан-ом Сайкар, задумчивый. На нем камзол серого цвета, официального цвета Сива, преобладание которого в одежде могут позволить себе только они.

Вазаон неодобрительно глянул на Раваза, когда тот появился в комнате, но тот спокойно встретил взгляд, будто и не нарушал традиций. Действительно, под плащом у него разноцветное трико с доминированием красного, цвета Фетис. На медальоне-гербе Вазаона две свечи, освещающие раскрытую книгу.

Нечасто они сидели рядом, даже на праздниках или молениях Ночи. Мало кто мог догадаться, что этих Живущих в Ночи связывает что-то помимо общей жизни в Лангарэе. Если кто-то догадывался и не был при этом введен в курс дела — он исчезал. Слава Ночи, таких умников пока было только двое, и те были жрецами, известными своим экзальтированным поведением и бродяжничеством по лесам Лангарэя. И мало кто задумался об их судьбе, когда они не возвратились из очередного ухода в скит.

Главное, что объединяло всех пятерых, было недовольство нынешним положением кланов в отлаженной системе Царствия Ночи. И объединились они лишь для того, чтобы изменить это положение. Повелевающие Сива, Татгем, Нугаро, Фетис и Дайкар ни о чем не знали, а даже если и догадывались, то догадки их были неправильными. Это было обязательным условием — Повелевающие кланов ничего не должны знать о тайном союзе, чтобы в случае неожиданных событий никто не смог обвинить и наказать сами кланы.

В случае малейшей ошибки наказание должны понести только они. И вот ошибка произошла. И была она отнюдь не маленькой. Гигантской она была. Можно даже сказать — титанической.

Все молчали, и каждый думал о своем. Главного среди них не было. Точнее, главного они выбирали посредством запутанного и сложного обряда. Сейчас главным был Вазаон Нах-Хаш, и он первым нарушил молчание:

— Во-первых, мы должны решить, как объяснить разрушение Храма. Все остальное можно объяснить очередным налетом лихой банды, но вот отсутствие половины Храма… — Вазаон покачал головой. — Такое на банду не спишешь, даже приведя доказательства, что с ней был могущественный маг.

— Кстати, а почему мы уверены, что с ними не было магов? — подал голос Киул-зай-Сат. — Пройти сквозь заставу Дайкар, уничтожить их поселение, перебить храмоохранителей и жрецов. Даже Меченосцы — и те бы не проделали все это так быстро. К тому же следы разрушений — дело рук тех, кто с магией на «ты».

— Это не так, — буркнул Канар-Де. — Не было там атакующей магии.

— Как так? — удивился Татгем. Недавно продемонстрированная над столом при помощи магии картинка того, что осталось от Храма Ночи и поселения, обслуживающего Храм, никак не выходила у него из головы.

— Любая магия оставляет после себя фон. — Дайкар посмотрел на собеседника, как на упавшего с башни смертного, который после этого если и ходит, то только под себя. — Даже скрывающая саму себя. Только чуть сложнее обнаружить ее самим магам. Но наша Сила Крови видит всю магию, любые Заклинания и их остатки.

— Что-то незаметно, — пробормотал Киул-зай-Сат.

— Мальчишка… — И так бледный, Канар-Де побледнел еще больше и начал приподниматься. — Как ты смеешь?..

— Успокойтесь, — примиряюще поднял руки Вазаон, сидевший между Киул-зай-Сатом и Канар-Де. — Не время устраивать ссоры друг с другом. Киул-зай-Сат, твое удивление понятно. Чтобы устроить такое без магии нужна тяжелая осадная техника и не меньше роты солдат. Но и возмущение почтенного Винша да Дайкар объяснимо. Никогда Сила Крови Дайкар не подводила Лангарэй, она, как никакая другая, помогала нам в первые годы существования Царствия, когда мы сражались с людьми и гномами. И если уважаемый Винша да Дайкар говорит, что следов магии не осталось, — значит так и есть. И мы должны понять, что это.

— Я говорил, что нужно добавить к Дайкар пару воинов Нугаро, — сказал Вииан-ом. — Хороший солдат никогда не помешает, а уж если такую вещь беречь, то мои воины получше, нежели Дайкар…

— Да вы что! — взвился Канар-Де, и Вазаон осуждающе поглядел на Нугаро. — Решили всю вину на меня свалить? Думаете, не вижу, чего вы с этим сосунком задумали? Думаете, что не имей Дайкар у себя Порченую Кровь, то и дел с ними иметь не стоило? Да когда твои сородичи лесным зверям задницы подставляли, мы…

— Тихо! — крикнул молчавший до сих пор Раваз, заметивший, как сузились глаза Вииан-ома и как опасно зашевелились волосы в его бороде. — Вы что, не видите, что Канар-Де как на иголках? Верно говорят: не видят то, что не хотят видеть. Ведь никого из вас не будет проверять Совет Идущих Следом, проверка и расследование падет на клан Дайкар. А вы? Вместо того чтобы поддержать, вспоминаете давние споры, которым место в Тартарараме[2], а не здесь и сейчас.

Вазаон благодарно глянул на Раваза. Значит, и он заметил, что Канар-Де на грани, на очень опасной грани, и опасной не только для него, но и для всех них. А эти двое… Вояки. Тактики, но не стратеги.

Смутившиеся, но вряд ли раскаявшиеся Киул-зай-Сат и Вииан-ом что-то неразборчиво пробормотали в качестве извинений. Дрожащий от ярости Канар-Де сел обратно, недобро поглядывая то на Татгема, то на Нугаро.

— Это была не магия, — сказал Вазаон. — Но нам нужно представить, что это была магия, поддержанная мечами. Скажем, нечто вроде того, когда Магистры и Меченые прорвались в Сайфиаил.

— Да, но они там и остались, — возразил Раваз. — У нас же большие потери, и ни одного убитого со стороны нападавших.

— Значит, надо решить, как объяснить, что Дайкар не успели предупредить — да, предупредить! — о появлении отряда магов и воинов и почему те смогли уйти без потерь.

— А разбираться, что за магия была использована… — начал Киул-зай-Сат, но его прервал Канар-Де:

— Это не-магия!

— Хорошо, хорошо, — криво усмехнулся Киул-зай-Сат. — Что за не-магия была использована — когда будем разбираться?

— Это второй вопрос, — сказал Вазаон. — Конечно, необходимо понять, какой силой пользовались вторгнувшиеся, определить ее источники и разработать способы противодействия. Она оказалась достаточно эффективной против Порченой Крови. Вы же понимаете, что нам следует быстро понять, кто похитил… мм… это, скажем так, и вернуть похищенное. Но не следует мчаться сломя голову неизвестно куда, не зная, что встретишь…

— Нет, отец. Как раз сейчас нам и нужно мчаться сломя голову.

В комнату вошел еще один Живущий в Ночи, и Вазаон не смог скрыть своего удивления:

— Понтей? Что ты здесь делаешь?

Молодого упыря встретили пристальными и отнюдь не дружелюбными взглядами. Все знали, какое место в их планах занимает Понтей Нах-Хаш Сива, но это все равно не означало, что он был им симпатичен.

Для начала, Понтей был Средним, в то время как они пятеро — носферату. Затем, Понтей был в три раза моложе Киул-зай-Сата. Ну и, наконец, он разбирался в том, в чем они чувствовали себя как рыба в рыболовной сети. Понтей Нах-Хаш Сива был самым крупным знатоком магии в Лангарэе. И именно поэтому он спокойно мог входить в эту комнату, не опасаясь, что Татгем или Нугаро бросятся на неожиданного посетителя.

— Отец, это я первым снял визуальные слепки с поселения и Храма и послал вам, — покачал головой Понтей. — Неужели ты думаешь, что я так быстро оказался там, узнав о происшедшем?

— Тогда как ты?..

— Очень просто, — сказал Понтей. — Я был там, когда поселение и Храм атаковали.

Изумление затопило комнату и сиропом растеклось по замолчавшим Живущим в Ночи. Только теперь они заметили, что камзол и плащ Понтея разорваны, а шаровары заляпаны чем-то подозрительно напоминающим кровь. Но только напоминающим, запаха крови упыри не почувствовали.

— Ты был там? — наконец спросил Вазаон.

— Был, — кивнул Понтей. — Сражался с одним.

— И выжил? — подался вперед Киул-зай-Сат, недоверчиво рассматривая молодого упыря.

— Я выжил, — ледяным тоном ответил Понтей. — А мои охранники погибли. И произошло это окола сорока минут назад.

— Значит, ты был прямо в эпицентре… — задумчиво произнес Раваз.

— Да, — согласился Понтей. — А еще это значит, что у нас есть шанс. Шанс вернуть похищенное.

— Но мы даже не знаем, понимают ли они, что именно похитили, — сказал Вазаон.

— Отец, — поморщился Понтей, — ну что ты, честное слово…

— Глупо полагать, что вся память о нем была стерта за пределами Лангарэя, — поддержал молодого упыря Раваз. — Конечно, можно думать, что это весьма сложная комбинация Совета Идущих, неведомо как узнавшего нашу маленькую тайну. Я давно предполагал, что не все документы во внешнем мире были нами куплены или уничтожены и что не все рты мы заставили замолчать. Не сомневайтесь — те, кто разрушил Храм, знали, что в этом Храме находится. К Хранителю не так-то легко спуститься, любой охотник за сокровищами десять раз подумал бы о риске.

— Ну а если магия? — не успокаивался Киул-зай-Сат.

— Да хватит! — не выдержал Раваз. — Ну не магия это была, пора смириться, что иногда сущности стоит умножать!

— Не магия, — сказал Понтей, скривившись, будто ему вырывали клыки. — Это было, словно принципы действия Полей Сил перенесли совсем на другой уровень взаимодействия энергий, не затрагивая при этом фундаментальных переменных…

— Потом поделишься своими размышлениями, — недовольно поморщился Вазаон. — Раз ты жив, значит, как-то сумел с этим бороться. Вот это важнее всего.

— Нет, отец. Сейчас важнее собрать отряд и организовать погоню за похитителями. Неужели никто еще не подумал, что они могут случайно или не случайно выпустить его?

И снова повисла тишина. Никто об этом действительно не подумал. Они просто знали о последствиях, и в подсознании сидела мысль, что любой знающий на их месте ни за что на свете, ни за какие богатства мира или даже в самой смертельной муке не выпустил бы это.

Но это они. А кто знает, каковы цели похитителей?

Теперь всю важность происходящего осознал даже Киул-зай-Сат, мгновенно ставший серьезным. А вот Канар-Де затрясся еще сильнее, так трясет человека с высокой температурой.

— Это плохо, — сквозь зубы процедил Раваз. — Малейшее подозрение, небольшая догадка — и всему конец. Не только нам, но и кланам. Даже Повелевающих не спасет то, что они ничего не знали, хуже того — это вменят им в вину.

— Повторяю, шанс есть. — Понтей хлопнул по столу двумя руками, привлекая к себе внимание. — Вы знаете, когда я работал над Барьерами и Печатями, я создал первую преграду его пробуждению. Иглы Ночи. Но сегодняшняя ночь показала, что они далеко не всегда могут помочь. Иглы Ночи — старое изобретение. Я, признаюсь, втайне от вас готовил небольшой отряд, призванный, если Свитки Эк-Шера окажутся фальшивкой, противостоять… ну, вы понимаете чему.

— Однако! — только и сказал Вазаон. Интересно, какие еще сюрпризы подготовил его младший сын?

— Да, я скрыл от вас свои приготовления. И готов понести наказание, отец. Но после того, как мы вернем… это.

— Не беспокойся, наказание ты понесешь, — сказал Вииан-ом, мрачно посмотрев на Понтея. Ведь это он, Нугаро, должен был подумать о создании вот такого отряда, готового грудью встать как первая и последняя линия обороны. А этот мальчишка обскакал его. Сожги его Враг Ночи, пускай бы занимался исследованиями и не лез не в свои дела, предоставив воевать тем, кто этим с малолетства не просто занимается — кто с малолетства этим дышит.

— Кого ты подготовил? — спросил Раваз. — Знаем мы их?

— Зная Понтея, можно быть уверенным, что он выбрал лучших из лучших, — хмыкнул Киул-зай-Сат.

— Нет, это не так, — покачал головой Понтей. — По той же причине, почему только Дайкар охраняли Храм, я не трогал и лучших из ваших кланов. Не стоит привлекать внимание. Лучшие всегда на виду, они не принадлежат самим себе. А вот не такие выдающиеся и выделяющиеся — в самый раз.

— Значит, ты пришел к нам за разрешением выдвигаться в погоню? Ну, если так…

— Нет, — перебил Понтей Раваза, — если бы только это, то мой отряд уже бы выдвинулся. Я здесь совсем по другому делу.

— Наглеешь, — сказал Вииан-ом.

А вот Киул-зай-Сату наглость Понтея понравилась, и он даже улыбнулся молодому упырю.

— Что же это за дело? — спросил Вазаон. Сын не переставал удивлять его. Как будто прошлой ночью он видел одного Понтея, а сейчас в комнате стоит совсем другой Живущий в Ночи, более… более… более взрослый, что ли?

— Нам нужно реализовать Договор.

И в третий раз ему удалось их удивить.

— Договор? — задумчиво повторил Раваз. — Ты уверен?

— Более чем. Ведь мой отряд и мое изобретение готовились против него, и в основном деструктивный характер должен выражаться в использовании против… ну, понятно, против чего. Иглы Ночи Хранителя были использованы, но он все равно погиб. Нужен специалист, который разбирается в тонкостях магии лучше, чем я. Поверьте, я знаю, что говорю, я это прочувствовал, пока мы с охранником дрались против одного из вторгнувшихся. То, что я жив, простая удача и невероятное стечение обстоятельств. В основном благодаря Порченой Крови.

Да, ему невероятно повезло. Когда воронка сконцентрированного Ничто, разнеся третий ярус Храма Ночи Дайкар, вспорола ночное небо, распугав звезды, враг застыл. А потом, словно позабыв об ублюдке, которого только что жаждал прикончить, рванул в сторону Храма, мигом исчезнув из поля зрения Понтея. А тот, совершенно перестав понимать происходящее, поднялся и пошел в ту же сторону, не думая, что он будет там делать. Шел на автомате, как гномский механизм…

— Думаю, воспоминаниями ты поделишься потом, — сказал Раваз. — Но реализация Договора требует времени. Есть ли оно у нас?

— Есть, — уверенно ответил Понтей. — Во время схватки мне удалось… не знаю, как попроще сказать… ну, уловить функцию его атак и подменить один из функционалов своим психо-отпечатком. Как бы так выразиться? Ага. В общем, мне удалось оставить на нем метку, и теперь я знаю, куда они направляются. Вы понимаете, что у них груз, который не позволяет передвигаться быстро, так что время и на Договор, и на окончательную подготовку у нас есть.

— Тогда почему не послать за ними роту? — встрепенулся Вииан-ом и замолчал под скептическим взглядом Раваза.

— У Дайкар разрушен Храм, а Нугаро посылают за пределы Купола роту солдат? — уточнил Фетис. — Ой, как интересно представить тебя на Совете Идущих, где ты объясняешь, как вывел своих парней подышать воздухом в одну прекрасную ночь; случайно пересек Пелену и углубился внутрь Граничной Полосы, нарушив все подписанные соглашения. И это когда у нас такое с Храмом! Как говорится, не стоит говорить, не подумав, а стоит подумать и не говорить.

— Зная, куда они направляются, мы вполне можем кое-что сделать. Я предлагаю следующее…

Постепенно в глазах Живущих в Ночи стал разгораться огонек надежды.

И только в глазах Канар-Де Винша да Дайкар клубился страх.

Глава третья МАГИ И ИХ ДЕЛА

Архиректор Школы Магии Эвиледаризарукерадин расслабленно смотрел в зеркало. На полу корчился незнакомый человек, который разрядил арбалет себе в живот, а на столе посреди кабинета умывался жирный кот. Кот был Архиректору почти родня, поскольку лет восемьдесят назад он лично вырастил его в пробирке, готовясь к экзамену по неестественной зоологии. Звали кота Банкаст. В отличие от остальных котов, родившихся в то же время и давно ловящих мышей на кошачьих небесах, Банкаст чувствовал себя вполне живым и, понятное дело, намного лучше, чем человек с болтом в животе. Дело в том, что нерадивые лаборанты плохо промыли пробирки, и гены обыкновенного кошака смешались с генами василиска, породив весьма живучее, ловкое и наглое существо. Еще котенком Банкаст натренировался в зачаровывании мелкой живности[3], а затем принялся терроризировать кухню. Смертных он не мог обращать в камень, но вполне был способен заморочить им голову и стащить хороший кусок мяса.

Когда Эвиледаризарукерадин стал Архиректором, Банкаст окончательно обнаглел и стал таскать мясо крупными партиями со всей Школы, в результате чего большая часть студентов сделалась вегетарианцами, опасаясь связываться с котом главы. Теперь Банкаста нередко можно было встретить у ворот Школы, где он проводил инспекцию присылаемых студентам посылок, наловчившись так быстро находить тайники, которые делали родственники, предупрежденные о коте, что мог бы давать мастер-классы всем таможенникам Роланских королевств, Черной империи и Эквилидора.

Кот потянулся, сбросив ворох наверняка важных бумаг на пол, и зевнул, продемонстрировав такие отборные клыки, что можно было задуматься, не было ли в той пробирке генов крокодила или еще кого позубастей. Человек, мелко дрожа, протянул руку к Эвиледаризарукерадину:

— Пощади… пощадите… пожалуйста…

— А? Что? — Архиректор рассеянно взглянул в сторону смертного, словно только сейчас заметил, хотя с тех пор как он вошел в кабинет и машинально послал заклятие в прячущегося за портьерой убийцу, прошло несколько минут. Впрочем, это был второй за сегодня убийца. Первый оказался намного искуснее и, что уж говорить, терпеливее — он сидел в уборной Ректората, прямо в выгребной яме, используя для дыхания небольшую трубочку. К несчастью для убийцы, Эвиледаризарукерадин по невнимательности уронил в унитаз кольцо с Огненным Заклинанием, успев использовать заклятие Защиты до того, как кольцо сработало. Мысленно пообещав поставить антимагическое покрытие в выгребной яме (после того как построят новую уборную), Архиректор обнаружил возле разбитого унитаза труп, пахший еще хуже, чем ждавшие за обломками двери в туалет члены Ректората. Уже достаточно опытный в руководстве магами, Эвиледаризарукерадин сразу понял, что это очередной наемник, отрабатывающий заплаченные за смерть главы Школы Магии деньги.

«Вот ведь странно, — подумал он, пока обалдевшие члены Ректората счищали с себя остатки собственной жизнедеятельности, — мои конкуренты могли бы скинуться и нанять профессионала из клана Смерти, хотя бы нижнего ранга. Как же далеко простирается эгоизм и жажда власти магической братии, если они не готовы объединиться против соперника даже на короткое время?»

«Да, все-таки мне повезло, что предыдущий Архиректор сам назначил меня своей заменой, — раздумывал теперь Эвиледаризарукерадин, почесывая Банкаста за ухом. — У меня бы не хватило решимости нанять душегубов для этого милого старичка, чтобы занять место главы».

На умирающего убийцу Архиректор не обращал внимания. С тех пор как он занял должность руководителя Школы Магии, они постоянно преследовали его, став таким же обыденным явлением, как солнце поутру, поиск носков и чистой рубашки, нежелание идти на Ректорат, взрывы на факультете алхимии и поиск документа, который должен был быть подписан еще вчера. Онтологический статус убийц после получения заклинанием в лоб от Архиректора равнялся бытию раздавленных тапком тараканов. По крайней мере, для самого Эвиледаризарукерадина.

— Ладно, — вздохнув, сказал Архиректор. — Раздумьями дело не решишь. Все-таки я не Перводвигатель[4]. Нужно на что-то решаться. Я ведь прав, Банкаст?

Кот лениво приоткрыл один глаз и задумчиво махнул хвостом.

— Вот и я считаю, что я прав. Только это еще не значит, что моя правота всех устроит. С правотой надо поосторожней. Верно?

Банкаст был готов согласиться с чем угодно, лишь бы его чесали за ухом. Поэтому он снова помахал хвостом в знак поддержки, но Эвиледаризарукерадин, вместо того чтобы продолжать, поднял со стола колокольчик и позвонил.

Тут же раздался топот, и в комнату Архиректора влетел его личный секретарь Редон Тавлейский, очень перспективный молодой человек. Перспективный хотя бы потому, что половину наемных убийц посылал к Архиректору именно он, не жалея на его устранение ни времени, ни средств, ни фантазии, но никогда не оставляя прямых и даже косвенных улик, благодаря которым можно было обвинить его. Как известно, в заседаниях суда призывы душ из Посмертия не считаются, ведь почти все они выпивают воды из Белой реки и напрочь забывают свою предыдущую жизнь, а небольшие проблески памяти, иногда их осеняющие, вполне могут быть вложены в души магами.

— Ты быстро, Редон, — отметил Архиректор. — Я хоть и знаю, что звук колокольчика ты услышишь в любом месте, но открывать внутренние порталы на территории Школы запрещено, даже если очень спешишь.

— Дело совсем не в порталах, глава, — ответил Редон, в мгновение осмотрев кабинет и на микромгновение сощурившись при взгляде на труп наемного убийцы. Вытянув правую ногу в длинном красном сапоге, секретарь похвастался: — Новые сапоги-скороходы от исследователей волшебных артефактов с факультета прикладной магии. Весьма удобны и без особых магических отклонений. По крайней мере, поле у них стабильно.

— О? А я слышал, что у прикладников закончились добровольцы по испытанию сапог и они решили набирать желающих со стороны, бесплатно раздавая скороходы. При этом они не сообщают, что случилось с испытателями опытного образца. Хочешь узнать что?

— Что? — Редон слегка занервничал.

— Слыхал поговорку: «Одна нога здесь, другая там»? Именно так они прозвали своих добровольцев после первых полевых испытаний.

— В смысле потому, что они быстро бегали? — улыбнулся секретарь.

— Потому, что у каждого добровольца одна нога была за три километра от другой, — любезно пояснил Архиректор.

— А!.. — Редон сглотнул и с опаской покосился на свои ноги.

— Впрочем, ты маг опытный, поэтому я разрешаю тебе носить эти сапоги. Кстати, они помогут выполнить мое поручение.

— А? Что? — Редон, рассматривающий свои скороходы так, словно это было Разрывное Заклинание медленного действия, глянул на Архиректора. — Что я должен сделать?

— Найди быстренько заведующего кафедрой боевой магии и скажи, что я его жду у себя. И поживее. Твое новое приобретение должно тебе в этом помочь. Все-таки прикладникам помогали первокурсники, им просто не хватило опыта разобраться в негативном коэффициенте магических отходов этих сапог-скороходов. Думаю, у тебя опыта достаточно.

— Э-э-э… Да… Я мигом. — Уже начавший бледнеть секретарь спиной двинулся к выходу, следя за ногами, чтобы они не сильно отрывались от пола.

Эвиледаризарукерадин был более чем уверен, что стоит Редону оказаться за дверью, как сапоги моментально полетят в ближайшее мусорное ведро. Кстати, на день рождения можно подарить секретарю пару таких сапог, расшитых эльфийскими рунами. Точно, неплохая идея.

От приятных мыслей Архиректора отвлекло воспоминание о недавно полученном сообщении. Помрачнев, Эвиледаризарукерадин прогнал Банкаста со стола и принялся приводить в порядок бумаги.

Надо что-то делать.

Что ж, Алесандр — славный малый, и место заведующего кафедрой боевой магии его совсем не испортило. Главное, чтобы он помог.

— Я категориально не понимаю…

— Категорически.

— А?

— Ты категорически не понимаешь. А не категориально.

— А? Ну да! Так вот, я не понимаю ни категорически, ни тем более категориально! Так, стоп. Чего я не понимаю?

— Ты еще не сказал.

— А ты меня не пугай, Уолт!

— Не путай.

— А?

— Не путай, а не пугай.

— А может, ты его пугаешь.

— Его испугай…

— Кто меня пугает?!!

— Никто. Тише, на нас уже смотрят.

— Кто? Кто тут на меня смотрит?!

— Ты там не понимал чего-то.

— Да! Я и сейчас не понимаю! Не понимаю, как это кто-то на меня смотрит?!

— Посредством глаз, Ударий. А ну сядь, а то я не оплачу твой счет!

— Все, все, я молчу… Но я категориально не понимаю!

— О боги! Ну чего же ты не понимаешь?

— Я вот понимаю, зачем нам читают курс по магосемиотике.

— Ты весьма логичен и последователен, Ударий, тебе никто об этом еще не говорил?

— Не перебивай меня, Ксанс! Еще я понимаю, зачем нам читают курс по рунной магии.

— Слушайте, а ведь мы должны быть рады, что он хоть что-то понимает?

— Что-то я не чувствую радости по этому поводу…

— Я даже понимаю, зачем нам читают курс по истории волшебства и феноменологии чародейства.

— Ух ты, а я вот не понимаю!

— Тише, кажется, он подходит к главному.

— Но! Я категориально не понимаю, зачем — зачем!!! — нам должны читать курс по дхармовой метафизике? И кто? Какой-то ракшас из таких далей, в которые никогда не ступала ноги… ноги?.. ступала… ступали… Да! Не ступали нога уважающего себя боевого мага!

— О! Так ты, я смотрю, концептуально против.

— Сам ты концептуально, понял?

— Ударий, в дхармовой метафизике нет ничего сложного.

— Э-э-э-э-э-э… Слушай, Ал, может, не будешь начинать?

— Поздно. Он уже начал. Теперь нас может спасти… Нет, нас ничего не может спасти.

— Главный принцип, который обосновывает дхармическое видение мира и соответствующие им магические поля, строится на выделении из психофизического континуума тех дхарм и состояний дхарм, которые позволяют распределить колдовские поля по магическому потенциалу и выстроить их по схемам. Тут есть много похожего с теми законами и принципами, которые выделил в своем труде «Феноменология чародейства» великий Г. Ж. Ж. Г. Гегелисий, изучивший и обобщивший тысячи магических и исторических трактатов.

— Тысяча убогов, он упомянул Гегелисия.

— Ну, теперь, выражаясь научным языком, ваще капец…

— Уолт, сделай хоть ты что-нибудь!

— Да, ударь их молнией.

— Их? Кого их? Я имел в виду только заставить Ала замолчать.

— Э-э-э … Я тоже!

— Но ты сказал «их».

— О небеса, ну давай поговорим о структуре предикаций!

— А может, разберемся, кто из нас быстрее произведет Призыв?

— Снова ты о том давнем споре!

— Кстати, если вы не заметили — Ударий внимательно слушает Ала.

— Ух ё! Да он точно уже пьян в зюзю.

— Твой тезаурус, я погляжу, обогатился на новое слово.

— Ты имеешь в виду «зюзю»?

— Нет.

— ???

— …Таким образом, диалектика бытия и небытия на срезах формы и содержания позволяет предположить, что наше редуцирующее сознание направлено на выделение той единицы, которая позволила бы говорить о частице магического поля, о части магического поля и о целом магическом поле. Здесь следует ввести понятие, которое характеризовало бы эти три слоя в единстве движения и полагания и позволило бы рассчитать возможности и структуры контроля Силы. Дхармическая метафизика буддистов Махапопы здесь вводит понятие Шуньяты, в то время как мысль Серединных Земель, сосредоточенная в разуме великого Гегелисия, вводит понятие магического потенциала.

— Кто-нибудь успевает за потоком его мыслей?

— Просто кивай, а если спросит, повтори последние слова.

— И то дело…

— Да что же вы творите, сволочи?!!

Компания пьющих пиво и трепавшихся ни о чем аспирантов Школы Магии моментально вскочила на ноги, и в руках каждого запылала та форма Силы, к которой он более всего был предрасположен. Мрачно осматривая таверну, они попытались обнаружить источник вопля, помешавший им спокойно продолжать беседу. Впрочем, не все из них это сделали.

Ударий, невысокий человеческий крепыш, держал в руках железный шар. Опытный боевой маг сразу бы определил, что это не простой шар, а сжатые в форму шара десятки острых лезвий, которые при определенном Заклинании и метком броске способны устроить большой переполох, особенно среди представителей мирного населения ближайших деревень, по глупости решивших попить пива в находящейся на территории Школы Магии забегаловке.

Рядом с ним, с трудом удерживая извивающийся водяной хлыст, замер Ксанс Вильведаираноэн, высокий и худой ночной эльф лет двадцати пяти на вид, но с таким же успехом ему могло быть и двести двадцать пять. Впрочем, для эльфов и двести лет — возраст юности; к голосованию, политической деятельности, выпивке и сексу их допускали в родных землях лишь после трехсотлетия. К слову, водяной хлыст не был привычным для ночных эльфов магическим оружием и было не совсем понятно, зачем Ксанс создал его. Судя по удивленному взгляду эльфа, которым он уставился на хлыст, этого не понимал и он сам.

Бивас Олорийский, человек, чьи длинные тонкие холеные пальцы и морда кирпичом выдавали в нем или выходца из аристократической семьи, или потомственного карманника, занес над головой руки с пульсаром, и, судя по его прицельно осматривающим таверну глазам, бросить он его собирался даже в том случае, если тревога была ложной.

За круглым столом остались сидеть двое. Ничем не примечательный Уолт Намина Ракура, темноволосый и сероглазый, потягивающий светлое пиво из литровой кружки, и Алфед Лос, светловолосый парень со взглядом, указывающим, что его разум витает где-то в иной реальности. Лос был единственным Магистром в компании, который состоял в штате факультета теоретической магии, а не кафедры боевой магии. Не обращая внимания на вскочивших товарищей, Ал спокойно продолжал:

— …Еще в дипломной работе, создавая формулу Трехаспектного Призыва Дождей малого радиуса действия, я указал на противоречие, которое не учел Гегелисий в «Лекциях по общей теории магии». Мы не можем выделить атом магии, так называемый магочар, если мы пытаемся говорить только о частицах, комбинации которых позволяют нам оперировать Силой. Следует говорить о единице магической силы, которую я условно выводил из гипотезы Брюнкасатора — Каэптерона…

Глянув на своих товарищей, Уолт со вздохом сказал:

— Вы меня расстраиваете.

— В смысле? — продолжая недобро осматривать притихших крестьян и обслуживающий персонал, с нехорошими предчувствиями взиравших на гору пустых пивных бутылок перед Магистрами и на боевые заклятия в их руках, поинтересовался Бивас, пытаясь определить, откуда раздался вопль, заинтересовавший магов.

— Да все просто. — Уолт сделал глоток и довольно улыбнулся. — Как только мы зашли, я сразу засек ауру, скажем, одного известного человека. Он ее скрывал, но кое-что не рассчитал.

— Ауру? — Ксанс закрыл глаза, и его губы зашевелились — он читал заклятие. Открыв глаза, которые засветились октарином (несколько крестьян забормотали молитвы своим богам), ночной эльф пристально осмотрел пивное заведение. Уставившись в угол, в котором ничего не было, Ксанс от удивления раскрыл рот. — Это же… — пробормотал он.

— Да чего там такое?! — рявкнул Ударий и недолго думая произнес, сопроводив свои слова Жестом Силы: — Во все восемь сторон света разбегаются планеты, что-то спрятанное где-то пусть найдется прямо здесь.

— Ой, кретин, — пробормотал Уолт, допивая свою кружку и быстро прячась под стол.

На мгновение, которое мог засечь только тренированный взгляд, темный угол засветился эннеарином, а следом за этим взорам собравшихся в кабаке смертных предстал сидящий на полу в этом самом углу заведующий кафедрой этики магических преобразований. Известный своими строгими моральными принципами и высокой нравственностью, не позволявший студенткам приходить на пары в тугих обтягивающих корсетах или коротких юбках, под которыми можно было увидеть обувь, Сатаил кер Шагаш сейчас был гол, обмазан эльфийской косметикой и убоговски пьян. Еще больше в зюзю, чем Ударий. Чем десять Удариев. Сатаил держал бочонок с орочьей медовухой, обнимая его как родную мать. Присутствующие в кабаке смертные посмотрели на бочонок, потом на стоящий посреди заведения столб новостей, где висело объявление о награде за поимку вора, крадущего из погребов местных кабаков и трактиров бочонки с медовухой, потом на кер Шагаша. Испуганно охнул хозяин забегаловки, когда Сатаил злобно оглядел себя и мрачно уставился на Удария, замершего с отвисшей челюстью.

— И как это понимать, дрянной мальчишка? — заревел кер Шагаш, поднимаясь и взмахивая левой рукой.

Ударий пошатнулся, его левая щека начала краснеть. Сатаил наградил его Оплеухой Ветра. Аспиранту кафедры боевой магии, не менее пьяному, чем обидчик, такое обращение не понравилось.

— Да ты охренел, старый пень! — заорал Ударий и швырнул в Сатаила железный шар, не подумав о последствиях. Впрочем, чтобы не думать, все равно нужно иметь хоть каплю ума, чтобы было чем не думать, а Ударий, по общему убеждению, не имел даже пары молекул разума. Впрочем, у него имелся сумасшедший талант к боевым Заклинаниям Железа. И в этом легко убедились собравшиеся этим злополучным днем в забегаловке «Веселые дали» смертные, попрятавшиеся кто куда от пронзающих пространство кинжалов.

— …И это вполне вероятно. Ведь со времен Демократа из Бадер, выдвинувшего теорию неделимых атомов, маги стараются выделить устойчивую единицу, но при этом продолжают упорно ее мыслить как… Что такое? — Алфед Лос удивленно посмотрел на возникший перед ним стул, который Уолт поставил перед его головой за миг до того, как туда вонзился бы один из кинжалов Удария.

Уолт успел затащить чародея под стол, на что Ал даже не обратил внимания, продолжая размышлять о необходимости выделения и описания единицы магической силы. Ксанс и Бивас под прикрытием заклятий Защиты прорывались к двери.

— Да так… — ответил Уолт, и Лос с облегчением вернулся в свой интеллигибельный мир предельных понятий и универсальных абстракций, доверив следить за своим бренным телом Уолту, который тем временем внимательно наблюдал за траекторией разлета Заклинания Удария.

«Весьма интересно. Заклинание пытается покрыть собой пространство в виде полусферы перед Ударием. Гм. Интересное решение. Он сделал так, чтобы кинжалы рикошетили. — Уолт кинул в летящие кинжалы замораживающее заклятие, валявшееся в его ауре с тех пор, как он спускался с командой в Огненные Нижние Реальности, и принялся наблюдать за последствиями. — Ага, Ударий сделал так, что Заморозка встраивается в эффекторную систему и кинжалы приобретают вдобавок к своей убойной силе дополнительный холодильный эффект. Умно. Зря его все-таки считают полным идиотом…»

Тут Уолт увидел, что Ударий собирается делать, и понял, что его все-таки не зря считают полным идиотом.

После того как Сатаил, икнув и хлебнув из бочонка, коротким взмахом руки превратил летящие в него кинжалы в прелестных плюшевых зайчат, а следом пробормотал Заклинание, образовавшее под Ударием нечто вроде зыбучих песков, Ударий окончательно рассвирепел и, позабыв, что его поглощает отнюдь не дружелюбная стихия, задвигал руками в Жестах и даже всем телом стал дергаться, поддерживая ритм своего Заклинания. Из его носа и ушей вдруг посыпалась мелкая пыль, он пару раз сглотнул, будто сдерживал порывы рвоты, а потом наклонился — и его вырвало все той же пылью.

Правда, это была не пыль. Это были мелкие железные частицы.

«Железная Бездна! — похолодел Уолт. — Он, при том, что идиот, все же выучил это Заклинание. В другой раз надо будет его за это похвалить. А сейчас…»

И Уолт Намина Ракура совершил поступок, который на его месте сделал бы каждый боевой маг его уровня. Он схватил под мышки Ала и бросился к выходу из кабака.

Возможно, останься с ним Ксанс и Бивас, которых, кстати, и след простыл, и вернись Ал из своего мира абстрактных идей, где находился большую часть времени, вчетвером они имели бы шансы остановить Железную Бездну, жуткое Заклинание, рассеивающее крупицы железа в пространстве и встраивающее их в окружающие предметы, а затем в одну секунду размножающее их так, что железные прутья, колья, иглы и прочие подобные конструкции, весьма острые и тяжелые, заполняли то место, где были рассеяны железные крупицы. В данном случае этим местом стал кабак. Уолт мимоходом об этом пожалел: здесь они провели немало веселых часов, — эх, мир его праху…

Слава богам, что привыкшие к разборкам пьяных магов посетители и обслуга разбежались. Да, маги часто крушили забегаловки, но их открывали снова и снова, с завидным упорством, — ну значит, это того стоило. Видимо, от студентов Школы Магии шла очень хорошая прибыль. И это при том, что ни один из Магистров, участвовавший в разрушении, ответственности перед хозяевами кабаков не нес, отчитываясь только перед Комитетом Этического Контроля Магии, который радостно урезал ответчикам пенсии и зарплаты, втайне радуясь постоянно «плодящимся» забегаловкам как поводу раздербанить сэкономленные бюджетные деньги и поделить их между своими членами.

Бедный Ударий. Не отчитается он перед Комитетом, главой которого является некий Сатаил кер Шагаш…

Да, вчетвером шанс остановить самоподдерживающееся Заклинание Железной Бездны был.

Уолт также заметил, что почувствовавший опасность Сатаил начал готовить в ответ нечто столь же грандиозное и разрушительное, а с двумя такими Заклинаниями не совладать четверке пусть и неплохих, но все-таки аспирантов.

Если конечно же… Нет. Никогда.

Уолт покачал головой. Это в прошлом. В далеком прошлом. Забыть и не вспоминать.

Школа Магии состояла из учебных заведений, вокруг которых, как ни странно, забегаловки и множились, хотя у студентов имелось Общежитие и было бы логично предположить, что строить стоит именно там. Но пивные росли возле Корпусов, возле Библиотеки и даже возле Перипатов, исключая замок Ректората. Почему — непонятно: члены Ректората были недовольны, что приходилось бегать так далеко и менять при этом внешность. Еще кабаки и трактиры возводились в стороне от Проклятой Башни — по вполне понятным причинам, как можно догадаться из самого названия.

Сложенный из угловатых камней, третий Корпус имел при себе семь забегаловок. Полагаясь на опыт, их строили на приличном расстоянии друг от друга, рассчитывая, что, если маги буду крушить один кабак, это не затронет другие. Сейчас посетители и обслуга сгрудились возле статуи великого Черного Мага Дзугабана Духара Фаштамеда из далеких Восточных царств. Так как никто не знал, как выглядит этот маг, то статуя, выполненная в виде простого куба, стояла на постаменте с небольшой табличкой, напоминающей, кого должен увидеть зритель.

Согласно легендам, Дзугабан заложил первый камень в символическое основание Школы Магии. Он построил здесь, на восхитившей его природной гармонией равнине, раскинувшейся от озера Кавиш до Правайстского леса, тренировочный лагерь убийц-камикадзе, которые изучали Заклинания, максимально поражающие атакуемую площадь и забирающие при этом жизнь использовавших их магов.

Со временем, когда басилевсы, султаны, халифы, эмиры и прочие правители Ближнего Востока, не совсем понимавшие, зачем тащиться за тысячи километров от собственных государств, когда под рукой и так полно фанатиков-ассасинов, отказались от услуг Дзугабана, тому пришлось давать уроки волшебства сыновьям владетелей Граничных баронств и атаманам Приграничья, чтобы заработать на хлеб насущный. Так, в результате культурного развития, противостояния нескольких Орденов волшебников и повальной коррупции возникла Школа Магии — крупнейшее учебное заведение в Западном Равалоне.

К сожалению, портретов или хотя бы словесных описаний Дзугабана Духара Фаштамеда история не сохранила, а предложение Третьего Архиректора лепить статую с его благородного роланского профиля не прошло. Остановились на абстракции — кубе, долженствующем символизировать четыре Стихии (верхние углы), четырех Бессмертных — двух богов (Аколлона, Зевающего от Своей Мудрости, и Ктора, Помнящего, Что Ничего Достаточно не Бывает) и двух убогов (Глузаарада, Мрачного от Того, Что Он Все Знает, и Кацкиель, Которая Еще Всем Припомнит), считающихся покровителями магии и магов (нижние углы), четырех Пре-Мудрых, первых легендарных магов[5] (прямые линии справа и слева), и четырех Будущих, магов, которые должны были стать вровень с Бессмертными (прямые линии вверху и внизу).

Все это вместе должно было символизировать Дзугабана. Для придания скульптуре величия и трансцендентного характера ее хотели сначала сделать стометровой в высоту и из мифрила, потом подумали, что студенты начнут воровать мифрил, и решили использовать золото, но затем сообразили, что и золото ослепит не познавшие категорический императив умы, и остановились на мраморе. Но в последнюю минуту мрамор поменяли на простой камень, а на оставшиеся деньги построили бани в замке Ректората. По ходу изменения материала для будущей статуи, достойной метаморфоз материи в колбах алхимиков, менялись и ее размеры, так что куб теперь был метровой высоты, метровой ширины и соответственно метровой длины.

Толпящиеся вокруг шедевра скульптурной мысли простые смертные и зеваки из Магистров, у которых в это время не было занятий, были привлечены закрутившимися над кабаком октариновыми, эннеариновыми и декариновыми воронками, разбавляемыми вспышками цветов остального спектра.

— Кажется, — сказал Ал, которого Уолт поставил рядом с ку… то есть со статуей Дзугабана Духара Фаштамеда, — есть опасность формирования Инфернальных Врат.

— Ударий — придурок, а Сатаил пьян. Но не настолько же они невменяемы, — начал Уолт и замолчал, когда сверкающая всеми цветами радуги голова дракона пробила крышу кабака и начала поливать окрестности огнем. Голова была железной. Это значило, что Железную Бездну кер Шагаш блокировал, но и его собственное Заклинание на Удария до конца не сработало. Хм, здорово! Значит, деревенский парень Ударий, у которого даже второго имени не было, и седьмой сын седьмой дочери Сатаил кер Шагаш в боевых заклятиях и соответствующих им магических полях почти равны? Хреново. Так они долго могут друг друга мутузить колдовством, а если им попытаются помешать… Гм. В общем, мешать им не стоит.

С другой стороны, приятно, когда твой коллега из боевых магов, в совершенстве владеющей только Силой Железа, может противостоять старому опытному чародею, у которого полным-полно запасов Силы и разнообразных Заклинаний в ауре.

— Уолт Намина Ракура! — прогремел вдруг сзади хорошо знакомый голос, и Уолт содрогнулся. Повернулся и на всякий случай состроил глупое лицо.

Перед ним стоял заместитель заведующего кафедрой боевой магии по боевым Заклинаниям Стихии Земли Джетуш Малауш Сабиирский, его научный руководитель. Крупный, на три головы выше Уолта, с животом, который он любил называть «мое хранилище для пива», начинающий лысеть, переваливший в возрасте за сотню лет и любящий рассказывать абсолютно несмешные анекдоты, Джетуш на нынешний момент был самым лучшим магом Стихии Земли во всем Западном Равалоне, а по его утверждениям — и в Восточном тоже. Только нелюбовь к остальным трем Стихиям не позволила ему стать завкафедрой боевой магии, о чем он сам не жалел, говоря, что в таком случае у него было бы меньше времени для распития пива.

— Что это такое? — спросил Джетуш, указывая на воронки и дракона, который уже подпалил растущие возле третьего Корпуса яблони.

— Не имею понятия. — Уолт посмотрел на него честными глазами. — Мы вот с Алом мимо шли, хотели обсудить пятый закон магосемиотики. А тут такое…

— Возможно, Ал и собирался с тобой обсуждать проблему чарореференции, — недоверчиво сказал Земной, — но не помню, чтобы после магистерской ты возвращался к теме энергознаков. Пиво пили?

— Да вы что! — воскликнул Уолт тоном девицы в прозрачном пеньюаре, которую жена добропорядочного горожанина застала в собственной спальне и обвинила в совращении супруга. — Ведь еще не вечер!

— Ладно, это твое дело. Тебя требует главный.

— Главный? А зачем я ему понадобился. Вроде отчет я сдал нормально, да и вообще…

— Ты не понял. — Джетуш прищурился. — Главный — не в смысле Алесандр Генр фон Шдадт. Главный — в смысле Архиректор Эвиледаризарукерадин Светлый.

— А я все-таки настаиваю, что вероятность формирования Инфернальных Врат уже превышает семьдесят два процента, — сказал Ал, но Уолт его не слушал, лихорадочно раздумывая. Узнали? Как? Не могли. Хотя, может, он перестарался, когда… Хотя если бы узнали — так просто его бы к Архиректору не вызывали. Пришли бы брать, да так, что ничего бы он до самого последнего момента — а возможно и после него — не заметил. Несмотря на толпы бездарей, ежегодно поставляемых императорам, королям, герцогам, баронам и зажиточным горожанам, Школа Магии готовит и отличных магов. Временами — замечательных. Так что дело скорее всего в чем-то другом.

— А чего от меня-то хотят? — недоумевая, спросил Уолт.

— А я знаю? — пожал плечами Джетуш, и Уолт понял, что Земному самому интересно, зачем Архиректору понадобился его аспирант, пусть и неплохой, но и не из лучших. — Мне не говорили. Сказали, чтобы я тебя побыстрее нашел и отправил к Алесандру в кабинет.

— А как вы меня нашли? — заинтересовался Уолт, потому что не обнаружил вокруг себя дорожек и паутинок Заклинаний Поиска.

— А чего тебя искать? Вы проблемы магосемиотики только в одно место обсуждать ходите, — с улыбкой сказал Джетуш и глянул на кабак, от которого отвалилась уже одна стена, явив взглядам зевак кучу металлолома, вывалившегося с таким грохотом, что можно было подумать, что начался Прорыв из Нижних Реальностей.

Внезапный порыв холода ощутили все. В спину словно врезался разъяренный Тарей, бог ледяных северных ветров. У Корпуса, статуи и еще целых яблонь начали удлиняться и шевелиться тени. Зеваки бросились врассыпную, причем даже Магистры. Джетуш изменился в лице.

— Так, ты давай дуй к Алесандру, — он назвал завкафедрой без всяких регалий, и Уолт осознал, что шутки кончились, — а я, пожалуй, разберусь с тем, что устроили два недоделанных идиота. Ал, поможешь мне!

Понятное дело, волшебник такого уровня, как Джетуш, в буйстве магических потоков легко разобрался, что в бульоне из чар варятся два мага. Но правильно ли уйти и не помочь? Земной понял сомнение в глазах Уолта и толкнул его в плечо:

— Давай, иди. Неужто думаешь, что без твоей неоценимой помощи я не справлюсь? Мне скорее больше достанется, если ты не поторопишься.

— Ну ладно, — пробормотал Уолт и зашагал к входу в третий Корпус, в котором имелся служебный портал для перемещения между учебными зданиями. Шагая, он старался не оглядываться.

Интересно, зачем он понадобился Архиректору?

Кабинет Алесандра Генр фон Шдадта располагался в первом Корпусе, построенном в те времена, когда отгремели войны варварских королей, нагрянувших с Севера и разрушивших Роланскую империю, с Черной империей и Эквилидором, и недолгий мир пришел на Серединные Земли. Возрождались города, развивалась торговля, варвары окультуривались, становились царями, философы писали трактаты об утопии, жрецы воспевали новых богов и осторожно поругивали старых, кое-где заново прокладывали дороги. Соответственно и первый Корпус был задуман как провозвестник новых времен. Строили нанятые гномы, и строили надолго.

Высокие потолки, внушительные арки, колонны, охватить которые могли только трое взрослых мужчин, цветная мозаика на полу, складывающаяся в изображения богов и убогов, шикарные люстры на триста свечей и даже непозволительная по тем временам роскошь — стеклянные витражные окна под три метра в огромных аудиториях. Отдельные комнаты тоже отделывались из соображений помпезности. Однако со временем функциональность первого Корпуса устарела по сравнению с магическими улучшениями в новых Корпусах. Преподаватели, сумевшие занять кресла заведующих благодаря таланту, или упорству в работе, или просто устранив конкурентов руками наемных убийц, предпочитали третий или четвертый Корпуса для своих факультетов и кафедр. Архитектура уступила магии.

Но Алесандру его комната нравилась. Выкрашенный временем в серые цвета потолок контрастировал с блестящими шкафами, полными книг. Можно было сразу заметить — за книгами следят и регулярно их просматривают. Имена авторов повергли бы в священный трепет всех, кто был связан с магической деятельностью. Здесь были трактат «Тьма побеждающая» Пресса Феагского; классический труд «Травы и обряды» Брианны Ваштал фоан Зивай; запрещенная книга «Пожиратель душ: Заклинания тотального уничтожения» братьев Гроамм; ранний труд Гегелисия «Топология Огня: становление техник Ордена Пламени», прямая калька с рунных свитков, обнаруженных при раскопках Живого Моря, относящихся к временам первых столетий Начальной Эпохи; древнеэльфийская антология «Светлое будущее»; свод «Боги и символы», первая и последняя попытка взаимодействия магов и жрецов Роланской империи с одобрения полубожественной династии Кефарридов, в дальнейшем обернувшегося порицанием; дальневосточная рукопись «Восемь бессмертных», до сих пор не переведенная ни на Всеобщий язык, ни на какой другой, ходящий в Серединных Землях; «Буддийские практики», приписываемые бодхисатве Ашонетакбхье; «Трансцендентальная стихиология» Псевдо-Караса; ведьмачьи «Нежить и нечисть. Способы убиения и предотвращения»; «Нижние Реальности в свете теории игр» опального жреца Черной империи Исуа Квила; тоненькая брошюрка «Боевые Заклинания Высшей Магии» Кен Вадана Куайта, первого боевого мага, выучившегося в Школе Магии; «Некросфера: виды Костяных Сущностей», коллективный труд факультета некромагии; «Гадательные практики» Эннсельхорофа Кадмийского; «Краткий курс философских оснований магии» и другие труды, способные поразить как знатока, так и того, кто открыл их из праздного любопытства.

Никаких артефактов боевой маг старался в рабочем помещении не держать. И так магические труды полны сюрпризов, зачем же испытывать судьбу мощными боевыми опредмеченными Заклинаниями, способными сработать от неаккуратного дисбаланса магических потоков, которыми полнилась Школа Магии?

В данный момент Архиректор с любопытством рассматривал карту Серединных Земель, где были отмечены все случаи Прорыва Тварей из Нижних Реальностей за последние четыреста лет. Алесандр утверждал, что, если обнаружить закономерность в этих прорывах, тогда можно затыкать их с минимальными потерями и даже, возможно, без погибших.

Пока что закономерность не обнаруживалась, но Алесандр не терял надежды.

— Значит, ты считаешь, что этот человеческий парень как раз то, что нам нужно? — Эвиледаризарукерадин растянулся в кресле завкафедрой, пожалев, что не может закинуть ноги на стол, — должность обязывала соблюдать приличия.

— Тебе, — сказал Алесандр, обнаружив, что стулья в его комнате стоят так, что сидящие как бы смотрят на находящегося за столом завкафедрой снизу вверх. — Тебе нужно, Эв. Если все так, как ты описал, то первое имя, которое приходит мне в голову, — его имя. Ты же понимаешь, что наших гигантов боевой магии я послать не могу, а большинство аспирантов сейчас на практике. Из оставшихся — только он.

— Я тебя самого отправить не могу. Да и не согласился бы ты, даже прикажи я тебе. Ладно, расскажи поподробней об этом парне. И почему именно на нем ты остановил выбор?

— Ну что ж… Уолт Намина Ракура. Сирота. Поступил в три тысячи триста сорок четвертом году Второй Эпохи в возрасте шестнадцати лет. До этого жил, учился и работал при храме Грозного Добряка. Когда в нем проснулся дар к искусству волшебства, сбежал и сумел добраться до Школы Магии. На первых курсах, до распределения по специализации, особых талантов не проявлял. Единственное удивительное событие, связанное с периодом его обучения, разве что Центральная Башня, но эта история вообще потрясла всю Школу в три тысячи триста сорок шестом году. На пятом курсе выказал пожелание продолжить обучение на специалиста по боевой магии. И вот тут… — Алесандр сделал паузу, — он показал себя во всей красе. Во-первых, он сумел на первом году закончить Заклинание Земляного Вала Табория кер Валаса, на которое махнул рукой даже Джетуш Малауш. Кстати, Джетуш после этого в парне души не чает. Во-вторых, на втором году специализации он лично возглавил экспедицию в Пятнадцатый Слой Нижних Реальностей и в критической ситуации сумел вывести группу через Астральный Портал. Да-да, не удивляйся, он сумел осилить и это заклятие, оно, кстати, боевое: при Открытии Портал поражает нечисть и тварей в широком радиусе. В-третьих, на третьем году он уже отправлялся вместе с Джетушем на Закрытие Прорыва, и Джетуш хорошо о нем отзывался. Его сверстники в это время строчили рефераты о проникновении Стихий и корпели в лабораториях.

— Теоретическая работа и эксперименты тоже важны для мага.

— Кто же спорит? И, в-четвертых, в качестве темы магистерской он выбрал «Магосемиотические системы племен Восточных степей» и в одиночку отправился к Темным.

— Постой-ка. — Архиректор нахмурился. — Я недавно на ректорате слышал, как кто-то из старичков восхищенно отзывался о блестящей работе по шаманским символам Тьмы и магосемиозисе колдовства орков. Хочешь сказать…

— Парень поднаторел и в теории, — ухмыльнулся Алесандр. — Я лично советовал издать его магистерскую работу в виде монографии. Жду не дождусь от него кандидатской. Он изучает сейчас стихийные техники Призыва, и я думаю, это будет нечто.

— Как бы он тебя не потеснил, Ал.

— Для него я и потеснился бы, Эв.

— Вот как? Ты знаешь, эти слова характеризуют его намного лучше всех твоих предыдущих панегирик…

В дверь раздался стук.

— Так быстро нашли? — недоверчиво спросил Эвиледаризарукерадин. Он привык к тому, что те, кого он вызывает, стараются попасть в архиректорский кабинет только после того, как уберут порочащие улики, которые могут нанести вред их положению и зарплатам, а это занимало уйму времени.

— У меня бардак меньше, чем у тебя, — ответил Алесандр и крикнул: — Войдите!

Серая, как потолок, дверь бесшумно открылась.

— Можно? — спросил замерший на пороге парень, осторожно переводя взгляд с Алесандра на Эвиледаризарукерадина.

— А, Уолт. Входи, зачем переспрашивать? Присаживайся вот тут, напротив.

Уолт Намина Ракура под изучающим взглядом Эвиледаризарукерадина с трудом протиснулся между двумя шкафами, стоящими прямо возле двери. (Алесандр посмеивался, говоря, что так он заставляет магов держать форму и особо не отращивать пузо. Исключение составлял только Джетуш, который бесстыдно пользовался Древесным Аспектом магии Земли для прохождения сквозь шкафы.) Прежде чем сесть напротив Алесандра, Магистр с почтением поклонился Архиректору.

— Ну что, молодой человек, учитесь в аспирантуре, думаете об истине? — дружелюбно спросил глава Школы Магии.

— В аспирантуре думают о диссертации, а не об истине, — отозвался Уолт.

Повисла тишина. Алесандр растерянно смотрел на Уолта, Уолт, сам оторопевший, смотрел на Архиректора, а Эвиледаризарукерадин…

Эвиледаризарукерадин засмеялся. Смеялся он гулким смехом, так, что эхо разлеталось по кабинету и заставляло тревожно шевелиться некоторые магические сборники.

— Вот это да! — отсмеявшись, сказал Архиректор. — Вот это выдал! Я, пожалуй, велю эти слова высечь над входом в новый Корпус. Чтобы, так сказать, помнили, чем у нас тут занимаются. — Он снова рассмеялся.

Алесандр криво усмехнулся, пообещав про себя всыпать Уолту розог. Судя по кислому лицу Уолта, тот тоже пообещал себе всыпать розог.

Приняв серьезный вид, Эвиледаризарукерадин продолжил:

— Как вы, наверное, поняли, молодой человек, вас вызвали сюда для серьезного разговора и не менее серьезного дела. Однако, прежде чем мы перейдем прямо к делу, я хотел бы спросить. Скажите, Уолт, что вы знаете о Живущих в Ночи, или, иначе, об упырях?

— Вы имеете в виду, — Намина Ракура, несколько смущенный, что Архиректор обращается к нему на «вы», поерзал на стуле, — только те знания, которые я почерпнул во время учебы или еще и слухи, которыми делились друг с другом студенты и преподаватели?

— И то и другое. Это важно, чтобы узнать, насколько вы осведомлены.

— Гм. Ладно. — Уолт покопался в памяти и неторопливо начал: — Насколько известно современным естественным наукам и магическим искусствам природы, упыри представляют собой определенный сплав магической материи некросущности и материи живой природы. В отличие от созданий некромагов упыри являются таковыми с момента рождения или Перерождения и к тому же в них больше как раз материи живой природы, нежели эманаций некросущности. Обладают невероятными регенеративными возможностями. Могут обращать людей в себе подобных. Владеют странными с точки зрения классической теории волшебства магическими способностями, именуемыми Силой Крови и трансформой, однако с магией практически не связанными, потому что в ауре при трансформе не наблюдается магических изменений. По крайней мере, эти изменения не фиксируются имеющимися на данный момент исследовательскими артефактами, однако существует предположение, что это магия крови, в которой после Магов-Драконов никто не может разобраться до сих пор. Невероятная продолжительность жизни, превышающая даже эльфийскую.

По слухам, некоторые роланские аристократы давали прибежище Бродящим под Солнцем, желая обрести бессмертие. Регенерация и способность Перерождения исследовались в Роланской империи, но так и не было выдвинуто ни одной непротиворечивой теории, хотя все исследователи опирались на живой, так сказать, материал — пойманных упырей, от Диких до носферату. В общем, все версии сводятся к двум — физиологической и метафизической — трактовкам упыризма. Согласно первой, упыризм — это своего рода болезнь, которая передается через кровь и меняет ткани тела и внутренние органы. Отсюда, например, острая аллергия на фитонциды чеснока, салициловую кислоту из осиновой коры, бензойную кислоту из ладана, потребность в гемоглобине, который организм перестает вырабатывать в необходимых количествах, критическое неприятие солнечного ультрафиолета как разрушающего клетки, но при этом высокая скорость метаболизма из-за большего количества жизненных духов и иной уровень энергосенсорики.

«Надо новейшие магические вестники почитать…» — со смущением подумал Алесандр, который, кроме собственных статей к своей докторской, больше ничего в «Магии и жизни» не читал.

— Метафизическая версия считает, что с укусом упырь пьет не просто кровь жертвы, а поглощает и ее душу, — продолжил молодой Магистр. — Место же души занимает некая убогская сущность, которая меняет человека. Когда упыри размножаются, то вместе с жизненными соками передается и часть этой сущности, занимая то место, которое боги отвели душе. От этой сущности и все возможности упырей. Но потеряв душу, тело неполноценно и потому не переносит свет солнца, который дарит людям жизнь, а упырям несет смерть. Обе теории сейчас приняты как равнозначные и пока ни та, ни другая не опровергнуты, но и не подтверждены, — после короткого раздумья добавил Уолт. — Также по поводу упырей существует множество теорий происхождения, но они примерно все такие же научные и обоснованные, как и теории происхождения эльфов от Света, орков от Тьмы, а человека от обезьяны, то есть, скорее, религиозны и теологичны, нежели подтверждены чем-то реальным. Здесь и неправильное захоронение, и желание отомстить убийце, и ошибочное колдовство, ударившее по колдовавшему, и некросионные дыры, и проклятие, и изменение убоговских существ, попавших в Равалон, и создания безумного мага. Но если раньше считалось, что упырь — это в первую очередь бывший человек, оживший после смерти, то сейчас распространено мнение, что даже так называемые «сельские» упыри — результат Перерождения вследствие укуса Дикими упырями, которые впрыскивают в кровь некое вещество, стирающее память. Как известно, укус более развитых Живущих в Ночи памяти не лишает. В нынешние просвещенные времена основное соображение, распространенное среди жителей Серединных Земель, да и большей части Западного Равалона, что упыри возникли, когда в Равалон попали частицы Неуничтожимого Огня из Бездны Нижних Реальностей. Это связывает упырей с мифологией хтонических существ, противостоящих солярным существам, потому что Неуничтожимый Огонь в большинстве мифов предстает как антипод Солнца. По всей видимости, такое представление возникло при осмыслении смерти упырей, которых оставляли под лучами Солнца, ведь они сгорали, но пламя не давало жара. Так или иначе, если исходить из магической классификации естественного и неестественного Маркуса Эталайского, упыри относятся к классу нежити, но к отдельному подклассу, который имеет также много общего с классом андедов и некролюдов и классом людей.

— Ты забыл упомянуть вампиров, — сказал Алесандр, подавивший в себе желание достать с полки «От упыря Дикого к упырю Высочайшему. Удивительные метаморфозы нежити» и тщательно проверить слова аспиранта.

— Не забыл. Во времена Маркуса Эталайского Роланская империя еще не завоевывала восток так рьяно, как в более поздние века, и с вампирами, а точнее вэамперанами[6], этот великий маг и ученый знаком не был и не внес в свою классификацию. Впрочем, ошибку исправили его верные ученики и этим на долгое время отравили жизнь Долинам. Если варварские короли спокойно уживались с вампирами, даже не подозревая, что их можно путать с упырями, то, лишь пока Гроссмейстер Ордена Убоговской Дюжины не посетил пять Долин и не опубликовал свои заметки, роланцы упорно стремились истребить вампиров, не совсем понимая, почему на помощь ужасным не-живым кровососам встают и Ночные Леса, и Дирендагатан, и гномы Гебургии, и даже одно из племен Восточных степей. Впрочем, когда Повелитель Долины Касаната без поддержки эльфов, гномов, орков и восточных королей разбил Тринадцатый Легион и баронские дружины в самый разгар дня, когда солнце было в зените и на небе не было ни облачка, роланцы окончательно убедились, что с этими «упырями» что-то не так.

— Однако в исправленной и дополненной классификации класс упырей соотносится и с классом вампиров, — заметил Архиректор.

— Я думаю, это заблуждение, которое со временем будет исправлено. У упырей больше общего с людьми, чем с вампирами. И сам факт того, что Живущие в Ночи потребляют исключительно человеческую кровь в качестве как живительного, так и регенеративного и отчасти алкогольного напитка, лишь подтверждает это.

— Вампиры тоже способны пить кровь, — возразил Алесандр, решив поддержать главу.

— Люди тоже способны на это. Будучи студентом, я иногда даже подумывал, что экзаменаторы способны высосать из меня кровь не хуже упыря, — смело ответил Уолт.

— Но в отличие от людей вампиры способны использовать кровь для восстановления и усиления, — настаивал боевой маг.

— Заведующий кафедрой магии крови тоже на это способен. — (Эвиледаризарукерадин хмыкнул, услыхав такой аргумент.) — Однако, как и вампиры, заведующий для этого использует кровь любого живого существа и только в особых случаях. Магия крови требует громоздких ритуалов, а укус вампира — сложное преобразование его организма, на которое не всякий вампир способен. Упыри же пьют только человеческую кровь для своего существования, и это может делать любой Живущий в Ночи. Прочая кровь для них — неприятный напиток. И только люди способны становиться упырями и обладать их качествами. Что говорит, что они более близки друг к другу, чем кажется.

— Молодой человек, если так пойдет и дальше, вы можете сказать, что упыри произошли от людей, — с улыбкой заметил Архиректор.

— Возможно, я займусь доказательством этой мысли после защиты диссертации, — серьезно ответил Намина Ракура.

— Боюсь, у вас будут проблемы с жречеством и священнослужителями многих вер, — заметил Архиректор.

— Когда Ролан и Ромал сжигали своего младшего брата Ротана, посмевшего заявить, что при строительстве нового города и государства магия поможет им лучше Бессмертных, они, видимо, не подозревали, что со временем Роланская империя будет держаться только за счет развития магических знаний и технологий, а не помощи жрецов и священнослужителей.

— Роланской империи это все равно не помогло, — заметил Алесандр, безмятежно рассматривающий ногти, но и гордо поглядывающий на Эвиледаризарукерадина.

Архиректор понимал его гордость. Таких аспирантов, с виду спокойных, но самоуверенных и горящих желанием проверить знания о мире как ни на чем не основанные гипотезы, у него не было. Впрочем, во время учебы сам он особо не блистал, зато теперь занимал кресло, желанное для большинства задниц Школы Магии.

Но почему-то Алесандру он завидовал. Слегка. Но завидовал.

— Не помогло, — кивнул Уолт. — Эти самые жрецы и священнослужители постоянно мешали магам развивать свои Искусства и Заклинания. Даже боевую магию, хотя роланцы постоянно воевали с соседями со всех сторон света.

— Молодой человек, да вы почти утверждаете, что падение Ромала и развал Роланской империи под натиском орд северных варваров были чуть ли не благом для магии?

— По крайней мере, с тех пор жречество мешает ей меньше в Серединных Землях, — пожал плечами молодой маг.

Архиректор улыбнулся. С этим трудно было не согласиться. Тысячи и тысячи варваров шли на Вечный Город, обогнув Мидгардополис, Черную империю и Эквилидор, страны, которые до этого служили своеобразным забором между землями Вечного Города Ромала и Северными Территориями. Роланская империя только отошла от смуты времен Пятилетней войны, и ее Легионы терпели поражение за поражением. Боги Роланской империи в большинстве случаев не отзывались, а те, которые отзывались, лениво бросали во вторгающихся сотню-две молний и исчезали. Кое-где имперцы держались, обратившись за помощью к убогам, однако варвары превзошли роланцев своей жестокостью и дикостью настолько, что убоги восхитились и предложили диким племенам свою помощь в истреблении и порабощении заносчивых роланцев.

А затем пал Вечный Город Ромал, Город Городов, и империя развалилась.

И магам стали меньше мешать. Это правда. Сплетенные по рукам и ногам сотнями законов и предписаний роланского права и законодательства, волшебники мало что могли себе позволить в условиях слияния религий с государством. Жрецы ревниво оберегали область чудотворного, удивительного и трансцендентного, видя в чародеях заклятых противников. Неудивительно, что многие маги уезжали из Роланской империи на Восток, а бывало что даже на Юг.

Так что после развала Роланской империи магам стало легче работать. Это с правовой и институциональной точек зрения. С точки зрения материальной базы и этических принципов дела обстояли похуже. Но маги стали свободнее как маги.

И здесь Уолт Намина Ракура был прав.

— Упыри произошли от людей, жрецы, а возможно, если следовать вашим рассуждениям, и сами религии мешают магии… Опасные мысли, молодой человек. Услышь их священники Верховного Пантеона — вас бы немедля принесли в жертву.

— Что ж, для меня, значит, является удачей, что жрецы грызутся нынче больше друг с другом, чем с нами, — сказал Уолт и улыбнулся.

— Молодежь часто бросается громкими фразами, желая перевернуть мир, — сказал Архиректор, готовясь к последнему вопросу. Впрочем, Эвиледаризарукерадин был уже уверен, что Алесандр сделал правильный выбор.

— Молодежь чаще повторяет громкие фразы прошлых лет, даже не подозревая, что за банальность или глупость она теперь говорит, — ответил Уолт и ухмыльнулся. Намина Ракура отлично знал, что такого рода фразы безотказно действуют на опытных и пожилых магов.

Архиректор, как и ожидалось, благостно улыбнулся:

— Вернемся к упырям. Что ты знаешь о современной жизни упырей, а конкретнее — о Лангарэе?

— Государство упырей создано сто двадцать лет спустя после развала Роланской империи на юго-западе Серединных Земель, — подумав, ответил Уолт. — Кажется, там был спор между местными человеческими феодалами и гномьим королевством за территорию, которую упыри и захватили. Согласно легенде, Одиннадцать Самых Великих упырей, своего рода Упыри-над-упырями, создали Купол, отгородивший магической завесой весьма внушительные земельные и лесные наделы. Разумеется, ни люди, ни гномы не порадовались новому соседству. На упырей насели с двух сторон, гномы вроде заключили военный союз с арахнотаврами, но упыри оказались упорными и даже неожиданно разбили гномьи хирды до подхода арахнотавров. Затем они сдержали натиск людей огромной кровью с обеих сторон, а затем заплатили людям денег. Это было как гром среди ясного неба — Живущие в Ночи платят дань, чтобы их не трогали. Люди на время успокоились и прикрыли упырей от гномов. А упыри тем временем подготовили хорошо тренированную и дисциплинированную армию, почти целиком состоящую из упырей Среднего и Высшего рангов. Откуда взялось такое количество весьма быстро эволюционировавших упырей — неизвестно. С тех пор воцарился относительный мир, поддерживаемый возросшей военной силой упырей. А потом Живущие в Ночи открыли Купол для прохода крестьян и даже горожан, когда на северо-востоке разразилась чума, не затронувшая лишь одно место — Лангарэй. После этого государство упырей признали некоторые Роланские королевства и некоторые другие народы. Кажется, они ведут торговлю с ними железом, солью и зерном. Еще упыри разделены на несколько десятков кланов по принципу Силы Крови. Ну вот, кажется, и все, — неуверенно закончил Уолт, соображая, ничего ли он не забыл. Да нет, все, что знал, сказал.

— Позволю заметить, что вы забыли тот факт, что согласно Уставу Школы Магии упырям запрещено как обучаться в Школе, так и получать магические консультации от руководства, преподавателей и учащихся Школы, — потирая нос, сказал Эвиледаризарукерадин.

— А… — смутился Уолт. — Ну, это так очевидно, что я об этом даже не подумал.

— Дело в том, Уолт, что в действительности не все так просто, — вздохнул Архиректор. — Эту уступку в запрете нам пришлось сделать для Конклава[7], подчиняясь его Номосу. Сейчас ты услышишь нечто такое, что не должно выйти за пределы этой комнаты, а в случае чего — исчезнуть из твоей памяти.

Уолт нахмурился. Только сейчас он заметил, что Алесандр вертит в левой руке небольшой декариновый пятиугольник. Можно рискнуть и при главе и завкафедрой боевой магии сплести заклятие Познания, но недавние лекции Намина Ракура и так помнил. Кристалл Вирас. Накладывает и усиливает Заклинание Отвлечения. Каждый, кто сейчас думал об Архиректоре, Алесандре и даже Уолте, мгновенно забывал о них и начинал размышлять о второстепенных мелочах. Заметив это, Магистр готов был поклясться, что кабинет Алесандра наверняка окружен Туманом Глухоты и Шумом Слепоты, двумя мощными заклятиями, противодействующими подслушиванию и подсматриванию.

— Понимаешь, Уолт, на самом деле Школа давно и плодотворно сотрудничает с Лангарэем, а точнее, с некоторыми упыриными кланами.

— Ага… — только и сказал Уолт.

Впрочем, чему удивляться? Маги — существа весьма и весьма прагматичные, готовые даже на сделку с Владыкой Нижних Реальностей, если их что-то заинтересует.

— Школа оказывает Лангарэю определенные магические услуги и совершает обмен… знаниями. — Архиректор, как ни странно, выглядел смущенным. — Школа сообщает о последних разработках в теории волшебства и дает Живущим в Ночи определенный класс свитков с Заклинаниями на изучение. Как ты можешь понять, — глава легко перешел на «ты», — это совершается не бесплатно. Живущие в Ночи оплачивают наши услуги золотом и драгоценными камнями. — Архиректор сделал паузу, ожидая реакции Магистра.

— О! — оригинально высказал свою точку зрения Уолт.

— Дело в том, что в Школе Магии недостаточно средств на проведение огромного количества энергоемких экспериментов и закупку нужных для обучения и экспедиций материалов. Знаешь, сколько волшебных палочек ломается за первые полгода только на одном потоке? Пять сотен. Только подумай, Уолт, пять сотен волшебных палочек из дорогого Древа друидов! Наши спонсоры и поступающие на контракт студенты выделяют деньги не для того, чтобы мы каждые полгода покупали нескольких тысяч новых палочек. Все эти императоры, короли, герцоги, бароны, купцы, цеха, мануфактурии, зажиточные крестьяне, жрецы и их чада — все они только пожмут плечами и предложат делать волшебные палочки из березы. Они ведь требуют отчеты за перечисленные нам деньги. Бухгалтерия Школы Магии — вторая после Ректората, если не первая, сила Школы Магии, благодаря которой Школа еще на плаву. — Архиректор снова почесал нос. — Деньги, которые не проходят по нашим финансовым отчетам, позволяют Школе быть автономной и независимой от чьей-либо воли. Знаешь, Уолт, сколько раз Эквилидор пытался нас подмять под себя? Впрочем, тебе это знать ни к чему. Надеюсь, ты не будешь возмущаться, что эти золото и драгоценности осквернены кровью невинных жертв упырей и потому должны быть с негодованием отвергнуты?

— Не буду, — медленно ответил Уолт. — Золото королей и всех остальных полито кровью невинных в не меньшей степени… Я понимаю, что этот разговор об упырях — преамбула к тому делу, которое вы хотите со мной обсудить? — уточнил Намина Ракура. Чего гадать? Ему хотят предложить нечто идущее вразрез с Уставом Школы Магии. А в случае отказа (ему уже намекнули) его ждет определенная операция на его памяти.

Да, а ведь качественных заклятий Стирания Знаний так и не создали. Сотрут вместе с этими посиделками в кабинете Алесандра Генр фон Шдадта еще что-нибудь, например, кто он такой и что умеет. М-да…

Уолт предпочитал, чтоб к нему в голову никто не лазил. И не только потому, что беспокоился, что руководство и преподаватели узнают, кем он их считает и каковы его планы по захвату власти в Школе. Имелись причины, по которым Уолт Намина Ракура совершенно не хотел, чтобы кто-то имел доступ к его воспоминаниям.

— Вижу, ты хочешь сразу перейти к делу. Это хорошо. Не будет лишних соплей и пафосной, никому не нужной лжи. — Архиректор посмотрел Магистру прямо в глаза. — Есть Договор. Он не запечатлен ни на бумаге, ни в кристалле, ни в Астрале. Он целиком и полностью устный. Как говаривали в древности: «Сказанным словом надеемся на вечность». О нем рассказывают каждому магу, вступившему в должность Архиректора, и каждый раз новый Архиректор должен решать, поддерживать этот Договор или нет. Суть Договора проста: в случае крайней нужды и необходимости Лангарэй может попросить Школу Магии, сохраняя все в тайне, о помощи в лице ее боевых магов, оплатив эту помощь в двадцатикратном размере от обычной платы за услуги. Эта сумма — огромна.

— И какова же она? — уточнил Уолт.

Архиректор сказал.

Уолт едва сдержался, чтобы не присвистнуть.

Алесандр присвистнул.

— Ого! — сказал боевой маг. — С такими деньгами я бы мог…

— Я решил Договор поддержать. — Эвиледаризарукерадин прикинулся смущенным и почесал нос. — Живущие в Ночи еще ни разу не просили осуществить Договор, и я посчитал его пустой формальностью, которая только подтвердит добрые намерения обеих сторон.

— Кажется, я уже догадался. — Уолт поймал себя на том, что его руки непроизвольно тянутся к носу, и одернул себя. — Упыри потребовали реализовать Договор?

— Полтора часа назад я принял сообщение через Астрал, — сказал Архиректор. — Меня просили срочно прислать в Лангарэй боевого мага. Половина той суммы, которую я вам называл, уже была переправлена в сокровищницу Школы с помощью одноразового портативного телепортатора, который мы им продали. Похоже, Живущие в Ночи крайне обеспокоены.

— И вы хотите, чтобы боевым магом, который отправится к упырям, стал я? — спросил Уолт.

— Верно, — кивнул Архиректор, а следом за ним и Алесандр. — Из возможных кандидатур ты подходишь больше всего. Почему — времени объяснять нет. Скажем так — лучших мы трогать не можем, худшие нам ни к чему, а из оставшихся — ты достойнее всех.

— А если я откажусь?

— Ты вправе так поступить. — Архиректор вздохнул. — Но нам придется стереть твою память и на всякий случай отчислить из Школы, чтобы ненароком не создать ненужных ассоциаций и случайно не восстановить твои воспоминания.

Выбора ему не оставляли. Хоть глава и выглядел дружелюбным, но этот проживший триста с гаком лет полуэльф выглядел бы дружелюбным, отправляя собственных родителей на эшафот. Высшее руководство магического заведения заставляло магов становиться жесткими, решительными и никогда не подавать милостыню. Нет сомнений: откажись Уолт — и прощай память и Школа…

— Я имел в виду, кто был бы следующим, если бы я отказался? — сказал Уолт.

— Алесандр? — Архиректор глянул на боевого мага.

— Думаю… да, уверен, это был бы Бивас из Олории. Хотя он классом ниже, чем Уолт.

— А если бы и он отказался?

— Он бы не отказался, — уверенно заявил Алесандр. — Он из Масконии, а они там все… слегка не в себе.

«С придурью и с гвоздем в заднице», — перевел Уолт.

Да, Бивас, потомок разорившегося дворянского рода, согласился бы. Он давно мечтает о приключении и завидует Уолту, который участвовал в Закрытии Прорыва. Точно согласился бы, даже если бы не был уверен в своих силах. Но он уверен в них всегда и заявляет, что если у него иссякнет Сила, то у него наготове чудесный рецепт бальзама его матушки, полученный ею от бродячих хобгоблинов, который восстановит что угодно. Бивас рассказывал, что отец сначала жаждал отдать его в Школу Меча, чтобы сын обучился воинскому мастерству и искусству фехтования и занял бы достойное место при дворе олорийского государя, но в Школу Меча Биваса не взяли, когда он не прошел какой-то странный цветовой тест. Вместо обучения в цитадели военного искусства всех Серединных Земель ему посоветовали поступить в Школу Магии, объяснив, что у него имеются задатки к волшебству. К сожалению, особо проявить свой задиристый масконский характер в Школе, где преподаватели за косой взгляд могли с тобой на выходные отправиться на рыбалку, предварительно превратив в червя, Бивас не мог и потому постоянно сбегал с пар в окрестные деревни подраться с сельскими парнями. Правда, ближайшая деревня находилась за сорок километров от Школы Магии, и Бивас неизменно прибегал туда страшно уставшим и без сил. Однако энергия позадираться у него еще оставалась, и потому обратно в Школу он приползал весь избитый, но довольный. Так продолжалось до тех пор, пока Бивас не изучил телепортационное заклятие и магию пульсаров. Первая же после этого разборка с сельскими парнями заставила последних задуматься о поездке в далекие края с целью женитьбы и ведения хозяйства, а Бивас на время успокоился. Но предложи ему отправиться в Царствие Ночи — и масконец согласится не раздумывая.

А Уолт с покореженной памятью пойдет в противоположную Школе Магии сторону. На ближайшие несколько сотен лет в планы Уолта подобное не входило. А это значит что? А это значит…

— Я согласен, — сказал Уолт. — Надеюсь, мне компенсируют моральные затраты?

Алесандр криво усмехнулся.

«Радуйся, если тебе стипендию поднимут на десять серебряных», — перевел Уолт.

— Не беспокойся. — Архиректор улыбнулся. — Разумеется, ты получишь по заслугам. — Осознав, что последняя фраза прозвучала как-то зловеще, Эвиледаризарукерадин поспешил добавить: — Как исполнитель ты получишь одну десятую часть оплаты за Договор.

Вот тут Уолт присвистнул. А Алесандр шумно вздохнул.

— Не припоминаю, чтобы так платили даже за Закрытие, — недоверчиво сказал Уолт. — Упыри что, чего-то с богами не поделили? А мне вместо них придется быть мальчиком для битья?

— Нет, не думаю, что все так серьезно. Мне подробностей не сообщили. Скорее всего тебе все объяснят на месте. Но вряд ли тебе придется выходить в Безначальное Безначалье Безначальности. Правда, ты едва ли это сможешь. Просто Договор не совсем законен в рамках Устава, и, получая такую часть суммы, ты вместе со мной и уважаемым Алесандром Генр фон Шдадтом будешь считаться таким же нарушителем Устава. Мы станем соучастниками. Будешь на одном уровне с главой Школы Магии. Как тебе это?

— Замечательно. — Уолт сделал вид, что объяснение его устроило. — И когда готовиться к отправлению?

— Прямо сейчас, — огорошил его Архиректор. — Не делай такое удивленное лицо. Дело срочное, а мы и так уже потратили полтора часа. Портал в нужное место в Лангарэе для меня открыть не составит труда.

— И я вот так вот, без снаряжения, — растерянно пробормотал Уолт.

— Почему же? Уж не считаешь ли ты нас извергами или, прости тебя боги, неразумными? Алесандр, покажи, что ты там приготовил.

Боевой маг пошевелил пальцами правой руки, воздух рядом с ладонью застеклился, и из ничего возник пояс с рядом прикрепленных к нему небольших туб, в которых обычно хранятся Свитки, и походный мешок.

— В мешке сменная одежда, эликсиры и кое-какая еда, — объяснил Алесандр. — На поясе — боевые заклятия. Время разобраться с ними, думаю, у тебя будет. Я все хорошо продумал, вряд ли что-то упустил.

«Вот такие фразы означают, что именно то, что нужно, и упущено», — подумал Уолт.

— Я бы не отказался от меча, — сказал Магистр, принимая мешок и пояс из рук боевого мага.

— Меча? — Алесандр переглянулся с Архиректором. — Я бы не удивился, если бы ты попросил посох, но меч…

— Я неплохо фехтую. Вдруг пригодится.

— Не совсем понимаю, зачем боевому магу меч, — сказал глава. — Вроде бы вы обучаетесь овладению чистыми деструктивными структурами Силы, а не фехтованию.

— Меня учили в райтоглорвинском храме. Мне кажется, что с мечом я буду чувствовать себя увереннее. К тому же, — Уолт приосанился, — с мечом я выгляжу более крутым.

— Хорошо, — усмехнулся Эвиледаризарукерадин. — Не будем разводить пустых споров. Алесандр, помню, ты любил держать при себе Острый Запас. Может, поделишься с парнем?

Боевой маг пристально посмотрел на Уолта и молча протянул ему правую руку. Перед раскрытой ладонью вдруг закружился слева направо эннеариновый круговорот размером сантиметров в тридцать, слабо запахло апельсинами.

— Засунь руку в Запас и подумай о том, что тебе надо. Оружие само появится, — пояснил Алесандр.

Уолт медленно коснулся круговорота. Прикосновение почему-то вызвало сравнение со свежим постельным бельем. Воронка внезапно начала засасывать руку. Намина Ракура глянул на Алесандра, но тот был спокоен. Резко опустив руку в Запас, Уолт сразу же почувствовал в ладони рукоять. Он тут же потянул ее на себя и вытащил длинный тонкий меч в ножнах на спину.

— Неплохо, — одобрил боевой маг. — Убийца Троллоков. Отличный баланс и острейшая заточка. Прекрасные руны на клинке. Смотри не порежься.

— Не порежусь, — пообещал Уолт, наполовину вытащив меч из ножен и рассматривая его.

— Теперь все? — нетерпеливо спросил Архиректор. — Приготовься, я открываю портал.

Уолт торопливо надел ножны, положил пояс со Свитками в мешок и перекинул его через плечо. Глава Школы дождался, когда он закончит, а потом просто щелкнул пальцами. Для мага его уровня можно было обойтись даже без этого, хватило бы и мысли, но, видимо, Архиректор этим щелчком как бы предупреждал Уолта — вот и все.

Портал открылся в самом неожиданном месте — прямо под ногами Магистра. Не успев даже удивиться, Уолт провалился в зияющий октарином провал.

Глава четвертая МАГ И УПЫРИ

Каждый, кто проходит сквозь портал, межпространственный переход ощущает по-разному. Для одних это полет по залитому светом туннелю. Для других — странствие по лабиринту. Для третьих падение в бездонную бездну. Кому-то кажется, что он умирает, и он, зритель в задних рядах, видит всю свою жизнь, будто в театральной постановке. Кто-то слышит странные вопросы, которые иногда задает себе же сам. Кто-то встречает двойника, пока не понимает, что двойник — это он и есть, настоящий. Некоторые общаются с духами давно умерших смертных, а некоторые с духами тех, кто умрет в будущем. У кого-то мутнеет в голове, а у кого-то сознание делается чистым, точно родниковая вода. Кто-то, проваливаясь в зеленую ледяную темноту, дрожит от холода, мечтая о жарких банях Востока. Кто-то, окутанный огненными покровами, изнывает от жары, желая попасть в прохладу Севера. Некоторые испытывают ощущения, будто их потрошит сумасшедший доктор, медленно и не спеша полосуя внутренности скальпелем. Кто-то встречает непонятных личностей, задающих загадки, а иногда требующих погадать им по отсутствующим рукам. Кто-то встречает богов, кто-то убогов, а кто-то вообще мельком заглядывает в Тартарарам, где томятся титаны. Некоторым мерещатся ослепительные[8] красавицы. Некоторым — знойные красавцы. Кто-то вспоминает смех, печаль, торжество. Кому-то не хватает воздуха. Кто-то от избытка кислорода сам не свой. Другие попадают в момент перехода в места, которых не может быть и в которых они не могут находиться, — но эти места есть и они там находятся.

