Глава 4

Если очень постараться и наконец-то заблудиться, к западу от Великих Озёр, ночью, на берегу реки можно повстречать кота.

Его зовут… О нет, его не зовут, он всегда приходит сам. Люди дали коту имя Боб. У него есть на этот счёт особое мнение, но он достаточно благоразумен, чтобы не спорить с теми, кто покупает ему корм.

Он иначе выражает свою независимость: уходит из дома при первой же возможности. Первая возможность предоставляется ему собакой – ровно в час ночи. Пока хозяева, зевая, открывают Шинук дверь в сад, самое время проскользнуть под её брюхом, сигануть в темноту и драпать, драпать подальше – на свободу.

Вот и этой ночью Боб рысцой бежал по лесу, и свобода стучалась в его сердце, как пепел Клааса. Не нарваться бы на скунса, а остальное зверьё, включая чёрных медведей, этому бравому родственнику то ли тигра, то ли леопарда было не страшно. Он летел, пружинисто отталкиваясь от земли сильными лапами, и размышлял. На воле ему всегда думалось о грандиозном.


Домой он, конечно, вернётся – но не раньше, чем разберётся со своими делами. После вчерашнего ветра лес поменялся, надо проверить все свои тайные тропы между мирами – или проложить их заново.

Боб делал вид, что не замечает прячущихся за старыми соснами трисквиков. Сегодня они были подозрительно тихие и едва слышно скрипели на одной ноте жалобное «сквииир-сквииир». Боб фыркнул: разны-ы-ылись, бедняжечки! Эти полупрозрачные твари, длинными гибкими телами похожие на ласок, становились опасны лишь при сильном северном ветре. Звуки, которые они издавали во время зимних буранов, были невыносимы даже для нордического характера Боба. Он по праву крови принадлежал к славному племени норвежских лесных котов, и его родословная уходила корнями в такую тьму времён, что призрачными выродками его было сложно испугать. Но визжали и завывали трисквики премерзко, стоило признать. Во время сильных ураганов даже лесная ведьма Дсоноква, старая великанша с медными когтями и землисто-серым лицом, болезненно морщилась и обходила их полянки за три версты.

Когда в сосновом перелеске между стволами метнулось что-то тощее, длинное и белёсое, похожее на клок тумана, Боб нисколько не испугался. А что затаился, так это на всякий случай: мало ли, вдруг добыча? Однако белёсое так и не появилось больше: то ли сбежало, то ли умело прятаться ещё лучше Боба. Чихнув с досады, он несколько раз лизнул лапу и потёр нос. Пахло этой ночью в лесу… неправильно. Прелью. Растущей травой. Грядущей славной охотой.


Странно пахло, одним словом.

Кот ещё раз чихнул и мерно потрусил к дому.

Через несколько минут Боб вскочил на подоконник и забарабанил лапами по стеклу. Лиса, как обычно, подхватилась на стук, молча открыла ему, сонная, немного сердитая, и сразу же улеглась досматривать сладкие предутренние сны.

На всякий случай кот с важным видом прошествовал через комнату, но едва вышел в коридор, как тут же рванул со всех лап по лестнице, легко перемахивая через три ступеньки. Пробегая мимо домика Фанни, предусмотрительно сделал изрядный крюк – эта кошачья женщина не утруждала себя соблюдением этикета и при малейшем сокращении дистанции выскакивала из засады подобно пёстрой молнии.

Впрочем, сейчас все женщины мира мало волновали Боба, у него была глобальная цель. Кухня манила его, как маяк – заблудившийся в шторм корабль. Половина четвёртого утра, самое время подкрепиться перед началом важного ритуала.

Этот предрассветный ритуал под названием «набей собаке морду» неукоснительно исполнялся как минимум раз в месяц, и даже наличие в доме пахнущего опасностью чужака не могло его отменить. Раньше – до собаки – развлечение называлось «поймал Боб золотую рыбку», но рыбки, во-первых, войдя в раж, не били вазы и стаканы, во-вторых, дохли молча. Скучные твари, слизкие. С появлением Шинук жить стало намного веселее.

