Раненые звёзды - 2: Хрупкий мир

Часть I

Часть I

Эон: Протерозой

Эра: Неопротерозой

Период: Граница Венда и Криогения

635 млн. лет до Перехода

1

В этот раз из ледяной ловушки мы освободились быстро. Обошлось без приключений. И хорошо – а то мы итак двигались гораздо медленнее, чем я рассчитывал. Что поделать, древняя Земля оказалась куда более нестабильным местом, чем даже я предполагал.

К сожалению, я не мог использовать свои способности, чтобы высчитать направления и скорости дрейфа ледников и коры. Для этого не хватало вводных данных – пришлось бы покрыть сетью датчиков значительную часть земной поверхности. А мы с Каем не могли этого себе позволить. И вовсе не только потому, что у нас не было ресурсов. Ведь было неизвестно, когда в системе оказались чистильщики Создателей, чтобы убрать весь техногенный мусор, накопившийся за многие миллионы лет бездействия бота, создавшего систему. А чистильщикам, кто бы они ни были, попадаться «на глаза» совсем не хотелось.

Поэтому приходилось останавливаться чуть ли не каждые пятьдесят миллионов лет. И ладно бы это были бы просто остановки: вышел из стазиса, разобрался, в чём дело, перелетел на безопасное место. Иногда нас поджидали такие сюрпризы, что приходилось включать «соображалку» на полную, чтобы выбраться из передряги.

Например, около двухсот миллионов лет назад мы вернулись в поток нормального времени посреди озера лёгкой перегретой лавы, в которое медленно погружались в пузыре силового поля под давлением огромной ледяной глыбы, намерзшей сверху.

Движки включать было нельзя – для этого пришлось бы вырубить поле. А длины манипуляторов, которые мы обычно использовали для того, чтобы выбираться изо льда и ям, не хватало. Проблему удалось решить через разбалансировку топлива по периферийным бакам. Благо, у челнока была такая возможность. Мы буквально выкатились из этого лавового озера; генератор поля переворачивался вместе с челноком, и это дало необходимую мобильность с помощью смещения центра масс.

Хорошо хоть соображал я быстро – промедли мы минуту-другую, и рисковали бы навечно застрять в камне. Ну, точнее, как навечно? Мы бы, конечно, прыгнули в стазис, и выходили бы в нормальный поток времени на несколько секунд, чтобы проверить: не вынесло ли нас на поверхность? Но тогда наше путешествие в будущее стало бы слишком непредсказуемым. Мы могли бы просидеть в стазисе до самого считывания, что меня категорически не устраивало. А то и вовсе навсегда застрять в мантии, если вдруг окажемся на конце одной литосферной плиты, «подныривающей» под другую.

Но в этот раз всё прошло гладко. Мы вместе с пузырём силового поля всего-то успели вмёрзнуть в лёд по первую палубу. Нас выбило из стазиса из-за резко изменившегося внешнего давления.

Расчищая пространство вокруг с помощью манипуляторов, я всё думал о чужом челноке, который мы с Катей нашли на плато Маньпупунёр.

У той цивилизации, видимо, не было технологии поля стазиса. А, может, и была – но они намеренно оставляли челнок на виду, для своих, если вдруг кто спасётся.

Зато у них была очень продвинутая система стабилизации состояния. В принципе, для неживых систем она вполне себе была аналогом стазиса.

Но всё-таки тот корабль путешествовал вперёд во времени своим ходом. И ни разу не попал в ловушку, подобную той, в которые регулярно попадали мы. Он даже скалы под собой стабилизировал – из-за чего и появились те странные столбы выветривания. Что это было? Тонкий расчёт сейсмических процессов на миллионы лет вперёд? Или простая удача?

У меня в очередной раз не было ответа и на этот вопрос. Однако я всё больше беспокоился, по мере того, как мы приближались к Палеозою. Насколько пришельцы освоили Землю? Они ведь сумели пробить целую сеть подземных транспортных тоннелей. Не окажемся ли мы, вынырнув в очередной раз в нормальное время, посреди огромной стройки, организованной чужими? Это был бы номер, конечно. Но такой вариант нужно было постоянно держать в голове. И думать заранее, как реагировать.

- Гриша, - Кай ещё до старта нашего путешествия во времени выучил моё настоящее имя, и теперь старательно произносил его по-русски; вообще, ему было бы неплохо начать учить земные языки, иначе, когда мы, наконец, достигнем цели, он рисковал стать обузой, - давай остановимся здесь.

- Думаю, лучше перелетим вон на то плато, - я указал через иллюминатор на скалистое плато, видневшееся километрах в пяти от нас; оно уже было свободно от льда, и выглядело достаточно стабильно, чтобы продержаться несколько десятков миллионов лет.

- Конечно, - кивнул Кай, - но я не об этом. Мы уже скоро сутки как не спим. И не едим нормально. Нужен полноценный отдых – иначе во время очередного выхода мы рискуем допустить ошибку.

Я задумался на секунду. Потёр виски. И понял, что напарник прав: в голове надсадно гудело, руки были непривычно тяжёлыми, мысли ворочались неохотно, словно большие булыжники.

Всё-таки не зря я настоял, чтобы взять запасов на целые две недели.

- Добро, - кивнул я, - сейчас перелетим на новую стоянку, и отдохнём. Спим по очереди, по шесть часов. Первая вахта моя.

Я увидел, что Кай набрал воздуха в грудь, чтобы начать запираться – конечно, он хотел стоять на вахте первым. Но я знал, что он хуже переносит земные условия. И за несколько месяцев после Венеры его организм потерял первичную адаптацию к повышенной гравитации.

- Никаких возражений, это приказ! – сказал я.

Кай выдохнул, и опустил глаза, так ничего и не сказав.

Компьютер челнока по звёздам определил время, на которое мы прыгнули в этот раз, и наши новые географические координаты. Тут ждал небольшой сюрприз: мы были чуть ли не на экваторе. В предыдущие скачки нам не слишком везло с местностью – мы выныривали или в периоды оледенения, или в приполярных областях. Так что теперь, после постоянной давящей белизны перед глазами, голый чёрный базальт выглядел чуть ли не празднично.

