Глава третья

Вообще-то Тёма был не очень плохим мальчиком – по крайней мере, папа считал, что бывают гораздо хуже. По маминому мнению, учился он из рук вон плохо, но папа полагал, что не все должны быть отличниками. Мама называла его вруном, а папа считал, что у Тёмы очень развита фантазия. В свою очередь, маме нравилось, что Тёма редко дрался. Она полагала, что этим в мальчике развивается пацифизм – то есть склонность решать проблемы не военными действиями, а с помощью дипломатии, то есть путём переговоров. А папа говорил, что это называется одним словом – трусость.



Но в этот раз родители были заодно: Тёму наказали. И за то, что хотел прогулять школу, и за то, что попытался всё свалить на младшую сестру, и за то, что Маше из-за него досталось, и, наконец, за то, что перевернул вверх дном чулан.

Потому что Тёме и Маше было запрещено играть в чулане, что-то там трогать или оттуда брать. И однажды уже крепко попало за устроенный там беспорядок.

Дело было так. Одним зимним вечером папа с мамой собрались на лекцию о летающих тарелках. А Тёма с Машей должны были поужинать, вымыть посуду, позаниматься музыкой, поиграть в тихие настольные игры – в лото или цветочное домино, – почистить зубы и лечь спать.



Папа и мама не успели ещё выехать из двора, как Тёма позвонил своему лучшему другу Валере Пичугину, и тот явился со своей сестрёнкой Кристиной, Машиной ровесницей. Девчонки немедленно натянули поперёк коридора тюлевую занавеску, снятую в гостиной: они затеяли теннисный матч между Марией Шараповой и Аллой Пугачевой. И такие раздавались крики и шум, что Тёма с Валерой, в папином кабинете игравшие на его компьютере, выскочили в коридор. Тёма велел девчонкам затихнуть, чтобы не разбудить живущего в чулане ужасного однорукого великана Ваню, который, если проснётся, разнесёт весь город. Но Маша и Кристина уже так разыгрались, что потребовали немедленно пробудить этого Ваню: они готовы с ним сразиться и освободить город от опасности. И побежали в Машину комнату вооружаться.

Когда они вернулись – Маша с детским, но чугунным утюжком, а Кристина с железной трубой от пылесоса, – в коридоре погас свет, медленно, со скрипом отворилась дверь чулана, и появился силуэт огромного человека в длинном чёрном одеянии. И без головы. Единственная рука его была простёрта вперёд, он медленно ступил в коридор.

Маша и Кристина завизжали от страха, но не кинулись улепётывать. Говорят, такое случается с зайцами при встрече нос к носу с волками в дремучем лесу. Девчонки, умирая от ужаса, кинулись на однорукого Ваню. Они молотили его кулачками, утюжком и пылесосной трубой, зажмурившись и беспрерывно, на одной высокой ноте, визжа.



Вообще-то, их можно было назвать героями. Они сражались со страшным великаном, как зайцы с волком, они же не знали, что однорукий Ваня – это на самом деле Тёма. Он надел на себя папино пальто, Валера застегнул все пуговицы, и ту, что на воротнике, так что и левая рука, и голова оказались внутри. И теперь бедный Ваня-Тёма пытался вслепую, единственной рукой, отбиться от девчонок. Наткнулся на стул, упал, как корова. Нащупывая дверь в чулан, сквозь пальто глухо молил о пощаде:

– Кончайте, больно же! Вы что, опухли! Валера, это ты, гад, нарочно?

Валера и рад был помочь, но не мог, потому что так хохотал, что даже на пол сполз от смеха. И бабушка на портрете смеялась до слёз, отворачивалась, отмахиваясь платочком. А Тёму в чулане, не переставая, молотили вошедшие в раж девчонки. С чуланных полок на него падали старые подушки, сломанные лыжи, пыльные коробки… И тут во дворе послышался звук подъехавшей машины – вернулись родители.

В тот же вечер мама объявила, что отныне Артёму и Марии строжайше запрещается без разрешения на то взрослых заходить в чулан, играть там в подвижные и иные игры, что-либо выносить оттуда и вообще производить любые действия, которые могут нарушить порядок и покой находящихся там вещей и предметов.


Загрузка...