Боб давно изучил все её слабости и бил наверняка. Вот и сейчас подскочил к полусонной, цапнул за хвост – и тут же отпрыгнул на середину комнаты, потешаясь, как глупая Шинук спросонья вертится волчком, пытаясь поймать обидчика. После, орлом взлетев на высокий подголовник кресла, яростно зашипел, распаляя собаку. Терпения у той хватило ненадолго – конечно же, принялась рычать и демонстрировать клыки, но, получив пару раз когтями по носу, сорвалась в громкий лай. Добившись своего, Боб одним прыжком перемахнул треть комнаты и благоразумно слинял до того, как послышались тяжёлые шаги хозяина.

Собаку, конечно, закрыли в вольер. Но и Боб не лыком шит – давно разобрался, как поднимается защёлка. Как только Шинук, радостно виляя хвостом, процокала когтями в направлении хозяйской спальни, Боб, проследив за ней взглядом, благоразумно свернулся калачиком в кресле и глубоко вздохнул. Он был полностью удовлетворён собой.

Через три минуты всё было кончено. Дерзкую Шинук, решившую, что сон в хозяйской постели в этот предутренний час – именно то, что ей надо, заперли в вольере под замок, сам хозяин, сдавленно чертыхаясь, отправился досыпать, а Боб вальяжно развалился в кресле, неспешно вылизывая лапы. Сиротский взгляд Шинук и её негромкие жалобные повизгивания он старательно игнорировал. Поделом ей. Некоторых глупых собак жизнь ничему не учит.

Боб перевернулся на спину, сложил лапы, укрыл живот пушистым хвостом и замер с задумчивым видом. Определенно, ему не показалось, что трисквики этой ночью были чем-то всерьёз напуганы… Странно. И запах в лесу… С недавним Большим Ветром всё стало меняться, и похоже, что не в лучшую сторону.

Но – поживём – увидим.

Блаженно зевнув, Боб погрузился в глубокий сон.

…Утро пришло, – серое, хмурое, – уныло волоча за собой широкие полы волглого тумана, дробно забарабанило по стёклам мелкой льдистой крупкой. Правда, не успели Шеверсы и их нежданный гость толком позавтракать, как из непогоди проклюнулся бледный желток усталого осеннего солнца.

За столом было непривычно тихо, лишь позвякивали столовые приборы да Макс время от времени вздыхал, тоскуя над тарелкой. Родители были невеселы: думали о множестве больших дел и ещё большем количестве мелких проблем, которые принёс в их жизнь вчерашний ураган. До сих пор непонятно, что там с виноградником. Маршруты завалены выворотнями и буреломом. Страшно подумать, во сколько обойдётся расчистка хотя бы основных трасс… И что теперь будет с семейным бизнесом? Хоть и конец сезона, а всё же можно было бы ловить удачные солнечные деньки и катать желающих по конным маршрутам – лишнего заработка не бывает, тем более перед зимой. Можно было бы, когда б не торнадо…

Стелла, глядя на угрюмого мужа, вздохнула.

Лиса, покосившись на задумавшуюся маму, цапнула кетчуп и, коварно прищурившись, нарисовала скучному омлету кровавый ухмылистый рот. После этого в два счёта расправиться с опасным монстром было вопросом чести. Макс, как обычно, прозевавший удачный момент, с завистью смотрел на предприимчивую сестру, давясь пресным и «очень полезным» омлетом.

Отец, глянув в окно, увидел, что распогодилось, и даже просветлел лицом. Довольно кивнул и отставил кружку с недопитым кофе.

– Будем работать!

Мистер Хэмиш, что-то писавший в своём смартфоне, поблагодарил Стеллу и встал из-за стола.

– Точно так, Джон. Работы всем хватит.

Да, работы оказалось много.

Первыми на ферму прибыли Филдсы. Не то чтобы смерчи в Ласквиле были привычным делом, но Филдс-старший правильно рассудил, что мусора-то точно будет много и вывозить его придётся. Его «паркетник», шурша по гравию, тащил за собой небольшой полуприцеп.