2

Магнитное поле Земли в эту эпоху оказалось существенно сильнее поля древнего Марса. Поэтому пришлось повозиться, чтобы откалибровать дрон. Доступных навигационных спутников у нас не было, звёзды днём не видны. Оставалась только инерциальная система, которая давала большую погрешность в более сильном магнитном поле.

Решение этой проблемы заняло пару часов. Хорошо хоть на челноке оказались нужные запасы экранирующего элемента.

Конечно, я мог попробовать переписать программу дрона, и добавить поправку на магнитное поле. Но дело в том, что оно тут мало того, что было излишне напряженным, так ещё и не отличалось стабильностью. А предсказать его колебания без развитой сети датчиков даже мне не было по силам.

Пока автоматика пересобирала дрон, мы с Каем во всех деталях разглядели цепочку следов на леднике. Эти образования действительно выглядели как самые настоящие следы – причем существо, которое их оставило, явно опиралось на две конечности, а не на четыре.

Наконец, дрон взлетел. Через минуту мы получили изображение на мониторы.

Следы представляли из себя цепь идеально круглых ямок в довольно твёрдом снежном насте, идущих в шахматном порядке. Эта цепочка протянулась вдоль ледника – от каменистого пляжа до снежных барханов в глубине материка.

Из-за формы следов даже предположить, в каком направлении двигалось нечто, их оставившее, было совершенно невозможно.

Поэтому я решил направить дрон вглубь материка. Поначалу казалось, что это очевидное направление поиска: раз мы не видим ничего интересно на берегу, значит, то место, откуда пришло нечто, должно быть там, среди снега.

Это было ошибочное решение, которое стоило нам два часа времени. Дрон до упора летел вдоль прямой, как стрела, линии следов, пока они не начали теряться в снегах. Ближе к обеду подул ветерок, медленно, но неуклонно засыпающий круглые углубления снежной крошкой.

Наконец, я принял решение вернуть машину.

- Давай прогуляемся до пляжа, - предложил Кай.

Я тоскливо посмотрел через иллюминатор на ледник.

- А смысл? – ответил я, - следы упираются в прибрежную полосу. Куда дальше? Лучше уж давай зарядим дрон, и пошлём его снова.

- Потеря времени, - Кай пожал плечами, - пока туда-сюда, уже закат будет. Да и прогуляться хочется. Мы на этой планете уже несколько миллионов лет – а я так и не ступил на её поверхность.

Я задумался. Почесал подбородок. Потом ответил:

- По правде говоря, я бы сам сходил. Но одному из нас надо остаться на челноке.

- Зачем? – Кай пожал плечами, - какой смысл? Ты сам говорил, тут сейчас нет хищников.

- Так думают… то есть, будут думать наши палеонтологи, - заметил я, - но ведь что-то оставило эти следы?

- Если что-то опасное – то тем более надо, чтобы кто-то был рядом. Подстраховать, - заметил Кай

- Тогда мы, получается, рискуем будущим моего мира. Так хотя бы кто-то один доберётся.

Кай посмотрел на меня; его черные глаза блеснули в ярком солнечном свете. Потом он неожиданно прыснул, и рассмеялся.

Я сделал недоумевающее лицо.

- Ты бы посмотрел на себя, - сказал он, успокаиваясь, - ну у тебя и самомнение! Это в какой момент ты решил, что мир зависит только от тебя?

- В тот, когда узнал, что его ждёт, - сухо ответил я.

- Нет, всё-таки зря ты пренебрегал нашими священными текстами, - вздохнул Кай, - тебе нужно шире смотреть на мир. Чувство долга – это прекрасно. Но оно не должно мешать видеть вещи, такими, какие они есть. Да, возможно, ты сможешь помочь своему миру, если нам удастся добраться до твоего времени. А, возможно, не сможешь. Может, мы вообще не доберёмся. А, может, доберёмся – а помощь не понадобится. Вариантов – куча! А ты собственным решением замкнул в своей голове существование целого мира на себя самого.

Я чувствовал себя уязвлённым, но одновременно готов был признать, что напарник прав.

Надо просто делать то, что задумал. И меньше размышлять о глобальном.

- Ладно, - вздохнул я, - пошли. Прогуляемся.

Кай улыбнулся, вскочил с кресла, и направился в нижние отсеки, к шлюзу.

Снаружи было прохладно. Не больше плюс десяти градусов по Цельсию. И это в полдень, на экваторе. Что поделать – мир только начинал выходить из ледяной спячки, которая продлилась десятки миллионов лет. Я попытался вспомнить, что именно вызвало такое кардинальное изменение среды. Кажется, речь шла о вулканах, выбросах пепла и углекислого газа, который создавал парниковый эффект.

Что ж. В кои-то веки нам повезло, и нас выбило из стазиса вне сейсмически активных районов.

Мы пользовались кислородными масками, и изолирующими костюмами со встроенным подогревом. Содержание кислорода в атмосфере было сильно больше оптимального.

Я хотел воспользоваться ровером, но Кай отговорил: мол, идти не больше получаса. И что за прогулка такая на колёсах? Я согласился с ним, хотя прекрасно понимал, что для него эта прогулка может стать настоящим испытанием. Адаптация к высокой гравитации для него только начиналась.

До ледника дошли быстро – ступать по плоскому и шершавому базальту было очень удобно. На снежной верхушке ледника лежал слой довольно твёрдого наста. Настолько твёрдого, что меня и Кая он выдерживал без проблем. Настораживающее открытие. Это значило, что нечто, оставившее следы, было значительно тяжелее нас.

Сами следы были совершенно ничем не примечательны. Идеально круглые углубления, с плоским дном, размером с человеческую стопу.

Мы шли вдоль цепочки, пока не упёрлись в каменистый пляж. Увесистую гальку шевелил ленивый холодный прибой. Кое-где возле воды камни были покрыты склизким налётом.

Кай остановился у полосы прибоя, упёр руки в бока, и огляделся.

- Ну что? Направо или налево? – спросил он.

- Надо бы монетку подбросить… - пробормотал я.

- Что такое монетка?

- Вид денег.

- У вас что, принято бросать деньги, если нужно что-то выбрать? – удивился Кай.