Некоторые вообще испытывают все одновременно.

Уолт Намина Ракура привык путешествовать сквозь учебные порталы, которыми была оборудована Школа Магии, но то были много раз проверенные и перепроверенные порталы. Порталы Высшей Магии ему раньше не доводилось использовать, хотя теоретически его нынешний чародейский уровень позволял сформировать и контролировать Силу для портала в рамках Серединных Земель. Впрочем, чисто теоретически. Работа с Заклинаниями Высшей Магии требует опыта в чародействе, а опыт, как известно, приходит только с возрастом и ошибками.

Нынешний межпространственный переход воспринимался Магистром как подъем по винтовой лестнице. Ноги его двигались независимо от воли, поднимая Уолта к сверкающему кругу наверху, ну а на самом деле что происходило, Уолт не знал. Теория метапорталов, которую недавно начали разрабатывать на факультете теоретической магии, пыталась рассмотреть переходы как остатки мыслей Тварца[9], некогда пронзающих Большую Вселенную от Миров Диссипации во Владениях Хаоса до Миров Суперсимметрии во Владениях Порядка. При этом маги, создающие эту концепцию, разбились на два противоположных лагеря: сторонников «теории согнутого листа» и сторонников «теории слоеного пирога».

— Вот смотрите, — говорил студентам сторонник «листа», доставая чистый лист бумаги из воздуха. — Представим, что этот лист — пространство, разделяющее точку А — верхний край, от точки Б — нижнего края. Чтобы добраться от А до Б, требуется время. Но вот теперь… — Маг складывал лист пополам, так, чтобы его края касались друг друга. — Как видите, возможен и такой вариант: не двигаться самому, а соединить точки А и Б. Мысли Тварца и действовали по такому принципу, сжимая пространство и делая его неразличимым для него.

— Вот смотрите, — говорил студентам сторонник «пирога», доставая чистый лист бумаги из воздуха. — Этот лист то, что находится в головах балбесов, которые считают, будто у Тварца в его Всемогуществе и Всенаходимости была необходимость сжимать пространство для своих мыслей. Идиоты! — После этого маг рвал лист в клочья и наколдовывал на демонстрационный стол перед собой слоеный пирог. — На самом деле мы имеем не одно расстояние от точки А до точки Б, а множество точек А, то есть А1, А2, А3 и так далее, вектор которых направлен к Б, и множество точек Б, вектор которых направлен к А. Точек может быть бесконечно много, как бесконечна сама материя, созданная Тварцом, что хорошо показал Нонез в своих апориях «Пиво», «Пьяница» и «Насильник»[10]. Математически говоря, переменная величина никогда не может достигнуть своего предела, ибо, как бы она ни была велика, между нею и превосходящим ее по величине пределом всегда остается целая бесконечность еще больших, чем она, величин. Иначе говоря, наша реальность представляет из себя множество слоев пространства. Вот например, как в этом пироге. — Маг гордо указывает на кондитерское изделие. — Но видите ли, чтобы пирог был совершенен, все его слои должны пропитаться кремом, от самого верхнего до самого нижнего. Крем проникает сквозь слои и расползается между ними. Так и мысли Тварца охватывали собой все миры и проникали в каждый, объединив их в совершенную систему, оставив нам свой след, который теперь как бы существует как отдельное пространство между пространствами, соединяющее своей структурой все точки и векторы во всех мирах и между ними. И это пространство-крем проникает во всю бесконечность пространств-слоев, поскольку оно само бесконечно!

— Крем у них вместо доказательств! — бурчали в ответ сторонники «листа». — Бесконечность может быть бесконечной, но и она должна быть определенным типом бесконечности. Поэтому и о бесконечных пространствах нужно говорить только исходя из учения о бесконечных множествах с теми или другими типами их упорядочения. Ведь тот путь и то время, которые необходимы для достижения насильником жертвы, представляют собою бесконечную последовательность отдельных убывающих отрезков, но упорядоченную определенным образом. Отсутствие первого или последнего момента такой последовательности относится только к ее представлению как конечной, представление же ее вначале бесконечной, но упорядоченной определенным образом вполне совмещает прерывное построение этих отрезков с их непрерывным протеканием. Пространство — это в первую очередь цельность, а не множество. И потому глупо говорить о пироге как совокупности пространств. Здесь надо говорить именно о листе, как целом и отдельном пространстве. И потому мысли Тварца стягивали места в пространстве друг к другу — мысли как целостности взаимодействовали с другими целостностями, но все это происходило вне временных рамок и метрик.

— Да пошли вы! — немедленно реагировали приверженцы «пирога».

— Пошли вы сами! — поддерживали новый уровень научной дискуссии адепты «листа».

Кто из них прав — точно не знали, по всей видимости, и сами исследователи метапорталов. Уолту же почему-то казалось, что ошибались и те и другие.

Винтовая лестница закончилась, и в лицо Уолта ударили потоки света. Он прищурился, наблюдая, как со всех сторон начинают расти тени, отражаясь от Магистра, как они отрываются от основы и начинают приближаться к нему, как они падают на него, отправляя…

Отправляя…

Уолт моргнул.

Переход закончился.

Только теперь ему стало понятно, что весь путь проходил в полной тишине, даже без эха его шагов. Потому что первое, что он почувствовал, вернувшись в обычную метрику реальности, было тянувшееся песнопение на языке, которого Уолт не знал. Хотя песнопение очень напоминало унылые молитвы голубокожих райтоглорвинов в храме Грозного Добряка, в котором Уолт весьма скучно и нудно проводил время.

— Добро пожаловать в Лангарэй, господин маг.

Уолт глянул на говорившего. Это был среднего роста парень в камзоле и широких, по моде Завидии, штанах с полосками ниже колен. То, что он Живущий в Ночи, выдавали бледность лица и выделяющиеся на этом фоне пурпурные губы. В остальном он сильно напоминал обычного человека лет двадцати восьми, что означало, что ему уже могло перевалить и за сотню. Кипа спутанных черных волос на голове почему-то делала его похожим на Безумного Профессора, призрака с кафедры потусторонней магии.

— Мое имя Понтей Нах-Хаш фан Сива, — представился Живущий в Ночи. — Благополучно добрались?

Почему-то большинству смертных, которые никогда не использовали порталы, подобные путешествия представлялись непринужденной вечерней прогулкой перед чашечкой черного чая. На самом же деле даже малейшая ошибка в использовании порталов грозила серьезными последствиями. Нет, не то чтобы, войдя в портал в одном месте, вы выходили в другом только половиной тела; бывали случаи, что мужчина после межпространственного перехода обзаводился тремя роскошными грудями и двумя дополнительными ногами, а женщина — годовалым ребенком, четко зная, что это ее дитя, несмотря даже на то, что она оставалась девственной.

— О, это было нечто, — отозвался Уолт. — Как-нибудь при случае надо будет повторить. Я — Уолт Намина Ракура. Боевой маг.

— Приятно познакомиться с вами, — поклонился упырь.

«Ага, приятно, как же, — подумал Уолт. — Не случись у вас тут беда, я бы тебе был приятен разве что в качестве закуски».

— И мне тоже, — честно смотря упырю в глаза, ответил Магистр.

Упырь даже не моргнул.

— Ну, так что тут у вас произошло? — решив, что он не дипломат и уж тем более не резидент, Уолт сразу перешел к делу. Чем быстрее он разберется и вернется обратно в Школу Магии, тем лучше.

То, что его послали на это задание, Уолту Намина Ракуре было не по душе. Если где-то существовал бог, получающий подпитку от людей, мрачно ненавидевших начальство, то сейчас от Уолта он приобретал прямо-таки титанические волны энергии.

— Вы так резко переходите к делу, — улыбнулся Живущий в Ночи.

— Ну, мы не на Дальнем Востоке, чтобы расписывать красоту распустившегося лотоса в шестидесяти строфах, перед тем как побриться, — парировал Уолт. — Мне говорили, что дело срочное и не терпит отлагательств. Не станем же мы сначала устраивать здесь долгие беседы о принципах магии, которую я буду использовать?

Кстати, «здесь» — это где?

Уолт огляделся.

Ага, точно. Круглая комната с октограммой на полу и пентаграммой на потолке. В центре октограммы руны Edas, Sheena и Samon — вместе начерченные Пишущим руны, они образуют Котел Силы, Заклинание, которое концентрирует в себе собирающиеся в комнате магические потоки. В центре пентаграммы руны Tafas и Urania. Они образовывали Столб Энергии, Заклинание для направленного луча, вокруг которого собираются магические поля. Окон нет, дверь из металла. Типичная комната для портала, словно сошедшая с картинки учебника. Интересно, сколько за это Школе Магии заплатили Живущие в Ночи?

— Не станем, — краем уха Уолт услыхал ответ Понтея. — Но прежде чем я полностью введу вас в курс дела, нам следует отправиться за остальными членами команды.

— За остальными?

— Да, — кивнул Понтей и поспешил добавить: — Только не думайте, что мы подвергаем сомнению ваши умения и знания. Мы не сомневаемся, что ваше владение Силой превосходно, а познания в сфере Высшей Магии такие же, как у Великих Магов.

«Гм… — подумал Уолт, аспирант второго года обучения, который только-только начал изучать Заклинания Высшей Магии, и тут его осенило: — А ведь он думает, что им послали не абы кого, а умудренного возрастом и сединами старикана, с помощью заклятий поддерживающего свою молодость. Интересно, он вообще подозревает, что Школа может схалтурить?»

Понтей еще раз поклонился, и Уолт понял — нет, не подозревает.

«Ой-ой-ой…»

— Просто обстоятельства сложились так, что мы думаем, небольшая помощь с нашей стороны вам не помешает. Извините, если вас это оскорбляет. — И снова поклон.

— Ну ладно, хватит. — Уолт поправил мешок и ножны. — Оскорбляться я пока не буду, не вижу для этого причин. Вы здесь хозяева, вам и решать, что делать.

«Разве что я против того, чтобы вы решали, под каким соусом подавать меня».

— Тогда следуйте за мной. — Живущий в Ночи с явным облегчением повернулся к двери, заставив Уолта гадать, с какими склочными магами упыри имели дело до него.

Они вышли из комнаты и попали в коридор, освещенный свечами. Уолт пригляделся. Свечи были дорогие, с фитилем из жил ырмаков, и вся эта иллюминация должна была стоить немалых денег. Зачем она упырям, которые в темноте видят лучше кошек и гоблинов? Или это они для него расстарались? Вряд ли, большая часть свечей выглядит так, будто их давно используют.

— Сейчас мы находимся в Храме Ночи, который принадлежит клану Сива, — принялся рассказывать спутник Магистра, заметив его заинтересованный взгляд. — Он находится под землей, и в нем, согласно заветам основателя клана, постоянно должен быть искусственный свет как напоминание о свете настоящем. Свет должен быть как можно ближе к естественному, поэтому мы используем дорогие свечи, а кое-где даже ставим светильники.

«Да, у этих упырей золото имеется…» — подумал Уолт. В Эквилидоре, например, волшебные лампы, испускающие свет без огня, стоили огромных денег, и даже не все аристократы или зажиточные купцы и цеховые мастера могли их себе позволить. В остальных Серединных Землях, да и вообще в Равалоне, дело вряд ли обстояло иначе.

— Прошу сюда. — Понтей указал на неприметную, скрытую в плохо освещаемом закоулке дверцу. Раскрыв ее, он отступил, пропуская Уолта вперед.

Магистр, хмыкнув, пошел первым.

Помещение, в котором он оказался, было побольше портальной комнаты и без всяких магических прикрас. Вместо них здесь было огромное колесо, обвитое цепью, с выступами на краях, чтобы его можно было вертеть, и два одноголовых огра в набедренных повязках, бухнувшихся на колени, когда следом за Уолтом в помещение вошел Понтей.

«Гм, вроде они его не боятся. Неужто уважают? А меня, получается, не боятся, не уважают?»

Понтей сказал пару гортанных фраз на языке, которого Уолт не знал. Упыриный? Может быть. А может, и огрский. Изучить его Уолт как-то не сподобился.

Огры бросились к колесу и завертели его. Под грохот механизма кирпичи левой стены начали расходиться. Магистр уловил отблеск магического поля, однако Живущий в Ночи стоял неподвижно, а огры продолжали крутить колесо, и, видя, как напрягаются их мускулы, Уолт подумал, что, выполняя такую тяжелую работу, особо не поколдуешь.

Стена полностью раздвинулась, и Понтей с Уолтом пошли дальше. Дальше оказалась пещера с бурной рекой ровно посередине. Везде толкались сталактиты. Стена сзади стала закрываться, и снова Уолт уловил колдовство. Повернувшись, он посмотрел на стену: со стороны пещеры она выглядела как обыкновенная пещерная, с выщерблинами и наростами.

— Понятно, — сказал Уолт. — Сращивание Камней. Как только механизм возвращает кирпичи на место, здесь моментально нарастает слой камня, и найти, где проход, невозможно, потому что он открывается только с внутренней стороны.

— Вы превосходный маг, — с восхищением сказал Понтей. — После того как маги вашей Школы поставили нам это Заклинание, ни один наш чародей не смог обнаружить проход.

— У вас есть волшебники? — насторожился Уолт.

Если у Живущих в Ночи есть собственные маги, зачем им маг Школы? Количеством можно побороть качество, и шесть-семь сотен деревенских колдунов, создав Круг, просто затопят общей возросшей Силой даже гениального мага. Чего же упыри темнят?

— Есть, — ответил, не подозревая подвоха, Понтей и тут же развеял сомнения Уолта: — Правда, все они выходцы из клана Сива и по таксономии Конклава ни один из них не превышает третьего уровня.

«Понятно. Третий уровень. Круг им не составить и боевыми Заклинаниями, тем более не овладеть. Вот почему они готовы платить такие суммы Школе. Без собственных магов ни одному государству в наше время не выжить».

— Однако у нас в клане есть смертный, который способен оперировать Силой на девятом уровне.

— Даже так? — с возросшим подозрением сказал Уолт. — И кто же он?

— Это я. — И упырь снова поклонился. — К вашим услугам.

«А я и не заметил, — мрачно подумал Магистр. — Если не врет, понятное дело».

— Но и я, к сожалению, мало что могу, — вздохнул Понтей. — В основном психомагия, Четвертый уровень Стихийной, седьмой уровень магии крови, только в теоретическом ее аспекте, и немного разбираюсь в предметной магии. Без хороших наставников обучиться самому невероятно сложно. Впрочем, — спохватился Живущий в Ночи, — я извиняюсь. Нам нужно продолжать путь.

Они подошли к берегу реки, шум которой усиливался по мере приближения к ней. Понтей дотронулся до верхушки одного из сталактитов, и тот начал наливаться желтым цветом. Потом сталактит полностью погрузился в пол пещеры, а из воды поднялась лодка с фигурой на носу.

«Опять магия Земли, — подумал Уолт. — Что, у них здесь одни земные маги работали?»

— Пещеры и река соединяют между собой все Храмы Ночи в Лангарэе! — крикнул Понтей, стараясь перекрыть шум реки. — Жрецы и посвященные передвигаются по ней, чтобы быстро добраться до нужного места.

— Как интересно! — крикнул в ответ Уолт. Ну и зачем ему это рассказывают? Проявляют таким образом гостеприимство? Ой, не смешите мой волшебный жезл! Упыри прагматичны от ногтей до клыков, прагматичнее магов, и вот так просто радушием бы не разбрасывались. В свое время Уолт имел дело с упырями и отлично запомнил их поведение. Такие же сволочи, как и люди, только еще больше пытаются извлечь выгоду из любой ситуации. Они будут вам улыбаться, а стоит отвернуться — тут же вонзят клыки в ваше горло.

Да, мрачное было времечко…

Живущий в Ночи забрался в лодку и занял место на носу, Уолт последовал за ним, расположившись на корме. Понтей дотронулся до головы фигуры, лодка отплыла от берега и понеслась, подпрыгивая, по реке.

— Мы будем на месте через десять минут! — крикнул Живущий в Ночи.

Уолт кивнул. Потом подумал и решил глянуть на ауру спутника.

«Проверим, что он там за маг. Так, простенькое заклятие Вторых Глаз… Гм. А парень-то не прост. Какой там девятый, тут за десятку зашкаливает. — Вся аура упыря была пронизана серебряными нитями, исходящими из свечения над головой; они сползали с разных сторон, сходясь почти все в районе живота. Уолт прищурился. — Да он потенциально могущественный психомаг, если сейчас его аура не в силах скрыть психические потоки Силы, то каковы же они будут после инициации? Проход в помощники Конклава этому Понтею был бы обеспечен без вопросов. Так-так. А вот Стихии и прочие виды магических полей для него доступны с трудом. Стихии еще могут проявляться — это четыре аурные точки на груди: красная, синяя, зеленая и голубая, — но только если он направит психопотоки на их поддержание. Да, но каков же потенциал его психической Силы! Даже не все из Ректората смогли бы похвастаться таким уровнем.

Интересно проверить, что бы он смог делать после инициации. Ба, какое было бы исследование! Упырь с уровнем тринадцатым, а то и четырнадцатым, оперирования психопотоками магополя! Это ж на что он способен, если его психоэнергия еще и с Силой Крови будет когерентна? М-да, это такой простор для разработок… Тьфу, не о том задумался».

Уолт отвлекся от наукообразных мыслей и посмотрел на Живущего в Ночи. Понтей сосредоточился на управлении лодкой, и Магистр был предоставлен сам себе. Ладно, пока есть время, надо разобраться, чем его снабдили Архиректор и Алесандр. Сперва магический инструментарий.

Уолт достал пояс из мешка и положил перед собой. Шестнадцать туб со Свитками. На двух — печати со знаками Огня, на трех — Земли, на двух — Ветра, на четырех — Воды. Понятно, в этих Свитках мощные Заклинания Стихий. Так, эти тубы еще и подписаны, причем не на всеобщем, а на рунах древнероланского. Не каждый маг сможет прочитать. Понятно. Свитки Огня содержат Заклинания Пламенного Дождя и Покрова Феникса, Свитки Земли — Каменных Копий, Земного Разрыва и Земной Защиты, Свитки Ветра — Воздушных Капель и Глотки Неба, Свитки Воды — Разрушенной Плотины, Водяного Хозяина, Волн Смерти и Серой Слякоти. Да, не пожалели для него боевых Заклинаний из магии Стихий! Это вам не простые фаерболы или пульсары, с этим, дамы и господа, можно смело идти на штурм крепости. Хорошо, а что там в оставшихся пяти тубах?

О-о-о-о! Один Свиток медицинской магии для полного восстановления организма, останься от него хоть один палец. Святое Покровительство. Это уже вплотную приближается к Третьему состоянию Заклинательного Баланса[11]. И что самое лучшее в нем — его можно наложить заранее, не беспокоясь в дальнейшем о том, как палец доберется до Свитка и раскроет его.

Два Свитка с Заклинаниями Вызова, один божественного Вестника, другой — убогского Вестника. В первом случае должен явиться некто сияющий всеми цветами спектра, с размашистыми белоснежными крыльями и с огромным огненным мечом, во втором — нечто темное, рогатое, с кучей щупалец и ядовитым дыханием, с огромной ледяной косой. Главное, не вызвать Вестников одновременно, а не то бросятся самозабвенно друг на друга, не беспокоясь, что вызвавшего их тем временем разделывают, как баранину на праздничное угощение.

Свиток Мгновенного Перемещения пятого уровня. Создает локальный портал и переносит в заранее выбранную точку. Сверху на Свиток были наложены дополнительные переплетения Силы. Догадаться нетрудно, наверняка портал настроен так, чтобы переместить Уолта в Школу Магии, если хоть что-то пойдет не так и упыри не смогут его переместить.

Уолт представил, как в самый ответственный момент, когда должно все решиться, со словами: «Ладно, дальше вы без меня…» — он раскрывает Свиток, активирует Заклинание и исчезает. Гм…

Последний Свиток в отличие от предыдущих был не белым, а серым, а туба не содержала никаких надписей. Уолт нахмурился. Разворачивать Свиток не стоит, пусть он и требует активации, но чувствуется в нем Сила, которая достаточна велика и может даже в чистом виде доставить неприятности. Не могли же ему не оставить подсказку? Пальцы пробежали по свернутой бумаге, но не нашли тайно выдавленных рун, Вторые Глаза тоже не заметили ничего необычного. Хотя нет, вот тянется тонкая энергетическая ниточка, прозрачная, но слегка окрасившаяся в магическом поле Свитка в розовый цвет. Потянуть за нее, двигаясь к клубку переплетенных Сил, которые…

Ого! Даже так: ого, ого, ого!

Светлое Изничтожение. Солнечный свет, заливающий и пронзающий даже магические Защиты вплоть до второго уровня, неся в перевитых волшебством фотонах дополнительные заклятия Разрушения. Даже магу, применяющему Изничтожение, может не поздоровиться, когда из Свитка вырвется сконцентрированная ярость солнца и хаоса.

А еще это может уничтожить десятки, а то и сотни носферату. О количестве Диких и прочих упырей можно даже и не заикаться — тотальная и всеохватывающая аннигиляция десятков тысяч…

Правда, если эти десятки тысяч собрать в точно выверенной площади и заставить не двигаться. «Да-да, пройдите сюда, — говорит Уолт старому упырю, подводя того к толпе шумящих Живущих в Ночи, — станьте вот прямо здесь… Эй, вы, подвиньтесь, уступите старшему место!» — а после проверяет, не выбивается ли кто за пределы огромного шевелящегося круга, и, наконец, активирует Светлое Изничтожение.

Как и всякое Заклинание, Изничтожение имело ограниченную площадь применения. Но сам по себе этот Свиток относился к Высшей Боевой Магии и был запрещен Конклавом к использованию без соответствующих разрешений, то есть прохождения через толпы родственников магов, пристроенных ими в бюрократическую систему Конклава, и кучи бумаг, которых надо написать и подписать в семи и больше экземплярах. И, конечно, золото: небольшое количество мешочков с монетами, если вы решили все пройти, как надо, или большое количество мешков со слитками, если вы решили все пройти быстро. Использование Свитка поставило бы Уолта в один ряд с магами-отщепенцами, не подчиняющимися правилам Конклава.

А ведь магическая помощь Живущим в Ночи незаконна, согласно Уставу Школы Магии, а также эдикту Роланских королевств, принятым большинством государств Серединных Земель. «Вот ты и стал преступником, Уолт, — с улыбкой подумал Магистр. — Когда на тебя смотрит Архиректор, и так выжидательно смотрит, — особо о законах не вспоминается. А он только Устав упомянул. Хотя Школа, судя по тому, что я видел, уже давно преступает закон и ничего в этом предосудительного не видит. Магам можно все?»

Нет, не все.

Свободу любого мага ограничивает свобода другого мага. Когда-то маги этого не понимали, и магические войны истребляли носителей Искусства одного за другим. Вмешивались боги, вмешивались убоги — и все равно истребление чародеями друг друга продолжалось. Так погибло все племя Магов-Драконов, возомнивших себя единственными истинными владыками Силы. Тогда простым людям, гибнувшим в результате столкновений Заклинаний и вызываемых ими катастроф, все это порядком надоело, и они показали, что как ни испепеляй взбешенную толпу молниями или менее материальными заклятиями Разрушения, все равно останется хоть один крестьянский парень, который вгонит магу вилы в горло, прежде чем тот пополнит свой запас Силы. Или, в случае Магов-Драконов, останется хоть один обвешанный защитными амулетами рыцарь, который спустит рычаг катапульты, и каменные глыбы, заполненные внутри гномьей Огненной Водой и каршарскими алмазами, грохнут по Гнезду, уничтожая взрывом не только Гнездо, но и всю гору, где Гнездо находилось…

Когда Уолт поступал в Школу Магии, сбежав из монастыря райтоглорвинов, он не подозревал, что большинство магов считают законы созданными для того, чтобы их нарушать. Но это большинство было детками из аристократических или богатых купеческих семей, привыкших, что мир для них, а не они для мира. Исключения были, куда в нашем мире без исключений, но подавляющее большинство магов, как ни странно, редко думали о самой магии. Может, именно потому Четвертый Архиректор ввел стипендиальное обучение, принимая в Школу и крестьян, и ремесленников, и простых купцов, обладай они хоть малейшим даром к искусству магии. Сам Четвертый Архиректор был гномом из простого клана, не подчиненного Цехам Золотой Горы, а потому приравненного чуть ли не к рабскому положению в гномьем обществе. Образования Тахал Бардаром — так звали четвертого Архиректора — не имел никакого, но во время войны с краснолюдами в нем пробудился небывалый талант к магии, и не только к земной. Клан сумел возвыситься, а Тахал отправился в Школу Магии, где сделал головокружительную карьеру, однако корни свои не забыл и всегда помнил, в какой семье родился.

Может, это и удивительно, но Пятым Архиректором стал Шатане Кал-Авар, третий сын в семье рудокопа, который, не выдели Школа стипендию, никогда бы не стал одним из величайших представителей теоретической магии, исправившим и улучшившим многие законы магического оперирования, считавшиеся незыблемыми со времен их открытия в Первую Эпоху.

Однако и сейчас дворяне, аристократы и дети богачей составляли подавляющее количество студентов, Школа все равно зависела от оплаты ее труда светскими владыками мира сего.

Можно понять Архиректора. Можно понять весь Ректорат, думал Уолт. Деньги от Живущих в Ночи — это самостоятельное развитие Школы Магии. Может, наступит день, когда каждый желающий попробовать свои силы в волшебстве отправится к нам и поступит бесплатно…

Может, и наступит. Но ой как не скоро. Это и так понятно. А пока что Школа учит тех, кто платит, и тех, кто ей нужен. Интересно, думают ли в Школе, что их так же могут использовать, как они используют студентов? Вряд ли, наверное…

Ведь, признаться, будь у меня другой жизненный путь и будь я только магом, — разве усомнился бы я в устройстве того бытия, которым существует Школа?

Нет, ответил себе Уолт. Конечно же нет.

И ведь я боевой маг. И знаю, что такое — «так надо». Когда реальность трещит по швам и когда ты должен совершить нечто такое, что в глазах тысяч смертных сделает тебя преступником, — боевой маг должен сделать это.

Потому что так надо.

Потому что никто другой, кроме боевого мага, этого не сделает. Те, кто этого не понимает, на кафедре боевой магии не задерживаются.

Быть боевым магом — это особое состояние души…

Так что побуду я преступником, решил Магистр. И ведь доброе дело делаю, получается? Гм… Похвала от Конклава за такое доброе дело будет выглядеть разве что как быстрое и безболезненное лишение магических способностей и основных двигательных функций. Ладно, ведь до этого случая Школа еще ни разу не попадала под суд Конклава? Хотя до этого случая Школа и Договору не следовала. Гм… Да и Конклав не такой уж всесильный, как это представляют, умные маги понимают это быстро, а неумные… Неумные мечтают попасть на работу в Конклав.

Впрочем, надо будет выполнить задание, а потом уже думать о последствиях, учитывая, что этим думанием должны заниматься Архиректор и Алесандр. Уолт предпочитал действовать, если ситуация была неоднозначной.

В прошлом это не раз его выручало. И не раз загоняло в такие передряги, что и вспоминать не хочется. Ладно, кто старое помянет…

После Свитков наступил черед остального. В мешке лежали два свернутых плаща, три фляги и пять свертков. Развернув наугад один из них, Уолт подавил в себе смешок. Алесандр заботливо сделал для него бутерброды с чесноком.

А во флягах, видимо, освященная Светом вода.

Договор Договором, а упырям не доверяли. А если и доверяли, то как эльфы оркам.

Лодка глухо стукнулась о берег.

— Мы прибыли! — крикнул Понтей.

Уолт быстро сложил вещи в мешок и вылез на берег.

Их дальнейшее передвижение один в один напоминало предыдущее, только наоборот: Живущий в Ночи раскрыл проход в стене, смирные огры, длинный извилистый коридор, по которому, правда, Понтей вел Магистра, зажегши факел. А выходом из коридора служила не портальная комната, а зал с шестиугольными плитами на полу, с куполообразным потолком и рядом темных выходов (или входов, как посмотреть). Здесь горел, вися в воздухе, небольшой шарик, давая света достаточно, чтобы осветить зал. «Тоже Свиточный, — легко определил Уолт. — Школа им что, одни Свитки продает?»

Вполне могло быть и так.

В зале, куда они прибыли, находилось двое Живущих в Ночи. Один — высокий, широкоплечий, словно гном, явно имеющий под кожаной курткой с шипами и штанами из дорогой крепкой мэддоратской ткани горы тренированных мышц, что было заметно даже по тому, как он стоял. Этот упырь обладал роскошными вьющимися волосами, забранными в хвост, кустистыми бровями, нависшими над угрюмыми глазами, и пышными бакенбардами. На его бледном лице вся эта черная растительность выглядела весьма… скажем так, впечатляюще. С другой стороны, какая-нибудь эльфийка с отточенным вкусом при виде сей… гм, сего впечатляющего лица мучилась бы кошмарами пару месяцев. Общую картину дополняли прямые, как альвийская шпага, губы, словно высеченные на скале. В целом ожившей и поросшей волосами скалой Живущий в Ночи и выглядел.

Рядом со здоровяком лежала длинная дорожная сумка, на которой, перебирая колоду гадательных карт Орат, расположился второй упырь: среднего роста, такой тощий, что на нем даже камзол казался огромным, как огрский панцирь на эльфийской дворянке, а штаны топорщились, словно скомканная скатерть. Одни сапоги облегали ноги, точно перчатка руку. На лице выделялся нос, такой тонкий и длинный, будто боги при распределении органов ошиблись и отдали этому упырю часть гоблиновского носа. Живущий в Ночи заметил прибывших, вскочил, неуловимым движением спрятав карты, провел рукой по коротким каштановым волосам и, сверкнув синими глазами, завопил на Всеобщем:

— Рад встрече! А мы тебя, Понтеюшка, уже час тут дожидаемся! А я так и все полтора! Вот как пришел, так и сидел один-одинешенек, пока Каа не соизволил пожаловать, но, по правде сказать, мало что изменилось! Он же молчит, как скала, из которой его вырубили!

Ага, значит Уолту не первому в голову пришло подобное сравнение.

— А вот не прихвати я с собой карты да пасьянсы не пораскладывай, то что бы я все это время делал, а, Понтеюшка? От скуки помирал? Ты бы хоть предупредил, что наш досточтимый гость так задержится! Я бы лютню прихватил, песни попел, а вдруг и Каа бы подпел, то-то весело бы было!

Уолт вздрогнул. Поющих упырей ему видеть и слышать не приходилось, да и не поддавалась воображению такая сцена. А какие у них песни? «Как главный упырь на людей охотиться ходил»? «Закусаю тебя до слез»? «Солнце, солнце, не всходи»? «Давай выпьем кровушки на брудершафт»? Гм…

Первый Живущий в Ночи молчал, как и положено скале.

— А где… Татгем? — растерянно спросил, подходя к упырям, провожатый Уолта. Казалось, Живущий в Ночи вмиг растерял всю свою уверенность.

— А не было! — радостно сказал тощий. — Ни собственной персоной, ни слуг, ни даже письмецо никто не черкнул.

Казалось, Понтей потерял дар речи. Но тощего это не смутило, и он, обогнув Сива, приблизился к идущему следом за Понтеем Уолту.

— Рад встрече, рад встрече, господин маг! — завопил тощий. — Говорят, у вас, магов, есть всякие тайные приветствия, и я вот подумал, что нам, Живущим в Ночи, тоже надо придумать свое тайное приветствие. Я его придумал! Вот, смотрите! — Он поднял правую руку с растопыренными пальцами. — Я говорю: «Дай хват, дружище!», а вы должны тоже так поднять руку, а я ударю по ней своей, и вы должны сказать: «Классный хват, дружище!» А ну как?

— Ну и какое же это тайное приветствие Живущих в Ночи? — спросил слегка ошеломленный Уолт.

— Опа, действительно… — расстроился упырь, но тут же просиял: — А и ладно, я новое придумаю! Позвольте представиться, господин маг! Вадлар Коби Фетис из великого и могучего клана Фетис! Носферату! — И упырь с вежливой улыбкой во весь рот поклонился.

Носферату?! Поклонившись, Уолт успел спрятать удивление, отразившееся на лице. Бродящий под Солнцем. Этот с виду молодой, лет двадцати семи по человеческим меркам, упырь — носферату? Или его возраст еще больше, и он просто прячет его под маской сумасбродного юнца? Обычно, чтобы стать носферату, требуется лет двести, не меньше, да и крови… Упырь, стремящийся стать носферату, должен осушить много людей, причем именно осушить — выпить всю кровь без остатка, со всеми находящимися в ней жизненными духами. А затем его тело должно претерпеть огромное количество необходимых мутаций и метаморфоз. Нет, пожалуй, и двухсот лет маловато, чтобы стать Бродящим под Солнцем.

Но зачем ему врать? Незачем, если размышлять здраво. Или есть зачем, если упыри затеяли многоходовую комбинацию, в которой им понадобился боевой маг, уверенный, что этот Вадлар Коби Фетис — носферату. Гм, как говорил один старый знакомый Уолта, — будь проще, и тебе не дадут по морде. Можно ведь просто решить, что Вадлар и есть носферату — только очень старый и потому прикидывающийся молодым.

— Уолт Намина Ракура, — поклонился в ответ убийце десятков людей маг.

И вежливо улыбнулся. Они живут так, как могут. А я живу так, как могу я. И пока они не трогают меня — вправе ли я осуждать их? Вправе, потому что они трогают подобных мне… Вправе… но здесь, вот в этом зале, и сейчас, когда я должен работать с ними в одной команде, я этого делать не буду.

— Этого молчуна, который смотрит на всех так, будто уверен, что вы именно тот смертный, который не отдает ему долги, зовут Каазад-ум Шанэ Нугаро. Простите его, господин маг, он редко разговаривает, а если и заговорит, то слова два скажет и опять молчит. Он в отличие от меня носферату не является, пока что достиг только Высшего ранга, но, скажу я вам, боец он отличный, как и все эти Нугаро, ничуть не уступает ни Вишмаганам, ни Атанам.

Каазад-ум Шанэ Нугаро поклонился Магистру.

Вадлар вдруг хитро подмигнул Уолту, залез в недра своего камзола и достал оттуда фляжку с гномьей печатью на боку.

— Как насчет… за знакомство?

Уолт успел остановить откидывающуюся вниз челюсть. Что это ему упырь предлагает? Крови хлебнуть? Он совсем спятил?

Но когда Вадлар открутил крышку, нос Уолта уловил запах чудесной гномьей настойки, которую он как-то попробовал, будучи по делу в Восточной гряде Гебургии. Живущие в Ночи пьют и такое? Нет, конечно, Уолт знал, что кроме крови упыри употребляют и обычную пищу для поддержания организма, но никогда еще не слышал, чтобы упыри жаловали алкоголь.

— Так как? — сунул ему под нос флягу Вадлар.

«А почему бы и нет?»

Уолт протянул было руку, чтобы взять флягу, как Понтей ожил.

— Вадлар, Свиток Дороги! — резко потребовал он, вклиниваясь между Уолтом и Фетисом.

— Что ты такой грубый?! — возмутился Вадлар, быстро пряча фляжку.

Как и в случае с картами, Уолт не заметил, куда она подевалась.

— Быстрее!

Ух ты, а у парня прорезались командные нотки. Уолт посмотрел на Понтея с интересом. Кстати, свой ранг Живущего в Ночи он так и не назвал.

Вадлар протянул Понтею свернутый Свиток.

— Ты и Каазад поднимайтесь наверх, к Огулу, и ждите нас. Мы вернемся быстро, — сказал Сива, взяв Свиток.

— Нет, ты вот мне даже с господином магом и поговорить не дашь? — возмутился Вадлар. — А вдруг я потом об этом нашем приключении книгу напишу, и критики меня обвинят, что у меня мало диалогов?

— На диалоги нет времени, — отрезал Понтей. — Поднимайтесь!

Каазад-ум молча взялся за сумку и пошел к среднему из выходов-входов. Вадлар, скорчив недовольную рожу, поспешил за шагающей скалой.

— Прошу меня извинить, — повернулся к Магистру Живущий в Ночи, — но прежде чем мы присоединимся к остальным, нам придется отправиться еще в одно место.

— Да без проблем, — пожал плечами Уолт. Вот только почему он не отправил его с остальными? Хочет, чтобы боевой маг был у него постоянно на виду?

Понтей развернул Свиток. Уолт привычно почувствовал волну магии. Рядом с ними развернулся зеленоватый овал в огрский рост. Дорога — двухсторонний портал на короткие расстояния, который закрывается не сразу, а только после того как им воспользуются, чтобы вернуться в исходное место. По принципу Дороги работали порталы Школы Магии, только их постоянно заряжали магией, а вот Свиток Дороги одноразовый. И дорогой. Но если упырь его использовал, значит, не видел другого выхода. И куда они теперь отправятся?

— Подождите здесь, — сказал Понтей и скользнул в соседнюю комнату.

Уолт огляделся. Интересное помещение.

Комната была решена в светлых тонах, которые для Уолта ну никак не ассоциировались с Живущими в Ночи. Здесь даже имелся волшебный светильник, который освещал комнату нежным бирюзовым светом. Мозаика на потолке свивалась из переплетенных ветвей мельисфирилла, белого дерева, главного экспортного продукта Светлых эльфов Серединных Земель. Мебель вдоль стен дополнялась зеркальными вставками, делая комнату еще светлее.

Можно было бы подумать, что здесь живет эльф-модельер, любящий проводить время в компании эльфов-парикмахеров, но уж никак не Живущий в Ночи, обожающий теплую человеческую кровь.

Уолт подошел к дивану и удобно на нем устроился, положив рядом мешок и меч. Гм, мягкий. Видимо, именно на нем коварный упырь, сверкая похотливыми глазами, склонялся над беззащитной девушкой, обещая ей незабываемые ощущения. М-да, а вдруг эта комната для подобных утех и приспособлена? Девушки — они такие, любят все сияющее и обволакивающее.

На столике лежала раскрытая книга. Недолго думая Уолт взял ее и пробежал глазами. В конце концов, его сюда привел Понтей, а как вести себя не сказал, поэтому Уолт решил вести себя как обычно.

«Их дикость превосходит все мыслимое, их дикости нет места в цивилизованном мире. С помощью железа они уродуют щеки новорожденных глубокими шрамами, оставляя знак племени на всю жизнь, чтобы помнили, даже попав в плен или рабство. Поэтому и старея они остаются безбородыми и уродливыми, как евнухи. У них коренастое телосложение, сильные руки и ноги, массивные затылки, острые клыки, предназначенные самой природой для поедания сырого мяса. А шириной своих плеч они внушают ужас. Их скорее можно принять за двуногих животных или за грубо сделанные фигуры, что высекаются на парапетах мостов. Орки не готовят себе пищу, они питаются лишь корнями диких растений и сырым мясом первых попавшихся животных, которое они иногда предварительно согревают, держа его промеж ляжек, когда сидят на лошади. Не гнушаются они пожирать и смертных, как представителей чужих рас, так и своего собственного народа. Они не нуждаются в крыше над головой, и у них нет домов, равно как и гробниц. Тело они прикрывают полотном или сшитыми шкурками полевых мышей. Они не ведают различия между домашней и выходной одеждой и, однажды облачившись в тусклое одеяние, не снимают его, пока оно не истлеет от ветхости. Они кажутся пригвожденными к своим крептодонтам, ибо едят и пьют не сходя с них на землю, даже спят и высыпаются, склонившись к мощным шеям своих скакунов…»

Знакомые строки. Уолт перевернул книгу. Он так и думал. Рилус Кадеймо. «Путешествие в земли темные, варварские. Об обычаях жителей, их населяющих, и размышления о том, что есть Империя и цивилизация». Одно из фундаментальных исследований орочьих обычаев Восточных степей, и потому содержащее неточности и ошибки, приправленное фантазией, чтобы заинтересовать читателей не только сухим изложением фактов, но и потрясающими воображение образами, которые автор явно придумывал после перечитывания мифологических опусов. Чего стоил Степной Старикан, бродящий по степи слепой убог, который нападает на невинных девиц и похищает их глаза. Орки-проводники из племен Светлоокого Владыки, более-менее цивилизованные, никогда не слышали в Степях ни о Старикане, ни тем более о невинных девицах. Уолт ознакомился с «Путешествием», перед тем как отправился в Восточные степи собирать материал для магистерской. Интересно, для чего труд всей жизни Рилуса Кадеймо, благодаря которому он вошел в число золотых историков Роланской империи, этому упырю Татгему?

И тут раздались шаги.

Уолт быстро положил книгу на столик и посмотрел на вошедшего.

Подумал, что мгновенная телепортация — это все же необходимая в хозяйстве вещь. А еще подумал, что очень даже неплохая у нее… А еще подумал, что сейчас лучше не думать, ведь он точно не знал, что там у нее за Сила Крови, вдруг его мысли для нее — открытая книга, точно «Путешествие в земли темные, варварские…».

В комнату вошла Живущая в Ночи. Совсем не из той комнаты, в которую убежал Понтей. И пускай она увидела какого-то незнакомого смертного на своем диванчике — это еще полбеды. Полноценной и весьма значительной напастью было то, что в комнату упырица вошла обнаженной. Совсем. Ну разве что полотенцем вытирала длинные белые волосы — и все.

Она посмотрела на Уолта.

Уолт улыбнулся и постарался смотреть на мозаику потолка. Не получалось. Глаза так и норовили снова уставиться на ладную фигуру, крепкую большую грудь прекрасной формы, обворожительные бедра, очаровательные стройные ноги. Даже бледная кожа и та ладно гармонировала с ее сложением.

— Человек.

Ее голос был холоден.

И ничего больше. Никакого мороза, пронзающего самые потаенные глубины души.

Но Магистру почему-то захотелось поежиться.

Внутренне приготовившись к тому, что упырица сейчас использует свою Силу Крови, Уолт, плетя Заклинание Щита, встал на всякий случай с дивана и махнул рукой, дав понять, что диван свободен и она может его занять, если хочет.

А потом он подумал, что жест он сделал двусмысленный, а упырица, как всякая женщина, разумеется, выберет второй смысл, о котором он и не думал, — будто он приглашает ее улечься на диван и не против улечься следом.

«Ну, Понтей, ну, сволочь… Хоть бы предупредил».

А Понтей правда мог и не ожидать подобного, раз так беззаботно оставил Уолта одного.

«Все равно сволочь. Все упыри — сволочи. — Уолт скосил глаза. — А некоторые — красивые сволочи».

Живущая в Ночи, игнорируя Магистра, словно каждую ночь в ее комнате появлялись незнакомые смертные, когда она голой ходила по дому (а кто знает? Может, так и есть…), подошла к шкафу. Уолт старался не смотреть, как она достает из ящиков красные шелковые трусики, как надевает их, как следом достает красный лифчик, как надевает его (наверняка все эльфийское, только эльфы производят такое вычурное кружевное нижнее белье), как надевает легкую рубашку с разрезом до середины груди, как достает такие маленькие штаны, что кажется, она в них ну никак не влезет — но влезает…

В общем, на все это Уолт старался не смотреть. Ну старался же!

И когда Живущая в Ночи стала натягивать кожаную куртку, украшенную по бокам длинными иглами, в комнату вбежал паникующий Понтей. Увидев упырицу, он застыл на месте.

— Иукена! — воскликнул он. — Почему ты… почему ты еще не готова?!

Она бросила на него холодный взгляд, правда, менее холодный, чем те, которыми одаривала Уолта, и ответила:

— Ну, если вы пришли только сейчас, то я оказалась права, и этот… — она ткнула пальцем в Магистра, — только прибыл. Я права?

— Иукена! — возмутился Понтей, быстро глянул на Уолта и перешел на какой-то шипящий язык.

Упырица снова окатила Уолта холодом глаз и ответила на том же языке.

Нет, дамы и господа, так дело не пойдет. Всеобщий язык был создан не для того, чтобы в присутствии представителей двух разных народов каждый общался на родном языке[12]. Уолт пошевелил пальцами, поддерживая мысленные усилия, и к яростно шипящим друг на друга Живущим в Ночи потянулись Заклинания Понимания вкупе с Заклинаниями Познания. Оп-па! Уолт успел остановить магические потоки за считаные миллиметры до упырей. А Понтей-то еще и психоблок поставил, не желая, чтобы Магистр их подслушал. Не заметь его Уолт, упырь смог бы почувствовать неладное и прекратить разговор. Нет, ну неужели он думает, что психоблок неинициированного волшебника сможет остановить боевого мага с образованием Школы Магии, где его учили не только фаерболы побольше лепить или молниями во все стороны шпулять. Чуть посложнее задача, чуть побольше энергозатрата, но обойти психоблок Сива так, чтобы он не заметил, проще простого.

— Не время показывать свою дурь, — яростно прошипел Понтей.

— Дурь? Ты теперь это так называешь? Раньше, помнится, ты говорил другое.

— Иукена, сейчас не время. Мы потратили много сил, чтобы дать нам больше времени, но прошу тебя, не выделывайся перед боевым магом из Школы Магии.

— Школа Магии, сельский колдун, городской Орден. Какая разница? Маги всегда одинаковы. Ведь вы же долго его ждали, правда?

— Это не зависело ни от нас, ни от этого мага. Прошу тебя, перестань. Веди себя вежливее и постарайся на него не реагировать.

— Я говорила тебе, чтобы ты пригласил другого.

— Нет у меня других! Ты у меня одна, кому я могу довериться в этом деле. Я же вас отбирал и отлично знаю, что вам я могу доверять.

— Меня ты, значит, тоже отбирал?

— Иу, не придирайся к словам, не сейчас, прошу тебя! Посмотри на этого мага, он же наверняка недоволен, что мы не говорим на Всеобщем!

— Мне плевать на чувства этого мага.

— Иу, ради меня! Прошу! Перестань и собирайся как можно быстрее.

— Зачем ты привел его?

— Что?

— Понтей, я хорошо тебя изучила и отлично знаю, что ты мало что делаешь просто так. И приведя мага в мой дом — чего ты хотел этим добиться? Этого разговора? Сразу расставить точки над ё?

— Иу…

— Не ври мне. Я уже давно знаю, когда ты врешь, а когда говоришь правду. Может, другие так и не разобрались в этом, но не я.

— Иу…

— Просто ответь мне — ты именно затем, чтобы я увидела этого мага здесь, а не прямо перед отправлением, и привел его с собой?

Понтей как-то весь сник.

— Да, — буркнул он.

Живущая в Ночи протянула руку и дотронулась до его плеча.

— Глупый, — прошептала она. — А почему, ты думаешь, я и оставалась дома?

Понтей вскинул голову, его глаза расширились.

— Иу…

Упырица повернулась и шагнула к Уолту, быстро развеявшему Заклинания и принявшему самый невозмутимый вид из всех, что он выработал в то время, когда прятал шпаргалки на экзамене и отвечал экзаменатору: «Нет, что вы, как вы могли подумать, что я подглядываю?»

— Мое имя — Иукена, — сказала упырица, недобро глядя на Уолта. — Я принадлежу к клану Татгем. И я не люблю магов.

— Уолт Намина Ракура, — сладким голосом протянул Магистр. — Боевой маг. И я не люблю жареный лук.

Кажется, она ожидала от него другой реакции. Ее глаза сузились, и она быстро отвернулась.

Понтей глупо улыбался.

Варг оскалился и зарычал.

— Не пытайтесь их погладить, — попросил Огул Катей Финааш-Лонер, — они этого не любят.

— Да я и не собирался, — сказал Уолт. Он и правда дотронулся до варга только с целью понять, почему эти своенравные буйные животные, похожие на волков, а ростом с буйвола, которых ну просто невозможно приручить (хотя в древности орки Восточных степей с помощью Заклинаний Тьмы сумели подчинить себе варгов, но с тех пор прошла Эпоха, и шаманы орков уже не помнили магии, что помогла им обуздать своевольных созданий), почему варги подчиняются этому невысокому Живущему в Ночи, одетому в непривычную для упырей, по мнению Уолта, хламиду. Заклятия или Сила Крови? Если заклятия, то это невероятно и надо пригнать сюда толпу исследователей.

Магии не чувствовалось. Ни малейшего намека, кроме естественных полей, что окружают каждое живое существо, но и в них никаких ощутимых модификаций.

Сила Крови? Сила Крови. Было бы интересно ее изучить.

Они переместились обратно в зал, и портал Дороги свернулся. Поднялись по длинной лестнице, где мог пройти только один человек. Уолт шел за Понтеем, за ним следовала Иукена, морозя взглядом спину. Уолт никак не мог выкинуть из головы сцену, в которой Иукена вдруг бросается на него сзади и ее клыки вонзаются ему в шею. Гм… Такое чувство, что ей плевать, что Уолт видел ее голой, но делиться с Понтеем своими мыслями по этому поводу Магистр не решился…

Живущая в Ночи надела еще юбку с такими же длинными иглами, какие висели на куртке, и прихватила саадак и колчан. Лучница, значит. Упыри у себя и такой вид войск развивают? Нигде раньше не упоминалось, что в масштабных конфликтах с другими смертными Живущие в Ночи использовали стрелков. Все течет, все меняется…

Они вышли возле какого-то леска. Никаких следов надземного комплекса, который должен был предшествовать подземным ярусам Храма Ночи, в видимом обзоре не имелось, а виднелась некая мерцающая пурпурным цветом непонятка, которую Понтей назвал Пеленой. Кроме двух уже известных Уолту упырей здесь находился некто Огул Катей Финааш-Лонер. Один из смертных Лангарэя, который отлично знает Границу, как отрекомендовал его Понтей.

И шесть варгов. Шесть оседланных варгов.

Честно сказать, так сильно Уолт не удивлялся давно. Варги вели себя смирно, ни один из них не пытался броситься на стоящих рядом, и что еще удивительнее — ни один из них не проявлял агрессии, ауры их не полнились желанием отведать мясца прямоходящих. Даже когда варг зарычал, реагируя на прикосновение Магистра, в нем не было злости, он просто делал предупреждение, что тут же объяснил Огул.

А еще Огул сказал, что Уолт поедет на этом самом варге, сразу видно, что «господин маг — опытный ездок, тотчас подобрал скакуна себе по комплекции и подготовке». Намина Ракура, никогда в жизни не ездивший верхом, важно кивнул.

— А теперь, — сказал Понтей, когда Огул распределил варгов между наездниками, — я объясню ситуацию.

Они стояли полукругом вокруг Сива, и Уолт, который занял место между Вадларом и Каазад-умом, подумал, что вообще-то он не представлял, что все будет… ну, в таких малых количествах, что ли. Конечно, Уолт понимал, что в Лангарэе его вряд ли будет встречать толпа восхищенно визжащих упырей, но и того, что он увидит всего пятерых Живущих в Ночи, он тоже не ожидал.

— Примерно три с половиной часа назад в Лангарэй проникла группа неизвестных, которые атаковали Храм Ночи Дайкар и поселение, расположенное рядом с ним. В результате поселение было уничтожено, а Храм разрушен.

Вадлар присвистнул, Иукена прищурилась, у Огула вытянулось лицо, а Каазад-ум… Гм… Каазад-ум выглядел как слегка удивившаяся скала.

— Во время нападения неизвестные применили магию, принципы и действия которой нам совершенно неясны. Я надеюсь, наш гость и помощник, — легкий поклон Уолту, — сможет разобраться в магии врагов.

«Попробовал бы я не разобраться. Договор вам дорого обошелся, и попробуй я не разобраться, — не вы, так Архиректор голову мне оторвет. И вам отошлет, чтобы вы ею в „мяч-нога“ сыграли».

— На данный момент известно, что атаковавшая группа двигается на север. Мы предполагаем, что они достигли середины Границы.

— Быстро, — сказал Фетис.

— Быстро, — согласился Сива. — Но дело в том, что они способны передвигаться еще быстрее. Мы приняли кое-какие меры, чтобы затруднить им передвижение, но главная причина задержки в другом.

Понтей слегка напрягся, и это не ускользнуло от внимательного взгляда Уолта. Так, кажется, начинается главное.

— В Храме Ночи Дайкар, — осторожно подбирая слова, начал Понтей, — со времен войны Лангарэя с людьми и гномами хранился артефакт. Он был приобретен нашими эмиссарами на Ближнем Востоке и переправлен сюда под самый конец военных действий, когда еще не было понятно, чем все закончится. После заключения мира Совет Идущих Следом — это наш высший орган управления (пояснение для Уолта) — потребовал уничтожить артефакт, потому что его хранение возмущало магические энергии в Лангарэе и он был слишком опасен; к тому же было неизвестно, к чему приведет его нахождение на территории Царствия Ночи. Но кое-кто из Живущих в Ночи предположил, что артефакт может пригодиться нам в будущем, и было решено втайне от Повелевающих Совета Идущих запечатать его и спрятать.

— Дай я угадаю, — влез Вадлар. — Артефакт решили хранить в Храме Ночи Дайкар. И причина разрушения Храма — в нем?

— Ты угадал. Артефакт похищен. Если сообщить об этом Совету, то наши кланы, как и те, кто хранил его, будут наказаны. Поэтому мы не можем действовать ни крупными силами, ни привлекать лучших бойцов. Я и наши главы решили обратиться к вам и в Школу Магии, реализовав условия Договора и без извещения Совета Идущих.

— По-о-о-о-нятно, — задумчиво протянул Вадлар. — Значит, нужно догнать татей и отобрать игрушку. Но если они разобрались с храмоохранителями и жрецами, да еще и поселение разрушили…

— Поэтому с нами господин боевой маг, — опережая вопрос, ответил Понтей. — И поэтому я каждого из вас попросил взять опытные образцы Клинков Ночи.

— Прошу прощения, — решил перебить Уолт, — что это за Клинки Ночи? Не подумайте, что не доверяю вам («Ох, знали бы вы, как я вам не доверяю!»), но хотелось бы знать, что за оружие вы собираетесь использовать, чтобы моя магия не резонировала и Заклинания не вызывали противодействия.

— Сейчас объясню. Иукена, позволь… — обратился он к Живущей в Ночи, на лице которой так и читалось «не позволю». Сорвав одну из игл с куртки упырицы, он протянул ее Уолту. — Это Игла Ночи. Разработанная мной система Барьеров, Печатей и Деструкции, интегрально распределенная на основе формулы Кинер — Иштаэля. Я воспользовался наработками по предметной магии ученого из вашей Школы Глимрона Гидео, когда создавал это Заклинание. Принцип работы, как в Свитке, но я убрал эфирную активацию и заменил ее аурной.

Вадлар откровенно скучал, слушая Понтея, Иукена зевнула, Огул с интересом слушал, а Каазад-ум… Скала внимания не проявляла.

Уолт во все глаза пялился на произведение искусства в своих руках. Нет, даже — творение искусства. Творение магического искусства, подобных которому он еще не встречал. Да парень гений! И не просто гений — гениище! К убогам Устав, его надо тащить на кафедру боевой магии, прямо в лаборатории! Надо же, такое изящное решение, да еще на основе предметного волшебства, к которому боевые маги всегда относились с пренебрежением, используя только высшее достижение этой области колдовства — Свитки. А этот упырь подошел совсем с другой стороны. Гм, немного разбирается в предметной магии, говорите?..

Если просто, на пальцах, то сей Понтей сумел создать последовательность действий, которые не просто заряжали предмет магической энергией, они делали сам предмет заклятием, локальным аспектом разворачивания магического преобразования реальности — Заклинания, что позволяло предмету освобождать намного больше энергии. И все это при помощи предметной магии, самой примитивной после рунной, которая сама по себе требовала только хорошей памяти на руны.

Стоп. Надо подумать. Ведь у Живущего в Ночи просто бы не хватило Силы, чтобы завершить такое сложное магическое действие даже для одной иглы. А тут не одна игла — вон Иукена ими просто увешана с ног до головы.

Но последующие слова Понтея, который правильно истолковал задумчивый вид Магистра, все объяснили:

— Клан Сива в свое время приобрел три колбы Атекмуса. Некий разорившийся картежник, дворянин, распродавал имущество, и колбы были среди безделушек, доставшихся ему по наследству. Наши эмиссары глазам своим не поверили, когда наткнулись на них. Цена, за которую их продавали, была смехотворной, дворянин не понимал, какую драгоценность он выпускает из рук и что посоветуйся он со знающими смертными, мог бы проигрывать состояния каждый день до конца своей жизни.

«Но ваши эмиссары вряд ли объяснили бедняге, какую возможность он упускает…»

— Что еще за колбы Атекмуса? — встрепенулся Фетис.

— Магические накопители чистой Силы, которую можно направить на создание любого Заклинания независимо от того, к какой области волшебства оно принадлежит, — ответил вместо Понтея Уолт, продолжая вертеть в руке Иглу Ночи. Да, повезло упырям. У Школы, например, всего девять таких колб, а всего в мире их не больше семи десятков. Великий древний Маг-Дракон Атекмус производство на поток не поставил: то ли поленился, то ли прикончили другие Маги-Драконы — летописи об этом умалчивают, а секрет создания колб утерян.

— Клинок Ночи — это несколько улучшенная модель Иглы, только под видом разного оружия, название было сохранено с первого прототипа, — продолжил Понтей, протянув руку за Иглой.

Ну, понятно, не отдадут же такую драгоценность Уолту за красивые глаза. Судя по бешеным затратам на услуги Школы Магии упыри бы в качестве оплаты за такую Иголочку потребовали не меньше половины суммы Договора, и за это Уолт не мог их осуждать, — каждый выживает как может. Он, мысленно вздохнув, с сожалением отдал Иглу Понтею, который продолжил:

— Но принцип действия у них тот же самый, только по-разному корректируется вектор материализации. Если это может помешать вашему колдовству, то мы постараемся не использовать их часто.

— Хорошо, хорошо, я приму поправку на эти Клинки, можете не беспокоиться и используйте их по полной.

Иукена фыркнула. Похоже, умоляй их Уолт слезно не применять Клинки Ночи — она бы начала их использовать уже здесь.

— С Клинками разобрались, Понтеюшка, но меня вот еще что беспокоит. — Вадлар шмыгнул носом, напомнив Уолту гоблина, помощника библиотекаря, который очень не любил, когда студенты задерживали книги, и не ленился являться в Общежитие, чтобы обрушиться на горе-должников, вот точно так же шмыгая носом. — Что за артефакт сперли-то?

Сива замялся. И выдавил:

— Рубиновое Ожерелье Керашата.

Уолт присвистнул, прищурился и отвалил челюсть. Подумал и вылупил глаза. Трудное это дело: прищуриваться и выкатывать глаза одновременно, кто не верит — пусть попробует сам.

— Судя по реакции этого… — Иукена оглядела Магистра и решила не расшифровывать слово «этого». — Ожерелье — опасная вещь.

— Да, — сказал Понтей.

— Да? — усмехнулся Уолт, перестав дурачиться. — Здесь, дама и господа, не «да» говорить нужно. Здесь орать надо и перечислять синонимы, что можно к «да» придумать.

— Что такое это Рубиновое Ожерелье Керашата?

Ух е, скала заговорила! Более того, Каазад-ум казался взволнованным… ну, примерно так же, как может выглядеть взволнованной глыба камней.

— Позвольте, я объясню вашим товарищам, что такое Ожерелье. Образно, если можно. — Понтей кивнул, и Уолт бодро продолжил: — Представьте, что однажды утром вы просыпаетесь и обнаруживаете, что спите на стекле. И куда ни посмотри — везде одно стекло и ничего больше. Вы не понимаете, что произошло, и решаете пройтись осмотреться. Вы идете и никого не встречаете. Идете день, второй, третий, четвертый, а вокруг только две бездны — небо над головой и стекло под ногами. И вот на пятый день вы подходите к непонятным раскрошенным камням. Вы их осматриваете. И тут до вас доходит, что эти камни — Великая Гряда Гор, вернее то, что от нее осталось. А стекло под ногами — это земля, которую расплавил жар и остудил ветер. И никого нет. Даже вас. Вот это и есть Рубиновое Ожерелье Керашата.

— М-мать… — только и сказал Вадлар. — Неужели это настолько серьезно?

— Ожерелье — творение не ума и рук смертного. Его придумал убог — кузнец Южной Страны. Он сделал наброски, собрал Стихии и создал основание, а завершили дело его подручные из числа смертных, пятьсот брахманов из секты Темного Повеления. Так что Ожерелье де-факто считается созданием убога, но де-юре его сотворили люди, и потому богам пришлось разрешить Ожерелью существовать в Равалоне.

«А эмиссары упырей — пронырливые ребята. Считалось, что следы Ожерелья были утеряны с начала Второй Эпохи и что оно давно уничтожено богами. Может, стоит их нанять поискать артефакты для Школы Магии?»

— Основу Ожерелья составляет Рубин Божественного Ничто. По бокам еще четыре Рубина Стихий и два Рубина Начал. Силу Ожерелья можно освобождать как через отдельные Рубины, так и через все Рубины разом. В этом случае мы и получим стеклянную безжизненную пустыню.

— Господин маг, а вы сумеете противостоять Ожерелью вашей Силой? — тоном, который указывал, что продолжением должно было быть: «Или на хрен вы нам нужны и не хотите ли в связи с этим удавиться?», спросила Иукена.

— Прежде чем они достанут Ожерелье, придется преодолеть защитные Заклинания и технические ловушки того, в чем Ожерелье хранится, — опережая ответ Уолта, сказал Сива. — Кстати, именно оно и мешает похитителям передвигаться быстрее.

— Вы что, Ожерелье в сейф положили, а внутрь свинца и антимагия залили? — спросил Вадлар.

— Можно сказать и так, — согласился Понтей. — По крайней мере, вес «сейфа» достигает семисот килограммов, и при помощи Заклинаний левитации или телепортации его передвигать невозможно. Поэтому у нас есть шанс догнать похитителей и вернуться в Лангарэй еще до рассвета. К сожалению, я не могу воспользоваться порталами и переместить нас как можно ближе. Они продолжают двигаться, хоть и с длительными остановками, а господин маг не даст мне соврать, что настраивать портал на движущуюся точку — рискованное дело. Особенно если речь идет о движущейся цели в Границе. Более того, если тот портал, через который к нам прибыл господин маг, хорошо защищен от Покрова Купола, то для построения заклятия Перемещения, позволяющего нам пересечь Покров при помощи портала так, чтобы никто не заметил, требуется слишком много времени, которого у нас и остается все меньше и меньше.

— Тогда чего мы ждем? — грубо поинтересовалась Иукена. — До рассвета часов пять осталось, и мне не особо хочется принимать солнечные ванны. Вадлар-то носферату, а для нас Воздействие добром не кончится.

«Значит, Понтей не Высочайшего ранга. А Вадлар его слушается. Чудные дела творятся у Живущих в Ночи», — подумал Уолт, который помнил, что жесткая иерархия упырей строилась на основе рангов, и Бродящий под Солнцем, принадлежащий любому клану, мог распоряжаться любым упырем, рангом ниже собственного.

— Тогда, если все понятно, будем выдвигаться. — Понтей обратился к Огулу: — Проход в Покрове держится?

— Да, мои звери выполняют свою роль.

— Тогда по варгам. И пусть нам поможет Ночь!

«Пускай поможет, — думал Уолт, взбираясь на своего варга, — хоть Ночь, хоть убоги. Но кажется мне, дорогой мой Понтей Нах-Хаш Сива, что ты многого недоговариваешь — и не только мне».

Огул занял место впереди небольшой кавалькады, внимательно осмотрел каждого варга, потом поднял руку и указал в сторону Пелены. Варги сорвались с места мгновенно, но осторожно, так, что их всадники не потеряли равновесия.

Преследование началось.

Глава пятая ГРАНИЦА

У младшего чародея Вирума, сына Ашорокла, разболелась голова.

Он проснулся, когда обручи боли сдавили виски, окинул комнату мутным взглядом и встрепенулся. Такая боль могла значить только одно.

Комнатушка, где он сидел с заката и до рассвета, подменяя старшего чародея, была неудобной для сна, но Вирум, обнаружив, что спать человек может не только лежа, приспособил для своих нужд небольшой письменный стол, убрав с него бумагу и письменные принадлежности. А теперь он с убогыханьем искал свечу, чтобы в темноте найти все, что так беспечно переправил на пол.

Боль усиливалась.

Убоги побери, старший чародей Бенезер за такое разгильдяйство способен наказать так, что порка розгами в Ордене Семерых покажется приятным массажем. Где же эта проклятая свеча?!

Слава богам!

Заклятие Поджигания давалось Вируму с трудом. Он был обучен магии повседневности и бытового волшебного воздействия, к которым относились починка одежды, ремонт жилища, изменение погодных условий, воздействие на сельскохозяйственные культуры и заговоры от насекомых и животных. Со Стихийной магией Вирум был не в ладах. Да еще эта боль!

С шестой попытки, после того как чуть не подпалил свои штаны, Вирум сумел зажечь свечу. Теперь нужно найти чернильницу и перо. Да, и бумагу… Собрав все нужное, он сел за стол и положил бумагу перед собой, приготовившись писать. Расслабиться… расслабиться… расслабиться… Старший чародей говорил, что амулеты и Заклинания сработают сами, с его стороны надо лишь приготовить свою ауру.

Рука с пером задрожала, подчиняясь чужой воле, обмакнула кончик в чернила и принялась выводить на бумаге руны.

Вирум хорошо знал разговорный Всеобщий и танейский, на котором говорили крестьяне королевств Талор и Элибинер, немного макатынь и начала рунного письма. Но руны, которые его рука сейчас выводила на бумаге, не были Вируму знакомы, да и правила, по которым обычно писали рунами, были здесь нарушены. Задумываться об этом Вирум не стал. Его дело, дело младшего чародея графства Элизор королевства Талор, было в этот поздний час не думать, а служить передатчиком сведений, живым приемником, которого заклятия заставляют писать таким каллиграфическим почерком, на который Вирум был способен так же, как свинья на создание теории Большого взрыва. Глядя на прямые, выверенные штрихи рун и четкие загогулины вокруг них, Вирум вздохнул. Боль уходила по мере того, как заполнялся лист.

Когда Вирум закончил, а точнее, когда закончили через него, он встал и вышел из комнаты, направившись по узкой винтовой лестнице вниз, на первый этаж, где в своей спальне предавался объятиям бога сна старший чародей. Два послушника стояли возле двери, завистливо слушая могучий храп. Им наверняка тоже хотелось вот так беззаботно храпеть, а не стоять всю ночь по стойке «смирно», как солдаты графа Демонтера на площади замка, когда туда прибывает король.

Еще совсем недавно Вирум был таким же послушником, безропотно выполнявшим приказы младших и старших чародеев. Только в отличие от этих двоих Вирум был сыном графского писца и поначалу пытался поступить в далекую Школу Магии. Но контрактное обучение было отцу не по карману, а на стипендиальное Вирум не сдал экзамены, да и дар, как ему объяснили, у него был слабоват. Так что поступление в Орден Семерых для Вирума не стало самым выдающимся событием в жизни, как для этих двоих крестьян, которых чародеи Ордена приметили, разъезжая по землям графа. Один был сыном знахарки, другой — внуком волхва. Слабенькие таланты к магии, но для Ордена Семерых сойдет. К оперированию Высшими Заклинаниями Орден не стремился. В конце концов, в столице есть несколько выпускников Школы Магии, и, случись что, на что Орден не найдет управу, граф всегда может выписать столичного мага.

При виде младшего чародея послушники постарались вытянуться еще сильнее, хотя это вряд ли было возможно. Вирума они обязаны были пропускать так же, как и командующего южными пограничными отрядами и посланника графа, перед всеми остальными должны были пялить глаза, блеять «не велено!» и поддерживать наложенное на дверь Заклинание Небеспокойства.

— Что такое? — недовольно пробурчал старший чародей, стоило Вируму войти в спальню.

Слух у Бенезера был хороший, сон чуткий. Говорили, что раньше он служил в качестве пограничного мага на востоке, где то и дело происходили стычки с остроухими, и однажды во время сна чуть не лишился головы: пробравшиеся в крепость карлу перерезали уже половину охраны, когда их обнаружили и забили тревогу. Бенезер проснулся в тот момент, когда Лесной эльф подносил к его горлу кинжал-лист, и не будь у чародея привычки держать при себе готовое заклятие Молнии, то сейчас он точно не смотрел бы на Вирума так, будто прикидывал, послать разбудившего его в одиночку против прайда каррхамов, появившегося недавно в лесах графа, или прямо здесь и прикончить?

— Послание! — Вирум протянул старшему чародею заполненный лист бумаги.

Бенезер хлопнул в ладоши, зажигая свечи в комнате (Вирум вздохнул — он так не умел), забрал послание и погрузился в чтение. Вдруг лицо его вытянулось, он посмотрел на младшего чародея, снова на послание, вскочил с кровати, продемонстрировав занятную ночную рубашку с медведиками, и сунул лист Вируму под нос:

— Ты ни в чем не ошибся?

Вирум удивился. Кому как не Бенезему знать, что тот, кто принимает письменное сообщение, не может ошибиться, поскольку его тело один в один копирует движения пишущего в момент достижения заклятием принимающего.

— Нет.

— Дерьмо. — Бенезем торопливо забегал по комнате, собирая вещи. — Надо спешить. Пошли послушников, которые стоят на дверях, к командующему Кобберу. Пусть немедленно прикажет сержантам поднимать солдат и готовится к выдвижению. А заодно пусть пришлет гонца, я дам ему поручение.

Вирум кивнул и задом попятился к дверям. На его памяти таким взволнованным Бенезем выглядел впервые.

Творилось что-то невообразимое.

— А ну подъем, отрыжка пьяного тролля! Чтобы через тридцать… нет, через двадцать секунд все были снаружи в полном боевом! И если кто опоздает, наказание понесут все! Понятно, бестолковое отродье? Подъем, живо!

Голмар вскочил, чувствуя, как бешено стучит сердце. Все, как и на учениях: грозный сержант Диланикс орет, пинками подгоняя нерадивых, по его мнению, сосунков, которым он не то что копье, даже ложку бы не доверил держать; рядом старательно сопят остальные из десятки, торопливо натягивая штаны и рубахи, а ведь еще надо успеть надеть доспех, про двадцать секунд сержант, конечно, загнул — но если не поторопятся, то Диланикс их так загоняет, что… что… не хочется даже представлять что; капрал их десятка уже спешит к сержанту получить приказы и узнать, где им стоять в общем построении; на улице трубят, да так, что и в казарме кажется, будто валится небо; ревут другие сержанты, и их «отрыжка пьяного тролля» точно так же, как и Голмар, спешат обрядиться в доспехи прежде, чем вернутся их капралы…

— Быстрее, грязь под копытами свиней! Герцог не будет ждать, пока последний из вас появится перед ним! А я отвечать за вашу тупость не буду, понятно? Чтоб вас убоги драли в зад и глотку! Живее!

Герцог?

А вот раньше такого не было на учениях. Их будили в разное время, только-только заснувших, уже погрузившихся в сон, на рассвете, когда душа еще не успела вернуться с ночных странствий, — но никогда при этом не упоминали герцога.

Неужели теперь все серьезно?

До этого восточно-южному пограничному гарнизону королевства Элибинер не доводилось участвовать в стычках серьезней, чем ловля лихого люда, думающего поживиться в землях вассала короля Элибинера — герцога Фильэнтера. Но все, кто стоял в южных пограничных территориях, шепотом передавали друг другу, что упыри хоть мир и заключили, но напасть могут в любой момент, потому и тренируют их так, чтобы воевали они и ночью без трудностей. А герцог Фильэнтер, владеющий такими опасными землями, получал особые привилегии от короля, имея возможность часть налогов отправлять не в казну, а на собственную армию, так что южные гарнизоны имели и доспехи хорошие, и оружие знатное. Не чета, конечно, столичным латникам, но потягаться в выучке с королевскими гвардейцами они могли.

Но раз сам герцог прибыл, неужто?..

Голмару стало плохо от нехороших предчувствий. Неужто упыри действительно решили напасть или, хуже того, уже напали? Эти звери жалости не знают. Сержант вон рассказывал, что с ними станет, попадись они в лапы кровососов. И дай боги им умереть — это судьба получше, чем стать этим… как его… а, Постолу каким-то… Постолу — это, наверное, потому, что упыри людей на столе готовят… да нет, все равно, странное название… ну, упыри не люди, и людям их не понять…

Пулы выстраивались на каменной площади бастиона стройными шеренгами. Ночное время не помешало им быстро и четко занять свои места и застыть, поедая глазами всадника на статном жеребце, окруженного десятком личных охранников. Глава охранников, полуэльф Тагир, рассматривал какие-то бумаги, только что переданные ему герцогом, и хмурился. Капитан полка подбежал к герцогу и замер в почтительном поклоне. Герцог кивнул и что-то сказал. Капитан подумал и ответил.

— Чегой, думаешь, они там говор держат? — прошептал Ролой, копейщик из первого десятка пула. Судя по голосу, Ролой был напряжен. — Думаешь, война затеялась?

— Началась, — привычно поправил косноязычного товарища Голмар. — О чем они говорят, я даже подумать не могу, а вот разговаривать нам точно нельзя, сержант уже косится.

Разговор капитана и герцога закончился. Капитан подозвал к себе унтер-офицеров и что-то коротко им сказал. Унтер-офицеры, в свою очередь, подозвали сержантов.

— Значиц-ца так! — рявкнул Диланикс, вернувшись с разговора. — Наш полк сейчас же выступает к Границе и занимает оборонительные посты! Если кто здесь думает, что он сейчас хочет спать, а не тащиться пять километров, то пускай сам себе оторвет башку и засунет в собственную задницу! Никогда еще пул Диланикса не был занозой в анусе, из-за которой полк может опоздать! Так что вбейте в свои пустые головы — я лично буду следить за каждым, сопли малолетней шлюхи!

Десятки молчали, но невысказанный вопрос так и висел в воздухе.

— Сержант, — рискнул капрал третьего десятка, — мы выступаем против упырей?

— Сынок, — ласково сказал Диланикс, нежно глянув на капрала, и от этой нежности у капрала задрожали ноги, — если бы я знал ответы на все вопросы, которые вы мне задаете с тех пор, как ваши задницы оказались в моем подчинении, то я был бы подобен Всезнающему Ангору, — тут голос у него повысился, — но я, поимей вас ваши отцы, не Ангор! И можете спросить у нашего светлого герцога, зачем мы выдвигаемся, но сдается мне, что герцогу больше интересен помет кур в его курятнике, чем любой из вас! Так что выкиньте глупые вопросы из своих пустых голов и приготовьтесь к броску! Не посрамим герцога Фильэнтера!

— Не посрамим! — грянули в ответ десятки луженых глоток.

А беспокойство Голмара только увеличилось.

— Йдуть! — заорал дозорный, и Парокл поморщился. Вечно эти северяне из Мидгардополиса коверкают Всеобщий. Но чего у них не отнимешь, так это их недюжинную силу. Вон четверо катят «скорпионье жало», усовершенствованную версию «скорпиона», и даже не просят помощи. А ведь гномы, у которых Торговый дом Герзен купил эту махину, восьмером тащили ее с корабля. А Подгорный народ боги силой не обделили, это всем известно.

— Первый приказывающий. — Мирал, Ночной эльф, командующий отрядом лучников, который сопровождал представителя Торгового дома в Серединных Землях, опустился на одно колено. — Дозвольте доложить.

— Говори.

— Смертные королевства Талор заняли вышки на холмах Грусти. С ними много чародеев. Смертные королевства Элибинер перекрывают Тихую равнину. Их два полка, волшебников очень мало.

— Хорошо. Свободен. Пускай твой отряд займет позицию. Раздайте паек, пускай все сейчас поедят.

Мирал кивнул и растворился в ночи. Парокл задумчиво огляделся. Итак, талорцы на холмах, элибинерцы на равнине, а вот они стали у Непроходимых гор. Вот надо же так «повезти», что случилось чрезвычайное происшествие, и уполномоченным представителем Торгового дома в королевстве Майоранг оказался именно Парокл. Сколько было шансов, что он бы не решился провести еще один вечер в гостях у баронессы Таневаль, пока барон Таневаль с отчетами торчит в столице? Да нисколько. Баронесса молода, хороша и горяча. Да, горяча… Парокл причмокнул, вспоминая, что они делали прошлой ночью. Да, а баронесса та еще выдумщица, смогла удивить его, считавшего, что после борделей Ближнего Юга он познал все удовольствия, которые может доставить плоть… Мм…

Парокл посмотрел в сторону равнины, где начинали разгораться костры, а солдаты вкапывали столбы и натягивали колючую проволоку. Элибинерцам предстояло застолбить без малого пять километров. Ну, видно, что с прошлых стоянок здесь остались метки, и поэтому солдаты работают быстро.

В вышках на холмах тоже начали загораться огоньки. Талорские чародеи настраивали амулеты и охранные заклятия. Их холмы занимали три километра, но территория с них просматривалась в глубь Границы большая. По слухам, в Границе талорцы смогли даже закопать несколько артефактов, которые заряжались столичным магом из Школы Магии. Слухам Парокл не верил, но верил разведке Торгового дома и потому отлично знал, в каких местах закопаны эти артефакты.

Их расположение возле Непроходимых гор было самым неудобным и к тому же покрывало целых семь километров. И это при том, что у них не было ни того количества солдат, которым располагал Элибинер, ни приготовленных Заклинаний, имеющихся у Талора. С другой стороны, Парокл и его смертные могли не беспокоиться, что кто-то решит сунуться через Непроходимые горы. С давних пор в Непроходимых горах жило семейство балрогов, и даже гномы и краснолюды, которым Майоранг по очереди предлагал взять горы на разработку, отказывались после коротких разведок, из которых ни один разведчик не вернулся. Нанять боевых магов для уничтожения огненных тварей Майорангу влетело бы в копеечку, и поэтому по-прежнему Непроходимые горы служили, так сказать, неестественной границей королевства, рискнуть пересечь которую могли немногие. Так что не стоило беспокоиться о флангах и тыле в отличие от элибинерцев, которые с запада имели бурные воды Туаринской реки, которая текла до самого Леса карлу. И не факт, что солдатам не придется следить за ней, даже если учесть, что реку населяют довольно-таки злобные существа, а это та еще головная боль, потому что посты надо поставить прямо сейчас, а ночь выдалась на удивление темная.

Лучшая позиция была, конечно, у талорцев, но на холмах представитель Торгового дома не смог бы расположить метательные и многострельные машины, которыми славился дом. Да и холмы принадлежали Талору, который не имел отношений с Торговым домом, не стоило устраивать дипломатических скандалов только из-за того, что Пароклу не нравятся мрачные скалы под боком.

От одной вышки отделился внушительных размеров октариновый шар и поплыл в затянутое тучами небо. Понятно, чародеи решили помочь товарищам занять позиции… Ну или это им самим нужно.

Что это будет? Звездопад или Око Гомуса?

Шар, поднявшись достаточно высоко, сжался в едва различимую точку, а потом взорвался тысячами мелких сверкающих звездочек, которые медленно закружились в воздухе, освещая внушительное пространство на Границе. Смертные останавливались и задирали головы, рассматривая фейерверк и сделавшееся светлым небо над головой.

Звездопад, значит, решили использовать. Ну, неплохо, неплохо, заодно можно обойтись без пристрелов. Машины хоть постоянно и проверяются и обследуются, но по одному выстрелу из каждой надо было сделать. А благодаря Звездопаду ненадолго стало светло, как на рассвете, и теперь можно установить машины точно в пазы, которые стоят здесь с тех пор, как Майоранг через Торговый дом заключил Соглашение.

— Ух ты, братцы! — заорал давешний дозорный, и Парокл вздрогнул: «Вот убоги побери! Надо урезать ему жалованье. Ну что он так раздражает начальство?» — Вы только гляньте, экое чудо чудесное в степи творится!

Что там еще за чудо чудесное? Парокл мрачно глянул в сторону Границы. Ну и? А, вот о чем он… Ну, неудивительно, у них в Северных королевствах, где зима правит большую часть года, редко такое увидишь. Вон северяне все уставились, а гномы и гоблины, которые крутятся вокруг «молотобоя», привычно переругиваясь, даже и внимания не обращают.

В степи шел дождь. Сильный. Капли, точно копья атакующих рыцарей, били о сомкнувшую травы-щиты землю, меся грязь. В этом, конечно, было мало удивительного, но северян потрясло то, что штурмующее землю небо замерло метрах в пятистах от Непроходимых гор, и стена дождя неподвижно стояла на месте. Вот в одном месте потоки воды с небес заливают степь, а сделай шаг — и ты перед этими потоками воды, точно перед водопадом, а степь вокруг спокойно шелестит сухими травами. На севере такое зрелище вряд ли увидишь, а жители теплых районов хоть раз в жизни, но становились свидетелями подобных явлений, когда дождь идет на поле твоего соседа или через дорогу, но никак не у тебя.

— А ну вернулись к работе! — заорал Парокл, подходя к северянам, оказавшимся поблизости.

Здоровые, мускулистые парни при виде невысокого и слегка расплывшегося торговца заискивающе заулыбались и продолжили тянуть «скорпионье жало» к точке, где «жало» должно было закрепиться и закрыть прореху в сплошной линии обстрела. Остальные северяне тоже продолжили работу.

Парокл огляделся. Вроде все шло как надо.

Так вот как чувствуют себя, когда в первый раз едут на варге! Впечатления и ощущения, если культурно, — интригующие, а если по-простому — поначалу материться хочется, а потом просто тягучая тишина, пока вокруг тебя несется мир, задница болит, желудок скачет, глаза стремятся то провалиться внутрь черепа, то вылететь из глазниц и опередить варга, ножны Убийцы Троллоков хлопают по спине, а еще неотступно преследует чувство, что вот-вот — и свалишься.

Уолт украдкой посматривал на упырей: сидят на варгах как влитые. Хотя не Живущие в Ночи управляли шестеркой лохматых чудищ. Все варги подчинялись Огулу, как разъяснил едущий рядом Вадлар. Такова Сила Крови клана Финааш-Лонер: они способны управлять любым животным, а иногда даже и волшебными созданиями. Но все равно Уолту казалось, что на фоне уверенно сидевших в седлах Живущих в Ночи он выглядит как белая ворона, причем эта ворона изрядно пьяна и ее шатает так, что бог виноделия залюбуется.

Это ж надо — за всю жизнь ни разу не поездить хотя бы на лошади! А ведь один из последних экзаменов перед защитой кандидатской — поездка на Вызванном Воплощении Элементалей, будь то Змей Рек, или Орел Небес, или Кабан Лесов, или Червь Почвы, или Барах Вулканов, или Акула Морей, или… Вот на одном из них или прочих и надо будет показать свое умение будущим кандидатам магических наук. И не всегда на площадь перед Библиотекой, где по традиции вызываются Воплощения, возвращался невредимый аспирант. Бывало, Воплощение аккуратненько садилось во дворе, благовоспитанно подходило к Архиректору и с величайшей осторожностью опускало ему в руки голову своего наездника, после чего, сияя от осознания выполненного долга, возвращалось обратно в Эфир.

Варги взяли левее, сойдя с прямой линии, по которой до сих пор следовали. До этого так называемая Граница сильно напоминала Уолту Восточные степи — такие же растущие во все стороны света дикие травы и кустарники, над головой небо, прикрывшееся звездной накидкой, и незаметно наваливающееся чувство бесконечности. Уолт подумал даже, что ничего особенного и нет в Границе этой: никаких там долин Хаоса или Лесов Зла, а упыри развели тут мистику…

— Смотрите, господин маг! — неожиданно крикнул Вадлар, указывая вправо.

Уолт повернул голову, не беспокоясь об управлении варгом. Да, полезная способность у Огула; надо будет с магами с природного факультета пообщаться на тему составления Заклинания.

Так, и что же там такое?

Навстречу отряду, прямо по тому пути, с которого они свернули, двигались темные точки, увеличиваясь по мере приближения. Они двигались быстро, и вскоре можно было разобрать, кому это вдруг решил уступить дорогу хорошо вооруженный отряд, который и сам по себе можно было считать неплохой боевой единицей.

