Глава 5. Гавриленко

Двор Гавриленко окружал густой частокол из толстых прутьев, очищенных от коры. Калитка была без засова или крючка, только подперта изнутри полутораметровой палкой в руку толщиной. Стучать было бесполезно, и Михаил открыл невысокую калитку, отодвинув палку.

Деревьев внутри ограды не было: козы и сад – вещи несовместимые. Несколько старых яблонь с голыми редкими кронами виднелось дальше за оградой в глубине усадьбы. Нельзя сказать, что во дворе был беспорядок, но от всего веяло какой-то первобытностью и запустением. Двор утрамбован многочисленными копытами. Летний загон для коз под открытым небом из таких же прутьев, как и забор, стог соломы, бурт козьего навоза вперемешку с соломенной подстилкой. Даже тележка для уборки навоза была с деревянными колесами, обтянутыми металлическими ободьями – вероятно передние колеса от старой телеги.

Небольшой дом под черепичной крышей переходил в хлев, а затем в сеновал. Постройки были старые, но добротные. Массивные ставни были открыты – значит, хозяин дома. Михаил громко постучал в некрашеную потемневшую от времени деревянную дверь с коваными навесами и ручкой, также без признаков краски.

Послышался незлобный лай собаки. Через некоторое время загремел засов, дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался хозяин, пригибаясь, так как дверь ему была явно мала.

Гавриленко оказался высоким массивным человеком с крупной головой и квадратным привлекательным лицом. Высокий лоб, глубоко посаженные серые глаза, крупный нос, волевой подбородок и рот – он должен был нравиться женщинам. Правда, неухоженность сразу бросалась в глаза. Небрит, рубашка несвежая. Рукава закатаны до локтей. Белая кожа крепких рук выше запястья резко контрастирует с темными запястьями и обветренным лицом со следами прошлогоднего загара.

На лице Гавриленко с жующим ртом немой вопрос: Кто и зачем? Однако нет признаков удивления, а только досада – прервали обед.

Михаил представился и объяснил цель своего визита, молча слушающему хозяину.

– Пообедать не дают! – буркнул он вполголоса, как бы ни к кому конкретно не обращаясь.

– Я не надолго. Можете продолжать обедать, а я вам задам несколько вопросов, – Михаил неожиданно для себя отметил просительную нотку в своем голосе.

Гавриленко ничего не ответил, повернулся, жестом загнал собаку обратно в открытую дверь и пошел за ней. Дверь за собой он не закрыл. Это должно было означать для Михаила разрешение войти в дом, что тот и сделал.

Деревянный пол в сенях и комнате был грязным и покрыт соломой, которую, очевидно, принесли на ногах не за один день или неделю. В комнате была самодельная мебель, если это слово подходило, для стола, лавок и лежанки, сколоченных из грубо оструганных толстых досок, отполированных в определенных местах за время долгой службы.

Гавриленко смахнул здоровенного кота с одной из лавок и предложил Михаилу там сесть.

– Извините, я буду обедать… У меня много работы, а завтра еще дежурство… – Гавриленко сел на лавку у стола и взял деревянную ложку.

– Я не отвлеку надолго, – продолжал оправдываться Михаил.

Гавриленко уже ел. Он сидел боком, почти спиной к Михаилу. Перед хозяином стояла на столе огромная миска тушеного мяса с картофелем, уже наполовину пустая, и тарелка с солеными огурцами. Ел он жадно и грубо, черпая деревянной ложкой из миски горы картофеля или куски мяса и отправляя их в рот за один прием. Потом он откусывал попеременно то хлеб, то с хрустом огурец. Время от времени едок прикладывался к литровой банке кислого молока, также уже наполовину пустой. Михаил невольно сглотнул слюну. Вмешаться в этот процесс поглощения, можно даже сказать, пожирания пищи было трудно, но Михаил все же задал свой первый вопрос.

– Говорят, что в свой последний день Алевтина Петровна приходила к вам за молоком. Это так?

– Ну да… – промычал с полным ртом Гавриленко.