3

У ровера был режим, расширяющий опорную поверхность колёс почти до нормы шин низкого давления. Очень удобно для езды по снежному насту.

Мы ехали за роботом уже четыре часа. Сначала догоняли – он успел уйти вперёд, пока мы возвращались к челноку, готовили ровер и припасы. А потом тащились рядом со скоростью пешехода. И, надо сказать, такое путешествие было очень уж утомительным: кругом ничего, кроме бесконечной белой равнины. Такое однообразие подавляло психологически. Что-то похожее, должно быть, испытывают полярники на антарктических станциях. Но там всё равно гораздо легче: когда знаешь, что где-то за горизонтом есть нормальный мир, с городами, морями, лесами и пустынями. Здесь же почти вся планета всё ещё представляла из себя один большой снежок, лишь кое-где разбавленный чёрными пятнами пробудившихся вулканов.

- Знаешь, я до сих пор плохо читаю на марсианском, - признался я, что бы начать разговор.

- Сейчас уже и нет смысла его учить, - вздохнул Кай, - наверное. Даже если у детей всё было хорошо – кто знает, во что они превратились сейчас?

- Неправда, - возразил я, - любой язык развивает мышление. Учит думать по-разному. Человек, который знает много языков, всегда имеет преимущество.

- Может, ты и прав, - согласился Кай.

- Я хочу прочитать Книгу Ветра и Крови, - сказал я, - может, даже переведу её на русский. И выложу в сети. Тогда у нас останется очень важная часть твоего мира.

- Ты… правда сможешь это сделать? – Кай как-то по особенно взглянул на меня.

- Конечно, - кивнул я, - почему нет? Вот только для этого надо, что мой мир выжил.

- Скоро стемнеет, - заметил Кай, поглядев на Солнце, начавшее клониться к закату, - будем ехать дальше?

- Поедем, - ответил я.

- Придётся включить фары, - заметил Кай, - представляешь, как приметно они будут выглядеть в ледяном царстве ночи?

- Представляю. Ты, кстати, вроде бы видишь лучше обычного человека, нет? Может, без фар поедем?

- Только не в этих льдах, - Кай покачал головой, - сам робот немного светится, но недостаточно, чтобы вести ровер. Надо было брать более сложный, с инерциальной системой и автопилотом.

- Кто ж думал, что мы такое встретим, - резонно заметил я, - ладно. Фары так фары. Мы всё равно всегда рискуем, когда вываливаемся в обычное время. Челнок сложно не заметить, знаешь ли.

- Согласен, - кивнул Кай.

На закате мы добрались к подножью старого кряжа, который, видимо, только недавно поднялся над ледяной поверхностью.

- Там что-то есть, - Кай указал рукой в ту сторону, куда топал автомат, - не видишь?

Я посмотрел туда же, но не разглядел ничего, кроме чёрных скал.

- Нет, - я покачал головой, - ты уверен?

- Абсолютно, - кивнул Кай, - какая-то штуковина. Сферическая. Тёмная. Размером с половину нашего челнока.

- Ого!

- Будет обидно, если это окажется банальный рыбный склад, - с улыбкой заметил Кай.

Когда мы увидели объект, мы прибавили скорость, и обогнали робота, который продолжал размеренно шлёпать по снежному плато далеко у нас за спинами.

Это был не рыбный склад. Больше всего это было похоже на спускаемую орбитальную капсулу, без двигателей и баков – только гротескно огромную, метров десяти в диаметре. Однако, для орбитальной капсулы у неё была слишком тонкая обшивка из листового металла, который кое-где прогнил насквозь. В сумеречном свете внутренности было не разглядеть, и я, поколебавшись секунду, включил фонарик.

- Гриша! – позвал Кай; он обследовал объект с другой стороны, - похоже, тут вход!

- Иду! – ответил я, посветив фонариком в одну из прорех. Внутри – нагромождение какой-то бесформенной ржавчины, да обрывки проводов со шлангами. О назначении помещения оставалось только гадать.

С другой стороны действительно был вход. Даже трап частично сохранился, правда, лишившись половины лестниц.

- Похоже на спускаемый аппарат, - Кай повторил мои догадки, - только огромный. И без термозащиты. Непонятно, как они садились. Может, поле какое-то?

- Может, - кивнул я, - хотя силовые поля – это всё-таки другой уровень технологий. Эта штуковина выглядит… - за запнулся, пытаясь подобрать правильное слово.

- Примитивной? – предположил Кай.

- Точно, - согласился я, - примитивной. Хотя раньше бы у меня язык не повернулся назвать что-либо, явно принадлежащее ядерно-космическому веку примитивным.

- Будем подниматься внутрь, или дождёмся робота?

Я посмотрел на стремительно тающий на горизонте краешек солнечного диска.

- Поднимаемся, - ответил я, - только осторожно. Ступай только там, где уже наступил я. Эта штука насквозь гнилая. А я могу рассчитать нагрузки, чтобы её остатки выдержали мой вес.

- Принято, первый, - кивнул Кай.

Сразу за трапом было помещение, в котором я с некоторым трудом опознал шлюзовую камеру. Значит, всё-таки эта штука была рассчитана на космос. Сразу за шлюзом был прямой проход с относительно неплохо сохранившейся палубой. Стены и потолок когда-то, видимо, были облицованы каким-то полимером, но сейчас от него остались только полуразложившиеся лохмотья, свисающие с неряшливых клубков вспученных труб и проводов.

Коридор заканчивался полуоткрытым ржавым люком. Оставшийся проход, впрочем, был достаточно широким, чтобы его можно было спокойно пройти, даже не задевая переборки.

Внутри было шарообразное помещение, заполненное таким же технологическим хламом. Кое-где угадывались следы того, что когда-то, видимо, было мониторами. Осмотрев стены, я направил луч фонарика в центр. Там, спинка к спинке, стояли остовы четырёх кресел, на которых застыли четыре человеческих скелета в том, что когда-то было одеждой.

Кай вошёл в помещение вслед за мной. Посветил на останки экипажа. Потом, осторожно ступая по захламлённой палубе, подошёл к ним ближе.

- Вроде бы люди… - сказал он, внимательно оглядывая скелеты, - все кости на месте.