Гм…

Сначала мимо пробежал огромный хрюкающий свинобраз. Здоровая животина могла бы поспорить с любым простым охотником на тему «кто за кем охотится»: он за ней или она за ним? Впрочем, Огул решил свернуть не из-за редкого животного, появившегося, по заверениям магов с факультета зоологии, из иного измерении. Огненный шар или молния — и Уолт перекусил бы жареной свининкой. Так что совсем не из-за него, а из-за… Вот это да-а-а-а-а-а…

Следом за свинобразом мчались существа, внешним видом напоминающие обычных лошадей. Они имели с ними общее, так сказать, геометрическое расположение частей тела. Но под светом месяца и звезд не лоснилась кожа, под которой играли бы мускулы, не развевалась грива, — нет, звездный свет скользил по черной чешуе, схожей с заврской, наговской или драконидской, месяц заглядывался на гибкие извивающиеся хвосты с костяными шипами и наконечниками, а развесистые рога угрожали всем, кто посмел бы встать на пути их обладателей. Мощные пятипалые лапы бороздили землю, оставляя за собой растерзанную почву.

Понятное дело, почему отряд свернул. Стадо насчитывало не меньше ста особей, и сталкиваться с ними имело смысл только в том случае, если Живущие в Ночи и Магистр собирались мучительно, но быстро покончить жизнь самоубийством.

«Дикие гроны! — ошеломленно думал Уолт. — Разрази меня Завас-Громовержец, если это не гроны! Но что они здесь делают? Так далеко от юго-востока Черной империи, за пределами естественной среды обитания! Как они здесь оказались?»

Этот вопрос он адресовал Вадлару, который находился ближе всех, так как они скакали клином: Огул во главе, Уолт и Вадлар справа, Понтей, Иукена и Каазад-ум слева.

— Хо, господин маг, это еще что! — радостно осклабился Фетис, будто это он лично тащил сюда этих гронов несколько тысяч километров из Адских джунглей. — Некоторые клянутся, что видели в степях Границы земных драконов из Преднебесной империи, натуральных таких земных драконов, с длинными усищами и разноцветных, что радуга. Кто-то видел в небесах морматов из Великой Гряды. Кто-то божится, что здесь водятся мыши бешкмшко из Махапопы, а кто-то уверяет, что зимой по Границе гуляет Ледяная Невеста!

— Просто замечательно! А берутся-то они откуда?

— А кто ж знает! — Вадлар таращился на гронов и откровенно любовался ими. — Может, сами пришли, может, еще чего произошло. Наши главные нам, простым Живущим в Ночи, мало что рассказывают, но кажется мне, что и они не особо понимают, что здесь в Границе творится. Это еще цветочки, господин маг, уж поверьте мне. Здесь на такое наткнуться можно, что на всю жизнь запомнится, если будет чем помнить!

Уолту хватило гронов, чтобы понять, что Граница — место, как говаривал преподаватель логики, архистранное. Когда Черная империя расширялась на юг, принимая омажи от городов один за другим, стоило Черному Властелину подойти к стенам и вежливо так спросить, не хотят ли жители славного города подчиниться и навсегда влиться в ряды черноимперцев, жители эти, посмотрев на шестьдесят Черных Легионов, пятнадцать Кораблей Неба, энграммы, быстро и ловко рисуемые жрецами убогов, магические аппараты Черного Ковена и еще кучу разных чудищ и монстров, делающих вид, что они к этому вот Властелину никакого отношения не имеют, пинками выгоняли вперед бургомистров с ключами от города. А потом, когда Черный Властелин озверел от скуки — на войну же шел, не на рыбалку, а битв грандиозных никак не намечалось, — жители очередного сдавшегося города пожаловались на соседей из Адских джунглей, синекожих скаггахов, ежегодно устраивающих набеги на близлежащие к джунглям города и деревни. Властелин, бегло читавший документацию по городской казне и уже повесивший двадцать казначеев, дал приказ выдвинуться Двадцать Пятому легиону и зачистить Адские джунгли от дикарей. И как же он удивился и обрадовался, когда ему донесли, что Двадцать Пятый легион разбит, многие легионеры взяты в плен, а приставленные к легиону колдуны убиты все до одного. Оставив в городе гарнизон и наместника, Властелин во главе армады выдвинулся к Адским джунглям, желая взглянуть на тех, кто оказался настолько храбр, что посмел противостоять ему.

Адские джунгли на первый взгляд никак не соответствовали своему названию. Да, по мере приближения к ним становилось все жарче и жарче, но в остальном они выглядели как обычные джунгли: много зелени, растущей и гниющей, много деревьев, невысоких и гигантских, повышенная влажность и кидающиеся пометом макаки. Не мелочась, Властелин выдвинул вперед Прайм Легион, за ним расположил Ударный Легион, который немедленно приступил к делу, собирая метательные и зажигательные машины. Здраво рассудив, что терять легионеров в джунглях, которые скаггахи знают как свои шесть пальцев, будет только глупый и не щадящий солдат повелитель, Властелин решил уничтожить Адские джунгли целиком и полностью. На это должно было уйти много времени, но Властелин особо никуда не торопился. Только отгремела война с Эквилидором, закончившаяся перемирием и образованием между Империей и Эквилидором Свободных баронств, и пока заняться было нечем. Предыдущий Черный Властелин много времени уделял сельским реформам (переселяя крестьян тысячами на целину) и градостроительству (используя оставшихся крестьян для строительства городов на болотах, потому что там ему нравилось и можно было, как он говорил, прорубить портал в Золотой век), а его сын был заядлым воякой и не видел смысла жизни вне войны. Черный Сенат уже был встревожен демографической ситуацией в империи, но Черный Властелин предложил Сенату лично решать проблему и отправился в захватнический поход на юго-восток.

Итак, первые огненные ядра пали на Адские джунгли подобно карающим стрелам небес, как написали потом историки Империи, и тут же из сплетений веток и лиан показались ряды атакующих скаггахов.

— На чем это они едут? — поинтересовался Властелин. Он сидел на черных подушках на самом высоком холме и попивал черный кофе из черной чашечки. Вокруг мерцали Заклинания Защиты и замерли в выжидательных позах «бессмертные» — личная гвардия Черных Властелинов. Перед глазами Властелина блестели две яркие звезды, созданные колдунами для того, чтобы повелитель Черной империи мог наблюдать за любым местом на поле боя.

— Не знаю, о величайший, — склонился в поклоне один из старших трибунов.

— Не ведаю, о несравненный, — пожал плечами один из Чернейших колдунов.

— Не понимаю, о наимудрейший, — упал на колени один из Тронных малефиков.

— Фр-р-р-р-р-рррыхх… — фррррррррыххнул Тот, у Кого Дубина Больше Всех, глава объединенных чудищ Черной империи.

— Похоже на лошадей, — сказал Черный Сенатор Талафикс, назначенный Сенатом главой отдела по военному делу, посмотрев в «дальнеглаз» — крупную линзу в квадратной оправе на треноге. — Мне кажется, все-таки сначала стоило пустить вперед разведчиков.

— Ваше мнение важно в Сенате, а не здесь, уважаемый, — фыркнул Черный Властелин. — Когда этих «лошадей» прикончат, то мы разберемся, что они из себя представляют. А пока давайте полюбуемся великолепным искусством войны.

А скаггахи, тем временем преодолев тучи стрел, змеи молний и болиды огнешаров, ударили прямо в сомкнувший щиты первый ряд легионеров. Талафикс, который обнаружил, что на поле между Адскими джунглями и Прайм Легионом валяются лишь пронзенные стрелами или обожженные тела скаггахов и ни одной «лошади», собирался что-то сказать, но не успел.

Первые ряды щитоносцев, лучших во всей Черной империи, дрогнули и развалились под натиском орды дикарей. Щиты полетели в одну сторону, копья в другую, а легионеры в третью, в основном вниз и убитые.

Черный Властелин подавился кофе. Вскочил, сверкая глазами и сжимая кулаки, шагнул вперед, забыв, что от гибнущих легионеров его отделяет десяток километров, потянулся к мечу на поясе.

— Ваше Черновластелинство, — Сенатор осторожно коснулся плеча завороженного владыки (касаться Властелина мог каждый, кто был избран в Сенат), — смею предложить тактическое отступление и перегруппировку, пока трибуны и колдуны будут разбираться в произошедшем.

— Разбираться?! — взревел Черный Властелин. — Не смеши меня, Талафикс! Здесь не в чем разбираться! Бессмертные! — Он поднял правую руку, на которой заблестели кольца Повиновения. — Следуйте за вашим Властелином и умирайте во славу его! Немедленно открыть портал туда! — И Властелин указал прямо в гущу схватки, где смешались выхватившие мечи пехотинцы, не успевшие отступить щитоносцы, разбрасывающиеся заклятиями колдуны и скаггахи на своих «лошадках».

Ослушаться прямого приказа никто из Тронных колдунов не посмел, и вскоре перед Властелином распахнулся декариновый круг. Убедившись, что гвардия выстроилась прямо за ним, владыка Черной Империи, выхватив меч, с рыком бросился в портал…

…и свалился на гарцующего на «лошади» скаггаха. Синекожий коротышка, почти невидимый за мордой скакуна, испуганно вскинул голову — и тут же умер, потому что меч Властелина исторг струи черного огня, завертевшегося вокруг дикаря и его «лошади». Властелин удовлетворенно хмыкнул, мощным ударом ноги отшвыривая лежащий на земле труп легионера (если он оказался настолько глуп, что погиб, то никакого почтения не заслуживает, потому что только великие воины умирают в постели от старости, перебив всех врагов, а не гибнут на поле боя[13]). Он было рванул к кипящей неподалеку свалке (пятнадцать щитовиков с трудом сдерживали у повозки с копьями наседающих на них скаггахов), как ржание с той стороны, где должны были находиться две кучки золы, заставило Властелина резко развернуться. «Лошадь» как ни в чем не бывало встряхнула головой, сбила хвостом тлеющее кое-где на теле пламя и двинулась к Властелину, который, застыв, разглядел и ее чешую, и ее хвост, и ее рога довольно хорошо, чтобы вспомнить, что таких существ он точно никогда не встречал ни в одном бестиарии имперской библиотеки. Навстречу «лошади» кинулся «бессмертный», клинки в его руках вертелись с огромной скоростью, не просто сливаясь в единый сверкающий круг, а исчезая из поля зрения, достигая этого при помощи вживленных в тело механизмов, вплетенных в ауру заклятий и влитых в организм эликсиров. Они ударили одновременно, «лошадь» и «бессмертный», и одновременно упали — «лошадь» с перерубленным горлом, в котором застрял кривой меч, Бессмертный с пробитым черепом и застрявшей в нем ногой с пятипалым копытом.

Эта резня, в дальнейшем получившая название Адская Баталия, когда дикари на гронах перемололи половину Прайм Легиона и три обычных Легиона, едва не прикончили самого Черного Властелина, защищая которого погибла вся гвардия «бессмертных», чуть не вошла в военные учебники как один из примеров бездарного планирования сражения. Но мощная идеологическая система Черной империи потребовала описать битву как надо, и все действия Властелина были оправданны и вытекали из сложившихся обстоятельств. Зато гроны прославились на весь мир, как первые открытые (пускай и не наукой) существа, способные собирать магическую энергию и материализовать ее на себе в качестве защитного костяного и чешуйчатого покрова. Пищей им служили потоки Силы, и удар магией по ним только увеличивал их защиту. Но стоило наступить перенасыщению — и гроны взрывались изнутри, орошая окрестности внутренностями. Так что победить грона можно было только так: вбухивать в него Силу, пока он не переполнится. Обнаружив это, Черная империя сломила скаггахов и уничтожила половину Адских джунглей, после чего заключила с скаггахами договор о защите оными южных границ Черной империи, каковыми Адские джунгли и стали.

Кстати, попытка создать алы из всадников на гронах провалилась. Гроны быстро умирали, оказавшись вдалеке от Адских джунглей, и все старания колдунов разобраться, в чем тут дело, оказались безуспешными. Дело было то ли в магии, то ли в биологии, то ли еще в чем. И вот теперь в некой зоне, именуемой Границей, спокойненько несется стадо гронов, не беспокоясь о том, что, согласно всем аксиомам современной магической науки, они должны валяться дохлыми. И это не галлюцинация, нет. Уолт проверил это в первую очередь — живые гроны из плоти, крови и магии.

Слова «это еще цветочки» вскоре подтвердились. Объехав гронов и снова вернувшись на линию преследования, Огул, спустя минут пятнадцать скачки, остановил отряд и достал из сумки, висевшей сбоку на шее варга, странный прибор, при виде которого Уолт вспомнил факультет алхимии и кафедру механики. И там и там любили создавать нечто подобное: мешанина зубчатых колесиков в переплетении изогнутых трубочек, в которых бултыхается подозрительная жидкость, да еще в сопровождении рун, придающих получившемуся нечто особое свойство. Обычно это было свойством взрываться в самый неподходящий момент. Предмет в руках Финааш-Лонера Магистру больше всего напоминал… напоминал… а, убог с ним, это действительно было похоже на порождение глухого предметного мага, которого попросили создать декоративный толос с иллюминацией. Тому послышалось «декоративный фаллос силы нации», и он ото всей души постарался порадовать заказчика. Огул повернулся и сообщил, что они ненадолго задержатся, пока он не разберется в… Дальше Живущий в Ночи зашипел, упыри с умными лицами закивали, предоставив Уолту гадать, с чем это там Огул должен разбираться.

— Лучше не надо, поверьте, господин маг, — сказал Вадлар, заметив, что Уолт собирается воспользоваться остановкой и слезть с варга. — Сейчас болит, а слезете — еще хуже будет.

— Куда уж хуже, — проворчал Уолт, но совету Фетиса последовал.

Так они и сидели на смирных варгах, пока Огул не запрятал свой прибор обратно в сумку и не сказал, что теперь можно ехать.

Первым неладное почуял Уолт. Все-таки он был маг, и не просто маг — боевой маг. Неестественное, и сверхъестественное, и слишком естественное его учили замечать неосознанно. Что-то маячило на периферии сознания, что-то, что только начиналось вторгаться в рассудок, но еще не полностью, так, легкими касаниями, только намечая свое существование — и ничего более.

Уолт проверил ауры спутников. Ничего необычного в них не наблюдалось: ауры отражали только напряженность и настороженность Живущих в Ночи, даже психоэнергия Понтея не была собрана и приготовлена, а зря, очень зря. Уолт, например, уже давно собрал Силу возле Локусов Души и приготовился активировать Свиток Пламенного Дождя.

Не обнаружив ничего странного в упырях и вокруг упырей, Уолт обратил внимание на природу вокруг.

Вокруг, куда позволяло посмотреть простое зрение без Вторых Глаз, тянулось поле с более толстой и низкой травой, чем раньше, но иногда в ней попадались пучки длиной почти в рост человека травы, тонкой, переплетающейся в фигуры, напоминающие черты древнесхаррского алфавита. Небольшой ветерок всколыхнул траву, и она, словно приветствуя его, сладко застонала.

Уолт моргнул, покачал головой. Послышалось? Нет. Вот снова сладострастный стон, от которого внизу живота как-то напряглось. Уолт быстро применил Вторые Глаза, приготовив простейший фаербол, но магии или аур не наблюдалось.

Новый протяжный стон, с жарким придыханием в конце и явной фразой: «Глубже, да, да…» А затем крик, полный животной страсти, да такой, что даже варг под Уолтом вздрогнул.

Ага, Понтей беспокойно крутит головой, Иукена дернулась, непроизвольно потянувшись к саадаку, Вадлар растерянно ухмыльнулся, Каазад-ум… как сидел, так и остался сидеть, а Огул продолжает гнать варгов вперед как ни в чем не бывало.

А постанывания и сладострастные стоны не просто продолжались, они усилились и дополнились горячим дыханием, прерывистыми вскриками, страстным жарким шепотом, вертящимися вокруг и будящими непристойные фантазии, от которых становилось жарко, но отнюдь не хотелось, чтобы они прекращались.

Варги начали вести себя все беспокойнее. Все громче и громче становилась череда полных безудержного возбуждения и неукротимой похоти женских стонов. Было бессмысленно затыкать уши, это не помогало, да и особо не хотелось.

Уолт порадовался, что его роль в управлении варгом минимальна, успокоить встревожившуюся бестию он вряд ли сможет, подергав за поводья или дав этого… как его… шенкеля, что ли? А так приходилось только покрепче держаться и пытаться отвлечься от разрывающихся вокруг голосов, устроивших просто симфонию предоргазменных воплей, и не особо ерзать, пытаясь избавиться от тяжести в штанах, — все равно не помогало.

— Быстрее!!!

— Сильнее!!!

— Глубже!!!

— Да, войди в меня сзади!

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

— Ну, ну, еще, да-а-а-а-а!!!

— Давай, грязная свинья, сделай это, о-о-о-о-о-о!!!

— Я сейчас взорвусь, не останавливайся!

— Ах, твой малыш великолепен!!!

— Еще! Еще! Пронзи меня! Сильней, крепче!

— Войди в меня, давай, входи же!

— Целуй меня везде, о да, да, ниже, ниже, целуй мой цветок!!!

— Чуть побыстрее, посильнее сожми, вот так!

— Еще так, милый, еще, ох, как хорошо! Миленький мой, еще!

— Да-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Томные, глубокие, тонкие, низкие, высокие, с хрипотцой, мелодичные, завлекающие, подделывающиеся под детские, грубые, нежные, протяжные, вкрадчивые, мурлыкающие — женские голоса все плели и плели ткань экстазного сладострастия, и вскоре это стало ощутимо раздражать. Уолту уже казалось, что от этих блудливых стенаний или он сойдет с ума, или у него треснут штаны. Судя по прямым спинам и каменным рожам Понтея и Вадлара, те испытывали нечто подобное. Реакции Огула заметно не было. Каазад-ум невозмутимой харей раздражал уже не меньше стонов (как на ЭТО можно не реагировать?!). А судя по выражению лица Иукены, она была готова выпустить все стрелы в кого угодно, и, судя по взглядам, которыми она окидывала Уолта, кандидатуру «кого угодно» она уже выбрала.

«Гм, а я-то в чем виноват?»

А затем…

— О да, Уолт, не останавливайся!!! Ах ты, шалун!!!

Магистр чуть не свалился с варга. Новый, слегка смешливый голос продолжал постанывать, на разные лады повторяя его имя, иногда даже рифмуя. Челюсть рванулась вниз, глаза забегали, как сумасшедшие. В башке творилось убог знает что. Почему-то смотреть на упырей было стыдно, мысли путались, и руки чесались спалить тут все, пройтись Огненной Стеной от горизонта до горизонта, и глубоко плевать на Конклав и его уложения, не Конклав сейчас здесь, а он, их бы сюда, сами бы возжелали обрушить на эту Границу Заклинание Разрушения.

А потом все прекратилось. Резко. Неожиданно.

Уолт не сразу понял, что вокруг тишина. Точнее, тяжело дышат варги, их лапы топчут землю и траву — и тишина.

Спустя три минуты Огул остановил варгов, сказав что-то о том, что им нужно отойти не «от усталости, но от другого, что словами не объяснить, но он чувствует». Уолт, решив, что задница пусть поболит, но стоит пройтись, сполз с варга, именно сполз, назвать это эффектным спуском язык не поворачивался, а вот сползанием — в самый раз, ни больше ни меньше…

Следом с варга спрыгнул Вадлар, помотал головой и объявил как ни в чем не бывало:

— Кому надо снять напряжение, то вот там есть кустики. Никто не будет подсматривать. Идите… Чего вы на меня так все смотрите? Я ж о вашем здоровье забочусь, с возбуждением, знаете ли, шутить вредно.

— Вадлар…

— Да, Понтеюшка?

— Заткнись, а?

— Ну, мое дело предложить. — И Фетис, насвистывая, направился в те самые кусты, о которых говорил. Бросил на ходу, не поворачиваясь: — Только не подумайте чего извращенного, я по делу иду, мочевой пузырь опорожнить, а то вдруг еще что.

Магистр посмотрел назад, на пространство, которое они преодолели. Теперь Граница совершенно не казалась похожей на Восточные степи. Что-то добавилось в восприятие этой травяной колышущейся бесконечности, что-то тонкое, почти магическое, но не магическое, легкое, как эфир, и такое же неуловимое, но в то же время явно присутствующее, некий легкий штрих, нанесенный художником на картину мира, после которой она видится совсем по-другому, но в чем разница — не скажешь.

Понтей слез с варга и теперь задумчиво дергал ремни под седлом. Судя по всему, произошедшее стало шоком и для него. Но ведь он местный, абориген, значит, должен знать об этом хоть что-то.

— Что это было? — подойдя к Сива, спросил Уолт.

— А? — вздрогнул Живущий в Ночи. — Прошу прощения, что?

— Вот то, что недавно произошло. Я не совсем разобрался, но магии, по крайней мере классической, было очень мало, практически все происходило… не хочется применять такое слово ко всему тому, что было, но… естественным это выглядело. Что такое эта Граница?

Понтей отчего-то взглянул на Огула и лишь потом ответил:

— Никто не знает. Она возникла после того, как Великие Одиннадцать поставили Купол и началась война. Мы сражались и использовали ту магию, что была у нас. Мы собирали ее с тех времен, когда смертные только начали создавать государства. Люди использовали свою магию, а гномы — свою. И именно гномы применили нечто, что вдруг изменило земли вокруг Лангарэя. Нечто из запретной магии, с давних времен, что-то фундаментальное и настолько архаичное, что вспоминаются титаны. Вы же знаете гномов, господин маг, они трясутся не только над золотом, но и над всем старинным, древним, неудивительно, что у них сохранилось что-то из Первой Эпохи. Но времена уже были другие, и, видимо, то, что они достали из своих запасов, сработало не так, как ожидалось. И тогда возникла Граница — территории вокруг Царствия Ночи в сто километров протяженностью. Граница весьма благоприятствовала тому, чтобы война закончилась перемирием. Днем по ней еще можно передвигать войска, изредка натыкаясь на вот такие феномены. Но ночью здесь все просто кишит и этими феноменами, и различными невероятными существами. — Понтей усмехнулся: — Правда, господин маг, что боги любят подобные шутки истории: гномы хотели одного, а получили полную противоположность?

— Боги… — проворчал Уолт. — Мне интересней, почему ваша Граница нигде не проходит по регистрам Конклава и никто ее не изучает? Странно это. Здесь у вас просто толпы волшебников должны торчать на каждом углу, чего явно не наблюдается. Кстати, а как же вы принимаете торговые караваны или вообще смертных, которые к вам ездят с официальными визитами? Как я понимаю, порталы — вещь дорогая и финансово и магически, ими не покроешь все связи с внешним миром.

— Господин Ракура, я же сказал: днем здесь более-менее тихо. К тому же в Границе есть зоны, которые не затрагиваются странными и неестественными явлениями и в них никогда не бывает существ, подобных гронам. Разве что байбаки, но и до появления Границы они здесь водились. — Понтей указал на Огула. — Есть еще и такие, как уважаемый Финааш-Лонер, проводники по Границе, изъездившие ее всю вдоль и поперек, и выжившие, и если не изучившие Границу, ведь ее изучить невозможно, слишком часто в ней все меняется, то хотя бы уловившие ее закономерности. Уважаемый Огул — один из лучших проводников по Границе со стороны Живущих в Ночи. У людей и гномов тоже есть такие, но с Живущими в Ночи им не сравниться.

— Понятно, — кивнул Уолт. — А что еще можно здесь встретить или?.. — Магистр почувствовал, что краснеет. — Ну… или… что еще здесь может произойти?

— Я сам точно не знаю, — задумался Понтей. — Огул наш путь рассчитал так, чтобы мы передвигались как можно быстрее и с наименьшими препятствиями. Думаю, господин маг, это вам нужно спросить у него самого. Он вам больше расскажет.

— Ладно. Мне просто надо знать, придется ли использовать магию из запаса до того, как догоним тех, кого преследуем. Хотелось бы рационально использовать Силу.

— Я понимаю… — начал Понтей.

— О да, Уолт, не останавливайся! — вдруг раздалось сладкое постанывание за спиной Магистра, и Уолт подскочил как укушенный мантикорой. Развернулся и бешено уставился на Иукену, с невозмутимым видом поглаживающую своего варга. Рядом катался по земле Вадлар, закрыв руками лицо. Он хрюкал.

Побагровевший Понтей шагнул было к ним, сжав кулаки, но тут Огул крикнул, что пора ехать дальше. Уолт, успокоившись, пообещал при случае отплатить этому кривляющемуся уроду и этой стерве (а ведь красивой стерве, убоги дери!) той же монетой, а то и более дорогой.

— Я же вам говорил, господин маг! — Фетис как ни в чем не бывало щурился под бьющим в лицо ветром. Варги снова без устали бежали в ночную степь, краткая остановка вернула им силы, и они были как будто только из… Гм, а варгов тоже в стойлах держат или в клетках? Короче, варги были как новенькие. — Граница — удивительное место! Нам еще везет, мы на Младенца не наткнулись, мне доводилось слышать, что он бродит где-то в окрестностях!

«Младенец еще какой-то… Может, здесь найдется место и для Степного Старикана?»

— Что за Младенец?!

— Есть здесь такой! Вылезает из земли такой пухлый годовалый ребеночек метров под семь, песенку какую-то лопочет, пританцовывает и начинает обходить тех, кому с ним не повезло встретиться, по кругу, слева направо! К тому же эта громадина абсолютно слепа! Вместо глаз — два бельма! Но круг делает совершенно правильный, прям будто циркулем чертит! А когда круг заканчивает — останавливается и начинает ссать!

— Что-что? — Уолту показалось, что он ослышался. — Что делать?

— Ссать! — Фетис заулыбался во весь рот. — Такие струи мочи пускает — ну точно водяной змей водой бьет. Струя толщиной с руку! И он машет своим писюном и поливает во все стороны! И ведь шевелиться нельзя, если Младенца повстречаешь. Если кто дрогнет и попытается увернуться или спрятаться, у Младенца голова тут же от плеч отделяется и на беднягу набрасывается! Так что приходится стоять и терпеть. И оружие его никакое не берет, ни обычное, ни заговоренное!

«Огненная Стена, — мрачно уверился Уолт. — Два-три раза, от края до края. Пока даже элементали не сбегут…»

— Ведьмаков бы вам сюда! — произнес Магистр вслух. — Всем Орденом! Они любят все такое необычное.

«Истреблять…»

— Так приглашали ведь! — Вадлар приосанился и будто принялся цитировать: — С позволения Совета Идущих Следом были приглашены к нам мастера ведьмачьего дела для истребления и изучения нечисти, вдоволь имеющейся в землях, что известны как Граница. Вооружены они были оружием лучшим и острейшим. Магией пользоваться им разрешили во всем объеме, что им доступна, и полная свобода действий обеспечена им была. Так что знать не можем мы, отчего пятнадцать ведьмаков исчезли, ибо от услуг наших они отказались, в Контракте указав, что действовать самостоятельно будут и проводники им не понадобятся… С тех пор ведьмаки к нам не суются, хоть целые горы золота им предлагай, даже артефактом каким магическим не заманишь! Магов приглашали — и те отказались, указав, что Контракт с ведьмаками не завершен и это будет им мешать! А как же его завершить, если от тех пятнадцати ни слуху ни духу, останки их не найдешь, и на спиритические вызовы их души не являются!

«Ясно, — понял Уолт. — Вот почему Конклав не лезет сюда. Пока ведьмаки официально не откажутся от Контракта, маги здесь не имеют права работать. А у ведьмаков предписаний, правил и уложений, по которым они живут и действуют, — до Небесного Града достать могут, если их все переписать на бумагу мелким почерком и в стопку сложить. Из-за этой бюрократии и разделения сфер деятельности меня даже нормально не подготовили к Границе. Не удивлюсь, если Архиректор сам о ней слышал краем уха, чего уж там от Алесандра ожидать».

Очередная остановка, судя по тому, как дернулись варги, чуть не сбросив всадников, была незапланированной и самим Финааш-Лонером. Огул спрыгнул на землю и растерянно начал бегать из стороны в сторону, шипя так, что и Уолт понял, что один из лучших проводников по Границе отнюдь не радуется разбежавшимся тучам и хорошо видным звездам. Кстати, тучи убежали недалеко, насколько можно было увидеть в ночи, — чуть впереди они уплотнились и даже заполонили край неба, словно овцы, согнанные в стадо волкодавом.

— Что на этот раз? — повернулся к Вадлару Магистр.

Заклятие Огнешара расползалось щекочущим теплом по правой руке, заклятие Ледяной Стрелы холодом покалывало левую. Локусы Души, основные пути метафизических сил и энергий в теле, собирающие из окружающей среды необходимую подпитку и испускающие ее обратно в переработанном виде, сейчас не были раскрыты Уолтом на полную. Впрочем, он и не овладел ими полностью, для этого он еще не прошел необходимые курсы и тренировки. Сейчас он владел Локусами Души на уровне аспиранта второго года обучения. Которым, впрочем, и являлся.

— Думаю, — медленно сказал Фетис, следя за тем, как мечется туда-сюда Огул, как он останавливается, а потом с расстроенным лицом идет к ним, — мы сейчас узнаем.

Огул был немногословен. Подойдя, он произнес лишь:

— Живая Река.

Однако этого хватило, чтобы Понтей схватился за голову и выругался, причем не на упырином, а на Всеобщем, будто желая создать синэстезию и приобщить Уолта к своим переживаниям. Иукена сплюнула, причем плевок прошел в опасной близости от правого сапога Уолта. Вадлар помрачнел и перестал ухмыляться, а Каазад-ум…

Уолт решил не обращать внимания на этот кусок скалы, подозревая, что, явись перед ним весь Пантеон богов и убогов Равалона и предложи ему власть над миром, он так же бесстрастно проедет мимо, не обратив на них внимания.

— Она только недавно начала течь здесь, буквально минут пять — семь назад появилась, — зло сказал Огул. — Если б мы поторопились, то не было бы никаких проблем.

— Что за Живая Река? — небрежно спросил Уолт тоном смертного, который Живые Реки встречает по двадцать раз в день. — Что нам мешает ее пересечь?

Огул выглядел смущенным.

— Понимаете, господин маг… Здесь раньше никто не встречал Живую Реку, и не было никаких предпосылок, что мы с ней столкнемся. Я весь путь рассчитал, не должно было ее здесь быть.

— Так что не так? — спросил Уолт, видя, что остальные упыри становятся все мрачнее и мрачнее. Даже показалось, что нос Каазад-ума стал угрюмее выглядеть.

— Дело в том, — вздохнул Огул, — что Живая Река — не совсем река.

«Да ладно вам! Не может быть! А еще она не совсем живая, верно?» — так и хотелось съехидничать Уолту, но он сдержался.

— Может, это магическая креатура древнего чародея, может, это живое существо, которое явилось из хтонических глубин, может, это выдумка Бессмертных — я не знаю. Но одно о Живой Реке известно точно. Она уничтожает неживые рукотворные изделия, поглощает их, разъедает, превращает в ничто. И еще почему-то деревья. Довелось мне видеть, как Живая Река текла сквозь рощу. Все деревья сгнили быстрее, чем я моргаю. Цветы, травы, насекомые — с ними ничего не случилось, а от деревьев только мокрая труха и осталась.

— А что, объехать ее нельзя?

— Когда Живая Река поднимается из земли на поверхность, она тянется на многие километры в обе стороны. Если ждать ее «конца», пока она протечет мимо, то потеряем столько же времени, как если попытаемся найти ее «начало» и объехать. К тому же она в любой момент может поменять направление и даже начать течь в противоположную сторону. — Огул стиснул зубы и посмотрел на Понтея. — Я приношу свои извинения, но я… Я не знаю, что делать, господин Сива.

— М-да… — сказал Уолт и задумался.

Упыри принялись спорить.

— Он долго не протянет, — устало сказал Затон.

Они втроем стояли вокруг сидевшего на земле Олекса, грудь которого вздымалась, как мехи в кузнечной, и мехи эти вот-вот готовы были лопнуть. Его одежду пришлось выкинуть и полностью поменять на похожую, быстро созданную Затоном. Дождь лупил по плащам, превращая реальность вокруг в неразборчивое мокрое пятно.

Они устали и были раздражены. Феномены Границы, с которыми они ни разу не встретились днем, пока направлялись в сторону Лангарэя, неприятно удивили своими эффектами, но их они преодолели, следуя четким инструкциям Мастера. Однако все равно они осилили только половину Границы, хотя по всем расчетам уже были должны оказаться в пограничной зоне Элибинера. Границу они должны были пройти еще до того, как закончилась ночь.

Но…

Одно «но» валялось перед ними. Другое «но» плотной серой завесой, превращающей землю в причмокивающую и засасывающую грязь, сущим наказанием падало с неба. Третье «но» лежало перед Ахесом, который последним нес ящик, оказавшийся более тяжелым, чем рассчитывал Мастер, и им чаще приходилось останавливаться для отдыха.

— Я использовал все четыре ампулы, но его морфе отказывается принимать снадобье… По крайней мере, я это так понимаю. Эликсир в крови перестал действовать намного раньше, чем должен был. Возможно, Хранитель оказался слишком крепким орешком для него. К тому же он потерял чересчур много крови.

— Чем это ему грозит? — спросил Ахес.

— Морфе нестабильна и стремится перейти в энтелехию. В таком состоянии он продержится минут десять, потом умрет. — Затон подумал и уточнил: — Если мы оставим его одного, он разнесет тут все, а его тело попадет в руки упырей или еще кого. Но если мы останемся, нам придется с ним драться — он не будет разбирать, где враг, а где друг. А пик энтелехии в его буйстве… — Затон покачал головой. — Нам придется использовать свою энтелехию, чтобы сдержать его. А сейчас это нежелательно.

— Действительно, — буркнул Тавил. — Эта штука оказалась тяжелее, чем рассчитывал Мастер, да еще этот убоговский дождь, да еще этот… раненый, чтоб его. Мы выбиваемся из графика. Мы должны были пересечь Границу и добраться до Мастера до рассвета.

— Уже не успеем, — сказал Ахес. — Надо решать, что будем делать с Олексом.

— Что здесь решать? — проворчал Тавил. Он понимал, что за злостью на Олекса просто хочет скрыть свое раздражение, что тогда, во время операции, его сумел задеть какой-то упыришка, пусть и несмертельно, но ведь сумел, и его самолюбие страдало.

Затон покосился на Тавила. Когда тот появился возле Храма Ночи, то выглядел неважно и ничего не хотел рассказывать. Ахес сказал, что они расстались и Тавил отправился на расправу с Живущими в Ночи, которые успели покинуть поселение.

Темнил что-то Тавил.

— Ему нужна кровь, — сказал Затон, дотронувшись до головы Олекса. — Если хотим, чтобы он продолжал двигаться с нами, — нужно дать ему крови.

— И где ты собираешься ее взять? — проворчал Тавил. — Свою я давать не собираюсь.

— Твоя не нужна. Да и не подойдет она. — Затон поднял веко Олекса, вглядываясь в его зрачок. — Людей бы найти…

— Это несложно, — сказал Ахес. — Люди недалеко.

От неожиданности Затон дернулся.

— Люди? — недоверчиво спросил он. — Недалеко?

— Три-четыре километра на северо-запад, — махнул рукой Ахес. — Я отправлял ветер на разведку. Отряд наемников или еще какой сброд. Видимо, хотели добраться до Купола днем и пробраться в Лангарэй.

— Так это что, назад возвращаться? — возмутился Тавил. — Мы и так кучу времени потеряли.

— Выбора нет, — покачал головой Ахес. — Мастер не обрадуется, если Олекс погибнет. Да и работать мы привыкли четверкой. Пока Мастер еще найдет того, кто сможет выдержать морфе… Надо догнать этих людей. Тавил, это теперь понесешь ты. Затон, на тебе Олекс. Я займусь людьми и… подготовлю их. Двинулись!

Дождь продолжал идти.

Да чтобы Нижние Реальности разверзлись прямо под цехом, где создали этот тент! Чтобы в Посмертии подмастерье, делавший его, жил со своей тещей! Проклятье, чтоб его!

Талланий не успел выпрыгнуть из-под тента, когда не выдержала опора и вся вода свалилась на него. А он только начал подсыхать!

Дождь шел уже четвертый час, и планы, которые они строили, направляясь в страну упырей, пошли под хвост дракону. И ведь все было точно по плану!

Он сумел встретиться с одним из тех, кто прошел Границу, пощипал кровососов и сумел при этом уйти живым. Здоровый элибинерец, выгнанный из королевских латников Элибинера за пьяный дебош — пробился он, между прочим, в королевские латники не из-за связей или дворянской крови, а благодаря подвигам в пограничной зоне с Лесом карлу, за что еще был награжден Пурпурным Месяцем, — подробно рассказал, как их группа прошла сквозь Границу, подобралась к упыриному пропускному пункту и как прорвалась вовнутрь. И как они уходили, сразу потеряв больше половины, павших даже не от треклятых кровососов, а от их лизоблюдов-смертных, защищавших поселок на пропускном пункте ценой своих жизней. Но пару интересных безделушек прихватить поредевшая группа успела и толкнула их на черном рынке столицы, после чего оставшиеся в живых смогли позволить себе купить дома в Серебряной Зоне столицы Талора и даже нанять слуг. Элибинерец, правда, деньги быстро пропил и теперь был весь в долгах, и только услыхав, что кто-то собирается в Лангарэй, тут же появился с предложением своих услуг.

Талланий поверил ему. Во-первых, можно легко проверить его рассказ — нанять пару бездомных мальчишек и послать их в Серебряную Зону последить, повыспрашивать о тех, чьи имена называл элибинерец. Во-вторых, он показал Талланию карту Границы, которая хоть и была на вес золота, но ничего не стоила без проводника. В-третьих, элибинерец хотел идти вмести с ними. Впрочем, в проверках Талланий нужды не увидел и взял элибинерца в проводники.

Сразу же за элибинерцем подобрался чародей. Не из Школы Магии, понятное дело, нечего так далеко от Эквилидора рассчитывать на подобную роскошь, но тоже не из худших представителей своей братии. Хоть в Ордене Семерых или Братстве Погрузившихся в Истину он не обучался, но рекомендации у него от серьезных людей, да и магию он показал впечатляющую.

А дальше, когда слухи, что у Таллания и его брата есть уже проводник по Границе и чародей, разошлись по столице, к ним стал стекаться народ, и начался самый сложный этап работы — отделить всякую шушеру, не представляющую всей серьезности похода, от настоящих профессионалов, без которых им не выжить.

Как Талланий считал, ему это удалось.

Идея была в том, что отряд будет небольшой, человек десять, что он быстро пройдет днем через Границу, ночуя в безопасных от сюрпризов Границы зонах, последнюю ночевку сделают неподалеку от Купола, а потом быстро нападут днем, когда солнце будет вовсю помогать им, использовав тот магический артефакт, что удалось по наводке купить в квартале гномов. Сжатие Времени, запрещенное Заклинание, за одно хранение которого Талланию светило лет пять на рудниках.

А потом они должны были добраться до того места, где их ждал брат Таллания с приготовленными лошадьми и они должны были пересечь большую часть Границы…

А теперь?

Теперь тщательно рассчитанный путь и точно выверенное время — все разлетелось в клочья, как подушка под ударами ятагана.

— Что будем делать?! — крикнул, держа над собой плащ, подбежавший Рудольф, опытный вор и боец на ножах. — Дождь усиливается. Может, поставим палатку?

— Подождем еще немного! И где, наконец, Тиберий? Я просил позвать его минут десять назад!

— Я не знаю! Куллос отправился его искать. Он сказал, будто чародей говорил что-то о дожде и его рукотворной природе и что можно отвести от нас непогоду!

— Проклятье! Он должен был согласовать это со мной! Дай сигнал к общему сбору!

Рудольф кивнул и побежал к почти невидимым под бешеным напором дождя рюкзакам. Сейчас он должен достать горн и протрубить, сзывая всех к Талланию.

Вот сейчас… Сейчас… Сейчас должен…

Талланий нахмурился. Убоги побери, почему Рудольф мешкает? Он бы уже раз десять мог протрубить общий сбор! Талланий прищурился. Косые потоки воды с небес не позволяли разглядеть, что происходит там, возле рюкзаков. Убогыхнувшись, Талланий зашагал к ним сам, приготовясь костерить Рудольфа на чем свет стоит.

Но возле рюкзаков вора не оказалось. Наполовину погрузившись в грязь, одиноко торчал горн. Талланий забеспокоился. Граница ночью опасна, на все странные происшествия нужно реагировать быстро. Талланий поднял горн и протрубил общий сбор, изменив тональность, — предупредил, что возникла опасность.

Первым прибежал Кахор, таща взведенный арбалет, за ним спешили братья Варшаны с обнаженными мечами. Уданий, Вертон и Баумгарт появились втроем, двигаясь так, чтобы прикрывать друг друга.

Тиберий, Куллос и Рудольф так и не появились.

Проклятье, лишиться чародея и проводника! Хуже не придумаешь! Но ведь Куллос утверждал, что в этом месте безопасно, здесь часто останавливаются на ночь караваны, не страшась, например, что прайд белых львов наведается в ночной лагерь.

Может, конкуренты? И такое может быть… Проклятье!

— Что произошло? — Баумгарт, одноглазый гном, мастер секирного боя, раздраженно фыркнул, когда капли дождя попали ему на лицо. Как все гномы, Баумгарт не любил дождь.

— Точно не знаю, но уверен, что Рудольф пропал, а чародей и Куллос не возвращаются, — устало объяснил Талланий. — Кто-нибудь видел или слышал что-то необычное?

— Нет, не видел.

— Не было вроде ничего.

— Нет.

— Ничего необычного.

— Да нет, знаешь ли…

Талланий вздрогнул и уставился между Баумгартом и Уданием. Сказал, стараясь, чтобы голос не дрожал:

— А куда… куда подевался Вертон?

Гном и человек обменялись недоуменными взглядами и уставились на пустое место между собой. Они оба были готовы поклясться, что только что там находился гоблин Вертон, которого сейчас и след простыл.

— Спина к спине! — скомандовал Талланий, выхватив короткий меч.

Они быстро встали так, чтобы касаться друг друга плечами, все семеро, и готовы были дать отпор…

Стоп. Семеро? Семеро?

Талланий почувствовал, что холодеет.

А затем сзади него раздался крик, мгновенно оборвавшийся.

Потом — боевой вопль секирщиков Красной Скалы, которые презирают традиционный хирд, обзывая тех, кто в нем ходит, обмотавшимися цепями трусами, — вопль одиночек, которые сражаются с секирой в каждой руке, вопль воинов, погружающихся в безумие берсерка. Потом — вопль обрывается на середине с противным чавкающим звуком.

Свист арбалетного болта — это Кахор…

А крик, полный боли, — и это Кахор…

Братья Варшаны умерли молча, только раз звякнули их мечи — и все.

Дрожащими пальцами Талланий пытался развязать мешочек, который носил на груди. Он молил богов и даже убогов, зная, что его душе это в Посмертии не простят, но сейчас он готов был молить кого угодно, хоть даже титанов, чтобы они дали ему смелости и сил, чтобы он успел…

Голубоватый вытянутый кристалл с выбитыми рунами порвал ткань мешочка и упал в нетерпеливые руки Таллания.

А сзади — он чувствовал, он знал! — уже приближалась смерть.

Он сжал кристалл и быстро проговорил заученные слова, представляя то, что должен был.

А смерть уже была совсем рядом и тянула руку к его сердцу.

Руны в кристалле вспыхнули октарином, кристалл ярко засиял, от него в мгновение ока разошлась, увеличиваясь, голубая полусфера.

Дождь замер, мириады капель застыли в воздухе, образуя причудливые водяные узоры замершей Стихии.

Талланий вздохнул, переводя дух, и повернулся.

Сзади никого не было. Ни отряда, ни того, кто всех убил. На первый взгляд. Но если приглядеться… Если быть повнимательнее…

Между дождевыми каплями висели частицы то ли пыли, то ли песка, то ли земли, то ли еще чего, словно бусы, растянутые на невидимой нитке. Если соединить эти мелкие бусины, если, используя воображение, провести множество линий и заштриховать расстояние между точками-бусинами, получится будто бы взорвавшаяся изнутри фигура.

Талланий сглотнул. Рассматривать и воображать он не собирался, а собирался бежать. Бежать отсюда, пока Сжатие Времени давало ему время, бежать в Границу и добираться до брата. Плевать на упырей, плевать на богатство. Жизнь — дороже ее нет ничего…

— Ха, Ахесу не повезло. Да еще так глупо попасться!

— Это магия.

— Магия не магия, но он опростоволосился!

— Что-то ты слишком рад этому.

— Я не рад. Можно даже сказать, я недоволен. От Ахеса я такого не ожидал.

— Не беспокойся, он уже приходит в себя, сам посмотри.

Ноги больше не держали Таллания, и он осел в грязь. Он ясно и отчетливо понимал: два голоса за спиной были вестниками той смерти, которой, как он считал, ему удалось избежать. Смерти, впереди которой невидимо идет Жестокосердный Анубияманурис, поигрывая кривым кинжалом.

Если бы он пригляделся к тому, что происходит между каплями дождя, он бы заметил… Но он не пригляделся. И не заметил.

Поэтому когда руки Ахеса схватили его за голову, Талланий ничего не почувствовал. Он уже считал себя мертвым.

А мертвым, как известно из практики некромагов, все равно, когда их убивают повторно.

— Можно вернуться и объехать…

— Глупости! Мы не знаем, где нужно сворачивать, а на западе, если не забыли, Ложе Улыбок!

— Тогда следует подождать, пока Река не протечет мимо.

— Ага, а потом будем поздравлять друг друга с восходом солнца? Вадлар, еще что-нибудь поумней придумай.

— Пускай Понтеюшка придумывает: он у нас голова…

— Огул, что думаешь ты?

— Возвращаться или ждать смысла нет. Но можно попробовать один вариант…

— Какой?

— Раздеться и, держа все над собой, переплыть Реку на варгах.

— И каковы шансы, что Река не поднимет уровень воды, чтобы добраться до наших вещей?

— Очень малы.

— Замечательно! А давайте тогда голыми и продолжим догонять этих, с Ожерельем. Так сказать, психологическую атаку устроим, что-то вроде зебры на матросах, а?

— Вадлар, ну мы же серьезно говорим!

— Когда вы от него серьезные слова слышали?

— Иукеночка, да я не словами — я буквами серьезно говорю. А вы и не знали…

— Может, все-таки вернемся и поедем другим путем?

— Да нет, это все равно что вернуться обратно в Лангарэй.

— Эй, уважаемые Живущие в Ночи, хватит устраивать тут серпентарий своим шипением. Обратите внимание на меня, простого боевого мага из Школы Магии!

Упыри дружно повернулись в сторону Намина Ракуры.

— Вы что-то придумали? — вежливо спросил Понтей. Если честно, маг пока никак не проявился, да и на Поле Страсти вел себя как-то… как-то… ну, не так, как Сива ожидал. Пока он только разговаривал, задавал вопросы, иногда о чем-то думал, но никак себя не проявлял. Хотя зачем его ругать раньше времени, ведь они еще не попали в серьезную переделку, не так ли?

Но все равно этот маг отличался от тех, кто раньше прибывал в Лангарэй для магических работ: наложения Заклинаний, расколдовывания артефактов и создания Фигур. Те были вальяжны, вели себя заносчиво и постоянно демонстрировали свое волшебство даже в мелочах, создавая, например, перед собой зеркала, не дожидаясь, пока им поднесут. Другое дело, что те чародеи не являлись боевыми магами, специализировались в обыденной, строительной или коммуникативной магии, если и знали боевые заклятия, то только парочку, которые запомнили с общих курсов по боевой магии. Понтей знал, что Конклав не поощряет распространение Боевых Заклинаний и старается контролировать каждого носителя ратного волшебства, ограничивая доступ к Сфере Высшей Магии для исследования боевых заклятий. Обучение боевой магии в Школе Магии было практически уникальным для всего Западного Равалона, никакому другому магическому заведению или Ордену не удалось получить разрешения на подобную деятельность (по крайней мере официально). Так что боевые маги были подобны редким минералам в куче мусора с рудника. На весь мир представителей этой братии было разве что несколько тысяч.

Ну и Понтей, понятное дело, не мог знать, как обычно ведут себя боевые маги. Мало он с ними общался, и если уж на то пошло — Уолт Намина Ракура стал первым боевым магом, которого Понтей видел воочию.

— К сожалению, господин маг, на ум не приходит ничего, что могло бы быстро помочь разобраться с ситуацией, — сказал Сива.

— А я слышал что-то о «раздеться догола»… — Магистр с непонятным выражением бросил молниеносный взгляд на Иукену.

Понтей нахмурился. На что намекает маг?

— Мы не уверены, что наши вещи будут целы.

Понятное дело, не о вещах беспокоился Понтей. В его сумке находились предметы, которые обязательно должны были остаться в целости и сохранности, когда они догонят похитителей.

— Да, и пролевитировать всех одним махом я не смогу, надо слишком долго выводить формулу, рассчитывать резонанс магополей, улавливать ваши мыслеформы, учитывать силы инерции, делать поправку на эффект Баршеха — Торина…

Понтей усмехнулся. Одного у магов не отнять — покичиться своими знаниями они любят, что боевые маги, что не боевые.

— Покажите мне эту Реку Живую.

— Огул, покажешь?

— Да.

— Остальные могут пока подождать здесь, — сказал Магистр.

Понтей легким движением руки приказал всем оставаться на местах. Втроем, Огул, Понтей и Намина Ракура, они прошли вперед пару десятков метров, пока не приблизились вплотную к Живой Реке.

— Ага… — сказал Ракура.

«Ага — это уж точно…» — подумал Понтей. О Живой Реке он только читал, как и о многом другом, чего пока не доводилось видеть, слышать, пробовать и касаться самому лично. Ну что ж, начало положено, жаль, что в таких обстоятельствах…

В Живой Реке не было и капли воды. Метров пятьдесят в ширину, эта «река» из плоти мира шевелилась, переплетая земляные струи. Двигалась сама земля, погребая под собой все, что попадалось на пути. Однако, если верить записям путешественников и разведчиков, то было обманчивое впечатление. Колышущиеся земные волны расступались перед погружаемым в них предметом точно так же, как и вода. Единственное отличие — погрузись ты в воду в одежде, то в одежде, только мокрой, из воды и выйдешь, а погрузись в Живую Реку — выйдешь в чем мать родила.

— Вот значит как, — протянул Ракура, сел на берегу Реки и пальцем что-то начал выводить в пыли. Там, где мешала трава, он ее выдирал и кидал в Реку, внимательно наблюдая за тем, что происходит, как только трава попадала в движущиеся земные валы.

— Зовите всех сюда, — на миг оторвавшись от черчения, бросил он Огулу и Понтею. — Я, кажется, придумал, как перебраться через эту вашу Живую Реку.

Когда все столпились вокруг Магистра, тот вовсю погрузился в свои чертежи, совершенно не обращая внимания на Живущих в Ночи.

— Может, пнуть его? — предложила Иукена. — А то не нравится мне, что нас игнорируют.

— Иукеночка, а молнию в бок не боишься получить?

— Еще посмотрим, кто что в бок раньше получит, — проворчала упырица.

— О, все в сборе! — Маг оторвался от своих схем и встал. Выпада Иукены он будто бы и не слышал. — Значит, так: сейчас все залезайте на варгов и будьте готовы к переправе. Уважаемый Финааш-Лонер, я пока не буду садиться на своего варга… Вы можете им управлять без меня, ведь так? Тогда и ведите его сами. Свои пожитки я оставлю на нем, так что не думайте, что я не буду осторожен, я тоже заинтересован, чтобы мои вещи не исчезли.

— Что ты собрался делать, маг? — без обиняков спросила Иукена.

— Увидите. — Намина Ракура повернулся в сторону Живой Реки, поставил ноги на ширину плеч и развел руки, словно эльфийский дирижер, приготовившийся исполнять грандиозную симфонию «Гибель Тьмы». — Прошу вас поторопиться — я не хочу тратить много Силы.

Огул первым оказался на варге. Иукена — последней. Понтей видел, что она едва сдерживалась, когда маг оказывался рядом, что ее слова — просто выпускание пара, но если она бы молчала, было бы еще хуже. Но, хвала Ночи, она сдерживала себя, и это не могло не радовать. Наверное, причина была в нем, отчасти психомаге, неведомым даже ему самому образом начавшем развеивать ее патологическую ненависть к магам.

Понтей невольно улыбнулся. Когда Иу узнала, что у него есть Дар к Искусству… Признаться, он в первый момент подумал, что она сейчас воткнет вилку ему в горло, вилку, которой она только что подносила ко рту кусок недожаренной телятины. Но — обошлось. Непонятно как. Но обошлось. Иу, правда, месяц потом с ним не разговаривала.

— Готовы? — спросил Магистр и, не дождавшись ответа, принялся колдовать.

Он не двигал руками, формируя Жесты, не напевал точно рассчитанных ритмически, тонально и интонационно Слов, складывающихся в Высказывания, вокруг него не вздымались потоки освещенных октарином, эннеарином и декарином энергий, не расходились, как вода от брошенного в воду камня, ощутимые волны и колебания Силы. И только Понтей, знакомый с общей теорией магии, мог оценить, какую тонкую, трудную и изнурительную и физически и метафизически работу проделывает боевой маг, не помогая внешними воздействиями своему воображению и сознанию, сейчас перелопачивающим десятки мыслеформ, фигур, знаков и символов, работая только на ноуменальном уровне, настраивая энергии своего тела в единое с окружающим миром магополе и собирая необходимую Силу, чтобы тут же преобразовать ее и выпустить обратно в мир.

Понтей потер вдруг заколовшие виски. А вот и Сила, которую уже может ощутить другой маг. Магистр не таился, но все равно остальным не почувствовать Поле Сил, пока маг не проявит его в Стихии или в другом феноменальном объекте. Сила Крови не магия, у нее другой источник, и Живущий в Ночи без Дара не обнаружит волшебство, пока его не ткнут лицом в магический круговорот, только Дайкар с их Силой Крови — исключение.

Заметно похолодало. По коже побежали мурашки. Злой колючий ветер вдруг просвистел совсем рядом. Иукена поежилась. Вадлар ахнул.

От ног Магистра стремительно побежала белоснежная дорога. Изгибаясь, она вознеслась над Живой Рекой и протянулась над ней. По краям дороги выросли белые цветы с раскрытыми лепестками, соединяющиеся друг с другом венчиками. Мост перекинулся с одного берега на другой, и Магистр крикнул, поморщившись:

— Чего вы ждете? Вперед, быстрее!

Да, много вопросов оставалось. Например, выдержит ли созданный целиком изо льда мост массу варгов? Уверен ли маг, что Живая Река не попытается наброситься на мост, хоть и магический, но искусственный, а если попытается, то как он собирается этому помешать? И как сам маг собирается перебраться, оставаясь на берегу и поддерживая Заклинание, эту сложную форму чар Льда, в которой постоянно меняется структура? Ведь лед тает, и нужно менять потоки Силы, чтобы поддерживать стабильность, а при этом не чувствуется и мельчайших колыханий или откатов. И почему он выбрал Лед, а не Дерево или Камень? Каменные мосты более безопасны. Все эти вопросы нужно было задать, но Понтей задумался о них лишь тогда, когда варги мчались уже посередине белоснежного моста. Огул тронулся, не сомневаясь ни в чем, как только Намина Ракура крикнул. Проклятье! Понтей так не привык, — сначала надо было договориться, что делать, если что-то пойдет не так.

А вот, похоже, и это «не так».

Живая Река заволновалась, потекла быстрее; земляные волны стали расти и сталкиваться друг с другом, сплетаясь по спирали, а потом и с новыми волнами. Больше всего таких спиралей-волн оказалось вокруг моста и под ним, и это количество все увеличивались. До противоположного берега осталась примерно треть пути, но тут спирали в мгновение ока объединились в один огромный вал, мастодонтом взметнувшийся над ледяным мостом, и нависли над кавалькадой.

Иукена, яростно выругавшись, потянулась к саадаку. Но Понтей не был уверен, что здесь помогут Клинки Ночи: Живая Река поглощала рукотворную магию так же, как и прочие «изделия» смертных, да и не успела бы, судя по всему, Иу…

Что за убогство?! Маг начал говорить? Понтей покосился на покинутый берег. И правда, маг шевелил губами, скороговоркой произнося вербальную форму Заклинания. И тогда проявили себя цветы. Они отделились от краев моста и полетели навстречу земляному валу. Венчики вертелись, удлинялись, выстраивались стройными рядами, растягивая лепестки. Между квадратами, созданными изменившимися цветками, заблестели кристаллы, которые, поменяв цвет несколько раз, разлетелись тысячами осколков. И тут же навстречу гигантской речной волне выросла волна ледяная, ничуть не уступавшая ей в размерах и даже в несколько раз ее превосходящая. Она обрушилась прямо на земляной вал, вминая его в текучие «воды», исчезая сама, но и задерживая атаку Живой Реки.

Берег был совсем близко. Но уже новые волны-спирали объединялись в новый вал, а на мосту не осталось ни одного цветка.

Успеем? Не успеем?

Что еще у тебя в запасе, Уолт Намина Ракура?

Понтей быстро оглянулся. Маг начал шевелить руками. Но что он предпримет? Раздался треск.

Сквозь вал, раздирая его пополам, проросло дерево. Огромное, подобное мифическому arbor mundi, космическому древу, растущему в центре мира. Исполинские корни, извиваясь, нарушали земляное течение, ствол, который не смогли бы обхватить и семь гигантов, устремлялся в небо, раскидистой кроной закрывая звезды и луну. Гигантская волна распалась, не достигнув моста, но на дерево набросились спирали Живой Реки, вгрызаясь в кору и пожирая корни. Могучий ствол дрогнул и наклонился, но вновь выпрямился, как только прямо на нем появились свежие ветви, устремленные не вверх, а вниз, в кружащиеся земные водовороты. Ветви были подобны верным оруженосцам, которые подхватывают рыцаря, сбитого бельтом, и помогают ему снова забраться в седло. Дерево продолжало расти, но и Живая Река не сдавалась.

А Живущие в Ночи уже были на другой стороне, где накрапывал мелкий дождь. Отъехав, по мнению Огула, на достаточное расстояние, упыри обернулись и уставились на одинокую фигуру на противоположном берегу. Намина Ракура, убедившись, что Живущие в Ночи в безопасности, свел ладони вместе — и дерево рухнуло в земляные воды, истлев уже в падении, а вслед за деревом обрушился и ледяной мост.

— Ну и как этот идиот переберется? — задала риторический вопрос Иукена. Впрочем, после демонстрации возможностей мага пренебрежения в ее голосе поубавилось.

— Думаю, Иукеночка, господин маг знает, что делает. Мне кажется, он продумал, как добраться до нас. — Вадлар спрыгнул с варга и с интересом следил за боевым магом.

Иукена сплюнула, ничего не сказав.

А тем временем Намина Ракура принялся… Понтей подумал, что глаза его подводят. Нет, вон и Вадлар вытаращился — значит, видит то же самое. Уолт Намина Ракура принялся делать что-то непонятное. Он то подпрыгивал, то приседал, то махал руками над головой, то выставлял ноги по очереди вперед, то выкручивал руки назад, то вертелся волчком на месте, то еще убоги знают что вытворял. Подпрыгнет, наклонится, присядет. Потом будто поплывет в дивном танце, сделает пару движений, замрет на мгновение и снова прыгает. Это было странно. Но складывалось впечатление, что беспорядочные движения Ракуры подчинялись какой-то цели, объединялись единым ритмом.

— Что он делает? — не выдержал Вадлар, и именно в этот момент Магистр взлетел.

Он вознесся над Живой Рекой, теперешний вид которой не напоминал ни о мосте, ни о дереве, сгинувших в ее глубинах, и полетел. Живая Река бросила в него пару спиралей, но как-то лениво, не торопясь, будто сомневаясь, стоит ли ловить летящее над ней существо, и магу не стоило особого труда увернуться от них.

Приземлившись рядом с Живущими в Ночи, молча наблюдавшими за его полетом, Намина Ракура слабо улыбнулся и пошатнулся. Понтей успел заметить полупрозрачные тени, разлетевшиеся от него и исчезнувшие в темноте.

Фетис скользнул к магу. Магистр, не беспокоясь, что демонстрирует свою слабость, оперся на упыря, — и это тоже отличало его от тех магов, что работали раньше в Лангарэе. Те любыми средствами пытались скрыть, что устали от наката энергий, что им тяжело, быстро уходили в свои покои и не показывались, пока не восстанавливали силы.

— Элементали у вас здесь!.. — сказал Намина Ракура. — Своеобразные… Пока призвал воздушных, пока заставил повиноваться… Проще было свою Силу для левитации использовать.

Он закрыл глаза и подставил лицо под редкие дождевые капли. Понтей ждал, что Иукена скажет что-то обидное, но та, на удивление, промолчала.

— Этот дождь, — сказал маг, не открывая глаз, — я чувствую, что в нем присутствует магия.

— Да? — удивился Вадлар и уставился на небо, точно думал, что прямо сейчас отыщет магические энергии в падающей сверху воде.

— Это мы вызвали дождь. — Понтей вздохнул, почувствовав на себе изучающий взгляд Иукены. Ей он тоже не все сказал. — Привязали его к похитителям, чтобы им было труднее передвигаться. Когда мы проедем чуть дальше, то попадем под настоящий ливень.

— Значит, мы настигаем похитителей? Они близко? — Намина Ракура теперь стоял сам, без помощи Фетиса.

— Судя по всему да.

— Тогда, перед тем как атаковать их, надо будет остановиться и тщательно все обсудить. Если они обладают некой таинственной магией, то думаю, никому не помешает, если и вы и я подготовимся к нападению.

— Так и сделаем. Послушайте! — Понтей обратился сразу ко всем: — Мы догоняем похитителей и вскоре вступим с ними в схватку. Сразу предупреждаю — работать придется слаженно и быстро, нужно смять их одним-двумя ударами, не позволив вовлечь себя в затяжной бой.

Все слушали внимательно, и даже Вадлар не позволил себе никаких ехидных замечаний.

— Я не знаю, на что они способны. Но наш шанс в том, что они скорее всего не ожидают преследования и не готовятся отразить нападение Живущих в Ночи. А наши главные козыри — господин боевой маг и Клинки Ночи.

Намина Ракура усмехнулся. Видимо, козырем его еще никто не называл.

— Я верю, что у нас все получится. Давайте вместе приложим усилия, чтобы одержать быструю и легкую победу!

…Варги бежали. Дождь усилился и теперь лупил по спинам мчащихся куда-то смертных. Понтей крепко держался за поводья. Может, стоило предупредить мага о способностях одного из похитителей, того, с которым довелось столкнуться ему самому? Но там, в подземельях Сива, решили, что даже команде Понтея не будет сказана вся правда.

Тем более о том, что на самом деле хранилось в Храме Ночи Дайкар, за что отдал свою жизнь Хранитель, что на самом деле похитили. Нет, не Ожерелье Керашата, конечно. Кое-что похуже.

Этого никто не должен был узнать.

Даже Иу.

Дождь становился все более ожесточенным. Они настигали цель.

— Кто-то приближается, — прошептал Олекс, безумными глазами вглядываясь в ночь.

Он очнулся от забытья, когда в рот ему полилась свежая человеческая кровь. Олекс принялся глотать ее машинально, не задумываясь. Он глотал и глотал, захлебывался, кашлял, но не прекращал. По телу растекалось чувство удивительного спокойствия, боль, терзавшая его снаружи и изнутри, отступала, руки и ноги наливались силой. Но это была непривычная сила. Что-то изменилось в нем, что-то исчезло, а на этом месте возникло что-то новое, опасное и более могучее.

Олекс пил кровь и прислушивался к себе.

Морфе? Нет. На энтелехию тоже не похоже. Чувствуются следы эликсира, что Мастер приготовил ему от приступов. Он пил кровь, и нечто новое, нечто появившееся после боя с Хранителем расцветало в теле, в сознании, в духе.

Хранитель…

Олекс зарычал. Он уже сам вгрызался в мертвое тело, которое оставил ему Ахес, вместе с кровью незаметно для себя поедая и куски плоти.

Хранитель!

Олекс — проиграл? Его — победили? Его — унизили?

Память вспышкой высветила вмешавшегося в бой Затона. Ха, тот всего лишь добил Хранителя. Основную работу сделал он, Олекс. Если бы у него еще было время!.. Но он знал: Мастеру доложат, что Хранителя победил Затон. И это злило больше всего, жгло сильнее, чем проигрыш.

Духом он сильнее всех их, вместе взятых. Его дух сильнее даже духа Эваны — и только по какой-то шутке богов, по какой-то мелочи его дух не вселен в достойное тело.

Олекс не замечал, что он выпил уже всю кровь и теперь рвет безжизненное тело зубами, поедая мясо, — новое чувство силы вперемежку со старыми обидами полностью завладело им.

Это чувство силы, могущества, мощи… Он остро ощущал каждую каплю дождя, падающую на него. Он с точностью назвал бы даже их количество. Он чувствовал неуловимые эмоции Ахеса, Затона и Тавила: Затон недоволен Тавилом, Тавил о чем-то переживает, Ахес задумчив и изредка теряет стабильную форму.

Он слышал, как невдалеке бежит единорог, и он мог точно определить его размер, вес, даже длину его рога.

Его нос доставлял ему запахи со всех сторон — и даже те, что были за десятки километров. Мамонты… Глиняные Шакалы… гроны… гидры… аутеши… махайроды… кастратки… икберы… зуборастения… бакдзи… камелопарды… безголовые гоблины… Крадущиеся Лохмотья… летающие обезьяны… цингоны… шестиноги… варги и смертные… крабопауки…

Смертные. Они приближались.

— Кто-то приближается… — прошептал Олекс.

Они приближались — и они были сильны.

Хранитель.

Поражение.

Мастер.

Награда.

Новая сила пьянила и толкала проявить себя. Он сосредоточился на руке и с радостью обнаружил, что легко способен вызвать энтелехию, даже без промежуточной морфе, без подготовки и напряжения, сопровождающего вызов.

Дух получал то, на что и не рассчитывал.

Олекс оглянулся на остальных. Да, они ничего не замечают. Их дух, он всегда это знал, слабее. Даже Ахес и Тавил, способные наблюдать за окружением на больших расстояниях, не почувствовали приближения смертных.

Хранитель…

Новая вспышка памяти.

Удар в грудь дурацкими иглами. Только сконцентрировав в одном месте всю доступную в тот миг морфе, он спасся. Теперь, с новой силой, он чувствовал, он может покрыть себя слоем морфе со всех сторон.

Хранитель…

Сейчас он с легкостью победил бы его.

Это посланная богами удача. Эти смертные. Они ведь идут за ними, да? Они ведь думают, что справятся с ними? О нет! Как они ошибаются! Марионетки судьбы, которая наконец-то улыбнулась Олексу! Они шли в его руки и не подозревали об этом.

Олекс приготовился. С новой силой, кружащей голову, победа будет принадлежать только ему, и никто не разделит с ним триумф его духа. Украдкой покосившись на тех, кто стоял в отдалении и не принимал участия в его пиршестве, Олекс бросился навстречу смертным. Его словно нес ветер — с такой скоростью он двигался. И мчась навстречу посланной богами удаче, Олекс засмеялся. От всей души. Искренне.

Так, как не смеялся уже давно.

Глава шестая ДУХ И ЗВЕРЬ

— Тварь! — бесновался Тавил. — Ублюдок! Скотина! Мы из-за него… А он… Ублюдок!

Затон и Ахес молчали. Затон — потому, что лихорадочно размышлял, что делать, Ахес — потому, что искал, куда исчез Олекс.

Тавил с ненавистью пнул ничем не провинившийся труп гнома с размозженной башкой. Холодные пальцы гнома все еще сжимали древко секиры. Застыв на месте, Тавил представил, что он сделает с Олексом, когда они его найдут. Нет, нельзя, надо подождать, пока они доберутся до Мастера, а там уж он превратит этого ублюдка в полуживой кусок мяса. Хотя и это вряд ли: первой на нем отыграется Эвана, и, если Мастер будет не в настроении, Олекс из ее лап не вырвется.

— Он… далеко, — промолвил Ахес и как-то тяжело осел. Использовать морфе под таким убоговским дождем было трудно, барабанящие по земле капли сильно усложняли использование возможностей.

— Где? Я лично притащу его!

— Нет, Тавил. Там еще упыри… и человек… Они двигаются… друг другу навстречу.

— Что?!

— Погоня? — полувопросительно-полуутвердительно сказал Затон.

— Скорее всего. — Ахес глубоко вздохнул. — Человек — маг. Его аура хорошо скрыта, поэтому я не смог разобраться в его уровне.

— Маг? Откуда у упырей маг?.. — Тавил оборвал себя на полуслове и, застонав, согнулся.

Затон тревожно посмотрел на него: неужели Тавил, как и Олекс, серьезно ранен? — но успокоился, как только Тавил выпрямился и надтреснутым голосом произнес:

— Что происходит? Почему вы еще не в Талоре?

Ахес и Затон поклонились. Мастер не присутствовал в сознании Тавила настолько, чтобы видеть их, но сработала привычка. Они именно так встречали его.

— Непредвиденная ситуация, — сказал Затон. — Неожиданно испортилась погода, что изменило движение Границы, и нам пришлось менять путь несколько раз. И еще Олекс… Он получил серьезные ранения во время схватки с Хранителем. Они не позволили ему передвигаться самостоятельно. Я попытался излечить его, но…

— Но?

— Что-то пошло не так. — Затон съежился. Мастер не мог наказать его сейчас, но сам факт, что Мастер может его наказать, пугал. — Успокоительное средство почему-то подействовало как активизирующее… Он сбежал.

— Сбежал. — Лицо Тавила было бледным, и вообще он выглядел так, будто его сейчас вырвет. — Это плохо.

— Позвольте сказать, — вмешался Ахес.

— Говори.

— За нами следует отряд упырей в сопровождении мага-человека. Я подозреваю, что Олекс отправился им навстречу. Похоже, он жаждет схватки.

— Маг? Это хуже… — Лицо Тавила приобрело выражение, будто его уже вырвало. — Забудьте об Олексе и двигайтесь к Талору со всей доступной скоростью. Вы должны оказаться там до рассвета.

Тавил осел на землю, безудержно кашляя. Взаимодействие с сознанием Мастера далось ему нелегко, но из всех слуг Мастера Тавил единственный был способен к телепатическому общению с ним.

— Значит… бросаем его? — произнес Ахес в никуда.

Кого «его» было понятно без дополнительных определений.

— Это приказ. — Тавил пожал плечами и встал. — Он давно мешал нам работать слаженно. Мы это понимали, и, думаю, Мастер это понял.

— Понял, говоришь? — Ахес поднял руки и сжал пальцы в кулаки. — А не боишься, что когда-нибудь такой приказ будет отдан по твою душу, и мы это тоже… поймем?

— Я не неудачник, как этот, — ощерился Тавил. — И отлично знаю, на что способен, и не преувеличиваю своих сил. И тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. Тогда, с Эваной…

— Прекратите.

Тени вокруг Тавила и Ахеса угрожающе зашевелились. С трудом различимые в ночи и под дождем, они тем не менее заставили смертных прекратить грызню и обратить внимание на своего низкорослого товарища. Затон тем временем достал из плаща три желтых пилюли, при виде которых Тавил и Ахес дружно издали звук, напоминающий попытку кота закудахтать.

— Только не говори, что нам придется… — Тавил отступил на шаг назад.

— Приказ Мастера, — пожал плечами Затон. — И ты прав, я не скажу, что придется делать. Вы это уже поняли и понимаете, что другого выхода нет.

— Служение Мастеру — полное повиновение, — прогудел Ахес. — Наша жизнь, Тавил, не принадлежат нам, но хотя бы наша смерть принадлежит нам.

— Что-то не нравятся мне твои рассуждения, а ведь нам сейчас принимать эту гадость, — подозрительно покосился на него Тавил.

— Если нам суждено умереть по приказу Мастера — мы умрем. — Ахес взял у Затона пилюлю и проглотил ее. — Но, умирая, мы можем делать все что угодно. И это прекрасно.

— Чем дольше я живу, тем дольше служу Мастеру, — отрезал Тавил. — Не вижу смысла умирать раньше времени, отведенного Сестрами[14]. По мне, нет ничего более безобразного, чем смерть раньше отпущенного срока.

— Не время проводить этико-эстетические диспуты, — раздраженно проворчал Затон, проглатывая пилюлю. — Давай, Тавил, ты один остался.

Тавил нехотя взял последнюю пилюлю. Минуту они стояли молча. А потом Тавил завопил и подпрыгнул на три метра вверх, молотя ногами потоки дождя. Затон начал пританцовывать, а Ахес одной рукой подкинул ящик, легко поймал его и взвалил на плечо.

— Это, хи-хи-хи, дерьмо полное, хи-хи-хи… — Тавил продолжал атаковать дождь. — Ненавижу, хи-хи-хи, это состояние, хи-хи-хи, чтоб тебя, Затон, хи-хи-хи…

Затон, подавив смешок и не позволив себе рассказать бородатый анекдот, развернулся в сторону Талора.

— Пора. Бежим без остановок. Первым груз несет Ахес, после него Тавил, затем я. Согласны? Отлично. Вперед.

…Дождь обмывал растерзанные тела. Анубияманурис зевнул, рассеянно проследив, как в течение секунды три странных существа (таких аур он раньше не встречал) набрали скорость, с которой бегал его дальний родственник, бог восточного ветра Апулос, и достал кривой нож. Души смертных собирались за его спиной, негромко переговариваясь.

«И чего их в эту Границу тащит? — подумал бог смерти, обрезая нить души Таллания. — Ведь мрут здесь, как мухи осенью, а все равно лезут. Нет, не пойму я этих смертных…»

Граница проплывала перед глазами. Своим кустарником и буйными травами она напоминала обычную степь. Таких степей полно и в Серединных Землях, и в Равалоне, и в мириаде миров, близких и далеких от Равалона. Вызванный магией дождь не позволял разглядеть, что там впереди, а магическое зрение в команде Живущих в Ночи и человека никто не использовал.

Уолт вздохнул. Убоги подери, зря он решил покрасоваться. И перед кем? Перед упырями! Сказать по правде, слова Иукены совершенно его не задели. К тому же Живущая в Ночи только и добивалась, чтобы вызвать в нем раздражение, и злилась, понимая, что у нее ничего не получается.

А теперь все тело ныло, даже та часть, которую метафизики называют духом, а маги — тонким телом. Обычным смертным не понять, что такое боль тонкого тела, фокусирующего колебания Сил и потоки энергий. Обычный смертный не занимается волшебством, потому-то и является обычным смертным, обычным, как стилос, да такой, на который не наложено заклятие. Магия льда была непривычной для Уолта. Теперь это сказывалось. Ему пришлось на время отказаться от концентрации Силы возле Локусов Души. Локусы Души — хрупкие приборы, алхимические колбы из серебристого хрусталя, тончайшего материала, из которого кумбханды Юга создают невероятно изящные вещицы (на них даже дышать опасно). Так вот, алхимические колбы, а Уолт, если продолжить метафору, насыпал в эти колбы селитры, перемешал с серой и древесным углем, а затем поджег все это. И еще начал молотить сверху дубиной.

Если бы операцию проводила команда боевых магов, сейчас бы один маг подпитывал Намина Ракуру, другой окутал бы их защитными Заклинаниями. Так было бы правильно. И в соответствии с канонами, написанными кровью боевых магов, которые этих канонов не знали и смертью своей открывали для тех, кто шел следом.

Но это не операция боевых магов, и каноны нарушаются один за другим. Живущие в Ночи с их Силой Крови, может, и способны работать дружно, но они не готовы быстро сработаться с Уолтом, так же, как и Уолт с ними. Приходилось доверять самому нелюбимому Уолтом богу — богу удачи, четырехликому Саваху[15], шутнику и затейнику.

Дождь усилился, и это означало, что они приближаются. Как только до атаковавших Лангарэй останутся считаные сотни метров, они должны остановиться, чтобы упыри приготовили Клинки Ночи, а Уолт — мощные боевые и защитные Заклинания. Понтей просил быть осторожнее, чтобы не повредить груз с Ожерельем, а значит, надо быстро рассчитать радиус выброса, декогеренцию Силы и кривизну отражения Изумрудного Вихря.

Что-то быстрое и темное пронеслось перед варгом Огула. Холодок промчался по затылку Уолта. А потом варги, взвившись в воздух как по команде, начали извиваться, пытаясь сбросить с себя всадников. Взбешенные непонятно чем, они проявили недюжинную силу и ловкость. А по земле покатилась волна, разрывая ее травяной эпидермис, вздыбливая, могучими валами раздирая застонавшее пространство.

Уолт едва успел швырнуть Воздушную Подушку под Иукену и Понтея, оказавшихся в сердце вздыбившейся земляной волны. Вадлар успел соскочить с варга и убегал от остервеневших Стихий. Уолт, чувствуя, что его варг вот-вот выйдет из повиновения, спрыгнул на землю. Приземлился неудачно, упал и едва успел выхватить Убийцу Троллоков, когда развернувшийся варг, бешено рыча, помчался на него. Свитки были далеко, доактивировать не удастся, Силу от Локусов Души он отвел тогда, когда переправлялись через ту убоговскую реку и он колдовал в той сфере, в которой еще ни разу не пробовал; на сосредоточение, жест или слово не было времени, надо было решать, как встречать варга в оставшиеся несколько секунд. В таких ситуациях советуют использовать пульсар, сконцентрированный пучок сырой Силы, но на это затратится слишком много Силы, а еще непонятно, кто напал на Огула и сколько Сил уйдет на него.

А еще пришлось отвлечься на рвущуюся из глубин самости сущность, о которой он забыл, о которой он должен был не помнить. Которая своим появлением слишком многое могла изменить — и не только в его жизни. И приходилось тратить внимание и еще более драгоценное время, сочно забившееся в своем круговороте, приходилось сдерживаться, страшась и злясь, помня и забывая одновременно.

А потом, когда он очнулся от нахлынувших чувств и энергий… Варг налетел, брызнув слюной в лицо. Его не испугала железка в руке лежащего на траве двуногого. Впрочем, испугай она его, он бы не понял, ведомый желанием убивать, сдерживаемым так давно, что и не вспомнить. Раскрытой пастью варг целил в шею, способный перекусить ее и оторвать голову в один укус.

Уолт запаниковал. Так не должно быть. Варг слишком близко. Ракура потратил чересчур много — ах, как это звучит для двух секунд! — времени.

Мощное тело варга зависло над Магистром, и он теперь не успел бы сформировать и пульсар. Все, что он мог, — выставить меч перед собой. И закрыть глаза, точно от этого что-то зависело. Надеяться, что варг окажется настолько глуп, что нарвется на лезвие, не приходилось. Уолт и не надеялся.

А потом в клепсидре Времени упала одна песчинка. А потом еще одна. И еще.

А Уолт продолжал жить.

Маг рискнул приоткрыть один глаз. Раскрытая пасть — ого, какие зубища! — зависла в пяти сантиметрах от лица Ракуры. Налитые кровью глаза — да, кстати, и воняет из пасти! — смотрели прямо в лицо Уолта. Но почему-то — о Вечность, матерь богов, как же воняет! — в этих глазах не было следов жизни.

Варг нависал над человеком, и варг был мертв.

Маг открыл глаза и быстро осмотрелся. Надо же, приятный сюрприз… Ну, Алесандр, спасибо. Отличный меч. Варг не нарвался на Убийцу Троллоков, а зашел сбоку, чтобы достать жертву. Но прямое лезвие изогнулось и удлинилось, как подозревал Уолт, именно в тот момент, когда варг наскочил на него, брызгая слюной из жутко воняющей пасти. Раньше или позже было нельзя: раньше — варг успел бы увернуться, позже — Уолт отправился бы в Посмертие.

Ну и вонь, о боги! От нее одной можно умереть…

Уолт отбросил тело варга небольшим пульсаром, подобрал мешок и поднялся, засунув меч в ножны. Достал пояс со свитками и надел на себя. Сплюнул и недобро огляделся. Вокруг было полно развороченной мокрой земли в рост Уолта, которая заслоняла обзор не хуже дождя.

Проклятье, как давно он не участвовал в такой схватке! Боевых магов учили сначала приготовиться и лишь затем нападать. Он, помнится, тогда посмеивался, а вот теперь лопухнулся из-за этой самой привычки. Конечно, он привык, что его окружает верное кольцо защиты, поставленное им самим, как тогда, когда они с Джетушем сжимали Сферу Таглионаркша над Прорывом Тварей из Нижних Реальностей, не опасаясь бросающихся на них с воздуха чудищ, сжигаемых Огненным Барьером, или как тогда, когда орки-охранники ставили щиты, прикрывая и бледнокожего мага, и собственного шамана, а они плели Заклинания, пока над ними свистели вражеские стрелы.

Ты так давно отвык получать под дых и отвечать тут же ударом. Ты привык к тому, что сначала все надо рассчитать и проверить, а затем перепроверить и лишь потом бить. Так и должны работать боевые маги. Одна ошибка — и проблемы будут в минимуме только у них, а в максимуме — у совокупности миров, граничащих с реальностью, где действовал маг.

Но иногда следует забыть об осторожности. Иногда стоит забыть негласный девиз Гильдий Магов — выжить самому и выжить других. И рисковать. Убогов варг об этом напомнил — и стоит радоваться, что напоминание закончилось так удачно для Уолта и так печально для варга.

— Сзади! — кричал Вадлар.

Кричал Уолту.

Наверное, стоило развернуться, чтобы понять, что там такое — сзади. Может быть. Но Уолт прыгнул вперед, оборачиваясь в прыжке и не жалея Силы, хотя после могло вывернуть наизнанку, ударил пульсаром. Отсвечивающий ярко-голубым шарик, едва отделившись от его руки, раздулся до циклопических размеров, метров пять в диаметре, и двинулся вперед, а может, и назад, смотря как воспринимать относительность сторон, ведь что-то там было сзади, но смотрел сейчас Уолт вперед, скрипя зубами от охватившей все тело боли. Да плевать на это, потому что он следил, как пульсар все на своем пути превращает в прах, оставляя только оседающую ярко-голубую пыль и борозду, увидев которую на своем поле, крестьянин бы возжелал, чтобы десяток таких появился и у соседей, пока он приходит в себя от неожиданности.

А затем пульсар распался, ворохом искр разлетевшись в стороны, точно согнанное с огорода воронье, и напоследок осветив фигуру в плаще, которая стояла, скрестив руки на груди. Почему-то подумалось, что на лице, скрытом капюшоном, играет издевательская улыбка.

Если бы Локусы Души умели стонать, они бы застонали, когда Уолт погнал через них Силу. А так от боли скривился сам Уолт, но останавливаться он не собирался, если бы у него даже пошла носом кровь — самый худший признак того, что резонанс возможностей мага и окружающей его Силы переходит в опасное состояние.

Руки Уолта, разрезая дождевые струи, завертелись вокруг мага в беспорядочном движении, ноги пустились в пляс, взбивая грязь, точно тесто. Он прокричал пару фраз, заслышав которые орки обязательно одобрительно проревели бы в ответ, а эльфы выпустили в Уолта пару сотен стрел. Но самое главное, что ни те, ни другие не поняли бы смысл, но отчетливо бы почувствовали, что слова несут в себе нечто разрушительное и хаотическое.

А потом Уолт схватил в жменю капли дождя и швырнул их в неподвижную фигуру. Противник не двинулся с места. Или он слишком уверен в себе, или не понимает, что происходит. Или и то и другое. Неважно…

Даже если он бросится бежать, это его уже не спасет. Боевая магия в действии — страшная вещь.

Уолт мог не применять магическое зрение, чтобы разглядеть действие своего заклятия. Он отлично знал, как действует Четырехфазовое Заклинание Стихий. Сначала противника обвивают водяные путы, не оставляя и малейшего шанса для движения, — с дождем эта часть Заклинания далась легче всего, благо воды вокруг полным-полно. Затем земля накрывает противника куполом почти без отверстий. Почти потому, что остается одна дырка, в которую Уолт отправляет небольшой огненный шарик. Попав под купол, шарик подлетает прямо к лицу врага. И заключительный штрих этого магического письма — Уолт посылает в отверстие, которое сразу после этого затягивается, Шквал Ветра, соединяющийся с заключенным в огненном шарике Пламенным Вихрем и усиливающий его. После этого под куполом начинается огненное пекло, которое оставит от того, кто находится в нем, только пепел, даже окружи его многослойными заклятиями Защиты.

Струи дождя, падающие на купол с бушующим внутри пламенем, не успевали даже коснуться его, испаряясь. Плотное облако пара окутало место, что стало могилой для неизвестного смертного.