Филдсы жили в десяти километрах, смерч их обошёл стороной, и самые большие неприятности, которые принёс им сильный ветер, – это пара сломанных кедровых веток. Дородный мистер Филдс, в три приёма выбравшись из машины, поздоровался со всеми и отозвал Джона и Блейда Хэмиша в сторонку – как он выразился, «обсудить наше сегодняшнее дело». Обсуждал он энергично, активно жестикулируя, и ветер то и дело распахивал на его внушительном животе незастёгнутую куртку. Шантель Филдс, его жена, первым делом подошла к Стелле, вручила большую миску с домашним пирогом, приобняла за плечи и принялась втолковывать вполголоса что-то утешительное. Стелла улыбалась, кивала, но тревога так и читалась в её глазах. Сегодня, когда отпустил недавний шок, разрушения от разгула стихии стали безжалостно очевидны, и она не могла избавиться от мысли, что виноградник всё-таки понёс серьёзные потери.

Лиса, засмотревшись на миссис Филдс, точнее, на её длинные, до пояса, чёрные с проседью волосы, заплетённые в свободную косу, не сразу заметила, что рядом с ней стоит рослый подросток.

Она перевела на него взгляд – и едва не фыркнула от негодования, увидев широченную самоуверенную ухмылку. Ну конечно, Хантер Филдс, кто бы сомневался! Высокий и черноволосый, как и его мать, Хантер учился с Лисой в одной школе, их классы часто совпадали, но Лиса всякий раз при встрече делала вид, что знать его не знает. Однако в этот раз, хочешь не хочешь, ей пришлось обронить сухое: «Привет».

– Как тебе сегодняшняя погодка? – Хантер облокотился на черенок лопаты и нагло подмигнул.

Лиса дёрнула плечом. Погодка как погодка, что про неё говорить? «Ничего умнее не придумал, гений пикапа?» – подумалось ей, но озвучивать это Лиса не стала, много чести некоторым. Этот Хантер воображает о себе лишнего, думая, что если другие девчонки от него без ума, то и ей он нравится. Может, кто-то и готов глупо хихикать от его шуточек, но только не она!

Независимо вздёрнув нос, Лиса вытащила из кармана плотный пакет для мусора и решительно направилась к кучам мелкого сора, которые они с Максом вчера сгребали до самой темноты. Хантер, кажется, негромко присвистнул ей вслед, но она не стала оглядываться. Хотелось верить, что до него наконец-то дошло: им не по пути!

Закончив разговор, мужчины разошлись по делам. Джон вынес из хозяйственного сарая единственную бензопилу и огляделся. Удручённо покачал головой. Сплошной бурелом вокруг. За день одной пилой распилишь не так уж много. Что ж, в любом случае с чего-то нужно было начинать, и он принял стратегическое решение: первым делом убрать все поваленные деревья в левадах, чтобы лошади не поранились, а также расчистить доступ к курятнику и кроличьим домикам. И к винограднику… Подумав о нём, он снова помрачнел. Не хотелось бы жену раньше времени расстраивать, но трезво оценив обстановку, он уже почти не сомневался, что виноградник погиб.

Работа закипела. Джон и мистер Хэмиш рубили и пилили бурелом на бруски, самые тяжёлые из которых потом закидывали в ковш трактора. Стелла отвозила их на дальнее поле и сваливала там. Филдсы занялись уборкой крупного мусора. Они грузили ветки в полуприцеп хитрым способом: самую большую кедровую лапу клали снизу, а сверху накидывали ветки и обрубки поменьше. Доезжали до самого дальнего поля, тянули за нижнюю ветку – и весь остальной мусор выгружался за ней, легко, как куски растушенного мяса с противня.

Ближе к полудню на ферму повалили незнакомые люди: в рабочей одежде, с мешками для мусора, со своим инструментом. Оказалось, мистер Хэмиш успел разместить просьбу о помощи в соцсетях и на местном сайте.

Лиса, узнав об этом от матери, удивлённо округлила глаза: надо же, вот тебе и технически отсталое поколение! А они с Максом до этого не додумались!

Со свойственной подросткам категоричностью она считала всех, кто был старше тридцати, неспособными открыть собственный аккаунт в соцсетях, а те, кому за сорок, по мнению Максима, наверняка застали рабовладельческий строй. Или даже динозавров…

Однако поджарый, но крепкий, с загорелым лицом, испещрённым морщинами, мистер Хэмиш был настолько энергичным и уверенным в себе, что даже опытный физиономист затруднился бы с ходу определить, сколько ему лет на самом деле. Стелла предположила, что Хэмишу немного за сорок – и не ошиблась. Почти не ошиблась.