4

Когда мы закончили перевязку, откуда-то снизу раздались глухие металлические удары. Кай сильно вздрогнул, и схватился за рукоятку оружия, которое мы, конечно же, брали с собой.

- Спокойно, - сказал я, - забыл про робота? Он, похоже, добрался до места назначения. Пойдем, посмотрим, что он делает со своей добычей.

Это действительно был робот. Он дотопал до сферы, остановился прямо возле изъеденной коррозией выпуклой стены, и теперь двумя нижними манипуляторами рывками выдвигал что-то вроде треугольного лотка. Тот поддавался неохотно, с надсадным ржавыми скрипом.

Наконец, «лоток» был полностью открыт. Робот открыл крышку наверху корпуса, запустил туда манипулятор, и начал одну за одной вытаскивать несчастных морских тварей, порядком усохших за время долгого перехода, а кое-где и подмороженных. После заката температура опустилась ниже ноля.

- Для исследования? – предположил Кай, наблюдая за этой картиной.

- Или пополнение припасов, - ответил я, - им для чего-то нужна была органика.

- Можешь определить, для чего?

- Скорее всего. Но не сейчас. После моего особого режима мне бы поесть хорошенько. И поспать бы желательно.

- Ты ради меня входил в режим? – спросил Кай с восхищением.

- Входил, - подтвердил я.

- Круто. Но жалко, что твои способности не работают постоянно. Как у меня. Один раз прошёл инициацию – и всё. Магнитные поля, радиацию, и другие подобные вещи я чувствую всегда.

- Я знаю, - вздохнул я, - повезло тебе.

Я спустился по трапу и направился к роверу.

- Что, уже уезжаем? – спросил Кай.

- Нет, - ответил я не оборачиваясь, - батончик возьму из сухпайка. Очень есть хочется.

Перекусив на ходу, я вернулся к трапу, где меня ждал Кай. Робот закончил выгрузку, и теперь рывками ставил надсадно скрипящий «лоток» на место.

- Если тебе отдохнуть надо – значит, мы тут ещё на день задержимся? – спросил Кай.

- Нежелательно бы, - ответил я, - но просто так мы уйти не можем. Надо забрать тюрвинг. И попытаться выяснить, как он у них оказался.

- Ты собрался допросить покойников? – усмехнулся Кай, - кстати, Аресу было бы угодно, если бы мы предали эту могилу огню.

- Возможно, мы так и сделаем, - кивнул я, - но сначала изучим носители информации.

- Они тут есть? – удивился напарник.

- Возле одного из кресел я видел что-то, напоминающее книги или журналы. А ещё там точно есть электронные носители. Посмотрим, может, мне удастся что-то считать.

В состоянии, когда включается квантовый компьютер в моём мозгу, я могу очень быстро выучить любой язык. Свободно на нём изъясняться, писать и читать. Вот только проблема в том, что знание этого языка улетучивается вместе с «выключением супер-режима».

Однако на том языке, на котором были написаны документы, мне не нужно было разговаривать. Достаточно было один раз понять и зафиксировать написанное. Хорошо, что цивилизация, построившая сферу, была достаточно консервативной, и использовала аналоги бортовых журналов на носителях, не зависящих от электросети. Больше того – сам бортовой журнал был сделан не из бумаги, а из какого-то очень устойчивого полимера, который благополучно перенёс многие годы, прошедшие после гибели экипажа.

Но, к сожалению, текста было слишком мало. Я едва мог разобрать строй речи; о значении морфологических единиц оставалось только догадываться. Этот язык был одинаково далёк как от марсианских диалектов, так и от земных.

Один из текстов действительно оказался бортовым журналом. Я смог определить значения датировки, временные периоды, равные венерианским суткам, месяцам (из десяти суток) и годам (двадцать месяцев) Я смутно припоминал, что в наше время день на Венере длится значительно дольше. Чуть ли не полгода. Возможно, это говорит о произошедшем на планете катаклизме.

Но вот с точным описанием событий, последовательно занесённых в журнале, всё оказалось значительно сложнее. Приходилось ступать на зыбкую почву догадок и предположений. Просчитывать множество вариантов, выбирая наиболее вероятный с позиции здравого смысла.

Похоже, тюрвинг они действительно использовали не в качестве оружия, а в качестве силовой установки. Моя первоначальная безумная догадка, видимо, оказалось правдивой.

В бортовом журнале были чередующиеся события, обозначенное знаком активации, и знаком, который, как я посчитал, обозначал тюрвинг. Сразу после этих событий шли данные, которые, по моим предположениям, обозначали пространственные координаты в солоцентрической системе. Координаты очень сильно отличались. Настолько сильно, что сделав это открытие, я чуть не выпал из «особого режима». Ещё раз перепроверил свои вычисления, которые касались цифровых обозначений языка. Их я определил почти сразу и, насколько мне представлялось, достаточно точно.

Ошибки быть не могло. Каждый раз после активации тюрвинга координаты указывали на точки, отстоящие друг от друга на десятки, и даже сотни астрономических единиц, в переводе на привычные мне земные цифры. Причем не всегда в плоскости эклиптики!

Итак, эта сфера всё-таки была кораблём. Построенным вокруг неизвестного мне тюрвинга, который, судя по всему, имел свойство переносить своего обладателя на значительное расстояние. Как именно он это делал – было совершенно непонятно. Пятимерный переход, как у создателей? Или что-то ещё?

У меня не было ответа на эти вопросы. Не было их и в журнале.

Проанализировав ещё раз конструкцию сферы с учётом новой полученной информации, я выяснил кое-что ценное.

Во-первых, этот тюрвинг мог активироваться дистанционно. Его не обязательно было брать в руки живому человеку, рискуя жизнью. Это выгодно отличало его от артефакта, который отправил в прошлое меня. Ведь тот работал только с живыми существами. Он даже заряд копил, когда я стрелял «в пустоту» на борту корабля Алисы, пока я его в себя не направил. Кстати, не связано ли это с фундаментальными ограничениями путешествий во времени? Живая материя отличается от не живой только тем, что является носителем более плотно структурированной «избыточной» информации.