— Здорово! — раздалось прямо за спиной Уолта. (Приближающихся упырей он услышал заранее, поэтому даже не обернулся, отпуская последние нити фокусировки Заклинания.) Говорил, понятное дело, Фетис. — Ну, как я понимаю, одним теперь меньше?

Уолт скосил глаза. Зрение попыталось каждого из Живущих в Ночи расчетверить, а сознание упорно предлагало потерять себя. Было тяжело. Пока полностью восстановятся Сила и физическое равновесие, может пройти много времени. Плохо. Придется прямо сейчас использовать запас, который каждый боевой маг компактифицирует в ауру — склад для Заклинаний. Заклинания со временем ослабевают, но при этом они всегда под рукой, если не будет шанса на плетение заклятий. Что ж, ничего не остается, кроме как подлечиться. В ночи могут скрываться новые враги, и глупо встречать их полной неспособностью колдовать. Уолт осторожно потянулся к Руке Исцеления, едва сдержав крик, — боль Локусов Души становилась невыносимой.

Четверо упырей спускались к нему с земляных валов. Тем временем легкий ветерок обдувал его, снимая симптомы и на время убирая причину усталости и боли. Потом она вернется — и Уолт расплатится за самонадеянность сполна. Хорошо, что при всей своей простоте Рука Исцеления имеет весьма длительное воздействие, и минимум день она будет сдерживать проявления магической нестабильности. Хуже, конечно, что новые Силовые расстройства она не сможет сдержать, но теперь Уолт будет осторожнее и просто так Силой без подстраховки разбрасываться не станет.

Упыри расположились рядом. Каждый держал в руках оружие, видимо, те самые Клинки Ночи. В обеих руках Каазад-ума было по кривой сабле, в их эфесы были вставлены многоугольники со слабо светящимися рунами. Иукена держала лук с натянутой тетивой, вместо стрелы у нее была игла с куртки, только удлинившаяся под стать стреле. Понтей катал в руке небольшой шарик, невольно напомнив Уолту заклятие Удария, однако шарик этот, светящийся изнутри золотым светом, был опаснее. Магическое чувство хорошо это чуяло. Вадлар встал в стойку, выставив перед собой грабли, и тем самым… Стоп. Грабли?

Уолт поморгал на всякий случай, но грабли в руках Фетиса не исчезли. Что за убогство? От граблей магией не веяло. Что это еще за Клинок Ночи? Хитрая модификация, скрывающая магическую сущность? И вообще, откуда он ее взял? Свертков и сумок на варге Фетиса маг не видел.

Однако на странное оружие Вадлара обратил внимание не только Намина Ракура.

— Что ты творишь, Фетис? — как змея, зашипела Иукена, разъяренно глянув на упыря, радостно пялившегося на грабли. — Ты совсем с ума сошел? Или когда варги нас сбросили, ты головой об землю приложился?

— Я-то приземлился нормально, а вот некоторые без помощи господина мага все бы кости переломали, — осклабился Вадлар, ткнув граблями в сторону Иукены. — И если я что-то делаю, то этому всегда есть пояснение.

— Так поясни, что это ты делаешь! — мрачно скривившись при напоминании о помощи Уолта, буркнула Иукена.

— Не могу, — счастливо улыбнулся Вадлар. — Пояснение есть, но это не значит, что я его знаю.

— Понтей?

— Да?

— Если я его сейчас пристрелю, ты сильно обидишься?

— Я обижусь, — поспешно сказал Фетис. — Эй, Понтеюшка, что это ты на меня так задумчиво смотришь?

— Пока не надо, Иукена.

— Что значит — «пока»? — прищурился Вадлар. — Эй, Понтеюшка, Иукеночка, да я вам роднее ваших родителей.

Иукена резко развернулась к Фетису. Уолт не видел ее лица, но Вадлар моментально посерьезнел и кинул грабли в грязь.

— Все, все, Иукена, видишь, нет их у меня. — Иукена отвернулась, и Вадлар тут же скорчил рожу. — И чем мне теперь жизнь свою драгоценную защищать, а?

Подождите… Уолт огляделся, понимая, что именно его беспокоит.

— А где Финааш-Лонер?

Услышав вопрос, Живущие в Ночи помрачнели.

— Он мертв, — тихо сказал Понтей. — Этот… он одним ударом оторвал у Огула голову и вырвал сердце. Поэтому варги и взбесились, их больше никто не контролировал.

— Одним… ударом? — Уолт уставился на Сива. — Но ведь… вы ведь живучи даже больше, чем вампиры, и костная защита вокруг сердца…

— Господин маг тоже обладает мощными Заклинаниями, но варга прикончил простым мечом, — заметил Вадлар.

Проклятье, а этот упырь глазастый…

— Значит… мы лишились варгов?

— Иукена пристрелила всех, — гордо сказал Вадлар, приосанившись, будто он лично давал Иукене цель и упреждение.

— Но вы отомстили за Огула, господин маг. Спасибо вам…

Боги любят шутить.

«Спасибо вам…»

Это сказал Понтей, благодаря Уолта за смерть убийцы Финааш-Лонера, и именно в этот миг земляной купол за спиной мага треснул и разлетелся во все стороны.

И раздался смех. Так смеются счастливые дети. Или сумасшедшие взрослые.

Уолт развернулся, Жестом воздвигая Воздушную Защиту перед собой и Живущими в Ночи. Боль, словно кнут, хлестнула по рукам. Дерьмо, Рука Исцеления полностью еще не восстановила Локусы Души! Уолт стиснул зубы. Терпеть. Нужно терпеть. Сейчас, когда непонятно, как избежал воздействия Четырехфазового Заклинания Стихий убийца Огула…

Упыри моментально изменились. Каазад-ум выдвинулся вперед, прикрывая Иукену и Вадлара; упырица вскинула лук, предельно сосредоточившись; Понтей скользнул к Уолту, и маг мог только похвалить Живущего в Ночи за храбрость, Сива ведь не знал, что перед ними невидимой защитой кружится ветер.

— Магия не сработала? — спросил Понтей.

— Сработала, — процедил сквозь зубы Уолт. — И не было противомагии никакой, сразу говорю.

— Тогда как?

— Не знаю. Но, кажется, сейчас мы узнаем.

«Свитки? Нет, рано, я еще не знаю, на что он способен. Он жив после Четырехфазки, и это говорит… Это говорит, что я не понимаю, почему он жив! Попади я под Четырехфазку, уже был бы мертв. Во что впутал меня Архиректор?»

Смех, льющийся из пара, не прекращался. А потом пар одним рывком сместился в сторону, будто его сдернули, точно скатерть со стола во время фокуса «А все остальное останется на столе!». И на мгновенно намокшем столе-земле, покрытой пеплом трав, остался один-единственный прибор, заливающийся смехом.

— Человек, — констатировал Вадлар.

— Человек? — удивился Понтей.

— Человек, — пробормотала Иукена.

Каазад-ум промолчал.

— Человек, — сказал Уолт.

— Абсолютно голый, — снова констатировал Вадлар. — Господин маг, а если вы его там внутри палили, почему у него волосы остались?

— Одежда-то сгорела, — непонятно зачем ответил Уолт.

— А он, может, без одежды и был, — невозмутимо парировал Фетис.

— В одежде он был…

— Вадлар, замолчи. Господин маг, что будем делать?

— Сейчас я еще кое-что попробую. — Уолт шагнул вперед.

Действовать надо быстро. Так, выставить пару Щитов на всякий случай, а теперь… Ветер подхватил Уолта и швырнул на смеющегося, абсолютно голого, как заметил Вадлар, молодого парня, в ауре которого было что-то странное. Темноволосый, среднего телосложения. И совершенно невредимый. Но ведь огонь спалил его одежду? Почему же цел волосяной покров на голове, груди, руках и ногах, в паху?

Уолт был уже рядом, его руки опутали огненные спирали. Парень перестал смеяться и поднял было руку, чтобы встретить мчащегося на него мага, но тут вокруг него выросли каменные столбы, точно каменный исполин высунул из-под земли свои пальцы. Парень дернулся, но поздно: столбы быстро сдвинулись, сдавливая его. Раздался противный треск. Уолт, поменяв направление, приземлился на верх сомкнувшихся столбов. Огненные спирали превратились в плети и начали оборачиваться вокруг столбов, дополнительно связывая их. Затем Уолт свел руки — и из его ладоней на столбы потекла отливающая зеленью гнилая вода. Она была полна отравы, и одной капли хватило бы, чтобы убить здорового горного тролля. Проникая сквозь камень, ядовитая вода заполняла пустоты внутри, если таковые оказывались благодаря магической защите.

Это было еще одно Четырехфазовое Заклинание Стихий, с иной последовательностью убийственных заклятий. Тем и славились боевые маги Школы Магии, что их Четырехфазки, или Четверицы, как они называли этот вид магии, были наилучшими боевыми заклятиями, что когда-либо создавала магическая мысль Равалона. Инициация, открывающая дорогу к боевой магии Школы, была сложной и весьма непредсказуемой, ее проходили считаные единицы, однако эти единицы были нарасхват, их нанимали даже правители Дальнего Юга и Востока, стран, где была своя удивительная магия, принципы которой не всегда были понятны и всегда были другими…

Достал? Уолт замер, всем телом слушая камень под ногами. Огненная веревка задрожала, готовая сжаться и разрезать камень на десятки частей.

Ничего не чувствую… Мертв?

Выругался Вадлар.

Уолт развернулся в сторону упырей, уже понимая, что не успевает.

Парень не был мертв. Парень был жив, да еще как — он разрыл землю и выпрыгнул прямо перед Живущими в Ночи, отряхиваясь от грязи, как собака, всем телом. Уолт моментально понял, что произошло. Человек не попытался остановить кольцо сжимающихся камней, а прорыл дыру и ушел под землю. Однако какой же реакцией и физической силой надо обладать, чтобы успеть это сделать?

Школа Меча? Но татуировки нет. Тогда кто?

Уолт швырнул в спину парня Кулаки Ветра, когда тот шагнул вперед и недоуменно застыл, столкнувшись с Воздушной Защитой. Однако не Кулаки должны были поразить человека. Уолт уже понял, что тот успеет увернуться даже от них. Кулаки были отвлекающим маневром, и основное заклятие сейчас привязывалось к парню неторопливо, медленно, как и всякое хорошее Заклинание, требующее времени и сосредоточенности.

Но челюсть Уолта поползла вниз, потому что парень не стал уворачиваться от Кулаков Ветра. Он развернулся и широко улыбнулся. А потом его нижняя челюсть раздвоилась, разошлась, демонстрируя растущие с обеих сторон и увеличивающиеся с каждым мигом клыки. Правый кулак отодвинулся назад, и парень ударил прямо в Кулак Ветра — сероватое облако, двигающееся со скоростью молнии, которое, достигнув цели, начинает, точно пила, разрезать все быстрым движением воздуха. За мгновение до удара парень снова изменился — увеличился в размерах, его лицо скрылось под абсолютно черной маской с двумя прорезями под сверкающие глаза. Словно из ниоткуда на нем появился прозрачный, светящийся, как призрак, полный рыцарский доспех. Рука, что ударила по Кулаку Ветра, тоже изменилась: покрылась чешуей, а пальцы превратились в когти.

«Трансформация? Преобразование? Метаморфоза? Магии нет, его аура не показывает изменений… Да что он такое?» — Мысли беспорядочно носились, а сознание неотрывно следило за происходящим. Уолт знал: не всякий доспех может противостоять Кулаку, а Град Кулаков Ветра способен был оставить от рыцарской конницы груду металлолома с неприятным содержанием внутри.

Брызнула кровь. Уолт осклабился. Что бы там ни было, но Кулак Ветра свое дело сделал. Теперь с правой рукой парень может попрощаться.

Человек снова засмеялся. И, развернувшись, с размаху ударил по невидимой преграде рукой. Правой.

Локус Души, отвечающий за Воздушную Защиту перед упырями, затрепетал. Дисгармоничные вибрации указывали на то, что Защита долго не продержится. Уолту одновременно пришлось делать два дела: быстро соображать, что предпринимать, и поднимать нижнюю челюсть. Плетение Заклинания полностью разрушилось, а заново начинать его просто не имело смысла.

И тут выстрелила Иукена. В момент, когда она пустила стрелу, вокруг ее острия развернулся красный круг с декариновым треугольником внутри, по нему пробежали молнии, складываясь в руническую надпись. Смех резко оборвался, раздался странный всхлип, и парень даже попытался уклониться от иглы, но не успел. Игла смачно вонзилась ему в плечо, и в следующий миг парня швырнуло назад, окутав коконом декариновых молний. Он пролетел мимо Уолта так быстро, что маг даже не успел среагировать, добавив к выстрелу упырицы толику своей магии.

Человек — человек ли? После увиденного Уолт сомневался — врезался в земляной вал, один из тех, который сам же и создал, и задергался, точно мышь, через которую в лаборатории пропускают малый разряд электрического тока. Уолт бросился к Живущим в Ночи.

— Есть вопрос, — начал он, но, глядя на вытягивающееся лицо Понтея, с нехорошим предчувствием обернулся.

Парень вставал с земли. Он снова выглядел как обычный человек, доспех исчез, и руки стали прежними. На плече не было и следа раны, хотя Уолт ясно видел, как игла Иукены погружалась сквозь призрачный доспех в плоть врага, и правая рука не имела порезов, которые обязательно должны были остаться после атаки Кулака Ветра.

«Меня хватит еще только на две Четверицы… Но стоит ли? Что-то не видно от них толку!»

— Понтей, — слабым голосом произнесла Иукена, — почему… почему он до сих пор жив?

— Я, — Сива выглядел невероятно растерянным, — я не знаю…

Вадлар ругнулся и спросил:

— Иукена, ты точно использовала Стрелу Ночи?

— А ты что, сам не видел? — огрызнулась Иукена.

— Видеть-то видел, но и этого ублюдка я тоже до сих пор вижу. — Вадлар зачем-то погладил себя по животу. — Ох, не нравится мне все это.

— Господин маг…

— Да?

— Вы можете объяснить, что это такое?

Уолт усмехнулся:

— У меня есть одна идейка, но думается, она вам не понравится, господа и дама.

— А, ничего, говорите все, что думаете, господин маг, хоть о своих сексуальных фантазиях. Мы сейчас готовы слушать, что бы вы ни сказали. — Фетис мрачно отодвинулся от Иукены и подошел к Каазад-уму.

— Ну, хорошо. — Уолт пожал плечами. — Я вас предупредил. Видите ли…

— Он приближается, — сказал Нугаро, выставив перед собой сабли. Многоугольники начали наливаться октарином.

Парень бежал на них, снова смеясь. И этот смех уже не просто раздражал, он пугал. Теперь смеялся сумасшедший — но целиком и полностью уверенный в себе сумасшедший.

Уолт забормотал Слова, помогая себе Жестами и Образами. Сила развернулась вокруг него и единым потоком различных форм хлынула на приближающегося врага.

— Я сейчас проверяю Защитные Заклинания против него, — пробормотал он, поморщившись от боли, которая охватила все тело. — Не уверен, что это поможет, так что лучше приготовьтесь отступить.

Понтей кивнул, а Иукена молча сняла еще одну иглу с куртки, на ходу удлинившуюся. Слушать какого-то Уолта, как понял Уолт, она не собиралась.

Сначала маг вырастил перед парнем Земную Стену, но она была разбита одним ударом ноги. Потом парня завертел Водяной Круговорот, но был разорван на несколько частей парой выверенных ударов по силовым линиям. Затем Уолт снова поставил Воздушную Защиту, но и она не выдержала. Следующей была Цепь Молний. Намина Ракура возлагал на нее большие надежды, памятуя, как подействовала, хоть и ненадолго, игла Иукены, но парень расправился с ней еще быстрее, чем с Водяным Круговоротом. Ледяное Дыхание его даже не замедлило, Страж-Трава чуть задержала, Решетка Тьмы сразу сломалась, Светлое Изгнание совершенно не ослепило. Огненную Купель Уолт приберег напоследок, когда парень был уже непозволительно близко. Столб огня впечатался в землю, плавя ее и то, что попало прямо в его середину. Уолт пошатнулся, не веря, что наконец-то удалось…

Правильно, кстати, не верил.

Парень выпрыгнул из Огненной Купели, израненный, истекающий кровью, но живой. И призрачный доспех вокруг него только увеличился, сравняв парня ростом с Каазад-умом.

— Иукена! — крикнул Понтей.

Упырица не мешкала. Стрела Ночи полетела прямо в голову парня. С такого близкого расстояния невозможно было промахнуться, и она не промахнулась. Стрела вонзилась в черную маску самым кончиком, вызвав слабый разряд молний, который лишь заставил парня пошатнуться. Однако следом летели еще четыре Стрелы, одна за другой, словно посланные умелым эльфийским лучником. Они били по разным частям тела, но эффекта, подобного тому, что получился при самом первом выстреле, не было. Враг приближался, и остановить они его не смогли.

— Господин маг!

— Да знаю я, — отмахнулся Уолт, берясь за пояс. Вызов? А справится ли ограниченный метрикой Равалона Вызванный с этим? Убоги его знают. Заклинания Стихий и Начал Первого Уровня не сработали, осталось только Светлое Изничтожение, медицинский Свиток и портальный. Интересно, почему так хочется применить портальный Свиток, хе-хе… Проклятье, что же делать? Призывы он собирался оставить на самый конец, если станет совсем туго, а совсем туго началось с самого начала.

Перед глазами все плыло. Маги — ребята, конечно, крутые, а боевые маги самые крутые, но всему есть предел. А он даже не готовился перед этим боем!

— Дерьмо! — Вадлар с мрачной рожей выступил вперед.

Интересно, что носферату собрался делать, если даже у него, Уолта, ничего не получилось? Кстати, никакого оружия у Фетиса так и не видно.

А парень внезапно остановился и спросил:

— Знаете ли вы, что есть вы и что есть я?

— Не отвечайте ему, — быстро сказал Понтей.

— А я как раз собирался объяснить ему, что он есть такое, — оскалился Вадлар.

— Вы, наверное, не знаете, что есть судьба? Вы не знаете этого, потому что не знаете, что есть я и что есть вы.

— Пускай говорит, и не вздумайте мешать ему, — прошептал Понтей. — Господин маг, вы говорили, что у вас есть идея. Что за идея?

— Судьба — это не необходимость, подобная каторге, где день за днем смертные работают, бессмысленно подчиняясь чужой воле.

— М-да, может он сейчас стихи начнет читать?

— Господин маг?

— Да-да… — Уолт вздохнул, взявшись за Свитки Каменных Копий и Глотки Неба. — Видите ли, мне кажется, что перед нами… Мм… В общем, перед нами упырь.

— ???

— Упырь, Живущий в Ночи, кровосос, если так понятнее.

— Ага, — только и сказал Фетис.

— Судьба ведет избранных ею, и потому она похожа на хорошо протоптанную дорогу, где путника встретит только везение. Судьба одаривает избранных. Интересно, почему я знаю это?

— Упырь? Этого не может быть. Мы бы сразу почувствовали.

— Вы должны были видеть его трансформацию. Не знаю, как вам, но мне почему-то сразу подумалось о Силе Крови. Эти его клыки, знаете ли, и чешуя на руках. А если он Живущий в Ночи, то вы должны рассказать, что это у него за Сила Крови.

— Невозможно. Это не упырь.

— Почему? Ведь он с виду как человек и потому вполне может быть Перерожденным. Его изменение прямо ваша трансформа, а зубы, я вам скажу, — любой бы подумал о Живущем в Ночи.

— Это невозможно, господин маг. — Понтей слабо улыбнулся. — Упырь, Перерожденный или Наследник, никогда не будет похож на человека. Все мы из разных кланов Крови, но наше отличие от людей ведь сразу бросается в глаза?

— Но ведь вы все Наследники…

— Это не так.

— Понтей!

— Я знаю о судьбе потому, что я избран ею! Я знаю о судьбе потому, что я знаю, кто есть я и кто есть вы! Я знаю о судьбе, потому что она сама открыла мне, кто есть я и кто есть вы!

— Иукена — Перерожденная, господин маг. Признайтесь, вы ведь и не думали, что когда-то она была человеком?

— Понтей…

— Прости, Иу, я не думаю, что это такая большая тайна.

— Ладно, потом поговорим. — Тон Иукены был многозначительным. Но конфеты, мороженое и животный секс он явно не обещал.

— Именно поэтому он не упырь. Слишком похож на человека.

— Понятно… — Уолт с сомнением глянул на разглагольствующего парня, как раз начавшего нести что-то о предопределенности и подарках судьбы. Он помнил свой давний опыт общения с упырями, и слишком уж то изменение челюсти напомнило ему упыриную трансформу.

— Мы теряем время, — неожиданно заговорил Каазад-ум. — Пока он не позволяет нам передвигаться, его товарищи уходят все дальше.

— Что, Каазадушка, у тебя есть предложения, что делать?

— Есть, — просто сказал Нугаро. — Один из нас задержит его, а остальные продолжат преследование.

— И удача послана мне богами, и сила послана мне богами, потому что судьба избрала меня, и именно меня. Я отмечен ею, и мой дух сейчас превосходит ваш дух!

— Это безумие, — наконец высказал общее мнение Понтей. — Клинки Ночи и магия не справились. Как кто-то один сможет противостоять ему?

— Понимаете… — Каазад-ум, неожиданно разволновавшийся, торопливо продолжил: — Моя Сила Крови… Я чувствую, он жаждет схватки и жаждет наслаждения от схватки. Это и должно помочь нам. Думаю, господин Ракура сможет прикрыть ваш отход магией, а я постараюсь его задержать. Я… я чувствую… Он будет рад сразиться. Вы понимаете.

— Не понимаю, — сказал Фетис.

— Ты погибнешь, — сказал Татгем.

— Это невозможно, — сказал Сива.

Уолт промолчал. Опыт подсказывал ему, что когда кусок скалы выглядит взволнованным и пускается в рассуждения, то этот кусок скалы лучше не перебивать.

— У меня есть одна догадка. — Нугаро крутанул саблями. — Но она слишком опасна, чтобы проверять ее всем вместе.

— Не смейте недооценивать меня!

Истошный крик заставил всех вздрогнуть и обратить внимание на врага. Глаза парня горели бешенством, он тяжело дышал. Мокрый голый человек, в другой ситуации он выглядел бы смешно, но уж точно не в этой. Намина Ракура сжал покрепче Свиток Каменных Копий, это Заклинание должно было хоть ненадолго сдержать противника.

— Вы… — Человек обвел всех бешеным взглядом. — Ты! — ткнул он пальцем в сторону Уолта. — Ты, чародей, умрешь первым! Твои комариные укусы порадовали меня и посмешили, но они сделали свое дело, доказав, что моя энтелехия превосходна! Твоя роль в моей судьбе завершена! Ты! — Следующим парень выбрал Фетиса. — Ты умрешь быстро, потому что не нравишься мне!

— Взаимно, урод, — процедил Вадлар.

— Ты! — Понтей сузил глаза, когда парень указал на Иукену. — Женщина! Ты напоминаешь мне ее. Ты будешь умирать долго! Я сделаю так, что она будет страдать! А значит, и ты должна страдать!

Каазад-ум преградил путь рванувшему к врагу Сива.

— Не мешайте ему! Он умрет перед женщиной! Он слаб, его дух ничтожен, и он не представляет интереса ни для меня, ни для судьбы!

— Господин Уолт, — Нугаро (ни убога себе!) умоляюще посмотрел на мага, — прошу вас, если можете, уведите их отсюда и продолжайте преследование. Нам нельзя задерживаться.

— А ты… — Без сомнения, человек имел в виду Каазад-ума. — Ты… О да, а вот тебя я оставлю напоследок. Ты… Что-то есть в тебе. Думаю, ты сможешь меня позабавить.

— Понтей, он быстрый и сильный. Моя трансформа придаст мне быстроты и силы. Думаю, Клинки Ночи тоже помогут мне. — Каазад-ум задумчиво посмотрел на врага. — Кажется, я разгадал его секрет.

— Ну?

— Нет, Понтей. Я не скажу, иначе ты захочешь проверить. А это, повторяю, опасно. Слишком опасно. Господин Уолт, вы согласны?

— Я считаю, — осторожно подбирая слова, сказал Намина Ракура, — что Каазад-ум прав. Наша цель не сражения, наша цель — вернуть Рубиновое Ожерелье Керашата. Я думаю, что мы вполне сможем оторваться от этого… гм… смертного.

— Господин маг, главный в команде я, и мне решать, что мы будем делать. — Понтей сверкнул глазами, из-под его нижней губы неожиданно мелькнули клыки. — Мы уже потеряли одного члена команды, и я…

— Понтей, у нас мало времени, — прервал Сива Каазад-ум. — Он сейчас нападет. Ярость окружает его, и он как готовая порваться струна. Понтей, уходите. Не забывай, скоро взойдет солнце.

— Я…

— Понтей… — Каазад-ум выдвинулся вперед, оставив обзору лишь мощную спину. — Когда-то я поверил тебе. Пришло время, чтобы ты поверил мне.

И Понтей замолчал.

— Поверьте мне. — Молния разорвала темноту ночи, близкий гром заглушил слова Нугаро. — Уходите. Быстрее.

— Теперь я беру судьбу в свои руки! — Парень расхохотался. — И имя судьбы — смерть! — Он развел руки в стороны и закинул голову, глотая дождевые струи.

Вадлар и Уолт одновременно одинаково выругались.

Человек… хотя какой он человек… смертный снова менялся. Резко раскололась челюсть, блеснули огромные клыки, — и это не трансформа, да? — затем увеличились в размерах руки, снова покрывшиеся чешуей, ладони стали громадными, ноги обросли шипами, а вокруг туловища заблестел призрачный доспех.

— Быстрее! — крикнул Каазад-ум.

И Уолт начал действовать.

Свиток Каменных Копий отвердел в мгновение ока, меняя реальность вокруг. Локусы Души слабо отозвались на сгусток Силы неподалеку. А затем десяток валунов завертелся в воздухе возле трансформирующегося смертного. Малейшее движение — и острые куски камня вонзились бы в него. Возможно, серьезных увечий они бы не нанесли, но врага задержали.

А потом активировался Свиток Глотки Неба.

Пространство дрожало над смертным, сжимаясь в одну точку. Уолт знал, что при свете дня можно разглядеть, как крутятся над ней всеми цветами радуги и октариново-декариновыми сполохами воздушные элементали, открывая Проход в Измерение Воздуха, вытягивая эфирный Ветер Равалона и вместо него выдыхая в метрику Равалона нечто такое, что гравитацией превосходило мировое притяжение раз в десять. Это должно было вдавить противника в землю и очень сильно затруднить движение.

По крайней мере, движение этого смертного.

Обычно этим Заклинанием уничтожали Горных Змей, гигантских многотонных тварей, покрытых непробиваемой обычным оружием чешуей. Даже как-то обидно, что приходится тратить его вот так.

— Теперь можно отступать! — крикнул Уолт. — В какую сторону нам двигаться?

Понтей повертел головой, а потом уверенно указал куда-то в ночной мрак:

— В ту.

— Разойдитесь. — Уолт вытряхнул из тубы очередной Свиток. С Хозяевами обычно трудно общаться, но сейчас их окружала Стихия, родная Водяному Хозяину: воды было более чем достаточно.

Свиток после активации мгновенно намок и красной струйкой стекал с руки Уолта. А потом начался дождь наоборот — капли воды поднимались вверх, сбиваясь в более крупные образования. Те, в свою очередь, объединились в высокую худую фигуру, у которой были только торс, руки и постоянно изменяющееся лицо.

— Кто?! — пророкотал Водяной Хозяин, с удовольствием подставляя тело дождю.

— Я, — ответил Ракура, по традиции преклонив колено перед Младшим Владыкой Элементалей. Стоять приходилось в грязи, но маг ведь и не собирался брать первое место в эльфийском конкурсе красоты.

— Имя?!

— Уолт Намина Ракура, человек.

— Чего ты хочешь, человек?!

— Неси нас в нужном направлении до тех пор, пока можешь.

— И это все?!

— И это все.

— Хорошо.

Водяной Хозяин завертелся, намочив всех еще интенсивнее, чем непрекращающийся небесный плач. Октариновая вспышка, на секунду ослепившая всех и заставившая Иукену прошипеть что-то недоброе в адрес Хозяина (или Уолта, маг не успел разобрать), скрыла превращение Хозяина, который обернулся крупным полупузырем.

— Залезайте скорее внутрь. — И боевой маг первым показал пример.

Живущие в Ночи не заставили себя ждать и забились в полупузырь, как хоббиты в таверну с дармовой выпивкой.

— Каазад, — не глядя на Нугаро, произнес Понтей, — нам не нужен враг, способный нанести удар в спину. И нам нужен союзник, который может появиться в минуту нашей слабости. Ты понял меня?

— Не беспокойся. — Каазад-ум снова был немногословен. — Я не дам ему уйти.

— Я… — Понтей не успел договорить, потому что Водяной Хозяин, повинуясь безмолвному приказу Уолта, обернулся теперь уже крупным водяным пузырем и рванул с места, направляясь в ту сторону, куда указал Сива.

Понтей сжал кулаки и молча уставился себе под ноги. В пузыре было достаточно места, и они сели друг напротив друга, приходя в себя и думая каждый о своем.

Первое столкновение вышло совсем не таким, как ожидалось.

Каазад-ум Шанэ не любил дождь. Впрочем, клан Нугаро вообще отличался определенной нелюбовью к воде.

И причина этого…

— Эй-эй-эй-эй! А куда же все подевались?

Каазад промолчал. Он внимательно следил, как враг, поначалу приплюснутый к земле магией Намина Ракуры, неторопливо выпрямился, поморщился, когда круговорот валунов разорвался на десятки кусков и в дополнение к потокам воды с небес обрушился на него каменным дождем. Своими ручищами человек отбросил камни в стороны, даже не поранившись, и двинулся к одинокому Живущему в Ночи, застывшему с опущенными клинками. Шел он легко, словно не сам передвигался, а всю эту тушу, сделав ее невесомой, несло каким-то волшебством.

— Неужели, осознав, кто они, они все-таки нашли в себе смелость сбежать и испортить свою смерть?

Каазад молчал. Однажды отец сказал ему, что слова нужны лишь как костыли для души. Если душа здорова, костыли ей не понадобятся.

— Ты не такой, как они, правда? — Голос смертного стал вкрадчивым.

Кстати, еще одно отличие, которое не учел маг: голоса Живущих в Ночи всегда меняются после трансформы, а этот смертный говорит точно так же, как и до изменения. Но не хотелось признавать, что в чем-то чародей был прав, уж слишком начало изменений смертного напомнило начало трансформы Ирха…

— Ты, мертвяк, умрешь быстро, но мне нравится твоя сила духа.

Каазад не собирался умирать. И поэтому он внимательно следил за врагом. Многоугольники на эфесах мерцали равномерно, в такт сердцебиению Живущего в Ночи.

— Ты не носферату. На что надеешься?

Каазад улыбнулся. Когда-то… Когда-то почти такой же вопрос ему задавали. И тогда он проиграл. Но сейчас…

— Можешь не отвечать. Однако чтобы оказать тебе почтение, мертвяк, я назову тебе свое имя.

Смертный был уже достаточно близко, чтобы напасть, но Каазад ждал. Пусть думает, что он все контролирует. Пусть думает, что упырь надеется на удачу.

Ну, впрочем, на удачу Каазад надеялся.

— Мое имя — Олекс. — Смертный вяло занес правую руку, готовясь ударить. — А твое имя…

Блеснули в веерной атаке сабли, поймав свет одинокой луны и на мгновение скрыв от Олекса доступную взору действительность. Резануло по руке. Из раны потекла кровь, тут же перемешиваясь с дождем. Но это не означало серьезного ранения.

— …мне не интересно, — завершил Олекс.

И тут же почувствовал боль в ноге. Он не успел даже скосить глаза, а темное пятно уже мелькнуло вверху, и мощный удар, точно взрывная волна после фаербола, сотряс голову. Олекс пошатнулся, но в следующий миг развернулся и резко выбросил левую руку. Смазанная полоса тьмы, которая заходила ему за спину, замерла совсем близко от ладони и обернулась упырем, выставившим клинки перед собой. По клинкам стекала кровь. Кровь Олекса.

— Неплохо, — сказал Олекс. — У тебя острые и крепкие сабли. Но меня этим не удивить!

И он ударил. Ладонь схватила Живущего в Ночи, по телу пронесся разряд, собравший все накопившееся раздражение, и Олекс с размаху впечатал упыря в грязь, высвобождая скопившуюся ненависть. Ладонь засветилась декарином, упырь дернулся, не в силах освободиться, а затем его глаза расширились, когда он ощутил скапливающийся вокруг него жар. Олекс расхохотался, когда воздух и земля под его рукой взорвались, уничтожая упыря. После чего спокойно отвернулся и направился в ту сторону, откуда доносился запах сбежавших трусов. Беспокоиться о дважды мертвом смертном он не собирался.

Это не Хранитель.

Это, убоги дери, не Хранитель!

— Стой! — раздалось сзади.

Олекс замер.

— Куда ты собрался?

Олекс улыбнулся.

— Еще не все.

«Еще не все», — повторил человек про себя. Энтелехия делала его тело крупным и сильным, но при этом замедляла движения, поэтому он не мог эффектно развернуться и сразу атаковать. Однако энтелехия позволяла ему не беспокоиться об этом. Сила бурлила в нем. Сила позволила ему, не напрягаясь, быстро понять, почему упырь еще жив, услужливо подсунув картинку из памяти.

— Ах вот даже как, — сказал Олекс, хрустнув шеей. — Похоже, это все-таки интересно.

Теперь он понял, почему этот упырь заинтересовал его больше остальных. Олекс совершенно не чувствовал его эмоций.

Каазад усилием воли заставил руки не дрожать. Сильно болело левое плечо — удар ужасной ладонью чуть не выворотил его. И гасло сияние в многоугольниках, сияние, только что спасшее ему жизнь.

Когда упырь не смог увернуться Волчьим Скоком от удара смертного и ощутил, что ладонь притягивает его к себе, он едва успел прижать сабли к телу. Жар стал нестерпимым, и Живущий в Ночи понял, что сейчас произойдет. В тот кратчайший миг, когда пламя только зародилось вокруг Каазада, он оттолкнул ладонь и, приложив все умения, воспользовался образовавшимся зазором. А враг не успел заметить, потому что Волчий Скок в первую очередь застилал глаза, а уж потом помогал двигаться ловко и быстро.

Клинки Ночи спасли Каазад-уму жизнь.

Он не должен так быстро попасться. Он не предполагал, что противник кроме силы и устойчивости обладает еще некой способностью. Хорошо, что он не ввязал в это остальных: кто знает, кто бы погиб, реши они действовать, основываясь на его догадке. Которую, кстати, он еще полностью и не проверил.

Собраться. Противник, кажется, стал серьезнее. Волчий Скок, конечно, дело хорошее и тайное (вот почему он настаивал, чтобы остальные отправились в погоню. И человеческому магу, и даже другим Живущим в Ночи не надлежит знать о секретном боевом умении клана Нугаро), но, похоже, одним Волчьим Скоком не обойтись. Но ведь еще рано! А бой только начался…

Враг не мешкал. Он набрал в ладони ком грязи, точнее, комище, если учесть размеры его рук, и со всей силы запустил в Каазада. Живущий в Ночи среагировал машинально — уклонился, прыгнув под укрытие тех земляных валов, что остались после первой атаки Олекса. Там он восстановил дыхание, вздрогнув, когда еще один ком врезался в вал, едва не разнеся его, и метнулся по дуге навстречу врагу, закрутив саблями так, что даже перестал ощущать движение эфесов в кистях. Олекс не ждал его с этой стороны, он должен был видеть, как темное пятно метнулось совсем в противоположную сторону, — и увидел это, он должен был приготовиться встретить противника с другой стороны — но не встретил его. И потому Олекс успел только приподнять ладонь, защищая голову, когда Каазад обрушился на него. Три рубящих удара по большому пальцу правой саблей, два режущих по среднему левой, затем, уходя от выпада шипа из ноги (он еще и это может?), подпрыгнуть, отрывисто поменяв серию ударов, и, оттолкнувшись концами сабель от ладони, бросить тело еще выше, снова обманывая Волчьим Скоком. Вот, взгляд врага непроизвольно заметался, следя за темным размазанным силуэтом, направившимся к ногам. Теперь упасть головой вниз на незащищенную шею Олекса, бросить сабли вперед, целя в незащищенный участок. И вдруг нужно выворачивать руки и скрещивать сабли, потому что рука выныривает из-за спины Олекса, из невозможного с виду положения (потому что враг продолжает стоять, он не должен был успеть развернуться корпусом), и его ладонь притягивает к себе, и вот снова жар, и ничего не остается, как снова использовать Клинки.

Круг с треугольником внутри заблестел возле сжимающейся ладони, молнии промчались по пальцам, заставив их разжаться и отбросить руку, а Каазад, завертевшись в воздухе, приземлился сзади Олекса, чуть не выпустив сабли.

Снова дрожь в руках. Успокоиться. И сосредоточиться на противнике, чтобы понять, как враг сумел провести невозможную атаку. Каазад пригляделся. И вздрогнул.

Правая рука Олекса безжизненно висела, будто бы сломанная. Нет, не будто. Сломанная. Он сломал руку, выворачивая ее за спину, чтобы ладонью достать Каазада и победить. Из плеча на фоне призрачного доспеха торчала белая кость. Нугаро вдруг почувствовал невольное уважение к противнику. Ведь ради победы он был готов на все. Таких врагов, говорил отец, нужно уважать.

Олекс, поворачиваясь к Живущему в Ночи, задумчиво взялся левой ладонью за правую руку, поднял ее, скривился, поводил из стороны в сторону. Взялся за плечо. А затем с воплем нажал на него, сильнее прижимая руку и при этом ломая кость.

Не ждать! Каазад прыгнул на Олекса прямо с земли. Сейчас тот открыт и нужно бить в грудь, чтобы…

Сабли зазвенели, словно ударились о сталь. Каазад успел увидеть свое отражение в призрачном доспехе, будто тот был сделан из стекла. Первая атака Живущего в Ночи не увенчалась успехом, и он скользнул за спину врага, чтобы снова попытать удачи, ударив его в голову. Однако Олекс внезапно наклонился вперед, опираясь на левую руку, его ноги просвистели возле лица Каазада, несколько шипов рванулись к нему, но Живущий в Ночи, сконцентрировавшись, обрубил их круговым движением клинков и, отрывисто бросив сабли в две разнонаправленные «восьмерки» (вниз, в голову, и в середину, живот), вознамерился если не ранить, то хотя бы царапнуть врага.

Это нужно было, чтобы…

Мелькнула правая рука. Больно. Удар кулаком размерами в половину твоего роста — это очень больно.

«Так быстро? С ума сойти…» — Скорчившегося от боли Каазада отшвырнуло, точно сухой лист под порывом ветра, протащило по земле. Грязь липла к волосам и лицу, перемешиваясь с кровью из разбитой головы.

Это было неожиданно. Настолько, что Каазад даже не успел использовать Волчий Скок. Он недооценил противника и переоценил себя. И совершил ошибку. И теперь расплачивался за нее.

Но как же быстро враг регенерировал! После магического удара чародея и выстрела Иукены смертный восстановился не так быстро, хотя ранение, которое он сам себе нанес, было тяжелее.

Значит, существует какой-то неучтенный фактор.

Значит, был бы еще один мертвец, продолжай они нападать все вместе, пока бы догадка Каазада подтвердилась. А так нельзя. Воин всегда сражается сам, даже когда вокруг товарищи. Но и за действия свои ответственность он всегда будет нести сам. Особенно за действия, которые приведут к гибели товарищей.

Да, отец?

Да.

А поэтому…

Каазад выплюнул набравшуюся в рот грязь. Уперся в землю руками. Напрягся. И поднялся. Голова кружилась. Но это было еще ничего. Он вообще мог остаться без головы, если бы его сабля не приняла на себя часть удара. Сабли, к счастью, валялись рядом, он выпустил их из рук, когда прекратилось падение.

— Эй, ты, — хриплый голос из ночи. — Ты… Ты такой же, как и он? Нет… Ты не такой… Но у тебя такое же… Такое же оружие, чтоб тебя! Будьте вы прокляты! Ваша сила духа — ничто, потому что вы не надеетесь на ваш дух! И вы используете это оружие, потому что знаете, что ваш дух слаб!

Дождь.

Олекс… В нем что-то изменилось. Упыриная сущность позволяла Каазаду чувствовать тонкие движения вокруг тела противника (Понтей называл это изнанкой ауры), и сейчас эти движения были другими, чем в начале схватки.

Что это значит? Проклятье… Нужно попытаться разобраться в этих изменениях. Внимательно следить, рассчитывать, размышлять и проверять…

…Воин, которого звали Шалиш-вуур, выходил на предельный уровень, и его кривые клинки мелькали все ближе и ближе к телу человека, грозя вот-вот пробить его защиту. Каазад подался вперед, вцепившись в поручни. Балкон их семьи располагался прямо над амфитеатром, и зрелище было перед ним как на ладони. И не только зрелище. Запахи отчетливо раскрывали перед ним то, что не показывало зрение.

Например, что Шалиш-вуур нервничает. А его противник — нет.

Каазад не понимал почему. Да, двое воинов Нугаро уже были мертвы, пав от хитрых ударов человека, которого отец назвал Меченым. Однако человек уже устал и был не так быстр, как раньше. К тому же воины были из простых Безшерстых, один вообще Перерожденный, не владеющий Волчьим Скоком. Почему же Шалиш-вуур нервничает? Ведь он обучал фехтованию Каазада, а сына второго военачальника клана не будет обучать абы кто, верно?

И потому Каазад в слепой уверенности в Шалиш-вууре решил, что запахи его обманывают.

Впрочем, в восьмилетнем возрасте такие ошибки простительны.

И когда удары посыпались на человека, словно барабанная дробь во время торжественного марша, человек внезапно исчез прямо из-под решающего удара — и Каазад этого не заметил. А Шалиш-вуур замер, удивленно улыбнувшись. И рухнул на забрызганный кровью из раны на спине песок. Задергался, когда из его груди вырвалось пламя, вмиг охватившее все тело.

Меченый пнул останки и задрал голову, рассматривая молчаливых Живущих в Ночи, следящих за его боем с упырями с балконов над ареной.

— Ну, кто следующий?

Он был молод и дерзок. И он уже победил троих Живущих в Ночи клана Нугаро. Одержи он еще две победы — и он, посмевший с такими же молодыми дерзкими смертными проникнуть в Царствие Ночи, чтобы грабить его жителей и убивать его защитников, спокойно покинет Лангарэй, прощенный по одному из Законов Крови — Закону Круга, который гласит, что тот, кто победит пятерых воинов клана, пленившего смертного, будет свободен.

— Почему? — вырвался удивленный возглас Каазада.

Сзади усмехнулся отец:

— Это закономерно, сын.

— Почему, отец? — Каазад подбежал к Таарду-ом Сайкар Нугаро. Он знал, что если проиграет четвертый воин клана, то пятым сражаться с Меченым идет отец. Каазад знал, что отец сильный, очень сильный, но…

Но ведь и в Шалиш-вууре он был уверен.

— Шалиш не следил за противником. Шалиш следил за противником Квира и Туула, но не за своим. Он недооценил Меченого и переоценил себя. И вот следствие — он мертв.

Раздался шум раскрываемых ворот амфитеатра — на арену выходил четвертый воин клана. Каазад узнал его раньше, чем увидел, — запах брата он бы не спутал ни с чем.

А потом Меченый упал, удивленный больше, чем убитые им упыри. А Фиуунад-ум, убивший человека его же собственным мечом, помахал рукой брату, восхищенно следившему за ним. Фиуунад блестяще провел Волчий Скок, после чего отобрал оружие и вонзил прямо в сердце человека.

— Эта победа закономерна, — сказал отец.

А мать улыбнулась.

Рукопашному бою обучала именно она…

Так было, да…

Перед Каазад-умом сейчас раскорячился не просто чудовищно сильный и странным образом напоминающий трансформировавшегося упыря, но не являющийся упырем смертный. Нет, перед Каазад-умом стоял противник, который был способен убить его. И уже несколько раз он был близок к цели.

Пора браться за дело всерьез.

Олекс ринулся на Каазада с места, передвигаясь точно горилла. Огромная масса неслась на Живущего в Ночи, и столкновение ничем бы хорошим не кончилось. Упырь скакнул в сторону, успев рубануть «гориллу» сбоку, сквозь призрачный доспех. На этот раз сабли прошли защиту, нанеся ранения. Ах, проклятье! Он не успел проконтролировать…

А Олекс, который уже не мог остановиться, оторвал ноги от земли и, используя остаток скорости, ловко развернулся на руке, другой целя в голову Живущего в Ночи. В этом ударе чувствовалась громадная мощь, и Каазаду пришлось упасть на спину и перекатиться через голову назад. Олекс бил, снова используя жар своих ладоней. Разлетевшиеся в стороны комья земли и брызги горячей воды могли только радовать упыря — не его голова попала под удар.

Нельзя останавливаться. Нужно бить и бить, атакуя снова и снова. Благодаря уловке Каазад может использовать Волчий Скок, потому что противник, поймав его первый раз во время использования Скока, бессознательно будет следить именно за размывающимися пятнами, на секунды, на столь нужные секунды, отвлекаясь от реального местонахождения Каазада. Да, он чуть не погиб, так безрассудно подставившись, но это того стоило.

Темное пятно ушло за спину Олекса, а сам Каазад наскочил на него спереди, орудуя саблями. Смертный отмахнулся, Каазад отскочил, но тут же снова, послав Волчий Скок на правый бок, ударил по ногам. Олекс рассвирепел, его руки молотили пространство вокруг, шипы из ног выскакивали один за другим, но Живущий в Ночи продолжал умело крутиться, наскакивая и отскакивая, применяя всю свою сноровку и выучку. И замечательно, что они бились на равнине под дождем, в грязи, а не на узкой городской улочке или в заставленной комнате, что мешало бы Волчьему Скоку. И замечательно, что Каазад уже устал и не приходилось прикидываться, чтобы враг думал, что он устает.

Наскочить. Едва не схлопотать шип в бедро. Рубануть, обрубив шип и высекая искры из ноги, будто она из стали и будто не удавалось ее ранить. Увернуться от сложенных вместе рук, несущихся сверху, точно лавина. Отскочить. Перевести дыхание. Продумать новую серию. Наскочить. Высечь искры из правого плеча, того самого, что еще недавно было сломано, а теперь как новенькое. Рубануть по кулаку, который уже непозволительно близко, и отскочить, нет, даже не отскочить, а быть отброшенным, но именно благодаря встречному удару клинком сохранить равновесие… Голова снова закружилась. Проклятье! Не вовремя. Прогнать слабость. Продумать новую серию. Наскочить. Это не могло долго продолжаться…

А Олекс становился все злее и злее. Тонкое движение вокруг тела становилось все безумнее, выпады — взрывнее. Воздух под его ударами разрывался, Каазад чувствовал мощные порывы ветра после его атак. Несколько раз поймав взгляд противника, Каазад понял, что тот уже не контролирует свои действия и движется, словно охваченный безумием берсерк. Подходящая ситуация. Но оставалось кое-что, что нужно было проверить…

Сросшиеся с ладонями сабли Каазада были уже не просто оружием, они были продолжением его конечностей. Он знал, что может доверять им, он не раз уже доверял им — и не ошибался. И теперь, когда они мчались по своим острейшим орбитам, высекая искры из несокрушимого тела врага, он снова должен был довериться им и себе.

А затем разъяренный Олекс раскинул руки в стороны и бросился прямо на Каазада, словно давно не видевший друга смертный собрался заключить его в объятия. Ярость, перевитая с жаром его ладоней, обжигала сама по себе. Попадать в эти объятия было нельзя.

Однако Каазад опустил сабли и шагнул навстречу Олексу. Кажется, тот успел удивиться. Кажется, тот успел что-то заподозрить. Кажется…

Каазад оказался лицом к лицу с противником и посмотрел прямо в серые глаза, переполненные злобой и бешенством. Руки только начали сжиматься, и еще оставалось время отскочить и не попасть под смертельное давление. Но Каазад не собирался так делать. Это было опасно. Очень. Но по-другому нельзя. На кону была не только его жизнь.

Упырь почувствовал, как начали выдвигаться шипы из ног врага. И тогда он подпрыгнул, вложив последние силы в прыжок, и взвился прямо над Олексом. А когда его руки сошлись, Каазад приземлился на них, присел, и, прежде чем противник успел развести их, Живущий в Ночи с выкриком вонзил саблю в рот Олексу. И погрузил по самый эфес. Выкрутил рукоять, проворачивая саблю в глотке. И, выдернув саблю, отпрыгнул.

Олекс стекленеющими глазами уставился на противника. И всей массой обрушился на землю.

Он был воришкой. Воришкой, которых полным-полно в Морском Союзе, которых полным-полно в Фенисе, не столице Морского Союза, но тоже не последнем полисе этой морской империи. Когда-то отсюда молодой амбициозный царь двинул войска на Восток, чтобы завоевать мир. Но царь умер в расцвете лет и сил, оставив потомкам колосс, который, пройдя сквозь расколы и соединения, образует Роланскую империю — державу, навсегда изменившую облик Западного Равалона.

Его звали Олексом, и он воровал, чтобы выжить.

У него никогда не было отца, который учил бы его жизни. Мать умерла, лишив его жизнь смысла. Есть ли у него другие родственники — он не знал. Ему повезло — он родился свободнорожденным, и никто не смел отдать его в рабство, чтобы не оскорбить богов. Его судьба оказалась в его собственных руках, а что мог сделать четырехлетний ребенок в жестоком мире взрослых? Родившиеся рабами работали и подчинялись воле хозяина, но у них была крыша над головой и еда. Он был свободнорожденным — и все, что у него было, свобода, с которой он даже не знал, что делать. Совсем ребенком его отдали прислужником в храм Соворукой Артешанны, покровительницы брака и разводов в пользу женщин. Служительницы культа немало сделали для того, чтобы юный служка уразумел, что куча женщин, которым нечем заняться, опаснее мужиков, которые тут же напьются и пойдут по бабам. Интриги и сплетни, которые плелись в большей мере от скуки, чем по необходимости, окружали Олекса вместо сказок и историй о подвигах, но совсем на него не повлияли, разве что оставили странное ощущение пустоты в голове, будто ее забыли чем-то наполнить. Сытая жизнь при храме закончилась, когда жрецы Восьмигрудой Кивар сумели объявить веру Артешанны вне закона и выгнать ее последовательниц из Фениса. Олекс снова оказался на улице, но в этот раз никто не приютил его.

Первый раз он украл еду, когда умирал от голода и боги похитили его разум. Жирный торговец не обратил внимания на мелкого вора, схватившего картофелину с его воза и бросившегося наутек — в это время более крупная воровская структура, именуемая налоговой службой, пыталась безбожно стащить у него треть товара.

Затем он воровал уже не только еду, но и одежду, разные безделушки, некрупные деньги. Пару раз его ловили стражники, избивали до полусмерти и забирали все, что находили. Стражники были умны и не убивали воров — у кого бы они тогда отбирали украденное?

А потом он совершил ошибку.

Он подслушал разговор Большого Фартикаса и во время грабежа склада Купеческой Гильдии стащил золотую статуэтку, продав которую смог бы покинуть Фенис и даже поступить в Перипат Атинаса, где обучился бы искусству архитектуры. Олекс конечно же не подозревал, что статуэтка была одной из тех вещиц, которые Фартикас обязан был доставить заказчику.

Нашли его легко. Скупщики быстро сдали тощего мальчишку, интересовавшегося ценой на статуэтку из золота. Уличная команда Фартикаса устроила облаву, которой могли бы позавидовать стражники, если бы решили действительно защищать закон и граждан.

…Он бежал и задыхался от страха. Обильные слезы мешали разбирать дорогу, страх стучался в голове и твердил, что все кончено. А сзади догоняли мальчишки, старше его на два-три года. Но они умели не только воровать, а могли спокойно отправить его в путешествие по Белой Пустыне. Другими словами, убить. Убить его, Олекса.

Проклятье! Ну зачем он полез на тот склад?

— Вот он! — залихватски раздалось справа, и Олекс похолодел. В этот поворот он как раз и собирался нырнуть, ведь слева был тупик. Теперь тупик и справа, деваться некуда, а это значит… Это значит, что он уже мертв.

Он споткнулся и полетел на грубые камни мостовой. Правители полиса на дороги в бедных кварталах не тратились, считая, что плохие дороги волнуют бедняков в последнюю очередь. Камни расцарапали колени и ладони, которыми он попытался смягчить падение. Подбежавший пацан с силой ударил Олекса ногой в бок, и он растянулся на дороге, глотая пыль и унижение.

В этот момент он ненавидел себя. В этот момент он ненавидел отца. В этот момент он ненавидел мать. В этот момент он ненавидел богов.

Себя — потому, что был слаб. Отца — за то, что не сделал его сильным. Мать — потому, что родила его слабым. Богов — за то, что не помогали ему.

Но себя он ненавидел больше всего. За страх и слабость.

Его били недолго, но сильно. Сломали нос, вывихнули руку, но все же оставили живым. Олекс лежал, скорчившись, на дороге, дышал пропахшим оливами воздухом и все ждал, когда его добьют. Он желал собственной смерти. Чтобы перестать ощущать себя ничтожеством.

Оказалось, ждали Фартикаса. Тот пришел, помахивая злополучной статуэткой, из-за которой Олекса сейчас убивали. Понятное дело, ну что значит простой тайник перед одним из лучших воров Фениса? Ничего.

Как ничего не значит и сам Олекс перед всем миром.

Фартикас что-то говорил, вроде бы о том, что никто не смеет безнаказанно мешать ему. Он еще что-то говорил, но Олекс уже не разбирал слов, сознание упорно цеплялось за тело, но тело так же упорно вышвыривало его вон, и на это противостояние уходили последние силы. Когда крепкие руки вцепились в Олекса и перевернули его на живот, сорвав грязный хитон и обнажив тощие ягодицы, мальчишка завертелся, пытаясь вырваться. Ужас смерти отступил перед тем, что с ним собирались сделать Фартикас и его гогочущая банда. Да, другие малолетние воры рассказывали, что Фартикас вообще не общается с женщинами, отдавая предпочтение мужчинам. Поговаривали, что он неплохо платит за ночь, предлагая и Олексу такой путь заработка. Олекс не осуждал тех, кто подрабатывал таким способом, однако ему казалось, что в этом есть что-то грязное и он не может позволить себе отдать кому-то свое тело. Сейчас его никто не собирался спрашивать…

Он рванулся, пытаясь вырваться, и его несильно ударили по голове — похоже, Фартикас предпочитал, чтобы его жертва оставалась в сознании.

— Архий, будешь следующим. — Низкий от страсти голос прозвучал совсем рядам.

Олекс почувствовал потную ладонь на спине, которая начала опускаться ниже, и закрыл глаза, прося и даже моля убогов, чтобы они забрали его жизнь прямо сейчас, и пусть делают с его душой, что пожелают…

Рука Фартикаса замерла на месте. А потом он заорал. Те, кто держал Олекса, тоже завопили и разлетелись в стороны. Следом закричали и другие, но крики быстро смолкали, со странным звуком — будто пополам ломали сухие доски.

Олекс задрожал. Он боялся, что убоги откликнулись на его просьбу и теперь пришли за его душой. Он боялся, чтобы не бояться другого, — что боги окончательно отобрали у него искру разума и сейчас его насилуют, а он удаляется в мир грез, после которого только Белая Пустыня, но с вечным позором того, что произошло…

— Достаточно, Ахес.

Олекс открыл глаза.

Тогда впервые он увидел Ахеса, первого из слуг Мастера, постоянно сопровождавшего его в путешествиях по миру, потому что его морфе лучше всего подходила для борьбы с магами, ежели таковая произошла бы. Это Олекс узнал позже, много позже, когда заменил Ахеса в путешествиях, потому что его морфе и энтелехия для охраны Мастера подходили еще лучше.

Тогда он этого не знал. И потому со страхом смотрел на смертного перед собой, смертного, подобных которому раньше не встречал, хотя и слышал о таких, как он.

— Ты… ты… ты убог? — спросил он совсем не то, что хотел.

— Он не убог.

И тогда он увидел Мастера. Тот слегка шевельнул рукой, и Ахес, надвинувший капюшон на лицо, достал из плаща одежду и бросил Олексу.

— Оденься, — сказал Мастер. — И ответь: ты хочешь стать сильнее?

— Хочу! — Олекс ответил, не задумываясь, но ответил именно то, что хотел.

— Тогда идем с нами. — Мастер отвернулся и пошел к выходу. Он был уверен, что Олекс побежит за ним как побитая собачонка за приласкавшим ее смертным. Он даже знал это точно.

Лишь потом Олекс выяснил, что Мастер спас мальчишку совсем не из жалости (Ахес убил всех, кто был тогда вокруг Олекса, и с жалостью это никак не вязалось), а потому, что не каждый подошел бы Мастеру. В Фенис Мастер прибыл из-за того, что расположение планет и звезд указывало на присутствие нужного ему смертного именно в этом городе.

Эта встреча все изменила в жизни Олекса.

Однако больше всего жизнь изменили слова Ахеса, которые тот произнес вечером того же дня, принеся еду мальчишке в номер одной из лучших гостиниц полиса.

— Ты слаб и ничтожен, — сказал тогда Ахес, до этого не проронивший ни слова. — Если ты не изменишься внутренне, я убью тебя. Твоя физическая сила ничто, если у нее нет основания. А основание это — здесь. — Он указал на грудь Олекса.

— В сердце? — глупо спросил Олекс, разомлевший от еды. И получил затрещину.

— В духе, — сказал Ахес.

Много времени спустя Олекс узнал, что вера Ахеса предполагает, что душа смертного находится в животе, дух в груди, а разум — в голове. Но это было потом.

А еще…

…Было больно. Морфе едва успевало затягивать раны, он едва успевал слизывать кровь, а Эвана даже не пошевелилась, презрительно глядя на него. Не стоило рассчитывать на Ахеса — тот валялся возле стены, и не было похоже, что он поднимется в скором времени. Затон тоже огреб по башке и бредил, сидя на полу между Олексом и Эваной. А скотина Тавил осторожничал и никак себя не проявлял.

Проклятье, он даже не может перейти из морфе в энтелехию и показать этой сучке, с кем она имеет дело! Надо постараться…

От удара в голову потемнело в глазах, и рот наполнился кровью. Однако, прежде чем ему полегчало, Эвана ударила снова — и он отключился. А когда пришел в себя, то первым делом увидел взгляд Эваны — презрительный и…

И… И жалеющий.

Кажется, именно тогда с ним случился первый приступ: он полностью потерял контроль над собой и даже бросался на Мастера. Тогда его сдержал Ахес, чуть не убив.

Он ненавидел, когда его жалели. Его могли презирать, ненавидеть, унижать, но его не могли жалеть.

Эвана победила его. Эвана пожалела его. И второе было в тысячу раз хуже, чем первое. Он поклялся, что вобьет эту жалость в ее глаза и заставит ее смотреть на него со страхом. Олекс поклялся, что вернет Эване ее взгляд. Он пообещал, что сделает это, несмотря ни на что.

Он пообещал, что не умрет, пока не сделает это.

…Сознание возвращалось, и возвращались ощущения мира. Первым вернулось осязание — он почувствовал дождь. Потом слух и обоняние — он услышал дождь и почувствовал кровь на губах. Свою кровь. А потом зрение, вернувшееся в тот момент, когда он поднимался, позволило ему увидеть упыря. Застывшего и обомлевшего Живущего в Ночи. Мертвяка, который только что убил его.

Олекс улыбнулся.

— А теперь… теперь все будет серьезно.

Он расправил плечи и рассмеялся.

Очередная молния, плетущаяся в хвосте дождя, промчалась по небу, осветив двоих, застывших друг против друга: не-живого и только что мертвого.

— Остальные такие же?

Вопрос Уолта повис в разбавленном дождем воздухе. Понтей понял, что маг обращается к нему.

— Возможно, — уклончиво ответил Сива.

Ему сейчас совсем не хотелось разговаривать. Смерть Огула… Он не ожидал. Он вообще не хотел, чтобы кто-то из команды умирал. Даже маг, и совсем не потому, что после этого Сива разорятся, выплачивая компенсацию Школе Магии. Живущие в Ночи с младенчества испытывают Жажду, и поэтому каждый из них хоть раз, но убивал человека, чтобы выпить его кровь полностью. Сейчас Законы Крови регулируют этот этап взросления, но в особо тяжелых случаях, когда Жажда невыносима, всегда находятся доноры, согласные умереть ради того, чтобы их семья жила лучше. Ну а Высшие Семьи втайне позволяют себе и не одного человека выпить. И многие кланы до сих пор используют в качестве инициации турниры до смерти. А если вспомнить Блуждающих…

Упыри убивают, чтобы жить. Так делают все. Но ведь это не значит, что так нужно делать всегда? Они ведь уже не Дикие. Они уже давно не Дикие. Но потому, что они не Дикие, они могут быть хуже Диких. Дикие охотились на людей, чтобы выжить. Дикие не устраивали кровавых оргий, где человеческая кровь текла по стенам, где Живущие в Ночи выпивали людей до смерти, срыгивали и снова пили, и не потому, что чувствовали Жажду, а просто чтобы пить… Дикие такого никогда не делали.

Но Дикие никогда и не жили рядом с людьми. Они никогда не подавали людям руки, никогда не лечили людей, никогда не помогали людям, когда те голодали, никогда не правили ими, решая их споры. А сейчас упыри делают это.

Может, именно потому, что они уже не Дикие, они могут быть и лучше и хуже? Может, и все смертные так? Все, кто наделен разумом, оторванный из природы и вынужденный размышлять самостоятельно? Никому уже не стать Диким — можно только стать лучше или хуже. Другого пути нет.

Когда-то Понтей это понял. Когда-то он это понял — и многое в нем изменилось. Помнится, он зачем-то поделился своими мыслями с библиотекарем Дайкар. И библиотекарь сказал, что молодой господин говорил со своей совестью, а не разумом. Что разум — только ступенька к совести. И что молодой господин полностью прав.

И тогда Понтей понял, что хуже он становиться не намерен. Что он намерен становиться только лучше. И что он намерен сделать Лангарэй лучше. Чтобы Лангарэй не исчез, подобно сотням государств, которые время стирало с плоти этого мира, если те не хотели меняться.

И что с богами войны ему не по пути. И что желание убивать в крови каждого Живущего в Ночи — с этим Понтей мог поспорить. Убивать можно лишь когда защищаешь себя и своих близких, и то если нет другого выхода. Как тогда, когда Понтей и охранник были один на один с убийцей, повелевающим растениями. Тогда надо было убивать. Тогда не было другой возможности, кроме как убивать. Хорошо, что рядом был охранник, который умел убивать. Который, впрочем, умер.

И вот Огул тоже мертв. И Понтею совсем не хочется говорить. Потому что Огул не должен был умереть. А вот маг, похоже, настроен поговорить. Поудобнее устроившись на стенке пузыря, Намина Ракура подвесил возле каждого по согревающему огоньку. Тепло не только грело, но и сушило одежду и сумки с их содержимым. Иукена, правда, ядовито сказала, что все равно они заново промокнут, так что она не видит смысла сушиться, но, когда маг убрал ее огонек, она тут же потребовала его обратно. На замечание Вадлара, что она ведет себя нелогично, Иукена мрачно ответила, что может засадить стрелу ему в голову и это будет вполне логично. Вадлар сказал, что она ошибается, Иукена потянулась к саадаку, и Фетис моментально сообщил, что он вообще-то в логике абсолютно не разбирается, ни в понятиях, ни в суждениях, ни в умозаключениях, ни в построении силлогизмов, особенно тех, которые основываются на абдукции, и Иукена может вести себя как угодно. После этого боевой маг и задал свой вопрос.

— «Возможно» — это неправильный ответ, уважаемый Сива, — спокойно сказал маг, достав один из тубусов и вертя им перед огоньком. — Видите ли, я должен разбираться, по вашим же словам, с непонятной магией и странными Силами. Так ведь?

— Ну да…

— Да. Но вот в чем дело. Видите ли, я не обнаружил следов магии, когда этот смертный появился перед нами.

— Может, ты просто некомпетентен? — ласково осведомилась Иукена.

— В моей некомпетентности мы как раз передвигаемся, — улыбнулся ей в ответ Уолт. — Но я сейчас о другом. Вы ведь не все мне сказали, не так ли, уважаемый Сива?

Понтей вздрогнул. Догадался? Узнал? Проник в его мысли и вытянул то, что он скрывал? Что он еще знает?

Почувствовав напряжение Понтея, напряглась и Иукена.

— Если вы думаете, что я читаю ваши мысли, то ошибаетесь, уважаемые Живущие в Ночи. — Маг усмехнулся. — Не смотрите на меня так, я просто знаю, что каждый смертный уверен, что любого мага хлебом не корми — дай чужие мысли почитать. Знали бы вы, какое это трудное и неблагодарное дело, особенно если в чьи-то комплексы влезешь. Хотите скажу, что вас выдало, уважаемый Сива?

— Чт… — Понтей откашлялся и переспросил. — Что?

— Вы слишком уверенно указали направление.

Понтей недоуменно посмотрел на мага.

— Видите ли, уважаемый Сива, когда я спросил, куда нам двигаться, вы моментально сообразили, в какой стороне находятся те, кого мы преследуем. До этого я думал, что нас ведет Финааш-Лонер, но после его смерти именно вы указали путь. И судя по тому, что вас не беспокоит, куда мы двигаемся, вы точно уверены, что мы не отклонились от цели. Это магическая метка? Или вам постоянно передают точную дислокацию тех, кого мы преследуем?

— Господин маг дело говорит, Понтеюшка, — неожиданно поддержал Намина Ракуру Вадлар. — Я тоже недавно подумал: а правильно ли мы движемся? Вдруг гибель Огула была напрасной, и мы вообще обратно в Лангарэй направляемся? Но твоя задумчивая рожа беспокойства не проявляла, и я решил не тревожиться.

— Ты на чьей стороне, Фетис? — зло спросила Иукена.

— Иукеночка, если мы сейчас начнем решать, кто на чьей стороне, то мы с Понтеюшкой, как чистокровные упыри, будем заодно, а тебе придется перебираться к господину магу, вы ведь людьми родились как-никак… Ай, Иукена, больно… Ух, х-ррррр…

— Господин Намина Ракура прав.

Иукена выпустила Вадлара из болевого захвата и странно посмотрела на Понтея. Живущий в Ночи поежился. Иногда Иу одаривала его такими взглядами, значение которых продолжало оставаться для него загадочным; при этом ее взгляды могли быть вызваны как положительными причинами, так и отрицательными.

Эх, к убогам решение отца и остальных. Иначе маг может начать задавать вопросы, на которые придется срочно придумывать вранье, а умело врать с ходу Понтей не умел, что поделаешь…

— Во время атаки Храма и поселения Дайкар я столкнулся с одним из нападавших. Я был не один, но мои охранники погибли. И во время боя с этим смертным мне удалось вписать в его ауру частицу своего психообраза. Я уверен, что не смог бы одолеть его. Но он скрылся, не убив меня.

— Надо же! — Маг потеребил подбородок. — Даже не знаю, чему удивляться. Тому, что вы, оказывается, настолько способны к психомагии, или тому, что, оказывается, вы сражались с одним из наших будущих противников и скрыли это от меня.

— И от меня, — поспешно добавил Фетис и зачем-то подмигнул Понтею. Сива поморщился. Выходки носферату начинали раздражать.

— Что за способности были у вашего противника? По всей видимости, они отличаются от способностей недавнего смертного, иначе вы не были бы настолько потрясены, когда мы столкнулись с ним. Думаю, уважаемый Сива, в ваших интересах рассказать все, иначе я не гарантирую результат. Если я буду сражаться не только против магии, мне надо заново переделывать свои Заклинания и перестраивать стратегию действия.

— Хорошо. Я все расскажу.

И он рассказал все. Ну, почти все. Рассказал о смерчах, о растениях, о том, как он не почувствовал магии, но решил рискнуть и угадал, противопоставив атакам врага материальный аспект заклятий. И о том, что, не чувствуя магии, он все-таки уверен, что без магии не обошлось, так как простой внутренней силой то, что сделали те смертные, сделать невозможно.

— Понятно… — Уолт помрачнел. — Одно могу сказать, господа и дама, что это в корне все меняет.

— Почему, господин маг? Ведь теперь вы знаете, чего стоит ожидать от врагов и сможете лучше использовать свою магию.

— Уважаемый Вадлар, не все так просто. — Уолт вздохнул. — Видите ли, в каждом магическом воздействии на реальность есть три составляющие. Точнее, их намного больше, но все можно свести к этим трем. Это материальная структура, принцип и основа. В метафизике магии эти три составляющих называют гиле, ноэма и ноэзис. Гиле — это определенным образом организованное вещество, материя, которую использует Заклинание для воплощения. Ноэма — тот Источник Силы, который используется для… мм, да… используется для использования гиле. И ноэзис — это усилия мага, которые он способен приложить к Силе, чтобы задействовать ее.

— К чему эта лекция? — раздраженно спросила Иукена.

— Понимаете ли, исходя из того, что рассказал глубокоуважаемый Понтей, и из того, что мы видели, наши противники неведомым образом властвуют над гиле, не прибегая к помощи ноэмы и ноэзиса.

— Иначе говоря, они используют магию, не используя магии, — сообразил Вадлар.

— Точно, — кивнул Уолт. — А это невозможно. Была у меня мысль, что это ваша Сила Крови — уж очень тот парень на Живущего в Ночи смахивал, но вы отрицаете его принадлежность к вашей расе.

— Значит, все-таки магия? — спросил Понтей.

— Возможно…

Вот убогов маг! Он даже в точности воспроизвел те нотки, с которыми до этого Понтей говорил: «Возможно»…

— Почему вы не рассказали раньше, что уже сталкивались с врагами?

Ну сколько у этого мага еще вопросов? Лучше бы думал, как победить!

— Это не мое решение, — соврал Понтей. Именно он предложил скрывать от мага как можно больше информации. Сожги солнце, он сейчас даже нормально соврать не может…

— Неужели вы не понимали, к чему это может привести? Например, уверены ли вы, что ваши Клинки Ночи помогут?

— Будь со мной Клинок во время атаки на поселение, тот смертный не ушел бы живым.

— Странный оборот речи, — сказал Вадлар. — Он что, мертвым бы тогда ушел?

Маг ухмыльнулся. Иукена пнула Фетиса.

— Ай! — сказал носферату, посмотрел на саадак и ничего больше не сказал.

— Против того смертного Стрелы Ночи, глубокоуважаемой Татгем, не сработали. Не так ли? Значит, мы не можем быть уверены, что они сработают против остальных.

Понтей вздохнул. Он сам недавно думал об этом.

— Не совсем верно, — вмешался Вадлар. — Стрелы Ночи Иукеночки сработали в самый первый раз, это потом какая-то фигня началась.

Маг охнул. Задумался.

— А ведь верно. — Он мрачно посмотрел на Живущих в Ночи. — Кажется, я понял, что Каазад-ум Шанэ Нугаро собрался сделать. Хотя это очень опасно…

У Понтея внезапно защемило в груди. Слова мага вызвали чувство, которое Живущий в Ночи упорно гнал от себя. Он вдруг испугался, что Каазад уже мертв.

— Как тебя зовут, упырь? — Олекс сплюнул на руку кровью и языком медленно слизывал теплую жидкость. — Отвечай, потому что мне правда стало интересно.

Упырь молчал и, кажется, совсем не реагировал. Ну да ладно. Это уже не имеет значения. Если он хочет умереть, не назвав имени, надо уважить его решение, последнее решение в его жизни.

— Видишь ли, мертвяк… — Организм восстанавливался, и Олекса потянуло на откровенность. Затон постоянно ругал его за болтливость. Ну, Затон далеко, как и Мастер, можно и поговорить: — Ты действительно хорош, раз сумел убить меня. Однако, убив меня, ты полностью потерял шанс на победу.

Призрачный доспех, который Мастер называл объективацией поля энтелехии, приобретал все большую и большую плотность, покрывая туловище Олекса. Шипы становились крупнее, скрывая ноги, а чешуя на руках нарастала одна на другую, как черепица.

— Моя кровь… Она, покидая тело, приобретает свойство лечить меня и делать сильнее. Чем больше ран, тем крепче я становлюсь. В состоянии морфе ее нужно успеть выпить, чтобы она подействовала, а в состоянии Алмазной Брони, энтелехии, мне все равно — кровь сама все восстанавливает и сама противостоит новым ранениям… Ах да, ты же не знаешь, что такое морфе и энтелехия. Впрочем, я и сам не знаю, что это такое, знаю только, как это действует. А действует очень просто — изучает силу твоих ударов и опасность моих ранений и перестраивает мой организм, чтобы от следующего такого же удара защитить. Чем больше вреда ты мне наносишь, тем мощнее я становлюсь.

Олекс оскалился. Что-то смазанное было на окраине кругозора, что-то мешало ему смотреть, и это раздражало. Это не нравилось Олексу, но пока у него была сила поддерживать энтелехию в таком приподнятом состоянии, пока у него была сила — он готов был променять хоть все зрение, чтобы это продолжалось. До тех пор, пока он не вернется и не бросит вызов Эване, унизив ее на глазах Мастера.

— Ты же понимаешь, что произошло? Впрочем, если не понимаешь, то все равно. Ты убил меня, и сейчас моя кровь защитит меня от любой атаки этих твоих… Игл Ночи, наверное… Так их называл тот убогов Хранитель. Это ведь твое самое сильное оружие, верно? Но ты уже использовал их, и теперь тебе ничего не поможет. Так что приготовься умереть. Спрашиваю тебя в последний раз: твое имя?

Живущий в Ночи по-прежнему молчал. Олекс пожал плечами. Ну что ж, это его выбор — умереть безымянным…

Он поднял руки, направив ладони на упыря, сосредоточился, собирая энтелехийный выплеск на концах пальцев. И…

— Меня зовут Каазад-ум Шанэ Нугаро.

— Как твое имя, упырь? — спросил Олекс, человек, которого он недавно убил.

И Каазад вспомнил…

— Как твое имя?

…Вишмаган уклонился, но слишком медленно. Это был идеальный момент. Каазад не просто мог вырубить наглого парня, уверенно болтающего на всех углах, что именно он станет победителем турнира, пожелай он — и Вишмаган валялся бы в луже собственной крови, и только свежая кровь человека спасла бы его жизнь. Руки даже дернулись, примериваясь к шее парня, но Каазад сдержался.

И Вишмаган просто упал, ловко сгруппировавшись, но и в этом падении Каазад сумел бы достать его.

Но слова отца и матери…

А потом Вишмаган ударил его ногой в живот. Нога могла быть сломана раза три, пока летела в сторону Нугаро…

Но Каазад сдержался и, делано схватившись за живот, упал на спину. Похоже, Вишмаган понял, что нога не достала цели, его лицо вытянулось, но судьи уже бежали на арену, знаменуя окончание поединка.

«Вишмаганы не простят, если проиграют Нугаро, Каазад. Пусть думают, что они сильнее. Иногда победа неважна», — так сказал отец.

«Мы знаем, что ты сильнее. Важно ли для тебя, что подумают другие?» — так сказала мать.

Он забился в самый дальний угол Храма Ночи Вишмаганов, где проводился ежегодный турнир среди юных воинов клана на звание лучшего бойца. Может, мать и права, но смешки, долетевшие со стороны других Живущих в Ночи, когда Казаад-ум выходил с арены, задели его. Почему-то захотелось ударить кого-нибудь, да посильнее. И, испугавшись этого желания, он решил спрятаться подальше.

От всех. От отца и от матери. Никого не хотелось видеть.

— Как твое имя?

Каазад поднял голову. Рядом стоял Живущий в Ночи, на вид раза в два моложе его, лет пятнадцати, то есть совсем ребенок. Стоял и с интересом смотрел на него.

— Чего тебе? — мрачно спросил Каазад.

Упыреныш широко заулыбался и протянул ему руку:

— Я — Понтей Нах-Хаш Сива. Я следил за твоим боем. Мне кажется, ты должен был победить. По крайней мере, тридцать два раза ты мог нанести ему удар, после которого Вишмаган не смог бы двигаться.

Каазад вздрогнул. Действительно, именно столько раз он сдерживался, не позволяя себе поразить противника.

— Я — Каазад-ум Шанэ Нугаро. Что ты хотел?

— Мне кажется, ты был великолепен. — Понтей вдруг погрустнел. — А еще я ставил на твою победу во время отборочных поединков. Конечно, я много выиграл, но мог выиграть еще больше.

— И что? — Каазад улыбнулся. — Будешь меня укорять? Потребуешь компенсации?

— Давай дружить! — Сива снова заулыбался. — Мой отец говорил, что нашим кланам нужно больше связей, но я на самом деле восхищен тобой.

— И чем же ты восхищен? — Каазад слышал иногда от отца, что у Нугаро какие-то дела с Сива, пару раз его пытались даже сводить с девицами из этого клана. Теперь что, решили, раз он вежливо игнорировал тех девиц, то он интересуется мальчиками? Интересно, думают, что он сможет вот так вот подружиться с подосланным другим кланом подхалимом? Глупцы…

— Восхищен тем, какой ты идиот и дурак.

Каазад не поверил своим ушам. Его только что оскорбили? Этот мальчуган?

— Ты идиот потому, что позволил себе проиграть, хотя мог победить. А дурак потому, что теперь горюешь об этом и ничего не собираешься делать. Я видел лицо Вишмагана, когда он покидал арену. Он убедил себя, что победил. И другие убедят себя, что он победил тебя. Ты идиот и дурак, раз сидишь тут и прячешься. — Понтей снова одарил его своей улыбкой. — Тот Каазад-ум, что сражался с другими на арене, не был тем Каазад-умом, которого я вижу перед собой.

— А в ухо хочешь, пацан? — недобро прищурившись, спросил Каазад.

— А что, я тот противник, которого ты можешь победить? — прищурился убогов Сива.

И тогда Каазад рассмеялся. И щелкнул Понтея по лбу:

— Что еще ты обо мне можешь сказать, а?

— Много чего, — пообещал Сива. — Но поверь — нравиться тебе это будет не часто…

…Понтей ошибся. Его честность Каазад ценил выше всего, а их дружбу иногда даже кощунственно принимал за превосходящую Кровные Узы клана.

Пора возвращать долги, Понтей. Мои долги тебе. Недавно я пообещал — враг не уйдет. Так что пора…

— Меня зовут Каазад-ум Шанэ Нугаро, — сказал Живущий в Ночи, воткнув сабли в землю. — И ты зря сказал, что Понтей слаб и его дух ничтожен.

Первой изменилась челюсть. Первой всегда менялась челюсть. Она вытянулась, покрываясь короткой шерсткой. Нижняя челюсть разделилась на три части, каждая с торчащим вниз клыком. Туловище стало еще крупнее, одежда затрещала, сползая, ноги выгнулись в обратную сторону, руки обзавелись здоровенными когтями, а вся трансформа завершилась обильным ростом шерсти по всему телу.

Каазад зарычал. Когда Нугаро принимали тот облик, что давным-давно носили их предки, их всегда тянуло завыть на луну. И Нугаро терпеть этого не могли, хотя в качестве герба своего клана и выбрали воющего волка. Их постоянно сравнивали с оборотнями-волкулаками, одной из тех рас, с которой упыри никогда не могли сжиться. Поговаривали даже (понятное дело — за спиной Нугаро), что их вид произошел из-за кровосмешения упыря и волкулака: то ли упырь изнасиловал волкулачку, то ли волкулак упырицу… Их обзывали зверьми, грязными животными, но осторожно, оглядываясь по сторонам. Если кто-то имел неосторожность брякнуть такое в присутствии Живущего в Ночи из клана Нугаро, то услышавший это Нугаро смывал оскорбление только кровью сказавшего.

Но они и были Зверьми. Сила Крови Нугаро давала поистине звериные способности, которой не могла одарить других упырей их Сила Крови. Они были выносливы, ловки, чутки, их обоняние превосходило остальные органы чувств, их интуиция превышала возможности простого Живущего в Ночи. А Двойной Волчий Скок, непосредственная Сила Крови, делала их одними из лучших бойцов Лангарэя, если не лучшими, — но об этом не стоит распространяться. Вишмаган и Атан цепко держатся за свои места военных кланов и ревниво выслеживают возможных соперников…

— Надеешься на свою Силу Крови, кровосос? — Противник, давший ему довести трансформу до конца, потер ладонью о ладонь. — Ты разве еще не понял? Ты уже убил меня, и больше этого тебе не удастся.

— Говори, что хочешь! — рявкнул Каазад. Ярость трансформы Нугаро переполняла его, и приходилось сдерживаться, чтобы не потерять контроль над собой. — Ты не уйдешь отсюда!

Живущий в Ночи выхватил сабли и, рыча, бросился вперед. Олекс захохотал и побежал навстречу. Но смех резко оборвался, когда Каазад раздвоился и два темных пятна мелькнули справа и слева. Четыре удара почти одновременно высекли искры из рук Олекса, он замешкался, повернувшись к одному из пятен, превратившемуся в Каазада, но тут оно распалось на части и еще два удара обрушились на его доспех. Они не причинили особого вреда, но сила ударов заставила Олекса пошатнуться. Он быстро оперся на руку, начиная ладонью проворачивать свое тело вокруг оси и помогая себе ногами, но тут темные пятна мгновенно сплотились обратно в Каазада, который рубанул саблями снизу, прямо по лицу, подбрасывая Олекса вверх. А затем началось сумасшествие. Пятна мелькали вокруг Олекса то тут, то там. Прежде чем он упал на землю, по нему нанесли ударов двадцать, — они хоть и не нанесли ему ранений, но удовольствия не доставили.

— Ну и что?! — заорал Олекс. — Ты хочешь опять убить меня?! Не получится, мертвяк! Ты только задерживаешь свою смерть. Твоя Сила Крови кончится, и ты, полудохлый, свалишься мне в руки!

Ночь ответила ему свистом клинков, разрубающих дождь. Упырь задел его голову, и это было неприятно. Олекс выбросил вперед руку, завидев тень перед собой. Он даже успел схватить ее и начал нагревать воздух в ладони, когда тень развалилась, просто вытекла струями черного дыма между пальцами. И снова удар по голове, уже с противоположной стороны, хоть тень еще и не рассосалась полностью, и вроде упырь не должен был успеть так быстро переместиться.

Бешенство вскружило Олексу голову. Он заревел, словно раненый зверь. Энтелехия погнала кровь по организму еще быстрее, сдавило виски, он выгнулся дугой, подтягивая ноги под себя и выставляя ладони вперед, а затем выпрямился, подкинув себя в воздух. Ладони ярко пылали декарином. Олекс сжал их, чувствуя, как сгорает и тут же восстанавливается плоть на кистях. Но эта боль ничего не значила по сравнению с той силой, что сейчас позволяла ему делать то, на что раньше он не был способен. В сжатых кулаках набухали декариновые шары, пробиваясь лучами света сквозь сведенные пальцы. Живущий в Ночи, сейчас очень похожий на мокрого волка, вставшего на задние лапы, замер на безопасном для контактного боя расстоянии, словно почуяв неладное.

«Дурак… Это тебя не спасет», — самодовольно подумал Олекс.

Когда шары увеличились настолько, что уже не было возможности их держать и ладони сгорали, моментально восстанавливаясь, Олекс швырнул один шар в Живущего в Ночи. Разумеется, тот бросился назад и в сторону, уходя с траектории полета шара. Однако шар сжался в мелкую точку, а затем из него быстро побежали во все стороны змейки-молнии, соединяясь друг с другом крест-накрест, широким полем захватив пространство и пленив упыря. Тот сразу же превратился в тень, и она черными лентами начала расползаться.

Однако Олекс ждал этого. Из другой руки прямо за спину вырвался шар. Олекс услышал, как охнул сзади Живущий в Ночи, как попытался убежать, возможно, даже успевая, но в этот момент шар быстро выбросил во все стороны молнии и тут же втянул их в себя. Полыхнуло обжигающим пламенем, осветившим развороченную степь перед захохотавшим человеком. Олекс чуть сконцентрировался — и второй столп пламени рванулся в небо, прямо перед ним.

— Я понял, мертвяк! — Олекс смеялся. — Я разгадал, в чем твоя Сила Крови, и победил тебя! Я не просто силен, теперь я непобедим, потому что моя сила позволяет мне понимать врага!