– Она купила у вас молоко?

– Нет, я ей не продал, – ответил теперь вполне внятно Гавриленко после того, как проглотил очередную порцию еды.

– Но почему? Вы с ней были в ссоре?

– С кем она не ссорилась?! – ответил Гавриленко не то вопросом, не то утверждением.

– Но все же?

– Я продаю молоко тому, кто больше платит. На следующий день у меня было дежурство… Потом воскресенье – базарный день. У меня есть постоянные покупатели… – эта длинная фраза его словно утомила и он некоторое время ел молча, хотя Михаил успел задать уточняющий вопрос.

– Разве она платит не столько, сколько вы просите?

– Нет, она платит по базарной цене, как за те помои, которые там продают.

– Получается, что вы не всегда ей отказывали. Я правильно вас понял?

– Да. Когда не было дежурства или не базарный день, я ей продавал…

– По ее цене? – уточнил Михаил.

– Мы все-таки живем на одном хуторе. Жили… Она жила… – Гавриленко нашел, наконец, нужное выражение и несколько смутился.

– Как она восприняла ваш отказ?

Гавриленко пожал плечами и ничего не ответил.

Михаил задал следующий вопрос:

– В котором часу это было? Вы можете вспомнить хотя бы приблизительно…

– Мне некогда смотреть на часы, у меня много работы …

– А все же?

Гавриленко заметно разозлился, налилась и покраснела шея, но ответил он, на удивление, спокойно:

– Наверное, как сейчас. Мне нужно было доить коз.

Михаил посмотрел на часы. Было около двух часов. Он не получил ответ на свой вопрос и проявил настойчивость:

– Так вы не поссорились после вашего отказа?

– А чего нам ссориться?! – Гавриленко опять пожал плечами. Он не прекращал есть, и при его темпе тарелка уже опустела. Он допил простоквашу, вытер тыльной стороной ладони рот и сказал, вставая:

– Извиняюсь, но у меня много работы. Некогда мне вести бесполезные беседы…

– Последний вопрос!

– Да! – поторопил нетерпеливый хозяин Михаила.

– Она ушла сразу после вашего отказа?

– А что ей здесь делать? – и Гавриленко направился к выходной двери.

Михаил невольно последовал за ним. В сенях Гавриленко открыл Михаилу дверь на улицу, а себе в хлев, не дожидаясь даже, пока Михаил выйдет.

Михаил кивнул на прощание и пошел не оглядываясь к воротам. Гавриленко что-то промычал, и захлопнул с громким стуком дверь.

“Не очень вежливо, конечно, он со мной обошелся. Да, нужно признать, что хозяин несколько одичал. К чему насиловать свою натуру, если нет за тобой вины, и посещение следователя только отнимает время… Впрочем, визит был не бесполезным. Теперь нам известно, что ее убили около двух, посреди бела дня. Пусть снегопад, пусть метель, но это же был день! Неужели никто не видел?! Может быть, она решила попытаться купить молоко где-то еще. Старые люди такие настырные… Если им чего-то хочется, то всегда как перед смертью… Кто еще держит коз на хуторе?” – размышлял Михаил посреди широкой улицы. – “Что теперь делать? Сначала нужно перекусить. Ну и нагнал же он мне аппетит! Мария обещала чай…” – и он решительно направился к ее дому.

В доме Марии было уже натоплено и хозяйка сняла куртку. Голубой свитер ей очень шел к лицу. В серых глазах зажглись голубые огоньки отраженного свитером света. Михаил тоже снял верхнюю одежду.

– Мария, я зашел съесть свой бутерброд. Надеюсь, вы не будете возражать. Тем более что мы договорились раньше…

– Какие церемонии! Милости прошу!

– Но сначала задам вам один вопрос, который отбивает у меня аппетит.

– Слушаю ваш вопрос…

– В котором часу вернулся домой ваш друг тогда? Ну, вы понимаете, что я имею в виду ту субботу…

– Вы его подозреваете?!