5

Эон: Фанерозой

Эра: Палеозой

Период: Ордовик

466 млн. лет до Перехода

Мы впервые вынырнули из стазиса в открытом море. Поначалу я сильно удивился – как нас успело отнести так далеко от берега, но потом сообразил: видимо, наш пузырь откололся вместе с айсбергом от ледника, когда наступило потепление. И этот айсберг таял достаточно долго, чтобы мы оказались посреди океана. Датчики среагировали на неравномерный скачок внешнего давления.

Был вечер. Багрянцем полыхала половина небосвода, вторая была затянута густыми чёрными тучами. В воздухе плыла какая-то дымка; так бывает в пустыне после пылевой бури. Впрочем, это мог быть и водяной туман – температура за бортом поднималась к тропическим значениям.

Пока я был занят определением наших координат, солнце окончательно село. Я бросил быстрый взгляд в иллюминатор, и обомлел.

В небе, затмевая Млечный путь и первые звёзды, горел гигантский конический шлейф. Больше всего это было похоже на хвост кометы – только гигантского, невозможного размера.

Кай стоял рядом с приоткрытой челюстью. Небесное представление впечатлило его не меньше, чем меня.

- К… как думаешь, что это? – спросил он, справившись с первоначальным шоком.

- Сложно сказать, - я пожал плечами, стараясь держаться подчеркнуто спокойно; по правде говоря, я был на грани паники – подумал сначала, что это след падения метеорита. Конечно, я знал, что в истории Земли было несколько таких падений, но я не мог припомнить ничего, касательно такой глубокой древности. Метеориты – это одна из немногих реальных опасностей для нашего пребывания в стазисе. Если метеорит будет достаточно крупным, чтобы пробить кору, и мы окажемся в зоне удара – пузырь с нами окажется внутри мантии почти мгновенно. Тут возможно два варианта развития событий: автоматика вывода из стазиса успевает сработать раньше, чем блокиратор, реагирующий на избыточное давление, в этом случае – мгновенная смерть; блокиратор всё-таки срабатывает, в этом случае мы уносимся вперёд, в неопределённое будущее, в надежде, что тектоника рано или поздно вынесет нас на поверхность.

Оба варианта меня не устраивали категорически. Поэтому я боялся метеоритов.

Несколько секунд спустя, приглядевшись, я понял, что сияющий шлейф – это не атмосферное явление. Пылевой (по всей видимости) след находился в космосе.

- Похоже на след от кометы, - сказал я, - просто очень близко.

- Она… упала на планету? – уточнил Кай.

- Не думаю, - я покачал головой, - впрочем… скоро узнаем. Как придёт ударная волна.

- Надо стартовать. Без вариантов. Уходить в стазис слишком опасно!

- Да ясен перец! – ответил я, - но не раньше, чем убедимся, что столкновение действительно было. К тому же, мы в море. Отсюда по любому в стазис нельзя.

- Что у нас по горючему?

- Плохо, - я покачал головой, - челнок вообще не был предназначен для межпланетного перелёта. В первый раз на торможении сожгли много… впритык хватит на один старт и одну посадку.

- Ясно, - кивнул Кай, - долго ждать будем?

- Мы не будем ждать, - ответил я, - нам надо сушу найти. Надежную платформу для старта.

- Есть идеи, как её искать? Спутников у нас нет! А планета ваша очень уж текучей оказалась!

- Это если ты за сутки шагаешь на сотни миллионов лет, - усмехнулся я, - идеи есть, - я смутно припоминал фотографии реставрации земной поверхности по периодам, которые были в одном из учебников по палеонтологии; сам учебник принадлежал собрату-поисковику, и на раскопках он каждый вечер устраивал лекции об отдаленном прошлом Земли. Собственно, мои познания в этой области, крайне полезные сейчас – прямое следствие тех лекций. Хотя тогда я относился к ним не слишком серьёзно, - если правильно помню, - продолжал я, - на юге, в районе полюса сейчас Гондвана. Она огромна, точно не промахнёмся. А, если повезёт, по дороге встретим Лаврентию, Сибирь или Балтию.

- Это что, названия материков? – уточнил Кай.

- Ага, - подтвердил я.

- Как-то сложно у вас всё, - он покачал головой, - у нас во всей геологический истории – или один материк, или два. Запомнить не сложно.

- Так у вас и планета поменьше, - хмыкнул я, - чего уж там. Ты, кстати, как? Перед Венерой ты хотя бы на корабле адаптировался. А тут – из невесомости сразу сюда…

- Нормально, - ответил Кай, - привык.

Чтобы поберечь горючее, шли на водомётах. Челнок был почти такой же конструкции, как тот, на котором мы прибыли на Венеру, и тоже умел приземляться на воду. Только у него была ещё добавлена возможность вертикальной посадки – иначе мы бы не смогли безопасно сесть на ледяной панцирь. К сожалению, у нас на борту не было термоядерного реактора – как в том челноке, который мы нашли с Катей. Марсианские технологии не успели достичь таких вершин. Поэтому энергетическая система была основана на батареях (правда, исключительно ёмких), генераторе, способном преобразовывать горючее в энергию, и солнечных панелях, вмонтированных в верхние части плоскостей крыльев. Панели тоже были отличные – давали КПД под девяносто процентов.

Ночью шли на батареях. Благо заряд был на максимуме. Звёзд на небе было на удивление мало. А когда на горизонте появилось расплывчатое белесое пятно, я даже не сразу понял, что это Луна. Конический шлейф на небе тоже двигался, вместе со звёздами. Значит, я был прав – и это всё-таки не атмосферное явление.

Батарей хватило аккурат до утра. И тут нас ждал неприятный сюрприз: поток солнечной энергии, поглощаемый батареями, был аж на тридцать процентов меньше, чем в эдиакарии. Поэтому пришлось ждать, пока батареи зарядятся до уровня хотя бы в двадцать процентов. Пока мы ждали, Солнце поднялось достаточно высоко над горизонтом. Конусообразный шлейф исчез вместе со звёздами. Температура быстро росла – за бортом был уже плюс тридцать пять по Цельсию.

6

Я проспал четыре часа, и встал минут за двадцать до рассвета. Кай был прав – пылевой шлейф был ярче, чем в обычные ночные часы. Я тихо прошёл на командирское место в рубке, и опустился в кресло. Потом вошёл в особый режим, чтобы произвести необходимые вычисления. Возможно, не стоило это делать до завтрака – но вычисления не должны были быть слишком сложными.