Воняло жженой шерстью. Упырь лежал на земле, правая половина его тела отсутствовала, а другая порядком обгорела, но при этом он еще был жив. Впрочем, эти Живущие в Ночи — живучие твари. О Высочайших ходят слухи, что останься от них хоть волосок — и они смогут восстановиться. Но этот упырь — не Высочайший.

— Я понял, что ты умеешь создавать двойника, иллюзию, которая отвлекает мое внимание, пока ты нападаешь на меня. Но моей лучшей атаке ты не смог противостоять, даже применив свою Силу Крови, ведь моя сила духа превосходит ее.

Рука упыря задрожала, словно он хотел ею пошевелить. Олекс наклонился ниже к тому, что осталось от лица.

— Хочешь что-то сказать? Ты проиграл. Тебе не о чем говорить. Говорить могут только те, кто победил.

— Тогда ты скоро замолчишь.

Олекс дернулся. Говорил упырь, но не тот, который лежал перед ним. Слова раздались сзади. Лежащий перед Олексом Живущий в Ночи обратился в тень и развеялся.

— Ты показал мне свою лучшую атаку. Позволь мне показать свою.

Каазад сосредоточился, а потом начал переступать ногами по кругу, все быстрее и быстрее раскручивая корпус. Олекс тоже развернулся, но Каазад оказался проворнее. Засвистели сабли, когда он раскинул руки, вертясь острейшей юлой. И помчался на человека, в руках которого снова засверкал декариновый свет. Но шары создавались долго. Так было и в первый раз. Каазад понял, с чем придется иметь дело, и выигрывал во времени. Он уже был рядом с человеком, мог во вращении разглядеть его исступленные глаза. И тогда он резко остановился, замер на месте, да так, что в воздухе завис сабельный след.

Шерсть, вставшая дыбом на теле, вдруг от него отделилась. Тысячи волосков полетели на Олекса. И за один удар сердца они достигли человека, острые и крепкие, точно стальные иглы. Они вонзались в доспех, в руки, ноги, голову, звеня и дрожа, они осыпали Олекса спереди и сзади.

Застывший Олекс недоуменно оглядел себя. Свет в его ладонях медленно погас.

— Это твоя лучшая атака? — Он уставился на Каазада, который ежился, ощутив холод хлеставшего по голому телу дождя. — Эта мелочь — твоя лучшая атака, жалкий кровосос?! — заорал Олекс, занося руку для удара.

— Нет, — шепнул Каазад и вскинул сабли.

Пришло время для Клинков Ночи.

— Ты что, не понял? Это на меня не подействует, это бесполез… — Олекс осекся, когда круги с треугольником внутри, вспыхнувшие на концах сабель, вдруг увеличились в размерах и оказались сами внутри квадрата, в углах которого сверкали Символы Начал: Солнце Света, Полумесяц Тьмы, Восходящая Звезда Тени и Нисходящая Звезда Сумрака. Противник растерялся, и Каазад понимал причину его растерянности.

Эта сила Клинков Ночи не была похожа на Иглы Ночи.

Каазад подскочил к врагу и ударил. Сабли легко пронзили доспех Олекса и по рукоять погрузились в грудь.

— Как?.. — успел выдохнуть Олекс.

Эннеариновый вихрь с октариновыми сполохами завертел его, разрывая доспех, отрывая чешую и обламывая шипы. Вихрь все быстрее и быстрее крутил человека, кричащего от боли, сломанной игрушкой дергавшегося внутри взбесившегося заклятия. Каазад отпрыгнул, держа в руках только эфесы от сабель. И стал ждать.

Вихрь исчез, размазав Олекса по земле, вернув ему вид юноши, совсем непохожего на того монстра, который только что сражался с Нугаро. Парень валялся на земле, едва дыша. Однако ему хватило сил, чтобы приподнять голову и посмотреть в глаза Каазада.

— Ты…

Каазад ждал.

— Ты… Ты дурак, — выдохнул Олекс. — Твоя лучшая атака. Она не убила меня. Сейчас. Сейчас я стану прежним. И ты умрешь. Тебе даже… даже сейчас не добить… меня… А без своих сабель… без них ты… ты — ничто.

— Ты ошибаешься, — сказал Каазад.

— Я… не ошибаюсь, — Олекс усмехнулся. — Я… мне уже лучше. — Он приподнялся, упираясь руками в землю. — Готовься к смерти!

— Ты ошибся, — повторил Каазад. — Не саблями я победил тебя.

Он вытянул эфесы, показав их врагу.

— Видишь ли, — сказал Живущий в Ночи, — я не просто наносил тебе удары при помощи магии, я мог контролировать мощность ударов, увеличивая или уменьшая ее при надобности. Не сабли это делали, а вот эти камни. — Он заставил многогранники просиять в подтверждение своих слов. — Они называются Концентраторами Ночи, если тебе это интересно. Ты подтвердил мою догадку: твой организм анализирует ранения и вырабатывает защиту, — продолжил Каазад, осторожно положив эфесы на землю. — И теперь мне хотелось посмотреть, на что ты способен, чтобы понять, какая сила потребуется для разрушения всей твоей защиты. Я убил тебя не для того, чтобы убить тебя. Хотя я надеялся, что ты умрешь, но был готов и к тому, что это может и не произойти. Твоя защита увеличилась — это мне и нужно было узнать.

Живущий в Ночи шагнул к человеку, который внимательно его слушал. Запах человека постоянно менялся: метался от бешенства к страху, от страха к задумчивости, от задумчивости к ярости.

Каазад скрестил руки на груди.

— В первый раз ты ошибся, когда решил, будто понял мою Силу Крови. Да, я мог обманывать тебя своей иллюзией, но это было до моей трансформы. Когда лиса машет хвостом, заставляя псов сворачивать в другую, нежели сама, сторону, она обманывает их. Моя Сила Крови позволяет создавать искусственную форму тела, которую я могу заполнить настоящим в любой момент, оставив на месте реального тела такую же форму. Не иллюзия обманывала тебя, а я.

Казаад приблизился к врагу еще на шаг, отменяя трансформу и возвращаясь к антропоморфному облику упырей.

— Второй, и последний, раз ты ошибся, когда решил, будто моя атака ограничится только саблями. Я же предупреждал — я покажу тебе свою лучшую атаку. Но это были не Концентраторы Ночи.

— Шерсть? — пробормотал Олекс.

— Да, — кивнул Каазад. — Ты ошибаешься снова, если думаешь, что она не нанесла тебе ран. Не на теле, нет. Внутри.

Человек, не понимая, смотрел на упыря. Кажется, он даже забыл, что хотел встать.

— Когда я крутился, шерсть отделялась от меня, и я рубил ее на мелкие части. А потом она устремлялась к тебе, и ты вдыхал ее. Она попала в твои легкие, оттуда в кровеносную систему и распространилась по всему телу. Когда я атаковал твою защиту, я выигрывал время, чтобы шерсть распространилась у тебя внутри. Но и это не все. Когда я разбил твой доспех, шерсть прилипла к твоему телу, не вся, конечно, но достаточно, чтобы равномерно покрыть тебя. Ты не видишь ее на себе, она уже ушла под кожу.

Казаад стоял напротив Олекса. Он не боялся нападения. Запах Олекса все интенсивнее выражал его страх. Кажется Олекс понял, почему Каазад так разоткровенничался. По той же причине Олекс рассказывал ему о своей крови и энтелехии. Каазад был уверен в победе. Каазад был уверен, что Олекс сейчас умрет.

— Я контролирую каждую шерстинку в твоем теле, — продолжал Каазад. — Сейчас я пошлю приказ — и они разорвут тебя на тысячу кусков, которые никакая кровь не сможет собрать. Твой мозг, твое сердце, твоя печень, твои легкие — весь ты… Тебя просто не станет. Твоей крови не справиться с этим без кровеносной системы. Но я чту тебя как воина и поэтому рассказал тебе все это. Ты сражался достойно и мог бы победить. Ты действительно хороший воин. Но победил я.

Каазад резко развел руки. И тело человека взорвалось, ошметками разлетевшись на несколько десятков метров вокруг.

Каазад отыскал сумку, где лежала запасная одежда на случай трансформы и запасные клинки к Концентраторам. Одевание заняло несколько минут, а потом, уловив тонкий, истончающийся запах команды, он побежал по следу.

Он бежал и старался не думать, послышалось ли ему, будто перед смертью Олекс прошептал «спасибо».

Глава седьмая УПЫРИ И ИХ ДЕЛА

— Что случилось, Канар-Де? Что за срочный?.. — Вазаон Нах-Хаш Сива замолчал, остановившись у входа в комнату. Странность он уловил сразу, а это значило…

Четыре тени рванулись к нему, свист мечей рассек воздух. На атакующих он потратил один удар с разворота, слегка увеличив свою руку. Отступать? Но куда? Скорее всего Храм Нугаро окружен, и не только простыми бойцами; уйти будет сложно, особенно с несколькими охранниками, которые, быть может, уже мертвы…

— Успокойся, Нах-Хаш, — раздался голос из комнаты, заставивший его вздрогнуть. — Успокойся и входи. Поговорим.

Плохо. Очень плохо. Настолько плохо, что надо войти.

«А другие? — Вазаон неторопливо вошел. — Они тоже попались?»

Ответ не заставил себя ждать.

Киул-зай-Сат нноф Татгем валялся на полу. Он истекал кровью. Помогать ему никто не собирался, несмотря на то что Живущих в Ночи рядом было предостаточно. Значит, Татгем серьезно потрепал их, прежде чем его ранили, и они обиделись. Неужели сумел завалить кого-то из ценных бойцов клана?

Вииан-ом Сайкар Нугаро сидел в кресле. Кровью он не истекал и был в сознании, однако был связан цепями с ног до головы. Впрочем, будь у него шанс, — и Сила Крови Нугаро показала бы, что зря ее так долго недооценивали. Скорее всего не обошлось без магии: так просто Нугаро не взять…

Канар-Де и Раваза не было. Кто из них? Дайкар или Фетис? Канар-Де труслив, но клан Дайкар всегда надеялся на повышение своего статуса в иерархии Лангарэя. Фетис хитер, ему незачем подставлять себя и клан, но именно потому, что он хитер, он и мог это сделать.

— Доброй Ночи тебе, Сива.

— Мне кажется, эта ночь доброй уже не будет, — сказал Вазаон. За его спиной тут же выросли шесть рослых фигур, напряженные, готовые в любой момент применить трансформу. Сила Крови клана Атан позволяла им быть превосходными воинами. Даже нет — машинами смерти, несущими на поле боя уничтожение всему живому. Отчасти благодаря Атанам Лангарэй сдержал гномьи хирды на подступах к Царствию Ночи. Атанам — и еще кое-чему…

— Ну что ты! — добродушно рассмеялся Жарах Фиа-Тар’Ши Атан, военачальник клана Атан и начальник тайной службы Лангарэя, сидевший в кресле возле круглого стола. Полноватый упырь обманчиво смахивал на славного старика, которого обожают внуки, но этот старик своих внуков съел бы, чтобы они не смогли занять его место. — Поговорим, подумаем, может, Проклятый Путник тебя и не озарит своей ненавистью…

— Что с Татгемом? — перебил его Вазаон, скривив губы. — И говори прямо, что ты знаешь и, следовательно, чего хочешь.

— Ты ведешь себя некрасиво, Сива, — тихо прозвучало из темного угла, в котором клубился мрак, против которого было бессильно даже упыриное зрение. — Ты еще дышишь и должен быть за это благодарен.

Говорящий выдвинулся из мрака, и при виде Гииора Ваар-Дигуаш Вишмагана Вазаон вздрогнул. Главный Истребитель Блуждающей Крови личной персоной. Высокий и тощий, весь затянутый в кожу с нашивками лунного серебра, с голым черепом, делающим его похожим на носферату в представлении людей. Казалось, ткни его пальцем — и он сломается. Но это впечатление было обманчивым. Не осталось бы ни пальца, ни его обладателя.

— Ну, знаем мы мало, но хотим много, — сказал Жарах. — Видишь ли, когда Храм Дайкар рухнул, мы обеспокоились. Когда я говорю «мы», я имею в виду Атан и Вишмаган, а не Совет или Братьев Крови[16]. Те, кажется, поверили в вашу байку о Меченых и Магистрах. А я вот не поверил. Видишь ли, среди храмоохранителей Дайкар кое-кто работал на меня. И мыслеформы, которые он успел передать нашим медиумам, отличались от вашей версии случившегося. Его звали Фатанкар, если тебе интересно. Впрочем, это уже неважно, так как он мертв и не представляет никакой ценности.

— Ваш Таабил… Эта Порченая Кровь… Как он умер? — перебил Гииор.

— Мне откуда знать? — пожал плечами Вазаон и склонился над Киул-зай-Сатом. Его схватили за плечо, пытаясь поднять, но Сива повел рукой, трансформировав ее на миг, который никакой бы упырь не заметил, и хватавший отлетел в стену, на которой были высечены лица первых Вождей Нугаро. — Уйми своих псов, Атан! — сверкнул глазами Нах-Хаш. — Они мне не ровня, только ты смеешь касаться меня по Законам Крови, если предъявишь обвинение.

— Или я, — прошептал Гииор. Он моментально оказался рядом, и два стилета заблестели возле Вазаона — возле сердца и возле горла. — И я могу обвинений тебе не предъявлять.

— Я не Блуждающая Кровь, — сузил глаза Вазаон. — Так что убери свое серебро от меня, Истребитель.

— А кто узнает? — шепнул Гииор. — Здесь ты один. Ни твоя жена, ни твои дети, ни твои Апостолы не знают, куда ты направился. А я просто чуть-чуть нажму — и от тебя останется прах, который не сумеет пожаловаться на превысившего свои полномочия Истребителя.

— И что вы тогда узнаете? — усмехнулся Вазаон. — Вы вызвали меня сюда не для того, чтобы убить. Если вам нужен я, значит, остальные не рассказали то, что вас интересует.

— А может, рассказали. Рискнешь своей жизнью, Сива?

— Прекрати, Гииор. — Жарах поднялся. — Он прав. Он нужен нам живым. Но лишь до тех пор, пока мы не узнаем все, что хотим.

Он поманил к себе кого-то, и посреди комнаты появились двое. Один в мантии жреца Ночи, но с синим поясом, выдававшим его принадлежность к касте магов Луны. Другой — молодой упырь в обыкновенной одежде, разве что рукава рубашки длиннее обычного и заканчивается рубаха возле колен, и как-то странно он косит голову набок, прикрывая глаза. Маг Луны явный Вишмаган, а вот с парнем не совсем понятно.

— Не вижу нужды скрывать от тебя, как мы решились взять вас и как мы вас поймали, — сказал Жарах. — Ваш Дайкар прибежал к нам, трясясь от страха и чуть ли не обделываясь на ходу. Мы мало поняли из его речи, чего же он так испугался, но интересно, понимаешь ли, стало…

Он снова махнул рукой, и в комнату втащили Канар-Де, связанного и избитого. Вазаон только глянул на него и понял — разум Дайкара не в порядке. А это значит…

— Вы хитро придумали, наложив на вашу память заклятие, разделяющее ваше знание о том, что хранилось в Храме Дайкар, на фрагменты. — Жарах подошел к Канар-Де и, приподнял его голову, заглянул в глаза. Изо рта измученного упыря потекла слюна. — Пожелай кто-то один из вас что-нибудь рассказать, для этого понадобились бы остальные четверо. Хорошая задумка и неплохое магическое исполнение. Ты придумал, Нах-Хаш?

Такой способ хранить сведения придумал Понтей, он же и составил Заклинание. Понятное дело, что говорить об этом Вазаон не собирался.

— Неважно, — проигнорировал молчание Сива Жарах. — Мы и так узнаем.

«Это плохо, — подумал Вазаон. — Прошло всего пять часов с тех пор, как был разрушен Храм, а нас так легко взяли. И они знают о Хранителе. Но не знают о нем. То есть они не связаны с Советом, а это значит…»

— Задумали переворот, Жарах? — усмехнулся Вазаон, оторвав от рубахи кусок ткани и перевязывая рану на шее Татгема. — Решили, что пора военным кланам брать правление в свои руки? Думаете, Лангарэю пора расширяться?

— А ты умен, Нах-Хаш. Чтение повлияло? — Атан даже не изменился в лице. — Думаешь, вы единственная недовольная группка Чистокровных, которым не нравится, куда идет Лангарэй и кто им правит? Виуур, Таабил, Шимата, Касари, Шифау. Все они дипломаты — но не воины, интриганы — но не духовные лидеры, управленцы — но не повелители. Кем были Великие Одиннадцать и кто правит сейчас? Вместо львов нами правят шакалы, и мы сами становимся шакалами. Пора показать истинное место Живущих в Ночи в этом мире. И показать так, что содрогнутся все Серединные Земли, а за ними и весь Равалон.

— Львы — жалкие создания.

— Что? — сбился с мысли Жарах и удивленно уставился на заговорившего Нугаро.

— Львы — жалкие создания, — повторил Вииан-ом. — Лев только и делает, что совокупляется с самками и убивает детенышей, если решит, что они могут быть помехой его власти. Он редко охотится сам, поедая ту пищу, что приносят самки. А вот шакалы — настоящие бойцы. Хорошо группирующиеся. Отлично работающие в команде. С четкой иерархией. Львы ничтожны. Ну а вы, если хотите быть похожими на них, можете не беспокоиться — вы тоже ничтожны, а значит, сходство есть.

Молодой упырь быстро шагнул к Нугаро и схватил его за шею. Вииан-ом захрипел. В следующий миг Вазаон внезапно рванулся к Нугаро. Не ожидавший этого Гииор обнаружил, что стилеты исчезли из его рук. Он метнулся следом за Сива, готовя трансформу, приготовившись защищать Жараха, но Вазаон неожиданно остановился. А напротив него замер молодой упырь, склонив голову набок. От обоих исходила угроза. И вдруг все смешалось: Сива начал раздуваться во все стороны, парень сделал несколько движений руками, завизжал Дайкар, зло рявкнул Жарах, а потом три вспышки осветили комнату.

— Сволочь, — бессильно прошептал Жарах. А что он мог сделать, наблюдая, как сгорают тела Дайкара, Нугаро и Татгема? Ничего. Когда Пламя Смерти охватывало упыря, спасти его уже ничего не могло. Жив остался только Сива, и только лишь потому, что Кедару строго-настрого было приказано никого не убивать. Вот Сива еще и жив, хоть и дышит с трудом, быстро теряя кровь из многочисленных ран. Кедар, хоть и следовал приказу, но все равно, все равно, привычки просто так не изменить, особенно привычки таких, как Кедар…

— Ну… как? — прохрипел Вазаон. — Еще… что-нибудь узнать… хочешь?

Гииор ударил его ногой в бок. Обычно Истребитель не издевался над тяжелоранеными, предпочитая измываться, как он выражался, над «целенькими», но то, что Нах-Хаш прямо у него под носом легко убил собственных сообщников, вызвало такую злость, что Гииор не мог сдержаться.

— Что же вы там хранили, если ты так легко прикончил своих товарищей? — спросил Жарах, разглядывая то, что осталось от Канар-Де Винша да Дайкар. — А ведь убийство Нугаро — это оскорбление всего клана, и Нугаро кровью Сива будут смывать это оскорбление. Но ты даже рискуешь кланом. Интересно… Что-нибудь можно еще сделать? — последний вопрос Атан адресовал магу Луны.

Жрец вытянул руки по направлению к Вазаону, напрягся и отрицательно покачал головой:

— Теперь я один не справлюсь. Нужно Моление и еще как минимум пятеро жрецов.

— Я могу попытаться, — перебил мага Луны молодой упырь. Его голос был какой-то шипящий, скользкий, словно вертелся возле уха, стремясь попасть внутрь, но так и оставаясь снаружи. — Думаю, я смогу покопаться в его разуме, мои…

— Нет! — резко осадил парня Жарах. — Это опасно. И для тебя тоже, там могут быть ловушки.

Вазаон усмехнулся. Не просто могут, а точно есть. Месяц тогда потратили, вкладывая магические капканы в головы всем, кто замешан в деле. Использовали столько магических артефактов, что узнай о них Конклав — схватились бы за голову и объявили бы вечную войну Живущим в Ночи за уничтожение бесценных вещиц. Но часто магов приглашать тоже нельзя, да еще и задерживать надолго. Все кланы тайно пользуются услугами волшебников из разных частей Западного Равалона, но частое обращение к ним привлекает пристальное внимание Совета и Братства, а это нежелательно… Было… Было нежелательно.

Опасались Совета и Братства, а упустили другой заговор, разворачивающийся рядом, заговор, который они даже и представить не могли, потому что и Атаны и Вишмаганы находились в верхушке иерархии Лангарэя. Видимо, чем выше сидишь, тем еще выше хочешь забраться…

— Скучно, — вздохнул парень. — Вы обещали, что я смогу многих убить.

— Скоро, — пообещал Жарах. — Очень скоро.

«Ведь он же… — внезапно понял Вазаон. — Он же…»

Догадка была весьма неприятной и, что самое страшное, скорее всего истинной. Боги и убоги, тот самый Атан, о котором ходили невероятные слухи?..

— Что бы вы ни прятали в Храме Дайкар, это, вероятно, нечто ценное и играло важную роль в ваших планах, а значит, не только ценное, но и могущественное, — размышлял Жарах. — Таким образом, времени на Моление у нас нет. Вы послали команду с боевым магом из Школы Магии («Проклятье, Канар-Де и об этом проболтался? Как же мы не заметили, что он совсем сдал…»), значит, вы рассчитывали быстро это вернуть. Можно, конечно, дождаться, когда ваши смертные вернутся прямо в наши руки, однако опасно ждать их возвращения с могущественным артефактом. Не дай Ночь, они успеют его использовать, а это ведь никому из нас не нужно. Правда, Нах-Хаш? Что же нам тогда сделать?

— Вырвать… себе сердце… — предложил Вазаон.

— Ты можешь лишиться своего прямо сейчас. — Гииор провел пальцем по груди Сива, оставив на ней кровавый разрез. — Хочешь?

— Что бы ты сделал на моем месте, а, Нах-Хаш? — Жарах, прищурившись, принялся расхаживать по комнате. — Скажем, ты схватил нас и теперь тебе придется объявить на Совете, что ты раскрыл заговор против него, но при этом ты хочешь сохранить в тайне некий наш артефакт, который тебя заинтересовал. По счастливой случайности, артефакт сейчас находится не в Лангарэе, так что Совет о нем вряд ли узнает. И что бы ты сделал?

— Зарезался бы, — усмехнулся Вазаон.

Жарах его проигнорировал.

— Ты ведь уже понял, что я сделаю. Не так ли, Нах-Хаш? — Атан уселся обратно в кресло. — Другое дело, что мне сделать с тобой и с этим убоговым Фетисом, которого скоро сюда приведут. Ладно, пока мы ждем его, можно и делом заняться. Кедар, подойди ко мне.

Молодой упырь скользнул к Жараху, склонился, прислушиваясь к тому, что шепчет начальник тайной службы, потом кивнул и направился к выходу, когда…

«Вот и все, — думал Вазаон. — Мы проиграли по нелепой случайности. Как Канар-Де мог испугаться, что он пробудится?.. Как же глупо…» Он закрыл глаза. Есть возможность уйти. Сила Крови Сива способна помочь ему убить самого себя так, что никакие жрецы не смогут остановить процесс умирания. Только нужно начинать сейчас…

Когда комната затряслась, Жарах изменился в лице, Гииор выругался, а Кедар как ни в чем не бывало шел к выходу. А затем часть комнаты просто исчезла, вместе с находившимися в ней упырями Атан, явив взору прекрасное ночное небо, усеянное хрусталем звезд.

Вазаон осознал, что балансирует на краю провала, образовавшегося в результате исчезновения половины Храма Нугаро. Отрывисто отдавал приказы Жарах, которому вместе с Гииором и Кедаром повезло оказаться в оставшейся части Храма. Несколько Живущих в Ночи бросились к Сива, пытаясь его удержать.

Но он уже падал.

Храм Ночи Нугаро не мог похвастаться высотой, подобной Храму Ночи Дайкар, он вообще сначала строился как обычные Храмы Ночи: один ярус над землей, остальное под землей. Когда возле верхнего яруса построили амфитеатр для церемониальных и инициационных схваток, было решено сделать его частью Храма. Для этого Храм пришлось увеличивать в размерах. И как раз с самой высокой точки Храма Ночи Нугаро, неприметной комнатенки под крышей, и падал Вазаон Нах-Хаш Сива. Вряд ли он разобьется насмерть, но серьезные повреждения получит точно. Лечить их придется только кровью человека.

Падать больно, но можно потерпеть.

А потом его поймали. Рядом раздавались ругань, свист стали и глухие удары, а его ловко поймали — точно не тяжелый упырь падал с сорокаметровой высоты, а подушка, набитая легкими перьями.

— Ну и дурак же ты, — сказал Раваз Дэй да Фетис, помогая ему приподняться. Живущие в Ночи тут же окружили их плотным кольцом, выставив перед собой мечи. — Неужто дурной тон послания Канар-Де не почувствовал? Ведь говорят, что самое обычное — самое необычное. Мы, конечно, часто собирались без предварительной договоренности, но ведь и у нас сейчас непростое положение дел.

— Я… не ожидал. — Ноги подкосились, и Вазаон чуть не упал, но Раваз поддержал его. — Храм… Твоих рук дело?

— Конечно, моих, — сказал Раваз. — Думаешь, я мог бы такое ювелирное дело доверить кому-то из своих молодцов? Они ребята, конечно, неплохие, но опыта у них маловато. Да и Атанов в округе полно, моим ребятам было чем заняться…

— Вииан… Киул… Канар… Они мертвы. — Вазаон посмотрел в глаза Раваза и твердо произнес: — Я убил их.

— Жаль, — после небольшой паузы сказал Фетис. — Молодой Татгем мне нравился… Так, кажется, Атаны снова зашевелились. Правый край! Приготовьтесь к трансформе и Выбросу-А! Действовать только по моей команде! Двигаемся!

Кольцо дрогнуло и начало передвигаться. Воины клана Фетис старались поскорее отдалиться от Храма Нугаро. Их можно было понять: бойцы клана Атан, вступая в схватку, никого не щадили. Они даже были способны броситься друг на друга в боевом запале.

Вазаон бросил взгляд по сторонам. Да, вон видны силуэты Атанов, уже трансформировавшихся и готовых растерзать все на своем пути. Облик трансформы и Сила Крови Атанов позволяли им не особо заботиться об оружии. Трехметровые змеи на четырех ногах и с четырьмя руками, плюющиеся кислотой, способной разъесть рыцарскую броню, — во время становления Лангарэя появление Атанов на поле боя обращало в бегство и рыцарскую конницу людей, и тяжелый гномий хирд. Фетисам лучше с ними не встречаться, несмотря даже на их Силу Крови…

— Не беспокойся. — Проследив взгляд Сива, Раваз осклабился. — Мои ребята подготовили Атанам пару неприятных сюрпризов. Думаю, уйдем с малыми потерями, а там главное — предупредить остальных. Я послал весточку Татгемам и Дайкарам, а Нугаро уже подтягиваются к Вишмаганам. Им сообщили, что те собираются напасть на их Храм — и, как видишь, не соврали, проклятые Вишмаганы разрушили Храм. А вдруг и к Храму Ночи Дайкар они приложились? Раз такая кутерьма началась, Вазаон, теперь или мы или нас. Крови прольется много, но это того стоит. А если Понтей успеет вернуться с этим, придется сразу приступать и к осуществлению основного плана.

— Есть проблема. — Вазаон крепко сжал плечо Фетиса, не давая себе упасть. — Очень большая… Кажется, Жарах посылает Порченую Кровь по следу Понтея.

— Порченую Кровь? — не поверил Раваз. — Но их под угрозой смертной казни запрещено выпускать за пределы Лангарэя. Жарах не пойдет на это.

— Пойдет. Он тоже понимает, что на кону все. И кто, если не Порченая Кровь Атанов, сможет взять след команды… и быстро догнать ее? Жарах рискует, и рискует по-крупному, но знаешь… Я бы сделал так же.

— Юго-восток! — заорало сразу несколько голосов.

Раваз быстро развернулся. Десяток Атанов бежал им наперерез, а между массивными фигурами мелькали серые силуэты Вишмаганов.

— Запад! — снова истошный крик.

С этой стороны угроза оказалась серьезней: Атанов и Вишмаганов было десятков пять. Против кучки Фетисов и одного Сива этого было более чем достаточно.

— Вот дерьмо! — сказал Тавил, недобро осматривая конец Границы. — Ну самое дерьмовое дерьмо из всего дерьма, какое только может быть в этом дерьмовом мире.

— Не люблю соглашаться с тобой, Тавил, но вынужден признать, что ты прав. — Затон, распластавшись на земле, прикрывал всех троих и ящик своими тенями. — Ситуация… не была просчитана.

— Их слишком много, и у них есть маги, — подытожил мрачные раздумья Ахес. — Мои Похороны слишком уязвимы для магических нападений, энтелехия Тавила здесь плохо сработает, а энтелехия Затона покрывает слишком малое поле для атак. Будь с нами Олекс, он смог бы отвлечь на себя почти всех и тогда мы прорвались бы. Но… Их чересчур много.

Граница заканчивалась четкой линией: светящаяся синим цветом ночью трава просто прекращала расти, и ее место занимала высохшая, потрескавшаяся земля, тянувшаяся в сторону Талора, Майоранга и Элибинера. Сейчас они должны были бы идти по ней, довольные тем, что треклятая Граница наконец-то закончилась, что пилюли все еще действуют, что еще несколько часов, и под лучами взошедшего солнца они повстречаются с Мастером, который наградит их за выполненное задание и, конечно, накажет, что не сберегли Олекса.

Эта единственная точка на Границе, где сходились территории трех государств, была самым подходящим местом перехода. Небольшое количество пограничников обычно следило друг за другом, а не за Границей, к тому же к рассвету их служба становилась менее бдительной. Бессознательное напряжение, порождаемое соседством с территорией, отделяющей Лангарэй от земель людей, падало, и пограничники позволяли себе расслабиться. При помощи теней Затона здесь можно было проскользнуть незамеченными и явиться к Мастеру, ждущему их в Талоре, своей передвижной базе.

Однако масса заграждений вдалеке, октариновое и эннеариновое сияние то тут, то там, несколько пристрельных камней неподалеку и явные запахи и шум от смертных упорно указывали на то, что теперь это будет сделать крайне сложно, если вообще возможно. Впереди было много людей, а еще присутствовали маги, пускай и средние, но Затон определил, что у них достаточно артефактов, способных высвободить огромное количество магической энергии.

— Мы не сможем победить всех. Кроме того, они ждут нападения со стороны Границы, и поэтому мы еще более уязвимы. — Затон вытянул руку, и посланная на разведку тень всосалась в его ладонь. — Нам нужен другой путь.

— Дерьмовый Олекс, даже без него ситуация — полное дерьмо…

— Нужно посоветоваться с Мастером.

— Эй, Ахес, это дерьмовая идея, не тебе, дерьмоед ты хренов, потом мучиться!

— Заткнись, Тавил. Сейчас я сильнее, и поэтому тебе лучше не пререкаться со мной.

— Дерьмо…

— Ахес прав, нужно связаться с Мастером. В такой ситуации это необходимо.

— Дерьмом вам обмазаться необходимо, а не с Мастером связаться. Не вас будет выворачивать наизнанку, а меня.

Ахес молча схватил Тавила и прижал его к земле. Пилюли давали им одинаковую физическую силу, но Ахес быстрее приходил в себя от побочных воздействий пилюль и более трезво оценивал реальность. Все это позволило ему схватить товарища так, что Тавилу было больно пошевелиться.

— А, дерьмо! Ты ходячее дерьмо, Ахес, дерьмоед поганый!

— Почему его так тянет использовать это слово, Затон? Что у него такое связано с дерьмом, что он так реагирует на усиление?

— Кто знает! У нас у всех субъективные реакции на зелья Мастера. — Затон схватил извивающегося Тавила за нос, дождался, когда тот раскроет рот, чтобы вдохнуть воздух, и влил ему в глотку зеленоватую жидкость. Тот попытался ее выплюнуть, но Ахес задрал Тавилу голову, и тот непроизвольно проглотил ее.

— Уроды, твари, дерьмососы! — прорычал Тавил и потерял сознание.

— Дерьмососы — это нечто новенькое, — заметил Ахес, отпуская его. — Как ты думаешь, что решит Мастер?

— Почему ты спрашиваешь меня?

— Мы с Тавилом — хорошие бойцы. Наш дух позволяет биться, забыв обо всем, кроме боя, а ты еще и обладаешь умом, который высоко ценит Мастер. Думаю, ты иногда понимаешь его. Почему же мне не спросить тебя?

— Понимаю… Есть у меня несколько предположений. Думаю, Мастер скорее всего прикажет кое-что, что не понравится ни мне, ни тебе, но придется по душе Тавилу. Он будет в своей родной стихии и…

— Что случилось? Вы уже пересекли Границу? — строго спросил надтреснутый голос.

— Нет, Мастер. Возникли непредвиденные осложнения. — Затон вкратце обрисовал ситуацию. — Что прикажете делать?

— Понятно… В таком случае, слушайте меня внимательно…

— Вот дерьмо, — успел сказать Уолт, прежде чем пузырь лопнул и вся компания смертных полетела на землю, не успев даже сообразить, что произошло.

— Ты совсем с ума сошел, маг?! — гневно завопила Иукена, пропахавшая носом землю и въехавшая лицом в муравейник, что не прибавило настроения ни ей, ни муравьям. — Ты что творишь, неудавшийся выкидыш?!

— Иукеночка, ты полегче…

— Закрой хлебало, Вадлар Коби Фетис, пока я его тебе сама не закрыла! Ты меня достал! Что, решил к этому магу в друзья податься? Или хочешь кровушки его попробовать? С самого начала так подлизываешься, что противно смотреть! Ходят о тебе слухи, что ты женской крови мужскую предпочитаешь, так, может, ты уже и свою собственную посасывать даешь?!

— Да ты что, Иукеночка! От людей столько всего неожиданного подцепить можно! После того как я в седьмой раз переболел сифилисом, я стал разборчив в принятии крови! — Вадлар, единственный из всех, кто плюхнулся в падении на задницу, почесывал пятую точку и ухмылялся. — И ведь просто так не спросишь: «А болеете ли вы чем-нибудь заразным?» Кто же правду-то скажет, а? Вот ответь, Иукена, ты гонореей болела? И ведь при Понтеюшке нашем, Сивушке, соврешь, если болела. Разве нет?

— Ах ты… — в следующий миг Татгем прыгнула на Фетиса и со всей силы заехала ему по физиономии.

Вадлар даже не дрогнул, только скривился и схватил Живущую в Ночи за руку.

— Полегчало? — поинтересовался он.

— Иу! — подбежавший Понтей испуганно посмотрел на Вадлара. — Что ты делаешь?

— Уважаемые Живущие в Ночи! — Тон мага так и просил «уважаемые» понимать как «уважаемые кем угодно, но только не мной». — Извините, что вмешиваюсь, но вас ничего не беспокоит?

Упыри дружно уставились на Намина Ракуру. «Как новые ворота на барана», — подумал Вадлар и усмехнулся про себя. Шутку надо доработать и вставить в нужное время, так она пока еще сырая…

— Что случилось, господин маг? Вы что-то чувствуете? — напряженно спросил Понтей.

Вадлар уже заметил, что с той поры, как маг заставил Сива признаться, каким образом тот следит за похитителями Ожерелья, Понтей постоянно нервничает. Может, Сива беспокоится о Каазад-уме. У них ведь с детства отношения друг с другом лучше, чем даже у Иукены с Понтеем сейчас. Кстати, над этим тоже можно поиздеваться, а то Татгем со своим «посасыванием крови» уж слишком обнаглела. Она хоть и Гений Крови, но все-таки Перерожденная, а Вадлар — Наследник…

— Дело в том… — маг состроил многозначительную рожу, — дело в том, что я как раз кое-чего не чувствую.

«Ах вот он о чем! — понял Вадлар. — Кстати, и действительно…»

Иукена и Понтей продолжали безнадежно тупить, созерцая мага. Тот состроил серьезную мину и ткнул пальцем вверх. Парочка уставилось на небо, но удивление на их лицах не проходило.

«О Великая Ночь! Ну, они дают!» — вздохнул Вадлар.

— Дождь! — возопил Фетис, воздев руки. — До-о-о-о-ождь!

— Дождя нет, — сказал маг.

Лицо Понтея вытянулось, будто перед ним предстали все Ипостаси Ночи разом и спросили, когда же он навестит своих детей, а Иукена как раз была рядом. Кстати, Иукена так ничего и не поняла.

— Как помнится, по дождю мы должны были ориентироваться на близость противника. Что же означает, что дождя больше нет?

— Может, они умерли? — предположил Фетис.

— Я не знаю, — растерянно сказал Понтей, вертя головой, точно надеясь отыскать какую-нибудь тучку. — Дождь должен быть…

Сива выглядел совершенно разбитым. И, будто стараясь поддержать его, Иукена наехала на Магистра.

— К убогам дождь! Лучше объясни, почему твое Заклинание перестало действовать! — Живущая в Ночи схватила боевого мага за плащ и притянула к себе. — Мы должны были с его помощью догнать врагов! И что, теперь из-за тебя мы не сможем вернуть Ожерелье?

— Ты бы не вела себя так, Иукеночка. Я знал пару упырей, которые вот так же с боевыми магами обращались. Я теперь к их праху цветы ношу.

— Уважаемая Татгем, понимаю, что вы расстроены. — Голос мага неожиданно стал жестким. (Вадлар даже вздрогнул и по-новому посмотрел на Намина Ракуру. А маг-то не только здорово чародействует и шутки хорошие понимает, он еще и злым быть умеет. Или притворяется злым, но это у него тоже здорово получается.) — Мы все расстроены, потому что все пошло не так. Думаю, если у меня что-то не получилось и при этом никто не погиб, этому нужно радоваться. Если я не рассчитал фрактальность Заклинания относительно магического фона, который нас окружал и неожиданно исчез, хотя о его исчезновении никто меня не предупреждал, то, может, вы обвините богов, убогов, Изначальные Начала, но не меня? И если ваш товарищ погиб — в этом тоже виноват не я. Или вы хотите бросить мне вызов?

Вадлару стало жарко. И дело отнюдь не в том, что напряжение между Иукеной и Магистром резко возросло. Жарко сделалось потому, что Намина Ракура создал огненный шар и ненавязчиво поигрывал им перед лицом упырицы.

«Охренеть, да он же убоговски зол! — понял Вадлар. — Так зол, что вякни Иукена или я какую-нибудь глупость — и мы тут все поляжем».

Фетис поискал глазами холмик, за которым можно было спрятаться от взрыва огнешара. Нет, Иукена промолчит, со всеми ее приколами голова у нее на месте, а вот в себе Вадлар не уверен. С пяток хохм так и просились на язык — прокомментировать и слова мага, и каменную морду Татгем. Как назло, Заклинание Ракуры рассеялось посреди степной территории, и холмиков поблизости не наблюдалось. Язык, что ли, прикусить?

— Простите меня, Уолт.

Носферату вытаращился на Понтея и постарался вспоминать те случаи, когда Сива просил прощения у него. Выходило, что таких случаев не было. Судя по выпученным глазам Иукены, в ее жизни подобных событий также не происходило. Подавившись ехидным замечанием по поводу Иукены, мага и того, что каждый из них делал Понтею, Фетис навострил уши, готовясь слушать, что же Понтей такого сделал.

— По всей видимости, виноват я. Мне не стоило скрывать от вас информацию, которая могла существенно повлиять на способ наших действий. Времени остается все меньше и меньше, и только моя вина, если мы упустим шанс неожиданности, что у нас пока есть. — Понтей говорил медленно, четко выговаривая слова, будто готовил речь заранее. Хотя, зная Понтея, можно не сомневаться, что речь он действительно приготовил заранее. — На моей совести смерть Огула и… и…

— Мы не можем утверждать, что Каазад-ум Шанэ Нугаро мертв, — прервал Понтея маг. — К тому же тот смертный нас до сих пор не догнал, и это скорее говорит в пользу победы Каазад-ума.

— Но и Каазад нас не догнал, — угрюмо возразил Понтей. — Сила Крови делает его быстрым, и если бы он победил, уже был бы здесь.

— Я не понял, Понтеюшка, ты приводишь доводы в пользу того, что Каазад погиб? — поинтересовался Фетис. — А на коего убога, скажи, оно тебе надо? Тебе так хочется, чтобы Каазад повстречался с Ночью? Может, тогда заодно и нас всех похоронишь, и убоги с ним, с этим Ожерельем? Может, тебе проще представить мертвыми и меня, и Иукену, и господина мага? Может, и себя ты уже представляешь горкой праха?

— Никто не должен был умереть!!! — заорал Понтей. — Что непонятного? Огул не должен был умереть! Каазад должен быть жив! Никто не должен умирать, если нет смысла умирать.

Бац!

Понтей отшатнулся, потрясенно глядя на Иукену. Схватился за щеку, на которой горел след пощечины. Вадлар присвистнул. Ну, главное, что Иукена отвлеклась от мага. А Понтею пусть хоть яйца оторвет, ее, в конце концов, проблемы в дальнейшем будут…

— Тысячи смертных в мире сейчас дохнут ни за что ни про что… — прошипела Иукена, сжав кулаки. — Сотни наших собратьев, Диких и Возвеличившихся, сейчас высасывают кровь тысяч простых людей, о которых никто не позаботится. Люди убивают друг друга, гномы убивают друг друга, тоараши убивают друг друга, боги убивают друг друга, убоги убивают друг друга. Мир убивает сам себя, каждый день, каждое мгновение. Смысла умирать нет никогда. Но мы не зря зовемся смертными. Боги смерти приходят за нами всегда, даже если не меч и не заклятие оборвали нашу жизнь. Жизнь отбирает нашу жизнь. Таков порядок бытия от Начала Начал. В этом проклятый смысл жизни — забирать жизнь. Я убивала, Каазад убивал, Огул убивал, ты убивал. Уверена, за плечами этого мага немало смертей. А Вадлар, чтобы стать носферату, скольких убил он, а? Сколько сотен невинных он выпил, чтобы не бояться Проклятого Путника? В чем был смысл, а, Понтей?

— Врет она все, господин маг, — поспешил заявить Фетис. — Невинных мало было, и те только по согласию, у нас с этим строго, знаете ли. Слава Одиннадцати Великим, благодаря им мы теперь… — Он спохватился и заткнулся. Кажется, Иукена и Понтей, занятые собой, не заметили, как он чуть не проговорился. Фу-у-ух… Надо поскорее замять это дело… — Кровь я хоть и пил, но в меру и особо не буйствовал. Понтей может подтвердить. Да, Понтей?

— Иу…

«Тьфу, он меня даже и не слушает. Ну и ладно».

— Иу, я…

— Неужели ты мне соврал, когда мы встретились с тобой в самый первый раз? Неужели ты врал мне все это время? О том, что такое Живущие в Ночи? О том, что такое их смысл жизни? И теперь ты разводишь сопли оттого, что погиб твой товарищ? Что-то я не помню, чтобы ты ревел о своих охранниках или Дайкар, что сгинули в поселении возле Храма. Может, пожалеешь всех трайнайских сироток, которые сейчас торгуют своим телом, получая взамен кусок хлеба? Что с тобой случилось, Понтей? Ответь! И не ври мне сейчас! Ври Вадлару, ври этому магу, ври всем! Но не ври — слышишь? — не ври мне! Иначе… Иначе… Мой смысл жизни…

— Иу… — Совершенно растерявшийся Сива протянул к упырице руки. — Иу, я… Я…

— Дело не в смерти товарища, уважаемая Татгем.

Ого, маг решил встрять в разборку милой семейки. Чего это он? Вот Вадлар давно уже понял, что когда Понтей и Иукена начинают с надрывом в голосе припоминать обстоятельства своей первой встречи, трагически закатывать глаза и вообще заниматься чем угодно, но лишь бы не делом, то лучше между ними не влезать. И дело не только в том, что Иукена — Гений Крови Татгем и в совершенстве владеет стрельбой из лука, выбивая десять из десяти. Хотя, если подумать, и в этом тоже…

— Вы — упыри, а я человек. Мы принадлежим к разным Народам. Но Тварец дал всем Народам зерно Разума, а значит, мы всегда можем понять друг друга, стоя даже по колено в крови друг друга. У меня есть знакомый боевой маг. Его невесту убил Дикий упырь. Он… Скажем так, реализуй вы Договор с ним, скорее всего он бы постарался каждого из вас убить, железно уверенный в своей правоте. Для него вы — Абсолютное Зло, и всегда им будете. Но моих близких не убивали Живущие в Ночи, скорее, я больше терпел от тех, с кем состою в близком родстве. Поэтому мне легче с вами общаться. Однако!!! — (Вадлар чуть не подпрыгнул, когда маг повысил голос.) — Товарищей терять тяжело, но еще тяжелее терять их потому, что провалился план, который ты составил. Это верно и для людей, и для упырей, и для других смертных. Уж простите меня, уважаемый Сива, но не из-за смерти Огула и возможной гибели Каазад-ума вы сейчас горюете. Вам свой план жалко. Вы совсем потеряли голову, ведь ваш идеальный стройный план трещит по всем швам, а вы не знаете, что делать. Я ведь прав, уважаемый Сива?

«Ну все. — Фетис закрыл глаза и тихонько попятился. — Сейчас Иукена нашпыняет его стрелами, а он долбанет молнией во все стороны. А так хорошо все начиналось».

— Ты прав, маг, — вместо молнии раздался голос Иукены. — Ты прав, маг, чтоб тебе провалиться в Нижние Реальности. Понтей, ты же за все чуть ли не с линейкой берешься, все хочешь рассчитать, измерить, согласовать, привести в меру, довести до гармонии. И если что-то не получится, ходишь потом как солнцем поджаренный.

Фетис непроизвольно хрюкнул. Вопрос, а берет ли Понтей линейку с собой в постель и как ведет себя, если там чего не получится, моментально улетучился под злобным взглядом Иукены. Так, об этом лучше даже и в хорошем настроении не говорить, ведь прикончит без предупреждения, она хоть и Перерожденная, однако Сила Крови всех Татгемов психованными делает…

Он посмотрел на мага и удивился. От недавней злости не осталось и намека, однако Намина Ракура теперь выглядел так, будто ему на все наплевать. Так, отлично, надо этим воспользоваться. Вспомним дела молодости…

Вадлар просто отодвинул Иукену в сторону и молча, без предупреждений, врезал Понтею в живот.

«Упырь с чувством совести… Куда катится этот мир? К всеобщему счастью и благоденствию?» — хмыкнул Уолт, стараясь отвлечься от мрачных воспоминаний, охвативших его. Вид Живущего в Ночи неприятно напомнил о давней истории… о смерти, которой могло бы не быть, если бы он лучше все просчитал… А, проклятье, все равно лезет из памяти всякая хрень, ну что ты будешь делать!

Ересь еще всякую нес. Разум, единство Народов. Плевать, что кровосос сейчас переживает чувства, которые Уолт переживал давным-давно. Упырей жалеть все равно что нож в спину себе готовить. Бедные, несчастные, как их Тварец наказал, Жаждой, потребностью пить человеческую кровь, где добровольцы, чтобы их кровушку высосали?

Да ладно, Уолт. Люди не лучше. Люди кровь не пьют, но и способов убивать друг друга придумали в тысячу раз больше. Если относиться ко всем упырям с предубеждением, нужно и к людям относиться как к потенциальным убийцам и давить еще в люльках.

В конце концов, Уолт, как-то раз упырь тебе жизнь спас. И не носферату, способный бороться с Жаждой, а Низший, от этой самой Жажды изнывающий. И он сдержался, хоть Уолт не раз ловил на себе полные жажды крови взгляды. Сдержался — а значит, могут сдерживаться и другие.

Да, кстати, а что происходит?

Фетис избивал Сива, а оторопевшая Татгем безмолвно за этим наблюдала.

— Ты что, скотина, потащил меня на дело, в котором меня прикончат? — орал Вадлар. Он повалил Понтея на землю и начал бить ногами. — Ты же обещал кучу голых девок и до хрена выпивки, проклятый лжец! Я что, сдохну, так и не побывав в лучших борделях Эквилистона?! — Он остановился и пояснил Уолту: — Мне о них один человек рассказывал такое, что я носферату решил стать только для того, чтобы туда сходить… — И ударил кулаком по голове Сива. — Ты хочешь сказать, что я могу свою мечту в задницу засунуть, недоумок?! Мнишь себя таким умным, а не можешь сейчас придумать, как нам по-быстрому разобраться с этой фигней?! Слюнтяй! Неужто не можешь изобрести способ разобраться с этими похитителями, чтобы смерть Огула не была бесполезной?! Кретин долбаный! Чтоб тебя! — Вадлар занес ногу над головой Понтея.

Уолт дернулся: это уже опасно — не хватало ему покалеченного упыря в самый разгар задания; а скоро уже и солнце должно взойти…

Однако нога Фетиса не достигла цели. Удлинившаяся рука Сива впечаталась в челюсть Вадлара, отшвырнув его метра на два. Пошатываясь, Понтей поднялся и вытер кровь с лица.

— Вадлар, — прохрипел он, — ну ты и сволочь!

Фетис и в ус не дуя потирал челюсть. Уолт заметил, что он ухмыльнулся.

— А ты дурак, — ответил Вадлар. — Нашел время падать духом. Иукеночка, уж прости, но и ты — дура. Лучше б вместо того, чтоб на нашего умника орать, господину магу грудь показала. Понтей бы приревновал и в себя пришел, да и я бы посмотрел…

Уолт ожидал, что Живущая в Ночи по меньшей мере закричит на Фетиса, но Иукена… покраснела. И бросилась помогать Понтею.

«А? — растерялся Уолт. — Это какая-то задумка, чтобы потом меня объявить во всем виноватым? Хотя голой я ее и так уже видел, чего ей смущаться?»

— Значит, так, — безапелляционным тоном сказал Вадлар, — сперва ты нам объяснишь, почему нет дождя. Потом скажешь, далеко ли те уроды, которых нужно прибить. А потом разъяснишь, как мы их победим. Понял меня или повторим наше милое общение?

— Не стоит, — буркнул Понтей. — Подожди, дай прийти в себя.

«Эх, вот бы у нас так разрешили разбираться друг с другом, — размечтался Уолт. — Спросит что-то профессор Куальзус на лекции по метафизике — а ты в него пульсаром. А он тебе: „Ну ты и сволочь!“ — и ничего. Красота».

— Нужно ли понимать, что прекращение дождя подразумевает наше близкое местонахождение относительно наших будущих противников? — оторвавшись от воображаемых картин, спросил Уолт и удивился витиеватости своей фразы. Чего это он?

— Нет, — сказал Понтей, поморщившись. Живущий в Ночи скорее всего уже восстановился от ударов Фетиса, но боль, видимо, еще не ушла. Ничего, скоро уйдет, у упырей с этим быстро… — Как раз наоборот. Мы должны были попасть в ужасный ливень, будто третий мировой потоп начался. Дождь не должен был прекращаться. Я не знаю, почему…

— Ну а эти уроды где? — перебил его Фетис.

— Судя по тому, что я слабо их ощущаю, они на конце Границы.

— Твою же мать! Как это они смогли? Нам же туда еще тащиться и тащиться без варгов! — Фетис внимательно посмотрел на Понтея. — Разве это не значит, что нашему преследованию пришел конец? Нам ни за что не догнать их, а если они вошли в Майоранг, Элибинер или Талор, мы об Ожерелье вообще можем забыть.

— Это правда? — спросил Уолт.

— Правда, — кивнул Сива. — Однако… Есть шанс, что они повернут назад. И даже не просто шанс. Вероятность того, что они снова направятся в Границу, очень велика.

— С чего бы это? Если они все такие навороченные, как тот, с которым мы уже столкнулись, то сквозь погранзаставы им пройти что плюнуть; они там все равно для украшения; даже упыри редко идут через Границу в этом направлении. Или ты нам опять чего-то не сказал, а, Понтеюшка?

— Не совсем… Это не такая тайна, как Договор. Просто знание о Соглашении не распространяется среди простых Живущих в Ночи.

— Соглашение? — Уолт решил вмешаться. — Я надеюсь, это не контракт, например, с ведьмаками? Или вы еще и со Школой Меча какие-либо договоренности имеете? Хочу предупредить: если здесь будут ведьмаки, то мы с ними будем долго разбираться, кто чем должен заниматься и в компетенции друг друга, и скорее всего к согласию не придем.

— Нет, Соглашение — это договор между Лангарэем и человеческими королевствами на севере об охране Границы от Блуждающей Крови. В случае незаконного пересечения Границы Живущими в Ночи Майоранг, Элибинер и Талор обязуются перекрыть свои пограничные территории и не пропустить беглецов.

— Блуждающая Кровь?

— Ах да, вы же не знаете. — Понтей вздохнул. — Так у нас в Лангарэе называют Живущих в Ночи, которые восстают против официальной политики Царствия Ночи — невмешательства во внешние дела и отказа от завоевания новых земель и смертных. Они призывают вернуться к исконной роли упырей в этом мире. — Сива замолчал.

— Что же это за роль? — спросил Уолт.

— Если в двух словах: жрать людей, — доходчиво объяснил Фетис. — Типа мы, упыри, еще Дикими это делали, а значит, сейчас, когда мы вообще стали такими умными, то нам сами боги велели людей порабощать и только их кровью и питаться. Вроде того, что вот вы, люди, разводите коров, пьете молоко и едите мясо. Так и с вами нужно.

— Интригующе, — сказал Ракура. — А почему их Блуждающей Кровью называют-то? По мне, так лучше название «Кровожадная Кровь», что ли…

— Ого! — просиял Вадлар. — Хорошее название! Надо протолкнуть его в Совет. Ведь куда лучше звучит, чем Блуждающая Кровь. А ну-ка… — Он скорчил рожу и зловеще прорычал: — Кровожадная Кровь!

Иукена отпустила ему подзатыльник. О, упырица пришла в себя! Надо теперь держаться от нее подальше.

— Блуждающей Кровью этих упырей зовут потому, что они бегут из Лангарэя во внешний мир, собирая там Диких упырей и нападая на людские деревни. Блуждают по миру, так сказать. — Понтей грустно улыбнулся. — Из-за них нас до сих пор в Равалоне считают сумасшедшими кровососами, мертвецами, которым нужна только человеческая жизнь.

— А что, разве не так? — невинным тоном спросил Фетис.

— Вадлар, хватит.

— Все-все, молчу. — Фетис закрыл рот руками.

— Как я понимаю, вы реализовали и Соглашение? — спросил Уолт.

— Да, причем со всеми тремя королевствами сразу, по самой высшей степени опасности. Все королевства должны выслать к Границе отборные отряды, подготовленные на такой случай. А это пять-шесть полков Элибинера, десятки чародейских отрядов Талора и боевые машины Майоранга, в том числе несколько големов.

«Весьма неплохо, — подумал Уолт. — Такая мощь и против отряда боевых магов сгодится, и половины хватило бы».

— Так они этих уродов прикончили бы и все! — воскликнул Вадлар. — Нам-то зачем было за ними выдвигаться?

— А Ожерелье пускай валяется на поле боя? Хочешь, чтобы чародеи его из любопытства активировали, пытаясь разобраться, что это к ним в руки попало? — Понтей посмотрел на Фетиса как на идиота. — К тому же я уверен, что они не будут пытаться прорываться через пограничные заставы королевств. Скорее мы реализовали Соглашение на тот случай, если похитители достигнут конца Границы, а мы будем от них далеко. На этот случай есть способ догнать их и вступить в бой.

— Что за способ?

— Смотрите, господин маг. — Понтей присел и принялся чертить линии на земле. — Вот это погранзастава королевств. На востоке Майоранга — Непроходимые горы, через них похитители не посмеют пройти, там обитают барлоги. На западе Элибинера — Туаринская река, она широкая, глубокая, и к тому же в ней живут сильфиуры.

— Сильфиуры?! — удивился Уолт. — Откуда они здесь?

Златотелые сильфиуры, исконные обитатели морей, с которыми опасались спорить даже морские боги и убоги, обладали чудным, не поддающимся логике разумом, владели странной и непонятной магией, могуществом схожей с магией Магов-Драконов. Сильфиуры практически вымерли в предыдущую Эпоху и скрылись в таких безднах Океана, куда ни один смертный, будь он даже могучим магом, никогда не опускался. И была у сильфиуров особенность: они терпеть не могли других смертных, особенно тех, кто находился в их водных пространствах, что вкупе с их магией доставляло кучу неприятностей морским державам. Эльфы Заморских Островов вели с ними истребительные войны несколько тысячелетий, и только внезапная болезнь, поразившая сильфиуров, позволила Светлым не то чтобы выиграть, а скорее не проиграть.

— Считают, что они попали в Туаринскую реку из Границы, — объяснил Сива. — Хоть они морские обитатели, но прижились в ней. Туаринская река служит естественной границей между Элибинером и Диренурианом, Лесом карлу, что лежит дальше на запад. А вот здесь, — Понтей ткнул пальцем ниже погранзастав, в волнистую линию, которая изображала Туаринскую реку, — река протекает подземными путями через часть Диренуриана, которая выросла в Границе. И именно поэтому у нас еще есть шанс.

«Вот в чем дело, — понял Уолт. — Хитро придумано. Осталось только узнать…»

— Слушай, я не совсем понял, в чем наш шанс, Понтеюшка? Объясни мне, тупоумному, вдруг я чего-то не понял, как и Иукена… Ай!

— Ты кого тупоумной назвал, придурок?

— Иукеночка, да ты что, я же тебя уважаю, ценю и люблю, как бы я мог… Ай! Ай-ай!

— Мы здесь. А похитители здесь. Мы куда ближе к Диренуриану, чем они.

— И что?

Фетис продолжал вести себя как дурак. Зачем ему это надо? Ведь он далеко не глуп. Неужели?.. Уолт кинул быстрый взгляд на Живущую в Ночи. Ну тогда все понятно…

— Единственное, что им остается при виде военных сил королевств, это повернуть обратно, отправиться к этой части Диренуриана и прорываться через Лес, — терпеливо пояснил Понтей. — И возле Диренуриана мы их встретим. Теперь понятно?

— Понятно, — закивал Фетис. — Да, а еще можно вопрос?

— Задавай, — покорно сказал Понтей.

— Ты уверен? Я точно могу спросить?

— Да спрашивай же!

— Какая у Иукены в сексе любимая поза?

Повисла грозовая тишина.

— Да я не для себя, — поспешил уточнить Вадлар. — Так, один знакомый интересуется…

И он, сволочь, подмигнул Уолту.

«Вот дерьмо!» — подумал Авидий, умудрившись наступить на это самое дерьмо. Лесничий королевства Талор немного подумал и от души выругался. Ну как он мог в собственном лесу не заметить этого дерьма? В лесу, настроенном на него столичным магом, обучавшимся в Школе Магии, не заметить такую мелочь?

Он поднял ногу, разглядывая сапог. Впрочем, не такая уж и мелочь…

«Мыть придется… Ох уж эти новомодные веяния, чтоб одежда всегда чистой и опрятной выглядела, чтобы видом своим каждый служивый королевства мог гордо государство и короля своего прославлять… Тьфу… Запомнилось, что Тифалас говорил, надо… Лучше б помощника прислали, чем уставы новые», — вытирая сапог о траву, думал Авидий.

Помощник действительно бы пригодился. И не потому, что огромная территория, за которой следил Авидий, требует ежедневного обхода. И дело не только в браконьерах, шныряющих по Королевскому Лесу. Рунный пояс, которым снабжен каждый лесничий Талора, в крайнем случае вызовет на помощь до десяти лесных духов.

Помощник нужен в первую очередь для того, чтобы скоротать длинные холодные ночи.

Авидий сглотнул, вспомнив молодого помощника, которого прислали к Тифаласу. Старый урод прикинулся больным при триместровой проверке, и его снабдили тонким нежным пареньком со светлыми волосами. Официально: чтобы старый опытный лесничий передал опыт преемнику. Неофициально: кто только не болтал, какие сладкие постанывания доносились с тех пор из избы Тифаласа каждый вечер и каким довольным он стал выглядеть. Еще поговаривали, что он предлагал мальчишку Удрунику, но заломил такую цену, что с ним никто на эту тему больше не заговаривал.

При воспоминании о светлых волосах помощника Тифаласа у Авидия заныло в паху. Проклятье! Ему тоже нужен помощник. Для передачи опыта. Срочно нужен. До ближайшего города далеко, к тому же в борделях знали, сколько зарабатывают королевские лесничие, и заламывали убоговские цены. А деревенских девок сурово охраняли деревенские отцы, готовые сначала поднять кого угодно на вилы, а потом послать барону жалобу — и никак не наоборот. Так прикончили предшественника Авидия, попортившего дочку старосты Кривых Кривунов, которая собирала на его участке хворост. Деревенские собрались толпой, позвали свою кривоногую ворожею, ворвались в лес — и даже духи не помогли, при виде ворожеи исчезнувшие, как профессионально больные попрошайки при виде бесплатного целителя. А потом староста деревни, прикинувшись дурачком, твердил барону и прибывшему по такому делу герцогу, что деревенские все попутали, забыли, что сначала надо пожаловаться, а потом судить, а не наоборот, ну так ведь они неграмотные и вообще… Ага, неграмотные. Как послушаешь их тяжбы во время разборки за межи — обалдеешь. Такие софизмы — риторы и юристы из столицы заслушаются.

Но помощника хочется…

Так, это что?

Авидий нахмурился и взялся рукой за рунный пояс. Осмотрел пенек. Небольшое деревце было срублено совсем недавно в несколько ударов, но при этом почему-то не сработало ни сигнализирующее заклятие, сообщающее лесничему о преступлении во вверенных ему землях, ни предупреждающее заклятие, бьющее по нарушителю цветовой галлюцинацией. Дерево было срублено, а заклятия не повреждены. Такое мог сделать колдун… но тогда здесь были бы уже все лесничие Южного Королевского Леса в сопровождении баронских арбалетчиков и колдунов из Ордена Троих. На магические ауры Заклинание, наложенное столичным магом, срабатывало сразу, оповещая всю округу. Так что это не колдун. Скорее всего какой-то крестьянин, заручившись помощью деревенской ворожеи, решил подшутить над лесничим. Ну ничего, просто так ему это с рук не сойдет, деревце срубили недавно, и уйти далеко он не мог… Все очень просто. Последовательно нажать на Ifir, Zaagaf и Vurre. Дождаться ответа духа Лесных Путей, прошептавшего направление, в котором ушел нарушитель. Затем — Dasat и Guagi, которые призвали духа Коротких Дорог, раскрывшего перед ним Дверь. Дальше просто шагнуть и…

…И оказаться в десяти метрах от хоббита с трепыхающимся зайцем в руках. Удивиться появлению в Королевском Лесу хоббита, ближайшее поселение которых находилось аж возле столицы, не было времени. Полурослик бросил зайца и выхватил из-за пояса длинный нож. Меткие стрелки и меткие метатели ножей — оба этих прозвища хоббитов мгновенно вспомнились Авидию. Хотя до хоббита десять метров, и каким бы быстрым и метким он ни был, — магия быстрее. Руки уже на поясе, и пальцы нажимали на Guagi, Ceqiy, Jarah и…

На листья брызнула кровь.

«Как?..» — Мысль умерла вместе с сознанием. Если бы Авидий узнал, что его участок отдадут Тифаласу и пришлют в помощь еще одного помощника, более юного и миловидного, он бы заодно умер и от зависти. Но он этого не узнал. Явившийся к нему Анубияманурис был малоразговорчив и деловит, быстро перерезав его нить жизни и отправив в Посмертие.

Хоббит же, сняв с обезглавленного тела рунный пояс, быстрой пробежкой пальцев по рунам отогнал закрутившихся было вокруг виизаоов — лесных духов погибших деревьев, отмеченных печатью некромагии и опасных противников для неподготовленного смертного. Еще несколько наборов заставили мелких духов поглотить тело и голову человека, всосав их прямо в землю, а духов Дальних Дорог открыть перед ним Дверь.

— Что так долго? — Недовольный женский голос встретил хоббита при выходе из портала.

Высокая девушка в переливающемся бирюзой платье, с черными волосами, заплетенными в две косы, надменно глядя на полурослика синими, чуть раскосыми глазами, выпрыгнула из фургона, запряженного существами, один вид которых заставил бы магов Школы Магии с кафедры искаженной зоологии ахнуть и сжевать от зависти свои шляпы и плащи. Такого набора щупалец, ног, буркал, псевдоножек, жвал, клешней, культяпок, недоразвитых крыльев и хвостов, жабр, чешуи, шерсти разной длины и всех цветов радуги и магии, рогов, подозрительно выглядящих и пахнущих пятен, клыков, спорящих в размерах с когтями, и когтей, спорящих в размерах с клыками, а также наполненных вселенской печалью глаз им никогда не удавалось вывести[17].

— Долго ждал. — Хоббит швырнул ей рунный пояс. — Не рассчитал, что моя морфе позволяет обходить заклятия в этом лесу. Пришлось повозиться, чтобы лесничий меня нашел.

— Ладно, молодец, что хоть выполнил задание. Эта четверка идиотов не способна даже украсть у кровососов нужный артефакт и нормально вернуться. Из-за них у Мастера теперь больше проблем. Ну, когда они вернутся, я им задам!

— С Тавилом тебе лучше разбираться в замке, а не в месте, подобном этому, — с усмешкой посоветовал хоббит. — А то еще неизвестно…

— Что неизвестно? — вскинулась девушка. — На что ты намекаешь? Забыл, как я их четверых уделала?

— Помню, помню. — Хоббит вперевалочку подошел к тварям, впряженным в фургон, и похлопал ближайшую по морде. — Такое зрелище трудно забыть… Ну так что?

— Подойдет, — внимательно рассматривая пояс, сказала девушка. — Несколько изменений — и мы сможем создать Лесной Коридор прямо к рубежам Диренуриана. Как раз к тому времени, когда они пройдут его… по крайней мере — должны пройти.

— В нашей жизни никто никому ничего не должен, Эвана. Разве только мы обязаны своим существованием Тварцу и богам.

— Скажи это Мастеру, Бранди, — ухмыльнулась девушка. — Скажи это Мастеру — и посмотрим, что он тебе ответит.

— Ты о том, что он сделал с нами? Лично я считаю, что всемогущая длань Тварца направляла Мастера в его деяниях. Он может быть уверенным, что это не так, но я же знаю.

— Что ты знаешь?

— Мне были явлены знаки, Эвана.

— О Небесный Град и Нижние Реальности! У тебя опять были галлюцинации? Оставь свой бред для райтоглорвинов, например. Ты у них мог бы место кардинала получить благодаря картинам своих откровений.

— То, что я вижу, просто превышает наше смертное восприятие, Эвана. Наше с тобой, тех четверых с энтелехией и, не побоюсь сказать, Мастера.

— Следи за словами, Сельхоф. Это боги умеют прощать. Мы, смертные, не такие, мы не прощаем, если нас что-то оскорбит.

— Лишь Тварец не знает ограничений, и вся цель существования смертных — подняться ближе по Лестнице к Его Подобию и Образу. Ты же знаешь, я с Мастером потому, что знаю — он способен дать смертным возможность подняться выше по Лестнице. А все остальное меня не интересует.

— Правда? В замке я слышала от рабов, что Мастер выкупил тебя у Воровской Гильдии, которой не нравился вор-неудачник, к тому же убивший товарища. Поговаривают, что он тебя чуть ли не из петли вынул. А теперь ты достаешь всех разговорами о Тварце. Тебе не кажется это странным?

— Перед смертью многое переосмысливается, — пожал плечами хоббит. — Когда душа моя готова была отделиться от смертной оболочки, был явлен мне Посланник, что открыл мне истинную цель существования моего и мира. Истина была открыта райтоглорвинам Грозным Добряком, Истина о Лестнице Бытия. И знаю я — Мастер указывает мне путь к этой Лестнице.

— Идиот, — прокомментировала Эвана. — Религиозный идиот. А вот скажи, способен ли Тварец создать камень, который он не сможет съесть?

— Способен.

— Так, значит, он не всемогущ?

— Всемогущ.

— Тогда почему же он не может съесть этот камень? Значит, он не всемогущ?

— Не всемогущ.

— А? Подожди, ты только что сказал, что он всемогущ…

— Ну да. Что-то не так?

— Но если он не всемогущ, он не может быть Тварцом.

— Почему, Эвана?

— Ну Тварец ведь вроде как все может и все такое… Значит, он должен быть всемогущим!

— Тварец тебе ничего не должен, Эвана. Тварец — это Тварец. Не пытайся понять то, чего никогда не поймешь. Если Он захочет, будет всемогущим, а если захочет — не будет всемогущим.

— Достал ты меня! Вы, верующие в божественную помощь, поголовные идиоты. — Эвана свернула пояс и забралась обратно в фургон. — В этом мире можно полагаться только на себя.

— Эвана, Сельхоф, — раздался из фургона хриплый голос, — все готово?

Эвана опустилась на колени (что было весьма неудобно на краю фургона) и протянула пояс внутрь.

— Хорошо. Я быстро разберусь с системой рун заклятий этого леса. Пояс создавал выпускник Школы Магии, это чувствуется сразу. Это нам на руку. Эвана, у меня есть задание для тебя. Ты немедленно отправишься на встречу к Затону, Ахесу и Тавилу. В случае, если мы задержимся в Лесном Коридоре, ты поможешь им. Сельхоф останется со мной на случай, если объявится другой лесничий.

— Мастер, я приношу извинения за дерзость, но не стоит ли призвать рабов из замка? Сельхоф, конечно, хорош, однако мы потеряли Олекса и…

— Не нужно тебе думать об этом, Эвана. Олекс… Стоит признать, с ним я потерпел неудачу. Не беспокойся, рабы не нужны. Не забывай о Монаде, Эвана. Отправляйся сейчас же в Диренуриан и не беспокойся.

— Слушаюсь, Мастер.

«Безбожница, — отстраненно думал Сельхоф Бранди, наблюдая за тем, как Эвана использовала морфе. — Ты не понимаешь, что Тварец дал тебе в Своей милости. Ты не ценишь свой путь к Лестнице. Ничего. Рано или поздно Тварец накажет тебя за твое неверие…»

Он опустил взгляд, когда Эвана отправилась в путь. Теперь он, единственный, охранял Мастера. Да, Мастер все-таки умен. В отличие от глупой Эваны он знает причины, заставляющие хоббита служить ему. Мастер знает, что ради Лестницы Сельхоф будет защищать его изо всех сил.

Мастер умен. И его ум изменит глупый мир смертных.

— Ох… мы ходили над пропастью.

— Ходили? Да мы висели над ней, а ту соломинку, за которую мы держались, убоги готовы были сжечь в любой миг.

— По мне, так они ее подожгли и вовсю раздували пламя.

— И не говори.

Раваз неторопливо смаковал вино, развалившись в мягком кресле, изготовленном лучшими мастеровыми Торгового Дома Герзен специально по заказу клана Фетис для правящих семей. Девиз Торгового Дома «Деньги дерьмом не пахнут» благодаря сотрудничеству с Лангарэем дополнился концовкой «И кровью не отдают», после того как кладовые Дома пополнились полноценными золотыми кируамами Роланской империи и килограммами серебряных кольев. Раваз Дэй поставил бокал на инкрустированный драгоценными камнями столик и постучал пальцами по ручке кресла.

— Однако… Ты меня поразил, Вазаон. Я не ожидал от тебя подобного.

— А как не ожидал этого Жарах! — ухмыльнулся Сива, устроившись поудобнее в кресле возле потрескивающего поленьями камина. — Помнишь его лицо?

— О, я еще лет десять буду его помнить! — расхохотался Раваз. — Это было что-то…

Старший Представитель Дознания при Совете Идущих Следом Аварай Туи ша-Наш Тиатан Заварат вздохнул и устало уставился на стопку бумаг перед собой. Смотреть на тройку Живущих в Ночи, сидящих по другую сторону стола, ему не хотелось. А хотелось ему вернуться обратно в свой родовой замок и продолжить чтение романа о приключениях охотника на упырей, весьма популярного среди людей с достатком в Роланских королевствах. Доставивший книгу Апостол доложил, что роман признан лучшим в жанре готических ужасов и каждый культурный смертный обязан прочитать его. По мнению Старшего Представителя, книга не могла напугать даже младенца-упыря, но как развлекательно-комедийное чтиво годилась вполне. Так он не смеялся с тех пор, как был молодым и мог веселиться, а это было очень-очень давно.

Ох, ну почему кланы Атан, Вишмаган, Сива и Татгем решили устроить резню именно этой ночью, на самом интересном эпизоде, когда упыри принимали кровавую баню (Заварат чуть не рухнул с кровати в этом месте, представив кровавую баню), а охотник полз по крыше, приготовив огненную воду гномов, чтобы спалить баню и всю Кодлу упырей. Развитие сюжета подразумевало еще больше юмора, и Аварай хотел как можно быстрее вернуться к чтению.

— Ну что ж… — Аварай сосредоточился и посмотрел на Жараха, начальника тайной службы, уверенно сидевшего на неудобном стуле.

Только трое Живущих в Ночи предстали перед Дознавателем. Клан Нугаро был официально признан Братством Крови пострадавшим и Дознанию не подлежал.

— Итак, перейдем сразу к делу. — Аварай взял в руки пергамент с печатью тайной службы. — Согласно докладной уважаемого Жараха Фиа-Тар’Ши Атана, кланы Сива, Фетис, Татгем, Нугаро и Дайкар вступили в преступный заговор с целью свержения правящего порядка Царствия Ночи. С этим связаны действия тайной службы этой ночью в Храме Ночи Нугаро. К докладной приложены соответствующие, по мнению тайной службы, доказательства. Их сейчас рассматривает Совет Идущих Следом, Братство Крови и Постигающие Ночь. Поэтому здесь находятся Вазаон Нах-Хаш Сива и Раваз Дэй да Фетис, которые несут, согласно докладной, основную ответственность за заговор и являются его вдохновителями.

Жарах вежливо улыбнулся и бросил победный взгляд на своих соседей. Аварай устало вздохнул и взялся за другой пергамент, с печатями кланов Сива и Фетис.

— Согласно же заявлению уважаемых Вазаона Нах-Хаш Сива и Раваза Дэй да Фетис, Жарах Фиа-Тар’Ши Атан и его семья вместе с семьей Ваар-Дигуаш клана Вишмаган готовили переворот с целью установления военного правления и нарушения всех мирных договоров Лангарэя с последующей военной экспансией. Соответствующие доказательства предоставлены Совету Идущих Следом, Братству Крови и Постигающим Ночь…

— Какие еще доказательства? — скривился Жарах, презрительно глянув на Сива и Фетиса. — Что еще сфабриковали эти слабаки?

— Прошу меня не перебивать, уважаемый Атан. На время дознания с вас сложены все полномочия начальника тайной службы Лангарэя, а это значит, что вы представляете сейчас только себя и свою семью. Все доказательства находятся у вышеперечисленных правительственных органов, и вам не обязаны их предоставлять. Более того, хочу подчеркнуть, что в связи с исчезновением Гииора Ваар-Дигуаш Вишмагана, который вместе с вами напал на принадлежащую клану Нугаро собственность, ваше положение более шаткое, нежели положение уважаемых Фетиса и Сива.

— Скоро он объявится, не беспокойтесь, — уверенно заявил Жарах.

— Согласно Правилам Дознания, я обязан огласить главные доказательства, на которых строится обвинение, и выслушать оправдания. После я предоставлю их Совету, Братству и Постигающим. Начнем с уважаемых Сива и Фетиса.

Вазаон и Раваз выглядели спокойными, но Аварай чувствовал, что оба напряжены. Неудивительно, ведь в случае признания правоты за Жарахом, не только их семьи, но и кланы будут наказаны. Каждый третий мужчина кланов Сива и Фетис будет лишен сердца, а половина Апостолов уйдет в другие кланы. И это еще мягкое наказание…

— Главное обвинение уважаемого Жараха основано на недавней реализации Договора, которую вышеуказанные пять кланов провели втайне от Совета Идущих Следом, нарушив тем самым Уложение сто сорок четвертое. В качестве доказательства приведены расчеты жрецов Храма Вишуту, которые следят за Полем Сил Лангарэя. Также приведены доказательства того, что клан Нугаро приобрел крупную партию оружия у гномов, клан Сива закупил магические артефакты, в том числе военные, а клан Татгем готовится к военным действиям. Однако! — Аварай пристально посмотрел на Атана. — Ввиду причинения вреда клану Нугаро кланом Атан обвинение против Нугаро снимается.

— Как снимается? — Жарах недобро прищурился.

— Согласно триста второму Уложению. Обвиняющий является заинтересованным, и показания третьей стороны позволяют обвиняемому избежать обвинения.

— И что это за показания? Кто их дал? — напряженно спросил Атан.

— Второй Брат Крови. Братство Крови сообщило, что клан Нугаро готовится к масштабной инициации Наследников и Перерожденных, которую он проводит раз в двести лет, и закупка оружия одобрена Братством и свершилась с его согласия. Более того, инициация Нугаро будет проведена совместно с кланами Сива и Татгем, на что ими же было получено разрешение Братства, а также Седьмого Советника. Поэтому представитель клана Нугаро отсутствует здесь, однако клану дана возможность предъявить претензии кланам Атан и Вишмаган.

— Что за нелепости? — Жарах начал приподниматься, потом опомнился и быстро сел на место. — Что еще за инициация? Не помню, чтобы Нугаро кого-то инициировали двести лет назад.

— Тогда это была закрытая инициация и только члены клана могли участвовать в ней, — пояснил Аварай. — Однако запись о ней зафиксирована в Анналах Великого Храма и копия предоставлена Постигающими Ночь. Так что, уважаемый Жарах, я объяснил причину снятия вашего обвинения с клана Нугаро. Продолжаем. С отсутствующих здесь представителей Дайкар и Татгем также сняты обвинения на основе триста второго Уложения, учитывая поправку к седьмому пункту…

— У него, между прочим, руки начали дрожать.

— Я этого не заметил. Честно говоря, я беспокоился, насколько эта подделка записи сможет обмануть Постигающих. Понтей уверял, что состав чернил и структуры заклятий подобраны идеально, но все равно мне было не по себе.

— Будь с нами сейчас Вииан-ом, он бы порадовался, что традиции его клана помогли нам.

— Да, верно. А помнишь, потом он начал напирать на Договор?

— Да, это было зря. Однако тут ты удивил меня.

— Тем не менее я настаиваю на своих обвинениях! — выкрикнул Жарах. — Не может быть совпадением разрушение Храма Ночи Дайкар, в котором наверняка хранился могущественный магический артефакт, и незаконная реализация Договора!

— Однако вы не предоставили доказательств связи между этими двумя событиями.

Жарах замолчал. Он не мог признаться, что обратил в Апостола одного из Дайкар, что служил храмоохранителем при Храме Ночи Дайкар. Это был бы солнечный свет на его карьере, а учитывая обстоятельства происходящего, — и на его жизни.

Плохо. Очень плохо. Вот если бы Гииор был рядом! Вместе они бы уже заставили этого убогового Заварата понять, кто действительно виновен. Просто он еще не пришел в себя от того, что Нугаро смогли одолеть объединенные силы Атан и Вишмаган. Он держался, он умел обманывать, сохраняя внешнее спокойствие, но внутри его терзало беспокойство. Нугаро одолели его личных воинов. Может, не так идеален план, что создавался в течение последних лет? Может, не так уж и хорошо начальник тайной службы знал младшие кланы? Может, зря думал, что они, готовя переворот, были глупы и самонадеянны? Может, глуп и самонадеян был он?

Начали подергиваться руки, и это было плохим сигналом. Он начинал выходить из себя. Обычно это ничем хорошим не заканчивалось, особенно для подчиненных, посмевших вызвать его гнев. Однако трансформа в присутствии Старшего Представителя Дознания грозит закончиться плохо именно для него, Жараха. Хорошо, что Гииор с Кедаром успели прорваться сквозь Нугаро. Если они приведут боевого мага Школы и принесут головы тех, кто его сопровождал, то они, Атаны и Вишмаганы, победили. А от Гииора и Кедара никому не скрыться. Еще лучше, если они достанут то, что было похищено из Храма Дайкар. Вдруг это можно будет использовать на пользу реализации их плана?

Так, успокоиться. Прийти в себя. Сейчас главное доказать, что его обвинения не беспочвенны. А это можно сделать хотя бы благодаря Договору…

— Я настаиваю, что незаконная реализация Договора является основной уликой против кланов, которые я обвиняю в предательстве правящих Домов. Именно реализация Договора доказывает, что пять названных мною кланов виновны.

— Вы правы, — подтвердил Заварат. — Не одобренная Советом или Постигающими реализация Договора втайне от Совета или Постигающих является серьезным преступлением. У вас есть, что сказать на это, уважаемый Сива, уважаемый Фетис?

— Да, есть, — спокойно сказал Нах-Хаш.

«Что же ты можешь сказать? — разозлился Атан. — Я все проверил — ни Совет, ни Постигающие не были оповещены ни одним из вас о реализации. Если вы просили о ней давно, то срок уже истек, разрешение действует в течение трех дней. Так что же ты можешь сказать?»

— Согласно проекту семисот четвертого Уложения, который одобрен тремя Советниками и двумя Постигающими, что позволяет в определенных ситуациях считать его легитимным, мы воспользовались правом, тайно предоставленным клану Сива Незримыми Постигающими. — Нах-Хаш усмехнулся и повернулся к Атану: — Мы понимаем, уважаемый Жарах не мог знать о просьбе Незримых, которая обязывает нас изучать Границу, в том числе и магическими способами. Это не входит в компетенцию тайной службы и, более того, скрыто от Совета и Братства. Однако Незримые подтвердят мои слова. Более того, они позволили привлекать к исследованию любого представителя кланов, обязав его скрывать от правящих семей собственного Дома работу, которую он для нас делает. Уважаемый Раваз Дэй — один из них.

— Второй Незримый действительно сейчас находится среди занимающихся расследованием и обвинениями, — подтвердил Заварат. — Его не приглашала ни одна из сторон, однако он сам пришел.

— Что за глупости?! Что за изучение Границы?! Это же явный обман! — не выдержал Жарах.

— Вы хотите предъявить обвинение Незримым? — немедленно поинтересовался Старший Представитель Дознания.

— Нет… Конечно же нет.

— Оставалось лишь добить его. И раздавить. И, как делают дикари в жарких землях, станцевать на его костях.

— То есть на прахе? После того, что произошло…

— Подумать только, мы лишились главного врага с помощью тех, против кого собираемся выступить. За это определенно стоит выпить. Но прежде объясни, откуда у вас оказался тот документ?

— Гм, а не боишься, что у нас и на тебя есть что-то подобное?

— Боюсь. Поэтому и спрашиваю. Знаешь, когда чего-то боишься, лучше бояться, зная об этом все. Просто хочется узнать, как вы сделали это.

— Вспоминаешь Жараха?

— Скорее уж, поминаю. Но все-таки как вы…

— Таким образом, обвиняемые предоставили доказательства своей невиновности, которые будут предъявлены комиссии. — Заварат зашелестел бумагами. — Теперь перейдем к обвинению кланов Атан и Вишмаган в лице присутствующего здесь Жараха Фиа-Тар’Ши Атан и отсутствующего Гииора Ваар-Дигуаш Вишмаган. Главное доказательство обвинения — личный приказ уважаемого Жараха на пропуск за пределы Границы Порченой Крови Атан в сопровождении Гииора Ваар-Дигуаш Вишмаган для поиска и заключения соглашений с лидерами Блуждающей Крови.

— Что?! — взревел Атан и, не сдержавшись, вскочил. Рядом с его ногой тут же задрожала арбалетная стрела — пока из обычного железа, как напоминание о том, что в сердце Живущего в Ночи направлен болт из лунного серебра. — Что за приказ? Я ничего подобного не делал! О чем речь?

— Приказ с вашей личной Печатью Крови, — спокойно сказал Аварай, хотя внутри похолодел. Неужели Атаны действительно оказались настолько глупы, что решили объединиться с Блуждающей Кровью?

Сведения о разбираемом деле поступали в сознание Дознавателя не целиком, а постепенно, четко отмеренными дозами, так что эта новость для Заварата была и шокирующей и пугающей. Это… это смертный приговор всему клану, если это правда. Семья Жараха входит в род Дома Атан, а значит, наказание понесет весь Дом, даже те, кто ничего не знал о делах начальника тайной службы. А Атаны не так просты, чтобы стерпеть уничтожение. Это как минимум схватка с лучшими воинами Лангарэя, а максимум — гражданская война, потому что за Атанами могут пойти многие. Но Печать Крови — это серьезно. Это настолько серьезно, что, будь обвинения подкреплены чем-нибудь менее весомым, Совет, Братство и Постигающие даже не подняли бы вопрос об измене Атанов.