– Я подозреваю всех. Не обижайтесь, но и вас тоже…

– Невероятно! Ну, не знаю как я, а он на это не способен! Он мой муж, хоть мы и не регистрировались, и я хорошо его знаю.

– Это как раз те способности, которые тщательно скрывают даже от самых близких.

– А меня? Вы это серьезно?! – через шутливый тон прорвалась обида.

– А вы знаете статистику?! Вы знаете, сколько убивают близкие из-за денег, наследства или пустяков, которые не поделили?! Не нужно обид. Я понимаю, что нормальный человек, если бы он убил, по здравому разумению, не пришел бы в прокуратуру, чтобы возбудить новое расследование. Но в том-то и дело, что убийца – человек ненормальный. Вы могли прийти в прокуратуру из-за мнительности, чтобы еще раз получить подтверждение, что вы, или ваш друг, вне подозрения. Вы сами сказали, что пошли слухи об убийстве. В таком случае ваше бездействие было бы подозрительным, значит, вам выгодно, что не было настоящего расследования, и смерть вашей бабушки списали на случайный наезд случайного транспортного средства…

– Невероятно! Это какой-то бред…

– Это очень логичный бред! Ваше алиби я уже попросил проверить.

Мария вскочила и стала нервно ходить по комнате. Лицо стало серым и огоньки в глазах заслонили слезы.

– Успокойтесь! Прошу вас! Я уверен в том, что лично вы невиновны. Понимаю ваше возмущение. Вы потеряли близкого человека, а тут посторонний несет такую ахинею…

– Ну и профессия у вас!

– Мы об этом уже говорили сегодня утром, нас трудно удивить…

– До меня только сейчас дошло.

– Всегда хорошо доходит, когда задевает за живое. Кто-то из великих писателей сказал, что истинное понимание дает не ум, а сердце.

Мария, наконец, села. Ее совершенно убитое лицо могло служить моделью для изображения аллегории печали.

– Давайте перейдем к делу. Если не ошибаюсь, вашего друга зовут Эдуард Музыченко?

– Да. Я вам говорила.

– А отчество вы не знаете?

Неловкая пауза.

– Оказывается, не знаю. Он на другом факультете…

– Его адрес?

– Мой адрес я давала.

– Он у вас прописан?

– Нет. В общежитии…, но я там не была.

– Корпус, комнату знаете? Впрочем, буду в городе и выясню…

– Корпус Б, комната 84…

Михаил достал блокнот, хотя в том не было необходимости – диктофон был включен в тот момент, когда он начал этот разговор.

– Теперь, если хозяйка не возражает, я съем свой бутерброд, – Михаил достал его из кармана куртки.

Там было два бутерброда. Один с салом, другой с омлетом, переложенные тонко нарезанным соленым огурцом. Михаил принялся их есть, стараясь не торопиться.

– Хозяйка обещала напоить чаем, но передумала… – начал Михаил шутливым тоном, когда дожевал бутерброды. На столе стоял разогретый самовар.

– Она колеблется. Может, отправить следователя на тот свет вместе с его подозрениями, – в тон ему ответила Мария. – Вы не боитесь?

– Не боюсь! Такие дела требуют тщательной подготовки, иначе разоблачение неизбежно…

– Тогда милости прошу, чай готов! – Мария взяла с полки чашку с блюдцем и сахарницу. – Вам покрепче?

– Да. Сахара одну ложку… Спасибо!

Было видно, что Марии нравится роль хозяйки. Настроение ее, если судить по лицу, выровнялось. Михаилу не очень хотелось опять говорить с этой девушкой на неприятную для нее тему, но обстоятельства требовали.

– Боюсь еще раз испортить вам настроение, но очень нужно задать еще несколько вопросов…

– Следователь подкрепился и продолжил пытку с новыми силами, – продолжила в шутливом тоне Мария.

– И теперь он не успокоится, пока не выпьет всю кровь… Но шутки в сторону, старайтесь отвечать точно и серьезно.