Так и оказалось. Результат я получил за долю секунды. И он меня серьёзно озадачил.

- Любуешься? – спросил я Кая.

- Думаю, - ответил тот.

- О чём?

- Да так… о всяком, - он вздохнул, и посмотрел на меня, - понимаешь, у меня ведь вся жизнь была расписана наперёд. Я всегда точно понимал, куда двигаться, что хорошо, а что не очень… а потом меня познакомили с тобой…

- И теперь я для тебя что-то типа воплощения всего кошмара, который случился с тобой и твоим миром, - тихо сказал я.

- Нет! – воскликнул Кай, и добавил, уже спокойнее, - возможно. Не знаю. Понимаю, что это несправедливо, но… вот что делать, когда само понятие справедливости потеряло значение? Что вообще сейчас имеет значение, а? Меня создавали для войны со страшным врагом. Я должен был защищать. Мать. Сестру. Родной мир. А теперь я для чего? Ты можешь мне сказать? Почему я продолжаю жить? Ради будущего твоего мира? Но ведь он совсем чужой мне, понимаешь?

Я ответил взглядом на взгляд Кая. Помолчал немного. Потом сказал:

- Ирония в том, что, похоже, нас всех создали для чего-то, чего мы совсем не понимаем и не знаем. Похоже на то, что нас выращивают, как скот в загоне. Понимаешь? А все наши промежуточные цели. Весь наш патриотизм. Привязанности. Любовь к другим людям. Оно всё вписывается в заранее заданную схему, оно часть нашего большого загона-пастбища. И в этом смысле положение любого живого существа в нашей системе ничуть не лучше твоего. Понимаешь?

Кай смотрел на меня с просыпающимся интересом. Глухая тоска в его глазах медленно таяла.

- В каком-то смысле мне хуже, чем тебе, - продолжал я, - меня тоже создали для чего-то. Моя ДНК – искусственная, как и твоя. Но я не знаю ни своих непосредственных создателей, ни целей. И вот что я тебе скажу. У меня есть одна гипотеза, которая помогает жить. Я думаю, что фундаментальное свойство любой жизни – это всегда искать обходные, нестандартные пути. Нельзя раз и навсегда загнать жизнь в гетто. Она все равно найдет выход. И сделает всё по-своему.

Помолчали, глядя на разгорающийся рассвет. А потом я всё-таки решился сказать:

- И ты был прав насчёт этого шлейфа. Столкновение произошло вне плоскости эклиптики. Не очень высоко – градусов на десять выше орбиты Марса. Но шансы на то, что в этой точке сошлись траектории двух межзвездных скитальцев очень уж незначительные. Что-то у нас тут случилось. И мне очень хочется взглянуть – что же именно.

Кай заинтересованно посмотрел на меня.

- Думаешь, потратить резерв горючего? – спросил он.

- Нет, - я отрицательно помотал головой, - собираюсь использовать по назначению тюрвинг, который мы добыли.

Утром мы перелетели вглубь материка и устроились на обширном каменистом плато, которое я счёл достаточно надёжным, чтобы переждать следующие несколько десятков миллионов лет в стазисе.

Днём отдыхали, набирались сил.

Эксперименты с тюрвингом я отложил на ночь – в тени Земли проще экспериментировать с дальностью прыжков, и радиации поменьше. Плюс на охлаждение не надо энергию тратить; подогреть скафандр в космосе проще, чем охладить.

Имея данные по механизации установки, которую использовали венерианцы для активации тюрвинга, я мог рассчитать нужную силу нажатия на спусковой крючок для прыжков на определённое расстояние. Но не время нажатия. А без этого параметра о точных перемещениях в пространстве даже думать не приходилось. Единственный выход – подбирать нужные значения опытным путём.

Но и тут была сложность. Скорее всего, артефакт переносил хозяина в пространстве линейно. Без учёта кривизны земной поверхности. А, значит, даже минимальный прыжок мог выбросить меня в воздух, на приличную высоту. Парашютов у нас на борту не было. Ситуация могла показаться неразрешимой, если бы не мои особые способности.

- Слушай, мы ведь не обязательно должны это делать, - Кай нервничал, то и дело тревожно поглядывая на темнеющее небо, - можно просто двинуться дальше. Ты разве не хочешь поскорее обратно, в твой мир?

- Ты же сам хотел посмотреть, - улыбнулся я, - и потом, почему-то мне кажется, что дальше не будет так уж легко. Мы малость задержались в прошлом – и посмотри, что нашли, - я продемонстрировал тюрвинг, который держал в правой руке, - так что любопытство иногда даёт весомые преимущества.

- Или губит… - тихо сказал Кай.

- Ну почему сразу губит-то? Что за пессимизм? И вообще – не надо говорить такие вещи перед важным экспериментом, - я сделал «тьфу» через левое плечо, и постучал костяшками вакуумных перчаток по гермошлему.

- Это не я, - Кай вздохнул, - это Книга Ветра и Крови. Ты её процитировал. Я просто дополнил цитату.

- Ясно, - кивнул я.

- Что делать, если ты не вернёшься?

- Мы уже сто раз это проговорили. Продолжай двигаться вперёд. Всю информацию по нашему времени я тебе оставил. Постарайся спасти наш мир. Если мы доживём до полётов к звёздам – ты, возможно, сможешь рано или поздно узнать, что случилось с твоими.

Кай нахмурился, посмотрел мне в глаза, но промолчал.

- Но я вернусь, - добавил я, - даже не сомневайся. Риск не такой большой, как кажется.

- Ты не можешь долго быть в своём супер-режиме. Помнишь, что было на Венере?

Я помнил. Ради спасения Кая из щупалец какого-то местного чудовища мне пришлось войти в режим раньше, чем мы обнаружили бот создателей. Из-за этого мы попали в плен к врагам, и лишь в последний момент чудом выбрались.

- У меня достаточно питьевого концентрата, чтобы восстановить силы, - успокоил я напарника, - а в космосе – там ведь спешить некуда.

7

Учитывая, что артефакт, судя по всему, был способен переносить объекты на космические расстояния, я предполагал, что меня вынесет как минимум на земную орбиту.