А еще Вишмаганы…

О Великая Ночь, что же нас ждет?

И чем закончатся похождения охотника на упырей? Надо это узнать до того, как начнутся кровавые побоища в Царствии Ночи.

— Печать Крови, несомненно, принадлежит Жараху Фиа-Тар’Ши Атан, что уже было доказано Постигающими. Что вы можете сказать в пользу своей невиновности?

— Бред! — заорал Жарах. — Полный бред! Это явная подделка! Как и инициация! И изучение Границы! Это же чушь! Обман! Как вы этого не видите? Неужели я похож на идиота, который поставит личную Печать Крови на таком приказе? Это подделка!

— Печать Крови невозможно подделать. Вы это отлично знаете. Итак, если вам нечего сказать в свое оправдание, объявляю обвинение имеющим силу и…

— Да как вы смеете?! — разъярился Жарах.

Атан, позабыв обо всем, начал трансформироваться. Бешенство, перед которым меркло даже вошедшее в поговорку неистовство Татгем, полностью поглотило начальника (пускай уже наверняка бывшего) тайной службы. Сила Крови Атан давала им огромную силу, а взамен отбирала разум. Потому боевое безумство Атанов в поговорки и не вошло. Когда на поле боя появлялись Атаны, когда они неслись под хохот богов войны, смерти и ужаса, неслись, не щадя ни чужих, ни своих, ни себя, поговорки не складывались.

Заварат не сдвинулся с места. Старший Представитель Дознания не смел покинуть кресло Дознавателя до окончания Дознания. Это могло печально закончиться для Представителя, но куда печальней была бы его судьба, если он нарушит закон.

Законы Крови не зря так называются.

Расплата за их нарушение — всегда кровью.

Кровь — это жизнь.

А Жарах нарушил Закон Крови.

Апостолы Татгемов выстрелили одновременно. Лунное серебро, магический металл, который создает сама Природа, не просто опасно для Живущих в Ночи — оно смертельно для них. Пробей обыкновенный болт сердце носферату, каковым был Жарах, и Бродящий под Солнцем еще может выжить. Но, попади в сердце хоть крупинка лунного серебра, — упырь обречен. Его не спасет даже человеческая кровь.

Сива и Фетис с каменными лицами наблюдали, как пламя пожирает Жараха. А Заварат разжал непроизвольно сжавшиеся кулаки и сказал…

— Конечно, Печать Крови не может быть подделкой. Я уверен, лучшие маги Конклава не смогли бы ее подделать. — Вазаон налил в бокал вина и принялся рассматривать, как играют на стекле отблески огня из камина.

— Но Жарах не отдавал такого приказа. Он же не идиот! Сумасшедший, как все Атаны, но не идиот. Признавайся, как вы это сделали? Неужели нашли способ создавать личные Печати Крови?

— Нет. Но мы ее и не подделывали.

— Тогда как?

— Печать подделать нельзя, однако можно подделать документ, на который ставится Печать, так, чтобы потом написанное исчезло и можно было вписать что угодно. А также можно обратить в Апостола Атана, который служит в отделе Жараха. Не одному ведь Жараху так делать, правда?

— А потом Апостол принесет нужный документ, — понятливо кивнул Раваз. — Страшный ты упырь, Вазаон. Страшно умный, точнее. Такое придумать…

— Зря ты себя поправил. Я просто страшный. Всю эту комбинацию с Апостолом и Печатью придумал Понтей. Исключительно для того, чтобы у нас на руках был документ с личной Печатью Крови начальника тайной службы. На всякий случай. И ведь Переродить упыря в Апостола очень сложно… Ты же знаешь. Не уверен, удалось бы мне это без психомагии Понтея.

Вазаон замолчал, потом одним глотком осушил бокал и пробормотал:

— Иногда я его боюсь…

— Кого? — насторожился Раваз. Услышать, что Вазаон Нах-Хаш Сива кого-то боится — дорогого стоило. Осталось узнать — кого.

— Своего младшего сына, — нехотя, словно сдерживая что-то, чем давно хочется поделиться, буркнул Сива. Прям плотина, на вид крепкая, а уже протекает, и не в одном месте, осталось только ковырнуть — и хлынет.

— Понтея, что ли? — удивился Раваз. — Боишься? Да он же и не помышляет о главенстве в семье! В книги уткнулся, магию изучает, мечом не владеет, трансформа вроде не особо и развита. Более того, к тебе почтителен сверх меры. Даже твой старший сын — и тот с меньшим уважением с тобой общается, будто уже пинком прогнал тебя с поста главы. Как говорится, младшие сыновья никуда не торопятся, потому что старших слишком много.

— А еще говорят, что старшие сыновья в мире живут, а младшие мир меняют. Не слышал? Поговорка роланская, древняя. А Понтея я боюсь. По-хорошему боюсь.

— Это как? Не пойму я тебя.

— Ну, в свое время я боялся, что он Порченая Кровь.

Фетис чуть не расплескал вино.

— Ну и шуточки у тебя, — проворчал он. — Поосторожнее с такими заявлениями. Почему ты так решил?

— Ты же знаешь, что Дикие рождаются сразу с Жаждой, а мы начинаем ощущать ее после совершеннолетия. А жрецы берегут тайну. Я сам узнал ее случайно, из старой книги времен появления Одиннадцати, когда Порченой Крови было намного больше, чем сейчас. Ты знаешь, что Порченая Кровь Жажды не испытывает?

— Не может быть!

— Не может. Однако так и есть. Вспомни хотя бы нашего Таабила. Мы ведь сами привели к нему людей. Он ни разу не требовал человеческой крови. Он ни разу не говорил, что Жажда мучает его. Мы сами поили его. А Понтей… Когда наступило совершеннолетие, он тоже ничего не говорил о Жажде. Он не требовал человеческой крови. Ты же знаешь, за каждым из нас следят при наступлении совершеннолетия, чтобы Жажда не превратила нас в безумцев, неспособных остановиться. А когда особо клинический случай — тогда позволяют пить людей. Но не осушая. Оставляя им жизнь. Например, так было со мной. А Понтиру, моему старшему, просто хватило несколько кубков крови. Но кровь пьют все. Кровь хотят пить все. И пьют. Кроме Порченой Крови. Представь мой ужас, когда я понял, что мой младший сын крови не требует и не говорит со мной или с матерью о Жажде. Я думал, что проклятье Порченой Крови коснулось и нашего клана. Что мой сын сойдет с ума, что станет ненормальным и начнет уничтожать все вокруг. Это позор на весь мой род.

Сива вздохнул.

— Порченая Кровь… Асоциальные и сумасшедшие. Не то чтобы они не поддаются воспитанию, просто у них нет понятия «мы». Есть «я», есть «они», но они не чувствуют общности ни с кем. Они точно Заклинание Огня, в любой момент способное взорваться в руках хозяина. А Понтей уединился, и я… Я пытался с ним поговорить, я даже подсылал к нему молодых девственниц с порезами, готовый даже к тому, что он убьет их, опорожнив до конца, — наш клан особо чувствителен к этому типу крови. Хотя зачем я буду врать тебе? Я даже хотел, чтобы он убил их. А он взашей гнал их из комнаты. И молчал. А потом оказалось, что он даже не старается овладеть Силой Крови, — и я чуть не сошел с ума.

— Но ведь…

— Да, да, он не Порченая Кровь, и Силой Крови Сива он владеет, и Жажду чувствует. Просто… Но подожди. Я боялся своего младшего сына. Я даже желал ему смерти. А потом… Потом он подрался с твоим племянником из-за той Перерожденной девчонки, до крови подрался, но при этом применив трансформу. Нашу трансформу, трансформу Сива, а не известную никому трансформу Порченой Крови. И мне полегчало. Я перестал его бояться. Но ненадолго.

— Так значит, они с Вадларом не поделили Татгем? Вот негодяй! — Раваз расхохотался. — Знаешь, что он мне сказал, когда вернулся весь окровавленный и с поломанным клыком? Раз наши кланы дружить собрались, то он решил проверить, на что способны воины Сива, и вызвал лучших на поединок. Сказал, что побил всех и что им больше досталось, чем ему. Я тогда в ужасе был, думал, наши Дома клыки друг на друга оскалят, а потом смотрю, он с твоим сыном, таким же побитым, общается. Позже узнал, что они вдвоем только и дрались, но не знал, что из-за девчонки. — Фетис покачал головой. — Так если он не Порченая Кровь, что ж ты его опять бояться начал?

— Я узнал, что, оказывается, после совершеннолетия жрец, следящий за Понтеем, все-таки упустил его из виду. А потом нашел. На рассвете в лесу, над трупом растерзанного человека, совсем мальчишки. Из деревни, которая подчиняется нашему клану. Понтей испытал Жажду. И убил мальчишку. — Вазаон помолчал. — Своего друга.

— Друга? Твой сын дружил с человеком?

— Старшие братья и сестры с ним почти не общались, — вздохнул Сива. — Понтей — самый младший в семье. А тот мальчишка подружился с ним, показав, как можно призвать лесавок. Этот ребенок имел задатки к магии, по всей видимости. Они дружили, хоть это и странно для упыря и человека. А потом Понтей убил его. Видимо, Жажда накрыла его, когда он просто общался со своим человеческим другом. А он почти ничего не знал о ней. И рядом не оказалось никого, кто сумел бы ему помочь… Жреца, понятное дело, я наказал. А потом поговорил с Понтеем. И после того разговора я снова стал его побаиваться.

— На этот раз из-за чего?

— Понимаешь, я объяснил ему, что человеческую кровь мы не просто обязаны пить. Мы ДОЛЖНЫ ее пить. Потому, что мы — упыри. Потому, что мы являемся Живущими в Ночи. Как люди должны есть мясо, чтобы развивались их мышцы и разум, так и мы должны пить кровь. А он глянул на меня и сказал: «Тогда я перестану быть Живущим в Ночи»…

— Что-что? Что он имел в виду?

— Ну, он сказал, что никогда не выпьет человеческой крови. Что теперь люди для него просто перестают существовать. Что он найдет способ для упырей жить без Жажды. Видел бы ты его глаза в тот момент… Мне даже показалось, что в них я вижу того разорванного мальчишку.

— Так что же он не пошел в Постигающие Ночь?

— Почему не пошел? Он говорил с ними. А потом заявил, что их методы неэффективны, раскритиковал и даже послал в Нижние Реальности. Конечно, им тут же заинтересовались Незримые. Однако он сумел получить от них все, что его интересовало, и не вступил в Орден. Первый Незримый мне даже сказал, что он рад этому…

— Да что же ты творишь! — завопил Раваз, снова чуть не расплескав вино. — Ты говорил с Первым Незримым?

— А от кого, по-твоему, мы узнали о нем? — осуждающе посмотрел на Фетиса Сива. — Неужели, как и остальные, поверил, что я отыскал древние записи, в которых о нем говорилось? Не верю, друг мой, не верю.

— Я собирался потом все уточнить, — объяснил Раваз. — Так что сказал тебе Первый Незримый?

— Что Понтей скорее всего во всем прав, и потому хорошо, что он не вступил в Орден.

— А в чем же он прав?

— А вот этого мне не сказали, — усмехнулся Вазаон. — Но после мы были допущены к схрону в Храме Ночи Дайкар, а Дайкар — к нашему заговору.

— Так, подожди… Значит, Первый Незримый… Он с нами… Он нас поддерживает?

— Благодаря Понтею. Благодаря чему-то в Понтее, чего я не вижу и чего я не понимаю. Не хочешь теперь вместе со мной его побояться?

— Нет. Бояться не хочу. А вот уважать… — Раваз подумал, взялся за бутылку и допил ее из горла в несколько глотков. — Фу-у-у-у… Твой младший сын — это нечто…

— Ага, — мрачно сказал Вазаон. — Не хочешь поменяться?

Глава восьмая БОЙ ПЕРЕД РАССВЕТОМ

— Лес ушастых… уже… скоро… — Тавил устал. Зелье перестало действовать, что в первую очередь выразилось в том, что он прекратил называть все сущее дерьмом. Одновременно он стал чувствовать лес и присущую ему ауру, фон, который манил к себе и вместе с тем придавал сил.

— Приготовьтесь… Я прикрою на подходе… а дальше… Тавил… — Ахес не то чтобы устал, он был рассредоточен. Сейчас его морфе кружила вокруг троицы, готовая и защищать и атаковать. Ошибки больше допускать нельзя, а в Границе ближе к утру им могли повстречаться и караваны, и разбойничьи шайки, схожие с той, с которой они разобрались ночью, и даже группа Блуждающего.

Времени оставалось все меньше и меньше. Даже небольшая задержка могла разозлить Мастера настолько, что он… Нет, он не убьет. Просто лишит силы одного из них и вышвырнет прочь. Это хуже убийства.

И поэтому никто не хотел стать «одним из них».

— Все Четыре Начала, что известны нашему миру и нашему разуму, я взываю к вам и прошу о помощи. Энергией Первых Рун: Ktyulha, Asevin, Hogaz, Eru, Jitu, Iftio, Ober, Codark, Kasae, Uwuz. Взываю и прошу…

Затон взбежал на холм и огляделся. Зеленые рубежи Леса карлу показались на горизонте. Соседствующий здесь с Границей Диренуриан отвадил от своих территорий всех существ и тварей. Ядовитые стрелы и болты, сдобренные Лесной магией, поражали каждого, кто пытался без разрешения приблизиться к Лесу, и служили надежной защитой все те столетия, как возникла Граница.

С момента образования Диренуриан вел необъявленную войну против всех своих соседей, кроме упырей, с которыми иногда торговал, потому и методы охраны своих пределов карлу выработали весьма жесткие. Например, во время конфликта с объединившимися Элибинером и Талором, перебросившими по воздуху десант прямо к границам Диренуриана, Лесные эльфы применили тактику, совершенно неожиданную для людей. Когда солдаты после очередного штурма Диренуриана вернулись в лагерь, их тела начали покрываться цветами. Истошно орущие воины превратились в настоящие цветущие кустарники и после столь странной метаморфозы стали нападать на бывших товарищей, разбрасывая вокруг тучи мелких семян. Карлу посыпали свои стрелы клейкими зернами витиуэлли, специально выращенного ими растения. При ранении яд проникал в тело раненого и постепенно захватывал своего носителя. Пока маги разобрались в происходящем, половина десанта погибла, а другая половина была полностью деморализована. Элибинеру и Талору пришлось поспешно отступать. С тех пор карлу внимательно следили и за воздухом, а элибинерцы и талорцы притихли, вернувшись к обычной ловле проникавших в их королевства эльфийских партизан и разведчиков.

Что ж, с помощью Тавила погранпосты Диренуриана они должны преодолеть. А далее — просто не останавливаться и бежать…

— Я прошу вас о Силе Единения, из которой вы возникли, о Силе, которая все притягивает к себе, чтобы давать целостность каждой вещи. Ашотан, диэ Тамену, зианар Фитиша Нар Тэ, зуа ши. Блести, Салэамандрэ. Теки, Ундионэ. Дуй, Сильифидэ. Трудись, Коэбальдэ. Вознесите меня к Четырем. Взываю и прошу…

Затон обернулся. Ахес и Тавил приближались. Тавил пыхтел, таща ящик. Ахес выглядел рассеянным. Оба казались уставшими. Однако если Тавил вот-вот мог обрести второе дыхание, то Ахес выбивался из сил. Он еще не понимал этого, но Затону со стороны было виднее. В конце концов, в их команде за зелья отвечает именно он, и именно он привык наблюдать, как и какой ценой зелья воздействуют на товарищей. Уставший Ахес — плохой боец и тем более плохой носильщик. Есть, конечно, еще один вариант…

— Я принимаю ваш Дар, Четыре Начала, и даю вам в ответ часть своего духа. Примите же эту жертву и поддержите наше соглашение. Авено и Адара. Так есть. Так было. Так будет. Я воззвал и получил. Ixi.

Они приближались к холму, на верхушке которого их ждал Затон, и тут Ахес охнул и резко остановился. Тавил, не заметив этого, продолжил бег, но Ахес бросился ему на спину. Ящик ударился об землю с таким звуком, что можно было подумать, будто он сейчас развалится. Но он не развалился.

— Ты что? — Тавил заткнулся, увидев бледное лицо Ахеса. Это было знаком весьма серьезным.

— Опасность, — прошептал Ахес.

А потом неспешно уходящая ночь исчезла, будто боги дня прогнали ее, решив не ждать своего часа. Свет помчался по Границе, ослепительный интенсивный свет, в котором одинокая фигура на холме просто растворилась, исчезла. И сверху обрушилось всепожирающее пламя.

Затон спиной ощутил, как резко подскочила температура. Влажная после дождя земля начала покрываться паром. Затон развернулся, входя в морфе, пытаясь понять, что происходит…

А над ним всходило солнце. Не на востоке, где ему Тварцом было положено всходить каждое утро, несясь в повозке, которую тащат боги Солнца[18]. Не медленно, осознавая важность своего восхождения и давая смертным проснуться. Не вовремя, потому что еще как минимум час оставался до восхода. И это солнце не несло жизненную энергию.

Наоборот. Смерть. Смерть оно несло…

Слезы текли из глаз Затона. Не выдержав яркости, он прищурился, бросая все доступные тени перед собой, пытаясь разглядеть, что происходит. И разглядел.

В небе, белом от света, ярко пылала огромная птица. Крылья, от которых во все стороны разлетались перья-искры, закрыли собой полнеба; длинный, похожий на драконий, хвост полосовал степь, оставляя за собой спекшуюся землю и пепел растений; похожая на куриную голова выпускала из клюва языки пламени, а огромное раскаленное тело постепенно покрывалось огненными протуберанцами. И птица, и испускаемое ею пламя были белыми — и это пугало, безумно пугало, и Затон закричал, заорал, завопил, прямо-таки ощущая, как бог ужаса, расхохотавшись, крепко прижимает его к себе. А затем огненная бестия, выпустив в небо длинную струю белого пламени, бросилась вниз. К земле. На холм, на котором замер охваченный ужасом Затон. И за холм, туда, где лежали, не понимая, что происходит, Алекс и Тавил.

Когда Воплощение Огня, бушующее по ту сторону Защитных Полей, растворилось в изнасилованной им ночи, вернув спокойную серость предрассветного мира, Уолт вскочил, Жестом убирая Темное Покрывало с упырей. Как на них подействует свет Феникса, он не знал и потому решил на всякий случай подстраховаться — окружил их сдерживающим световое излучение недолгим слоем Мрака. Феникса он создал, объединив Заклинания Свитков Пламенного Дождя, Покрова Феникса и Воздушных Капель, пожертвовав Четырем Началам — Свету, Тьме, Сумеркам и Тени — частицу жизненной энергии, что, конечно, не особенно хорошо, да еще при том, что бодр он только благодаря Руке Исцеления. Но делать было нечего. После неудачи в схватке с человеком Уолт не мог ударить в грязь лицом. Сейчас на кону стояла не только его честь, но и честь кафедры боевой магии, честь его наставников, честь Школы Магии вообще. Пускай большинство магов спившиеся или спивающиеся, продажные и развратные, тупицы, принятые на работу по кумовству или за взятку, — но есть там и хорошие смертные, и именно ради них Уолт больше не собирался проигрывать. Три Свитка и одолженная Началами Сила Единения в совокупности позволили призвать Воплощение Огня, попасть под удар которого не пожелали бы и Высшие Маги. Впрочем, Высшие Маги еще бы и заинтересовались, откуда аспиранту-второкурснику ведомо Заклинание из разряда Запрещенных. Хорошо, что Конклав не интересуется Границей. Засеки они его — и прощай карьера и свобода.

Разъяренный Феникс был самым могущественным Заклинанием, которое изучил Уолт. Именно им и стоило бить по тройке смертных, которых они поджидали в засаде.

Все, как и сказал Понтей. Они столкнулись почти нос к носу. Хорошо, что удалось объединить Силу Свитков Земного Разрыва и Земной Защиты, пускай и с убыванием Силы почти вполовину, и вызвать с ее помощью Земного Хозяина, который перенес их к нужной точке. Там они подготовились к ритуалу Обращения к Началам задолго до того, как появились враги. Варит у Сива голова! Да еще и талант к психомагии. Эх, все-таки жаль, что Живущих в Ночи нельзя принимать в Академию Магии.

— Они мертвы? — Пылающий азартом Фетис чуть ли не прыгал вокруг Магистра. После увиденного (а Феникса можно было даже увидеть сквозь Темные Сферы) он, казалось, проникся к Уолту еще большим уважением и симпатией, чем раньше. Неужто думает, что Ракура научит его этому Заклинанию?

— Не берусь утверждать. Нужно убедиться. — Уолт прищурился, вглядываясь в спаленную степь. — Приготовьте свои Клинки Ночи, и осторожно выдвигаемся.

Иукена молча (ну надо же!) достала из саадака лук, потом сняла три иглы с куртки и вложила их между пальцами правой руки. Понтей вытащил из сумки знакомый шарик, а Фетис ничего не достал. Нет у него, что ли, этого Клинка Ночи? Ну ладно… По крайней мере, не стоит, случись что, рассчитывать на его помощь.

Вытащив Убийцу Троллоков (вспомним молодость?), Уолт осторожно направился к выжженному куску степи и сплавившемуся холму, по которому пришелся основной удар Феникса. Упыри шли за ним. Им нужно было пройти метров пятьдесят и…

И, надеялся Уолт, забрать Ожерелье и разойтись.

Так, на холме никого, а вот у подножия холма лежало что-то бесформенное. Надо же, от стоявшего на холме что-то осталось…

— Проверьте, что там. — Маг кивнул на останки.

Понтей переглянулся с Фетисом и Татгем, и те отправились к холму. Магистр и Сива начали холм обходить, не выпуская Иукену и Вадлара из виду.

Так, вроде здесь, на втором холме, тоже никого и ничего, даже останков тех двоих. Осталось найти ящик с Ожерельем.

Так. Что-то не так.

Уолт остановился и еще раз внимательно осмотрелся. Иукена и Вадлар стояли возле останков. Фетис пинал их ногой, что-то говоря Татгем, а та с брезгливым выражением смотрела в сторону Ракуры. Что-то подсказывало Уолту, что брезгливость эта не к останкам относится…

Чувство ненормальности происходящего не исчезало. Кто-то выжил? Нет, вроде никого не чувствуется. И ящик, видимо, за вторым холмом, поэтому его пока не видно.

Уолт похолодел. Вот оно…

Какой, в Нижние Реальности, второй холм?!

Его не должно быть!

— Отойдем… — только и успел сказать он Понтею, как второй холм лопнул, извергнув из себя горячую землю и десятки готовых атаковать растений.

— Опаньки…

Иукена не успела заметить, что сделал Фетис, но сожженные лохмотья, прикрывавшие пахшее горелым мясом тело, свалились, открыв взору довольно нелицеприятную картину.

— Твою… — процедила упырица и сплюнула. Увиденное до боли напомнило прошлое, до сих пор навещавшее ее в кошмарах.

Прошлое, ради памяти о котором она живет. Прошлое, придавшее смысл ее жизни. Проклятое ею не раз и не два прошлое…

Левой половины тела у трупа не было. Совершенно. Словно по нему прошлась идеально наточенная гильотина.

— Неплохо, неплохо. Как называлось? Разъяренный Феникс? Мне бы такого Феникса, я бы с ним сходил к Рашатам. Посмотрели бы, как это круто — девятеро на одного.

— Он мертв?

— Мертвее, чем мы с тобой, Иукеночка. Ух ты!

— Что такое?

— Видишь татуировку на шее?

Иукена пригляделась:

— А это разве не ожог?

— В определенном смысле ожог. Это, видишь ли, часть Знака Отреченного. Выжигается специальным составом огня, после которого шрам уходит под кожу и выглядит как татуировка.

— Откуда знаешь?

— Ну, после того как я понял, что тебе нравятся умные парни, а не нормальные, я взялся за ум. Шучу-шучу. Понтей как-то о гномах рассказывал.

— При чем здесь гномы?

— А при том.

Вадлар начал пинать останки коренастого тела и задел струпья. От рваной раны поднялось такое зловоние, что Иукена брезгливо отвернулась. Понтей и маг как раз обходили холм. Между прочим, Понтей мог и с ней пойти, оставил бы Вадлара с этим магом, они вон чуть ли не обнимаются, так нет же, поперся с колдуном, а ее с Фетисом отправил. Дурак.

— Знак Отречения наносят гному, которого с позором выгоняют из Гор. Он становится вне каст и вне закона, и ни один гном, встретивший его на поверхности, не должен помогать ему.

— Что такого мог натворить этот гном?

— Ну мало ли. Этого я не знаю, тут ты приперлась и куда-то забрала моего милого Понтеюшку. Тьфу… — Зловоние становилось невыносимым. — Слушай, давай пойдем, раз он дохлый…

Громкий звук — будто рядом взорвался огромный огненный шар. А потом серия приглушенных звуков — будто взорвались несколько мелких огнешаров.

Они, не сговариваясь, бросились бежать. Что-то произошло по другую сторону холма. Убогов маг и здесь себя не оправдал. Зачем он вообще нужен их команде? От магов только одни неприятности и беды. И зло…

Маг от души сыпанул по выпрыгнувшей из ненастоящего холма фигуре очередью небольших фаерболов. Понтей видел, что Магистр попал. Фигуру в прыжке отбросило назад, кажется, даже оторвало руку. Однако следом за фигурой из «холма» полезли десятки извивающихся лиан с шипами и цветами, на лепестках которых были самые настоящие клыки, угрожающе щелкающие на Понтея и Уолта; поползла трава, пульсирующая декариновыми жилами; вылетели похожие на перекати-поле комки, из которых торчало что-то вроде щупалец. Маг, кажется, опешил от такого обилия флоры, но не растерялся. Он сунул меч в ножны и выбросил перед собой руки, выкрикнув что-то такое шипящее и гортанное, что в горле Понтея, чей родной язык по шипению мог поспорить с нагами Махапопы, зачесалось. А из рук мага ударили струи огня, полностью смывшие первую линию атакующих растений.

И тут Уолта отшвырнуло в сторону. Сива не заметил, как пропал Магистр. В тот момент он сосредоточился на активации Сферы Ночи, уверенный, что в случае опасности Магистр предупредит его.

Поэтому когда Понтей наконец обратил внимание на обстановку, его уже окружили лианы, а сверху падали «перекати-поле».

Уолта кружил ветер. Магии или даже распадающихся заклятий он не смог уловить, казалось, будто это обычный ветер, один из тех, что день и ночь гонят по миру боги ветра. Но нет, обычный ветер не хватает за руки и за шиворот, не оттаскивает от упыря, самозабвенно уставившегося в свой шарик, не мелькает тысячами песчинок, поднятых с земли и странно расположившихся только на периферии ветра. Нет, не ведет себя так обычный ветер. Значит, гиле, да? Ну что же… Классический курс, взаимодействие Стихий. Земля — твердь и основа, она первая среди Элементов и лучше всего подходит к заклинаниям защиты. Вода — вторая, она есть течение и становление, начальное отрицание Земли; этот Элемент подходит для создания существ, которые могут и защищать и нападать. Ветер — полное отрицание Земли, он не тяжел и поднимает вещи; и как начальное отрицание Воды, еще подчиняющееся вещам, Ветер лучше всего подходит для комплексных атак, но слаб в защите. И, наконец, Огонь, преддверие Эфира, Стихия свободы от всего, Стихия, на которую не влияют вещи, но и которая не может вещи создавать, полное разрушение созданий Земли и Воды. Огонь не так опасен для Ветра, потому что Ветер может его подхватить, раздуть и использовать для своих целей…

Все так. Но Феникс бил по троим: останки у холма — раз, еще один сейчас собирался покончить с зазевавшимся Понтеем, а против Уолта, значит, третий, и если Уолт жив, значит, Феникс более-менее подействовал, раз их пытаются разъединить.

А еще если он против одного врага, то не ветер его противник…

Вот только нужен Жест… Получится ли сделать, когда ему выкручивают обе руки?

«Перекати-поле» почти упали на Понтея, когда Стрелы Ночи ударили по ним, сверкнув октариновым кругом с декариновым треугольником и разрезав их пополам. Щупальца-лозы, обращаясь в труху еще что-то пропищали напоследок, но, понятное дело, их никто слушать не стал.

— Ты дурак? — Иукена, меткими выстрелами пробив себе дорогу, подобно Гневным богиням, выросла перед Сива. Она кипела от злости: — Почему ты не использовал свой Клинок Ночи? Это было опасно!

— Он дистанционный, — попытался объяснить Понтей, но Иукена его не слушала.

Она развернулась к растениям. Там происходило нечто новое: травы и лианы подхватили оставшиеся «перекати-поле» и начали заползать в них. «Перекати-поле» разбухали прямо на глазах, в считаные секунды они увеличились до размеров легендарных драконов. Три огромных, просто титанических «перекати-поля» опасно закачались перед упырями. Посланные Иукеной точно в цель Стрелы Ночи отбросили их слегка назад, не причинив особого вреда.

— Ну же, используй свой Клинок! — рявкнула Иукена на Понтея.

— Он еще не настроился.

— Зачем он тогда нужен?!

— Великая Ночь, Понтеюшка, она себя так всегда ведет? Ну тогда спасибо тебе.

— Где маг?!

— Был только что тут…

— Так и знала, что он бесполезен! — Иукена сорвала десяток игл с куртки, тут же удлинившихся, и воткнула перед собой в землю. Потом взяла сразу пять, натянула тетиву, прицелилась и выстрелила. Стрелы еще в полете превратились в сверкающие молнии, но теперь они еще и словно все перекрутились, образовав одну огромную Стрелу Ночи.

В этот раз удар по центру одного «перекати-поле» вызвал октариновый круг, ярко засиявший, но не исчезнувший после попадания, руны перебрались в треугольник, закружившийся вокруг собственной оси и начавший погружаться внутрь «перекати-поля», точно бур. Сначала ничего не происходило, а потом «перекати-поле» осветилось изнутри багровым светом, закачалось, потеряло ход. От него начали отваливаться куски, словно огромный жук, забравшийся внутрь, жадно пожирал растение, разваливая его скрепы.

Но два других «перекати-поля» уже были рядом. Иукена, тяжело дыша от разлившейся по телу усталости, не могла снова взять несколько Стрел Ночи. Бросив уничижающий взгляд на Понтея, забормотавшего: «Иу, я же говорил, Клинки используют наши ресурсы Силы Крови. Ты должна быть осторожнее…», — упырица схватила ближайшую Стрелу и скривилась. Силы восстанавливались не так быстро, как она ожидала.

«Перекати-поле» были уже рядом.

Ахес уволок человеческого мага подальше от Тавила. Во время удара с неба той огромной пламенной птицы он потратил чуть ли не все силы, прикрывая себя и товарища. Чудовищным напряжением морфе он насыпал перед пылающими небесами настоящую гору земли, себя и Тавила зарыв поглубже и прикрыв вдобавок ящиком. Антимагий, входящий в состав ящика, должен был взять на себя часть магической энергии, развеять долю Огненной Силы, грозящей все испепелить.

Частично получилось.

Тавил отделался ожогами, а вот Ахес пострадал серьезнее. К тому же, когда он прорвался сквозь сплавившиеся заслоны земной преграды и вырвался на волю, маг огненными шарами сумел оторвать ему руку, которую Ахес только-только вернул из морфе. Маг был опаснее упырей и для него и для Тавила. А если они подстерегли их, значит, и Алмазная Броня Олекса не выдержала, хотя Мастер говорил, что ни одна известная магия или физическая атака не навредят Олексу, пока он находится в энтелехии.

Затон даже не успел воспользоваться своей морфе, когда эта огненная птица атаковала их.

Мага надо было оттащить подальше от стоявшего рядом упыря и тех двух Живущих в Ночи, что спешили к ним. Прикрой они его, тяжело придется и Ахесу, неспособному вызвать Похороны Неба и Земли, и Тавилу, чья энтелехия вдалеке от Диренуриана почти не имеет силы.

Что там задумал маг?

В состоянии морфе тело Ахеса тысячами песчинок скользило вокруг управляемого им ветра, сохраняя его форму, не давая развеяться в пространстве. Противник обычно и сражался с ветром, пытаясь найти средство против воздушной Стихии, ошибочно полагая, что ветер и есть враг.

Вот и маг, кажется, начал плести Заклинание, связанное с ветром. Ахес чувствовал это. Те элементали, что соседствовали в своем мире с планом этого физического бытия, вытягивались в метрику реальности, в которой находились Ахес и маг, и задевали тонкие потоки, с помощью которых Ахес управлял ветром. Так уже бывало, когда маги пытались подчинить окруживший их ветер или подавив более сильным ветром. Так бывало. И тех магов больше не было. Ахес просто поглощал элементалей Воздуха, превращал их в потоки, усиливая свой ветер, увеличивая его мощь.

Что ж, маг сам роет себе могилу, заодно копая могилы и упырям. Ведь даже не справься с ними Тавил, с Ахесом, вернувшимся полным сил, они укатают Живущих в Ночи в землю. Ну что ж, можно даже помочь магу, ослабить хватку на его руках, чтобы он быстрее вызвал ветер.

Давай, маг! Давай! Делай последнюю в своей жизни ошибку!

— Эх, Ночь и ее присные, ну ничего вы без меня сделать не можете.

Вадлар, нарочито зевая, выступил вперед. В руках его находился длинный шест, весь в рунах и с одной нецензурной надписью. Фетис поднял шест над головой и начал раскручивать все быстрее и быстрее. И вот уже неразличимый сплошной круг вертелся над упырем, круг, из которого вверх потекли руны, складываясь в некое подобие зиккурата: одна руна наверху, две руны под ней, три руны под ними, ниже, четыре руны еще ниже. Десять рун выстроились над кругом, а потом вокруг них засверкал ромб с символами Начал на концах.

«Перекати-поле», подобравшиеся уже совсем близко, словно подпрыгнули, зависнув над головами упырей. Понтей начал шипеть на свой шар, будто это могло помочь, Иукена с отчаянием натянула лук, а Вадлар…

Вадлар, грязно выругавшись на Всеобщем, резко прекратил вертеть шест и широким махом послал в «перекати-поле» сорвавшуюся с шеста огромную, метров шестьдесят длиной, октариновую волну, в бурных всплесках которой сияли декарином десятки рун. «Перекати-поле» никак не могли уйти из-под удара, в воздухе у них не было возможности поменять траекторию — и волна разрезала их пополам, залив получившиеся половинки настоящим дождем из рун, идущим и вверх и вниз. Там, где руны касались переплетенных растений, вспыхивал жадный огонь, ручейками разбегающийся по частям «перекати-поля», моментально уничтожающий их.

На Живущих в Ночи посыпались догорающие остатки трав, кустов, лиан, лоз и цветков. Подбоченившийся Вадлар гордо поглядывал на Сива и Татгем.

— Прекращай уже, — не выдержала упырица. — Твой Клинок Ночи Понтей сделал, так что не надо тут выерепениваться.

— Понтей не Понтей, но это же было круто, а? Как я их в самый последний момент? В рыцарских романах герои только так и поступают.

— Не думаю, что это конец, Вадлар. — Понтей указал им на остатки «холма». Оттуда появлялись гигантские сцепившиеся травяные колонны, толщиной со смертного. Из колонн росли лианы поменьше, покрытые длинными блестящими иглами. — И следите за землей, оттуда тоже может быть атака.

— Давай-ка я их еще раз… — Поплевав на ладони, Вадлар снова поднял шест, но Понтей покачал головой:

— Если еще раз используешь Посох Ночи на полную, будешь валяться, как бревно, — предупредил Сива. — Видишь, Иукена до сих пор не пришла в себя.

— Хо! Мы, Фетис, ничего не боимся! — Вадлар выпятил грудь, при этом поспешно опуская шест и пряча его за спину.

— Думаю, с этим я разберусь. — Понтей прищурился, прикидывая расстояние. Его рука, держащая шар, начала увеличиваться. Колонны трав поползли к упырям, будто управляющий ими не мог придумать ничего лучше, чем лобовая атака, не оправдавшая себя с «перекати-поле».

«Нет, — подумал Понтей, — он просто тянет время. Наверное, он опасается Магистра. Ему нужно, чтобы мы не соединились. Ну ладно. А так, тварь?»

Сива широко размахнулся и швырнул шар в сторону «холма». Когда тот пролетал рядом с колоннами, Пики Травы рванулись к нему, стремясь перехватить, отбить, помешать…

Шар слегка качнуло в полете, от него отделился метровый октариновый круг с декариновым треугольником внутри, ударив прямо по Пикам Травы. Травяные стебли тут же пожухли, а шар без проблем долетел до «холма» и упал внутрь.

Понтей сжал кулаки. Ну? Ну?!

Тавил дрожал от злости. Лес так близко, а он не мог добраться до него из-за этих проклятых мертвяков. И не боятся же! Ведь скоро рассвет, скоро взойдет солнце, скоро они должны будут искать убежище, чтобы Воздействие не уничтожило их. Вот бы время бежало быстрее! Тавил вздохнул. Ахес сумел прикрыть их обоих ценой своей морфе, а сейчас ему нужно тратить свою, спасая груз. Дерьмо! Если бы они успели добраться до Диренуриана! Его энтелехии ничего бы не смогло противостоять!

Нужно продержаться, пока вернется Ахес. Тащить ящик и биться с кровососами одновременно будет тяжело, но ничего-ничего, Ахес уже сражался с магами, у него есть опыт, и этого чародея он должен победить.

Но почему такое огромное чувство опасности? Почему он словно стоит над бездной, нет, не стоит, а почти падает в нее, падает, не в силах помешать падению? Откуда это чувство?

Что-то с Ахесом? Или что-то с ним, Тавилом?

В кратер, появившийся после прорыва Ахеса и высвобождения морфе Тавила, упал светящийся шарик. Сердце ухнуло в пятки. Бездна, в которую он проваливался… Страх.

Тавил запаниковал. Из последних сил морфе он подтягивал к себе все, что мог превратить в растения, что могло защитить его. Неведомым чувством он понял, что шарик опасен, очень опасен. Словно какой-то бог со скуки решил предупредить смертного, что он вот-вот сдохнет, — смертный, понятное дело, а не бог…

Ветер начал крутиться вокруг ветра, контролируемого Ахесом. Призванные магом элементали Воздуха втягивались в мир. Глупец. Теперь, когда элементали начнут свой танец, вдыхая Эфиром жизнь в те элементы, что двигают магические составляющие ветра, Ахес станет намного сильнее, перехватив их и поглотив часть Силы.

Сейчас. Еще немного. Еще чуть-чуть.

Но зачем маг вытаскивает меч из ножен? Для чего он ему? В заклятиях ветра редко нужны артефакты, если это не артефакты самой Силы Ветра. Однако свободной рукой маг продолжал колдовать, произнося Слова Силы, призывая все больше и больше элементалей Воздуха.

Что он задумал? Может, помешать ему? Но тогда не получится приобрести больше сил, да и просто так с магом не справиться. Тогда, может…

Меч мага вдруг удлинился, и лезвие вонзилось в землю. Элементали сплотились, окружив ветер Ахеса непроницаемым кольцом со всех сторон. А затем они начали тереться друг о друга. Не танцевать, пробуждая ветер, гоня частицы Воздуха и рождая бурю. Нет, они терлись друг о друга, словно страстная пара, давно не видевшая друг друга и решившая наверстать упущенное.

Запахло озоном.

И все частички Ахеса, все мириады песчинок, на которые распалось его тело, все-все до единой пронзил разряд молнии. Извивающаяся, ломающаяся, плотным коконом окружившая «тело» Ахеса молния тысячами плетей хлестала по песчинкам, не давая им разбежаться. Ветер, над которым Ахес теперь не был властен, отпустил мага и исчез, а маг, выпав из сетки молний и ловко приземлившись на ноги, рукой, из которой била молния, взялся за другую руку, державшую меч. Электрический кокон, в который попал Ахес, прикрепился к рукояти меча, продолжая удерживать смертного.

«Я… недооценил его… Но молния… Как он?.. — Сознание Ахеса, разлитое по тысячам частей, прекращало функционировать под тысячами ударов. — Неужели… это… все?..»

Уолт ухмыльнулся, разминая левую руку, которую болезненно покалывало после Заклинания Молниевой Сетки. Существо, корчившееся в электрическом коконе, уже было не опасно, — вряд ли оно могло восстановить связи тела и сформироваться, разрушив оболочку. Молния не позволяла это сделать, разрушая любую попытку установить связь между частями.

Конечно, обыкновенному магу на месте Уолта пришлось бы туго: он точно решил бы бить ветром или вообще Огнем. Но Огонь ни в коем случае нельзя было использовать. Ветер всегда раздувает Огонь, и в огненной ловушке мог оказаться и воззвавший к Пламенной Стихии. А вот ветер…

Уолт помнил, что враг использует гиле, не прибегая к ноэме и ноэзису. Так, по словам Понтея, поступал его противник, так, по всей видимости, действовал и тот смертный, против которого остался сражаться Каазад-ум. Но если атаковать гиле и оставить незатронутым источник, что управлял гиле, то не факт, что противник не сможет просто перенастроить свою силу, захватив для своих целей еще гиле. В случае противника Уолта этим гиле явно выступала материя ветра. А это значило, что, воспользуйся Уолт ветром, то гиле его Заклинания будет перехвачено, а потраченная на ноэзис и ноэму Сила просто потрачена зря.

Однако плох тот боевой маг, который не найдет выход из безвыходной ситуации. И не просто плох, а мертв. Ведь если нельзя бить по гиле, то можно бить по источнику гиле или по тому, кто этот источник носит, хоть и в себе. А значит, скорее всего не ветер кружил песок вокруг себя и своей добычи, это песок кружил ветер и добычу в нем. Что уже похоже на Смертного Железной Бездны, Высшее Боевое Заклинание (до которого Уолту учиться еще лет сто), когда вызвавший Железную Бездну маг сливается с ней, обращая свое тело в железные частички и разумом растворяясь в каждой, а сознанием существуя как бы в виде поля. Алесандр рассказывал, что против такого Заклинания есть средство, которое действует недолго, но дает шанс убежать, потому что Смертный Железной Бездны почти непобедим, а для них, салаг, по статусу вообще равен вышедшему из Нижней Реальности Верховному Убогу.

Молниевая Сетка. На время она прерывает связь разума между железными частичками и раскалывает поле сознания. Пока Смертный Железной Бездны ворочается в электрическом коконе, можно сбежать и спрятаться, а если есть портальный Свиток — вообще свалить подальше…

Теперь можно просто добить. Жаль, так хочется изучить это создание, способное порождать Поле Сил без обращения к Началам, Стихиям или древнейшей магии крови, но вряд ли Алесандр порадуется подобному подарку, когда Уолт вернется. А упырям его тоже оставлять нельзя. Что ж, попробуем соблюсти Эдикт хотя бы частично.

Локусы Души, еще подпитываемые Рукой Исцеления, потянулись импульсами к Свитку. Из оставшихся лучше всего подойдет Серая Слякоть, пусть этот провалится сквозь водный портал в Болото Нижних Реальностей. Оттуда ему не выбраться никогда.

Уолт приготовился активировать Свиток, и тут вздрогнула земля. Нарастающий гул накатывал из тех мест, где их разлучили с Понтеем. Ракура обернулся. Огромное пылевое облако неслось прямо на него. Магистр не успел выругаться, как его накрыло с головой.

— Охренеть! — благоговейно пробормотал Вадлар.

— Понтей, ты мог хотя бы предупредить. — Иукена пнула ногой Фетиса, который после удара воздушной и звуковой волн оказался на ней и Сива.

— Я и сам не знал. — Понтей поднялся, отряхнулся от пыли и с тревогой ощупал сумку. Вроде все в порядке. С вещами. А вот со степью…

После Феникса боевого мага этот кусок Границы выглядел довольно плачевно, напоминая сгоревшую яичницу, а то место, куда ударил Феникс, — пьяную вечеринку вулканов. Но после Сферы Ночи, использованной Понтеем…

Огромного куска земли просто не было. Гигантский провал, огромный котлованище зиял на месте настоящего и фальшивого холмов. Будто боги решили пробить дыру до Нижних Реальностей, слегка позабыв, что между Градом богов и Хоромами убогов расположен мир смертных.

А еще от этой дыры несло небытием, точно само Ничто уютно расположилось в ней. Не было ни запахов разложения, ни ощущений тонкой боли, как бывает, когда гибнет план элементалей той или иной Стихии (а элементалей Земли исчезло после Сферы Ночи немало), ни напряжения в глазах, когда бог или убог подчищает за собой структуры реальности, убирая следы своего пребывания в Равалоне. Ничего этого не было. Просто было чувство, что там теперь — ничего. Не просто отрицание сущего, а даже — отрицание, которое отрицает отрицание.

Сходить проверить, что вызывает такое чувство, никому почему-то не хотелось. Все мысленно простили судьбе то, что их отшвырнуло метров на сорок от зоны действия Сферы Ночи.

— В следующий раз, когда будешь эту штуку использовать, извести меня письмом за неделю, ладно? Я на время куда-нибудь перееду. Подальше от тебя. — Вадлар, сидя на земле, восхищенно наблюдал разрушенную картину, а потом развил свою предыдущую мысль: — Слушай, а подари мне такую Сферу, а? Хоть одну штучку.

— У тебя есть Посох, Вадлар. Не приставай.

— А ящик с Ожерельем не пострадал после этой твоей Сферы? — спросила Иукена, вглядываясь в сторону кратера.

— Не должен вроде. Там столько антимагия, что он три Сферы по идее способен выдержать.

— Тогда где ящик? Я что-то его не вижу.

Понтей, зная, чего стоит тренированный взгляд лучницы, особенно лучницы Татгем, обеспокоился. Один Вадлар вертел головой, не особо интересуясь целью их вылазки за пределы Лангарэя.

— Эй, а куда господин маг подевался? Иукеночка, а ну-ка глянь! Мне его не видно.

Иукена проигнорировала просьбу Вадлара, однако тут к ней обратился взволнованный Понтей:

— Иу, быстрее отыщи мага. Это важно.

— Сдался он вам, — начала Иукена и осеклась. Взгляд Понтея был встревоженным до невозможного. — Ты что, думаешь, он стащил Ожерелье?

— Найди его, — уклончиво попросил Понтей.

— Эй-эй-эй! — вскочил Фетис. — Что там с магом не так?

Иукена полоснула взглядом по окрестностям. Ее Сила Крови не давала ей чего-то подобного Внутреннему Взгляду Дайкар, но смотреть на далекие расстояния она умела.

Вот убоги побери! Глаза упырицы расширились.

— Понтей! — крикнула она, указывая в сторону Диренуриана. — Там… беда!

Ахес, разъяренно рыча, посылал порывы ветра, перемешанные с землей до такого состояния, что по ударным свойствам они напоминали таран гномов. Маг только и успевал их отбивать. А ведь были еще травы Тавила, то и дело пытающиеся напасть на него прямо из-под земли, ранить или опутать его ноги и вывести из строя. А потом убить.

Так чуть не получилось во время первой совместной атаки Тавила и Ахеса, когда мага спас меч, удлинившийся и изогнувшийся дугой. Он разрезал Пики Травы, бьющие в спину человека. После этого маг наложил Заклинание на область под ногами, сжигающее любое растение в том месте. Ну, ничего. Пока можно бить лианами с режущими цветами. Заклинание долго не продержится. Когда Ахес становился берсеркером, он выкладывался на полную, не щадя себя. Похороны Неба и Земли он не сможет провести, но все равно его морфе сейчас настолько разрушительна, что маг только и может ставить защитные поля вокруг себя.

Тавил глянул на Ахеса.

Да, Заклинание долго не продержится. И Ахес, судя по его виду, тоже. Постоянно распадающийся на песок и ветер, не держащий себя в форме, смазанным абрисом напоминая себя прежнего, Ахес продолжал действовать только на боевом безумии. Сейчас бы его энергию, да тащить ящик до Диренуриана. Но Ахес не остановится, пока не прикончит мага.

Сейчас он был очень похож на Олекса. Впрочем, ведь это он обучал Олекса.

…Когда шар ярко засиял и по его поверхности побежали эннеариновые разряды, испуганный мозг Тавила родил идею. Безумную, ничем не обоснованную, опасную идею. И Тавил, напрягая всю ту силу, которой он собирал вокруг себя растения, перенаправил ее на другое. Говорят, в моменты смертельной опасности организм открывает в себе неизвестные запасы сил и дарит шанс совершить невозможное. Может, и так. Но задуманное Тавилом осуществилось. Все собранные им растения сконцентрировались под ним и ящиком, напряженные, как упругая пружина. И когда вокруг шара засияли магические цвета, Тавил освободил «пружину», швырнувшую его и ящик высоко в небо.

Ад, который начался за спиной, он не успел увидеть. Впрочем, он не жалел об этом.

А дальше, видимо, решили пошутить боги. Потому что Тавил, мчась в аэре, увидел, как Ахес попал в ловушку мага, которого ударной волной оттащило от кокона молний. Решение пришло само. Или его послали те боги-шутники.

Он отрастил некое подобие крыльев. Порвав плащ на спине, он создал эти крылья из растений, выращенных из собственного тела, и просто направил ящик вниз, на кокон. Если ящик более-менее прикрыл их от той огненной твари, то с каким-то коконом он тем более справится.

И он справился.

Разбив Заклинание, ящик освободил Ахеса. Хорошо, что он был не в оформленном теле, подумалось тогда Тавилу. Будь он оформлен — и ящик раздавил бы его ко всем убогам…

А потом маг попытался атаковать их, видимо использовав магический Свиток, потому что сначала развернул какую-то бумажку, а потом перед ним треснул, разваливаясь на две части, мир, а из получившейся небольшой дыры, булькая и пенясь, хлынул поток красной воды. Однако Ахес уже пришел в себя и мощным порывом ветра разрезал поток пополам, просто-напросто отшвырнув его в стороны. И атаковал мага, бегущего к ним, вытащившего из земли меч и разворачивающего еще один Свиток.

Надо поторопиться. Ахеса надолго не хватит. Затон… Кстати, а куда подевался Затон? Где он был все это время?

Неужели…

Маг отбил еще один удар ветра, и Ахес рассвирепел окончательно. Плевать! Чего бы это ему ни стоило, но этот маг живым не уйдет.

Ахес остановился. Еще два ветряных удара мчались в мага один за другим. Этого времени ему должно хватить. Если бы еще тело не распадалось…

Ахес сложил руки перед грудью. В ладонях завертелся черный смерч, вытягивая из него самого частицы морфе и создавая удар, пользоваться которым Мастер разрешил только в особых случаях. Сейчас ведь такой случай, да, Мастер?

«Я был первым, Мастер. Первым среди тех, кому ты дал энтелехию. Я был первым, с кем ты отправился в мир искать других, способных выдержать энтелехию. Конечно, Эвана была с тобой с самого начала, но и я был с тобой с того момента, когда начался отсчет времени эпохи, в которой твое имя будут почитать наравне с именами Бессмертных.

Сельхоф со своей религиозной верой прав лишь в одном. Ты изменишь этот мир. И я буду тем, кто поможет тебе в этом.

Поэтому я не имею права проиграть.

Поэтому я не проиграю…»

Смерч вырос до размеров самого Ахеса, тонкой «ногой» извиваясь в его руках. И как плетью, Ахес замахнулся им и выбросил в сторону мага.

Теперь все.

После того как очередной удар пришелся на заклятия Защиты, Уолт почувствовал, что его тянет в сторону врагов. Он никак не ожидал, что появится второй, который освободит первого. Снова дурацкая привычка работать в команде. Нет, нужно предложить Алесандру разработать какой-то курс, готовящий боевых магов к одиночным действиям.

Да, нужно. Если, конечно, удастся остаться в живых…

Уолта тянуло к врагам, а он не мог пошевелиться. Ветер не нападал, заклятия под ногами продолжали сжигать растения, но он не мог ни развернуть Свиток Волн Смерти, ни произнести Заклинание, ни даже взмахнуть мечом, хотя это не было нужно.

Его словно затягивало в невидимую воронку, и он ничего не мог с этим поделать. Черный смерч, протянувшийся в сторону Уолта и засасывающий его, извивался, как живой, и лишал его свободы действий. Единственным, что не утратило свободу, были мысли, метавшиеся в голове. Но магией на уровне одних мыслеформ Уолт не владел: до этого уровня ему было еще дальше, чем до Смертного Железной Бездны. Проклятье! Что же делать? Что сделал с гиле этот смертный, если боевой маг Школы Магии ничего не может? Да кто они такие, эти существа?

Не о том думаешь, Ракура! Соображай, как выбраться! Тебя затягивает неотвратимо, но ведь и второй враг не бьет по тебе лианами, значит, и у этого оружия есть ограничения! Нужно только их найти и… И что? Ты ведь не можешь пошевелиться, Ракура. Отыщешь слабое место, но ничего не сможешь сделать. А что, если?.. Нет. Ни за что. Эта Сила не должна просыпаться. Она не для этого. Что ж, видимо, не избежать очередной Тиэсс-но-Карана.

Проклятье, даже глаза закрыть не удается…

— Йа-а-а-аху-у-у! В Ночь Кровь Перерождающего!

На юге сверкнуло октарином. Локусы Души ощутили мощный выплеск Силы, а следом колоссальный разряд магии ударил по вытянувшемуся черному смерчу и разрубил его, точно топор дровосека гнилую деревяшку.

Ахеса и мага раскидало в разные стороны. Тавил, с неодобрением наблюдавший, как Ахес использует Плеть Похорон, выругался и едва успел поймать товарища в плотный травяной ковер. Откуда взялся этот магический удар? Неужто упыри успели?..

Точно. Вон, подбежали к магу, помогают ему подняться. Кажется, один вдруг упал, но ему никто не помогает. Убоги с ними, надо сваливать отсюда!

— Ахес! Ахес!!!

Вот дерьмо! Его морфе опять начало преобладать, и тело не сохраняет даже ту слабую форму, что удавалось удерживать до этого. Не зря Мастер запретил ему использовать Плеть Похорон, не зря.

Это что же, он теперь один против мертвяков и мага? Против странной магии, аналогов которой Тавил не знает? А если они опять применят тот шар? Что же делать?

А сзади в небо ударил декариновый столп света, и волны холода покатились по земле. Тавил поежился и медленно повернулся.

Хуже не придумаешь.

— Господин маг!

Живущие в Ночи помогли ему встать, а ухмылявшийся Вадлар, жестикулирующий руками, как подвыпивший чародей, вдруг ни с того ни с сего грохнулся на землю. Уолт помотал головой, возвращая ясность сознанию.

Фетису тем временем никто не помогал, а Понтей даже сказал:

— Я тебя предупреждал, мучайся теперь.

— Ничего, — пробормотал Вадлар. — Я сейчас… восстановлюсь.

— Как он сумел выжить, Понтей? Твоя Сфера Ночи там все уничтожила, но он жив и ящик с Ожерельем у него.

— Если бы я знал…

— Не знаю, что вы там делали, но этот свалился на меня с неба и все испортил этим вашим ящиком.

Уолт вскочил на ноги и поменял Свитки. Нет, Волны Смерти пусть подождут. С этими надо разбираться быстро и безжалостно.

— Ничего, бежать они не могут. — Боевой маг злорадно оскалился. — Вон того, который на траве валяется, я здорово потрепал. Как и он меня, стоит признать. Спасибо за помощь, но, позвольте, я продолжу.

Засунуть Убийцу Троллоков в ножны. Достать Свиток Вызова.

Заклинание из Высшей Магии, но настроенное так, чтобы Локусы Души Магистра уровня Уолта смогли оперировать с магией Вызова. А вот маги рангом помельче не раскрыли бы Свиток. Силенок не хватило бы.

Снять блокирующую печать. Настроить фазы Локусов на паттерны Свитка. И — освободить магическую мощь, которая раскроет тайный проход между миром смертных и Бессмертных, впуская в Равалон существо из иного измерения, несущее Весть о том, что договор между смертными и Бессмертными выполнен. Вестник — существо, которое боги и убоги дарят в обмен на жертвы смертных.

Декарин осветил лица мага и Живущих в Ночи. В небеса умчался сияющий столп, обдав холодом окружающее пространство. Затем столп съежился и уменьшался, пока не превратился в высокую фигуру.

Таким Уолт его себе и представлял. Подернутый темным маревом, обладатель таких развесистых рогов, что любой старый олень обалдеет, вместо ног — десятки щупалец, покрытые слизью, мерзкой даже с виду, а когда это выдыхает воздух, то из пасти вытекает зеленоватый дымок. Ну да, и еще здоровая коса с ледяным лезвием, от одного взгляда на которое становится холодно. С таким, гм, точно не пожелаешь встретиться в темном переулке. А если и пожелаешь, — то только врагам.

— Кого?! — проревел Вестник, воздев косу над собой.

Вопрос был адресован Уолту, но при этом Вестник так кровожадно посмотрел на упырей, будто для себя он однозначно на свой же вопрос ответил.

«Кого?» Вот так вопрос!

Божественный Вестник хотя бы интересовался, не хочет ли Вызвавший его что-нибудь построить. Убоговского Вестника такие мелочи не трогали.

— Тех двоих. — Уолт указал за спину Вестника.

С сомнением окинув взглядом Живущих в Ночи, точно не уверенный в выборе Вызвавшего, а точнее, абсолютно уверенный, что он ошибается, Вестник развернулся и пополз к двум смертным. Двигался он не так быстро, как можно было подумать, исходя из его природы креатуры Бессмертных, но и те двое вряд ли окажутся проворными и смогут убежать. Разве что бросив ящик, но и тогда Вестник будет преследовать их, пока не догонит. А в случае чего обратится к Силе Нижних Реальностей.

О, а один из двоих даже попытался сопротивляться. Десятки лиан попробовали обмотать Вестника, а после того, как он одним взмахом косы превратил их в ледышки, целый рой лепестков, сорвавшийся с выросших из земли цветов, завертелся вокруг него. На лепестки Вестник просто дыхнул, и они растворились в его дыхании все до единого.

У смертных есть шанс справиться с Вестником. Уолт, например, будь он полон сил и Заклинаний и предварительно подготовившись, в компании Удария и Алфеда Лоса смог бы потягаться с Вестником. Те существа, которые прорывались из Нижних Реальностей или из соседних Равалону миров, были подобны Вестникам, и потому боевые маги могли в случае чего разобраться и с ними. Но опять же — заранее подготовившись.

Сейчас бы Вестник разделал Уолта, как повар говядину на котлеты.

Впрочем, сейчас говядиной для Вестника были те двое смертных.

Отступать некуда. Или сражаться и погибнуть от рук убоговского Вестника, или бросить груз… и тогда Мастер накажет так, что поневоле пожалеешь, что не прикончил Вестник. Дерьмо! Маг и упыри слишком обессилили его с Ахесом. Ахес так и вообще почти вырубился.

Морфе уже почти нет, а ведь нужно оставить немного на Розу Перерождения, если Вестник все-таки прикончит их…

Еще попытка. Тавил вонзил руки в землю. Прямо перед убоговской креатурой зашевелилась земля, выпуская салатовые побеги. Сравнявшись по росту с Вестником, трава сплелась, и на ее верхушку поползли лианы, скручиваясь в упругий шар, из которого выросли шипы, покрытые ядовитой жидкостью. Затем колючая верхушка начала раскручиваться вокруг своей оси, а стебель качаться вперед-назад. Пять таких «моргенштернов», выросших полукругом, ударили по Вестнику одновременно. Он махнул в ответ косой, разрезая стебли и замораживая их, но прежде чем лед добрался до верхушек, они отделились и полетели в голову Вестника. Он мотнул головой и поймал три колючих шара на рога. Два вонзились ему в лицо.

Вестник заревел. С лица посланника Нижних Реальностей закапала кровь, серебристо-синяя. Он отодрал шары и не глядя отбросил их. Один чуть не попал в упыря, лежавшего на земле, но его успел отбить маг.

Тавил сглотнул. Кажется, он только разозлил Вестника. Дерьмо! Морфе совсем ослабла.

Вестник решил не церемониться. Он занес косу над головой, вокруг нее зазмеились Знаки, будто впечатывающиеся в реальность письмена, которыми убоги решили раскрасить действительность, затейливые иероглифы, сквозь которые прорывалось безумство, в котором жили все населяющие Нижние Реальности существа. Вестник накапливал Силу для единственного удара, после которого от цели не должно было остаться и следа.

Тавил зажмурился. Видимо, он вернется к Мастеру один и без груза. И понесет все наказание в одиночку. Но сейчас придется погибнуть, иначе эта бестия не отстанет, слышал он о Вестниках — тварях, преследующих свои жертвы до самого конца света…

Сейчас…

Удар должен был быть уже нанесен. Но его не было. Тавил рискнул и приоткрыл глаз. Вестник, удивленный, продолжал держать косу над головой, а Знаки исчезали, а вместе с ними исчезала и Сила, разрушительная Сила, уничтожившая бы Тавила и Ахеса одним ударом.

А потом по Вестнику заскользили тени. Уже различимые в предрассветном мире, они появлялись из гротескной тени самого Вестника и серой сетью опутывали убоговскую креатуру. Похожие на схему смертного, тени покрыли все тело Вестника, с щупалец до головы. И, когда тень легла на рогатую голову, Вестник взревел, неспособный пошевелиться, а его собственная тень начала распадаться на куски. А следом за тенью стал разваливаться и Вестник, брызжа серебристо-синей кровью из расчлененного тела и ревя, как забиваемый бык. Он начал мерцать, выбрасываемый гибелью своего Вызова в мире смертных обратно в измерение Нижних Реальностей. Его части валились на землю, заливая ее кровью и тут же эту землю разжижая.

— Два идиота. Как вы смеете, если Мастер не разрешил вам погибать?

Рядом с Ахесом стоял Затон. Голый, злой, наполовину обвитый тенями. И живой. Тавил вздохнул. А он боялся, что Затон погиб.

— Какого?.. — Глаза боевого мага полезли на лоб.

Глаза Понтея пытались соревноваться с глазами Магистра. Вадлар перевел взгляд с одного на другого и попытался им подражать. Ничего не вышло. Может, глаза на лоб могут лезть только у обладающих расположенностью к магическому Искусству? Кто знает? Может быть…

Единственное, что понял Фетис, причиной перемещения глаз была смерть здорового монстра, созданного магом и наущенного на двух смертных возле крупного прямоугольного ящика. Наверное, монстр не должен был погибнуть или не должен был погибнуть так.

Иукена молча натянула лук и послала стрелы в уже известных противников и вновь появившееся лицо. Странное и непонятное лицо, стоит заметить…

Один враг еще скрывался под черным плащом, пожженным и дырявым, другой сейчас был похож на песчаного ифрита, не имеющего постоянной телесной конфигурации, словно он все пытался вернуться в некую форму и не мог. Третий же был виден достаточно хорошо: кряжистая фигура, широкие плечи, мускулистые руки, волосатая грудь, голова, будто вбитая в тело, и кудрявая бородка торчком. Темная пелена скрывала его ноги, окружив их черными и серыми тенями. Это был гном. Гном со Знаком Отреченного. Совсем как тот, чьи останки Иукена и Вадлар нашли возле развороченного холма.

Нет. Это тот же самый гном. Без сомнений. Ведь Понтей говорил, что Знак Отреченного, имеющий общую для изгоняемых внутреннюю форму, отличается рисунком снаружи, рассказывающим о проступке. Этот рисунок, изображавший нечто вроде хобгоблинов, напившихся и танцующих в обнимку, частично походил на тот, что они видели на останках.

Здорово. Гном-андед, совершенно непохожий на андеда. Чутье Живущего в Ночи упрямо твердило, что гном живее всех живых, что он такой же живой, как и Уолт Намина Ракура, по крайней мере, кровь его живая, несет в себе частичку Жизни, которую некогда Тварец вдохнул в Природу.

А потом гном повел себя неправильно. Не так должен вести себя обычный гном, пусть даже и маг, судя по теням вокруг него. Нижняя его челюсть выдвинулась вперед, зубы увеличились, заострились на концах и покрылись шипами, верхняя челюсть разделилась надвое и свесилась по бокам нижней, уткнувшись в бороду. Лоб стал заостряться, одновременно вперед и вверх. А глаза ушли глубоко внутрь, словно вообще исчезли, оставив в веках провалы.

Стрелы Иукены сломались, не успев долететь. Треснули в полете и развалились, каждая на две части. Фетис мог поклясться, что за миг до этого видел, как из круговорота, клубившегося вокруг гнома, взметнулись серые пятна. Они впились в тени от стрел и разломали сначала их. Упырь непроизвольно уставился на собственную тень.

— Это похоже на трансформу Уккар, — пробормотала Иукена.

Да, действительно похоже. Будь это не гном, а человек — и тогда бы это один в один была трансформа Уккар Живущих в Ночи, чья Сила Крови — Ночная Арфа, умение слышать звуки и подражать им.

Но это не человек. Это гном.

А вот незадолго до этого был человек, с которым остался сражаться Нугаро. И его изменение походило на трансформу, но трансформой не являлось. А это изменение гнома уж слишком напоминало трансформу Уккар, но то же самое — не являлось ни трансформой Уккар, ни вообще трансформой… Но, убоги побери, это уж слишком! Ну просто один в один трансформа Уккар!

Не может быть. Гномов-упырей не бывает. Гном-упырь — это… это… это… Это какое-то, уж простите, искажение нормального порядка вещей, строя космоса, структуры мироздания, если на то пошло. История упырей не знала ни одного факта Перерождения смертных не из человеческой расы. Только люди после Перерождения становились носителями Сил Крови Живущих в Ночи. Другие расы, если их кровь пили и давали пить свою упыри, не менялись, а просто умирали. И Жажду кровь других рас не усмиряла, даже, наоборот, иногда усиливала. Иногда и отравиться можно было, если пить кровь не-человека…

Только люди могли стать упырями.

Так что другие расы ненавидели упырей в первую очередь за то, что они не-живые. Наверное, это просто какая-то бессознательная ненависть живого к не-живому. Говорят же, что Природа не терпит пустоты, так, наверное, и Жизнь не терпит не-жизнь…

Да, только люди могли стать упырями.

Но этот гном… Что же он такое?

— Как он сломал мои стрелы? Понтей? — Татгем не торопилась продолжить стрельбу, но тем не менее не спускала глаз с врагов, которые вроде тоже не особо спешили нападать.

— А как он убил Вестника Нижних Реальностей? — отрешенно ответил Иукене Сива, продолжая пялиться на то, что осталось от призванного магом чудища.

— Неизвестно. — Магистр уже пришел в себя и закатывал рукава. — Я не успел засечь магии… и даже гиле, которое он использовал…

— От тебя толку, что во время чумы от лекарства от кашля, маг, — сказала Иукена. — Ты вон даже того песчаного смертного прикончить не сумел.

— А вы прям втроем того растительного смертного на кресте по всем правилам роланского законодательства распяли! — неожиданно зло огрызнулся маг. — То-то он такой мертвый!

— Эй-эй! Мы вроде тех троих должны прикончить, а не друг друга! — встревожился Вадлар.

Магистр выглядел… ну, расстроенным донельзя выглядел Магистр, и расстройство это явно хотел спихнуть на кого-то другого, возможно даже использовав в качестве канала передачи огненный шар.

— Сейчас я этим и займусь, — процедил Намина Ракура.

Разумно не уточнив, чем именно займется маг, — прикончит кого-то из них или тех троих, — Фетис предусмотрительно отодвинулся в сторону. На его месте это сделал бы каждый, завидев, как вокруг мага начинают блудливо извиваться молнии.

Маг вскинул руки над головой и… И не своим голосом завопил:

— Назад!!!

— Возьмите. — Затон, не сводя глаз с врагов, протянул желтую пилюлю, надкушенную с одной стороны. — Она должна была достаться Олексу… Разделите на две части и уходите. Ее действия должно хватить до Диренуриана и дальше.

— Все хорошо, но Ахес совсем не в состоянии… — Тавил с сомнением взглянул на расплывающийся силуэт товарища. — Кажется, там состояние только агрегатное…

Он не спрашивал, почему Затон велит им уходить вдвоем. Тени вокруг гнома и так все объясняли. Мастер ведь строго-настрого запрещал делать это, говорил, что сам толком не знает, чем эта техника, выдернутая из Астрала другого мира, может быть чревата. Кроме одного, весьма печального для Затона, эффекта.

Даже так, значит. А Тавил надеялся, что Затон прибег к другому способу, хоть бы даже и к своей энтелехии.

Затон сунул руку в хоровод теней и вытащил бутылочку со светящимся октарином зельем.

— Полей его этим — и уходите. Я разберусь с человеком и упырями.

— Ты… уверен?

Странно даже. Олекс наверняка умер — и ему было на это плевать. Но Затон… Странно. Почему-то то, что должно произойти, было ему не безразлично. Столько лет спустя после Золотой Лозы… Дерьмовое дерьмо! Самое дерьмовейшее дерьмо из всего дерьма этого мира!

Так Тавил мог смотреть на мир даже без пилюли. Тем более — в такой ситуации.

— Уходить в Тень… это удивительно…

Больше Затон не сказал ни слова. Слова были не нужны.

Октариновая жидкость подействовала сразу — тело Ахеса приняло стабильную форму. Объяснять ему ничего не надо было, его сознание и так витало рядом, следя за событиями. Поэтому когда Затон вскинул руки и предрассветный сумрак стал темнее, словно ночь решила побороться с днем за власть над миром, Ахес, не мешкая, схватил ящик и рванул в сторону Диренуриана, да так, что Тавил едва поспевал за ним. Затон не намерен шутить. Человек и упыри теперь так просто с ним не справятся, даже используй они снова ту огненную хрень.

Однако…

Отдалившись на приличное расстояние, Тавил зачем-то оглянулся. Смысла в этом действии не было. Но почему-то…

Эти слова так и не были произнесены.

Прощай, приятель.

Это была словно поднявшаяся до неба стена. Вибрирующая, дрожащая, можно даже сказать живая (но разве в том же смысле, что и упыри), потому что стена была из теней — серых и черных, напоминавших видом своим голодных бхутов из Южной Страны, вечную головную боль местных брахманов-некромагов. Стена выросла вмиг из точки в кругу теней вокруг странного гнома, который походил на упыря, но упырем не был, потому что не бывает гномов-упырей…

— Ну и?..

Уолт проигнорировал Иукену.

— Ну и?! — с нажимом повторила упырица.

Уолт не реагировал.

— Ну и какого хрена мы бежали назад?! — заорала Татгем.

«А действительно?» — Вадлар со смущением вспомнил, что, когда маг закричал: «Назад!», он первым же и припустил, лишь из-за тумана в голове после применения Посоха Ночи не голося: «Мы все умрем!» — для поддержания атмосферы. Они бежали до тех пор, пока Иукена не оглянулась и, остановившись, не сообщила магу, что она думает по поводу его зачатия безголовой орчицей от отрыжки ее пьяного брата-орка. Маг, надо признать, стойко воспринял откровение по поводу таинства своего рождения и ничего не ответил Иукене, а просто принялся рассматривать голую степь и уменьшившиеся фигурки врагов.

А потом резко выросла стена из теней, и все. И все.

— Уважаемый Магистр, мы, видите ли, кажется, слишком отдалились от цели, — пробормотал Понтей. — Может, стоит вернуться? С этой стеной мы, я думаю, разберемся и с помощью Клинков Ночи, если вы боитесь, что ваша магия не совладает…

— Да не совладает его магия! Лучше бы еще кого-нибудь из Татгем взяли. Мы бы их залпом накрыли, делов-то!..

— Вы слово «интуиция» слышали? На макатыни означает «всматривание», «вглядывание», попросту говоря — «пристальное рассматривание». — Намина Ракура присел на корточки и стал чертить круги на земле. — И вот это пристальное всматривание мне ой как не нравится тем, что оно моему внутреннему взору показывает.

— Внутреннему Взору? — оживился Вадлар. — Да вы прям как упырь!

Уолт так и замер с пальцем, воткнутым в землю.

— Надо же, — деревянным голосом произнес он. — Просто здорово. И чем же я на упыря смахиваю?

«Кажется, он обиделся». — Вадлар криво усмехнулся.

— Ну, у нас есть клан Дайкар, и у них есть Сила Крови, и Сила Крови эта зовется (набор шипящих звуков), что на Всеобщем значит — Внутренний Взор. Вы сказали, что у вас внутренний взор, вот я и подумал…

— В чем дело, маг? Тебя оскорбило сравнение с Живущим в Ночи? Есть проблемы с этим? Можем обсудить. Только не забудь при этом о Союзе Создателей Совершенного Разума[19]. Давай о них сначала поговорим, о том, что они делали, а потом и о кровожадных не-живых…

— Надо же, как много мы знаем, — проворчал Ракура и продолжил рисовать круги.

— Господин маг! — Голос Понтея был каким-то безрадостным. Кажется, он не собирался рассказывать о забавном случае из жизни упырей. — Кажется, интуиция вас не подвела. Вы чувствуете?

Магистр поднял голову и посмотрел в сторону «стены».

— Чувствую. Даже более чем…

— Чувствую. Даже более чем…

Сложно не заметить такого напора тонкого гиле, что существует на уровне яви и не-яви — вроде и есть что-то, во что можно воплотить Силу, а вроде и нет. Последний раз подобный напор тонкого гиле он ощущал разве что во время церемонии поступления — когда на Архиректора совершалось очередное покушение и тот, не рассчитав Силы, взорвал не только комнату с убийцей, но и площадь, где возбужденные абитуриенты, весело переговариваясь, ждали приветственной речи Эвиледаризарукерадина. Хорошо, что это была только отдача удара Архиректора, а не эпицентр заклятия, — мучился бы сейчас с упырями другой, более везучий (или наоборот?) аспирант.

Уолт бросил взгляды по сторонам. Вот оно что. «Стена» загнулась и с огромной скоростью уже смыкалась у них за спиной. Скорее всего дальше она начнет сжиматься. Ага, так и есть. Странно, почему враг не использовал куполообразную форму атаки, ведь так вернее не дать им вырваться. А если бы Уолт воспользовался левитацией? Враг же не знает, какой магией он владеет.

«Стена» сжималась быстро, и Уолт глянул на рисунки. Успеет? Или нет? Какие там еще Свитки остались? На всякий случай надо подготовиться. Хоть свою шкуру спасти… Упыри, конечно, славные ребята, но для себя он всегда на первом месте.

Славные ребята, гм. Фетис уже его с упырем сравнивает. И ведь обидно не сравнение, нет. Обидно, потому что там, глубоко внутри, что-то ухмыляется, услышав подобное сравнение. А это значит, что упырь случайно задел место, которое не должно было «задеваться». Убоги дери, это задание куда сложнее, чем думалось поначалу, перерасход Силы может привести к совершенно ненужным результатам.

Упырь, да?..

Архиректора бы сюда. Не в смысле чтобы помог, а в смысле чтобы вообще поменяться с ним местами — он с Живущими в Ночи пускай любезностями обменивается, а Уолт с удовольствием посидит на его золотом унитазе.

— Эй-эй-эй! — завертел головой Вадлар. — А это что еще такое вокруг нас?

Так, уже и упыри заметили.

— Противник смыкает стену из теней. По всей видимости, собирается нас раздавить или поглотить. Мы, как дураки, остановились, и он окружил нас. Никто не видел, как он строил стену с боков и сзади, ну да, видимо, он просто послал тени во все стороны, вот мы их и просмотрели. — Уолт замолчал. Понятно! Вот почему он не создал купол! Это все объясняет и…

— Кажется, господин маг что-то придумал, — сказал Вадлар Понтею.

— Придумал, — согласился Уолт. — Уважаемая Иукена, не могли бы вы выстрелить в приближающуюся стену?

— Иу, не спорь, пожалуйста, — предупреждающе попросил Понтей. — Сделай, как говорит господин маг.

Упырица молча подняла лук. Две стрелы унеслись в сторону сплетенных теней, без сопротивления вонзились в них и исчезли.

— Понятно, — пробормотал Уолт.

— Я потратила две Стрелы Ночи на то, чтобы ему что-то стало понятно, — проворчала Иукена. — Лучше бы свои огнешары швырнул.

Шипение пламенного разряда прервало речь Татгем. Фаербол умчался в сторону «стены» и был так же без вреда для себя ею поглощен. А сама стена находилась уже рядом.

— Понятно, — повторил Уолт. И посмотрел на небо, где звезды готовились отправиться по домам. — Понятно. Уважаемые Живущие в Ночи, прошу вас сейчас только об одном.

— О чем? — явно предвкушая феерическую игру Заклинаний с кучей световых и разрушительных эффектов, поинтересовался Вадлар.

— Сильно не пугайтесь, — попросил Уолт, присел и хлопнул обеими руками по кругам.

И наступила тьма.

Затон Ушел в Тень. Ни он, ни даже Мастер не знали до конца, что это значит. Просто, сумев заглянуть в Астрал иного мироздания, Мастер сказал Затону, что это умение называется именно так — Уход в Тень. Вызов мириада сущностей, полуреальных, полусуществующих, призыв креатур, что в ином мире обладают и телом и кровью, но в мире этом подобны теням, черно-серым слепкам действительности, — вызов и слияние с этими сущностями — вот что такое Уход в Тень. Высшая техника его морфе, в чем-то даже превосходящая энтелехию, но существенно уступающая ей в одном простом пункте.

После энтелехии у Затона не было шансов умереть.

После Ухода в Тень — шансы значительно повышались.

Однако…

— Получай, тварь! — Удары сыпались один за другим. Затон уже не чувствовал боли, только толчки, а душа никак не хотела покидать тело. Почему? Почему его просто не убьют? Почему не вонзят нож в грудь, в живот, в горло? Почему ему всегда оставляют жизнь? Ведь он слаб и сам не может наложить на себя руки, не способен лишить себя дара Кузнеца Гор, который рассыпал Угли из Горна в горах и дал жизнь Подгорным Народам.

Иногда казалось, — все, довольно, больше он не может терпеть унижений и позора, что он готов затушить Уголь из Горна, и предстать перед Кузнецом в его Кузнице, сгорая от стыда и бесчестья, и быть растолченным в новые Угли, вместо того чтобы стать Подмастерьем и помогать Кузнецу. Но каждый раз страх перед окончательным небытием гнал его с моста, выдергивал из веревки, отбрасывал нож от вен, возвращал в теплый город…

— Скотина! — Совсем молодой гном, с небольшой темной бородкой, неумело ударил его в нос. Кровь забрызгала кулак гнома и тот рассвирепел еще больше. Схватив Затона за шею, он принялся душить Отреченного, вдобавок молотя его головой о мостовую. Кажется, это отрезвило его товарищей, таких же молодых гномов, как и он сам.

— Эй, полегче, убьешь Проклятого и запачкаешь душу! — Другой гном дернул вошедшего в раж за рукав. — Только Кузнец имеет право погасить его Уголь! Не вздумай гневить Кузнеца!

Гном опомнился и отпустил Затона. Поднялся, брезгливо отряхнул руки, ударил сжавшегося Отреченного ногой.

— Идемте, — бросил остальным.

— А с этим что? — спросил кто-то.

— Пусть валяется здесь. Подохнет — так сам виноват. Мы ж его не убьем? Тут вечером крысолюды лазят — может, его на ужин себе пустят.

Шумно переговариваясь, компания удалилась, оставив избитого Затона в темном переулке, заваленном мусором. В тот момент он думал, что вот он — конец. Что наконец-то все. Что молодые гномы сделали то, на что не способен был даже он сам.

Отреченный.

Тогда вспомнилось — как крепкие жрецы тащат его к алтарю, как Наместник Кузнеца под Горой неторопливо зачитывает приговор:

— За непослушание Заветам и обращением к Запретному — да будет наказан. За Сотворение Неподобающего — да будет наказан. За обращение к Знаниям Бездны — да будет наказан.

Он не знал, не думал, что его безобидная игрушка, способная говорить несколько слов, Неподобающее. Он не знал, не думал, что должен спрашивать разрешения, когда делал только для себя. Он не знал, не думал, что брошенные жрецу слова — «А зачем жить без нарушения законов?» — крамольны.

Он не знал, что это карается Отречением.

Когда Знак Отречения ставится гному — тот больше не может находиться в горах. Его гонят из гор, он не может к ним даже приблизиться, он для Духа Гор навсегда Порченый.

Когда Знак Отречения ставится гному — ни один другой гном не поможет, даже если Порченый будет умирать у него на глазах.

Когда Знак Отречения ставится гному — каждый гном должен гнать его от себя и выдворять из мест поселения Подгорного Народа вне гор.

Когда Знак Отречения ставится гному — любой гном может сделать с ним что угодно, даже продать в рабство, чего никогда не сделает по отношению к соплеменнику.

Разве что убить носящего Знак Отречения не могут другие гномы. Впрочем, сам Знак Отречения делает это вместо них. Гном, которому ставили Знак Отречения, предпочитал уйти из жизни, чем влачить жалкое существование.

А он не смог.

Может, он теперь умрет? И не придется уходить из города, когда за стенами бушуют метели. А здесь хоть немного, но теплее…

Так хотелось умереть…

Кто-то легко поднял его тело на воздух. Быстро разжал рот и влил в глотку отвратительную на вкус жидкость. Затон мелко задрожал, все тело будто жгли огнем, он закашлялся, всей грудью вдыхая воздух…

Нет. Он не хотел жить.

Пожалуйста, не надо. Прошу…

— Как интересно, Ахес. Ты только посмотри, это же гном-Отреченный. Впервые такого вижу. А ты?

Второй промолчал. Как потом оказалось, Ахес вообще не любил отвечать на очевидные вопросы.

— Почти уже умер. Ничего не напоминает, а, Ахес?

— Не надо…

Затон висел на руках второго, молчаливого, и первый наклонился, глядя ему в глаза.

— Вот даже как, — протянул он. — Нет, такие настроения мне не нужны. Если получил Знак, значит, за дело. Гном, который сделал нечто такое, за что получил Знак, мне пригодился бы. Особенно если звезды указали на него. Так что… Прислони его к стене, Ахес.

Потом первый что-то сказал второму, и тот удалился. Затон почувствовал, как начинает болеть тело, значит, вернулась чувствительность, значит, силы потихоньку восстанавливаются.

А потом вернулся второй. И его жизнь навсегда изменилась. Потому что Ахес положил перед ним головы молодых гномов, совсем недавно издевавшихся над ним.

— Сможешь так делать, если будешь жить дальше, — сказал первый — тот, кого он скоро назовет Мастером. — Если сможешь жить дальше. И твой Знак ничего не будет значить.

Он взял в руки одну из голов. Внимательно осмотрел ее. И засмеялся.

Кажется, теперь было ради чего жить…

Благодаря Мастеру он смог пожить еще немного. Благодаря Мастеру он сумел творить, не обращая внимания на Запреты Гор. Благодаря Мастеру…

«Спасибо, Мастер. Я смог пожить. Теперь можно и умирать. Благодаря тебе моя смерть будет иметь смысл. Ради тебя, Мастер, я готов умереть».

Тени смыкались над упырями и человеком. Кажется, они попытались ударить в тени стрелами или даже огнешаром. Бесполезно. Все, у чего есть тень, просто еще не часть его теней. Еще не — но вот-вот уже…

Когда его тени сомкнутся над магом и не-живыми, они станут подобны теням, сквозь которые сейчас мчит его душа. После этого он поживет еще немного. И хватит. Он должен был умереть еще тогда, в грязном, вонючем переулке.

«Я достойно отплачу, Мастер? Я достойно воздам за подаренную мне жизнь? Что за?!»

Все исчезло. Прежде чем Затон понял, что исчез не мир, а его чувства перестали воспринимать мир в Тени, безумный страх Ничто вышвырнул его из реальности Тени в обычный мир. Он был готов умереть, но не так, чтобы просто исчезнуть, — разум мог обманывать сам себя, но жить хотелось, хотелось еще немного пожить, пускай еще чуть-чуть, но пожить.

Он выпал из Тени и ничего не увидел. Вокруг была чернота и не было его теней. Это было не его рук дело, он знал закон для мира Теней — тени только там, где есть свет. А вокруг света не было. И не было его теней. Они исчезли в тот же миг, вся армада, что была вызвана его Уходом в Тень, все мириады серых и черных призраков, незаконных детей Света и Тьмы — исчезли все. И чернота вокруг не давала воззвать к ним, не давала призвать даже самую слабую тень. Об Уходе можно было и не думать.

Затон стиснул кулаки.

Так просто победить его? Так просто лишить послушных ему орудий? Вот так вот просто — проиграть?

Нет.

Нет!

