* * *
«Я пишу это не для того, чтобы оправдаться, нет. Для меня не важно, будут ли мои наследники – племянники и их дети, вспоминать меня, и более старшее поколение нашей семьи, добрым словом. Просто мне кажется, что пора остановить эту кровавую игру, традиционную для нашего рода уже как два столетия.
Крис и Джулия, мои дорогие племянники, которых я так мало видел! После моей уже очень близкой смерти вам достанется этот дом, потому призываю вас захоронить все останки, скрытые под этой крышей. Это письмо послужит доказательством вашего не соучастия в произошедших преступлениях. Далее вы можете поступать с домом по своему усмотрению – продать, сделать из него музей, магазин, оставить домашним отелем.
Итак, к делу. Когда я был маленьким, помню, что отец постоянно делал в доме мелкий ремонт. То перекладывал частично кирпичную кладку или менял глиняное заполнение стен, между дубовыми стойками, то вскрывал половицы, то в погребе долбал пол. Став постарше, я заметил, что изменений эти «ремонтные работы» практически не вносили. Разобранная часть стены восстанавливалась в том же виде, доски поднимались и укладывались в прежнем порядке, и даже в погребе старый кирпичный пол вернулся на своё место, хотя удобнее его было заменить на бетонный.
Когда я спросил отца, для чего он это делает, получил ответ: «Может когда-нибудь и узнаешь.»
Когда-нибудь наступило после его смерти. Я узнал.
У нашего семейства, обосновавшегося в Ренне и более трех веков владеющего двумя этажами старинного деревянного дома на Rue de la Psalette, есть сильная характерная черта – мы даём выход своей ярости, не взирая на последствия. Что это – плохая наследственность, дурное воспитание или последствия кровосмесительного брака между моим прапрапрадедом и его кузиной? Вопрос без ответа. Ясно лишь, что кровь Фрессонов обуздать непросто, но я надеюсь, что у детей моей сестры, выросших не в старом родовом доме, а в домах их отцов, наследственность другая.