Но всё оказалось иначе. Куда опаснее.

Меня подбросило вверх на какие-то жалкие тридцать метров.

Счастье, что я был в полном режиме. А то хотел ведь сэкономить ресурсы, и выйти в режим только на орбите. Ангел-хранитель вразумил, не иначе…

Мгновенно извернувшись в воздухе, я снова нацелился в зенит. В этот раз удерживал спусковой крючок ровно в два раза дольше.

Теперь прыжок вышел более солидным: я падал с высоты чуть больше тысячи метров.

- Первый, ты как? – голос Кая в шлемофоне звучал взволнованно; не удивительно – он ведь наверняка успел увидеть моё появление на тридцати метрах.

- Нормально, - ответил я; разговор почти не отнимал ресурсов, так что молчать не было смысла.

Сопоставляя силу и время нажатия, я сделал несколько прыжков, чтобы «откалибровать» управление тюрвингом. После чего, уже целенаправленно, в один прыжок, оказался на высокой геостационарной орбите.

Это был опасный момент. Я не знал, что происходит с энергией перемещаемого объекта. Вроде бы, согласно закону сохранения энергии, она не должен меняться при перемещении – но тогда моя угловая скорость на орбите равнялась бы угловой скорости на поверхности Земли.

То есть, оказавшись на космической высоте, я должен был мгновенно начать падать вниз, с ускорением свободного падения. Как после манёвра резкого торможения.

Однако, к моему удовлетворению, этого не произошло.

Простой расчёт показал, что моя орбитальная скорость выросла кратно пройденному в прыжке расстоянию.

Конечно, на это потребовалась энергия. Значит, сам тюрвинг где-то её взял. Самое главное – чтобы по пути обратно он так же легко и непринуждённо нашёл способ эту энергию вернуть. Иначе я рисковал вынырнуть в атмосфере на гиперзвуковой скорости.

Впрочем, когда нужно будет спускаться – этот момент я, конечно же, проверю. И, при необходимости, рассчитаю серию прыжков, которая позволит плавно погасить скорость.

Только теперь, оказавшись на орбите, я сообразил, что в своих расчётах и планах в обычном состоянии допустил одну досадную оплошность.

В «супер-режиме», после «калибровки» я мог легко управлять тюрвингом, контролируя необходимое направление и расстояние вплоть до тысячных долей миллиметра.

Но дело в том, что я не мог сохранить эту информацию. У меня просто не было никакого устройства, где я мог бы зафиксировать точные формулы и параметры нажатия. Запомнить всё это дело в обычном состоянии я точно не мог.

Отсюда следовало два вывода: во-первых, тюрвингом я мог пользоваться только в своём особом «супер-состоянии»; без него использование артефакта превращалось в опасную игру, и во-вторых – перед каждым использованием будет необходимо тратить время на «калибровку». Каждый раз придётся всё считать заново, на собственном опыте. По крайней мере, до тех пор, пока я не вернусь на челнок, и не запишу необходимые формулы на бумаге, или на электронном носителе. Тогда перед каждым использованием мне нужно будет всего лишь считать нужные записи.

С учётом всего, я решил не терять времени даром.

Посмотрел на пылевой шлейф, красиво переливающийся в солнечных лучах за пределами земной тени. Рассчитал точку столкновения. Навёл тюрвинг.

- Кай, я прыгаю на межпланетное расстояние. У меня есть двенадцать часов, чтобы вернуться. Если меня не будет через сутки – смело уходи в стазис и действуй по плану.

- Удачи, первый, - успел ответить напарник.

И я нажал на спусковой крючок.

Я думал, что готов почти ко всему. Но то, что оказалось передо мной, было настолько удивительно, что я выпал из «особого режима» и замер на некоторое время с открытой челюстью.

На самом деле я, конечно, не рассчитывал, что сразу смогу обнаружить что-то интересное. Слишком много было неопределённостей для восстановления картины произошедшего. После столкновения могли пройти годы, и даже десятилетия. Более крупные обломки могли равномерно распределиться по эллиптическим орбитам или вовсе улететь за пределы системы, если энергии столкновения было достаточно. В мои планы входило отыскать хотя бы часть из них и проверить, нет ли следов искусственного происхождения. При максимуме везения, как я думал, удалось бы даже опознать, что за цивилизация это устроила; имеют ли Создатели к этому отношение или нет.

Конструкция, возле которой я оказался, могла бы показаться ажурной, если бы не её масштабы. Это был шар, состоящий из переплетений плавно изгибающихся колонн, ферм и арок, упирающихся друг в друга под самыми немыслимыми углами. Ближайшая ко мне колонна (я измерил с помощью лазера) была больше сотни метров в поперечнике. И она выглядела жалкой соломинкой среди других элементов.

Шар медленно, но всё же заметно для глаза вращался. Точные размеры объекта с помощью дальномера определить не удалось – мешало слишком маленькое расстояние и угол обзора. По примерным прикидкам не меньше пятидесяти километров диаметре.

Эта штуковина обладала достаточным гравитационным полем, чтобы я медленно начал на неё падать. Очень удобно – не нужно тратить рабочее тело газовых двигателей скафандра, или входить в режим, чтобы использовать тюрвинг. Хотя, конечно, стоило наблюдать за скоростью сближения, а то в невесомости и вакууме, при отсутствии привычных ориентиров, очень легко переоценить свои возможности.

Шар продолжал медленно вращаться. Я пытался разглядеть, что находится внутри, за переплетениями конструкций – но мешали густые, постоянно меняющиеся тени, создающие невероятно пёстрый узор.

Скорость росла достаточно медленно. Это хорошо. Можно будет опуститься прямо на ноги, на ближайшую колонну. Главное только не переусердствовать с амортизацией удара, а то легко можно улететь обратно в открытый космос.

Падение должно было продлиться минут десять-пятнадцать.  Я активировал систему питания. Где-то в районе подбородка загудело, и через секунду перед моими губами появилась гибкая трубка. Питательный раствор на вкус и по консистенции напоминал сырое куриное яйцо. Но привередничать не приходилось. По крайней мере, со своей задачей он справлялся отлично, силы быстро прибывали.