Животные на ферме отошли от волнений предыдущего дня, и после обеда Джон Шеверс и Блейд Хэмиш, вооружённые бензопилой и топорами, не знали, с чем сражаться в первую очередь: с последствиями смерча или с Генералом Хомяком, который добровольно взял на себя права и обязанности прораба.

Идеальная лошадь ничего не боится. Это люди, уже рассчитав траекторию падения дерева, боялись, что в самый неподходящий момент там окажется это безрассудное животное. Или когда поднимали с земли тяжеленное бревно, готовясь забросить его в ковш трактора, но между ними и ковшом внезапно обнаруживалась полная любознательности морда Генерала Хомяка. «А тут чего? Дайте понюхать», – так и читалось на ней.

Генерал Хомяк успевал быть везде и всюду. Стоило взреветь бензопиле, как за спиной у Джона раздавалось доброжелательное фырканье: «Ты не так пилу держишь. И бензин у тебя скоро закончится».

Едва в одном месте успевали отмахнуться от непрошеного помощника, как он объявлялся в другом, деликатный, как ледниковый мамонт на сочной полянке: «А сахар у тебя есть? А спину почешешь? А давай я тебе ногу на ногу поставлю?» В ответ на возмущения он совершенно искренне недоумевал: мол, и чего эта женщина орёт, я ж на неё подышал только?

К счастью, Джон вспомнил, что прошлой зимой начал приучать Генерала Хомяка ходить в санях. Не тратя время на сомнения, он запряг его, но к планке прицепил небольшую тележку. Так Генерал Хомяк стал рабочей лошадью и всю субботу, раздуваясь от важности, таскал свою тележку, гружённую небольшими ветками и мусором, с ужасно довольным видом.

К вечеру Джону удалось добраться до виноградника. Минуты две он постоял у поля с перекорежёнными лозами, прибитыми к земле, а потом, не говоря ни слова, развернулся и пошёл прочь. Не спускавший с него глаз мистер Хэмиш снял шляпу и отёр пот с лица. В спину ему ткнулся Генерал Хомяк, словно говоря: «Чего встал? Вон там ещё поленницу набросали, грузи, приятель!»

Узнав про виноградник, Стелла впервые заплакала при детях.

Все выходные с самого утра к дому Шеверсов подъезжали машины. Это были друзья и знакомые родителей, а также друзья и знакомые знакомых, а ещё – родители Лисиных одноклассников и родители одноклассников Макса – словом, все те хорошие и отзывчивые люди, которых пощадил ураган, и поэтому у них была возможность помочь Шеверсам. Все эти дни до самого вечера не замолкало рычание электропил; машины с прицепами раз за разом отвозили на дальние поляны срубленный лес.

После поток помощников заметно поредел – что и понятно, началась рабочая неделя, люди вернулись к обычным делам. Но Шеверсы всё же не остались со своей бедой один на один, с десяток волонтёров продолжало приходить и все последующие дни, пока шла расчистка основной территории.

В однообразных хлопотах прошло несколько недель. Приближался декабрь, а там и Рождество не за горами, но оно обещало быть безрадостным. Лиса неоднократно замечала среди волонтёров мистера Хэмиша. Она слышала от родителей, что тот снял комнату в ближайшем мотеле и помогал на многих фермах, пострадавших от урагана. Однако к Шеверсам он наведывался чаще, чем к прочим. По мнению девочки, это было как минимум странно, но кто она такая, чтобы к ней прислушались взрослые? Конечно, отец радовался любой паре рабочих рук – зима приближалась, резко похолодало, со дня на день ждали снега, а часть левад до сих пор не удалось освободить от бурелома. Так что мистер Хэмиш был на ферме желанным гостем. Работал он быстро, играючи, – словно бы и не прикладывая никаких усилий, – и постоянно что-то насвистывал.

Однажды Лиса подслушала его разговор с отцом, когда одним особенно тёплым утром они пили лимонад под уцелевшим яблоневым деревом. Отец сокрушался, что не приобрёл в своё время фермерскую лицензию. Если бы она была, поленья и ветки можно было бы сжечь, но что теперь делать со всем этим поваленным лесом?

– Весной это будет мёртвый лес, – сетовал отец.