— Что? Это?. Было? — раздельно произнесла Иукена, после того как выплюнула весь песок изо рта.

Уолт продолжал хлопать себя по ушам — ему казалось, что там остались ошметки земли.

— А я испугался! — поделился Вадлар. — Уж думал — Ночь в свои Чертоги меня грешного забирает! Все так сдавило, воздуха нет, под руками то ли задница Понтеюшки, то ли Иукеночки, так и не разобрал, как ни щупал. Признавайтесь, кто из вас это был?

— Великолепно, господин маг! — Понтей восхищенно смотрел на Уолта. — Так быстро распределить функторы Призвания Духов и скооперировать элементы магии Земли! Просто великолепно! Это же были тульпы, да? Как здорово вы с ними разобрались! Таким интересным образом использовать корреляцию Принципов в нашей реальности!

— Может, подаришь ему надел в своих владениях? — прищурилась Иукена. — Будешь приезжать к нему по утрам перед сном, беседы о судьбах магии вести? А то я вижу, что ты такой понятливый, все разумеешь, не то что мы, простые смертные, нас ведь другие вопросы интересуют.

— Ага! — кивнул Вадлар. — Меня вот, например, интересует, чья же все-таки там задница была? Или Понтей поправился, или Иукена похудела. Ой… — Фетис закрыл руками рот, но было поздно.

— Что ты сказал? — ласково спросила Иукена, наложив на тетиву сразу две стрелы и прицеливаясь в Вадлара. — Я ослышалась, или ты назвал меня толстой?

— Нет-нет, что ты, я имел в виду, что просто относительно Понтея твоя задница как бы мягче и приятней. Но та задница была слегка деформирована сложившимися обстоятельствами, я щупал-щупал, ну и подумал, что твоя должна быть больше… А, нет! Я имел в виду — приятней на ощупь, такая румяная, в смысле, милая и обстоятельная, со всех сторон. Ну, Иукеночка, ну я же не говорил, что ты толстая, даже наоборот, я говорил, что твоя задница просто… э-э-э… значительнее, что ли?

«Сейчас наш отряд уменьшится еще на одного члена», — подумал Уолт. Ну что ж, спасибо хотя бы за то, что отвлек упырицу и не нужно ей ничего объяснять, пусть это даже, судя по решительному лицу Татгем и нерешительному дерганью глазом Сива, последнее хорошее дело, что Фетис сделал.

Уолт оглянулся. Сзади высился очередной за сегодня рукотворный, точнее — маготворный, земляной холм колоссальных размеров. А именно таких, что в высоту был немногим выше теневых «стен», окруживших Магистра с упырями, а в радиусе точно охватывающих эти «стены».

Все очень просто. Тени, объединившись в мощное магическое поле, поглощали магические и физические объекты. Поодиночке на такое они не были способны, но гном количество перевел в качество. Однако гилетическая структура магических теней даже в новом полевом состоянии несла в себе уязвимость — тонкие взаимоотношения метафизик Света и Тьмы, порождающих Сумерки и Тень в своем полагании себя друг в друга, определяют существование магии теней, пусть даже и такой, что не похожа на магию теней, известную Уолту по курсам Школы, определяют в том смысле, что Тень возникает только там, где Свет склоняется перед Тьмой, а Тьма подчиняется Свету. Нарушь баланс в пользу одной из сторон — и Тень уйдет, как слуга, которому нет места на празднике господ, отойдет в сторонку и будет ждать случая, когда он снова сможет проявить себя.

Магия Тени. Магия создания магических теней — тульп.

Четыре магических Начала знает мир Равалона, четыре Принципа, что предшествуют Материи и Духу, Стихиям и Элементалям, Живому и Мертвому, Мужскому и Женскому, Флоре и Фауне, Естественному и Искусственному. Это Тьма, Свет, Сумерки и Тень.

Тьма и Свет — основные Начала, самые фундаментальные, им подчинены Сумерки и Тень, Стихии и Элементали, основные Принципы магического манипулирования реальностью. По крайней мере, в мире Равалона с его Небесами и Нижними Реальностями. В других мирах, как говорили им в Школе, Сумерки и Тень, будучи производными от Тьмы и Света, могут сильнее влиять на магические процессы. В Равалоне же Сумерки в основном использовались в магии Сокрытия, Тень — в магии Проникновения: тени идеально подходили для прослушивания комнат или наблюдения за другими смертными. Тульпы, магические тени, легко добавлялись к естественным теням, легко удлинялись, проникая в незаметные щели, но все это требовало проведения определенного ритуала. Хороший амулет легко блокировал созданные волшебством тульпы. В боевой магии слабому волшебству Тени так и не нашлось места. Однако кто-то сумел каким-то образом приспособить ритуальную и, как следствие, требующую много времени для осуществления магию Тени к сражению.

Гм, сначала человек, которому магические удары что горох об стенку, теперь гном, который использует Тень для боя. И оба не упыри, хоть и похожи как две капли воды на упырей…

Хорошо, что с гномом удалось так быстро разобраться.

Стоит признать, что восторг Понтея по поводу успеха Магистра был не совсем обоснованным. Уолт готовил удар магией Земли, надеясь Земными Волнами пробить сжимавшуюся ловушку из теней. В конце концов, Земля — лучшая из Стихий, которой мог управлять Уолт, недаром Джетуш Малауш Сабиирский присмотрел его к себе в аспиранты, хотя любимой Стихией Уолта был Ветер. Впрочем, времени на любимую трудоемкую Стихию не было совсем, и Намина Ракура работал с тем, к чему были лучше всего приспособлены его Локусы Души, и так изрядно уже потрепанные. Обращение к сложной Стихии могло окончательно их подорвать. Впрочем, это к делу не относится. Другое дело, что когда Уолт обнаружил, что «стена» загибается, но открытым остается небо над ними, он решил проверить одну догадку. Ни стрелы Иукены, ни его огнешар вреда «стене» не причинили, а значит и Земные Волны могли напрасно потратить Силу. Оставалось заставить тени исчезнуть, а для этого нужно заставить исчезнуть или тьму или свет, предоставив свободу править одному из Начал. Свет нельзя использовать — неизвестно, как бы на него отреагировали Живущие в Ночи. Да и обращаться к нему не было сейчас возможности. И тогда Магистр перенаправил поток подготовленной Силы из одной формы в другую, заставив землю вокруг «стены» расти и покрыть клубок теней подобно крышке, накрывающей кастрюлю. Даже свет звезд и Небесного Эфира не мог проникнуть сквозь эту «крышку». Там, под ней, остался и враг, управлявший тенями. По всей видимости, на длительный срок. Без своих теней он будет выбираться из холма ой как долго.

Расчет оправдался — тени исчезли, и элементали Земли, призванные перенести их сквозь магически возведенный холм, не встретили на своем пути ни одного препятствия, разве что одежда и сумки Татгем и Сива слегка испачкались да неприятно скрипел на зубах песок. Гм, с такими «потерями» можно смириться.

Иукена выпытывала у Фетиса его последнее желание. Вадлар объяснял, что его последнее желание — иметь бесконечное количество последних желаний, а Понтей всматривался в сторону Диренуриана.

— Надо поспешить, — повернулся он к Уолту. — Они недалеко убежали.

— Хорошо, — кивнул Магистр. — Их двое, и их способности мы знаем. Думаю, проблем с ними быть не должно.

Холм сзади лопнул. «Кастрюля» разлетелась, барабаня земляными ошметками.

— Убью! Всех убью!

«Как он смог?» — единственное, о чем подумал Уолт, уставившись на идущего сквозь развороченный холм гнома, подобного небольшому вихрю. Тульпы вертелись вокруг него так стремительно, что возникающий ветер с легкостью поднимал в воздух небольшие валуны. Будто призраки окружили гнома, призраки, не успокоенные своей смертью и жаждущие обратить в призраков все живое.

«Он должен был остаться там, замурованным. — Уолт стиснул зубы. — Если только…»

Если только гном не смог как-то, хоть на секунду, создать свет. Этого ему могло хватить на формирование такого количества тульп, что холм просто не выдержал. Ведь тульпы — не обычные тени, которые отбрасывают предметы и смертные. Это креатуры Тени, а значит, они обладают материальными характеристиками, а значит — масса, объем и все такое…

Свет? Выбора не остается.

— Живо уходите! — бросил Намина Ракура, сжав кулаки. Видимо, придется почерпнуть Силу у Свитка Светлого Изничтожения, и сразу надо будет задействовать Свиток Исцеления. Магия Света, особенно боевая ее разновидность, опасна не только для тех, против кого направлена, она способна быть беспощадной и к пользователям. А с его нынешним состоянием Локусов Души…

Догоняйте ту парочку, пока она не успела скрыться. А с гномом я буду разбираться сам. — Уолт быстро перебирал формулы мыслеобразований. Гном особо не спешит, возможно, сам уже на пределе, но оставлять такого врага за спиной, думая, что он слаб, не стоит, ой не стоит. В свое время Уолт сполна за это поплатился. Прошлых ошибок нельзя повторять. Никогда и ни за что.

— Пошел вон, маг.

Презрение и гордость. Презрение — к нему, Уолту. Гордость — к себе.

Иукена хлопнула себя по куртке, которая ответила ей декариновым свечением — и две иглы сами легли ей в левую ладонь, преображаясь в Стрелы Ночи.

— Я разберусь с ним.

— Иу…

— Не вздумай мешать, Понтей.

Гном остановился, и из теневого вихря взвилась тульпа — огромная, раза в два больше огра.

— Но Иу, он ломал твои стрелы.

— Я знаю, что делаю.

— Мне, конечно, все равно, однако я не уверен, что вы справитесь с ним.

— А твое мнение, маг, мне совсем не интересно. Просто заткнись и делай свое дело. Догоните и заберите это клятое Ожерелье, наконец. Теперь, когда враги ранены, великий и могучий маг ведь сможет это сделать?

Тульпа напоминала вставшего на дыбы «дракона», расправившего крылья. До атаки «дракона» оставалось немного, Уолт это понимал, но эта чокнутая упырица действительно решила, что способна потягаться с подобным врагом. Ни одна ее стрела не достигнет цели. Гном тульпами будет ломать их на подлете. Почему она этого не понимает?

— Иу… — С лица Понтея можно было рисовать картины райтоглорвинских мучеников. — Ты не можешь…

— Я все могу. — Упырица в упор глянула на Сива. — Ты же знаешь — мне нет смысла здесь умирать. И я не умру. Мне еще многое предстоит сделать.

«Дракон» взвился в воздух и начал падать на их четверку.

Ударить пульсаром, не облекая Силу в стихийную форму, чтобы было меньше тени от магического удара? Вдруг он успеет достигнуть «дракона», прежде чем тульпы настигнут пульсар?

Убоги дери, из-за этой дуры от Света придется отказаться.

— Смотри, маг. — Татгем натянула тетиву. — Смотри, как я превзойду тебя.

Она выпустила обе Стрелы Ночи одновременно. Как при этом одна из них помчалась в «дракона», а другая в гнома — для Уолта осталось загадкой. Магии он не ощутил. Так послать стрелы…

Впрочем, об умении эльфов с Заморских Островов стрелять и не такое рассказывают. Но одно дело слушать, а другое дело — видеть собственными глазами.

«Она думает отвлечь гнома от стрелы для „дракона“ стрелой, предназначенной ему? Он же просто пошлет к ним больше тульп…»

Так и случилось. Тульпы потянулись от теневого вихря к теням Стрел Ночи быстро-быстро, словно пытаясь обойти их в скорости.

Может, швырнуть пульсар? Гм, а толку? Лучше приготовиться к защите, пока эта дура поймет тщетность своих попыток, пока Живущие в Ночи отойдут на достаточное расстояние, чтобы Свет не нанес им вреда…

Что?

В тот миг, когда тульпы почти коснулись теней стрел, Стрела Ночи, направленная в гнома, обратилась в шар ярких молний, полоснувших по тульпам и уничтоживших и те, что тянулись к ее тени, и к тени Стрелы, посланной в «дракона».

«Так вот почему она использовала две стрелы! Чтобы их тени были рядом! Так она могла легко защитить их вместе этими молниями!» — Уолт глянул на Иукену. А она не так проста, как кажется. Ведь он тоже мог бы ударить Четверицей, переплетя Стихии так, чтобы одни прикрывали другие, но ему и в голову не пришла подобная мысль. Боевой маг, называется. Позорище ходячее, как ты вообще экзамены сдал?

Второй шар молний тем временем развеял «дракона» над ними. А Стрела Ночи, первой обернувшаяся в молниевый клубок, тем временем почти достала гнома — и только выросшая перед вихрем тульпа не дала Стреле ударить.

— Видел, Понтей? Я уже поняла, как победить его. Поспешите вернуть Ожерелье и отомстить за Огула.

— Иу… Иукена!

Татгем и Сива мерили друг друга взглядами.

Фетис многозначительно молчал. Кажется, происходящее слишком серьезно, чтобы он мог позволить себе замечания. Ох уж эти парочки! В вопросах близости упыри мало чем от остальных смертных отличаются, разве что от кивалов, но от них вообще в вопросах любви все смертные отличаются[20].

— Иукена… Я знаю… Тебя не переубедить… Ты… Ты считаешь его ступенькой на этой дурацкой Лестнице… Но не вздумай, слышишь? Не вздумай доказывать себе, что ты все можешь! Не сейчас, слышишь? Скоро рассвет. Измотай его и отступай. Не втягивай себя в схватку. Слышишь?

Татгем молчала. Смотрела на Понтея и молчала. Молчала, натягивая тетиву и выпуская три стрелы по тульпам, которыми гном снова попытался их достать. Молчала, когда молнии уничтожали тульпы и гном вопил от ярости. Молчала и слушала.

— Ты… Прошу тебя… Не умирай. Только не ты. Ты же знаешь. Ты же помнишь. Ты… Ты дала мне новый смысл жизни! Не смей отбирать его!

Рука Иукены, державшая лук, дрогнула.

— Дурак, — прошептала упырица.

— Иу… Ты что творишь?!

Фетис деловито завалил Понтея на землю, схватил за шиворот и потащил. Понтей судорожно схватился за сумку, когда из нее выпал какой-то прибор, похожий на изогнутый зигзагом молоток.

— Если она себе что-то в голову вобьет, то это из головы обратно только дубиной и вышибешь, Понтеюшка, ты как будто и не знаешь.

— Отпусти меня!

— Да и вообще, в чем проблема? Сейчас разберемся с теми сволочами по-быстрому и вернемся помогать Иукеночке. Она даже не заметит, что мы уходили.

— Немедленно отпусти!

— Нечего терять время. Двигаем уже.

А потом Вадлар прошипел что-то на упырином, и Понтей сразу перестал сопротивляться.

Татгем продолжала расстреливать тульпы, гном посылал их все чаще и быстрее, но Стрелы Ночи упырицы пока обгоняли магические тени. Кажется, она действительно держала ситуацию под контролем.

Гм, так вот что чувствуют, когда ощущают себя ненужными? Уолту на миг показалось, что он посреди бескрайней пустыни, которой до него лишь одно дело — чтобы он поскорее включился в обмен веществ, в ней происходящий. Он догнал Понтея и Вадлара, думая о том, что пора уже показать, на что способна боевая магия Школы Магии. Хотя Феникс — это не просто один из приемчиков из арсенала боевых магов, это одно из разрушительных атакующих Заклинаний. Убогов гном, так испортить все впечатление от его магии! Ну что, так тяжело было умереть?

Уолт от всей души пожелал упырице прикончить этого гнома-не-гнома.

— Есть шанс, что мы все-таки догоним их еще до Диренуриана. Однако если они успеют войти в него, придется последовать за ними. — Понтей старался не оглядываться на Иукену. — Ожерелье слишком опасно, карлу не должны получить его.

— Проще его вообще уничтожить, — заметил Фетис. — Господин маг, вы будете призывать какое-нибудь существо?

— Нет, — покачал головой Намина Ракура. — Готовых Свитков у меня нет, а проводить ритуал слишком долго. Так что придется на своих двоих. Уважаемый Сива, а разве карлу будут рады нашему появлению, если мы к ним вот так без приглашения?

— Лангарэй поддерживает отношения с Диренурианом, — пробормотал Понтей. Было видно, что мыслями он далеко. — К тому же, если эти двое успеют войти в Лес, одолев Стражей, думаю, уйдут они все-таки недалеко. Главное — нам успеть настигнуть их и быстро выбраться с Ожерельем из Леса.

— Ладно, — пожал плечами Уолт. — Дипломатические тонкости оставляю на вашей совести. Предлагаю бежать.

— А что нам остается? — усмехнулся Вадлар и побежал.

Уолт пристроился за ним следом. Последним был Понтей. Сива еще успел что-то громко прошипеть Иукене. Та вроде бы не ответила. Или Уолт уже отбежал далеко и не слышал ее ответа.

Понтей быстро поравнялся с ними.

Впереди в предрассветной мгле виднелся Диренуриан.

Глава девятая СМЫСЛ ЖИЗНИ

— Назад, тварь!!! — Крик рвался из груди, ветер бил в лицо, и стрелы веером неслись в небо, чтобы вернуться разрядами молний и обратить в ничто скользящие по степи тени, устремившиеся было следом за Живущими в Ночи и магом.

Приходилось постоянно перемещаться с места на место. Убогов гном скользил над землей, будто на крыльях, пытаясь обогнуть Иукену и избежать встречи с ее Стрелами Ночи. А еще эти его тени (тульпы? так их назвал Понтей?), которые одна за другой отделялись от вихря вокруг него и мчались во все стороны, чтоб их! За ними приходилось следить особо, ведь просыпающийся мир еще пребывал в предрассветном состоянии, и тульпы оказались трудноразличимы даже для упыриного взгляда Татгем. И пускай это был не Внутренний Взор Дайкар, но Татгем тоже славились своей Силой Крови, и взгляд в нем занимал не последнее место.

Поэтому Татгем всегда были лучшими лучниками среди упырей, способными потягаться в стрельбе даже со Светлейшими эльфами, признанными стрелками Равалона. Хотя об этом мало кто знает, вернее, только Живущие в Ночи и знают.

Быстрая стрела может убить мага. Тебе ведь это нужно?

Опять вспомнилось не ко времени. Впрочем, взгляд Понтея многое напомнил…

Ох, убоги дери!

Сзади неожиданно взметнулась тень, и только интуиция Татгем, то чутье, что возникло у нее, когда жизнь с кровью покидали ее тело, а она глотала чужую кровь, позабыв и кто она, и что делает, и зачем… только инстинкт Гения Татгем позволил ей согнуться назад и выпустить стрелу прямо в тульпу, занесшую для удара когтистую лапу.

Октариновый всплеск, спутник Стрелы Ночи, пошедшая рябью исчезающая тень — и все.

А теперь выпрямиться. И призвать новые «стрелы» с куртки. Прицелиться. Упредить. И выстрелить. Теперь она не позволит зайти себе за спину. Убогов гном больше не сможет так сделать. Неважно, как он это сделал — больше этого он сделать не сможет.

Потому что она Гений Татгем. Потому что у нее еще есть, что делать.

Потому что… Потому что Понтей просил ее не умирать.

Затон нервничал и злился.

Треклятая упырица! Треклятая Татгем с их треклятой Силой Крови! О ней Мастер знал немного, но одно — точно: Татгем являются превосходными лучниками. И не ошибся: стрелы упырицы были меткими, еще ни одной тени не удалось обогнуть ее и погнаться за преследующими Тавила и Ахеса смертными. И это сейчас, когда дорога каждая секунда!

До рассвета оставалось недолго, но рассчитывать на Воздействие было нельзя, Живущая в Ночи может оказаться Высочайшей, а Бродящие под Солнцем способны долго выдерживать Воздействие. Так что прикончить ее — самый быстрый способ от нее избавиться.

Но ее стрелы быстрее его магических теней и били магическими разрядами сразу в несколько. Он уже попробовал разные комбинации нападения, посылал с десяток теней одновременно с разных сторон, насылал тульпы, прикрывая их другими магическими тенями, забрасывал тульпы в небо в виде «драконов» — упырица успевала поразить их все. О том, чтобы уничтожать стрелы через их тени до того, как стрелы успеют поразить тульпы, не могло быть и речи: молнии уничтожали посланные против стрел магические тени еще до того, как они успевали приблизиться. Упырица вдобавок избрала хитрый способ атаки — посылала одновременно несколько стрел по прямой и под углом, прямо Светлый эльф, со скуки решивший выиграть человеческий турнир лучников. Приходилось не только атаковать эту бестию, но и прикрывать себя тульпами от стрел, сыплющихся с неба. Морфе обычно справлялась с такими ранами, но эти стрелы были необычны, и несколько Уходов в Тень подкосили его — больше он не мог совершить Уход, а морфе было нестабильно.

Я уже покойник. Как и тогда, внутри холма, где только световая вспышка, выдумка Мастера, помогла призвать тени и выбраться. Я уже почти мертв. Мне уже нечего ждать от этого мира. Я боюсь умереть. Но я умру. Очень скоро. Но тогда и упырица отправится на тот свет, чуть раньше меня, и сдохнет, сжигаемая своим мертвым огнем. А потом надо догнать ее дружков и прикончить тоже. Или хотя бы задержать. Если бы не та пламенная птица…

Даже маг был бы мертв. Обычно никто не ждет от теней таких способностей, какие есть у его тульп. Не один маг умер, изумленно шепча: «Невозможно…»

Да, Мастер? Невозможно? Для тебя нет ничего невозможного.

Как и для меня — сейчас.

Умирать страшно. Умирать — это так страшно. Но — пора. Теперь действительно пора. Убить упырицу. И убить ее товарищей. И умереть. Умереть, боясь смерти.

Руки перестали дрожать. Затон глубоко вздохнул. «Вот как? — с веселой злостью подумал он. — Оказывается, со страхом можно договориться. Прямо как убог: принести ему в жертву всего себя — и он даст тебе сил. Ну что ж, спасибо. Теперь я…»

Клубок молний пролетел совсем рядом, лопнул, осыпав гнома белоснежными иглами, вокруг которых, словно гирлянда, растянулись ряды декариновых квадратов с магическими знаками по краям. Это было что-то новенькое… Весь левый бок взорвался от боли, вихрь теней-призраков мгновенно распался, всасываясь в землю, а те тульпы, в которые белоснежные иглы попали, нависли над Затоном, подняв над собой тонкие линии рук с крупными когтями. Глаза гнома расширились, и он осознал, что эти тульпы не подчиняются его приказам и что сейчас они…

Руки теней разом удлинились, опускаясь и нанося удар. Более того, прямо перед самым прикосновением к телу Затона тульпы втянулись в свои руки, а когти достигли исполинских размеров, покрывшись вдобавок острыми серыми шипами. Затон не успевал призвать тени для защиты. Все происходило слишком быстро. Он не был готов к тому, что его собственные создания предадут его.

Когда из разрываемого тела потоками хлынула кровь, Затон закричал.

Умирать — больно.

Ну вот и все.

Иукена опустила лук.

Особая Стрела Ночи из ее арсенала. Понтей сумел создать только четыре таких, да и то не был уверен, что они работают как надо. Она не должна была брать их с собой, Понтей просил ее об этом, зная, что в критической ситуации она наверняка воспользуется ими, а как они подействуют, точно неизвестно. Она пообещала не брать. И обманула.

Повелевающие Стрелы Ночи были созданы Понтеем специально для нее. Стрелы, которые не только превращались в разрушительное заклятие, но и могли передавать ее мысленный импульс, психопоток ограничений, ментальный приказ, простой, как, например: «Стоять», «Лежать» или чуть более сложный: «Напасть на этого смертного». Поразив любое существо, материальное, магическое или спиритическое, Повелевающая Стрела Ночи подчиняла его власти ментального приказа. Однако существа с хорошо развитой системой воли или обладающие магическим потенциалом, превосходящим Силу Стрел, могли сопротивляться им. Видимо, волей или Силой создания гномы были слабее сработанного Понтеем оружия.

А когда-то она ненавидела все магическое.

Наложив на тетиву три обычные Стрелы Ночи, Иукена стала неторопливо приближаться к растерзанному собственными тенями гному. Приходилось осторожничать, один раз она уже видела его останки, точнее — остаток. А потом он появился снова, жив-живехонек, будто Перерожденный после Перерождения. И, между прочим, даже прикончил убоговского Вестника. Умирать подобно креатуре Нижних Реальностей Иукена не собиралась. А потому через каждые три шага посылала Стрелы Ночи в труп (труп ли?). Пронзая его насквозь и вонзаясь в землю, стрелы дрожали от переполнявшей их магической энергии, готовой высвободиться, только пожелай этого Иукена.

Семь стрел — по одной в конечности и три в тело. И восьмая. Прямо в голову. Гном не отреагировал. Мертв? Лучше, конечно, на всякий случай взорвать его, разнеся на мелкие кусочки. Даже если этот гном после такого сможет себя регенерировать, то хотя бы на собирание всех кусочков в единое целое уйдет немало времени. Вполне достаточно, чтобы догнать остальных, вернуть Ожерелье и — в Лангарэй, к обычной жизни.

Да… К обычной жизни упыря… Иукена усмехнулась. Могла ли она тогда подумать, кем станет? И для чего? Нет, конечно. Тогда обычной жизнью было нечто иное. Совершенно иное. Тогда…

Накопившаяся в Стрелах Ночи Сила требовала выхода, и Иукена не собиралась ей мешать. Отойдя на достаточное расстояние, она дернула тетиву. В тот же миг гигантская молния ударила из земли в небо, словно пытаясь задержать уходящую Ночь. Тело гнома частично должно быть испепелено, частично разлететься по сторонам. Можно уходить, догонять команду, а то скоро Проклятый Путник начнет свой ход по небосклону. Татгем непроизвольно коснулась левого бедра. Там на всякий случай ждал своего часа фыршх — небольшое магическое существо, созданное Постигающими Ночь и готовое в любой момент вырыть небольшую подземную пещеру, где мог бы укрыться от Воздействия Живущий в Ночи. Его придумали недавно и мало кому выдавали. Понтей, имевший какие-то связи с Постигающими, достал несколько фыршхов на всякий случай. Иукена знала, о чем он в первую очередь беспокоится — о ее мести и о необходимости странствовать чуть ли не через все Серединные Земли. Один раз она даже вспылила, заявив, что если Понтей о ней тревожится, то мог бы ей дать все те эликсиры и порошки, которыми он набивает Вадлара. На что Понтей с самым серьезным видом объяснил, что Вадлар ему друг и он друг Вадлару и потому ему он может давать всякие непроверенные препараты, а вот ей — нет.

Мужская логика, чтоб ее. Что в ней логичного? Да ничего…

А маг-то опростоволосился, ха! Пусть он делает вид, что ее слова его не задевают — задевают и еще как, вон как губы сжимал и мордой мрачнел, когда о своей магии думал. Еще бы, уже сколько Заклинаний на врагов обрушил, а тем плевать, будто дождик летний по ним прошелся, а не разрушительные заклятия.

Впрочем, может, если бы не его заклятия, они бы не смогли…

Нет-нет, что еще за мысли? Маги — ублюдки, мнящие, что магия все им позволяет, дарит власть, о которой прочие смертные и не смеют мечтать. А без этой магии они — пфе, куклы, да еще и поломанные куклы, бесполезные и отвратительные. Таковы все, кто обладает властью и забывает, что не они сами власть, а власть у них. И что как они ее получили — так ее и потеряют.

Иукена против собственной воли ухмыльнулась. Скоро. Совсем скоро. Скоро она отомстит. Когда закончится нынешняя миссия, когда они вернутся и она еще немного подготовится…

Можно будет отправляться. Прошло двадцать лет. Всего лишь двадцать лет. Целых двадцать лет. И лишь невероятная удача дала ей шанс обрести новый смысл жизни. Удача по имени Понтей…

Молния распалась на отдельные искрящиеся фрагменты, полностью уничтожив тело гнома. Иукена осмотрелась, выискивая его части, однако Стрелы Ночи оказались весьма и весьма действенными. Кажется, тело было полностью испепелено, даже кости были мгновенно сожжены и развеяны в воздухе. Мощная штука. Как, интересно, будут умирать ублюдки, из-за которых…

Что-то было не так.

Стрелы Ночи оказались на тетиве раньше, чем Иукена поняла, в чем дело. Упырица настороженно огляделась. Тело было уничтожено, в этом сомнения не было. Но кровь Гения Татгем подсказывала — что-то не так.

Тень. Понятно…

Ни убога не понятно.

Тень гнома. Она осталась. Тела не было, а тень осталась, покрываясь рябью, точно озерная вода под тихим ветром. Иукена начала быстро отступать, на ходу выпуская стрелы. Однако они не успели достигнуть тени гнома. Извивающиеся струи серого тумана ударили из тени, опережая в скорости стрелы, серый кисель опутал их, скрывая, поглощая, впитывая стрелы в себя. И Иукена, как и всякий Татгем, привыкший чувствовать посланные им стрелы, испугалась. Она так привыкла к ощущению летящих в цель и цель пронзающих стрел, что просто испугалась, когда это ощущение исчезло.

А туман тем временем разрастался, обогнав Иукену и сплетясь в плотное кольцо. Он заполнил все видимое пространство вокруг, скрыв небо и землю. Куда ни кинь взгляд, всюду была серость, призрачный морок, проскользнувший в реальность.

Иукена остановилась. Теперь все стало намного серьезнее. В таком густом тумане противника трудно увидеть, однако и тени в таком тумане не особо попляшут. Хотя туман был создан врагом и, может, был еще опаснее, нежели тульпы. Может статься, что недостатки места схватки являются недостатками только для нее.

Проклятье! Она слишком расслабилась и позволила себе отвлечься. Дура. Размечталась, что уже готова к мести. Полная дура! Так глупо попасться в простую ловушку того, кто властвует над тенями. А еще плевалась на Магистра…

С выдохом изо рта поднялся парок, и Иукена поняла, что в тумане начало резко холодать. Плохо. Чем холоднее, тем хуже слушаются руки и тем хуже летят в цель стрелы. Все намного серьезней…

Туман клубился, странными формами кружась вокруг Живущей в Ночи. Он то обращался в звериные фигуры, рыскающие во все стороны, то фантасмагорическими строениями нависал над упырицей. Но вот сбоку мелькнуло что-то более плотное, тут же уловленное чутьем Силы Крови Татгем, и Иукена выстрелила. Стрела утонула в тумане. Упырица сразу узнала, что она просто воткнулась в землю, никого не задев. Если это тульпа, то она теперь быстрее, чем раньше. И, значит, нужно быть быстрее.

Вот, снова, слева.

Иукена послала стрелу в нечто объемное, плотное, реальное в отличие от иллюзий тумана. И могла поклясться, что попала — полученное знание от Стрелы Ночи Кровь Татгем упорно воспринимала как сообщение, что цель поражена. Но в то же время была четкая уверенность, что никто не пострадал, что стрела никому не нанесла вреда.

Что же это такое? Нет, это уже не тульпы. Стрела Ночи обратилась бы в молнии, будь это магическая тень, Иукена специально их так все настроила. Гном преподнес ей неприятный сюрприз. Если маг узнает, наверняка будет потешаться про себя. Как же, вызвалась и не справилась.

Не хватало еще и умереть в придачу…

Живущая в Ночи была настороже, однако все равно пропустила тот миг, когда враг атаковал всерьез. Помешал туман. Его ирреальные образы отвлекали, мешали видеть, а Кровь Татгем, сбитая с толку предыдущим выстрелом, все никак не могла прийти в себя. Только то, что она Гений Татгем, и спасло ей жизнь, когда сзади из тумана вырвалось густое темное щупальце, быстро принимая облик гнома с огромными костяными лезвиями вместо рук, и ударило ей в спину. В последний момент она почувствовала опасность и отпрыгнула. Гном только поцарапал спину.

Негромкий смех наполнил фантасмагории тумана. Он шел со всех сторон, будто враг был повсюду, окружив ее. Иукена мысленно выругалась. Плохо. Очень плохо. Неужели этот проклятый гном?..

Щупальце с огромной скоростью появилось перед ней, но она уже была готова, Стрела Ночи ударила прямо в гнома, не успевшего сформировать свое тело. Ударила и безвредно пролетела сквозь него, а щупальце просто растаяло, подобно тем формам, которые принимал туман вокруг. Смех раздался вновь. Теперь он был полон издевательских ноток.

Ох, проклятье! Вот в чем дело. Ее враг и был туманом вокруг.

Иукена беспомощно огляделась. Она не знала, что делать.

Славно. Как славно. Может, даже и умирать нестрашно, пока он в состоянии своей энтелехии. Смертельный Туман — его энтелехия, в которой Затону не страшны ни магия, ни оружие, ни магическое оружие. Здесь он сам тень, тень самого себя, и тень эта скользит по всему туману, становясь телесной там и тогда, где и когда нужно. Стрелы упырицы не способны теперь ранить его, ведь он ощущает все вокруг нее и своей обретающей тело формы и способен распадаться на частички тумана задолго до того, как стрела поразит его. Она может стрелять сколько ее холодному пламени, двигающему сердце, заблагорассудится, ведь все ее стрелы для Затона теперь ничто.

Как хорошо, что он решил перейти в энтелехию из морфе за краткий миг до предательства его тульп, что уже начал подготовку к переходу, прежде чем его тени изменили ему. И когда тело умирало, пронзенное стрелами упырицы, энтелехия, наоборот, оживала, набиралась сил, готовясь закружить Татгем в Смертельном Тумане.

Теперь ей конец.

Затон рассмеялся, довольно отметив, что упырица нервно дернулась при звуках смеха. Он был над ней, сбоку и даже снизу. Он даже касался ее своими призрачными конечностями, а она этого совсем не ощущала.

А если вот так? Он обрел плотность прямо у Татгем под ногами. Кажется, этого она никак не ждала, и рука-лезвие успела резануть ее по ноге, прежде чем она выпустила стрелу.

Ха-ха-ха-ха! Бесполезно! Ее стрелы теперь бесполезны! А на что способен лучник-Татгем без стрел? Да ни на что!

Упырица кривилась от боли, пытаясь одновременно следить, откуда появится Затон в следующий раз, и понять, насколько серьезно ранение.

Теперь это легко. Надо было сразу прибегнуть к энтелехии. Однако он не ожидал, что Уход в Тень не сработает. Лучшая его атака, самая смертоносная, была погашена дурацким магом. Но ничего. Смертельный Туман прикончит упырицу, а там и очередь мага.

Он мелькнул перед Татгем. Она выпустила стрелу, и он тут же уплотнился над ней. Теперь Затон сумел вонзить лезвие в ее левое плечо, и Татгем закричала. Осталось только загнать лезвие поглубже, в сердце…

Не переставая кричать, упырица вытянула правую руку в сторону Затона, и десяток игл сорвался с ее куртки, целя в него. Затон среагировал тут же, размежевываясь, но он не ожидал, что Татгем обратит свои иглы в молнии в опасной близости от себя. Разряды молний успели задеть его руку-лезвие до исчезновения, и кусочек кости упал на землю.

Ничего, не страшно. Это даже не больно.

Однако эта паскудина опять смогла удивить его. Он не ожидал атаки игл. Сила Крови Татгем? Паракинетика? Что она еще прячет за пазухой, какие сюрпризы? Пора прекращать игры с ней. Не хочется больше удивляться.

Затон сосредоточился. Энергия забурлила в тумане, стремясь обратиться в материю. А затем гном создал тела сразу с нескольких сторон вокруг упырицы, готовясь пронзить ее. Нужно отдать ей должное, она даже успела застрелить одно, но стремительно падающая температура не позволила Татгем отреагировать должным образом, и новые стрелы не ударили в другие тела. Чего и следовало ожидать.

Затон ударил одновременно со всех сторон. Лезвия разрезали ноги, руки, торс и даже шею упырицы. В сердце он так и не попал, защитил костяной нарост вокруг не-живой мышцы, неведомым образом дарующей движение телу упырей. Впрочем, и полученных ранений хватит, чтобы упырица умерла. Если она потеряет достаточно крови, чтобы регенерация не работала должным образом, то к восходу солнца она почти умрет. А солнце завершит работу, обратив ее в прах.

Упырица изумленно выдохнула, из ее рта вырвалось облачко пара, она дернулась, будто пытаясь освободиться от пронзивших ее лезвий. Кровь стала течь сильней. Глаза упырицы заволакивало пеленой. Где-то рядом упыриный бог смерти готовился оборвать связь ее сознания и тела. Или у них и этим тоже Ночь занимается?

Да какая разница? Никакой.

Холодно. Очень холодно. Ей никогда не было так холодно. Даже боль и та отступала перед пронизывающим холодом. Отступала, таща за руку упирающуюся жизнь, не желающую покидать глупую, невесть что о себе возомнившую женщину, когда-то простого человека, а теперь Живущую в Ночи.

Она умирала. Снова. Почему? Почему она умирает? Ведь у нее еще есть дело, важное дело, ее смысл жизни.

Холодно.

Она уже ничего не видела, даже лиц смеющегося гнома, которые были слишком близко, непозволительно близко от нее, Гения Крови Татгем, пускай Перерожденную Татгем, но Гения, подобного которому клан Татгем еще не знал. И вот так умереть?

Она не так хотела умереть. Совсем не так. Даже Понтей…

Холодно.

Даже Понтей не знал, что она хочет умереть после того, как отомстит. Потому что она жила жизнью не-живого только ради мести. Только ради смысла, что дарила ей жажда мести. Она не собиралась жить после того, как жизнь потеряет для нее смысл. И не собиралась говорить об этом Понтею. Ему больно, да, очень больно. Любовь? Она приносит страдания, очень часто. Ей тоже было больно, что она обманывает его, что она не сможет разделить его чувство, но…

Холодно. Как же холодно. Даже ранения — и те не ощущаются. Когда лезвия пронзали тело, раны будто взрывались, точно магический огнешар. А сейчас — ничего, кроме холода.

Иукена умирала. И было холодно. Когда она умирала в первый раз — было жарко.

Да. Было совсем не так…

Телега, скрипнув, остановилась. Райтоглорвин Филиус Кай потрясенно огляделся. Он помнил эту человеческую деревню, когда проезжал тут три недели назад. Кривой Ручей, так она называлась, крупная такая деревня, со своим собственным магом и даже тремя храмами Главных богов здешнего Пантеона. Редко в какой деревне встретишь даже один храм Главного, а тут целых три. Он тогда, помнится, даже обрадовался, думал, что здесь приветствуют разнообразие вер и плюрализм Сил, что проповедь о Могуществе Грозного Добряка найдет доброжелательных слушателей и он сможет продать несколько статуэток Грозной Ипостаси, Распинающей Убогов (они очень нравились мальчишкам), и, может быть, даже Милостивой Ипостаси, Отпускающей Грехи Убогам После Смерти (эта расходилась не так хорошо, как Грозная). Но местный маг, толстый седой старик, добродушно пояснил странствующему проповеднику, что три храма Главных здесь не по причине религиозной терпимости и толерантности, а из-за близости Восточных степей. Королевства Тихор и Когесса, граничащие со степями, страдали от налетов лихих орочьих и гоблинских банд, постоянно перебирающихся через неторопливые воды Эскадота Великого в поисках легкой и не очень добычи. Вот потому в таких близких к Эскадоту деревнях, как Кривой Ручей, и ставили несколько храмов, посвященных Главным богам Пантеона Серединных Земель, чтобы небесных защитников было побольше. А кое-где, по слухам, даже и убогам приносились жертвы. Так сказать, дабы клин клином вышибать — бить жестоких ублюдков при помощи кровавых сволочей. В приграничных землях для защиты все средства хороши. А местный властитель, герцог Макалистер Синебашный, на поклонение убогам глаза закрывает, ибо те даже на жертвы животных согласны, чтобы получить доступ к местным Источникам Сил. Но человеческие жертвы заповеданы строго-настрого, и горе тому, кто посмеет ослушаться запрета — маг из Школы Магии, личный волшебник герцога, мигом отыщет преступника и накажет так, что убоги в очередь будут записываться, чтобы с восхищением смотреть на муки негодяя.

Тогда Филиус быстро купил еды и не мешкая покинул Кривой Ручей, продолжая путь в соседнее герцогство Тихора. У герцога Гилиона Рыжего поклонялись только богам, ритуалы в честь убогов были полностью запрещены, что только и могло порадовать правоверного райтоглорвина, верующего в Единственного Истину Осознавшего Бога. Конечно, Кай не был так фанатичен, как его наставник, Благословенный отец Тигорий Тон, который наверняка бы решил прочитать проповеди, обличающие вероломство убогов и глупость поклоняющихся им смертных посреди торговой площади деревни, обязательно с самобичеванием и частичным самосожжением. Хорошо, что вера призывала сторониться тех мест, где убоги не считаются врагами всех смертных. Вера также обязывала бороться с убогами, если доведется их повстречать, или наказывать их последователей, но Филиус благоразумно считал, что это предписание следует трактовать аллегорически, и поэтому пока не был бит ни в одном селении, где крестьяне до сих пор приносили дары козлорогому Тартану, убогу плодородия, который по популярности и эффективности превосходил многих иных богов Небесного Града.

Кривой Ручей запомнился райтоглорвину веселыми криками, песнями и деловито снующими всюду людьми. Тогда готовились к ярмарке, и деревня выглядела очень пестро, заставленная повозками с товаром. Пузатые горшки соседствовали с наглыми гусями, яркие ленты развевались на ветру в опасной близости от свежих сладостей, бочонки с медом соседствовали с бочонками с пивом, пронырливые бродяги уже пытались продать чужих лошадей, а где-то под дружный хохот пороли невезучего вора. Суета и подготовка к празднику — так запомнилась деревня Филиусу.

Теперь же вместо нее были только сгоревшие развалины и разруха. Там, где на входе раньше стояли ярмарочные столбы с приветственной надписью, в землю было вбито копье с изображением страшной морды наверху. А над мордой — сжатая в кулак белая рука с оттопыренным средним пальцем. Символ Темной Орды.

Филиус похолодел. С ним, конечно, было Благословение Грозного Добряка, но его не хватит на патрульную группу объединенных сил Восточной Степи. Вот убоги дери… Прости, Великий и Единственный Познавший Истину, прости слабого слугу твоего.

А ведь когда он уезжал из герцогства Гилиона Рыжего, то там даже слухов не ходило о Нашествии, никто не подозревал об опасности, нависшей над королевством.

Лучше сейчас поспешить и как можно дальше убраться из герцогства Макалистера Синебашного, как можно дальше от Восточной Степи и ее безумных орд…

Вот убоги дери!

В этот раз он даже не попросил прощения у Грозного Добряка.

Они увидели друг друга одновременно — банда хобгоблинов, высыпавшая из ближайшего дома с кучей хлама и свертков, и райтоглорвин, растерянно сжимающий Камень Управления, заставлявший его телегу двигаться без лошадей.

Минута молчания и созерцания была прервана улюлюканьем хобгоблинов, радостно побросавших вещи, доставших короткие мечи и побежавших к нежданной добыче.

Филиус от неожиданности изощренно выругался.

Хобгоблины затормозили и уставились на райтоглорвина, осмысливая услышанное.

— Это как? — решил наконец спросить один из них.

Филиус от стыда покраснел. А затем вокруг Камня Управления заплясали белые огоньки. Хобгоблины насторожились, но было поздно — разряд молнии, перескакивавший с одного бандита на другого, прошелся по их отряду, мгновенно убивая каждого. Испуг Кая придал Благословлению Грозного Добряка больше Силы, и ни один хобгоблин не ушел.

Райтоглорвин перевел дух, успокаиваясь. После порыва Могущества его бога Филиус чувствовал себя слегка опустошенным. Но ничего, силы должны скоро восстановиться. Пора уезжать отсюда, в округе могут бродить еще шайки мелких бандитов, сопровождавших Темную Орду так же, как маркитантки регулярные армии…

В тишине разрушенной деревни раздался плач. Филиус вздрогнул.

Это была девочка. Десятилетняя человеческая девочка. В грязном оборванном платье. С заплаканным лицом и с запекшейся кровью на щеке. Хобгоблины засунули девочку в мешок и потащили так же, как и другие вещи. Для хобгоблинов все, что не хобгоблин, — вещь, хобгоблиновская или пока еще не хобгоблиновская вещь.

Она бредила и, кажется, умирала. Филиус вздохнул. Вера обязывала. Ибо Грозный Добряк учил: помогай каждому страждущему, и вера твоя станет его верой, рано или поздно, но станет.

Он отнес девочку в фургон, отыскал пару лечебных зелий универсального характера. Сначала надо было сбить жар, а потом попытаться понять, что с ее разумом. Грозный Добряк учил — тело в делах мирских важнее души, но в делах религиозных нет ничего важнее души.

Слова из Писаний так и лезли в голову. Пусть перед ним была больная маленькая девочка, но в первую очередь он был райтоглорвином-проповедником, а девочка не была посвящена в таинства Грозного Добряка. Он поможет ей, но взамен она узнает о вере Грозного Добряка и Лестнице Совершенства.

Ближе к ночи, когда Филиус уже достаточно далеко отъехал от Кривого Ручья и решил заночевать в лесу, поставив Камень Управления на защиту от нечисти, девочке стало лучше, она перестала бредить и заснула здоровым сном. И тогда он решился проникнуть в ее разум и познать, что произошло и о чем с ней не стоит никогда говорить, дабы не отвернуть от веры в Грозного Добряка.

Детское сознание не представляло проблем для Благословения Единственного Познавшего Истину, оно открылось для Филиуса, и он окунулся в воспоминания…

…Это был небольшой отряд орков и гоблинов, налетевших на Кривой Ручей рано утром, когда жители деревни только-только просыпались. Они атаковали храм Старшего Громовержца, шаман-гоблин разнес его ударом огромного синего шара пламени, жрецы не успели даже взмолиться своему Покровителю. А затем отряд разделился, орки направились в деревню, а гоблины продолжили нападать на храмы.

Прежде чем жители успели организовать хоть какое-то сопротивление, половина деревни уже горела. Маг был занят, разбираясь с гоблинами, и крестьянам пришлось в одиночку противостоять безумным воинам на варгах.

Отец девочки был одним из тех, кто сумел собрать из толпы растерянных крестьян хоть какое-то ополчение и встретить орков. Могучие коричневокожие воины только расхохотались, когда на улицы высыпали крестьяне с вилами, и пришпорили варгов. Кровь бурлила в раскосых сыновьях Степи, ну а то что противниками были жалкие землеробы — ну так Свет с ними! Убивать и грабить — девиз клана Клыкастых племени Черных Скал! А убивать и грабить можно кого угодно!

Но потом внезапно свистнули стрелы, вонзаясь в глаза варгов, из земли выросла острая трава, вспарывая им животы. Орки не успели удивиться, а крестьяне организованно набросились на свалившихся всадников.

Отец девочки был солдатом, получившим надел в Кривом Ручье, как и несколько его боевых товарищей, один из которых владел магией на уровне ведуна. Королевство Тихор щедро одаряло бывших военных, которые селились в приграничной зоне Восточных степей, и многие не преминули воспользоваться такой возможностью.

Нападение отбили, но деревня сильно пострадала, как и два храма. А затем еще и оказалось, что отряд был одним из многих, что входили в авангард Темной Орды. Это обнаружил маг, отыскав у одного из орков штандарт Темной Орды. Орки и гоблины Восточных степей брали их только тогда, когда Орда готовилась к Нашествию.

Девочка видела, как отец спорил с магом, получившим приказ от герцога собрать ополчение из всех боеспособных мужчин и выдвинуться к замку. Маг говорил, что приказ не оспаривается, а отец кричал на него и спрашивал, готов ли он перед судом богов ответить за смерть тех, кто останется в деревне без защиты? А маг все твердил, что это приказ и что у него полномочия…

А потом отец девочки плюнул в лицо магу и посоветовал засунуть полномочия далеко-далеко. К нему тут же потянулись его боевые товарищи, потому что маг побагровел от ярости и потянулся к медальону с рунами. Увидев, что разговор складывается не в его пользу, маг развернулся и ушел в уцелевший храм Хранительницы Бурь. Отец девочки с товарищами развили бурную деятельность, готовя деревню к обороне.

Однако ночью к магу прибыла подмога. Личный волшебник герцога, Магистр, с тремя рыцарями. Он не объявлял о приказе герцога, не повелевал слушаться его. Магистр просто наложил Заклинание на деревню, и все юноши, мужчины и старики начали ее покидать, забирая с собой еду, оружие и одежду.

Отец девочки, как и его товарищ-ведун, не подпал под действие Заклинания, видимо, потому, что носил найденные давным-давно во время рейда в Ничейные земли артефакты. Он выскочил с мечом на улицу и бросился прямо к Магистру.

— Здесь же все умрут! — кричал он.

— Это приказ герцога! — завопил в ответ деревенский маг, прячась за рыцарей.

Магистр только глянул на отца девочки, как на надоедливое насекомое. Похоже, он нисколько не беспокоился, что тот вооружен.

— Дайд, давай! — крикнул бывший солдат, и ведун попытался ударить Магистра своим чародейством. Тот удивился, когда вокруг него закружились призрачные фигуры, но ему хватило одного движения руки, чтобы фигуры исчезли, а Дайд с коротким вскриком упал, схватившись за горло.

…Девочка этого не поняла, но райтоглорвин сразу понял, что Магистр был магом Воздуха и просто лишил ведуна возможности дышать…

И тогда отец девочки бросился прямо на Магистра. Один рыцарь шагнул вперед, доставая меч, но он был слишком неповоротлив в своих доспехах и от ловкого удара ногой в бок упал на землю. Два других рыцаря не успевали защитить мага.

Но Магистр и не нуждался в защите. Несколько пассов руками — и меч вылетает из рук солдата и вонзается в землю. Еще Жест — и солдата поднимает в воздух. Он хватает себя за горло, сипит, а Магистр просто держит его приподнятым над землей, будто раздумывая, что с ним делать.

— Не надо… — с трудом говорит отец девочки. — Не забирайте их… Дети… Женщины… Они погибнут…

— Вместо них будут другие, — снисходит до ответа Магистр.

А затем тело отца девочки начинает надуваться, как воздушный шар.

— Вместо них всегда будут другие, — сказал маг из Школы Магии, когда отец девочки лопнул. Заклятье Ветряного Полога не дало останкам попасть в него.

Магистр скользнул взглядом по кучке женщин и стариков, что собрались неподалеку, и отвернулся. Свою работу он сделал. Боеспособные мужчины покинули Кривой Ручей, направившись к замку герцога.

Тогда девочка чуть не сошла с ума, увидев, что чародей сделал с ее отцом. А второй раз она чуть не потеряла разум, когда крупный отряд Темной Орды напал на деревню, убивая, насилуя и разрушая. Девочка помнила, как умерла ее мать, пронзенная стрелой, как погибла ее сестра, сама вонзившая себе в сердце нож, когда ее окружили смеющиеся гоблины, как ее дед, признанный Заклинанием Магистра бесполезным для защиты замка герцога, погиб с бесполезным мечом в руках, когда в дом ворвались орки. Она не знала, откуда появилось это знание, она не могла всего этого видеть, ведь дед спрятал ее в тайнике подвала незадолго до того, как в дом вломились Темные, но картинки происходящего сами возникали у нее в голове.

Тайник так и не нашли, дом разваливался, и орки поспешили покинуть его. Девочка по неосторожности поранилась, пытаясь выбраться из тайника. А когда горящая крыша начала рушиться, она потеряла сознание…

Можно сказать, что хобгоблины спасли ее. Не умеющие воевать, но умеющие грабить и мародерствовать, они обнаружили ее под завалами и вытащили. По всей видимости, хотели продать работорговцам, даже не подозревая, что девочка вот-вот должна была умереть. И умерла бы, если бы рядом не оказался райтоглорвин Филиус Кай.

Неисповедимы пути твои, Грозный Добряк!

Ночь прошла спокойно, и под утро девочке совсем полегчало. По крайней мере, телесно, но душа ее продолжала страдать. А потом она открыла глаза и посмотрела на Филиуса. Райтоглорвин содрогнулся. В этих глазах внезапно просияла бездна, такая пропасть ненависти и жажды убийства, которую Кай редко встречал даже во время военных конфликтов между королевствами.

Потом бездна исчезла, и девочка слабо застонала.

— Пить, — попросила она.

Филиус уже держал наготове флягу. Девочка закашлялась, жадно глотая воду.

— Еще, — прошептала она, когда райтоглорвин убрал флягу от ее рта.

— Нельзя, — покачал головой Кай. — Иначе тебе станет хуже.

— Пускай… — внезапно сказала она. — Пускай хуже… Умру… Зачем жить?

Последний вопрос словно запустил в голове Филиуса хитрый гномий механизм — проповедники райтоглорвинов отлично знали ответы на все вопросы о смысле жизни. И только глупые смертные, пока что не признавшие Единственного Познавшего Истину Бога, осмеливались подвергать сомнениям эти ответы. Кого волнует, что они не отвечают по достоверности логическим законам и умозаключениям? Вера превыше разума.

— Жить всегда есть зачем, — осторожно начал райтоглорвин. — Просто иногда хаос, что рождает боль и несчастья, скрывает истинную красоту и великолепие мира. Но боль не вечна. Грязь, что прилипает к обуви, исчезнет, если обувь почистить. Так и жизнь — наши правильные стремления очистят совершенство мира от хаоса…

Филиус запнулся. Что она сейчас поймет из того, что он говорит? Вряд ли много чего. Может, проще? Может, дать ответ той бездне, которая притаилась в душе этой бедной девочки? К Грозному Добряку можно прийти разными путями, Лестница открывается каждому разным способом. Его путь, путь проповедника Истинной Веры, ведет его по Лестнице неторопливо и осторожно. Но бездна, что скрывается в этой девочке…

Может, она сможет идти к Грозной Ипостаси?

И Филиус Кай сказал:

— Можно жить ради мести. Ради мести всем тем, кто впустил в твой мир хаос и испортил твое совершенство. Месть откроет тебе путь по Лестнице Совершенства, дав силу для Восхождения к Истинной Власти Создателя.

…А потом было долгое путешествие. Филиус объехал вторгшуюся Орду через Ничейные земли, не встретив по дороге ни одного огра или нечисть; чуть не попал в рабство к дриадам Макитанского леса, но потом выяснилось, что те не трогают «святош», и все обошлось. Выбирал, ехать ли ему через Странную пустыню или Элорийское Содружество, ведь и там и там хватало неприятностей, с которыми не хотелось бы иметь дело, и в итоге повозка райтоглорвина отправилась через Содружество — местные князья устроили очередную свару и воевали на южных границах, а весь север Элории был спокоен. Издалека восторгался красотами Волшебного Леса, посетить который не позволила новая пошлина с чужеземцев, введенная королевой Эльфляндии по причине уверенности, что в ее гардеробе стало мало новых платьев. Бесконечная пустота Ширайских равнин навевала мысли о будущем пресуществлении Грозного Добряка, а палящее солнце над головой — о кружке холодного пива. Когда повозка прибыла в Гебургию, а именно в Гору Лих-Хор, уже наступила зима, и райтоглорвин пережидал ее до весны — лютые морозы на западе Серединных Земель были известны своей беспощадностью. После наступления Нового года[21] Филиус Кай был уже возле империи Тевран и даже имел возможность лицезреть одного из местных паладинов, опору и главную силу Империи. Здесь настоятель храма Грозного Добряка дал ему приказ отвезти Книгу Покровительства в Лангарэй, в небольшую общину последователей веры в Единственного Познавшего Истину Бога. К концу весны райтоглорвин достиг Царствия Ночи.

И здесь человеческая девочка по имени Иукена, которая все это время сопровождала его и слушала рассказы о Деяниях Грозной Ипостаси Грозного Добряка и его верных последователей, что поднимались по Лестнице Совершенства к Грозной Ипостаси, покинула его. Совсем неожиданно.

Филиус проехал сквозь заставу, заплатив за проезд и поражаясь магической силе Купола Лангарэя. Иукена сидела рядом, завороженно следя за переливами на Покрове. Прошел уже год, с тех пор как погибла ее деревня, и душевные раны девочки затянулись. И Кай считал, что в этом была его немалая заслуга. Пусть гордыня — грех, но гордость — это не гордыня. И гордиться хорошо проделанной работой не грех. Грех — считать ее самой совершенной. Вот это и есть гордыня. Гордыня, за которой прячется хаос и слуги его убоги, готовые исказить совершенство Дела Создателя, известного этому миру под именем Тварец.

Конечно, Иукена еще иногда вскрикивала по ночам, но она совершенно не помнила своих кошмаров. Тех кошмаров, которые заботливо забирал Филиус, трясясь от чужих переживаний. Детям не должно сниться подобное. Особенно детям, чей путь в будущем — служение Грозному Добряку. А в том, что Иукена будет верной послушницей Боевого Посоха Церкви Грозного Добряка, Филиус не сомневался. Сам он избрал служение Доброй Ипостаси, но отлично знал, что с хаосом и его порождениями нужно бороться не добрым словом.

Девочка уже запомнила сто сорок Заповедей из трехсот, прочитала Первую и Вторую Книгу Двукнижия и поняла принцип Восхождения по Лестнице. За такой короткий срок для человеческого смертного это был неплохой результат. Наместник в Тевране, глянув на Иукену, тоже заметил, что у нее есть потенциал. Филиус улыбнулся. Проповедник не Слова, но Меча очень сильно ценился в Церкви. Может, его даже наградят небольшим приходом где-то в Эквилидоре.

Повозка резко остановилась, оборвав мечтания райтоглорвина. Филиус уставился на двух молодых упырей, преградивших ему дорогу, парней, только вошедших во вкус совершеннолетия. Вот только парни эти были опасны, и задевать их совсем не стоило.

Кай заискивающе улыбнулся и спросил на Всеобщем:

— Чем могу помочь двум молодым господам?

Обращался он при этом к более старшему, широкоплечему, с эмблемой воющего на луну волка на плече куртки, чем-то смахивающего на дикого хищника. Хотя все упыри — хищники… Так, эту мысль лучше спрятать подальше, вдруг его сознание сейчас проверяют, неприятности ему и общине Грозного Добряка в Лангарэе ни к чему.

— Кто эта девочка? — вдруг спросил другой, более хлипкий, закутанный в серый плащ.

И Филиус понял, что именно он главный.

— Не извольте беспокоиться, это моя послушница, я обучаю ее основам веры и… — Райтоглорвин запнулся, потому что Живущий в Ночи, задавший вопрос, не слушая его, подошел к Иукене.

Девочка безбоязненно смотрела на него. Наверное, до этого она никогда не встречала не-живых. А рассказать о правящих смертных Лангарэя Филиус не потрудился, думал, что отдаст Книгу и они сразу же уедут.

Как же он ошибался.

Бесцветные глаза упыря вдруг потемнели, будто ночь решила наступать на мир из его глазниц. Он впился взглядом в глаза Иукены — и девочка вздрогнула, больно сжав руку райтоглорвина. Но глаз не отвела, так и смотрела в темные провалы на лице упыря, даже не моргала.

А потом…

— Быстрая стрела может убить мага. Тебе ведь это нужно?

Упырь спрашивал Иукену, и голос его в этот момент принадлежал кому угодно, но только не ему — такой властный и с переливами Могущества глас мог принадлежать кому-то из Бессмертных или их Вестников.

— Ради этого ты можешь продолжать жить? Стрела убьет мага — это будет твоим смыслом жизни?

Райтоглорвин смотрел на упыря и с благоговением понимал, что перед ним тот, кем пользуются Высшие, когда им лень самим являться своим слугам. Грозный Добряк учил: почитайте пророков и прислушивайтесь к ним, ибо через них устами богов говорит сам Тварец, открывая тайное знание, доступное немногим. И даже сами боги могут этого не понимать…

Иукена неотрывно смотрела на не-живого. А потом отпустила руку Филиуса и спрыгнула с телеги. Храбро посмотрела в лицо Живущего в Ночи и сказала:

— Пусть это будет моим смыслом жизни. Как я могу убить мага стрелой?

И Филиус понял — больше они не встретятся. Что здесь и сейчас Грозный Добряк дал Иукене начало ее Лестницы Совершенства, предложил ей Восхождение — и она согласилась.

Это был перст Судьбы. А он был всего лишь проводником Его Воли. Кай преисполнился благоговения. Прямо перед ним вершилась Воля Грозного Добряка, и каждый правоверный райтоглорвин должен был испытывать чувство значимости происходящего.

— Идем, — сказал упырь. — Я отведу тебя туда, где ты получишь нужную тебе Силу. Ты станешь одной из нас — и будешь страдать. Ты станешь одной из нас — и будешь не-жить. Но ты станешь одной из нас — и ты увидишь мир совсем по-другому. Мы живем, чтобы все помнили — смерть и посмертие рядом, совсем рядом друг с другом. Наш смысл жизни — умирать живя и жить умирая. Смертные только умирают, живя. А ты уже одна из нас. Ты живешь, умирая. И это делает тебя сильной. Это делает тебя совсем другой, отличающейся от остальных смертных. Идем — стань же той, кто ты уже есть. Обрети наш смысл жизни — и обрети свой смысл жизни.

Какой-нибудь глупый последователь Не Познавших Истину Богов начал бы кричать, что как же так, как можно отдавать юное дитя на растерзание жестоким кровососам, которые обратят ее в такое же чудовище, как и они, что они уничтожат ее бессмертную душу, что…

Но это глупцы, что не знают Истины Лестницы Совершенства.

Филиус смотрел вслед уходящей Иукене, крепко державшей не-живого парня за руку, вспоминая, как напоследок она низко поклонилась райтоглорвину, сложив руки в жесте Почитания и Уважения. А ведь он крепко привязался к ней, оказывается…

— Клан Сива возместит потери, которые вы понесли, — сказал широкоплечий упырь, разглядывая Кристалл Управления. — Также вы можете подать жалобу, и нас накажут, а девочку вам вернут… Но поверьте мне — когда он начинает себя так вести, то лучше с ним во всем соглашаться. Он видит то, чего не видим мы. И может, для нее так будет лучше…

— Лучше, — перебил Живущего в Ночи Филиус. — Конечно, ей будет лучше. Я уверен.

Но возмещения он все-таки потребовал. Его Лестница Совершенства предполагала равнозначный обмен за отданное им — будь то знания, поступки или смертный, как Иукена. Полученное золото райтоглорвин даже не смог уместить в телегу, и половину пришлось оставить местной общине, а еще половину заплатить упырям за сопровождение по Границе. Когда у тебя нет ничего, то не особо и боишься разбойников, а вот если имеется что-то ценное, то стоит остерегаться — бандиты, как стервятники, слетаются на драгоценности.

И тогда Иукена тоже увидела это. Будто кто-то неторопливо нарисовал искусный триптих в ее голове, картину, что отобразила и действия Филиуса в момент встречи с ней, и его мысли и надежды. Увидела и запомнила. Она уже поняла, как важны все мелочи в этом мире.

Тогда Понтей увидел в ней Дар, Дар, раскрыться которому лучше всего бы помогло Перерождение в клане Татгем, Дар, который неожиданно одарил Татгем Гением Крови, которых ни в чистой линии Наследников, ни среди Перерожденных не встречалось уже более трехсот лет. После совершеннолетия приступы психомагического Чтения мира случались у Понтея довольно часто, но чтобы Чтение произошло именно в тот момент, когда райтоглорвин прибыл в Лангарэй и Сива нашел Гения Крови для Татгем — в этом Татгем увидели знамение самой Ночи, и именно Перерождение Иукены стало началом тех отношений кланов, которые прочно вплелись в заговор по переустройству Царствия Ночи.

А потом она училась. Гений Крови не Гений Крови — суровые наставники Татгем не делали для нее исключений. Впрочем, нет, делали. Ее тренировки были еще более суровыми и трудными, нежели у других.

— Знаешь, почему ты промахнулась? Потому что ты смотришь глазами — а это плохой помощник в нашей стрельбе!

— Если устала после бега или вообще чувствуешь себя нехорошо, то в момент прицеливания напряги руки, а потом расслабь. Стрела на миг зафиксируется — и тогда стреляй.

— Дура! Научись всегда попадать в цель одной стрелой, а лишь потом берись за две!

— Легче не промахнуться, если целишься во что-то мелкое. Поэтому, когда хочешь попасть в противника, целься не в него, а во что-то на нем.

— И кто назвал тебя Гением нашей Крови? Да глупейший из Диких и тот лучше стреляет!

— Молодец! Но рано расслабляться — теперь начнется настоящее обучение.

Понтей не соврал — она научилась стрелять так, что ее стрелы могли убить мага. Того мага, что убил ее отца. Того мага, что предал их деревню. Тех магов, что напали на ее деревню. Всех этих колдунов и волшебников, чародеев и ведунов.

Ее научили стрелять так, что она могла убить их.

И тем самым отомстить. Отомстить — ее смысл жизни…

Нельзя умирать. Ее смысл жизни еще не выполнен. Ее главная в жизни цель…

— Я ведь маг. Пусть и неправильный, психомаг — но маг.

Она чуть не ударила его вилкой. На миг ей показалось, что мир вокруг сжался и засмеялся, противненько так засмеялся. А ведь он ей нравился, страшно признать, как нравился этот Живущий в Ночи, который изменил ее жизнь и который недавно подрался с пристававшим к ней Фетисом, гордо потом показывая синяки Каазад-уму и — ну как понять этих мужчин? — напившись с этим Фетисом буквально через день.

Она месяц с ним не разговаривала, а потом поняла — он сказал ей самое главное, что мог и должен был сказать. Даже не те сокровенные три слова, по которым вздыхают пышногрудые дамы в рыцарских романах.

Он сказал ей правду, которая могла раз и навсегда уничтожить их отношения.

Это стоило ценить.

Она ведь ему пообещала. Неужели кто-то посмеет сказать, что она не сдержала слово?..

— Ты представляешь? — Вадлар махал кружкой с пивом, разбрызгивая пену. — Носферату! Высочайший! Бродящий под Солнцем! И это все я!

Алкоголь слабо действовал на упырей, но это не означало, что они отказались от него. Просто пили больше, намного больше, чем простые смертные, даже горные великаны могли бы не-живым позавидовать в данном вопросе.

— Тише! — шикнул на Вадлара Понтей, оглядываясь на утреннюю улицу, на которой бурлила толпа живых смертных. — Это вообще-то тайна.

— Понтеюшка, а ведь если бы не ты!.. Пить бы мне эту дурацкую кровь еще лет двести. О, пиво! — Обнаружив в своей руке кружку, Фетис припал к ней.

Иукена недоверчиво глянула на Вадлара. Клан Фетисов в прошлом был одним из самых кровавых за историю упырей наравне с кланом Сайфиаил и Пеших-Ноу. И вот их потомок, чистый Наследник, уверяет, что кровь людей ему противна, хоть он ее вынужден пить и будет вынужден пить в дальнейшем. Не верилось как-то. Но Понтей верил. И каким-то образом помог Вадлару стать носферату. Как именно, ей не говорил, даже просил не спрашивать. А о чем тут не спрашивать? Она и так знает, сколько крови должен выпить упырь, чтобы достичь статуса Высочайшего. Вот только как Понтей сделал это за полгода? Непонятно. И почему сам себя не поднял до статуса носферату? Тоже непонятно. А ведь Понтей еще столько хотел сделать…

Еще рано. Еще рано умирать. Ее смысл жизни. Ее обещание. Ее желание быть рядом — хоть и недолго, но еще чуть-чуть…

Иукена закричала, преодолевая боль и холод. Закричала — и начала меняться.

Это еще что за убогство?

Упырица закричала, и по ее телу прошла пурпурная волна, обламывая лезвия. Затон быстро убрал тела, оставив только одно, неподалеку, чтобы лучше понять, что делает Татгем.

Неужели она решила прибегнуть к трансформе? Глупо. С такими ранами ее Сила Крови еще скорее прикончит ее во время метаморфозы. Может, она потеряла остатки разума и просто пытается как угодно выжить. Ладно, пусть пытается. Пока упырица в его Смертельном Тумане, ей уже ничего не сделать.

А она преображалась. Пурпурное сияние было ярким и слепило обычные глаза, но Затон мог видеть происходящие с Татгем перемены. Ее тело каким-то образом принимало сферическую форму, при этом поглощая одежду, сумку и лук. Руки и ноги стали короче, как бы втянувшись в торс, а голова будто погрузилась в плечи, скрыв превратившийся в клыкастую пасть рот. Глаза покрылись сеткой, став фасеточными, словно у мух, затылок вытянулся назад. Напоследок все тело упырицы как бы встопорщилось, покрывшись острыми наростами.

И чего она добивается своей трансформ…

Как это?

Не осталось и следа ран, нанесенных Затоном. Они не просто зажили, даже после мгновенной регенерации остаются хоть недолго небольшие шрамы, они исчезли, словно лезвия гнома и не пронзали упырицу.

— Как же я ненавижу эту форму, — услышал Затон, а потом его тело разорвалось на полоски тумана.

Пока он приходил в себя в рассеянном состоянии, пытаясь понять, что произошло, упырица начала делать что-то странное. Она опустилась на колени и стала покачиваться из стороны в сторону, с каждым качком сильнее погружаясь в землю. Затон осторожно пустил к ней щупальца своих тел, но и они распались на призрачные клочья, не приблизившись к упырице и на метр. Проклятье, что у нее за Сила Крови? В Смертельном Тумане он должен понимать все, что происходит, но почему он не понимает, как гибнут его тела и что она делает?

Надо было ее сразу добить…

Упырица замерла, наполовину погрузившись в землю. И вдруг ее тело в один миг стало идеально гладким, без наростов. А сознание Затона внезапно испытало боль, которую он испытывать не был должен. Будто он был в физическом теле и его ударили…

Что она, убоги ее побери, делает?!

Нужно успокоиться, проанализировать и понять. Из их четверки он самый умный, и это не раз помогало, когда силы Ахеса, Тавила и Олекса было недостаточно для выполнения задания.

Она лучница и довольно меткая лучница. Татгем — хорошие лучники. Значит, это должно быть как-то связано с их Силой Крови. И тогда… Вот оно что! Те наросты — подобие стрел! Она просто стреляет ими и стреляет так быстро, что он не успевает их заметить! Наверное, ее тело в трансформе что-то вырабатывает, что-то обладающее взрывным эффектом, что-то, что и разрывало его тела. А еще недавно она выстрелила всеми этими наростами во все стороны, и некоторые, наверное, задели те гилетические элементы, что использовала энтелехия Затона. Оттого и ощущение боли — просто привычное представление, реакция сознания на тип раздражителя.

Но зачем она выстрелила этими стрелами? Пыталась задеть те материальные части, из которых состоит гиле Смертельного Тумана? Бесполезно, они находятся в постоянном хаотическом движении, и попасть в них практически невозможно.

Тело упырицы снова покрыли наросты, и она снова выстрелила ими. Если первый выстрел в основном шел вокруг упырицы, то этот выстрел почти весь ушел в небо. В этот раз, зная, чего ждать, Затон заметил мелькнувшие стрелы.

И опять ненастоящая боль.

Это бессмысленно. Зачем она это делает? Чего она добивается? Да, он не может к ней приблизиться на расстояние удара, но и она не наносит ему существенного вреда.

Но она его задерживает, и это плохо. Ну что же, тогда придется использовать это…

«Первая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия внешней определенности вещи, подобно неорганическим стихиям и минералам. Здесь распавшееся совершенство мира начинает свой путь к восстановлению. И познаешь ты хаос и безобразие пустой материи, которую сковывают нерушимые законы. Так и смертные этой Ступени: веря, что весь мир под властью Закона, они подобны камням возле дороги, ждут, чтобы их использовали, и не знают, что этому можно противостоять. И делится эта Ступень на ступень Рабства, ступень Покорности и ступень Бессилия».

Она ненавидела Тотальное Поражение, Силу Крови Татгем, особенно сильную в ее случае. Ей казалось, что в ней, когда она использует трансформу, каждый раз что-то умирает, что-то, что еще оставалось от маленькой Иукены, той счастливой девочки, что любила мать и отца, той, что умерла, когда Повелевающий Татгем прокусил ей шею. Нет. Той, что умерла еще раньше, в горящей деревне. Когда была не в силах ни на что повлиять. Когда находилась на том, что ее спаситель Филиус Кай, называл Первой Ступенью Лестницы Совершенства.

«Вторая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия целесообразности роста, точно растения. И здесь восстанавливающееся совершенство дается нам в своей жизни и как жизнь. И познаешь ты раздельность и стремление индивидов материи, которые знают друг о друге, но не знают друг друга. Так и смертные этой Ступени: живут, будто знают мир, но мира не знают, и мир ими повелевает, обманывая единством Организма, где все части подчинены целому и жить без него не могут. И делится эта Ступень на ступень Раздражения, ступень Поглощения и ступень Стремления».

Она стала упырем и постигла Вторую Ступень. Она могла получить Силу, только став упырем, одним из Живущих в Ночи, одним из тех, кем и ее пугали, когда она не хотела засыпать. И она стала ночным ужасом. Стала одним из них. По-другому она не могла. Могла ли Иукена получить подобный шанс еще раз в жизни? Наверное, нет. А ради мести… Ради мести она была готова на все. Даже пить кровь людей. И она пила. Если бы не Понтей, и продолжала бы пить. Потому что Иукена стала одной из Живущих в Ночи. Частью целого.

«Третья Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия объектам, что двигаются в пространстве, словно животные. И здесь восстанавливающееся совершенство находит причины своим действиям и соответствие установленным причинам. И познаешь ты ощущения, не зная этих ощущений, и видишь ты мир, не зная, что это мир. Так и смертные этой Ступени: живя своими эмоциями, не знают они смысла своих эмоций, живя своими надеждами, не знают они смысла своих надежд, и потому легко их обмануть, дав им чужие эмоции и чужие надежды, иллюзией Переживания скрывая истинные значения этих сущностей. И делится эта Ступень на ступень Чувства, ступень Воли и ступень Намерения».

Иукена опять переработала внутри себя поглощенную одежду со Стрелами Ночи и, нарастив шипы, опять выстрелила ими. Кажется, враг в замешательстве, не понимает, что она делает. Это хорошо. Когда поймет — будет поздно. Тогда она уже победит.

«Четвертая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия независимой от материи субстанции, что есть основа души и духа смертных. И здесь восстанавливающееся совершенство обретает самосознание себя как знание себя изнутри. И познаешь ты не мир, но себя, но и здесь есть опасность — познать не себя, но мир. Так и смертные этой Ступени: уверенные, что знают свое Я, а знают другое, уверенные, что знают себя, но знают других, уверенные, что знают других, но знают себя, потому что самого себя легче всего обманывать своей Личностью. И делится эта Ступень на ступень Сознания, ступень Разума и на ступень Эго».

Почему она вспомнила положения Знания о Лестнице? Почему именно сейчас? Она так давно их не вспоминала. Почему сейчас?

«Пятая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия сверхъестественной духовной сфере умных принципов. И здесь восстанавливающееся совершенство получает Власть Повелевать и Знать. Это мир Богов — и мало что мы знаем о нем. Но смертные на этой Ступени властвуют над собой и другими и не только на основе договоренности, но устанавливая это как Закон, словно король, что правит королевством по воле Богов и на основе естественных законов».

Владею ли я собой? Вот сейчас, в трансформе Татгем? Этого ли я хотела?.. Глупости. Конечно, этого. Потому что по-другому нельзя. Потому что по-другому я бы сейчас уже была мертва. И никто бы не отомстил зазнавшемуся Магистру и его хозяину, проклятым оркам и гоблинам Восточных степей, никто бы не воздал за души погибших в ее деревне.

«Шестая Ступень Лестницы Совершенства — и уподобляется весь мир в своей форме бытия совершенству своего бытия, ибо открывается ему Истинный Создатель бытия. И ничего нельзя сказать об этой Ступени, ибо только Боги могут достичь ее, мы же можем стремиться познать ее, уподобившись Богам».

Живущий в Ночи вряд ли уподобится Богам. Вряд ли кровопийце и убийце откроет свой лик Создатель. Даже пусть она идет по Лестнице Грозной Ипостаси Грозного Добряка, Бога, что познал Истину о Лестнице Совершенства и Узрел Лик. Пусть она даже достигла Четвертой Ступени, обретя свое Я как Живущая в Ночи и получив достойную этому Я силу…

Она не достойна. Она достойна только своего смысла жизни. Четвертая Ступень — а дальше ей незачем идти. И когда поднявшие ее на Четвертую Ступень причины исчезнут — исчезнет и Иукена. Прости, Понтей.

Но пока она не сдавалась. Нет. Она исчезнет потом — а сейчас она сделает все, чтобы исчез этот убогов гном. Уничтожит его! Просто сотрет с лица земли и его места в бытии! Все, пора заканчивать!

И тут Иукена поняла, что ее рукам холоднее, чем раньше. Она скосила глаза и увидела, что кончики ее пальцев покрываются льдом, который, стремительно разрастаясь, начал перебираться на ладони. Значит, гном уже начал свою контратаку.

Не к месту вспомнился ледяной мост, созданный магом…

Она успела сделать еще один выстрел, прежде чем лед начал покрывать тело, мешая появиться новым наростам. Он превращал ее в глыбу льда, заковывая в холодную темницу. Неплохо, неплохо. Но уже поздно.

Гном заморозил ее почти всю, оставив только голову. Наверное, хотел сказать что-то напоследок. Глупо. Хотя, если бы на ее месте был упырь другого клана, для него это определенно был бы конец.

Гном возник рядом, скрестив лезвия-руки возле ее головы. Осторожничает, готов ударить в любой момент. Дурак.

— Мы похожи, — вдруг сказал он. — Ты и я, мы готовы умереть, но хотим пожить еще немного. Я увидел твои глаза и понял, что мы похожи. Поэтому я решил — пусть ты узнаешь, что погибла от руки похожего на тебя.

Иукена рассмеялась. Измененная гортань делала ее смех гулким и каким-то резким. Гном помрачнел и недолго думая сжал руки. Но лезвия треснули, ударившись о голову. Иукена засмеялась еще громче.

— Да, ты прав, — сказала она. — Я готова умереть. Но не сейчас. И не в ближайшем будущем. А вот ты, кажется, собрался умирать.

Гном нахмурился, его рука поплыла туманом, снова превращаясь в лезвие. На этот раз он ударил в фасеточный глаз. И лезвие снова треснуло.

— Что ты такое?! — крикнул он, не выдержав. — Не хочешь умирать быстро — тогда я заморожу тебя всю, и ты будешь умирать долго!

— Вряд ли, — прошептала Иукена.

И тело гнома развоплотилось, пораженное ее наростом.

— Я знаю, ты слышишь меня, — продолжала упырица как ни в чем не бывало. — Открою тебе два секрета моей трансформы. Первая — когда я прохожу трансформу, моя Сила Крови, если были ранения, исцеляет меня таким образом, будто этих ранений никогда и не было. Никто из Татгем, кроме меня, на такое не способен. Потому что я — Гений Крови.

Гном слушал — она знала это. Слушал, пытаясь понять, откуда взялся нарост, разорвавший его тело. Ведь упырица была покрыта льдом, и этот лед не треснул — так откуда взялся поразивший его снаряд?

— А второй секрет и не совсем мой. Дело в том, что в нашей трансформе Сила Крови Татгем не просто меняет тело. Она меняет ауру, вводя ее в материальный мир и создавая из энергетики тела и энергетики ауры защитную броню, которую очень сложно пробить. Ты уже и сам знаешь это.

Иукена прислушалась к своим ощущениям. Да, все готово.

— А знаешь, зачем Татгем такая броня? Хотя вряд ли догадываешься, иначе бежал бы отсюда уже давным-давно. А броня Татгем нужна для того, чтобы защищать от всех Внутренних Зарядов, которые они выпускают по врагам и которыми управляют. Понимаешь, что это значит?

— Понимаешь, что это значит? — спросила упырица.

И он понял. С ужасом Затон посмотрел туда, куда не привык смотреть во время использования энтелехии. За пределы Смертельного Тумана.

И он увидел их. Все эти стрелы, что висели в воздухе вокруг его энтелехии и над ней. Они не просто зависли в воздухе. Между ними пробегали молнии, образуя серебристую сетку, а под ними, охватив всю зону Смертельного Тумана, сверкал эннеарином магический квадрат, на концах которого возникали и исчезали руны.

Вот откуда взялся нарост, уничтоживший его тело! Упырица призвала его из этой «сети» так быстро, что он и не заметил его появления. Проклятье! Он слишком сосредоточился на своей противнице…

Это конец. Если стрелы ударят одновременно, пронзят его туман, накрыв сеткой и пройдя сквозь нее, все частицы гиле погибнут, их хаотический хоровод просто не сможет ускользать от атак, попав в паутину молний, а потом пропадет и Смертельный Туман, а это значит, что его сознание обретет тело, лишившись эфирных нитей, привязывающих разум к частичкам гиле, и стрелы разорвут его теперь уже по-настоящему, разорвут, и он умрет окончательно.

А стрелы уже летели, и сеть уже начинала сверкать в молочных струях, сбивая туманные пряди в плотный комок.

Затон взвыл. Коротко и отчаянно. Он не должен умереть прямо сейчас! Только не так! Ведь еще не убита упырица! Еще не остановлен маг и другие упыри! Он же собирался пожить еще немного!

«Мастер! Помоги! Помоги мне, Мастер!

Я не хочу умирать! Не сейчас!»

А потом все стало безразлично. Потом пришла апатия и тихая тоска.

«Ты ведь готов был умереть? Ты ведь уже готов умереть? Вот ты и призвал смерть. Хотел умереть — и не боялся. А когда я пришла — начал бояться. Я не ласковая. Я жестока. Я не дарую покой. Я несу лишь горе и страх. Здравствуй».

И Затона…

…не стало.

Когда туман исчез и лед треснул, осыпавшись на покрытую инеем землю, Иукена еще недолго поддерживала Тотальное Поражение, пока окончательно не убедилась, что ее заряды все использованы, а Стрелы Ночи, помещенные в них, не разрядились. Да, Внутренние Заряды подчинялись воле Татгем, но лишь настолько, чтобы держать их неподалеку от себя или направить в полет. Дальше они поражали все объекты в пространстве, в которые были направлены, и защитная броня, если Татгем находился в поражаемой зоне, была необходима. Жизненно необходима. Наставники рассказывали, что во время войны воинов Татгем забрасывали во вражеские лагеря, где те уничтожали все и всех вокруг себя. И каждый раз диверсию выполняли только Татгем, потому что другие упыри просто погибли бы, попади они под обстрел Тотального Поражения.

Сфера лопнула, развеялась пурпурными лепестками, и она, голая, свалилась на землю, сжимая лук и сумку, единственные вещи, которые она не дала поглотить ненасытной трансформе Силы Крови. Как же она терпеть не могла эту форму! Мало того что она поглощала вещи для собственного усиления (и одежду в первую очередь! Если остальное еще можно спасти, то одежду никогда!), так трансформа еще делала из нее некрасивого монстра! Неужели Татгем не могли обращаться в кого-то посимпатичнее? Например, в эльфов, пусть клыкастых, но эльфов. Иукена не сомневалась: будь она эльфийкой, была бы писаной красавицей. А тут такая трансформа… Кошмар, одним словом. А уж сколько она сил высасывает, просто не передать. Ощущения в момент трансформы, будто внутрь тебя влезает дракон, недовольный, что для него так мало места, не шли ни в какое сравнение с ощущениями после ее прекращения: словно парочка разводящихся драконов делит имущество. Да, полный кошмар.

Иукена с трудом дышала, стискивая в руках лук. Но она победила. Провались она в Нижние Реальности, но она победила! Расправилась с ублюдком, с которым даже Магистр не смог разобраться! Да, это просто отлично! Улыбка сама собой расползлась на ее лице, стоило ей представить, как она будет тыкать в лицо магу этим фактом.

Она сильнее этого Магистра. Значит, она сильнее и того Магистра. И эту сила Иукена получила благодаря Лестнице Совершенства, потому что знала, что она может подняться по ней, идя за Мощью, которая в иерархии бытия возносится от Ступени к Ступени. «Спасибо, Филиус, ты подготовил меня к тому, чтобы я стала Живущей в Ночи без всяких сомнений. Благодаря тебе я обрела силу, с которой победила могущественного врага».

Небольшое жжение в области затылка напомнило о неприятных моментах. Она глянула на небо. Поединок непозволительно затянулся по времени, и Глаз Дня вот-вот взойдет, пробуждая мир ото сна. Что ж, видимо, придется использовать фыршха и переждать царствование солнца.

Она дотронулась до левого бедра, и улыбка сползла с ее лица. Нет! Не может быть! Фыршх не ответил на ее зов. Иукена сглотнула. Что за напасть? Не время сейчас магии отказывать, это и жизни может стоить…

Упырица снова потянулась к фыршху, приказывая ему работать, повторяя в точности все мыслеобразы, которым ее обучил Понтей и которые она проверяла уже дважды. Но магическое создание молчало, не отвечая на призыв.