– Постараюсь…

– Когда Эдуард возвратился домой в ту субботу? Вспоминайте, не торопитесь!

– Что тут вспоминать?! Был ужасный снегопад, я его ждала, волновалась. Очень обрадовалась, когда он, наконец, появился… На следующий день позвонили из милиции…

– Как милиция узнала номер вашего телефона?

– На хуторе его знают. Да разве это сложно?!

– Согласен, несложно. Вы все же не сказали, в котором часу приехал Эдуард.

– После семи часов, точнее не скажу…

– А вы знаете, когда он уехал из хутора?

– Нет.

– Сколько времени вы тратите на дорогу, когда возвращаетесь?

– Часа два, два с половиной… А что?

– Да нет, ничего. Вы спросили его, почему так поздно приехал?

– Не помню. Наверное, как-то объяснил…

– Он вам сказал, что бабушка ждет вас в воскресенье?

– Не сказал. А что? Откуда вы знаете?

– Вы это точно помните?

– Конечно. Я очень жалею, что не поехала в субботу сама. Перед женским праздником было много работы, записалось ко мне на выходные несколько постоянных клиенток, но я бы поехала, если бы знала, что бабушка просила. Но откуда вы знаете?

– Она сказала соседкам, когда была в автолавке. Хотела купить молоко для вас. Ее видели на улице с пустой банкой и Гавриленко подтвердил, что она приходила. Только молоко он ей не продал…

– Банка… банка… Так вот откуда эта банка! – она выскочила в сени и скоро вернулась с двухлитровой стеклянной банкой с пластмассовой крышкой. – Мне вернула ее бабка Прасковья. Она нашла эту банку недалеко от своих ворот, когда растаял снег, и почему-то утверждала, что это бабушкина банка…

– Что было в банке?

– Она была пуста.

– Когда она вернула ее вам?

– Бабушку уже похоронили… Вспомнила! Мы отмечали девять дней.

– Ваш отец был на похоронах?

– Да, и отец, и его жена… Они уехали на следующий день после похорон. На девять дней отец приезжал один…

– А вы знаете, что ваш отец был в ту субботу здесь и встречался с Эдуардом.

– Знаю. Отец сказал, когда мы забирали бабушку из морга.

– Он объяснил причину своего приезда?

– Нет. Возможно, приезжал за картошкой. Бабушка помогала ему овощами.

– Но вы говорили, что у них были плохие отношения?

– Да, плохие. Но когда задерживают зарплату на заводе и дикая инфляция, а у вас семья и малые дети, то обиды можно на время забыть…

– Сколько детей?

– Двое. Один ее, другой мой брат по отцу. Бабушке он внук родной все же…

– Однако почему Эдуард ничего не сказал о встрече с вашим отцом здесь в ту субботу?

– Наверное, нечего было сказать…

– Не думаю!

Мария ничего не ответила. Михаил взглянул на часы. Скоро три часа. Нужно торопиться завершить опрос.

– Вы разобрали бумаги? – спросил он Марию.

– Еще не закончила…

– Постарайтесь успеть до четырех часов. Не позже!

Михаил торопливо оделся и вышел на улицу. За какой-то час с небольшим нужно было посетить три двора, заглянуть еще раз к бабке Елизавете. Возможно, ее сын вернулся домой. Еще оставалась Евгения Цурко… “Прямо скажем, попали вы в цейтнот, гражданин следователь” – пошутил над собой Михаил. Размышлять было некогда, но разрыв во времени между уходом из хутора и приездом домой Эдуарда Музыченко сильно озадачил Михаила. Нужно будет серьезно заняться этим парнем. До сих пор наиболее вероятной кандидатурой в убийцы Михаил считал Гонтаря. Факты были налицо. Уклонение от армейской службы – дело серьезное. Мотив, можно сказать, есть. Есть возможности и сопутствующие условия психологического порядка. В состоянии опьянения становится агрессивным, не может контролировать себя. С Гонтарем он побеседует напоследок. Сначала следует разобраться в его конфликте с Бубырем…

Загрузка...