Мистер Хэмиш советовал раздавать бревна бесплатно всем желающим, а Лиса смотрела на лес и не верила отцу.

Лес сам полыхал, как огонь в камине на Рождество – полыхал червонным осенним золотом – и никогда до этого не казался Лисе таким красивым. Может, потому, что наступало время, которое Стелла называла хрустальным: короткие дни, ранние закаты, особенный, приглушённый свет предзимнего солнца, в котором купался рыжий лес. Рыжий в то время, когда ему полагалось царапать низкое блёклое небо оголёнными ветками, а то уже и укрыться под пушистыми шапками первого снега.

А ещё отец рассказал, как шёл через этот лес сразу после смерча, торопился домой, и ему всё чудилось, будто кто-то сторожко ступает за ним след в след. Признался, что пару раз даже оглянулся, но, понятно, никого не увидел. Рассказывал, посмеиваясь над собственным страхом: какие там шаги можно было услышать в порывах ветра и скрипе деревьев? Но Лисе почему-то стало тревожно за отца.

Мистер Хэмиш, однако, выслушал Джона с серьёзным видом, потом хлопнул по плечу и заметил: мол, после такого урагана немудрено, что многие привычные вещи становятся странными. Это же потрясение как для человека, так и для леса. Нужно время, чтобы всё вернулось на привычные рельсы.

Лиса мысленно с ним согласилась. Хотя своего мнения насчет мистера Хэмиша она не поменяла, да и менять не собиралась, в этих его словах была своя правота. Она ещё раз глянула на рыжеющую впереди полоску леса и вспомнила, как Фанни, по всегдашней своей привычке уходящая с ночи на охоту, позавчера утром притащила котятам странную – очень странную для конца ноября – добычу.

В тот день, услышав в кошачьем домике бурную возню и писк, Лиса вытащила по одному всю пушистую, изрядно подросшую пятёрку, перецеловала очаровашек в розовые носы – и через пару секунд обнаружила, что причиной шума-гама в кошачьем семействе стала огромная синекрылая бабочка. Живая! Разве что крылья ей чуток помяла Фанни, пока несла котятам. Впрочем, это не помешало бабочке легко выпорхнуть из кошачьего домика, пролететь полкомнаты и усесться на мамины орхидеи.

Боб, сладко спящий после ночных прогулок, при виде такого дивного дива моментально встряхнулся, стрелой пролетел через комнату и резво вспрыгнул на подоконник. Но то ли недосып сыграл с ним злую шутку, то ли настигло проклятие старой Дсоноквы, да только охотничья удача изменила ему. Пару секунд он пытался балансировать, однако гравитация победила, и увесистая тушка плюхнулась на пол, таща за собой кружевной тюль и пару горшков с цветами. Бабочка, величественно взмахнув крылышками, перелетела на другое окно. Похоже, такие мелочи, как неуклюжие коты, её нисколько не беспокоили.

Убрав следы битвы Боба с силой земного притяжения, Лиса распахнула оконные створки и с минуту трясла тюль, пока бабочка не догадалась выпорхнуть на волю. При всём своём восхищении красивыми насекомыми прикасаться к ним она не могла – кожа на руках сразу же начинала гореть и чесаться. Эта странная аллергия началась у неё лет в семь, аллергологи долго подбирали терапию, но ничего не помогало. Дошло до того, что они заподозрили психосоматическую реакцию и рекомендовали родителям показать Лису психологам. После этого Джон предложил простое решение: обходить всяких бабочек стороной. В конце концов, на них можно просто полюбоваться издалека – как на цветы.

Конечно, выпуская сейчас бабочку, девочка опасалась, что та долго не продержится, всё же на улице никак не июнь, вот-вот снежные мухи полетят. Но так у неё хотя бы есть шанс ещё пожить, а вот дома точно замучают кошки.

На следующее утро уже Макс принёс в дом бабочку. Огромную, похожую на тропический цветок: ярко-лимонного цвета, с тёмно-шоколадными «глазками» по краю крыльев и с двумя длинными «хвостиками», расходящимися книзу.

Показал маме, и та тихо ахнула.

– Откуда такая красота?