8

Постепенно ускоряясь, я углубился километров на десять вглубь сферы. Время летело удручающе быстро, а кругом как было нагромождение ажурных каменных конструкций, так и оставалось. Разве что солнечный свет на такую глубину уже не проникал. А мощный луч нашлемного фонаря казался удручающе слабым в этом царстве камня и тьмы.

Мне с огромным трудом удавалось побороть искушение немедленно вернуться назад. А ещё со временем я заметил, что внутренности этой штуковины здорово давят на психику. Нет, у меня больше не было приступов страха высоты. Просто почему-то менялось ощущение времени. В какой-то момент я понял, что без часов просто не смог бы контролировать его ход. Тогда я активировал таймеры информационной системы скафандра, и настроил их, чтобы давали звуковое оповещение каждые пятнадцать минут. Стало немного полегче. Но всё равно, с головой происходили странные вещи. В какой-то момент мне стало казаться, что внешний мир, тот, что лежит за пределами сферы – нет, он не исчез – но как-то вдруг разом потерял значение. Масштаб и глубину. Стало казаться, что нагромождение каменных структур и есть настоящий мир, подлинное «здесь и сейчас», которое и называется жизнью. А всё, что происходило раньше – просто подводило меня к этому моменту.

Это ведь счастье – плыть в вечной тишине и гармонии.

Разве что свет мешается.

Зачем я его включил? Ума не приложу.

Глупо как-то.

Я уже потянулся к выключателю, но в последний момент титаническим усилием воли сбросил морок. Трясущимися руками схватился за ближайшую колонну, и собрался что было сил рвануть в обратную сторону – туда, куда указывал инерциальный датчик.

Но в этот же момент у меня словно пелена с глаз упала.

Я вдруг увидел, что пространство между каменными колоннами и арками – оно вовсе не пустое.

В местах пересечения плоскостей висело что-то, отдалённо похожее на виноградные гроздья. Скопления темных, глянцевито поблёскивающих пузырей.

Я настроил фонарь на максимально узкий луч, чтобы попытаться на расстоянии разобрать детали. Наверху скопления «пузырей» становились более редкими, а вот внизу напротив – их плотность росла. Кое-где, далеко под ногами, отдельные скопления пузырей начинали сливаться в сплошную массу, обтягивающую каменный каркас странного образования, внутри которого я находился.

В какой-то момент мне даже показалось, что масса внизу начинает разрастаться, как чёрная пена, и вот-вот оттуда начнёт подниматься волна, сметая всё на своём пути…

Но, конечно, это была только иллюзия. Хотя в этот момент мне впервые за очень долгое время стало по-настоящему страшно.

Сильнее всего пугала полная неизвестность; абсолютное непонимание того, что я видел. Я так привык к тому, что в космосе часто встречаются люди – обычные люди, с более-менее обычными человеческими технологиями, пускай и выросшие на разных планетах – что начал забывать, насколько до сих пор мало знаю.

Учитывая недавнюю «психическую атаку» непонятной природы, я принял решение больше не рисковать.

Не все тайны стоит разгадывать любой ценой и во что бы то ни стало. Я хотел домой; я надеялся увидеть отца и мать. Да что там – встрече с Катей я бы тоже обрадовался. Кто знает, может, у нас что-нибудь и получится? И вся эта пузырящаяся ерунда совершенно не стоит того, чтобы всего лишиться.

Я осторожно прикоснулся к ближайшей балке, чтобы замедлить продвижение внутрь конструкции. Меня немного закрутило вокруг своей оси; я развернулся, и обнаружил, что ближайшее скопление чёрных пузырей совсем рядом – буквально перед моим носом.

Некоторые из них были совсем небольшие – сантиметров десять в диаметре, но встречались и огромные – до трёх метров и даже больше.

Осторожно, стараясь не задеть пузыри, я продолжил разворот, чтобы сподручнее оттолкнуться от ближайшей колонны. И как раз в этот момент поверхность ближайшего пузыря пошла мелкой рябью.

Я замер, боясь вдохнуть.

А пузырь начал меняться. Его непроницаемая оболочка стала будто бы истончаться. Терять цвет. До тех пор, пока не стала совершенно прозрачной.

То, что находилось внутри, очень вероятно когда-то было живым. Только совершенно не похожим ни на одно известное мне существо – земное, марсианское или даже венерианское. Это был странный комок сжатых серо-коричневых щупалец, усеянных какими-то полупрозрачными линзами. Сверху у этого комка было что-то вроде двух зеленоватых мешков, наполовину наполненных блестящей перламутром субстанцией.

Сделав несколько снимков встроенной в скафандр камерой, и сняв видео, я собрался было продолжить подъем, но в этот момент все остальные пузыри на ближайшей ко мне «грозди» стали мутнеть.

В каждой из этих ёмкостей сидело по существу. Некоторые чем-то напоминали насекомых, некоторые – моллюсков. Но большинству никакой аналогии подобрать не удавалось.

Мне совершенно не понравилось, что пузыри отреагировали на моё присутствие. Наверно, будь я учёным – скажем, биологом – происходящее вызвало бы у меня живейший интерес, и я бы старался запечатлеть как можно больше.

Но я был всего лишь фитнес-инструктором. И, пожалуй, военным – с учётом службы в ВДВ и в марсианской гвардии.

Единственное, что меня интересовало – это как бы самому не оказаться в одном из этих пузырей.

Уже напрягая мышцы для мощного рывка, я бросил быстрый взгляд на ставшую вдруг прозрачной гроздь.

Прозрачные пузыри с разными тварями внутри пришли в движение. Я застыл. Почему-то мне показалось, что, если резко рвану вверх – меня накроет лавиной этих пузырей. И один из них меня поглотит, чтобы я так же висел в этом бесконечном лабиринте, среди других тварей.

Я снова начал бороться с собой, со странным психологическим давлением, которое это место оказывало на случайных путников, вроде меня.

Мне даже удалось войти в «супер-режим». Эмоции ушли. Голова заработала быстро и чётко.

И как раз в этот момент пузыри вытолкнули откуда-то из недр своего собрата, внутри которого находилась вполне земная на вид девушка. Темнокожая. Очень красивая. Совершенно обнаженная.