Иукена схватилась за сумку. Нож она нашла быстро и, не заботясь о дезинфекции, сделала неглубокий надрез на бедре. Засунула пальцы в разрез, морщась от боли. Фыршх выглядел как крупный эмбрион крысы, это она помнила хорошо. Но то, что она вытащила из бедра, было похоже на две части крупного эмбриона крысы.

Не может быть.

Лезвия пронзили ноги, руки, торс и даже шею упырицы.

Значит, тогда гном и попал в фыршха, разрезав его пополам. Да, трансформа Иукены излечила ее — но не излечила убитого фыршха, инородное тело в ее теле, на которую Сила Крови Гения Татгем не распространялась.

Тело начало чесаться, жжение усилилось, а Иукена тупо смотрела на мертвую креатуру в своей руке. Кровь неторопливо текла по бедру.

Как же так? Она же победила. Она же одолела врага, с которым не справился Магистр. За что?..

Скрыться негде. Вокруг только степь, а до Диренуриана далеко, она не добежит. Даже созданный чародеем холм был раскурочен гномом так, что в нем не скроешься от Воздействия. Солнце вот-вот встанет, а единственная защита бесполезными кусками лежит в ее руке.

За что?..

Она выкинула останки фыршха и принялась копать землю. Еще холодная, земля сопротивлялась Иукене. Руки упырицы мерзли, и пальцы не слушались. Она понимала, что это бессмысленно, что она не выкопает нору таким способом, что солнце уже всходит.

Сначала заболела голова. Она прижала ладони к ушам — ей слышалось, будто вокруг плачут тысячи детей. Голова раскалывалась от боли и плача, и Иукена свалилась на землю, не в силах пошевелиться. Отказали руки и ноги, они будто попали в невидимые тиски, и их облили кипятком. Грудь зачесалась так, что, если бы руки подчинялись упырице, она бы расчесала ее до крови. Внутреннее жжение стало невыносимым.

За что ей это?! Понтей… Я не должна умереть!!! Не сейчас!!!

Превозмогая боль и жжение, она сосредоточилась. И ее руки дрогнули. Сначала неуверенно, но потом все быстрее и быстрее — она вцепилась в землю и поползла. Не зная куда, не зная зачем. Она ползла, просто ползла, чтобы чувствовать себя живой. Чтобы знать — она еще жива, она, не-живая упырица, еще жива.

«…уверенные, что знают свое Я, а знают другое, уверенные, что знают себя, но знают других, уверенные, что знают других, но знают себя, потому что самого себя легче всего обманывать своей Личностью…»

Да, именно так. Она обманула себя. Слишком возгордилась собой. Думала, что ей хватит Четвертой Ступени, и жила, думая только о себе и своих делах.

Гном, наверное, смеется сейчас в своем Подземном посмертии. Он все-таки нанес ей смертельную рану. Он все-таки сумел достать ее. Неужели она уйдет вслед за ним? «Мы похожи», — сказал он. «Потому что умрем здесь? Похожи этим, боги? Да будут прокляты ваши шутки! Я не умру, слышишь гном? Я не умру!!!

О боги и убоги, как же больно… Как же больно!!! Больно!!!»

А затем боль исчезла. И отец подхватил ее на руки, и подкинул вверх, и поймал, и опять подкинул, и опять поймал, и отец улыбался, и улыбалась мама, глядя на нее, и улыбался дедушка, опираясь на палку для ходьбы, а рядом нетерпеливо подпрыгивала сестра — ей тоже хочется полетать. И Иукена улыбнулась им в ответ и протянула руки. Они живы. И она жива. И они счастливы. И будут счастливы всегда.

А потом отец подкинул ее вверх и опустил руки. И она, не понимая, смотрела, как он посерел лицом, как кожа обтянула его череп, а потом начала трескаться и сползать, как вдруг покрылась огнем мать, продолжая улыбаться, как дедушка начал чихать, с каждым сотрясающим его чихом теряя конечности, как у ее сестры потекла кровь из ушей, глаз, ноздрей и рта, а она все висела в воздухе и не падала, а ее родные продолжали умирать.

Она открыла глаза. Боли не было. Она ничего не чувствовала и не ощущала. Тело не двигалось. Только из глаз текли слезы.

А над Границей всходило солнце. Глаз Дня. Проклятый Путник. Смерть Живущих в Ночи.

«Понтей… Какая же я дура… Вот это как — умирать снова. Не хочу… Нет… Нет!»

И Иукена закричала. Закричала так, как не кричала даже тогда, когда умер ее отец. Когда умерли ее мать, сестра и дед. Она кричала и кричала, держа свое сознание на грани той бездны, куда ее толкало восходящее солнце. Кричала, собрав остатки жизненных сил. Кричала, пока могла кричать.

Проклятый Путник неторопливо и неумолимо поднимался над Границей.

Глава десятая ДИРЕНУРИАН

Ватиш успел выпустить две стрелы, прежде чем умер. Причем умер внезапно, совершенно не ожидая этого в своей, казалось, родной стихии Леса. Он свесился вниз головой с ветки меэллниола и уверенно послал стрелы одну за другой в спину широкоплечего в сером плаще. Рука плавно отводила тетиву с третьей стрелой, когда внезапно листва вокруг зашевелилась.

«Но ведь ветра нет!» — успел удивиться Ватиш. И умер, пронзенный со всех сторон сорвавшимися с черешков листьями, внезапно приобретшими крепость стали.

— Один готов! — оскалился Тавил. Не прошло и пяти секунд, как он завопил: — Второй и третий готовы!

— Сколько еще? — не оборачиваясь, спросил Ахес.

Он полностью сосредоточился на ящике, который становился все тяжелее. Действие зелья и пилюли заканчивалось, и это было плохо. Последнее лекарство, выданное ему Затоном, помогало поддерживать взятый ранее темп, но и оно было недолговечно. А если, когда и оно перестанет действовать, откроются раны, полученные от заклятий треклятого мага, будет совсем плохо. Придется думать только о грузе, не будет времени даже на морфе. Да уж, он в таком случае будет истекать кровью, но не сможет и остановиться. Одна надежда на Тавила. Надежда эта, впрочем, велика. Все-таки морфе и энтелехия Тавила идеально подходят для мест вроде этих.

Проклятье!

Ветки деревьев впереди неожиданно переплелись, образовав плотную стену, на которой поблескивали шипы. Рядом просвистела стрела, напоминая, что лучники и арбалетчики карлу готовы прикончить в тот момент, как только они остановятся, да и если не остановятся тоже.

Проклятье!

Стена из веток была уже совсем рядом, а Тавил никак не реагировал! Тупоголовый идиот, это же опасно!

— Еще трое готовы! Эй, Ахес, ты обеспокоен?!

— Впереди, идиот!

— Ах, это! — Тавил на мгновение показался возле прыгающего Ахеса, махнул рукой в сторону стены, которая сразу же и сгнила, и снова исчез, растворившись среди буйства трав, кустов и деревьев.

Надо продержаться. Надо только пересечь Лес. Это несложно, ведь он уже сражался с эльфами, убивал эльфов, а эльф всегда эльф, хоть карлу он себя назови, хоть сильфилом, гордый и высокомерный даже тогда, когда сапог втаптывает его гордость и высокомерие в окропленный кровью пол Храма Света, даже тогда, когда ты, от боли забыв обо всем, даже о своем духе воина, кричишь, не понимая, что кричишь, и просишь пощадить, не понимая, что просишь о самом ужасном, о самом недостойном — о пощаде.

Выскочивший из густой листвы справа карлу в пятнистой одежде молча ударил длинным мечом с торчащим перпендикулярно лезвию треугольником на конце. Две лозы с ближнего дерева тут же скрутили Лесного эльфа, разрывая его пополам, но в последний миг треугольник отделился от меча и по прямой помчался в Ахеса.

Проклятье! Не увернуться! Тогда… Пришлось подставить плечо, чтобы не допустить более серьезных ранений. Треугольник впился в плоть, и тут же всю правую часть тела словно холодом обдало. Ахес от неожиданности чуть не выпустил ящик. Только не магия! Лучше яд, яд намного лучше! Но только не магия!

— Ахес! — Рядом появился встревоженный Тавил. — Ранен?

— Ты наблюдателен, — процедил Ахес. — Почему не отбил?

— Там еще один отряд приближался, я ставил ловушки.

— Твоя главная задача сейчас — прикрывать меня! Если в рану проникло заклятие, то могут быть проблемы.

— Не беспокойся, — принюхавшись, сказал Тавил. — Это растительный яд, из корней фиорнеоллиэ. Если бы в нем присутствовали чары, ты был бы уже мертв. Он моментально парализует нервную систему и превращает внутренние органы в кашу. А ты еще можешь говорить… Оп-па!

Впереди, из чащи серебристых уэлире, раздались крики. До этого карлу умирали молча. Что же сделал Тавил? Да, он может быть опасен, особенно здесь и сейчас.

— Не беспокойся! — повторил Тавил. — Если надо будет, мой Мертвый Лес уничтожит всех карлу в этом Диренуриане, а заодно и сам Диренуриан. Ты же понимаешь, что моей энтелехии сейчас не смогла бы противостоять и Эвана?

— Понимаю, — проворчал Ахес. — Однако не карлу меня беспокоят, а тот маг и упыри. Я не чувствую Затона, и это мне не нравится.

— Он мог использовать Смертельный Туман, — как-то неуверенно ответил Тавил. — Ты всегда не ощущал его во время энтелехии.

— И что, он до сих пор его использует? В таком случае энтелехия уничтожила бы его еще вернее мага и упырей! После зелий и пилюль она всегда плохо влияет на нас.

— Да что ты говоришь! — Тавил растворился в ближайшем могучем дреаннаруде и спустя несколько секунд вернулся из переливающегося оттенками перламутра фиисаха, вертя в руках оторванную голову карлу. — Забавные у них уши, не находишь? Как это они торчат направо и налево — никогда не понимал. У других эльфов не так, у них вверх торчат, и все. А эти, блин, выделились. Лесные эльфы, видите ли… Дети Света из Живой Природы… — Схватив голову за правое ухо, он неожиданно сильно подбросил ее вверх. Голова отбила болт, летящий в Тавила, и попала прямо в стрелка, замаскировавшегося в кроне крупнолиственного илунуа. Пока он падал, Тавил огромными прыжками с ветки на ветку добрался до него и ударом ноги проломил череп.

Слабаки! — сплюнул он, догнав Ахеса. — Даже Олекс бы уже догадался, что атакой в лоб нас не взять. Представляешь, они двадцать стрелков посадили в засаде, вроде коридора, самые дальние должны были выстрелить первыми и отвлечь нас, а пока бы я разбирался с ними, те, кто оказался сзади, ударили бы нам в спину. Коридор Неожиданности, Муаарели. Так эта тактика называется.

— Они мертвы?

— Конечно. — Тавил хмыкнул. — Я прикончил их всех сразу, хотя сначала хотел убить тех, кто находился впереди, а потом тех, кто сзади, чтобы, так сказать, соблюсти Муаарели. Но зачем с ними играть? Ничтожества, не стоящие этого…

Мир вокруг словно встал с ног на голову. Именно так. И Ахес и Тавил продолжили ощущать свое положение в пространстве таким же, как и раньше, но мир вокруг перевернулся. Земля и небо поменялись местами: теперь под ногами мчались облака, совершенно не пушистые и не мягкие, а над головой шелестели деревья, создав кронами зеленые небеса. Тавил растерянно завертел головой, а Ахес сплюнул и остановился. А он еще думал, что только непосредственная угроза жизни его остановит. Зря понадеялся на Тавила, зря. Впрочем, будь они втроем, было бы легче. Убогов маг…

— Что происходит?!

— Не знаю. — Тавил пожал плечами. — Это не эльфийская магия, но и не специфическая магия Леса карлу. Что-то непонятное, я в этом не разбираюсь.

— А твоя морфе?

Тавил снова пожал плечами и протянул руку в сторону зеленого неба. Нахмурился, когда ничего не произошло, но потом толстая лиана вынырнула прямо из-под его ног, заставив Тавила подпрыгнуть.

— Действует, — начал он, но внимательно следивший за его действиями Ахес рявкнул:

— Идиот, это иллюзия! — И швырнул ящик Тавилу.

Времени — Ахес это чувствовал — оставалось совсем мало. Конечно, природа вокруг помогает Тавилу, но опьянение силой, что дарит ему окружающая среда, может отвлечь. Например, от магии, которая с Лесом не имеет ничего общего. Не дураки же у этих карлу в чародеях, — видимо, быстро обнаружили, что теряют контроль над своими растениями, и решили брать другим.

— Что ты делаешь? — растерялся Тавил, поймав ящик и согнувшись под его весом.

Ахес не обратил на него внимания: не разъяснять же на пальцах, что происходит, нет на это времени и тем более нет времени на энтелехию Тавила, в которую он войдет ой как не скоро.

А может, Затон уже мертв и это человеческий маг бьет по ним? Не стоит думать о таком…

Порыв ветра чуть не свалил согнувшегося под грузом Тавила на облачную «землю». Вокруг них завертелся облаковорот, расширяющийся по мере ускорения, вот только кусочки этого облаковорота, туманными обрывками попадающие в Тавила, почему-то напоминали перемешанную с обрывками растений и мелкими камешками землю. Особенно на вкус.

Сплевывая неудачно попавшие в рот куски «облаков» и задумавшись на мгновение о том, бывает ли «удачно» попавшая в рот земля, Тавил мрачно глянул на полурасплывшуюся фигуру Ахеса. Насовать бы ему какой-либо гадости в рот, надоело уже, что когда Ахес так близко применяет морфе, то страдает кто угодно, но не он сам.

А реальность тем временем возвращалась в норму. Там, где ветер промчался над облачной почвой, все выглядело, как и раньше: разноцветные эльфийские кусты и деревья, разнообразная трава и десятки до зубов вооруженных карлу…

Твою же мать!

Подкравшиеся под защитой иллюзии воины как один выпустили стрелы. Тавил тут же уловил энергетические токи вокруг стрел и понял, что таящаяся в них Лесная магия чем-то прикрыта и защищена, чем-то из арсеналов другой магии. Дерьмо! Раньше карлу признавали только Лесное волшебство, на остальное был запрет, и, исходя из этого, Мастер послал их на прорыв через Диренуриан, зная, что Лес будет помогать не только карлу, но и Тавилу.

Трава вокруг Тавила и Ахеса в мгновение ока выросла и сплелась в крепчайший, не пробиваемый даже тараном заслон — Травяную Стену. Однако сотворенная Тавилом Стена была сразу уничтожена одним из наложенных на стрелы Заклинаний. Для наблюдателя со стороны это выглядело впечатляюще. Когда до травяной защиты оставались считаные сантиметры, от стрел отделились мелкие огненные молнии. Через каждую протянулась огненная нить, создав вокруг Стены пульсирующий пламенем круг. Рванувшись вперед быстрее стрел, молнии моментально сожгли Стену, оставив только пепел и озлобившегося Тавила.

Он уже осознал, что любая сила Леса, которой он сможет воспользоваться, стрелы не остановит, просто не успеет, потому что они уже были слишком близко, а заклятий вокруг них вилось ого-ого, хватило бы на десяток Травяных Стен, а ведь еще мешал ящик, который ему скинул Ахес…

«Ахес! Чем он до сих пор занят, провались он в Нижние Реальности?!! Их же так и прикончить могут!!!»

А потом рот снова забило землей, обрывками травы и мелкими камешками. Драный (в воображении Тавила) всеми убогами и покровительствующими мужеложцам богами Ахес решил не мелочиться и прибегнул к части силы своей энтелехии. Рванувший в небо, прямо в возникшую над поляной черную воронку, черный смерч был кратковременным и исчез через полминуты после появления, однако задачу свою он выполнил: отбил стрелы, отклонил идущую за ними магию, отшвырнул подальше атакующих карлу и превратил одежду Тавила в грязные лохмотья, попутно забив ему дерном не только рот, но и нос с ушами. Последнее могло и не входить в задачу смерча, однако разгневанный Тавил готов был поручиться, что вернувшийся в свою обычную форму Ахес глянул на него не без злорадства.

— Смотрю, тебе уже намного лучше! — рявкнул Тавил, сбрасывая ящик. Груз подхватила выросшая трава, обмотавшая его со всех сторон.

— Нет, не особо. — Ахес огляделся. — Кажется, пришло время для твоего Мертвого Леса, Тавил. Иначе не прорваться. К нам движется множество местных чародеев и огромное количество воинов. С ними нам не справиться при помощи морфе или моих Похорон Неба и Земли.

— Ладно, смотри и учись, а потом я тебе припомню, — усмехнулся Тавил и замер.

Отбросить мысли и чувства. Не думать о том, что и куда он засунет спящему Ахесу, когда они вернутся в замок Мастера. Предельное сосредоточение. Глубокая концентрация. Настройка на потаенные в темных закоулках души силы. Захват, от которого по коже бегут мурашки, хотя захват этот вовсе и не захват, а просто образ руки, которая хватает нечто неуловимое.

Ахес наблюдал за окрестностями, готовый обрушить всю свою морфе на любое подозрительное движение. Карлу после частичных Похорон не успели прийти в себя, об этом ему говорил ветер, так что опасаться следовало лишь тех, которые только приближались; приготовиться встретить их, если Тавил не успеет закончить с приготовлениями к энтелехии. В отличие от Олекса и Затона с их Алмазной Броней и Смертельным Туманом, дающими мощь и силу в ближнем бою, Похороны Неба и Земли и Мертвый Лес Ахеса и Тавила были дальнодействующими энтелехиями, на вызов которых требовалось много времени. Ну, пока время было.

Ахес привык доверять ветру. Ветер еще никогда не подводил его. Однако в этот раз ветер не шепнул Ахесу об одном раненом воине карлу, который под прикрытием Лесного заклятия из последних сил полз к двум чужакам, что вторглись в Диренуриан и убили многих его собратьев. Может, слишком сильна была Лесная магия, из-за которой воин выглядел как шелестящая трава, может, ветер просто не взял в расчет этого карлу, смертельно раненного, умирающего, не похожего на того, кто способен нанести вред, может…

Много чего может.

Однако благодаря этому карлу подполз довольно близко, оказавшись на расстоянии шести метров от чужаков. Дальше ползти нельзя, черный смерч оставил вокруг них круг свободной от травы земли диаметром в десять метров. Но и этого было достаточно, чтобы исполнить задуманное. Карлу приподнялся и поднял руку, прицелился. И снова Ахес не заметил его, сосредоточившись на движении с противоположной стороны. Но заметил Тавил.

— Ахес! — заорал он, разрывая связь с энтелехией и отчаянно бросая свое сознание в морфе, боясь опоздать. Было отчего — разум словно боролся с могучими морскими волнами, идущими навстречу, задыхался, пробивая их, вырываясь из моря энтелехии, чтобы окунуться в реку морфе.

А карлу тем временем махнул рукой, и ничего не успел сделать ни Ахес, ударом ветра пробивший карлу голову насквозь, ни Тавил, пронзивший тело карлу Пиками Травы.

Небольшое зернышко, полетевшее из руки карлу в их сторону, они не смогли остановить.

— Дерь…

Больше Тавил ничего не сумел сказать.

А потом мир вокруг исчез.

Их вели по длинному цветочному коридору, и больше всех, как ни странно, нервничал Понтей, постоянно оглядываясь назад и вздрагивая от малейшего шума. Нет, понятное дело, он беспокоился за Иукену, но той оставалось лишь добить странного гнома. Очень странного гнома, стоит признать.

Улучив момент, когда стерегущие их воины остановились возле очередных Врат-кустов, Уолт напрямую обратился к Вадлару, что-то бодро напевающему себе под нос:

— Я об упырях слышал немало, но сегодня что-то засомневался. Мне нужно знать лишь одно: бывают ли Перерожденные Живущие в Ночи не от людей?

Фетис стал вдруг очень серьезным (настолько, что Уолту стало не по себе) и ответил:

— Теперь — даже не знаю.

Нельзя сказать, что ответ порадовал Уолта.

— Молчать! — крикнул на них капитан карлу, высоченный Лесной эльф в серебристом доспехе из листьев огромного тиллэниэро, с выращенными прямо на грудине изображениями эльфийских деревьев.

Уолт пригляделся. Ого, а охранять задержанных отправили не просто вояку, ловко орудующего мечом. Развесистая ветка с плодами, похожими на фонари, красовавшаяся на правой стороне грудины, означала, что перед ними посвященный в тайны Вселенского Древа жрец, а количество плодов означало трансцендентные сферы Древа, в которые он сумел проникнуть разумом. Плодов же на этой ветке было — на десяток жрецов хватило бы. Хорошо, что ни Магистр не использовал магию, ни упыри Силу Крови.

Они бежали след в след за похитителями Ожерелья Керашата. От самой погранзаставы, где все лесные эльфы были задушены или пронзены травой, ветвями и лианами, враги оставляли за собой трупы карлу, служившие лучшим указателем пути. Взяли их до обидного глупо. Обидного — потому что окружили их заклятиями по всем канонам боевой магии, и Уолт просто обязан был это заметить. А глупо — потому что Понтей споткнулся, и они потеряли драгоценное время, помогая ему встать и залечивая вывих. Сива явно не был готов к погоням и петляниям по лесным коридорам, удивительно было, как он вообще сумел выдержать марафон до Диренуриана. Уолт все ждал, когда же он рухнет и крикнет вслед, что скоро их догонит, но упырь, стиснув зубы, бежал почти рядом с ним и Вадларом, чуть-чуть отставая, и отдыхать не собирался, хотя видок у него был еще тот. Когда же вывих под распугивающие всех зверушек и мелких духов звуки, издаваемые Понтеем, попытавшимся утверждать, что это он так старается отдышаться, залечили, то воздух вокруг аж искрился от переполнявшей его Лесной магии, а Диренуриан шелестел не только листьями, но и копьями с мечами. Понтей было сунул руку в сумку, собираясь что-то достать, но его вовремя остановил Фетис. Они с Уолтом обменялись взглядами, и Намина Ракура осторожно покачал головой. Слишком опасно. Если они начнут сейчас драться, то погибнут в девятнадцати случаях из двадцати. Даже с хвалеными Клинками Ночи. Даже, гм, с не менее хвалеными Четырехфазками. Потому что Периметр Заклинаний, содержащий в себе под сотню разрывающих, давящих, испепеляющих, пожирающих, взрывающих и прочих заклятий, замкнулся на их троице, и даже всей магической Защиты Уолта не хватило бы сейчас прикрыть всех троих.

Потом их вещи забрали (Понтей, когда у него отбирали сумку, аж заскрежетал зубами и сверкнул глазами, за что чуть не получил копьем в бок) и руки каждого заковали, Уолта к тому же в кандалы с покрытием из антимагия. Судя по кислым рожам упырей, их кандалы тоже не доставляли для их сущности приятных моментов.

— К Верховным Сеятелям! — раздалась команда.

Человека и Живущих в Ночи под внимательными взглядами полусотни воинов, десятка магов карлу и замкнутого на них Периметра Заклинаний повели. К этим самым Верховным Сеятелям, стоит понимать.

Диренуриан. На языке Лесных эльфов — Западное Средоточие Повеления. Типичное государство-город карлу, типичное для их Сил Леса и Лесной магии. Попади сюда лесник человеческого или другого смертного Народа (кроме других эльфов, понятное дело), то он ходил бы, разинув рот и вытаращив глаза. Простые березы соседствовали с диводревами, золотокорые эхире — с яблонями, фрактальные лиуни — с грабами, клены — с Лхадан Наастон. Здесь лиственные росли вперемежку с хвойными, что, впрочем, не было бы так удивительно, если бы они не стояли четкими геометрическими фигурами: треугольник елей с березой точно посередине, квадрат из лип с тянущимися внутри крестиком пихтами, пятиугольник секвой, окруженный кругом из кедров… Пару раз взмывали над землей растущие пентаграммами Радужные кивары — и в этих местах Сила Леса грозила порвать реальность, дав выход Живой Природе, могущественной и мощной Силе, что может сравниться Властью с Началами, а иногда и с Изначальными. Так говорят Мудрые — есть миры, где Живая Природа есть Изначалье, Начало и Конец мира.

Высокие, тянущиеся в небо деревья кронами скрывали солнечный свет от миниатюрных, но те спокойно продолжали развиваться. Нигде не видно следов гумуса или перегноя. Тропинки тянутся вдоль высоких, до колена, трав. И все, все деревья и кустарники, все, что могло цвести и плодоносить, цвело и плодоносило!

Лес карлу. Исконный Лес, который был таким во всем Равалоне до середины Первой Эпохи.

Менилиоры, или, на простом Всеобщем, Врат-кусты, искусная выдумка Лесных эльфов, неторопливо раскрывался перед тройкой пленников и толпой карлу вокруг них. Густые переплетения ветвей с разноцветными листьями и цветами, с настоящими скульптурными фигурами из лиан внутри этих зарослей, светящихся октарином, служили одной из лучших защит, когда-либо созданных смертными. В свое время, когда Роланская империя захватывала Дирендагатан, Материнский Лес, Прародину всех карлу, только Врат-кусты сдерживали победное продвижение роланских орлов к Дереву Жизни, Королевскому Дворцу Дирендагатана. Их не брала магия, точнее, магию они рассеивали благодаря Небесным Цветам, растениям с нежными розовыми лепестками, которые были естественными орбами, пожирателями магии; их не брал огонь, гаснущий прямо возле непроницаемой густоты ветвей; их с трудом брала сталь, ведь прорубаться сквозь менилиоры было не простым делом. Это ведь были не какие-то там деревянные ворота людей или каменные «зубы» гномов, вокруг которых всегда имелись стены, нет, Врат-кусты сами были и воротами и стеной. И прорубающиеся сквозь них роланские легионеры могли бессмысленно потратить целый день на рубку, прорехи в одном участке менилиора затягивались за счет всей его опутывающей по кругу Материнский Лес системы. Да и те статуи внутри Врат-кустов были не просто статуями, это были фильфилы-охранники, выведенные карлу полуразумные растения. Стоило приблизиться вражеским воинам, как они оживали и набрасывались на них, душа и разрывая лианами, из которых состояло их тело. Справиться со «статуями» было сложно, магию все так же гасили Небесные Цветы. Стрелы, копья и мечи пронзали фильфилов, но фильфилы моментально восстанавливались за счет лиан, которые свешивались внутри менилиоров со всех сторон. И насчитывалось Врат-кустов по пути к Дереву Жизни изрядно, недаром осада Дирендагатана была самой долгой и кровавой за всю историю Города Городов.

Здесь, в Диренуриане, по пути к Верховным Сеятелям, это уже был второй менилиор. Конечно, до Королевских Врат-кустов Материнского Леса им далеко, но и сами по себе они были внушительной преградой. Дела становились все хреновее и хреновее. Попытайся они теперь сбежать, сквозь Врат-кусты они просто так не прорвутся. Боевая магия Уолта не поможет, нужен Вестник, чье магическое естество скрыто под спудом материи метрики мира, в который его призвали, и не затрагивается орбами. Но свиток с божественным Вестником был в поясе, а пояс отобрали. Что нужно делать в таких случаях, боевой маг Уолт Намина Ракура? Правильно, не рыпаться и ждать удобного момента.

Понтей заорал. Так отчаянно, что Уолт, если бы мог, сразу бы зарядил пульсарами в толпу карлу. Судя по вытянувшимся лицам окружающих и по задрожавшему Периметру, Лесные эльфы вознамерились сделать то же самое, добавив к заклятиям стрелы и копья. Уолт сглотнул. В ближайшие планы не входило подыхать в Лесу карлу, как, впрочем, и в долгосрочные, а Понтей тоже вряд ли собирался в Диренуриан за доброй сталью в сердце. Что же он, не понимает, что творит?

— Солнце взошло.

«Солнце взошло». Два простых слова на Всеобщем. Два простых слова для него, Уолта. И два непростых слова для Живущих в Ночи, не-живых, кровососов, чья жизнь протекает в страхе и ненависти перед Проклятым Путником.

«Солнце взошло».

Вадлар, сказавший это, был носферату, но и в его устах произнесенное отдавало давними болью и страхом, тем первобытным ужасом, который испытывали еще древние Дикие упыри, когда боги вывозили солнечную колесницу на Хрустальные Дороги.

Бездна, которая обжигающе представала перед каждым упырем, эхом откликнулась в душе Уолта.

Что же испытали они? Эти два упыря, один из которых бьется в припадке в руках другого, более спокойного, но бледного, как сам Анубияманурис. Нет вокруг Купола Лангарэя, есть только зеленый покров от земли до неба, сквозь который рвутся лучи солнца, неся проклятие Живущим в Ночи, проклятие и смерть, избежать которых можно, лишь противопоставив им еще большие проклятие и смерть.

— Иу, — простонал Понтей и потерял сознание.

Вадлар не успел и моргнуть, как Сива отобрали у него и потащили вперед.

— Пошевеливайтесь! — Фетиса и Уолта толкнули в спины тупыми концами копий.

Менилиор раскрылся перед ними, открыв проход в огромный парк с цветущими кустарниками и прудами, на берегах которых расположились беседки. В них вели неторопливые беседы карлу в белоснежных хитонах. Процессия прошла парк, а болтающие в беседках карлу почти не обратили на них внимания, так, мазанули пару раз расслабленными взглядами и продолжили разговоры. Можно подумать, у них тут каждый день закованных Магистров и Живущих в Ночи водят. Уолту стало почему-то обидно из-за такого безразличия.

«Шибануть бы огнешаром вон в тот прудик», — размечтался он.

Вадлар, пялившийся на стоящие по обочинам статуи Лесных эльфиек (роль одежды на них выполняли фиговые листочки), размечтался, судя по маслено заблестевшим глазам, о другом. Уолту захотелось дернуть упыря за длинный нос, аж руки зачесались. Вот только сопровождающая эльфийская биомасса вряд ли бы оценила этот жест как шуточно-миролюбивый. Им же не объяснишь, что в носу упыря нет никаких волшебных мечей, которые боевой маг может достать, что просто хочется дернуть его за нос и все… Гм, глупо как-то. Ну что за дурацкие мысли, боевого мага совсем недостойные? Лучше все запоминать и продолжать прощупывать Периметр — вдруг найдется брешь. Такие могущественные Заклинания быстро не создашь, а если создашь, будет много прорех в Поле Сил, и развеять Заклинание магу, против которого оно направлено, будет легче. А боевому магу — и перехватить главные потоки и переплести их в свои Локусы Души.

Все это в теории. В уютной аудитории, где пятьдесят карлу не сверлят тебя взглядами, намереваясь вдобавок посверлить и кое-чем поострее и поубийственнее. Но попытаться стоит, не могли же карлу заранее подготовить Заклинание подобного масштаба, по аурам Периметр не распределишь, а артефактов, способных сдерживать его деструктивные энергии, в мире очень мало. Ну разве что предположить такое: раз упыри смогли отыскать Ожерелье Керашата, то у карлу имеется Посох Корнелия, ха-ха…

Что-то от шутки смешно не стало.

— Стоять!

Частокол из трехметровых деревьев в конце парка был сумрачен и даже зловещ, выбиваясь из общей красочной картины. Но когда на деревьях распахнулись золотисто-коричневые глаза, внимательно уставившиеся на приблизившуюся процессию, причина сумрачности прояснилась. Дендоты мало к кому относились хорошо, даже к карлу, наиболее близким к Стихии Леса смертным, считая себя единственными хранителями Души Леса. В свое время дендоты устроили по этой причине настоящую войну с энтами, беспощадную, кровавую… то есть что там у этих древообразных вместо крови? Маги-очевидцы, помнившие еще Восьмого Архиректора и заставшие генеральную битву, длившуюся не одну неделю, говорили, что это было то еще зрелище. И после начинали гаденько смеяться, не объясняя причины смеха. Специально созданная комиссия из нетрезвых аспирантов постановила найти разгадку такого их поведения, но наутро никто, кроме Уолта, об этом не помнил, и то лишь потому, что Уолт очнулся в Библиотеке в ворохе книг, повествующих о Битве Деревьев.

Все оказалось очень просто.

Почему-то никто не вспомнил о скорости, с которой передвигаются и энты, имевшие что-то вроде ног, которыми они пользоваться не любили, и дендоты, чей ствол оканчивался корнями, которые и передвигали их по земле. Битва Деревьев длилась пять недель потому, что древообразные шевелились очень медленно и на один меткий удар рукой-веткой по противнику отводилось минут десять, не меньше, после чего следовал такой же по продолжительности удар, во время которого и тот, кто бил, и тот, по кому били, спокойненько восстанавливался, высасывая необходимые для регенерации элементы прямо из-под земли под ногами. Зрелище это, по всей видимости, было то еще, и старики маги, в ту пору бывшие молодыми, очевидно, здорово повеселились, наблюдая за грандиозным «побоищем». А судя по некоторым туманным местам в книгах, упоминавшим таинственные огненные шары вкупе с молниями с неба и загадочное наводнение, не только наблюдая…

Тогда победили дендоты, с позором изгнав энтов в Ничейные земли (процесс изгнания занял семь лет). А потом потомки сбежавших из порабощенного Роланской империей Дирендагатана карлу договорились с дендотами, что своей Лесной магией дают им скорость, а они служат Стражами в их Лесах. А быстро передвигающийся дендот — это уже опасно.

Когда расступившиеся древообразные открыли проход под землю, простой такой проход из камня, без всяких цветов или даже рисунков, карлу повели себя странно. Они молча столпились вокруг Уолта и упырей (Понтея аккуратно уложили на землю, но аккуратность эта была вызвана не тревогой за здоровье Живущего в Ночи, а беспокойством о цветочках перед проходом), держа их под прицелом стрел и копий. Ну и Периметра, конечно. Прошло минут пять, и ничего не произошло. Карлу своей неподвижностью и молчанием напоминали застывших неподалеку дендотов. Вадлар занервничал.

— Понтея нужно спрятать от Глаза Дня, — сказал он Уолту и обратился к Лесным эльфам: — Тот упырь, что валяется у вас под ногами, может умереть. Как представитель дружественного Диренуриану государства, прошу вас предоставить нам убежище и возможность объясниться…

Маловыразительные лица и стеклянные глаза были упырю ответом.

— Отличный диалог! — похвалил Фетис. — Я просто счастлив нашему коммуникативному взаимодействию. Вот только мне кажется, что вы чего-то не понимаете. Объясню по-простому. Солнце. Упырь. Убивать. Лангарэй. Обижаться. Фиг торговать. Твоя моя понимай?

Экспрессивная мимика и жесты Вадлара тоже ничего не дали.

— Вот дебилы, — проворчал упырь. — Я же и обидеться могу. А носферату, между прочим, в обиде страшны.

— Осторожнее, — предупредил Уолт. — Карлу, они тоже обидчивые.

— Ну вот и отлично. Пообижаемся вместе. — Вадлар помог Понтею подняться и повернул к проходу.

Навстречу ему сверкнули навершия копий. Фетис остановился и зарычал. Натурально так зарычал. Из-под верхней губы упыря полезли четыре спиралеобразных клыка. Периметр опасно заколебался, скапливая разрушительную мощь вокруг мага и Живущих в Ночи.

— Эй-эй! — Уолт поднял руки, загораживая собой упыря от копий карлу (или карлу от упыря… Кто знает, вдруг у Бродящего под Солнцем весьма сокрушительная Сила Крови, дающая ему еще и защиту?). — Давайте успокоимся, зачем начинать знакомство с недоразумений! Если можно, я хотел бы поговорить с вашими главными, с этими… Верховными Сеятелями! Нас ведь к ним вели? Я прошу дать нам возможность поговорить с Верховными Сеятелями!

— Незачем кричать, уважаемый Магистр. Хотите поговорить — давайте поговорим.

Ого!

А ведь Уолт совершенно ничего не почувствовал. Даже этим… одиннадцатым чувством. И интуиция промолчала. Как и аура, в пределах которой находился обратившийся к нему Лесной эльф. Появившийся совершенно бесшумно и словно из ниоткуда, он стоял сбоку от мага и упырей и разглядывал их. Из толпы себе подобных он выделялся, как мощный дуб выделяется среди осин. Телосложения он был обычного, не здоровяк, на серой хламиде никаких знаков, указывающих на принадлежность к Высшим Кастам Дерева Жизни. Дело было в другом. В Равалоне любой смертный видит три основных цвета магии, но вот их насыщенные, сосредоточенные цветовые концентраты, называемые также Топосами, способны видеть только подготовленные маги. Зрительная система простого смертного просто не выдержит такого удара и может, так сказать, отключиться, как поломанный голем. Так что боги правильно сделали, что наделили только склонных к магическому Искусству смертных способностью видеть Топосы.

Так вот.

У этого карлу были все три вида Топосов: октариновый, эннеариновый и декариновый. Перетекающее друг в друга сияние, сферическим витьем оплетая эльфа, было необычайно красиво, словно восход и закат, появляющиеся одновременно в тишине седых гор Центра Мира, где повозка богов, возящая солнце по небу, снижается, чтобы тут же воспарить снова вверх. Да, это было красиво — удивительно, божественно, чарующе и не от мира сего.

Таких Топосов просто не могло быть у смертного, даже у мага. У этого карлу мог быть один Топос, октариновый, символизирующий погружение в Силу Природы, и то не столь яркий. А три Топоса — просто невероятно. Даже у Эвиледаризарукерадина, чьим отцом по слухам был бог, имелось только два Топоса, а ведь он, как Архиректор Школы Магии, являлся самым могущественным среди Великих Магов Западного Равалона.

Два Топоса — это еще возможно. Три Топоса — это уже невозможно. По крайней мере, так считалось…

М-да, весьма интересное задание, весьма. Теперь бы вернуться целым и в памяти, ведь карлу не для того показал Уолту Топосы, чтоб тот написал об этом во все магические журналы Равалона. Нет, тут другое… Но что? Показывает Силу? Но ведь уже знает, что перед ним Магистр, а если так, значит, знает и о его уровне инициации в боевой магии. Значит, мог бы продемонстрировать и два Топоса, Уолт ведь и одним не владеет. Неужели он смог заглянуть глубже ауры, в душу?

Нет. Это невозможно. Даже Бессмертные боги и убоги не могут. Значит, не может и этот. Значит, просто демонстрация Силы. Наверное…

Уолт обнаружил, что впился ногтями в ладони, еще чуть-чуть — и потекла бы кровь. Он расслабился, прогоняя напряжение, и улыбнулся:

— Стоит ли понимать, уважаемый, что вы один из Верховных Сеятелей?

— Верно, Магистр.

— А… Мы так и будем стоять или все-таки вы позволите внести этого Живущего в Ночи, — Уолт указал на Понтея, — внутрь? Скажем так, ему не совсем хорошо.

— Я знаю, чем чревато Воздействие для Среднего упыря. Но и вы должны знать, что наложенный Периметр так просто не снимешь. Его сейчас расплетают. С нацеленным на вас Периметром вы бы никогда не смогли спуститься в Зал Корней. Вы погибли бы в тот же миг, как только вошли в Нижний Коридор.

— Ясно. — Уолт сглотнул. Фух, хорошо, что Вадлар не ломанулся спасать Понтея от солнца. Пробейся он сквозь ряды карлу и прорвись в проход, жизнь их была бы под угрозой. Жестокосердный Анубияманурис наверняка где-то рядом полирует свой кривой кинжал.

В следующий миг давящее ощущение Силы исчезло.

— Периметр снят. — Верховный Сеятель вошел в туннель, названный им Нижним Коридором. — Следуйте за мной. Ах да, — он обернулся, — не думаю, что вы попытаетесь, я ведь показал, на что способен, но объясните упырям, что вам не сбежать.

Вадлар осклабился. На его лице было написано, что объясняй не объясняй, но планов побега он уже напридумывал с десяток и ему не терпится испытать хотя бы один. Теперь Фетиса захотелось потянуть за нос хотя бы для того, чтобы он пришел в себя. Уолт, пока они шли к Нижнему Коридору, в нескольких словах описал упырю, что с ними будет, стоит вот этому карлу в хламиде просто чихнуть. Учитывая, что в своей краткой речи Намина Ракура прибегнул к весьма нецензурным выражениям и ругательствам, за которые его не то что боги, но и убоги могли покарать, Вадлар, потрясенный, вразумился и с надеждой бросать взгляды по сторонам перестал.

— Послушайте, уважаемый… — После разговора с упырем Уолт решил хотя бы кратко объясниться с Верховным Сеятелем. — Мы преследуем весьма опасных смертных, которые сейчас находятся в вашем Лесу. Они…

— Мы знаем, — перебил Верховный. — Не беспокойтесь. О них уже позаботились.

— Но…

— Помолчите. Скоро вам представится возможность говорить. А если вы еще скажете хоть слово, я наложу на вас заклятие молчания.

Уолт умолк. Вадлар посмотрел на него и проглотил все, что хотел сказать. Насколько маг уже узнал Фетиса, за это ему надо было дать медаль.

Значит, тех двоих схватили… Или даже убили. И как карлу это удалось?

И именно этот момент решила выбрать Рука Исцеления, чтобы перестать функционировать. К счастью, Уолт даже не почувствовал безумную боль, голодной нечистью бросившуюся на тело и Локусы Души. Разум предусмотрительно отключился, едва получил сигнал, что Рука больше не действует, и позволил усталости обогнать боль.

Уолт беззвучно свалился на пол.

Вадлар остановился. Посмотрел на Понтея, которого несли следом за ним двое карлу, взглянул на Магистра, валяющегося под ногами, перевел взгляд на продолжавшего идти Верховного Сеятеля.

— Ну охренеть просто, — тихо проворчал он и, взвалив Ракуру на плечо, поспешил за Сеятелем в приятную темноту Нижнего Коридора.

— Тавил?

…

— Тавил!

— Да помолчи ты! Я работаю! Убоги дери, не надо было тебя возвращать в сознание.

— Почему я ничего не вижу?

— О Небеса! Потому что темно, неужели не понятно? Ахес, не мешай!

— Подожди, Тавил. Где груз?

— Да чтоб ты провалился в Нижние Реальности! Проклятье! Теперь придется все начинать снова! Дерьмо!

…

— Ну на кой мне сдалось тебя приводить в сознание? Лежал, молчал, все так хорошо было.

— Тавил, где груз?!

— Рядом с тобой, идиот. Неужели не понятно, что если ты еще жив, то все более-менее нормально?

— Более или менее?

— Скорее менее. И все из-за тебя. Доложу Мастеру, пускай он тебя накажет. Как ты мог упустить из виду Зерно Пут?

— Какое Зерно?

— Какое Зерно?! Да никакое! Такое, из-за которого мы оказались в ловушке. Ахес, как ты проморгал того убогового карлу, чтобы его душа попала в Нижние Реальности?!

— Я… Не знаю… Он… Ветер не заметил…

— Ветер не заметил! А теперь у нас большие проблемы! Если бы ты еще не мешал.

— Что такое Зерно Пут?

— То, во что мы попали.

— Подробнее, если можно.

— С каких пор тебя интересуют эльфийские штучки, Ахес?

— С тех пор, как мы в них попали, Тавил. Если я ненавижу эльфов, еще не значит, что я не должен знать о них. Уж ты-то знаешь.

— Ладно. Но пообещай, что, после того как я объясню, ты не будешь мешать. Мне нужно вызвать энтелехию, а сейчас это очень сложно, хоть времени у нас — предостаточно.

— Хорошо, обещаю.

— Зерно Пут — магическая ловушка из раздела Лесной Высшей магии. Его гилетический носитель… Ты должен помнить, что такое гиле и прочее, нам Мастер объяснял. Помнишь?

— Помню.

— Отлично. Так вот, его гилетический носитель — небольшое зернышко, точнее, объект, похожий на зернышко. Его сложно заметить поисковой магией, если специально не искать. Но его можно увидеть, особенно если его кидают прямо в тебя, Ахес. И в этом зернышке находится свернутое Поле Сил, небольшая самовосстанавливающаяся ноэматическая структура, в данном случае привязанная к Лесной магии. И срабатывает это поле довольно просто: оно превращается в огромную травяную клетку в виде непроницаемого шара вокруг тех, в кого летит Зерно Пут. Его можно увидеть, если кидают прямо в тебя, Ахес. Травы, из которых сплетена клетка, прочны, как мифрил, и не поддаются магии, как антимагий. Зерно Пут способно удерживать внутри себя до полусотни смертных и сохраняет свою стабильную форму в течение десяти часов. За это время к Зерну можно подвести войска и сосредоточить вокруг него боевые заклятия. И, как только Зерно распадется, пленить тех, кто был внутри. Или убить. А ведь этого можно избежать, ведь Зерно Пут легко увидеть, особенно если его кидают прямо в тебя, Ахес.

— Ладно, Тавил, я уже понял. Хватит.

— Понял он…

— Так, значит, пока мы здесь сидим, вокруг нас собираются воины и маги Лесных эльфов?

— Да. Но они не могут проникнуть в Зерно Пут, как мы не можем выбраться из него.

— Ясно… Подожди, а как же ты собираешься использовать энтелехию? Если ты не можешь проникнуть за пределы этого Зерна…

— Зерно — порождение Лесной магии. А значит, тоже растение. Когда карлу создавали его, они ничего не знали о подобных нам. Зерно направлено против физической и магической сил. Моей энтелехии оно не сможет помешать, только будет сдерживать, пока не распадется, но вызвать Мертвый Лес я могу.

— А я не ощущаю своей морфе.

— Потому что ты не я. И Зерно тебя сдерживает. Но меня — нет. Уж поверь, эти карлу сильно удивятся, когда Зерно исчезнет. Так сильно, как не удивлялись с тех пор, когда роланцы захватили Дерево Жизни. А теперь — не мешай. Садись на груз и просто жди.

— Хорошо, Тавил. Я подожду. Только еще один вопрос.

— Какой, чтоб тебя?

— Мы уже давно в Зерне? И Затон не объявлялся?

— Это два вопроса.

— Тавил…

— Знаешь… ты помнишь, как Мастер запрещал тебе использовать Плеть Похорон?

— Помню.

— Уход в Тень для Затона намного опасней. Я слышал один раз… разговор, не предназначенный для моих ушей. Мастер предупреждал, что Затон погибнет, если Уход будет глубоким. А та пламенная тварь… Затон должен был глубоко погрузиться в Тень, чтобы спастись. Скорее всего он умирал уже в тот момент, когда спас нас двоих от убоговского чудища.

— Значит, он…

— Это будет третий вопрос, Ахес. Ты просил об одном. Так что заткнись и не мешай мне. Если хочешь — проводи Затона в Посмертие добрыми словами. Даже Олекса можешь проводить. Только про себя. И…

— И?

— И не мешай мне, понял?!!

— Иу…

Сознание возвращалось с неохотой, как одолженные друзьям деньги. Тело болело, хотя вроде никто не бил, к тому же еще и тошнило так, будто он собирался рыгать собственными внутренностями. Вот и расплата, расплата за обещание стать Высшим и даже носферату без пития крови. А ведь Посвящение Светом позволяет только из Низшего перейти на следующий уровень упыриной эволюции, дальше без крови — никак.

Ты сам все видел. Теперь понимаешь. Ничего не изменить.

Так ему сказал Первый Незримый Постигающих Ночь.

А что вы теперь скажете?

Так он ответил Первому Незримому, придя к нему с Вадларом спустя много времени.

И Первый Незримый ничего не смог ответить. Только попросил, чтобы он пока больше ничего подобного не делал. И отправился на встречу с его отцом, уже одним этим благословляя заговор против Правящих Домов.

— Иу…

— Хватит уже, а? Наконец-то очнулся, а то все валялся и стенал: «Иу, Иу!», — мрачно сказал Вадлар.

Понтей приподнял голову, тут же загудевшую, как пустой котел после удара. Сфокусировал зрение и осмотрелся.

— Где это мы? — придя к выводу, что зрение он не сфокусировал, спросил Сива.

— В камере.

Получив информацию, Понтей решил, что осмыслить ее он тоже не может. Перевернувшись на спину и раскинув руки, он стал приходить в себя. Но лучше почему-то не делалось.

— Вадлар…

— А?

— Что со мной?

— А это, Понтеюшка, и есть то, о чем каждый из нас знает с детства, но не каждый благодаря Куполу испытал.

— Что?

— Воздействие это, говорю.

— Воздействие…

Ну да, ведь он уже об этом думал. Воздействие. Значит, Проклятый Путник поднялся. И судя по тому, как ему хреново, давно в зените. Воздействие… Проклятый Путник!

Иу!

Понтей рывком поднялся, мигом позабыв о бессилии.

— Иукена…

Воздействие оскалило гнилые зубы боли и навалилось на Понтея всей своей тяжестью. Сива застонал и бессильно осел. Вадлар хмуро посмотрел на него, перестав разглядывать камеру, которую уже успел изучить лучше, чем дом родной. Впрочем, его дом родной был побольше этой комнатушки два на три метра и два с половиной метра в высоту. И убранств здесь было куда меньше, вернее, их совсем не было, — голый пол, голые стены да дверь, за которой маячили четыре карлу. Изучить камеру за то время, что они здесь находились, было несложно. С тех пор как унесли находящегося без сознания Намину Ракуру, прошло часа три, и времени для постижения пятнадцати метров было даже больше, чем нужно.

— Ты бы поменьше двигался, — посоветовал Фетис Понтею. — Здесь не Лангарэй, и Купол не защищает от Проклятого Путника. Каждое твое действие встретится с сильным противодействием. Хорошо, что мы под землей, так тебе полегче.

— Иу… Она… не появлялась? Карлу больше никого не ловили?

Вадлар промолчал. Но молчание это было многозначительнее слов.

— Я… — Понтей сглотнул. — Я не чувствую ее… ее Силы Крови.

— Понтей…

— Но она… когда мы вошли в Лес… она… я чувствовал ее.

— Понтей…

— Она не может… не может умереть… Не должна…

— Понтей!

— Но я не чувствую ее! Слышишь?! Не чувствую!

Понтей вскочил, превозмогая Воздействие, и бросился к двери. Принялся стучать, крича, прося, умоляя, бессвязно бормоча, что его должны выпустить, что он должен найти Иукену, что она без него пропадет, что она…

За дверью молчали. Даже когда Сива сумел применить свою Силу Крови и ударил по двери увеличившимся в размерах кулаком, заставив камеру содрогнуться и пыль осыпаться со стен и потолка, и тогда карлу промолчали. Видимо, потому, что дверь ни капельки не пострадала, а Понтей скорчился на полу и закричал от боли.

А еще он заплакал.

Вадлар отвернулся. Сколько он знал Понтея — столько не видел его слез. Даже во время экспериментов, когда тело не слушается и делает все, что захочет, пока рассудок витает где-то, даже когда Фетиса раскалывало пополам и слезные железы начинали работать непроизвольно, и тогда Понтей не плакал.

В душе, вернее, там, что сами упыри привыкли называть душой, ведь их собственная была сожжена Неуничтожимым Пламенем, в обмен на агрегат, двигающий тела, — в этом агрегате, заменившем душу, было пусто. Вадлар знал, что в полдень, когда Глаз Дня набирает полную силу, даже Среднего Живущего в Ночи может постигнуть судьба Дикого, попавшего в руки Проклятого Путника. Он слишком хорошо помнил двух Средних упырей, с которыми заблудился в Границе, помнил, как они сгорали, помнил собственный ужас и свою благодарность Понтею, уговорившему его на попытку обмануть Кровь.

Если Иукена не успела добраться до Диренуриана до восхода Проклятого Путника… Если она до сих пор находилась под Воздействием…

Кулак врезался в стену. Хрустнули костяшки пальцев. Кажется, он сломал их. Но было все равно. Почему-то было все равно. Наверное потому, что… Неважно почему. Просто все равно.

Уолт проморгался, приходя в себя. Он сидел за квадратным столом на удобном стуле с высокой спинкой. Комната, в которой он находился, была довольно большой, метров пять на пять, с высоким потолком, а он сидел прямо посредине комнаты. Несколько светящихся крупных лилий на потолке давали скудное освещение. В помещении, кроме Уолта, никого не было. Закончив с осмотром, Уолт принялся изучать себя.

Так, руки свободны. Ноги тоже. Тело вроде слушается. Более того, оно полно сил и совершенно не испытывает боли или даже усталости, хотя Рука Исцеления явно не работала. Так, а магия? Гм, вроде все в порядке, антимагии рядом нет и потоки ощущаются… Хотя… Вот скоты остроухие! Чтоб их Свет поимел во все отверстия, включая нос и уши! Ублюдки!

— Вижу, вы пришли в себя, Магистр, — раздался знакомый голос.

Верховный Сеятель появился привычным образом — неожиданно, непонятно откуда и непонятно как. Обошел Уолта и сел на появившийся прямо во время усаживания стул, такой же, как у Ракуры. Теперь Уолт смог получше разглядеть своего визави.

По общему впечатлению лет на триста — четыреста тянет. Светло-салатовая кожа, как у всех карлу, контрастировала с чернющими глазами, выделявшимися на лице, как два глубоких провала на весенней лужайке. Треугольное лицо выглядело довольно привлекательным с человеческой точки зрения. Человеческие девушки млели бы от него. Короче, типичная эльфийская харя, разве что заостренные уши вытянуты не вверх, а в стороны. Ну и глаза… Да уж, глаза — дрожь пробирает. Будто смотришь в них — и проваливаешься, а вокруг черноты собирается безумие.

Карлу заговорил:

— Мы взяли на себя смелость подлечить ваши физические и духовные расстройства.

— За это спасибо, — процедил Уолт, очнувшись. Ну и глазища…

— Но также мы почистили вашу ауру от Заклинаний и заклятий.

— А вот за это благодарить не буду, — буркнул маг. — Знали бы вы, сколько времени я их собирал, как ухаживал за ними и взращивал, как готовил их к поступлению в лучшее Поле Сил…

— Простите?

— Говорю, зря вы это сделали. Нехорошо это. К тому же запрещено Конклавом. А карлу, насколько мне известно, поддержали Номос Конклава.

— Не все карлу, а только предатели Дерева Жизни и страдающие под пятой Черной империи, вынужденные мириться с могущественным поработителем, — поправил Сеятель. — Только они приняли законы Конклава, ограничивающие свободную магию Лесов. Мы, истинные потомки Души Леса, никогда не признавали Конклав, сборище аристократов, поддерживающих тираническую политику Черной империи. Но давайте оставим это в стороне. Мы до сих пор даже не знакомы.

— Можно подумать, вы не считали с моей ауры имя.

— Нет. В вопросах имен мы предпочитаем с уважением относиться к другим.

— Лучше бы вы Номос Конклава признавали.

— Ну, не будем об этом. Что сделано, то сделано. Давайте знакомиться. Я — Латиэлл сиэ Ниорэ, Верховный Сеятель Западно-Южной Ветви Дерева Жизни, прямой потомок Правящей Кроны, Пятый в наследовании Истинного Ствола Лесов, Главный Страж Диренуриана.

— Ого. А я Уолт Намина Ракура, аспирант кафедры боевой магии. Голубой крови в жилах не имею.

— О, не беспокойтесь, я назвал часть своего титула, чтобы вы имели представление, с кем беседуете. Я не считаю, что если ваш отец землепашец, то общаться с вами я должен только для того, чтобы проверить остроту своего клинка.

— Это радует.

— Видите ли, Магистр Ракура, сложилась странная ситуация. Позвольте я вам объясню. — Латиэлл сложил ладони вместе и наклонился вперед. — Наша Ветвь с другими Ветвями Запада и Юга ведет войну. Ветви Севера и Востока нейтральны. Но мы ведем войну. Эта война объявлена нами против наследников врага всех свободных Народов. Мы воевали против Роланской империи, а, значит, воюем теперь против Роланских королевств. Мы будем убивать всех жителей этих государств до тех пор, пока Материнский Лес не будет свободен. Пока Черная империя не уйдет из него. Пока мы не вернемся. Наша цель — вернуть Дерево Жизни и восстановить династию Правящей Кроны. До этих пор все Роланские королевства — наши враги. И поверьте, Магистр, мы готовы вернуться в Дирендагатан. Мы приложили все усилия, чтобы в скором времени заставить роланцев в ужасе разбежаться при виде Лесной Армии и вынудить Черные Легионы отступать. — Глаза Латиэлла заблестели, он начал говорить быстрее: — Мы восстановим связь с Душой Леса, и прекрасные тиули снова расцветут на Дереве Жизни. Нам не смогут помешать. Нас не остановить! Мы терпели тысячелетия, мы ждали, страдали, вы не можете представить, как мы страдали, как нам тяжело — не ощущать близость Дерева Жизни! Ведь каждый из нас несет в себе его росток, который чахнет, если находится вдалеке от него! И вот наконец мы получили оружие, с которым вернемся в Материнский Лес и сможем навсегда покончить с опасностью завоевания! Сможем восстановить былую славу Дирендагатана, его имя, которое было известно всему миру, пока проклятый Ролан не обрушился на нас!

«Ого! — Под яростным напором слов Сеятеля Уолту стало не по себе. — Да он… фанатичен не в меру».

— Роланцы заплатят нам за века нашего позора, но еще больше заплатят предатели Дерева Жизни, посмевшие принять вассалитет Черного императора! За каждый день наших мук они будут мучиться недели! За каждую нашу потерянную надежду они потеряют все! А Черная империя… О, Черная империя познает ярость Души Леса! Она падет! Не останется в ней места, где черноимперцам будет спокойно! Всякое растительное сущее, всякое живое, что обитает в лесах, все духи и элементали — все они откликнутся на Зов и с нашим оружием отомстят мучителям Материнского Леса!!!

«Ё-моё… ему бы лечиться. — Уолт, больше следивший за траекторией полета слюны изо рта карлу, чем за смыслом, машинально уклонился от очередного всплеска эмоций. — Черную империю они собрались толкать перед собой, видите ли. Он вообще размеры ее знает? Может, он маг расфуфыренный, но Круг из Высших Магов, благословленный Небесным Градом, — и будет его душа Черной империи угрожать в Лесном Посмертии…»

Карлу, обнаружив, что стол перед ним заплеван, а боевой маг пристально смотрит ему в рот, смутился, взмахом руки очистил крышку стола и сказал:

— Простите, я, кажется, увлекся. Вам, человеку, не понять страдания моего Народа, потерявшего Истинную Прародину и вынужденного жить на чужбине. Но, надеюсь, вы осознали общую картину.

— Если честно, то совершенно не осознал, — искренне признался Уолт.

Латиэлл сиэ Ниорэ, Верховный Сеятель Западно-Южной Ветви Дерева Жизни, прямой потомок Правящей Кроны, Пятый в наследовании Истинного Ствола Лесов, Главный Страж Диренуриана, смерил мага взглядом и вздохнул:

— Я говорил о том, что в преддверии объявления войны Черной империи благодаря оружию, появившемуся у нас, с которым мы сможем пройти сквозь Роланские королевства, очень странным выглядит появление в нашем Лесу сначала двух очень странных существ, прочитать разум которых не может ни одна наша Сивилла, а следом за ними мага из Школы Магии в сопровождении двух Живущих в Ночи. И несет с собой один из Живущих в Ночи нечто такой Силы, что страшно становится даже мне, Магистр. А одна Сивилла потеряла сознание, пытаясь разобраться в этом нечто. Вам не кажется странным подобное совпадение?

«Клинки Ночи? Ну, вроде особо они и не фонили, а уж если карлу заметили, то я в непосредственной близости вообще не мог пропустить. Значит, не Клинки. Все-таки о многом ты умолчал, уважаемый Сива…»

— Послушайте, уважаемый Латиэлл, мне кажется, стоит объясниться, — сказал Уолт. — Тут такое дело… В общем, Живущие в Ночи наняли меня, боевого мага, чтобы вернуть украденный из Лангарэя артефакт, и как раз те двое, о которых вы упоминали, и есть похитители. Мы преследовали их. Беспокоясь, что артефакт могут использовать в Диренуриане, причинив ему вред, мы осмелились нарушить границу вашего Леса. Не знаю, в чем вы меня подозреваете, но то, что я сказал, чистая правда.

— Упыри наняли мага из Школы Магии? Интересная версия, Магистр. Я был бы готов поверить, если бы не знал, как Школа боится нарушать запреты Конклава. К тому же жителям Севера и Востока Серединных Земель запрещено законом контактировать с разумными упырями, а всем Серединным Землям запрещено Эдиктом Роланских королевств оказывать магическую помощь Живущим в Ночи. Придумайте что-нибудь еще, Магистр.

— Но это правда… — Уолт был ошеломлен. Как-то раньше не думалось, что если рассказать правду о себе, даже нелицеприятную, то в нее не поверят. Ладно, что он сказал о найме, вряд ли этот нарушитель Номоса Конклава побежит с жалобой на Школу Магии, просто Ракура не ожидал, что ему не поверят. Гм… И что теперь делать?

— Если вы настаиваете, что сказанное вами — правда, Магистр, тогда ответьте, что за артефакт похищен у Лангарэя. Или это секрет?

— Секрет, наверное, — пожал плечами Уолт, — но вам я могу сказать. Что-то мне подсказывает, что с вами лучше говорить начистоту.

Что-то. Ага. Три Топоса — вот это что-то.

— Насколько мне известно, у Лангарэя похищено Ожерелье Керашата. Именно его мы и должны вернуть.

Черные глаза карлу блеснули. Непонятное собиралось в них, непонятное и опасное. Латиэлл улыбнулся, отвлекая Уолта от своего взгляда.

— Ну что ж, Магистр, теперь я точно знаю, что вы врете.

— А?

— Не совсем понимаю, зачем так неуклюже лгать. Возможно, вы не мастер хитростей, но зачем тогда посылать такого? Магистр, хотите, я скажу, почему вы здесь, в Диренуриане?

— Ну-ну… — Уолт не был уверен, что он хочет это услышать, но выбора не было.

— А вот зачем. — Сеятель наклонился и заговорщическим тоном зашептал: — Роланские королевства догадались, что мы готовимся к масштабной войне, и послали трех шпионов в Диренуриан. И решили изобразить это как погоню: за первыми двумя лазутчиками гонится третий. Для осуществления плана Роланские королевства обратились в Школу Магии, чтобы она обеспечила магическое прикрытие. Но роланцы просчитались. Ведь Черная империя им сказала, что карлу неистово следуют только Пути Души Леса и изучают лишь Лесную магию. И Школа Магии подготовила шпионов, которые были выучены против Лесной магии. Но вот беда! Роланцы не знали, что Диренуриан сошел с Пути и начал постигать иные разделы Магического Искусства. И потому план провалился. Первые два лазутчика, так хорошо сопротивлявшиеся нашей Лесной магии, попались на магию иллюзий. Трое попали в Периметр Заклинаний, который карлу тоже не могли использовать. А все потому, что роланцы недооценили нас, Лесных Эльфов, Истинно Сущих, кто един с этим миром, потому что рождены мы от Союза Природы и Света, а другие — нет!

«Опять началось…»

— А знаете, что заставляет меня думать так?! Знаете, что заставляет меня думать, что Запад и Юг Серединных Земель наняли двух упырей в проводники для Магистров?! Ваша глупость, Уолт Намина Ракура! Глупость смертного, порожденного Природой без оплодотворения ее материи Светом!

«Вот это расист!»

— И знаете, в чем заключается ваша глупость, Магистр?! Знаете, почему я не верю вашим словам?!

«Да откуда мне знать-то, идиот остроухий!»

— Потому что вы не можете пытаться вернуть Ожерелье Керашата! — Латиэлл сиэ Ниорэ, Верховный Сеятель Западно-Южной Ветви Дерева Жизни и прочая, вскочил и обвиняющее ткнул в Уолта пальцем: — Потому что то оружие, которым мы, карлу, вернем себе власть над Материнским Лесом и разобьем Роланские королевства и Черную империю, и есть Рубиновое Ожерелье Керашата! Сила, перед которой содрогнется мир! Да, Ожерелье Керашата — у нас, у карлу, тут, в Диренуриане! И все ваши слова — ложь!

«Твою же мать… Вот говнистое говно…»

Значит, даже так. Значит, настолько все хреново. Значит, Понтей вот такая сволочь. Вряд ли вот этот фанатик собственной расы врет. Такие не врут, нет, такие любят говорить правду, упиваясь возможностью безбоязненно делиться подобной откровенностью… Значит, Ожерелье Керашата сейчас у карлу. Лучше бы у них Посох Корнелия был…

А что же тогда Уолт и остальные пытались вернуть?

— Хотя, Магистр, вы, возможно, и не знали о действительной подоплеке происходящего. — Латиэлл успокоился, и его голос стал вкрадчивым. — Но давайте сначала проверим вас.

Он взмахнул рукой, начертив такой замысловатый Жест, что вздумай повторить его Уолт, кисть бы у него скорее всего сломалась. Стол подсветился октарином, и на нем появились вещи мага и его спутников. То есть пояс Уолта с оставшимися свитками, Убийца Троллоков в ножнах, бутерброд с чесноком (гм, а этот откуда? Мешок-то потерялся во время предрассветной схватки… неужели Фетис стащил?) и сумка Понтея. Гм, получается, что у Вадлара, кроме одежды, с собой ничего и не было? Странно, где же он все-таки прячет свой Клинок Ночи, ведь Понтей ясно дал понять, что у каждого упыря в их отряде есть Клинок… Так, об этом потом подумать можно. Другое дело — зачем Латиэлл выложил вещи перед ним. И даже не боится, что Уолт попробует воспользоваться магией, скотина, ведь знает, что боевой маг без дополнительных Заклинаний в ауре что лимон выжатый.

— Я хотел бы, чтобы вы объяснили, что за предметы находятся перед вами. — Верховный Сеятель провел руками над столом. — Вот что это?

Уолт посмотрел на него как на дебила. Да пошел он! Магу вконец перестало нравиться происходящее.

— Бутерброд. Еда такая у людей. Попробуйте, уверен, вам придется по вкусу.

— А что это?

— Магический меч. Могу продать за недорого.

— Это?

— Свитки. Магические. Могу показать, как действуют. Подайте, будьте любезны, Свиток Мгновенного Перемещения.

— А что это?

Уолт проглотил очередную едкость. И действительно, а что это?

Длинное крупное деревянное ложе, как у осадных арбалетов, приклад, как у аристократического спортивного арбалета, стремя, как у лебедочных тагборских арбалетов. На этом сходство с арбалетом заканчивалось. Нет лебедки, крюка, блока, спускового ореха, стального лука, а на месте желоба для болта расположены шесть крепко соединенных продолговатых трубок, расширяющихся на концах в районе стремени. На других концах эти трубки входили в выходящее из ложа толстое, запаянное со стороны приклада кольцо, наверху которого пристроился колесцовый замок, знакомый Уолту по кафедре алхимии. Ага, а тот четырехгранный стержень на боку колеса, видимо, заводится ключом. Значит, вместо спускового рычага спусковым механизмом служит тот крючок в скобе под ложей. Интересно, интересно, и что же должен поджигать колесцовый замок? Это явно метательное оружие, но что оно мечет?

— Повторяю вопрос: что это?

— Какая-то хрень, — честно ответил Уолт. — Не имею ни малейшего представления, что это. Наверное, оружие.

— Как оно действует? И чем стреляет?

— Не знаю.

— Как вы собирались похитить Ожерелье Керашата?!! — внезапно заорал Латиэлл, нависнув над Уолтом. — И что еще вы собирались делать?!! Отвечай быстро, не задумываясь!!!

— Балкон, — ляпнул Уолт.

Карлу опешил.

— Балкон? — на всякий случай переспросил он.

— Балкон, — подтвердил Уолт. — Ну вы же сами просили не задумываться…

И его впечатало в потолок. Без всяких там Жестов, Слов или Концентраций. Без всяких там колебаний Полей Сил и Обращения к Мощи. Грубый поток чистой Силы, такой чистой, что она даже не сверкнула ни одним из основных магических цветов, подхватил Уолта и подбросил вверх. «О-о-о-о, это убоговски больно, вот ведь сволочь…»

Потом поток исчез, и не успел Ракура этому порадоваться, как грохнулся об пол.

— Кажется, вы не понимаете своего положения, Магистр. — Латиэлл присел рядом на корточки, приподнял лицо Уолта. При падении маг расшиб лоб и набил шишку. — Я пока что говорю с вами вежливо. Другие Верховные Сеятели хотели сразу же вас убить, но я им объяснил, каким чудесным поводом для обвинения Роланских королевств в шпионаже вы будете. Вы живы до сих пор только благодаря мне.

— С… сука… тебе ведь не нужна моя правда… даже если я сказал правду… ты уже все решил…

— Ай-а-ай! Как грубо. Маг не должен так говорить с магом. Особенно вышестоящим по рангу, вплотную приблизившемуся к Третьему Состоянию Заклинательного Баланса. — Латиэлл щелкнул пальцами и…

Уолт снова оказался за столом, с его лицом было все в порядке, а Главный Страж Диренуриана сидел напротив.

— Магистр, я не верю ни одному вашему слову. Даже если вы сами в них верите. Вы можете думать, что все действительно так, что вас наняли упыри вернуть Ожерелье Керашата у похитителей. Но на самом деле вы закодированы Иллюзией.

— Чего?!

— Я объясню. На ваше истинное сознание наложено Заклинание, а ваша нынешняя личность — обман. Он продлится до того момента, как вы приблизитесь к Ожерелью Керашата. Думаю, первые два лазутчика и есть главные в вашей команде, а вы как личность — просто функция. На самом деле вы нечто другое.

— Бред, — насторожился Уолт. Не хватало, чтобы он…

— Тогда объясните мне, Магистр, аспирант кафедры боевой магии второго года обучения, как вы не заметили это?

Латиэлл провел рукой над громоздкой конструкцией, вытащенной из сумки Понтея (кстати, а как она туда поместилась? Свернутые пространства?), и Уолт потерял дар речи.

Потому что вокруг «арбалета» расцвел во всем спектре магических излучений Куб Тетатрона[22]. Он неторопливо крутился вокруг «арбалета», а внутри него выделялись более ярким мерцанием одна за другой составляющие его геометрические структуры: тетраэдр перетек в октаэдр, октаэдр превратился в куб, сменившийся в свою очередь додекаэдром, тут же уступившим место икосаэдру, который снова стал тетраэдром. Вокруг же самого Куба, поперек своей оси, кружились навстречу друг другу два круга с бегущими по краям рядами Рун. Когда круги пересекались и руны накладывались друг на друга, в Кубе начинал мерцать звездный тетраэдрон и возникал огромный октариновый Топос, накрывавший всю комнату. Топосам Латиэлла до этого Мега-Топоса было далеко.

От необычайной плотности Поля Сил у боевого мага перехватило дыхание, закружилась голова. Локусы Души затрепетали. Наверное, аура его сейчас тоже выглядела неважно, съежившись под небывалым напором магической энергии. Скорее всего об этой страшной Силе упоминал карлу, это грандиозное представление Могущества он имел в виду.

Неужели и это придумал Понтей?

Факультет практической магии должен сожрать свои диссертации и, посыпав голову пеплом научных работ, голыми обойти территорию Школы Магии в знак тщетности и суеты своего бытия. За столетия существования факультет практической магии не произвел ни одного артефакта, сходного с тем, что Уолт сейчас видел перед собой. Музей выдающихся достижений Школы померк по сравнению с материализованным Полем Сил, небрежно валявшимся на столе в какой-то допросной карлу. Это уровень Ожерелья Керашата… если не выше… тут одними колбами Актемуса не обойтись для накопления Силы, нет, тут еще что-то…

Неужто убоги помогали Понтею в его выдумках?

А что же в том ящике, если против него упыри тащат такую Мощь?

— Соблюдены все принципы Сакральной Геометрии, более того, поддержаны фундаментальные принципы трансцендентального исчисления в организации Потока Рун. Здесь и «Святой Круг» π-числа, и «Начальный Квадрат» √2, и «Рыбий Пузырь» √3, и «Двойной Квадрат» √5, и «Золотое Сечение» числа φ. Все основные отношения Проявленной Природы. А эти фигуры внутри, только посмотрите, насколько точно символизируют Стихии! Вы сумели даже отобразить совершенно Эфир и Пустоту! Как дитя Света и Природы, я восхищаюсь такой четкой композицией магических ансамблей, этой чудной игрой паттернов Силы. — Латиэлл взмахнул руками, и Куб погас, оставив физическому зрению один лишь «арбалет».

Впрочем… Уолт прищурился. Странно, Вторые Глаза ничего не видят. Даже отблесков магии. Но почему карлу чувствует в «арбалете» магию, а он, маг Школы Магии, даже не подозревает, где искать?

— Только не пытайтесь соврать, что вы не почувствовали Силу этой вещи. Ведь это будет правдой только в том случае, если прав я. — Латиэлл усмехнулся. — А я прав. Потому что наши Сивиллы, изучая вас, наткнулись на непроницаемую для них зону в вашем тонком теле, Магистр. Малозаметную, а скорее даже совсем-совсем незаметную. Сивиллы ее бы и не обнаружили, если бы не я. Что-то таится внутри вас, скрывается… Нет, я бы скорее сравнил это с Заклинанием в ауре, оно точно так ждет часа, чтобы проявить свое предназначение. И я понял, Магистр. — Сеятель аж лучился самодовольством. — Я все понял. Именно там — настоящий вы, не какой-то Уолт Намина Ракура, временная личность, которой предстоит сгинуть, а тот вы, кто действительно правит этим телом! Настоящий шпион, посланный Роланскими королевствами против последнего оплота Души Лесов! И мне очень хочется побеседовать с ним, Магистр… нет-нет, прошу прощения, скорее всего передо мной отнюдь не мальчик, едва допущенный к Высшим Заклинаниям. Видимо, кто-то из Высших Магов, с которым бы я смог поразвлечься. Если вы слышите меня, господин Высший Маг, выходите! Нам о многом предстоит побеседовать!

«Да он серьезно верит в эту чушь, — содрогнулся Уолт. — Параноик хренов! Да нужен Роланским королевствам этот Диренуриан, как же! Они сами расколоты. Запад вон торгует с упырями, а Восток любого, кто с ними взаимодействует, на плаху тащит. Проклятье, как же мне его переубедить, что он неправ?! Еще не хватало, чтобы он начал копаться в моей душе…»

Уолт закрыл глаза. Есть одна идейка.

— Хорошо, — пытаясь говорить с другими интонациями, начал Ракура. — Вы угадали, Латиэлл сиэ Ниорэ. Не совсем, но угадали. Позвольте представиться. Я — Сатаил кер Шагаш, Главный Помощник Архиректора Школы Магии. Я поражен вашей прозорливостью. Да, мы прибыли, чтобы похитить Ожерелье Керашата, но главными исполнителями являются двое смертных, которых вы поймали до нашего появления. Несчастный смертный перед вами ничего не подозревал о происходящем. Но, раз вы все узнали, вынужден откланяться. Сейчас я покину этого смертного, и можете делать с ним все, что хотите. Прощайте…

И открыл глаза, делая вид, что удивлен. Латиэлл внимательно следил за ним. Ну как, поверил?

Невидимый удар швырнул Уолта на пол, тело сдавило, не давая и пошевелиться. Разъяренный Сеятель хлестнул водяным хлыстом возле лица Магистра, брызгами порезав щеки.

— За идиота меня принимаешь, маг? За идиота, да? — Пылающее гневом лицо Лесного эльфа было перекошено. — Да ты знаешь, кто я? Знаешь, какую жертву я несу ради своего Народа, ради нашего Дерева Жизни, ради Ittileoni? Смеешь издеваться? Вы тысячелетие мучили мой Народ, вы, порождения Ролана! Настал наш черед, наше время!

Уолт вздохнул. Не получилось… И что теперь?

— Да мне плевать, что ты как личина настоящего тебя исчезнешь! Что ты, временная пустышка, понимаешь в истинных чувствах?! Видишь меня?! Видишь?! Знаешь, какой груз ответственности я несу?! Я, сын бога и простой карлу, я, чья душа продана убогу! Знаешь?! Нет, откуда тебе знать! Вот потому ты и ничтожество, как и все вы, не знающие Любви Света и Природы!

«С ума сойти… Вот оно что… Вот почему три Топоса… Вот почему он так ведет себя… Ну надо же… Маэлдрон-Разрушитель…»

Маэлдрон-Разрушитель. Мифическое существо, частое в Начальное Время, редкое в Первую Эпоху и совсем не встречающееся во Второй, нынешней. Рожденное от совокупления бога со смертной и продавшее свою душу убогам. Создание, которому манипулировать тремя магическими энергиями так же легко, как и дышать. Властвующий над Силами и Стихиями, способный повелевать даже Началами и обращаться к Изначальным. Маэлдрон-Разрушитель. Плативший за свое могущество сущей малостью — постепенным угасанием разума.

О старых Маэлдронах не повествовали ни древние хроники, что пересказывали слухи о Начальном Времени, ни летописи Первой Эпохи. Сходящие с ума еще в молодости, безумные, опасные, дикие, они разрушали все, что видели, и лишь огромной кровью удавалось их остановить. И кровью в прямом смысле — один лишь Великий Круг Некромагов обладал магией, способной противостоять Маэлдронам. Да, еще и Маги-Драконы, но те предпочитали с Разрушителями не связываться, а Маэлдроны, в том числе полностью выжившие из ума, всегда обходили Гнезда стороной.

Последних Маэлдронов уничтожили сразу после Второго Потопа при поддержке богов и убогов. Некоторым Разрушителям, объединившись, удалось открыть порталы в измерения Бессмертных, и по Небесному Граду и Нижним Реальностям пронесся ураган хаоса и разгромов. Пораженные силой смертных, появившихся благодаря их похоти и коммерческой жилке, боги и убоги молча явились своим верующим, сунули им по Артефакту, озарили Вестью и объявили Поход против всех Маэлдронов, сами себе же дав зарок больше не разрешить появиться таким Носителям Силы. Истребительные сражения (в большей мере истребительные для толп, безрассудно бросавшихся на Разрушителей с криками «Бессмертные с нами!») под корень извели Маэлдронов во всем Равалоне. Вторая Эпоха начиналась без них.

Так откуда взялся этот?

— Ты наскучил мне, Магистр, — объявил Латиэлл, Жестом поднимая беспомощного Уолта в воздух и раскидывая ему руки, подобно преступникам, которых в Роланской империи казнили на крестах. — Я думал позабавиться с тобой, думал, что ты-оболочка треснешь, но, видимо, настоящий ты хорошо спрятан. Это значит, что нужно долгое и постепенное проникновение в твое тонкое тело, а я этого не люблю. Нудное это дело.

— Ты… ошибаешься…

— Ты еще можешь говорить, Магистр? Удивительно.

— Я… настоящий.

— Тогда что там, в тебе? Что ты скрываешь, Уолт Намина Ракура? Зачем прибыл в Диренуриан? Ответь правду, скажи наконец то, что я уже и так знаю! Это поможет тебе, поверь.

— Дурак.

Латиэлл замолчал. Белки его глаз опасно засветились декарином. Кажется, он боролся с желанием прикончить наглого смертного прямо сейчас, сдерживая присущее каждому Маэлдрону желание убивать. Хе, прям еще один упырь, который не может прожить без крови, только кровь эту он просто пускает, не нуждаясь в ней как пище.

— Довольно. — Сеятель свободной рукой произвел Пассы.

Распахнулись овалы порталов, из них появились воины и жрецы карлу. Последней показалась высокая Лесная эльфийка в белых одеяниях с раскрашенной маской на верхней половине лица. Сивилла. Читающая Разум Мира. Значит, собрались сканировать его душу? Это плохо, очень плохо.

Латиэлл опустил Уолта на стул, тут же превратив средство сидения в средство удержания: дерево сделалось металлом, щелкнули захваты на руках и ногах, туловище обтянули выросшие из пола лианы, покрытые липкими шерстинками, с потолка ударила струя зеленого дыма, спиралью обвившая голову Уолта. Магические поля и щиты окружили боевого мага. Жрецы начали расставлять вокруг него деревянные фигурки Великих Духов Леса. Косматые и бородатые статуэтки выглядели недовольными, будто сердились из-за того, что их показывают какому-то человечишке. Наверняка это ше’ено, рукотворные точки выхода Души Леса, в естественных условиях способной как слегка пугнуть шаловливым ветром неосторожного лесоруба, не принесшего жертву за срубленные деревья, так и при скверном настроении убить сотни две случайных путников, навсегда скрыв следы их пребывания в лесу. Серьезные штуки эти ше’ено, при полной ауре Заклинаний с ними побороться можно, а вот так, в кандалах, беспомощным, лучше и не пытаться. Вот ведь дураки.

— Не… надо.

— Не слушайте его. Что бы он ни говорил, он врет. — Латиэлл зашагал к гаснувшему порталу. Бросил на ходу: — Пока не достигнете его истинного Я — меня не тревожить. Я буду отдыхать.

— Не… надо…

Но Латиэлл уже исчез и слов Уолта не услышал. Дурак. Ой, дурак. Ведь он же так ошибается.

Сивиллу подвели к Уолту. Сквозь зеленый дурманящий сумрак Ракура видел только ее маску. Одна она выделялась на фоне расплывающегося мира. Сознание ему не дадут потерять, Сивиллам карлу нужен хотя бы кусочек бодрствующего рассудка, чтобы проникнуть в тайные глубины души, в бессознательное, в мир энигматических образов и скрытых порывов, переплетающихся в диких танцах, ворваться в него и подчинить себе, открывая такие бездны, о которых не подозревал, не знал и знать не хотел, безумно желая забыть после того, как узнал.

«В глаза, — четкий приказ хлестнул в голове, разгоняя собственные мысли. — Смотри мне в глаза, человек!»

Он не мог сопротивляться. Убоги побери, он не был способен противостоять чужой воле, ломавшей его, словно горный тролль лучину. Он должен был посмотреть ей в глаза, он не мог не посмотреть ей в глаза, он сам не заметил, что уже смотрит ей в глаза — и Пустота…

Вся окружающая реальность для Сивилл — ничто. Все смертные, окружающие их. Все чувства, которые они испытывают. Все их смыслы и надежды. Все их помыслы и цели. Красота рассветного утра. Возвышенность морской бури. Трагедия несчастных случаев. Безобразие отвратительных поступков. Смех детей и полет птиц.

Ничто.

Это просто среда, среда существования физического тела, которое ест, пьет, испражняется и продолжает род. Ничто по сравнению с тем миром, в котором Сивиллы действительно живут.

Мир Истинных Имен. Изнанка Астрала. Бессознательная Реальность. Бездна Рождения. Гармония Всего. Истинно Данное. Вместилище Сути.

Сивиллы называли его по-разному. Потому что название неважно. Важно лишь переживание дивной бесконечности. И этим переживанием Сивиллы умели делиться с другими смертными. Делиться щедро, иногда без остатка, выплескивая свои блаженные эмоции полностью, забирая с собой в свой мир.

Конечно, смертные не выдерживали. Они не могли выдержать переживаний, основой которых была Беспредельность. Их чувства, свыкшиеся с конечными вещами мира, просто разрушались, и наружу выплывало все, что стремилось вырваться, но сдерживалось путами норм и законов, общественных и культурных ограничений, страхом и заботами.

Смертные не выдерживали. И открывали себя, ничего не скрывая, отдавая свои переживания взамен переживаний Сивилл. И никто не мог поступить иначе…

Еще один.

В последнее время их много.

Маг.

Да, маг.

И такие были.

Все как всегда.

Вступить в контакт.

Отдать себя, поделиться, распахнуть Бесконечность.

Заскользить по нему, отбрасывая ненужные осколки распавшегося сознания.

Глубже.

Глубже.

Откидывать Я. Откидывать Я, живущее в ничто, искать Я, что скрыто в пойманной Беспредельности.

Здесь.

Да.

Здесь.

Там, во внешнем ничто, уже прошло много времени. Здесь, во внутреннем все, мгновения.

То, о чем говорил Поцелованный Смертью.

Вот оно.

Теперь осторожнее.

Чтобы понять.

Никогда раньше не видела подобного.

Странно.

Что это?

Интересно.

Нет.

Продолжать отдавать переживания.

Не замыкаться на них.

Не прерывать контакт.

Но что это?

Что?

Чт…

Сивилла закричала, отшатнувшись от человека. Воины карлу встрепенулись, выхватывая мечи, жрецы забормотали Заклинания, пробуждая ше’ено. Карлу сделали все это машинально, пребывая в глубоком замешательстве. Сивилла не должна была кричать. Сивилла не должна была прекращать изучать душу мага. Сивилла так себя не должна вести.

А потом Лесные эльфы вздрогнули, когда услышали низкий голос, прозвучавший у каждого в голове.

И Он сказал:

— Вам же говорили. Не надо было этого делать.