Макс сказал, что нашёл бабочку во дворе. Она сидела на изгороди из декоративного винограда и казалась уснувшей. Но дома, в тепле, встрепенулась и распахнула огромные крылья. Боб, увидев это, бросил едва початую порцию паштета и кинулся Максу в ноги. Тёрся, упрашивал, обвивал хвостом, внезапно охрипшим голосом клятвенно обещал, что только он способен как следует позаботиться об этой красавице. Разумеется, на его уловки никто не поддался. Бабочку посадили в старый аквариум, предложили завтрак из нарезанного апельсина, и Макс заявил, что отнесёт её в школу, к мистеру Бруксу, у которого в кабинете хватало всякой живности.

Пока шёл к автобусной остановке, в голове вертелись строчки из дедовой тетради:

Дорожка, змеясь, убегает к пруду,

где солнце закатное медленно тонет.

Иди же, не бойся, стихи проведут,

и мы обойдём тёмный гибельный омут.

Вечерница выпала жгучей росой,

спускается тропка в рыжеющий ельник.

Иди же, не бойся, я буду с тобой.

Ты скоро увидишь – таит можжевельник,

разросшийся густо, секрет с глубиной.

Иди же, не бойся – и тайну открой.

Накануне Макс прочитал это стихотворение маме и спросил, был ли в самом деле их дед знаменитым путешественником.

– Он поездил по миру в своё время, но… Это было так давно, я была совсем маленькой и ничего не помню. А потом мы переехали сюда, через несколько лет моя мама, твоя бабушка Марта, серьёзно заболела, и дедушка больше не мог уезжать надолго. Сынок, я даже не знаю, что сказать, он никогда не рассказывал о своих путешествиях.

Стелла пригладила упрямый вихор на макушке сына.

– Наверное, твой дедушка хотел об этом забыть.

Немного помолчав, она пожала плечами:

– Не знаю, почему так. Возможно, не было никаких особенных путешествий, а мистер Хэмиш преувеличивает. И вот что, мой хороший… Это замечательно, что ты нашёл дедушкину тетрадь, и эти стихи, и его записи… – Стелла на секунду нахмурилась, – да, именно его записи. Я бы не хотела, чтобы ты принимал их всерьёз. Твой дед был добрым и хорошим человеком, но к старости он стал… – Она снова замялась, подбирая слова, – в общем, очень странным. Все считали его тихим сумасшедшим – но это ничуть не мешало нам его любить. Главное, что ты должен о нём помнить: он был самым лучшим, любил всех нас, и мы любили его.

Про бабушку Марту дети знали только по рассказам матери, она умерла очень давно. А вот деда успел застать даже Максим. Дедушка умер, едва Максу исполнилось три года. Мальчик, конечно, ничего не помнил о нём, но иногда, уже на грани яви и сна, слышал тихий добрый голос, неразборчиво говорящий что-то, и на душе становилось тепло.

Макс слышал и раньше, как родители вполголоса между собой говорили о деде, о том, что последние годы он почти не выходил из дома. Ему всё время что-то мерещилось в лесу и в саду. Говорил, что белый морок его ищёт и просил сберечь звёзды, когда его не станет. Конечно, никто не воспринимал его всерьёз.

Но Макс решил, что непременно дочитает дедову тетрадь. Такого детального и обширного гербария он ещё не видел. И… Да, пусть что угодно говорит эта вредина Лиса, которая верит, что у старика поехала крыша, но Макс подумал, как было бы здорово, став взрослым, путешествовать, как дед.

В школе Макс первым делом отправился к мистеру Бруксу. Тетрадь он положил в карман плотной папки: всегда был шанс нарваться на Джулиуса Гранта и его дружков. В прошлом году именно Джулиус стал причиной того, что Максу приходилось день за днём в одиночестве есть свой сэндвич на лестнице, ведущей в подсобку. С лёгкой руки Джулиуса одноклассники прозвали Макса Мозгоньяком, и прозвище это казалось Максу обидным до слёз. Обидчиков он избегал как мог, что только ухудшило его положение в классе. Теперь каждый его день состоял из череды мелких издёвок, и Макс никогда не знал, кто сегодня вырвал страницу из его книги, сломал карандаш или толкнул его в школьном коридоре. А так как тетрадь на поверку оказалась хрупкой, и страницы так и норовили рассыпаться, Макс, ожидавший любого подвоха, в первую очередь позаботился о её безопасности.

Загрузка...